Джойс Милман

ЗАКАДЫЧНЫЙ ДРУГ

[Нью-Йорк] Сотрудники Института бихевиористских исследований им. Этель Мерц провели анализ хронического и социально опасного состояния, получившего название «синдром закадычного друга». В течение многих лет считалось, что этот синдром затрагивает только лиц из группы высокого риска, к примеру второстепенных персонажей из телевизионных комедий положений. Но сейчас исследователи склонны считать, что это психическое состояние характерно для всех людей.

Страдающие синдромом закадычного друга проявляют крайний интерес к жизни своего более харизматичного друга (БХД), у них необычно сильная восприимчивость к его влиянию и повышенная терпимость к унижениям и оскорблениям с его стороны. Исследователи выяснили, что многие исторические личности, которых принято было считать бесполезными занудами, на самом деле страдали синдромом закадычного друга. В список страдальцев входят Эд Макмахон, [76]  многие вице-президенты и часто забываемый безымянный дружок Уильяма Шекспира (какая разница, как его звали — «Что в имени тебе моем?»), который никогда не жаловался, оплачивая выпивку, поскольку драматург в очередной раз забывал кошелек в других панталонах.

Доктор Гильда Моргенштерн, ведущий исследователь из Института им. Этель Мерц, отмечает, что ее собственная мать, Рода, в течение многих лет страдала от синдрома закадычного друга.

«Рода жила в тени своей более стройной и более веселой подруги, которая могла заставить улыбаться весь мир. Она могла наполнить смыслом самый пустой день, — говорит доктор Моргенштерн. — И стресс от такого состояния дал о себе знать. Рода пыталась найти спасение в еде, в диете, «йо-йо», в неудачном браке с молодым человеком, который был красивее ее. Низкая самооценка привела к тому, что она утратила свое «я», что символически выразилось в отказе носить что-либо другое, кроме скрывающего фигуру деревенского кафтана (цветного, но бесформенного) и платка, который она заматывала вокруг головы. Эта ужасная борьба матери с самой собой заставила меня попытаться раскрыть тайну синдрома закадычного друга».

Ну ладно. На самом деле в медицине синдрома закадычного друга не существует. А жалко. Закадычные друзья — тоже люди, хотя мало похожие на настоящих друзей, судя но тому, как их изображают на телевидении. Я говорю не об отношениях равенства в таких динамичных дуэтах, как «Кэши и Лэйси», «Лаверн и Ширли» и «Странная пара». Я говорю о сериалах, где второстепенный персонаж играет роль софита, направляя свет на звезду. В солнечной системе знаменитости ему уготована роль Луны, спутника.

Такой закадычный дружок нужен для того, чтобы выставить главного героя в лучшем свете. А в случае «Доктора Хауса» — в плохом. Если бы синдром закадычного друга существовал на самом деле, доктор Джеймс Уилсон должен был быть воплощением этого состояния. Во многих отношениях синдром закадычного друга связан с проявлением эгоизма и давления со стороны более харизматичного друга на его приятеля. А Уилсону не нужен более харизматичный друг, чем доктор Грегори Хаус. Блестящий диагност, Хаус превратился в легенду, и не только потому, что спасает многих больных, по и из-за своих совершенно необычных методов диагностики и из-за того, что он сложный, а временами невыносимый человек. Хаус и Уилсон дружны со времен обучения в медицинском вузе, где внимательный к людям и глубоко чувствующий Уилсон оказался в орбите лихого и рискового приятеля. Несколько лет назад Хаус перенес закупорку сосудов, в результате которой ходит с тростью, терпит постоянную боль и принимает викодин. В результате такого сочетания инвалидности, наркозависимости и собственного супер-эго Хаус превратился в злобного, высокомерного, эгоцентричного, грубого, экстравагантного и манипулирующего окружающими людьми человека. И тем не менее Уилсон считает его своим лучшим другом. Не один раз он вытаскивает Хауса из неприятностей, в результате чего его собственная карьера оказывается под угрозой. Хаус платит ему оскорблениями и неблагодарностью. Почему же такой умный, добрый и удачливый в профессиональном отношении человек, каким является Уилсон (а он является опытным онкологом), попадает под влияние такого испорченного человека как Хаус? Мой диагноз таков: синдром закадычного друга. Причем у Уилсона он проявляется классическим образом.

Желание потрафить. Типичный закадычный друг страдает от невысокой самооценки. В сериалах закадычных друзей обычно изображают тупыми идиотами, которых просто тянет на всякие приключения, тем более что рядом с ними находится более харизматичный друг. Уилсон со своими пластиковыми коробочками, в которых он приносит на работу еду, старомодными галстуками и бровями, как у героини сериала «Дурнушка», не исключение. Он с недоумением смотрит на Хауса с его трехдневной щетиной, на его мотоцикл, и в сравнении с Уилсоном последний выглядит еще более брутально и сексуально.

У закадычного друга есть сильное желание угодить своему более харизматичному другу, но поскольку его роль зачастую выписана не очень подробно, нам непонятно, зачем он это делает. Почему Барни Рабл старается угодить всякой прихоти Фреда Флинтстоуна? Почему Гарет и Дуайт в британской и американской версиях сериала «Офиса» лижут задницу Дэвида и, соответственно, Майкла? Как может Уилсон, после издевок и насмешек Хауса, смотреть ему в глаза и говорить: «Для меня имеют значение только две вещи — эта работа и наша чертова дружба» (серия «Младенцы и вода в ванной», 1–18)? И чем смысл пребывания в тени более талантливого, более яркого и харизматичного друга, который заставляет все это терпеть? Это боязнь того, что тебя отвергнут? Или что-то более серьезное? До «Хауса» актер Роберт Шон Леонард, играющий Уилсона, был главным образом, известен по своей роли в фильме «Общество мертвых поэтов», где он играл Нила Перри, ранимого мальчика из подготовительной школы, — на которого давит строгий и властный отец. Да, я понимаю, мы сейчас говорим о двух вымышленных героях, но серьезный и вежливый Нил, этот подросток со щелями между зубами, является копией Уилсона. Когда мы видим, как Нил безуспешно пытается угодить холодному и властному отцу, возникает вопрос, каков же отец у Уилсона. Такой же отстраненный и не отвечающий па доброту, как Хаус? Такие однобокие отношения между отцом и сыном могли бы объяснить, почему Уилсон так старается доказать свою значимость, пытаясь решать неразрешимые проблемы, напрасно пытаясь помочь всем. Хаусу в том числе.

«Половина всех врачей-онкологов как-то перегорают и утрачивают чувствительность к страданиям больных, но ты — ты просто упиваешься этими страданиями» («Хаус против Бога», 2–19) — и это так! Уилсону необходимо быть нужным окружающим, и это желание заходит настолько далеко, что как-то раз он даже начат спать со своей пациенткой.

Нездоровый интерес к любовным делам БХД. Как изголодавшаяся по мужскому вниманию Рода Моргенштерн, которая с утра до вечера готова была слушать рассказы Мэрн Ричарде о ее (скромных) успехах на любовном фронте, так и Уилсон просто зациклен на отношениях Хауса с женщинами. Он выпытывает у него, как обстоят дела с его бывшей подругой, Стэйси, его интересует, что испытывает Хаус по отношению к Кэмерон, симпатичной молодой практикантке, втюрившейся в своего начальника. В серии «Любовь зла» (1–20) Уилсон мечется по квартире Хауса, советуя, что надеть для свидания с Кэмерон («Широкий галстук слишком короток, ты будешь похож па Лу Костелло»). Уилсон также советует Хаусу, как себя вести на свидании: «Открой перед ней дверь, придвинь стул, похвали ее туфли… затем выслушай, о чем она мечтает, на что рассчитывает, чего хочет. Положись на меня. Эх, ты только и можешь лазать к женщинам под юбки». Ага, вот в чем секрет успеха Уилсона у трех жен и многочисленных любовниц. Может быть, он и придурок, но выслушать готов.

Уилсон избирает тактику упредительного поведения с женщинами, которых он воспринимает как угрозу благополучию и счастью Хауса. Перед тем как Хаус отправился на свидание с Кэмерон, Уилсон предупреждает ее, что Хаус уже «давным-давно ни перед кем не открывался» и что она должна понимать, что «если он разоткровенничается, а она проявит бестактность, то другого случая уже не представится» («Любовь зла», 1–20). Он также говорит Стэйси, когда та возобновила отношения с Хаусом: «Когда ты ушла, именно мне пришлось собирать осколки!». Хотя, если честно, похоже, что Уилсону льстит роль главного собирателя осколков («Хочу знать», 2–11). В то время как Уилсон занят романтическими приключениями своего более харизматичного друга, личная жизнь самого Уилсона не ладится. А Хаусу нравится подтрунивать над этим, он постоянно дразнит его за юношескую романтику и за нескладывающиеся отношения с женщинами. «Я люблю свою жену!» — возражает Уилсон в серии «Верность» (1–7), на что Хаус отвечает: «Ты любил всех своих жен. Наверное, и до сих пор любишь. На самом деле ты, вероятно, любишь всех женщин, которых ты любил и которые не были твоими женами». Причина, по которой Уилсону не везет в длительных и моногамных отношениях с женщинами, очевидна. Это не блудливость и не постоянный поиск романтического идеала — причина в том, что этот мужчина испытывает страсть к Хаусу. Я не утверждаю, что Уилсон гомосексуалист, — хотя я не стала бы исключать такой занятный поворот в сюжете, ведь для натурала Уилсон знает подозрительно много о группе «Village People». Нет, скорее это похоже на эпизод из сериала «Зайнфельд», в котором Джерри попадает под обаяние нового друга, баскетболиста Кита Эрнандеса. Волнение, которое Уилсон испытывает в результате бурных отношений с Хаусом; их словесные перепалки; напряжение, с которым он наблюдает за рискованными приключениями Хауса; трепет, с которым он следит за тем, как этот замечательный ум разрешает самые невероятные головоломки, — такое эмоциональное возбуждение значительно сильнее, чем то, которое он когда-либо испытывал с женами и подружками. Как-то раз он сказал Хаусу: «Мои браки были таким дерьмом, что я все свое время проводил с тобой!» («Дураки, которых мы любим», 3–5).

Верность и желание защитить. У Уилсона много общего с самым великим и закадычным другом всех времен и народов, помощником Шерлока Холмса доктором Джоном Уотсоном. Случайно ли, что имена Уилсон п Уотсон отличаются только двумя буквами? И Уилсон и Уотсон существуют рядом с гениями. В общем-то, посредственный Уотсон оказывается антиподом Холмса с его фантастическими дедуктивными способностями. А Уилсон с его здравым профессиональным мышлением, но без полета фантазии, представляет собой собирательный образ врача, который делает все правильно, но которому не дано находить яркие и неординарные решения медицинских загадок. Уотсон и Уилсон — верные защитники и слуги гениев с присущими гениям недостатками. Без Уилсона, упрямо взывающего к сознанию Хауса и всячески оберегающего их дружбу, Хаус мог бы превратиться в еще более холодного мизантропа (даже страшно об этом подумать!). Уотсон также является образцом верности своему холодному и высокоинтеллектуальному другу (который, между прочим, является наркоманом). И хотя Уотсон не чета Шерлоку Холмсу, когда дело касается разгадки преступления, у него есть определенные заслуги, ведь именно он повествует нам о происходящем. Он рисует нам Холмса, поэтому наше восприятие великого сыщика главным образом зависит от его замечательного повествования.

Уилсон не является рассказчиком о событиях, происходящих в «Докторе Хаусе», но в диалогах с другими персонажами он уделяет много внимания психоанализу главного героя, он рассказывает о Хаусе как о ком-то, кто принадлежат только ему; фактически он формирует наше мнение о нем.

«Ряд исследователей доказали, что психическая боль может проявляться в физической боли», — говорит Уилсон Хаусу, когда к тому вернулась бывшая подружка Стэйси и когда боль в ноге стала мучить его еще сильнее («Внешность обманчива», 2–13). Уилсон часто оказывается проводником, с помощью которого авторы сериала рассказывают нам о личности Хауса и мотивах его поведения. В данном случае Уилсон говорит нам, что мы должны воспринимать физическое состояние Хауса (очень даже реальное) как некую метафору его изломанного эмоционального состояния.

Уилсон говорит Хаусу: «Ты себе не нравишься. Ты собой восхищаешься. Вот такой ты есть, и тебя не изменить… Твои страдания не делают тебя лучше других… они тебя делают жалким» («Хочу знать», 2–11). Эти слова — не просто проявление суровой любви, этими словами он показывает нам, что его не одурачишь и не напугаешь игрой Хауса в страдающего гения и что нам тоже не следует попадаться в эту ловушку. Слова Уилсона спускают Хауса до уровня, на котором находимся все мы, и нам становится легче его понимать.

Что касается рассуждений: «Религиозная вера раздражает, потому что если вселенная существует по абстрактным правилам, вы можете овладеть этими правилами и защитить себя. Если есть Бог, он может раздавить вам в любой момент» («Хаус против Бога», 2–19), то они во многом подкрепляют психологические мотивы, лежащие в основе бравады Хауса. Уилсон знает, что для Хауса самое страшное — потерять контроль над происходящим, стать жертвой случая, как это произошло во время закупорки артерии, в результате которой он стал хромать.

Уилсон замечательно изложил суть Хауса (и исходное положение всего сериала) словами: «Ты ведь знаешь, что у некоторых врачей есть комплекс мессии, им нужно спасать мир. А у тебя комплекс Рубика, тебе нужно отгадать загадку» («Меня не реанимировать», 1–9). Четыре строчки практически как из анонса в телепрограмме для зрителей с небольшим объемом внимания.

Уилсон очень сопереживающий врач, тогда как Хаус — это крайне изломанная личность. Будучи вдвоем, они усугубляют синдром закадычного друга. По мере того как Хаус становится все более дерзким и идет по пути саморазрушения, Уилсон действует все более нелепо и все более укрепляется в намерении поставить диагноз Хаусу, распознать его болезнь и излечить. В серии «Линии на песке» (3–4) Уилсон приходит к убеждению, что у Хауса аутизм, в доказательство чего приводит его отказ подчиняться принятым в обществе правилам и нежелание менять себя. К счастью, директор больницы доктор Лиза Кадди спустила Уилсона на землю, предложив более правдоподобный диагноз поведения Хауса: «Он ненормальный».

Мазохистское терпение к оскорблениям и унижениям. Для закадычного друга приятно любое проявление внимания со стороны БХД. У многих закадычных друзей и компаньонов, как это показано на примере постоянной и самоуничижительной тяги Смизерса к мистеру Бернсу («Симпсоны»), Хэнка Кингсли к Лэрри («Шоу Лэрри Сэндерса») и Фарнума к Элу Сверенгену («Дэдвуд»), отсутствует способность понимать, когда их присутствие начинает раздражать, — даже тогда, когда их БХД недвусмысленно дают им это понять, причем в достаточно резкой форме. «В какой момент человек, беспрестанно слышащий наставления от другого, превращается в идиота?» — зло спрашивает Хаус Уилсона, когда тот в очередной раз пытается провести сеанс психоанализа («Линии на песке», 3–4). Проблема состоит в том, что зачастую закадычные друзья упиваются такой враждебностью. Уилсон продолжает окружать своего сварливого друга чрезмерной заботой, даже когда тот мстит ему за эту заботу унизительными замечаниями, а иногда и просто лупит его по коленкам тростью. Но все повторяется вновь. Уилсон проявляет необычайное терпение в ответ на гнев Хауса и его отказ принять помощь и заботу. Он не ударит в ответ и не будет клясться в том, что навеки забудет Хауса. Напротив, он ведет себя корректно, хотя на лице его выражение немой боли и жалости. Самое большое, что он может себе позволить, — это колкость («В шведском языке слово «друг» также означает «хромой идиот»», «Истории»,1–10), но это не идет ни в какое сравнение с язвительным юмором Хауса. Во многих случаях Уилсон просто не способен противостоять тому, как с ним обращается Хаус. К примеру, тот регулярно тащит еду с подноса Уилсона, и очереди в кассу кафетерия влезает перед ним и говорит кассирше, что Уилсон заплатит за него, на что Уилсон лишь беспомощно пожимает плечами. Уилсону даже приходится просить его вернуть взятые взаймы деньги, а Хаус берет у него в долг на протяжении всех серий (уж не к тридцати ли тысячам долларов приближается эта сумма?).

Во втором сезоне, когда Уилсон разводился с женой. Хаус позволяет ему временно поселиться у себя. Однако этим кратким периодом совместного существования он пользуется для того, чтобы изводить Уилсона самым садистским образом. Он таскает из холодильника купленную Уилсоном еду, даже если на пищевых контейнерах есть надпись (что его очень хорошо характеризует) «Собственность Джеймса Уилсона» и даже если приготовленная Уилсоном домашняя и здоровая еда, по его словам, выглядит на тарелке так, «как будто это навозные жуки нагадили» («Без улик», 2–15). Хаус издевается над длительной утренней процедурой, во время которой Уилсон приводит себя в порядок («Ты что, сушишь волосы феном?»), он заставляет его мыть посуду («Без улик», 2–15). И он забавляется, как подросток, окуная руку спящего дружка в воду, чтобы тот обмочился во сне. И в то же время одинокий Хаус всячески противится попыткам Уилсона найти себе собственную квартиру, он удаляет с автоответчика сообщения от квартирных агентов и не выпускает его из дома.

Издевательства Хауса над Уилсоном приобретают психосексуальный оттенок, когда Хаус вешает стетоскоп на ручку двери при входе в дом — знак еще со времен учебы в вузе, означающий, что друг принимает у себя женщину и просит не мешать. Этим он как бы демонстрирует Уилсону свое сексуальное превосходство, заставляя беднягу часами бродить по улице. Однако когда Уилсона наконец-то пускают в дом, оказывается, что Хаус все это время был один и мастурбирует. Я понимаю, что мое эссе главным образом посвящено психологии не БХД, а его помощника, но не могу не дать медицинское определение эмоциональной проблеме Хауса: «Старик, ты в дерьме!»

Компаньон, вопреки своим убеждениям, позволяет более харизматнчному другу втянуть себя в свои интриги. Уилсон восхищается своим БХД, это восхищение ослепляет его; он боится его, навлекая на себя его неудовольствие, не желая рисковать дружбой, Уилсон часто уступает требованиям Хауса и участвует в его сомнительных и даже противозаконных делишках. Давайте назовем этот симптом «этелитом» в честь Этель Мерц, самой известной страдалицы от синдрома закадычного друга (возможно, вы помните, что ее трагическая неспособность противостоять влиянию Люси Рикардо, чокнутой рыжеволосой более харизматичной подружки, привела к развалу брака, к чуть ли не смертельной передозировке шоколада, к аресту за мошенничество, нарушению общественного порядка и попытке выдать себя за марсианку).

Под влиянием Хауса Уилсон, несомненно зрелый и ответственный человек, часто начинает вести себя, как подросток. Они, как двенадцатилетние, взирают на вырез платья Кадди. В серии «Любовь зла» (1–20) Уилсон подтрунивает над Хаусом, ходившим на свидание с Кэмерон, и распевает детскую песенку «Тили-тили-тесто, жених и невеста». Возможно, это глуповатая незрелость демонстрирует внутреннее желание Уилсона снять с себя ответственность зрелого возраста, и разве можно его за это обвинять? Но, похоже, что Уилсону, как и многим другим закадычным друзьям, очень хочется, чтобы Хаус взял на себя руководство и принимал за него решения.

Но Уилсон переходит опасную черту, когда позволяет Хаусу проявлять свою оригинальность на работе. В серии «Все включено» (2–17) он играет с Кадди в покер во время бенефиса «Ночь казино», чтобы отвлечь ее внимание и чтобы Хаус мог беспрепятственно ускользнуть и проделать с больным то, что ему делать было запрещено. Уилсон также защищает Хауса от больничной администрации, которая хочет наказать его за неподчинение. Уилсон предпочел уйти с работы, нежели поддержать решение администрации уволить Хауса, заявив: «Да, он наломал дров. Да, он жалок. И, вероятно, ему следует снова прочитать этический кодекс. Но при этом он лечит. Он спасает сотни жизнен» («Младенцы и вода в ванной», 1–18). Самое тревожное, что Уилсон выписывает Хаусу викодин, хотя понимает, что тот наркоман и глотает таблетки прямо на работе.

Хаус подделал подпись Уилсона па рецепте викодина. Когда полицейский спросил об этом Уилсона, тот снова почувствовал себя курицей-наседкой и солгал, чтобы защитить Хауса, утверждая, что подпись его. Даже когда против него было начато судебное расследование, банковский счет заморожен и ему пригрозили, что лишат медицинской лицензии, Уилсон не выдал Хауса и продолжал утверждать, что подпись на рецепте принадлежит ему. И в то время как Уилсон проявлял такую стойкую верность, Хаусу было до лампочки, что его друг попал в беду. Он не выказап ни раскаяния, ни сочувствия. Он даже не предложил подвезти Уилсона домой, после того как его машину конфисковали.

Даже в ситуации, когда карьера Уилсона находилась под угрозой, он все же идет на поводу у Хауса, помогая отвезти умирающего больного в Атлантик-Сити на безрассудную «последнюю гастроль». Уилсон не только решился на величайшую авантюру, когда предоставил необходимые ингредиенты, чтобы сделать больному его последний в этой жизни огромный сэндвич, но также обеспечил Хаусу алиби, чтобы скрыть его участие в самоубийстве пациента. Уилсон — это зеркало, в котором отражаются наши смешанные чувства к Хаусу, В своем друге он видит хорошее и понимает, что этого хорошего едва хватает, чтобы не перевесило плохое. Но он не может от него отвернуться. И мы не можем. Издевательства Хауса над Уилсоном заставляют нас смотреть сериал дальше, чтобы увидеть, насколько еще хватит этого пресмыкательства. Но «Доктор Хаус» быстро бы надоел, если бы Хаус был простой сволочью. В этом отношении верность Уилсона имеет очень большое значение; это сигнал зрителям о том, что хотя Хаус и ненормальный, у него есть один друг, считающий его достойным своей дружбы. Это позволяет нам усомниться в виновности Хауса, сохранить к нему некоторое сочувствие (и не выключить телевизор).

Да, Уилсон тоже не без проблем. Но без этого не обойтись: если ты закадычный друг, твой невроз и недостатки являются признаком того, что ты занимаешь более низкое положение, чем главный герой. Но твои невроз и недостатки не могут отвлекать внимание от него. Если так, то ты нарушил первейший долг закадычного друга: не оказал поддержку. Несмотря на то что исполнительский состав «Доктора Хауса» полностью современный, отношения между Хаусом и Уилсоном строятся по старой схеме отношений между телегероем и его спутником. Как Вивиан Вэнс в роли Этель Мери или Дон Нотс в роли Барни Файфа, Уилсон по замыслу Роберта Шона Леонарда знает, как далеко ему позволено зайти, чтобы не переключить внимание зрителей с громовержца Хауса на себя. Уилсон тихо занимается своим делом, это надежный и «хороший мальчик» в услужении у очень «плохого мальчишки», каковым является Хаус.

Уилсон открыт, Хаус замкнут, Уилсон великодушен, а Хаус — эгоист. Уилсон принимает близко к сердцу беды своих больных, тогда как для Хауса больные — это всего лишь занятная головоломка. В сравнении с Хаусом Уилсон предстает в некоторой степени занудой и моралистом, но так задумано. Нам нужна слащавость Уилсона, чтобы оценить сарказм Хауса. Нам нужно бескорыстие Уилсона, чтобы увидеть, насколько эгоистичен Хаус. Все это — для того, чтобы как можно ярче показать в главном герое героя (в случае Хауса — антигероя). Презрение Хауса и страх перед человеческими отношениями никогда не вызывали такого отвращения, как в серии «Вскрытие» (2–2), в которой наш бессердечный негодяй издевательски спрашивает у Уилсона, нельзя ли ему присутствовать при том, как тот сообщит своей маленькой, но храброй пациентке, что у нее конечная стадия развития злокачественной опухоли, поскольку он «хочет посмотреть, куда денется ее храбрость, когда она узнает, что умирает». Можно нервно хихикнуть в ответ на отсутствие у Хауса чувства сопереживания, но очень быстро начинаешь понимать, что его поведение иначе как ужасным не назовешь, а если вы этого не поняли, то выражение ужаса на лице Уилсона вам это подскажет.

К чести авторов сериала, они не изображают Уилсона святым, точно так же как и Хауса — грешником. В третьем сезоне Уилсон пускается в какие-то интриги: он разрабатывает тайный план «помочь» Хаусу, и этот план — нечто среднее между помощью и пассивно-агрессивной местью. В серии «Каин и Авель» (32) Хаус впал в глубокую депрессию после того, как решил, что ему не удалось вылечить необъяснимый паралич у больного. В действительности он просто не догадывался, что его достаточно безрассудное и опрометчивое лечение дало положительные результаты, а Уилсон потребовал, чтобы эту информацию от Хауса скрыли, — чтобы преподать урок его эго и безрассудству.

«Пусть радуется, что все произошло именно так, — говорит Уилсон Кадди. — В следующий раз удача может отвернуться, и он кого-нибудь убьет». Когда Хаус узнал, что за всем этим стоит Уилсон, он поинтересовался: «Так в чем же твой план? Чтобы я опозорился и пересмотрел всю свою жизнь, подверг сомнению природу, истину и мораль и стал таким, как Кэмерон?», на что Уилсон отвечает: «Если бы тебе сообщили о том, что тебе удалось разрешить вопрос, не имея никаких медицинских подтверждений, ты бы решил, что ты Бог. И я боялся, что твои крылья могут растаять». Забота и внимание Уилсона окрашены ощущением собственной правоты на протяжении этих двух серий. О чем его слова? Действительно ли о спасении Хауса от самого себя или же в Уилсоне говорит чувство вины? Или он пытается доказать самому себе, что он действует в интересах больного, потому что в действительности предал друга, солгав ему? Или же это ощущение вины идет из каких-то более темных уголков его души? Возможно, Уилсон чувствует вину, потому что, пусть не во всем, но ему доставляет удовольствие держать судьбу Хауса в своих руках, а выказав некоторую долю смирения, он с удовольствием наблюдает, как Хаус вынужден усмирить свой гнев, и в этот момент Уилсон мстит за все, что он вытерпел от Хауса.

Самым смелым ходом Уилсона было его признание следователю из полиции, который занимался расследованием подделки рецептов для покупки викодина, когда он робко сказал: «Мне нужны мои тридцать сребреников» («Найти Иуду», 3–9). Подлинные мотивы поступка Уилсона можно интерпретировать по-разному. Это можно трактовать как самое настоящее предательство. Можно расценить это как отчаянную попытку заботливого друга заставить своего гибнущего приятеля повернуться лицом к своим проблемам. А возможно, это попытка оторваться от этой разрушительной дружбы?

Во всяком случае, когда в итоге Уилсон восстает против Хауса и выдает его, этим он проявляет себя как герой неординарный. Но тем не менее он соответствует всем качествам закадычного друга. Как Уотсон, Этель и все классические закадычные друзья и подружки, Уилсон является персонажем второго плана; он — достаточно ординарная личность, близко допущенная к фантастическому герою, ему позволено взирать на его гений и сумасшествие — и проникаться как благоговением, так и разочарованием. Уилсон — это рулетка, с помощью которой мы измеряем величие и ошибки Хауса; он в моральном отношении гораздо выше Хауса, что позволяет нам увидеть недостатки последнего, но он все-таки ниже его во всем том, что делает Хауса харизматичным и талантливым.

Самое главное — Уилсон делает Хауса более человечным. Хаус не похож на злого гения, когда издевается и поддразнивает Уилсона, скорее он делает это как обычный школьный хулиган. А в редких эпизодах, когда Хаус не пребывает в одиночестве, мы видим его дома, вместе с Уилсоном: на Рождество они едят китайскую еду, купленную в ресторане, смотрят телевизор, пьют пиво и вообще ведут себя, как обычные люди. Уилсон — это ниточка, связывающая Хауса с миром, предстающим перед нами во всей своей замечательной обыденности. Он — его доверенное лицо, его резонатор. Уилсон напоминает напарника Тома Хэнкса по волейболу в фильме «Изгой». Конечно, напарник — это всего лишь мяч. Но без него весь фильм был бы двухчасовым разговором одинокого человека с самим собой, человека, отрезанного от мира, утратившего человеческий облик и ставшего дикарем. Стоит запомнить, что имя этого мячика — Уилсон.

* * *

Джойс Милман является соавтором книги «Великая полемика со Снэйпом» (издательство «БенБелла/Бордерз»). Ее статьи о массовой культуре публиковались в «Нью-Йорк Тайме», «Бостон Феникс», на интернет-сайте Salon.com, в нескольких антологиях из серии «С март поп», включая «Черный Нептун» и «Заблудшие». О ее работах можно узнать, посетив сайт www.joycemillman.com.

 

Брэдли Сайнор

ЭТОТ ДОКТОР, КОТОРОГО МЫ НЕ ЗАМЕТИЛИ

Когда «Доктор Хаус» появился па экране, я не сразу начал его смотреть главным образом потому, что моей первой реакцией было: «Ну нет, еще один медицинский сериал».

А когда все-таки начал его смотреть, я понял, как ошибался. Первый же фильм, который, кажется, был шестым или седьмым в сезоне, оказался острым, с интересными персонажами и классными спецэффектами.

Почти с первых минут мне подумалось, что один из героев — довольно странный тип, или, по крайней мере, он показался мне странным. Этот персонаж Джеймс Эван Уилсон, выпускник медицинского университета Макгилл в Монреале. Помимо того что он руководит отделением онкологии учебной больницы Принстон-Плэйнсборо, он, оказывается, еще и лучший, а возможно, и единственный друг доктора Грегори Хауса.

Почти сразу Уилсон показался мне ненастоящим; это казалось более чем странным. Да, он присутствовал на экране, но что-то в нем было неестественное.

Несколько раз мы наблюдали, как Хаус оборачивался или поднимал голову, а Уилсон уже был тут как тут. Непонятно, как он вошел, — ни звука открывающейся двери, ни слов приветствия, ни намека на то, что он был рядом. Поначалу это случалось, когда в комнате никого не было. Потом я заметил, что временами и те, кто был в комнате, его как будто бы не замечали.

В серии «Бритва Оккама» (1–3), когда Форман вошел в кабинет Хауса с результатами анализов пациента, Уилсон и Хаус сидели за столом. Очевидно, они разговаривали, однако Форман ни взглядом, ни жестом не показал, что заметил Уилсона. Логично было бы предположить, что более молодой врач должен отреагировать на присутствие старшего доктора из вежливости или профессиональной этики, особенно если тот возглавляет такое важное отделение в больнице, как онкологическое. (Хотя справедливости ради надо сказать, что и Уилсон тоже не обернулся и не взглянул на Формана, что, в общем-то, можно воспринять как нормальную реакцию на появление кого-то в комнате, если ты увлечен разговором.)

В начале серии «Если сделаешь, будешь проклят» (1–5) что-то подобное произошло с Кадди: она вошла, когда Уилсон и Xaуc говорили о каком-то больном. Кадди начала разговор с Хаусом и, казалось, не заметила Уилсона.

Этому можно найти объяснения. Обычно, когда Хаус чем-то поглощен, окружающие не рискуют отвлекать его, разве что дело срочное или кто-то умирает в этих случаях не до этикета. Но Уилсона не замечают, даже если приходят по важным вопросам.

И совершенно очевидно, что персонал больницы старается не разговаривать с Уилсоном в присутствии Хауса о делах, не относящихся к работе, поскольку знает, что это вызовет раздражение Хауса (Хаус проработал в больнице восемь лет, и многие работники побаиваются его — будь то врачи, медсестры или обслуживающий персонал. Вряд ли новичков на первом же собрании предупреждают о том, что с Хаусом надо быть настороже, но, держу пари, через пару дней им намекают, что лучше бы их дорожки не пересекались). Кстати, похоже, что не только больничный персонал не видит Уилсона. В серии «Если сделаешь, будешь проклят» сестра больного подходит к Хаусу и Уилсону, но обращается только к первому, так ни разу и не взглянув на Уилсона. В серии «Отцовство» (1–2) Хаус и Уилсон сидят на открытой террасе и обедают. К ним подходят родители больного подростка, которого лечит Хаус, и спрашивают, что будет с их сыном. Как и Форман, они разговаривают с Хаусом, как будто не видя, кто сидит рядом.

«Может, он — какой-то доктор, которого просто не заметили?» — предположила моя жена, когда я поделился с ней своими сомнениями.

Даже если бы Шерлоку Холмсу привели все имеющиеся факты, ему пришлось бы признать, что Уилсон — всего лишь воображаемый друг Хауса.

Бывает, люди выдумывают себе друзей, но это редко присуще тому, кто старше восьми лет. (И это еще раз показывает, что Хаус в некоторых случаях ведет себя по-детски). Дети часто придумывают дружбу, чтобы «попрактиковаться» в настоящих отношениях… А Хаусу, Бог мой, нужна ли такая практика? Почему это хороший способ научиться взаимоотношениям с другими? Потому что в игре ребенок может быть лидером, а с реальным другом это не всегда возможно. Держать все под контролем и быть лидером вот что на самом деле нравится Хаусу.

Воображаемые друзья часто заменяют детям компанию то, чего не хватает Хаусу (может быть, он бы и хотел, чтобы у него было больше приятелей, чем он пытается показать). Создатель наделяет этих друзей такими чертами, которые у него самого отсутствуют; они — идеальная копия самого ребенка. Маловероятно, что Хаус хочет быть Уилсоном — но ведь вполне возможно, что иногда он хотел бы проявлять больше сочувствия и доброты (или, по крайней мере, иметь больше подружек)?

Воображаемому другу можно довериться, ребенок может поделиться с ним своими проблемами и секретами. Уилсон в этом качестве отлично подходит Хаусу. И пусть не в каждом конкретном случае Уилсон способен подтвердить догадки Хауса, но он часто наталкивает его на выбор нужного направления. В серии «Если сделаешь, будешь проклят» Уилсон пошутил, что у больной монашки, возможно, аллергия на Бога. Хаус ухватился за мысль, что у нее внутри может быть инородное тело, вызывающее аллергию, и назначил полное сканирование организма. В серии «Охота» (2–7) дискуссия с Уилсоном о странном потоотделении у больного натолкнула Хаус на мысль, что болезнь может быть вызвана каким-то необычным паразитом.

Среди вымышленных героев Хаус — не первый, у кого есть воображаемый приятель. Классическим примером может служить Элвуд П. Дауд в театральной постановке и фильме «Харви», у которого был друг — невидимый кролик ростом в шесть футов (естественно, по имени Харви). Позже в длинном комиксе «Калвин и Хоббс» были показаны приключения шестилетнего Калвина и его лучшего друга, тигра Хоббса — мягкой игрушки, которая оживает и разговаривает только с Калвином.

Воображаемые друзья изображены в целом ряде телевизионных сериалов. В сериале «Госпиталь МЭШ» показан вымышленный друг детства Ястребиного Глаза, капитан Татл («Слушай, как я напьюсь, так и он тоже напивается» [ «Татл»]). В другом сериале, «Остаться в живых», изображен воображаемый друг Херли по имени Дэйв («Дэйв»),

Однако Уилсон существует на самом деле, в этом мы можем не сомневаться. В сериале «Доктор Хаус» многие подтвердят его реальность: администратор госпиталя доктор Лиза Кадди; другие члены команды; Дебби из бухгалтерии; следователь Майкл Триттер; Грейс, пациентка Уилсона, к которой он переехал, когда узнал, что она одинока и смертельно больна («Хаус против Бога», 2–19).

А что, если представить, что временами он не существует?

Другими словами, что, если существует два Уилсона: одни реальный, а другой — игра воображения Хауса?

Убедительная теория.

Но «Доктор Хаус» — медицинский сериал, поэтому надо попытаться найти медицинское объяснение этого явления. Так что давайте поставим диагноз Хаусу. Почему ему что-то видится?

Одной из возможных причин может быть шизофрения; ее симптомами являются видения и слуховые галлюцинации. Этим можно объяснить то, что Хаус видит и слышит Уилсона. Но обычно шизофреник слышит голоса, которые мучают и издеваются не только над ним, но и над окружающими, а Уилсон склонен все свои ругательства приберечь только для Хауса. (С другой стороны, Хаус…) А вот у больной шизофренией из серии «Метод Сократа» (1–6) были классические симптомы шизофрении — рассеянное внимание и отсутствие координации, — не похоже, что они есть у Хауса.

Причиной галлюцинаций, в которых Хаус видит друга, могут быть наркотики. Нам показывают, что для снятия хронической боли Хаус принимает только один наркотик — викодин, и принимает его в больших количествах: во многих сериях он глотает таблетки как конфетки «M&Ms». Рекомендуемая доза викодина, как советуют медицинские сайты, составляет не более пяти таблеток в сутки, их надо запивать шестью-восемью стаканами воды. Во время обыска в квартире Хауса полицейские находят около 600 таблеток викодина, причем этот запас ему нужно постоянно пополнять.

В нашей теории с наркотиками есть слабое звено — побочными эффектами викодина являются эйфория, судороги, головокружение (и другие), но не галлюцинации. Так что наркотики как возможное объяснение следует исключить.

С чем же мы тогда имеем дело, если «галлюцинации» Хауса не результат умственного расстройства или передозировки наркотиков?

Может быть, это что-то более реальное?

Хаус — более чем «просто деревенский врач», как его шутливо назвал Уилсон в одной из пилотных серий. Если бы он на самом деле начал галлюцинировать и ему бы казалось, что он встречает Уилсона там, где того нет, Хаус наверняка признал бы, чт о у него действительно начались проблемы со здоровьем.

Итак, какие же у нас есть варианты? Он мог бы обратиться к какому-нибудь врачу в другой больнице, если его эго не позволяет ему открыться коллегам. Он также мог бы предложить своей команде решить проблему вымышленного больного. Хаусу с его фантазией ничего не стоит выдумать какую-нибудь историю; вспомним случай с Кармен Электрой и подменой в серии «Три истории» (1–21), когда он попытался замаскировать личность настоящего пациента: «Я выбрал Кармен, потому что она показалась мне приятной альтернативой мужчине средних лет».

Поскольку Хаус ничего из вышеперечисленного не предпринял, значит, он отдает себе отчет в том, что время от времени разговаривает с человеком, которого рядом нет, и не считает это проблемой.

В серии «Без причины» (2–24), когда в Хауса стреляли, его подсознание разработало целый сценарий, в котором был задействован не только Уилсон, но и весь персонал больницы, не говоря уже о стрелявшем Мориарти. Все это ради того, чтобы найти способ облегчить постоянную боль в ноге.

Таким образом, Хаус, очевидно, понимает, что вымышленный Уилсон — это проекция его подсознания, а не заболевание. Так как он ничего не предпринимает, чтобы вылечиться, ему должно быть понятно, что слова воображаемого друга — это не что иное, как его собственные мысли, и они нужны, чтобы указать ему нужное направление при решении головоломок.

Нет сомнения, что Эго Хауса бесконечно тешит факт того, что при обращении к Уилсону он имеет возможность разговаривать с умнейшим из известных ему людей с самим собой.

* * *

Брэдли Сайнор опубликовал три сборника рассказов: «Темные грозовые ночи», «В тени» и «Игра с тайной» (в соавторстве с женой Сью). Его последние работы можно прочитать в сборниках «Космические кадеты», «Газета Грантвиля», «Что посетить», «Их убивают», «Кольцо огня 2» и «Хьюстон, у нас в гостях дружбаны». Кроме художественных произведений у него есть статьи в журналах и сборниках «Проходя через звездные врата» и «Одиссея Шеррил». Посетите его сайт  www.zettesworld.com/Sinor/in-dex.htm.

 

Вирджиния Бейкер

ХАУС ПРОТИВ КАДДИ

Деньги и бастион горькой правды

Почему Грег Хаус такой негодяй?

Это неплохой вопрос. У кого-нибудь готов диагноз? Как узнать правду о человеке, который умудряется ее так хорошо скрывать?

Симптомы не обманывают. Он лжет, он крадет. Нарушает правила и пользуется всеми, начиная от больных и друзей и заканчивая начальниками, как орудием для решения медицинской головоломки, которая привлекла его внимание. Чтобы найти ответ, Хаус готов пойти на все, он преодолеет любые границы. Если Хаусу не удается разрешить загадку или просто любой медицинский случай, который оказывается не под силу обычному врачу, он впадает в состояние одержимости, он готов на все, он идет на любые крайности.

Будучи человеком, движимым загадочными силами, Хаус сам по себе является самой настоящей загадкой. А действительно, почему он такой негодяй? Он ведет себя так отвратительно, чтобы добиться успеха в своем деле? А будет ли толк, если он изменит свое поведение в лучшую сторону?

На самом деле толку не будет. Как правило, именно его стремление решить проблему любыми дозволенными и недозволенными методами помогает спасти жизнь больного. И хотя Хаус — мастер свободного падения, яркое олицетворение притворства, уязвимости и всех человеческих слабостей, если приглядеться, можно увидеть, что он редко прибегает к искусству манипуляции без причины. И в этом заключается объяснение его успеха: Хаус поступает, говорит или рискует, чтобы докопаться до истины — независимо от того, что кому-то это может причинить боль. Вот почему он негодяй. И, по иронии, именно в этом причина успеха того, что он делает.

Но если бы Хаусу без всяких разговоров дали карт-бланш на все его выходки, все в сериале происходило бы без сучка и без задоринки, без трения. Трение — это теплота. Теплота подогревает наше волнение, интерес, любопытство. Зрителя приковывают к экрану проблемы, с которыми сталкивается Хаус, и то, как он ведет себя в этих ситуациях. И хотя медицинские споры, в которых участвует Хаус, интересны сами по себе, чаще всего они представлены в контексте других баталий, особенно когда дело касается противоречий между коммерческим аспектом медицины и чистотой диагностики, осуществляемой с маниакальным упорством.

Администрация больницы, как средоточие конфликта, позволяет нам увидеть, где медицина и выгода противоречат друг другу. Она также проливает свет на причину, по которой Хаус прибегает к крайним мерам в попытке спасти жизнь больных: его не заботят такие вещи, как закон, выгода или деньги. Для него определяющим фактором является Ответ.

Для доктора Лизы Кадди, директора больницы, определяющим фактором является финансовое благополучие и благосостояние ее учреждения. Если бы она полностью соответствовала этому типу руководителей, Грегу Хаусу пришлось бы работать в каком-нибудь другом месте, а не в учебной больнице Принстон-Плэйнсборо. Ведь администраторы — это гарантия финансовой и юридической стабильности больницы, они ее защитники и инструмент выживания.

Ирония заключается в том, что иногда доктор Грегори Хаус, человек, составляющий славу этой больницы, представляет для нее и самую большую угрозу. От него можно ожидать чего угодно. Он манипулирует людьми, он резок и даже груб. Внешне кажется, что единственное его положительное качество — это то, что он врач. И если коллеги, друзья и руководство часто в растерянности от поведения Хауса по крайней мере одному больному удалось разгадать тайну мотивов его поступков:

«Я узнаю эту хромоту. Я узнаю этот безымянный палец без кольца. И вашу одержимую натуру… Вы не будете спасать кого-то, кто этого не желает, вы не будете рисковать свободой или карьерой, если только у вас не будет одной-единствепной вещи. Для меня эта вещь — музыка, а для вас… Да, есть то, что делает нас великими, лучшими. А до остального нам нет дела»

(«Меня не реанимировать», 1–9).

В этом редком случае причина, по которой больной доверяет Хаусу-врачу, заключается в том, что он знает, что Хаус одержим поиском ответа, он пойдет на все, чтобы найти этот ответ. Такая причинно-следственная связь также служит символической моделью хрупкого (а иногда и сомнительного) баланса между верой и недоверием, существующего между Хаусом и Кадди, причем именно одержимость Хауса заставляет верить ему, в то время как он раз за разом подтверждает свой успех.

Вскоре становится понятно, что именно одержимость Хауса позволяет ему достичь совершенства в своем деле. В остальном ему не везет. Но как врач, как мастер исцеления он вне конкуренции. Если бы он не был так груб, то кто-нибудь и оказал ему такую же честь, как Клэптону, и написал на стене в метро «Хаус — Бог»?

Хаус не стал бы спорить с этим утверждением. Но он часто спорит с Кадди. И это нормально. Они и должны иметь диаметрально противоположные взгляды. В большинстве больничных сериалов администратор даже не является врачом, тем более деканом медицинского факультета. Он (а руководитель больницы всегда «он») может быть финансовым менеджером, которому недоступно чувство милосердия, он не способен понять страдания больных или ту надежду, которую вселяют в них несколько долларов, выделенных на лечение. А врач должен быть борцом за справедливость, пламенным крестоносцем, исполненным благородных порывов и, как правило, физически привлекательным человеком, в расцвете лет. В общем — противостояние Супермена и Лекса Лютора в вечной борьбе денег против человеческой жизни.

Как сказал бы Хаус: «Ерунда!»

Да, вечный конфликт между администратором и врачом добавил бы жару в этом сериале, усилил бы напряжение, которое закручивает сюжет и заставляет его развиваться. Наличие такого конфликта привело бы к тому, что зритель получил бы обычную парадигму взаимоотношений, к которой он уже привык и воспринимает не задумываясь.

Но, к счастью, создатели сериала не пошли по проторенному пути. В противостояние Хауса и Кадди заложено гораздо больше, чем стереотипное поведение агрессивного самца, наскакивающего на самку с целью добиться ее внимания. Их отношения изображены более тонко. Все начинается с какого-то раздражения друг другом и движется к полной взаимозависимости.

Хаус — это не Кларк Кент в халате врача. У него замечательные голубые глаза. Конечно, традиционной фигуры супергероя и роскошных темных волос нет (скорее Уилсон обладает необходимой внешностью героя, но, увы, не характером). Хаус говорит о себе, что он калека. Его физический недостаток очевиден. Чтобы увидеть прочие недостатки Хауса, нужно в течение какого-то времени испытать на себе его злой юмор и чудовищные антиобщественные выходки.

Первое, что привлекает внимание зрителя: руководителем клиники является привлекательная женщина, а не типичный авторитарный мачо в женском обличье, что сразу же делает героиню более интересной. Второе наблюдение касается того, что Кадди прекрасно знает, кто такой Хаус. Она взяла его на работу не просто так, а потому что может рассчитывать на него — такого, какой он есть. Она знает, что Хаус отнюдь не негодяй. Его гадкий характер не беспричинен, хотя иногда он поступает отвратительно, чтобы просто повеселиться. В его мерзком характере есть рациональное зерно, и Кадди знает, что в нужную минуту это зерно даст хорошие всходы.

К примеру, когда Хаус говорит одному из финансовых спонсоров больницы, что его жена крутит роман на стороне (такой вывод он сделал, потому что у того кожа приобрела оранжевый цвет, а жена этого не заметила), этот спонсор пожаловался Кадди. Та выступила в защиту Хауса, что хорошо характеризует их взаимоотношения:

«Мы всегда ладили друг с другом, вы были добры по отношению к нашей больнице, но я не думаю, что в данном случае мы найдем взаимопонимание. Есть у вашей жены любовник или нет, но вы пришли ко мне в полном убеждении, что я должна уволить Хауса. Я этого сделать не могу, даже если лишусь ваших денег. Потому что этот сукин сын — наш самый лучший врач»

(«Пилот», 1–1).

Положение таково: администраторы необходимы для ведения дел. Их существование оправданно. Они являются связующим звеном между узкими интересами специалистов и широкими интересами бизнеса и прибыли. Если бизнес, любой бизнес, не приносит прибыли, он выбывает из сферы бизнеса. Зарплаты сокращаются, людей увольняют. Экономика, начиная от местной и заканчивая мировой, разрушается, если нет новых денежных поступлений.

Хаус понимает это. Он понимает необходимость прибыли, он понимает, что деньги питают предприятие и поддерживают его благополучие. Не понимает он, почему деньги стоят на первом месте.

Это ставит его и Кадди в интересное положение. Потому что, чтобы выполнять работу, на которую она его взяла, Хаусу приходится проделывать с больными, врачами и больницей в целом все, что типичный администратор делать не стал бы. Если он не выполняет эту работу, он не нужен. А если выполняет, то чаще всего вступает в конфликт с Системой. Кадди, администратор, наделенная более чем средним умом, учла этот парадокс:

«Когда я брала тебя на работу, я знала, что ты ненормальный. Я буду стараться мешать твоим безумствам, но раз уж они уже сотворены… Пытаться убедить сумасшедшего не безумствовать — это само по себе безумство. Поэтому, когда я взяла тебя, я отложила пятьдесят тысяч долларов на юридические расходы — пока ты укладываешься в эту сумму»

(«Меня не реанимировать», 1–9).

Даже Кадди не знала, как далеко зайдет Хаус. Но по мере того как оба героя движутся по эллиптической орбите вечное и настороженное движение, в ходе которого им больше сопутствует успех, чем неудача, — возникают «узы» доверия друг к другу.

Однако безрассудная отвага во имя медицины и нежелание действовать в рамках это две разные вещи. Если взять сериал в целом, можно заключить, что Кадди склонна поддерживать Хауса, когда тот решает загадку опасного заболевания, но не спускает ему пренебрежение обязанностями:

«Твой график учета рабочего времени практически пуст. Ты не приходишь к больным на консультации. Ты на шесть лет отстал по обязательствам перед поликлиникой. Единственная причина, по которой я тебя не выгоняю, — это то, что ты много значишь для больницы в целом. Но так долго продолжаться не будет, если ты не будешь выполнять свою работу. Поликлиника — это тоже твоя работа. И я хочу, чтобы ты не отлынивал от нее»

(«Пилот», 1–1).

Хаус, цитируя философское изречение Мика Джаггера, говорит Кадди: «Не всегда получаешь то, что хочешь». Но реакция Кадди знаменует собой важный поворот в этих отношениях. Вместо запугивания Хауса, вместо проявления агрессии она лишает его права пользования диагностической лабораторией, не ставя об этом в известность. Он узнает об этом только тогда, когда возникает необходимость воспользоваться магнитно-резонансным томографом. Испытав унижение перед больным и тремя помощниками, он врывается в кабинет Кадди, рыча, что это оскорбление и неуважение. Вместо того чтобы накричать в ответ (что обязательно сделал бы стереотипный администратор в старом кино), Кадди платит ему той же монетой:

«Твои вопли должны меня испугать? Не знаю, что тут страшного. Будешь вопить дальше? Не страшно. Хочешь обидеть меня? Да, это страшно, но я уверена, что и этим меня не возьмешь. И кстати, я почитала философа, которого ты цитировал, — Джаггера. Ты прав, не всегда получаешь то, что хочешь. Но — «Если попытаешься, получишь»

(«Пилот», 1–1).

У Кадди свои аргументы. Прибыль — основа любого бизнеса. Это звезда, по которой бизнес прокладывает свой маршрут, а не «первая звезда и прямо до утра» из «Питера Пэна». В настоящем бизнесе мальчикам рекомендуется расти как можно быстрее, играть по правилам и добывать деньги на благо того же бизнеса.

Хаус-мятежник обращается к нашему подсознанию. В последние несколько лет мы и сами задаем себе этот вопрос, хотя его не слышно за шумом толпы общества потребителей: действительно ли количество не есть качество, действительно ли почти все, что нам преподносят как истину, является совершенной ерундой или преднамеренным обманом ради прибыли? Итак, прибыль сама по себе не есть что-то плохое. Мы понимаем, что значит прибыль для отдельного человека и для экономики в целом. Мы хотим получать прибыль от своих способностей. Мы не против того, чтобы платить за оказанные нам услуги, за проданные товары, позволяя другим извлечь прибыль за наш счет. Но нам не нравится, когда нас надувают, нас не устраивает, когда люди нам лгут или пользуются нами, чтобы извлечь прибыль, которая ими не заслужена. Или в случае медицины — когда рискуют нашим здоровьем в угоду прибыли.

Хаус и Кадди сталкиваются с проблемой, с которой ежедневно сталкиваемся и мы, хотя и по-разному. Нас выводит из себя ложь, преподносимая нам теми, кто гонится за прибылью, однако мы знаем, что, сами того не желая, являемся соучастниками этой лжи, безоговорочно ее принимая. Сериал достаточно тонко построен на этом парадоксе: Хаус — герой, потому что он делает то, что мы, как легковерные потребители, сделать не можем.

Идем дальше. Задайте неудобный вопрос: почему так много людей лжет из-за денег? Сточки зрения Хауса, люди лгут постоянно, это данность. Те, кто думает иначе, страдают от своего убеждения. Если вы признаете, что люди лгут, вы, не будете из-за этого расстраиваться и вас труднее будет обмануть. Хаус считает, что больные лгут, поэтому он ищет ответ не в их словах, а в типичных ситуациях, в парадоксах и даже в том, что ему удается найти в домах пациентов, — эти находки зачастую являются косвенной причиной заболевания. Мертвые кошки помогают установить отравление пестицидами. Слепые птицы помогают раскрыть причину неизвестной болезни Формана. Свинина, найденная в холодильнике, объясняет, почему мозг девушки разъедает некий паразит. То, что больной пьет совершенно безобидный чай, помогает раскрыть причину его чуть ли не смертельной реакции на медицинский препарат.

Хаус не верит. Он расследует. Это хороший подход, работающий на нас. Он полезен, когда мы делаем покупки, когда смотрим новости или когда врачи лечат больных. Если взглянуть на все с этой точки зрения — будь то смешные рекламные объявления на телевидении, заголовки новостей, от которых делается тошно, имена модных дизайнеров на этикетках, — становится понятно, что за всем этим стоит прибыль. Возмущаясь тем, что реклама товара лучше самого товара (помните — все лгут), мы наконец начинаем понимать, что в любой сфере обслуживания во главу угла ставится прибыль, а не честность.

Вот почему Хаус нам кажется героем. Правду следует искать у тех, кому наплевать на прибыль, — у таких ренегатов, как Хаус, которые идут вперед, не обращая внимания на помехи или опасности. Хаус находит истину, даже если ему приходится идти окольными путями, пробиваясь сквозь ложь, во многом сквозь собственную ложь. «Я вру больному, — говорит он, излагая Кадди собственное кредо. — Я иду на риск. Иногда больные умирают. Но если не рисковать, умрет еще больше больных, поэтому моя самая главная проблема в том, что у меня все в порядке с математикой» («Детоксикация», 1–11).

Пикантность ситуации заключается в том, что это кредо создает проблемы для Кадди, которая обязана охранять интересы Системы.

Когда Хаус лжет, к примеру, о величине опухоли больного, Кадди набрасывается на него:

КАДДИ : Обман! Обман был единственным выходом? У нас есть правила и есть основания для их использования…

ХАУС : Знаю, чтобы спасать жизнь. Особенно жизнь врачей, и не просто их жизнь, но их спокойную жизнь . Какого хрена делать операцию больному, если он может умереть и испортить статистику!

КАДДИ : Берген должен знать, кого он оперирует.

ХАУС : Верно-верно. Я об этом совершенно забыл, потому что только и думал, что у моей больной есть право на жизнь.

Между Хаусом и Кадди происходит множество стычек. Но удачей сериала является то, что эти конфликты преподносятся в умеренных дозах. Создатели не переборщили, изображая администраторов монстрами, а врачей святыми. Напряженность присутствует, но она подана в меру, что делает борьбу за первенство между Хаусом и Кадди еще более интересной. Эта борьба необычна, потому что происходит на двух уровнях.

Взаимодействие на первом уровне: Кадди давно известно, что Хаус настолько часто оказывается правым, что если пытаться ему мешать, то этим подвергаешь жизнь больного еще большей опасности. Очень быстро она начинает понимать: если бы Хаус сделал так, как говорит она, больной погиб бы.

К примеру, в серии «Все включено» (2–17) Хаус вступает в сговор с Уилсоном, чтобы тот задержал Кадди на больничном бенефисе, а сам берется поставить диагноз одному из ее очень молодых пациентов. Выслушав симптомы болезни мальчика по телефону, Кадди решает, что кровавый понос — это просто желудочно-кишечное расстройство, и продолжает играть в карты с Уилсоном. Хаус, услышав симптомы, прекращает игру и направляется в больницу, чтобы осмотреть мальчика. Он пытается найти правильное решение, чуть не губит мальчика, а потом вынужден держать ответ перед разъяренной Кадди, которая, как администратор, обязана вмешаться:

«Меня вызвали родители больного, они в ярости. Это мой больной. Иди домой, катайся на своем мотоцикле, размышляй в тишине, но и близко не подходи к Иэну!»

(«Все включено», 2–17).

Конечно, сама Кадди тоже не может понять, отчего умирает ребенок. Никто ничего не может понять, это страшная загадка, которая оказывается не под силу целой команде врачей. К счастью, Хаус не сдается. Он не уходит домой, а тайно от всех проводит анализ ткани и клеток, полученных во время предыдущих тестов, — и узнает, что убивает ребенка. Если бы он сдался, ребенок мог умереть, это Кадди прекрасно понимает.

В серии «Если сделаешь, будешь проклят» (1–5) роль «спасителя» показана иначе. Похоже, что Хаус в поиске диагноза может погубить больную монашку. Кадди говорит ему: «Я хочу оказать тебе величайшую услугу, которую один врач может оказать другому. Я помешаю тебе убить твоего больного. Я отстраняю тебя от лечения». За дело принимается сама Кадди, но, несмотря на ее усилия, состояние монашки продолжает ухудшаться. Хаус, который к этому времени провел кое-какую разведку, узнает, что монашка пьет чай из норичника, совершенно безобидный напиток, но губительный в сочетании с эпинефрином, который ей вводили ранее. Сделав победное открытие, Хаус бросает перед Кадди козырную карту: «Теперь я хочу оказать тебе величайшую услугу, которую один врач может оказать другому. Я помешаю тебе убить твоего больного».

Пожалуй, самый драматичный и занятный по изобретательности момент мы наблюдаем тогда, когда Хаус отказывается подчиниться приказу Кадди в серии «В безопасности» (2–16). В ней Хаус использует свой обычный метод проб и ошибок, постепенно сокращая список возможных причин заболевания, однако состояние девушки ухудшается настолько, что Кадди снова вынуждена вмешаться. Она настаивает на внутрисердечной дефибрилляции, чтобы поддержать работу сердца. А Хаус утверждает, что в действительности девочка погибает от клеща, хотя она была осмотрена и на ее теле ничего обнаружено не было. На этот раз Кадди не позволяет Хаусу подходить к девушке и отстраняет его от лечения, буквально отталкивая от каталки с больной со словами: «Все, охота за волшебным клещом закончилась. Теперь пусть этим занимаются только врачи».

Уилсон, видя как мается отстраненный от лечения Хаус, предлагает Кадди перевести девушку в палату интенсивной терапии для более серьезного лечения, которое не может быть оказано в отделении экстренной помощи Конечно, это уловка: когда Форман закатывает каталку в лифт, туда же заходит Хаус, преграждая тростью доступ всей свите врачей и родителей. Кадди приказывает Хаусу выйти из лифта. Тот не подчиняется, тогда она поручает заботу о девушке Форману. Но как только двери лифта закрываются, Хаус нажимает кнопку экстренной остановки, меняясь ролями с Кадди: теперь она не имеет доступа к больной. В мире Хауса плутовство всегда побеждает власть.

Конечно, Кадди быстро понимает, что остановка лифта вызвана не поломкой. Поскольку состояние больной ухудшается и сердце вот-вот остановится, Форман упрекает Хауса за упрямство: «Мы ее украли, а теперь ты хочешь ее убить?! Мы осмотрели каждый сантиметр ее тела. Это конец».

В тот момент, когда Форман отпускает кнопку экстренной остановки, Хаус трясет девушку, спрашивая, имела ли она сношения с молодым человеком перед тем, как попала в больницу. Девушка кивает и теряет сознание, Форман в ужасе. Тогда Хаус начинает что-то искать в волосах на ее лобке. Лифт со звоном останавливается, двери открываются, демонстрируя происходящее родителям девушки, Уилсону и Кадди. Думая, что Хаус занимается растлением дочери, разъяренный отец отталкивает его, но мы видим, что у того что-то зажато в руке. Это клещ, то самое существо, которое по его предсказанию, явилось причиной заболевания. Ему не верили, но клещ у него в руке, отвергать доказательство бессмысленно. Хаус заявляет: «Вот это было ужасно. Введите ей порэпинефрин, сердце вернется в норму. Завтра она будет полностью здорова».

Так оно и вышло. Потому что часто единственный способ спасти больного — это уловки и хитрости Хауса и его желание утвердить свое главенство на любом уровне. Когда Кадди забирает у него больных, она знает, что может произойти непоправимое.

Однако иногда необходимость следовать правилам приводит Хауса и Кадди к более серьезным конфликтам. Когда Форман заболевает чем-то, что кажется неизлечимой болезнью, которая, помимо этого, еще и заразна, Кадди требует, чтобы его поместили в изолятор и поставили в известность Центр контроля заболеваний. Ее действия означали гибель Формана, что она и Хаус прекрасно понимали. «Ты убиваешь Формана из-за какого-то может быть», — обвиняет ее Хаус. Он добивается встречи Кадди с отцом Формана, он увещевает ее провести биопсию в больнице, а не ждать решения Центра. Но Кадди не поддается даже тогда, когда Хаус говорит: «Не надо винить правила. И не вешай все на политику и протокол». Ответ Кадди отцу Формана дипломатичен и по-административному тверд:

«Я хорошо понимаю, что на карту поставлена жизнь вашего сына, точно так же я понимаю, что мое решение покажется трагическим вашей семье и друзьям. Чтобы понять это, мне их присутствие не нужно. У вашего сына неизвестное инфекционное смертельное заболевание. Если мы не остановим распространение этого заболевания, могут пострадать другие люди. И этим людям я тоже сочувствую, но их присутствие здесь тоже не нужно.

(«Эйфория, часть 2», 2–21.)

Кадди нелегко соблюдать правила такой ценой. Этот эпизод доказывает, что если Хаус готов на всякие ухищрения, чтобы получить ответ на вопрос, Кадди также способна проявить административный характер, даже если ей для этого приходится приносить в жертву других. Это качество Кадди в чем-то сходно со способностями Хауса управлять людьми и манипулировать любой ситуацией и даже унижать любого для достижения цели. По если Хаус находит удовольствие в том, что подчиняет людей своей воле, Кадди таких чувств не испытывает.

ФОРМАН : Что ты здесь делаешь?

КАДДИ : Ты мой друг. И я должна быть здесь.

ФОРМАН : Мне жаль, что Хаус пытался использовать моего отца, чтобы манипулировать тобой. У тебя есть свое определенное мнение, и ты не станешь менять его только потому, что поговорила с отцом. Но я не прощу тебя за то, что ты пришла и спросила, как я себя чувствую.

КАДДИ : Знаешь ли, у меня не было выбора.

ФОРМАН : О нет, выбор был!

КАДДИ : И наказание за нарушение правил?

ФОРМАН : Неужели смертный приговор? Сомневаюсь. Откровенно, меня бы устроило, если бы тебя оштрафовали, отстранили от работы, дали пару лет тюрьмы, если бы это спасло мою жизнь!

Даже не осознавая того, Форман (который, по иронии, не может оценить отчаянную тактику Хауса) говорит Кадди, что ей следовало бы взять что-то от Хауса, пренебречь угрозой наказания для спасения жизни, что она приносит в жертву его жизнь ради неких абстрактных правил, распоряжений и финансового благополучия. Тем не менее Кадди стоит на своем, и в то время как Хаус изыскивает способ в очередной раз обойти правила, чтобы спасти положение, Кадди, как следует из этой серии, действительно готова принести жертву, когда это необходимо, но ради больницы, а не ради больного.

Такие конфликты придают сериалу неповторимую серьезность, но именно колкости Хауса и Кадди в отношении друг друга в ходе их «поликлинической» войны открывают дверь для юмора, который является вторым уровнем их шатких отношений и который оказывается важной составляющей успеха этого сериала. То, что Кадди — женщина, а Хаус — мужчина, дает дополнительную возможность для такого общения, которое было бы невозможно между двумя мужчинами — закоренелыми антагонистами. Обсуждая с Уилсоном медицинские головоломки, Хаус замечает Кадди, которая проходит в пределах слышимости, и громко говорит Уилсону:

ХАУС : И на ней, можешь себе представить, потрясающая теннисная юбочка и футболка в обтяжку. Мне чуть дурно не стало. [Делает вид, что только что заметим Кадди]. Черт, я тебя не заметил. Странно.

КАДДИ : Ну, и как твоя проститутка?

ХАУС : Ах, как любезно, что ты спрашиваешь. Занятная история. Она хотела стать администратором больницы, но как представила, что ей придется трахаться с такими же, передумала.

Колкости, которыми обмениваются стороны в ходе «поликлинической» войны, бывают непристойными, изобретательными и дико смешными. Войдя в помещение поликлиники, заполненное пациентами, Кадди начинает отчитывать Хауса за то, что тот на полчаса опоздал на работу. Не вступая с ней в дискуссию, Хаус обращается к присутствующим:

«Привет, болезные! В интересах экономии времени и чтобы не тратить его на пустую болтовню потом, сообщаю, что я — доктор Грегори Хаус. Я единственный врач в этой поликлинике, работающий не по своей воле. Но не волнуйтесь, потому что с большинством ваших проблем может справиться и мартышка, дав вам бутылку мотрина. Кстати, если будете особенно докучать, увидите, как я принимаю это. Это викодин. Нет, я не участвую в программе помощи больным, страдающим от боли… Но кто знает? Возможно, я ошибаюсь. Может, я слишком накачался, чтобы ясно выражаться. Итак, кто ко мне?

(«Бритва Оккама», 1–3).

Чтобы Кадди перестала требовать от него вести прием в поликлинике, Хаус вызывает ее на консультацию но каждому пустяковому поводу. Кадди парирует:

«Не выйдет. Заешь почему? Потому что это смешно. Ты пытаешься найти способ унизить меня, а я пытаюсь найти способ унизить тебя. Это игра. Ты проиграешь, потому что у меня преимущество на старте. Ты уже унижен»

(«Метод Сократа», 1–3).

Иногда игра идет всерьез. В нескольких сериях Хаусу для спасения больных приходится запрашивать донорские органы. Как правило, Кадди удается достать Хаусу необходимое. Но иногда бюджет больницы, за который она отвечает, этого сделать не позволяет.

К примеру, когда Хаус обнаружил, что у 65-летнего больного сердце разрушено бактериями, ему приходится докладывать об этом не только Кадди, но и всей комиссии по пересадке органов. Один из членов комиссии, доктор по имени Симпсон, говорит, что даже если больной получит новое сердце, все равно жить ему останется всего ничего, поэтому он не самый подходящий кандидат на пересадку.

ХАУС : Итак, вы утверждаете, что стариков, в отличие от молодых, спасать не нужно?

КАДДИ : Он говорит, что сердце для пересадки найти трудно. Вполне очевидно, что здесь необходимы некоторые критерии отбора.

СИМПСОН : Ваш больной уже пожил на свете. У нас есть 18-летние, которые только…

ХАУС : А сколько лет вам, доктор? Когда прикажете вас запихнуть в морозильник?

(«Секс убивает», 2–14)

Когда Хаус получает отказ, он не мечется в бессильной злобе по поводу несправедливости системы, он идет в обход нее. Удивительно то, что для этого он использует все ту же ненавистную поликлинику. Он находит женщину, мозг которой мертв, и просит отдать ему ее сердце — все равно оно никому не нужно, так как не отвечает стандартам, утвержденным в руководстве по пересадке органов. Муж женщины против, тогда Хаус знакомит его с дочерью своего пожилого пациента. Под натиском бурной благодарности со стороны дочери мужчина сдается и соглашается, чтобы сердце его умирающей жены отдали для пересадки.

Для Хауса это не есть нечто невообразимое, это способ экономить ресурсы. Он объясняет сбитой с толку Кадди: «Комиссия утверждает, что не возьмет ее сердце. А другая комиссия заявляет, что этому типу нужно новое сердце. Это просто какой-то брак на небесах» («Секс убивает», 2–14).

Но самое главное испытание двух характеров и их способности идти на компромисс начинается с появлением главного спонсора, Эдварда Воглера. Подарив больнице сто миллионов долларов, он становится председателем совета директоров и тут же начинает управлять больницей как коммерческим предприятием.

Да, это типичный администратор. Воглер — не врач, он бизнесмен, предприниматель, вложивший деньги в фармацевтическую промышленность. Он и Хаус сразу же невзлюбили друг друга. Но их противостояние выходит за пределы допустимого, когда Воглер начинает требовать от Хауса полного подчинения. Это его ошибка. Воглер, как он объясняет Хаусу, не занимается банальной административной борьбой с расточительством, ему нужен полный контроль над деятельностью врачей: «Это не обсуждается. И не обсуждалось. Я должен быть уверен в том, что что бы я ни попросил вас сделать, как бы вам это ни было противно, вы сделаете так, как я сказал» («Тяжесть», 1–16).

Воглер идет еще дальше, заставляя Хауса либо уволить кого-то из сотрудников, либо произнести за обедом речь, рекламируя новый препарат, который, как знает Хаус, малоэффективен. Воглер постоянно напоминает Хаусу, чтобы тот не забыл «произнести свою шутку». Дав этот замечательный совет, Воглер окончательно убеждается в своей победе над Хаусом и ликует при виде его капитуляции.

Зная, что он в руках у Воглера, и не желая поступать с коллегами так, как ему приказано, Хаус пользуется уроком, полученным от своих больных, которые проявляют мужество, признавая, что иногда поражение стоит больше, чем полная победа.

На обеде Хаус действительно произносит речь, издеваясь над Воглером и его советом. Он устраивает невероятно блеклое представление, зачитывая монотонным голосом пресс-релиз. Когда он садится, Воглер говорит: «Это не речь. [Кто будет уволен?] Форман или Камерон?» Хаус улыбается, возвращается к трибуне и говорит собравшимся:

«Вам известно, откуда я знаю, что новый АКФ-ингибитор — хороший препарат? Ведь старый был не хуже. А новый — такой же, просто более дорогой. Он гораздо дороже старого. Видите ли… когда у того или иного препарата отбирают патент, Воглер и мальчики из его компании этот препарат видоизменяют и получают на него новый патент. Они делают не просто новую таблетку, а миллионы долларов. Что хорошо для всех, так? Больные? Тьфу! Кому до них есть дело! Они просто больные и убогие, видно, Бог никогда их не любил. [ Поворачиваясь к Воглеру с глупой улыбкой ] Ну, как тебе моя шутка?».

(«Ролевая модель». 1–17).

В отместку Воглер, пользуясь своим положением в совете директоров, начинает гонения на Хауса, Уилсона и Кадди, требуя, чтобы их уволили из больницы. Кадди набрасывается на Хауса: «Ты — великий врач, но ты не стоишь сто миллионов долларов!»

В итоге Хаус доказывает, что его нельзя купить, но и Кадди также доказывает, что хорошие администраторы способны найти необходимый баланс между прибылью и человеческим фактором. Когда Воглер созывает заседание совета директоров, Кадди выступает на нем со словами:

«Если вы считаете, что Хаус должен уйти, если вы считаете, что мне нужно уйти, что Уилсон должен уйти, тогда голосуйте за это решение. Но если вы сделаете это из-за боязни потерять его [Воглера] деньги, тогда он прав — он действительно купил вас и владеет вами. Итак, у вас есть выбор. Возможно, последний, когда вы по-настоящему можете выбирать».

(«Младенцы и вода в ванной», 1–18).

Совет решает восстановить свою власть и сохранить своих людей. Хаус, Уилсон, Чейз и Форман празднуют победу с шампанским в кабинете Хауса. Когда входит Кадди, Хаус ликует:

ХАУС : Кадди — просто гений, смогла убедить четверых пожертвовать состоянием ради наших жалких задниц. Доктор Кадди! Герой дня!

КАДДИ : Что вы делаете?

ХАУС : Мы пьем. Кажется, это очевидно.

КАДДИ [принимая бокал]: Я спасла тебя, Уилсона, спасла всю команду. Конечно, никого из них спасать не пришлось бы, сумей ты поладить всего с одним человеком.

ХАУС : Благодарю вас, мисс Зануда.

КАДДИ : Ты обошелся нам всего лишь в сто миллионов. Тебе не веселиться, а плакать надо. Я лично плачу.

(«Младенцы и вода в ванной», 1–18)

Здесь наши симпатии на стороне Кадди, которая в роли администратора становится защитником наших жизненных интересов. Понятно, что как бы дорого ни обходился Хаус, в большинстве случаев он прав в своих поступках. Но очевидно, что и Кадди является героической личностью, она пытается найти верный баланс между тем, что нужно Хаусу, и тем, что нужно для нормальной работы больницы (и соответственно для сохранения рабочих мест).

Места, которые Кадди удается сохранить, могут быть нашими рабочими местами. Места, которые она сокращает, могут быть нашими рабочими местами. Причины, по которым она поступает так или иначе, могут вызывать столько же эмоций, сколько вы испытываете при виде какой-нибудь бухгалтерской бумажки, но эти же причины могут разорвать сердце врача, теряющего спонсорские деньги. Мы любим Хауса за то, что он — бунтарь, сражающийся за высокую идею. Но мы должны любить и Кадди, которая знает, когда позволить бунтарю защищать больного от смерти, а когда защищать всех нас от этого бунтаря.

Странно, но именно на таком зыбком основании возникло доверие между Хаусом и Кадди. Каждый из них уважает другого не вопреки, а благодаря тому, что между ними случаются конфликты.

ХАУС : Кадди. Твое чувство вины. Это неправильно, и от этого ты дерьмовый врач. Но от этого ты хорошо делаешь то, что тебе поручено делать.

КАДДИ : Ты считаешь, что извращенное чувство вины делает меня хорошим боссом?

ХАУС : Кадди… ты видишь мир таким, какой он есть, но ты видишь мир и таким, каким он мог бы быть. Не видишь ты того, что видят все остальные, — а между одним и другим гигантская, зияющая пропасть.

КАДДИ : Хаус, я не наивна. Я понимаю…

ХАУС : Если бы понимала, никогда не взяла бы меня на работу. Ты страдаешь, если что-то неправильно, что означает две вещи. Ты хороший босс. И ты никогда не будешь счастлива.

(«Шалтай-Болтай», 2–3)

По мере развития событий мы все меньше видим Хауса и Кадди в роли противников и все более как отражение совести друг друга. Кадди становится барьером на пути к финансовым неурядицам из-за доктора Хауса, который терзает больных, коллег и крутит кубик Рубика, решая медицинские загадки. А Хаус является тем чудаком, которому необходимо докопаться до сути вещей, который сводит счеты с Богом, «решая математическую задачку» («Хаус против Бога», 2–19), и который спасает жизнь людей, идя на риск и на злоупотребления.

Он раздвигает границы и находит ответы. Она направляет, защищает и дает ему свободу действий. Иногда она сама устанавливает границы. Он часто их обходит. И пока их взаимоотношения работают — больные живы, живо и равновесие между ними.

Простите меня за обманчивое название статьи (ведь все лгут, помните?). Слово «против» является лишним. Есть противоречия и различия, которые являются двумя сторонами одной медали, и кроме этого есть уважение друг к другу. Кадди и Хаус составляют великолепную команду. Потому что как Хаус рискует больными, коллегами и всей больницей, так и Кадди идет на риск, возможно, менее заметный, но столь же значимый, прикрывая Хауса, в то время как он делает все, что ему заблагорассудится, чтобы спасти жизнь больного. Она делает все, чтобы больница жила и процветала. И за этот риск и врач, и администратор заслуживают сто миллионов долларов.

* * *

Вирджиния Бейкер живет в штате Юта, где у нее есть стая птиц и кошки, которые этих птиц пугают. У нее диплом по английскому языку, но писать она научилась, читая хорошие книги. Она нигде не работает, но пишет книги, которые были награждены премиями. Ее первая книга «Джек-нож», опубликованная в издательстве «Penguin», является триллером о Джеке-потрошителе. Читает она книги или создает их — это ее любовь, они для нее как конфеты. Она считает, что если реальность — это мясо с гарниром, то хорошая книга — это шоколад на десерт.

 

Донна Эндрюс

СЕКС, ЛОЖЬ И МРТ

Больные лгут. По мнению Хауса, это — святая правда. Так?

Нет. По мнению доктора Грегори Хауса, «все лгут».

Больные — только часть категории «все». Часть, которая особенно раздражает, потому что их ложь мешает Хаусу делать его работу. Кстати, сначала я напечатала, «мешает Хаусу делать их работу», ведь честно сообщить всю информацию, которая помогла бы поставить диагноз, — работа больного. Как, наверное, это трудно — по каплям выуживать из них эту информацию, и Хаус использует все возможные способы — диагностические тесты, расспросы и… ложь.

Все крутится вокруг лжи. Как писательница детективов, я это точно знаю. Все в чем-то лгут, поэтому так сложно разгадывать загадки. Если бы неправду говорили исключительно преступники, многие детективные романы заканчивались бы на второй странице. Убийцу трудно уличить, потому что его ложь прячется за другой ложью, которая не имеет отношения к преступлению, но очень важна для тех, кто ее выдумывает.

Так что если в один прекрасный день вдруг изобретут лекарство против лжи, полицейские будут ликовать, а преступники и писатели детективов окажутся без работы. Кстати, «Доктор Хаус» тоже скорее детективный, чем медицинский, сериал. У этих сыщиков в руках стетоскопы, а не полицейский жетон и пистолет, а убийцу зачастую можно разглядеть только под микроскопом, но, как и в детективе, правда прячется за ложью.

Потому что, как сказал сам Хаус в одной из пилотных серий: «Правда начинается со лжи». Я это понимаю так: если мы узнаем, почему, когда и как люди лгут, мы ближе подойдем к пониманию того, что у них на уме.

КАДДИ : Когда я принимала тебя на работу, я знала, что ты ненормальный,

(«Меня не реанимировать», 1–9)

Как и положено главному администратору больницы, у Кадди абсолютно корпоративное отношение ко лжи. Она категорически против того, чтобы работники лгали ей, хотя годы работы с Хаусом и безуспешные попытки его приструнить притупили ее способность возмущаться его выходками, и все, на что она способна, это испытывать легкое раздражение.

Но если нужно отстоять больницу и персонал, она и сама готова солгать. Она заявила миллиардеру Эдварду Воглеру, который попытался взять госпиталь под свой контроль, предложив сто тысяч долларов: «Я защищаю людей, это они капитал нашей больницы» («Законы мафии». 1–15). И хотя Хаус ее раздражает, он — ценное приобретение для госпиталя.

Иногда выступить в защиту Хауса — значит солгать за него. Чаще это означает — солгать ему. Пока было два случая, когда Кадди лгала по-крупному, оба раза Хаусу, ради его блага (так она считает), и оба раза эта ложь имела печальные последствия.

Впервые Кадди сказала неправду, когда Хаус попросил ввести его в состояние комы, чтобы легче перенести боль во время лечения ноги. Кадди знала, что если Хаус будет без сознания, Стэйси даст разрешение на удаление его омертвевшей мышцы. Хаус не соглашался на этот компромисс — компромисс, из которого он вышел хромым, со шрамом и постоянной болью. Конечно, никто не думал, что все так закончится, но так случилось и Кадди ни на минуту об этом не забывает. Она чувствует свою вину: «Потому что я врач. Потому что из-за моей ошибки может умереть человек» («Пилот», 1–1). Может быть, это еще одна причина, по которой Кадди защищает Хауса и мирится с его выкрутасами. Не только потому, что он такой ценный кадр для больницы, а из-за того, что она приложила руку к тому, что он получил увечье и наркотическую зависимость.

Второй раз ложь Кадди в серии «Смысл» (3–1) исходила не от нее. Но именно она ввела кортизол парализованному больному Хауса — а потом, когда тот встал и пошел, как Лазарь, она согласилась на предложение Уилсона скрыть от Хауса этот успех. «Будет полезно, если мы скажет ему «нет», — сказан Уилсон. — То, что он оказался прав, не значит, что он не был не прав». Возможно, Кадди и Уилсон сказали неправду Хаусу из добрых побуждений, чтобы умерить его саморазрушающее поведение, но эта ложь рикошетом ударила по Хаусу и загнала его в такую депрессию, что он оказался в руках полицейского Триггера.

Конечно, самая большая ложь Кадди — заявление под присягой о том, что она подменила анальгетики на плацебо. Пока что ложь Кадди приносила плоды — ей удавалось заставить Хауса пойти на уступки. Но после того как угроза тюремного заключения миновала и Хауса снова начали раздражать ее приказы, не выдаст ли он ее лжесвидетельство?

А пока Кадди-адмнннстратор лжет без зазрения совести, Кадди-женщина переживает из-за чувства вины. Может быть, несмотря на всю свою компетентность и внешнюю напускную уверенность, как многие сильные женщины, она страдает, полагая, что выдает себя не за того, кто она есть на самом деле, страдает от необъяснимого и неизбежного страха, что весь ее успех — ложь. В серии «Шалтай-Болтай» (2–3) она ошибается при лечении больного и в сердцах восклицает: «Я так увлеклась карьерой, у меня уже несколько лет не было медицинской практики». (Напомните, пожалуйста, Кадди, что Хаус каждый раз ставит полдюжины неверных диагнозов, и это ни разу не заставило его усомниться в себе.)

Так о чем же говорит нам ложь Кадди? О том, что она — женщина, которая разрывается между тем, чего требует от нее работа, и тем, чего требует от нее дружба и верность; между необходимостью держать Хауса в узде и в то же время дать ему слабинку, поскольку она чувствует свою вину перед ним, хотя прекрасно понимает: дай ему волю, он всю больницу приберет к рукам.

УИЛСОН : Красота чаще всего подстерегает нас по дороге к истине.

(«Метод Сократа», 1–3)

Ложь Уилсона распадается на две категории. Он лжет женам — это мы можем только предполагать, потому что все остается за кадром, ведь шоу называется «Доктор Хаус» а не «Доктор Уилсон». И что из того, что в серии «Прощение» (2–6) он заявляет, будто всегда «признавался им» в неверности? Сама измена — это форма лжи.

Кроме того, Уилсон лжет Хаусу, сочиняет байки о Хаусе, и эта его ложь предназначена для того, чтобы так или иначе помочь Хаусу. Начиналось его вранье вполне безобидно, как, например, в одной из пилотных серий, когда он выдал больную за свою двоюродную сестру, — в расчете на то, что Хаус согласится вести ее дело. Или когда в серии «Интоксикация» (1–11) он не сознался в том, что не Кадди, а он предложил отстранить Хауса на месяц от работы в больнице в надежде, что этим удастся хотя бы на неделю удержат!) его от приема наркотиков. Но постепенно его ложь принимает более серьезные размеры. В серии «Каин и Авель»/«Мощь и немощь» (3–2) он предложил скрыть, что больной поправился благодаря Хаусу, который порекомендовал ввести больному кортизол: «Тем, что мы признаем его правоту, мы подпитываем его зависимость от наркотиков».

Неубедительная причина, чтобы лгать другу. Возможно, Уилсон это осознал, когда Хаус забросил физиотерапию и начал снова принимать викодин. А может быть, его крепкая дружба подтолкнула его солгать Триттеру, заявив, что на рецепте стоит его подпись, а не подпись, подделанная Хаусом. Оценит ли Хаус первую ложь во имя добра или будет считать Уилсона предателем и виновником всех бед, которые на него навалились впоследствии?

Понятно, что когда Уилсон лжет Хаусу и по поводу Хауса, эта ложь оказывает на его жизнь большее влияние, чем его ложь всем своим женам. Жены приходят и уходят, а карьера Уилсона и его дружба с Хаусом, хочет он этого или нет, остаются теми двумя столпами, на которых держится его жизнь. А выдержит ли дружба, если его карьера окажется под угрозой из-за неправды, которую ему приходится говорить, защищая Хауса? Время покажет. Ведь пока я пишу эти строки, эта линия в сериале еще продолжается, а последствия лжи Уилсона еще не проявились. Пока что куда бы ни завела Уилсона его ложь, он остается в сериале лгуном-альтруистом.

ХАУС [своим «желторотым»]: Я вас учу врать, жульничать и воровать, а стоит мне отвлечься, тут же выстраивается очередь?

(«Невозможность общения», 2–10)

Вряд ли Хаус взял на работу трех молодых врачей только потому, что они самые лучшие специалисты в области неврологии, иммунологии и интенсивной терапии. Разумеется, они очень хорошие, иначе вряд ли Хаус терпел бы их долее секунды. Но мы видели, что тысячи желающих и высококвалифицированных кандидатов на стипендию ринулись на вакантное место к Хаусу в больницу Принстон-Плэйнсборо, как только пролетел слух, что Кэмерон ушла. Хаус имел возможность выбора. Почему же он выбрал Кэмерон, Чейза и Формана? Не потому ли, что они привели в движение его внутренний детектор лжи? Или потому, что он понял, как интересно ему будет разоблачать их ложь?

ЧЕЙЗ : Ты можешь мне доверять.

ХАУС : Если я тебе не доверяю, то как я могу доверять твоим заверениям, что я могу тебе доверять?

(«Законы мафии», 1–5)

Вопрос доверия в отношениях Хауса и Чейза возникает постоянно, потому что, похоже, Чейз лжет с большей легкостью, чем остальные подопечные Хауса. Он лжет, потому что… так удобнее… чтобы удержаться на работе… чтобы выглядеть умнее. Секс с Кэмерон, когда у нее от лекарства затуманилось сознание, не был обманом, но он доказывает, что Чейз способен на сделку с совестью. Подобное имело место, когда он сдал Хауса Воглеру.

Однако если мы положим на одну чашу весов незначительную ложь Чейза, а на другую — ложь о смертельной болезни его отца, окажется, что ему врут серьезнее, чем он сам лжет другим (И случайно ли, что Хаус именно в этом случае проявил редкую и нехарактерную для него деликатность? Не случайно, но к Хаусу мы вернемся позже). Поведение отца Чейза красноречиво говорит о том, какие напряженные и отстраненные отношения были у него с сыном. Доктор Ровен Чейз приехал из Австралии, чтобы в последний раз повидать сына, проститься, но так и не дал ему возможности сказать прощальные слова. После встречи Чейза с отцом нам становится намного понятнее отношение этого богатого бедняжки к правде, его немного высокомерный подход к ней.

А ложь Ровена прямиком привела Чейза к ошибке в серии под названием, как вы уже догадались, «Ошибка». Чейз не заметил основного симптома и оказался невольным виновником смерти пациентки, Кайлы. Эта же ложь вынудила самого Чейза сказать неправду: якобы он пришел на работу с тяжелого похмелья. Даже после того как ему пришлось выдержать разбор происшествия членами команды (это, как ему сказала Стэйси, большая ошибка. Это… может стоить ему работы), он так и не смог признаться в одной-единственной правде: в том, что отец был ему дорог, настолько дорог, что известие о его смерти выбило Чейза из колеи и сказалось на его способности сделать правильное медицинское заключение. Однако как бы Чейзу ни хотелось скрыть причину своей ошибки, как бы легковесно он ни относился к правде в мелких вопросах, он не мог допустить, чтобы родственники Кайлы думали, что он сделал для нее все, что мог. Вот поэтому он заявил, что в тот день, когда Кайла поступила в больницу, у него было похмелье, и тем самым он готов был пожертвовать своей репутацией и карьерой, чтобы сохранить достоинство.

Между тем из-за этой ошибки Чейза на неделю отстранили от работы, он получил выговор с занесением в личное дело. То, что Чейз не отказался взять на себя ответственность за случившееся, вызвало определенное уважение со стороны Хауса. После этой истории Чейз стал ему более симпатичен. Создается впечатление, что Хаусу понятнее и ближе такой тип лжи, при котором истинные эмоции скрываются.

Так что очень возможно, что в серии «Ошибка» Чейз выйдет победителем из сложившейся ситуации. Особенно если он сможет разобраться с багажом проблем, которые оставил ему в наследство отец, — чувством неполноценности и бунтарством, которые подвигли его на ложь. Гот Чейз, который находится в мире со своим прошлым, запросто может оказаться Чейзом, который вряд ли захочет пренебрегать истиной.

Предположим, что он сможет устоять перед соблазном подобрать кого-нибудь под стать отцу, чтобы было с кем воевать. Давайте посмотрим: Ровен Чейз блестящий доктор с большим самомнением, изломанная личность. Кто в ближайшем окружении Чейза подходит под это описание?

Кэмерон [Хаусу]: Я не надеюсь, что ты будешь кем-то, кем на самом деле не являешься.

(«Любовь зла», 1–2)

На самом деле надеется. Кэмерон хочется верить, что Хауса действительно заботят больные, тогда как он постоянно заявляет, что его интересует только решение загадки. Да, она сказала следующее: «Мне казалось, что все, что ты делаешь, делается ради помощи людям. Но я ошибалась. Ты это делаешь, потому что так надо» («Ролевая модель», 1–17). Но, похоже, до конца она в это не верит. То ли страсть к Хаусу затмевает ей глаза, и она видит в нем кого-то другого, то ли в силу этого чувства она разглядела в нем то, что не видят другие, так или иначе, Хаус ей небезразличен. Ведь он не сдается, пока не столкнется с совершенно непреодолимым препятствием. Кадди ставит ультиматум. Больной отказывается от лечения. Болезнь оказывается неизлечимой. И только тогда он говорит: «Я разгадал загадку, моя работа сделана», так это было в пилотной серии. Является ли это доказательством того, что его волнует только загадка, или же это способ притвориться, что на остальное ему наплевать? Его унылый голос свидетельствует о последнем это только притворство.

То, что Кэмерон обманывается насчет Хауса, характеризует ее отношение ко лжи. Она ее не приемлет, свидетельством тому является попытка рассказать всем, что велосипедист в серии «Вращение» (2–6) употребляет наркотики, и частые нападки на Хауса за то, что тот не брезгует никакими средствами для достижения цели. Но и она лжет, главным образом — сама себе, лжет по поводу своих поступков и мотивов этих поступков. Хаус подкалывает ее: «Ты живешь и ошибочно думаешь, что можешь все исправить» («Любовь зла»).

Прекрасный примером является то, что она не может сообщить больному, которому явно сочувствует, что у него рак легких («Приятие», 21). Она оттягивает этот момент, проводит дополнительные, совершенно бесполезные анализы и в итоге лжет больному в бесплодной надежде на другой диагноз. Она не просто тянет время, держа больного в неведении по поводу прогноза заболевания, она лжет себе, не в состоянии признать, что помочь она не может.

Со временем Кэмерон начинает проявлять характер, а может, это означает появление у нее некой защитной реакции. В серии «Невозможность общения» (210) она сумела понять, что больной что-то скрывает от жены (при этом Хаус восклицает: «А девочка-то выросла!»). К третьему сезону, в серии «Que Sera Sera» она прибегает к хаусовской тактике и вводит больному какой-то препарат. В результате он не может уйти из больницы. А в серии «Согласие после получения информации» (3–3) не Хаус, а она выдает мерзкому доктору визу на путешествие туда, откуда нет возврата.

По тем не менее все это о больных. Она еще не лгала ради себя, если только вы не сочтете, что ее всепоглощающее желание исправлять все и вся является эгоистичным самим по себе. Пока мы не видели ничего, что свидетельствовало бы о том, что новая, более рациональная Кэмерон извлекает уроки и руководствуется не только сердцем, но и умом. Возможно, она просто не взрослеет. Может быть, она просто слишком много увивается вокруг Хауса.

ФОРМАН : Да, я похож на него. Только я не такой злой, язвительный, высокомерный — и не хромой.

(«Яд», 1–8)

Кэмерон обвиняет Формана в том, что он похож на Хауса. Кое в чем это сравнение можно назвать справедливым но где же умение легко и свободно играть фактами, которое присуще Хаусу? Форман, в отличие от Кэмерон, не так красноречиво говорит об уловках Хауса, и совершенно ясно, что они вызывают в нем чувство неловкости.

Да, на первый взгляд Форман представляет собой исключение из правил, особенно на фоне всех остальных. В конце концов, вся жизнь Формана — как открытая книга. Не правда ли, у Формана не осталось причины лгать, особенно после того, как Хаус выяснил, что, будучи несовершеннолетним, Форман был замешан в каком-то преступлении? Очевидно, что он лжет меньше, чем любой другой персонаж сериала.

Уже одно это вызывает желание присмотреться к нему повнимательнее. Должно быть, он что-то скрывает.

Самым ярким примером того, как Форман относится к правдивости, можно, наверное, считать одну из серий пилотного показа: «Знаешь что? Нас притесняли не одно столетие, мы устраивали десятки маршей в защиту своих гражданских прав, что еще важнее, я жил как монах, учился, чтобы получить средний балл не ниже 4,0. И после всего этого тебе не кажется, что есть что-то отвратительное в том, что я получил одну из самых престижных должностей в стране только благодаря своему правонарушению в прошлом?»

Так ли это, или Форман попался на удочку Хауса, который сочинил эту возмутительную ложь, одну в ряду многих? Создается впечатление, что Хаус относится к Форману с не меньшим уважением, чем к другим молодым врачам. Например, в серии «Вскрытие» (2–2) Форман сообщает, что обнаружил опухоль, которую все тщетно пытались выявить, и Хаус говорит: «Ведь можешь, когда захочешь». Хаус сознательно сталкивает молодежь друг с другом, но он склонен выделить Формана и ставит его, а не Чейза или Кэмерон, в пример другим. И все факты свидетельствуют о том, что Хаус принял Формана на работу, потому что тот высококлассный невролог.

Фактически неважно, действительно ли Хаус взял Формана на работу из-за его юношеских грехов. Но пока Форман сам в это верит, он позволяет мнению другого манипулировать своей жизнью — или хуже того, разрешает чужой лжи вторгаться в его жизнь.

И это его сильно подхлестывает.

В глазах окружающих Форман — невозмутим, рассудителен, спокоен и сдержан, он живет в ладу с прошлым, доволен настоящим и уверен в будущем. Вот только весь его внешний лоск и безупречность — не более чем фасад. Время от времени то тут, то там этот фасад дает трещину, и тогда нам виден тот груз, который несет Форман.

Сколько бы он ни отрицал, что он не такой злой и раздражительный, как Хаус, все равно эти слова звучат фальшиво — в нем самом достаточно раздражительности, когда речь заходит о трудных обстоятельствах его прошлого. И эту его раздражительность вполне можно понять — а может быть, даже и оправдать, но она выдает те воспоминания, которые он гак яростно пытается защитить. Он полагает, что всем, чего он добился в жизни, он обязан исключительно собственным усилиям: «Мне всего приходилось добиваться самому» («Иголка в стоге сена», 3–13). «Школа, в которой я учился, была таким дерьмом». Это привело к тому, что он стал нетерпим к неудачам окружающих, не сумевших добиться в жизни такого же успеха, как он. «Мы с братом росли в одной семье. Но я сумел сделать из себя человека, а он нет» («Найти Иуду», 39). И ему очень не по нутру, что отец скептически относится к успехам сына: «Он гордится не мной, он гордится Иисусом. Если я что-то делаю как надо, это работа Бога; если я что-то делаю не так, значит, это я сам облажался» («Эйфория, часть 1», 220). Когда Форман находится в подобном настроении, он здорово напоминает Хауса — и это одна из возможных причин того, что он тратит большую часть времени на создание защитной оболочки своей хладнокровной рациональной личности.

Но, возможно, Форман начинает понимать, что он слишком увлекся мифом о Горацио Алгере. В конце серии «Иголка в стоге сена» (3–13), наблюдая, как уходит Стиви, сопровождаемый многочисленной родней, а затем снова, ужиная в одиночестве, он, похоже, пребывает в большей задумчивости, нежели обычно. Форман как будто раздумывает над словами Стиви: «Вы хороший врач. Ваше имя встречается в научных журналах. Мне это нравится. Странно то, что у вас, у доктора Чейза, у Кэмерон — ни у кого нет обручального кольца. Вы одиночки».

Вызывает восхищение то, как Форман изменил свое отношение к Хаусу в серии «Дураки, которых мы любим» (3–5). Он поспорил, что медсестра Венди не будет встречаться с Уилсоном, — и заключил это пари в полной уверенности, что выиграет, потому что Венди в это время встречалась с ним самим. Мастерское надувательство! И преподнес он его с абсолютно бесстрастным видом, солгал блестяще, не сказав при этом ни слова.

Точь-в-точь в духе Хауса. Нам определенно надо приглядывать за Форманом.

ХАУС : Реальность почти всегда обманчива.

(«Метод Сократа», 1–3)

Если учесть реалии того мира, в котором живут врачи из команды Хауса, вряд ли можно продолжать винить их за ложь. В конце концов, должно быть, и им достаточно откровенно лгали, прежде чем они получили эту работу. Они считаются дипломированными, квалифицированными врачами, получившими престижные стипендии, а по сути дела они тратят большую часть времени на работу, которую вообще-то должны выполнять медсестры, санитары и лаборанты.

В целом, при всем уважении к консультантам сериала по медицинским вопросам, необходимо сказать, что изображение медицинской системы в «Докторе Хаусе» во многом — ложь, внушающая оптимизм. Отделение неотложной помощи в учебной больнице Принстон-Плэйнсборо почти всегда пустует, оно заполнено только в редких случаях, как, например, во время возможной опасности эпидемии менингита в серии «Детки» (1–19). Оно похоже на величественный светлый храм медицинского искусства и науки, а не на помещение, которое предназначено для регулярной стерилизации и дезинфекции, чтобы предотвратить опасность биологического заражения. Когда наблюдаешь, как работает команда Хауса, создается успокаивающая иллюзия, что если вдруг по-настоящему серьезно заболеешь, над тобой день и ночь неусыпно будет работать команда блестящих диагностов.

Похоже, больше всего в сериале лгут совсем не больные, а их тела и заболевания: это болезнь, которая проявляется через атипичные симптомы неясного происхождения, потому что зачастую больной делает или выдумывает что-то, что затрудняет выявление основного симптома. (Например, победителю чемпионата по велосипедному спорту в серии «Вращение» (2–6) было сложно поставить диагноз и обнаружить эритроцитариую аплазию, потому что в его крови имелось определенное количество допинга и потому что его помещали в барокамеру.) Это болезнь, которая прячется за другой болезнью как правило, за такой, которая, если ее лечить обычными способами, сильно ухудшает скрытое заболевание (такой случай показан в серии с говорящим названием «Проклятый» (1–13): у ребенка одновременно обнаружили сибирскую язву и проказу). Эта тропическая болезнь не так часто встречается в пригороде Нью-Джерси. Данное заболевание является настолько редким, что даже Хаус в своей практике с ним еще не встречался. Мало того, что нельзя верить тому, что рассказывают пациенты, нельзя доверять и их телам, в которых часто не проявляются те симптомы, которые характерны для определенного заболевания. Неудивительно поэтому, что в мире Хауса ложь обычное дело. Лгут все и вся.

Естественно, включая самого Хауса.

ХАУС : Я никогда не вру!

(«Пилот», 1–1)

На самом-то деле врет. Но врет не больше, чем другие. Ну, может, немного больше. Но, во всяком случае, он размышляет о лжи больше, чем все остальные. Однажды, после странного визита его родителей, он признался Кэмерон: «Мой отец совсем как ты. Ему до тебя нет никакого дела, пока у тебя что-то не случится. Ходячий барометр нравственности. Он же ненормальный; с ним худо делается, когда он видит, что кто-то врет. Для бойскаутов и свидетелей в суде — качество незаменимое. Погано, когда оно у твоего отца» («Папенькин сынок», 2–5).

Хаус всеми силами восстает против одержимости отца добиваться кристальной честности любыми средствами, и тем не менее, похоже, что в нем самом сидит это желание правдивости. Циник пожал бы плечами и бесстрастно заметил: «Все лгут», а Хаус взрывается со всей страстью истинного поборника честности, чья вера предана. Но тогда, если Хаус так явно презирает ложь, почему он сам лжет так много?

Что ж, так действеннее. В серии «Внешность обманчива» (2–13) у Хауса усилилась боль в ноге, и Форман ему говорит: «Тебе надо, чтобы все делалось в мгновение ока, что ж ты так торопишься? Не спеши». Глубокое замечание, только вот заметил ли Форман, что Хаус постоянно пытается все ускорить? «На проведение анализов надо много времени, — говорит Хаус в «Методе Сократа» (1–3). — Лечить быстрее». То же самое происходит, если говорить только правду, пытаясь следовать всем правилам, и работать, не выходя за рамки. Времени уйдет больше. Солгать быстрее. Так можно отсечь все лишнее. Хаус лжет больным, их родственникам, Кадди, другим врачам, членам комитета по пересадке органов, если считает это необходимым для спасения жизни пациента.

И хотя Хаус может утверждать, что для него важна не жизнь больного, а загадка как таковая, его отношение к тому, как он эту загадку решает, говорит об обратном.

Однако несмотря на громогласные заявления Хауса о том, что цель оправдывает средства, вполне вероятно, что он до сих нор живет по меркам своего отца и считает, что ему чего-то недостает. Возможно, ложь является основной причиной, по которой Хаус испытывает отвращение к самому себе.

А поскольку он уже и так достал всех окружающих своей ложью во имя спасения больных, то почему бы не лгать столько, сколько захочется? Ради того, чтобы избавить себя от проблем, чтобы разозлить Кадди и Уилсопа, чтобы поиграть в игры разума с «желторотыми».

А может быть, для Хауса ложь — своего рода бунт против отцовской патологической честности, бунт, который приносит ему удовлетворение. Хаус с трудом терпит отца, и это раздражение объясняет, почему он одержимо срывает с окружающих одну маску лжи за другой: если лгут все, значит, и отец тоже не исключение. Было бы Хаусу удобнее считать, что человек, которому он обязан своим появлением на свет и который в детстве был с ним так строг. — обычный лицемер?

Так удивительно ли, что Хауса раздирал и сомнения и противоречивые чувства в связи со смертью отца Чейза и в связи с событиями, которые за этой смертью последовали?

Тем не менее в критических ситуациях Хаус полностью утрачивает способность лгать. Он не смог выдавить из себя ни слова похвалы в адрес Воглера и его нового лекарства, потому что на Хауса оно не произвело никакого впечатления. А ведь он знал, что это может повредить ему и его друзьям. Он также отказался извиняться перед Триттером, так как не смог изобразить раскаяние, потому что он его не испытывал.

В серии «Медовый месяц» (1–22), когда Кэмерон сказала: «Я считала, что ты слишком испорчен, чтобы кого-то любить. Я ошибалась. Ты просто не способен меня полюбить», Хаус ничего не смог сказать ей в ответ. В ближайшее время — а может, и никогда — мы не сможем узнать, права Кэмерон пли нет, ведь сюжет еще не закончен. Возможно, Хаус сам себя не знает. Показательно то, что он порой не может и не хочет лгать ради того, чтобы это кого-то успокоило.

Когда он наконец-то увел Стэйси у Марка, что-то похоже, все тот же барометр нравственности, от которого не спрятаться, не скрыться, — вынудило его сказать ей правду: «Я не смогу сделать тебя счастливой» («Хочу знать», 2–11). Горькая правда — правда, которая стоила ему единственной женщины, которую он любит. Правда, которую он не смог утаить.

Самым наглядным примером того, что Хаус иногда не способен лгать, может служить серия «Вскрытие» (2–2). Команда решала, проводить или не проводить сложнейшее обследование Энди, девятилетней девочки, которая скоро должна была умереть от рака — независимо от того, сумели бы они вывести ее из нынешнего странного и острого состояния или нет. Уилсон добился того, что мать Энди подписала согласие, но именно Хаус настоял, чтобы девочке сказали правду и сообщили, какое сложное обследование ей предстоит. Он хотел, чтобы у девочки была возможность согласиться или отказаться от проведения процедуры. Такой возможности в свое время был лишен он. Хаус, если потребовалось бы, мог сказать неправду матери Энди, но он не захотел или не смог быть неискренним с самой Энди.

«Абсолютная правда заключается в том, что все лгут, и это норма человеческой природы, — говорит Хаус в серии «Три истории» (1–21). — Единственной переменной является предмет лжи». Хаус легко может легко солгать любому по любому поводу — но только если правда не разобьет ему сердце. В этом случае у него сразу кончается весь его запас лжи. Возможно, это всего лишь симптом саморазрушения, а может быть, от отца он унаследовал правдивость, но не перенял его раздражающее лицемерие?

Почему же Хаус лжет? Потому что ложь помогает добиться результата — если только не бьет по нему самому. Потому что лгать у него получается — лишь в редких случаях он не может солгать. Потому что правда не так уж важна — она важна только в редких случаях. Я думаю, что где-то глубоко внутри Хаусу не безразлична правда. И может быть, именно поэтому Кэмерон, Уилсон, Кадди и все остальные, в том числе и мы, готовы дать ему еще один шанс.

* * *

«Пингвин, который слишком много знал» (август 2007) — восьмая книга Донны Эндрюс из серии о Мег Лэнгслоу, изданной в «Сент Мартин Пресс». Она также написала серию о Тюринге Хоппере («Идеальное убийство в Беркли»), в которой сыщиком оказывается искусственный разум. Помимо сочинительства Донна любит бродить по своему саду, время от времени читает что-нибудь из своего обширного списка книг или играет в компьютерные игры. Она является вице-президентом Средне-Атлантического отделения писателей детективных романов США, национального отделения «Сестры и преступность», пишет для союза «Преступления на бытовой почве», является членом Ассоциации частных детективов и охранников. Допо лнительную информацию вы найдете на сайте http://donnaandrews.com.

 

Джилиан Хэнкок

ХАУС И ДОМ

Ничто так не успокаивает, как дом, в котором вы живете. Войдите в дом, и вы почувствуете успокоение, даже не сняв верхнюю одежду. Цвет стен, запахи и даже свет из окон все это действует на вас как бальзам. Оказавшись дома после долгого отсутствия какую душевную и физическую радость вы при этом испытываете!

И каково ваше разочарование, когда вы идете за ножницами, чтобы срезать больничный браслет с руки, и обнаруживаете, что их нет том ящике, в котором они всегда лежали. А выцветшая и поеденная молью футболка, которую вы каждое утро с любовью складываете и прячете под подушку, скатана в ком. Затем вы идете на кухню и видите, что все вещи — не там, где были. И тогда вы начинаете думать, что физическое здоровье вернулось к вам за счет умственного.

Наконец, срезан пластиковый браслет с помощью ножа для разделки мяса, вы садитесь на край кровати и задумчиво вертите в руках тонкую пластиковую полоску с дырками, совершенно не подозревая, что объяснение всему происходящему буквально перед вашим носом:

Идентификационный номер: 58873

Дата госпитализации: 12–31

Учебная больница Принстон-Плэйнсборо

Доктор Грегори Хаус

«Что это за больница, где стены сделаны из стекла?»

Ипохондрикам остается только мечтать о таком месте, как Прппстон-Плэйнсборо; архитектура и дизайн больницы — воплощение чистоты и опрятности. Неоновая вывеска над входом в поликлинику горит стерильным голубым цветом и призвана внушить посетителям надежду. Коридоры мерцают в потоке света, идущего через атриум. Половина стен в больнице — это вовсе не стены, а огромные стеклянные панели, образующие окна и раздвижные двери. Все вместе это выглядит как человеческий террариум, в котором обнаруживается много необычных обитателей: больные с сильнейшими аллергическими реакциями, с чумой, с кровоточащими глазными яблоками, с волчанкой (…ну, может, и не с волчанкой). Каждый из таких экземпляров лежит за изумительной чистоты стеклянной перегородкой, ожидая врача, в полной готовности к тому, что его будут осматривать, колоть, а там, глядишь, и вылечат.

К счастью, учебная больница в Принстон-Плэйнсборо — это не только белоснежные халаты врачей и жидкость для мытья стекол. То, что выглядит несколько холодно и стерильно, согревается изолирующей деревянной обшивкой стен и краской цвета мха. Сквозь огромные стеклянные панели можно разглядеть то, что находится внутри и больше похоже на библиотеку, чем на кабинеты. Элементы академического стиля заметны в разных местах, они должны смягчить впечатление от пребывания в лаборатории и создать спокойную обстановку. Просто откиньтесь в кровати в своей отдельной палате и наблюдайте через окно, как на ветру раскачиваются сосны и вечнозеленые кустарники. Можно даже немножко посмотреть сериал «Главный госпиталь», страшно не будет, потому что сами-то вы — в надежных руках.

Ну что? Почувствовали успокоение? Хорошо. Потому что именно сейчас симпатичные врачи влезают в ваш дом, и вам лучше в этот момент их не тревожить.

«Мои дом — моя крепость», — говорится в пословице. Она справедлива как всегда, только сейчас вместо средневековых укреплений из камня и железа мы окружаем себя более легкими барьерами из мебели, картин, семейных фотографий, домашних животных. Пощелкайте каналами телевизора, и перед вами предстанет огромное количество всевозможных вариантов устройства дома, причем все они предлагают помощь в том, как выразить свою индивидуальность. Говорят, о книге по обложке не судят, однако о человеке можно судить по тому, как оформлено его жилище.

Но дом — это не только парадные комнаты. Это также повествование о том, кто мы есть на самом деле, это масса мелких вещей, которыми мы ежедневно пользуемся. Наш естественный позыв прибраться перед приходом гостя — это стремление спрятать то, что мы не хотели бы показывать, то есть именно то, что представляет наибольший интерес для любого следователя. Дом внезапно заболевшего человека представляет собой идеальное место для судебно-медицинской экспертизы, в нем все как будто заморожено в момент начала заболевания — со всеми следами грехов, открытых взору. Поэтому Хаус с недоумением спрашивает: почему вы усложняете работу детектива?

«Неужели полиции требуется разрешение на то, чтобы войти и осмотреть место преступления?» — кипит он, когда Форман предложил взять у больного ключи от его дома. Такая формулировка не случайна. В отличие от большинства врачей, которые видят в пациентах несчастных жертв, Хаус в каждом больном видит подозреваемого и, очень возможно, соучастника собственной болезни. Подобно частному детективу без комплексов, Хаус пойдет на все, чтобы разобраться в случившемся. Его в лучшем случае скользкие отношения с законом временами ставят его в сложное положение, но его опасные контакты с представителями закона позволяют нам понять, как сам Хаус видит себя по отношению к законам, управляющим другими людьми. Как детективы и агенты ФБР, иногда оказывающиеся в ситуациях, когда им приходится нарушать закон, Хаус считает, что ему позволено то же самое, только в области медицины. Конечно, никакого юридического оправдания этому нет, но ситуация такова, что время решает все. Поэтому, исполненный самых благородных намерений спасать человеческие жизни, Хаус считает оправданным почти все.

Но в одиночку ему это сделать не под силу. Поэтому Хаус часто задействует свою группу специального назначения — Кэмерон, Формана н Чейза, — которые с неохотой принимаются за грязную работу.

«Доктор Хаус» является первым из больничных сериалов по числу показанных сомнительных и откровенно незаконных операций, он отличается от прочих и тем, что героям удается безнаказанно выйти из криминальных ситуаций. В причинах этих ситуаций — будь то милые, но что-то скрывающие больные, или лимит времени — еще предстоит разобраться. Так или иначе, но молодые врачи из отделения диагностики в больнице Принстон-Плэйнсборо вламываются в дома, крадут чужие вещи и съедают чужую еду гораздо чаше, чем герои прочих сериалов со времени «Закона и порядка». У них за плечами двухлетний опыт таких действий, и не похоже, что они собираются остановиться.

Еще не закончился первый перерыв на рекламу в пилотной серии, а Хаус уже потребовал от своих подчиненных нарушить закон, и с этого момента проникновение в дома людей стало одной из главных тем сериала. Судя по выражению ужаса на их лицах, с таким требованием Хаус обращался к ним впервые. Но возмущение длилось недолго — Хаус настолько хорошо вымуштровал свою команду, что к концу второго сезона даже угроза Божьей кары их не останавливает. В серии «Хаус против Бога» (2–19) у них были очень серьезные основания не влезать в дом Грэйс, больной раком (учитывая и то, что она не была пациенткой Хауса). Но даже перспектива встретить суровый взор Всевышнего не избавляет их от привычки к «взлому и проникновению», эта привычка укоренилась. Однако, учитывая количество спасенных жизней с того момента, когда наши люди в белых халатах пустились во все тяжкие, разве можно их осуждать?

Конечно, совсем зеленых юнцов на лакое важное задание не пошлешь, новичкам нужна опытная рука, которая показала бы им, что к чему. И если нужен кто-то, кто совершит преступление, то это Форман, — но крайней мере, так считает Хаус. Он быстро вспомнил криминальное прошлое Формана — тот в подростковом возрасте совершил взлом, Он даже притворился удивленным, когда Форман сказал, что придется разбить несколько окон, чтобы добыть то, что нужно. «А разве ты не таким образом проник в дом Фельтегрса?» — подтрунивает он над испытывающим благородное негодование Форманом (серия «Пилот», 1–1). Но, несмотря на постоянные насмешки, которыми Хаус бьет по больному месту, напоминая о подростковых грехах, Форман в большинстве случаев берется за выполнение поручений по взлому домов, демонстрируя тем самым, что видит пользу в том, чтобы иногда нарушить закон. Не считая периодических набегов на чужие холодильники, операции Формана осуществляются вполне профессионально, и он добывает необходимую информацию независимо от того, как относится к конкретному больному, и от того, к чей дом проникает. Даже тогда, когда это — неопрятный дом коррумпированного полицейского (от которого он позже заразился смертельной болезнью, серия «Эйфория. часть 1», 2–20), он сохраняет хладнокровие и равнодушие, хотя и нe удерживается от комментариев, запечатывая найденные доказательства в пластиковый пакет.

А Чейз на заданиях по взлому и проникновению в чужие дома проявил себя не самым лучшим образом, и возникает вопрос, какую роль в этом играет удача и за свое ли дело берется молодой человек. Ведь это тот же самый герой, который в серии «Любовь зла» (1–20) залезает в шкаф, полный садомазохистских приспособлений, встает на колени и разглядывает черную кожаную маску, а затем быстро тащит из «ящика Пандоры» пригрошню ментоловых леденцов, Похоже, что у Чейза весьма сильно развит инстинкт выживания, проявляющийся в ситуациях, когда его карьера находится под угрозой или когда ему грозит физическая опасность, как это произошло, когда он отказался общаться с обитателями тюрьмы в серии «Приятие» (2–1). Но в то же время он допускает самые невероятные ошибки, когда дело касается неявной угрозы.

Чейзу постоянно приходится участвовать во взломах, при этом ему везет меньше других. Так происходит в серии «Проклятый» (1–13), когда он прячется от полиции на дереве и падает с него. Еще более занятной была ситуация в серии «Хаус против Бога» (2–19), когда где-то за входной дверью зазвенели ключи, а у него даже не было заготовлено объяснение на такой случай. Оказалось, что бояться нечего, поскольку Уилсон, сожитель больной хозяйки, в данный момент находился в больнице и сидел за столом с Хаусом. Однако это здорово пощекотало Чейзу нервы и заставило его на пару минут сжаться от страха (а может, этому бывшему семинаристу предначертана такая карма). Было также незначительное дельце, когда Чейз и Форман залезли в дом Стэйси и обнаружили блюдо с коржиками, на которых были их имена! Формана, знавшего Хауса и остерегавшегося Стэйси, проведшей с Хаусом пять лет, это угощение не впечатлило, зато Чейз на него набросился и продолжал жевать вплоть до начала следующего эпизода. Странно, что в этом эпизоде нам не предоставили возможности наблюдать, как наш симпатичный белокурый австралиец умирает от отравления.

«Когда влезаешь в чей-то дом, лучше, чтобы при тебе была белая телка»

Трудно сказать, сильно ли будет отличаться наша оценка Кэмерон от оценки, данной Форманом. Для человека, который проявляет столько заботы о больных, Кэмерон удивительно невозмутима в своей роли взломщика. И не потому, что ей все равно, равнодушие — не ее черта. Но интересует ее жилец дома, а поскольку этот жилец уже находится в больнице, пустой дом ее не занимает. Вот почему во время таких экспедиций она в основном сплетничает о коллегах, что часто раздражает ее подельника.

Хотя подобная болтовня во время взлома в чужой дом имеет определенный смысл, все-таки главное — показать, что Кэмерон из всего окружения Хауса является самым ярким примером того, что наш дом — продолжение нас самих. В сериале жилье Кэмерон мы видим лишь бегло (милое, но в то же время невыразительное пространство), но порог дома нам показывают достаточно четко.

Когда Кэмерон продемонстрировала способность жертвовать собой, уйдя с работы во время правления Воглера, Хаус неожиданно решил отправиться к ней домой. Кэмерон, не привыкшая сидеть без дела, в это время занималась на тренажере и встретила Хауса в пропотевшем спортивном костюме. Естественно предположить, что она пригласит его войти. Ее роль просто требует этого, ведь она все доводит до логического конца. Она без ума от Хауса. Будучи врачом, она склонна заботиться о нем как о больном. Ей следовало переодеться в свежую одежду и, кроме того, пригласить посетителя войти в дом. Но Кэмерон поступает иначе: она использует порог как козырную карту, как нечто, что опытный психолог моментально воспринимает как что-то необычное. Порог стал некой границей, на которой она диктует свои условия: либо у нее будет доступ к Хаусу и он позволит ей войти в зону своей личной жизни (это может быть свиданием), либо Хаус должен забыть и думать о ней.

То, что жилище для Кэмерон есть нечто святое, только подтверждается ее последующими отношениями с Чейзом. Во втором сезоне, в серии «Охота» (2–7), после того, как Кэлвин, больной СПИДом, пошутил, сказав, что Кэмерон слишком правильная, она решается на эксперимент. Но даже эта попытка попробовать быть менее нравственной оказалась довольно смазанной. Она припрятала таблетки, предназначенные для больного, а затем отправилась в кабинет, плотно закрыла дверь и выпила их. Непонятно, позвала она Чейза до этого или после того, как приняла их, но как только он появился на пороге, сомнений относительно того, зачем она его позвала, не осталось. Очевидно, предлогом было приглашение выпить с ней, так или иначе глаза у нее горели и была она явно под кайфом. Показательно, что, только оказавшись внутри знакомых и надежных четырех стен, она смогла отдаться своим порывам. Для нее это был компромисс, нечто среднее между образом благочестивой и добродетельной особы и развязной и похотливой девицы, которая «пришла на вечеринку, повеселилась, наглоталась таблеток, потянуло на секс», то, по поводу чего ее дразнил ее пациент. И на один вечер она решила, что Чейзу можно довериться, так как он никому не расскажет о ее падении.

Возможно, именно эта защищенность на собственных барьерах заставляет ее с таким упрямством рушить барьеры вокруг окружающих. Потому что больше всего Алисой Кэмерон хочется проникнуть в хорошо укрепленную и обороняемую крепость, которой является Хаус.

ЧЕЙЗ : Вам бы понравилось, если бы я влез в вашу личную жизнь?

ХАУС : Вовсе не понравилось бы. Поэтому у меня ее нет.

(«Проклятый», 1–13)

Влезть в душу Хауса — непростое дело.

Человек, для которого нарушить личное пространство других — раз плюнуть, свое собственное пространство оберегает с особой тщательностью. Он извлекает уроки из общения со своими больными, а его подручные испытывают на себе тот образный взлом и проникновение, которые являются его специальностью. Смерть мужа Кэмерон, приводы Формана в полицию, болезнь отца Чейза — Хаус собирает все эти факты как сорока-сплетница и упоминает о них в разговоре ради шантажа или дабы увидеть реакцию собеседника. Кадди тоже не поздоровилось, когда Хаус, Чейз и Форман раздобыли ключи и обшарили ящик, в котором она хранила нижнее белье в серии «Шалтай-Болтай» (2–3). Цель этой операции — увидеть ее реакцию. Хаусу известны многие трюки операций по взлому и проникновению, поэтому сам он делает все, чтобы не подвергнуться подобному насилию.

Бесполезно пытаться понять характер Хауса, изучая то, что его окружает. И его дом, и кабинет выглядят совершенно безлико, хотя кабинет невозможно представить без «Волшебного шара», а его самого — без трости. Кэмерон как-то заметила, что обстановка дома Хауса характерна для человека, страдающего ожирением и отрезанного от мира. Совершенно очевидно, что Хаус не смотрит передачи о том, как обустроить дом, а если когда-то и смотрел, то воспринял полученную информацию с опаской. Чтобы узнать о Хаусе больше, недостаточно порыться в его шкафах. Необходимо заглянуть внутрь этого человека.

Проникнуть сквозь внешнюю оболочку Хауса отнюдь не просто. Эта крепость выстроена из сплошного кирпича — слегка истертого, местами треснувшего; она окружена колючей проволокой и неухоженными лужайками. Даже если вы бесцельно слоняетесь за оградой этой крепости, все равно возникает неприятное ощущение, что за вами наблюдают. Это — дом Хауса, он отличен от прочих. Если границы других домов отмечены белой изгородью из штакетника, Хаус окружил себя границей, выстроенной из огромного количества маленьких белых таблеток.

Пристрастие Хауса к викодину ни для кого не секрет. Омертвение мышцы бедра доставляет ему постоянную боль. Во всяком случае, так он утверждает. Но, как нам продемонстрировала Кадди, заменившая викодин на другой препарат, таблетки для Хауса являются не столько лекарством, сколько эмоциональным допингом. Изначально викодин помогал ему справляться с невыносимой болью, однако сейчас он помогает Хаусу преодолеть любой дискомфорт. Как человек, который отгораживает и защищает свое пространство от остального мира, Хаус постарался выстроить его таким образом, чтобы отгородиться от острых углов; поначалу это было непреднамеренно, но сейчас он делает это целенаправленно, укрепляя стену отчуждения всякий раз, когда глотает очередную таблетку.

Похоже, родители Хауса так и не побывали в его доме; в большинстве случаев он просто гасил свет и притворялся, что его нет дома. Уилсон обнаружил, насколько противоречив Хаус в отношении своих гостей, когда во втором сезоне сам оказался в ловушке, сродни вращающейся двери. Хаус разрывается: с одной стороны, он ревностно стремится защитить свое пространство, а с другой — ему приятна компания другого человека. В результате жизнь Уилсона превращается в ад. Учитывая прием, который Хаус обычно оказывает попавшим в его крепость, отказ впустить Кэмерон является актом милосердия.

Хаус скрывает от посторонних и свою внутреннюю жизнь. Он не знакомит родителей со своими коллегами, скрывает от друга игру в карты, а эмоции держит в стороне от поступков. Трудно сказать, устраивает ли его такая сегментированная жизнь. Возможно, он настолько к этому привык, что не хочет ничего менять. Но дуновение ветра может сбить с пути самого опытного путешественника. Совершенно неожиданно одному человеку удалось проникнуть в святое святых внутреннего мира Хауса. И когда он это обнаружил, его охватила паника. Конечно, помогло то, что у Стэйси была карта, — когда-то они были близки.

Погоня за Стэйси Уорнер поначалу выглядела очередной нелегальной операцией. Хаус использовал старые трюки: поручил своим подручным проникнуть в ее дом, шпионил, рылся в истории ее болезни, хранящейся у терапевта. Трудно сказать, какую цель он преследовал, возможно, поначалу он сам этого не понимал. В результате он занял место в ее доме, а затем и в сердце, что стало самой совершенной операцией но взлому и проникновению из всех совершенных ранее.

Но в этой сумасшедшей погоне он упустил одну важную деталь. Проект под названием «Стэйси» отличался от прочих проектов. Сразу становится ясно, что Хаус нашел себе подходящую спутницу. Резкая, остроумная и, несомненно, признающая его талант, Стэйси была в курсе дел Хауса — в отличие от тех, кого он пытался надуть раньше. И пока он настойчиво пробивал брешь в ее обороне, Стэйси точно так же пробивалась через укрепления, возведенные Хаусом. Он, не до конца отдавая себе в этом отчет, рассчитывал заманить Стэйси в свои сети, и был искренне удивлен, когда обнаружил, что она уже ждет его, причем ждет вполне осознанно. К сожалению, пробиться к желаемой цели — это еще не все. Несмотря на то что Стэйси понимала и принимала всю сложность характера Хауса, в конечном итоге он сломался и отверг ее, вернувшись в свое одиночество.

Пребывание в замкнутом, отрезанном от мира пространстве, где все эмоции находятся под замком, действует удушающе. Но у Хауса есть место для самовыражения: это место он любит и ненавидит одновременно, это — больница.

Стеклянные коридоры и успокаивающий зеленый цвет вряд ли производят на Хауса какое-либо впечатление, когда он вышагивает по комнатам, стуча тростью но кафельному полу. В то время как его подчиненные влезают в чужие дома через окна, пробираются под покровом темноты, Хаус идет к разгадке, собирая невидимые детали мыслей и поведения больных, выстраивая картину, которую видеть дано только ему. В больнице Хаус становится героем, потому что там он может быть самим собой. Вне больницы, если он ведет себя естественно, на него смотрят как на ненормального.

Для Хауса учебная больница в Принстон-Плэйнсборо является интеллектуальным жилищем, магазином игрушек, полным головоломок, к которым у него есть ключ. Там, внизу, в холле есть аптека, есть коллеги, жаждущие услышать его слово; больница дает ему некую основу, которой нет за ее пределами. Для кого-то это временное убежище, для других последний приют. Для Хауса это дом.

* * *

Джилиан Хэнкок живет на краю известного нам мира, в Веллингтоне, в Новой Зеландии. Днем она занимается систематизацией информации, ночью пишет книги, свободное время проводит в сложных бартерных сделках с безжалостными пиратами, но говорить об этом не может. Когда пираты наседают на нее, она напоминает себе, что где-то кто-то исполняет интерпретационный танец, что радует ее. Как и все в Новой Зеландии, она лично знакома с хоббитом.

 

Шанна Свендсон

НОВЫЙ ФРАНКЕНШТЕЙН И ЕГО ДОКТОР

Из чего состоит доктор Хаус

Доктор Грегори Хаус — один из самых сложных и удивительных персонажей на сегодняшнем телевидении. Он талантлив, умен, изобретателен, он выводит людей из себя, он упрям, высокомерен, остроумен, любопытен и изломан. Создатели сериала «Доктор Хаус» решили досконально изучить Хауса, окружив его людьми, которые помогают осветить различные стороны его характера. Каждый из троих помощников Хауса является воплощением какой-либо важной черты (одной или двух) его характера. Или же, если представить это иначе, команда Хауса — это своего рода чудовище Франкенштейна, еще один Хаус, созданный из отдельных частей. Это позволяет нам увидеть основные черты одну за другой, противопоставить их, затем сопоставить друг с другом по отдельности и с самим Хаусом.

Хаус высокомерен и резок с людьми, независимо от их ранга или положения. Эта черта свойственна и доктору Эрику Форману, работающему и группе Хауса неврологом. Хаус чрезвычайно любопытен и не успокоится, пока не найдет ответ на волнующий его вопрос. Это качество мы наблюдаем и у Элисон Кэмерон, работающей в группе иммунологом. Хаус изломан, его донимает физическая боль, он зависим от анальгетиков, помимо этого у него масса эмоциональных проблем. Доктор Роберт Чейз, врач-реаниматолог, заблудшая душа, в нем также отразились некоторые черты Хауса и его сложное прошлое.

В пилотной серии нам обрисовывают характеры героев. Впервые появившись на экране, Форман сразу же начинает спорить с Хаусом но поводу его методов диагностики и не соглашается, что у больного, как утверждает Хаус, что-то более необычное, чем опухоль. Форман на этот момент в команде Хауса новичок, он лишь недавно принят на работу, но уже спорит со своим начальником по поводу устоев отдела диагностики. В отделе, где диагностируют самые необычные случаи, метафорически именуемые «зебрами», Форман спорит с Хаусом, утверждая, что нельзя в каждом случае подозревать «зебру».

Кэмерон в этой серии тоже демонстрирует свой характер. Когда она узнает, почему Хаус принял Формана на работу, она теряет покой и начинает допытываться, почему же Хаус принял ее. Она подробно обсуждает этот вопрос с Форманом, сравнивает университеты, в которых они учились, успеваемость и прочие факты жизни — даже в тот момент, когда они обыскивали дом больного в поисках информации о причинах заболевания. Не найдя ответа на свои вопросы, она идет к Хаусу.

В пилотной серии не говорится о прошлом Чейза, однако мы видим, что он находит нечто общее между собой и пациенткой, чувствовавшей себя крайне одиноко в этом мире, и приглашает к ней в больницу ее учеников. Мы также видим его отстраненность и отчужденность. Вместо того чтобы быть рядом со своими коллегами, Чейз часто стоит поодаль и говорит последним.

По ходу сюжета мы наблюдаем, как эти особенности характеров углубляются, и начинаем понимать, почему каждый из героев ведет себя так, а не иначе. Мы видим в них отражение самого Хауса.

Форман: высокомерный, резкий и неуступчивый, как Хаус

«Вы такой же напыщенный и высокомерный, как и он».

(Мать больного, обращаясь к доктору Эрику Форману, «Яд», 1–8)

Очевидно, что Хаус — во многом человек нездоровый (нога, личная жизнь, очень вероятно, печень — учитывая то количество ацетаминофена в таблетках викодина, которые он глотает, как конфетки «Тик-Так», и запивает немалым количеством алкоголя), однако его Эго нездоровым не назовешь. Причин для такого утверждения немало. Он — великолепный врач, который в силу своих уникальных способностей и интересов получил в свое распоряжение целый отдел. Ему позволено подбирать свой штат, он пользуется определенной свободой действий, он не носит медицинский халат и берется только за тех больных, которые ему интересны. И он убедился в том, что действительно представляет ценность для больницы, когда ее руководители решили отказаться от денежного пожертвования в сто миллионов долларов, но не поддались давлению со стороны и не уволили его. А все потому, что он почти всегда прав, потому что только он может разобраться в случаях, которые оказываются не под силу другим. Если бы не Хаус, больные, которым не посчастливилось попасть к нему, несомненно, погибли бы, а это дает ему право говорить и поступать так, как вздумается.

В Формане такие черты Хауса, как высокомерие и резкость, проступают более отчетливо и сильно. Он пока еще продолжает свою учебу, поэтому ему нечем подкрепить свое чванство, а пока у него есть только чванство. Как и Хаус, он должен быть во всем прав. К сожалению, на самом деле часто это не так. Но это его не останавливает, и он продолжает отстаивать свою точку зрения до тех пор, пока ему не докажут, что он ошибается, но даже тогда он заявляет, что причина ошибки не в нем: виноват анализ или другой врач, проводивший обследование. Когда Форман заболел загадочной болезнью, он продолжал спорить с Хаусом, утверждая, что тот ошибается. Противостояние с Хаусом продолжалось, хотя Форман находился чуть ли не при смерти, потерял зрение и испытывал ужасную боль. Однажды ему стало известно, что Кэмерон пишет статью об одном клиническом случае, и тогда он сам написал статью о том же самом случае, затем получил одобрительную рецензию Хауса и отправил статью в журнал, в то время как Кэмерон все еще ждала такой рецензии. При этом Форман не испытал никакого чувства раскаяния за содеянное. Он считает, что при желании она могла поступить точно так же, и что не его проблема, что она не столь расторопна, как он.

Форман — это один из трех помощников Хауса, с которым его наиболее часто сравнивают, возможно, потому, что высокомерие является наиболее заметной чертой Хауса, она бросается в глаза даже мало знакомым людям. Когда Хаус отправил Формана в поликлинику, чтобы тот отработал за него положенные часы, один пациент пожаловался на отношение Формана к нему. Хаусу попало, а администратор так и не узнала, что речь идет о двух разных людях. Конечно, те черты, которые присутствуют в нас, вполне вероятно могут раздражать нас в других людях. Формана наверняка раздражает высокомерие Хауса. Как-то он сказал, что тому не помешало бы научиться вести себя более сдержанно. Он лелеет мечту когда-нибудь занять пост Хауса, особенно это проявилось тогда, когда Хауса на время отстранили от работы.

Возможно, авторы создали персонаж Формана для того, чтобы подробнее обрисовать эту черту характера Хауса, однако похоже, что Хаус и сам мог выбрать Формана из-за данного качества. Когда Форман оправился после серьезного заболевания, в результате которого чуть не умер, отношение к людям у него изменилось. И тогда Хаусу стало не хватать их споров; он даже потребовал от Формана, чтобы тот возобновил практику диспутов со своим начальником. Хаусу нужен оппонент, которым является Форман; нескончаемый спор необходим Хаусу, это особенность сознания. Когда ему пришлось заниматься каким-то клиническим вопросом и отсутствие его обычной команды с группой, заменяющей ее, он выражал несогласие со всем, что предлагал работник, замещающий Формана.

Форман является важной частью команды еще и потому, что он умеет сказать Хаусу «нет». Он уравновешивает Хауса. Его упрямство и настойчивость в стремлении доказать, что Хаус не прав, — это определенная сила, двигающая Хауса в правильном направлении и приводящая к верному решению. Хаус говорит, что он принял Формана на работу частично из-за его подросткового уголовного прошлого: в нем он увидел человека, настолько искушенного городской жизнью, что его не каждый проведет. Даже Хаусу это оказалось не под силу. Реакция Хауса на высокомерие Формана показывает то, как Хаус сам видит свое собственное высокомерие, и можно заключить, что Хаус вполне доволен собой и не считает нужным в себе что-то менять. Он говорит, что смирение — это важное качество того, кто много ошибается. Если вы правы, то нет причины унижаться.

Но Форман в своем высокомерии преуспел даже больше Хауса. Хаус считает, что он прав, а все вокруг идиоты, но он не особенно задумывается о них. Он даже не снисходит до обсуждения их положительных или отрицательных качеств (кроме как в медицинском смысле). А Форман склонен судить других. Он может сказать о каком-то больном, что тот не заслуживает лечения (как это было в случае с бездомной женщиной, которая, по его мнению, хотела надуть администрацию больницы в серии «Истории» (1–1); об убийце в серии «Приятие» (2–7), который, по его мнению, заслуживал смерти; или о больном с ВИЧ-инфекцией в серии «Охота» (2–7), который мог бы избежать многих проблем, если бы предохранялся во время секса). Он также судит коллег, считая Хауса — наркоманом, Кэмерон — излишне мягкосердечной, а Чейза, который, по его мнению, просто испорченный богатенький ребенок, — бездельником, которому работа до лампочки. Он не способен провести грань между человеком и симптомами болезни, что часто накладывает отпечаток на его выводы как врача.

По мере работы с Хаусом Форман растет профессионально и, как персонаж, становится менее высокомерным. Оказавшись на месте Хауса в роли начальника отдела, он осознает груз ответственности за принятие окончательного решения, когда не на кого опереться. А побывав в роли больного, он стал несколько более терпимым к больным, к их страхам, к их недостаткам, хотя с коллегами он по-прежнему держит себя надменно. Возможно, к тому моменту, когда Хаус решит с ним распрощаться, Форману хватит ума дать правильную оценку своему высокомерию.

Кэмерон: любопытная и настойчивая, как Хаус

«Это не давление, не нажим. Постановка диагноза в клинике имеет смысл, к черту Кадди.

То же самое с отделом Уилсона, он к нам имеет косвенное отношение.

Но сейчас мы в служебном помещении, потому что ты не хочешь быть в своем собственном кабинете, что означает, что Кадди здесь ни при чем.

Ты свихнулся на своем ковре, что означает…»

(Кэмерон, обращаясь к Хаусу, «Линии на песке», 3–4) [92]

Одна из черт, делающих Хауса выдающимся диагностом, это его любопытство. Он во что бы то ни стало должен разгадать загадку, медицинскую или человеческую, и именно последняя зачастую оказывается ключом к решению медицинской загадки. Самый вероятный способ подогреть его интерес — показать ему какую-нибудь аномалию, что-то, что выпадает пз схемы или противоречит смыслу. И он не остановится в поисках ответа, пока не убедится, что нашел его, даже если ответ найден спустя десятилетие после смерти больного. Он не менее любопытен в отношении окружающих. Он подглядывает за ними, залезает в их шкафы для хранения одежды, крадет секретные документы, изучает чужие истории болезни, роется в мусорных корзинах и напрямую спрашивает людей, если ему нужна информация о его подчиненных или других коллегах. Его друг, доктор Джеймс Уилсон, не мог надеть на работу новый галстук без того, чтобы Хаус не полюбопытствовал, не изменяет ли тот своей жене с какой-нибудь медсестрой, не мог поговорить с новой сестричкой в холле без того, чтобы Хаус не начал искать доказательства своему предположению. Хаус стащил историю болезни своей бывшей подруги, чтобы разузнать, как обстоят дела в ее семье. Он читает записи Кэмерон, чтобы понять причины ее поведения в ситуации, когда серьезно заболели несколько младенцев. Как только Хаус видит что-то необычное, он начинает докапываться до истины. Именно поэтому он узнал о том, что отец Чейза умирает от рака, задолго до того, как это стало известно сыну, и, по-видимому, Хаус единственный человек, который умудрился выудить информацию личного свойства у крайне скрытного Чейза-старшего.

Кэмерон — член команды, в которой проявляется та же самая черта. Она считает своей обязанностью добывать информацию об окружающих, о больных, о коллегах; в деле выуживания интересующей информации она проявляет такую же настойчивость, что и Хаус. Известно, что она меры не знает, когда дело касается получения данных о больных. Ее интересуют не только сведения медицинского характера, она роется в семейной и личной жизни пациентов. Иногда это приносит пользу, как, например, в случае, когда ей стало известно о том, что молодая спортсменка страдает депрессией, что, в свою очередь, позволило своевременно диагностировать у нее рак. Но в других случаях она чрезмерно эмоционально воспринимает то, что ее не должно касаться, и это отвлекает ее от работы.

Но больше всего Кэмерон интересует сам Хаус. Она без обиняков задает ему вопрос о том, как он к ней относится, а затем требует, чтобы он пригласил ее на свидание, чтобы она могла узнать его лучше. Она спрашивает практически каждого, кто знал Хауса раньше, о его прошлом. Она жаждет познакомиться с его родителями. Она извелась, пытаясь узнать, почему Хаусу так необходимо было сменить ковер в кабинете, в результате последний был вынужден ей прямо сказать, что пора заниматься делом. Ее интересует личная жизнь одного больного, который чем-то напоминает Хауса.

В своем любопытстве и настойчивости Кэмерон идет даже дальше Хауса, потому что па самом деле ее заботят люди. Хаус видит в боль-пом лишь головоломку, а поведение больного — это ключ к разгадке, и как только решение найдено, он переходит к следующей головоломке. В отличие от него, чем больше Кэмерон узнает о человеке, тем эмоциональнее она его воспринимает. Эта черта иногда влияет на ее способность принимать правильное решение. Когда Хаус высказал предположение, что один из пациентов собирается расстаться со своей девушкой, Кэмерон насторожилась и принялась расспрашивать больного о его личной жизни. Когда же его девушка решила стать донором, отдав своему другу часть печени, возникла моральная дилемма. Кэмерон сочла, что девушка имеет право знать правду, но при этом может передумать и отказаться от операции, в этом случае больной может умереть. Забота Кэмерон о людях часто оборачивается боком. Так, она прониклась участием к одинокому больному с подозрением на рак и затем потребовала провести все анализы за исключением одного — именно того, который определенно доказал бы наличие онкологического заболевания. Ее забота, основанная на том, что она знала о больном больше, чем это нужно знать врачу, явилась причиной того, что она оказалась неспособной воспринять ситуацию так, как надо.

Возможно, ее любопытство и настырное желание получить информацию временами раздражают Хауса и других коллег, но порой им приходится отдать должное этому качеству. Хаус отметил ее пристрастие к собиранию информации о людях (по и высмеял при этом), когда вел занятие со студентами-медиками по диагностике. Форман в критический момент своего заболевания делает ее своим доверенным лицом, зная, что она, с ее настойчивостью, обязательно сделает для него все необходимое. Хаус мирится с ее любопытством и настойчивостью до тех пор, пока оно не направлено на него, хотя и не одобряет того, что сбор личных данных о других заставляет ее относиться к ним с большим сочувствием. Ее настойчивость — одна из причин, но которой он принял ее на работу. Он сказал ей, что взял ее к себе, потому что она хорошенькая, но уточнил, что для хорошенькой девушки, она работала больше, чем нужно. Она мокла бы запросто выехать только на своей внешности, по предпочла этому учебу в медицинском вузе, интернатуру и ординатуру, а сейчас трудную работу и учебу по гранту. Возможно, Хаус ожидает, что она применит свою настойчивость на благо лечения больных. Даже если он отсутствует, он может рассчитывать на то, что она не оставит окружающих и найдет ответ.

Чейз: изломанный и умный, как Хаус

«Я говорю вам: мой отец ушел, мать пила не просыхая, от этого

я вам более интересен?»

(Чейз, обращаясь к Хаусу, «Проклятый», 1-13)

Высокомерие Хауса и его невыносимое поведение можно объяснить тем, что он физически и эмоционально изломан. Некая недиагностировапная закупорка сосудов привела к омертвению мышцы в левой ноге, что вызывает непреходящую боль, требует применения обезболивающих средств и заставляет его ходить с тростью. Последовавшее после этого эмоциональное расстройство привело к разладу в отношениях с женщиной. Теперь он даже не пытается думать о новой любви. Он часто выставляет напоказ боль и физическую немощь, бравируя ими, чтобы вызвать в людях сочувствие к себе. Это та козырная карта, которой он пользуется, когда ему нужно выбраться из какой-либо переделки или когда он хочет заставить кого-то испытать чувство вины. В эмоциональном отношении он старается отдаляться от людей или держать их на расстоянии. Он постоянно подвергает своего лучшего друга испытаниям на верность, после которых сохранить к нему дружеские чувства почти невозможно. Хотя вся предыстория Хауса нам не известна, есть некоторые указания на то, что он сам избрал для себя эту эмоциональную изоляцию. Отношения Хауса с отцом плохие; он упоминал, что тот настолько строгий приверженец дисциплины, что его действия иначе как издевательством не назовешь. Его родители живы, он говорит, что мать его любит таким, какой он есть, однако он соглашается встретиться с ними только тогда, когда не может этого избежать. Его давние друзья говорят, что он был таким и до того, как получил травму ноги, и даже он сам признает, что отдалялся от людей со времен детства.

Часто в литературе, в кино (а иногда и в реальной жизни) происходит так, что герой, когда-то переживший травму, оказывается наделенным определенными творческими способностями или недюжинным интеллектом. Вот и у Хауса есть такое качество — он замечательный диагност. Он приходит к совершенно неожиданным логическим умозаключениям благодаря вдохновению, связывая, казалось бы, несвязанные вещи (к примеру, красные стринги у девочки-подростка наводят его на мысль сделать анализ с помощью красного красителя). Иногда ему даже не удается представить научные доказательства, которые позволили ему сделать тот или иной вывод, но, так или иначе, этот вывод оказывается правильным. Он определил причину паралича больного, но ему не удалось найти достаточно доказательств, чтобы убедить свою начальницу дать добро на лечение. Она попыталась организовать лечение, основываясь только на данных истории болезни, после чего выяснилось, что Хаус все-таки прав.

Чейз — это персонаж, представляющий такую сторону Хауса, которую можно назвать «искореженный гений». Его предыстория словно взята из произведений Диккенса, на фоне которой Хаус выглядит просто хлюпиком. Отец Чейза, известный ревматолог, никогда не мог найти времени для своего сына, а затем, когда жизнь с женой-алкоголичкой стала невыносимой, просто ушел из семьи. В результате этого его сыну-подростку пришлось в одиночку заботиться о матери. Чейз поступил в семинарию с намерением стать католическим священником, но ушел из нее и стал врачом (это произошло, как утверждает Хаус, по настоянию отца, чего сам Чейз не подтверждал и не отрицал). Отец Чейза так и не сообщил сыну, что умирает от рака, и тот был настолько ошеломлен известием о его смерти, что допустил роковую ошибку, в результате которой его больной умер. Затем он узнает, что отец вычеркнул его из завещания.

В отличие от Хауса Чейз не кичится своей болью. Он скрывает, через что ему пришлось пройти, и не ищет сочувствия у других. Он испытывает романтические чувства к Кэмерон, но (хотя, как ему говорит Хаус, он был бы ей еще более интересен, если бы она знала о его прошлом) ничего ей о себе не рассказывает и даже грубо прерывает, когда она пытается разузнать о его натянутых отношениях с отцом. Мы редко видим его где-либо, кроме работы, поэтому не можем сказать, насколько он схож с Хаусом в том, что тот держит людей на расстоянии, но что касается коллег, то их он точно сторонится. Ему наплевать на то, что они считают его лентяем, которому нет дела до работы, на то, что для них он — испорченный богатый мальчик, получивший эту работу благодаря связям отца. Он не признается в том, через что ему пришлось пройти.

Но у него и Хауса есть общая положительная черта — творческое мышление. Он предлагает необычные решения, к примеру, рекомендует прибегнуть к рентгену вместо инвазивного теста, чтобы убедить неуступчивого больного в окончательном диагнозе; он находит способ спасти глаз больного от сгустка крови, не прибегая к другим видам лечения; он использует ультразвуковое исследование мозга, когда нельзя воспользоваться магнитно-резонансным томографом. Часто он оказывается единственным изначально правым в диагнозе, который впоследствии подтверждается, но у него в первый момент не хватает доказательств, чтобы обосновать определенные анализы или методы лечения. Он единственный, кто даже побил Хауса его же оружием, поставив правильный диагноз, когда Хаус ошибся. Причем сделал он это вполне по-хаусовски, используя лазерную указку, определив, что именно свет является проблемой больного.

Непростое прошлое Чейза и, как результат, его эмоциональные проблемы не дают ему возможности полностью проявить свой ум. Он избегает конфликтов, когда это возможно, он отступает перед проблемами, если не до конца убежден в своей правоте. Он, скорее всего, замкнется и возведет эмоциональный барьер, нежели станет защищаться. Когда его положению что-то угрожает, вместо открытой борьбы он начинает борьбу закулисную, как в случае, когда Хаусу предложили уволить кого-то из своих сотрудников. Чейз собирает компрометирующие сведения о каких-то нарушениях, совершенных Хаусом, и передает их председателю совета директоров больницы в расчете сохранить за собой работу. Возможно, у него не было уверенности в том, что его оставят, или же он не мог поверить, что найдется кто-то, на кого он мог бы рассчитывать, кто мог бы вступиться за его интересы. Чейза можно понять, принимая во внимание историю с его родителями, — это заставило его бороться за свою работу именно таким способом вместо того, чтобы пытаться доказать свою полезность команде.

Нам не известно, по какой причине Хаус взял Чейза на работу. Как-то походя он заметил, что причиной явился звонок отца Чейза, но это не очень согласуется с тем, что мы знаем о Хаусе и Чейзе. Хаус не из тех, кто поддается влиянию или давлению авторитетов, и он не будет оказывать кому-либо личные услуги, поэтому маловероятно, что он принял Чейза в свою команду, потому что отец того надавил на какие-то рычаги. А натянутые отношения Чейза с отцом и чувство обиды вряд ли могли способствовать тому, что он обратился к отцу за помощью, дабы тот составил ему протекцию. Вероятно, есть более глубокие причины, объясняющие факт приема Чейза на работу, подобно тому, как симпатичная внешность Кэмерон — это не единственная причина, по которой Хаус выбрал ее.

Наблюдая за тем, как Хаус обращается с Чейзом, можно заметить, что Хаус признает как его заслуги, так и недостатки, поскольку он постоянно подгоняет его, заставляя тем самым работать больше и лучше. Он создает Чейзу препятствия и пытается изменить его психологию, постоянно называя идиотом, возможно, потому что видит в нем зародыш такого же интеллекта, как и у него самого, и приходит в негодование, когда Чейз не может реализовать великолепные идеи. Но когда Чейзу действительно тяжело, например, когда умер его отец, Хаус демонстрирует редкую для него чувствительность. Хаус бравирует своими бедами и извлекает из этого пользу, но, возможно, он делает это, чтобы нанести упреждающий удар по выражению истинного сострадания со стороны окружающих, и он уважает Чейза за то, что тот также отвергает чью-либо жалость.

Команда: Франкенштейн и его доктор

«Ну ладно, ждите у моря погоды.

[С плохим австралийским акцентом] Не выйдет, приятель, для

вены слишком много крови. [Имитирует акцент героя из фильма «Домосед»] Не выйдет, Хиззи.

Если бы это была артерия, кровь бы хлестала.

[Фальцетом] Вообще-то он бы уже помер».

(Хаус, обращаясь к своей команде, «Без причины», 2–24)

Несмотря на свои пороки, а может, и благодаря им, Хаус — один из лучших известных нам врачей. Анализ индивидуальных особенностей его характера в том виде, в каком они воплощены в его помощниках, показывает, почему это так. По отдельности эти молодые врачи не могут достичь многого. У Чейза могут быть замечательные идеи, но без высокомерия Формана и без настойчивости Кэмерон он не будет их отстаивать, а это означает, что в редком случае правильный диагноз будет его заслугой, даже если он назвал этот самый диагноз в начале дебатов. Форман может быть надменным и резким, выражая свое мнение, но часто он оказывается не прав, потому что ему недостает творческого подхода Чейза и любопытства Кэмерон. Кэмерон может без конца заботиться о людях, так что, как сказал Хаус, тошно делается, но не испытав травмы, которую испытал в детском возрасте Чейз, она терпит поражение, когда сталкивается с реальным миром, а этот мир не соответствует ее идеалистическим взглядам. И она не столь смела, как Форман, чтобы пробиваться в таких ситуациях, в которых жизнь не нашей стороне.

Но поскольку Хаус обладает всеми этими чертами, он способен решать проблемы и помогать людям (хотя он и заявляет, что до людей ему нет дела). Великолепный Хаус мог преднамеренно набрать себе команду из людей, являющихся его собственным отражением. Несомненно, он специально раздувает конфликты внутри команды, так чтобы эти черты выступили четче, чтобы они проявились и доказали свою действенность. Если бы его помощники действительно работали как одна команда, объединяясь и сотрудничая, а не противопоставляя себя друг другу на каждом шагу, то, вероятно, иногда они могли бы давать фору Хаусу, они могли бы быть лучше его. Но Хаус поддерживает в них дух противоречия, так чтобы, используя их споры и доводы, он мог сам проверять себя и стимулировать свой мозг. Таким образом, ему удается быть единственным, кто может разгадать головоломку. В итоге именно его имя вынесено в название сериала. А у его помощников будет свой звездный час, и тогда про них снимут особый сериал.

* * *

Шанна Свендсон после окончания колледжа работала в справочном отделе медицинского института, и хотя она не знала реального доктора Хауса, ей довелось работать с людьми, обладающими (как бы это поизящнее сказать?) его наиболее интересными чертами. В настоящее время она главным образом занимается писательским трудом. Ей принадлежат книги «Акционерная компания «Очарование»», «Однажды на шпильках» и «Девица в стрессе». Она также соавтор серий книг «Флирт с гордостью и предубеждением», «Добро пожаловать на Вистерия-лэйн», «Так говорим мы все» и «Лакомый кусочек». Временами она пишет работы на медицинские темы. Посетите ее веб-сайт www.shannaswendson.com.