Несмотря на то, что Маргарита не отпускала ее от себя ни на шаг, поездка доставила Дженне огромное удовольствие. Позднее Маргарита посвятила ее в тайны приготовления некоторых блюд. К счастью, среди них не оказалось ни foie gras, ни трюфелей. Даже разговор с Глином прошел успешно: Глин вернулся к прежней, спокойной и нетребовательной, манере речи и признался, что сильно скучает по Дженне.

— Сколько еще продлится твой отпуск, Дженна? — пожелал узнать он. — Здесь без тебя чертовски скучно. Забавно, но прежде я никогда не замечал, в каком паршивом городишке живу. Не замечал, какой напыщенный старый петух Нед. Без тебя я начинаю чувствовать себя здесь марсианином. Я даже дважды проехался мимо "Грей-Хаус" — чтобы посмотреть, не стоит ли там твоя машина. Думал, вдруг ты вернулась и не сообщила мне. Глупо, конечно, — смущенно добавил он.

— Ничего тут глупого нет, — успокоила его Дженна. — Я тоже скучаю по тебе.

Она произнесла эти слова, не задумываясь, но теперь понимала, что солгала — она просто хотела успокоить Глина и цеплялась за прежнюю жизнь, надеясь почувствовать себя в безопасности. Дженна прекрасно понимала, почему так делает. Она слишком часто думала об Алене, и это было нелепо. Между ними существуют чисто деловые отношения, и ничего более. Каковы бы ни были планы Алена, в них нет места для Дженны — от нее требуется разве что сделать счастливой его мать, отказавшись от своей доли дома. А что касается поцелуев, разве не объяснил он, что всему виной его французский темперамент? Вероятно, французы не принимают подобные поступки близко к сердцу.

— Я вернусь через неделю, — твердо сказала Дженна Глину.

— И мы объявим о нашей помолвке.

Когда он повесил трубку после этого неожиданного заявления, у Дженны знакомо защемило сердце — возвращалось прежнее ощущение, что она поймана в ловушку, и вместе с тем в памяти всплыло прикосновение рук Алена. Она не сомневалась в своих чувствах к Алену, но что будет с Глином? Неужели она способна рисковать своей налаженной жизнью?

К вечеру она стала задремывать на ходу. В этот раз сон пришел к ней без обычных помех — образ матери не отвлекал и не тревожил ее. Но едва Дженна расслабилась, как перед ней всплыло лицо Алена.

Прежде чем уснуть, Дженна успела задуматься о том, какой была бы ее жизнь здесь — с отцом, а не с матерью. Она выросла бы, окруженная спокойными заботами Маргариты, разумеется, скорее француженкой, чем англичанкой. Была бы ближе к Алену. Но все эти догадки казались бессмысленными, стоило Дженне вспомнить, что отцу она была не нужна.

На следующее утро Дженна обследовала гараж и решительно вывела из него велосипед. Под ярким солнечным светом она разглядела, что машина действительно великолепна. Дженна стерла с велосипеда пыль и не без робости забралась на седло. Ее не смущало, что велосипед мужской. Дженна была одета в брюки и чувствовала себя совершенно уверенно, пока ее ноги стояли на земле. Поминутно спуская ноги с педалей, она потратила немало времени, катаясь во дворе и осваиваясь с машиной. На шум из дома вышла Маргарита и принялась помогать ей советами и улыбками.

Когда мать Алена наконец ушла в дом, задумчиво покачав головой и храня на лице довольное выражение, Дженна решила рискнуть. Она смело направилась к ограде и только один раз была вынуждена оттолкнуться ногой от земли. После третьей попытки она почувствовала себя увереннее и смелее — но не настолько, чтобы выехать за ворота.

Она вовсе не боялась падения, зато сильно опасалась Мари, которая сегодня должна была весь день провести на ферме. У Дженны не было ни малейшего намерения выставлять себя на посмешище и давать новую пищу для сплетен Мари и Клодины. Поле за домом было совершенно ровным, и Дженна направилась туда. Был риск повредить велосипед во время прогулки, однако желание проехаться было слишком сильным, чтобы отказываться от него.

Дженна перетащила велосипед через ограду и поехала по полю, постепенно набирая скорость и радуясь движению. Механизм переключения скоростей велосипеда оказался сложным и тугим, но после нескольких неудач Дженна справилась с ним и, сделав один круг, загордилась собой. Утро превратилось в запах травы, шорох шин и ветер, развевающий волосы. Дженна мчалась все быстрее.

Огибая дом в третий раз, она несколько переоценила свои силы, и велосипед завихлялся из стороны в сторону, пока она пыталась выровнять его. Так и не сумев этого сделать, Дженна повалилась на бок, но только рассмеялась, хотя сильно ударилась о землю, а сверху ее придавил велосипед. Она не досадовала. Ничто не могло лишить ее радости в это чудесное утро, и Дженна напрочь забыла про ехидную Мари, должно быть злорадно наблюдавшую за ее падением.

Однако наблюдала за ней вовсе не Мари. Дженна лежала, глядя в небо, вдыхая аромат травы и улыбаясь самой себе. Она даже не стала сталкивать с себя велосипед. Он был совсем не тяжелый, но, чтобы отодвинуть его, надо было подняться. Охваченная приятной усталостью, Дженна не шевелилась, глядя на плывущие высоко в небе белые облака.

Всю нелепость своей ребяческой выходки она осознала, только обнаружив, что над ней возвышается Ален, разглядывая ее прищуренными насмешливыми глазами. Губы Алена подергивались и изгибались, словно он старался сдержать смех.

— Зрелище не захватывающее, но достойное внимания, — заметил он.

Ален стоял, засунув руки в карманы. Дженна поняла, что слишком увлеклась и даже не услышала шум подъехавшего автомобиля.

— Сегодня же еще только пятница, — пробормотала Дженна, уставившись на, него и прикрывая ладонью глаза.

— Иногда у меня выдается свободное время, — серьезно ответил Ален. Глаза его по-прежнему смеялись, и Дженна внезапно вспыхнула, представив себе, как выглядит сейчас, валяясь на траве, придавленная средством передвижения.

Едва она пошевелилась, чтобы подняться, Ален нагнулся и отодвинул в сторону велосипед, но, прежде чем Дженна встала на ноги, он подошел поближе, сел на траву и взглянул сверху в ее пылающее лицо.

— Похоже, мне не следовало брать велосипед… — беспокойно начала Дженна.

— Я не против, — Ален лениво пожал плечами, — я не собираюсь участвовать в гонках "Тур де Франс". А вот вы могли бы. Я видел ваш последний круг по полю.

— Кажется, я испортила велосипед, катаясь по траве, — настойчиво повторила Дженна. Вставать она не спешила. После долгих дней ожидания Ален появился слишком внезапно, и Дженна должна была признаться, что просто хочет посмотреть на него подольше.

— Я включу это в счет, когда вы будете уезжать, — пробурчал Ален. Их взгляды встретились. Ален откинулся, опершись на локти, и уставился на верхушки деревьев, внезапно посерьезнев. — Я уже успел повидаться с матерью. Вы сделали ее счастливой, Дженна, вы вернули ей смысл жизни.

— Я рада этому, — призналась Дженна. — К сожалению, скоро мне придется уехать.

— Почему? — Ален повернулся и в упор взглянул на нее. — Почему вы хотите уехать? Вам же наконец-то понравилось здесь.

— Потому, что у меня есть работа… и Глин соскучился.

— В самом деле? — Ален сердито нахмурился, и Дженна ощутила беспокойство. Она попыталась встать, но Ален удержал ее. — Сидите, — приказал он. — Нам надо поговорить об этом.

— Тут не о чем разговаривать. Я могу задержаться еще на неделю, не больше. В Англии у меня дом, работа. Жизнь не может быть сплошным отпуском.

Ален улегся на траву рядом с ней, глядя в небо.

— Пожалуй, вы правы. — Он раздраженно вздохнул. — К сожалению, мне так и не удалось сделать то, что хотелось. Ничто не изменилось.

— Нет, изменилось! — Дженна села и пристально взглянула на Алена. — Вы даже не представляете себе, как изменилось мое настроение. Кажется, все обиды и боль куда-то исчезли. Я чувствую себя так уютно рядом с вашей матерью. Проведенное здесь время пошло мне на пользу.

Ален поднял руку и лениво провел пальцами по щеке Дженны.

— А как насчет призрака?

— Кажется, он еще там, — Дженна кивнула в сторону амбара, а затем легла на спину рядом с ним, глядя, как облака плывут по небу. — Похоже, я готова встретиться с ним, но не знаю, что это даст. Может, я лишусь радости, обретенной с таким трудом. Может, вернется боль.

— Peut-etre. — Ален сел и склонился над Дженной. — Вы никогда не узнаете об этом, если будете избегать встречи. — Дженна не ответила, и Ален взял ее за подбородок. — Вы хотите попытаться, Дженна?

— Не знаю.

Он отвел ее светлые волосы со лба, пристально глядя ей в глаза, и Дженна услышала, как гулко колотится ее сердце. Ее чувства к Алену были нелепыми, взялись ниоткуда, предвещая новое горе. Их взгляды на мгновение встретились, и на смуглом красивом лице медленно появилась улыбка.

— Сейчас я действительно намерен обойтись с вами круто, Дженна Брайант.

Ален порывисто поднялся и поставил девушку на ноги, придержав, когда она пошатнулась. Ее голова внезапно стала невероятно легкой, и не от быстрого подъема. Причиной тому было присутствие Алена, его властный нрав, ошеломляющая сила. Рядом с ним Дженна чувствовала себя так, словно вокруг нее закружились облака.

— Вы боитесь лишиться того, что обрели здесь? — тихо спросил он, держа ее за руки. — Неужели вы так цените это чувство?

— Достаточно, чтобы опасаться потерять его, — прошептала Дженна, глядя на него. — Возможно, я вернусь к тому, с чего начала.

— Не думаю. — Внезапно он улыбнулся ей. — Когда хочешь чего-нибудь очень сильно, вряд ли этого можно лишиться. — Он оглядел ее лицо, задержал взгляд на приоткрытых губах, и Дженна потупилась, пугаясь своих чувств.

— У меня кружится голова, — прошептала она, чувствуя жар на щеках.

— И у меня, — подхватил Ален, поворачивая ее к дому. — Вероятно, у нас аллергия на запах травы.

Наклонившись, он поднял велосипед и повел его к дому, а Дженна только сейчас заметила, что они взяты под наблюдение. Мари вышла во двор и открыто глазела на них, даже не пытаясь заняться своим делом: увиденное давало новый повод для сплетен и догадок.

Ален проигнорировал ее, повел себя так, словно никакой Мари не существовало, и девушка ушла в дом только под решительным взглядом Дженны.

— Пожалуй, мы выпьем кофе, а затем потолкуем, — предложил Ален. — И решим, что делать: отправиться в амбар или еще куда-нибудь.

— Но вы только что приехали из Парижа! Вы наверняка устали…

— Я действительно устал, — подтвердил Ален, — но, увидев, с каким азартом вы гоняете вокруг дома, почувствовал прилив энергии. Мы поедем обедать, — предложил он.

Опьяняющее чувство Дженны быстро исчезло.

— В замок я не поеду! — решительно заявила она.

— Вам не понравился замок? Или Клодина? — Ален внимательно взглянул на нее, но Дженна была готова к такому взгляду.

— Разумеется, мне не понравился замок. Там слишком холодно и темно, к тому же, повторяю, я предпочитаю еду, приготовленную Маргаритой. А что касается Клодины, о ней я просто не думала. Я ее не знаю и знать не хочу. Через неделю я отсюда уеду и никогда больше не увижу ее.

— Значит, вы не вернетесь сюда? Вам нравится моя мать, и все-таки вы будете рады, если она исчезнет из вашей жизни? — Ален остановился у ограды и серьезно взглянул на Дженну.

— Нет, совсем не рада. Но как я могу…

— Как вы можете видеться с ней, не встречаясь при этом со мной? Это меня вы собираетесь избегать, n'est-ce pas?

— Я… в общем-то, я не имею ничего против вас… — неловко начала Дженна, и Ален, вдруг взорвавшись смехом, перемахнул через ограду и поднял Дженну, словно она была невесомой.

— А вдруг я имею что-нибудь против вас, моя загадочная родственница? — усмехнулся он. Он еще держал Дженну в кольце рук, и Дженна тут же вспыхнула, почувствовав насмешку.

— Я не… — сгоряча начала она, но Ален приложил палец к ее губам, подавляя вспышку.

— Вы мне не родственница? — подсказал он. — Согласен. Вряд ли я смог бы ощутить такой прилив страсти к родственнице.

— Очевидно, вы были пьяны, — фыркнула Дженна, залившись румянцем.

— Несомненно, я захмелел изрядно, — беспечно подтвердил Ален, — как и вы, petite.

— Напоминать об этом не по-джентльменски, — сердито заметила Дженна.

— Но ведь я не джентльмен, я не такой, как ваш приятель-юрист, cherie… не такой идиот.

— Пустите меня сейчас же, — решительно потребовала Дженна, напоминая Алену, что он все еще держит ее в объятиях, делающихся все крепче.

— Прошу прощения, — насмешливо отозвался Ален. — Совсем забыл, что вам это не нравится. — Перегнувшись через ограду, он втащил велосипед. Дженна мрачно смотрела на него.

— Вы опять лишили меня спокойствия, — с горьким укором проговорила она.

— А чего вы от меня ожидали? Моя мать вас успокаивает, а я вас злю, каждый трудится в меру своих способностей. — Внезапно Ален усмехнулся и взял Дженну за руку. — Сегодня я еще не очень старался. Простите меня, Дженна. Иногда вы становитесь такой упрямицей и такой англичанкой, что мне просто не терпится подразнить вас. В будущем я постараюсь сдерживаться.

— Когда… когда я соберусь уезжать на следующей неделе… — торопливо начала Дженна, прежде чем они достигли дома, — вы приедете за мной или же мне придется добираться до Парижа самой?

— Разумеется, я заберу отсюда вас обеих. — Ален мгновенно перешел от смеха к серьезности. — Маме нельзя оставаться здесь одной. Сразу же найти для нее компаньонку будет невозможно. Пока она поживет у меня.

— Простите… — пробормотала Дженна.

— Это не ваша вина, — холодно отозвался Ален, утратив последние следы веселости. — До вашего приезда наша жизнь текла своим чередом. Несомненно, в ней ничто не изменится и после вашего отъезда.

Они вошли в дом, и понимающий взгляд Мари, казалось, окончательно привел Алена в бешенство. Он издал недовольное восклицание.

— Будьте любезны заняться уборкой наверху, — приказал он, не заботясь о том, что девушка уже получила задание от его матери. — Мы хотим выпить здесь кофе. Вы сюда вернетесь, когда мы уйдем.

— Oui, monsieur. — Девушка торопливо удалилась. Когда Дженна подняла голову, то обнаружила, что Маргарита наблюдает за ними с порога кухни. Маргарита молча повернулась и вскоре принесла в гостиную кофе для них двоих, после чего поспешила удалиться. Несомненно, она уже почуяла опасность, заметив, что сынок не в духе. Должно быть, ей приходилось так же сдерживаться, когда гневался отец Алена, угрюмо подумала Дженна и хмуро взглянула на Алена.

— Незачем сердиться на мать, — недовольно заметила она.

— Я никогда не сержусь на мать, — возразил Ален. — На этот раз раздражение у меня вызвали вы, мадемуазель, и эта бездельница Мари.

— Она услышит вас! — прошептала Дженна.

— Bien. Значит, она узнает больше, чем узнала бы, оставшись внизу, моя английская мышка. Не робейте и выкладывайте все как на духу.

— Ладно, — фыркнула Дженна. — Вы невежливый, упрямый и самодовольный тип!

— Могу только согласиться с вами, — насмешливо пробормотал Ален. — В таком случае пойдемте в амбар, я упрямый и настаиваю на этом. — Он допил кофе и встал, возвышаясь над Дженной.

— Ну, если вы настаиваете, не пойду! Плевать я хотела на ваше упрямство.

— Что вы за дитя, — усмехнулся Ален, — даже выражаетесь как школьница.

— Я уже давно закончила школу! — взорвалась Дженна, бросаясь мимо Алена к двери.

— Но так и не повзрослели, — иронически добавил он.

— Вы нарочно дразните меня! — Круто обернувшись, Дженна обнаружила, что Ален стоит совсем близко от нее, глядя в упор.

— Может быть, — согласился он. — Возможно, я надеялся, что горячность поддержит вас в этом испытании. Я уже видел, как она помогала вам в нескольких случаях.

Время покажет, подумала Дженна. Поставленная перед необходимостью войти в амбар, она утратила всю безмятежность, с какой совсем недавно смотрела на облака. Она снова взглянула на небо, но тут же отвернулась. Как быстро они с Аленом выходят из себя! Печально. И все-таки Ален для нее — чужой человек. До сих пор он жил своей жизнью, а ее, Дженну, просто заставили приехать сюда. Как только она уедет, он навсегда забудет о ней, разве что время от времени будет припоминать ее детские вспышки и снисходительно улыбаться.

На этот раз Алену не пришлось подталкивать Дженну на лестнице, ведущей в студию, — она решительно шла впереди. Ничего страшного не случится, повторяла себе Дженна, и когда Ален распахнул дверь в студию, пропуская ее вперед, Дженна вошла, не смущаясь. Она приготовилась увидеть кресло и трубку и испытать ощущение, что ее отец вышел только на минуту и вскоре вернется сюда.

На этот раз она обошла студию, рассматривая картины. Многие из них были еще без рам, но Дженна не могла не признаться, что картины ей понравились. Цвета, формы, ощущение света и покоя — все это ей казалось своим. Ей было странно думать, что такое восприятие мира она унаследовала от отца, пусть даже была лишена его таланта.

В студии по-прежнему стояли два мольберта: один с незаконченной картиной, изображающей городок, и другой, с большим холстом, изображение на котором разглядеть было невозможно — темная ткань полностью скрывала его.

— Что это? — Дженна взглянула на Алена, дожидаясь разрешения открыть картину. До сих пор она держалась хорошо, подготовившись к визиту в студию, но теперь ей недоставало смелости просто откинуть в сторону покрывало. Почему-то ей казалось, что это право принадлежит только Алену.

— Ради этого я вызвал вас сюда, Дженна, — тихо проговорил Ален. — Она расскажет вам все, что вы хотите узнать. Она скажет истину и исправит все недоразумения. Картина на мольберте — портрет. Он был закончен много лет назад и с тех пор стоял на месте. Отдыхая, ваш отец сидел в этом кресле и смотрел на портрет. Встаньте вот сюда, и вы увидите то, что он видел каждый день.

Под пристальным взглядом Алена Дженна послушно отошла в сторону. Ее сердце вдруг беспокойно заколотилось — Дженна понятия не имела, о чем говорит Ален. Она заметила только, что Ален вдруг стал слишком серьезным и что этот портрет имеет для него огромную важность. Ален снял покрывало, и Дженна замерла на месте, сильно побледнев.

На портрете была изображена девочка на велосипеде и хорошо передано движение. Серебристые волосы девочки летели за ее спиной, ясные глаза задумчиво и грустно смотрели на мир, а светлую кожу покрывал первый загар. Длинные, тонкие ноги виднелись под взметнувшимися складками школьной юбки, под воротником белой блузки был завязан полосатый галстук. Даже значок на темном жакете не был забыт.

— Это я… — прошептала Дженна, не сводя глаз с изображения. Такой она была много лет назад. Она видела свои задумчивые глаза, узнавала забытые чувства на нарисованном лице, и давно ушедшие годы со всей ясностью возвращались к ней.

— Да, это вы. — Ален подошел к картине и прочитал подпись, сделанную почерком отца Дженны: — "Дженна в шестнадцать лет". Это действительно вы. Он дорожил этим портретом до самой смерти.

— И все-таки ни разу не встретился со мной. Откуда он мог знать, как я выгляжу? Это невозможно.

— Возможно, Дженна, — у него была фотография. Я взял ее себе и с тех пор храню. — Он испытующе взглянул в горестное лицо Дженны. — Вы были нужны ему, Дженна. Он хотел вернуть себе дочь больше всего на свете.

— Но он никогда не приезжал даже повидаться со мной, ни разу не написал. Не пытайтесь обмануть меня, Ален. Из вашей затеи ничего, кроме печали, не получится. — Она отвернулась и закрыла лицо дрожащими руками. — Можно я уйду?

— Да, — глухо проговорил Ален. — Если вы не видите здесь ничего, кроме портрета, не можете переступить порог очевидного, тогда, вероятно, вам следует уйти. Может, вам вообще не стоило приезжать сюда.

— Я и не хотела приезжать. Значит, вот что вы обещали мне — корни, оставшиеся у меня во Франции? Портрет, написанный с фотографии?

— Корни — это любовь, — резко возразил Ален. — Они здесь, и вам нужно только поверить в это.

— Какая еще любовь? Здесь ее никогда не было! — Дженна обернулась, сверкнув глазами, но тут же уронила голову — слезы затуманили ее глаза, а жалость к самой себе, к матери и к человеку, которого Дженна едва помнила, заставила их заструиться по щекам. — Вы считаете, что я веду себя как ребенок?

— Нет, Дженна. Впечатления детства живут в нас до конца жизни. Возможно, если бы вы были немного другой — менее чувствительной, менее чуткой к горю своей матери…

— Ее горе было не беспричинным! — Дженна сердито вскинула голову, но слезы текли, не утихая, и Ален, что-то пробормотав, шагнул вперед и обнял ее.

Он положил голову Дженны к себе на плечо, и Дженна обнаружила, что уютно свернулась в его руках, постепенно успокаиваясь. Рука Алена бережно пригладила ей волосы. Ален обнимал ее, пока рыдания Дженны не утихли. От ее слез промокла рубашка Алена, и Дженна подняла руку, вытирая мокрые щеки и бездумно разглаживая белую рубашку, словно пытаясь высушить ее. Ее пальцы ощущали тепло кожи Алена сквозь шелк, чувствовали гулкие удары его сердца.

Дженна замерла — должно быть, обида отразилась на ее лице, поскольку Ален недовольно взглянул на нее.

— Иногда вы делаете совершенно необдуманные поступки, не заботясь о последствиях, — пробормотал он, поворачивая Дженну в другую сторону, где у стены стояла длинная скамья. Здесь Дженне волей-неволей пришлось смотреть на портрет, и Ален тоже смотрел на него, нахмурившись.

— Такой я впервые увидел вас, — мрачно признался он. — Я взял фотографию и хотел немедленно отправиться к вам, познакомить вас с отцом, но он не позволил мне.

— Я… я ничего не понимаю. — Дженна подняла на него залитые слезами глаза, и Ален вытер их почти машинально.

— Конечно, как вы можете понять? — с горечью отозвался Ален. — Вам же ничего не объяснили. — Он снял руку с плеч Дженны и прислонился к стене, не отрывая глаз от светловолосой девочки на велосипеде, готовой умчаться прочь под ветром, развевающим волосы. — Я часто размышлял, почему амбициозная, капризная Имоджин вышла замуж за Расселла, — задумчиво продолжал он. — Он был художником, человеком непрактичным, начисто лишенным житейской хватки. Вам известно, чем ему пришлось пожертвовать, чтобы обеспечить вас материально? — Дженна покачала головой, и Ален резко отвернулся, снова глядя на девочку с портрета, кажущуюся реальной. — Тогда он еще не пользовался известностью и должен был забыть о своих желаниях, чтобы заняться прибыльной работой. Работа удручала его, но приносила деньги — для его жены и дочери. Расселл рисовал, когда мог — в редкие свободные часы, в отпуске. Имоджин отказывалась выезжать с ним и не отпускала вас.

Вдруг Ален поднялся и прошелся по комнате, прежде чем обернулся к Дженне с решительным лицом.

— В жизни вашей матери был другой мужчина, Дженна. — Взглянув ей в лицо, он поднял руку, заставляя ее замолчать. — Этого вы не можете отрицать, — резко заявил он. — Вы были слишком малы, чтобы знать об этом.

— Нед Кларк, поверенный, говорил, что бракоразводный процесс возбудила мать, — призналась Дженна.

— Так и было, и Расселл был настолько убит горем, что даже не пытался бороться. — Ален снова сел рядом и повернулся к Дженне. — Но он не желал разлучаться с вами! — разгневанно произнес он. — Эта часть соглашения внешне выглядела вполне пристойно. Расселл вроде бы получал право встречаться со своей дочерью, когда пожелает. Ваши родители согласились, что не стоит впутывать вас в свои ссоры. Вам было всего восемь лет, и у вашей матери хватило ума не таскать вас на судебные разбирательства. Но она обвела Расселла вокруг пальца. Имоджин получила дом со всеми вещами, машину и деньги в банке. Несмотря на то, что Расселл подозревал о существовании другого мужчины, он был готов отдать все, лишь бы видеться с вами, лишь бы его не лишали дочери, и ваша мать милостиво согласилась.

— Но отец никогда не пытался встретиться со мной, — в отчаянии произнесла Дженна и была поражена бурной реакцией Алена на это заявление.

— Он пытался целых восемь лет! — вскипел Ален.

— Он ни разу даже не написал мне…

— Он писал вам понемногу каждый день, в течение восьми лет, и отправлял толстые конверты, как только снова находил вас. Неужели вы ничего не понимаете, Дженна? Неужели никогда не задумьшались об этом? Что, по-вашему, случалось с письмами, которые приносили к вам в дом?

— Мама всегда сама получала почту. — Дженна взглянула на Алена и покачала головой. — Но ведь это бесполезно, Ален! У него было решение суда. Он мог прийти и потребовать встречи со мной, мог сесть на пороге и…

— Если бы он мог найти этот порог! Послушайте меня, Дженна, как только развод был завершен, и ваша мать получила свободу, она переехала на новое место. Расселл лишился всего имущества и отправился во Францию, к своим друзьям. Ему пришлось начать жизнь заново, обустроить жилище, в котором вы могли бы бывать — пусть даже только во время каникул. После его отъезда ваша мать немедленно переехала и увезла вас с собой. Дом был продан, банковский счет закрыт, и никто не знал, куда она делась. Да, у вашего отца было решение суда, но что оно значило? Просто листок бумаги. Имоджин не совершила никакого преступления, просто нарушила клятвенное обещание. Многими решениями суда можно пренебречь — для этого необходима только выдержка, а ее Имоджин было не занимать.

— Но в конце концов он нашел меня…

— Нет. Это я вас нашел! — Никогда Дженна не видела Алена таким мрачным, но он смягчился, увидев ее белое от страха лицо. — Сначала, после того как Расселл женился на моей матери, я был слишком занят и не интересовался их делами. Я учился в университете, изучал унаследованное дело. Но по мере того, как я узнавал Расселла, я начинал злиться на женщину, которая до сих пор причиняла ему горе. Мне хотелось найти ее, увидеть потерянную Дженну. Я выследил вашу мать. Я решил помочь Расселлу и нанял частных детективов — поиски дались им с трудом, ваша мать слишком ловко заметала следы. Когда я узнал точно, где вы живете, я один приехал в Англию. Я ждал у дома и видел, как вы возвращаетесь из школы. Со мной был последний из нанятых детективов, и он подтвердил, что девочка, подъехавшая к дому, действительно Дженна Брайант. Вы остановились поболгать с подружкой, и в этот момент я сфотографировал вас.

— Тогда почему же в Англию не приехал отец? — устало спросила Дженна, глядя на свои крепко стиснутые пальцы.

— Он приезжал. Через два дня я привез его с собой, и он увидел вас. Мы сидели в машине, смотрели, как вы подъехали к дому и вошли. Я был готов последовать за вами и выдержать бой с Имоджин, рассказать вам всю правду — потому, что я уже знал, как мать таскала вас с места на место, точно беженку. Мои детективы установили ваши многочисленные переезды, и было нетрудно догадаться, что их вызвало. — Ален вздохнул и снова прислонился к стене. — Расселл остановил меня. Он сказал, что вам уже шестнадцать лет, ваша жизнь определилась. Он боялся причинить вам лишнее горе. Я даже запомнил его слова: "Оставь ее в покое, Ален. Ей, наверное, с трудом удалось залечить детские раны. Я не имею права начинать все сначала. Имоджин просто вновь увезет ее". Бесполезно было объяснять ему, что вы уже достаточно взрослая, чтобы самостоятельно принять решение. Расселл не хотел вторгаться в вашу жизнь. Он вернулся во Францию и взялся за портрет — и сумел придать своей дочери на нем больше жизни, чем на фотографии.

Дженна промолчала. Перед ней вставало лицо человека, который устало, но неохотно отпускал ее — втайне она всегда подозревала, что Расселл сделал это ради ее блага.

— А я даже не приехала повидаться с ним перед смертью, — всхлипнула она.

— Вы попали в аварию, — напомнил Ален.

— Я и до аварии не хотела ехать. — Дженну переполняло отчаяние, и вместе с тем в ее голове теснились вопросы и догадки. Угрызения совести тоже мучили ее. — Он умер, зная, что я не приеду… — прошептала она.

— Нет, он ничего не знал, — возразил Ален, снова утешающе обнимая Дженну. — Я подумал, что маленькая ложь будет во благо. Когда вы не позвонили в ответ на мое письмо, я объяснил Расселлу, что вы за границей. Я сказал, что письмо перешлют вам и вы непременно приедете.

— Он так и не дождался, — горестно напомнила Дженна.

— Я знал, что он не дождется, — признался Ален. — Но Расселл ни о чем не подозревал. Его смерть была легкой, Дженна, его окружали те, кто его любил. Он надеялся, что вы скоро приедете. Но все получилось иначе, и это даже к лучшему. Тогда бы вы ничего не поняли и могли попасть в неловкое положение.

Дженна только кивнула. Слезы все еще застилали ее глаза. Отец прожил жизнь не напрасно, у него был большой талант, и он имел много друзей. Ален положил ее голову к себе на плечо, и оба засмотрелись на портрет.

— Милая девочка на велосипеде, — тихо произнес Ален. — Сегодня утром я снова видел, как она гоняет по полю вокруг дома. Но на этот раз она выглядела счастливой. — Он повернулся и посмотрел Дженне в глаза. — Вы были счастливы, Дженна?

— Пожалуй, да — некоторое время.

Ален еще долго смотрел в ее запрокинутое лицо, затем резко встал и направился к двери.

— Вернемся в дом. Должно быть, пора обедать.

— Но я еще почти ничего не знаю…

— Потом, — упрямо прервал Ален. — Пожалуй, мы и так пробыли здесь слишком долго.