Севилья

6 июня 2006 года, вторник, 12.45

Обходя квартиры, Феррера нашла жильца, видевшего «пежо-партнер» вчера вечером — в понедельник, пятого июня. Фургон остановился на улице Лос-Ромерос, напротив мечети, и двое мужчин выгрузили из него четыре картонные коробки и несколько больших синих пластиковых пакетов. Описание этих мужчин ограничивалось тем, что они были молодые, спортивные, одетые в футболки и джинсы. Коробки были достаточно тяжелые: они переносили их по одной. Все привезенное отнесли в мечеть. Затем оба мужчины вышли из нее и уехали на фургоне. Фалькон велел ей продолжать поиск свидетелей в квартирах, а если необходимо, зайти в больницу.

На автостоянке комиссар Эльвира и судья Кальдерон заканчивали давать импровизированную пресс-конференцию; мэр и депутаты уже ушли. В разрушенном здании нашли еще одно тело — на седьмом этаже. Спасателям пока не удалось отыскать среди обломков ни одного человека, который подавал бы признаки жизни. Отбойные молотки обнажали решетку железобетонных перекрытий, а ацетиленовые резаки и электропилы разделяли перекрытия на большие куски, которые затем поднимали краном и грузили на самосвалы. Чем больше информации Эльвира и Кальдерон сообщали журналистам, тем больше вопросов на них обрушивалось. У Эльвиры это вызывало нескрываемое раздражение, но Кальдерон чувствовал себя хозяином положения, и журналисты смотрели на него с восторгом. Они были только рады, когда смогли сосредоточиться на обаятельном, энергичном Кальдероне после того, как Эльвира наконец покинул их и направился к детскому саду: в задней его части, в не пострадавших от взрыва классах, разместился временный штаб операции.

Репортеры узнали Фалькона и двинулись за ним, отсекая его от Эльвиры. В лицо ему тыкали микрофонами. Между голов идущих просунулись камеры. Скажите еще раз, как называется это взрывчатое вещество? Откуда его доставили? Террористы еще живы? Это террористическая ячейка? Она продолжает действовать в Севилье? Что вы можете сказать об эвакуации жителей центра города? Не было ли другой бомбы? Взял ли кто-нибудь на себя ответственность за этот теракт? Фалькону пришлось силой вырываться из этой толпы и потом приказать трем полицейским оттеснить репортеров от входа в детский сад. Фалькон приводил себя в порядок в коридоре, когда сквозь ревущую толпу у ворот прорвался Кальдерон.

— Joder, — выругался он. — Как стая шакалов.

— Рамирес только что сообщил мне про взрывчатку.

— Они забросали меня вопросами насчет нее. Но я ничего не слышал.

— Обычно ее называют НИВВ, или «гексоген».

— Гексоген? — переспросил Кальдерон. — Которым чеченские повстанцы в девяносто девятом взорвали жилые дома в Москве?

— Военные применяют его в артиллерийских снарядах.

— Помню, был какой-то скандал, связанный с тем, что чеченцы воспользовались отходами взрывчатки, которую какой-то правительственный научно-исследовательский институт продал мафии, а та, в свою очередь, продала ее террористам. Так российскую боевую взрывчатку использовали для того, чтобы взорвать самих же россиян.

— Типично русская история.

— Вам придется попотеть, — заявил Кальдерон. — Гексоген могли доставить сюда откуда угодно — из России, с помощью какой-нибудь чеченской террористической группировки, с иракских складов отслужившего оружия, из любой страны третьего мира, где недавно был вооруженный конфликт, после которого остались неизрасходованные боеприпасы. Эту дрянь могли привезти даже из Америки.

У Фалькона завибрировал мобильный телефон. Эльвира приглашал их на совещание с представителями Национального разведывательного управления и антитеррористического отдела Генерального комиссариата информации.

Приехали три сотрудника СНИ. Старшим у них был человек за шестьдесят, довольно привлекательный, с седыми волосами и темными бровями, с лицом бывшего спортсмена. Он назвался просто Хуаном. Пабло и Грегорио, два его помощника, были помоложе и обладали бесцветной внешностью менеджеров среднего звена. В своих темных костюмах они были практически неотличимы друг от друга, хотя у Пабло имелся шрам, тянувшийся от левой брови до корней волос. Фалькону было неуютно осознавать, что с того момента, как он вошел в комнату, Пабло не спускает с него глаз. Он задумался, не встречались ли они раньше.

От антитеррористического отдела КХИ явился лишь один представитель — старший инспектор Рамон Баррос, низенький, атлетически сложенный человек с коротко подстриженными седыми волосами и идеальными зубами, придававшими его брутальному и свирепому облику что-то зловещее.

Комиссар Эльвира попросил Фалькона кратко рассказать о том, что ему удалось выяснить к настоящему моменту. Старший инспектор начал с ближайших последствий взрыва и быстро перешел к обнаружению «пежо-партнера», к его содержимому и к тому, в какое время свидетели видели его на стоянке.

— Затем мы установили, что белое вещество, найденное в кузове фургона, — это гексоген, армейская взрывчатка: такую же, по словам моего коллеги судьи Кальдерона, использовали чеченские боевики, взорвавшие в девяносто девятом году два жилых дома в Москве.

— Не стоит верить всему, что пишут в газетах, — посоветовал Хуан. — Сейчас многие очень сомневаются, что это сделали чеченские боевики. У себя дома мы не склонны приветствовать «теории заговоров», но в России возможно все. Разумеется, катастрофы, подобные сегодняшней, естественно сравнивать с другими аналогичными терактами, чтобы выявить типичные черты. Но ошибки, которые мы допустили после одиннадцатого марта, показали, что типичных черт здесь не бывает. Это дело правительства — успокаивать панику, предлагая испуганному населению что-то вроде системного объяснения. Но наша задача — рассматривать каждую ситуацию как уникальную. Продолжайте, старший инспектор.

Никому из севильцев не понравился этот нравоучительный монолог; они оглядели представителя разведуправления, с его дорогими мягкими кожаными туфлями, легким костюмом и тяжелым, жестким серебристым галстуком, и пришли к выводу, что единственное, что отличает его от типичного мадридца, приехавшего с деловым визитом, — это его признание собственной ошибки.

— А если это были не чеченские боевики, то кто же? — поинтересовался Кальдерон.

— Несущественно, судья Кальдерон, — ответил Хуан. — Дальше, старший инспектор.

— Это может быть важно для выяснения возможных источников гексогена, — упорствовал Кальдерон, которого было не так-то просто отбрить. — Мы нашли фургон со следами взрывчатки и исламской атрибутикой. Известно, что у чеченцев есть доступ к российским арсеналам и что чеченцам симпатизирует мусульманский мир. Большинство людей уверены, что именно эти боевики ответственны за взрыв домов в Москве. Если разведка обнаружила, что не все эти взаимосвязи соответствуют действительности, то старшему инспектору уже сейчас следует об этом узнать. Важный этап в его расследовании — выявление происхождения взрывчатки.

— В его расследовании? — переспросил Хуан. — В нашем расследовании. Мы предпринимаем совместные усилия. Отдел по расследованию убийств не справится с этим делом в одиночку. Этот гексоген доставили из-за границы. СНИ обладает международными связями, которые помогут установить, откуда он привезен.

— Тем не менее, — заявил Кальдерон, преисполняясь чувством собственного достоинства, — расследование начинается именно здесь, и старшего инспектора следует предупредить заранее, чтобы он не начал действовать на основании неточной или неверной информации.

Кальдерон понимал, что в данном случае точность информации действительно несущественна с точки зрения цели расследования, но он знал: для того, чтобы поставить этого Хуана на место, надо показать свою силу. Кальдерон был главным судебным следователем и вовсе не желал, чтобы его авторитет ставили под сомнение какие-то чужаки, тем более из Мадрида.

— Мы точно не знаем, — ответил Хуан, раздраженный этим замечанием. — Но есть заслуживающая доверия теория, согласно которой российская Федеральная служба безопасности, ФСБ, сама осуществила эту акцию, успешно переложив вину за нее на чеченцев. Как раз перед этими взрывами Путин возглавил ФСБ. В стране царил хаос, и появилась отличная возможность продемонстрировать силу. ФСБ спровоцировала войну в Чечне и Дагестане. Премьер-министру пришлось подать в отставку, и в начале девяносто девятого года его место занял Путин. Взрывы жилых домов в Москве позволили ему начать патриотическую кампанию. Он хотел показать себя бесстрашным вождем, который даст отпор боевикам. В начале двухтысячного Путин стал действующим президентом России. Как предполагают, гексоген, который применили при терактах, был доставлен из научно-исследовательского института на Лубянке: в том же районе располагается штаб-квартира ФСБ. Как видите, судья Кальдерон, мое объяснение мало чем способно здесь помочь, но оно показывает, как быстро в мире распространяются опасность и смута.

Наступило молчание; севильцы словно бы вслушивались в отзвуки взрыва в их собственном городе, раздающиеся в Чечне, в Москве и в иных местах. Фалькон продолжил свой краткий рассказ о «пежо-партнере», о двух мужчинах, которые выгрузили из него какие-то вещи и перенесли их в мечеть, а также о мужчинах, которые, как полагают, находились в мечети в момент взрыва, и о последних новостях — о владельце фургона и его племяннике Трабелси Амаре, который одолжил у дяди машину.

— Что-нибудь еще? — спросил Хуан, пока помощник Эльвиры вводил имя и фамилию Трабелси Амара в базу данных подозреваемых в терроризме.

— Хочу прояснить еще одно обстоятельство, прежде чем я продолжу расследование, — сказал Фалькон. — Кто держал мечеть под наблюдением — СНИ или КХИ?

— Почему вы считаете, что мы этим занимались? — осведомился Хуан.

Фалькон кратко поведал им о загадочных хорошо одетых молодых людях из «Информатикалидад», часто посещавших одну из близлежащих квартир в течение последних трех месяцев.

— Мы никогда не стали бы проводить операцию наблюдения таким способом. И я никогда не слышал об «Информатикалидад».

— А как насчет антитеррористического отдела, старший инспектор Баррос? — спросил Эльвира.

— Мы не держали мечеть под активным наблюдением, — ответил Баррос. Казалось, он скрывает кипящий гнев под маской сверхъестественного спокойствия. — Я слышал об «Информатикалидад». Это самый крупный в Севилье поставщик компьютерных программ и расходных материалов. Они снабжают даже нас.

— И последний вопрос — об имаме, — сказал Фалькон. — Нам сообщили, что он приехал сюда из Туниса в сентябре две тысячи четвертого и что в базе подозреваемых в терроризме он значится в самой низкой категории риска, однако для ознакомления с его биографией требуется необычно высокий уровень доступа.

— У него неполное досье, — ответил Хуан.

— Что это значит?

— Насколько нам известно, он чист, — сказал Хуан. — Многие слышали, как он осуждал мадридские теракты две тысячи четвертого года, отмечая их хладнокровную жестокость по отношению к мирному населению. Из его заявления о выдаче визы явствует, что он прибыл в Севилью отчасти для того, чтобы сгладить противоречия между католиками и мусульманами. Он считал это своим долгом. Нас беспокоили только пробелы в его биографии, которые мы не смогли заполнить. Эти пробелы относятся к восьмидесятым, когда многие мусульмане отправлялись в Афганистан бороться вместе с моджахедами против русских. Взгляды некоторых стали после этого более радикальными; в девяностые годы кто-то из них вернулся на родину, а кто-то позже вошел в движение «Талибан». В те годы нашему имаму было тридцать с небольшим, так что он вполне мог быть в числе этих радикалов. В конце концов за него поручились американцы и мы выдали ему визу.

— Итак, в результате взрыва этой бомбы погиб человек, который мог симпатизировать террористам, пять мужчин старше шестидесяти пяти, мужчина младше тридцати пяти в инвалидной коляске, двое испанских новообращенных, а также два мужчины за сорок, обращавшиеся за пособиями по нетрудоспособности. Таким образом, остается всего два здоровых мужчины североафриканского происхождения младше тридцати пяти лет, — подвел итог Эльвира. — Может ли СНИ предложить теорию, объясняющую, почему столь странно-разнородная группа людей, которая, как нам сообщили, не находилась под активным наблюдением, хранила у себя высококачественную боевую взрывчатку и почему эта взрывчатка сдетонировала?

Наступила тишина. До них донесся надсадный рев машин, работавших снаружи, грохот мусора, который нагружали в пустые самосвалы, шипение и визг гидравлики, низкий рокот разматываемого троса крана, и все это было прострочено стучащим стаккато отбойных молотков. Звуки напомнили собравшимся о цели их встречи и о беде, которая обрушилась на город.

— Трабелси Амар не проходит по базам данных подозреваемых в терроризме, он — нелегальный иммигрант, — сообщил помощник Эльвиры, нарушив общее молчание.

— Вы можете представить, чтобы взрывчатку хранили в мечети, а имаму не было об этом известно? — спросил Кальдерон.

— Возможно, он не понял, что это такое, — сказал Хуан. — Как вы знаете, по виду гексоген похож на сахарный песок. Следы, оставшиеся на полу фургона, показывают, что упаковка не была герметично запечатана. Не исключено, что взрывчатка находилась в этих картонных коробках, которые, как нам рассказал старший инспектор, вчера на глазах у местных жителей выгружали из фургона.

— Но чтобы гексоген взорвался, необходим детонатор, — заметил Фалькон. — Судя по тому, как они обращались с этим веществом, оно сравнительно устойчиво к сотрясению.

— Так и есть, — сказал Хуан.

— Значит, скорее всего, они изготавливали бомбы, и взрывчатка случайно сдетонировала, — предположил Фалькон. — Сомневаюсь, чтобы в мечети такого размера можно было тайно делать бомбы, тем более в присутствии еще тринадцати человек. Я не видел план, но площадь там — десять на двенадцать метров, не больше.

— Если следовать этой версии, нельзя сбрасывать со счетов имама, — отметил Хуан. — Нам придется поговорить с американцами об этом Абделькриме Бенабуре, а кроме того, нам надо найти снимок Трабелси Амара, по которому его можно опознать, а также сведения о его биографии.

— Если Сомайя признает Амара своим племянником, это мало похоже на продуманную «легенду» террориста. У дяди наверняка найдутся его фотографии, — проговорил Фалькон. — Мы должны рассмотреть возможность того, что фургоном управлял не он. Его могли угнать, а может быть, его почему-либо одолжили кому-то еще для доставки груза в Севилью. Функция Трабелси Амара могла сводиться к тому, чтобы просто предоставить фургон террористам: в таком случае никто бы не заявил об угоне.

— Мы проследим, чтобы сотрудники КХИ в Канильясе связались с мадридской полицией, которая допрашивала Мохаммеда Сомайю, — заверил Хуан, словно беря на себя полномочия старшего инспектора Барроса, который по-прежнему хранил молчание. — Одна из трудностей в расследовании террористических операций — в том, что боевики, о которых нам известно, отвлекают на себя наше время и ресурсы, как это было в случае с одиннадцатым марта, когда никто из реальных участников событий не входил в списки известных нам террористов и не поддерживал связей с известными нам радикальными исламскими организациями. Они словно появляются из ниоткуда — и делают свое дело.

— Но сейчас вы в более выгодном положении, чем тогда, — заметил Эльвира.

— После одиннадцатого сентября и выявления связей членов исламских террористических ячеек, действующих в Испании…

— Вы имеете в виду «Аль-Каеду»? — уточнил Эльвира.

— Мы предпочитаем не злоупотреблять названием «Аль-Каеда», потому что оно принадлежит организации с иерархией западного типа. В данном случае речь не о ней, — сказал Хуан. — Журналисты с удовольствием навешивают это название на всех исламских террористов, но мы в нашей службе им не пользуемся. Мы все время напоминаем себе о необходимости сохранять бдительность и не впадать в самоуспокоенность. Итак, после одиннадцатого сентября и выявления связей членов исламских террористических ячеек, действующих в Испании, с виновными в атаках на башни-близнецы и здание Пентагона, было зафиксировано значительное усиление террористической активности.

— Но, как вы сказали, существует постоянный приток неизвестных вам молодых боевиков, действия которых можно координировать на расстоянии, — напомнил Кальдерон. — Главная проблема — в этом?

— Полагаю, расследование взрывов в Лондоне показало вам, что между секретными службами разных стран налажено тесное сотрудничество, — проговорил Хуан. — Наша географическая близость к Северной Африке делает нас уязвимыми, но в то же время дает нам определенные возможности. За два года, прошедшие после мадридских взрывов, мы сумели внедрить много своих сотрудников в террористические группировки Марокко, Алжира и Туниса. Мы надеемся более эффективно выявлять «спящие» ячейки, улавливая сигналы, которые пробуждают их к активности. Да, мы работаем не идеально, но и они — тоже. О наших успехах вы не услышите, но в любом случае пока слишком рано говорить, что на этом фронте мы потерпели поражение.

— Вы сказали: «По этой версии нельзя сбрасывать со счетов имама», — проговорил Фалькон. — Значит, вы рассматриваете и другие версии?

— Мы можем сделать только одно: подготовиться к возможным непредвиденным обстоятельствам, — ответил Хуан. — За прошедшие два года мы много занимались одним явлением, распространившимся у нас в стране. Оно попало в наше поле зрения благодаря Интернету. Я бы поостерегся называть это деятельностью какой-то группы, поскольку в данном случае мы не нашли свидетельств существования организации, связей между ее отдельными участниками. Мы нашли своего рода новостные страницы на сайте . Сначала мы думали, что это американский сайт, поскольку на первых порах он был англоязычным, но недавно в ЦРУ и МИ-5 нам заявили, что, по их мнению, VOMIT расшифровывается как Victimas del Odio de Musulmanos, Islamistas у Terroristas.

— И что содержат эти новостные страницы?

— Это постоянно пополняемый перечень всех терактов, осуществленных исламскими экстремистами с начала девяностых. В нем дается краткое описание акции, количество жертв, как убитых, так и раненых, а также число людей, на которых напрямую повлияла гибель или ранение близких.

— Значит ли это, что они общаются с семьями жертв? — задал вопрос Эльвира.

— Если это и так, жертвы об этом, видимо, ничего не знают, — ответил Хуан. — С пострадавшими беседуют журналисты, власти, социальные службы, полиция… но пока мы не нашли никого, кто бы мог сказать нам, что контактировал с ВОМИТ.

— Это началось в две тысячи четвертом, после взрывов в Мадриде? — спросил Эльвира.

— Впервые на этот сайт наткнулись британцы в июне две тысячи четвертого. К сентябрю того же года в список стали включаться и теракты мусульман против мусульман — например, взрывы террористов-самоубийц, направленные против иракских офицеров, ведущих набор в полицию. С начала две тысячи пятого появился также раздел, посвященный мусульманкам, ставшим жертвами ритуальных убийств или групповых изнасилований участниками радикальных организаций. В этих случаях сообщается лишь о характере акции и числе жертв.

— Полагаю, эту информацию размещают в Сети совершенно анонимно, — произнес Кальдерон, не ожидая ответа. — Мусульмане на это наверняка как-то отреагировали?

— Телеканал «Аль-Джазира» сделал сюжет об этом сайте еще в августе две тысячи четвертого. Кроме того, в Интернете это получило огромный отклик. Многочисленные сайты, поддерживаемые арабскими странами, начали перечислять «арабов — жертв израильской, американской, европейской, российской, дальневосточной и австралийской агрессии». Некоторые из них доходили до крайности и вспоминали историю Крестовых походов, изгнание мавров из Испании и гибель Османской империи. Но ни один из этих сайтов не мог сравниться по популярности с ВОМИТ, к тому же многие из них оказались не в состоянии идти в ногу со временем, так что, хотя в арабских странах их активно читают, Запад они совершенно не затронули.

— А что заставляет вас думать, что ВОМИТ из пассивного, неорганизованного интернет-феномена превратилась в активно действующую группировку?

— Мы так не думаем, — возразил Хуан. — Мы ежедневно просматриваем их страницы, чтобы проверить, не появляются ли на них призывы к насилию, неуважительные выпады против ислама или попытки рекрутировать боевиков по тому или иному поводу, — но там по-прежнему лишь ведется счет терактам и их жертвам.

— Вы общались с жертвами взрывов в Мадриде? — спросил Фалькон.

— Они не горят жаждой мести. Их гнев направлен на наших собственных политиков, а не на североафриканцев вообще или исламских фанатиков в частности. Большинство жертв отлично знают, что при этих терактах погибло много мусульман. Они воспринимают это как террористическую акцию, не разбирающую, на кого именно направлен удар, и преследующую политические цели.

— Кто-нибудь из них знает о ВОМИТ?

— Да, но никто из них не сказал, что стремился бы стать членом этой организации, если бы она действительно существовала как организация, — ответил Хуан. — Однако мы знаем об озлобленности, которую сеют вокруг себя крайне правые группировки с радикальными расистскими и антииммигрантскими взглядами. Мы следим за их деятельностью. Полиции удается удерживать ее на локальном уровне. По нашим сведениям, у них нет общей организации в масштабах страны и они никогда не планировали и не проводили акций такого размаха.

— А религиозные группы?

— В идеологии некоторых из этих радикальных правых группировок есть и религиозные элементы. Если они рекламируют себя тем или иным способом, мы о них узнаем. Нас больше беспокоит то, что они могут учиться у своего предполагаемого противника.

— На чем же основывается ваша альтернативная версия — о том, что это организованная акция против мусульманского сообщества? Только на том, что для каких-то кругов пришло время отреагировать на исламский терроризм? — поинтересовался Кальдерон.

— Каждое деяние террористов уникально, его характер зависит от особенностей времени и требований момента, — сказал Хуан. — Перед терактами одиннадцатого марта правительство Аснара ожидало, что ЭТА попытается сорвать предстоящие выборы. Месяца за два до этого, в канун Рождества две тысячи третьего, в поезде Ирун — Мадрид были обнаружены две бомбы по двадцать пять килограммов каждая. Обе они были типичными устройствами ЭТА и должны были взорваться за две минуты до прибытия состава на станцию Чамартин. Еще одна бомба ЭТА была найдена на путях железнодорожной линии Сарагоса — Каспе — Барселона; устройство должно было сработать в канун Нового года. Двадцать девятого февраля две тысячи четвертого, как известно всем присутствующим, Гражданская гвардия сумела перехватить фургон, на котором два боевика ЭТА везли в Мадрид пятьсот тридцать шесть килограммов титадина. Все указывало на то, что перед выборами четырнадцатого марта две тысячи четвертого года ЭТА планирует провести крупный теракт на железной дороге.

— Выводы из этих фактов сделало СНИ, и именно оно сообщило об этом правительству, — подчеркнул Кальдерон.

— И это была ошибка, судья Кальдерон, — признал Хуан. — Мы ошиблись. Даже после того, как послушали записи Корана, найденные в фургоне «рено-кангу» близ станции Алькала-де-Хенарес, и после того, как обнаружили детонаторы, которые раньше не применяла ЭТА, и даже узнав, что при взрывах был использован не титадин — излюбленная взрывчатка ЭТА, — а «Гома-2 ЭКО», — даже после этого мы не могли поверить, что ЭТА не имеет к этому отношения. Вот что я пытаюсь подчеркнуть. И вот почему нам следует рассматривать все возможные сценарии нынешнего теракта и не позволять себе хвататься за готовые решения. Мы должны двигаться планомерно, шаг за шагом, пока не выстроим неопровержимую логическую цепочку, которая приведет нас к организаторам.

— Но пока мы этим занимаемся, мы не имеем права держать людей в неведении, — заявил Кальдерон. — Журналистам, политикам и населению необходимо знать, что предпринимаются какие-то усилия, что обеспечивается их безопасность. Террор сеет смятение…

— За это отвечает комиссар Эльвира, который возглавляет расследование, а также политики, — ответил Хуан. — Наша работа — предоставлять им точную информацию. Мы уже начали рассматривать этот теракт в историческом контексте: взрывы жилых домов в Москве мы связали с обнаружением исламской атрибутики в белом фургоне. Мы не можем себе это позволить.

— Пресса уже знает о том, что мы нашли в «пежо-партнере», — заметил Кальдерон. — Мы не можем запретить им делать выводы.

— Как они это узнали? — осведомился Хуан. — Вокруг был полицейский кордон.

— Не знаю, — сказал Кальдерон. — Но как только фургон увезли и прессу допустили на автостоянку, меня и комиссара Эльвиру буквально бомбардировали вопросами о гексогене, о двух экземплярах Корана, о капюшоне, об исламском кушаке, а также о многих других вещах, которых даже не было в машине.

— На стоянке было много народу, — объяснил Фалькон. — Мои сотрудники, эксперты, взрывотехники, автомобильные эвакуаторы, и все они имели возможность бегло осмотреть фургон. Журналисты делают свою работу. Камеры не должны были показывать тела детей в детском саду, но один тип пробрался и туда.

— Как мы видели и раньше, — сказал Хуан, сдерживая раздражение, — первые впечатления очень трудно изгнать из сознания общества. Миллионы американцев до сих пор убеждены, что за одиннадцатое сентября в той или иной мере отвечает Саддам Хусейн. А сейчас большинство севильцев сочтут, что город стал жертвой исламских террористов, и мы не сможем даже близко подойти к выяснению истины, пока не попадем внутрь мечети. А это произойдет не раньше чем через несколько дней — когда разберут завалы.

— Возможно, нам следует рассмотреть те конкретные обстоятельства, которые привели к этому событию, — сказал Фалькон, — а также заглянуть в будущее, попытаться понять, какова была цель террористов, на что они рассчитывали повлиять. Что касается меня, то я рано прибыл на место взрыва, потому что был в тот момент в Институте судебной медицины, обсуждал результаты обследования трупа, который нашли на одной из крупных свалок на окраине Севильи.

Он кратко рассказал им о трупе, который был обнаружен вчера и который пока не удалось опознать.

— Конечно, это убийство, возможно, никак не связано с терактом, — продолжал Фалькон. — Однако в криминальной истории Севильи это уникальный случай. Представляется, что это работа не одного человека, а целой группы преступников, причем они предприняли колоссальные усилия, чтобы затруднить идентификацию убитого.

— Отмечались ли еще подобные убийства с такими же попытками затруднить опознание? — поинтересовался Хуан.

— Судя по полицейской базе данных, в этом году в Испании таких преступлений не совершалось, — ответил Фалькон. — Мы пока не связывались с Интерполом. Мы только-только начали расследование.

— Предстоят ли сейчас здесь какие-нибудь выборы?

— Последние выборы в андалузский парламент прошли в марте две тысячи четвертого, — сообщил Кальдерон. — Выборы в городской совет состоялись в две тысячи третьем, так что теперь они пройдут в марте будущего года. Сейчас у власти социалисты.

Хуан вынул из кармана сложенный листок бумаги.

— Перед тем как мы выехали из Мадрида, нам позвонили из КХИ: с ними связался редактор газеты «АВС», куда пришло письмо с севильской маркой. В конверте лежал листок бумаги с напечатанным испанским текстом. Мы уже установили, что это — выдержка из статьи некоего Абдуллы Аззама, исламского проповедника, главного идеолога афганского сопротивления русскому вторжению. Вот что там сказано:

«Наш долг повелевает нам не останавливаться на победе в Афганистане. Джихад остается обязанностью каждого правоверного, пока к нам не возвратятся все остальные земли, которые некогда были мусульманскими, и пока в них снова не воцарится ислам. Перед нами лежат Палестина, Бухара, Ливан, Чад, Эритрея, Сомали, Филиппины, Бирма, Южный Йемен, Ташкент… — Хуан сделал паузу, оглядев собравшихся, — и Андалузия».