Я растерялась. Я так и таращилась на голую попку Солнышка в надежде, что все изменится прямо у меня на глазах.

Солнышко был мальчик. Мама это знала с самого начала. Она проверяла по гороскопу, раскладывала карты таро, подвешивала кольцо над своим животом и смотрела в хрустальный шар. Джуд смеялась над ней, но потом мама сходила в больницу на УЗИ, и там подтвердили, что у неё точно будет мальчик.

Мама в тот же день купила пару голубых пинеток. Она надела их на указательные пальцы и изобразила на своём животе замысловатый танец. У неё родился мальчик. Так она сказала. Она называла его «сыночек».

Может быть, в больнице допустили роковую ошибку и перепутали младенцев? Может быть, моего братика Солнышко увезла другая мать, по ошибке оставив вместо него эту темноволосую девочку?

— Ты кто? — прошептала я ребёнку.

Она не знала. Она вскидывала крошечные ножки с розовыми ступнями и крошечными пальчиками, украшенными на концах микроскопическими блестящими ноготками. Голая попка выглядела в такой позе очень жалобно.

Я взяла чистый подгузник и надела на неё. Я хотела найти другую пижамку, потому что у этой штанины были мокрые, но тогда бы мама сразу поняла, что я её раздевала.

Я засунула её обратно в мокрые штанишки и завернула в одеяльце. Она, похоже, не возражала. Я посмотрела на мокрый подгузник, не зная, куда его деть. Нельзя, чтобы мама его нашла.

Я в отчаянии оглядывала заваленную вещами комнату. В глаза мне бросился белый резной туалетный столик Рошель с позолоченными ручками. Она увидела его на одной благотворительной распродаже и приставала к маме до тех пор, пока та его не купила. Я поспешно открыла верхний ящик и запихала туда мокрый подгузник. Потом взяла на руки малышку и прижала к своему колотящемуся сердцу.

Я не знала, что мне делать. Вот если бы Джуд не смылась! Я слышала, как Брюс насвистывает на кухне и подумала, не сказать ли ему, но уж больно все это было невероятно, странно и совсем не для посторонних ушей. Мне уже стало казаться, что я, может быть, ошиблась. В конце концов, что я понимаю в младенцах? Я никогда не видела голого новорождённого мальчика. Может, пиписька у них сперва совсем крошечная и я её просто не разглядела? Мне хотелось снова раздеть ребёнка и посмотреть, но наверху слышался голос Мартины, и я не знала, собираются ли они уже спускаться.

Я сидела по-турецки на матрасе с ребёнком на руках.

— Ты моя сестрёнка?

Она смотрела на меня своими необыкновенными голубыми глазами, будто понимала, но объяснить ничего не могла. Потом вернулись мама с Мартиной. Мама немного порозовела и надела розовую с красным шёлковую ночную рубашку и чёрное вышитое кимоно, стараясь хорошо выглядеть. Её влажные волосы были собраны сзади в хвост. Обычно с хвостом она казалась совсем молоденькой, прямо школьницей, её можно было принять скорее за нашу сестру, чем за маму. Но сегодня она выглядела почти старухой.

Она взглянула на меня с тревогой:

— Солнышко спит?

— Почти.

— Я его покормлю, переодену, и мы с ним поспим, — сказала мама. — Давай его сюда, Дикси. Идите, девочки. Спасибо, Мартина. Я себя чувствую другим человеком.

Мы посадили маму на матрас и вместе вышли в прихожую. Мартину трясло.

— Я её мыла, — сказала она. — Мама в таком состоянии! Живот весь ещё отвислый и дряблый. Я-то думала, он просто сразу втягивается на место. А груди набухшие, выглядят ужасно. Мама ужасно выглядит!

— Не вижу ничего ужасного, — сказала я, потому что согласиться было бы подло.

Мартина погладила собственный плоский живот и покачала головой:

— Как все это глупо! Почему это должно быть так грязно и больно? Почему мы не можем, как кенгуру, рожать детишек размером с боб, которые просто заползают в карман у нас на животе.

Мы обе представили себе это — и передёрнулись.

— Ой! — пискнула я.

— Согласна, это неудачная идея, — сказала Мартина, смеясь, хотя похоже было, что она сейчас расплачется.

У меня перехватило горло.

— Послушай, Мартина, мне надо тебе кое-что сказать.

— Не сейчас, Дикси. Мне надо позвонить Тони.

— Но это важно. Это про ребёнка.

— Ладно, потом расскажешь, Дикси, — бросила Мартина, взбегая вверх по лестнице и на ходу набирая номер.

Я чуть было не потащилась за ней, но тут в дверь постучали. Я побежала открывать в надежде, что это Джуд.

Это была Рошель. Она прыгала от радости в своих замшевых лодочках и сияла, как настоящий бриллиант.

— Знаешь что, знаешь что, знаешь что! — пропела она.

— Это ты не знаешь что, — сказала я. — Рошель, иди сюда

Я схватила её за руку и потащила в обход гостиной, прижимая палец к губам.

— Ах да! Маме лучше не говорить. Ты ведь не скажешь, Дикси, правда? — взволнованно зашептала Рошель.

— Что не скажу?

— У меня есть мальчик! — воскликнула Рошель и закружилась на каблуках, так отчаянно мотая головой, что её светлые кудри рассыпались победным золотым сиянием.

— У тебя — что? А-а, ты уставилась на какого-нибудь парня, а он помахал в ответ, — сказала я.

— Нет, правда. У нас свидание. Сегодня. Настоящее свидание, перед «Макдоналдсом». А потом мы, может быть, пойдём куда-нибудь выпить.

— В бар? Да кто ж тебя туда пустит, тебе же всего двенадцать!

— Мне почти тринадцать. Но он думает, что я немного постарше.

— А ему сколько лет?

— Шестнадцать, — гордо сказала Рошель.

— Ты с ума сошла! Не можешь ты бегать на свидания с шестнадцатилетним парнем. — Я застыла на середине лестницы. — Это не тот парень, который дрался с Джуд?

— Не большой и жирный. Это тот классный парень с шарфом и серьгой. Я ему нравлюсь, Дикси, правда нравлюсь. Он сказал, что я намного красивее всех девчонок в «Планетах». Он говорит, поэтому Джуд так глупо себя вела. Он говорит, что она ревнует, потому что я красивая, а она — нет…

— Кончай хвастаться, — перебила я её.

— Слушай, это же не я говорю, что я красивая, а Райан.

— Это его так зовут?

— Ага. Правда, здорово? Райан и Рошель — сразу слышно, что парочка. А если поиграть в «любит, нравится, ненавидит, обожает» на буквах в наших именах, то у нас обоих выходит «обожает». Каково?

— Как ты можешь его обожать, когда ты с ним почти не знакома?

— Ну, сегодня вечером-то мы с ним окончательно познакомимся, правда?

— Но ты же не пойдёшь взаправду к нему на свидание?

— Конечно, пойду! Как там наш Брюсик Извращенец, подключил он стиральную машину? Мне нужно постирать мои лучшие джинсы.

— Мама взбесится, если узнает.

— Но она ведь не узнает, правда? Если ты ей не скажешь. Но ты ведь ей не скажешь, правда, Дикси? — Рошель схватила меня за плечи своими птичьими когтями. — Мартине тоже не говори. И особенно Джуд. А если скажешь, я возьму твою дурацкую тряпичную птичку и оторву ей голову, поняла?

Рошель слегка встряхнула меня, показывая, что она это всерьёз. Я знала, что она запросто может и мне голову оторвать.

Напевая, она пошла в гостиную за коробкой со своей одеждой. Я слышала, как мама что-то недовольно ворчит, но Рошель не обратила на неё внимания. Она появилась на пороге, толкая перед собой коробку и держа в руке что-то завёрнутое в газету. Руку она вытянула как можно дальше, а на лице у неё была гримаса отвращения.

— Эй, берегитесь — грязный подгузник! И что мне с ним делать? Держи, Дикси!

Рошель попыталась сунуть его мне, но я спрятала руки за спину и улизнула от неё к Брюсу на кухню.

Раз мама переодевала Солнышко, значит, она видела, что это не мальчик. Что же она тогда притворяется перед нами? Она ведёт себя как психически больной человек.

— Дикси, у тебя ничего не случилось? — спросил Брюс. — Чего это Роксана от тебя хотела? Что она сказала?

— Да ничего.

— А все-таки? Ты уверена, что этого нельзя сказать дяде Брюсу? Ну-ка выкладывай, детка.

Все, что меня беспокоило, я ему выложить не могла. А то бы он оказался завален по самую макушку. Я решила выложить самую малость.

— Дядя Брюс, а что делают с грязными подгузниками? — Я вспомнила, что ещё один подгузник так и лежит в ящике туалетного столика Рошель, и решила, что так ей и надо. — Их спускают в туалет?

Брюс перестал возиться с трубами и посмотрел на меня.

— Ни в коем случае не спускай их в туалет, Дикси, — сказал он решительно. — Мне и так хватит возни с этим домом, не обязательно ещё засорять туалет.

— А куда же их тогда девают?

— Я не знаю. Как-то никогда не сталкивался с этой проблемой. Спроси сестёр.

— Они все заняты, — сказала я.

Тут снова раздался стук в дверь.

— Джуд! — радостно сказала я.

Я бросилась открывать дверь. И застыла как вкопанная. У Джуд все лицо было залито кровью.

— Джуд, что случилось? Мама! Мартина! Дядя Брюс!

— Не шуми, Дикси, — сказала Джуд, закрывая мне рот рукой.

— Где ты была? У тебя кровь!

— У меня все нормально. Просто потекла кровь из носа, вот и все. Перестань хлопать крыльями, ничего не случилось. — Она сердито вытерла нос краем футболки.

— Как же не случилось? — Я глядела в её взбешённое лицо. — Это не просто потекла кровь из носа. Тебя кто-то ударил?

— Нет. Я просто упала. Глупо, конечно. Не подымай, пожалуйста, шума по этому поводу.

— Нет, я как раз подыму шум! Ничего ты не упала, тебя ударили. Ой, Джуд, это что, был этот Райан?

— Кто?

— Парень, на котором помешалась Рошель. Ой, мамочки, я проболталась! Но если он тебя избил…

— Никто меня не избивал. И уж конечно, не этот кретин с серьгой. С ним бы я управилась одним пальцем.

Джуд презрительно фыркнула. Из носа у неё пошли при этом кровавые пузыри. Я взвизгнула.

— Дикси, ты что? — крикнул Брюс их кухни. — Что случилось?

— Ничего. Не лезьте не в своё дело! — с яростью сказала Джуд. — Пойду смою кровь.

— Не выйдет пока, в ванной Рошель.

— Значит, ей придётся выйти из ванной, потому что мне нужно туда зайти, — сказала Джуд упрямо.

Брюс вышел в прихожую.

— Ого! — сказал он, посмотрев на Джуд. — Заходи на кухню. Мы тебе положим на нос мокрую тряпку, чтобы остановить кровотечение. Пошли, Джэйд.

— Джуд, черт побери, — сказала Джуд.

— Хорошо, Джуд. Но кровь из тебя все равно течёт, как из зарезанного поросёнка, и футболка вся изгваздалась. Пошли, — сказал Брюс. Он взял её за руку и потянул за собой.

Я испугалась, что она сейчас врежет ему прямо в выступающие зубы. Джуд не выносила, когда её тянули за собой, и никому этого не позволяла, даже мне. Мгновение она сопротивлялась, а потом послушно дала увести себя на кухню. Её трясло, и Брюс ласково похлопал её по плечу. И меня тоже.

— Гляди веселей, цыплёнок, — сказал он мне. — Мы скоро приведём твою сестричку в порядок.

Он не стал тратить время на расспросы, кто разбил ей нос. Он просто выудил из коробки с кухонным барахлом старую тряпку, намочил её под краном и крепко прижал ей к носу.

— Ну вот. Откинь-ка немного голову.

Он взглянул на её правую руку. Костяшки пальцев были разбиты в кровь.

— Как вы думаете, дядя Брюс, Джуд нужно отвезти в больницу?

— Семейство Бриллиант, кажется, собралось превратить мою машину в «скорую помощь»! Да нет, все и так пройдёт, беспокоиться нечего, как она справедливо заметила. Когда кровотечение пройдёт, нужно будет как следует осмотреть нос, но я думаю, что перелома нет. У меня в машине есть аптечка. Я возьму там арники от синяков и чего-нибудь антисептического — прижечь костяшки. Я настоящий травмопункт в одном лице!

Он пошёл за лекарствами, а Джуд зарылась лицом в тряпку.

— Правда, дядя Брюс просто волшебник? — сказала я.

— Какой он нам к чертям дядя? — пробормотала Джуд из-под тряпки. По голосу похоже было, что она плачет, хотя Джуд никогда не плачет.

— Очень болит?

— Нет, все нормально, я же сказала, — ответила Джуд.

Когда Брюс вернулся, она позволила ему стереть остатки крови и осторожно ощупать себе нос. Руку он ей тоже обработал. Джуд дёрнулась, когда он стал прижигать антисептиком разбитые костяшки, но не издала ни звука.

— А ты молодец! — похвалил Брюс.

— Ерунда, — сказала Джуд. Её все ещё трясло.

— Дикси, сделай-ка нам чайку, — сказал Брюс. — Джуд мы положим побольше сахару, потому что она пострадавшая. А мне побольше сахару, потому что я сластёна.

— Я не пострадавшая! — отрезала Джуд.

— Тот, кого побили, всегда пострадавший, — сказал Брюс.

— Меня не побили. Меня ещё никому не удавалось побить. Я умею за себя постоять.

— Да? — сказал Брюс. — Ну-ну.

— Ладно, согласна, эти мальчишки мне всыпали, но это потому, что они меня застали врасплох. Я даже не заметила, как они подошли. Я там поднималась по ступенькам, а они выскочили, как из засады. Я даже не поняла, что случилось. Они просто сразу набросились на меня. Одного я все-таки ударила. Он так и растянулся.

— Охотно верю, — сказал Брюс, глядя на её костяшки.

— Вообще-то, он, может быть, просто споткнулся. Но ему, похоже, было больно.

— Да наплевать на него. Больно было тебе! Целая шайка пацанов на одну маленькую девочку! Я-то думал, мне удалось разъяснить этой банде отморозков, что им лучше оставить всех девочек Бриллиант в покое.

— Мы как-нибудь без вас разберёмся, — машинально сказала Джуд. Потом, помолчав, добавила: — Но спасибо вам за это. Нет, это была уже другая шайка.

— Они прицепились к тебе ни с того ни с сего, Джуд?

— Они сказали, что я зашла на их территорию. Они себя называют «Парни с Верхнего Меркурия» — ужас, правда? Я на это рассмеялась и сказала, что они идиоты и что они мне не могут помешать ходить где мне вздумается… Но они смогли.

— Джуд, пожалуйста, обещай, что ты больше туда не пойдёшь, — взмолилась я.

— Я хожу, куда хочу. Мы тоже живём в «Меркурии», — сказала Джуд с вызовом.

— Тогда тебе надо учиться обороняться, — сказал Брюс.

Джуд так и подскочила:

— Я умею драться! Я с любым могу справиться!

— Все знают, как Джуд здорово дерётся, — сказала я.

— Да, я вижу, что кулаками ты ловко орудуешь, дорогая, но надо задействовать все тело. — Брюс стоял перед нами в своей мешковатой футболке и слишком широких штанах. — Ясное дело, я не похож на мускулистого супермена, но я знаю, о чем говорю.

— И о чем же?

— Если ты оказываешься в ситуации драки и нет возможности уклониться…

— Я никогда не уклоняюсь.

— …то не обязательно отвечать на силу силой. Можно её просто блокировать. Вот попробуй меня ударить.

— Не стоит, дядя Брюс, — сказала я поспешно.

— Попробуй, Джэйд! — настаивал Брюс.

— Джуд! — сказала Джуд, замахиваясь на него кулаком.

Брюс поднял руку с раскрытой ладонью и легко перехватил удар Джуд.

— А-а, — Джуд старалась не подавать виду, что поражена, — кунг-фу! Вы, наверное, любите все эти фильмы с Брюсом Ли. Он ведь ваш тёзка?

— Я просто взял его имя, — сказал Брюс, краснея. — Он потрясающий парень, и у него потрясающая жизненная философия.

— Нет, спасибо, не хочу я влезать в эту философию потрясающих парней, — буркнула Джуд, вскакивая.

— Я занимаюсь вин-чунь кунг-фу, а Вин Чунь была женщина, — сказал Брюс.

— Вы меня разыгрываете!

— Нет, правда. И поскольку это единственная система, разработанная женщиной, она женщинам особенно подходит. И ещё таким заморышам, как я. Тут все зависит от искусства, а не от силы. Ты словно свёрнутая пружина.

— Научите меня, — попросила Джуд, посмеиваясь.

— Ну, за один вечер этому не выучишься, детка. Я много лет посещал занятия, и много об этом читал, и пересмотрел кучу кассет. Это же целый образ жизни. Но несколько основных движений я тебе могу показать.

Брюс стоял посреди нашей кухни и показывал. Казалось бы, он должен был выглядеть смешно, делая выпады своими короткими ногами и размахивая щуплыми руками, однако смотреть на него было почему-то одно удовольствие. Сейчас он не теребил свои очки и не усмехался нервно, прикрывая зубы. На лице его выражалась полная сосредоточенность и чувство собственного достоинства.

— Ого! — сказала Джуд.

Я с тревогой посмотрела на неё, но она и не думала над ним насмехаться, она была совершенно серьёзна и пыталась копировать его движения.

— Нет-нет. Начинать надо так, — сказал Брюс. — Исходное положение — позиция лошади. Ноги вместе. Руки свисают по бокам, красиво и свободно. Дыхание лёгкое. Вообще-то, дышать нужно через нос, но он у тебя сейчас разбит и заложен. Просто дыши, как тебе удобнее. Очисти мозг. Отключись от всех своих мыслей.

Джуд послушно стояла — ноги вместе, руки свисают по сторонам. Я попыталась встать так же, но мне не удавалось очистить мозг. Мысли неотвязно возвращались с назойливым жужжанием, как пчелы. В голове у меня, в самой середине, дрыгала ногами малышка Солнышко с её голым девчоночьим низом.

— Я меняла Солнышку подгузник! — выпалила я.

— Отлично, Дикси, молодец, только тише, нам нужно сосредоточиться.

— Дикси не знает, что такое «сосредоточиться», — сказала Джуд.

Тут она была не права. Я настолько сосредоточилась на Солнышке, что уже не могла думать ни о чем другом, в особенности о позе лошади. Я наблюдала, как они катятся на пятках и сгибают колени. Брюс велел Джуд представить, что она зажала между коленями козла. Она не засмеялась. Она старательно повторяла за ним каждое движение. Я представила большого бурого козла между колен Брюса. А в коленях Джуд был зажат пушистый белый козлёнок. Я слышала противный козлиный запах, слышала их возмущённое блеянье. Они были совсем настоящие, и в то же время я знала, что их нет, что я их просто воображаю.

Я сжала в руке Фиалку и погладила её клювик, чтобы успокоиться. Она запорхала на свободе, обмахивая крылышками моё горевшее лицо. Нет, я вообразила, что она кружится голубым вихрем у меня над головой. Может быть, я вообразила и то, что у Солнышка нет пиписьки?..

Проверить это можно было только одним способом. Я оставила Брюса и Джуд стоять в позе лошади и тихонько прокралась в гостиную. Мама лежала на матрасе, разметав по подушке чёрные волосы. Глаза у неё были закрыты.

Солнышко лежал рядом с ней, завёрнутый в голубое одеяльце. Я подкралась ближе и, затаив дыхание, подобралась к самому матрасу. Мама не шевелилась. Солнышко тоже спал. Я нагнулась над ним, протянула руки… Сейчас я быстренько расстегну пижамку, разверну подгузник… Я согнула и разогнула пальцы, чтоб они стали ловчее.

И схватилась за голубое одеяльце.

— Не трогай братика!

Я чуть не упала Солнышку на голову и не задушила его. Мама приподнялась на локтях и уставилась на меня.

— Дикси, я же тебе сказала, оставь его в покое! — зашипела она.

— Извини, мама.

— Ладно. А теперь иди и оставь нас в покое.

— Хорошо, мама, — сказала я.

Я расплакалась, выбираясь из комнаты и натыкаясь на сваленную мебель.

— Ох, да прекрати же, ради бога, — сказала мама. — По-моему, это мне надо плакать. Я тут лежу, как выброшенный на берег кит, вся толстая и ослабевшая. Меня занесло в раздолбанный дом на краю света с пятью ребятишками. И что мне теперь делать, а? А ты-то что плачешь, Дикси-Лунатик?

— Так просто. — Я зарыдала ещё сильнее.

Солнышко засопел и тоже расплакался.

— Ну вот. Ты разбудила братика, и теперь его опять придётся кормить, ёлки зеленые!

Мама тяжело вздохнула и принялась расстёгивать рубашку. Она взяла на руки Солнышко, по-прежнему завёрнутого в одеяльце, как бисквитный рулет, и приложила его пушистую головку к своей большой белой груди.

— Кто тут так хочет кушать? — заворковала мама. — Мой сыночек. Мой проголодавшийся мальчик. Ты будешь любитель пива, когда вырастешь. — Мама посмотрела на меня. — Дикси, иди, дорогая. Я стесняюсь, когда ты так на меня смотришь. Вытри глазки, детка. Плакать не о чем. Смотри, какой у тебя славный братик — самый чудный мальчик на свете.

— Нет, — всхлипнула я.

Мама нахмурилась:

— Он самый чудный! Дикси, господи помилуй, тебе же десять лет! Ты же не ревнуешь к маленькому братику?

— Мама, это же неправда, что он мой братик.

— Ты о чем? — Мама так возмутилась, что груди у неё всколыхнулись и Солнышко выронил сосок. — Он правда твой братик. Точно так же, как Мартина, Джуд и Рошель — правда твои сестры. Отцы тут ни при чем. Я его мать. Все просто.

— Я знаю, мама.

— Ты меня с ума сведёшь, Дикси. Что ты знаешь? — спросила мама, пытаясь продолжать кормление. — Давай-ка, малыш, ещё покушаем. Не обращай внимания на свою глупую сестрицу. Тебе надо расти, ты пока такой маленький, мой мальчик.

Я опустилась на колени рядом с мамой:

— Он не мальчик, мама. Он девочка.

— Что? — сказала мама.

— Мама, ты все слышала. Я знаю. Я его видела. То есть её. Солнышко — девочка.

— Не будь дурой! — сказала мама. — Посмотри на него. Ведь это же мальчик. Ну конечно, это мальчик.

— Мама, ну зачем ты все это говоришь? Давай тогда посмотрим Солнышко. Мы сразу все увидим.

— Не смей его трогать! — закричала мама.

Она так вцепилась в Солнышко, что он испугался и закричал.

— У вас все в порядке? Вам что-нибудь принести? — спросил Брюс из-за двери. — Дикси, иди к нам с Джуд на кухню, дай маме отдохнуть.

— Сейчас приду, дядя Брюс. Я тут маме помогаю.

Мы слышали, как он снова прошёл на кухню. Мама раскачивалась взад-вперёд, прижимая к себе Солнышко.

— Ты чудесный мальчик, правда, мой милый? Глупая-глупая Дикси! Как ты можешь быть не мальчиком, моё Солнышко?

— Сними с него подгузник, мама.

— Оставь его в покое!

— Мама, ну посмотри же, — сказала я, хватая Солнышко за ножки и пытаясь сорвать подгузник.

— Прекрати! Не хочу я смотреть, не хочу и не буду! — сказала мама.

— Мама, не сходи с ума! Ты не можешь изображать, будто Солнышко — мальчик.

— Могу.

— И что ты собираешься делать? Навеки укрыть от всех её голую попку? Это же безумие! А когда ты понесёшь её в детскую поликлинику? И ты её собираешься все время одевать, как мальчика? А когда она пойдёт в детский сад? Её там отведут в мальчишеский туалет, расстегнут штанишки, и что она должна делать? Она же не сможет писать стоя.

— Ладно, ладно, уймись, Дикси. Я знаю, что она не может у меня навсегда остаться мальчиком. Мне нужно было всего несколько дней. Разве это так уж много? Я так хотела мальчика! И все приметы и знаки указывали, что у меня будет мальчик, — все гороскопы, все карты. Я была настолько уверена. Я никогда бы ни на кого не променяла вас — девочек, я вас люблю больше жизни, но вы же знаете, как мне всегда хотелось мальчика!

— А УЗИ, мама? Они же тебе сказали, что будет мальчик, — ты нам говорила.

— Сказали. То есть… Я была уверена, что они это скажут. Мне был так нужен мальчик, что я не хотела, чтобы возникли какие-то сомнения. Они такие всезнайки в этих больницах. Поэтому я и сбежала домой, как только они отвернулись. Я не хотела, чтобы они мною распоряжались и толковали мне о девочке, о моей маленькой дочурке. Дочки у меня есть. А теперь я хочу сына. — Она баюкала Солнышко, обхватив ладонью её маленькую головку.

— Но она же не сын.

— Дикси, дай мне немножко повоображать. Ненадолго, пока я соберусь с духом. Я не могу вынести, что все сделала не так. Ты ведь у меня тоже маленькая мечтательница. Ты же знаешь, как это бывает. Не то что другие. Не говори сёстрам!

— Но…

— Дикси, нельзя им говорить. Они подумают, что я рехнулась.

— Я тоже думаю, что ты рехнулась.

— Мартина и так злится, потому что её оторвали от её чёртова Тони. Джуд ещё упрямее, чем всегда. Рошель непрерывно капризничает. Они не поймут этого так, как мы с тобой. Мне нужно всего несколько дней, Дикси. Пожалуйста! Не выдавай меня.

— Хорошо, мама. Я им ничего не скажу. Мама разрыдалась:

— Хорошая моя. Спасибо тебе, тысячу раз спасибо. Так ты обещаешь?

Я нашла носовой платок Брюса и вытерла маме глаза.

— Обещаю, — сказала я. — Но только ненадолго. Нам придётся сказать им очень скоро. Но пока можешь воображать, раз тебе так лучше.

— Ты такая добрая, Дикси. — На глазах у мамы снова выступили слезы. Она приподняла Солнышко и провела его мягкой щёчкой по моей. — Он тебя целует. Он тебя уже очень любит, — прошептала мама. — Ты его любимая старшая сестра.