— Свиньи вы! Ушли на целую вечность, — сказала Рошель. — Я уж думала, вы вообще не придёте. А тем временем темнеет, и что мы будем делать?

— Свечки! — сказала я, размахивая ими у неё перед носом. — От мамы моей подруги Мэри!

Я вздрогнула. Я ничего не сказала Джуд о шлёпке и плаче. В этом было что-то тайное и стыдное. Я не могла представить себе, как можно ударить такую малышку, как Мэри. Может быть, я ошиблась. Я ведь не видела шлёпка, мне только показалось, что я его слышала. Может быть, Мэри споткнулась, ушиблась и заплакала. Не может быть, чтобы её мама её ударила. У неё самая хорошая, добрая, милая мамочка на свете.

Я подумала о моей собственной маме.

— Как ты думаешь, мама уже родила? — спросила я. — Сколько это продолжается?

— Я почём знаю, — сказала Джуд, передёргиваясь.

— Иногда очень долго. Может быть даже несколько дней, — пояснила Рошель. — И это самая страшная боль, какую можно представить. В тысячу раз хуже, чем самая худшая боль от месячных, хотя ты, Дикси, не знаешь, что это такое.

Я вспомнила самую страшную боль, какую мне приходилось испытывать, когда девчонки из моей старой школы пинали меня в живот, пока мне не стало плохо. Я попыталась представить, каково это, когда тебя пинают в живот несколько дней подряд.

Я прижалась к Джуд.

— Малышка! — презрительно фыркнула Рошель, но, когда мы все повалились на мамин матрас, она тоже приткнулась к нам. — А по телевизору сегодня «Поп-идол», — простонала она.

— Давай вообразим, будто смотрим телевизор, — сказала я.

— Ох, Дикси, ты со своим воображением… — Рошель подняла глаза к грязному потолку. — Ой, смотрите, какая грязь! Мы тут все подхватим какую-нибудь страшную болезнь вроде бешенства.

— Бешенство бывает от бешеных собак, балда, — сказала Джуд.

Она сжала зубы и принялась рычать на неё и пускать слюни.

— Нет, от грязи бывает чесотка. У одного мальчика из нашего класса в Блечворте была чесотка. А я потом упала и ушибла голову, и у меня была корка, а учительница решила, что у меня тоже чесотка, — сказала я.

Я подумала о том, какая здесь школа. Наверное, ребята ещё противнее, а учителя ещё вреднее.

— Спой, Рошель! — попросила я.

Стоя на матрасе и отчаянно крутя задом, Рошель выдавала один за другим старые номера Бритни и Бейонс. Мы с Джуд разражались в конце каждой песни бурными аплодисментами и похвалами. Джуд несла страшную чушь, посмеиваясь над ней, говорила, что у неё ангельский голос и фигура юной дьяволицы. Рошель все приняла совершенно серьёзно и начала гордо ходить по комнате, красуясь перед нами.

Потом она затянула одну из маминых любимых песен — странную штуку группы «Квин», вроде оперной арии, с кучей непонятных слов вроде «Вельзевул» и «Галилео». Когда она добралась до «мама миа», мы заволновались. Рошель остановилась на втором «мама» и потёрла губы, как будто хотела стереть с них звук.

— До чего глупо, — сказала она, валясь на матрас.

В доме вдруг стало очень тихо. Начало смеркаться. Я подумала обо всех парнях-хулиганах, рыщущих по кварталу. И о людях, которые вламывались в этот дом, напивались тут до чёртиков и блевали в раковину.

— Может, загородим дверь буфетом, чтобы никто не вломился? — прошептала я.

— А с окном ты что сделаешь? — сказала Рошель. — Они его выбьют и запросто залезут.

— Никто к нам не полезет… А если полезут, я их вытолкаю, — пообещала Джуд. — Давайте ещё поиграем в телевизор. Чур, я буду «Матч дня».

Она вскочила и принялась лавировать по комнате между наваленных вещей, пиная завязанный узлом свитер и вопя:

— Джуд Бриллиант ведёт мяч!.. Вы только посмотрите на неё… как она умеет прорываться вперёд, маневрировать, лавировать… Давай, давай, Бриллиант, у тебя получится! Она нацелилась в ворота — готово, в самую середину! Какой гол! Девчонка блеск, настоящий бриллиант!

Джуд скакала среди коробок, размахивая руками в воздухе.

— Ну, Дикси, теперь твоя очередь, — сказала она.

— Только не какую-нибудь глупость из передач для малышей, — скривилась Рошель.

— Я буду передачей о природе. Мы в тропических джунглях, — сказала я, слезая с матраса и припадая к полу.

Я прижала к губам щётку для волос в качестве микрофона и заговорила в неё тихим, вкрадчивым голосом, как старый Дэвид Аттенборо.

— И вот мы здесь, в жарких и душных джунглях, идём по следам стаи гигантских горилл, — шептала я. Я сняла Фиалку с рукава и замахала ею перед лицом. — Райские птички порхают перед нами на радужных крылышках. — Потом я взяла свитер, который у Джуд изображал футбольный мяч, и повесила себе на плечо, помахивая одним рукавом. — Озорные обезьянки скачут вокруг меня, желая подружиться. — Рукав стал у меня махать во все стороны и чесаться. — Но не забывайте, мы идём по следу стаи гигантских горилл. Тс-с! Я слышу рык!

— Гориллы не рычат, — сказала Рошель. — Они тихие и ласковые.

— Помолчи, мы смотрим Дикси! — одёрнула её Джуд.

Я продолжала кружить среди сваленной мебели, приставив ладонь к уху.

— Да, это, несомненно, рычание, — зашептала я. — Это странно, поскольку специалист по гориллам с мировым именем Рошель Бриллиант заверила нас, что гориллы не рычат. Она согласилась выступить в нашей программе и поделиться своими познаниями; она утверждает, что гориллы — кроткие, тихие создания, которые и мухи не обидят. Однако рычание кажется мне очень агрессивным. Оно слышится вот оттуда. Может быть, там берлога гигантских горилл?

— Они не живут в берлогах, бестолочь. Они живут на деревьях в гнёздах, — сказала Рошель.

— На деревьях? — удивилась Джуд. — Вот это да! Не хотела бы я проходить под этим деревом, когда кто-нибудь из них неловко повернётся и выпадет из гнёзда. Представляешь, если на тебя упадёт мохнатая горилла и раздавит насмерть!

Я рылась в маминых вещах, пытаясь найти её зимнее пальто из искусственного меха. Натянув его на голову, я запрыгнула на две стоявшие друг на друге коробки и принялась колотить себя в грудь:

— Р-р-р! Я вожак стаи гигантских горилл. Мне плевать, что говорит Рошель о других гориллах. Я очень-очень агрессивен и не выношу девчонок-всезнаек, которые воображают себя слишком умными, так что я до неё доберусь!

Я прыгнула на мамин матрас прямо на Рошель, рыча изо всех сил. Рошель завизжала и попыталась меня скинуть. Меховое пальто соскользнуло и закрыло глаза нам обеим. Где-то слышался громкий стук. Мы стали выбираться из-под пальто, пытаясь догадаться, что там делает Джуд. Но Джуд сидела рядом с нами и прислушивалась.

— Джуд!

— Кто-то дубасит в дверь, — прошипела она.

Стук раздался снова, громкий, настоятельный. В дверь колотили двое, причём один из двоих — кулаками. Потом кто-то открыл прорезь для писем и закричал в неё:

— Да открывайте же, сонные тетери!

Мартина! Мы бросились к двери. Мамино пальто путалось у нас с Рошель под ногами. Джуд добежала первая и распахнула дверь. Там стояли Мартина и Брюс.

— Ну наконец-то, — сказала Мартина.

— Вы вернулись, дядя Брюс! Я так и знала. А где же мама?

— Ребёнок ещё не родился, — сказала Мартина устало.

Тушь для ресниц у неё растеклась, так что глаза получились, как у панды, обведённые большими чёрными кругами, а волосы висели клочьями.

— Но он же чуть не выскочил прямо в машине! — вскричала Джуд.

— Видимо, когда она приехала в больницу, все замедлилось. Медсестра, с которой я говорил, сказала, что схватки ещё несильные, так что мы можем пока ехать домой. — Брюс потёр глаза и зевнул. — Девочки, а теперь мне надо ехать домой.

— «Схватки несильные»! — передразнила Мартина. — Они были такие сильные, что мама на крик кричала. Она чуть не умерла!

— Ну-ну, не расстраивай сестёр, — сказал Брюс. — Я уверен, что все будет в порядке. Она же вас всех родила без проблем, правда?

— Нет, не всех. Она чуть не умерла, когда рожала Дикси, — сказала Мартина, глядя на меня так, как будто я была в этом виновата.

— Во всяком случае, медсестра заверила, что все в порядке. Что все у них под контролем и идёт нормально. Она бы не стала меня обманывать, тем более что она приняла меня за отца ребёнка. — Брюс со вздохом покачал головой.

— Я вообще не понимаю, зачем она с вами говорила. Вы к нашей семье не имеете никакого отношения! — выпалила Мартина в бешенстве.

— Да, остаётся только опуститься на колени и надеяться, что мне это зачтётся перед Богом, — сказал Брюс. — Не понимаю, с чего вы все на меня набросились. Я отложил свои дела, чтобы вам помочь, и целый день на вас работал — судя по всему, без всякой оплаты. Я себя вёл, как какой-нибудь хренов святой, а вы все надо мной измывались.

— Я над вами не измываюсь, дядя Брюс, — сказала я, беря его за руку. — Хотите мою картошку? Мне столько не съесть. Она, правда, остыла, но, может, вам это ничего?

— Спасибо, милая. Нет, картошку твою я не хочу. А вы, большие девочки, могли бы пойти и сделать мне чашку чаю. Я думаю, нам бы всем не помешало выпить чаю и обсудить, кто мог бы пока за вами присмотреть.

— Я за нами присмотрю, — сказала Джуд. — А чаю вы здесь не получите.

— Это она не грубит, — поспешила объяснить я (хотя она, конечно, грубила). — Просто в доме не работает электричество, и мы не можем поставить чайник. Но у нас есть свечки. Мне их дали в доме моей подруги. Может, если все их зажечь и держать под чайником, он закипит?

— Голова у тебя скоро закипит, Дикси, такая ты дура, — сказала Рошель.

— Электричество? — со вздохом сказал Брюс. — Сейчас посмотрим. Где пробки?

— Что вы на меня смотрите? Это не мой дом, — сказала Мартина. — Как только мама вернётся и ей станет лучше, я отсюда уеду. Такая дыра! Мы сперва заблудились и не могли найти «Меркурий», и объехали все эти чёртовы «Планеты» — одна другой страшнее. Там какие-то мальчишки писали прямо на улице, а большие парни — настоящие головорезы — носились повсюду на скейтбордах.

— Один такой идиот чуть не врезался в мою машину. Его могло убить, а он себе хохочет! — недоумевал Брюс.

— Здесь есть и симпатичные места, — сказала я ему. — Прямо за нашим домом есть улочка с очень красивыми домами. А у вас какой дом, дядя Брюс?

Он не слушал. Он открыл маленький шкафчик в прихожей и всматривался вглубь. Потом цыкнул сквозь зубы, прошёл через прихожую и взялся за входную дверь.

— Не уходите! — позвала я.

— Я пока хочу просто взять из машины ящик с инструментами, Дикси, — сказал он. — Но потом мне вправду нужно будет идти, дорогая. Лучше бы вы все подумали пока, кому позвонить. Бабушка у вас есть?

— Она умерла. Но она нас никогда особенно не любила, — сказала Джуд.

— Она нам даже ни разу не прислала подарков к Рождеству, можете себе представить. — Рошель откинула волосы и стала в трагическую позу.

— Просто сердце кровью обливается! — сказал Брюс.

Мне ужасно нравилось, как он ставит Рошель на место. Я вышла за ним к машине.

— Думаете, вы сможете починить электричество, дядя Брюс?

— Попробую.

Он снял свои большие очки и протёр их краем футболки. Его лицо без очков казалось моложе, хотя на переносице оставался розовый след.

— Я тоже раньше носила очки, — сказала я. — Маме показалось, что я плохо вижу доску в школе.

— А что, теперь у тебя зрение улучшилось?

— Нет, просто на детской площадке один мальчик случайно на меня налетел, и очки разбились, а починить их у нас так и не вышло.

Брюс нахмурился:

— Твой отец платит на тебя алименты, Дикси?

Я пожала плечами:

— Не знаю.

— Может, твоя мама может добиться от социальной службы, чтобы они оплатили тебе новые очки?

— Нет, я не хочу очки. Меня в школе звали Пучеглазая.

Он вздрогнул и надел очки обратно.

— Надо же! Меня тоже так звали, когда я учился в школе.

— Ненавижу школу, — сказала я.

— Может, здесь в новой школе будет лучше? — сказал он, возвращаясь в дом.

— Может, — ответила я, хотя надежды на это было мало.

Зато я могла поискать на детской площадке мою новую подругу Мэри.

Я подумала о шлёпке за закрытой дверью. Мне стало грустно и захотелось к маме.

Потом я подумала о самой маме. Как она там сейчас?

— Не грусти так, милая, — сказал Брюс. Он неумело пощекотал меня под подбородком. — Ручаюсь, что в школе будет не так уж страшно.

— Я сейчас не о школе думаю. Я думаю о маме.

— Знаешь что, — сказал Брюс, идя впереди меня, — может, мне позвонить твоему отцу? Может, он мог бы приехать и приглядеть за вами несколько дней?

Мне так хотелось верить, что это возможно.

— Не думаю, — мрачно ответила я. — У него ведь другая семья.

— Но вы-то тоже семья.

— Но они не знают про нас с мамой, понимаете? — выдавила я.

— Ах так! Ну да. Это, пожалуй, другое дело, — сказал Брюс. — Вообще-то, это не освобождает его от обязанностей. Он все равно за вас в ответе. Но раз так, мы его лучше не будем трогать. А отцы остальных девочек?

Он занялся пробками, доставая из своего ящика то один, то другой инструмент. Джуд пришла посмотреть — её раздражало, что он, судя по всему, знал, что надо делать.

— Если вы вздумаете обращаться к моему отцу, значит, вы ненормальный, — сказала Джуд, наблюдая за ним. — Даже если бы вы знали, где его искать. Куда сажают буйных психов? Бродмур, кажется?

— Как хорошо, что ты не в него, — улыбнулся Брюс. — Подай мне, пожалуйста, вон ту отвёртку, Джуди.

— Джуд! — поправила Джуд сварливо, но выполнила его просьбу.

Она светила фонариком, чтобы ему было лучше видно в тёмном шкафчике. Брюс объяснял ей, что он делает и почему. Я ни слова во всем этом не понимала, а Джуд кивала и запоминала. Потом он щёлкнул переключателем внутри шкафчика и велел мне попробовать включить свет в прихожей. Свет включился!

— Здорово, дядя Брюс! Вы просто гений! — закричала я.

— Нисколечко. Это любой дурак мог починить, — сказал Брюс. — Ты тоже сможешь, Джуд, если ещё понадобится.

— Вы меня обзываете дурой? — сказала она, но это была просто шутка.

Мартина, отмывавшая лицо, прибежала из ванной.

— Вы его правда починили! — сказал она. — Так у нас теперь и горячая вода будет?

— Сейчас посмотрим. Будем надеяться, что бак в порядке. Боюсь, что его я починить не сумею. — Он подошёл ближе к Мартине. — Джуд говорит, что к вашему отцу обращаться не стоит, потому что он немного буйный?

— Мой отец нисколечко не буйный, но последнее, что мы о нем слышали, — это что он уехал в Австралию.

— У нас у всех разные отцы, — сказала я.

— О господи, вот уж и вправду непростая семейка, — сказал Брюс, закрывая шкафчик с пробками.

Он кивнул на Рошель, которая носилась по дому, повсюду включая свет.

— Очень-то не усердствуй, а то опять перегрузишь проводку! — крикнул он ей. — А как насчёт этой принцессы-воображалы, Дикси? Кто её отец?

— Он умер, — сказала я. Потом помолчала и добавила: — Так моя мама и познакомилась с моим отцом.

Брови у Брюса взлетели.

— Она даёт, ваша мама!

Я искоса посмотрела на него. Рошель щёлкала выключателем туда-сюда, туда-сюда. Джуд выпрямилась, задрав подбородок кверху. Мартина приглаживала руками свои буйные волосы, в упор глядя на него.

— Вы что-то имеете против нашей мамы? — спросила она за всех нас.

— Нет! Нет, я просто… восхищаюсь ею, пожалуй. Как она… справляется с жизнью. Хотел бы я сказать то же самое о себе.

Брюс тревожно посмотрел на нас из-за очков.

Я кивнула ему:

— Расскажите нам о своей жизни, дядя Брюс.

— Да нечего особенно рассказывать.

— У вас есть дети?

— Нет.

— А вы живёте с какой-нибудь женщиной?

— Сейчас нет. Нет, у меня нет семьи.

Я широко улыбнулась ему.

— Вы можете стать членом нашей семьи, дядя Брюс, — сказала я поспешно, пока другие не успели меня остановить.

— Это очень мило с твоей стороны, Дикси. Я правда тронут. Но ничего не выйдет… Я хочу сказать, у вас своя жизнь, у меня своя. Уж какая есть. Как бы то ни было, мне нужно возвращаться. Я только проверю, как бак наполняется. Господи, какую дрянь они ставят в этих муниципальных домах.

— Можно подумать, сами вы живёте во дворце, — сказала Мартина.

— Дворец не дворец, но добротный дом в псевдовикторианском стиле. Это дом моих родителей, понимаешь. Я стараюсь его поддерживать в хорошем состоянии. Там большой сад с декоративными горками, с огородом в дальнем конце…

— Ясно, ясно, — прервала его Мартина.

— Расписывает, как агент по продаже недвижимости, — прошептала Джуд слишком громко.

Рошель хихикнула и прислушалась к звуку воды, наполняющей бак.

— Ну что, починили? А то я хочу принять ванну, — сказала она.

— Я, знаешь ли, не водопроводчик, — сказал Брюс, открывая кухонный кран. — Вообще, девочки, научитесь разговаривать вежливо, если хотите, чтобы люди вам помогали. Ну вот! — Он сунул руку под кран и слегка брызнул на Рошель. — Ну что, достаточно горячая?

Брюс выпрямился и стал опускать закатанные рукава рубашки. Теперь манжеты прикрывали его красные руки.

— Ну ладно, девочки, я пошёл. Надеюсь, вы справитесь, пока ваша мама не вернётся из больницы.

— Мы не справимся, дядя Брюс. Не уходите, — сказала я, бросаясь к нему.

Я подпрыгнула и обвила руками его шею. Он отступил на шаг с удивлённым видом, но потом обхватил меня руками и легонько сжал. От него пахло сандаловой присыпкой и ирисками. Запах был такой приятный и успокаивающий, что я невольно вцепилась в него, когда он попытался разнять мои руки.

— Господи, да перестань ты изображать из себя маленькую! — прикрикнула Рошель.

— Что ты так волнуешься? Ты же его почти не знаешь, — сказала Мартина.

— Прекрати немедленно, Дикси! — Даже Джуд на меня сердилась.

Я ничего не могла с собой поделать. Я чувствовала себя младенцем. Я не могла не волноваться и не могла прекратить немедленно.

— Все будет хорошо, малышка. Ну вот, не плачь, ну пожалуйста. — Брюс сунул руку в карман брюк и извлёк оттуда старомодный, сияющий белизной носовой платок, сложенный вчетверо и тщательно выглаженный. — Вот, дорогая, высморкайся.

Он попытался высморкать мне нос, но у него ничего не вышло.

— Я же его испачкаю, — сказала я.

— Ну и что, он для этого и служит. Оставь его себе, — сказал Брюс. Потом он посмотрел на Мартину. — Видишь ли, мне правда надо идти.

— Я понимаю. Ну так идите, — сказала она.

— Я не собирался во все это влезать. Я только хотел выручить знакомого.

— Моего папу, — всхлипнула я.

— Ему повезло, что у него такая славная маленькая дочка, — сказал Брюс. Он закусил губу, борясь с чем-то. — Ну, вот что. Сейчас я еду домой. Мне нужно заняться магазином и кое-что сделать, но завтра я снова приеду. Думаю, где-то до полудня. Я вас тогда всех довезу до больницы. Ребёнок у вашей мамы, наверное, уже родится, и вы сможете все посмотреть на маленького братика, согласны?

— Ещё бы не согласны, дядя Брюс! — обрадовалась я.

Три мои сестры тоже кивнули. Джуд даже пробормотала спасибо. Брюс кивнул в ответ, неуклюже помахал рукой и бросился вон из нашего дома чуть не бегом.

— Правда, он славный? — сказала я.

— Нисколечко, — сказала Мартина.

— По-моему, он ничего, — пробормотала Джуд.

— Он ничего, если не обращать внимания, что он выглядит и держится как полный идиот, — сказала Рошель.

Она сморщила нос и прикусила передними зубами нижнюю губу, изобразив злую карикатуру на Брюса. Мартина и Джуд захихикали.

— А по-моему, он славный, — сказала я. — Он у меня на третьем месте из взрослых, после мамы и моего отца.

Мартина нашла коробку с посудой и заварила чай. Мы разделили между собой пачку печенья. Мне было грустно, что мы не покормили Брюса, тем более что ему так далеко ехать. Я решила, что буду все утро в воскресенье держать чайник включённым, чтобы он мог получить чашку чая, как только войдёт.

Мартина попыталась дозвониться со своего мобильного в больницу, но её очень долго не могли правильно соединить, а потом сказали, что информацию могут сообщить только мистеру Бриллианту.

— А такого нет! — в бешенстве рявкнула Мартина и нажала разъединение.

— Но с мамой все в порядке, правда? — сказала я. — То есть они бы сказали, если бы… если бы…

— Ну конечно, с мамой все в порядке, — сказала Мартина. — Прекрати разводить панику. Все хорошо.

Но сама она тоже испугалась. Рано-рано утром я услышала, как она встала и бросилась в туалет. Дверь она прикрыла, но я слышала, что её тошнит. Когда она снова легла, её знобило.

— Мартина, тебе нехорошо? — прошептала я.

— Ш-ш! Всех перебудишь! — зашипела Мартина.

Я уже не могла заснуть. Мартина, кажется, тоже. Она попыталась прижаться к Рошель, чтобы согреться, но Рошель крутилась и металась, толкая меня острыми локтями и душа своими длинными кудрями. Я подкатилась поближе к Джуд, крепко прижимая к груди Фиалку.

Наверное, за всю жизнь мне так не хотелось к маме.