Спотыкаюсь о них и несусь вниз по лестнице. Рассел кричит мне вслед. Слышу, как Магда все время повторяет: "О господи!"

Расталкиваю пьяных идиотов и бросаюсь к двери. Сама я наклюкавшаяся идиотка! На улице свежий воздух чуть не сбивает меня с ног, но надо бежать. Как страшно: если меня догонят, придется на них смотреть, с ними говорить… Я умру. Уже умираю.

Ну надо же! Магда!

Ты же моя подруга!

Как же ты могла?! Как же ты посмела с ним целоваться?! Как же у тебя хватило наглости с ним обниматься, если недели напролет ты только и слышала о том, что я его люблю?!

Ох, Рассел! Ты же был моим другом!

Как же ты мог целоваться с Магдой после наших обещаний, признаний шепотом, ласк?.. После всего, что было… И с кем? С Магдой, моей лучшей подругой!

Надин знала и потому ушла. Не хотела принимать в этом участия. Рассел и Магда! После всего того, что он о ней наговорил! Называл воображалой, чуть не сказал «пошлая»… Может, она давно ему втайне нравилась?

Подумать только! Ведь это Рассел придумал позвать ее на вечеринку! Может, именно на это он и надеялся? А я ему подыграла и напилась… И до сих пор не протрезвела. Иду, не знаю куда… В голове ни одной мысли. От сильного шока сжимается все внутри. Не могу держать боль в себе! Иду и постанываю. При свете фонарей на меня странно смотрит женщина, которая гуляет с собакой. Она спрашивает, не плохо ли мне. Отвечаю, что нормально себя чувствую, хотя по щекам катятся слезы, а сердце разрывается…

Я-то думала, что Рассел меня действительно любит. Считала, что он выбрал меня, а не Магду. Он подарил мне кольцо, глупую детскую бесплатную игрушку. Нащупываю его, срываю с пальца, а потом что есть силы кидаю прочь. Кольцо летит через дорогу и исчезает в темноте. Ах, если бы я сама могла сейчас исчезнуть! Не хочу быть собой! Не могу смириться с тем, что у меня ничего не получилось! Жизнь пошла наперекосяк! Никого у меня не осталось. Даже папа меня больше не любит. Только и думает, как бы нас обидеть. Рисование тоже не доставляет радости. Я не оригинальна. У меня больше нет Рассела. Никогда он меня не любил, иначе бы не предал. А самое плохое — у меня больше нет подруг. Надин ушла… А Магда… Ах, Магда, Магда, Магда! Как ты могла?!

Горько рыдаю и ничего и никого перед собой не вижу. Я в центре города. Иду, натыкаясь на людей. Мне что-то говорят, но я не обращаю внимания… Убегаю ото всех, выскакиваю на дорогу… Машина резко тормозит, кто-то кричит: "Тебе что, жить надоело?!"

Горько плачу и вдруг слышу:

— Глупышка! Думаешь, с тобой приключилась беда, дорогуша? Тебе и невдомек, что ты только на свет появилась.

Ко мне, пошатываясь, подходит вонючий грустный бомж. Его собака пытается укусить меня за щиколотку.

Реву сильнее, пытаясь оттолкнуть голову пса. Вдруг кто-то крепко берет меня под руку и велит бомжу убираться подальше вместе с его вшивой собакой.

Узнаю этот голос. Открываю глаза и вижу перед собой парня моей мечты. Он обнимает меня с обеспокоенным видом.

— Моя маленькая школьница! — в изумлении говорит он.

— Твоя школьница? — смеется один из его друзей.

— Девчонка напилась! — говорит другой. — Оставь ее в покое, Кев. От нее одни неприятности!

Не могу поверить, чтобы какого-нибудь замечательного парня звали Кевин, но тем не менее это он. И он замечательный!

Кев бросает всех своих друзей. Они идут без него в клуб, а он останавливает такси и хочет непременно проводить меня домой. Плачу и говорю, что мне не хватит денег. Он отвечает, что у него их целая куча. Потом я рыдаю, потому что он слишком добр ко мне. Кев утверждает, что ему интересно изображать прекрасного принца, который помогает в беде юным девицам. Плачу, потому что он с девятого класса был моим прекрасным принцем. Кев ласково отвечает, что польщен, но дело в том, что он голубой. Я, всхлипывая, говорю, что знаю об этом, но до недавних пор мне было почти все равно, потому что у меня был мальчик, но вот именно сегодня он целовался на вечеринке с моей лучшей подругой.

Кев обнимает меня, гладит по еще мокрым волосам и говорит, что от этой беды нет лекарств. Будет болеть еще очень долго, но если его слова хоть как-то смогут меня утешить, то он знает, что почти все через это проходят, особенно в возрасте четырнадцати или пятнадцати лет. Я польщена, потому что мне еще только тринадцать, а он, наверное, думает, что я старше. И мне все равно — голубой он или нет. Здорово, когда тебя обнимает и гладит по волосам такой красивый парень. Но потом я вспоминаю про Рассела и Магду и начинаю снова рыдать и плачу до тех пор, пока мы не приезжаем домой.

Он просит водителя подождать, помогает мне встать, доводит до дома и стучит в дверь.

Открывает папа в халате и с тревогой смотрит на меня. Боюсь, что он начнет ругать юношу моей мечты, поэтому бормочу, что он пришел мне на помощь. Папа смягчается и благодарит моего друга. Юноша моей мечты (не могу называть его Кевом) целует меня в лоб, обещает со мной встретиться и надеется, что мне скоро станет легче. До чего же он хороший! Только мне никогда не станет легче! Ничто в этом мире больше не сделает меня счастливой!

Когда я вхожу в дом, папа просит меня подробно рассказать, что произошло. Не могу об этом говорить, но папа не отстает. Анна спускается вниз, и я шепчу:

— Рассел и Магда.

Она обнимает меня и нежно покачивает, точно я маленький Моголь.

— Бедная маленькая Элли! — восклицает папа и гладит меня по плечу. — И все же… Рассел не единственный мальчик на свете. Я лично всегда считал его высокопарным мерзавцем, но ты…

— Замолчи! — свирепо прерывает его Анна. — Дело не только в Расселе. Это из-за Рассела и Магды.

Рассел и Магда… Рассел и Магда… Рассел и Магда… Он будет теперь с ней встречаться? Ждать возле школы? Гулять с ней? Проводить с ней время, как со мной? Подарит ей кольцо?

Анна укладывает меня в постель, но я не могу об этом не думать. Мысленно возвращаюсь на вечеринку, спотыкаюсь на лестнице и вижу их вместе, Рассела и Магду. Наверное, весь вечер там провели!

Звонит телефон. Я сажусь на кровати. Сердце бьется как сумасшедшее. Слышу, как папа сонно отвечает. Потом его голос звучит сердито:

— Да, она пришла домой. Все нормально. Тебя мне не за что благодарить. Нет, с ней нельзя поговорить. Она крепко спит, и я не буду ее будить. Спокойной ночи!

Снова начинаю плакать, зажав рукою рот. Надеюсь, папа действительно думает, что я сплю, но через минуту слышу шаги и шепот за дверью:

— Элли? Элли, ты не спишь? Можно мне войти?

Я не отвечаю, но папа все равно входит. Из-за слез не могу его прогнать.

— Родная моя!

Папа садится на край кровати и крепко, как медведь, обнимает меня. Несмотря на то что в последнее время он был ужасно противным, я тоже обнимаю его в ответ.

— Ах, папа! Какая я несчастная! — рыдаю я.

— Знаю, знаю, Элли.

Папа крепко прижимает меня к себе.

— Ты не представляешь, папа, как мне больно!

— Представляю. Мне тоже было больно.

Будто мы снова оказались в прошлом. Мама только что умерла, и нам ничего не остается, как тесно прижаться друг к другу в поисках утешения.

— Это Рассел звонил?

— Анна говорит, что нужно было тебя спросить. Может, ты хотела с ним поговорить?

— Нет, ни за что!

— Я тоже так подумал, но все равно, наверное, надо было тебя спросить. В последнее время, Элли, я не знаю, как с тобой себя вести.

— И с Анной.

Папа напрягается, но я чувствую, что он кивает. Его борода трется о мой лоб.

— И с Анной, — повторяет он.

— Папа, вы с Анной не расстанетесь? — шепчу я, прильнув к нему.

— Нет, ну конечно нет! Тебе ведь Анна об этом не говорила?

— Нет, но вы оба все время нападаете друг на друга, и ты каждый вечер поздно приходишь.

— Мы с Анной разберемся, не волнуйся, — хрипло говорит папа.

— Папа, когда ты поздно возвращаешься…

— Послушай, Элли, не обо мне сейчас речь. Давай подумаем о тебе. Мне тебя очень жаль, но ты меня рассердила. Наверное, ты очень много выпила. Я не возражаю, если ты попробуешь пива или сделаешь несколько глотков вина, но нельзя же начинать с водки! Ты ведь могла заболеть! Даже угодить в больницу!

Папа все ворчит и ворчит, а я лишь тихонько всхлипываю. Какое мне дело до крепких напитков? Больше никогда не пойду на вечеринки! О боже, что я буду делать в школе? Как смогу посмотреть в глаза Магде?

***

Она звонит на следующее утро. Папа отвечает, что я еще сплю. Магда снова звонит после обеда. На этот раз берет трубку Анна и говорит:

— Элли пока не хочет с тобой разговаривать, Магда.

Подруга не понимает. Когда мы садимся пить чай, раздается стук в дверь. Так стучит только Магда — три редких удара и два частых, будто трубы возвещают о ее прибытии.

Встаю со стоном и умоляю:

— Анна, это Магда! Пожалуйста, попроси ее уйти!

— По-моему, будет лучше все с ней обсудить. Может, надо послушать, что она скажет? — спрашивает папа. — Ты же не хочешь из-за этого потерять подругу?

— Ах, папа! Ну как я теперь смогу дружить с Магдой?! — говорю я и бегу наверх в свою комнату.

Наваливаюсь спиной на дверь и на полную громкость включаю музыку, чтобы не слышать внизу голоса Магды. Я все жду, жду и жду…

В конце концов приходит Анна и стучит в дверь:

— Это я, Элли. Все нормально, Магда ушла. Она очень расстроена и пыталась мне объяснить, что все произошло из-за хомячихи.

— Из-за кого?! Что она выдумывает?!

Волна гнева мгновенно осушает слезы:

— Неужели она думает, что можно лизаться с моим парнем только потому, что несчастная Помадка умерла?

— Мне бы не хотелось, чтобы ты употребляла это слово, Элли, — тихо говорит Анна. — Оно отвратительно.

— Отвратительно то, что сделали Рассел и Магда. Отвратительно, отвратительно! Никогда больше не буду с ними разговаривать!

Не хочу ни с кем общаться, даже с Анной. Не буду спускаться к чаю. Остаюсь в своей комнате и лежу на кровати. Потом сажусь и с остервенением молочу кулаками по подушке. Плачу. Засыпаю. Когда просыпаюсь, не сразу вспоминаю о том, что произошло, и начинаю с удовольствием думать о Расселе, пытаясь нащупать кольцо, — но его нет на пальце, и меня снова охватывает отчаяние.

***

Нельзя же все время прятаться в комнате.

Понедельник. Нужно идти в школу, несмотря на противную простуду.

Собираюсь очень медленно, опаздываю и не успеваю на автобус. Какое это теперь имеет значение? Мне неловко, и я специально медлю, чтобы не столкнуться с Кевином. Он повел себя как настоящий друг, но, наверное, считает меня идиоткой.

Еле волочу ноги. Прихожу в школу совсем поздно — старшая дежурная со своим журналом уже ушла на урок, поэтому меня никто не останавливает. Гори все ярким пламенем! Школа кажется далекой и ненужной — что о ней беспокоиться! Уже собираюсь сбежать с уроков, но вдруг вижу миссис Хендерсон. Она несется по коридору, таща большую сумку с новыми теннисными мячами. Вдруг резко останавливается:

— Элеонора Аллард! Тебя не было на перекличке! Боже мой, девочка, почему ты пришла так поздно? С нетерпением жду, когда ты что-нибудь скажешь в свое оправдание.

Я вздыхаю:

— К сожалению, мне нечего вам ответить, миссис Хендерсон.

Она хмурится. Я жду, когда она придумает для меня суровое наказание. Может, стукнет меня по голове своей тяжелой сумкой с мячами. Она грозилась и не такое сделать! Но миссис Хендерсон бросает сумку. Несколько мячей вываливаются и катятся по коридору. Она недовольно охает, но не пытается их собрать. Подходит поближе, наклоняет голову и пристально на меня смотрит.

— Что случилось, Элли? — тихо спрашивает она.

Ох, нет! Не хочу, чтобы она была такой доброй! Лучше пусть орет и ругается — тогда можно выдержать ее взгляд и притвориться, будто тебе все равно. Но если мне начнут сочувствовать, я сломаюсь. Уже щиплет глаза. Нельзя плакать! Только не здесь, не в школе!

Глотаю слезы, изо всех сил пытаясь сдержаться.

— Вижу, Элли, тебе не хочется об этом говорить. Не волнуйся. Не стану к тебе приставать. Скажи мне только — это не из-за неприятностей дома? Может, поссорилась с друзьями? Проблемы в личной жизни?

— Все вместе! — всхлипываю я.

— Ох, Элли! Тринадцать лет — нелегкий возраст. Помню, когда… — Но тут она качает головой, решив, что лучше не продолжать. — Нет, не стоит, пожалуй, рассказывать, а то ты обязательно проболтаешься Магде и Надин, и вы все от души надо мной посмеетесь.

— Я не скажу Магде и Надин, — печально отвечаю я. — Мы больше не подруги.

— Брось, Элли! Вы же неразлучны! Девочки очень расстроились, когда не увидели тебя на перекличке. Не волнуйся, опять подружитесь. Подожди, сама увидишь! А сейчас беги на урок и постарайся улыбнуться, хорошо?

Растягиваю губы в неестественной улыбке и удираю. Кто поверит, что ужасная, зацикленная на хоккее старушка Хендерсон может быть по-настоящему доброй? Интересно, что она чувствовала в свои тринадцать лет? Тогда все было по-другому. Где ей понять, каково нам сейчас. И что она знает о наших отношениях с Магдой и Надин? Я больше никогда не смогу с ними дружить!

Ну, может, с Надин и смогу. Знаю, что в последнее время мы не очень ладили, но на вечеринке она изо всех сил пыталась мне помочь. Конечно, иногда Надин странно себя ведет — например, заводит знакомства с разными придурками в Интернете, но она никогда не была настолько жестокой, чтобы покуситься на чужого парня!

Вдруг она потому и ушла раньше — не хотела видеть Магду с Расселом? Возможно, и она теперь с Магдой не разговаривает. Ну и почему бы нам, как прежде, не дружить только вдвоем — Надин и Элли…

Иду на урок английского к миссис Мэдли. Надин и Магда уютно устроились в уголке и тихонько перешептываются. Видно, они и впрямь лучшие подруги. Ну что ж, ничего не попишешь.

После того как миссис Мэдли отругала меня за опоздание, приходится сесть рядом с ними. Магда принимается что-то жарко нашептывать мне в ухо… Прикрыв его рукой, отодвигаюсь от нее, насколько позволяет стол, чтобы показать, что не желаю ничего слушать.

Зато нас слышит миссис Мэдли.

— Магда, ну когда же ты наконец угомонишься? Давайте попробуем как следует сосредоточиться. Мне бы хотелось, чтобы в ваших сочинениях по "Джейн Эйр" было больше жизненных примеров. Не останавливайтесь лишь на художественном анализе текста. Представьте себе чувства бедной Джейн в сером платье гувернантки. Как больно ей было смотреть на хорошенькую Бланш Ингрэм, флиртующую с мистером Рочестером!

Представляю! Слишком хорошо представляю! Не хочу писать про Джейн Эйр. Мне не до рассуждений о садовнике Перси! Краем глаза вижу — Магда что-то пишет. Через несколько минут она кладет мне на стол записку. Тупо на нее смотрю.

— Ах, Элли! Ну, пожалуйста, давай снова дружить!

Я чуть было не сдалась. Но когда Магда складывает руки почти в молитвенном жесте и шепчет: "Пожалуйста, пожалуйста, ну, пожалуйста", — Надин начинает ее передразнивать. Они относятся к происшедшему как к глупой шутке. Для них это только игра, точно мы снова ссоримся по пустякам: кто из нас съел последнюю дольку шоколада и кого назвали жадным поросенком, который обиделся и ушел. Тогда они разыгрывали свою глупую пантомиму, и она помогала разрядить обстановку.

Но сейчас ничего не выйдет. Беру записку Магды. Читаю слова «прости», "ошибка", «выпивка», "слезы", «поцелуй». Снова представляю себе, как Магда целуется с Расселом. Нет, этих слов мало. Магда все у меня отняла! Ей даже Рассел не нужен — просто ей хотелось показать, что она может кому угодно вскружить голову.

Да ну ее! Не хочу больше дружить ни с ней, ни с Надин. Беру письмо, разрываю его пополам и кидаю на пол. Магда краснеет и глядит на Надин. С гордо поднятой головой смотрю в другую сторону. Подскакиваю на месте от окрика миссис Мэдли:

— Элли, не бросай бумагу на пол!

— Простите, миссис Мэдли, я отнесу ее в мусорную корзину. Там ее место!

Лезу под парту, достаю письмо и скатываю каждую половинку в маленький шарик. Подхожу к мусорной корзине и с размаху их туда кидаю. Того и гляди, подпрыгнут, как мячики.