— Ну что, не встретили его, конечно? — сказала бабушка, когда мы вернулись домой.

— Моего папу не встретили, зато видели папу Эм! — ответила Вита.

Бабушка сперва решила, что она выдумывает, а потом страшно рассердилась на маму.

— И ты его не прижала по поводу алиментов на содержание Эм? Господи ты боже мой, Джули, ну что ты за человек? Упустить такой случай! Почему ты позволяешь всякой дряни вытирать об тебя ноги? С паршивой овцы хоть шерсти клок! Я знаю, этой свинье плевать на родную дочь, но он ее отец, вот пусть и выкладывает денежки!

— Бабушка, не ругай маму, — попросила я. — Папе не плевать на меня, он даже хотел меня навещать, приглашал в гости! Только мне не хочется. Я ведь не обязана к нему ходить, правда, мам?

— Конечно, солнышко, — сказала мама.

— Ну конечно, правильно, все вокруг делают только то, что хочется. А я? Когда я наконец смогу жить так, как мне хочется? — сказала бабушка. — Я всю жизнь надрываюсь на работе. Сама зарабатываю на себя, и тебя вырастила одна, Джули. Думала, хоть под старость поживу по-человечески, отдохну, съезжу куда-нибудь, может быть. Так нет же, тут на меня свалились трое твоих детей и ты сама в придачу, а я, как дура, оплачиваю ваши счета.

— Мама, ты же знаешь, я стараюсь зарабатывать. Как только выплачу все кредиты, смогу больше тратить на хозяйство. — Мамино лицо сморщилось.

— Смотри, что ты наделала, бабушка, мама плачет! — рассердилась я.

— Легче всего — чуть что, опустить руки и удариться в слезы! Кто-нибудь видел, чтобы я плакала, когда этот прохиндей Фрэнки украл все мои сбережения?

— Он не украл, мама, он их просто одолжил! — всхлипнула мама.

— Да-да, а вернуть он их когда-нибудь собирается? И заплатить твои долги, между прочим? — Бабушка грозно сверкнула глазами на меня, Виту и Максика. — Вы, дети, воображаете, что ваш папа невесть какой замечательный, раз он возит вас на дурацкие прогулки и дарит подарочки — швыряется изумрудными кольцами, как же! Он за все это ни пенни не заплатил. В конечном счете на все это заработали мы с мамой!

— Бабушка, заткнись! Мой папа по правде замечательный! — заорала Вита. — На Зеленой ярмарке я его искала, искала, свинство просто, Эм встретила своего папу, а я нет…

Она выкрикивала это снова и снова, прямо как Максик, когда на него находит. Максик тоже поднял рев на всякий случай, чтобы о нем не забыли.

— Вот! Я говорила тебе, что это бредовая затея — тащиться с детьми на идиотскую Зеленую ярмарку. Теперь они перевозбудились, и ты их не успокоишь, — сказала бабушка.

Я подумала: интересно, она хоть понимает, насколько все выворачивает наизнанку? Неужели она на самом деле считает, что всегда права? Нарочно, что ли, она нас изводит?

Я ушла наверх с Витой и Максиком и долго еще слышала, как ругаются бабушка с мамой. Я надела на руку Балерину и стала рассказывать длинную сказку о Снежно-Белых ярмарках, которые устраивают в Лапландии. Когда я наконец спустилась вниз, то увидела, что мама с бабушкой сидят рядышком на диване. Мама все еще плакала, бабушка ее обнимала.

— Иди сюда, Эм. — Бабушка протянула мне свободную руку. — Иди к нам.

— Нет, спасибо, — ответила я.

Уселась в кресло и стала листать бабушкин журнал «Хелло!», как будто мне все нипочем.

— Ох, посмотрите только на нашу барышню! На сердитых воду возят, — заметила бабушка.

Я ее проигнорировала. Я уставилась в журнал и стала представлять, будто живу в огромном доме с белыми диванами, и золотыми люстрами, и телевизорами, которые вешают на стену, как картины. Я представила, что папа на самом деле знаменитый киноактер, а у мамы собственная сеть салонов-парикмахерских, а я, их дочка, тоненькая, как струнка, сижу у их ног и очаровательно улыбаюсь прямо в объектив телекамеры.

— Что это ты ухмыляешься, Эм? — спросила бабушка.

Моя улыбка завяла и превратилась в сердитую гримасу. Я так и не проронила ни словечка. Даже не сказала «спокойной ночи», когда пошла спать.

Когда Вита с Максиком заснули, мама пришла меня проведать. Она осторожно подвинула Виту и забралась ко мне под одеяло.

— Эм, бабушка жалеет о том, что так разговаривала с тобой.

— Она не попросила у меня прощения.

— Да, конечно, она никогда не просит прощения, ты же знаешь. Но она понимает, что хватила через край.

Я сказала:

— Я ее ненавижу.

— Нет, неправда.

— Она-то меня ненавидит!

— Нет, что ты. Она тебя любит. Она нас всех любит, потому и расстраивается. На самом деле она сердится не на нас, а на папу. На обоих твоих пап! — Мама тихонько шмыгнула носом. — Так странно было снова увидеть твоего настоящего папу, Эм. Он очень изменился. Может быть, он только с нами так ужасно обращался. Кажется, он счастлив с той женщиной и мальчишками. Я уверена, их он не бьет.

Мама снова шмыгнула носом. Я потрогала ее щеку в темноте — проверить, не плачет ли она.

— Не бойся, мама. Если он придет сюда драться, мы сразу вызовем полицию.

— Да я не об этом беспокоюсь, золотце мое. Нет, я просто подумала — может быть, это со мной что-нибудь не так, потому мужчины и ведут себя со мной странно. Наверное, я не умею строить отношения в семье.

— Ты замечательно строишь отношения в семье, мам! Ты не виновата, что он вел себя по-свински. Просто он был бессовестный, ему хотелось на нас орать и запугивать нас. Он нас бил! Мне противно, что он — мой настоящий папа!

— Он был не такой уж плохой, лапуся. Может быть, если ты узнаешь его получше, он тебе и понравится.

Я не желала видеть в нем ничего хорошего. Я не хотела, чтобы он мне нравился. Я люблю своего нового папу… хоть он и ушел от нас.

Я сказала:

— Никогда в жизни не буду жить с мужчиной!

— Это глупо, лапуся. Нельзя так говорить только потому, что у меня что-то не сложилось.

— Да на мне никто и не захочет жениться.

— Конечно, захочет! Ты такая чудесная девочка!

— Мальчишки в школе считают, что я уродина. Они меня обзывают жирдяйкой и тумбой и надувают щеки, когда передразнивают меня.

— Родная моя, какой ужас!

— Да нет, ничего. Я их тоже обзываю. Только ведь я и правда жирная тумба. В своего родного папочку, да?

— Ты ничуточки не похожа на своего папу! Ты милая, добрая, нежная, заботливая девочка.

— Но по внешности я на него похожа. Если надену черный жилет и джинсы, буду как его уменьшенная копия.

— Ты ничем на него не похожа, — соврала мама. — Ни на него, ни на меня. Ты — это ты, моя замечательная Эм. Я думаю, это все ерунда, что якобы люди похожи на своих родителей. Я уж точно не хочу быть такой, как бабушка! — Помолчав, мама вдруг сказала бабушкиным высоким недовольным голосом: — Господи ты боже мой, Джули!

Мы обе покатились со смеху. Вита проснулась и сонно пожаловалась, что из-за нас вся постель трясется и чтобы мы немедленно прекратили.

— По-моему, Вита у нас как раз в бабушку, — шепнула я маме на ухо. — Уже сейчас всеми командует!

На следующее утро бабушка ворчала не меньше, чем обычно, пока мы в спешке собирались, кто в школу, кто на работу, но она приготовила нам на ужин спагетти болоньезе, а на сладкое — мороженое с клубникой. Мне она положила лишний шматок мороженого, а потом еще позволила облизать пустую коробку!

— Но завтра снова на диету, хорошо, Эм? — сказала бабушка.

А вдруг и правда есть смысл напрячься насчет диеты? Я по-прежнему брала в школьной столовой жареную картошку вместо салата, но я больше не покупала потихоньку «Кит-Кат», батончики «Марс» и разноцветные конфеты «Смартиз». Мне жутко хотелось, но я решила не тратить карманные деньги. Я их откладывала, чтобы выплатить бабушке часть нашего долга. Может, тогда она перестанет стенать.

Мама тоже очень старалась, набирала сверхурочной работы, сколько хватало сил. Розовый дворец теперь открывался только в полдень, потому что по утрам у них было мало покупателей. Мама взяла пачку непроданных открыток из запасов «Волшебной страны» и сделала себе визитки «Добрая фея». Там говорилось, что с девяти утра до двенадцати она готова прилетать на дом к клиентам, подстригать им волосы и сушить феном. У нее появились заказы почти на каждое утро, а по средам — постоянная работа в дневном доме престарелых, там она кромсала ножницами серебристые локоны разным старушкам по специальной цене в пять фунтов.

— При таких расценках приходится брать количеством, — говорила мама. — Похоже на стрижку овец. Скоро дойдет до того, что я буду просто хватать каждую следующую за ортопедические сандалии, спутывать ноги, и все их кудряшки-перманент обкорнаю под ноль!

По субботам мама вставала еще раньше — она делала сложные прически к свадьбам. Сплошь и рядом она успевала причесать невесту, главную подружку невесты и еще маму невесты, а потом бежала на свою смену в Розовом дворце.

— Представьте, что будет, если я вдруг перепутаю, да и покрашу своим свадебным клиентам волосы в фиолетовый и малиновый цвет, а всем готическим девушкам сделаю укладку, как для будущей тещи!

Мама старалась шутить, но она теперь так уставала, что часто засыпала на диване, едва добравшись до дома.

— Мама стала такая скучная, — жаловалась Вита. — Она больше не делает мне взрослый макияж, не играет в волшебную королеву, вообще ничего не делает, только спит!

— Да, я ей рассказывал, как меня толкнул один вредный мальчишка, а она не слушает, и глаза у нее все время закрываются! — возмущенно подхватил Максик.

Я сказала:

— Мама очень устает. Не приставайте к ней. Вита, я тебе сделаю макияж и поиграю с тобой в волшебную королеву. Только сначала посижу немножко с Максиком, пусть он мне подробно расскажет про этого вредного мальчишку.

Я знала, что должна вести себя ответственно, как взрослая, но мне тоже очень хотелось, чтобы мама не выматывалась так на работе. Она еще сильнее похудела, под глазами были черные круги.

Бабушка тоже за нее беспокоилась.

— Ты себя измучила, Джули! Не нужно набирать столько заказов. Черт с ними, с деньгами! Я настаивала, чтобы твой беглый муж-паразит заплатил свои долги, я не хотела, чтобы ты из-за него уработалась до смерти.

— Все нормально, мама, — пробормотала наша мама, потирая лоб и зевая.

— Тебе необходимо съездить в отпуск. Это нужно нам всем, — сказала бабушка.

— Поездки стоят денег, — сказала мама. — В этом году ничего не получится. Может быть, я смогу пару раз вывезти детей за город на один день.

Я все думала и думала о летнем отдыхе. Дженни поедет на курорт во Францию, и в конце поездки им предстоит провести один день в Евро-Дисней-парке. Ивонна отправляется на неделю в Испанию с мамой, а потом еще на три дня с папой в Центр-парке.

Я против воли целыми днями воображала, как папа взял бы нас куда-нибудь с собой. Да не обязательно никуда уезжать, мы были бы счастливы просто сидеть с ним в одной комнате (лишь бы только Сары там не было).

Я все вспоминала тот вечер у моря. Он сверкал в моей памяти, как волшебные огни на молу. А что было бы, согласись мы тогда переночевать там с папой, как он предлагал? Оставил бы он нас у себя насовсем? Иногда, когда мама была особенно уставшей, а бабушка особенно сильно ворчала, я мечтала о том, чтобы жить не с ними, а с папой.

Потом мне становилось стыдно, и я еще сильнее старалась вести себя хорошо и слушаться маму. Слушаться бабушку я старалась не так сильно.

— Вот если бы я могла отвезти маму куда-нибудь в отпуск, — шептала я на ухо Балерине.

Она отвечала:

— В Лапландии летом очень красиво.

— Мне хочется свозить маму туда, где по-настоящему тепло и светит солнце, чтобы она могла валяться на пляже, стала такая загорелая и снова повеселела бы, — говорила я.

— А ты загадай желание, — сказала Балерина.

Я сняла ее и посмотрела на свое чудесное колечко с изумрудом. Я подняла его повыше, чтобы оно засверкало на солнце, и загадала желание изо всех сил.

Потом опять посмотрела на колечко.

И смотрела, и смотрела…

Интересно, сколько может стоить кольцо с изумрудом? Папа сказал, что купил его по дешевке, но мама с бабушкой были уверены, что оно стоит несколько сотен фунтов.

Если бы у меня было несколько сотен фунтов, мы могли бы поехать куда-нибудь в отпуск…

Я думала об этом целыми днями, с утра до вечера. Я так любила свое колечко! Это был самый лучший подарок на свете. Мне очень редко разрешали его носить. В школу, конечно, с таким кольцом не пойдешь, и на улицу мама меня с ним не пускала — вдруг потеряю? Я надевала его дома, когда могла, но большую часть времени оно лежало в коробочке, а коробочку я прятала в шкафу под трусами, на случай, если в дом заберутся воры.

Невыносимо было даже думать о том, чтобы его продать, — ведь тогда я его навсегда потеряю. Но, может быть, я могу его заложить?

Я читала о ломбардах в одной из самых любимых своих книг Дженны Уильямс, «Сочинение о Викторианской эпохе». Я знала, что в старину бедняки часто отдавали в заклад кольца, часы и даже воскресные костюмы. Но я не знала точно, можно ли заложить что-нибудь в наше время.

В переулке возле площади был старый ювелирный магазин. У входа в него висели три золотых шара — значит, раньше здесь была закладная лавка. Может быть, она и сейчас осталась? И может быть, они согласятся принять мое чудесное колечко с изумрудом?

Я понятия не имела, откуда возьму деньги, чтобы выкупить потом кольцо, но все-таки это не то, что продать его насовсем. Может быть, его выставят в витрине, и я смогу приходить посмотреть на него.

В ближайшую субботу подвернулся удобный случай — мама делала прически к очередной свадьбе, а потом ей нужно было идти на работу в Розовый дворец, а бабушка решила повести нас с Витой и Максиком покупать новые туфли на лето. Нам это было необходимо. Я до сих пор еще ходила в здоровенных зимних ботинках на шнуровке. Они были мне до того тесны, что, надевая их, я чувствовала себя так, будто затягиваю на ногах корсеты. Вита тоже носила зимние ботинки с пряжками. Мои прошлогодние летние сандалии были ей пока велики, а кроме того, она заявила, что лучше будет ходить босиком, но не наденет мои ужасные бутсы. Максик донашивал старые сандалики Виты и совершенно против этого не возражал, вот только они были из прозрачного розового пластика. Максик их обожал, но в школе над ним смеялись, говорили, что это девчонские туфли.

Утро, проведенное в торговом центре, было долгое и напряженное. Бабушка сердилась, Максик ревел, Вита хлюпала носом, а я горевала, потому что мои новые черные босоножки на низком каблуке были такие громадные, совсем как ласты.

— Господи ты боже мой, сколько капризов! — возмущалась бабушка. — Пошли-ка в кафе, выпьем чаю. Я куплю вам пирожные, только заткнитесь, ради бога!

— Ой, бабушка, ты сказала «заткнитесь»! — обрадовался Максик.

— А можно, мы лучше пойдем в «Макдоналдс»? — спросила Вита. — Я хочу мороженое « Мак-Флурри»!

У меня слюнки потекли от одной мысли о пирожных и мороженом, но нельзя было упускать такую редкую возможность.

Я сказала:

— Мне ничего не надо, не хочу нарушать диету.

— Вот это ты молодец, Эм. — Бабушка даже удивилась.

Только мне будет очень обидно смотреть, как вы все едите. Можно, я пока пойду к «Медвежьей фабрике», посмотрю, как делают плюшевых мишек?

Бабушка заколебалась:

— Что ж, если ты пообещаешь, что пойдешь прямо туда и не будешь разговаривать с посторонними, и вернешься к нам ровно через пятнадцать минут… Тогда можно. Только сними эту треклятую марионетку, у тебя с ней совсем идиотский вид — такая большая девочка!

— Нет, Балерина тоже хочет посмотреть мишек, — сказала я. — Правда, Балерина? Ты хочешь посмотреть мишек в балетных пачках и розовых атласных туфельках, так?

Балерина энергично закивала головой, мотая рожками.

— Нечестно, это моя игрушка! — сказала Вита.

— Да, отдай ее Вите, — сказала бабушка, но тут ее отвлек Максик — он испугался эскалатора и поднял жуткий рев.

Я удрала, пока бабушка не успела меня остановить. Если я сниму Балерину, бабушка увидит, что у меня на пальце кольцо с изумрудом. И вообще, мне нужна была моральная поддержка Балерины. Как-то странно и жутковато было выйти одной из торгового центра и идти через площадь. Я знала, что бабушка меня убьет, если узнает.

До ювелирного магазина я бежала бегом, сердце так и колотилось. Пересчитала золотые шары над дверью — один, два, три… Потратила две драгоценные минутки, делая вид, будт0 разглядываю витрину: мне было страшно зайти внутрь.

— Иди, — сказала Балерина и толкнула лапками дверь.

Я оказалась посреди магазинчика, вокруг меня тикали штук пятьдесят часов. За прилавком с одной стороны стоял старик, с другой — молодой человек. Молодой человек вздохнул, увидев меня, но старик наклонил голову набок с любезным видом.

— Могу я вам помочь, юная леди? — спросил он.

— Надеюсь. — Я шагнула к нему и потянула со своей руки Балерину. Рука у меня вспотела, никак не удавалось стащить с нее олениху. — У вас ломбард?

— Да, мы даем деньги в долг под заклад ценных вещей. Но у детей мы вещи не принимаем, к сожалению.

Я спешно искала выход.

— Ах, это не для меня. Это для моей мамы. Она стесняется идти сама. Она хотела узнать, сколько можно получить под залог этого кольца с изумрудом.

Я наконец-то содрала с себя Балерину и помахала нагревшейся рукой в воздухе, показывая свое замечательное колечко. Зеленые искры побежали по всей комнате.

Молодой человек прищелкнул языком:

— А твоя мама знает, что ты взяла ее кольцо?

— Конечно, знает. Я же сказала. Вы что, думаете, я вру? — спросила я, понемногу закипая.

— Можно мне взглянуть? — все так же любезно попросил старичок.

Мне пришлось облизать палец, чтобы снять с него кольцо. Старик осторожно взял колечко, посмотрел на свет и укоризненно покачал головой.

— Шла бы ты домой, не тратила зря наше время, — сказал он.

— Да вы что? Вы не возьмете мой изумруд… то есть мамин изумруд?

— Это не изумруд. Это зеленая стекляшка в позолоченной оправе. Раньше такие можно было купить в универмаге «Вулвортс» за один шиллинг. Да и теперь они ненамного дороже стоят.

— Очень смешно, милочка, — сказал молодой человек без тени улыбки.

— Ничего смешного! Это правда изумруд! Я знаю! Мой папа купил его на распродаже антиквариата. Он заплатил за него кучу денег, — тараторила я, не помня себя.

— Значит, его обманули, моя милая.

Старичок протянул мне мой изумруд. Я стиснула колечко в руке и выбежала из магазина. Я слышала их смех у себя за спиной.

Я рывком надела свое бедное колечко на палец и побежала, сжимая в руке Балерину. От слез щипало глаза. Добежав до универмага «Флауэрфилдс», я перевела дух и постаралась перестать хныкать.

— Тише, тише, солнышко, — сказала Балерина и нежно вытерла мне глаза. — Не обращай внимания на разных идиотов. Сами они обманщики. Небось рассчитывали выцыганить у тебя изумруд. Конечно, он настоящий!

Я посмотрела на свой палец с колечком. На одно-единственное мгновение его зеленый блеск потускнел. Я увидела перед собой кусочек зеленого стекла в дешевой позолоченной оправе, расхожий сувенир.

Балерина переменила тактику.

— Это кольцо тебе подарил папа — значит, это самое замечательное кольцо на свете, и не важно, настоящий в нем изумруд или ненастоящий. А я говорю, что он настоящий. Такой же настоящий, как ты или я.

Я крепко ее обняла и еще раз посмотрела на колечко. Оно снова сверкало и переливалось зеленым блеском.

Когда я подошла к бабушке, Вите и Максику, бабушка уже хмурилась и смотрела на часы.

— Ты опоздала на две минуты. Идем, Максик хочет писать, нужно отвести его в женский туалет.

— Ты сбежала с моей Балериной! — насупилась Вита. — Но я все равно тебе оставила половинку пирожного.

Она облизала всю глазурь, но все-таки мне было приятно.

— А ты правда ходила на «Медвежью фабрику»? — спросила Вита, пока бабушка вытирала Максика и его промокшие штанишки. — Я смотрела с балкона, и, по-моему, я видела тебя на эскалаторе.

— Наверное, обозналась, — сказала я.

Как будто на свете так уж много толстых девчонок в тесных джинсах, с изображением феи на футболке и перчаточной куклой в виде оленихи на правой руке!

Мне не хотелось рассказывать Вите про ювелирный магазин. Слишком это было ужасно и стыдно. Да и не к чему. Я ведь так и не смогу отвезти всю семью в отпуск.

А вот бабушка смогла. В последний учебный день года бабушка заставила нас дожидаться чая, пока мама не придет домой с работы, и тогда заказала по телефону пиццу самого большого размера, откупорила себе с мамой бутылку вина, а нам поставила кока-колу.

— Что празднуем? — спросила мама.

— Начало летних каникул! — сказала я.

— Вот если бы поехать куда-нибудь… — сказала Вита.

— Поедем на море. Туда, где спиральный спуск, — сказал Максик.

— Тише, Максик, Вита. Вы же знаете, мы не можем никуда ехать, — сказала я.

— Нет, можем! — Бабушка открыла сумочку и достала оттуда маленькую стопочку билетов. — Все уже заказано. Мы поедем на неделю в Испанию, все впятером, будем жить в большом отеле у самого моря!

— А там есть спиральный спуск? — долбил свое Максик.

Вита завопила от восторга. Я тоже радостно завопила, но мне было как-то не по себе.

— Мама, а деньги-то откуда? — спросила наша мама с ошарашенным видом.

— Не бери в голову. Я просто вдруг почувствовала, что нам всем совершенно необходимо как следует отдохнуть, — сказала бабушка. — А теперь успокойтесь, дети.

Но мы не могли успокоиться. Мы бурлили и булькали от восторга. Вита заплясала по комнате, изображая нечто вроде испанского танца. Балерина тоже исполнила фламенко в воздухе. Я притопывала в такт. Максик забыл наконец про спиральный спуск и заскакал, как сумасшедший.

— Господи ты боже мой, вы мне перебьете весь мой… — Бабушка запнулась на полуслове.

Я посмотрела на шкафчик с коллекцией фарфора. Что-то с ним было не то. Маленькая леди в розовом платье с кринолином стояла на полке в гордом одиночестве, расправив свою пышную юбку. А где же продавец воздушных шариков, и русалочка, и детишки в белых фарфоровых ночных рубашках?

— Бабушка, твои статуэтки! — ахнула я.

— Их украли? — спросила Вита.

— Украли! — со страхом повторил Максик.

— Не говорите ерунду! — прикрикнула на них бабушка. — Я решила немного почистить у себя в шкафу. Они только пыль собирали без всякой пользы.

~ Ох, мама, ты так любила свою коллекцию! — сказала наша мама. — Ты ее продала, чтобы оплатить нам всем поездку. Какая ты добрая!

Мама крепко-крепко обняла бабушку. Мне невольно стало завидно. Я сама хотела оплатить нам поездку, даже готова была заложить свое колечко с изумрудом.

— Ты отдала свои статуэтки в ломбард, да, бабушка? — спросила я.

— Что? — удивилась бабушка. — Нет, конечно. Я их продала в антикварный салон. Право же, Эм, откуда у тебя только берутся такие дурацкие идеи?

— Ничего они не дурацкие! Если вещь заложена, ее потом можно выкупить, когда у человека опять появятся деньги. Почему тебе обязательно нужно каждый раз говорить, что я дура?

— Эй, эй, прекрати, Эм. Не груби бабушке, тем более когда она сделала ради нас такое! — остановила меня мама.

Неделя проходила за неделей, и обещанная поездка уже не так меня радовала. Я должна была постоянно доказывать бабушке свою вечную благодарность. А бабушка этим пользовалась. Как только я начинала жаловаться, что меня заставляют мыть посуду, или спорила о том, что смотреть по телевизору, или запиралась в ванной, чтобы сочинять сказку про Балерину, бабушка принималась мне угрожать.

— Ты будешь мыть посуду, потому что я так сказала. Вита еще маленькая, она только все перебьет. Давай трудись, иначе не поедешь с нами!

— Мы не будем смотреть сериал «Полицейский», это вам не по возрасту. Если ваш папа когда-то в нем снимался, это еще не значит, что все остальные теперь обязаны мучиться. И не делай такое недовольное лицо, иначе не поедешь с нами!

— Что ты там опять запираешься, Эмили? Господи ты боже мой, выходи сейчас же из ванной! Следи за собой, барышня, иначе не поедешь с нами!

Я решила, что и не хочу никуда ехать. Останусь лучше дома одна, буду целыми днями лопать шоколад, и смотреть, что захочу, по телевизору, и перечитаю все книжки Дженны Уильямс, и спокойно допишу свою сказку про Балерину.