Я бы с удовольствием просидела у себя в комнате целый день, как Уилл, но мама позвала меня помочь ей чистить овощи к обеду. Вид у неё бледный и несчастный, волосы на затылке встопорщились — наверное, она полночи ворочалась в постели.
Папа встал только в полдень. Он тоже выглядел ужасно. Глаза в кровавых прожилках и жуткий запах перегара.
— Как поживает моя малышка? — хрипло поинтересовался он, обхватив меня руками.
— Пап! — Я вывернулась.
— Оставь её в покое, Джим, — сказала мама.
Папа тут же накинулся на неё и давай разоряться, какая она зануда, обязательно нужно испортить всем настроение, и какой смысл ходить на танцы, если она весь вечер сидит с кислым видом, смотрит на всех сверху вниз и не желает веселиться вместе с остальными?
Мама, крепко сжав губы, продолжала чистить картошку. Будто ей все равно, только картофелина у неё в руке становилась все меньше и меньше, пока не достигла размеров лесного ореха.
А папа орал все громче. Я ненавидела его за это, но в то же время и понимала, как его должно раздражать упорное мамино молчание. Её белое мученическое лицо просто напрашивалось на оскорбления. Я заметила, что у неё подёргивается веко. Узнать бы, о чем она сейчас думает.
— Черт подери, Айрис! Дай налью воды в чайник. До смерти хочется кофе. — Папа оттолкнул её локтем.
— Я налью, — пискнула мама, словно мышка.
Она сварила кофе и молча передала папе чашку. Почему она не вылила этот кофе ему на голову? Почему она всегда ему подчиняется?
Я подумала про Уилла. И про себя.
Противно даже представить, что я могу быть такой же безвольной, как мама. Я начала взбивать яйца для йоркширского пудинга с такой силой, что смесь в миске забурлила не хуже джакузи. Я твёрдо решила: никогда больше не позволю Уиллу играть со мной в дурацкие игры.
Я уже сотни раз принимала такое решение.
За обедом я очень старалась не обращать на Уилла внимания. На сей раз он соизволил сесть с нами за стол. Ел молча, не глядя по сторонам. Разговор в основном вёл папа. Несмотря на похмелье, он наворачивал, как истинный англичанин, — три порции ростбифа, хороший кус йоркширского пудинга, четыре картофелины, морковка, брокколи и зелёный горошек. Ещё и подливку подобрал толстым ломтём хлеба. А после ещё две порции пирога с ревенем и чашка чаю с печеньем.
— Что может быть лучше хорошего воскресного завтрака, — сказал папа, рыгнув, и похлопал себя по животу.
Уилл, перехватив мой взгляд, одними губами выговорил: «Лучше в нас, чем в таз» — одновременно с папой, который произнёс то же самое вслух. Я еле сдержалась, чтобы не засмеяться.
Папа нахмурился:
— Опять хохмишь?
— Что мне, делать нечего?
Уилл встал, сказал:
— С вашего разрешения. — И двинулся к двери.
— А ты не хочешь помочь матери вымыть посуду? — спросил папа.
Уилл остановился.
— Помочь матери?
Слово ещё долго звенело в воздухе, когда Уилл уже вышел за дверь.
Мама сказала:
— Я и сама справлюсь.
Папа потянулся и снова рыгнул.
— Ну и объелся же я, — сказал он, как будто его кто-то силком заставил все это слопать. — Пожалуй, пойду протрясусь. Да, прогуляемся, Айрис?
— Мне ещё нужно помыть посуду.
— Подождёт твоя посуда. Пошли, нагуляешь себе розочки на щёчках, — сказал папа.
— Ну хоть поставлю отмокать кастрюли и сковородки, — сказала мама, собирая тарелки со стола.
— Ох, если все так сложно, тогда не надо, — сказал папа и хлопнул меня по плечу. — Давай, Фиалка. Ты-то не откажешься от прогулки, доченька?
Мне совершенно не хотелось гулять. Но и мыть посуду с мамой тоже не хотелось. Да и торчать в одиночестве у себя в комнате. Хотелось побыть с Уиллом. Но если сунусь к нему, он, скорее всего, пошлёт меня куда подальше. И потом, я ведь приняла решение.
Я схватила куртку и пошла с папой.
— Вот и умница, — обрадовался он. — Пойдём в парк, что ли?
Когда я была маленькая, он часто меня туда водил. Мне страшно нравились цветы, особенно кувшинки на декоративном пруду. Я ложилась на живот прямо в траву и представляла, как феи Кувшинок перепрыгивают с одного плоского листа на другой. Сейчас все это безнадёжно ушло в прошлое, но папа до сих пор пытается обращаться со мной, как с маленькой девочкой. Удивительно, что он не захватил с собой пакет с хлебом, чтобы покормить уточек.
— Хочешь покачаться? — Он приостановился у детской площадки.
Это было шуткой только наполовину.
— А как же!
Папа взял мою руку и стал раскачивать её, словно качели.
— Как нам с тобой бывало весело, Филь. — На его покрасневшие глаза навернулись слезы. — Жаль, что ты не можешь навсегда остаться моей маленькой девочкой…
— Папа!
Я вырвала руку.
— Оп-ля! Извини, солнышко. Я не хотел ставить тебя в неловкое положение. Совсем забыл, что ты у нас уже тинейджер.
— А с виду и не скажешь, да? — спросила я с горечью.
— Ты очень хорошенькая, золотко, просто прелесть! Не переживай, скоро у тебя все сформируется. — Папа смущённо кашлянул. Потом улыбнулся: — Может, в следующий раз пойдёшь со мной на вечеринку вместо мамы? Она не очень-то любит светские мероприятия. Наверное, это не её вина, люди такие разные, но она действительно всем вокруг умеет испортить настроение. Так, может, побудешь разок моей подружкой? Знаешь, в следующем месяце намечается вечер дамского отделения общества масонов…
У меня даже мурашки по коже побежали. Я постаралась сохранить спокойствие.
— Ой, пап, зачем я тебе? Представь, в этих джинсах…
— Ты и твои чудовищные джинсы! Нет уж, дурашка, мы с тобой пройдёмся по магазинам и купим тебе самое шикарное платье.
— По-моему, пап, это не мой стиль.
Я сильно сомневалась, что он говорит серьёзно. Может быть, он и сам не был в этом уверен.
— Ну давай подождём годик-другой. — Папа взъерошил мне волосы и невесело усмехнулся: — Успокойся, никто тебя никуда не тащит.
Я покосилась на него, судорожно придумывая другую тему для разговора. Спросила, как дела на работе. Это самый безопасный вариант. Папа может часами разглагольствовать о работе полицейского, о своих битвах с идиотаминачальниками в районном управлении и о встречах с общественностью, чрезмерно озабоченной проблемой собачьих какашек. И точно, этого ему хватило на всю прогулку по парку. Я отключилась, думая о себе и об Уилле.
— Ну, а ты что скажешь, Фиалка? — вдруг спросил папа. — Как дела в школе?
— Нормально, — ответила я.
На самом деле все обстояло совсем не так. Я ненавидела школу. Мне там было очень одиноко. Всегда и везде я оказывалась третьим лишним. Уилл такой же, но ему нравится быть непохожим на других. К тому же почти все девчонки мечтают с ним встречаться.
А со мной дружить никто не хочет. Ну, нет, не совсем так. У меня есть Марни и Терри. Наверное, считается, что они мои подруги. Хотя единственное, что нас объединяет, это рост. Обе такие же мелкие, как и я. На всех школьных фотографиях мы в первом ряду, на уроках физкультуры стоим в самом хвосте, в школьных спектаклях играем маленьких детей и разных милых зверюшек. Когда ставили мюзикл «Волшебник Изумрудного города», мы все трое играли жевунов, и эта кличка прилипла. Теперь все в классе нас так и называют, будто не могут отличить нас друг от друга.
А по-моему, мы совсем непохожи. Марни толстенькая, с пушистыми светлыми волосами и очень розовыми щеками. Терри совсем крошечная, самая маленькая в школе. У неё каштановые волосы и короткая стрижка «паж». На вид ей лет восемь. Она и ведёт себя, как восьмилетняя, постоянно хихикает и устраивает глупые споры. Они обе способны десять минут подряд препираться: «Нет, ты сказала», «Нет, я не говорила».
Я в этих перебранках не участвую. И не хихикаю. И вообще почти с ними не разговариваю. Я не знаю, о чем с ними говорить, потому что нам нравятся совершенно разные вещи. Марни и Терри тащатся от новомодных певцов, плетут друг для друга «фенечки» из бисера, придумывают планировку идеальной спальни, коллекционируют плюшевые игрушки. У Марни до сих пор хранятся сто двадцать три «Beanie Babies» и по экземпляру всех зверюшек из коллекции «Manhattan toy animal». Терри собирает старых плюшевых мишек — косматых, хромоногих, одноглазых уродов, каких можно найти в самом дальнем углу благотворительной распродажи. Её комната похожа на приют бездомных медведей.
Хотя мне ли говорить об этом, когда моя собственная комната увешана феями, словно готический грот. На самом деле именно феи нас и подружили. Мы только-только поступили в седьмой класс и были ещё новичками в средней школе, нам задали сочинение на тему «Мой дом». У меня хватило глупости написать правду. Миссис Мейсон, учительница английского, заставила меня прочитать своё сочинение вслух. Мне пришлось сообщить всему классу про фею Роз, и про Воронью фею, и про весь остальной волшебный народец. Девчонки давились от смеха и в насмешку размахивали руками, словно крыльями. Я пыталась, подражая Уиллу, сохранять ироничное выражение лица, чуть приподняв одну бровь, как бы давая понять, что и сама знаю, как это смешно и нелепо — увешать свою комнату феями, но было уже поздно. В средней школе это непростительная глупость. Пусть я и сестра шикарного парня Уилла, отныне я самая жалкая малявка седьмого класса. У меня не осталось ни малейшей надежды подружиться с кем-либо из стильных девчонок. Мой удел — Марни и Терри. Они тоже не скрывали, что считают меня слегка с привихом. Но им захотелось увидеть мою населённую феями комнату, и они долго приставали, пока я наконец не позвала их к себе в гости. Меня саму один раз пригласили на чай к Терри (я жутко боялась, что угощение превратится в пикник среди игрушечных медведей), и один раз ходила с ночёвкой в гости к Марни. Марни надела розовую сорочку с рукавами-"фонариками" и розовые пушистые тапочки, Терри — ночную рубашку с мишками, а я — свою обычную просторную чёрную футболку и чёрные штанишки до колен. Кто бы мог подумать, что нам придётся провести чуть ли не полвечера в ночнушках! Я чувствовала себя совсем раздетой. Наконец я не выдержала и попросила Марни одолжить мне её розовый стёганый халатик, в котором стала окончательно похожа на клоуна.
Мне вовсе не хотелось приглашать их к себе, но они не отставали. Я боялась, что они со мной рассорятся. И хоть они мне не нравились, других-то друзей у меня не было. Поэтому однажды в пятницу я пригласила их в гости. Папы дома не было, он ушёл на курсы «Действия полиции в случае стихийного бедствия». Вечер в обществе Марни и Терри тоже оказался стихийным бедствием. Меня до сих пор в жар бросает, как вспомню.
Я заранее спросила у мамы, можно ли им прийти, со слабой надеждой, что она не разрешит. Но мама, на удивление, страшно обрадовалась — наконец-то у меня завелись подруги — и сказала, конечно же, пусть приходят к чаю. У меня в голове тут же прозвенел тревожный звоночек. Я умоляла её не устраивать торжественного приёма, мол, закажем пиццу с доставкой, и дело с концом. Мама так возмутилась, будто я предложила заказать с доставкой коровью лепёшку.
— Нельзя угощать гостей разной гадостью из забегаловок! — сказала она.
— Да они не гости, просто две девочки из нашего класса.
— Кто же? — застонал Уилл.
Я промямлила имена.
— Что-о? Твидлдум и Твидлди? — воскликнул бессердечный Уилл. И тут же обругал меня за глупость, причём произнёс нехорошее слово, и мама велела ему выйти из комнаты. — С удовольствием! — ответил Уилл. — И не вернусь, пока эти две малявки будут здесь чирикать.
Уилл решительно удалился к себе и не показывался за все время визита Марни и Терри. Всякий раз, заслышав скрип половиц у него в комнате, они с надеждой поднимали головы. И хотя они до сих пор возятся с плюшевыми игрушками, мальчиками они тоже интересуются. Особенно моим братом.
Это было настоящее мучение. Мама накрыла стол в лучших традициях славного прошлого, как встречали гостей, когда она была маленькая, как до сих пор встречает гостей наша бабушка, подавая к столу холодное мясо, жареную картошку и салат с редиской и помидорами, вырезанными в виде немыслимых розеток, а на десерт — фруктовый салат, мороженое, пирожные с вареньем, шоколадный рулет и торт «Сказка».
— Торт «Сказка», — хихикнула Марни, подталкивая локтем Терри.
Я стала красной, как пирожное с малиновым вареньем. Они надо мной насмехались. Это невыносимо! Такие убожества, как Марни и Терри, потешались надо мной!
Мои феечки страшно их разочаровали. Девочки смотрели на них, с недоумением наморщив лоб.
— Это же не настоящие куклы, — фыркнула Марни.
— Я и не думала, что они у тебя сшиты из тряпок, — с грустью сказала Терри.
— Это не куклы, — сдавленно объяснила я. — Это модели.
Фея Роз, и Воронья фея, и все их сестрички уныло свисали на шнурках, опустив крылышки и уронив головки.
— Ты что, сама их сделала, Фиалка? — спросила Марни.
— Мне помогал брат, — честно призналась я.
Для каждой феи Уилл выкраивал и сшивал малюсенькое сердечко из зеленого атласа, а я вкладывала его в тряпичную грудь. Но это была наша тайна. Расскажи я об этом кому-либо из своих подружек, Уилл умер бы на месте, поэтому я не стала уточнять, в чем состояло его участие.
И все же я не сумела оградить его от них. Марни заявила, что ей нужно в туалет, и вышла в коридор. Дверь в туалет была приоткрыта, так что она никак не могла ошибиться. Но она намеренно прошла мимо и вломилась прямо в комнату Уилла.
— Ой, извини, Уилл, я ошиблась дверью! — пропищала она и тут же принялась хихикать.
Терри с криками:
— Ах, Марни, вечно ты все перепутаешь! — помчалась за ней.
Уилл захлопнул дверь у них перед носом.
— Ой! — Марни закрыла ладошкой рот. Плечи у неё все ещё вздрагивали от смеха.
— Почему он захлопнул дверь? Чем он там занимался? — спросила Терри.
— Наверное, ничем, — предположила Марни.
Они ещё полчаса обсуждали Уилла, при этом непрерывно хихикали. Я знала, что Уилл все слышит. И что будет злиться на меня.
После всего этого я решила раздружиться с Марни и Терри. На следующий день в школе я старательно их избегала и ходила сама по себе. Надо бы прибиться к какой-нибудь другой компании девчонок, но это было невозможно. Я не могла просто подойти к кому-нибудь и сказать: «Давай дружить». Уилла, скорее всего, можно было найти в библиотеке, но я не посмела туда пойти. С первого же моего дня в седьмом классе он ясно дал понять, что в школе нужно держаться так, будто мы незнакомы.
В конце концов я снова вернулась к Марни и Терри — больше-то не к кому. Я уже не надеялась найти настоящего друга. Но когда в понедельник, после вечера с летучими мышами, я пришла в школу, меня ждал сюрприз. У нас в классе, хоть и была середина четверти, появилась новенькая.
Она стояла перед классом, возле учительского стола. На ней была не наша коричневая школьная форма, а обычная одежда. Да ещё какая! Чёрный кружевной топ, вышитая белая с серебром жилетка, фиолетовая бархатная юбка с оборками в три ряда, обшитая по подолу алым кружевом, и чёрные остроносые готические сапожки на высоких каблучках. На руках чуть ли не до самых подмышек позвякивали разноцветные индийские браслеты, в волосы были вплетены нитки пёстрых бус. А волосы-то! Белокурые локоны, как у сказочной принцессы, длинные, до самого пояса.
Я тут же в неё влюбилась.
Дорогой К. Г.!Фиалка
Я все думаю о той блондинке, которая получала за Вас премию.
Я знаю, Вам нравятся блондинки. Ив книгах у Вас почти все феи, нимфы и дриады — блондинки, от лунно-белых до рыжевато-золотистых. Мне так нравится Ваша картинка с феей Фиалок, но и она тоже блондинка. Я всегда мечтала, чтобы Вы нарисовали фею с длинными, чёрными как ночь волосами.
Но я вас понимаю. Белокурые волосы — это очень красиво.
С любовью,
Из книги Каспера Грёзы «Сказочные существа»
Чародейка
Колдунья. Женщина, сведущая в искусстве Магии; женщина, чья красота способна воздействовать на людей.