Похороны.
Похороны.
Похороны.
О боже! Сейчас мне не до смеха. Не знаю, смогу ли я выдержать. Крепко зажмуриваюсь и с головой зарываюсь под ватное одеяло.
— Ну уж нет! Эй, соня, просыпайся!
Вики стаскивает с меня одеяло, дергает за волосы, щекочет шею. Она легче паутинки, но бесполезно делать вид, что ты ее не замечаешь.
— Уходи!
— Молчи лучше! Подумай, что будет, если я действительно уйду, — говорит она. — Ага! Теперь проснулась? Вставай! Ты же хочешь сегодня хорошо выглядеть, да? В мой особенный день.
— Ой, Вики! Я боюсь!
— А вот я, наоборот, жду похорон! Надеюсь, будет полно цветов… Все станут плакать и вспоминать: «Ах, она была умница, красавица…»
— Держу пари — ты самая тщеславная девочка на свете. Сойди с кровати и дай мне встать!
Неожиданно в комнату вбегает мама. В руках у нее поднос с завтраком. Она пристально на меня смотрит:
— Джейд! С кем это ты разговаривала?
— Ни с кем.
— Я тебя из кухни слышала.
— Знаешь, может быть, мне снился сон?
Мама краснеет, ставит передо мной поднос и садится на край кровати. Вики важно устраивается рядом и время от времени слегка толкает ее локтем.
— Джейд, я тебя слышала. Ты разговаривала… с Вики, — говорит мама, не глядя мне в глаза.
— Наверное, она мне снилась.
— Врушка! — возмущается Вики.
— Представляю, как тебе тяжело, моя родная. Но может быть, после похорон Вики успокоится…
— «Успокоится»?! Вот уж не собираюсь! Буду всех пре-сле-до-вать! — отвечает Вики, накрыв голову простыней, как делают призраки в мультфильмах.
До чего же она забавная! Мне трудно удержаться от смеха.
Кажется, мама очень удивилась. Неужели она видит, как простыня шевелится?! Низко наклоняю голову над подносом и фыркаю. Пусть думает, я всхлипнула.
— Если бы я только знала, как тебя утешить… — говорит она. — Ну ладно! Ты должна поесть. И про мюсли не забудь! Нужно как следует подкрепиться, чтобы выдержать этот день.
Похороны в одиннадцать. Мама идет со мной. И папа!
Лицо серого цвета, волосы, примятые подушкой, нелепо торчат — ему удалось поспать всего два часа. Несмотря на усталость, он упорствует.
— Я знал малышку вот с такого возраста, — говорит папа и, приставив руку к коленям, показывает, какой она была крохой. — Конечно, я обязательно пойду на похороны!
Вики всегда ему нравилась. Когда она повзрослела, папа стал ею восхищаться. Не то что мама! В последнее время та только и ворчала, что пора стать самостоятельной и завести новых приятелей, — одним словом, совсем не одобряла нашей близкой дружбы, если не сказать больше.
У мамы нет настоящих подруг. Иногда она болтает с соседками. Однажды увлеклась народными танцами и ходила по вечерам в клуб вместе с коллегами. Вот, пожалуй, и все. Маме гораздо легче общаться с мужчинами. Я видела, как она с ними кокетничает, — по-моему, ничего серьезного.
Голова забита скучными мыслями о родителях, потому что ужасно не хочется думать о похоронах. Вики притихла. В углу едва различим ее силуэт. Стоит и задумчиво оглядывает комнату. На полках до сих пор сидят любимые с детства игрушки — тут и плюшевые мишки, и маленькая пластмассовая Красавица, и Золушка, и Ариэль, и щенки далматина, и бедная лысая Барби-Элла. Там также хранятся мои старые книжки о феях цветов.
Мы наряжались в старые балетные пачки и размахивали шелковыми шарфами — «крыльями», вытягивая носки, как балерины, и представляя себя феями.
— Теперь я сама похожа на одну из них, — печально говорит Вики.
Словно на пуантах, она легко скользит по воздуху и вылетает в окно.
Наверное, упорхнула к своим родителям.
Мои ведут себя скованно и неуклюже. Мама в темно-синем костюме, в котором обычно ходит на работу. На шее — розовый шарф. Губы слишком ярко накрашены. Папа вырядился в тесный серый пиджак в тонкую полоску — складка на спине некрасиво расходится. Я выгляжу не лучше. Хотела надеть черные брюки, но мама о них и слышать не желает: как можно идти в брюках на похороны! Пришлось нацепить противную темно-серую юбку, белую блузку и черный пиджак. Разве можно в день похорон беспокоиться о внешнем виде?! Чувствую себя совершенно разбитой.
Собираемся выйти в половине одиннадцатого — у нас уйма времени, но папа застревает в туалете, и мы с мамой нетерпеливо ждем его в коридоре. Работа в ночную смену плохо действует на его желудок.
Потом с трудом выезжаем со стоянки. В конце концов прибегаем в крематорий за две минуты до начала церемонии.
Там полно народу. Мы трое смущенно переминаемся с ноги на ногу и не понимаем, что происходит. К нам подходит миссис Кембридж. У нее очень элегантный вид в сером костюме и черной шляпе с широкими полями. В первую секунду я ее даже не узнаю.
— Вот ты где, Джейд! А мы тебя всюду ищем. Вчера ты пропустила репетицию.
На помощь! Мама хмурится, но миссис Кембридж берет меня за плечо и проталкивает сквозь толпу к двери церкви:
— Будешь сидеть в первом ряду вместе со всеми. Мы хотели, чтобы ваш класс принял участие в службе, и решили попросить тебя прочитать вслух отрывок из сочинения Вики. Мы его разметили. Иди и садись с ребятами. Мистер и миссис Маршалл, в последнем ряду есть два свободных места. Мне нужно пойти поговорить с мистером Файлзвортом.
Она убегает в своих элегантных туфлях на высоких каблуках.
— Твоя учительница? — спрашивает папа.
— Как получилось, что ты пропустила репетицию? — шипит мама.
— Я плохо себя чувствовала, — шепчу я в ответ. — Меня водили в медпункт.
— Ах, бедняжка! Почему ты мне не сказала? Вечно ты все в себе держишь, Джейд!
А что мне еще остается?! Не рассказывать же ей о поездке в Лондон с призраком лучшей подруги?!
Сейчас я не вижу Вики.
Нет, вижу…
О господи! Вон ее гроб, украшенный белыми лилиями. Всюду, как хлорка, проникает их терпкий сладковатый запах. Еле передвигая ноги, иду к ребятам и сажусь рядом с Вики-2. Моя Вики лежит всего в двух шагах от нас. Интересно, во что ее нарядили? В длинную белую, как лилии, ночную рубашку? Может быть, вплели цветы в волосы и вложили их в скрещенные на груди руки? Неужели миссис Уотерс одела ее как большую неподвижную куклу?
— Как ты себя чувствуешь, Джейд? — взволнованно шепчет Вики-2.
— Меня тошнит. — Я сползаю со стула.
На лбу выступают капли пота.
— Поменяйся со мной, Вики-2, — шепчет Толстый Сэм, шурша бумагой в кармане пиджака. Оказавшись рядом и чуть меня не раздавив — наш класс с трудом умещается в первом ряду, он ухитряется вытащить маленький пакет с сэндвичами.
— Здесь нельзя есть!
— Я и не собираюсь, глупая. Это на случай, если тебе вдруг станет плохо.
— А как же сэндвичи?
Он засовывает руку в пакет, потом качает головой, понимая, что неприлично доставать их в церкви.
— Если почувствуешь тошноту, можешь воспользоваться пакетом. Не обращай внимания на сэндвичи, — великодушно говорит он.
Стараясь не цокать каблуками, к нам подходит миссис Кембридж. Я думала, учительница будет ругаться, но она лишь сочувственно сжимает мне плечо:
— Ничего-ничего, Джейд, не волнуйся. Может, попросить Вики почитать сочинение вместо тебя?
Тупо гляжу на миссис Кембридж. Потом понимаю: она имеет в виду Вики-2, которая сидит рядом. Ничего против той не имею, но не хочу ни с кем делить мою Вики:
— Я сама буду читать.
Беру тетрадь и смотрю на сочинение. Оно очень короткое. Вики не любила лить воду — сочинения получались нормальными, когда ей удавалось подкупить меня. От имени Вики я все делала лучше — яснее выражала мысли, умело подражала ее стилю…
Я не видела этой работы, хотя помню название. «Причины для радости»… Мисс Гилмор дала нам послушать старую песню Яна Дьюри.
Причины для радости. Странный выбор для похорон Вики! Медленно и торжественно играет орган. Некоторые девочки из второго ряда уже плачут, хотя траурная церемония еще не началась.
Последними в сопровождении священника входят мистер и миссис Уотерс. Мистер Уотерс крепко держит жену под локоть. На ней новый темный фирменный костюм с короткой обтягивающей юбкой. На голове — шляпа в черно-белых цветах, словно она собралась на траурные скачки в Эскот. Заметив, что я не свожу с него глаз, мистер Уотерс слегка кивает, но миссис Уотерс смотрит сквозь меня. Может быть, не замечает или не хочет замечать? У нее странный взгляд. Наверное, приняла успокоительное, чтобы выдержать сегодняшний день.
Такое впечатление — меня саму напичкали лекарствами. Не могу поверить в то, что происходит. Священник обращается к присутствующим. Все встают и поют «Господь — мой пастырь».
Вспоминаю картину, на которой Иисус изображен в белых одеждах, с посохом в руках. Она когда-то висела в комнате моей няни. Это не имеет отношения к Вики.
Потом поднимается мистер Файлзворт и произносит короткую речь, как в школе. Терпеть не могу его манеру выступать — медленно, задушевно, выделяя нужные слова. Держу пари — каждый день репетирует перед зеркалом в ванной! Мне не нравится, что он рассуждает о какой-то чужой девочке по имени Виктория — живой, веселой, прилежной, доброй, надежной и трудолюбивой.
Чушь! Вики пыталась отвертеться от любого поручения и иногда отвратительно себя вела. Чихать ей было на школу! Всегда называла ее дырой! О мистере Файлзворте отзывалась и того хуже! Вряд ли он когда-либо разговаривал с Вики, но его голос становится все громче, и ему приходится часто глотать, чтобы поскорее добраться до конца своей мини-проповеди.
Потом все поют другой гимн. Священник смотрит туда, где сидят мистер и миссис Уотерс. Интересно, они будут говорить? Нет, миссис Уотерс уставилась на противные бархатные занавески. Мистер Уотерс плачет. Блестит его покрасневшее лицо. Встает дедушка Вики и проходит вперед, сжимая в трясущейся руке помятую бумажку.
— Наша Вики, — объявляет он, будто это заглавие, и медленно, иногда запинаясь, читает короткую речь. Дедушка хороший, и я знаю, Вики любила своих стариков, но слушать его очень тяжело. Он вспоминает о ее детстве: — Наша малышка смешно коверкала слова, любила пошалить…
Хочу заткнуть уши и слегка цокаю языком, чтобы отвлечься.
— Как ты? — шепчет Толстый Сэм.
Я думала, меня никто не слышит.
— Вики бы посмеялась над их льстивыми речами, — говорит Сэм.
Пристально на него смотрю. Хорошо, хоть он понимает, какой Вики была на самом деле! Никогда не воспринимала Сэма всерьез. В классе его держат за толстяка клоуна, который всех смешит. Он не обижается — никто не насмехается над его полнотой, но девчонки считают, в нем нет ничего особенного. Кто бы мог подумать, что Сэм раскусил Вики? Едва заметно ему улыбаюсь.
— Так держать, Джейд! Сэндвичи целы!
— Пока целы, — шепчу я в ответ, потому что Джэнис Биггс играет на флейте пьесу Генделя. Скоро моя очередь.
Когда выступление Джэнис подходит к концу, я, пошатываясь, встаю со своего места. Сэм поддерживает меня под локоть. Благодарно кивнув, иду вперед и поворачиваюсь лицом к собравшимся. Церковь переполнена. Люди стоят в проходах. Аншлаг. Вики бы понравилось — можно победно улыбнуться и помахать поклонникам белыми лилиями.
«Причины для радости», — объявляю я. Текст в духе Вики, поэтому читаю ее голосом, точно это не я, а она: — "Жить интересно, как лететь с американских горок. Интересно посмеяться с лучшей подругой и пойти погулять с мальчиком. Интересно протанцевать весь вечер, остаться ночевать у друзей и не ложиться спать. Интересно включить музыку на полную громкость и подпевать. Интересно дразнить людей. Интересно ходить с мамой по магазинам в поисках чего-нибудь новенького. Интересно сидеть на подлокотнике кресла и вить из папы веревки, заставляя его выполнить любой каприз. Интересно высунуть язык и смотреть на себя в зеркало…
Другие причины…
Жизнь прекрасна. Не только природа, голубые небеса, цветы и маленькие кролики. Прекрасен город. Я в восторге от торгового центра «Лейклендз». Все высотные дома на холме красивы. Великолепен Лондон. Еще лучше Нью-Йорк. Не дождусь, когда туда поеду! Очень интересно путешествовать. Обожаю каникулы!
И последняя причина.
Жизнь коротка. Никогда не знаешь, сколько осталось, чтобы прожить как следует. Не тратьте время на нытье! Получайте удовольствие!"
Все умолкли — слышно, как муха пролетит, — и удивленно ищут глазами Вики, словно, притаившись у меня за спиной, читает она сама.
