Раскат грома вырвал Бронуин из глубокого сна, в который она погрузилась. По крайней мере, ей показалось, что именно гром ворвался в полутемную комнату. Удивляясь грозе в декабре, она сбросила покрывало и босиком подбежала к окну, чтобы посмотреть на поразительное явление природы. Однако, к ее разочарованию, ставни невозможно стало распахнуть. Более того, она поняла происхождение громоподобного звука – он доносился теперь из оставшегося незакрытым узкого отверстия.

Бронуин разразилась ругательством, предназначенным для ушей тех людей, что сейчас забивали ставни снаружи, но прочувствованная отповедь была обращена непосредственно к Ульрику Кентскому. Вне себя от гнева – путь к свободе так легко отрезан! – она схватила свою потрепанную одежду и швырнула в окно, дав хоть какой-то выход негодованию. Во имя всех святых, пусть слуги узнают, как она возмущена! В полном расстройстве подхватила Бронуин и ведро, чтобы усилить эффект от метания различных предметов во врага. В этот момент в поле зрения попала знакомая фигура – Ульрик стоял, опершись о стену, и с интересом наблюдал за ней.

– Негодяй! Мне бы следовало…

– Мне бы следовало положить вас на колено, как провинившуюся упрямицу, и выбить из вас неразумное настроение, но если вы, миледи, сможете успокоиться, то я воздержусь от таких крайних мер.

Сжав кулаки, Бронуин подавила неистовое желание заметаться по комнате, проклиная несчастья всей своей жизни.

– Черт бы побрал тебя, подлый мерзавец! Почему вы с королем просто-напросто не повесили меня и не покончили со всем этим? Кажется, в этом и состоит ваше правосудие.

– Вы больше мне нравитесь живой, миледи, и именно таковой и понадобитесь.

Если Бронуин могла сомневаться в тоне, каким это было сказано, то в значении долгого изучающего взгляда, охватившего ее с ног до головы, ошибиться было невозможно. Она плотнее запахнула рубашку, не сознавая, что лишь подчеркивает изгибы тела, которые до этого оставались соблазнительными тенями, просвечивавшими сквозь складки тонкой ткани в свете очага за ее спиной. Огонь словно вырвался из очага и охватил ее ноги, заставив все тело пылать, тая под спокойным и пытливым взглядом Ульрика.

– Хорошо ли вы отдохнули?

– Ха, забавно, что вы изображаете заботу о моем здоровье именно сейчас, когда провалилась ваша затея лишить меня жизни!

Ульрик поднялся с обтянутой кожей скамьи, на которой сидел. Его тень становилась все больше по мере того, как он приближался к Бронуин.

– Да, провалилась чья-то затея убить вас, миледи, но, клянусь, это была не моя затея! Мне нужна теплая и желанная невеста, а не холодная, как камень, покойница.

– Если бы у меня был другой выход, то вы бы ничего не получили.

– Именно поэтому я и приказал забить ваши окна.

Хотя эти слова глубоко оскорбили Бронуин, улыбка Ульрика свела на нет неблагоприятное впечатление. Это была та самая озорная улыбка, которой Вольф столь успешно пользовался, увлекая Бронуин в постель – именно к постели спиной она сейчас и стояла. От его улыбки все ее тело вспомнило сладкую муку, последовавшую за улыбкой.

– У вас слишком красивая шея, чтобы безрассудно погубить столь великое ваяние матери-природы.

– Нет!

Бронуин сгребла подушку, держа ее перед собой, но для Ульрика – человека с взглядом таким же неземным, как золотистые очертания мужественных скул, подсвеченных огнем очага, – это не было преградой. Но как мог демон выглядеть столь божественно? Он был похож на одного из ангелов в соборе, у которых так же развевались львиные гривы, обрамлявшие красивые и благородные черты лица.

– Я закричу! – пригрозила Бронуин, извиваясь в его объятиях, в то время как он обхватывал ее за талию и приподнимал.

Сердце билось, как крылья птицы, попавшейся в сеть. Бронуин откинулась, отстраняясь от Ульрика, казавшегося более молодым и изысканным, чем Вольф. Он молча наклонялся к ней, чтобы поцелуем заставить замолчать. Хотя она и пыталась отразить натиск, все же невольно сдалась, почувствовав прогибающийся матрац у себя под спиной. Дыхание остановилось, когда взгляд погрузился в глаза, где, казалось, мерцали угли очага. Вспышка огня, расплавляющего тело, взметнулась между ними, но была резко потушена торжествующим львиным рыком.

– Прекрасно! Дамы, можете войти! Леди Бронуин смягчилась, не так ли, любимая?

Верхняя губа Бронуин изогнулась, она пыталась освободиться от головокружительной близости прижавшегося к ней мужского тела.

– Почему вы…

– Дорогая, вам полагается стоять смирно, пока примеряют наряды, достойные такой леди, какой вы являетесь. Не стоит изображать из себя дикарку, иначе мне придется держать вас, чтобы эти добрые женщины выполнили мое поручение.

Ноздри Бронуин трепетали, а в глазах сверкали голубые молнии летней грозы. Ульрик отстранился от нее, чтобы оставить с робко приближавшимися швеями, и Бронуин нашла в себе силы сохранить хоть какую-то видимость достоинства, но, представ перед мастерицами-швеями, она не притушила непримиримый огонь во взгляде.

– Хорошо, займитесь делом и сшейте платье, которое понравилось бы и жениху, и невесте, – приказала Бронуин.

Одна из девушек осмелилась хихикнуть, сбросив маску суровости, но сразу же осеклась под строгим взглядом госпожи.

– Как пожелаете, миледи, – поспешно согласилась она.

Бронуин оглянулась через плечо.

– Вам что, больше делать нечего, сэр? Может быть, поваляетесь после обеда в постели с какой-нибудь женщиной?

– О, нет! Я не в состоянии. Ваш пылкий характер ослепляет меня, как огонь. И вообще, я собираюсь отослать от себя всех женщин.

Бронуин испытала большое облегчение от обезоруживающих слов своего мучителя и уже подготовила язвительный ответ, как раздался звон посуды, посыпавшейся на каменный пол. Мириам в ужасе застыла на пороге и смотрела на жениха, как бы не веря своим глазам. Остатки ужина хозяйки рассыпались у ее ног.

– Сэр, какое безумие вы совершаете? Разве вы не знаете, что видеть жениху невесту до свадьбы в подвенечном платье – плохая примета?

– Какого дьявола ты вмешиваешься, девушка? – проворчал Ульрик.

Он не привык к чьему-либо неодобрительному тону, тем более простой служанки, и ему совсем не хотелось отвлекаться по пустякам, когда требовалось выиграть сражение со своей будущей женой, хотя, впрочем, он и так уже насладился победой.

– Мириам – моя служанка! – с вызовом ответила Бронуин, беря под защиту девушку, склонившуюся под взглядом лорда. – Король назначил ее мне в услужение, – она вызывающе подняла тонко очерченную бровь. – Если я буду вашей женой, то это самое меньшее, чем я могу располагать, потому, как вы убили моих прочих слуг!

Лицо Ульрика побагровело. Еще немного, и его нареченная ощутила бы самые печальные последствия своего вызывающего поведения, но нет, он не перережет это нежное белое горло, хотя мысль об этом и показалась ему весьма соблазнительной.

– Черт бы тебя побрал, женщина, я…

Не успела Бронуин, окруженная женщинами, и шагу сделать, чтобы не попасть в руки этого гиганта, как Мириам встала у него на пути.

– Постойте, сэр, умоляю! Вы же видите, моя хозяйка не в себе! Да и какая женщина выдержала бы это! Совсем недавно она лишилась родителей и была вынуждена жить среди взрослых мужчин под видом обычного парнишки.

Терпение Ульрика иссякло, и он протянул руку к нахальной девице, но она лишь упала к его ногам в море своих розовых юбок.

– Терпение, милорд! Только в этом нуждается миледи!

– Миледи испытывает терпение самого Юпитера! В чем миледи действительно нуждается, девушка, так это в сильной руке.

– И в добром сердце, сэр! Не секрет, что оно у вас именно такое.

С одной недовольной женщиной поладить нелегко, но если добавить еще и такой нежный и рассудительный голосок другой, то ни один, даже самый опытный в подобных делах мужчина вынести этого не сможет. Как только удалось Бронуин заполучить такого союзника?

– Собачья душа, да пропусти же ты меня, пока я тебя не затоптал, девушка! Я совсем не собираюсь чинить вред леди.

– Тогда предоставьте ее моим заботам, сэр, – ответила Мириам, поднимаясь с колен. – Кто может понять женщину лучше другой женщины, милорд?

Ульрик бросил поверх головы служанки на Бронуин молчаливый взгляд. Несмотря на простоту нижней рубашки и недошитое платье на стройной фигуре, всем своим существом она уже стала новой леди Карадок.

– Сомневаюсь, что сам Всевышний понимает, что за мысли роятся в этой головке, но пусть будет так, девушка. Однако предупреждаю, если только я услышу, что твоя хозяйка улетела, как чайка, то сочту вас обеих виновными! Понятно?

Мириам с готовностью кивнула, но Бронуин лишь обменялась угрожающими взглядами со своим женихом.

– Миледи! – взмолилась Мириам.

Бронуин смилостивилась и дала понять, что соглашается, но по ее тону можно было догадаться: согласие вынужденное.

Хорошо! В преддверии скорой свадьбы седьмой сын Кента заказал для невесты дюжину новых платьев из тканей, которые он приобрел на востоке. Согласившись, скрипя сердце на примерки, Бронуин не могла не восхищаться красивым сочетанием бархата, расшитой парчи и кружев, не говоря уже о тафте и шелках. Следовало признать, это был гардероб, достойный королевы! Ее свадебное платье из серовато-синего шелка с золотой вышивкой и такой же фатой, как та, которую бедной Кэрин пришлось надеть в свой смертный час, не выдерживало никакого сравнения с повседневными платьями, сшитыми по меркам, снятым старшей мастерицей.

Воспоминание о погибшей служанке омрачало настроение Бронуин, и когда потребовалось выбирать отделку платья из имеющегося разнообразия, воодушевление прошло окончательно. Оставив все на усмотрение старшей мастерицы, Бронуин занялась ужином. На принесенном Мириам подносе высилась горка ухе ненужного для побега хлеба, который она поклялась весь до крошки съесть. Как солдат, оценивающий обстановку после отступления, Бронуин обдумывала положение дел. Она потеряла родителей и человека, в которого была влюблена, но все еще оставалась владелицей Карадока. Хотя она и не доверяла Ульрику Кентскому, король приказал ему принимать ее советы во внимание… если она станет женой этого мерзавца. Не будучи уверенной, во всем остальном, она убедилась, что английский король хочет мира между Англией и Уэльсом.

Хотя Ллевелин сохранял свой титул только в течение своей жизни и не имел права передавать его по наследству, а его владения уменьшились наполовину, принц Уэльский все же оставался верховным правителем своих земель. Из болтовни швей Бронуин поняла, что Ллевелин и король пришли к соглашению относительно освобождения невесты принца при условии принесения Ллевелином клятвы верности.

Они проиграли войну, размышляла Бронуин, но не все потеряно. У нее еще есть возможность помочь своему народу, оставшись законной владелицей Карадока… а еще у нее появился новый союзник! Друзья-уэльсцы не пришли в свое время ей на помощь, но бедная английская служанка бросилась ее спасать, встав на пути разъяренного Ульрика Кентского. Это был отважный поступок, которым Бронуин не могла не восхититься. Сама она была готова бежать, несмотря на булавки, куски ткани и прочее, когда он двинулся на нее из другого конца комнаты, пыхтя, как рассерженный бык. Нужно будет спросить короля, нельзя ли ей взять Мириам с собой в Карадок… если, конечно, девушка сама захочет поехать с нею.

– Конечно, поеду! – ответила служанка, когда на следующее утро Бронуин спросила ее об этом. – Для меня большая честь служить такой замечательной леди, как вы. К удивлению Бронуин девушка рухнула на колени и припала к рукам госпожи.

– У нас много общего, миледи, хоть мы и неравны по положению, но обе мы жертвы двуличия мужчин.

– Встань, Мириам! Мне не нужна раболепствующая служанка. Когда кто-то заискивает и подлизывается, всегда возникает мысль, что у этого человека нечиста совесть и какая-то тайная вина гложет душу.

Бронуин помогла Мириам подняться. Сердечная улыбка играла на ее устах, как первый лучик надежды, забрезживший в, смутной судьбе, унесшей ее вдаль от любимого Карадока.

Служанка робко ответила:

– Если у меня и есть тайная мысль, миледи, то только мысль стать лучше.

– В этом нет ничего постыдного, Мириам. Все мы должны стремиться стать лучше, хоть я и сделала шаг назад, надев на себя вот это, – Бронуин кивком указала на мальчишеские одежды, которые она швырнула вчера в заколоченные ставни. – Думаю, все же придется попросить тебя одолжить мне платье.

– О, нет, миледи! – воскликнула служанка с радостно заблестевшими глазами. – Совсем забыла сказать вам! Я побывала в комнате швей – забрала одно ваше платье. Они работали всю ночь, но зато теперь у вас есть приличный наряд для сегодняшнего пира, во время которого милорд представит вас своим родным.

Бронуин побледнела. Ульрик же – седьмой сын!

– Черт побери, сколько же у него родных – прошептала она, словно говорила о демонах, а не о будущих родственниках.

– О, Кенты – это целый семейный клан, но они не смогут не полюбить вас… если, конечно, вы будете держать себя в руках.

– Могу себе представить!

В самом деле, Бронуин могла представить себе, что подумают родные Ульрика о ней, уэльском тельце на заклание, которого приносят в жертву их сыну – рыцарю, приобретающему во владение ее земли. Понимая, насколько ценен совет, данный Мириам, Бронуин с запинкой проговорила:

– Я сделаю все возможное, чтобы произвести на них благоприятное впечатление.

– А я постараюсь, чтобы вы выглядели как ангел с волосами цвета воронова крыла.

Несколько часов спустя Бронуин была еще больше, чем прежде, поражена ловкостью рук служанки. Девушка просто сотворила чудеса с ее непослушными кудрями, и Бронуин не стала надевать вуаль и шапочку, присланные вместе с новым платьем. Нижнее платье было так красиво, что не хотелось прикрывать его верхним – из бледно-голубого шелка, отороченным белым мехом с вкраплениями серого вокруг выреза и на узких разрезах рукавов. Честное слово, в этом платье она выглядела бы принцессой даже с не уложенными в прическу короткими волосами! Англичанки знают, как преподнести свою красоту наилучшим образом и скрыть отсутствие оной! Если бы мать могла ее сейчас видеть!

Хотя Бронуин и была довольна старанием служанки и плодами ее усилий, но волновалась она нею вторую половину дня. Если бы на полу лежал ковер, она истерла б его, потому как без устали расхаживала по комнате в мягких туфлях из козловой кожи, которые Мириам раздобыла у одной из мастериц, больше всех стремившихся угодить будущей леди Карадок своим рукоделием. Пребывая в таком возбужденном состоянии, Бронуин боялась испортить платье дурным запахом пота, несмотря на душистый тальк и прохладный воздух и комнате. Опасаясь помять платье, она ни разу не присела… да и не смогла бы усидеть на месте.

Наконец, вся, сияя, появилась Мириам.

– Леди Кент прислала меня за вами, миледи!

Бронуин показалось, будто все внутри из нее вдруг выпало на холодный пол, и сердце в том числе.

– Как я выгляжу?.. То есть, конечно, до матери Вольфа… Ульрика… мне дела нет… но что подумают обо мне придворные?

– Вы похожи на обворожительную черную птицу, миледи, – уверила ее служанка, наклоняясь, чтобы ущипнуть щеки молодой дамы, сделав их румяными.

«Обворожительная черная птица», – с надеждой повторила про себя Бронуин, проходя по коридорам, освещенным факелами. Она предполагала, что девушке известно уэльское значение ее имени, раз та жила на границе с Уэльсом. Бронуин улыбнулась, еще раз порадовавшись, что нашелся для нее хоть один друг в этом чуждом мире.

Через открытые ставни окон коридора проникал свет, но от ледяных сквозняков, причиной которых и были открытые ставни, пробирала дрожь. Из-за дыма факелов было трудно дышать. Сердце отозвалось на стук Мириам в двустворчатую дверь комнаты, явно большего размера, чем та, которую отвели ей. Мысль об оскорбительном пренебрежении не пришла Бронуин в голову, волновала ее лишь предстоящая встреча с матерью златовласого рыцаря, который вскоре должен был стать лордом Карадока.

– Войдите!

Это не был голос чудовища, но теплоты в нем было не больше, чем в переходах дворца, полных сквозняков. Мириам вошла в комнату первой, чтобы объявить о приходе своей госпожи.

– Леди Бронуин Карадокская пришла навестить вас, миледи!

– Хорошо, войдите же, дитя мое! Нам не терпится взглянуть на вас!

«Нам», – рассердилась Бронуин, удивляясь самонадеянности женщины, требующей королевского обожествления своей персоны. Однако молодая дама подавила возмущение, взметнувшееся в душе, и вошла с таким величественным видом, какой только смогла принять. «Нам» произнесенное леди, находящейся в комнате, получило свое объяснение: здесь собралось не менее двенадцати женщин, одетых так же богато, как и она, и воззрившихся на нее, словно на голове у вошедшей росли рога.

Даму, перед которой Бронуин присела в вежливом реверансе, не требовалось представлять. На этот раз Бронуин порадовалась, что мать настояла на том, чтобы она обучилась самым изысканным манерам. Чем больше Бронуин всматривалась в мать Ульрика, тем больше проникалась необыкновенной силой ее натуры. Величественной даме недоставало лишь копья и щита, чтобы посрамить легендарную Боудику, отважную кельтскую женщину, сражавшуюся с римлянами во времена их вторжения.

Гладкий лоб с тонкими золотистыми бровями, сейчас задумчиво выгнутыми, статная фигура – все выдавало в ней мать Ульрика Кентского. Головная повязка, прикрывавшая золотистые волосы, обрамляла лицо с заостренным подбородком. Серьезный вид дамы приводил в смущение Бронуин и мешал обратиться к ней с приветствием.

– Ей-богу, она совсем малышка! А язык есть у тебя, девочка?

Именно снисходительного тона и не хватало Бронуин, чтобы избавиться от молчаливости!

– Да, миледи, хотя и не такой отточенный годами, как ваш.

– Какая наглость! – нахмурилась одна из дам, сделавшая шаг вперед, чтобы получше рассмотреть Бронуин. – Однако чего же еще можно ожидать от уэльской девчонки!

– Да, – решила дать отпор Бронуин, – мы славимся тем, что в долгу не остаемся, платим той же монетой.

На мгновение ей показалось, что каменное лицо матери Кента дрогнуло, оживилось весельем.

– Это тетя моего Ульрика, леди Мейв. Остальные, здесь присутствующие – мои невестки Элизабет, Анна, Каролина, Элионор, Мэри…

Имена назывались так быстро, что ряд женщин, приседавших при упоминании их имен, напоминал перекатывающуюся волну. Из этого перечисления Бронуин сделала вывод, что из семерых братьев Ульрик женится шестым. В комнате были и другие женщины, родственницы леди Кент, но Бронуин не могла запомнить ни их имен, ни имен невесток. Только леди Кент и леди Мейв притягивали ее взгляд.

– Можете раздеться за этой ширмой, миледи, – предложила леди Кент и обратилась к Мириам: – Помоги своей госпоже, а потом удались.

Бронуин готова была бурно возразить, но Мириам увлекла ее за разрисованную ширму, прежде чем ее госпожа успела прийти в себя от потрясения.

– Что это значит? – спросила она у девушки, принявшейся расшнуровывать платье, которое Бронуин со столь необычным для нее усердием старалась сохранить в безупречном виде.

– Ничего особенного, миледи! Неужто вы думаете выйти замуж за лорда Ульрика, не подвергнувшись осмотру его матери и родственников?

– Не будет этого!

– Миледи, – прошептала Мириам, стараясь увещевать свою хозяйку, – это обычное дело! Вполне естественно, что ее милость хочет быть уверена в вашем здоровье и, соответственно, здоровье наследников ее сына.

Проклятье! Бронуин вспылила, гнев охватывал ее все больше, несмотря на мягкие увещевания Мириам. Вольфу не потребовалось, чтобы мать осмотрела ее, прежде чем он заключит ее в объятия! Собачья смерть, какие еще унижения придется ей перенести?

Бронуин потребовалась вся сила воли, чтобы выйти из-за ширмы под приободряющие уговоры служанки и направиться к матери Ульрика так, будто ей не пришлось раздеться донага. Плохо скрытые смешки со стороны будущих родственниц-невесток, которые, по словам Мириам в свое время подверглись такому же осмотру, не способствовали умиротворению Бронуин. Она вздрогнула, когда тетка Ульрика ущипнула ее за талию.

– Какая тоненькая! Тебя, наверное, совсем недавно отняли от груди, а, девочка?

– Я предпочитаю, чтобы ко мне обращались, как к «миледи», потому что занимаю я положение не ниже вашего, леди Мейв, – будучи раздетой, Бронуин испытывала странную потребность в уважении, особенно по той причине, что окружившие ее женщины были закутаны в зимние шубы и плащи.

Она удивлялась, как это они не падают в обморок от тепла, исходящего от огня, пылавшего в очаге. Сама она, привыкшая к суровым зимам Уэльса, чувствовала неудобство только от повышенного внимания к своей персоне, но никак не из-за холодного воздуха.

– Думаю, мой сын будет доволен, – леди Кент сделала Бронуин знак повернуться. – Дай мне посмотреть на тебя сзади, девочка.

Сжав зубы, Бронуин повиновалась, устремив пылающий взгляд на ряд молодых женщин, мстительно высматривая ту, что хихикнула. Прикосновение ледяных рук заставило ее отскочить. «Собачья душа, да эта женщина просто ходячий труп», – подумала Бронуин, возмущенно уставившись на леди Кент.

– Твои бедра достаточно широки. Тебе легко будет рожать детей.

– Это хорошо и с учетом мужской стати Ульрика, – одобрительно заметила леди Мейв.

– Все мои мальчики были крупными детьми.

Бронуин прикусила язык, чтобы не бросить язвительное «неудивительно!», хотя едкое словцо так и вертелось на кончике языка.

– Но они становились все больше с каждыми родами, Диана, – напомнила тетка Ульрика.

– Т-с-с, Мейв! Ты понапрасну пугаешь малышку. Всем ясно, что она просто создана для деторождения. Как вы считаете, дочки?

К величайшему смущению Бронуин, она была подвергнута дальнейшим ощупываниям, осмотру и замечаниям, пока ее вспыльчивая натура не дала о себе знать.

– Довольно! – крикнула она, отшвыривая двух женщин, оказавшихся у нее на пути. – Удовлетворены вы или нет, с меня хватит этой чепухи!

Без помощи Мириам, покинувшей комнату, Бронуин оделась за ширмой, как смогла, вне себя от возмущения произошедшим. Черт бы побрал Ульрика Кентского, его родственниц и их ожидаемых гигантских детей! Все равно у нее есть зеленый камень с Англси, и он сведет на нет все их старания. Сейчас камень надежно спрятан среди ее немногочисленных пожитков вместе с бесполезным оранжево-голубым плащом, который, как она надеялась, послужит правосудию. Если бы правосудие свершилось, тогда все повернулось бы иначе, но теперь она зависела от Ульрика Кентского и его матери-амазонки.

После рассказа леди Кент о своей первой встрече с Бронуин жених, поджидавший свою будущую молодую жену в большом зале дворца, вздохнул с облегчением. Он вполне мог бы и сам рассказать своим родственникам, что леди Карадок сложена пропорционально во всех отношениях, но решил избавить невесту от неловкого положения, в которое она попала бы, если б стало известно об их близости. Его мать чуть не задохнулась от смеха, рассказывая, как эта язвительная уэльская девица огрызалась, оказавшись лицом к лицу с его многочисленными невестками и тетушками. Но даже если бы мать высказалась неодобрительно, он все равно женился бы на Бронуин, хотя Ульрику было приятно, что леди Кент сочла девушку достойной ее сына, как по характеру, так и в отношении здоровья. Его отцу, покойному эрлу Кента, она тоже понравилась бы, думал Ульрик, не говоря уже о братьях, которые найдут ее такой же привлекательной, как…

– Леди Бронуин Карадокская! – возвестил герольд о приходе невесты. Ульрик вскочил, неожиданно почувствовав волнение и устремив взор на вход в зал. Сначала он закрыл глаза, не решаясь поверить в ту очевидную причину, которая заставила удивленно вскрикнуть и лордов, и леди, собравшихся за длинными рядами столов. «Этого следовало ожидать», – сурово выругал он себя. У входа остановилась, чтобы сполоснуть руки из предложенной слугой серебряной чаше, его нареченная. Одета она была лишь в рубашку тонкого полотна, бесстыдно облегавшую фигуру. Схваченная в талии пояском, рубашка обтягивала полные груди с гордо оттопыривавшими ткань сосками, затвердевшими от холодного воздуха. С грацией королевы Бронуин жестом отпустила слугу и с высоко поднятой головой направилась к королевскому возвышению так, словно на ней был самый роскошный наряд. Даже в мерцающем свете факелов и свечей ее одеяние оставляло мало простора для игры воображения, подчеркивая идеальные формы ее совершенного тела.

– Ну, скажу я тебе, какая награда достается тебе, Ульрик! – насмешливо заметил его старший брат, сидевший рядом.

– Ты с ума сошла? – обрушился на Бронуин жених, поспешивший ей навстречу.

Он сдернул с себя богато отороченный мехом плащ и набросил на молочно-белые плечи. Ругательства, неподходящие для ушей дам, уже и без того пришедших в ужас, срывались с его уст вперемешку с прочими неподходящими словами, сливавшимися в неразборчивое бормотание.

– Милорд! – обратилась к нему Бронуин с невинным видом, сделав большие глаза. – Может быть, вам стоит забрать свой плащ, а то, не дай Бог, простудитесь!

– Что?.. – Ульрик дал волю своему гневу. – Что это значит?

Бросив быстрый взгляд на королевское возвышение, где ее появление так же привлекло особое внимание, она пожала плечами.

– Я решила покончить со всеми вопросами насчет того, смогу ли я родить наследника Карадока, на случай, если вашей милости потребуется мнение не только ваших родственниц, но и всех прочих.

Насмешливо улыбаясь, Бронуин шагнула в сторону от онемевшего Ульрика и, завернувшись в плащ, вызывающе глянула на собравшихся.

– Что вы об этом думаете, ваше величество? Достаточно ли я женственна и здорова, чтобы отвечать требованиям, предъявляемым к жене знатного лорда?

Даже если король и ответил что-то на ее вопрос, Бронуин этого уже не слышала. До ее слуха донесся лишь львиный рык будущего супруга: Ульрик бесцеремонно подхватил ее под руку и устремился прочь из зала. Взрыв смеха за их спинами заглушался учащенным дыханием разгневанного жениха, а именно его гнева она и добивалась. Ни в коей мере не смущаясь, Бронуин не пыталась вырваться из рук Ульрика, обхватившего ее за талию медвежьей хваткой и тащившего под мышкой, – как барашка. Если без унижения в этом мире не обойтись, то пусть и Ульрик Кентский получит свою долю!

Когда рыцарь достиг подножия винтовой лестницы, ведущей в коридор, в котором находилась дверь в комнату Бронуин, им навстречу рванулась встревоженная Мириам.

– Вот, сэр, я пыталась отговорить госпожу от этого безумного поступка, но она была в таком гневе…

– Прочь с дороги, женщина, а то и тебе достанется!

– Ха! – рассмеялась Бронуин, когда они промчались мимо присмиревшей служанки. – Милорду не по вкусу его собственное лекарство! – она взвизгнула от обжигающего шлепка по ягодицам. – Невозможно подвергнуть меня унижению и ничего не добавить к перечню ваших пороков!

– Молчи, женщина, не то выведешь меня из терпения!

– Терпение? Вы называете это терпением? Черт побери, не хотелось бы мне в таком случае видеть, как вы гневаетесь по-настоящему!

– Ей-богу, хотел бы я показать тебе, как я гневаюсь, бесстыжая ведьма!

Вместо того чтобы открыть дверь, Ульрик пнул ее, и засов вылетел, а дверь стукнулась о стену и отскочила, едва не ударив Бронуин по голове и закрывшись снова. Теперь засов не удерживал дверь, и последовал еще один сердитый пинок. Бронуин подумала, что дверная створка не выдержит и разлетится в щепки, но дубовые доски оказали разъяренному рыцарю яростное сопротивление.

Бронуин грубо бросили на постель. Ей удалось перекатиться на другую сторону и вскочить на ноги. Однако Ульрик не рухнул на постель рядом с нею, как она того ожидала. Он стоял, широко расставив ноги и снимая искусно украшенный кожаный пояс. Кровь сразу же отхлынула от лица Бронуин, несмотря на бешеное сердцебиение.

Отражался ли огонь очага в глазах рыцаря, или красноглазый демон овладел им? Боже мой, он дрожал, будто самого Сатану спустили с цепи. Скрестив на груди руки, словно защищаясь, молодая дама прижалась к деревянной панели стены. Как бы холодна стена ни была, все же она оказалась теплой по сравнению с дрожью, сотрясавшей тело Бронуин, в то время как Ульрик наматывал ремень на руку.

– Раздевайся!

Ее ли голос выкрикивал приказания этому взбешенному богатырю?

Ульрик был поражен не меньше, чем она сама:

– Что?..

Бронуин еле шевелила пересохшим языком:

– Я сказала… раздевайся… догола… как я сегодня раздевалась! Только я не стану требовать, чтобы ты терпел любопытные взгляды незнакомых женщин и их шлепки и щипки, крайне необходимые для проверки, подходишь ли ты для зачатия наследника Карадока. Я сама осмотрю тебя.

Что за создание эта дрожащая от невольного страха красавица с широко распахнутыми глазами и буйными черными волосами, обрамляющими такое же алебастрово-белое лицо, как и плечо, обнажившееся в пылу сопротивления! Какую же силу приобрела она над ним, если может с легкостью разжечь его ярость, а потом обезоружить одним взглядом, дрожью в голосе и дрожащими губами! Такая необузданная, такая смелая, незащищенная… милая, Думал Ульрик, впервые восхищаясь тем, как рубашка ласково касается изгибов ее тела. Боже, так или иначе, он заполучит ее себе в жены, размышлял Ульрик, совершенно остыв от гнева.

– Я должен был бы сказать вам, миледи, что впервые помолвлен и не собирался в ближайшие годы жениться.

Отчаянная удаль Бронуин улетучилась от его слов, сказанных мягким, извиняющимся тоном.

– Вы больше не сердитесь на меня, милорд?

– Я не столько сердился, по правде говоря, сколько ревновал, что ваши прелести доступны не только моему взгляду. Однако у меня есть причины гордиться обладанием такой женщиной, как моя будущая супруга. Вы заставили всех мужчин при дворе, от скотника до его величества, позавидовать мне.

Прищурив глаза, Бронуин встретилась с ним взглядом.

– Вы хотите сказать, что не чувствуете себя униженным?

Ульрик рассеянно поигрывал поясом, который по-прежнему держал в руках.

– Сначала так оно и было, я испытал унижение, но теперь, при ближайшем рассмотрении дела, могу лишь лучше оценить то, что будет принадлежать мне.

– Черт вас побери, Ульрик, вы ветрены, как мотылек!

– Таковым делаете меня вы, миледи! – распутав ремень, он бросил его на кровать между ними. – И я охотно разделся бы, чтобы подвергнуться вашему осмотру. При одной мысли об этом кровь начинает закипать у меня в жилах.

– Я бы позволила вам сгореть от страсти, но… – она смущенно глянула на низ живота Ульрика и отвела глаза. – Возвращайтесь к вашим родным, сэр! Вы прекрасно знаете, что вы меня не интересуете ни в одежде, ни без оной!

– Еще один вызов, который я приму, когда мы обменяемся брачными клятвами, миледи! – с дьявольской усмешкой он подобрал пояс и надел его. – А тем временем, думаю, мне следует присоединиться к моей семье и нашему повелителю. Можете отправиться со мной, миледи, в той одежде, что я подарил вам, или, если на то будет ваша воля, без оной! На ваше усмотрение! – он щегольски накинул плащ на одно плечо и остановился на пороге. – Я мечтаю о дне нашей свадьбы, прекрасная Дочь ворона.

Насмешливому «доброй ночи!» вторило звяканье сломанного засова.

Бронуин лишь поежилась, но сама не поняла, вызвано ли это жаром или холодом.