Она сидит на смотровом столе.

Выглядит изможденной, слабой, но она жива, и Джек так чертовски благодарен за это Господу, что готов расцеловать его.

— Что случилось? — спрашивает он Летти.

— Я сглупила, — говорит она. — Пошла на свидание с осведомителем одна, была рассеянна, вот и попала в ловушку.

— Летти…

— Да нет, все в порядке, — говорит она.

— А твое плечо?

— Плечо ни к черту, но они его подправили, — говорит она. — Сегодня днем меня выпишут.

— Не спеши, — говорит Джек. — И не волнуйся.

Она глядит на него полными слез глазами.

— Один из них погиб, — говорит она.

— Тебе это как, ничего?

— Большого удовольствия не испытывала, — говорит Летти. — Но и угрызаться особо, наверно, не стоит.

— Они опознаны?

— Нет.

Но Джек замечает странное выражение ее лица.

— Что? — спрашивает он.

Она рассказывает ему то, что узнала от паренька-вьетнамца: о Тране и До и о доме Вэйлов.

— Они погибли, — говорит Джек.

— Откуда ты можешь знать?

— Я не знаю, но я так думаю, — говорит Джек. — Ники вывез подлинный антиквариат. Заменил вещи дешевыми подделками. Парень, который изготовил их, мертв. Парни, которые закинули в дом подделки, а подлинную мебель вывезли, тоже мертвы.

— И Пам.

— И Пам.

— Джек, я могу теперь возобновить…

Ее голос стал тусклым, казалось, еще немного — и она уплывет в какую-то неведомую даль.

— Ладно, — говорит Джек.

— Тебе лучше в это не встревать.

— Ладно.

— Обещаешь? — спрашивает она. — Ведь это очень опасные люди.

— Обещаю.

— Это хорошо. — Она закрывает глаза. Бормочет: — Знаешь, смешная вещь, Джек, я вот-вот сознание потеряю, а мне слышится тот, другой, парень. Водитель, что ли? В «кадиллаке»? Он назвал меня «сука». Ну не смешно ли? А ведь я и верно — сука. Самая распоследняя.

И она теряет сознание.

Джек жмет ей руку и исчезает.

Он так зол, что, кажется, каждый дюйм его тела пылает.

Пышет гневом.