Делла больше не видела Ника до самого вечера этого переполненного событиями дня. Она находилась в своей каюте, когда молодой офицер принес ей письмо от капитана. В письме была просьба прийти на коктейль, который устраивал капитан для нескольких пассажиров в Голубой гостиной, а так как на корабле просьба капитана была равносильна королевскому приказу, то Делла решила, что, пожалуй, ей нужно пойти и надеть что-нибудь особенное.

На самом деле она была рада приглашению, так как весь день чувствовала себя на грани срыва. После ленча, на котором Ник не присутствовал, она пошла к корабельному доктору, чтобы узнать, все ли в порядке с Хани.

– Большинство детей прекрасно оправляются от таких потрясений, они как упругие резиновые мячи, – заверил ее доктор. – С ней все будет хорошо после того, как она как следует выспится, хотя я посоветовал бы всем мамам научить своих детей плавать.

– Хани боится воды. Как странно, доктор, что с нами случаются именно те вещи, которых мы опасаемся.

– Это всего лишь жизнь с ее маленькими странными причудами. – Его проницательные глаза изучали ее бледное, напряженное лицо. – Вы были свидетельницей этого несчастного случая? Не хотите ли принять успокоительное? Это так расстраивает, когда видишь ребенка в беде.

– Со мной все в порядке, доктор, теперь, когда я узнала, что Хани жива и здорова. – Делла улыбнулась и поспешила прочь. Передав Хани коробку с конфетами и головоломку, она отправилась в курительную комнату, где пассажиры обычно играли в карты или дремали. Там она просидела до вечера, читая один из тех детективных романов, что дал ей Марш вместе с белыми розами, которые давно уже завяли.

Розы унесли, и на их месте появились алые гладиолусы. Делла не стала спрашивать стюарда, кто прислал их, а он, видимо, полагал, что она знает это сама. Они стояли, гордые и высокие, на туалетном столике, за которым она готовилась к вечеринке, и Делла старалась не думать, почему Ник выбрал такой цвет. Она заставляла себя не думать об этом, но ее мысли, казалось, были написаны на зеркале, и каждый раз, когда девушка смотрела в него, они плясали на стекле, словно чертенята.

Делла не могла забыть его слов, что в его руках она впервые в своей жизни почувствовала себя женщиной. Она не могла отрицать физического наслаждения от его объятий, но ведь это наслаждение не коснулось ее сердца. Давным-давно она отдала свое сердце Маршу, который так уверенно шел по жизни. Как только они поженятся, его сила станет ее силой, и никогда больше люди, подобные Нику, не смогут воспользоваться ее слабостью.

Тогда она сможет испытывать сострадание без этого пугающего напряжения всех чувств. Она сможет смотреть в глаза мужчинам и не бояться, что попадет в сети их очарования. Ведь увлечение обычно связано с любопытством девушки, чье целомудрие все еще не потревожено.

Внезапно Делла почувствовала непреодолимую потребность увидеть Марша и услышать его глубокий и успокаивающий английский голос. Завтра корабль прибудет в Неаполь, она сойдет на берег одна – да, совершенно одна, – и ей нужно будет попробовать дозвониться до Марша и услышать, как он скучает по ней и как она нужна ему. Это поможет ей противостоять изощренным уловкам Ника. Ведь она ничего не значит для него, как и все остальные женщины. Все, что ему необходимо, – это соблазнить ее, низвести до уровня других женщин, которые пали жертвами его рокового обаяния. Женщины нужны ему только затем, чтобы отомстить Доналезе. Они начинают тем, что любят его, а кончают ненавистью к нему.

Она не хочет любить Ника, не хочет и ненавидеть его. Все, чего она хочет, – это дозвониться до Марша, который всегда защищал ее от темных сил. Он – ее жизнь, и она никогда не смогла бы предложить ему сердце и тело, которыми пользовался другой мужчина. Ведь он во всем стремился к совершенству и считал, что она соответствует его безупречному вкусу. Платье, которое она сейчас надела, тоже было куплено им. Каждая его складочка выделяла достоинства ее фигуры, каждый оттенок цвета подчеркивал ее холодную, безупречную красоту.

Это было чарующее переливчато-зеленое бархатное платье, очень простого покроя, который наилучшим образом выявлял богатство материи на фоне ее прозрачной кожи. Платье гибко и царственно струилось по ее стройной фигуре, и она подумала, где же в этой импозантной даме, отраженной в зеркале, затерялась маленькая юная Долли Нив.

Она застегнула жадеитовое ожерелье, обрызгала себя духами и проверила, не выбиваются ли пряди из ее греческого шиньона. Сегодня она была особенно красива, но не замечала этого: для нее было важно только то, что Марш когда-то выбрал это платье, пробежавшись сильными пальцами по бархату и одобрительно улыбнувшись одними губами. Когда подчиненные называли его «человеком с каменным лицом», это не было лишь проявлением дерзости с их стороны; возможно, Делла была единственной, кто видел его по-настоящему расслабленным. Все остальные привыкли ему подчиняться; она одна владела ключами от его внутренней жизни. Жизни, в которой она более не была ему нужна в роли очаровательной воспитанницы и друга, а была нужна в роли жены.

В начале этого путешествия она хотела оторваться от него, как ребенок, не признающий авторитетов. Но теперь она заковала себя в дорогие доспехи своего платья, которое он купил для нее, и вооружилась жадеитами, волшебными камнями, излучающими защиту против неведомых сил, затаившихся в глазах Ника.

«Опасайся смуглого незнакомца», – подумала она, запирая дверь своей каюты и направляясь к лестнице, которая вела на палубу, где находилась Голубая гостиная.

Поднимаясь по ступенькам, она услышала жужжание корабельных стабилизаторов и поняла, что они вошли в довольно неспокойные воды. Яркий день сменился сумрачным закатом; на небе виднелись дымчато-розовые облака, пронизанные огненными лучами, – они словно предвещали шторм в ее душе. По морю катились черные волны. Делла вздрогнула и отвела от них взгляд, с радостью распахнув двери гостиной.

Приглашенные уже были в сборе. На фоне белых офицерских кителей и белых смокингов особенно ярко и весело выделялись женские платья. Звон бокалов и смех тут же стихли, как только появилась Делла. Взгляды всех присутствующих сосредоточились на ней, и она увидела, как подняла бровь одна из женщин. Делла могла прочитать ее мысли: «Эта оперная дива появилась на вечеринке в сногсшибательном платье». Она вздернула подбородок и храбро встретила все устремленные на нее взгляды.

– Мисс Нив! – К ней навстречу шел капитан, одетый в белоснежную форму. – Как мило с вашей стороны, что вы посетили наше суаре. Позвольте мне заметить, что вы сегодня ослепительны! Она улыбнулась и взяла его под руку:

– Я слышала, капитан, что моряки – чемпионы по части лести. Мне кажется, по сравнению с этим вспененным морем любая женщина выглядит привлекательно.

– Моя дорогая мисс Нив, вы не любая женщина, – улыбнулся он, глядя на нее сверху вниз синими, как море, глазами. – Я надеюсь, что вы доставите нам удовольствие своим голосом, ведь недаром говорят, будто моряки – большие ценители пения сирен.

Ее губы дрогнули.

– Я… я не знаю, в голосе ли я сегодня, капитан. – Но она не успела еще ответить, как ее посетило странное ощущение, что она вновь может петь; как будто вчера в венецианском саду ее проблемы исчезли и теперь казались более наигранными, чем настоящими. Она любила петь, она хотела петь, и синьора Исалита подтолкнула ее к тому, чтобы оставаться верной себе.

Ее левая рука невольно дотронулась до горла, и капитан проследил за этим движением, заметив сверкающее кольцо на безымянном пальце.

– Кто же этот счастливчик? – тихо спросил он.

– Скорее счастливицей можно назвать меня, – уклонилась она от ответа. – Я думаю, что могу спеть для вас, если вы найдете кого-нибудь, кто сможет мне аккомпанировать.

В углу гостиной стояло пианино. Рядом Делла увидела голубые кожаные банкетки, синий ковер и стеклянный бар, украшенный изображениями экзотических птиц.

– Дамы и господа, – возвысил капитан голос, – есть ли среди нас пианист? Мисс Нив согласилась спеть для нас, если кто-нибудь будет ей аккомпанировать.

– Надеюсь, я смогу быть вам полезным, – произнес мужской голос у дверей, и Делла почувствовала, как забилось ее сердце, едва она увидела Ника, входящего вместе с Камиллой. – Я не Рубинштейн, но я знаком с инструментом и немного знаком с этой леди.

«Нет!» – хотела крикнуть Делла, но капитан уже вел ее к пианино.

– Мне… мне нужно сначала выпить, – проговорила она сдавленным голосом, – «Драмбуи», чтобы прочистить горло.

– Разумеется! Мне не терпится услышать, как вы поете, мисс Нив, – виновато улыбнулся капитан и, щелкнув пальцами, подозвал Стива Рингдейла. – Стив, немного «Драмбуи», а если в этом баре ты его не найдешь, то сбегай в ресторан.

– Да, сэр. – Стив направился к бару и стал перебирать бутылки, а Делла начала уже раскаиваться в том, что явилась на вечеринку, где с ней обращаются как со звездой, вместо того чтобы остаться в своей каюте. Она пыталась не смотреть на Ника, но не смогла побороть соблазна, и ее глаза отыскали его в зале. Ни одной морщинки не было заметно на его белом смокинге. Она подняла глаза к его лицу, но его ответный взгляд был небрежным… он смотрел на нее так, будто на ней была ситцевая тряпка, а не изысканное платье. Затем он что-то сказал Камилле, и они начали приближаться к Делле.

«Какой алмазной твердостью обладает эта женщина! – подумала Делла. – Она способна просверлить дырку в мужском сердце, но не способна заполнить его теплом».

Ник склонил голову перед капитаном и заметил, что они входят в беспокойные воды.

– Надеюсь, к утру погода улучшится, – проговорил он. – Я хочу увидеть Неаполь…

– Или умереть, дорогой? – хрипло рассмеялась Камилла.

Ник ответил ей язвительной улыбкой.

– Кто знает? – вымолвил он, растягивая слова. – Судьба может распорядиться по-своему, и, хотя мы предпочитаем думать, что сами направляем наш курс, это не совсем так.

– Я и не думал, что вы такой фаталист, синьор. – Капитан бросил на Ника довольно насмешливый взгляд. – Мне казалось, что вы крепко держите жизнь за рога, если я могу так выразиться. Вы выглядите мужчиной, который скорее нападает, чем выжидает. Мне сообщили, что вы прыгнули сегодня утром в детский бассейн и выловили из воды ребенка. Мне сказала об этом няня, которая чувствует себя очень виноватой и расстроенной и даже собирается сменить работу. Сам факт, что это несчастье случилось, заставит ее быть более внимательной в будущем, но, как я уже сказал, синьор, я хотел бы считать вас человеком, который полностью контролирует свою жизнь.

– Вы представили Ника в довольно неприглядном свете, – запротестовала Камилла, надув губки. – Он спас мою маленькую дочь, и я безумно ему благодарна.

– Как Хани себя чувствует? – спросила у Камиллы Делла. – Надеюсь, все страхи уже позади?

– Разумеется, мисс Нив, дети быстро отходят от своих маленьких неприятностей и радостей. Вы сами это поймете, когда выйдете замуж и заведете ребенка.

– Я только что поздравлял мисс Нив с ее помолвкой, – сказал капитан, галантно подавая Делле узкий бокал с коричневато-золотистым «Драмбуи», который он взял из рук Стива Рингдейла.

– Вы помолвлены? – Камилла бросила острый взгляд на ее левую руку. – Это что, случилось на корабле? Я не замечала, чтобы вы носили кольцо. Кто этот мужчина? Кто-нибудь, кого я знаю?

– Нет, его нет на борту этого корабля. – Делла сделала глоток из своего бокала. – Благодарю вас, капитан, это очень успокаивает горло. Что касается пения, то мне хотелось бы знать, есть ли у вас какие-нибудь любимые песни? Я думаю, выбор репертуара должен оставаться за вами, ведь вы управляете этим чудесным кораблем, который нам всем так нравится.

– Вы очень добры, мисс Нив! – На мгновение этот властный мужчина пришел в замешательство от теплой улыбки Деллы, которая зажгла голубые огни в ее глазах. – Должен признаться, что я не слишком силен в классической музыке, но я обожаю песни из музыкальных шоу. Они кажутся более мелодичными моим ушам морского волка. – Он подкупающе улыбнулся. – Если, конечно, вы, звезда с мировым именем, не будете иметь ничего против.

– С удовольствием, капитан. – Делла отвечала весело, но она понимала, что ей предстоит большее испытание, чем ее первая роль на оперной сцене, когда уверенность Марша в ее таланте была такой же осязаемой, как пожатие руки. Теперь же перед ней была зала, наполненная чуждыми музыке людьми, которые потягивали коктейли, не переставая обсуждать гольф, рыбалку и подаваемые на вечере закуски, хотя она уже направилась к пианино. Капитан сопровождал ее к инструменту, а следом шел Ник, двигаясь с той звериной грацией, которая выделяла его среди других мужчин. Все считали его жестоким, веселым и независимым, и Делле приходилось делать вид, что она придерживается того же мнения. Когда они подошли к пианино, она обернулась, чтобы взглянуть на Ника.

– Около года назад в Лондоне шла оперетта «Любовь Джованни», в которой было так много прекрасных мелодий, и я уверена, что капитану понравится одна из песен под названием «Me nе frego». Вы знаете эту музыку, синьор? Так как вы итальянец, то я подумала, что она вам известна.

– Разумеется. – Он сел на стул и пробежался длинными пальцами по клавиатуре, наигрывая эту веселую и ритмичную песенку. Затем он взглянул на Деллу, и в его глазах появилась циничная улыбка. – Я заметил, что вы выбрали песню, в которой героиня уверяет Джованни, будто совершенно не любит его. Лично я предпочитаю другую песню из этой оперетты.

И он заиграл другую мелодию. «Ti amo». «Я люблю тебя!»

Делла тут же повернулась к капитану и положила свою слегка дрожащую руку на его обшитый галуном обшлаг.

– Я уверена, что вам понравится песня, которую я выбрала. В этой оперетте говорится О мужчине по имени Джованни, который из-за карточного долга становится опекуном юной девушки из монастыря. Она пытается изменить его, а он хочет убедить ее в том, что девушка должна думать только о любви. В этой песне – будет лучше, если я спою ее на итальянском, – она говорит, что знает о всех его увлечениях и что ей все равно, пусть даже все женщины Рима полюбят его. Мне очень нравится эта песня, поэтому я надеюсь, что мой голос не подведет меня.

– Я совершенно уверен, мисс Нив, что вы поете так же, как и выглядите, – как ангел. – Со старомодной галантностью капитан поцеловал ей руку и затем, властно нахмурившись, повернулся к остальным гостям: – Я знаю, что коктейли устраиваются, чтобы вволю поболтать, но я решил внести приятное разнообразие в распорядок вечера. Я представляю вам мисс Деллу Нив, за роялем аккомпанирует граф Николас ди Фиори Франквила.

Раздались аплодисменты, и все расселись по банкеткам и барным стульям. Делла обвела взглядом комнату и увидела, что Камилла рассматривает ее со своего высокого стула, а разрез на ее темно-золотом платье обнажает стройные ноги, затянутые в тончайший шелк. На мгновение Делла задумалась, нет ли между Ником и привлекательной разведенной романа. Она ни на секунду не сомневалась, что Ник – превосходный любовник… пока он увлечен и пока удовольствие помогает сдерживать боль.

Девушка повернулась к Нику и улыбнулась ему веселой и ослепительной сценической улыбкой. Она увидела, как его глаза спрятались за завесой ресниц.

– Avanti, maestro, – сказала она. – Начнем?

Его худые руки опустились на клавиши так уверенно, как будто он наизусть знал эту мелодию. «Почему бы и нет?» – думала Делла, ожидая своего вступления. Его учили играть еще мальчиком, и она представляла, как он сидит за роялем одинокими ночами в своей нью-йоркской квартире, играя все, что приходит ему на память, и постепенно приближая страшные воспоминания, пока с грохотом не захлопывается крышка рояля, и он вновь устремляется на поиски карнавала.

Подошел ее черед, и, так как Делла в это время думала о Нике, а не о себе, она начала петь не задумываясь. Ее голос вновь мог подниматься в вышину пронзительной мелодии, которую она так любила. Ее сердце окрепло, и, казалось, сама душа поет вместе с ее вновь обретенным голосом. Среди слушателей больше не слышно было ни шепота, ни звона бокалов. Ее голос околдовал всех; Делла понимала, что она поет так, как давно мечтала петь, словно для нее были важны только чувства, а вовсе не техника. Она знала, что слишком вольно обращается с мелодией, но Ник следовал за ней, поддерживая ее находки; все кончилось тем, что она незаметно присела рядом с ним на скамеечке, позволяя ему увлечь ее в «Ti amo» и другие песни, наполненные очарованием любви. Она уже не могла остановиться. Быстро повернув голову, она поймала на себе дружелюбный взгляд Ника, и на мгновение ей показалось, что ее сердце готово растаять.

Нет! Невозможно! Запрещено! Она в панике повернулась к залу, пытаясь песнями высвободить свое сердце из позолоченной клетки, которая незримо замкнулась вокруг нее.

Как только кончалась одна песня, кто-нибудь заказывал другую, и они с Ником оправдывали все ожидания. У Деллы возникло волшебное чувство единства с людьми, для которых она пела.

Позже, уже в своей каюте, вспоминая этот концерт, Делла подумала, что это был один из самых удачных моментов в ее карьере. Как и всегда после выступления, она чувствовала себя взвинченной, неспокойной и ей совершенно не хотелось спать. Если бы она находилась дома, то Роуз, ее горничная, настояла бы на том, чтобы она выпила «Хорлике» и приняла снотворное, но сейчас она была далеко от Англии. Корабль все еще качало, несмотря на стабилизаторы, и дождь стучал по палубам. Над морем сверкали молнии, притягивая Деллу к себе, подобно магниту, так что ей стало невозможно оставаться в запертом помещении.

Делла еще не сняла платье, и, выхватив из шкафа плащ, набросила его на плечи и опустила капюшон на лицо, словно монахиня.

Коридор рядом с ее каютой был безлюдным, и Делле показалось, что весь этот огромный корабль принадлежит лишь ей одной. Она решила направиться в комнату для отдыха, расположенную на верхней палубе. Ее окна выходили прямо на воду, и в ней Делла могла любоваться штормом, не подвергаясь опасности быть смытой с палубы. Она поднялась на лифте на палубу и постаралась не слишком промокнуть, преодолевая несколько ярдов до комнаты отдыха.

Делла чувствовала себя возбужденной, как крадущийся кот. Отбросив в сторону плащ, она присела на сиденье около окна, обитое алой кожей, и стала смотреть на море, каждую минуту освещавшееся вспышками молний. Молнии отливали сталью, но как только они касались воды, то тут же приобретали голубоватый оттенок.

Делла позволила своим мыслям унестись далеко в прошлое, в ту грозовую ночь, когда она сидела в спальне странного дома и слезы печали и тоски текли по ее лицу, словно дождь, беспрерывно льющийся по оконному стеклу.

Он сказал ей, что они умерли. У него были густые блестящие волосы и серые глаза. Он немного пугал ее, хотя она чувствовала, что сердце у него доброе. Он сказал, что этот большой дом – теперь ее дом, а эта комната с белыми коврами и кроватью, покрытой голубым атласным покрывалом, принадлежит ей, так что она может заполнить ее игрушками и книгами.

– Вы что, мой приемный отец? – спросила она. Он странно посмотрел на нее и поправил не твердым голосом:

– Я твой опекун, дитя. С этого момента я буду заботиться о твоем здоровье, твоем образовании, и ты должна относиться ко мне скорее как к другу, чем как к отцу. Я не женат, видишь ли. Я холостяк.

И с тех пор она ни разу не давала ему понять, что она более уютно чувствовала бы себя в его доме, если бы он позволил ей считать его приемным отцом, а не опекуном. Само слово «опекать» в ее детском воображении приобрело смысл «защищать, охранять», а большой дом был наполнен предметами, которые ребенку было бы лучше не трогать. Мебель так блестела полировкой, что она все время держала руки в карманах, чтобы не оставить следы на ее поверхности. Ковры были такими мягкими и светлыми, что она предпочитала обходить их по паркету, когда возвращалась с крытой террасы, где она играла во время дождя.

А рояли! Два рояля! Необыкновенной красоты кремовый с золотом в гостиной и величественный черный в музыкальной комнате, на котором его знаменитый еврейский друг часто наигрывал печальные, навязчивые мелодии. Такие печальные, что ей приходилось убегать в оранжерею. Только там, среди резервуаров с водой, цветочных горшков и ваз, она могла оставаться одна, вдалеке от пристальных взглядов бдительных слуг. Здесь она могла играть без опасения разбить что-нибудь ценное.

Именно в такую ночь, когда тьму разрывали вспышки молний, а в небе – там, где, как ее уверяли, находился рай, – раздавались раскаты грома, она свернулась на подоконнике своей веджвудской спальни, и мистер Грэхем тихо вошел в ее комнату и присел рядом с ней. Он обнял ее и прижал ее заплаканное лицо к своей крахмальной белоснежной рубашке.

– Завтра, – пробормотал он, – дождя не будет. Нам обещали, что этот приступ плохого нрава святого Свитина скоро закончится. Завтра слез не будет, не так ли? Постарайся быть счастливой, ведь я так счастлив, что ты здесь, со мной, в этом одиноком доме.

– Я постараюсь, мистер Грэхем. – Она икала у него на груди, чувствуя себя ужасно оттого, что ее заплаканное лицо оставляет следы на его красивой рубашке.

– Ты должна называть меня Марш. – Он отбросил ее взъерошенные волосы со лба и стал изучать ее лицо при свете молний. – С сегодняшнего дня я буду звать тебя Делла.

– Делла? – произнес рядом с ней мужской голос.

Она с испугом очнулась от воспоминаний. Молнии, казалось, отражались в ее широко раскрытых глазах, когда она взглянула на Ника. Впрочем, Деллу не удивило его появление, как будто ее воспоминания подготовили ее к этой встрече, ведь среди дождя обязательно должен появиться мужчина в смокинге и нарядной рубашке, чтобы сообщить что-то важное, что окажет огромное влияние на ее дальнейшую жизнь.

– Что вы здесь делаете в такой час? – Он подошел к ней еще ближе своей бесшумной походкой. В его глазах был тревожный охотничий блеск, словно он привык бродить по ночам в поисках жертвы.

– Я могу задать вам тот же вопрос, Ник.

– Я играл в карты в курительной комнате. Игра только что закончилась, и мне захотелось покурить в одиночестве перед сном.

– Курите, Ник. Я постараюсь вам не мешать, буду сидеть тихо, как мышка.

– Вы не похожи на мышку, mia. – Молния озарила его улыбку. – Больше похожи на соловья, я полагаю. Мы разошлись после нашего концерта, но я хотел сказать, что никогда не слышал, чтобы вы так хорошо пели. Морской воздух творит чудеса с вашим голосом.

– Благодарю вас, Ник. – Делла откинулась на своем сиденье и ощутила странную свободу от всех тревог. Она молча смотрела, как Ник садится на ближайший стул и вынимает из кармана кожаный портсигар с тонкими темными сигарами. – Ник, – сказала она, перебирая пальцами шелковый носовой платочек, – я и не думала, что вы слышали мое пение раньше. Вы никогда не упоминали об этом.

– Существует много такого, о чем я не упоминаю. – Он лениво цедил слова, выпуская в воздух ароматный дым сигары. – Я поселился в Америке и время от времени езжу в Сан-Франциско, так что, разумеется, хожу в театр послушать итальянскую оперу. Я слышал, как вы пели Мими, и восхищался вашей техникой, но сегодня, Долли Нив, вы пели своим сердцем. Я рад, что не пропустил этот случай, особенно если учесть, что завтра я покидаю «Звезду» и мы больше никогда не увидим друг друга.

Делла и раньше предполагала, что судьба приготовит соответствующие декорации для драматического объяснения с Ником, но она не думала, что это будет так ошеломляюще и что ее сердце будет готово выпрыгнуть из груди. Она с трудом смогла удержать протестующий возглас. Никогда больше не увидеть этого человека, приводящего ее в ярость, чарующего и жестокого, каким мог быть только он один!

Внезапно раздался треск разрываемого шелка, и Делла в удивлении посмотрела на две половинки своего носового платка.

– Я рад, что вы не так уж ненавидите меня, – протянул Ник. – Ведь поступки более красноречивы, нежели слова. Я говорил с капитаном и решил не продолжать далее круиз – для меня будет лучше, как сказала бабушка, вернуться к моим итальянским корням. Я хотел оторваться от них, и эта боль навсегда останется со мной, если я и дальше буду пытаться осесть где-нибудь в ином месте, кроме собственной страны. Завтра корабль причалит к Неаполю, и я снова буду дома. Ведь наш дом там, где наше сердце. Я уверен, что вы согласитесь со мной.

Как только Ник перестал говорить, его взгляд остановился на разорванном платке, который сжимала рука с кольцом на пальце.

– Вы правы, что возвращаетесь в Италию. – Делла постаралась, чтобы ее голос звучал ровно и рассудительно. – Мне будет недоставать вас до конца путешествия, Ник. Наши споры так бодрили меня, а о Венеции у меня останутся незабываемые впечатления.

– Если вам понравилось осматривать Венецию в моем обществе, тогда позвольте мне показать вам завтра Южную Италию и оркестр из тысячи цикад, которые заставляют оживать и трепетать ее теплые холмы. Я могу нанять машину, и мы увидим Амаль-фи, Сорренто и Салерно. Я знаю эти места так, как знают их только итальянцы. Я смогу доставить вас назад на корабль к полуночному отплытию.

Каждое его слово было для Деллы крошечным спасательным кругом, брошенным в пучину отчаяния. Еще один день, двенадцать часов, долгие, как целая жизнь, а потом «Звезда» оставит его в Италии и отплывет вместе с Деллой к другим портам. Ей оставалось только ухватиться за то, что он предложил, хотя она и знала, что спасение может обернуться для нее гибелью.

– Почему бы и нет? – весело промолвила Делла. – Я всегда хотела посмотреть Неаполь. Скажите мне, Ник, почему поэты говорят «увидеть Неаполь и умереть»?

– Поэты всегда преувеличивают, и на самом деле ничто не умирает. Цветок возвращается в землю, а места, которые мы увидели, и встреченные нами люди радуют наши сердца воспоминаниями.

– Сегодня, синьор, вы так глубокомысленны.

– Сегодня, синьорина, я итальянец. – Он потушил сигару и потянулся за ее плащом. – Пойдемте, я провожу вас в каюту. Вы должны хорошо выспаться, чтобы завтра быть в хорошей форме.

Делла поднялась и позволила ему закутать ее в бархатный плащ. Стоя рядом с ней, он казался еще выше, и она не осмелилась заглянуть ему в лицо, боясь увидеть на нем очередную маску. Они никогда не были так близки друг к другу и в то же врем так далеки.

– Вам должен понравиться Сорренто, – сказал Ник, когда они шли по залитой дождем палубе. Холодный, освеженный штормом бриз дул на них с моря, которое все еще вздымалось, словно грудь после бурных рыданий. Когда они подошли к лестнице, по обоюдному согласию миновав лифт, они оба оглянулись назад на мгновение, как будто их посетила одна и та же мысль, что больше они не будут прогуливаться по палубе, яростно споря друг с другом.

Они начали спускаться по лестнице, но вдруг корабль качнуло, и Делла бы упала, если бы Ник не подхватил ее. Он твердо прижал ее к себе, и на его лицо упал свет настенной лампы. Делла увидела перед собой человека, который мог бы быть самым необыкновенным мужчиной на свете, если бы судьба не разрушила его мечты и не лишила его способности к нежности. У дверей каюты они расстались.

– Увидимся завтра. – Он неожиданно формально, на итальянский манер, поклонился ей, сдвинув каблуки с легким щелчком. – Buona notte, синьорина, спите спокойно.

– Спокойной ночи, синьор. – Она зашла в каюту, капюшон упал с ее взлохмаченных светлых волос, а ее глаза были почти так же зелены, как жадеиты на ее руке. – Спасибо, что пригласили меня вкусить с вами еще немного Италии.

После того как он ушел и Делла закрыла дверь, она еще долго стояла неподвижно, и мысль о том, что завтра в этот же час Ник станет для нее лишь воспоминанием, постепенно овладевала ею. Значит, такова жизнь… жизнь, которая вызвала железные слезы на щеках Плуто и заставила Ад содрогнуться перед тем, что сделала любовь.