Кухня в этом доме оказалась просторной; какое облегчение они почувствовали, когда печь наконец была растоплена, чайник закипал, а свет очага развеял ощущение, что до их вторжения сюда стекались привидения, чтобы потанцевать с игрушечной Лукрецией Борджиа.

Ник с лампой отправился в кладовую, а Делла в это время насыпала кофе из банки в глиняный сосуд. Она нашла только одну пинтовую кружку, так что им, похоже, придется пользоваться ею по очереди.

– Вы мечтали о консервированных спагетти в томатном соусе? – Ник появился из кладовой с банкой в руке и паутиной на плечах. – Наверное, владельцы этого дома собираются его продавать. Если бы они уехали только в отпуск, то оставили бы побольше еды.

– А как мы их разогреем? – Делла машинально сняла паутину с его плеча, и, хотя это движение было самым обычным, ее пальцы закололо, как будто она переступила некую черту, дав Нику понять, что не хочет дотрагиваться до него. Она отодвинулась от него, и ее пальцы сжались. Когда же, наконец, она поймет, что ей нельзя вести себя с Ником так же непринужденно, как если бы ей предстояло провести ночь с Джо Хартли!

– Я проделаю ножом дырочку в банке, и после того, как мы сварим кофе, мы поставим банку в чайник, и пусть она кипит в горячей воде. – Улыбка тронула уголки его губ, но его глаза сохраняли странное – напряженное выражение, словно он пытался контролировать каждый свой взгляд, каждое движение. – Этой ночью мы должны воспользоваться всем, что имеем под рукой. – Он поднял лампу и исследовал потолочные балки, затем направил свет на резной шкаф с рядами пустых полок. – Как печально выглядит дом, когда в нем никто не живет! Мой дом в Тоскане также необитаем, если не считать нескольких слуг. Странно думать, Делла, что завтра я окажусь там, а вы будете в Греции ожидать прибытия «Звезды»…

– Не буду.

Он взглянул на нее, нахмурившись. Его тень занимала почти всю стену, и Делле становилось не по себе, когда она смотрела на эту тень.

– Я вас не понимаю, – сказал Ник сухо.

– Я не полечу в Грецию, – объяснила она. – Я решила лететь домой, в Англию.

– Понятно.

Ник отвернулся от нее и приблизился к столу, чтобы поставить на него лампу. Затем он подошел к печи и поднял чайник, слегка вздрогнув при прикосновении к его горячей ручке.

– Значит, вы не можете больше ни дня оставаться в разлуке со своим женихом?'

– Да, – согласилась Делла. Она испытала облегчение, когда решила, что не станет продолжать круиз, так как на борту «Звезды» ее будет преследовать образ Ника. Только в Англии она почувствует себя в безопасности от воспоминаний, защищенная от них надежной рукой Марша.

Марш любил ее!

Только в этом Делла была полностью уверена и ей следовало добраться до него раньше, чем его достигнут слухи о интрижке с Ником Франквилой.

Не было никакого романа, а только странный, насмешливый, опасный человек перешел ей дорогу, и она осталась наедине с ним, а до рассвета еще несколько часов.

Она вздрогнула, когда кружка с кофе коснулась ее руки.

– Сначала дамы. – Ник снова начал манерно растягивать слова. – Кофе черный и крепкий, он взбодрит вас.

– Спасибо. – Она склонила голову к кружке, чтобы не смотреть ему в глаза. Пока Делла пила кофе, Ник возился с банкой спагетти в томатном соусе. Она поняла, что им придется есть прямо из банки, так как в доме не было тарелок.

– Почему вы не сядете, mia? – Он указал на деревянный ящик, стоявший рядом с печью, который сторож, видимо, использовал в качестве сиденья.

– Да, лучше сесть, – согласилась Делла, но перед тем, как присесть, она снова наполнила кружку и передала ее Нику. – Вот ваш кофе, пейте, пока он все еще горячий.

– Grazie. – Он взял кружку и намеренно повернул ее к себе той стороной, с которой пила Делла. Сделав большой жадный глоток, он поднял глаза, и девушка была рада, что ящик оказался рядом с ней, так что она смогла сесть. Ее колени вдруг задрожали, и, хотя она убеждала себя, что это реакция на драматические события, связанные с землетрясением, она знала, что на самом деле вызвало у нее приступ невероятной физической слабости.

Ведь губы Ника коснулись того места, которого касались ее губы, и она почувствовала себя так, словно его губы прижались к ее губам и наполнили ее той болью и страстью, которые бушевали в его худом теле и его израненной душе.

– Ну что ж, мы не так плохо устроились здесь, – сказал Ник. – У нас прекрасный итальянский кофе, теплая печь и на ужин спагетти. Все могло бы быть намного хуже.

– Да, – согласилась Делла, но при этом заметила, что он засунул слишком много дров в печь. Того, что осталось, им вряд ли хватило бы до утра. – Как мы будем есть спагетти? Пальцами?

– Слишком скользкие.

Ник допил кофе, взял лампу и зашел на несколько минут в кладовую, вернувшись с коробкой черствых сухарей.

– Мы не можем их съесть, но можем использовать их в качестве ложек. Неплохо я придумал?

– Блестяще, Ник, – улыбнулась Делла. Она обхватила колени руками и склонилась к печи, наслаждаясь теплом. – Для представителя высшего света вы слишком находчивы и даже экстравагантны.

– Экстравагантен? – Он вопросительно изогнул бровь. – Вы слишком щедро насыпали кофе.

– А вы дрова. Почти все дрова уже сгорели, а судя по сквозняку из-под этой двери, дом станет похож на морозилку, когда ночь закончится и огонь потухнет.

– Верно, но мы сможем сжечь этот ящик, а позже найти еще несколько вещей, которые помогут нам поддерживать огонь. – Он насмешливо улыбнулся. – Я постараюсь, чтобы вам было тепло и уютно, мисс Пятница.

– Та кукла, она наполовину из воска и будет прекрасно гореть…

– Нет! – Его улыбка исчезла, а в глазах появился мрачный блеск. – Она принадлежала ребенку, и я… я не смогу сжечь ее. Те вещи, с которыми играли дети, приобретают человеческие качества – пока вы этого не знаете, но когда у вас с Маршем родится ребенок…

Ник замолчал и отвернулся к печи, пробормотав проклятие, когда ручка чайника вновь обожгла ему руку. Девушка сидела неподвижно, наблюдая за язычками пламени, бегавшими по поленьям.

Он вымыл кружку и произнес довольно прохладным тоном:

– Краны здесь перекрыты, но, к счастью для нас, сторож оставил воду в чайнике. Вы не возражаете если мы вместе поедим из кружки? Это все, что у нас есть.

– Разумеется, не возражаю.

С англичанкой никогда нельзя быть уверенным, против чего она возражает, а против чего не возражает, – острие его ножа блеснуло, и Делла увидела, как его сильные руки открывают крышку банки. Он выложил дымящиеся спагетти в глиняную кружку и взглянул на Деллу:

– Подвиньте ваше сиденье к столу, и мы займемся спагетти, пока они не остыли. Горячая пища снова сделает нас людьми.

Делла повиновалась, и они вместе принялись за еду.

– Неплохо, а? – Ник вытер губы носовым платком и смахнул брызги томатного соуса с рубашки. – Должен сказать, mia, что с вами вполне можно высаживаться на необитаемом острове. Слышите? Землетрясение сменилось дождем.

Они вместе вслушивались в стук дождя по каменным плиткам дворика, и Делла думала о полевых цветах, об оливковых деревьях, черными тенями поднимавшихся из земли, и темных кипарисах, утоляющих жажду этим дождем. Италия весело блестела под солнцем, но погружалась в хаос во время бури.

Когда Делла повернула лицо к Нику, чтобы высказать ему свои мысли, то нечто в его лице заставило ее промолчать. Она увидела по его глазам, что он погружен в воспоминания, как будто давным-давно он уже сидел вот так на кухне в своем доме на холмах Тосканы, рядом с маленькой девочкой, заполнившей пустоту в его сердце, которую не удавалось заполнить жене. Он женился на ней потому, что его вынудили это сделать, – так часто случалось среди итальянской знати. Между ними не возникло ни внезапной любви, ни желания жить вместе. Их представили друг другу, а на другой день обручили, и затем – венчание в соборе и совместная жизнь, в которой не было места душевному теплу.

Возможно, эта кукла с восковым лицом напомнила ему о Доналезе, чье мрачное и неуравновешенное сознание постепенно наполнилось отвращением к ребенку, которого он так любил.

Когда дождь попадал в печную трубу, раздавался свистящий звук, и Ник поднялся, чтобы открыть заслонку и положить побольше дров на опавшую золу. Теперь в корзинке осталось лишь несколько поленьев, и Делла вздрогнула в ожидании холодной ночи. Где им устроиться, чтобы немного отдохнуть? В холле стояла старая кушетка, но нигде не было видно одеял.

– Ник?..

– Да, я знаю, о чем вы думаете, – сказал он. – Нам нужно отдохнуть, а во всем доме только одно спальное место. Осталось совсем немного дров, и мы должны разделить друг с другом эту холодную, неуютную ночь, которая выпала нам впервые в жизни. Вы, может, даже подумали, что нам лучше было бы остаться на ночь в машине, но тут вы ошибаетесь. Оползни часто следуют один за другим, могут завалить машину. К тому же нам был необходим горячий ужин, так что мы не так уж плохо устроились.

– Я ничего и не говорила, Ник, – запротестовала Делла. – Вы всегда делаете вид, что можете читать мои мысли…

– В данном случае я думаю, что их нетрудно прочесть, – промолвил он. – Я полагаю, вы бы не так волновались, если бы оказались здесь с добряком Джо Хартли, – ага, я вижу, что попал в точку!

– А вместо старины Джо в роли товарища по несчастью у вас Ник Франквила, а у него плохая, можно сказать, отчаянная репутация. Моя дорогая, – он подошел к ней на шаг, его глаза блестели на худом, смуглом, типично итальянском лице, – вы боитесь, что утром вы уже больше не будете тем безупречным созданием, которое Марш Грэхем создал для себя?

– Не надо, Ник! – Она вскочила на ноги, опрокинув ящик, который упал с таким резким стуком, что ей показалось, будто все ее нервы обнажились. Слова Ника разбудили ее страх, который свернулся, как маленькая змея, у нее в душе. – Для вас всегда было предметом шуток, что я не следую этой моде на вседозволенность – подобно женщинам типа Камиллы, которая может вручить ребенка родственникам, чтобы свободно развлекаться. Мне отвратительна сама мысль стать созданием, переходящим из одних мужских рук в другие, напоминающим вульгарную картинку из журнала постеров. – Деллу переполняли эмоции, она тяжело и прерывисто дышала, глядя Нику прямо в глаза. Она прятала свой страх за гневными речами, так как они были ее единственным оружием. – Я не сомневаюсь, что вы с радостью провели бы эту ночь с кем-то вроде Камиллы – если правда то, что вам по вкусу подобная мишура, – продолжала она.

– Другими словами, вы спрашиваете, предпочитаю ли я вас Камилле? – Его глаза сузились, свет лампы освещал резко очерченное лицо, но не смог проникнуть в тень на его подбородке. Сила, живущая в нем, была несокрушима, и Делла удивилась тому, что посмела на равных сражаться с ним. Для нее было бы безопаснее найти убежище в слезах и выказать женскую хрупкость, но она по-прежнему глядела на него с вызовом, гордо вздернув подбородок.

– Я думаю, что Камилла слишком доступна, а вы предпочитаете поохотиться, – заметила она. – Или, по крайней мере, притворяетесь.

– Притворяюсь, mia? – Его голос был таким же дерзким, как и его лицо. – Довольно рискованно так разговаривать с мужчиной, полностью находясь в его власти в пустом, заброшенном доме. Кто услышит вас, если вы закричите? Конечно, не тот мужчина в Англии, у которого такие строгие принципы, что у него даже не возникало соблазна превратить вас в теплую, жаждущую и желанную женщину. Нет, он предпочитает снежную королеву, свой фигурный кусок льда, свою бело-золотую Галатею на пьедестале. А вы? Какая вы сама в глубине сердца?

– Какой бы я ни была, к вам, Ник, это не имеет никакого отношения. Никакого! – Внезапно ею опять овладело это ужасное ощущение слабости. Делла отвернулась от Ника и прикрыла глаза, еле сдерживая слезы. Она не слышала, как он подошел, и вздрогнула всем телом, когда он опустил руку ей на плечо.

– Я надеюсь, mia, что вы действительно любите этого мужчину, – тихо сказал Ник. – И надеюсь, что он вас тоже любит. Нет ничего более жестокого в этом мире, чем брак, на который вынуждают обстоятельства. Я говорю вам это, исходя из собственного горького опыта, и, если сейчас вы отворачиваетесь от меня, как от самого дьявола, вините в этом мою юношескую глупость. Я считал, что любовь может прийти с годами. Любовь – это либо пламя в сердце, либо камень в душе, и мы сами сооружаем погребальный костер из наших иллюзий и разбитых мечтаний, когда мы попираем ее. – Он вдруг схватил Деллу за плечи и, приподняв ее подбородок, посмотрел в ее заплаканные, взволнованные глаза. – Вы выходите замуж за Марша Грэхема потому, что вы любите его? Или же вы станете его невестой, чтобы оплатить долг?

– Я люблю его, люблю! – с вызовом вскричала она. – За все те годы, что я знаю его, он никогда не причинил мне боль, в отличие от вас. Он никогда так не разговаривал со мной. Он всегда обращался со мной по-доброму, а я надеюсь скоро выйти за него замуж – очень скоро.

– Хорошо, – сказал Ник. Он отпустил ее и взял в руки лампу. – Пойдемте, мы будем спать в холле, поэтому больше нет необходимости поддерживать здесь огонь.

Делла слышала его голос как будто издалека. Она была как во сне, когда наклонилась, чтобы взять пиджак, упавший с ее плеч. Она начала дрожать, так как огонь погас и в кухне стало очень холодно. Ник подхватил деревянный ящик, и она направилась за ним по коридору, ведущему в холл. Их тени слились в свете лампы, но между ними уже пролегли сотни миль. «Хорошо», – сказал он. Жребий был брошен, карты открыты, и его слова уже нельзя было вернуть назад.

Разбивая ящик, Ник произвел достаточно шума, чтобы разбудить привидения. Казалось, он прекрасно знаком с этими тяжелыми скамьями-ларцами, которые украшали старинные холлы итальянских вилл. После того как он сбросил подушки, на пол, он открыл крышку скамьи, под которой находилось просторное пустое пространство.

– Такая же скамья-ларец была во дворце бабушки. – Его голос и манеры были такими же сардоническими, как при их первой встрече. – Анджело и я часто прятались внутри – это была наша fortezza, место отдыха разбойников, тайник, где мы прятали наши сомнительные находки. А этот ларец забит старыми газетами и журналами.

Когда он достал из ларца кипу газет, несколько пауков пробежали по его рукаву, и Делла отвернулась, невольно вздрогнув. Обычно она совсем не боялась ни пауков, ни теней, ни скрипа окон под дождем. Но сегодня… сегодня она находилась в незнакомом заброшенном доме, а мужчина, который делил с ней кров, был так же непредсказуем, как и итальянская погода.

Она всегда думала, что итальянский климат такой же мягкий, как оливковое масло. Но Италия была не только курортом… это была земля, на которой жили, любили и страдали люди. Это была страна Ника, и, когда Делла смотрела, как он, скомкав бумагу, разводит крохотный огонь в необъятном камине, она всем сердцем надеялась, что он останется в Италии и начнет новую жизнь.

– Ну вот! – вскричал Ник, когда огонь разгорелся. – Это на время согреет воздух.

Он вернулся к ларцу и вытащил несколько журналов, затем подошел к тому месту, куда Делла зашвырнула куклу, и, подняв ее, засунул ее в ларец.

– Эти журналы послужат нам топливом, когда закончатся дрова, – сказал он.

Выбив пыль из подушек, он положил их на прежнее место.

– Идите, Делла, устраивайтесь поуютнее и попробуйте уснуть. – Он отодвинул манжету и посмотрел на часы. – Корабль тронулся в путь, и я советую вам забыть о тех людях, которые, возможно, начнут сплетничать. Они не знают, что мы вместе.

– Камилла знает, – напомнила Делла.

– Ну и что? – Он пожал плечами и вытер руки о брюки, которые были такими безупречными, когда они сошли с корабля.

– Она была… вашей подругой. – Делла протянула руки к камину, пытаясь согреться.

– Пожалуйста, не надо такой паузы перед словом «подруга», – твердо проговорил Ник. – У меня были свои причины, чтобы подружиться с Камиллой. Когда за ней ухаживали и восхищались ею, как она того желала, она становилась добрее к этой светловолосой девчушке, которой явно будет лучше со своим дедушкой в Италии. Я понял, что он не итальянец, но он давным-давно сделал мою страну своим домом. Да, Хани будет хорошо с ним, а ее мать может спокойно заняться поисками мужа, которого она так хочет.

– Так это из-за Хани? – Делла немного повернула голову, чтобы взглянуть на него, и ее медово-золотистые волосы взметнулись вокруг тонкого профиля, заблестев в свете огня.

– Неужели вы поверили, что я хочу быть пойманным в ловушку этой авантюристкой? – протянул он, засунув руки в карманы, с язвительной улыбкой на лице. – Да, как же вас от всего оберегали, Долли Нив. Должно быть, впервые в жизни вы встречаете такого человека, как я… ах да, я так отчетливо припоминаю ваши первые минуты на корабле, когда вы стояли в своей изысканной норке и уронили на палубу орхидею. Если бы это сделала другая женщина, не с такими большими растерянными глазами, я бы подумал, что это вызов, и более оригинальный, чем обычно, когда роняют носовой платок. Вы знаете, о чем я подумал?

– Нет – и не надо мне говорить!

– Я полагаю, что должен это сделать, так как я не хочу исчезать из вашей жизни, оставляя за собой репутацию отъявленного негодяя. Я посмотрел на вас и подумал: «Как она прекрасна, и с какой радостью я бы подпалил ей крылья, если бы не было так очевидно, что она только что из кокона!» Я сам удивляюсь, что вел себя так по-ангельски и возвращаю вас вашему жениху без клейма, выжженного на ваших золотистых крыльях.

– Вы, похоже, не сомневаетесь в том, что я позволю вам опалить мои… мои крылья. – Делла чуть-чуть наклонила голову, чтобы волосы закрыли ее глаза.

– Между нами были такие мгновения – я ведь не мальчик, Делла! А теперь я предлагаю вам лечь и отдохнуть, вместо того чтобы сидеть около камина.

– А что вы будете делать, Ник? – Она встала и откинула волосы со лба. – Мы оба должны отдохнуть. Вы же не можете лежать на грязном полу!

– Я и не собирался. – Его глаза не отрывались от ее глаз. – А теперь поймите меня правильно, дитя, так как в этот момент я веду себя как чуткий Робинзон, который несет ответственность за эту историю – ах, простите, «история» – не совсем правильное слово! Но я хотел сказать, что нам придется разделить эту скамью и согревать друг друга, – это необходимо, Делла, и не надо смотреть на меня так, будто у меня на уме что-то еще, помимо вашего благоденствия. Ну так что же, мы будем разумны?

– Кажется… у меня нет выбора, – ответила она. – Вы совсем замерзнете в вашей рубашке, и я не хочу эгоистично заграбастать всю скамью…

– Значит, решено. – На его губах промелькнула улыбка. – Я думаю, что где-то наверху есть gabinetto, поэтому я посвечу вам, а вы сможете привести себя в порядок перед сном. Пойдемте!

– Это, синьор, должно быть, любимое слово латинских мужчин, когда они обращаются к женам, у которых они под каблуком!

– Вы неправильно выразились, – заметил он. – Латинские мужчины кукарекают, а не несут яйца.

Они исследовали верхний этаж виллы и нашли ванную. Она была ужасно грязной и холодной, но Делла не могла не оценить здравый смысл латинских мужчин и их предупредительность. Ник позволил ей взять лампу в gabinetto, пока он ждал ее в кромешной темноте. Делла слышала, как он тихонько насвистывает, и улыбнулась, подумав, что когда-то она считала, будто он всегда заботится только о себе.

Она вышла из ванной с лампой и передала ее Нику.

– Там так темно, – сказала она.

– Здесь тоже темно – вы не можете подождать меня несколько минут?

– Господи, конечно могу!

Он скрылся за дверью, и Делла плотнее запахнулась в пиджак, ощущая кожей его шелковую подкладку. Вокруг была кромешная тьма, и, когда до нее доносились слабые замирающие звуки, она чувствовала, как по телу пробегают мурашки. Она слышала, как ветер завывает в высоких трубах дома и пробирается сквозь трещины в окнах.

Она была так рада появлению Ника, что готова была броситься к нему на грудь. Казалось, он почувствовал это, так как обхватил ее рукой, когда они стали спускаться вниз по ступенькам на свет дымящегося огня в холле.

У Деллы возникло странное чувство, похожее на смущение невесты перед первой брачной ночью. Она знала, что ей придется спать в его объятиях и это больше никогда не повторится.

Сохраняя равнодушное молчание, Ник уложил ее так, что ее плечи опирались на высокую спинку скамьи. Одной подушкой он закрыл ей ноги, а другую взбил и положил ей под голову.

Затем он накрыл Деллу своим пиджаком, просунув ее руки в рукава.

– Как смирительная рубашка, – нервно улыбнулась она.

– Одному из нас она понадобится, – пробормотал Ник и подошел к камину; там он провел около десяти минут, разрывая журналы и свертывая их листы в трубочку.

Делле показалось, будто Ник ждет, пока она заснет, но она была слишком напряжена, а каждое его движение производило такой эффект на ее нервы, что она не могла расслабиться. Она снова почувствовала себя невестой, ожидающей своего жениха.

Когда огонь разгорелся и запылал, Ник подошел к ней с лампой в руке.

– Пусть она горит, пока не кончится масло, – сказал он. – Утром я оставлю немного денег, чтобы сторож смог купить еще масла. Ну, mia, – он стоял над ней, – вы чувствуете себя уютнее?

Делла кивнула, так как от волнения не могла говорить. Она наблюдала, как Ник снимает туфли и поворачивает лампу таким образом, чтобы свет не попадал им в глаза. Ее сердце упало, когда он скользнул на скамью рядом с ней и обхватил ее руками.

– Считайте, что вы ребенок, – приказал он. – Как будто вы Хани.

Но это было не так просто. Все, о чем она могла думать, лежа в этом сумрачном и дымном холле, – это о том, что никто не поверит, будто она спала, нецелованная, в объятиях Ника Франквилы. Никто, кроме нее, не мог знать, каким добрым он мог быть, и по мере того, как тепло и сонливость овладевали ею, она поддавалась запретной радости прижиматься к нему. Внезапно она заснула, как будто и вправду была ребенком.

Делла проснулась несколько часов спустя так же естественно, как это делает ребенок, и ее взгляд устремился к дневному свету, пробивавшемуся сквозь запачканное окно. Сначала она была ошеломлена, ощущая только физическое тепло и уют. Все ее тело, от кончиков пальцев до шеи, купалось в этом избытке тепла, пока рассвет пытался вырваться из цепких рук ночи. Не слышно было звуков дождя, но рядом с ее ухом раздалось странное постукивание. Вдруг Делла поняла, что ее голова покоится на груди мужчины, крепко обхватившего ее руками. Это было самое поразительное ощущение в ее жизни. Она лежала неподвижно, как будто самое легкое движение теперь могло разбудить его и лишить ее удивительного открытия, что даже такой человек, как Ник, становится беззащитным во сне. Он был как Самсон, лишенный своей силы и уверенности. Если бы не его темная борода, он мог бы казаться совсем юным.

Теперь, когда наступило утро, Делла должна была разбудить Ника и высвободиться из его объятий, но ей не хотелось этого делать. Он спал так крепко, позабыв и о прошлом, и о будущем. Он спал словно мальчик, и Делла, закрыв глаза, снова прижалась к нему, чтобы слышать стук его сердца, которое – она надеялась – будет излечено, когда он вернется в Тоскану.

Какое-то время она находилась между сном и бодрствованием, но затем открыла глаза и увидела, что Ник смотрит на нее. Это был спокойный, вневременный, отстраненный взгляд, как будто он пытался запомнить ее лицо. Даже в сонном виде он не утратил своего обаяния. С взлохмаченными волосами, небритым подбородком, сонными глазами он был по-прежнему привлекательным. Он напоминал тигра, проснувшегося в своей берлоге и готового начать охоту.

– Хотите есть? – спросил он, как будто это она пробудила его аппетит.

Делла тут же почувствовала панику, которой не испытывала во время сна. Проснувшись, он так же, как и она, начал осознавать, насколько они сблизились во время сна. Теперь он уже не казался Делле таким беззащитным.

– Завтрак бы не помешал, – чопорно проговорила она. – Но мне не очень хочется завтракать спагетти из банки.

– Мне тоже. – Он посмотрел на нее повнимательнее, а затем потер подбородок. – Неудивительно, что вы изучали меня, словно птичка, загипнотизированная большим котом! Девушке, которая никогда не спала с мужчиной, я, должно быть, кажусь слишком заросшим.

– Я… я вас не изучала, – запротестовала Делла. – Вы сами сказали, что, для того чтобы сохранить тепло, мы должны спать вместе.

– И все равно, – он лукаво изогнул бровь, – для вас внове видеть, как выглядят мужчины по утрам?

– Но для вас не внове, – бросила она в ответ, – видеть, как выглядят женщины!

– Плохо, плохо! – подшутил он, и его взгляд лениво скользнул по ее взъерошенным волосам. – Я никогда не видел, какой виноватой кажется совершенно невинная девушка, когда просыпается в мужских объятиях. Все, что вы хотите, – это вырваться из моих рук, не так ли?

– Если не возражаете, Ник. – Ее взгляд остановился на его шее, на которой блестела цепочка от медальона, словно золотой шрам. – Впереди долгий путь до Неаполя, и мне надо еще заказать билет до дому и купить платье для поездки. То, которое на мне сейчас, совершенно испорчено.

– Да, нам действительно надо многое сделать. – Неожиданно Ник разжал свои объятия и поднялся со скамьи легким, неуловимым движением. Затем он протянул руку Делле и помог ей встать.

Они осмотрели друг друга и засмеялись.

– Мы оба выглядим как потерпевшие крушение, – сказала Делла.

– И мы вряд ли сможем что-нибудь сделать с этим. У нас нечем разжечь огонь, чтобы вскипятить остатки воды в чайнике, но я думаю, что мы можем хотя бы протереть лица носовым платком. После чего я предлагаю отправиться к машине и повернуть назад на Амальфи. Мы сможем там позавтракать, а затем поездом добраться до Неаполя. Так будет быстрее.

Ник уже продумал этот план, так что Делле пришлось согласиться с его приказами. Полчаса спустя они пересекли заросший двор виллы; солнце разбрызгивало свои лучи по влажным камням и деревьям, которые все еще пахли дождем. Между кустарниками блестела паутина, и птицы суетились на опавших листьях и весело попискивали, как обычно по утрам.

В воротах виллы Делла и Ник, не сговариваясь, оглянулись назад; при дневном свете она выглядела заброшенной и печальной, большинство верхних окон было забито.

– До свидания, – пробормотал Ник, и Делла с грустью подумала, что и ей он уже мысленно сказал «до свидания».

Они молча спустились по отлогой дороге. Машина ждала их в том же месте, где они оставили ее прошлой ночью. Сползшая земля превратилась в грязь, и Делла уже собралась пройти по ней, чтобы добраться до дверцы машины, но Ник остановил ее и, не сказав ни слова, поднял ее на руки. Он поднес ее к автомобилю и опустил на землю рядом с дверцей. Затем они сели в машину, и он осторожно повел ее задним ходом. Наконец они достигли поворота, на котором Ник мог развернуться, чтобы ехать назад в Амальфи.

Там, как он и обещал, они получили такой необходимый для них завтрак – много кофе, большие ломти ветчины и яйца, – приготовленный толстым, веселым поваром в той же trattoria, где они обедали накануне. К полудню они уже сидели в поезде, направляющемся в Неаполь.

Делла дремала, прислонившись к мохнатому плюшу сиденья. Слезы обжигали ей веки. Каждая миля, оставленная позади, приближала ее к тому моменту, когда ей придется протянуть руку и попрощаться с Ником.

Когда они прибыли в Неаполь, Ник заказал Делле номер в гостинице «Витторио», как будто он уже не хотел находиться с ней в одном отеле. Затем он попросил гостиничного клерка заказать для нее билет на ближайший рейс в Лондон. Клерк дозвонился до аэропорта и доложил, что есть место на ночной рейс в лондонский аэропорт, если это им подходит.

– А раньше? – настойчиво спросила Делла. Ник стоял рядом с невозмутимым лицом, словно теперь для него было важнее всего устроить ее отлет. Клерк снова навел справки и покачал головой.

– Тогда ночной рейс подойдет, – сказала Делла. – Пожалуйста, зарезервируйте его для меня.

– Si, синьорина.

Ник отвел ее в укромный уголок, где стояла большая пальма, и сообщил, что ему необходимо вернуться в свой отель, чтобы принять ванну, переодеться и собрать багаж, доставленный туда накануне со «Звезды».

– Я могу вернуться, чтобы попрощаться, – предложил он.

Но Делла храбро покачала головой.

– Давайте покончим на этом, Ник, – сказала она, протянув руку. Но он не принял ее руки и только вежливо склонил голову.

– До встречи, Делла, – произнес он. – Желаю вам счастья.

А затем он ушел, выйдя в распахнувшиеся двери и оставив за собой такую пустоту, что Делла чуть не закричала от отчаяния. Она долго оставалась там, где они стояли вдвоем, но затем взяла себя в руки. Вцепившись пальцами в сумочку, она вышла на Корсо Уберто и стала искать магазин, где она могла купить себе новое белье, платье и туалетные принадлежности, включая пакетик с хвойным экстрактом для ванны, которая поможет ей успокоить боль, распространявшуюся от сердца ко всем частям ее тела.

Неся в пакетах свои покупки, Делла вернулась в гостиницу и спросила ключ от номера. Очутившись в номере, она содрала с себя мятое платье… то самое, которое вчера выглядело таким свежим.

Почти час она мокла в теплой пенистой ванне, пытаясь вычеркнуть из памяти последний взгляд, который она бросила на лицо Ника. Он выглядел таким… таким отстраненным, как будто они не провели вместе этот день на холмах около Сорренто.

Содрогаясь от горя, которое не поддавалось контролю, она вышла из ванной и завернулась в большое полотенце. Затем она прошла в спальню и, сняв телефонную трубку, попросила, чтобы ей принесли чаю. О боже, как ей была нужна чашка чаю! Как она нуждалась хотя бы в видимости бодрости, которую он мог ей придать!

Делла надела новое белье и миндально-зеленое льняное платье, которое она купила в одном из по-настоящему хороших итальянских магазинов на Корсо. Она расчесывала волосы до тех пор, пока они не заблестели, потом быстро привела в порядок лицо, и, когда официант принес чай и печенье, ей уже удалось немного успокоиться. На подносе также лежали ее билеты на самолет, которые принес в отель посыльный. Она поблагодарила официанта и дала ему на чай, а затем решила провести остаток дня в уединении.

Сгущались сумерки, и на Корсо постепенно зажигались огни, напоминавшие ночные цветы. Вдруг на столике рядом с кроватью Деллы зазвонил телефон, и девушка буквально подпрыгнула от испуга – так неожиданно прозвучал этот звонок. Она изумленно смотрела на бледное отражение телефона в окне и думала о Нике. Может, он звонил, чтобы еще раз попрощаться? Но Ник уже наверняка покинул Неаполь, он сейчас на пути в Тоскану, возвращается к жизни, которую бросил много лет назад.

Она подошла к телефону и подняла трубку, чувствуя дрожь в ногах.

– Делла?

Ее сердце екнуло.

– Марш?

Но это было невозможно! Как он смог найти ее?

– Это действительно ты, Марш?

– А кто еще это может быть? – Его голос прозвучал с неожиданной жесткостью. В трубке раздавался треск – вероятно, он звонил из Англии. – Или ты ожидала звонка от своего итальянского любовника?

Любовника? Делла смотрела на телефон так, как будто он мог ее укусить. Она никогда не слышала, чтобы Марш беседовал с ней таким тоном.

– Марш, о чем ты говоришь?

– Я уверен, что ты знаешь. – Его слова были словно удар хлыста. – Прошлой ночью мне позвонили с борта «Звезды» и сообщили, что ты покинула корабль, чтобы провести время с этим итальянским бездельником. Я поверю тебе на слово, если ты скажешь мне, что это неправда, и предоставишь мне вразумительные объяснения, почему ты не появилась на корабле и почему ты все еще в Неаполе.

– Марш, – ее голос дрожал, – как ты нашел меня в этом отеле?

– Потому что мне сказали вчера, где может остановиться этот хлюст. Вы сейчас вместе? Он тоже в комнате и слушает, как я требую от тебя объяснений?

– Требую… объяснений… Всегда вести себя, как ты считаешь нужным! – Ее сине-голубые глаза внезапно сверкнули, отразив отблеск неоновых огней театров и ресторанов Корсо. – Если я скажу, что совершенно одна, ты поверишь мне, Марш? А если я скажу, что прошлой ночью дорога была перекрыта оползнем и я не смогла добраться до корабля, ты поверишь моим словам?

– Перекрыта? – перебил он. – Этим итальянским хлюстом?

– Перестань называть Ника таким образом! – В ней быстро закипал гнев. Она вспомнила все те годы, что провела в доме Марша, годы, которые она посвятила ему, забыв о себе. – Всю прошлую ночь я была с Ником… он грел меня в своих руках… он сделал меня живой. Живой, Марш, и теперь я хочу быть женщиной, а не восковой куклой, которая поет, когда дергают за веревочки, и вежливо улыбается по приказу. Марш, разве тебе когда-нибудь была нужна девушка по имени Долли, с развевающимися волосами, размазанной губной помадой и в дырявых чулках? Разве тебе была нужна жена? Скажи мне теперь, и если это правда, что ты можешь полюбить несовершенное создание, о котором болтают разные сплетни, тогда я поверю тебе и приеду к тебе домой.

На другом конце провода наступило длительное молчание, а затем он наконец заговорил – этот мужчина, который был всегда так щедр с ней, но щедр лишь на деньги, а не на эмоции.

– Что ты имела в виду, Делла, когда сказала, что провела всю ночь с этим типом?

И, зная, что разбивает свой фарфоровый имидж, который создал ей Марш, Делла произнесла:

– Я спала с Ником Франквилой, и он вел себя как истинный джентльмен.

В этот раз пауза была короче.

– Я не верю тебе, Делла. Этот тип – развратник, он не джентльмен. – В трубке что-то щелкнуло, и наступила мертвая тишина. Делла поняла, что для Марша онабыла лишь вещью из его коллекции, которая внезапно потеряла свою ценность и которой больше нет места в его безупречном доме на Ричмонд-Хилл. Он требовал правды, и, когда Делла сказала ему правду, он подумал, что она солгала. Единственная настоящая, грубая, восхитительная правда состояла в том, что она любит Ника… Ника, который спрашивал ее, хочет ли она быть частью коллекции, вместо того чтобы ее полюбили саму по себе. Ее, Долли Нив.

Она, конечно, уедет из Италии, где все слишком живо напоминает ей о Нике. Она вернется в Англию и попробует заняться певческой карьерой без участия Марша. Она найдет способ стать счастливой и будет молиться, чтобы Ник тоже обрел немного счастья и больше не присоединялся к тому развеселому карнавалу, который ведет в никуда.

Делла упаковала в портплед свою испорченную одежду, накинула только что купленный замшевый жакет и приготовилась к отъезду в аэропорт. Она быстро позвонила портье, чтобы уведомить его, что уезжает, и попросила приготовить счет, затем тихо вышла из комнаты и заперла за собой дверь.

Это был час временного затишья, когда постояльцы готовились к ужину или к вечерней прогулке по городу, и Делла спускалась в лифте одна. Она вышла из лифта и направилась к мраморной стойке по огромному красному ковру. А вот и пальма, возле которой они распрощались с Ником… вот плетеное кресло, на котором видны чьи-то длинные ноги в безупречных серых брюках. Между длинными пальцами зажата сигара, облако ароматного дыма окутывает лицо незнакомца.

Да нет, это просто сон! Ник сейчас за несколько миль от нее, а это просто один из постояльцев отеля, отдыхающий здесь с сигарой перед ужином… а может, он ждет даму, чтобы пойти с ней на танцы?

Ее ноги стали ватными, но все же ей необходимо было пройти мимо пальмы к регистрационной стойке. Она должна была, так или иначе, одолеть эти несколько ярдов и увидеть, как глаза незнакомца скользнут по ее лицу.

Ее пальцы вцепились в портплед, и Делла усилием воли направила свои ноги к стойке. Она решила не смотреть в сторону кресла, но не смогла удержаться… и со своей обычной распутной и притягательной улыбкой Ник поднялся из глубин кресла и подошел к ней с беспредельной грацией. Не незнакомец, не привидение, а вполне реальный человек, который, как только приблизился к ней, быстро обхватил ее теплой сильной рукой.

– Давай оплатим твой счет и поедем, – преспокойно сказал он. – Тебе предстоит путешествовать всю ночь, mia сага, но на поезде, а не на самолете, и не в Лондон, а в Тоскану.

Как во сне она вышла с ним из отеля. На обочине уже стояло такси, нагруженное багажом. Они сели в такси и поехали по оживленной Корсо, направляясь к железнодорожной станции.

– Ник… – она все еще была в его объятиях, а его глаза улыбались ей в свете уличных фонарей, – ты должен мне все объяснить, а то я сойду с ума.

– Быть влюбленным – это всегда маленькое сумасшествие, – вздохнул он. – Ко мне в отель позвонили – это был междугородний звонок. Одним словом, это был твой жених, предполагающий, что мы поселились вместе. Мне пришлось переадресовать его в твой отель, и в то же время я понимал, что не смогу уехать из Неаполя, не повидав тебя еще раз – после того, как ты поговоришь со своим женихом.

Я ждал в холле твоей гостиницы. Я сказал себе: если я увижу девушку со счастливым лицом, я тут же уйду и забуду, что эта девушка сделала с моим сердцем и со всеми моими чувствами – мне казалось, будто они уже умерли, а она вновь зажгла во мне теплый огонь своим милым лицом, своей добродетельностью, своим голосом. Но когда я увидел тебя, когда я встал с кресла рядом с пальмой, я увидел, что ты упадешь в обморок, если я не подхвачу тебя. А когда я обнял тебя, то понял, что ты моя и что этот человек из Англии больше не стоит между нами. А теперь, Долли, я сойду с ума, если не узнаю, что ты сказала ему.

– Ну что же, Ник, – она дотронулась рукой до его худого смуглого лица, – я сказала ему правду, как он и просил. Я сказала ему, что всю прошлую ночь провела с тобой. И он предпочел не поверить, что мужчина может повести себя так благородно.

– Я скажу тебе еще кое-что, моя леди. – И он тихо засвистел ей на ухо «Ti amo». – Ты была удивлена, что я так хорошо знаю эту песню. Но ведь это я написал ее.

– Ник… – потрясенно промолвила она, – так это ты тот загадочный итальянский композитор? Ты написал «Любовь Джованни»?

– Да, а теперь подумай, какие у нас будут талантливые дети.

Улыбка в его глазах сменилась чистым огнем любви, а его губы, прижатые к ее губам, говорили ей о том, что она рождена для того, чтобы никогда не разлучаться с ним.

– Madonnina, аmore – прошептал он.