Глава первая

Мейси Доббс собрала бумаги на письменном столе в аккуратную стопку и сложила в желто-коричневую папку. Зеленой, в мраморных прожилках, авторучкой фирмы «Смит» написала на обложке имена новых клиентов — мистера и миссис Герберт Джонсон, которые недавно заподозрили невесту сына во лжи.

Рассмотрение подобных дел обычно не требовало особых усилий, клиентам давались полезные рекомендации, и процесс благополучно закрывался, стоило только вовремя предъявить отчет и приложить чек за оказанные услуги.

Но Мейси никогда не прятала бумаги в архив, пока все, кого касалось ее расследование, по возможности не примирялись с добытыми ею сведениями, с самими собой и друг с другом. Пока она писала, на лоб ей упал черный как смоль завиток. Вздохнув, Мейси быстро прикрепила его к пучку на затылке. Но вдруг отложила авторучку на бювар и направилась к большому зеркалу, висевшему над камином. Распустив волосы, Мейси приподняла ворот белой шелковой блузки. Пойдет ли ей короткая стрижка?

— Может, леди Роуэн права? — обратилась она к своему отражению. — Или каре будет смотреться лучше?

Покрутившись перед зеркалом, Мейси чуть приподняла волосы. Короткая стрижка сберегла бы ей пару драгоценных минут по утрам, да и волосы больше не выскальзывали бы из пучка и не падали на глаза. Но ее удерживало одно. Заметен ли шрам? Не обнажит ли стрижка багровый рубец, растянувшийся от шеи до нежной кожи головы? Не случится ли так, что в один прекрасный день она склонится над записями и клиент невольно увидит отметину, оставленную в 1917 году осколком немецкого снаряда, влетевшего во французский эвакуационный пункт?

Разглядывая отраженную в зеркале комнату, Мейси подумала, как далеко в прошлом остался ее угрюмый сумрачный кабинет на Уоррен-стрит — все, что она могла себе позволить чуть больше года назад. Уже в прошлом и первая встреча с Морисом Бланшем, наставником и учителем, в доме лорда Джулиана Комптона и его супруги, леди Роуэн, где Мейси прислуживала. Именно Морис и леди Роуэн отметили ее ум и заверили, что у нее есть необходимые задатки для утоления жажды знаний. Благодаря их содействию бывшая помощница горничной сумела поступить в Гиртон-колледж в Кембридже.

Мейси снова собрала волосы в аккуратный пучок и, прикалывая выбившийся локон, бросила взгляд в огромное, от пола до потолка, окно, выходившее на Фицрой-сквер. На площадь только что свернул ее помощник, Билли Бил. Шагая по влажным, посеревшим от дождя плитам мостовой, он направлялся в контору. Шрам Мейси болезненно запульсировал. Ссутулившись и сунув руки в воображаемые карманы, Мейси двинулась к окну, копируя неуклюжего Билли: его все еще донимали фронтовые ранения. Но потом она остановилась, испугавшись, что недомогания, тревожившие и ее иногда, не оставят Билли в покое до самой смерти.

В окно бывшей гостиной дома, построенного в георгианском стиле, Мейси видела, как Билли протер рукавом пальто медную табличку, на которой значилось: «М. Доббс. Психолог и детектив». Затем ее помощник выпрямился, расправил плечи, вытянулся, пригладил взъерошенную копну пшеничных волос и достал ключ от парадного. Мейси наблюдала за тем, как он выправлял осанку. «Тебе не одурачить меня, Билли Бил», — подумала она. Послышался глухой стук тяжелой двери, и Билли стал подниматься в кабинет по скрипящим ступенькам.

— С добрым утром, мисс. Я забрал документы, как вы просили. — Билли положил на стол Мейси невзрачный конверт. — Да, еще кое-что, мисс. Я тут прикупил «Дейли экспресс» — вам стоит взглянуть. Пишут о женщине, которую неделю назад нашли убитой в своем доме в Суррее — ну, помните, в Кулсдоне? — в общем, там кое-что новенькое: пишут, кто она и в каком виде была найдена.

— Спасибо, Билли, — поблагодарила Мейси, забирая газету.

— Ваша ровесница. Жуть, правда?

— Безусловно.

— Интересно, а наш друг… вернее, ваш друг, инспектор криминальной полиции Стрэттон, тоже в деле?

— Весьма вероятно. Поскольку убийство произошло за пределами Лондона, расследовать его предстоит «отряду смерти».

Билли задумался.

— Смешно получается: вы работаете на «отряд смерти», а, мисс? Не слишком они любезные, правда?

Мейси бегло просмотрела статью.

— О, это прозвище журналисты выдумали, чтобы лучше газеты раскупали. Полагаю, оно вошло в моду после нашумевшего дела Криппена. Раньше их называли резервным отделом, но это звучит не так зловеще. А «отдел криминальных расследований» не каждый выговорит. — Мейси взглянула на помощника: — И кстати, Билли, что ты подразумевал под словом «друг»?

— Ой, да… ничего, мисс. Ну, просто это… — Внезапно зазвонил телефон. Билли, удивленно приподняв брови, потянулся за трубкой.

— Фицрой, пять, шесть, два ноля. Добрый день, инспектор Стрэттон. Да, здесь. Передаю. — Он широко улыбнулся, закрыв трубку ладонью.

Мейси залилась нежным румянцем и протянула руку.

— А теперь, мисс, что там доктор Бланш говорил о совпадениях, которые… как же это? Ах да, откроют истину?

— Довольно, Билли.

Мейси взяла трубку и жестом попросила помощника выйти.

— Инспектор Стрэттон, как мило, что вы позвонили! Полагаю, вы заняты расследованием убийства в Кулсдоне?

— Откуда вы знаете, мисс Доббс? Ладно, не отвечайте. Наверное, мне лучше не знать.

Мейси рассмеялась.

— Чем обязана вашему звонку, инспектор?

— Повод у меня сугубо светский, мисс Доббс. Я тут подумал пригласить вас на ужин.

Помедлив, Мейси легонько постучала ручкой по столу, а потом ответила:

— Благодарю за приглашение, инспектор Стрэттон. Это так любезно с вашей стороны… но не могли бы мы пообедать?

На мгновение воцарилось молчание.

— Да, конечно, мисс Доббс. Вы свободны в пятницу?

— Да, в пятницу было бы великолепно.

— Хорошо. Встретимся в вашей конторе в полдень, а оттуда пойдем в ресторан «Берторелли».

Мейси замешкалась.

— А мы не могли бы встретиться в ресторане? В полдень?

И снова голос в трубке затих. «Ну почему же все так сложно?» — подумала Мейси.

— Ладно. В пятницу. В полдень в «Берторелли».

— Что ж, до встречи. Всего хорошего. — Мейси повесила трубку и задумалась.

— А я тут чайку заварил, мисс. — Билли поставил поднос на стол, налил в большую эмалированную чашку молока и чая и поставил перед Мейси.

— Если не возражаете, мисс, я спрошу, хотя это не мое дело. Почему вы отказались ужинать? В смысле что плохого в том, чтобы лишний раз бесплатно перекусить?

— Обед и ужин — разные вещи. Отобедать с джентльменом — одно, а провести с ним вечер за ужином — совсем другое.

— Начнем с того, что на ужин больше еды…

Рассуждения Билли прервал звонок в дверь. Когда он направился к окну, чтобы посмотреть, кто пришел, Мейси заметила, что ее помощник потер бедро и поморщился. Снова напомнило о себе ранение тринадцатилетней давности, полученное в 1917 году в сражении у Мессинского хребта. Билли пошел открывать, было слышно, с каким трудом он спускался по лестнице.

— Записка для мисс Доббс. Срочная. Распишитесь здесь, пожалуйста.

— Спасибо, дружище.

Расписавшись, Билли достал из кармана несколько монет и вручил посыльному. Закрыв дверь, помощник вздохнул и снова принялся взбираться по лестнице. Войдя в кабинет, он протянул конверт Мейси.

— Нога донимает? — спросила она.

— Чуть больше обычного. Я уже не тот, что прежде.

— А к врачу обращался?

— Давно у него не был. А чем он поможет? Мне и так повезло: нашел приличную работенку, когда кругом молодых навалом, а работать негде. Мне не стоит себя жалеть, правда?

— Нам везет, Билли. Похоже, придется искать не только злодеев и пропавших богачей, промотавших свои состояния. — Мейси повертела в руках конверт. — Так-так…

— Что там, мисс?

— Ты заметил обратный адрес? Это письмо от Джозефа Уэйта.

— Какого Джозефа Уэйта? Толстосума, что ли? Которого прозвали «банковским мясником»?

— Да. Он просит прибыть в его резиденцию — тут сказано «как можно скорее» — для получения указаний относительно расследования.

— Сразу видно, привык командовать и настаивать на своем…

И вновь помощника прервал телефонный звонок.

— Вот черт, мисс, опять трезвонят!

Мейси потянулась за трубкой.

— Фицрой, пять, шесть, два ноля.

— Могу я поговорить с мисс Мейси Доббс?

— Слушаю. Чем могу помочь?

— Говорит мисс Артур, секретарь Джозефа Уэйта. Мистер Уэйт вас ожидает.

— Доброе утро, мисс Артур. Курьер только что принес его письмо.

— Хорошо. Вы сможете прибыть сегодня к трем? Мистер Уэйт намерен уделить вам полчаса.

Женский голос чуть дрогнул. Неужели эта мисс Артур так боится своего работодателя?

— Хорошо, мисс Артур. Мы с ассистентом будем в три. Позвольте узнать адрес?

— Да, адрес такой… Вам знаком район Далидж?

* * *

— Я готов, мисс.

Мейси взглянула на приколотые к жакету, как брошь, серебряные часики. Когда-то такие носили медсестры. А эти ей подарила леди Роуэн, когда Мейси, взяв академический отпуск в Гиртон-колледже, вступила в добровольческий медицинский отряд Лондонского королевского госпиталя. Часики шли безупречно с первого дня, как Мейси прикрепила их к униформе. И верно служили ей во Франции, где она выхаживала раненых в эвакуационном пункте, а потом и в Англии, где помогала лечить контуженых. После окончания Гиртон-колледжа она не раз сверялась с часами Мориса Бланша, ассистенткой которого стала. Старые часики ей еще послужат.

— Надо бы покончить с одним дельцем, Билли, а затем можно отправляться. Началась первая неделя месяца, и мне нужно подвести баланс расходов.

Вынув из сумочки ключ, она отомкнула средний ящик огромного стола и из стопки записных книжек достала небольшую бухгалтерскую книгу. На обложке значилось: «Автомобиль».

Мейси разрешили пользоваться родстером «эм-джи», еще год назад принадлежавшим леди Роуэн. Регулярные боли в бедре, возникшие после несчастного случая на охоте, мешали ей ездить за рулем, и леди Роуэн настояла на том, чтобы девушка брала автомобиль в любое время. После нескольких месяцев непрерывного вождения Мейси предложила выкупить родстер, но леди отшутилась, сказав, что их сделка станет уникальным случаем, когда покупатель был готов заплатить больше, чем просил продавец. И все же Мейси удалось настоять на своем и взять на себя обязательство выплатить хотя бы часть стоимости в рассрочку. Взяв ручку, она вынула из ящика чековую книжку и выписала чек на имя леди Роуэн Комптон. Такую же сумму внесла в соответствующую колонку бухгалтерской книги, а новый баланс подчеркнула красным.

— Уже иду, Билли, почти закончила. Все готово?

— Да, мисс. Карта дела в моем столе, под замком. Картотека тоже под замком. И чай под замком…

— Билли!

— Шучу, мисс.

Билли открыл перед Мейси дверь, и, выйдя из конторы, они проверили, надежно ли закрыта парадная дверь.

Мейси взглянула на свинцово-серое небо:

— Видимо, снова дождь собирается?

— Похоже на то. Лучше нам выдвигаться, авось пронесет.

Машина, припаркованная на краю Фицрой-стрит, поблескивала лаком, бросаясь в глаза бордовым пятном на фоне бледного апрельского полудня.

Билли открыл перед Мейси дверцу машины. Затем, подняв крышку капота, включил топливный насос с таким громким хлопком, что она вздрогнула. Пока Билли стоял, склонившись над двигателем, женщина заметила темные мешки у него под глазами. Он шутил, стараясь отвлечься от боли. Закрыв капот, помощник подал знак, подняв большой палец вверх. Мейси включила зажигание, подачу топлива, открыла воздушный клапан и педалью запустила двигатель — тот мгновенно ожил. Билли занял место пассажира.

— Ну что, в путь? Дорогу знаете?

— Да, я ориентируюсь в Далидже. Наш путь займет не более часа, в зависимости от того, много ли будет машин. — Мейси включила первую передачу и не спеша выехала на Уоррен-стрит.

— Давай вспомним все, что знаем о мистере Уэйте. Кстати, Морис когда-то занес его в картотеку. Одно это уже интригует.

— Ну, как написано в самой первой карточке, доктор Бланш просил у него денег на клинику. С чего вдруг? — Билли посмотрел на Мейси и снова уставился на дорогу. — Сейчас польет.

— Да. Ох уж эта лондонская погода! Настолько непредсказуема: никогда не угадаешь, что случится в следующую минуту, — заметила Мейси. — Морис был врачом, Билли, ты же знаешь. И пока не занялся судебной медициной, лечил людей.

— Хочется верить.

— Как бы то ни было, много лет назад, задолго до моего прихода на работу в Эбери-плейс, Морис расследовал дело, которое привело его в Ист-Энд. Пока он осматривал труп убитого, к нему обратился мужчина с просьбой о помощи. Морис последовал за ним в соседний дом, где обнаружил роженицу, которая никак не могла разрешиться первенцем. Короче говоря, он спас и женщину, и ребенка и ушел полный решимости обустроить медицинское обслуживание бедняков, особенно женщин и детей. И с тех пор пару дней в неделю он подрабатывал врачом, навещая пациентов в Ист-Энде, а затем на другом берегу Темзы, в Ламбете и Бермондси.

— Когда же объявился Уэйт?

— Прочти на карточке и узнаешь. Думаю, перед самым моим появлением в Эбери-плейс, в 1910 году, Морис взял леди Роуэн с собой на один из обходов своих пациентов. Леди пришла в ужас и тоже решила помочь. Она принялась вытрясать деньги из состоятельных друзей, чтобы Морис смог открыть приличную лечебницу.

— Как пить дать, они раскошелились лишь бы отвязаться!

— Она славится бесстрашием и упорством. Полагаю, ее пример воодушевил и Мориса. Наверное, он встретил Уэйта на каком-нибудь светском приеме и просто попросил помочь. Морис умеет мгновенно определять настроение собеседника — думаю, ты бы назвал это смекалкой — и сыграть на нем.

— Прямо как вы, мисс?

Мейси улыбнулась в ответ. Именно за ее поразительную интуицию и острый ум Морис Бланш взял ее сначала в ученики, а потом и в помощники в своем деле, которое называл психологической криминалистикой.

— Смотрю, доктор Бланш выудил у него пять сотен, — продолжил Билли.

— Посмотри еще. Может, узнаешь, что пятью сотнями дело не ограничилось.

Тыльной стороной ладони Мейси стерла скопившуюся на лобовом стекле влагу.

— Ох, только не это, — вдруг произнес Билли, откидываясь назад и закрыв глаза.

— Что такое? — Мейси посмотрела на позеленевшего помощника.

— Не знаю, стоит ли мне читать в машине, мисс. Меня всего выворачивает.

Притормозив у обочины, Мейси велела Билли открыть дверь, опустить ноги на землю и положить голову на колени. Забрав у помощника карточки, она подытожила все, что ей было известно о Джозефе Уэйте: «Состоятельный человек, самостоятельно сделавший карьеру. В двенадцать лет начал работать подмастерьем мясника в Харрогейте, в графстве Йоркшир. Рано проявил деловую хватку. К двадцати годам приобрел собственный магазин. Развивал дело и за два года преуспел. Также занимался продажей овощей, фруктов и сладостей высокого качества и по выгодным ценам. Постепенно открывал один магазин за другим. Сейчас в каждом городе есть несколько магазинов его компании „Международная торговая сеть Уэйта“, а в каждом поселке — лавочка „Деликатесы Уэйта“. И всюду превосходное обслуживание, отлаженная доставка, доступные цены и качественные товары. К тому же Уэйт ежедневно наведывается с проверками в какой-нибудь магазин и может нагрянуть в любое время».

— Сдается мне, им по душе на него вкалывать.

— Хм-м, в самую точку. Утром по телефону мисс Артур говорила так, словно за ней гнались.

Мейси постучала по карточке.

— А вот это уже интересно, — заметила она. — Лет десять назад он обратился к Морису — я точно помню — за консультацией. О Боже…

— Что? Что там, мисс? — спросил Билли, вытирая платком лоб.

— На Мориса это не похоже. Здесь только: «Не мог выполнить просьбу. Отношения разорвал».

— Прекрасно. И что мы имеем?

— Что ж, по крайней мере он, должно быть, высокого мнения о Морисе, если попросил моей помощи. — Мейси повернулась к Билли и осмотрела его бледное лицо: — Господи, у тебя кровь из носа! Давай откинься назад и прижми это к переносице. — Мейси вынула из кармана чистый расшитый платок и положила на нос Билли.

— Вот черт, простите. То вы сказали вперед наклониться, то теперь назад. Не поймешь… Я сегодня — как пятое колесо в телеге, правда?

— Глупости. Ты мне очень помогаешь. Как нос?

Билли взглянул на платок и промокнул нос.

— Вроде получше.

— Тогда поехали.

Мейси припарковалась у парадного въезда. За украшенными витиеватой ковкой железными воротами посреди озелененной территории величественно возвышался георгианский особняк из красного кирпича.

— Как думаете, нам откроют? — спросил Билли.

— Уже идут. — Мейси указала на молодого человека в брюках-гольф, твидовом жокейском пиджаке, шерстяной рубашке со щеголеватым зеленым галстуком.

Подбегая, он торопливо раскрыл зонтик. Кивнув Мейси, молодой человек отодвинул засов и распахнул ворота. Она проехала вперед и остановилась около незнакомца.

— Вы, верно, мисс Доббс? Прибыли на встречу с мистером Уэйтом к трем часам?

— Да, это я.

— А ваш спутник? — Он наклонился к машине, чтобы разглядеть Билли.

— Мой ассистент, мистер Уильям Бил.

Билли все еще вытирал нос платком Мейси.

— Хорошо, мэм. Поставьте автомобиль у парадного, пожалуйста, и постарайтесь развернуться капотом к воротам.

Мейси посмотрела на молодого человека, вздернув бровь, — тот лишь пожал плечами:

— Распоряжение мистера Уэйта, мэм.

— Слишком он въедливый, по-моему, — заметил Билли, пока Мейси подъезжала к дому. — «Капотом к воротам». Видать, так и надо к ним зайти: спиной вперед и носом к выходу. Интересно, кем он себя вообразил?

— Самым состоятельным человеком в Англии, если не во всей Европе, — ответила Мейси, разворачивая машину, как было велено. — Мы знаем, что зачем-то ему понадобились, иначе нас бы здесь не было.

Они быстро прошли к парадному входу. Там их встретила женщина лет пятидесяти пяти, как показалось Мейси, в простом синевато-сером длинном платье с белыми манжетами и плотно прилегающим воротником. Ее украшениями были приколотая к воротнику камея и серебряные наручные часы на черном кожаном ремешке. Седые волосы она туго зачесала назад. Когда Мейси и Билли поднялись к двери, женщина, несмотря на внешнюю строгость, добродушно улыбнулась, а ее серо-голубые глаза приветливо заблестели.

— Входите скорее, пока не простудились! Вот так утречко! Наш дворецкий, мистер Гаррис, сильно простудился и слег. Я миссис Уиллис, экономка. Позвольте ваши пальто.

Взяв макинтош Мейси и плащ Билли, миссис Уиллис передала их служанке:

— Повесь сушиться над камином в прачечной. Гости мистера Уэйта уезжают примерно через… — она взглянула на свои часы, — тридцать минут, так что постарайся успеть высушить все получше.

— Большое спасибо, миссис Уиллис, — поблагодарила Мейси.

— Мистер Уэйт вскоре присоединится к вам в библиотеке.

Мейси ощущала какую-то напряженность, пронизывающую дом. Миссис Уиллис торопливо проводила их к библиотеке. Сверившись с часами, она потянулась к медной дверной ручке, но тут дверь позади отворилась, и к ним подбежала женщина.

— Миссис Уиллис! Миссис Уиллис, я провожу гостей мистера Уэйта, — запыхавшись, проговорила она.

Недовольно нахмурившись, экономка уступила.

— Конечно, мисс Артур. Прошу, — ответила она, повернувшись к Мейси и Билли. — Всего хорошего, — попрощалась миссис Уиллис, отступая в сторону.

На мисс Артур она больше не взглянула. К несчастью, горделиво уйти ей не удалось: дверь позади вновь отворилась, и к ним, поглядывая на часы, подошел полный мужчина.

— Итак, сейчас ровно три. Приступим. — Едва взглянув на гостей, он зашагал в библиотеку.

Наклонившись к Мейси, Билли шепнул:

— Что за балаган тут творится?

Она коротко кивнула в ответ.

— Присаживайтесь, присаживайтесь. — Джозеф Уэйт указал на два стула, стоявших вдоль прямоугольного полированного стола красного дерева. Сам он тут же уселся в широкое кресло во главе. Из-за своей полноты мистер Уэйт казался невысоким, хотя ростом был почти шесть футов и двигался с обманчивой ловкостью. Согласно записям Мориса, Джозеф Уэйт родился в 1865 году, и, следовательно, теперь ему было шестьдесят пять лет. Его темно-синий костюм в тонкую полоску наверняка сшили за кругленькую сумму на Сэвил-роу, в дорогом мужском ателье. Его туалет дополняли белая рубашка, светло-серый шелковый галстук, до блеска начищенные черные туфли и светло-серые шелковые носки. Наряд не из дешевых, это уж точно. Однако от Джозефа Уэйта веяло самоуверенностью нувориша и ароматом огромной гаванской сигары, которую он перекладывал из одной руки в другую, поочередно здороваясь с Мейси и Билли.

— Джозеф Уэйт.

Мейси вдохнула, открыв рот, чтобы ответить, но ее опередили:

— Сразу перейду к делу, мисс Доббс. Моя дочь, Шарлотта, пропала. Я человек занятой, так что скажу прямо: не хочу, чтобы сюда вмешивалась полиция. И не желаю, чтобы они все тут перевернули, теряя время на глупые версии, а у ворот собрались газетные бездельники со всего города.

И вновь, едва Мейси хотела заговорить, Уэйт остановил ее жестом. Она заметила у него на мизинце крупное золотое кольцо. Когда Уэйт опустил руку на стол, на кольце сверкнули бриллианты. Мейси украдкой покосилась на Билли — тот удивленно поднял брови.

— Это не их дело, поскольку Шарлотта исчезает из дома не в первый раз. Вы найдете ее, мисс Доббс, и вернете раньше, чем поползут ненужные слухи. Для человека моего ранга недопустимо, чтобы его дочь шаталась черт знает где, а потом о ней писали в газетах. Разумеется, вы сами знаете, что торговля сейчас переживает не лучшие времена, но компания «Уэйт» пока держится на плаву и неплохо справляется. Так и должно быть. А теперь, — Уэйт вновь сверился с часами, — у вас двадцать минут моего времени — задавайте вопросы. Запираться не стану.

Мейси обратила внимание на то, что, несмотря на немалые усилия, Уэйту так и не удалось избавиться от йоркширского акцента: излишне растянутые гласные и пропадающие согласные, не свойственные лондонскому диалекту, выдавали его.

— Я бы хотела узнать кое-какие подробности о вашей дочери. — Мейси потянулась за стопкой чистых каталожных карточек, которые передал ей Билли. — Для начала — сколько лет Шарлотте?

— Тридцать два года. Примерно как и вам.

— Почти.

— А мозгов вдвое меньше!

— Прошу прощения, мистер Уэйт?

— А я этого не стесняюсь. Шарлотта вся в мать. Увядающая лилия, так я ее называю. Ей не мешало бы засучить рукава и как следует поработать, но, конечно, дочери состоятельного человека это ни к чему. А жаль.

— Действительно. Возможно, вы могли бы что-нибудь рассказать о событиях, произошедших в день исчезновения Шарлотты. Когда ее видели в последний раз?

— Два дня назад. В субботу утром. За завтраком. Я был в столовой, когда вошла Шарлотта, вся цветущая и сияющая. Села напротив. Она была в прекрасном настроении; съела тост, выпила чашку кофе, но через минуту вдруг раскисла, зарыдала и выбежала.

— Вы пошли за ней?

Уэйт вздохнул и, потянувшись к пепельнице, постучал над ней тлеющим концом сигары, оставив на дне горстку ароматного пепла. Он еще раз сильно затянулся и выдохнул.

— Нет. Я доел завтрак. Видите ли, мисс Доббс, Шарлотта вроде Сары Бернар. Актриса — ей бы на сцене выступать, как когда-то ее мать. И вечно ей все не так. Я думал, что наконец-то она подыщет себе достойную партию, но нет. Откровенно говоря — так и запишите, — он махнул сигарой в сторону карточек Мейси, — пару месяцев назад жених ее бросил. Даже при моих деньгах она все никак не выйдет замуж!

— Мистер Уэйт, судя по вашему описанию, Шарлотта была в отчаянии.

— В отчаянии?! Она питалась деликатесами, и нарядов — между прочим, не дешевых — у нее всегда хватало. Я отправил ее в отличную школу, представьте, в Швейцарии! Устроил подобающий выход в свет. На деньги, что истратил на одни только платья, можно целый год семью кормить. Эта девчонка получала все самое лучшее. Так что не говорите мне про отчаяние, мисс Доббс. Она просто не имела на это права.

Мейси выдержала пристальный взгляд Уэйта. «Ну вот, — подумала она, — сейчас он поведает о тяготах своей жизни».

— Отчаяние, мисс Доббс, — это когда ваш отец гибнет в результате несчастного случая на шахте, вам всего десять лет и вы старший из шестерых детей. Вот что такое отчаяние. Отчаяние — это крепкий пинок под зад, заставляющий вас с самого детства кормить семью. — Уэйт не заметил, как заговорил с йоркширским акцентом: — Отчаяние, мисс Доббс, — это когда от чахотки умирает мать и младший из братьев, а вам всего четырнадцать. Вот что такое отчаяние, мисс Доббс! Это когда не знаешь, обо всех ли успел позаботиться, потому что с утра до ночи приходится вкалывать, чтобы хоть чего-то добиться. А потом в той же самой шахте, где погиб отец, гибнет ваш брат, который нанимался на любую работу, лишь бы что-то заработать. Вот что такое отчаяние! Но вы и сами это знаете, не так ли? — Уэйт наклонился и вдавил сигару в пепельницу.

Мейси поняла, что у Джозефа Уэйта хранится досье и на нее, где собрано не меньше сведений, чем ей удалось найти о нем. Если не больше.

— Мистер Уэйт, я прекрасно знаю, какие тяготы в жизни порой приходится переносить. Но, взявшись за это дело — а я пока окончательно не решила, — я несу ответственность за благополучие всех причастных лиц. Если подобные исчезновения вошли у вашей дочери в привычку, а ее строптивость объясняется семейными разногласиями, то, очевидно, нужно каким-то образом ослабить, так сказать, «давление» на вас обоих. Когда же мы найдем Шарлотту, вам придется пообещать, что будете участвовать в последующем обсуждении сложившейся ситуации.

Уэйт сидел, плотно сжав губы. Он не привык, чтобы ему диктовали условия. Но теперь Мейси поняла: именно благодаря их схожему происхождению задание досталось ей. К тому же Уэйт ни за что не отступит. Он был столь же умен, сколь и недружелюбен, и наверняка предпочел бы, чтобы Мейси не теряла ни минуты.

— Мистер Уэйт, даже если Шарлотта ушла по собственной воле, вскоре ваши опасения оправдаются, и слухи об ее исчезновении привлекут внимание прессы. Учитывая ваше финансовое положение и нынешние нелегкие времена, не исключено, что вас попытаются шантажировать. И хотя вы, по-видимому, не сомневаетесь, что Шарлотта в безопасности и просто прячется от вас, мы же будем уверены в этом, только когда ее найдем. Позвольте узнать поподробнее об упоминавшихся вами предыдущих случаях.

Уэйт откинулся в кресле и покачал головой.

— По-моему, Шарлотта убегает всякий раз, когда не исполняются ее капризы. В первый раз она сбежала, когда я не разрешил ей взять машину. — Джозеф Уэйт посмотрел в окно, устремив взгляд вдаль над лужайками, и махнул сигарой в ту сторону, где, видимо, находились гаражи. — Шофер отвезет ее куда угодно. Терпеть не могу женщин за рулем.

Гости переглянулись.

— В общем, она сбежала к матери — поплакаться на злобного папашу, конечно. Я вот что скажу, там, откуда я родом, женщина на все пойдет, лишь бы ее хоть кто-нибудь подвез. Иначе тащиться ей миль пять пешком с Ребенком в коляске да еще с парочкой на руках и с тяжеленными сумками!

— А во второй раз?

— Шарлотта была помолвлена, но захотела на волю. Это было в предыдущий раз. Вскочила и переехала в отель «Ритц», представляете? Здесь прекрасный дом, а ей «Ритц» подавай! Я поехал туда сам и привез ее домой.

— Понятно. — Мейси представила, какое унижение испытала девушка, когда разгневанный отец забирал ее из «Ритца». — То есть, по-вашему, Шарлотта убегает каждый раз, как ей в чем-нибудь отказывают.

— Что-то в этом роде, — ответил Уэйт. — И что же вы собираетесь обсуждать с Шарлоттой, если эта девчонка собственному отцу в глаза смотреть не хочет, а, мисс Доббс?

— Мои условия неизменны, — подтвердила Мейси. — Наша работа состоит не только в том, чтобы вернуть Шарлотту домой, но также выслушать ее и понять.

Уэйт со скрипом отодвинул кресло и, сунув руки в карманы брюк, подошел к окну Коротко взглянув на небо, он достал карманные часы.

— Я принимаю ваши условия. Пришлите контракт завтра к девяти часам утра. Мисс Артур выдаст вам необходимый аванс, оплатит все расходы по предъявлении чеков и рассчитается с вами. Если я понадоблюсь для дальнейших расспросов, мой секретарь назначит встречу. А в остальном — жду ваш отчет о результатах работы в пятницу, в это же время. Прошу представить его лично, если, конечно, вы не отыщете мою дочь раньше. Как уже говорил, мисс Доббс, я человек занятой. — Уэйт направился к выходу.

— Мистер Уэйт?

— Да?

— Вы позволите нам осмотреть комнату Шарлотты?

— Мисс Артур велит миссис Уиллис показать вам комнаты. Всего доброго.

Миссис Уиллис было поручено проводить Мейси и Билли в апартаменты Шарлотты. По широкой лестнице они поднялись на огромную площадку второго этажа и повернули направо. Миссис Уиллис, собираясь было постучаться в дверь, вдруг вспомнила, что в этом нет необходимости, и, вынув из кармана связку ключей, отперла дверь. Перед ними предстала громадная гостиная, боковые двери которой вели, как догадывалась Мейси, в ванную и спальню. За окнами простирался необъятный вид на идеально ухоженные лужайки перед домом: садовники косилками и катком придали безукоризненный вид чередующимся светло- и темно-зеленым полоскам травы.

Гостей пригласили войти в комнаты, обдуваемые легким бризом, который, словно в танце, покачивал шторы, украшенные огромными розами. Несмотря на дорогостоящую мебель и убранство, комнаты показались холодными и аскетичными. Здесь не нашлось ничего, что Мейси ожидала увидеть: ни фотографий в рамках, ни сувениров, ни книг на ночном столике, ни бутылочек с экзотическими духами на туалетном столике. Она заглянула в спальню и тут же вернулась в гостиную. В отличие от традиционных, эпохи королевы Анны, штор с розами и кресел перед камином туалетный столик и гардероб — оба различной геометрической формы из цельного темного дерева — были современными. Трехстворчатое зеркало столика, состоявшее из треугольных острых стекол, горевших ледяным блеском, встревожило Мейси. Она ощутила легкое покалывание, будто в кожу ей вонзались мелкие иголки. Туалетный столик по форме сочетался с гардеробом, чье центральное зеркало также обрамлялось деревом. Мейси показалось, что в такой комнате можно отдохнуть, если только непрестанно смотреть в окно или не отрывать взгляда от штор.

— Превосходные апартаменты, правда? Мы только шторы сменили на прошлой неделе. Зимой здесь висели светло-зеленые, бархатные, обшитые специальным чесаным хлопком, чтобы в комнате сохранялось тепло. А столик и гардероб делали по спецзаказу мисс Уэйт.

Мейси с улыбкой кивнула:

— Благодарю вас, миссис Уиллис. Возможно, вскоре нам потребуется задать вам несколько вопросов. А сейчас мы хотели бы осмотреться.

Миссис Уиллис застыла в нерешительности.

— Ну хорошо. Я вернусь минут через двадцать, но если я понадоблюсь, нажмите здесь, — сказала она, указав на одну из трех медных кнопок на панели у двери.

Смекнув, что Уэйт приказал служанке не оставлять их ни на минуту, Мейси кивнула в ответ. Она догадывалась, что у миссис Уиллис хватало и своих дел, кроме как неотступно следить за частными сыщиками.

Когда дверь закрылась, Билли повернулся к Мейси и спросил:

— С виду кажется, что сюда никто ни разу и не входил, правда?

Промолчав, Мейси поставила портфель на кресло, обивка которого гармонировала не только со шторами, но и со стеганым покрывалом на постели в спальне. Работая с Морисом Бланшем, она научилась тому, что сущность человека раскрывает не только голос, но и вещи, которыми он себя окружает. Известно: фотографии могут рассказать о многом, однако меблировка комнаты сообщает о хозяине ничуть не меньше, равно как и содержимое кладовой, а уровень спиртного в графине наверняка поведает о пьянстве либо сдержанности владельца.

— Что мы ищем, мисс?

— Не знаю, Билли. Узнаем, когда найдем.

Внимательно и методично они обыскали все ящики, заглянули во все укромные уголки комнаты. Мейси попросила помощника тщательно осмотреть все под кроватью и за мебелью, вынуть мягкие сиденья из кресел и переписать то, что найдется в аптечке в облицованной белым кафелем ванной. Сама же принялась изучать содержимое туалетного столика, гардероба и письменного стола.

Хотя внешний вид мебели ее раздражал, еще больше она была заинтригована одеждой Шарлотты. Вместо подобающих такой девушке костюмов и платьев от престижных домов моды «Уорт», «Скиапарелли» и «Молине» в гардеробе оказалось лишь несколько невзрачных юбок и жакетов светлых и кофейных тонов, приобретенных в магазине «Дебенхэм и Фрибоди». Единственным исключением было обернутое в полупрозрачный муслин длинное темное платье, которое Шарлотта, видимо, хранила для торжественных случаев. Там же нашлось черное вечернее платье с низким корсажем, несколько лет как вышедшее из моды. Блузки Шарлотты также не отличались выразительностью, как будто она купила сразу несколько одинаковых. Может быть, наряды поколоритнее она прихватила с собой, устремившись на поиски чего-то захватывающего, оставив позади бесцветное прошлое?

В письменном столе справа от окна Мейси обнаружила записную книжку. Она уже решила, что ей не найти никаких личных бумаг, писем, ничего, что объяснило бы причину расстройства Шарлотты Уэйт. Но, открыв второй ящик, под грудой ручек и канцелярских принадлежностей вдруг увидела молитвенник, экземпляр Устава святого Бенедикта и еще несколько брошюр о жизни какого-то монаха-отшельника. Взяв книги, Мейси вновь подошла к гардеробу и прикоснулась к невзрачным темным нарядам Шарлотты.

— Мисс, смотрите, что я нашел. — Билли подошел к ней с клочком бумаги в руке.

— Что это, Билли?

— Было под сиденьем в одном из кресел. Могли специально засунуть, или случайно выпало из кармана. — Билли передал Мейси записку.

— Похоже, сокращенная запись расписания поездов. Смотри, — сказала Мейси, указывая на буквы. — «Ч.-К. — Ап. пер. Эш.». А вот здесь время отправления. Хм-м, отложу пока что. Вернемся к этому позже. — Мейси сложила записку и, спрятав в молитвенник, обратилась к помощнику: — Билли, я хотела бы на минутку остаться одна.

Он уже привык к ее методам и ничуть не удивился просьбе.

— Правильно, мисс. Мне побеседовать с миссис Уиллис?

— Да, пожалуйста. Вот что нужно выяснить. Прежде всего о Шарлотте: как она вела себя последние два-три месяца, изменилось ли что-нибудь в ее поведении. Расспроси поподробнее, изменилось ли что-то в ее предпочтениях в еде, одежде и манере развлекаться. — Мейси окинула взглядом комнату. — Своего телефона у нее не было, поэтому выясни, кто ей звонил. Прислуга всегда в курсе, если звонят незнакомые. Поговори с мисс Артур о денежном содержании мисс Уэйт: велико ли оно, как и когда выплачивалось, есть ли у нее свой счет в банке. Видит Бог, надеюсь, у бедняжки было хоть что-то свое. И случайно, не мисс Артур хранит ее банковские бумаги?

Мейси ходила по комнате, а Билли, послюнявив карандаш, приготовился записывать дальше.

— Самое главное, выясни все о бывшем женихе Шарлотты: имя, род занятий — если есть — и место работы. Необходимо с ним встретиться. Поговори с шофером и узнай, куда она ездила и с кем встречалась. Ну, ты понимаешь. Ах да, не забудь взять самое последнее фото и уточни у слуг, есть ли сходство. Смотри, может быть, подвернутся какие-нибудь зацепки. Мне необходимо минут пятнадцать, а потом побеседуем с камеристкой мисс Уэйт. Узнай ее имя и попроси заглянуть сюда.

— Все понял, мисс. Будет сделано.

— И еще, Билли, будь поделикатнее. Мы пока не знаем, кому здесь можно доверять. Хотя, признаться, едва речь заходит о Шарлотте, ощущается некоторая напряженность.

— Знаете, мне тоже так показалось.

— Ну, тогда имей это в виду. И постарайся ничего не упустить.

Билли тихо прикрыл за собой дверь. Мейси села в кресло Шарлотты и закрыла глаза. Несколько раз глубоко вдохнула, как много лет назад учил ее Хан, слепой мистик с Цейлона, объяснивший, что видеть можно не только глазами. Их познакомил Морис, и с тех пор, как, сидя подле Хана, овладевала техникой глубокой медитации, она привыкла к опасностям, связанным с использованием подобных методов. Мейси знала, что даже ее сильное сознание уязвимо перед эманациями растревоженной души. Сконцентрировавшись на дыхании, успокаивая тело и разум, постепенно она стала ощущать силу эмоциональной энергии, наполнявшей комнату. Когда Шарлотта жила в доме, комнаты служили ей убежищем, впитавшим все ее мысли, чувства, желания, плоды воображения и душевные порывы. Медитируя, Мейси ощутила, что Шарлотта была крайне встревожена и ее бегство из дома не было связано с расторгнутой помолвкой. Мисс Уэйт сбежала, но от чего? И куда? Что причинило девушке столь нестерпимые страдания, что даже Мейси теперь прониклась ее неизбывной печалью, все еще наполнявшей комнату?

Открыв глаза, она несколько минут посидела в тишине, потом принялась осматривать книги и брошюры Шарлотты. Устав святого Бенедикта сразу раскрылся на странице, заложенной небрежно вскрытым конвертом. Внимательно рассмотрев обрывок веленевой бумаги — он показался тяжелым, — перевернула его. На оборотной стороне было густое пятно красного сургуча диаметром чуть меньше дюйма, придавленное печатью в форме розы с крестом посередине. Мейси прищурилась, пытаясь разобрать надпись вокруг креста. Покачав головой, она извлекла из портфеля предмет, напоминающий пудреницу. Склонившись над печатью с помощью лупы она прочла: «Кэмденское аббатство» — знакомое название.

В дверь постучали. Мейси быстро сложила книги и брошюры в портфель. Убедившись, что вещи спрятаны надежно, она глубоко вздохнула и отворила дверь. Перед ней стояла девушка лет девятнадцати, почтительно присевшая в коротком реверансе. На ней был узкий удлиненный передник, а под ним — черное платье короче того, что носила Мейси в бытность служанкой в доме лорда и леди Комптон. Наряд девушки дополняла тонкая белая ленточка поверх завитых волос.

— Мисс Доббс, мне сказали, что вы хотите меня видеть. Моя фамилия Перкинс. Я камеристка мисс Уэйт.

— О, прошу, входите, мисс Перкинс. — Мейси отошла в сторону, впуская служанку. — Не желаете присесть?

— Нет, мэм, — ответила девушка, покачав головой.

— Что ж, постоим у окна. Какой ненастный день сегодня, но мне так нравится ваш сад. — Мейси знала, что замкнутое пространство усиливает замкнутость человека. Морис учил ее: «Всегда беседуй с людьми на открытой местности или где не слишком тесно. Пространство расширяет разум и придает голосу необходимую силу».

Мейси присела на низкий подоконник, для равновесия упершись носком ступни в пол. Мисс Перкинс встала у противоположного конца подоконника и повернулась к ней.

— Скажите, мисс Перкинс, давно ли вы работаете на мисс Уэйт?

— Мистера Уэйта. Я работаю на мистера Уэйта. Платит мне он, так что работаю я на него. Моя обязанность — заботиться о мисс Уэйт. Я работаю камеристкой уже год.

— Понятно.

Заметив поспешность, с которой служанка ее поправила, Мейси подумала, что одного вопроса оказалось достаточно, чтобы выяснить, на чьей стороне девушка.

— А кто исполнял обязанности камеристки до вас?

— Да многие, мэм. Изабель Райт ушла в прошлом году, а за полгода до нее — Этель Дэй. Я всех помню, потому что работаю на мистера Уэйта с двенадцати лет, мэм.

— И вам здесь нравится, мисс Перкинс?

— Мне нравится работать на мистера Уэйта. Он хорошо к нам относится, мэм.

Мейси кивнула и посмотрела в окно. Она заметила, что служанка наклонилась вперед, пытаясь разглядеть сад.

— Полагаю, вы так заняты, что и посмотреть в окно времени не остается?

— О, конечно, а с мисс Уэйт и на минуту не присесть… Ой, прошу прощения, мэм.

Мейси улыбнулась, стараясь расположить к себе мисс Перкинс.

— Расскажите, каково это, работать на мисс Уэйт? И конечно, все, что вы скажете, останется между нами, — заверила Мейси, наклоняясь вперед.

Она едва заметно изменила произношение, подстраиваясь под говор собеседницы.

— Мне нужно кое-что выяснить, чтобы понять, что же происходило в жизни мисс Уэйт последние два-три месяца, особенно в последние недели.

Девушка, покусывая губу, вновь устремила взгляд вдаль. Потом придвинулась к Мейси и заговорила, сначала осторожно, но затем все увереннее:

— Признаться, ей нельзя было угодить. Я целыми днями по лестнице туда-сюда носилась. То постирай, то погладь, то чаю принеси, и чтоб не ледяного и не кипятка, и лимон не забыть. А потом — нет, мол, передумала, — со сливками. То она уходить собирается, то остается. И только прилягу — звонок! И мне опять вниз бежать, одевать ее к ужину. Ни тебе «спасибо», ни «пожалуйста», ни тебе чаевых. А как она не в духе, так потом мне одной прибираться!

— О Господи.

— Мисс Уэйт — как погода: то дождь, то солнце. То взвинченная вся, то отмалчивается и вечно не знает, чего хочет. То вся сияет от счастья, то через минуту можно подумать, что перед ней звезды попадали и небеса разверзлись. — Мисс Перкинс пожала плечами. — Так повариха наша выражается, мисс Хардинг.

— А что происходило в последние две недели? Мисс Уэйт вела себя так же?

Минуту служанка разглядывала облака, а потом ответила:

— Я бы сказала, она присмирела. Стала… сдержаннее, что ли. В смысле с ней и раньше такое бывало. Мисс Хардинг говорила, что ей бы в гости съездить, развеяться. Но даже это было не так просто. И вроде ничего не менялось. Мисс Уэйт почти никуда не ездила и редко наряжалась. Правда, она избавилась от хорошеньких платьев, ну знаете, из Парижа и с Бонд-стрит. Странно это, когда леди оставляет одно вечернее платье, а сама весь день в обносках расхаживает. Если раньше она ходила смотреть всякие коллекции, где манекенщицы туда-сюда вышагивают, — что хочешь на выбор. Видели бы вы, что тут тогда творилось, когда коробки привозили!

— Как по-вашему, что побудило мисс Уэйт сбежать?

— Да не знаю я. Не мое это дело. Я только рада, что теперь ночами не трезвонят.

— Как думаете, мистер Уэйт заметил изменение в поведении дочери?

— Мистер Уэйт очень много работает. Мы все это знаем. И по-моему, они редко виделись.

— Вы знали, что мисс Уэйт не ладила с отцом?

Девушка уставилась на свои туфли и отступила от окна, что Мейси сразу заметила. «Запирается. Специально», — подумала она.

— Не мое дело — в чужие дела соваться, мэм. Я просто делаю свою работу. Что они там о себе думают, не моего ума дело.

— Хм-м. Так. У вас очень ответственная работа, мисс Перкинс. Вам нет нужды ни за кем подсматривать. Но у меня еще один вопрос: случайно, не знаете, с кем мисс Уэйт встречалась и куда ездила за несколько недель до своего ухода? Вы не заметили ничего необычного?

Служанка вздохнула. Мейси поняла, что сказать девушке больше нечего, но ответить на вопрос она попытается.

— Ну, мисс Уэйт несколько раз ездила в город. Не знаю, куда именно, но чаще всего ездит к Лидии Фишер, так, кажется, ее зовут. Живет она где-то в Челси. И вроде мисс еще куда-то ездила, потому что пару раз брала с собой прогулочные туфли. Но почти все остальное время сидела здесь.

— И чем занималась?

— Не знаю, мисс, как будто мечтала о чем-то, все в окно глядела.

— Понятно.

Служанка принялась суетливо поправлять волосы, прическу, фартук, словно намекая, что больше ничего существенного из нее не вытянуть. Когда они направились к двери, Мейси достала из сумки визитную карточку.

— Мисс Перкинс, по себе знаю, каково обслуживать такой огромный дом. Мне также известно, что прислуга узнает первой, если в доме что-нибудь пропадает. Пожалуйста, не стесняйтесь, звоните, если вдруг вспомните что-нибудь важное. Понимаю, с мисс Уэйт вам приходилось несладко, но как бы то ни было, ее отец — и ваш наниматель — хочет ее вернуть.

— Да, мэм. — Мисс Перкинс взяла карточку, сунула в кармашек передника и, вновь присев в коротком реверансе, вышла.

Мейси видела, как служанка, удаляясь, на мгновение приостановилась поприветствовать Билли, который возвращался в сопровождении миссис Уиллис. Экономка поглядывала на часы. Гостям пора было уходить.

— Билли, у тебя все?

— Да, мисс. Кстати, миссис Уиллис подсказала, где взять свежую фотографию мисс Уэйт. Вот. — Билли протянул фото Мейси.

Шарлотта сидела в белом филигранной работы чугунном кресле перед розарием, находившимся, вероятно, за Домом. Она производила впечатление девушки, которую господа газетчики наверняка окрестили бы сумасбродкой. Обрамлявшие лицо волосы были завиты и собраны в низкий пучок на затылке. Ее платье до колен казалось необычайно легким: бриз приподнял подол за мгновение до того, как ставни захлопнулись. Шарлотта даже не шевельнулась, чтобы прижать край платья, и смеялась в камеру. Мейси приблизила фото, чтобы изучить лицо девушки. Если глаза — зеркало души, то Шарлотту и впрямь что-то тревожило: в ее взгляде не было ни радости и ни веселья, как могло показаться по позе, — только печаль.

Мейси подняла глаза от фотографии:

— Благодарю вас, миссис Уиллис, — и повернулась к Билли: — Если ты закончил, мы сможем обсудить все в конторе. Уверена, миссис Уиллис крайне занята.

Экономка проводила гостей до парадного, где их ждала служанка с макинтошем Мейси и плащом Билли в руках. Перед самым порогом Мейси вдруг остановилась.

— Миссис Уиллис, у меня к вам короткий вопрос. Такое впечатление, что мисс Уэйт здесь не слишком уважали. Интересно почему?

— Понятия не имею, о чем вы, мисс, — ответила экономка, с нетерпением ждавшая, когда же наконец Мейси и Билли сядут в машину и уедут.

— Миссис Уиллис, по секрету. Что вы об этом думаете? — Мейси заговорщически наклонилась к ней.

— Мистера Уэйта уважают все работники. Он дает подчиненным не меньше, а иногда и больше, чем требует. И верность слуг он снискал собственной преданностью. Больше мне сказать нечего.

Мейси и Билли поблагодарили миссис Уиллис и, покинув дом, сели в машину.

— М-да, не слишком-то она разговорчивая, правда? — заметил Билли, помахав привратнику на выезде.

— Отнюдь, она рассказала немало. Я задала бесцеремонный вопрос, и в рамках того, что миссис Уиллис могла себе позволить, она была вполне откровенна.

Билли открыл записную книжку и хотел что-то сказать, но Мейси остановила его, легонько коснувшись руки помощника и прижав палец к своим губам.

— Нет, не сейчас. Пусть информация отлежится. Скажи только имя бывшего жениха Шарлотты и кем он работает.

 

Глава вторая

На следующий день Мейси прибыла в контору на Фицрой-сквер в восемь утра, однако Билли уже ждал ее на месте. Весенний дождь наконец стих, и в зеркалах луж, налитых вчерашним ливнем, горело утреннее солнце, разбрасывая по площади пятна теней и играя в молодой зелени деревьев.

— Доброе утро, Билли. — Входя в кабинет, Мейси окинула взглядом помощника: — Ты какой-то изможденный. У тебя все в порядке?

— Да, мисс. Хотя не совсем. Каждый день я выглядываю в окно, когда мимо биржи труда проезжает автобус, а очередь короче не становится. Мне очень повезло, что получил у вас работу. Знаете, у меня жена и трое ребятишек, и обо всех надо заботиться. Мой старший уже в школу пошел. Да еще эта нога треклятая…

— Перестань, Билли. Успокойся. Нам повезло не только получить новое дело, но и убедить давних клиентов Мориса, что его бывшей ассистентке можно доверять. Билли, если дело в деньгах…

— Нет-нет, что вы. Мое жалованье куда больше, чем я зарабатывал за углом у старика Шарпи. Просто я…

— Да, Билли?

— Я правда вам нужен?

— Ну конечно, нужен! Твоя помощь не раз оказывалась на вес золота, и будь у меня средства, я бы как следует тебя отблагодарила. Если же у меня появятся нарекания, я все тебе выскажу.

Помощник настороженно усмехнулся.

— Тебя больше ничего не беспокоит, Билли?

— Ничего, мисс.

— Хорошо. Тогда давай посмотрим, как мы продвинулись в деле Уэйта.

Послышался шорох: в почтовый ящик просунули письмо. Билли встал из-за стола.

— Сейчас приду. Лучше проверю — вдруг что-то важное.

Мейси нахмурилась. Она знала, что Билли всегда вел себя как старый добряк, придворный шут с золотым сердцем. Так он выражал свою преданность в память о капитане Саймоне Линче, благодаря которому стал помощником Мейси, и был готов помочь ей в любой момент, до поздней ночи выполняя самые изнурительные поручения.

В 1917 году капрала Уильяма Била доставили в эвакуационный пункт, где Мейси ассистировала капитану Линчу, военному врачу, с которым ее познакомила подруга Присцилла еще в Гиртон-колледже. Саймон признался Присцилле в любви, предложив руку и сердце, и с тех пор они работали вместе. Билли никогда не забывал человека, спасшего ему не только ногу, но и жизнь. Помнил он и медсестру, что ухаживала за его ранами, и спустя годы мгновенно узнал Мейси Доббс, встретив ее в одном здании на Уоррен-стрит, где она снимала кабинет, а он работал сторожем. Мейси и Саймон тоже были ранены — эвакуационный пункт попал под артобстрел. Вот только она выжила, а врач нет.

Мейси села за стол у окна и, открыв папку, жестом пригласила Билли присоединиться. Он присел рядом, взяв простой карандаш из банки для варенья и большой лист бумаги — пора было составить схему, которую они называли «картой дела», состоявшую из мелких наблюдений, замечаний, догадок и предположений.

— Прежде всего, — начала Мейси, — Уэйт получит наш контракт и ознакомится с условиями минут через… — она сверилась с часами, приколотыми к нагрудному карману нового шерстяного костюма бордовых тонов, — пятнадцать.

— А мы-то знаем, что деньжата у него есть! — воскликнул Билли.

— Верно. Предлагаю утром покончить с тремя делами, а потом разделиться. Я хочу записать наши впечатления от поездки: дом, собеседники, а также обстановка в комнате Шарлотты. Кроме того, рассмотрим наши находки.

— И участок вокруг дома, мисс. Как нас заставили развернуться «капотом к воротам», а еще газоны такие, будто их маникюрными ножницами подстригали.

— Да, верно. А какой прием нам устроили! Такое нельзя забывать. В любом случае как только здесь закончим, поработай с записной книжкой Шарлотты: проверь, кто и где живет и все ли сходится.

— Понял, мисс. Выяснить побольше. Пока что нет нужды никого беспокоить. А вы куда, мисс?

— Загляну в один из магазинов Уэйта. Думаю наведаться в тот, что на Оксфорд-стрит, рядом с Тоттнем-Корт-роуд. Там он открыл свой первый магазин, который до сих пор остается главным отделением фирмы, наравне, конечно, с филиалом в курортном городе Харрогейте. Причем контора там расположена прямо над магазином. Если мне хоть чуточку повезет, я застану Уэйта в родной стихии.

— Разве компания называется «Международная торговая сеть Уэйта»?

— Просматривая карточку на самого Мориса Бланша, я обнаружила кое-какие подробности, касающиеся Уэйта. Искала что-нибудь о расторжении их контракта, но напрасно. Так что мне придется побеседовать с Морисом. Во всяком случае, Уэйт назвал компанию «международной», когда вместе с мясом стал торговать заграничными Фруктами, овощами, текстилем и прочими товарами.

— Видать, ему несладко пришлось, а, мисс?

— Весьма вероятно. Ему и дома житья не было, конечно. Ты же слышал его краткий монолог вчера.

— А кто его жена?

— В материалах Мориса сказано, что мать Шарлотты была заурядной актрисой из Брэдфорда, певшей в мюзик-холле. Там же, на церемонии открытия первого магазина Уэйта, они и познакомились. Видимо, открытие каждого магазина было большим событием. Шарлотта родилась всего через… — Мейси удивленно подняла бровь, — семь месяцев после свадьбы.

— Со слов мисс Артур, миссис Уэйт почти безвылазно сидит у себя в доме в Лидсе. И я тут пометил: надо бы уточнить, действительно ли Шарлотта не у матери, хотя мисс Артур уверяла, что сама уже все проверила, — заметил Билли, постукивая карандашом по блокноту.

— Хорошо. У меня такое впечатление, что Шарлотта не была близка с матерью. Как по-твоему, Билли?

Помощник почесал мочку уха, и Мейси отметила, что его прическу неплохо было бы подровнять.

— Ну, я подумал, что она просто нигде не приживалась. Жила с папашей, «господином всемогущим», который все за нее решал, причем, заметьте, до тридцати двух лет. Большинство ее подруг уже наверняка замужем, и у них просто нет времени расхаживать, как раньше, по светским приемам. Она вроде как неприкаянная, верно, мисс? И таких сейчас хватает. Ведь многих мужей на войне убило, а жены одни остались. Что ей целыми днями делать? Папаша с ней не считается, что бы он там ни болтал. Она и впрямь старая дева, нет у нее никого.

От этих слов Мейси поморщилась. Ведь если так рассудить, она тоже была старой девой.

— Верно, да. Точно подмечено, — промолвила Мейси. Минуту подумав, она вынула из портфеля книги и брошюры, найденные в комнате Шарлотты Уэйт, и разложила их на столе.

— И что вы об этом думаете, мисс?

Мейси взяла остатки конверта с печатью и клочок бумаги:

— Что ж, «Ч.-К.» означает Чаринг-Кросс.

— «Эш.», может, Эшфорд, мисс?

Мейси кивнула:

— Теперь все сходится, Билли. Скажем так, записка связана с поездами, идущими от Чаринг-Кросс до Эшфорда, а там нужно пересаживаться на поезд до Ап…

— Черт его знает! Апатия? — усмехнулся Билли.

— Эплдора!

— Эплдора?

— Да, я бывала в той деревне с отцом. Мы ходили рыбачить на каналы неподалеку от Эйденского шлюза. — Мейси потянулась за конвертом: — А вот это все объясняет.

— Что именно?

— Печать на конверте. Вероятно, Шарлотта получила письмо из Кэмденского аббатства, пришедшее вместе с книгами и брошюрами. А потом читала книгу и просто заложила нужную страницу обрывком конверта.

— И что вы думаете, мисс? Судя по этой мелочевке, вы можете сказать, куда она делась?

— Находки говорят о том, что Шарлотта интересовалась духовной жизнью. Мне еще нужно будет кое-что изучить. Кажется, я знаю, кто может нам помочь.

Мейси убрала вещи со стола и посмотрела на часы:

— Нам пора. Одна гипотеза не должна отметать все остальные. Шарлотта вполне могла оставить свои вещи, чтобы сбить с толку отца. Или так спешила, что просто о них забыла. — Мейси встала. — Ну ладно. Шарлотта и раньше убегала из дому, но всегда, так или иначе, сообщала отцу о своем местонахождении. И мистер Уэйт решил, что на этот раз дочь от него прячется. Нужно проверить это предположение и учесть другие варианты. Даже если мы поверим Уэйту на слово, девушку сейчас, возможно, насильно удерживают, или же она могла попасть в беду. И конечно, нельзя исключать возможное самоубийство. Но для начала будем исходить из того, что Шарлотта сбежала, намеренно заметая следы, и скрывается уже несколько дней. Что же заставило ее удрать на этот раз? От кого она сбежала и куда? И к кому? Я хочу, чтобы мы постарались интуитивно почувствовать, что же на самом деле произошло в прошлую субботу и можно ли доверять словам Уэйта. Ничего не меняй на столе. Просто помоги передвинуть его сюда, в центр.

Взявшись за стол с двух сторон, они передвинули его туда, куда указала Мейси.

— Ты изобразишь Уэйта. Сядь здесь. — Мейси показала, где Билли должен поставить стул.

— Нужно поддеть под кардиган пиджак, мисс. У меня же не такое брюхо, как у него.

— Просто включи воображение, Билли. А теперь закрой глаза и представь, что ты Джозеф Уэйт. Я выйду, а через пару минут вернусь и сяду перед тобой, как будто я мисс Уэйт. Ради эксперимента предположим, что я Шарлотта.

— Ладно, — отозвался Билли, нахмурившись. — Попробую.

Мейси кивнула и направилась к двери. Едва коснувшись дверной ручки, она вдруг повернулась к своему письменному столу, вынула из портфеля «Таймс» и бросила на стол Билли:

— Возможно, ты будешь читать газету.

Мейси вышла, а Билли неуверенно заерзал на стуле. Он закрыл глаза, расправил плечи и подогнул ноги, поставив их на мыски, словно они поддерживали воображаемый живот. Каждое движение отдавалось болью в раненой ноге, но Билли не обращал на нее внимания. Он немного посидел, надув щеки, и представил, каково это — создать успешное предприятие и стать влиятельным коммерсантом. Постепенно Билли начал ощущать себя по-иному и понял, что имеет лишь смутное представление о том, как Мейси, благодаря знаниям о природе человека, удается понимать других людей. Он взял газету и рывком раскрыл ее, вдруг осознав, что уже долгие годы не чувствовал себя таким богачом.

Билли с удивлением обнаружил, что в нем шевельнулось чувство, редко овладевавшее им: злость.

— Доброе утро, отец, — произнесла Мейси, входя в кабинет.

— Доброе утро, Шарлотта. — Билли потянулся за карманными часами и, выяснив, который час, опустил газету на стол. — Чем сегодня займешься? — продолжил он, вновь взглянув на часы и отпив из чашки.

— Я собиралась пройтись по магазинам и пообедать с приятелем.

— А поважнее дел не нашлось?

Билли заговорил с такой резкостью, что Мейси чуть не вышла из роли и не уставилась на него, но сдержалась и дерзко ответила:

— И чем же мне заняться, папочка?

Билли промолчал, снова посмотрев на часы, а Мейси — в образе Шарлотты — взяла газету. Открыв передовицу и едва прочитав пару строк, она вдруг сдавленно всхлипнула и зарыдала. Затем метнула газету на пол, со скрежетом отодвинула стул и, закрыв рот ладонью, выбежала из кабинета. Билли вздохнул, отер лоб и вытянул ноги, довольный тем, что избавился от навязанной роли.

Мейси вернулась.

— Любопытный эксперимент, правда?

— Очень странный, мисс. Я вспомнил рассказ Уэйта и пытался за ним повторить.

Мейси кивнула.

— Чудно получилось. Я будто чувствовал себя по-другому, стал кем-то другим.

— Объясни, Билли. Понимаю, что словами передать трудно, но это крайне важно и совершенно необходимо.

— Я так рассердился, что в любой момент вспыхнул бы, как сухое полено. Я подумал об отце Уэйта, погибшем в шахте, его матери, о том, как ей приходилось вкалывать до седьмого пота, и какие тяготы он сам перенес, как горбатился с утра до ночи, ну и все такое. Потом подумал о жене в Йоркшире, которая сидит у него на шее. А когда вы вошли, я испытал, как мне кажется, все, что он сам чувствовал, и, честно говоря, на вас даже не хватило терпения. Ну, то есть на Шарлотту.

— Как считаешь, он сидел в комнате, когда Шарлотта сбежала?

— Думаю, да. Но мне показалось, будто я заставлял себя сидеть на месте, потому что решил: больше не позволю ей меня допекать. У меня просто не осталось сил читать — я так… так разозлился! Потому и отдал газету ей, то есть вам. А вы что думаете, мисс?

— Знаешь, осмотрев комнату Шарлотты и побыв сегодня на ее месте, я ничуть не ощутила себя «цветущей и сияющей». В ее комнате я ничего подобного не испытала. Наоборот, мне стало так тревожно. Но Шарлотту наверняка что-то вынудило сбежать. Признаться, меня охватывали и другие эмоции, но сейчас я зарисую то, чем интуитивно прониклась в ее комнате, пока была там одна.

Мейси взяла со стола карандаш и стала беспорядочно заштриховывать нижнюю часть листа. Она нарисовала глаз, из уголка которого скатывалась одинокая слезинка.

— И чем же вы «прониклись»? — спросил Билли.

— Шарлотта была в замешательстве. Когда я играла ее роль за завтраком, во мне боролись разные чувства. Было тяжело ненавидеть отца, хотя он мне и не нравился, и в то же время я отчаянно пыталась не поддаваться его угрозам. Так хотелось куда-нибудь уехать, куда угодно, лишь бы исчезнуть из этого дома. Но я застряла в нем.

Чуть опустив веки, Мейси выглянула в окно и задумалась о Шарлотте Уэйт.

— В первый раз взяв газету — после чего, по словам Уэйта, Шарлотта тут же разрыдалась и сбежала из дому, — я почувствовала себя непокорной.

Билли кивнул, а Мейси встала со стула и, скрестив руки на груди, подошла к окну.

— Наш эксперимент подсказывает, что рассказ Уэйта о бегстве дочери весьма далек от истины. Проведенный опыт также напоминает нам о том, что услышанная вчера история отражает лишь отцовскую точку зрения. По-видимому, для мистера Уэйта все именно так и происходило, но если спросить Шарлотту или кого угодно, хоть муху на стене, полагаю, мы услышим совсем иное мнение. И еще важно просмотреть субботний номер «Таймс» и выяснить, что могло так расстроить Шарлотту.

Мейси щелчком смахнула соринку со своего бордового жакета. Ей уже стало казаться, что она совершила ошибку, купив этот костюм: похоже, он притягивал к себе все белые пылинки на свете.

— Я достану газету. — Билли вынул свой блокнот в цельнотканевом переплете и что-то записал.

— Давай передвинем стол на место и тщательно разберем все, что мы еще заметили во время визита. До полудня мне нужно поработать с документами, а потом разойдемся. Вернемся часам к пяти и обменяемся сведениями.

— Ладно, мисс.

— Кстати, я не знала, что ты умеешь имитировать северный акцент.

Билли удивился замечанию и сидел, перелистывая записную книжку, с карандашом в руке, готовый составлять карту дела.

— О чем это вы, мисс? Нет у меня никакого северного акцента. Я парень из Ист-Энда. Родился и вырос в Шордиче, серьезно.

Первым из конторы ушел Билли, прихватив с собой записную книжку, найденную в комнате Шарлотты. Имен в ней оказалось не много: все с лондонскими адресами, не считая живших в Йоркшире кузины и матери девушки. Билли уже выяснил, что к ним Шарлотта за помощью не обращалась. Поскольку Джозеф Уэйт оплачивал счета и супруги, и племянницы, едва ли они решились бы обманывать его, рискуя лишиться финансовой поддержки. Теперь Билли нужно было сверить все имена и адреса из книжки и побольше разузнать о бывшем женихе Шарлотты по имени Джеральд Бартрап.

Напоследок окинув взглядом кабинет, Мейси вышла и заперла парадную дверь. Она пересекла Фицрой-сквер и зашагала по Шарлотт-стрит вдоль Тоттнем-Корт-роуд. Приближаясь к намеченной цели — магазину «Международной торговой сети Уэйта» на Оксфорд-стрит, — Мейси перебирала в уме содержание обнаруженной записной книжки, а потом вновь представила себя в комнате Шарлотты. Ей всегда казалось, что первые впечатления напоминают свежий суп: как бы мы ни разбирались в оттенках вкуса, температуре и рецептуре, придающей блюду питательность, оценить его по достоинству, насладиться сочетанием специй и букетом ароматов можно только на следующий день. И теперь, расхаживая по воображаемым апартаментам Шарлотты, Мейси удерживала в памяти ощущение беспощадной строгости, которая пронизывала дом Уэйта и наверняка, словно саван, окутывала Шарлотту.

Воссоздав разговор за завтраком, когда Шарлотта вся в слезах выбежала из комнаты, Мейси использовала одну из методик Мориса, обычно применявшуюся в расследованиях. Она знала, что ее ассистенту Билли нельзя забывать ни единой обнаруженной детали, ни единого выявленного факта. Его чувства должны быть обострены, а сам он обязан уметь мысленно проникать сквозь увиденное, услышанное и прочитанное. Не менее полезные сведения можно было добыть с помощью интуиции. Билли следовало бы научиться ничего не принимать на веру, подумала Мейси. Морис часто цитировал одного своего бывшего коллегу, знаменитого французского профессора судебной медицины Александра Лакассаня, умершего несколько лет назад: «Как говаривал мой друг Лакассань, нужно уметь сомневаться».

Мейси уверенно шагала к магазину, но один важный вопрос не давал ей покоя: куда бы бросилась девушка, отягощенная столь тяжким душевным бременем? Где стала бы искать утешения, поддержки и… саму себя? Обдумывая различные варианты, Мейси решила, что спешить с выводами не стоит.

Миновав Шарлотт-стрит, она пересекла Ретбоун-плейс и вышла на Оксфорд-стрит. Заметный издали продовольственный магазин Уэйта находился на противоположной стороне улицы, между Чаринг-Кросс-роуд и Сохо-стрит. Мейси постояла пару минут, разглядывая магазин. Над входом был натянут навес в синюю полоску, прекрасно сочетавшийся с изразцовым фасадом. На витрине справа от двери демонстрировалось мясо, а слева были расставлены консервированные овощи, фрукты и прочий провиант высшего качества. Сверху, на вкрученных в медную перекладину крюках, висели говяжьи туши, а ниже, в центре витрины, — куриные. На мраморной столешнице скошенного — для удобства покупателей — прилавка было особым образом разложено всевозможное мясо: бараний окорок, свиные отбивные, фарш, бифштексы и прочее, — соблазнительно украшенное пучками петрушки, шалфея и тимьяна.

Мозаичная надпись под навесом гласила: «Международная торговая сеть Уэйта», а чуть ниже — буквами поменьше: «Семейное предприятие. Основано в 1885 г.».

В магазин то и дело входили покупатели, а рядом, протянув к окну сложенные чашечками ладошки в надежде Раздобыть у продавцов монетку-другую, толпились дети. Но мелочь детвора не тратила на сласти и безделушки, зная не понаслышке, как режет от голода живот и как болят надранные уши, когда возвращаешься домой без драгоценных пенни. Мейси догадывалась, что у каждого маленького попрошайки была мама, которой приходится перебиваться с хлеба на воду, чтобы свести концы с концами, и папа, целыми днями снующий из одной очереди на бирже труда в другую. Кем бы ни был Джозеф Уэйт, назвать его бессердечным довольно трудно. Мейси читала в газетах, что каждый вечер все продукты, которые могли испортиться к утру, отправлялись в благотворительные столовые самых бедных кварталов города.

Мейси пересекла улицу и вошла в изящно декорированные двери. Вдоль стен магазина справа и слева располагались прилавки, соединявшиеся у дальней стены. Все они делились на секции, где работали один или два продавца, в зависимости от количества покупателей в очереди. В каждой секции стоял витиевато украшенный медный кассовый аппарат, куда складывали наличность, полученную за взвешенные и проданные товары. Конечно, состоятельные клиенты имели личные счета, которые оплачивались еженедельно и ежемесячно. Их заказы приносила служанка, а затем продукты паковали и на сине-золотом фургоне компании доставляли на дом.

Дубовый пол был начищен до блеска. Мейси заметила, что каждую четверть часа его протирал мальчик. Едва он завершал свой маршрут от одной стены до другой, как уже пора было начинать все сначала, и, равномерно сгребая опилки и мусор в огромный совок, подросток снова принимался водить шваброй туда-сюда, туда-сюда. На белом кафеле стен играли отсветы стеклянных ламп, свисавших с чугунного крепежа на потолке, а разноцветные плитки под самым потолком складывались в мозаику, изображавшую лучшие продукты, какие можно купить за деньги. В центре зала располагался стол с мраморной столешницей, чуть ли не ломившийся от несметного количества разных овощей и консервов. Мейси подумала: поверил бы покупатель, входя в такой магазин, что в Англии еще остались голодающие?

Она обошла прилавки, окинув взглядом сначала сыр, потом фрукты и овощи. Бакалейные товары были выставлены в бочках и деревянных ящиках. Когда покупатель просил взвесить полфунта коринки или фунт риса, продавец в синем хлопковом халате и синей шапочке с желтым кантом отмерял нужное количество на весах, ссыпал в синий бумажный пакет, который затем сверху подворачивал, и с улыбкой передавал клиенту. Получив деньги, продавец нажимал медные кнопки громоздкого кассового аппарата, и на стеклянной панели выскакивал счет. «Да уж, — подумала Мейси под звон кассы и говор услужливых продавцов, советовавших, как лучше приготовить тот или иной продукт, — экономический упадок Уэйт преодолел превосходно».

Она направилась в противоположную часть магазина к прилавку со сладостями. Рядом, указывая на печенье в жестянке со стеклянной крышкой, женщина попросила взвесить ей полфунта «Сладкой Мэри», и тут Мейси ощутила, что атмосфера в магазине изменилась. К входу подкатил темно-синий «роллс-ройс», водитель вышел и, обогнув автомобиль, открыл переднюю пассажирскую дверцу. Мейси заметила, как человек в машине сменил шляпу на плоскую фуражку. «Ага, — подумала она, — это же сам Джозеф Уэйт, рядовой покупатель бакалеи. Человек, столь зависимый от своего происхождения, что даже в собственном лимузине садится рядом с шофером — по крайней мере когда наведывается в свой магазин».

Уэйт велел шоферу спровадить от магазина уличных мальчишек, прежде вручив каждому по монетке за беспокойство. Затем легкой, несмотря на изрядную полноту, походкой он направился в магазин. На пути к первому прилавку Уэйт останавливался поболтать с каждым покупателем, и Мейси ощутила силу его личности, благодаря которой он заработал состояние, прославился и снискал любовь не только богачей, но и рабочего люда. Он был простым человеком и работал на благо тех, кто помог ему добиться нынешнего положения. По крайней мере такое впечатление Уэйт производил, когда, встав за сырный прилавок, осведомился у покупателя, чем может ему помочь в такой прекрасный денек. Получив заказ, Уэйт тщательно вымыл руки над раковиной, висевшей на стене позади, и, развернувшись, взял полголовки чеддера. Положив сыр на мраморную столешницу и разрезав его на части, он взвесил один клиновидный кусок на листе вощеной бумаги, а потом минуту разглядывал на вытянутой руке. Мейси заметила, как, моя руки, Уэйт о чем-то коротко пошептался с продавцом. Когда же он произнес: «Полфунта прекрасного сыра специально для вас, миссис Джонсон», Мейси поняла, что хозяин выяснял у помощника имя покупательницы.

Миссис Джонсон залилась румянцем и, кивнув, смущенно пробормотала «благодарю вас» знаменитому Джозефу Уэйту. Пока он складывал сыр в бумажный пакет, предусмотрительно завернув верхний край, женщина с улыбкой обернулась к другим покупателям, наслаждаясь моментом: ее обслужил сам владелец магазина.

Уэйт поработал во всех секциях, переходя от одной к другой, пока не добрался до мясного прилавка, где явно чувствовал себя в родной стихии. Здесь находилась самая живописная часть магазина. На стене возвышалась голова коровы абердин-ангусской породы с кольцом в носу и остекленелыми глазами, запечатлевшими ужас отправленного на убой животного. С медного стержня под потолком свисали туши, которые опускались с помощью блока, закрепленного на стене слева. Кассовые аппараты ритмично позвякивали, но стоило Уэйту взяться за привычное дело, как звон стал еще оживленнее.

Щелчком пальцев он подозвал к себе помощников. Рядом, с белым свежевыстиранным фартуком мясника в руках, возник подмастерье. Сняв пиджак, Уэйт отдал его другому помощнику, затем развернулся, еще раз вымыл руки и вытер о чистое белое полотенце, поднесенное мальчиком. Хозяин надел фартук и, обернув тесемки вокруг пояса, завязал на животе двойным узлом. Один из продавцов стал с помощью блока медленно опускать мясные изделия, а двое других — тоже в белых фартуках, белых сорочках и сине-золотых бабочках — подняли и водрузили на мраморную столешницу свиную тушу.

Уэйт проворно орудовал тесаком и обвалочным ножом. Сжимая мясо толстыми, как сардельки, пальцами, он отделял ножки, ребрышки и филе. Вокруг собирались посетители, желавшие поглазеть на Джозефа Уэйта за работой, знаменитого помощника мясника, который, преуспев в жизни, не забывал о доле бедняков. Торжественно подняв над головой свиную ногу, он принялся объяснять покупателям, что из кусков даже самого дешевого мяса можно приготовить прекрасный воскресный ужин, а если покрошить остатки вместе с парой морковин и картофелин и еще добавить лука, получится пирог, которого хватит на два, а то и три дня.

Уэйт закончил разделку туши, и ее теперь можно было раскладывать на витрине. Едва он снял фартук, как посетители разразились аплодисментами. Уэйт помахал всем в знак признательности, потом снова вымыл руки и, повернувшись, элегантно проскользнул в пиджак, который держал перед ним помощник. Кивнув работникам магазина и в последний раз помахав клиентам, Уэйт скрылся за боковой дверью, ведущей, как предположила Мейси, в контору наверху. Продавцы переглянулись и, раздув Щеки, облегченно вздохнули, довольные тем, что представление наконец окончилось.

Мейси увидела все, что хотела, но едва она шагнула к выходу, как ее взгляд упал на мозаику над входом — та явно обошлась хозяину в кругленькую сумму. Она онемела, поразившись не столько изяществу мозаики, сколько начертанной на стене горькой правде. По одному на каждой плитке были высечены имена бывших подчиненных Уэйта, погибших в Первой мировой войне. Не меньше сотни имен, и рядом с каждым значился город, где тот когда-то работал. А цветные плитки чуть выше складывались в мемориальную надпись: «Светлой памяти любимых».

На глаза Мейси навернулись слезы. Ею вновь овладела печаль, все еще изредка застигавшая ее врасплох, когда вдруг пробуждались горькие и ужасные воспоминания. Она знала, что другим тоже есть что вспомнить. Нередко Мейси казалось, будто сам воздух наполнялся людской скорбью, словно навеянной легким бризом, в котором едва различимо звучали далекие имена умерших, и становилось ясно: их смех уже не услышать и никого из них не вернуть. Как будто горечь всех мужчин и женщин, когда-то живших в страхе потерять на войне любимого, разверзла бездну, которую теперь приходилось преодолевать ежедневно.

Постепенно овладев собой, Мейси направилась к продавцу сырного прилавка, где в тот момент не было покупателей.

— Извините.

— Да, мадам, чем могу помочь?

— Я лишь хотела спросить, что за имена вон там на стене.

— О да, мэм. Это настоящая трагедия, столько наших полегло. Многие дружили и записались на фронт за компанию. Команда Уэйта, как они себя называли. После гибели первых работников мистер Уэйт распорядился повесить доску. В других магазинах такие же, везде одинаковые.

— Вы все, должно быть, его высоко цените. — Мейси слегка наклонила голову, стараясь вызвать реакцию собеседника.

Продавец улыбнулся.

— Да, мы все высоко его ценим, мэм. И он заботится об их семьях, — сказал он, кивнув в сторону мемориальной доски.

— Вы хотите сказать, материально?

— Да, они ни в чем не нуждаются. Каждое Рождество получают продукты, рождественскую премию — ну вы понимаете — и еще скидку в наших магазинах. Им выдали специальные карточки, по которым потом возвращают деньги. А если кому совсем туго, контора мистера Уэйта всегда помогает.

— Понятно. Он очень щедрый, правда?

— Да. — Продавец повернулся, прерывая разговор — в этот момент подошел покупатель, — но потом добавил: — Просмотрите имена, мэм, и поймете, почему мистер Уэйт так заботится о всех.

Мейси снова взглянула на доску над дверью и прочла: «Годен, Гоф, Гульд, Джексон, Майкле, Ричардс, Хейнс», — на секунду ее взгляд задержался внизу столбца, а затем обратился к следующей колонке: «Уэйт… Джозеф Уэйт-мл. — Лондон». Читать дальше она не смогла.

 

Глава третья

Во вторник после посещения магазина «Международной торговой сети Уэйта» Мейси позвонила в фирму «Карстерс и Клифтон» и попросила срочно назначить встречу с рекомендованным ей мистером Джеральдом Бартрапом. Она ничуть не сомневалась, что ее просьбу удовлетворят, поскольку в это время новые клиенты, желающие получить консультацию по капиталовложениям, были на вес золота. Мейси не терпелось узнать, какие отношения связывали Бартрапа и Шарлотту. Была ли это любовь, увядшая после близкого знакомства? Или расстаться их вынудил отец Шарлотты, настоявший на том, чтобы дочь подыскала себе партию получше? Их помолвка расторгнута, но, может быть, связь еще не прервалась? Если да, то, сбежав из отцовского дома, Шарлотта вполне могла обратиться за помощью к бывшему жениху.

Мейси вышла из метро на станции «Бэнк» и направилась к зданию из красного кирпича, где находилась контора «Карстерс и Клифтон». Швейцар направил ее к стойке администратора, а тот, убедившись, что встреча назначена заранее, предложил Мейси подняться на верхний этаж, где ее встретил клерк и проводил в кабинет мистера Бартрапа.

Бартрап, лет тридцати восьми, среднего роста, с редеющими волосами и раскрасневшимся лицом, вышел из-за громадного стола красного дерева и, протянув руку, произнес:

— A-а, мисс Доббс! Весьма рад.

— Я тоже, мистер Бартрап.

— Прошу, присаживайтесь. Желаете чего-нибудь? Может быть, чаю?

— Нет, благодарю, мистер Бартрап.

Он сел за стол, сложив руки на кожаном бюваре.

— Итак, полагаю, вы хотели бы обсудить вложение наследства, верно, мисс Доббс?

— Мистер Бартрап, должна сразу признаться, я пришла к вам не за консультацией.

— Но позвольте… — Встревоженный мужчина потянулся к папке на столе.

— Мистер Бартрап, я хотела бы конфиденциально побеседовать с вами об одном весьма срочном деле. Я работаю на Джозефа Уэйта. Он крайне озабочен жизнью своей дочери, которая недавно покинула дом, и до сих пор от нее нет никаких вестей.

Бартрап расхохотался, запрокинув голову.

— Решилась еще раз на волю вырваться, пока старик опять не запер!

— Прошу прощения?

— Не беспокойтесь, мисс Доббс. Это я образно выразился, не всерьез. Как вы могли заметить, мистер Джозеф Уэйт сторонник железной дисциплины и противоположных мнений не терпит. — Бартрап наклонился к Мейси. — Полагаю, я и есть тот самый негодяй, склонивший ее королевское величество сбежать из дому, не так ли?

— Я этого не говорила, мистер Бартрап, хотя надеялась, что вы подскажете, в каком настроении была Шарлотта в последнее время, даже если вам неизвестно ее местонахождение.

— Понятия не имею, где она. На Шарлотту вечно что-нибудь находит, мисс Доббс. Признаться, она и вправду была расстроена, когда расторгла нашу помолвку несколько недель назад.

— Сама расторгла?

— О да. Причем совершенно бесцеремонно и без всяких объяснений. И, судя по ее виду, без малейшего сожаления. Резким деловым тоном сообщила: «Извини, Джеральд, но мы не поженимся. Наша помолвка отменяется». И точка.

— У вас есть какие-нибудь предположения?..

— Почему она так поступила? — Бартрап встал и подошел к окну. Обернувшись к Мейси, он произнес: — Нет, мисс Доббс. Понятия не имею. Но… — Он перевел взгляд на свои туфли, а потом снова на Мейси. — Не скажу, что я удивлен или сожалею. Шарлотта привлекательная девушка и составила бы прекрасную партию кому угодно, но в последнее время наши отношения были несколько натянутыми. Она как будто замыкалась в себе. Шарлотта — несчастный человек, мисс Доббс.

Мейси пристально посмотрела на Бартрапа.

— Вы могли бы что-нибудь рассказать о предыдущих исчезновениях мисс Уэйт?

— Да, в общем, ничего. Могу сказать одно: Шарлотта начала бегать из дому еще до нашего знакомства и, видимо, по словам ее друзей, надолго не исчезала. Честно говоря, она своего не упускала. Мы были помолвлены полгода, но дату свадьбы не назначали. Мы бы, конечно, выкроили время, но всегда находился повод все отменить и начать сначала. То Шарлотта вдруг объявляла о еще одной помолвке, то ее отец. За время моего ухаживания и после помолвки она не сбегала. Хотя меня предупреждали о прошлых ее попытках вырваться из угнетающей золотой клетки папаши!

Бартрап улыбнулся, но Мейси подозревала, что он все еще переживал резкий отказ Шарлотты.

— Заметьте, — добавил он, — наша помолвка была расторгнута около двух месяцев назад, так что убежала она совсем по другой причине. — Бартрап задумчиво взглянул на часы: — О Боже! Мисс Доббс, времени только на один вопрос. Просто у меня сегодня еще посетитель.

Мейси чувствовала, что других посетителей он не ждал, но одного вопроса будет достаточно.

— Благодарю вас, мистер Бартрап. Вопрос простой: как думаете, где сейчас может быть Шарлотта? Куда она могла отправиться?

Бартрап вздохнул и, упершись локтями в стол, опустил подбородок на кулаки.

— Я хотел бы вам помочь, мисс Доббс, но я и вправду не знаю. Она ко мне не приходила, просто не доверилась бы.

— Расторжение помолвки вас наверняка расстроило, мистер Бартрап.

— Признаться, сначала я даже опешил, но ничего не остается, кроме как смириться, правда?

— Я отняла у вас много времени, мистер Бартрап, и должна вас поблагодарить. — Мейси встала и, протянув руку, обменялась с ним рукопожатием.

— Если могу быть чем-то полезен, мисс Доббс, смело звоните, и лучше всего после обеда, поскольку работа в центре города полна неожиданностей.

— Да, конечно. Спасибо.

Мейси попрощалась, и ее проводили до выхода из конторы «Карстерс и Клифтон». Выйдя на яркий свет полуденного солнца, она поспешила к метро, чтобы поскорее вернуться на Фицрой-сквер. Мейси знала, что до пяти Билли не будет, и она успеет еще раз просмотреть записи Мориса и собраться с мыслями. Визит к Бартрапу оказался напрасным. Вспоминая их беседу, Мейси все больше убеждалась, что Шарлотта поступила правильно, расторгнув помолвку. Брак с таким человеком не принес бы ей никакого благополучия, кроме финансового, а в деньгах она не нуждалась. Возможно, интерес Шарлотты к духовной жизни — на что указывали найденные в ее комнате книги и брошюры — пробудился благодаря стремлению к настоящим, глубоким и искренним отношениям, которых не сулил брак с человеком ее круга.

Пересекая Фицрой-сквер, Мейси вдруг почувствовала, что вокруг повеяло какой-то зловещей прохладой. Подняв голову, она увидела нависшие громады серых туч, будто налитые водой воздушные шары, готовые вот-вот лопнуть. Мейси ускорила шаг, вынув заранее ключи от парадного. Едва она вошла в кабинет, как в окно, куда еще утром струился солнечный свет, косо застучали длинные дождевые иглы.

Сняв макинтош, Мейси повесила его на крючок за дверью и вошла в архив, содержавший гораздо больше сведений, чем папка Мориса. Она была обеспокоена тем, что пока ничего не добилась и, вероятно, только впустую потратила время. Судя по обрывкам собранных сведений, Мейси понимала, что сейчас гораздо важнее Шарлотту отыскать, нежели понять, причем, по мнению ее отца, второе было и вовсе излишне. Отомкнув ящик, она вспомнила мемориальную доску в магазине и упрекнула себя: как можно было упустить тот факт, что Джозеф Уэйт имел сына?

Пролистав папки манильского картона, Мейси отыскала нужную и отнесла на свой стол. Она стала вынимать из папки различные бумаги и письма и раскладывать веером перед собой. Зная, что сейчас Морис предостерег бы ее от гнева на саму себя, Мейси откинулась в кресле и закрыла глаза. Чтобы сконцентрироваться, она приложила левую ладонь к солнечному сплетению, а правую — к сердцу, дабы пробудить в себе доброе начало, как учил ее Хан. Мейси несколько раз глубоко вдохнула и, открыв глаза, окинула взглядом бумаги на столе, собираясь самым тщательным образом изучить прошлое Джозефа Уэйта. Некоторое время она читала, бегло помечая отдельные слова и фразы на листе, который потом хотела приложить к карте дела. Ее созерцательное безмолвие нарушил глухой стук закрывшейся двери. Затем послышалась безошибочно узнаваемая ковыляющая поступь Билли Била, поднимавшегося по ступенькам. Дверь распахнулась, и едва помощник вошел, Мейси мгновенно ощутила, как атмосфера в кабинете переменилась. Очевидно, он что-то узнал.

— День добрый, мисс. Хорошо, что дни теперь длиннее, правда? Что-то непохоже, чтобы вы это заметили. — Билли стряхнул плащ и повесил на дверь, а Мейси с ужасом уставилась на усеявшие пол дождевые капли. — Резко он шибанул, а? Утром так просветлело, что я подумал, дождь не скоро пойдет.

— Действительно, Билли. Кхм, ты не мог бы сходить за тряпкой и вытереть пол?

— О, простите, мисс. — Билли вынул из ящика стола ветошь и, щадя больное колено, медленно нагнулся и принялся вытирать дождевую воду. Закончив, он извлек из внутреннего кармана пальто блокнот, записную книжку Шарлотты, газету и сел подле Мейси за стол у окна.

— Не знаю, как у вас, а у меня выдался любопытный денек.

— Рада слышать.

Билли положил перед ней записную книжку и улыбнулся, наклонив голову.

— Ничего необычного не замечаете?

Мейси взяла книжку в черном кожаном переплете, пробежала пальцами по золотому обрезу закрытых страниц и, прижав, перевернула пару листов.

— Продолжай.

— У меня своей книжки никогда не было. И не имел я привычки записывать адреса по алфавиту. Обычно черкану, что надо, на оборотной стороне ежедневника «Дейли скетч», и все.

Мейси кивнула.

— Но сдается мне, у людей со множеством знакомств — вот как вы, к примеру, — кому приходится записывать все имена, адреса и телефоны, книжки совсем не такие. — Билли взял записную книжку, повертел в руках, похлопал по ней для пущей убедительности и положил обратно на стол. — Бьюсь об заклад, если просмотреть вашу, там найдется куча всяких инструкций и заметок и обнаружатся еще какие-нибудь телефонные номера. Некоторые знакомые переезжали столько раз, что старые адреса приходилось вычеркивать и записывать новые. И только новый впишешь, как кто-нибудь или опять переезжает, или умирает, или женится, или фамилию меняет, и старое снова приходится зачеркивать.

— В твоих словах есть доля истины, Билли.

— Ну, я посмотрел на эту книжку и подумал: либо Шарлотта почти ни с кем не зналась, либо самое главное она записывала в другом месте.

— Полагаешь, что Шарлотта намеренно оставила поддельную записную книжку, чтобы замести следы? — Мейси испытующе посмотрела на Билли.

— Нет, вряд ли. Это не в ее характере. Особенно если она очень торопилась. Нет, думаю, дело было так: либо новую книжку ей подарили, либо старая истрепалась, и Шарлотта купила новую. Потом стала переписывать имена знакомых — конечно, это всего лишь предположение, мисс, — и в первую очередь тех, с кем общалась в последнее время, потому что они важнее. Но это не самое увлекательное занятие, и, забросив его, она по привычке пользовалась старой книжкой. От старых привычек, как от старых друзей, непросто избавиться.

— Верно подмечено, Билли.

— Ну да. И это хорошо, потому что самые важные ее знакомые записаны здесь — кстати, одну я сегодня видел, потом расскажу, — и нет давних знакомых, которых Шарлотта не видела лет сто и просто держала их имена в записной книжке, чтобы не забыть послать на Рождество открытку. И куда бы она ни запропастилась, старую записную книжку прихватила с собой.

— Впечатляет, Билли. Ты как следует поработал головой, — заметила Мейси, улыбаясь.

Билли выпрямился и потянулся за блокнотом.

— В общем, стоял я возле дома — сейчас гляну. Ах да, Лидии Фишер. Живет в Чейн-мьюз, место приличное, это уж точно. В общем, стоял я возле дома, разглядывал улицу, когда она подъехала. Признаться, дамочка что надо. Одета с иголочки, красная помада, черная такая штука на глазах, а на плечах одни меха. И конечно, как я мог с ней не поговорить, правда? — Билли красноречиво жестикулировал. — Она так промчалась мимо, что меня чуть к стене не припечатало, и я решил, что зайду к ней снова во время официального расследования. В общем, я представился, сказал, что работаю на вас и что у меня к ней конфиденциальный разговор.

— И ты беседовал с ней на улице?

— Ну, поначалу да. Сказал, что мы работаем на семью Уэйт, и она пригласила меня в дом. В гостиную наверху нам принесли чай. Замечу, дамочка при мне опрокинула пару стаканчиков: у нее на буфете стоял такой узорчатый хрустальный графин. Сдается мне, в ее доме только горничная и повар. И шофера наверняка тоже нет, потому она явно любит водить сама. — Билли откашлялся и продолжил: — И вот я говорю ей, мол, дело деликатное, Шарлотта Уэйт сбежала из дому и нас наняли ее отыскать.

— Хорошо.

— А она глаза закатила и как простонала «Опя-ять!», да с таким недовольством! А потом сказала: «Ничего удивительного, Шарлотта уже столько раз убегала, что ей впору на олимпийских играх выступать!» Я понял, к чему она, вспомнив о характере мисс Уэйт. Потом дамочка добавила: «Волноваться не о чем, полагаю, Шарлотта в конце концов сбежала в монастырь». На что я ей ответил: «Мисс Фишер, вы серьезно?» А она: «Миссис Фишер, с вашего позволения», — вся из себя такая гордая. В общем, похоже, во время последних двух встреч мисс Уэйт рассказала подруге, что расторгла помолвку и никак не может найти настоящую любовь. И еще, что ей, наверно, лучше будет уйти в монастырь — там от нее будет хоть какая-то польза.

— Так решила Фишер?

— Знаете, смешно получается. Сначала ей показалось, что Шарлотта пыталась произвести на нее впечатление, но потом поняла, что подруга, возможно, говорит всерьез, ведь раньше она уже ездила в один монастырь, куда-то в Кент. Такие дела.

— Что ж, любопытно. — Мейси понимала, сколь привлекательным мог показаться пресытившейся и несчастной девушке образ безмятежной монахини. Она вспомнила, как во время войны распространяли фотографии медсестер, выдавая их за образец непорочности и самоотверженности, подобающих членам религиозных орденов. Позже благодаря этим романтическим картинкам еще больше девушек шли записываться добровольцами в полевые госпитали.

— Интересно, что бы на это сказал Уэйт? — заметила Мейси. — Он не похож на верующего, и в записях Мориса не упоминается ни о его религиозной принадлежности, ни о католичестве.

— Думаете, Шарлотта пытается досадить отцу?

— Она, конечно, уже не ребенок, но способна и на такое, — задумчиво произнесла Мейси. — Знаешь, возможно, нам крупно повезло. Утром я промолчала об этом, потому что не хотела спешить с выводами и останавливаться на одном варианте, но в свое время я была знакома с одной монахиней, матушкой Констанцией Шертери. Она была аббатисой в общине бенедиктинцев, жившей неподалеку от Гиртона. Преподавала нескольким студентам религиозную философию. Поскольку орден у них закрытый, с посторонними они общаются через своеобразную ширму. Помню, как странно было поначалу слушать наставника через решетку.

— И в чем же наше везение, мисс?

— Всех подробностей не припомню, но вскоре после того, как я взяла отпуск и записалась медсестрой в добровольческий отряд, монахиням пришлось искать новое место. По-моему, их монастырь в Кембриджшире заняли военные, и могу поклясться, что они отправились в Кент. Мне достаточно сделать пару звонков, чтобы все выяснить, и если все верно, я тут же отправлю матушке Констанции письмо с просьбой о скорейшей встрече.

— А почему нельзя сразу туда поехать и проверить, там ли мисс Уэйт, и покончить с этим делом?

Мейси покачала головой:

— Нет, Билли. Если Шарлотта разыскала матушку Констанцию, аббатиса приложит все усилия, чтобы защитить и девушку, и уклад жизни бенедиктинцев.

— Держу пари, папаша Уэйт запросто ввалился бы к ним и, окажись там Шарлотта, просто выволок бы ее за шкирку.

— По крайней мере он мог бы попытаться. — Мейси улыбнулась помощнику. — Но ставить на него против матушки Констанции я бы не стала. Так что давай строго соблюдать этикет. Это нам еще поможет.

Билли кивнул, и Мейси достала свои записи. Она обрисовала Джозефа Уэйта, рассказала, как магазин буквально наполнился мощными флюидами его харизмы, как дружеская непосредственность влекла к нему покупателей и в то же время пугала подчиненных. Мейси разъяснила Билли, как сильно подобная робость продавцов противоречила их вдруг открывшемуся уважению к хозяину: особенно его почитали за заботу о семьях, потерявших мужчин на войне.

— Знаете, как говаривал мой старик отец? — вступил в разговор Билли. — Уважение подчиненных гораздо важнее их любви. А уважать можно и того, кто тебе не по нраву. Наверное, Уэйту не нужно, чтобы его любили.

— Думаю, это весьма точная оценка, — ответила Мейси, кивнув. — И второе, более важное: Джозеф Уэйт потерял на войне сына, ранее работавшего в том же магазине, и, вероятно, собирался передать ему дело.

Билли изумился.

— Так вот почему он такой, ну… несчастный. В конце концов, каким ему еще быть, если родная дочь, как засохший цветок?

— По-моему, он сказал «увядающая лилия». И да, это могло бы многое прояснить, хотя может и не иметь ни малейшего отношения к исчезновению Шарлотты — на чем мы и обязаны сосредоточиться.

— А что случилось с его сыном?

— Похоже, Уэйт-младший погиб вместе со многими другими работниками его отца. Они все ушли на фронт. Джозеф был ребенком от первого брака. Уэйт женился на соседской девушке. Ему тогда было двадцать четыре, а ей двадцать. К сожалению, через год она умерла при родах. К тому времени Уэйт уже преуспевал, но ее смерть наверняка стала еще одной трагедией в его жизни.

— Не странно ли, что он умолчал об этом? Ну, вчера, когда взялся разглагольствовать про отчаяние?

— И да и нет. Душевные травмы непредсказуемы, Билли. Возможно, гибель сына стала для него чем-то особенным, и Уэйт предпочитает держать боль в себе и ни с кем не обсуждать.

Помолчав минуту, Мейси продолжила:

— Одна из сестер Уэйта, тогда еще незамужняя, переехала к нему, чтобы ухаживать за младенцем. Как ты понимаешь, он старался позаботиться о каждом члене семьи и дал работу всем, кроме упомянутого вчера брата, работавшего на шахте. Когда Уэйт поспешно женился во второй раз, его сыну было лет шесть, и, как ты знаешь, через семь месяцев на свет появилась Шарлотта. Таким образом, Джозефу было семь, когда у него родилась сестра. Кстати, заметь, второе имя Джозефа — Чарльз, а дочь при крещении нарекли Шарлоттой. Отца Джозефа-старшего звали Чарльз. По сути, обоих детей он назвал в честь их покойного дедушки.

Мейси достала цветные карандаши и передала один Билли:

— Итак, давай зафиксируем это на карте и проверим, не упустили ли мы чего.

Они принялись рисовать, а через несколько минут Мейси промолвила:

— Скоро я нанесу визит Лидии Фишер, Билли. Полагаю, уже завтра утром. Поэтому раньше обеда меня не жди. Суетная выдастся неделька. Возможно, придется отказаться от обеда в пятницу с инспектором Стрэттоном.

— Ну как же, мисс… — Билли вдруг положил красный карандаш на стол и забавно хлопнул себя по лбу, словно упрекая себя за забывчивость. — Вспомнил! Как только вы упомянули инспектора. Я тут болтал со старым Джеком Баркером — ну тем парнем, что продает «Экспресс» у метро на Уоррен-стрит, — и он поговорил со своим приятелем, который торгует «Таймс». В общем, у него завалялась пара экземпляров с прошлой недели.

— Какое отношение это имеет к инспектору Стрэттону?

— Помните, мы говорили, что он расследует дело об убийстве девушки в Кулсдоне?

— Да.

— Я сказал, что найду газету, которую читала Шарлотта, прежде чем убежать из столовой?

Мейси резко вздохнула.

— Так или иначе, похоже, в эти выходные новость о женщине, убитой в Кулсдоне, напечатала не только «Таймс», но и все остальные газеты тоже. Женщину звали Филиппа Седжвик. Замужняя, примерно ваша ровесница. Помните, я обратил на это внимание? Она была дочерью викария. «Таймс» поместила новость на первую полосу, а на второй — подробности. Прямо в передовице, среди самых важных новостей про дефицит и безработицу и поход мистера Ганди к морю за солью. История про убийство обошла все газеты, причем в самых ужасных подробностях. Такое кому угодно аппетит испортит.

Мейси постучала карандашом по ладони. Билли молчал, зная, что мысленно мисс была где-то далеко. Она взглянула на вечернее небо в окне. Быть может, Билли не случайно упомянул Ганди. Раньше Хан рассказывал ей об этом человеке и его идее «сатьяграхи», что на санскрите означает «упорство в истине». Мейси вздрогнула, вспомнив, какие чувства пробудили в ней апартаменты Шарлотты Уэйт. И самым мощным из них была тоска, буквально струившаяся из всех уголков комнаты, где жила пропавшая девушка. Возможно, к бегству ее подтолкнула не отцовская деспотичность, а страх.

 

Глава четвертая

В сентябре прошлого года леди Роуэн настояла на том, чтобы из наемной студии, расположенной неподалеку от конторы на Уоррен-стрит, Мейси переехала на второй этаж особняка в Белгравии — фешенебельный район Лондона недалеко от Гайд-парка. Сначала она отклонила предложение покровительницы, потому что ей уже доводилось жить в этом доме: в тринадцать лет она поселилась в комнате для прислуги. И хотя классовые различия между бывшей служанкой и ее нанимательницей были с годами преодолены — особенно с тех пор, как леди Роуэн взялась оплачивать образование Мейси, — память об их ранних отношениях еще не развеялась. Предложение шло от чистого сердца, однако Мейси опасалась, что занять новое положение в обществе ей будет непросто. Но в конце концов она поддалась на уговоры.

Однажды вечером, вскоре после переезда, Мейси дождалась, когда слуги внизу собрались на кухне пить вечернее какао, а потом бесшумно проскользнула на площадку, ведущую к задней лестнице. Она поднялась в помещение для прислуги, а именно в комнату, которую занимала, впервые поселившись в этом доме № 15 по Эбери-плейс.

Мебель была укрыта простынями: девушки, теперь жившие здесь, еще не вернулись из Челстоуна, загородного поместья Комптонов в графстве Кент. Мейси присела на кровать с чугунной рамой, в которую когда-то устало, с натруженными руками и ломотой в спине, забиралась каждую ночь. Она вспомнила свою подругу Инид, которая ушла от Комптонов в конце 1914 года и устроилась на более прибыльную работу на военном заводе. В последний раз они виделись в апреле 1915 года, за несколько часов до взрыва на заводе, унесшего ее жизнь.

Мейси посмотрела на часы. Надо было поспешить. Она хотела надеть самое лучшее: чтобы добиться встречи с миссис Фишер, вероятно, не расположенной к беседе, нужно было выглядеть не хуже. Недавно Мейси купила несколько новых нарядов, и эта трата не давала ей покоя, поскольку она была не склонна сорить деньгами. Но леди Роуэн заметила: «Невзрачная одежда годится рыскать по Лондону или шлепать по грязи где-нибудь в поле, а твои клиенты — люди солидные и хотят иметь дело с успешным человеком!»

В итоге Мейси приобрела бордовый костюм, почти мгновенно покрывавшийся соринками, черное дневное платье и темно-сливовый костюм, который теперь разложила на кровати. Длинный жакет был со скошенным воротником-шалькой, спускавшимся до единственной пуговицы на поясе. Мейси выбрала кремовую шелковую блузку с вырезом и жемчужное колье и серьги. Обшлага жакета, имевшие по одной пуговице, открывали рукава блузки лишь на полдюйма. Плиссированная юбка в тон жакета опускалась чуть ниже колен. Мейси стала надевать чулки и, вспомнив об их цене, невольно вздрогнула. Прежде чем просунуть руку в каждый чулок, она облизывала пальцы, стараясь ни в коем случае не зацепить заусенцами ткань и не оставить на ней уродливую затяжку.

Мейси считала недопустимым иметь для каждого наряда отдельную пару туфель и потому выбрала обычные черные туфли с ремешком на подъеме, который защелкивался на квадратную черную кнопку. Каблуки были невысокие, длиной всего полтора дюйма.

Она собрала дамскую сумочку с длинным ремешком, взяла портфель, зонтик — на всякий случай — и новую сливового цвета шляпку с черной лентой, завязанной сбоку в узелок-розочку. Шляпка-клош, которую Мейси носила уже некоторое время, хотя и выглядела измятой, но хорошо подходила для обычного рабочего дня и сегодня не годилась. Благодаря стильным широким полям, новая шляпка открывала большую часть ее лица и глаза полуночной синевы. Мейси приколола на затылке локоны, которые, как ей показалось, могли в любой момент выбиться из прически и выскользнуть наружу.

Она отправилась на Чейн-мьюз пешком, наслаждаясь прогулкой: на бледно-голубом утреннем небе сияло солнце, а по дороге женщина встретила пару человек, которые охотно улыбались и желали доброго утра. Постепенно прохожих вокруг становилось меньше, и скоро Мейси осталась единственным человеком на улице. По деревьям, шурша молодой листвой, пронесся легкий бриз. И вдруг она ощутила такой холод, что невольно остановилась, потерла руки и вздрогнула. Холод коснулся ее затылка, словно от уха до уха скользнул чей-то ледяной палец, и в этот момент Мейси показалось, что за спиной кто-то стоит. Резко обернулась, но никого не увидела.

Порядком продрогнув, она добралась наконец до дома № 9 по Чейн-мьюз, типичного особняка, перестроенного из бывшей конюшни и фасадом смотревшего на мощенную кирпичом улицу. Единственным транспортным средством, замеченным Мейси, оказалась блестящая «лагонда», припаркованная около резиденции миссис Фишер. Со слов Джорджа, шофера Комптонов, регулярно развлекавшего ее разговорами о новинках автомобильной промышленности, Мейси знала, что это была эксклюзивная машина, способная разогнаться до девяноста миль в час. Владелец припарковал «лагонду» небрежно, заехав передним колесом на узкий тротуар. В отличие от соседних домов это трехэтажное строение выглядело невзрачно: не было даже цветочных ящиков на окнах. К парадному вела всего одна ступенька. Мейси позвонила и стала ждать, пока прислуга откроет. Когда никто не отозвался, она позвонила еще раз, а потом еще. И дверь наконец отворилась.

— Прошу прощения, что заставила вас ждать. — Юная служанка, раскрасневшаяся от стыда, едва сдерживала слезы.

— Я пришла поговорить с миссис Фишер, — промолвила Мейси, наклонив голову. — С вами все в порядке?

— Да, мэм. — Нижняя губа девушки дрожала. — Хотя уже и не знаю.

Она вынула из кармана передника платок и промокнула глаза.

— Что такое? — Мейси обняла служанку за плечи, и девушка тут же разрыдалась.

— Давайте войдем, и вы расскажете, что стряслось.

Оказавшись в узком коридоре, девушка разом выпалила все свои опасения.

— Леди еще не встала. Я здесь новенькая, понимаете, а наш повар, который знает ее лучше меня, придет только в половине двенадцатого. Вчера днем леди велела, чтобы до девяти утра ее не беспокоили. Вы только посмотрите, который час! Я стучалась к ней, стучалась. Знаю, что вечером она выпила пару рюмок и на этом вряд ли остановилась — уж это я усвоила. Еще леди злится, когда бывает не в духе. Но сама же вчера велела…

— Так, успокойтесь и проводите меня к ней.

Служанка недоверчиво посмотрела на гостью. Но стоило Мейси рассказать, что она сама когда-то работала прислугой, девушка кивнула, потерла припухшие от слез глаза и повела ее вверх по лестнице на второй этаж, где располагались гостиная и спальня. Служанка остановилась перед резной дверью, как будто вывезенной из диковинной заморской страны.

Мейси громко и отрывисто постучала.

— Миссис Фишер, вы проснулись? Миссис Фишер! — крикнула она громко и отчетливо, но ответа не последовало. Мейси попыталась открыть дверь — закрыто на ключ. Проникнуть внутрь было сейчас просто необходимо.

— Она может быть без сознания, особенно если вчера перебрала. Мне нужно попасть в комнату. Спуститесь и приготовьте ей стакан воды с солью.

Служанка поспешила вниз. «Она и вправду новенькая: даже имени моего не спросила», — подумала Мейси, покачав головой.

Открыв портфель, она извлекла затянутый шнурком тканевый мешочек, в котором хранились инструменты, похожие на вязальные крючки различных размеров. Выбрала один, должен подойти. Опустившись на колени, она просунула острый конец в замочную скважину и поковыряла в замке. Да! Мейси встала и на секунду закрыла глаза, стараясь сдержать образы, захлестнувшие ее воображение. Она открыла дверь.

На полу, между роскошной бледно-голубой кушеткой и опрокинутым приставным столиком, лежало тело Лидии Фишер. Вокруг на обюссонском ковре было разбросано содержимое чайного подноса. Мейси никогда не Шокировал вид мертвого тела. Но так стало после войны. Она потянулась к женщине, пытаясь кончиками пальцев прощупать пульс под левым ухом. Ничего. На миссис Фишер был вечерний туалет. Похоже, она не переодевалась со вчерашнего дня.

Половицы в коридоре скрипнули — вернулась служанка. Мейси бросилась к двери, чтобы не позволить чувствительной девушке заглянуть в комнату. Она едва успела.

— Вы должны поступить в точности так, как я скажу. Позвоните в Скотленд-Ярд. Попросите инспектора Стрэттона. Скажите, что обращаетесь к нему по поручению мисс Мейси Доббс, которая настаивает на том, чтобы он немедленно прибыл сюда.

— С миссис Фишер все в порядке, мэм?

— Просто делайте, что велено, — живо! После звонка в комнату входите только в случае возникновения трудностей или если не удастся поговорить с инспектором лично. Когда прибудут полицейские, сразу же проводите их ко мне.

По подсчетам Мейси, комната могла быть в ее распоряжении всего минут двадцать. Не так много, как хотелось бы, но вполне достаточно. Она вновь прибегла к помощи зашнурованного мешочка. Вынув пару свернутых резиновых перчаток, которые были ей малы по крайней мере на размер, натянула их, прижимая между пальцами, чтобы облегали плотнее, и повернулась к телу Лидии Фишер.

Одежда женщины была изорвана, но следов крови вокруг множества ножевых ран на груди оказалось не много. Опустившись на колени и стараясь не задеть ткань и не сдвинуть тело, Мейси внимательно рассмотрела раны, обрамленные темно-коричневой коркой запекшейся крови. Затем обратила внимание на полные ужаса глаза жертвы, на посиневшие губы, рот и пальцы. Прошло десять минут.

Заварочный чайник был разбит вдребезги, но на осколках донышка оставалось еще немного чайной гущи. Мейси достала из мешочка небольшое приспособление, похожее на миниатюрную ложечку для соли. Макнув его в жидкость, попробовала чай, а потом понюхала. Затем она принялась обследовать комнату. Времени оставалось мало. Очевидно, Лидия Фишер была убита во время чаепития с неизвестным гостем. Мейси подозревала, что беспорядок в комнате устроила сама хозяйка. Она обошла труп, обращая внимание на расположение кушетки и прочей сдвинутой с места мебели. Украшения свалились с приставного столика, а из бара выпали бутылки. Мейси догадалась: морфин. Наркотик вызвал интенсивное сокращение мышц и галлюцинации, а затем убил женщину. Прежде чем наступила смерть, преступник минут пятнадцать наблюдал за Лидией, уклоняясь от слабых попыток жертвы напасть на него. Как только она умерла, наблюдавший за агонией убийца нанес ей ножевые ранения. Прошло еще пять минут.

Мейси закрыла глаза и глубоко вдохнула, пытаясь уловить энергию событий, произошедших за последние сутки. Хотя гость, несомненно, принес с собой смерть, ей показалось, что Лидия Фишер была с ним знакома. Мейси не раз доводилось бывать на местах преступлений, и она всегда ощущала ту ярость, с которой действовал нападавший. Страх и ненависть — эмоции, приведшие к столь ужасающей развязке, еще витали в воздухе, создавая перед глазами созвездие разноцветных ослепительных искр, временно затмевавших зрение Мейси. Такая же мгла ненадолго окутала ее утром, когда она стояла перед резной дверью в комнату Лидии. Осталась минута.

Два автомобиля с визгом затормозили у дома. Мейси проворно стянула перчатки и положила их в мешочек. Сунув его в портфель, она быстро встала за дверью в ожидании инспектора Стрэттона. В последний раз бросила взгляд на тело Лидии Фишер — в широко раскрытых глазах женщины застыл ужас.

Она услышала, как служанка отперла дверь, и тут же Раздался голос Стрэттона — без малейшего намека на учтивость — и лаконичное приветствие его помощника, сержанта Колдуэлла. Девушка сообщила, что мисс Доббс ожидает их наверху.

Поздоровавшись с инспектором Стрэттоном и Колдуэллом, Мейси провела их в гостиную Лидии.

— Я пришла в дом в надежде встретиться с миссис Фишер в связи с делом, над которым сейчас работаю. Служанка была расстроена тем, что леди не ответила на ее стук. Она здесь недавно и, думаю, побаивается хозяйки. Я сказала ей, что раньше была медсестрой, и попросила провести меня сюда.

— Хм-м. — Склонившись над телом, Стрэттон повернулся к Колдуэллу — тот разглядывал беспорядок в комнате.

— Похоже, она боролась с убийцей, сэр. Наверное, здоровый был парень. Судя по тому, какой тут кавардак.

На секунду взгляды Мейси и Стрэттона встретились.

— Колдуэлл, нужно увезти труп. И постарайтесь разыскать сэра Бернарда Спилсбери. Если его найти не удастся, вызовите дежурного. Обеспечьте охрану имущества и поставьте оцепление вокруг дома.

Сержант с глупой ухмылкой посмотрел на Мейси:

— Я нужен вам на время допроса мисс Доббс, сэр?

Стрэттон вздохнул.

— Мисс Доббс я допрошу позже. Эта женщина была убита вчера, возможно, поздно вечером, о чем мисс Доббс уже известно. — Он бросил короткий взгляд на Мейси. — А пока я хочу удостовериться, что тело осмотрят и отправят на вскрытие, прежде чем сюда заявятся газетчики. Уверен, ждать недолго.

Мейси попросили подождать в гостиной на первом этаже, где ее позже допросил Стрэттон в сопровождении Колдуэлла. Затем прибыл сэр Бернард Спилсбери, знаменитый патологоанатом, и Мейси разрешили уйти, хотя она знала, что расспросы на этом не прекратятся. Выходя из дома, Мейси услышала, как сержант самоуверенно произнес: «Знаете, сэр, по-моему, ее убил муж. Так почти всегда бывает. Заметьте, такая женщина, вся в мехах, разъезжает на собственной машине. У нее мог быть кто-то на стороне. Неизвестно, кого она домой водила!»

Мейси прекрасно знала, кого Лидия Фишер приводила домой вчера вечером. Но кто же мог зайти к ней так скоро, что даже чай еще не успел остыть? Она сама открыла дверь? Билли сказал, что служанка ушла по поручению, едва принесла чай, так что его никто не провожал. Может быть, Лидия налила себе еще чаю, пытаясь протрезветь, несмотря на нежданного гостя? И как убийца ухитрился подлить в чай наркотик? Или гость заметил, что Лидия пьяна, и предложил заварить свежего чая, который так легко было отравить? Мог ли убийца ввести Лидии еще наркотика, едва ее мышцы сковало судорогой после первых глотков? В голове Мейси крутилось столько вопросов, а единственный человек, способный на них ответить, был совершенно недосягаем. Или нет?

Она гадала, как ей снова попасть в дом Лидии. Хотелось выяснить, какой образ жизни вела убитая и что ее печалило, потому что одно Мейси знала наверняка: миссис Фишер о чем-то горевала.

По пути она вспомнила ощущение покалывания на шее, которое испытала, стоя перед дверью в комнату Лидии, за которой лежало ее тело. Мейси не стала отгонять от себя это чувство и задалась вопросом: «Что ты хочешь мне показать?» Раньше она никогда не испытывала на месте преступления столь противоречивого ощущения, подобного соприкосновению с тканью, с одной стороны гладкой, как атлас, а с другой — грубой, как наждачная бумага. У нее была уверенность, что последнего посетителя этого дома тяготило ужасное бремя, которое смерть Лидии Фишер ничуть не облегчила.

Мейси быстро зашагала к станции метро «Виктория», чтобы как можно скорее вернуться в контору и оставить Билли записку о том, что будет в пять. В поисках Шарлотты Уэйт нельзя было терять ни минуты. Если жертва из Кулсдона, Филиппа Седжвик, и Лидия Фишер были ее подругами, то Шарлотту необходимо было отыскать. Одна погибшая подруга — это трагедия, а две — зловещее совпадение.

Едва Мейси подошла к входу на станцию метро, как подле нее притормозила черная машина, которую она уже видела сегодня. Дверца открылась, и, слегка коснувшись шляпы в знак приветствия, возник инспектор криминальной полиции Ричард Стрэттон.

— Мисс Доббс, я подумал, что найду вас на пути к метро. Ведь, как я заметил, сегодня вы были без своей красненькой машинки. Послушайте, у вас выдалось ужасное утро. Не согласитесь ли выпить со мной чашечку кофе?

Мейси посмотрела на часы. Надо же, обед уже прошел, а она и не вспомнила.

— Да, время еще есть, но… мне нужно вернуться в контору к пяти.

— Буду счастлив подвезти вас. Но прежде давайте переберемся на другую сторону. — Стрэттон указал на небольшое кафе, и Мейси кивнула в знак согласия.

Инспектор легонько взял ее за локоть и повел через редкий поток машин. Мейси знала, что во время следующего разговора, уже в формальной обстановке, он скорее всего будет не столь обходителен.

Официантка проводила их за столик в углу заведения.

— Мисс Доббс, меня интересует, почему вы оказались в гостях у миссис Фишер именно сегодня. Вам есть что добавить о причинах вашего появления на месте преступления?

— Полагаю, все, что могла, я уже рассказала. Жертва когда-то дружила с женщиной, которую я сейчас разыскиваю по поручению одного клиента. Я думала, что она сможет мне помочь.

Официантка вернулась с подносом и поставила на стол белый фарфоровый чайник, кувшин с кипятком, сахарницу, молочник и пару белых фарфоровых чашечек с блюдцами. Присев в коротком реверансе, она ушла, а через минуту возвратилась с тарелкой с ломтиками хлеба «Хоувис», намазанными маслом и джемом, пирожными в сахарной глазури и двумя слойками.

— Хм-м. Любопытно. Знайте, у этой женщины было множество друзей.

— Возможно, просто знакомых, инспектор.

— Да, вероятно. — Стрэттон задумался, а Мейси принялась разливать чай.

— А вы, оказывается, добавляете молоко прямо в чай.

— Старинная лондонская традиция, инспектор. Никогда не начинать с молока, потому что можно перелить. А если прежде налить чая, легче определить, сколько молока потребуется. — Мейси передала чашку Стрэттону и, подвинув ему сахарницу, наполнила свою чашку.

Когда инспектор отпил горячего чая, она решила сама перейти к расспросам:

— Думаю, вы согласитесь с тем, что происшествие на Чейн-мьюз связано с убийством в Кулсдоне?

Стрэттон вдруг резко опустил чашку на блюдце, и звон посуды привлек внимание нескольких посетителей.

— Инспектор, догадаться не так уж трудно, — тихо заметила Мейси.

Стрэттон внимательно посмотрел на нее, а затем ответил:

— Строго между нами.

— Конечно.

Инспектор продолжил:

— Места преступления в обоих случаях схожи: следов крови почти не было, учитывая количество ударов. Спилсбери подозревает, что жертве ввели наркотик, вероятнее всего, морфин, а затем жестоко искололи более опасным оружием. То же самое проделали с жертвой в Кулсдоне. Тело нашли остывшим — уже началось окоченение.

— Спилсбери уже установил время смерти?

— Неофициально он сказал, что смерть наступила вчера после обеда или позже вечером. Придется дождаться его подробного отчета. Обычно он дает точную оценку еще на месте преступления. По-видимому, вчера, когда принесли чай, леди Фишер отпустила горничную, и с тех пор ни она, ни повар хозяйку не видели. Но, как показала прислуга, это было обычным делом. Леди Фишер нередко уезжала из дома поздно вечером, при этом не просила служанку помочь ей собраться. Бывало, она запиралась в своей комнате на несколько дней, велев не беспокоить, — в противном случае была вне себя от ярости. Возможно, убийца запер за собой дверь в комнату, вышел, и очень долго в доме не было ни души. Повар сказал, что прежняя горничная и пальцем бы не пошевелила, если б миссис Фишер просидела в своей комнате два-три дня. Если бы вы не приехали и не наткнулись на плачущую служанку, тело могло пролежать там долго. Вернулся бы повар, убедил девушку не суетиться, и на этом все бы закончилось.

— Слава Богу, что я зашла к ней.

— И еще кое-что. В среду перед уходом служанка подала чай и заметила хозяйку в компании мужчины лет тридцати — тридцати пяти. Кстати, мисс Доббс, снова должен подчеркнуть: все строго конфиденциально. — Потягивая чай, Стрэттон внимательно посмотрел на Мейси.

— Конечно, инспектор. — Она хотела узнать больше.

— В общем, мужчина был среднего телосложения, слегка прихрамывал — вероятно, ветеран войны — и волосы были, «как копна соломы», так выразилась горничная. Пока что это наш главный подозреваемый, и нужно как можно скорее выяснить его личность и разыскать.

Мейси опустила чашку на блюдце, размышляя, стоит ли предупредить Стрэттона, пока он сам не узнал, что к миссис Фишер приходил Билли Бил. Она тут же передумала. Вероятно, речь шла о другом человеке, тоже подходившем под описание.

— Инспектор, понимаю, вам это может показаться несколько необычным, но, может быть, вы позволите мне осмотреть комнату, где обнаружили труп? Знаете, женская интуиция могла бы пригодиться.

— Ваша просьба и вправду крайне необычна, мисс Доббс. — Стрэттон бросил взгляд на часы. — Я подумаю. А сейчас я должен проводить вас.

Мейси подождала, пока Стрэттон отодвинул за ней стул. На улице их встретил водитель инспектора, который промчал их по Лондону и, прибыв на Фицрой-сквер, припаркован машину у пешеходной зоны перед входом в контору Мейси.

— Порой удобно иметь под рукой полицейскую машину, — заметил Стрэттон. Водитель открыл дверь для Мейси и инспектора, и едва тот помахал рукой на прощание, как из-за угла вышел Билли Бил. Он нес в руках шапку. И в ту секунду последние лучи полуденного солнца осветили его буйную светлую шевелюру, а пронесшийся по площади ветерок взлохматил волосы, превратив в беспорядочный нимб.

— Добрый вечер, мисс. Добрый вечер, инспектор Стрэттон.

Инспектор пожал руку Билли, и тот, коснувшись лба и кивнув Мейси в знак приветствия, свернул к парадному. Его внешность не ускользнула от внимания Стрэттона, наблюдавшего за тем, как Билли поднялся по ступенькам, привычным жестом, оттянув рукав пальто, протер табличку Мейси и, отперев ключом дверь, вошел в дом в георгианском стиле. Едва дверь закрылась, инспектор повернулся к Мейси:

— Мисс Доббс, полагаю, мы обсудили не все подробности вашего визита в дом на Чейн-мьюз. Однако можно отложить разговор до завтра. Я прибуду сюда в девять утра, захвачу вас, и мы вместе осмотрим дом Лидии Фишер. Как вы сказали, женский взгляд может пригодиться в расследовании.

Мейси протянула руку Стрэттону.

— Что ж, хорошо, инспектор. Но я бы предпочла встретиться с вами на станции «Виктория», скажем, в четверть десятого вас устроит? Оттуда можно будет отправиться в путь. Завтра у меня еще несколько важных встреч, так что я должна вернуться в контору к половине одиннадцатого.

— Будь по-вашему, мисс Доббс. — Кивнув, Стрэттон сел в полицейскую машину и уехал.

 

Глава пятая

Мейси сомневалась, что Стрэттон станет всерьез подозревать Билли. Они уже встречались раньше, и тогда инспектора не только поразила преданность Билли своей нанимательнице, но и позабавило рвение, с которым ее помощник взялся за новую работу. Однако инспектор мог заподозрить, что Мейси намеренно ходила в дом Фишер, чтобы замести следы Билли. Нет, Стрэттон был человеком умным и не стал бы рассматривать такую версию всерьез. Хотя он, вероятно, захочет допросить Билли, чтобы исключить его из круга подозреваемых и выудить любые полезные сведения.

Поднявшись на первый лестничный пролет, Мейси остановилась, задумавшись: Джозеф Уэйт потребовал, чтобы полиция ничего не знала об исчезновении его дочери, хотя оно могло быть связано с ее дружбой с Лидией Фишер. Поиски убийцы, пожалуй, потребуют огласки этой информации. Мейси беспокоилась о том, к чему приведет укрывание доказательств от Стрэттона. Но тревожило ее не только это. А если Уэйт ошибся, и Шарлотта пропала не по своей воле? А вдруг она знала убийцу? Может быть, следующей жертвой станет она? И все же могла ли Шарлотта сама убить подругу? Обеих подруг?

Не успела Мейси открыть дверь кабинета, как та сама собой распахнулась, а за ней уже ждал Билли, без пиджака и с закатанными рукавами рубашки. Мейси сверилась с часами.

— Билли, давай присядем.

Дежурная улыбка помощника испарилась.

— Что стряслось, мисс?

— Сначала присядем.

Билли заволновался и захромал еще сильнее. Мейси знала, что неловкий разговор непременно скажется на его ноге, самом уязвимом месте.

Она присела напротив и постаралась расслабиться, желая смягчить атмосферу в кабинете и показать, что владеет ситуацией.

— Билли, сегодня утром я была в доме Лидии Фишер на Чейн-мьюз и нашла ее… мертвой.

— Боже мой! — Билли встал со стула и, спотыкаясь, подошел к окну. — Я знал, что она слишком много пьет.

Билли нервно провел рукой по волосам.

— Нужно было забрать у нее бутылку и вызвать вас по телефону. Уж вы бы решили, как поступить. Я мог ее остановить. Знал же, что она глотает стакан за стаканом. Надо было…

— Билли! — Мейси вышла из-за стола и встала перед помощником. — Лидию Фишер вчера убили сразу после твоего ухода. Ты ничем не мог ей помочь.

— Убили? Прикончили, что ли?

— Да. Точное время смерти пока не установлено, но, спешно осмотрев тело, я решила, что она пролежала там со вчерашнего вечера.

Мейси вспомнила, как пришла в дом Лидии, как обнаружила тело, как затем опросила служанку и увиделась со Стрэттоном. Билли боялся полицейских допросов, которые, несомненно, еще предстояло пройти. Она попросила помощника еще раз описать встречу с миссис Фишер и их расставание.

— Билли, ты хорошо поработал, — заметила Мейси, когда дрожащий голос Билли умолк. — Я объясню инспектору Стрэттону, что ты работал по поручению встревоженного отца, ну и так далее. Главное — не называть Джозефа Уэйта.

Она потерла затылок и, минуту подумав, сказала:

— Но факт остается фактом: кроме убийцы, ты последним видел Лидию Фишер в живых.

— Но когда я ушел, она уже порядком набралась, и это тоже факт.

— Еще раз — который был час?

— Я вернулся сюда в пять, так? Как мы и условились. — Билли потянулся к пиджаку, висевшему на спинке стула, и извлек блокнот. — Еще нужно было кое-какие дела закончить, так что… ну вот, мисс, было двадцать пять минут четвертого.

— Когда ты уходил, в доме был еще кто-нибудь, кроме прислуги?

— Смешно, что вы об этом спрашиваете, мисс, потому что, хоть я никого и не заметил, мне все равно показалось, что рядом был кто-то еще. И вправду сейчас вспоминаю: на лестнице стоял чемодан. Ну, огромный такой, кожаный, в полоску.

— Любопытно. Не припомню, чтобы видела сегодня утром большой чемодан.

— Вероятно, это новой кухарки. Он не мог принадлежать миссис Фишер, правда? Помните, как она поправила меня, мисс? Я заметил у нее на руке обручальное кольцо, но по дому не скажешь, что там есть хозяин, в смысле мужчина.

— Почему ты ничего об этом не сказал, Билли?

— Ну, мисс, тогда она еще была жива, ведь так? И я к ней не присматривался. Я же приходил только разузнать о мисс Уэйт.

Мейси вздохнула:

— Честный ответ. Но запомни…

— Да, знаю, «все должно быть описано досконально». Но, мисс, я же так и сделал. Все записал в блокнот, но ничего не сказал, потому что это ведь не миссис Фишер сбежала, правда?

Билли неуклюже сел, а Мейси осталась стоять, глядя в окно на площадь. На улице темнело. Прежде он говорил, что хочет попасть домой вовремя, чтобы отвести детей на игровую площадку. Ей пришло в голову, что Билли надеялся попасть домой засветло. Она повернулась к помощнику:

— Да, Билли, ты прав. А теперь вспомни еще раз, что происходило после твоего ухода.

— Миссис Фишер рассказала о мисс Уэйт и монашках. Она сидела развалившись, чуть не падала. Потом я попрощался, поблагодарил, как полагается, и ушел.

Мейси вздохнула.

— Господи, если бы только кто-нибудь из слуг закрыл за тобой дверь.

— Я тоже на это надеюсь, мисс. Но служанки там не было. И кстати, сдается мне, следом за мной в дом кто-то вошел.

— Что ж, Билли, будем думать, что так и было.

— Нет, мисс, понимаете, сразу после меня.

— Объясни.

— Я стоял на улице, ну вы же знаете, какие там узкие переулки. И так чудно получилось: я из дома вышел и стал протискиваться мимо здоровенной машины, которую леди припарковала прямо на тротуаре, а потом свернул в сторону «Виктории». Не прошел и пары ярдов, как услышал за спиной шаги, а потом хлопнула дверь. Подумал, это, наверно, мистер Фишер с работы вернулся или еще откуда и я его не увидел.

— Ты уверен, что хлопнула дверь дома номер девять?

— Вернее некуда. Тот же звук, мисс. Слух у меня что Чадо. Иной раз детишки зашалят, так уж я точно знаю, откуда шум, — иначе от моих негодников житья не будет. Даже если бы стукнула дверь другого дома на той же улице, звук был бы другой, в обоих направлениях. Нет, это хлопнула дверь девятого дома.

Билли посмотрел на Мейси, и в глазах у него отразился ужас — его вдруг осенила жуткая догадка.

— Послушайте, мисс, уж не думаете ли вы, что это он ее пришил?

— Не исключено.

Мейси обдумывала еще одну версию: а вдруг Лидия Фишер лгала Билли с самого начала? Замеченный на лестнице чемодан мог принадлежать Шарлотте Уэйт, которая — в одиночку или с чужой помощью — и убила подругу. Уэйт назвал дочь «увядающей лилией», но Мейси она больше казалась темной лошадкой.

— Становится все интереснее, правда, мисс?

— Интригующе, я бы сказала. Интригующе. Я написала матушке Констанции в Кэмденское аббатство в Кент и надеюсь получить ответ с обратной почтой. Независимо от того, скрывается там Шарлотта или нет, матушка сможет прояснить, что на уме у девушки, страстно пожелавшей стать монашкой. Я навещу ее при первой возможности. Также хочу переговорить с доктором Бланшем и, чтобы прежде увидеться с ним, остановлюсь во вдовьем доме в Челстоуне.

— А к старику отцу заедете?

— Ну конечно. А почему ты спрашиваешь?

— Удивительный человек ваш отец. Просто вы с ним почти не видитесь, а он ваш единственный родственник.

Мейси изумленно отпрянула. Правота Билли ужалила ее, словно невидимое насекомое. Она знала, что именно так ранит правда, и лицо ее залилось краской.

— Я вижусь с отцом по мере возможности. — Мейси наклонилась к стопке бумаг и, сложив их, взглянула на часы: — О Господи, Билли! Тебе уже давно пора. Иначе не успеешь поиграть с детишками.

— Ничего, успею, мисс. Мы всегда играем, прежде чем они идут спать. Любим немного пошалить, хотя женушка моя вечно стонет, что дети слишком разволнуются и им уж не до сна.

— Думаю, на сегодня хватит. Завтра утром я встречаюсь с инспектором Стрэттоном, и мы едем в дом Лидии Фишер. Пару дней я пробуду в Кенте, так что будь готов справляться без меня.

— Я вас не подведу, мисс. — Вытянув раненую ногу, Билли встал со стула.

— Снова нога беспокоит? Сегодня тебе как будто легче.

— Да она то отпустит, то опять прихватит, мисс. То так, то эдак. Ну, я пойду?

— Хорошо, Билли.

Натянув пальто, помощник махнул Мейси на прощание и заковылял вниз по лестнице. Парадная дверь отворилась и гулко захлопнулась. На часах было шесть пополудни.

Уходить Мейси не спешила.

Хотя денек выдался долгий и столько всего произошло, она вовсе не жаждала опять оказаться в своих апартаментах. При мысли о предстоящем вечере у нее заныло сердце. Может, она спустится вниз и выпьет чашку какао с Сандрой, одной из служанок, оставшихся в особняке Комптонов в Белгравии, тогда как вся остальная прислуга находилась в Челстоуне. Сандра, Валери и Тереза казались милыми девушками, однако не слишком доверяли Мейси Доббс, которая, как они знали, когда-то являлась одной из них. Поэтому нередко им было трудно заговорить с ней, хотя держались они вполне дружелюбно.

Собирая бумаги, Мейси сложила корреспонденцию в папку, перед уходом проверила, хорошо ли заперты ящики стола, и погасила свет. Завтра предстоял еще один рабочий день, который, как она надеялась, расскажет больше не только о смерти Лидии Фишер, но и, возможно, о характере, мотивах и местонахождении дочери ее клиента. Мысленно отметила, что нужно подготовить дополнительные вопросы Джозефу Уэйту о друзьях его дочери. Она еще не решила, спрашивать ли его о сыне.

Закрыв парадную дверь, Мейси вышла на оживленную площадь. Вокруг шли прохожие, направлявшиеся в гости, возвращались в съемные комнатушки студенты-художники из Школы Слейда, покупатели входили и выходили из продуктовой лавки: там миссис Кларк с дочерью Фиби сбивались с ног, исполняя самые прихотливые заказы разношерстной публики Фицрой-сквер, которую глубокая экономическая депрессия ничуть не тревожила.

Мейси свернула направо на Уоррен-стрит, на ходу натягивая перчатки, но вдруг остановилась, заметив на противоположной стороне дороги двух мужчин. Они только что вышли из паба «Принц Уэльский» и на минуту встали под фонарем, а затем спрятались в тень подальше от освещения. Она тоже шагнула в тень, чтобы остаться незамеченной. Непрерывно оглядываясь по сторонам, мужчины коротко о чем-то поговорили. Один из них, незнакомый Мейси, вынул из внутреннего кармана пальто конверт, а второй, озираясь, забрал его и что-то вложил в руку первому. Ей показалось, что он передал несколько свернутых банкнот — плату за товар. Она смотрела, как мужчины разошлись. Незнакомец вернулся в паб, а второй отрывисто захромал в сторону Юстон-роуд. В тусклом свете фонарей, пробивавшемся сквозь вечерний туман, мелькнула его светлая шевелюра.

В тот вечер в своей комнате в доме № 15 по Эбери-плейс Мейси не находила себе места. Когда Сандра пришла узнать, не желает ли мисс «чашечку какао», она отклонила предложение и осталась сидеть, уставившись во тьму за окном. Что же происходило с Билли? То он выглядел измученным, то через минуту уже был бодр и жизнерадостен. Казалось, ее помощник метался между пренебрежением к самой сути их совместной работы, за которую взялся с такой готовностью, и весьма успешным выполнением обязанностей. Мейси даже подумывала повысить ему жалованье, в то время как иные работодатели сокращали подчиненных. Старые раны все еще донимали Билли, что бы он ни говорил. К тому же она, видимо, совершенно недооценила его умение усмирять дурные воспоминания: они то и дело накрывали его волнами боли, переменчивые приступы которой так ее встревожили.

В комнату прокралась тишина, просочилась в роскошную драпировку мебели. Собравшись с мыслями, Мейси попыталась отогнать окружающее безмолвие, решив снова просмотреть записи по делу Уэйта. Лидию Фишер убили, прежде чем Мейси успела расспросить ее о Шарлотте. Может, убийство должно было помешать их встрече? А как же случай в Кулсдоне? Неужели газетная статья и вправду заставила Шарлотту сбежать? Быть может, оба убийства между собой никак не связаны и не имеют никакого отношения к ее делу? Мейси размышляла над этими и другими вопросами, пока наконец не решила отложить работу до утра. Ее телом овладело беспокойство — верный признак путаницы в мыслях, от которой нужно было избавиться ради крепкого сна и утренней бодрости.

Взяв с постели подушки и опустив их на пол, она слегка ослабила тесемки пеньюара — чтобы не сковывал движения — и села, скрестив ноги. Привести мысли в порядок и унять бешеное сердцебиение можно было лишь одним способом: вернув себе полный контроль над телом с помощью медитации. Мейси четыре раза глубоко вдохнула носом, положила ладони на колени, соединив большой и Указательный пальцы, и опустила веки. Когда ее свободно блуждавший взгляд остановился на едва различимом пятне на ковре, она постаралась изгнать из головы все мысли. Постепенно ее окутала царившая в комнате безмятежность, и некогда яростное биение пульса словно слилось с дыханием. Смутные мысли и тревога пытались проникнуть в ее разум, но Мейси не впускала их и сидела расслабленно, представляя, как те уплывают из поля ее внутреннего зрения, словно облака по вечернему небу. Она глубоко дышала и была спокойна.

Позже, открыв глаза, Мейси признала правду, которая открылась ей в безмолвии и мешала навещать отца, — тот сразу бы все заметил. Правда, которой Мейси так долго избегала, оказалась проста: ей было одиноко. Она еще немного посидела, не двигаясь и размышляя над тем, что Шарлотту Уэйт, быть может, тоже тяготило одиночество.

 

Глава шестая

Солнце пробилось в проем между шторами и коснулось отяжелевших век. Мейси проснулась. Прячась от лучей, она повернула голову на подушке и, потянувшись, придвинула будильник.

— О Господи, четверть девятого!

Выпрыгнув из постели, она бросилась в ванную, открыла воду и рычагом включила недавно установленный душ. Из восьмидюймовой головки хлынула обжигающе горячая вода, а брызги из вертикальной трубы намочили не только голову, но и все ее тело.

— О, только не это! — воскликнула она, стоя под струями воды и протянув руку за мылом — Мейси вдруг поняла, что ее промокшие длинные локоны теперь не скоро высохнут. Отключив душ и бранясь вслух на «эту новомодную штуковину», она быстро вытерлась и, обернув голову пушистым белым полотенцем, накинула простой хлопковый халатик. Присев за туалетный столик, Мейси нанесла на лицо совсем немного холодного крема, втерев остатки в ладони. Слегка похлопав себя по щекам, удалила лишний крем краем полотенца и нанесла самую малость румян. Потом поспешила обратно в спальню и, отворив шкаф, выбрала простое синее платье с заниженной талией и укороченными рукавами. Раньше Мейси обычно выбирала платья и юбки ниже колен и теперь радовалась тому, что в моду снова входили наряды с укороченными краями. Темно-синий жакет, верно служивший ей не один год, вполне сойдет, так же как шляпка-клош и черные туфли. Причем сегодня утром шляпка придется очень кстати.

Мейси сняла с головы полотенце и бросила взгляд на часы: половина девятого. До станции «Виктория» было пятнадцать минут быстрым шагом, так что на сушку волос у нее оставалось всего четверть часа. Прихватив жакет, шляпку, перчатки и портфель, Мейси вынула шесть булавок из стеклянной вазы на туалетном столике и выбежала из комнаты. Она спустилась по лестнице через узкую замаскированную дверь, ведущую к черному ходу.

Когда Мейси вбежала на кухню, три беседовавшие служанки подпрыгнули, услышав ее возглас:

— О Боже! Не могли бы вы мне помочь поскорее высушить волосы?

Первой пришла на помощь Сандра, а за ней — Тереза.

— Тесс, возьми вещи мисс Доббс. Сюда, мисс. Конечно, досуха не получится, но приколоть их вы сможете. Скорее, Вэл, открой топку.

Мейси заметила, что на первом этаже прислуга обращалась к ней «мисс» вместо обычного и более официального «мэм», подобающего для общения в апартаментах. Она снова обмотала голову полотенцем и, следуя совету служанок, наклонилась к открытой топке — просушить волосы над жаром печи.

— Смотрите, мисс, близко не подходите. Вы же не хотите опалить такие прекрасные волосы?

— Опалить? Сандра, да у меня как будто вся голова обуглилась!

— Если что, мы всегда можем принести новый «Хокинс Суприм» нашей леди. Ну знаете, такая зеленая машина для сушки волос. Она только раз ею пользовалась. Сказала, что ощущение такое, будто голову в пылесос засовываешь.

Валери захихикала, размахивая утренней газетой и направляя жаркий воздух к голове Мейси. Не смогла сдержать смеха и Сандра, а за ней и Тереза. Мейси посмотрела на них сквозь вуаль еще непросохших черных локонов и тоже впервые за долгое время расхохоталась.

— Ой, хватит, хватит, не смешите меня! — воскликнула она, смахивая побежавшие из глаз слезы.

— Мисс, мисс, простите. Ну просто вдруг стало так смешно. То есть нам всем приходилось так делать, но мы никогда не думали, что вы примчитесь сюда вся взъерошенная.

Мейси выпрямилась и стала расчесывать волосы, пытаясь уложить их в приемлемый пучок.

— Я всего лишь человек! Знаете, миссис Кроуфорд задала бы мне, если бы заметила, как я расчесываюсь на кухне. Чистая правда!

Валери закрыла топку, а Сандра принялась вытирать тряпкой длинный кухонный стол.

— Знаете, мисс, приятно видеть, как вы смеетесь, честно! Смех для здоровья полезен. От смеха и на душе легче.

Мейси улыбнулась.

— Спасибо за помощь и за компанию. — Она взглянула на серебряные часики, приколотые к платью: — Мне пора бежать, не то опоздаю на встречу.

Сандра отложила тряпку.

— Я провожу вас, мисс.

Мейси готова была сказать, что в этом нет необходимости, но тут ей пришло в голову, что Сандра, возможно, хочет поговорить с ней наедине. В свои двадцать шесть лет эта девушка была старше всех и прослужила в этом доме дольше остальных. На каменном крыльце особняка Мейси молча повернулась к Сандре и улыбнулась, побуждая ее заговорить.

— Мисс, надеюсь, это не покажется вам неуместным. — Сандра стояла, заложив руки за спину и уставившись на свои начищенные черные туфли, словно раздумывая, как бы получше выразиться. Она медлила, и Мейси все также молча наклонилась к ней.

— Мисс, вы усердно трудитесь, все это видят. Допоздна засиживаетесь. В общем, я хотела сказать, что мы всегда рады вас видеть, и, если хотите, приходите к нам поболтать в любое время. Понимаете… — она принялась теребить тесемку передника, — мы знаем, что вам нельзя к нам, когда все в доме. Ведь так не делается, верно? Но когда никого нет, мы хотим, чтобы вам не было одиноко.

По взгляду Сандры Мейси поняла, что девушка сказала все, что хотела, но та вдруг добавила:

— Вам, конечно, скучно с нами, мисс.

— Вовсе нет, Сандра, — ответила Мейси, улыбнувшись. — Вы сама доброта. В той кухне я провела, наверно, лучшие часы в жизни. И я подумаю над твоим предложением. — Она взглянула на часы: — Боже, мне пора бежать! Но, Сандра…

— Да, мисс?

— Спасибо. Спасибо за понимание.

— Не за что, мисс. — Сандра сделала короткий реверанс, кивнула и помахала Мейси на прощание.

Когда полицейская машина остановилась, инспектор Стрэттон тут же вышел и открыл перед Мейси заднюю дверцу. Он сел рядом и, не утруждая себя приветствиями, сразу заговорил о «деле Фишер».

— Перейду к делу, мисс Доббс: что ваш помощник делал в доме Лидии Фишер в день ее смерти?

— Инспектор, вы пока что даже не удосужились сообщить мне, оказался ли мой ассистент в доме миссис Фишер непосредственно в день ее гибели, поскольку труп обнаружили только вчера в одиннадцать утра.

— Прошу вас, мисс Доббс, не нужно препираться. Сегодня я позволил вам посетить дом убитой в надежде, что вы, вероятно, окажете нам содействие.

— Инспектор, я ценю ваше доверие, но я лишь пытаюсь заметить вам, что точное время смерти пока не установлено. Или нет? — Мейси улыбнулась Стрэттону с теплотой, которую заронил смех, разбиравший ее менее часа назад.

Инспектор с виду немного подобрел.

— Согласно заключению Спилсбери, смерть наступила около шести часов вечера накануне вашего прихода. Так что насчет Била?

— Мистер Бил действительно навещал миссис Фишер. Однако он покинул Чейн-мьюз к четырем часам, чтобы успеть в контору на встречу со мной, и я за него ручаюсь.

— А в котором часу вы расстались?

— Ах, инспектор…

— Мисс Доббс.

— Около шести. Несомненно, его супруга сможет подтвердить, что он вернулся домой, скажем, к половине седьмого. На работу он обычно добирается автобусом или на метро, хотя, полагаю, домой он предпочитает ездить на метро, поскольку так быстрее: от Сент-Панкрас по Столичной линии до Уайтчепела. Но, судя по тому, как ходят поезда, домой он мог вернуться не раньше семи. Сомневаюсь, что он стал бы слишком задерживаться, инспектор, потому что любит поиграть с детьми, прежде чем уложить их спать.

Минуту Мейси размышляла, а потом добавила:

— Я знаю, что он изредка заглядывает в паб «Принц Уэльский» пропустить полпинты, но только в конце недели.

— Мне придется его допросить, вы же понимаете.

— Да, конечно, инспектор. — Мейси бросила взгляд в окно.

Машина притормозила, сворачивая на Чейн-мьюз, и подкатила к дому № 9. У входа стоял одинокий констебль. Стрэттон не спешил выходить из машины и снова повернулся к Мейси:

— Мисс Доббс, скажите снова, зачем вы приходили к миссис Фишер?

Ответ на этот вопрос у нее был заготовлен:

— Я хваталась за единственную соломинку, инспектор, а миссис Фишер могла пролить свет на мое нынешнее дело о дочери, сбежавшей из родительского дома. Их связывали деликатные отношения. Полагаю, они были знакомы, и я хотела в разговоре выяснить, сможет ли она рассказать хоть что-нибудь о характере пропавшей девушки. Должна добавить, инспектор, что «девушке» уже за тридцать и у нее очень влиятельный отец.

— А Бил?

— Выяснял имена и местонахождение ее знакомых. Миссис Фишер и нашего объекта связывало немногое, и мы даже не знали, верный ли у нас адрес. Билли проверял наши сведения, а когда объявилась миссис Фишер, воспользовался возможностью побеседовать с ней. Потом он ушел. Остальное вы знаете.

— А имя девушки, которую вы разыскиваете?

— Как уже говорила вчера, мной подписан контракт о неразглашении. В случае крайней необходимости я раскрою имя моего клиента в интересах общественной безопасности и правосудия. А пока что прошу вас уважать мои профессиональные обязательства перед клиентом.

Стрэттон кивнул, нахмурившись.

— Пока что, мисс Доббс, я не буду настаивать. Мы Разыскиваем подозреваемого мужчину, а не женщину. Однако есть ли у вас еще какая-либо информация по делу?

— Только одно: мистер Бил отметил, что миссис Фишер чаю предпочитала спиртное.

Стрэттон потер подбородок и снова взглянул на Мейси.

— Да, это соответствует заключению Спилсбери.

Собираясь выйти из машины, Мейси надела перчатки и взяла сумочку.

— Инспектор, а что думает Спилсбери относительно версии об отравлении?

— Ах да, — отозвался Стрэттон, протягивая руку к дверце машины. — Очевидно, ее сначала отравили. Яд подлили в чай. Вероятно, миссис Фишер выпила пару чашек, после того как Бил покинул дом. Сейчас Катберт корпит в лаборатории: пытается выяснить, какой яд или соединение использовал убийца. Хотя сэр Бернард Спилсбери сказал, что подозревает опиаты, возможно, морфий.

— А как же удары ножом?

— Когда ее ударили, она уже была мертва. И потому, как вы сами видели, на месте преступления почти не было пятен крови. Но с ножом еще не все ясно.

— Да?

— С виду раны на теле жертвы напоминают штыковые ранения. Но вы же знаете сэра Бернарда. Видимо, вскоре мы получим детальное описание орудия убийства.

Мейси глубоко вздохнула и, пока Стрэттон открывал для нее дверь, задала еще один вопрос:

— А он подтвердил связь с убийством в Кулсдоне?

Когда она выходила, инспектор придержал ее за руку.

— Картины преступления идентичны.

— Славный коврик испортили, правда? — заметил Стрэттон, заглядывая в окно гостиной.

Небрежные замечания были обычным делом в среде тех, кто профессионально изучал последствия жестоких преступлений. Когда-то Морис сказал Мейси, что таким способом люди бессознательно пытаются адаптироваться к крайне необычным обстоятельствам. Но сегодня она впервые в жизни услышала, как обюссонский ковер назвали «славным ковриком».

— Инспектор, не оставите меня одну ненадолго?

Стрэттон помедлил, потом пожал плечами и вышел, закрыв за собой дверь. Он никогда не сталкивался с Борисом Бланшем по работе, но много слышал о методах доктора от коллег, которым доводилось с ним работать, и знал, что его «странноватые» приемы нередко помогали быстро раскрыть преступление. Бывшая помощница Бланша, очевидно, пользовалась методикой, усвоенной у наставника. Комнату тщательно осмотрели, так что уликам ничего не угрожало. И Стрэттон знал, что эта Мейси Доббс, первой обнаружив тело, при желании переместила или спрятала бы улики.

Мейси медленно обошла комнату, касаясь личных вещей Лидии Фишер, и вновь со всей остротой ощутила одиночество убитой. Как сильно ей не хватало искреннего разговора и неподдельной страсти, а не пустой болтовни и чужой снисходительности. Как жаждала она душевной близости, что рождается среди настоящих друзей, а не в окружении своры светских льстецов.

Она внимательно изучила обстановку в гостиной: бледно-голубые бархатные шторы, темно-лазурного цвета кушетка с синеватой окантовкой, дубовый письменный стол в стиле ар-нуво, набор приставных столиков — уже не опрокинутых, а расставленных по местам, — зеркало в форме огромной бабочки на одной стене и модернистское полотно — на другой. Бар в углу, справа от окна, уже «припудрила» полиция, а в углу напротив стоял граммофон. В комнате было приятно и просторно. Но женщина здесь жила одинокая, незамужняя.

Мейси подошла к кушетке, присела на колени перед темно-коричневым пятном на ковре и коснулась места, куда упала Лидия Фишер. Закрыла глаза и глубоко задышала, не отрывая руки от пятна, где против воли убитой пролилась ее кровь. Едва Мейси коснулась ковра, как на нее опустился и словно покрывалом окутал холодный вязкий воздух. Ощущение не стало для нее неожиданностью: она знала, что нечто подобное случится, стоит только обратиться в прошлое в поисках хоть одной причины, слова, намека, чего угодно, что помогло бы понять, почему комната, где она впервые побывала вчера, казалась такой знакомой.

Истекали секунды. Время замедлилось. И вместо этой комнаты Мейси увидела другую, откуда пять дней назад второпях сбежала Шарлотта Уэйт. Обеих женщин роднило какое-то чувство. Мейси почти сразу предположила понятное ей одиночество, однако ощутила, что женщин связывало еще нечто неуловимо тонкое, что пока не могла назвать.

Она открыла глаза, и связь с Лидией Фишер стала ослабевать. Послышался приближающийся голос Стрэттона. Видимо, он решил, что отвел ей достаточно времени побыть наедине с вещами, оставленными убитой. Мейси в последний раз окинула взглядом комнату, но не успела открыть дверь, как ее потянуло к окну, возле которого прежде стоял инспектор. Прислонившись к подоконнику, ей захотелось поднять ставни и впустить свежий воздух. Вдруг она ощутила внезапный прилив тепла в ладони и наклонилась. Может, радиатор снизу нагрел дерево? Скользнула рукой по подоконнику, а потом присела на колени, пытаясь выяснить, можно ли убавить температуру. К ее удивлению, железные трубы оказались холодными. Мейси провела кончиками пальцев вниз по стене, затем по половицам. Она чувствовала, что ее ожидает какая-то находка, нечто важное. Едва за дверью раздались шаги Стрэттона, Мейси нащупала указательным пальцем что-то мягкое и колючее, как щетка. Опустила голову ниже. Предмет был белым и настолько маленьким, что его без труда могли смести на пол во время уборки. Для полиции он не представлял ни малейшего интереса. Этот крошечный потерявшийся комочек мог оказаться на полу в любое время.

— Мисс Доббс, — позвал Стрэттон, постучав в дверь.

— Входите, инспектор.

Когда Стрэттон вошел в комнату, Мейси сворачивала льняной носовой платок.

— Вы закончили, мисс Доббс?

— Да, инспектор. Я немного расстроилась. Прошу меня извинить. — Мейси шмыгнула носом, пряча платок в карман.

Покинув дом, Стрэттон и Мейси продолжили разговор в машине.

— Ваши соображения?

— Я хотела бы побольше узнать о мистере Фишере. А вы, инспектор?

— Безусловно. Впрочем, я уже поручил это одному из моих людей.

— Где он сейчас? И кто он?

— Что ж, скажем, его местонахождение напрямую зависит от работы. Он своего рода путешественник, исследователь, если угодно. По словам служанки, дома бывает редко. Большую часть времени проводит в какой-нибудь глуши в компании заинтересованных господ не из бедных. Те прилично платят ему за то, чтобы он взял их в Восточную Африку, пустыню Гоби или еще куда-нибудь сфотографироваться с животными, которых и так можно увидеть в лондонском зоопарке!

— Это все объясняет.

— Что именно?

— Ее одиночество.

— Хм-м. — Стрэттон отвел взгляд.

— Инспектор, позвольте попросить вас об одной услуге? — спросила Мейси с улыбкой.

— Мисс Доббс, боюсь, ваша просьба может в итоге стоить мне должности.

— Нет, если поможет найти убийцу. Скажите, можно ли взглянуть на вещи, изъятые в доме жертвы в Кулсдоне?

— Послушайте, мисс Доббс, хотя я вам и признателен за версии, навеянные «женской интуицией», мне все же хотелось бы знать, почему вас интересует это дело. Насчет Фишер понятно, учитывая «тонкую» связь с вашим частным расследованием. Но позволить вам осматривать имущество миссис Седжвик нет ни малейших оснований. Это было бы вопиющим нарушением правил.

— Прекрасно понимаю, инспектор.

Минуту они сидели молча.

— Если хотите, могу поручить водителю доставить вас прямо к двери.

— Нет, инспектор, не стоит, у меня еще есть дела.

Машина подъехала ко входу на станцию «Виктория», и Стрэттон снова вышел первым и поддержал Мейси за руку.

— Благодарю, инспектор.

— Мисс Доббс, хотя я не сомневаюсь, что встреча вашего ассистента с миссис Фишер прошла в точности с вашим описанием, завтра утром я должен его допросить. Вы же понимаете, что в обычных обстоятельствах речь шла бы о простой формальности. Но в данном случае я попрошу вас передать ему, что он должен явиться в Скотленд-Ярд в десять.

Уходя, Стрэттон задавался вопросом, что же Мейси Доббс могла выяснить за время, проведенное в доме Лидии Фишер. Что такая милая девушка могла знать о жизни распущенной светской львицы?

Мейси рассталась с инспектором в одиннадцать утра. И прежде чем направиться на Фицрой-сквер, поспешила назад, к дому № 15 на Эбери-плейс. Она вошла через черный ход, быстро пересекла кухню, обычно безмолвную в это время дня, и по лестнице направилась прямиком в свою комнату. Войдя, Мейси сняла синий пиджак, вынула из кармана белый носовой платок и, даже не взглянув на скрытую в его складках находку, убрала в левый ящик письменного стола. Там она будет в безопасности.

 

Глава седьмая

— Не так уж плохо для пятничного утра, а, мисс? — Билли снял пальто и повесил его на крючок за дверью. Он потер руки и улыбнулся Мейси. — Так и не увидел вас вчера в пять, как условились, хотя и получил вашу записку. Вы предупредили, что сразу после встречи с инспектором Стрэттоном отправитесь к парикмахеру и портнихе мисс Уэйт. Мне удалось проверить еще несколько имен из записной книжки, хотя их там всего ничего.

— Я предположила, что это наиболее вероятная версия, однако нельзя ничего упускать.

— Уж точно, мисс. Парикмахер сказал что-нибудь интересное?

— Нет, ничего особенного. Разве что за последние недели Шарлотта переменилась. Предположительно она делала прическу раз в неделю, иногда чаще, если собиралась куда-нибудь на вечеринку. Но за последние шесть недель она заходила к парикмахеру только раз и просила постричь ее попроще, чтобы волосы можно было зачесывать назад и собрать в пучок. — Мейси потянулась за папкой на столе. — А портниха не видела Шарлотту уже несколько недель, и это странно, поскольку она постоянно перешивала свои роскошные наряды.

— Ну что ж, раз уж мы сегодня наведаемся к мистеру Уэйту, может, он нам что-нибудь подскажет. Держу пари, вы рады, что неделя кончилась, верно?

— Все выходные я буду занята делом Уэйта и поездкой в Кент. Да и тебе до выходных еще далеко, Билли. Мне неприятно это говорить, но сегодня ровно в десять ты должен явиться в Скотленд-Ярд.

Билли мгновенно переменился в лице.

— Скотленд-Ярд, мисс?

— Не волнуйся, Билли. Тебя вызывают по делу Фишер. — Мейси оторвала взгляд от стола: она раскладывала на бюваре бумаги из портфеля. — Что такое? Ты же не совершал ничего, что бы могло их заинтересовать, правда? — Мейси улыбнулась, пристально глядя на Билли.

Помощник повернулся к чайному подносу и, не оборачиваясь, ответил:;

— Нет, ну что вы! Может, чаю?

— Да, было бы прекрасно, Билли. Сегодня у нас трудный день. В начале следующей недели я уеду, а нам еще нужно отбыть в два, чтобы успеть к трем на встречу с Уэйтом. Не хочу к нему опаздывать.

— Правильно, мисс.

— И предваряя твои расспросы, сообщаю: мой обед с инспектором отменяется, что неудивительно, поскольку пару часов он проведет в твоем обществе. Нам нужно поскорее добиться результатов в деле Уэйта. Шарлотта и раньше сбегала, хотя мы с тобой считаем, что ей уже давно пора было жить отдельно. Но дело в том, что наши мнения не в счет, а сложности взаимоотношений Джозефа Уэйта с дочерью должны прежде всего беспокоить их самих. По крайней мере пока.

Билли хотел было что-то ответить, но Мейси остановила его жестом.

— Да, я знаю, что мы спешили изо всех сил, но меня беспокоит вот что: Лидия Фишер могла ненамеренно либо умышленно сбить тебя с толку, сказав о желании Шарлотты уйти в монастырь. Нам нужно сделать так, чтобы клиент остался доволен, и как можно скорее. К тому же теперь возникли более важные причины поскорее найти Шарлотту. Возможно, придется привлечь полицию.

— Да, мисс.

— Нельзя отрицать, что нам удалось установить возможную — подчеркиваю, возможную — связь между убийствами двух женщин и исчезновением Шарлотты Уэйт.

Билли надул щеки.

— Боже, мисс, если все так, как вы говорите…

— Именно.

— Кстати, — произнес Билли, поворачиваясь на стуле и вытягивая ногу, — я еще раз просмотрел записную книжку, и первая жертва, ну, которая из Кулсдона… в общем, там ее нет. Я проверял на «Ф» — Филиппа, и на «С» — Седжвик. Так что если мисс Уэйт ее знала, то записала в другой книжке.

— Точное замечание. Нужно побольше выяснить о миссис Седжвик. Послушай, если после беседы со Стрэттоном и Колдуэллом у тебя найдется время, попробуй еще что-нибудь раскопать про убийство миссис Седжвик, снова просмотри газеты. Ах да, и еще кое-что! Не позволяй сержанту Колдуэллу донимать тебя, Билли. Будь выше этого и помни, провокации — его работа. — Мейси задумалась на минуту. — Как бы я хотела, чтобы ты сумел разговорить инспектора Стрэттона.

Билли рассмеялся.

— По-моему, это не со мной он хочет откровенничать.

Покраснев, Мейси встала и принялась рассматривать карту дела.

— От матушки Констанции пока никаких вестей, мисс?

— Пока нет. Едва ли монашка-затворница станет звонить по телефону. Но я всем сердцем надеюсь, что ответ придет с вечерней почтой. Если матушка Констанция сохранила в себе хотя бы половину прежней педантичности, она ответит незамедлительно. Мое письмо должно было прибыть вчера утром, и если предположить, что матушка отправила ответ вечером, мы получим его сегодня.

— А в Кент вы отправитесь в понедельник?

— Возможно, еще раньше. Я уже говорила с доктором Бланшем и прежде всего обсужу дело с ним.

— Не забудьте передать от меня привет мистеру Доббсу, ладно?

Мейси сверилась с часами и кивнула:

— Да, конечно, Билли. Тебе уже пора, если ты не хочешь заставить инспектора ждать.

Билли отодвинул скрипучий стул и чуть поморщился, подтягивая волочившуюся ногу.

Мейси сделала вид, что не заметила, но когда ее помощник натягивал пальто, она решила высказать свои опасения:

— Ты уверен, что я не слишком нагрузила тебя поручениями? Меня не будет всего пару дней, но если ты чувствуешь, что не справишься, вернусь раньше.

— Не-ет, мисс. Я же говорил вам на прошлой неделе, что мне теперь гораздо лучше. Сил уйма, и болит куда меньше. Сказать по правде, думаю, шрапнель, что у меня в ноге засела, ноет из-за погоды.

Мейси улыбнулась.

— Ну хорошо, Билли.

Она принялась собирать бумаги, а потом заперла их в ящике стола. Затем снова взглянула на часы и едва схватила макинтош, шляпку и перчатки, как раздался звон медного колокольчика: кто-то потянул за шнурок над входом. Мейси гадала, кому могла понадобиться в столь неподходящий момент. Ей вдруг пришло в голову, что матушка Констанция могла отправить телеграмму. Она сбежала вниз.

— О, миссис Бил, какая неожиданность!

Мейси с изумлением увидела на пороге жену Билли: одной рукой женщина держала ребенка, уперев вторую в бедро. Она встречалась с Дорин Бил только раз, на Рождество, когда приходила с подарками. Дом Билов в Уайтчепеле, с двумя гостиными и двумя спальнями, теснился в ряду точно таких же строений. Еще тогда Мейси показалось, что эта невысокая крепкая женщина из сельской местности плохо вписывалась в сплоченный круг соседей. Она была родом из Суссекса и не умела ни сбивчиво тараторить, ни громогласно шутить, как настоящие кокни, среди которых вырос ее муж.

— О, надеюсь, вы не возражаете, мисс Доббс, что Я пришла без предупреждения. Не могли бы вы уделить мне минутку? Я знаю, что Билли здесь нет. Я видела, как он ушел. Не хотела, чтобы он узнал о моем приходе.

— Конечно. Проходите в кабинет. — Мейси посторонилась, впуская Дорин Бил.

— Ничего, если я оставлю коляску под дверью?

— Уверена, все будет в порядке, миссис Бил. Признаться, я никогда не видела детей в этом районе, но, думаю, ничего не случится. Пройдемте в кабинет.

Мейси улыбнулась малышу, спрятавшему личико в складки маминого пальто, а затем младенцу, который, подражая брату, прижался к намокшему под дождем материнскому рукаву.

Придвинув гостье стул, Мейси вынула из стола несколько простых листов бумаги и вместе с банкой цветных карандашей положила на пол.

— Держи. Нарисуй мне поезд. — Мейси снова улыбнулась малышу с копной белокурых, как у эльфа, волос, и тот посмотрел на маму.

— Давай, Бобби, нарисуй красивый поезд.

Теперь, когда удалось занять одного ребенка, а второй начинал засыпать на руках у матери, Мейси улыбнулась Дорин:

— Итак, миссис Бил, чем могу помочь? Что-то не так с Билли?

На бледном лице женщины ярко горели глаза. Когда она силилась сдержать слезы, Мейси заметила, как у нее на висках вздулись синеватые вены.

— О, миссис Бил, что такое? Что стряслось?

Подавшись вперед, Мейси обошла стол и положила руку на плечо гостьи. Дитя на руках захныкало, а мальчик прекратил рисовать и словно прилип к полу, держа большой палец во рту. Его глаза наполнились слезами, а выражение лица зеркально повторяло мамино.

Успокоившись, Дорин Бил обернулась к сыну с улыбкой:

— Давай, малыш Бобби, нарисуй папе картинку!

Поднявшись со стула, она кивком позвала Мейси к окну.

— Маленькие шпионы, — зашептала Дорин. — Все дело в Билли, мисс Доббс. Я подумала, может, вы скажете, что с ним.

— Я сделаю все… — начала Мейси, но ее тут же перебила миссис Бил, явно желавшая излить горе:

— Видите ли, мой Билли был совсем как вы. Спокойный такой, степенный. Даже после войны, когда мы только стали встречаться, — молодые еще были, конечно, — но даже после всего пережитого он всегда был такой, знаете, искренний. Как я уже сказала, не ругался никогда, не кричал. — Дорин повернулась, перекладывая ребенка с руки на руку. — А в последнее время, за несколько месяцев, наверно, все изменилось. Нога опять не дает ему покоя — она никогда и не заживала, — а теперь он весь просто измучился. Знаете, как может изводить ноющая боль?

Мейси молча кивнула. Дорин Бил вынула из кармана невзрачного коричневого пальто носовой платок и смахнула с кончика носа капельки влаги. Она шмыгнула носом и снова вытерлась.

— Билли всюду успевает: и по дому поможет, и с детьми поиграет. Он как пчелка, с работы — домой, из дома — на работу, а еще на нашем участке овощи выращивает. Едва перекусить успевает. А иногда приходит и падает как свинцовый, и даже лицо у него такое серое делается. Я же понимаю, что это все нога. И еще воспоминания.

Дорин Бил снова шмыгнула носом и высморкалась.

— О, простите меня, мисс Доббс. Мне мама всегда говорила: что ни делай, а при детях не раскисай.

Минуту Мейси молчала, а потом произнесла:

— Должна сказать, миссис Бил, я тоже заметила перемены в поведении Билли и тоже забеспокоилась, поэтому рада, что вы решили все обсудить со мной. Вы наверняка очень встревожены.

Дорин кивнула.

— Билли прекрасный отец и хороший семьянин, всегда таким был. Он мне так дорог, знаете, дороже всех. Не то что вон как некоторые. Но я просто ума не приложу, что с ним. И ужасно боюсь опять его расспрашивать.

— А что случилось в первый раз?

— Ну, он все время говорил «я в порядке, милая», уходил и чем-нибудь занимался. Конечно, он еще по пятницам задерживался после работы выпить по бокальчику с друзьями. Говорю же, мой Билли не такой, как некоторые, — полпинты в неделю, и все. А теперь он два, а то и три раза в неделю возвращается поздно и то светится от радости, то угрюмый как сыч. А в этот раз во вторник, среду и четверг задерживался до семи.

Мейси старалась не выдать тревоги.

— Он вернулся поздно и во вторник, и в среду?

— Да, мисс, хотя я вас не виню, даже если он задержался по вашему поручению.

Не выдав изумления, Мейси пару минут стояла молча.

— Миссис Бил, вы хотите, чтобы я поговорила с Билли?

— Ох, не знаю, мисс Доббс. В смысле да, хотелось бы, но… знаете, я такая трусиха. Мне мама всегда говорила: брани свою долю при муже да в четырех стенах.

На минуту Мейси задумалась, сознавая, как тяжело, наверное, далось Дорин решение прийти к ней в контору.

— Полагаю, матушка советовала вам из лучших побуждений, но иногда полезно поговорить и с тем, кому доверяешь. По крайней мере теперь вам будет легче, поскольку я подтверждаю ваши наблюдения. Я поговорю с Билли. И не волнуйтесь, о нашем разговоре я не скажу.

Дорин Бил промокнула глаза платком и кивнула.

— Я лучше пойду, мисс Доббс. До конца недели мне надо еще свадебное платье закончить.

— У вас много работы, миссис Бил? — осведомилась Мейси, зная, что заработки швеи напрямую зависят от состоятельности заказчиков.

— Не так много, как раньше, но идет помаленьку. Люди пока что ценят тонкую работу.

— Хорошо. А теперь не желаете спрыснуть щеки холодной водой? Зайдите в туалет — я присмотрю за детьми. Там есть таз с водой, а утром я повесила чистое полотенце.

Когда гостья вернулась, Бобби продолжал очень вдумчиво рисовать карандашами поезд, а Мейси стояла у стола, держа на руках младенца, склонившего головку ей на плечо. Собрав детей, Дорин Бил покинула контору. Мейси смотрела, как женщина направилась к Уоррен-стрит, толкая перед собой коляску: под одеялом спала Лиззи, а с краю, сжав короткими пальчиками поручень, примостился Бобби. Мейси подумала, что пора было спешить на встречу с модисткой Шарлотты, и тут, на секунду помедлив, коснулась рукой шеи, где еще ощущалось тепло маленькой пушистой головки Лиззи Бил.

 

Глава восьмая

Мейси подозревала, что допрос Билли был напрасным, особенно теперь, когда знала, что во время гибели миссис Фишер ее помощник покинул контору, но сразу домой не пошел. Помня тайную сделку Билли с незнакомцем, замеченную в среду на Уоррен-стрит у паба «Принц Уэльский», Мейси не верила, что Билли вновь ездил на Чейн-мьюз, но все равно была встревожена.

Беседа со Стрэттоном и Колдуэллом в Скотленд-Ярде оказалась долгой, и когда Билли вернулся на Фицрой-сквер, они отправились в Далидж на встречу с Джозефом Уэйтом. Мейси надеялась по пути обсудить результаты поисков Шарлотты Уэйт и выяснить у помощника подробности допроса, но Билли, похоже, погрузился в пучину апатии. Он сидел, уставившись в окно, и не отпускал привычных замечаний о прохожих, мимо которых проносился их «эм-джи», не начинал разговора, сдобренного остротами и каламбурами.

— Полагаю, утренняя встреча со Стрэттоном тебя немного утомила, не так ли?

— О нет, мисс. Я просто задумался.

— О чем же, Билли? Ты чем-то обеспокоен? — спросила Мейси, стараясь внимательно следить и за помощником, и за движением на дороге.

Билли скрестил руки на груди, будто кутаясь от холода.

— Я просто думал о тех двух женщинах, ну то есть о мисс Уэйт и миссис Фишер. Они были два сапога пара.

— О чем ты?

— Знаете, обе как будто отрезанные от жизни. В смысле они ходили на вечеринки и все такое. Ну по крайней мере пока мисс Уэйт от всех не отгородилась. Две светские девицы, хотя, в конце концов, они не были… — Билли прищурился, подыскивая верное слово, — повязаны. Точно, повязаны. Ну, понимаете, вот как я, к примеру. Повязан с женой и детишками. Люди повязаны с теми, кого любят и кто любит их. Это чувствуется, когда входишь в комнату, правда, мисс? — Впервые за время поездки Билли взглянул на Мейси. — Вот, бывает, увидишь фотографии на комоде, а вокруг всякие безделушки дареные валяются, и как-то уютнее становится, правда? Конечно, моя жена сказала бы, что это бардак, но вы же понимаете, о чем я.

— Понимаю, Билли.

— Да, верно. И, как уже говорил, я поболтал с приятелем, который на «Экспресс» работает, и, в общем, он Рассказал, что, по слухам — вы же понимаете, они такое Не напечатают, — жертва из Кулсдона, Филиппа Седжвик, встречалась с каким-то женатым господином.

— Твой друг тебе сообщит, если узнает что-нибудь еще?

Билли усмехнулся.

— Ну, он как бы не старинный дружок мне, мисс. Помните, сами говорили, что надо устанавливать контакты с теми, кто владеет информацией? В общем, пара пинт в «Принце» в среду после работы — и он запел как соловей.

— В среду вечером? Ты разве не собирался прийти домой пораньше, пока дети не легли спать?

— Куй железо, пока горячо, правда, мисс? Проходил мимо, заметил, как тот зашел пропустить стаканчик, ну и решил, так сказать, воспользоваться случаем. Все же сработало, правда?

— Обсудим это после. Не скажу, что с нетерпением жду встречи с Уэйтом.

— Я тоже, мисс. И не забудьте развернуть машину капотом к воротам!

Гаррис, дворецкий Уэйта, уже явно выздоровевший, любезно пригласил их в просторный холл. Затем, вынув из жилета карманные часы, он произнес:

— Без четырех минут три. Я провожу вас в библиотеку. Мистер Уэйт присоединится к вам ровно в три.

Гаррис провел их в библиотеку и, удостоверившись, что гости удобно устроились, удалился. Мейси и Билли не пробыли наедине и минуты, как дверь распахнулась, и к ним вошел Уэйт. Не успел Билли почтительно привстать, как хозяин тяжело опустился в кресло и бросил взгляд на часы:

— Десять минут, мисс Доббс. Итак, я поручил вам найти мою дочь четыре дня назад. Где Шарлотта?

Мейси глубоко вздохнула и спокойно ответила:

— Полагаю, она может находиться в Кенте, мистер Уэйт, однако я пока не могу достоверно назвать местоположение ее убежища.

— Убежища? И зачем моей дочери убежище?

— Могу я поговорить с вами начистоту, мистер Уэйт?

Крупный мужчина откинулся в кресле, сложив руки на груди. Мейси подумала, знает ли он, как быстро себя выдал. Одним движением Уэйт ясно признал, что ее откровенность была нежелательна.

— Подозреваю, что главным мотивом бегства вашей дочери явился страх.

Уэйт подался вперед:

— Страх? Чего ей было…

— Я пока не уверена, — оборвала его Мейси, — однако мы с ассистентом ведем расследование сразу по нескольким направлениям. Наша главная задача — связаться с Шарлоттой.

— Что ж, если вам известно, где она, езжайте и привезите ее. За это я вам и плачу.

— Мистер Уэйт, ваша дочь могла укрыться в стенах монастыря. И в таком случае без должного соблюдения некоторых формальных процедур мне даже не удастся с ней поговорить.

— Ни разу в жизни не слышал столько вздора! — Уэйт встал и наклонился, упершись кулаками в стол. — Если вам известно, где моя дочь, мисс Доббс, я хочу, чтобы вы немедленно привезли ее сюда. Вам ясно?

— Предельно, мистер Уэйт.

Мейси не шелохнулась, лишь слегка подалась назад. Ее расслабленные руки неподвижно лежали на коленях. Спокойствие сохранял и Билли.

— Что-нибудь еще, мисс Доббс?

Мейси сверилась с часами:

— У нас еще около пяти минут, мистер Уэйт, и я хотела бы задать вам несколько вопросов.

Уэйт внимательно посмотрел ей в глаза, словно вычисляя, насколько его контроль над ситуацией ослабнет, если он вернется в кресло. Присев, он вновь скрестил руки.

— Скажите, вы знакомы с Лидией Фишер и Филиппой Седжвик?

— Да, конечно. Обе знали мою дочь много лет. Думаю Шарлотта все еще поддерживает связь с миссис Фишер, но они почти не встречаются. По-моему, со второй Шарлотта не виделась уже много лет.

— А прочие знакомства, мистер Уэйт? Несомненно, двумя подругами ваша дочь не ограничивалась?

Уэйт помедлил, нахмурившись. Он наклонился и покрутил кольцо на мизинце.

— Да, была еще одна. Но уже умерла. Покончила с собой пару месяцев назад.

Мейси ничем не выдала своего удивления откровением Уэйта.

— И как ее имя?

— Розамунда. По мужу — Торп. Жила где-то на побережье. Они все учились в одной школе. Много лет назад, в Швейцарии.

Мейси подалась вперед.

— Шарлотта расстроилась, узнав о смерти подруги?

— Я же сказал, они не общались много лет. Насколько я знаю, Шарлотта узнала обо всем, только увидев имя миссис Торп в разделе некрологов.

— Мистер Уэйт, по-видимому, Шарлотта расторгла помолвку с Джеральдом Бартрапом примерно в то же время, когда узнала о смерти подруги?

— А, Бартрап. Вы уже с ним говорили, не так ли?

— Конечно. И по его словам, помолвку расторгли по инициативе вашей дочери. У меня нет причин ему не доверять.

Уэйт на мгновение закрыл глаза и покачал головой.

— Мистер Уэйт, почему вы не сказали мне, что Шарлотта ваш второй ребенок?

Джозеф Уэйт был явно поражен. Поджав губы, он глубоко вздохнул, словно стараясь взять себя в руки, а затем дать Мейси резкий лаконичный ответ:

— Потому что это не имеет ни малейшего отношения к поведению Шарлотты. Вот почему. И никак не связано ее бегством. Я нанял вас расследовать исчезновение дочери, мисс Доббс, а не копаться в моей жизни. А, знаю-Знаю, вы, верно, подыскиваете объяснение, будто во всем виновата ее скорбь или еще что-нибудь в таком духе. В общем, они не были близки, хотя Джо был сама доброта и присматривал за сестрой, а она вечно жеманилась, как ее мамаша.

Уэйт наклонился вперед, но Мейси сидела неподвижно, а Билли что-то помечал на карточке.

— Он был одним из лучших, мисс Доббс, я берег его как зеницу ока. Он всегда помогал мне. Я устроил его в магазин, на самую низкую должность, чтобы научить уважению, которое пригодилось бы ему на высоких постах в компании. В бизнесе он чувствовал себя как рыба в воде. И никогда не жаловался, что работа его не достойна. А что касается вашего вопроса, я умолчал о нем, потому что Шарлотта была еще совсем девчонкой, когда ее брат умер, а сейчас она уже взрослая. Ее выходки не имеют к моему Джо никакого отношения!

У Мейси оставалась еще минута.

— Когда умер ваш сын, мистер Уэйт?

— Джо погиб в 1916-м. В июле, мисс Доббс, в битве на реке Сомме.

Мейси понимающе кивнула. Чтобы распознать горечь утраты, слова не требовались: память о войне накрыла всех своей тенью, порой тяжелой и плотной, а порой бледной и легкой, как дымка, но никуда не исчезавшей.

Джозеф Уэйт посмотрел на часы и, обменявшись рукопожатиями с Мейси и Билли, направился к выходу. Но вдруг обернулся и спросил:

— Мисс Доббс, почему вас интересуют три давние подруги Шарлотты?

Мейси подняла портфель.

— Потому что все они мертвы, мистер Уэйт. Я решила что вы, вероятно, видели новости о смерти миссис Седжвик и миссис Фишер. Любопытное совпадение, не правда ли?

— Наверно, я их пролистал. Меня гораздо больше интересуют международная торговля и состояние дел в стране, то есть текущие события, непосредственно влияющие на «Международную торговую сеть Уэйта». Прочие частности, связанные с исчезновением моей дочери, меня мало волнуют, если вскоре ее вернут домой. А это уже зависит от вас, мисс Доббс.

— Надеюсь скоро связаться с ней. Мистер Уэйт, вы, конечно, понимаете, что пока Шарлотту можно убедить вернуться, принуждать ее нельзя.

В ответ Джозеф Уэйт лишь шумно вздохнул. Открыв дверь, он обернулся:

— Я хочу, чтобы она вернулась сюда, мисс Доббс. Если она не подыщет себе подходящего мужа, жить будет со мной! — Бросив на Мейси сердитый взгляд, он предъявил ультиматум: — Я уезжаю на несколько дней проверить магазины и вернусь в следующий вторник. И к моему возвращению надеюсь увидеть вас вместе с моей дочерью. Вторник, мисс Доббс. У вас время до вторника.

Едва дверь захлопнулась, как ее тут же отворил Гаррис и проводил гостей к выходу. Когда Билли открыл дверцу машины для Мейси, оба вдруг вздрогнули, услышав над головой яростные хлопки крыльев: с крыши старинной голубятни в углу сада вспорхнула стая голубей.

— Боже, вы только посмотрите! — воскликнул Билли.

— О, как же они прекрасны! — заметила Мейси.

Ее помощник вздрогнул.

— Глядеть на них не могу. Уж лучше смотреть на дряхлого паршивого пса.

Парами и поодиночке птицы вернулись и, приземлившись на голубятню, скрылись за маленькой створкой.

— Гляньте на этого «капотом к воротам»! — снова пошутил Билли.

— Ладно, нам пора.

В глубоком молчании они медленно подъехали к главным воротам, которые отворил молодой человек, впустивший их во время первого визита. Покинув наконец резиденцию Уэйта, гости вздохнули с облегчением.

— Говорю вам, мисс, Джозеф Уэйт тот еще гусь, правда?

— Несомненно.

— Вы верите, что он и вправду не знал о смерти двух женщин?

Уверенно нажимая на газ, Мейси ответила:

— Ни за что, Билли. Ни за что на свете.

Едва вернувшись в контору, Мейси и Билли взялись за работу: внесли новые сведения в карту дела Шарлотты и просмотрели все текущие дела. За время отъезда Мейси из Лондона Билли, кроме прочих обязанностей, придется закончить отчеты для двух других клиентов. К последнему отчету всегда прилагался счет за услуги, а когда приходилось работать с клиентами, не желавшими платить «не отходя от кассы», как говорил Билли, своевременно представить им окончательный счет было жизненно необходимо.

Они проработали до шести, и Мейси отправила Билли домой. Сама же собиралась вернуться на Эбери-плейс и подготовиться к недолгой поездке в Кент. Она планировала выехать в Челстоун рано утром в субботу. Следующие несколько дней обещали быть крайне суетными: нужно было успеть поговорить с Морисом и леди Роуэн перед поездкой в Кэмденское аббатство, так как с вечерней почтой пришло письмо от матушки Констанции. Аббатиса сообщила, что, несмотря на тяжелую простуду, будет рада вновь увидеться с Мейси. Возвращаясь в Белгравию, Мейси добавила в план путешествия еще один пункт: поскольку Челстоун находился примерно в часе езды от Гастингса, что на побережье Суссекса, надо было выяснить, действительно ли там прежде жила Розамунда Торп.

К счастью, когда Мейси ехала домой на Эбери-плейс, движение на дорогах уменьшилось. Дождь сеял по ветровому стеклу, смешивая капли с остатками желтовато-зеленого смога. Она думала не о предстоящей работе, а об отце, Фрэнки Доббсе. Каждый раз во время приезда дочери он уверял ее: «Ты за меня не волнуйся, дорогая. Я в порядке, как сыр в масле катаюсь». Но Мейси все равно волновалась, стыдясь того, что при всей тревоге за него не навещала отца чаще.

Мейси вошла в дом через кухню. Когда Комптоны вернутся в город, она снова будет пользоваться парадным входом, где ее снова будет встречать Картер, старый дворецкий. А миссис Кроуфорд, отложившая выход на пенсию еще на год, — не считая предыдущего года и еще года ранее, — вновь будет командовать на кухне. Мейси поднялась в этом доме на следующую ступень жизни и прекрасно понимала, что сохранить добрые отношения с обитателями как верхних, так и нижних этажей было возможно, лишь соблюдая особую осторожность.

Оставив портфель на письменном столе в гостиной, Мейси упала в кресло у пылавшего камина. Дома. А что такое дом? Может быть, она так легко поддалась на уговоры леди Роуэн поселиться на Эбери-плейс, потому что не хотела отказывать человеку, которому была многим обязана? Когда же она в последний раз чувствовала себя по-настоящему дома?

Мейси вздохнула и подошла к окну. Отодвинув штору, она взглянула на туман, клубившийся вокруг уличного фонаря. Скоро дни станут длиннее и, как она надеялась, теплее. Лондонский смог развеется, угли в очагах угаснут, а печи вычистят на лето. Глядя на фонари, освещавшие изгибы и кружение тумана, Мейси вспомнила невзрачный прокопченный домик в Ламбете, где когда-то жила с родителями. И они оба были рядом с ней, а когда ей исполнилось тринадцать, мама умерла на руках Фрэнки Доббса, перед смертью наказав мужу не обижать дочь.

В последний раз, как подсказывала память, Мейси ощущала домашний уют в доме отца, но потом, приложив все усилия, он подыскал ей место служанки в особняке лорда и леди Комптон на Эбери-плейс.

Постучались.

— Войдите, — отозвалась Мейси.

Дверь тихо отворилась, и в комнату вошла улыбающаяся Сандра.

— Добрый вечер, мэм. Желаете ужинать у себя или в столовой?

Мейси улыбнулась. Она вновь стала «мэм». Часы показывали семь. В голове детектива уже складывался план действий, навеянный ужасной перспективой провести вечер в полном одиночестве. Хотя Мейси точно не знала, где снова почувствует себя дома, все же был на свете один человек, рядом с которым ей было уютно, и она поддалась тягостному желанию оказаться рядом с ним.

— Сандра, ты не могла бы собрать мне в дорогу что-нибудь перекусить? Кусок пирога со свининой или, может, бутерброд с сыром… и бутылочку «Вимто» или что-нибудь в этом роде?

— Ах, мэм, вы же не собираетесь ехать в такую погоду? — изумилась Сандра, кивнув в сторону окна, за которым как будто продолжал сгущаться туман.

— Сомневаюсь, что ехать утром будет легче. Я заберу Ужин, как пойду к машине. Мне нужно еще кое-что упаковать, и я сразу же спущусь на кухню.

— Хорошо, мэм. Я все приготовлю к вашему приходу.

— Спасибо, Сандра.

Мейси аккуратно вырулила из внутреннего дворика позади особняка и устремила «эм-джи» в промозглую лондонскую ночь. Она осторожно пересекла южные районы города по Олд-Кент-роуд и направилась в Севеноукс, Затем в Тонбридж, а оттуда по узким проселочным дорогам — в Челстоун.

За пределами Лондона туман постепенно рассеялся и остался лишь мелкий моросящий дождик. Мейси развернула на пассажирском сиденье плетеную корзинку и достала бутерброд. Ночное путешествие действовало на нее умиротворяюще. Кабину изредка озаряли вспышки фар встречных машин. Уверенно урчал двигатель. Мейси задумалась не только о собственной жизни, некоторые элементы которой вдруг дали о себе знать, но и о жизни Шарлотты Уэйт и ее подруг.

Придерживая правой рукой руль и не отрывая взгляда от дороги, она вновь потянулась левой рукой в корзинку и, вынув льняной платок, вытерла губы и руки. Достав бутылку «Вимто», Мейси откупорила ее зубами. Сандра уже позаботилась о ней, заранее сняв обертку и наполовину отвернув пробку. После пары глотков аккуратно поставила открытую бутылку в корзинку, обернув вокруг горлышка салфетку, чтобы бутылка не упала и всегда была под рукой. Она притормозила, когда на открытом участке дороги под колеса стремглав бросились кролики. Пришлось их объехать, едва они замерли, ослепленные светом фар.

Добравшись наконец до Челстоуна, Мейси сначала поехала через деревню. В местном пабе «Лиса и гончие» все еще горели огни — наверное, хозяин продолжал водить тяжелой метлой по плиточному полу, ведь час закрытия давно миновал. В конце концов она свернула к особняку Челстоун, и под колесами «эм-джи», выплевывая камешки, захрустел гравий. Несколько окон особняка были освещены. Комптоны — особенно леди Роуэн — обычно засиживались допоздна. Мейси проехала бывший вдовий дом, где жил Морис, а через несколько ярдов свернула влево. Она припарковалась возле дома конюха, где дорога сужалась. Бесшумно забрав из машины сумки, на цыпочках пошла по дорожке. Заглянув в решетчатое окно дома, в мягком свете единственной масляной лампы увидела отца, сидевшего уставившись в огонь.

Наблюдая за игрой пламени на изгибах и морщинах его липа, Мейси поняла, что не так часто навещала Фрэнки еще по одной причине. Ведь он, хотя и сохранил бодрость духа, все же был стариком, а ей не хотелось задумываться об истинном положении вещей: самый близкий ей человек был уже на склоне лет и она могла лишиться его в любой момент.

— Папа, — прошептала Мейси и тут же бросилась к черному ходу отцовского дома.

Утром ее разбудил аромат бекона, жарившегося в дровяной печи на первом этаже. Обрывки солнечного света легли теплыми пятнами на стеганое покрывало, и Мейси выпрыгнула из постели, достала из-за двери свой старый шерстяной халат и, пряча голову от низких лучей, побежала вниз на кухню.

— Доброе утро, пап.

— Доброе утро, дорогая. — Фрэнки Доббс стоял у печи, переворачивая два толстых ломтика бекона. — Тебе два яйца или больше? Свежие — утром сам собирал. Не то что ваши магазинные. По нескольку дней валяются на складе, пока их не продадут.

— Мне одно, пап.

Мейси налила чаю себе и Фрэнки из коричневого фаянсового чайника.

— Ты, наверно, пойдешь к доктору Бланшу сразу после завтрака, дорогая?

Она взглянула на Фрэнки: он ждал, что Мейси уйдет, тотчас отправится к своему учителю и наставнику. Сколько раз уже она приезжала к отцу лишь для того, чтобы посоветоваться с Морисом, просидев у него не один Час? Хотя времени было немного, Мейси откинулась на стуле.

— Нет, пап, мне некуда спешить. Я подумала, что мы могли бы поболтать, пока тебе не понадобится идти в конюшню.

Лицо Фрэнки озарила улыбка.

— Я уже ходил утром, — сказал он и тут же посмотрел на часы. — Но лучше еще раз все проверю, как только перекушу яичницы с беконом. Не люблю оставлять лошадку надолго: она может начать жеребиться в любой момент. Признаться, сегодня что-то притомился, дорогая.

— Я соскучилась, пап.

Фрэнки улыбнулся, перекладывая ломтик бекона и два безупречно поджаренных яйца на теплую тарелку, заранее придвинутую Мейси.

— Ну вот. Давай лопай, дорогая. Наешься на целый день.

Дождавшись, пока отец уйдет, Мейси вышла из дома и зашагала по узкой тропинке, ведущей из глубины отцовского сада на территорию вдовьего дома. Неподалеку находился розарий, где дама, отмеченная правительственными наградами Франции, Бельгии и Великобритании за службу во время Первой мировой, растила коллекционные розы. На краю розария стояли ворота, а за ними располагались яблоневые сады и загон для лошадей.

— А, Мейси! Я так рад тебя видеть. — Морис Бланш, давно разменявший седьмой десяток, сжал ладони Мейси в своих испещренных венами костлявых руках.

— Я тоже, Морис, я тоже, — ответила Мейси, крепко сжимая его руки.

— Пойдем, дитя мое, присядем, и ты расскажешь, что заставило тебя навестить своего дряхлого учителя.

Морис проводил женщину в гостиную и, взяв с подставки у камина трубку, набил ее табаком из кожаного кисета. Опустившись в кресло с высоким подголовником, Мейси смотрела, как Морис подержал спичку над трубкой под точно выверенным углом и несколько раз затянулся.

— Итак, что стряслось? — спросил он, отбросив потухшую спичку в остывший камин и усевшись в любимое кожаное кресло.

Мейси рассказала о поручении Джозефа Уэйта отыскать его дочь Шарлотту. Затем упомянула о самоубийстве Розамунды Торп и убийствах Филиппы Седжвик и Лидии Фишер, в которых собиралась разобраться. Она сразу заметила, как при упоминании Уэйта взгляд Мориса слегка изменился.

— Я должна спросить…

— Ты наверняка нашла мои старые записи.

— Да. Можешь рассказать, что случилось тогда? Что заставило тебя разорвать отношения с Уэйтом? Не могу отделаться от мысли, что на тебя это не похоже.

Морис несколько раз затянулся трубкой и пристально посмотрел на Мейси.

— Джозеф Уэйт, как ты, вероятно, поняла, человек решительный и прирожденный руководитель. В сущности, он неплохой, но временами бывает невыносим до невозможности. Уэйт щедр к беднякам, не способным, по его мнению, о себе позаботиться. Ему не понаслышке знаком тяжелый труд, и он требует того же от других, но и платит соответственно. По сути, Уэйт образец человека, который добился всего сам.

Мейси ждала, пока Морис вновь затягивался трубкой, — он явно рассказал не все.

— Как ты уже прочла в моих записях, Уэйт стал участливым и щедрым покровителем моих лечебниц в бедных кварталах на востоке и юго-востоке Лондона. Он давал деньги немедля и не скупясь, но…

Морис глубоко вздохнул и, опираясь на подлокотники, спрятал трубку в сложенных ладонях.

— Уэйт из тех, кто любит все контролировать или по крайней мере думать, что контролирует.

— Что между вами произошло, Морис?

— Словом, он взялся наставлять меня в некоторых деликатных аспектах моей работы. Со стороны это может показаться пустяком. Но в его нравоучениях обнаружилась глубокая предубежденность. Уэйт стал мне указывать, каких людей клиники будут брать, а каких нет. Пытался навязать нам условия, по которым мы были обязаны принимать пациентов либо отказывать им, исходя из их истории болезни. Но обращались к нам прежде всего люди, и потому, как врач, я не имел права никому отказывать, будь то уголовник или пьяница. Тем же, кто пренебрегал своим здоровьем, мы давали настоятельные рекомендации.

Мейси погрузилась в раздумья, а Морис продолжил основательно излагать свою историю:

— Уэйт стал регулярно наведываться в лечебницы, как в собственные магазины, без предупреждения. Я всегда предоставлял благотворителям полную свободу. В конце концов, созерцание труда на благо бедняков привлекало новые пожертвования. Приходили не многие, но Уэйт был из тех, кто хотел видеть свои деньги в работе. И вот однажды — я в тот момент отсутствовал — один из моих сотрудников расспрашивал девушку. Совсем еще девчонку, но уже в положении, хотя срок был небольшой. — Морис смахнул с рукава пепел. — Я лично проинструктировал весь персонал о том, что наша задача сохранить здоровье матери и ее нерожденное дитя. Любую девушку в таком состоянии мы бы оставили у себя либо передали туда, где бы о ней позаботились. Мы никогда не принуждали отказываться от ребенка. — Бланш покачал головой. — Лечебница не такое уж крупное учреждение: обычно всего две-три комнаты и небольшая кладовая. Хотя мы всячески стараемся сохранить конфиденциальность, Уэйт услышал обрывки разговора и бесцеремонно высказал свое мнение медсестре и самой девушке, которая и без того была эмоционально неустойчива. Девушка убежала. Как только мне доложили, я недвусмысленно дал понять Уэйту, что в его деньгах мы больше не нуждаемся.

«Должно быть, в то время отношения у них были натянутые», — подумала Мейси.

— А что случилось с той девушкой?

Морис вздохнул.

— Когда ее разыскали, она уже прибегла к незаконным средствам. Ее срочно доставили в лечебницу, но было поздно. Я сделал все возможное для ее спасения, но она скончалась, сжимая мою руку.

Мейси ахнула.

Морис встал и постучал трубкой о каминные кирпичи, выбивая остатки табака в очаг.

— Даже отсюда, из Челстоуна, я все еще пристально слежу за работой моих лечебниц. И тем больше у меня причин заботиться о том, чтобы здоровье женщин и детей берегли и охраняли люди квалифицированные. Я также распорядился, чтобы ни одного благотворителя не пускали без моего особого распоряжения. На то оно и пожертвование, чтобы не требовать ничего взамен. Явившись в мою клинику, Уэйт взялся всеми командовать, не избавившись от своих закоренелых предрассудков, и, по-моему, погубил невинное дитя. Нет, двоих. На все его последующие просьбы принять финансирование я отвечал отказом. Он тяжелый человек, Мейси.

Воцарилось недолгое молчание. Затем Морис предложил прогуляться по саду. К счастью, Мейси не забыла любимого изречения наставника: «Чтобы решить задачу, нужно ее проветрить». И потому, предвидя такую возможность, оделась подобающе. Ее широкие, по последней моде, темно-коричневые брюки дополняли коричневые туфли на низком каблуке, льняная блузка цвета слоновой кости и бледно-коричневый жакет из шотландского твида с воротником-шалькой и большими квадратными карманами.

Мейси и Морис шагали по росистой траве мимо деревьев, чьи отягощенные почками ветви обещали летнее изобилие. Они обсуждали ее работу, возникавшие трудности и жизнь с той поры, как Морис отошел от дел, а она сама занялась расследованиями. Наконец Мейси рассказала о своих опасениях насчет Билли.

— Дорогая, полагаю, ты уже знаешь, в чем корень сумасбродств мистера Била.

— Есть кое-какие подозрения, — призналась она.

— Как ты могла бы их подтвердить, чтобы защитить Билли?

— Думаю, прежде всего мне стоит посетить реабилитационный госпиталь Всех Святых в Гастингсе. Именно туда Билли отправили из лондонской больницы. У них должна остаться его медицинская карта. Труднее всего будет ее раздобыть.

— Полагаю, я смогу тебе помочь, дорогая. Я знаком с главным врачом: он учился у меня в Королевском колледже в Лондоне.

— Морис, готова поверить, что ты знаком со всеми докторами на свете, — восхитилась Мейси, отводя в сторону низкую ветку: они шли по парковой аллее.

— Не совсем, но мои контакты могут еще пригодиться. Я предупрежу его о твоем приезде. Когда ты отправляешься?

— После обеда. Я знаю, что они принимают посетителей по субботам.

— Хорошо.

— Хотя труднее всего будет придумать способ, как затащить его к врачу, чтобы избавить от хронической боли в ноге.

Морис остановился.

— Мейси, подозреваю, Билли повидал достаточно врачей на своем веку. Иногда люди, страдающие от хронического заболевания, не в силах даже видеть докторов. И, как врач, могу сказать, что зачастую на то есть веские причины. У нас нет ответов на все вопросы.

— Что ты предлагаешь?

— Для начала выясни, насколько твои подозрения обоснованны. Затем поговори с Билли. Ты и так это знаешь. Но на всякий случай лучше запастись планом, этаким представлением, своего рода линзами, сквозь которые будет просматриваться будущее, едва тайна будет раскрыта. Могу я предложить еще кое-что?

— Ну конечно.

— Предлагаю привезти Билли ко мне. Я бы хотел свести его с моим новым знакомым.

Мейси слушала, наклонив голову.

— Он немец, но его привезли сюда еще ребенком. Во время войны он был интернирован и в лагере познакомился с одним крайне интересным человеком, тоже немцем. Тот разработал систему упражнений, помогавших поддерживать здоровье в лагерных условиях. Даже во время первой эпидемии гриппа в 1917 году никто из узников не погиб. Надо сказать, после выхода на свободу здоровье большинства из них было еще лучше, чем до войны. И это несмотря на скудный рацион. Физические упражнения в сочетании с режимом помогали восстановиться тяжелораненым, причем весьма успешно. Мой друг до сих пор практикует эту систему.

— Кто он?

— Гидеон Браун. После войны он сменил фамилию и имя Гюнтер на Гидеон. Так ему легче жилось, учитывая тогдашнее отношение к выходцам из Германии. А человек, который изобрел такую систему, живет теперь в Америке. Его имя Йозеф Пилатес.

Мейси улыбнулась:

— Рада, что теперь у меня есть хотя бы примерный план действий… Но первый пункт — госпиталь. Кстати, я могла бы одним выстрелом убить двух зайцев: Розамунда Торп жила неподалеку. — Она сверилась с часами: — Одиннадцать. Если выеду в полдень, к половине второго буду на месте.

— Тогда лучше поспешить, Мейси. И не забудь спросить доктора Эндрю Дина. Я позвоню ему и предупрежу о твоем визите.

 

Глава девятая

Задним ходом Мейси свернула с узкой дорожки на подъездную, ведущую от главных ворот к особняку. Когда машина медленно покатилась по гравийной дороге, с края лужайки ей помахала леди Роуэн. Она выгуливала двух лабрадоров, Ворона и Муската, и валлийского спрингер-спаниеля по кличке Морган. Хотя леди ходила с тростью с серебряной ручкой, ей все же удалось сохранить девичью осанку. На ней была твидовая прогулочная юбка, коричневый плисовый жакет и короткое меховое кашне. Завершала наряд изящная коричневая фетровая шляпка с пером, закрепленным на ленточке аметистовой брошью. Леди Роуэн снова помахала Мейси, и та остановила автомобиль и вышла.

— Леди Роуэн, как поживаете?

— А, Мейси, дорогуша! Я так рада тебя видеть! Как машина служит? Надеюсь, исправно?

— О да, все прекрасно. — Мейси тепло улыбнулась. — Ни разу еще не ломалась, и у нее очень мягкий ход. После обеда еду в Гастингс.

— Отыскала что-нибудь интересненькое?

Едва Мейси открыла рот, как леди Роуэн остановила ее жестом:

— Знаю-знаю, тебе нельзя раскрывать подробности. А я все время забываю. Просто вокруг тебя всегда происходит что-нибудь захватывающее! — Ее прищуренный взгляд говорил о немалой зависти к работе Мейси. — Но мои деньки давно позади, Мейси, позади.

— Ну что вы, леди Роуэн. Что за слухи ходят о разведении скаковых лошадей?

— Это так увлекательно! Мы с вашим отцом тщательно изучили все, что касается коневодства. Ваш отец — истинный знаток лошадей. Так что мы надеемся увидеть в глазах новорожденного волю к победе! Признаться, я едва сдерживаюсь от нетерпения, вот и расхаживаю туда-сюда по лужайке. Иначе я бы докучала всем в конюшне.

— Папа присматривает за кобылой. Он сказал, что придется подождать денек-другой.

— Когда ты уезжаешь, Мейси? Заглянешь ко мне перед отъездом в Лондон?

Леди Роуэн сдержала свои чувства, которые смутили бы обеих, ведь, в сущности, она относилась к Мейси почти по-матерински.

— Я пробуду здесь до завтра, леди Роуэн. Разве вы не возвращаетесь в Лондон в конце недели?

— Хм-м. Признаться, мне очень хочется остаться в Челстоуне и дождаться жеребят.

— Мне зайти к вам после поездки?

— Да, было бы прекрасно. Не позволяй мне задерживать тебя ни секунды. Пошли, Мускат. Морган, ко мне! Господи, похоже, Ворон опять сбежал.

Рассмеявшись, Мейси села в «эм-джи» и покатила дальше по насыпи, затем по проселочным дорогам, пока наконец не выехала на шоссе до Тонбриджа. Поездка в Гастингс прошла спокойно. Лишь несколько машин встретились Мейси по пути через некогда лесистый район Южной Англии — кентский Уилд. Границу графства Суссекс она пересекла около Бодиама, где за плантациями хмеля разглядела старинный замок.

Мейси въехала в Гастингс с востока, пробираясь по Узким улочкам Старого города, который все еще сильно походил на рыбацкий поселок. Его постройки сильно отличались от новых домов района Сент-Леонардс, застроенного при королеве Виктории, желавшей увеличить население города за счет туристов.

Прежде всего Мейси предстояло посетить реабилитационный госпиталь Всех Святых, крупное здание из Красного кирпича в районе Ист-Хилл. В ясные дни оттуда открывался прекрасный вид на пролив, а в непогоду По стенам госпиталя хлестали ветер и дождь. По ее подсчетам, она прибыла на место примерно в час пополудни. День выдался погожий, и, припарковав машину в районе Рок-а-Нор, она решила пройтись по улочке, тянувшейся вдоль высоких сараев, где рыбаки развешивали на просушку сети. Ей захотелось добраться до Ист-Хилла на фуникулере, поднимавшем пассажиров с побережья на утес. Наверху, внутри зубчатых башен станции, размещались железные цистерны, содержавшие более тысячи галлонов воды и приводившие в движение гидравлический лифт. А на вершине утеса можно было подышать свежим, хотя и немного резковатым, морским воздухом. Оттуда до госпиталя было всего несколько минут ходьбы.

Мейси миновала хибары с прилавками, где прогуливались туристы. Они покупали ароматных заливных угрей и моллюсков в мисках, закусывая обернутой в газету рыбой и жареной картошкой. Заплатив за билет, она заметила, что едет в одном вагончике с четырьмя женщинами. Те, очевидно, задумали посвятить день туристической прогулке и потому надели юбки, кожаные туфли и плотные свитеры. Когда фуникулер заработал, Мейси стало подташнивать. Ей вдруг стало интересно, катался ли здесь Билли, когда стал выздоравливать и ему разрешали недолгие прогулки. Ей было известно, что в Гастингсе он познакомился с Дорин. Возможно, они встретились в ее выходной и в компании друзей ходили на пирс слушать музыкантов и пить содовую с сарсапарелью? Мейси представила, как Билли отпускал шуточки, а Дорин, залившись румянцем, смущенно отворачивалась, а потом снова застенчиво смотрела на него. Вагончик снова дернулся, и она подождала, пока ее попутчицы вышли, держа в руках шелестевшие на ветру карты. Одна из женщин указывала на местечко Файрхиллс в деревне Фейрлайт: там, на прибрежных холмах, безработные шахтеры из Уэльса вымостили целую систему пешеходных дорожек.

Мейси шла вдоль края утеса, а внизу кричали чайки и были различимы крыши домов. История городка запечатлелась в его архитектуре. Здесь балочные средневековые палаты соседствовали с пристроенными рыбацкими хижинами и коптильнями, а рядом с кирпичными домами шестидесятилетней давности стояли особняки эпохи регентства принца Уэльского.

Мейси минуту рассматривала госпиталь Всех Святых, а потом зашагала вдоль рядов низких деревьев и кустарника по дорожке, сворачивающей к широким дверям парадного. Прогулка доставила ей бесконечно больше удовольствия, чем езда на машине по древним улочкам, непредсказуемо петлявшим вверх по склону холма. Госпиталь представлял собой квадратное здание из красного кирпича и дерева, возведенное на рубеже веков. Его архитектура, с четкими линиями и плоской крышей, была выдержана в новом стиле. Во время войны, когда помещения реквизировали, превратив в военный госпиталь, к строению добавили несколько пристроек. Впоследствии владелец продал его местным властям, вероятно, чтобы не допустить принудительного отчуждения недвижимости в обмен на мелкую компенсацию. Теперь в госпитале поправляли здоровье разные пациенты, однако большинство составляли ветераны.

Едва Мейси коснулась медной ручки, как дверь, сработанная из цельного куска прочной древесины, легко поддалась, а за ней открылся огромный вестибюль с дощатым полом и белыми стенами. Над лестничным маршем впереди изгибались деревянные балки. Рядом, для больных, не способных передвигаться самостоятельно, был установлен лифт. Пол устилали резиновые коврики, не позволявшие поскользнуться инвалидам, заново учившимся ходить на Шарнирных шинах, костылях и протезах. Несмотря на цветы в вазах и стойкий лавандовый запах мебельной политуры, стоило резко вдохнуть или обернуться, как в воздухе тут же ощущалась знакомая смесь дезинфицирующих средств и мочи.

Мейси постучала в матовое окошко привратника, и ее попросили подождать, пока позовут доктора Дина.

— Мисс Доббс, рад встрече, — протянув руку, начал Эндрю Дин, хотя до конца лестницы ему оставалось еще три ступеньки. — Морис предупредил, что вас можно ожидать примерно в половине второго. Прошу.

После рукопожатия доктор указал на дверь, за которой тянулся длинный коридор. Хотя он являлся одним из студентов, посещавших курс Мориса в медицинском колледже, Мейси ожидала увидеть человека постарше. Он казался моложе ее лет на пять, и, если предположения верны, доктор сделал карьеру довольно рано. Он был шатеном, во время ходьбы по коридору волосы то и дело падали ему на глаза. Мейси пришлось поторопиться, чтобы поспеть за его спортивным шагом. Ее приятно удивила непринужденность доктора, равно как и его подчеркнуто почтительное отношение к Морису и к ней самой.

— Знаете, — сказал Дин, — меня всегда интересовало, каково работать с таким человеком, как Морис. Он как-то обмолвился о помощнике, но я просто опешил, увидев, что его талантливый ассистент — женщина.

— Правда, доктор Дин? — спросила Мейси таким тоном, что доктор тут же попытался перефразировать свое замечание:

— О, я совсем не это имел в виду.

Открыв дверь в кабинет, Дин пропустил ее вперед.

— Вот так всегда: едва рот открою — тут же несу всякий вздор. Я хотел сказать… ну… иногда его работа казалась такой, знаете, замысловатой, что…

Мейси вздернула бровь.

— Я лучше возьму свои слова назад и примусь за дело, иначе провожать вас мне придется уже на четвереньках.

— Действительно, доктор Дин, лучшего наказания не придумаешь. — Мейси сняла перчатки и присела на предложенный стул. Несмотря на оплошность, доктор показался ей забавным. — Может, перейдем к делу?

— О да, конечно. — Доктор, взглянув на часы, потянулся к потертой по краям папке, заранее отложенной в сторону. — Через двадцать минут у меня встреча. Но я могу и опоздать. — Он улыбнулся Мейси. — Насколько я понял, вы хотели бы подробнее узнать историю болезни капрала Уильяма Била.

— Да.

— Что ж, я уже просмотрел его карту. Мне пришлось спуститься за ней в катакомбы — так мы называем наш подвальный архив. К сожалению, лечащий врач уже вышел на пенсию, но все бумаги здесь. И похоже, пациенту повезло сохранить ногу. Полевые врачи творили настоящие чудеса, правда?

— Мне показалось, вы…

— О нет. Я призвался из медицинского колледжа, но подготовки было маловато. Меня все равно отправили в Медицинский корпус, хотя и не в должности хирурга. Я ассистировал. Это, конечно, не врач, но уже и не медбрат. Войну закончил на Мальте и за то время узнал о хирургии больше, чем за весь период обучения в колледже. Меня тогда больше интересовала реабилитация вернувшихся солдат: послеоперационный уход, восстановление здоровья и вообще как лучше им помочь.

— Понятно. Так что вы можете сказать о реабилитации мистера Била?

Дин снова пробежал глазами по страницам карты, изредка поворачивая ее, чтобы получше рассмотреть таблицу или диаграмму, а потом закрыл. Он посмотрел на Мейси.

— Мне не пришлось бы искать иголку в стоге сена, если бы вы объяснили, почему вас интересует, так сказать, медицинская сторона вопроса.

Прямота доктора застала Мейси врасплох, но она понимала, насколько важно ничего не утаивать, учитывая, Что карта Билли могла содержать массу сведений о процедурах и анализах. Она описала замеченные изменения в поведении помощника, отметив, что резкие перепады настроения также негативно отразились на его семейной жизни.

— Симптомы появились недавно?

— В последние месяцы. И боль в ноге тоже усилилась.

— Ага. Так. — Дин снова раскрыл медицинскую карту. — Мисс Доббс, вы работали медсестрой во Франции, не так ли?

— Да, я…

— А позднее, насколько мне известно, перед возвращением в Кембридж вы ухаживали за контужеными ветеранами. Со слов Мориса я знаю, что вы некоторое время работали в департаменте судебной медицины Эдинбурга.

— Верно.

— Полагаю, мне не нужно объяснять вам, что происходит.

Мейси пристально посмотрела на Дина, и в ее темно-голубых глазах заиграли искорки.

— Я решила, что будет лучше не спешить с выводами и посоветоваться с лечащим врачом или его преемником.

— Мудрое и весьма профессиональное решение. И кстати, ее преемник я. Мистера Била лечила доктор Хильда Бентон.

Щеки Мейси вспыхнули.

Дин откинулся на стуле, сложив пальцы на груди. Совсем как Морис, когда что-нибудь обдумывал.

— Мне кажется, что необычное поведение мистера Била вызвано следующим. Причем замечу, в данном случае нет ничего необычного, хотя он и вызывает некоторую оторопь. Согласно карте… — Дин открыл папку и передал Мейси пару страниц, — ему с самого начала снимали боль большими дозами морфина. Думаю, лечить такого пациента было непросто, вероятно, потому, что он оказался из тех, кто без толку глотает обезболивающее пачками.

Мейси вспомнила, как в июне 1917 года Билли доставили в эвакуационный пункт, где он лежал с раскрытыми глазами и, даже когда скальпель хирурга проник в его тело, обещал никогда не забывать спасших его врача и медсестру.

— Конечно, в те времена мы еще плохо разбирались в дозировках. На самом деле солдаты ходили обалдевшие от морфина, кокаина и других наркотиков. Вы, наверное, помните, как люди покупали наборы для героиновых инъекций в обычных аптеках, даже в «Савой и Мур», и посылали любимым во Францию, просто так, на всякий случай. А потом все беспечно надеялись, что стоит снять военную форму — и необходимость в лечении отпадет вместе с болью. И вдруг раз! И все, прощай, солдатик, в последний путь! К сожалению, чаще всего и боль, и зависимость сохранялись. И даже если пропадали, повторные приступы, естественно, вновь пробуждали влечение к лекарству. Теперь врачи стали осторожнее, но черный рынок кокаина процветает, особенно благодаря ветеранам. Я не хотел бы ни на кого клеветать, но, откровенно говоря, мисс Доббс, считаю, что мистер Бил страдает от наркотической зависимости. Хотя, судя по вашим словам, увяз он не слишком глубоко. Пока что.

Мейси кивнула.

— Не могли бы вы посоветовать, как лучше помочь ему постепенно отказаться от употребления подобных веществ?

— Полагаю, он занялся самолечением из-за усилившихся болей. Теперь же мы имеем дело с зависимостью, и боюсь, средств борьбы с ней ничтожно мало. Уверен, найдутся психиатры, которые наплетут вам об успешном избавлении от зависимости, но я, признаться, отношусь к таким заявлениям скептически. — Дин склонился над Столом и взглянул на Мейси. — Если вы хотите помочь мистеру Билу, я бы предложил следующее: для начала лишите его доступа к зелью. Затем заставьте признать свое Недомогание, и пусть пробует различную физиотерапию. Если потребуется, я мог бы принимать его амбулаторно и регулярно выписывать болеутоляющее. И наконец, пока идет восстановление, ему необходимы свежий воздух и какое-нибудь важное для него занятие. Я не признаю лечения подобных недугов, если разум и тело больного бездействуют. В этом случае пациент лишь вспоминает о желаемом эффекте недоступных веществ.

Мейси кивнула, соглашаясь.

— Благодарю, доктор Дин, за ваше время и советы. Вы очень любезны.

— Не за что, мисс Доббс. Звонок от нашего друга, доктора Мориса Бланша, для меня равносилен сигналу тревоги.

— Напоследок, доктор Дин, я хотела бы узнать, вы, случайно, не были знакомы с миссис Розамундой Торп? Насколько я поняла, до своей гибели она жила где-то неподалеку.

— Надо же, удивительно, что вы спросили! Миссис Торп бывала в нашем госпитале. К нам регулярно ходят несколько женщин из города. Они читают пациентам книги, беседуют с ними, в общем, помогают скрасить длительное пребывание в больнице. Миссис Торп овдовела незадолго до смерти, но приходила к нам постоянно. С особым вниманием она относилась к старым солдатам. Конечно, она сама была не намного моложе многих, но мы просто по привычке называем их «старыми», не так ли? — Дин покачал головой и продолжил: — Мы были ошарашены известием о ее смерти. За время работы здесь я не раз говорил с ней и никогда бы не поверил, что она способна покончить с собой. — Доктор снова посмотрел на Мейси: — Могу я узнать, почему вы о ней спрашиваете?

— Текущая работа привела меня к одной ее подруге. Большего сказать не могу. Я хотела бы узнать о жизни миссис Торп и ее гибели. Вы можете рассказать что-нибудь, доктор Дин?

Он помедлил, как будто раздумывая, высказывать ли свои соображения или нет, а потом ответил:

— Конечно, она очень сильно переживала кончину мужа. Хотя его смерть, полагаю, не стала для нее неожиданностью, потому что ее супруг был гораздо старше и незадолго до смерти подвергался усиленному лечению. Ведь они переехали сюда из-за его здоровья. Надеялись, что морской воздух поможет ему выздороветь. — Дин покачал головой. — Молодые Торпы — приемные дети, ненамного моложе ее, — после оглашения воли покойного вели себя крайне предосудительно. Но в поведении миссис Торп не было и намека на подавленность, характерную для человека на грани самоубийства.

— Понятно. — Мейси надеялась, что Дин поподробнее расскажет о Розамунде. И он ее не разочаровал.

— Хотя скажу, она отличалась от других волонтеров. — Блуждающий взгляд доктора скользнул по морскому пейзажу, что открывался за кипами книг и бумаг на подоконнике над чугунным радиатором. — Она всегда очень старалась и непременно хотела работать сверхурочно. Другие волонтеры уходили в четыре часа, а в пятом часу многие уже шли домой. Но миссис Торп всегда задерживалась, чтобы дописать чужое письмо или дочитать до конца главы какому-нибудь бедняге, который и книжку держать не мог. Кстати, она как-то сказала мне: «Я в долгу перед ними». Произнесла таким тоном, что до сих пор помню. В конце концов, все мы чувствуем, что обязаны им очень многим.

Дин повернулся к Мейси и глянул на часы:

— Черт возьми! Мне пора бежать. — Отодвинув стул, он отложил в сторону папку и быстро нацарапал на обложке «Вернуть в архив».

— Большое спасибо, что уделили мне время, доктор Дин. Вы дали разумный совет. Благодарю вас за помощь.

— Не за что, мисс Доббс, не за что. Но должен предостеречь: вы же понимаете, что, взяв на себя ответственность помочь мистеру Билу, вы формально становитесь соучастницей преступления.

— Да, я сознаю риск возможных последствий, доктор Дин. Хотя и надеюсь — нет, жду, — что вскоре после нашего разговора мистер Бил распрощается с незаконными препаратами.

Открывая дверь для Мейси, Дин удивленно поднял брови.

— Не стоит недооценивать трудности. К счастью, доктор Бланш может вам помочь.

По дороге в холл Эндрю Дин объяснил Мейси, как проехать к дому Розамунды Торп, и назвал имя ее экономки. Очевидно, в Старом городе все друг друга знали.

Когда они вышли к парадному, Мейси решила задать врачу еще один вопрос:

— Доктор Дин, надеюсь, вы не против моего любопытства, но, похоже, вы хорошо знаете доктора Бланша. Причем куда лучше, чем можно было бы ожидать от одного из сотен студентов, населявших лекционные залы и аудитории. К тому же вы так оценили состояние мистера Била и дали такой совет, какой можно было бы ожидать от Мориса.

Дин заговорил, имитируя лондонский акцент, от которого избавился много лет назад:

— Я же парень из Бермондси! — и снова продолжал в обычной манере, характерной для жителей графств, окружающих Лондон: — Мой отец был высотником и умер, когда я был еще ребенком. А потом, когда мне еще не исполнилось пятнадцати, заболела мама. Я тогда работал на пивоваренном заводе. На врачей денег не было. Пошел в лечебницу доктора Бланша и стал умолять его зайти к нам. Он приходил раз в неделю и учил меня ухаживать за мамой, так что я знал, какие лекарства давать, и мог облегчить ее боль перед смертью. Я отплатил ему работой-Сначала он давал мне мелкие поручения, потом предложил помогать в лечебнице. Конечно, к пациентам меня не пускали, ведь я был еще мальчишкой. Если бы не доктор Бланш, я бы никогда не узнал, кем хочу и мог бы стать. Он помог мне подать документы в медицинскую школу Кингс-колледжа, где я получил стипендию. Между прочим, мне все еще приходилось зарабатывать на жизнь, ночами вкалывая в пивоварне. Потом началась война, ну а остальное вам известно.

Мейси улыбнулась.

— Да, доктор Дин. Остальное мне прекрасно известно.

 

Глава десятая

Припарковав «эм-джи» у Уэст-Хилла, Мейси окинула взглядом Ист-Хилл, лежащий на противоположной стороне перевала, где она прогуливалась полчаса назад. Спустившись по ста пятидесяти восьми ступенькам с вершины утеса на Тэклуэй-стрит, она пошла узким переулком, одной из множества едва заметных троп, сплошь пересекающих Старый город. Переулок выходил на Рок-а-Нор, где Мейси оставила машину. Неудивительно, что контрабандисты облюбовали это местечко, подумала она.

Стоял ясный весенний полдень. Солнце и легкий бриз, словно сговорившись, поднимали множество барашков, сверкавших ослепительными бликами, а волны Ла-Манша как будто непрерывно протыкали хрустальные осколки. Взглянув на волны, Мейси закрылась рукой от радужных вспышек света, а потом направилась к четырехэтажному особняку в стиле английского ампира, где раньше жила Розамунда Торп. Ей не терпелось расспросить экономку и поскорее вернуться в Челстоун, чтобы спланировать следующую поездку в Кент. Мейси прекрасно понимала, что с момента первой встречи с Джозефом Уэйтом прошла неделя, а она до сих пор не могла с уверенностью заявить, Что выяснила местонахождение его дочери.

Мейси позвонила. Дверь отворила невысокая женщина и приветливо улыбнулась:

— Вы, наверно, мисс Доббс?

Мейси улыбнулась в ответ. Экономка напоминала ей воплощение настоящей бабушки: туго стянутые седые волосы, шерстяное платье цвета вереска, прочные черные башмаки.

— Доктор Дин позвонил мне из госпиталя и предупредил о вашем приходе. Такой милый молодой человек, не правда ли? Удивительно, почему он все еще холост. В конце концов, девушек вокруг хватает. Между прочим, он встречался с одной юной особой… Ой, простите, мисс Доббс, я иной раз как разболтаюсь! — Миссис Хикс проводила Мейси в гостиную. Из полукруглых окон открывалась обширная панорама Уэст-Хилла.

— Доктор Дин сказал, что вы знакомы с кем-то из друзей миссис Торп и желаете узнать о ее кончине. — Экономка внимательно разглядывала Мейси. — Я не стала бы обсуждать это с посторонними, но доктор Дин предупредил, что у вас важное дело.

— Да, миссис Хикс, хотя пока что я не вправе раскрывать детали.

Экономка кивнула и спрятала руки в складках передника, выдав не только свое беспокойство, но и — как подозревала Мейси — жгучее желание обсудить свою нанимательницу. Что ж, возможность ей представится.

— Скажите, миссис Хикс, дом уже выставлен на продажу? Ведь миссис Торп ушла от нас более двух месяцев назад.

— Они… то есть дети мистера Торпа от первого брака попросили меня остаться здесь и присмотреть за домом, пока его не продадут. Он только недавно выставлен, и началась вся эта бумажная волокита, знаете, куча формальностей. После того как… — Нижняя губа миссис Хикс затряслась, и Мейси быстро вынула из кармана расшитый носовой платок. — Простите, мисс. Мне было так тяжело, она там лежала…

— Так это вы обнаружили миссис Торп?

Экономка кивнула.

— Утром она долго не вставала, и я поднялась к ней. С тех пор как умер мистер Торп, в доме стало так тихо. И хотя он и был гораздо старше супруги, они всегда смеялись вдвоем. Бывало, увидят на окне две дождинки и тут же пари заключают: какая скатится вниз первой, а потом хихикают, — сказала миссис Хикс, сжимая в руках платок. — Миссис Торп спала очень чутко и всегда вставала рано, но в то утро она долго не выходила.

— Вы нашли ее в постели?

— Нет, она… — Миссис Хикс промокнула платком глаза. — Она лежала на полу, в гостиной. Там небольшая комнатка рядом со спальней. Миссис Торп любила сидеть у окна за чаем. Поднос остался на столе с вечера, а рядом лежала она.

— Когда вы подали чай?

Миссис Хикс взглянула на Мейси.

— Наверно, она сама его приготовила, потому что в тот день у меня был выходной. Миссис Торп часто обслуживала себя, если считала, что я слишком занята. Прислуги здесь всегда было немного. Уборкой занимаются миссис Синглтон и миссис Эйкрс. Они приезжают каждое утро из Старого города. Если хозяева принимали гостей, то вызывали повара и горничных. У меня в подчинении всегда были только двое.

— Миссис Хикс, знаю, вам нелегко говорить об этом, и все же, когда вошли в комнату в первый раз и, может быть, позднее, вы не заметили ничего странного?

— В тот момент мы все были так шокированы, но спустя какое-то время у меня закралась одна мысль.

Мейси придвинулась ближе.

— На подносе было накрыто на двоих: два ломтика солодового хлеба, пара сандвичей, две лепешки и пирожные. Но пили только из одной чашки. И я подумала, что мадам кого-то ждала, но гость не явился. Причем заметьте, в то утро она ни о чем меня не предупреждала. Видно, приняла яд и запила чаем с пирожными. Но как-то странно…

— Что именно, миссис Хикс?

— Временами она была такой чудачкой. Целыми днями просиживала в госпитале с солдатами. Бывало, говорю ей, мадам, вы слишком много работаете, а она в ответ: «Миссис Хикс, я должна все исправить». Как будто это она виновата в чужих страданиях. В городе ее любили, и во время прогулок мадам всегда останавливалась перекинуться с кем-нибудь словечком. Она никогда не была заносчивой. — Миссис Хикс помедлила, закусив губу. — Я знаю, как она горевала, когда скончался мистер Торп. Но мне никогда, никогда бы не пришло в голову, что мадам наложит на себя руки.

— Миссис Хикс, понимаю, вопрос довольно странный, но все же… вы действительно полагаете, что миссис Торп покончила с собой?

Экономка шмыгнула носом и уткнулась в платок. Видимо, преданность покойной хозяйке придала ей сил, и она выпалила:

— Нет, мисс Доббс. Нет.

— Как вы думаете, мог ли кто-нибудь желать ее смерти?

— Дети мистера Торпа, конечно, ревновали, но расправиться с ней? Нет, на это они бы не решились. Этой парочке на такое ума бы не хватило. Хотя они, несмотря на свое и без того приличное содержание, хотели заполучить и доставшиеся ей от мужа деньги, и собственность. Они явно наслаждались всей этой юридической кутерьмой вокруг наследства. Чувствовали себя важными шишками. Но все же, думаю, у миссис Торп не было врагов. А может, я ошибаюсь, раз кто-то решил отнять у нее жизнь. В несчастный случай я тоже не верю. Мадам была очень аккуратной женщиной, очень. Если вдруг простужалась, даже порошки не принимала. Конечно, в доме были лекарства, оставшиеся со времен мистера Торпа. Болеутоляющее. Доктор сказал, что его мадам и приняла. Не рассчитала дозу. Но я просто не в силах это представить.

Миссис Хикс потерла платком глаза и снова уткнулась в него носом. Мейси коснулась ее руки.

— Вы не покажете, где нашли миссис Торп?

Мейси стояла в светлой и просторной комнате. Легкий ветерок шевелил занавески на полуоткрытых окнах. Она жалела, что с момента смерти прошло так много времени: с тех пор в комнате явно не раз прибирались. Миссис Хикс показала ей, где обнаружила тело Розамунды Торп: между накрытым для чаепития столиком и канапе, повернутым под углом к окнам, откуда открывался прекрасный вид на крыши Ист-Хилла и Ла-Манш.

— Миссис Хикс, понимаю, моя просьба может показаться странной, но вы не позволите мне побыть здесь немного одной?

— Ну конечно, мисс Доббс. Здесь так необычно, правда? Сама не хочу ничего менять, хотя все здесь так и было при жизни мадам. — Миссис Хикс прижала платок к глазам. — Если понадоблюсь, я буду снаружи.

Мейси закрыла глаза и застыла в неподвижности, позволив чувствам слиться с еще витавшей в комнате аурой Розамунды Торп. Она ощутила легкое покалывание, словно кто-то нежно касался ее руки, собираясь поведать свою тайну, словно кто-то говорил: «Вот я — и вот моя исповедь». Мейси распахнула разум перед таившимися в стенах секретами и тут же почувствовала знакомое присутствие встревоженной души — она была родственна той легкой эмоциональной дымке, которая осталась после Шарлотты Уэйт и Лидии Фишер. Мейси уже предположила, что Филиппа Седжвик тоже чем-то была встревожена. Четыре утратившие покой женщины. Но что же могло быть причиной их тревог?

Мейси дышала глубоко и беззвучно, а в голове ее постепенно сформировался вопрос: «Что ты расскажешь?» И тут же в ответ перед глазами возникли картина, образ очертание, обретавшие форму и краски, подобно фотографии, погруженной в проявитель. Да, теперь она все видела. Мейси надеялась на экономку, которая сможет что-нибудь прояснить, и позвала ее.

Миссис Хикс сначала заглянула в комнату, просунув голову в дверь, и лишь затем вошла.

— Вы закончили, мисс?

— Да, благодарю.

Она проводила Мейси вниз и отворила перед ней парадную дверь.

— Скажите, миссис Хикс, могу я задать вам еще один вопрос?

— Конечно, мисс. Готова оказать любую помощь.

— Вы знаете, какие лекарства прописали мистеру Торпу? — осведомилась Мейси.

— Ну, знаю точно, что разные микстуры и таблетки. По утрам миссис Торп крайне тщательно отмеряла дозы и раскладывала по блюдцам. Ее супруг принимал лекарство за завтраком, обедом, ужином и на ночь. Но, понимаете, в конце концов врач прописал морфин. Миссис Торп так расстроилась. Сказала, раз выписывают морфин, значит, надежды не осталось, потому что больше ничего нельзя сделать. Остается только снимать боль.

Мейси обожала водить машину. Не только сливаться с уличным движением Лондона, с трудом пробиваясь сквозь грохочущую мешанину грузовиков, всевозможных автомобилей и гужевых фургонов с продуктами и пивом, но и гонять по извилистым сельским дорогам наедине с мыслями. Она обнаружила, что в дороге думается гораздо лучше: прокручивать в голове факты и идеи, переключая передачи и притормаживая перед стадами овец, которые фермеры гнали с одного поля на другое.

В голове снова звучали разговоры, оценивались и взвешивались возможные варианты действий, а воображение рисовало вероятные исходы событий. Иногда, когда движение в городе замедлялось, какой-нибудь водитель притормаживал рядом с «эм-джи» и окидывал взглядом молодую особу в быстром кабриолете, а та разговаривала сама с собой: шевеля губами, задавала вопрос и, услышав ответ, кивала.

Мейси пересекала Кент в направлении Ромнийских болот. Матушка Констанция Шертери, настоятельница Кэмденского аббатства, ожидала ее ровно в десять. Мейси покинула дом отца примерно в восемь. Она отвела путешествию больше времени, чем было необходимо, чтобы по дороге снова все обдумать, воскресить в памяти вчерашние беседы с Морисом и леди Роуэн, вспомнить времена, проведенные с отцом.

Морис сразу же вызвался помочь Билли Билу при содействии Эндрю Дина: похоже, после встречи с Мейси доктор вновь сел на телефон и предложил Морису свою помощь. Билли нельзя было официально оформлять в госпиталь, но Дин вызвался проследить за его избавлением от наркозависимости. Если только Билли согласится уехать из Лондона. К тому времени как Мейси вернулась в Челстоун, Морис — не без участия Фрэнки Доббса, — видимо, уже составил примерный план действий. Билли приедет в Челстоун, останется в доме Фрэнки и ежедневно будет ходить к Морису «на беседы».

Мейси хорошо знала, сколь целительным было умение Мориса выслушивать собеседника. Он умел разговорить одним словом, вопросом или замечанием, отпиравшим кладовую памяти и озарявшим душу человека светом правды. Она многому у него научилась, хотя знала, Что давнее знакомство с Билли помешает им беседовать по душам. Кроме общения с Морисом, Билли также станет «пациентом» Гидеона Брауна, который объяснит, как Упражнять раненые конечности и таким образом освободиться от тягостной боли. Осталось лишь одно препятствие: Билли должен был согласиться с планом, не зная всех подробностей. Ему придется захотеть избавиться от зависимости.

— Самое трудное — заставить Билли приехать в Челстоун, Мейси. И эта задача ложится на тебя, — сказал Морис, вытряхивая пепел из трубки в камин.

Она повторяла вслух его слова, проезжая деревушки Бренчли и Хорсмонден. Машина катила по дороге, а из-за облаков выглянуло солнце и разлило яркий свет на дышавшие утренней свежестью зеленые поля, где на неокрепших ножках скакали новорожденные ягнята. Мейси знала, что привезет Билли в Челстоун и добьется его выздоровления во что бы то ни стало. Она миновала живую изгородь из зарослей бледно-желтых примул и медленно пересекала Крэнбрук в направлении Тентердена. Автомобиль петлял по проселочной дороге к деревушке Эплдор, чьи средневековые домики, соломенные крыши и обвитые розами решетки и двери запечатлелись на множестве открыток. Предвкушение чудного воскресного дня омрачилось, когда холмы сменила плоская равнина, а мягкая волнистая пустошь уступила место землям, некогда отнятым у моря: разноцветным лоскутам пашен, очерченным изгородями и каменными стенами. Пока Мейси ехала вдоль Королевского военного канала, над ней нависла мрачная грозовая туча, угрожавшая разразиться настоящим ливнем. Впереди раскинулась болотистая местность, где ветер гнул деревья к земле, а по суровому пейзажу были разбросаны одинокие домики и церквушки.

Она не стала останавливаться и натягивать брезентовую крышу, лишь осторожно намотала на шею красный шерстяной шарф и натянула черные кожаные перчатки-Фрэнки настоял на том, чтобы она «на всякий случай» взяла с собой термос с горячим чаем. Ей показалось, что Ромнийские болота остались неизменными с XVI века, когда английский историк Уильям Лэмбард описал их так: «Зимой суровые, летом мрачные и вечно ненастные». Но Мейси знала, что ищет в этой глухой пустоши. Она приближалась к Кэмденскому аббатству.

Мейси разглядела его издалека, задолго до того, как выехала на гравийную насыпь, ведущую к особняку, где теперь жили двадцать четыре бенедиктинские монахини. Аббатство представляло собой Е-образное строение: с севера на юг тянулось основное двухэтажное здание, из которого выступали три крыла. В центральном находился главный вход. Каждое крыло оканчивалось своеобразным округлым фасадом с такой же закругленной крышей, что скорее было характерно для архитектуры Голландии, где вырос первый владелец особняка. В письме матушка Констанция сообщила, что монахини лишились своей обители в Кембриджшире: военное министерство реквизировало ее для квартирования офицеров. Узнав об их бедственном положении, сэр Эдвард Уэлч, владелец Кэмденского поместья, к счастью, оказавшегося в силу своего расположения непригодным для военных нужд, завещал его ордену. Вскоре он умер, и Кэмденское поместье превратилось в аббатство.

Припарковав автомобиль, Мейси убедилась, что его крыша надежно закреплена на случай дождя, и через парадное очутилась в помещении, некогда бывшем просторным залом. Слева небольшую дверцу на уровне лица закрывала железная решетка. Она взяла бронзовую ручку сонетки, висевшей около решетки, и, потянув, тут же Услышала низкое звучное гудение большого колокола. Вздрагивая от холода, стала ждать в огромном темном зале.

Дверца отворилась, показалась монахиня и кивнула гостье. Мейси машинально улыбнулась в ответ, заметив, как дрогнули уголки губ монахини и как она тут же благочестиво опустила глаза.

— Я приехала к матушке Констанции. Меня зовут Мейси Доббс.

Монахиня кивнула и закрыла дверцу. Мейси услышала, как где-то отворилась дверь, звуки приближающихся шагов становились громче. К ней шла та же женщина. На ней было облачение послушницы, и, поскольку еще не приняла постриг, она могла общаться с Мейси без обязательной перегородки.

— Прошу, следуйте за мной, мисс Доббс.

Послушница двигалась легкой пружинистой походкой, словно предвкушая день, когда сменит нынешнее платье до щиколотки на длинную монашескую сутану, а туго застегнутый белый воротничок — на капюшон. Ее развевавшееся при ходьбе платье напомнило Мейси распростертые крылья садящейся на воду чайки. Послушница отворила дубовую дверь с остроконечными железными петлями, врезанными в древесину. Впустив Мейси, она закрыла дверь с глухим гулким стуком и удалилась.

Мейси стояла в небольшой комнатке с камином и единственным окном, выходившим в сад. В очаге шипели и потрескивали поленца, а благодаря тяжелым бордовым гардинам и алому ковру на полу в комнате было тепло и уютно. На гладкой стене не оказалось никаких украшений — только распятие. На столике стоял поднос, и Мейси заметила струйку пара, поднимавшуюся из носика чайника, накрытого простым белым чехольчиком. Присмотревшись, она увидела на тарелке овсяное печенье домашнего приготовления, а рядом — кувшин молока, сахар и перевернутую чашку на блюдце. Посуда была самой обычной.

В студенческие годы, в течение одного семестра, каждую среду после обеда Мейси вместе с сокурсниками ходила в бывшее здание ордена. Ровно в половине второго дверца в комнату матушки Констанции открывалась, и она приветствовала студентов через решетку, готовая растормошить любого, осыпать вопросами и предположениями. Матушка совмещала сочувствие с прагматизмом-С высоты накопленного с той поры жизненного опыта Мейси понимала, что матушка Констанция терпела их глупость не то чтобы охотно, но с некоторой великодушной непринужденностью.

Дверца со скрипом отворилась, и вновь спустя годы из-за железной решетки на Мейси просияла до боли знакомая добродушная улыбка.

— Мейси Доббс! Я так рада тебя видеть. Нет-нет, не приближайся, я все никак не избавлюсь от этой жуткой простуды, так что держись подальше.

Манеры аббатисы едва ли соответствовали ее возрасту, а по тембру голоса можно было решить, что с вами говорит совсем юная особа. Мейси вдруг пришло в голову, что она и в самом деле не знает возраста матушки Констанции.

— И чтобы к концу разговора на тарелке не осталось ни одного печенья, Мейси. В наше время девушки ничего не смыслят в правильном питании. В мои времена на тарелке остались бы одни крошки, а я бы уже пальчики облизывала и следила, как бы ничего не упустить!

Несмотря на предостережение о микробах, Мейси подалась к железным прутьям решетки и произнесла:

— Могу заверить вас, матушка Констанция, питаюсь я очень хорошо.

Аббатиса немного помолчала, а затем спросила:

— Скажи, милое дитя, зачем ты прибыла ко мне сегодня? Чем пожилая монахиня может помочь юной сыщице? Должно быть, дело серьезное, раз ты приехала в воскресенье.

— Я наслышана о проповеднической работе ордена бенедиктинцев и вашем обете молчания. Однако у меня есть основания полагать, что в стенах Кэмденской обители может находиться юная леди, которую я разыскиваю.

Мейси умолкла. Матушка Констанция заглянула ей в глаза и не проронила ни слова. Мейси продолжила:

— Шарлотта Уэйт пропала из дома, ее отец беспокоится за безопасность дочери. Полагаю, она укрылась здесь, в аббатстве. Вы можете подтвердить мои подозрения?

— Понятно, — ответила матушка Констанция, улыбаясь. Мейси ждала дальнейших разъяснений.

— Ты же знаешь, Мейси, что сам святой Бенедикт в Уставе велел своим последователям особой заботой и участием окружать всех, ищущих убежища, бедняков и пилигримов, и сам поступал также, ибо «в них наипаче приемлется Господь». Каждый день кто-то стучится к нам, прося воды и пищи. Но есть голод и иного рода, жажда, которую не так просто назвать, но мы утоляем ее во время трапезы.

Мейси кивнула.

— Один из обетов ордена предписывает хранить келейность нашей обители, когда к нам приходят страждущие духовной пищи, жаждущие избавления от нищеты духа.

Матушка Констанция помолчала, словно ожидая возражений Мейси.

— Я не стремлюсь… препятствовать ей на неприкосновенном пути к духовным трапезам в вашем аббатстве. Я всего лишь хочу удостовериться, что Шарлотта Уэйт здесь и в безопасности.

— Всего лишь? Любопытное выражение, не правда ли? Всего лишь! — Именно такой Мейси и ожидала увидеть матушку Констанцию.

— Да. Уверена, мы пользуемся им слишком вольно.

Аббатиса кивнула.

— Всего лишь. Всего лишь. Разглашая такие сведения, — и прошу, не принимай мои слова ни как подтверждение, ни как опровержение, — я бы нарушила свой долг, священный долг! И где в моих словах «всего лишь»? Ну, что скажешь?

Теперь настал черед Мейси улыбаться. Аббатиса заранее надела перчатки и приготовилась к спаррингу.

— В данном контексте «всего лишь» означает просьбу сказать правду. Я здесь только для того, чтобы собрать сведения и угомонить ее разгоряченного отца.

— Только и всего лишь? Только и всего лишь. Как ты знаешь, нет ничего проще, чем желать все или ничего.

Матушка Констанция потянулась за чашкой воды, глотнув, вернула глиняный сосуд на место и минуту молча размышляла, спрятав руки в широкие рукава облачения. Затем подняла глаза на Мейси и, кивнув, промолвила:

— Знаешь, какой вопрос мне чаще всего задают? «Почему схимницу держат за решеткой?» И ответ мой неизменен: «Решетка не нас удерживает, а от вас защищает».

Снова воцарилось молчание, и Мейси ждала окончательного решения аббатисы.

— Твою просьбу должен рассмотреть орден, а для этого я должна знать все подробности. Да, понимаю, тем самым я ответила на твой вопрос. Однако мы обе знаем, что «всего лишь» — это далеко не все, верно?

— Да, верно. Позвольте, я расскажу, что произошло.

Обед в гостиную подали только для Мейси. Вежливо извинившись, она удалилась в гостевую уборную, стуча каблучками по каменным плитам. Вернувшись, увидела новый поднос с изрядной миской перлового супа с овощами, флягу сидра с перевернутым стаканом на горлышке и три ломтика еще теплого хрустящего ржаного хлеба. Едва она поднесла ко рту последнюю ложку супа, как Дверца отворилась, и сквозь решетку ей улыбнулась матушка Констанция.

— Нет-нет, не останавливайся. Ешь дальше.

— Всё в порядке. Я почти доела.

Мейси налила стакан сидра, отпила и тут же поставила На стол. Напиток — несомненно, домашнего приготовления — оказался крепким.

— Орден решил, что в данном случае мы вправе подтвердить присутствие Шарлотты Уэйт в стенах Кэмденского аббатства. Она измождена и нуждается в отдыхе и лечении. Я не могу позволить ее допрашивать. Еще не время.

— Но…

— Может случиться еще одно убийство? Орден рассмотрел и эту возможность, и мы решили, что не имеем права лишать мисс Уэйт убежища. — Матушка Констанция напряженно смотрела на Мейси. — Мы будем молиться, Мейси. Попросим Господа укрепить нас и напутствовать.

«Слава Богу, Стрэттона здесь нет, — подумала Мейси. — Если б он решил, что орден пособничает убийце, сдерживаться бы не стал».

И тут аббатиса произнесла нечто неожиданное:

— Если сможешь, приезжай через неделю и увидишься с мисс Уэйт. За это время я побеседую с ней, так что жди моего письма.

— Благодарю вас, матушка Констанция.

— И возможно, в следующий раз тебе можно будет задержаться дольше. Порой мне так не хватает каверзных вопросов, которые задавали осмелевшие ученики. Они были еще слишком молоды, чтобы понять: старшие все же кое-что смыслят в этой жизни. — Аббатиса помолчала. — И возможно, ты сможешь утолить мое любопытство в одном вопросе.

Мейси слушала с интересом, наклонив голову.

— Я бы хотела знать, Мейси, где твое убежище? Кто твой близкий друг и советчик?

Мейси кивнула:

— Я приеду на следующей неделе.

— Ну что ж, до встречи, милое дитя, до встречи. — И дверца со щелчком закрылась.

Мейси подняла воротник жакета, прячась от крупных дождевых капель, атаковавших Ромнийские болота. Открыв дверь машины, она вновь окинула взглядом величественное здание аббатства. Да, с виду надежное. Очень надежное. Шарлотта Уэйт укрылась в крепости, где ее защищает целая армия рыцарей. Рыцарями были монахини, а их оружием — молитвы. Но кого они защищали-Убийцу или еще одну жертву?

 

Глава одиннадцатая

Леди Роуэн пожелала дождаться рождения жеребят в Челстоуне. Лорд Джулиан решил съездить в Ланкашир взглянуть на некогда обанкротившуюся фабрику, которую подумывал приобрести. Экономический спад должен был когда-нибудь закончиться, и он хотел подготовиться заранее и в удобный момент пустить в ход производственную мощь своего капитала. В Лондоне Мейси предстояло провести еще несколько недель в компании одних служанок.

Вновь путешествие домой дало ей время обдумать дальнейшие шаги в свете новых открытий. Основное поручение, ради которого ее наняли, близилось к завершению. Она знала, где укрылась Шарлотта Уэйт, хотя еще нужно было убедить ее вернуться домой к отцу В обычных обстоятельствах Мейси сочла бы дело закрытым, и ей оставалось бы лишь побеседовать с Джозефом Уэйтом и Шарлоттой, потом с каждым в отдельности и добиться от них обещания переменить свое отношение друг к другу. Но была ли она вправе покончить с новым делом, касавшимся трех убитых женщин? Мейси сделала крюк: свернув с прямой дороги в Лондон, она направила машину в Суррей, а потом на север к Ричмонду. Пришло время навестить Саймона, бывшего возлюбленного, покалеченного на войне. Он содержался в клинике, где ухаживали за такими же ветеранами, перенесшими неизлечимые Ранения головы. Хотя Саймон никогда не узнает, что раз в месяц к нему приходила Мейси и, держа в ладонях его руку, говорила с ним. Она ощущала тепло его пальцев, пульс в венах и рассказывала о том, как идут дела. Мейси описывала ему сад за окном, увядание листвы и багряно-золотой листопад, снег и сосульки на ветках, где весной проклюнутся листочки. Сегодня она расскажет Саймону о том, как распускается свежая листва, как пробиваются Зеленые росточки нарциссов и шафрана, как высоко поднялось в небе солнце и какой резкий аромат весны разлился в воздухе. Но что важнее всего, пусть голова его качалась в такт дыханию, а взгляд был сосредоточен на далеких предметах, видимых лишь ему одному, — Мейси доверяла Саймону свои самые заветные тайны и помыслы.

Припарковав «эм-джи», она по привычке сначала направилась к внешней ограде сада и только потом к главному входу. Мейси бросила взгляд на Темзу, змеившуюся среди улочек Ричмонда, затем четырежды глубоко вздохнула, прижав пальцы правой руки к баклажановому жакету примерно по центру тела. Закрыв глаза, Мейси еще раз глубоко вздохнула. Она была готова.

— Доброе утро, мисс Доббс. Рада снова вас видеть. Сегодня же ваш день, не так ли? Первая неделя месяца, вы точны как часы.

— Доброе утро, миссис Холт. Вы не знаете, капитан Линч, как всегда, в зимнем саду?

— Полагаю, да. Но по дороге не сочтите за труд, загляните к старшей медсестре, пожалуйста.

— Да, конечно. Увидимся на выходе, миссис Холт.

— Конечно, мисс Доббс, конечно.

Свернув влево, Мейси направилась по коридору от регистратуры к кабинету, где старшая медсестра заполняла медицинские карточки. Хотя она навещала Саймона всего полгода, медсестры уже узнавали Мейси.

Старшая медсестра встретила ее, широко улыбаясь, и Мейси улыбнулась в ответ, а затем состоялся диалог, не слишком отличный от разговора с миссис Холт. Медсестра лишь заметила, что теперь Мейси и сама, вероятно, найдет дорогу в зимний сад.

— Он там. Сидит, погруженный в себя, и смотрит вдаль, — сказала она и, вынув из кармана фартука тяжелую цепочку, выбрала нужный ключ и закрыла кабинет. — Вечно что-нибудь забываю.

Удостоверившись, что дверь надежно заперта, медсестра повернулась к Мейси:

— Скажу кому-нибудь из сестер, чтобы заглянули к вам на всякий случай.

Саймон сидел в инвалидной коляске у окна, в тени высоких тропических деревьев, которые наверняка бы завяли по воле переменчивой английской погоды. На нем была темно-синяя полосатая пижама и плотный халат из шотландской шерсти, на ногах — синие тапочки, а на коленях — одеяло. Очевидно, вещи ему до сих пор покупала мать. Она тщательно подбирала одежду, стараясь придать пристойный вид сыну, более не способному различать оттенки цветов, отделять светлое от темного. Мейси задумалась над тем, каково было родителям Саймона в преклонном возрасте сознавать, что ребенок скорее всего их переживет, а единственным его прощанием останутся слова, сказанные им в 1917 году перед отправкой на фронт.

— Привет, Саймон, — поздоровалась Мейси. Придвинув стул, она села рядом и взяла его руки в свои. — В этом месяце произошло столько интересного. Сейчас расскажу.

Мейси понимала, что разговор с человеком, который не может ответить, помогает ей заново проанализировать подробности дела Шарлотты и убитых женщин.

Дверь в коридор распахнулась, и вошла молоденькая медсестра. Она кивнула и улыбнулась. Быстро удостоверившись, что присутствие посетителя ничуть не стесняет пациента, она беззвучно удалилась.

Когда медсестра ушла, Мейси задалась вопросом, что же та подумала, увидев женщину за тридцать рядом с некогда любимым человеком, но теперь совершенно разбитым. Может, медсестра увидела неискренность? Ведь позже она станет кормить его с ложечки, глядя, как мышцы автоматически реагируют на раздражитель, не различая ни запаха, ни вкуса. Или юная сестра — наверно, заставшая конец войны еще девчонкой — решит, что гостья не Желает открывать сердце никому другому, пока ее возлюбленный пусть и нездоров, но все еще жив?

Мейси обвела взглядом сад. Как же сохранить верность и в то же время открыться кому-то еще? Как можно оказаться в двух местах одновременно: одной ногой стоять в прошлом, а другой — в будущем? Она глубоко вздохнула, и взгляд ее стал бесцельно блуждать вокруг. Увидела, как по дорожке шли две медсестры и каждая катила перед собой ветерана в инвалидном кресле. В отдалении пожилая женщина поддерживала мужчину, который неуклюже шагал, свесив голову набок. Когда они прошли мимо, Мейси заметила, что мужчина смотрел в пустоту, открыв рот и шевеля языком. Они направились к патио, расположенному перед остекленной оранжереей.

Женщина была одета так же скромно, как и при первой их встрече в доме Джозефа Уэйта в Далидже. Это она открыла дверь Мейси и Билли. В действительности ее наряд был столь скромен и невзрачен, что Мейси больше о ней и не вспоминала. И вот женщина снова возникла, а рядом с ней мужчина, чей разум, несомненно, блуждал в дебрях прошлого, как и разум Саймона. Кто он? Сын? Племянник?

Миссис Уиллис придерживала мужчину за пояс и держала за руку. Когда она подвела его к двери оранжереи, на помощь ей пришла медсестра.

Мейси посидела еще немного, а потом попрощалась с Саймоном. На выходе она остановилась возле регистратуры.

— Прекрасный денек, а, мисс Доббс?

— Да, прекрасный. Сегодня и тюльпаны распустились.

— Увидимся теперь только через месяц?

— Да, конечно. А скажите, можно узнать кое-что об одном посетителе?

Администратор слегка нахмурилась, поджав губы.

— Посетителе? Так, посмотрим, кто у нас сегодня был, — ответила она и принялась просматривать книгу посещений, постукивая по ней пальцем.

— Кто вас интересует?

— Мне показалось, я видела одну знакомую, миссис Уиллис. Может быть, она приходила к кому-то из родственников?

— A-а, миссис Уиллис, она славная. Тихая такая, неразговорчивая, но очень славная. Она навещает Уилла, своего сына. Вообще его зовут Уилфред, Уилфред Уиллис.

— Ее сын? Она тоже приходит раз в месяц?

— О нет, ну что вы! Раз или два в неделю. Никогда не пропускает своих дней, бывает каждое воскресенье и еще в среду или четверг. Приходит при первой возможности.

— И так с самой войны? С тех пор как его сюда доставили?

Администратор снова взглянула на Мейси и нахмурилась.

— В общем, да. Хотя это и неудивительно. Она же его мать.

— Конечно, конечно. Что ж, мне пора.

— До встречи через месяц, мисс Доббс!

— Да, через месяц. Всего хорошего.

Едва Мейси повернулась к выходу, как администратор снова заговорила:

— Ах да, мисс Доббс, вы можете застать миссис Уиллис на автобусной остановке. Не знаю, по пути ли вам в Далидж, но я решила, может, вам интересно. На автобусе туда долго добираться.

— Ну конечно, миссис Холт. Я ее подвезу, если она еще там.

— Проклятие! — воскликнула Мейси, выходя из ворот госпиталя. Ни миссис Уиллис, ни очереди ожидающих на автобусной остановке не оказалось.

Было всего два часа дня, и Мейси решила изменить планы. Она прекрасно понимала, что ее увлеченность Убийствами двух женщин и подозрение на убийство третьей пересиливали интерес к делу «пропавшей» Шарлотты Уэйт. По правде, обнаруженная между ними связь приятно взволновала Мейси, и теперь у нее появилась причина продолжать расследование. Она уже составила себе некоторое представление о личности Лидии Фишер и ее образе жизни, но в отношении убитой в Кулсдоне Филиппы Седжвик все еще сомневалась. Инспектор Стрэттон сообщил, что убийства имеют похожий почерк. Или женщины пали жертвами жестокой случайности? Факты говорят о том, что убийца Филиппы был знаком с Лидией. Могла ли Филиппа знать убийцу Лидии? А если Розамунда Торп тоже умерла не своей смертью, то и она тоже пила чай с убийцей, хотя ее не добивали ножом. Держа руль одной рукой, Мейси покусывала ноготь мизинца. Отгадкой была Шарлотта.

Дожидаясь встречи с девушкой в Кэмденском аббатстве, Мейси решила разузнать как можно больше о Филиппе Седжвик. А собирать сведения и приобретать впечатления лучше самостоятельно.

Мейси ехала в Кингстон-на-Темзе, направляясь в Кулсдон по дороге через деревню Юэлл. Остановка на пути из Кента в Ричмонд была вполне оправданной тратой времени и бензина, хотя еще утром она не собиралась заезжать в Кулсдон. В последний раз Мейси была так взволнована смертью Лидии Фишер. Убийца наверняка собирался проявить себя снова. Если жертв он выбирал случайно и проникал в их дома под благовидным предлогом, то опасность угрожала всем одиноким женщинам. А если он знал своих жертв, то связей между убийствами должно быть гораздо больше.

На въезде в Кулсдон Мейси свернула к обочине и заглянула в портфель. Она торопливо раскрыла вторую страницу «Таймс» за прошлую неделю и тут же нашла нужную заметку. «Расследование убийства в Кулсдоне», а ниже подзаголовок: «Полиция разыскивает убийцу»-Внимательно просмотрела колонки в поисках подробностей. Слова «безжалостный», «вонзил» и, наконец, «мясник» словно выпрыгивали на нее со страницы, но скоро Мейси нашла что искала: «Погибшая, миссис Филиппа Седжвик, Блюбелл-авеню, 14…»

Она припарковала машину у дома № 14 и заглушила двигатель. Дома вокруг были совсем новыми. Их построили примерно в 1925 году для рабочих, ежедневно ездивших в город на поезде, и их жен, провожавших мужей по утрам и встречавших вечерним ужином. Когда папа возвращался домой, дети уже были в пижамах после купания и готовые ко сну. Оставив пальто и шляпу на вешалке в прихожей, папа целовал дочерей и пожимал ладошки сыновьям, неизменно говоря «молодец».

По обеим сторонам дороги стояли молодые деревца белого клена, посаженные специально, чтобы укрыть семейный дом густым пологом листвы. Все дома были неотличимы: широкие эркеры на фасадах, асимметричные крыши, тесные спаленки верхних этажей с карнизами. Парадные двери украшали витражи, прикрывавшие также верхнюю часть фасадных окон. Но в доме № 14 было нечто особенное. Здесь Филиппа Седжвик каждый день дожидалась мужа из города. Тут была убита тридцатидвухлетняя женщина. Мейси вынула из портфеля стопку каталожных карточек. Сидя в машине, она набросала карандашом краткое описание дома и несколько вопросов: «Почему я решила, что ее муж работал в городе? Разузнать о муже. Поручить Билли?»

Шторы были задернуты, как полагалось в случае траура. В лучах низкого полуденного солнца дом казался холодным и мрачным. «Да, — подумала Мейси, — здесь пронеслась смерть, оставив след, который исчезнет, лишь когда дух погибшей женщины обретет покой». Она вздохнула и снова обвела взглядом очертания дома, погружаясь в безмятежное созерцание. Дом казался печальным и одиноким среди целой улицы, застроенной специально Для семей с детьми. Мейси представила возвращавшуюся из школы детвору: девчонок с ранцами за спиной и Мальчишек с кепками в руках — они гоняли по улице мяч, дразнили сверстниц, дергая за косички, а девичьи вскрики неизменно заставляли матерей выглянуть на улицу и отчитать сорванцов. Согласно газетной заметке, детей у Седжвиков не было, хотя они, наверно, их хотели, иначе зачем было селиться здесь? Да, печальное место.

Едва заметно качнулась штора. Сначала Мейси подумала, что ей просто показалось. Она внимательно посмотрела на округлое окно небольшой спальни. Штора снова качнулась. За ней наблюдали. Выйдя из машины, перебежала дорогу и, открыв низкие ворота, по дорожке зашагала к парадному. Мейси громко постучала медным дверным молоточком, чтобы ее наверняка услышали в любой части дома. Подождала. Никого. Тук-тук-тук. Выждала еще, прислушалась.

Дверь отворилась.

— Когда же вы оставите меня в покое?! Вам что, больше пристать не к кому? Вы все стервятники! Стервятники!

На пороге стоял взъерошенный шатен среднего роста с мелкой седоватой щетиной, в мешковатых твидовых брюках, серой фланелевой рубашке и вязаной зелено-фиолетовой жилетке. Ни туфель, ни носков, ни галстука на нем не было, и Мейси подумала, что ему не помешало бы получше питаться.

— Прошу прощения, мистер Седжвик…

— Хватит извинений, ты маленькая мерзкая…

— Мистер Седжвик, я не репортер! — отчеканила Мейси, вытянувшись во весь рост и глядя ему прямо в глаза.

Мужчина потоптался на месте, опустил взгляд, потер подбородок, потом снова посмотрел на Мейси. Его плечи, напряженно поднятые почти до самых ушей, теперь поникли, и он выглядел подавленным и разбитым. Совершенно изможденным.

— Извините. Прошу, простите меня. Я только хочу, чтобы меня оставили в покое, — произнес он, закрывая дверь.

— Но прошу вас… Мне нужно с вами поговорить, — сказала Мейси, тут же мысленно напомнив себе, что убить Филиппу мог и собственный муж. Хотя она сомневалась, что такой способен на убийство, и все же нужно было действовать осторожно.

— Выкладывайте скорее, что вам нужно. Хотя вряд ли я смогу вам помочь. Я и сам себе уже не помощник.

— Меня зовут Мейси Доббс, — представилась она и, не отрывая взгляда от Седжвика, достала из внутреннего кармашка портфеля визитную карточку и протянула ему: — Я частный детектив и предполагаю, что убийство вашей жены связано с делом, над которым я сейчас работаю.

Несколько секунд лицо мужчины выражало молчаливое недоверие: разомкнутые губы застыли, глаза перестали моргать. И тут Седжвик разразился истерическим хохотом. Он все смеялся и смеялся, согнувшись, не поднимая головы и уперев руки в колени. Видимо, он уже пересек тонкую грань между радостью и скорбью. Человек, недавно потерявший жену, явно переживал тяжелый кризис. Мейси заметила, что с порога дома напротив на них кто-то уставился. Но, едва обернувшись к Седжвику, поняла, что тот плачет. Она спешно помогла ему вернуться в дом и захлопнула дверь.

Мейси включила в прихожей свет и, все еще поддерживая Седжвика за руку, повела дальше на кухню. Она всегда считала кухню теплым и уютным местом, но едва зажегся свет, сердце ее дрогнуло. Усадив Седжвика на стул, она раздвинула занавески, отперла и распахнула дверь в сад и, обернувшись, окинула взглядом сваленную в раковину груду грязных чашек, кастрюль и тарелок. В остатках недопитого бренди в хрустальных бокалах — вероятно, подаренных еще молодоженам на свадьбу — плавали окурки.

— Ой, простите, простите, вы, наверно, подумали, что я…

— Ничего я не подумала, мистер Седжвик. Вы же такое пережили.

— Скажите еще раз, кто вы и зачем пришли.

Мейси снова представилась и объяснила, что явилась в дом первой, по мнению следствия, жертвы «жестокого бескровного убийцы», прозванного так за манеру сначала использовать яд, а лишь затем нож.

— Не знаю, чем вам помочь. Полиция допрашивала меня часами, буквально часами. С тех пор как убили жену, не прошло ни секунды, чтобы я не задавался вопросами, кто и зачем это сделал. И представляете, некоторое время полиция подозревала меня. А может, до сих пор подозревает.

— Они обязаны проверить все версии, мистер Седжвик.

— Ну да, конечно, обычная полицейская практика.

Седжвик потер шею, и Мейси услышала хруст суставов.

— Вы поможете мне? — спросила она.

— Да, да, — ответил Седжвик со вздохом. — Если вы готовы отплатить услугой за услугу, я постараюсь ответить на ваши вопросы.

Мейси улыбнулась, снова ощутив себя медсестрой, как много лет назад. Она потянулась и сжала руку Седжвика:

— Благодарю вас, мистер Седжвик.

Он словно колебался, но потом заговорил:

— Мисс Доббс, вы не против называть меня по имени? Понимаю, это бестактно… и я пойму ваш отказ, но… уже несколько недель ко мне обращаются только по фамилии. Соседи меня сторонятся, а на работе дали отпуск, пока убийца… — он как будто снова собирался скрючиться от хохота, — пока не закроют дело. Меня зовут Джон. И У меня отняли жену.

Они перешли в гостиную. Мейси смотрела, как Джон Седжвик опустился в кресло у камина. Она чуть раздвинула шторы, чтобы впустить немного солнечного света, поскольку не хотела испугать Седжвика: солнечные лучи могли показаться ему пронзающими глаза иглами. В комнате было не убрано: стопка нечитаных газет, кучка окурков в пепельнице, слой пыли на каминной полке. Холодная каминная решетка, присыпанная золой, придавала комнате неуютный вид. Словно пытаясь свернуться клубком и закрыться от тягостных переживаний, Седжвик сел на край кресла и сгорбился, обхватив себя руками. Мейси вздрогнула, вдруг вспомнив слова Мориса, с которых началось ее обучение: «Наблюдай за телом, Мейси, следи за тем, как поза отражает состояние души». Джон Седжвик весь сжался, словно силясь не развалиться на части.

Мейси подождала, пока их не окутала тишина. Пока что она села поудобнее, выбросила из головы лишние мысли и стала смотреть, как между ней и мужчиной напротив выстраивался воображаемый мост. Она представила, как из центра ее лба заструился свет, ослепительная нить потянулась к объекту и опутала его теплым сиянием. Человек, пожелавший, чтобы к нему обращались по имени, медленно расслабил плечи и, опустив руки, откинулся в кресле.

Мейси знала, что лучше не подрывать доверие Джона, забрасывая его вопросами, которые наверняка уже задавала полиция.

— Джон, не расскажете о своей супруге? — негромко спросила Мейси.

Седжвик вздохнул и резко рассмеялся.

— Знаете, мисс Доббс, вы первая, кто задал мне этот вопрос в такой форме. Полицейские куда грубее.

Мейси наклонила голову, но молчала, вынуждая собеседника продолжить.

— Она была такой милой, мисс Доббс. Милой девчушкой. Смешно, я все время думаю о ней как о девочке. Она была совсем невысокая, не такая, как вы. Нет, Пиппин — так я ее звал, Пиппин.

Седжвик закрыл глаза и зажмурился, силясь сдержать катившиеся из глаз слезы. Успокоившись, он продолжил:

— Филиппа была совсем худенькой, такой хрупкой. И хоть я знал, что она уже давно не девочка, но все равно для меня она оставалась девочкой. Мы поженились в 1920-м. Познакомились в доме моих родителей, представляете? Она пришла в гости со своей овдовевшей матерью знавшей мою матушку то ли по Женскому институту, то ли по Цветочному комитету.

Седжвик смотрел на сад, словно ожидая, что в любой момент по дорожке перед домом может пройти его покойная жена. Мейси знала, что он вызвал в памяти воображаемый образ Филиппы. И перед ее мысленным взором возник силуэт девушки в легком бледно-зеленом платье, которая, спрятав нежные руки в зеленые хлопковые перчатки, подрезала розы всевозможных цветов и складывала распустившиеся бутоны в корзинку у ног. Затем она подняла глаза, услышав шаги мужа: он отворил калитку и приблизился к ней.

— Думаю, на самом деле нашу встречу организовали матушки. — Седжвик натянуто улыбнулся своим воспоминаниям. — И мы прекрасно поладили. Поначалу она робела — видимо, еще не пришла в себя после войны, — но вскоре оживилась. Говорили, все благодаря любви.

Мейси отметила про себя, что надо бы не забыть получше разобраться в причинах беспокойства Филиппы. А пока хотела, чтобы Джон чувствовал себя раскованно и доверился ей, и потому не перебивала.

— Некоторое время после свадьбы мы жили с ее матерью. Небольшой домик за городом, никакой роскоши. Потом пару лет снимали квартиру. А в 1923-м здесь началась застройка, и мы сразу же купили дом. Филиппа получила от отца небольшое наследство, у меня тоже нашлись кое-какие сбережения и немного акций. В общем, мы не слишком издержались.

Седжвик замолк и некоторое время сидел, глубоко дыша.

— Конечно, такой дом покупают для семьи, но Бог не дал нам детей, — произнес Седжвик и повернулся к Мейси. — Господи, вы ведь совсем не это хотели услышать, мисс Доббс! Простите.

— Прошу вас, продолжайте, мистер… Джон. Пожалуйста, расскажите о вашей жене.

— В общем, она страдала бесплодием. Она была не виновата, конечно. А лечение оказалось напрасным: врачи уверяли, что не в силах помочь. Первый врач, седой трясущийся болван, ляпнул: дескать, пара бокалов шерри — и все само пройдет. Вот же идиот!

— Джон, мне так жаль.

— В конце концов мы вроде как смирились, что останемся вдвоем. Между прочим, незадолго до… до гибели…

Седжвик закрыл глаза, силясь отогнать нахлынувшие ужасные образы. Мейси понимала, что его снова преследовали воспоминания. Джон опять глубоко задышал, пытаясь овладеть собой.

— Незадолго до ее гибели мы собирались купить щенка. Думали, так ей будет веселее, пока я на работе. Филиппа, кстати, тоже не бездельничала: раз в неделю читала детям в местной школе, все время чем-то занималась. А еще обожала свой сад. И неизменно винила себя.

— Винила? — Мейси смотрела Джону прямо в глаза.

— Да, в бесплодии. Говорила, что посеешь, то и пожнешь.

— Она объяснила, что имеет в виду?

— Нет. Мне казалось, что Филиппа припомнила все свои старые грехи и разом взвалила на себя всю вину. — Седжвик пожал плечами. — Девочка моя, Пиппин.

Мейси наклонилась к Джону поближе, чтобы ему стало теплее и — подсознательно — спокойнее.

— Не подскажете, беспокоило ли вашу жену что-нибудь еще? Она ни с кем не ссорилась?

— Пиппин не любила изливать душу и не бегала сплетничать к соседям. Но была такой доброй и внимательной к тем, кто нуждался в помощи, и всегда останавливалась на улице поболтать со знакомыми. Но… вы ведь спросили «вообще», мисс Доббс?

— Понимаю, Джон, вопрос не из легких.

— Знаете, по-моему, до нашего знакомства Филиппа встречалась всего с одним мужчиной. Она так робела в обществе мужчины. Во время войны ей было всего лет семнадцать, не больше. Если я правильно помню, они познакомились в Швейцарии. Он обратил внимание не только на Пиппин, но и успел поухаживать за всеми ее подругами. В итоге на одной и женился, хотя она, по-моему, намучилась с этим ловеласом. — Вдруг Седжвик нахмурился. — Знаете, забавно, но сейчас вспомнилось: а ведь он разыскал ее спустя много лет. Не помню точно когда. Примерно в конце прошлого года. Я напрочь забыл об этом.

— Вы знаете, кто он? И почему снова нашел вашу супругу?

— У меня ужасная память на имена, но этого звали как-то необычно. Знаете, не так обыденно, как Джон! — Седжвик вяло улыбнулся. — Вроде бы его жена, как я уже говорил, подруга Пиппин, крепко выпивала. Он узнал наш адрес и позвонил Филиппе с просьбой поговорить с женой и попытаться вразумить ее. Но они не виделись долгие годы, и сомневаюсь, что Пиппин хотела ввязываться. Она отказала, и на этом все закончилось. Насколько я знаю. Потом сказала, что, возможно, ее подруга пила, чтобы забыться. И не придала этому большого значения. Сказала только: «У каждого есть средство забыть прошлое, правда? У нее — бутылка, а у меня — сад»-Грубовато, конечно, но я бы не хотел, чтобы Филиппа с ней связывалась.

Мейси решила не обременять Седжвика своими подозрениями.

— А вы не припомните имя того мужчины? С какой буквы оно начиналось?

— О Господи, мисс Доббс… начиналось с буквы… — Седжвик потер лоб. — Э-э-э… по-моему, с буквы М. Да, точно! Ма, Ми, Мэ, Мах, Маг… Магнус! Да, верно, Магнус Фишер. Теперь вспомнил.

— А жену его звали Лидия?

— Да, да! Мисс Доббс, вижу, вы все знали с самого начала!

— Джон, в последнее время вы читаете газеты?

— Нет, этого мне ни за что не понять! Они вечно тычут пальцем, и, пока фото Пиппин на первой полосе, тычут пальцем в меня!

Мейси решила копнуть еще глубже:

— С прошлой недели полиция больше не появлялась?

— Нет. Конечно, они периодически проверяют, на месте ли я — до окончания расследования мне запрещено уезжать, или как это правильно называется.

Мейси удивилась, что Стрэттон не наведался к Седжвику снова, когда обнаружили тело Лидии Фишер.

— Джон, на прошлой неделе Лидию Фишер нашли мертвой. Ее убили. Результаты вскрытия указывают на некоторое сходство между убийствами вашей жены и миссис Фишер. Подозреваю, полиция пока с вами не говорила на эту тему, ведь расследование еще идет. Пресса переусердствовала с подробностями гибели вашей супруги. И поскольку всегда найдется желающий повторить чужое злодеяние, полиция, вероятно, решила пока не привлекать к этому внимания. Но я уверена, что полиция, да и пресса тоже, вскоре к вам снова явится.

Седжвик некоторое время сидел, покачиваясь и обхватив руками плечи. Потом встал и принялся расхаживать По комнате.

— Они подумают на меня. Они подумают на меня…

— Успокойтесь, Джон, успокойтесь. Они не станут вас обвинять. Полагаю, все будет ровно наоборот.

— Ох, бедная, бедная женщина… и бедная моя Пиппин.

Седжвик опустился в кресло и расплакался. Мейси присела рядом на колени, подставив ему плечо. Она направила на Седжвика всю свою душевную силу, и тогда формальная вежливость между женщиной и незнакомым, ей мужчиной улетучилась. И он вновь с трудом овладел собой.

— Не понимаю. Что это значит?

— Еще не знаю, но собираюсь выяснить. Джон, вы ответите еще на пару вопросов?

Седжвик вынул из кармана перепачканный платок и вытер глаза и нос.

— Да. Да, я постараюсь, мисс Доббс. Простите…

Вернувшись на свое место, Мейси жестом перебила его:

— Не извиняйтесь. Горе нужно изливать, а не зарывать. Вы, случайно, не знаете, ваша супруга была знакома с женщиной по имени Шарлотта Уэйт?

Седжвик взглянул на Мейси.

— Дочкой Уэйта? Ну конечно. Хотя, как я уже говорил, давно это было. Задолго до нашего знакомства. Скажите, в чем тут дело, мисс Доббс?

— Я пока не знаю точно, Джон. Я лишь собираю оборванные ниточки.

— Шарлотта и Лидия были в одной… компании, что ли. Думаю, вы бы так это назвали. Ну, знаете, девушки вместе проводят время по субботам, пьют чай, покупают на карманные деньги разные безделушки, все в таком роде.

Мейси кивнула. Хотя у нее в те годы не было ничего подобного: ни посиделок, ни безделушек, одни лишь поручения и рутинные заботы на кухне, и все приходилось выполнять как можно быстрее и лучше, чтобы выкроить время на учебу.

— Но потом они разошлись, как обычно бывает. Шарлотта была очень богата, Лидия тоже. Пиппин входила в определенные круги, к которым, по правде, не принадлежала. Думаю, они просто перессорились, но, повторяю, было это задолго до того, как я стал ухаживать за Пиппин.

— А не было ли в той компании девушки по имени Розамунда?

Седжвик вздохнул и потер глаза.

— Имя знакомое. Возможно, я слышал имя «Рози». Вряд ли «Розамунда»… нет… не Розамунда, точно.

Мейси приготовилась задать следующий вопрос, но он ее перебил:

— Знаете, я только что вспомнил одну странность. Не знаю, пригодится это или нет.

— Продолжайте.

— Речь о Шарлотте Уэйт. Точнее, ее папаше. Наверняка дело было еще до нашей свадьбы. — Седжвик почесал голову. — Память у меня ужасная и на имена, и на даты. Да, еще до свадьбы, потому что как-то стоял я в гостиной моей будущей тещи. Сейчас припоминаю. Когда я приехал на велосипеде, от дома отъезжала большая машина. Причем довольно быстро: помню, гравий так и летел в стороны, мне самому чуть по башке не досталось. В общем, экономка меня впустила, сказав, что Пиппин в кабинете. Когда я вошел, она вытирала глаза от слез. Я умолял ее рассказать о случившемся, но она только ответила, что повздорила с мистером Уэйтом, отцом Шарлотты. Я хотел догнать его, но Пиппин не пустила. Сказала, что иначе мы с ней больше никогда не увидимся. Или этого больше не повторится… Ну что-то в таком духе.

— Она больше не рассказывала о причине ее печали?

— Никогда. Я подозревал, дело в Шарлотте. Думал, может, Пиппин солгала, выгородив ее: солгала, что подруга Находится у нее, а та была совсем в другом месте. Видимо, Шарлотта с детства была строптивой. Надо же, не все еще забыл!

— Виделась ли ваша жена с Джозефом Уэйтом снова? Они переписывались?

— Нет, вряд ли. Она никогда об этом не говорила, после свадьбы мы вели тихую жизнь, тем более здесь, на Блюбелл-авеню.

Седжвик выглядел уставшим, почти изможденным.

— Скоро я вас оставлю, Джон. Но скажите, миссис Седжвик нашла ваша горничная?

— Да, миссис Ноакс, которая приходит каждый день убирается, готовит ужин и прочее. Она отлучилась на пару часов — пошла за покупками, — а вернувшись, увидела Пиппин в столовой. Похоже, она пила с кем-то чай и это странно, потому что не говорила, что кого-то ждет и миссис Ноакс не была предупреждена.

— А вы были на работе?

— Да, в городе. Я инженер-строитель, мисс Доббс, и весь день провел на стройке. Меня видело множество людей, хотя я, конечно, переезжал с места на место, что крайне заинтересовало полицию. Они все сидят со своими картами и расписаниями поездов и гадают, успел бы я заскочить домой, прикончить женушку и вовремя вернуться, чтобы обеспечить себе алиби.

— Понятно. Вы не покажете мне столовую?

В отличие от неприбранной кухни и гостиной в столовой царила безукоризненная чистота, хотя следы пребывания полиции попадались по всему дому. Было заметно, что в комнате, где Филиппа Седжвик встретила смерть, провели тщательный обыск.

— Никаких следов крови не нашли. — Жилы на горле Седжвика натянулись, едва он заговорил о гибели жены. — Очевидно, убийца сначала отравил ее, а потом, — взялся за нож.

— Да.

Мейси обошла комнату, осматриваясь, но ничего не трогала. Она подошла к окну и раздвинула шторы, чтобы естественный свет разбавил резкое электрическое освещение. Теперь дактилоскопия применялась широко, и там, где полиция пыталась снять отпечатки убийцы, Мейси заметила остатки порошка. Да, люди Стрэттона потрудились на славу.

Словно читая ее мысли, Седжвик промолвил:

— Инспектор Стрэттон не так уж плох. Нет, совсем наоборот. А от его сержанта, Колдуэлла, у меня мурашки по коже. Отталкивающий тип. Вы с ним встречались?

Мейси была поглощена изучением закоулков столовой, однако перед ней тут же возник образ невысокого проворного человека с острым носом и холодным немигающим взглядом.

— Пару раз.

— Кроме того, во время допроса в участке он постоянно обвинял меня. Стрэттон был куда учтивее. Кстати, я слышал, они так специально делают: разыгрывают доброго и злого, чтобы с первым подозреваемый занервничал и потерял самообладание, а второй его расколол.

Мейси осмотрела каждую поверхность, заглянула в каждый уголок. Седжвик теперь чувствовал себя спокойнее и, похоже, стал гораздо словоохотливее. В одном месте Мейси коснулась пола и понюхала пальцы.

— Я слышал разговор двух констеблей. Вроде бы жена Стрэттона умерла при родах пять лет назад. Теперь он в одиночку растит маленького сына. Наверно, поэтому он гораздо отзывчивее.

Мейси вдруг вскочила, причем так резко, что у нее даже закружилась голова.

— Я не хотел пугать вас, мисс Доббс. Да, он вдовец. Совсем как я.

Мейси спешно закончила осмотр, подавив желание уединиться и собраться с мыслями, чтобы не отвлекаться от более важных дел. Второй шанс мог уже не представиться. Но в комнате, похоже, уже ничего не осталось, кроме скорби Джона Седжвика.

— Мне пора, Джон. Вы справитесь?

— Да. Разговор о Пиппин как будто придал мне сил. Полагаю, нужно чем-нибудь заняться. Убраться в доме, Что ли. Миссис Ноакс так больше и не приходила, хотя Написала, что не считает меня виновным. И это так трогательно, учитывая следующее: родная мать и сестра сторонятся меня, а мать Пиппин слишком расстроена, чтобы приехать.

— Возможно, вам станет лучше, если вы раздвинете занавески. Впустите в дом немного света, Джон.

Седжвик улыбнулся.

— Я мог бы поработать в саду. Там всегда хозяйничала Пиппин, ну вы понимаете. Она с детства любила возиться с растениями.

— Что ж, займитесь садом. Как бы то ни было, она разбила его для вас двоих.

Едва Мейси повернулась к выходу, как ощутила на спине какое-то давление, словно ее что-то удерживало. Она с трудом вздохнула, мгновенно осознав, что упустила нечто крайне важное.

— Джон, а есть где-нибудь, может быть, в саду, место, где ваша жена любила бывать? Какой-нибудь парник, теплица или что-нибудь в этом роде?

— Да, рядом с домом, вон там. Между прочим, миссис Ноакс сказала, что, уходя за покупками, видела Пиппин именно там. Она обожала теплицу. Я специально ее спроектировал. Смотрите, там будут три отделения: традиционная остекленная секция для рассады, затененная часть с окнами для пересадки растений и третья секция наподобие оранжереи, где Пиппин держала экзотические растения и любила сидеть в кресле с учебником по садоводству. По-моему, других книг она вообще не читала. Пойдемте, покажу.

Седжвик повел Мейси вокруг дома к садовому убежищу супруги, скрытому от улицы тенистым ивняком. Едва она вошла, как тут же ощутила влажный зной ухоженного парника и резкий солоноватый аромат молодых гераней в терракотовых горшках. Осторожно ступая по внутренней тропинке, направилась к створчатой двери из дерева и стекла. За ней оказался небольшой сарайчик, где пахло мускусом. Пройдя дальше, Мейси попала в небольшое помещение, совмещавшее в себе оранжерею и гостиную, укромный уголок покойной женщины.

Ей вспомнился зимний сад, где с одеялом на коленях, погруженный в свои тайные мысли, сидел Саймон. Плетеное кресло с зелеными и розовыми подушечками было слегка промято, как будто владелица только что встала. Сиденье казалось таким теплым, что любая кошка тут же заняла бы его. И едва Мейси шагнула вперед, как ее внимание привлекла книга о садоводстве, лежавшая на столике возле кресла. Открыв на титульном листе, она пролистала несколько страниц, пока не дошла до места, где Филиппа Седжвик оставила закладку, — вероятно, в тот момент и явился убийца. Мейси представила, как женщина услышала донесшийся издали стук дверного молоточка, быстро положила закладку и, вскочив, побежала открывать. Или убийца пошел ее искать, когда на стук не ответили? Знакомого человека Филиппа впустила бы и предложила чаю.

Герань. Пеларгония. Мейси пробежала пальцами по корешку книги и мгновенно ощутила легкое покалывание. Приглядевшись, она аккуратно извлекла маленький колючий и в то же время мягкий предмет. Да, да, да.

Мейси спрятала находку в носовой платок, пока Джон Седжвик рассматривал в углу довольно крупное желтовато-зеленое растение.

— Я бы точно одно от другого не отличил, а Пиппин знала все названия, причем по-латыни. По-моему, она только для того и учила ее в школе, чтобы больше знать о Растениях.

— Я тоже когда-то учила латынь, просто чтобы разбираться в другом предмете. Мне пора, Джон. Большое спасибо за помощь, вы были сама любезность.

Седжвик протянул Мейси руку со словами:

— Что ж, начало так себе, правда? Но думаю, вы помогли мне больше, чем я вам.

— Ну что вы, Джон. Ваша помощь просто незаменима. Сверена, скоро вас навестит инспектор Стрэттон, и я буду крайне признательна, если вы промолчите о моем визите.

— Не скажу ни слова, мисс Доббс, ни единого. Но пока вы еще не ушли, можно узнать, что за дело вы расследуете?

— Ищу пропавшего человека.

Чтобы избежать дальнейших расспросов, Мейси тут же ушла. Ей нужно было подумать. Она торопливо завела двигатель машины и включила первую передачу. Обернувшись, бросила прощальный взгляд на дом № 14 по Блюбелл-авеню: Джон Седжвик медленно направился к розам покойной жены и по пути, наклонившись, выдернул сорняк. Позже по дороге в Лондон, когда ее автомобиль влился в общий поток на шоссе, Мейси размышляла вовсе не о Седжвике, а о Ричарде Стрэттоне, мужчине, тоже потерявшем жену. Еще она думала о случайной находке, которую отнесет в свою комнату и спрячет вместе с другой, обнаруженной в гостиной Лидии Фишер и бережно завернутой в льняной платок.

 

Глава двенадцатая

Мейси вернулась в контору в воскресенье вечером. В кабинете оказалось холодно: отопление было отключено. На своем столе она увидела одинокий клочок бумаги, испещренный размашистым почерком первоклассника, то есть Билли. А рядом было разложено несколько невскрытых конвертов, чтобы Мейси могла рассмотреть каждый в отдельности, прежде чем распечатывать. Субботним утром Билли потрудился как следует.

— Бр-р. Посмотрим: счет из Кантуэлла, хорошо-Звонила леди Роуэн, сообщения не оставила. Эндрю Дин… Эндрю Дин? Хм, — произнесла Мейси, удивленно вздернув брови. — Рекламные брошюры коммивояжера…

Зазвонил телефон.

— Фицрой шесть, два ноля.

— Мисс Доббс?

— Да.

— Говорит Джон Седжвик. Рад, что застал вас.

— У вас новости, мистер Седжвик? — Мейси намеренно заговорила официальным тоном.

— Да. Я подумал, вам будет интересно узнать, что сразу после вашего ухода ко мне приходил инспектор Стрэттон с этим отвратительным типом, Колдуэллом. Расспрашивали о Магнусе Фишере.

— Правда? И что выясняли?

— В основном о его отношениях с Пиппин. Я рассказал им то же, что и вам. Больше мне все равно неизвестно. Не волнуйтесь, я ни разу не заикнулся о вашем визите. Но Стрэттон навел меня на кое-какие мысли.

— А именно?

— Похоже, Пиппин и вправду виделась с Фишером. Пару месяцев назад он вернулся из очередной экспедиции, и тогда они встретились. Он снова уехал на пару недель, но потом вернулся. Видимо, время его приездов практически совпадает с датами убийств Пиппин и миссис Фишер, поэтому полиция им и заинтересовалась.

— Они что-нибудь сказали насчет мотива?

— Нет. Стрэттон опять завел старую песню о «проверке всех версий» и спросил, был ли знаком я с Лидией Фишер. А еще в который раз уже расспрашивали о самых Деликатных подробностях моей семейной жизни.

— Они исполняли свой долг, мистер Седжвик. Несомненно, спросили, зачем, по вашему мнению, миссис Седжвик виделась с Фишером.

— Да, и я ответил, что, по-моему, Пиппин пыталась как-То помочь ему решить проблемы миссис Фишер. Мне показалось, они намекали на то, что между ними что-то было, вы понимаете. Особенно учитывая, что в молодости они встречались. Признаться, я удручен, мисс Доббс.

— Конечно, мистер Седжвик, сочувствую вам. Однако полиция всего лишь выполняет свою работу. Они хотят найти убийцу, прежде чем он нанесет новый удар.

— Мне тяжело, но понимаю, что вы правы.

— Благодарю вас, мистер Седжвик. Предупредить меня очень любезно с вашей стороны. Вам уже лучше?

— Да, лучше. И знаете, сегодня вечером приходила в гости соседка и принесла картофельную запеканку. Сказала, что не хотела беспокоить меня, пока шторы были опущены, и что все очень переживают смерть Пиппин. Между прочим, она явилась с мужем. Наверное, потому, что еще не настолько мне доверяет.

— Начало неплохое. Всего доброго, мистер Седжвик.

— Всего доброго, мисс Доббс.

Магнус Фишер. Возможно, подумала Мейси, вполне возможно. Он волочился за Филиппой и ее подругами, а женился на Лидии. Или Розамунду, Шарлотту и Лидию связывали иные, более тесные отношения? Может, былой интерес к этим женщинам угас, а потом разгорелся с новой необузданной силой? Опустив взгляд, Мейси пробежала глазами записи Билли:

Леди Роуэн опять… определенно намерена вернуться на Эбери-плейс не раньше чем через две недели.

Следующая записка помощника вызвала у нее улыбку.

Дорогая мисс!

Искренне ваш,

Я рад, что вы вернулись в Лондон. Завтра я прибуду в контору славным ранним утром как штык. Надеюсь, вы славно провели время в Кенте.

Билли Бил.

Мейси представила, как маленький Билли Бил с взлохмаченной пшеничной шевелюрой и россыпью веснушек, прикусив кончик языка и старательно выводя пером буквы сочинял письмо. Видимо, учителя привили ему любовь к слову «славный».

Она внимательно изучила содержимое всех запечатанных конвертов, пока не наткнулась на хорошо знакомый почерк: безошибочно узнаваемую изящную вязь темно-синих чернил. Перевернув конверт, она увидела сургучную печать Кэмденского аббатства. Под адресом стояла пометка: «Нарочным». Видимо, письмо доставил кто-то из посетителей аббатства, который пришел после Мейси, но вернулся в Лондон раньше. Швейцарским ножом фирмы «Викторинокс» Мейси распечатала конверт и извлекла сложенный лист твердого папиролина кремового цвета. Бумага с посланием матушки Констанции, содержащая добавку текстильных нитей, оказалась чуть легче картона:

Дорогая Мейси!

Искренне твоя,

Как хорошо, что ты заглянула к нам в Кэмденское аббатство! Приезд одной из выдающихся моих студенток — всегда большая радость, хотя, признаться, я бы хотела увидеть побольше мясца на твоих косточках!

матушка Констанция Шертери.

Но не стану более отягощать мою эпистолу любезностями, дорогая Мейси, и сразу перейду к делу, поскольку еще нужно не упустить возможность отдать письмо одному из посетителей, который вскоре возвращается в Лондон. Я посоветовала мисс Уэйт увидеться с тобой, и она согласилась. Чувство защищенности и покровительство нашей общины придали ей Уверенности, и посему я должна просить тебя впредь соблюдать дистанцию. По словам матушки Джудит, мисс Уэйт еще нужно отдохнуть два-три дня: она схватила ужасную простуду, которой мы все переболели. Предлагаю тебе приехать в четверг утром.

— Хорошо.

Мейси села за стол, откинулась назад и улыбнулась Она ничуть не сомневалась, что умение матушки убеждать подействует на Шарлотту, но, к сожалению Мейси беседа с девушкой состоится только сейчас. К тому же на встрече с Джозефом Уэйтом во вторник ей придется тщательно выбирать выражения.

Когда Мейси вышла из конторы, вокруг деревьев на площади снова клубился тяжелый смог, а уличные фонари стали едва различимы. В отдалении она слышала перестук копыт, хлопки и пыхтение машин, в которых люди — не из бедных — ехали на званый ужин или возвращались домой с воскресных экскурсий. Тьма и смог искажали звуки. И Мейси так захотелось снова оказаться в Кенте, увидеть ночные звезды и безмолвные поля в свете полной луны.

Она уже видела убийцу? Может быть, они разминулись на улице у дома Лидии Фишер? И замешана ли здесь Шарлотта Уэйт, или ее бегство из отцовского дома вызвано лишь стремлением избавиться от изнурительной опеки? Может быть, она и есть убийца? Или просто боится стать очередной жертвой? А кто этот Магнус Фишер? И какой у него мотив убивать жену и двух ее подруг? Что же произошло в Швейцарии много лет назад? Нечто настолько серьезное, что убийца решил заставить женщин замолчать об этом навсегда? Что же Шарлотта расскажет о Фишере? И как быть с крошечными уликами, которые она бережно хранила? А может, это всего лишь домашний мусор, пустяк?

Мейси вновь задумалась о семье Уэйт и своем мнении о Шарлотте и ее отце. Она призналась себе, что испытывает некоторую неловкость в присутствии Джозефа Уэйта: его надменность была ей противна, а покровительственное отношение к дочери — отталкивающим. Но в то же время Мейси уважала его достижения и признавала щедрость-Он был человеком крайностей, трудился не покладая рук, и потакал своим прихотям, охотно приходя на помощь тем, кого одобрял.

Может быть, он и есть убийца? Мейси вспомнила, с какой ловкостью он управлялся с разделочными ножами. Имел ли он мотив? Если да, разве им объяснялось бегство Шарлотты? И что вообще было известно об этой девушке, кроме ее тревоги? Уэйт относился к дочери предвзято. Скорее бы с ней увидеться! Нужно составить собственное мнение об ее характере. А пока что, может, удастся расспросить Фишера?

Мейси завела «эм-джи». Пора было возвращаться на Эбери-плейс. Многое требовалось обдумать и спланировать. Завтрашний день обещал стать долгим, а с самого утра ее ожидало тяжелое испытание: беседа с Билли.

Не успела она приблизиться к тяжелой парадной двери особняка в Белгравии, как та распахнулась.

— Мы услышали, как ваша машина сворачивает во двор, мэм.

— О, как мило. А сегодня холодно, правда, Сандра? И все туманом заволокло.

— Да, мэм, от этого зеленого дыма один только вред. Но ничего, скоро лето.

Сандра закрыла за Мейси дверь и взяла ее пальто, шляпку и перчатки.

— Ужинать будете в столовой, мэм, или у себя?

Помедлив, Мейси повернулась к служанке:

— Я бы не отказалась от тарелочки овощного супа. Но Не сейчас, а где-нибудь в полдевятого.

— Хорошо, мэм. Как только мы услышали машину, береза поднялась к вам и наполнила горячую ванну. Вы Же ехали из самого Челстоуна.

Мейси тут же поднялась к себе, поставила распухший от бумаг портфель на стол и торопливо переоделась, сменив дневной наряд на халат и тапочки. Как будто она уехала в Челстоун совсем не в пятницу вечером! Она была в пути с самого утра: встала в четыре, едва услышав отцовские шаги на лестнице, затем умылась, оделась и сразу же выпила чашку крепкого чаю вместе с отцом, который потом ушел ухаживать за лошадью.

— Я добавила в воду немного лаванды, мэм. Хорошее средство, успокаивает перед сном, — сказала Тереза оставляя два белых мягких полотенца на вешалке возле ванны, над которой поднимался ароматный пар.

— Спасибо, Тереза.

— Не за что, мэм. Вам что-нибудь еще понадобится, мэм?

— Нет, спасибо.

Присев в коротком реверансе, Тереза удалилась.

Мейси погрузилась в ванну. Когда ей казалась, что вода остывает, она подкручивала кран ногой. Так непривычно было занимать верхние комнаты в особняке на Эбери-плейс и слышать в свой адрес обращение «мэм» от девушек, выполнявших ту же работу, что когда-то привела ее в этот дом и в эту жизнь. Мейси откинулась назад. Ощущая, как душистый пар проникает в волосы, она предалась воспоминаниям о тех временах, когда работала помощницей горничной и могла позволить себе помыться не чаще раза в неделю. К ней то и дело стучалась Инид всякий раз, как ей казалось, что Мейси слишком засиделась. Ее голос и сейчас звучал в голове: «Давай, Мейс. Впусти нас. Тут на лестнице так зябко».

Потом она вспомнила Францию: вездесущую ледяную грязь и мороз, который не могла забыть по сей день. «А вы мерзлячка, моя дорогая». Мейси улыбнулась, вспомнив миссис Кроуфорд, и будто вновь ощутила успокаивающие объятия старческих рук, окутавших ее теплом после возвращения из Франции с ранением. «Дай-ка обниму тебя, моя девочка. Вот так, вот так, теперь ты дома, дома», — говорила она, по-матерински прижимая ее одной рукой, а второй гладя по спине.

В дверь постучали.

— Господи! — вырвалось у Мейси, едва она поняла, как долго отмокала. — Минутку! Сейчас выйду!

Она торопливо выбралась из ванны, вытерлась полотенцем и натянула халат. Тряхнув распущенными волосами, Мейси бросилась в гостиную. На столике перед креслом стоял поднос, а в камине напротив, источавшем мягкое свечение, язычки пламени вились вокруг свежих углей, которые подкладывала Сандра.

— Я подброшу немного, мэм. Мы же не хотим, чтобы вы заболели, правда?

— Спасибо, Сандра. Только заболеть и не хватало!

Сложив щипцы в медное ведерко для угля, Сандра выпрямилась и улыбнулась Мейси.

— Похоже, мистер Картер вернется на следующей неделе и займется приготовлениями к приезду ее светлости.

— А значит, мы обо всем узнаем, верно, Сандра? — Мейси улыбнулась, раскладывая салфетку на коленях. — Мм, пахнет восхитительно!

Служанка присела в реверансе, опустив голову:

— Благодарю вас, мэм.

Сандра собиралась уйти, но вдруг помедлила.

— Слуг стало меньше, чем раньше, правда?

— Конечно, меньше, чем до войны, Сандра, — ответила Мейси и вместо того, чтобы приниматься за еду, откинулась в кресле и уставилась в огонь. — Да. Конечно, меньше. А миссис Кроуфорд сказала бы, что еще больше слуг было до покупки машины для его светлости. Тогда и конюхи имелись, и в конюшнях держали лошадей.

Сандра сжала губы и опустила глаза.

— Все меняется, правда, мэм? То есть, понимаете, нам интересно, зачем они держат этот дом, если больше времени проводят в Челстоуне.

Минуту подумав, Мейси ответила:

— Мне кажется, они не станут расставаться с домом еще несколько лет. По крайней мере пока в Англию не вернется мистер Джеймс. В конце концов, это часть его наследства. Ты беспокоишься за работу, Сандра?

— Ну, мы все беспокоимся, мэм. В смысле надеюсь, вы не против, что я так говорю, но все изменится. Сейчас не многие девушки идут в служанки. И знаете, забавно, когда жизнь меняется прямо на глазах.

— Да, ты права. После войны многое поменялось.

— По-моему, люди стараются забыть войну, а вы, мисс? То есть никто ведь не хочет о ней вспоминать, правда? Мой кузен — не тот, что умер, а тот, которого ранило в битве при Лоосе — однажды сказал: одно дело — помнить и совсем другое — каждый день видеть напоминания. Он был не против, чтобы люди помнили, что он там натворил. Но знаете, очень не любил, когда ему напоминали. Говорил, тяжело это, когда каждый день что-нибудь напоминает о войне.

Мейси подумала о том, как нежность воды в теплой ванне напомнила ей о прошлом, где не было ни нежности, ни тепла.

— Я лучше пойду, мэм, и не буду вам мешать. Доброй ночи.

— Доброй ночи, Сандра. И да, не волнуйся о переменах. Обычно они только к лучшему.

Доев суп, она вновь откинулась в кресле и стала смотреть, как горячие угли обращались в золу. Решила немного раздуть огонь, а потом пойти в спальню. Мейси знала, что пока она будет погружаться в дрему, поднос бесшумно исчезнет, а утром, когда будет закалывать волосы, — так же бесшумно появится. После разговора с Сандрой ее мысли потекли в ином направлении. Возможно, она и сама была готова что-то изменить. Нет, не внешность — хотя знала, что трансформации снаружи говорили о переменах внутри, — но представление о своем будущем. Да, вероятно, над этим стоило поразмыслить.

Уткнувшись в подушки, Мейси подумала о тонкой грани, отделяющей воспоминания от напоминаний, и о способности бесчисленных намеков довести человека до безумия, заставить его прибегнуть к алкоголю, наркотикам, любому средству, помогающему унять боль, которую причиняют острые осколки прошлого. А если о былом напоминает живой человек? Что тогда?

 

Глава тринадцатая

Мейси проснулась рано. Быстро умывшись, надела голубой костюм, из которого едва выглядывали манжеты и воротник белой льняной блузки. Предчувствуя зябкое утро, она вспомнила о темно-синем пальто, шапочке-клош и черных перчатках. Прихватив портфель, она быстро вышла из комнаты.

Едва открыв дверь, ведущую к служебной лестнице и дальше на кухню, Мейси задумалась. Девушки внизу могли почувствовать себя неловко. Она решила выйти через парадное, а потом в качестве предупреждения просто постучаться в дверь. Специфическое положение в доме заставляло ее действовать обдуманно.

Мейси постучала, выждала пару секунд и, не получив ответа, просунула голову в кухонную дверь:

— Доброе утро всем!

Сандра, Тереза и Валери резко вскрикнули от неожиданности.

— Ой, мисс, вы нас так напугали! — воскликнула Сандра. — Я только начала готовить вам завтрак.

— Простите. Я решила позавтракать на кухне. Если не помешаю.

— Ну конечно, мисс, конечно! По крайней мере сегодня вы успели вымыть голову и причесаться.

— Завтрак обычный, мисс? Овсянка и хлеб с мармеладом? Сегодня вам не помешает камин пожарче: на улице Такая холодина. Говорят, Пасха нынче будет морозная.

Мейси улыбнулась, заметив, что к ней стали обращаться не «мэм», а «мисс». Она чувствовала себя гражданином двух государств: одна нога там, другая здесь, а тело где-то посередине.

— Пасха все равно только через две недели, а мне сегодня надо поспешить. Пожалуйста, только кусочек поджаренного хлеба и чай.

— Сию минуту, мисс. Вода уже на огне, сейчас будут тосты. Вы точно не хотите вареных яиц?

В ответ Мейси помотала головой:

— Сегодня ограничусь чаем с тостами. Спасибо, Тереза.

Мейси вынула из портфеля несколько писем и принялась читать. Она знала, что за ее спиной девушки переглянулись и стали перешептываться. Сандра прочистила горло и подошла к столу.

— Мисс?

— Да, Сандра?

— Знаете, мы тут подумали и решили узнать, не согласитесь ли вы пойти с нами в кинематограф в субботу вечером? Обычно мы втроем никуда не ходим. Всегда кто-то оставался на кухне, даже если никого нет в доме, на всякий случай. И мы никогда не оставляем дом без присмотра, даже если здесь другие слуги.

— А какой фильм?

— Звуковой. Говорят, страшноватый. С Дональдом Калтропом. «Шантаж» называется. Там про девушку, которая встречалась с парнем из полиции, детективом, а он…

— Едва ли, Сандра.

— Хм-м, пусть лучше полиция работает в выходной вместо вас, а, мисс?

— Очень любезно в твоей стороны, Сандра. Большое спасибо за заботу. Видишь ли, как ни смешно, но я не люблю жуткие фильмы: после них не уснешь.

Сандра рассмеялась:

— Вот потеха!

Едва перекусив за завтраком, Мейси вышла из особняка, спустилась по каменным ступеням у черного хода и направилась к конюшням за машиной. Джордж, шофер Комптонов, уехал в Кент, и поддерживать в гараже идеальный порядок до прибытия хозяйского «роллс-ройса» поручили юноше-лакею. Старый «ланчестер» оставили в Лондоне и постоянно мыли, полировали и ремонтировали, хотя почти на нем не ездили. Машина Мейси прибавила лакею ежедневных хлопот.

— Я мог бы подогнать ее ко входу, мисс. Машина готова к поездке в Лондон. Надраена как положено. Видать, грязища была что надо, а, мисс?

— Погоде одинаково безразличны и машины, и лошади, Эрик. Спасибо, что снова ее вымыл. А масло проверил?

— Конечно, мисс. Полный техосмотр. Теперь она вас хоть на край света довезет, это точно. Шустрая машинка.

— Спасибо, Эрик.

Мейси припарковалась на Фицрой-стрит на том же месте, что и прошлым вечером. Позволить себе автомобиль могли немногие, поэтому девушка в блестящей малиновой машине привлекала внимание прохожих.

Она направилась в контору неспешным шагом, зная, что утро предстоит не из легких. Переставляя по ступеням отяжелевшие ноги, Мейси думала о том, что нужно сохранить силы на весь день, а для этого следовало привести в согласие тело и разум — едва ли поникшие плечи придали бы ей сил перед грядущим испытанием.

Отперев дверь в кабинет на первом этаже, Мейси с Удивлением увидела, что Билли еще не пришел. Она посмотрела на часы. Полдевятого. Вопреки обещанию в записке Билли опаздывал. Мейси подошла к окну, растирая затылок: ее шрам пульсировал.

Прижав ладони к груди, она глубоко задышала. Когда Напряжение постепенно спало, Мейси представила себе разговор с Билли, сосредоточившись на заключительных словах, которые предстояло сказать. Прижав руки еще сильнее, она задержала дыхание, чтобы унять сердцебиение, и почувствовала, что ноющая боль в затылке ослабла. «Вот мое ежедневное напоминание, — подумала Мейси, — как и раненая нога Билли». Когда ее сердце и разум обрели покой, она вдруг задалась вопросом: если Лидия Фишер отгоняла непрестанную волну воспоминаний алкоголем, а Билли — наркотиками, чем притупляла боль она сама? Мейси задумалась, и тут ее посетила ужасная догадка: вероятно, она упорно старалась сберечь свое уединение, потому и трудилась на поприще частного детектива. Возможно, она с головой уходила в работу, чтобы не только отвлечься, но и создать собственный мирок вдали от человеческих привязанностей. Мейси вздрогнула.

— Доброе утро, мисс! А утро и вправду что надо. Я подумал, накину-ка сегодня пальто, а потом пришлось бежать от автобусной остановки, и дальше я тащил его в руках.

Мейси бросила взгляд на серебряные часики, приколотые к лацкану жакета.

— Простите, мисс, я сегодня задержался, но там на дороге пробка образовалась. Утром поймал автобус на пол-пути до Майл-Энд-роуд, но лучше б я в него не садился. Быстрее бы пешком дошел — даже с моей-то ногой. Такая свалка случилась. Машина — а их там нечасто увидишь — въехала прямо в телегу. Слава Богу, хоть ехала небыстро. Видели бы вы, как на него извозчики набросились. Думал, кнутами изобьют. А один все кричал: «Запрягите этого недоумка, пусть лошадь отдохнет!» Ой, простите, мисс. Я просто пересказал, как было. Это же старая песня-Водители сами… — Билли говорил торопливо, пряча глаза. Он неспешно встряхнул пальто и шляпу и, водрузив их на вешалку, быстро пролистал газету, словно что-то искал.

— А вот еще, я утром кое-что заметил. Думал, вам будет…

— Билли…

— Надо бы разобраться…

— Билли! — воскликнула Мейси и спокойно продолжила: — Нам нужно кое-что обсудить. Давай присядем поближе к огню. Возьми стул.

Билли покраснел. Отложив газету, он выдвинул стул и сел с Мейси.

— Я что, уволен, мисс?

— Нет, ты не уволен. Но я хотела бы, чтобы ты постарался не тратить время зря.

— Да, мисс. Простите, мисс. Больше не повторится.

— Билли…

— Да, мисс?

— Перейду сразу к делу, — сказала Мейси, понимая, что пытается тянуть время и сразу к делу не перейдет. Глубоко вдохнув, она начала: — В последнее время меня беспокоят твои, скажем так, перемены в настроении…

— Я могу объяснить…

— Не перебивай, Билли. Меня беспокоят перемены в настроении и, конечно же, боль, которую явно причиняет тебе ранение. Я волнуюсь за тебя.

Билли водил ладонью по колену туда-сюда, туда-сюда, не отрывая глаз от мерцающего, шипящего пламени обогревателя.

— Тебе лучше других известно, что я была медсестрой и немного разбираюсь в лекарствах, которые давали раненым во время войны. Видела, в каких ужасных условиях приходилось работать врачам. Им едва удавалось исполнять свои обязанности. Когда дело доходило до морфина и других наркотиков, они не всегда представляли себе силу этих препаратов. — Мейси говорила, неотрывно Глядя на Билли и осторожно подбирая слова, будто шла Ro минному полю. Она старалась удерживать внимание помощника и в то же время не пробудить в нем яростного желания оправдаться, опасаясь его гнева. Билли Сидел, сжимая и разжимая челюсти и неотрывно глядя в огонь.

— Билли, полагаю, ты, вероятно, сам того не зная, перенес передозировку морфина. В эвакуационный пункт мы доставляли сотни раненых, но даже там некоторые не сдавались, и сам знаешь, что я тебя запомнила. Тебя сочли безнадежным и сразу переправили в главный госпиталь, где еще больше напичкали лекарствами. Потом перевели в отделение для выздоравливающих, где в качестве обезболивающего прописали морфин.

Билли молча кивнул.

— А когда рецепты закончились, как у многих, ты понял, что добыть аналогичный препарат не так уж трудно, особенно в Лондоне. Например, кокаин. Ты не принимал его несколько лет, так ведь? А когда нога вновь стала тебя донимать, ты уже немного зарабатывал и нашел местного продавца.

Мейси замолчала.

Наконец Билли кивнул и заговорил, не отрывая взгляда от пламени, согревавшего только ноги.

— Иногда вы меня просто поражаете, мисс, — промолвил Билли. Казалось, он слегка наклонился, решив наконец поведать всю правду. — Вы, как всегда, попали в самую точку. Отпираться мне бесполезно. — Он заговорил медленно, необычно низким голосом. — Когда закончилась моя реабилитация и я приехал в Лондон, — тогда еще не женился и не перевез сюда Дорин, — порошок доставался легко. «Снежок», как его называли канадцы. Они в основном и торговали. Хорошие были парни, эти канадцы. Тоже на войне немало своих потеряли. В общем, как вы и сказали, я завязал. А потом, месяца четыре назад, под Рождество, стало так холодно, а нога заболела ну просто нестерпимо. Иной раз я думал, что даже с этой лестницы мне ни за что не спуститься. И стало так тяжко, совсем невмоготу…

Мейси не стала прерывать Билли. А он сидел как зачарованный, уставившись в огонь.

— А потом один парень заметил меня в «Принце Уэльском», и мы познакомились. Я заглянул пропустить стаканчик по пути домой, и он подошел ко мне. «Так это ты, малыш Билли?» — говорит, а сам уже набрался. И тут же рассказал, где достать порошок.

Билли закрыл глаза ладонями, словно силясь изгнать образ из памяти, а затем снова опустил руки и принялся растирать колени.

— Ладно, думаю, возьму немного. Боль унять. И знаете, мисс, стало совсем как перед войной: ничего не болит, а сам будто помолодел. А раньше, признаться, чувствовал себя стариком.

Билли умолк. Мейси потянулась к переключателю на боку обогревателя и повысила температуру. Она молчала, чтобы не мешать Билли выговориться.

— Честно говоря, лучше б я его не встретил и не узнал о его тайнике. Но я так хотел, чтобы это чувство меня никогда не покидало. Я просто хочу…

Билли замолчал и всхлипнул. Мейси наклонилась к нему и, вдруг вспомнив миссис Кроуфорд, погладила по спине, успокаивая Билли, как маленького мальчика. Потом помощник успокоился и выпрямился. Он высморкался.

— Как будто слон трубит, правда, мисс? — Билли сложил платок и еще раз высморкался. — Послушайте, мисс. Я пойду. Все равно я вам без надобности. Поищу другую работу.

— Но прежде, Билли, подумай об очередях безработных. Так или иначе, дела идут хорошо, и ты мне нужен. И нужен здоровым и избавленным от этой заразы. У меня есть план.

Билли взглянул на Мейси, вытирая кровоточивший нос. Он сильно прижал платок к лицу, чуть запрокинув голову.

— Простите, мисс.

— Я и похуже видела, Билли. В общем, план таков. Тебе помогут, но придется выложиться полностью.

Мейси принялась в общих чертах излагать составленный вместе с Морисом план действий.

— Ах, доктор Эндрю Дин? Этот парень звонил вам, — заметил Билли. — Я подумал, что вы с ним там встречались.

— Да, встречалась, и не только с ним, — ответила Мейси.

— Да нет же, мисс. Встречалась — в смысле виделась.

— Билли, я виделась с ним, чтобы посоветоваться. Хотела узнать, чем можно тебе помочь.

— Спасибо за труды, конечно, но я не горю желанием уезжать из Лондона. — Билли потер нос, проверил, не идет ли кровь, а потом убрал заляпанный платок в карман. — Я буду скучать по Дорин и малышам. Не представляю, как стану целыми днями протирать штаны, дожидаясь, пока придет время отправляться к врачу на гимнастику.

Мейси вздохнула. Морис предупреждал ее, что поначалу Билли окажет более-менее упорное сопротивление. А пока что надо было благодарить судьбу, что Билли не впал в бешенство, услышав, что Мейси знает о его зависимости. Быть может, удастся придумать что-нибудь другое, чтобы ему не пришлось уезжать далеко от Лондона. Теперь необходимо было получить его согласие.

— Билли, я хочу, чтобы ты мне пообещал, что больше не будешь покупать зелье.

— Я никогда не позволял себе пристраститься, мисс. Не то что некоторые. Старался принимать, только когда становилось совсем туго. Признаться, было страшно видеть, как сильно препарат людей меняет. Аж поджилки тряслись. Но потом опять, когда бывало тяжко, я думал, что маленькая щепотка не повредит.

— Хорошо. Давай закроем эту тему на сегодня. Но я настаиваю, чтобы ты обсудил все с Дорин. — Мейси старалась сохранить в тайне разговор с женой Билли. — Если перемены заметила я, то она тоже, это уж точно. Непременно поговори с женой и узнай ее мнение о моем предложении.

— О, да чтоб мне провалиться, мисс! Вы не знаете мою Дорин! Она лучше всех, но временами бывает упрямой как черт.

— Зато сердце у нее наверняка золотое, Билли. Поговори с ней, пожалуйста.

— Ладно, поговорю, мисс.

Мейси почувствовала, как огромная ноша свалилась с ее плеч. Первое испытание на сегодня было пройдено. Припомнив совет Мориса, она знала, что теперь, когда Билли больше не нужно было таиться, требовалось дать ему время прийти в себя.

В настоящее время ей следовало сосредоточиться на деле Уэйта.

— Я хочу многое рассказать тебе о поездке в Кент, — заметила она. — Сегодня придется как следует взяться за карандаши. Шарлотта действительно находится в Кэмденском аббатстве. По крайней мере самую важную часть поручения Уэйта я выполнила. Нашла его дочь, и она в безопасности.

Мейси раздумывала, стоит ли показывать Билли вещицы, найденные у Лидии Фишер и Филиппы Седжвик. Она не сомневалась, что в прошлом Морис всегда что-нибудь недоговаривал, словно опасался обесценить свои находки, рассказав о них прежде, чем наступал подходящий, по его мнению, момент. Однако Мейси ни за что не стала бы его об этом расспрашивать. И сейчас она тоже не хотела говорить о своих находках, не убедившись в их важности.

— Я хочу побеседовать с Магнусом Фишером, — сказала Мейси. — Полиция уже вынюхивает вовсю: выясняет его прошлое, с кем его видели и когда. Полагаю, Фишера подозревают в убийстве жены, Лидии, так что увидеться с ним нужно как можно скорее.

— А инспектор Стрэттон не станет опять приставать с вопросами? Он же все равно узнает о вашем разговоре с Фишером.

— Верно, но ему также известно, что я работаю над делом о пропавшем человеке, а Лидия могла обладать важной информацией. — Мейси помолчала, задумавшись. — Да, позвоню Фишеру прямо сейчас. Билли, какой у них номер на Чейн-мьюз?

Билли передал свой блокнот Мейси, и она набрала номер.

Трубку подняла служанка:

— Резиденция Фишеров.

Мейси улыбнулась, услышав знакомый молодой голос.

— О, доброе утро! Говорит мисс Доббс. Как вы себя чувствуете?

— Ах, мэм! Большое спасибо за заботу. — Горничная явно повеселела. — Понемногу прихожу в себя, хотя тут столько народу, вечно кто-нибудь приходит и уходит.

— Надо полагать. Скажите, могу я поговорить с мистером Магнусом Фишером?

— Боюсь, в резиденции его нет. Но я могу передать ваше сообщение.

— А вы не знаете, где он? У меня пока не было возможности ему выразить мои соболезнования.

— О да, конечно, мэм. Мистер Фишер в «Савое».

— «Савое»? Спасибо.

— Надо же, все проще простого, — заметила Мейси, вешая трубку. — Он в отеле «Савой», представляешь? В одной из самых дорогих гостиниц Лондона…

— Да уж. Времени он не теряет, верно?

— Странно, что он решил спрятаться от всех именно там, но, с другой стороны, персонал отеля может не пустить репортеров. Что им и придется сделать, если горничная не прекратит болтать всем подряд о его местонахождении.

Мейси снова подняла трубку и позвонила в отель. Когда ее соединили, она с удивлением услышала мужской голос:

— Магнус Фишер.

— О, мистер Фишер! Удивительно, как быстро удалось вас найти.

— Я был у стойки портье. Кто говорит?

— Мое имя Мейси Доббс. Прежде всего, прошу, примите мои соболезнования в связи с вашей утратой.

— Что все это значит?

— Мистер Фишер, я частный детектив и могу говорить с вами обстоятельно только при встрече. В настоящее время я работаю над делом, которое может быть связано с вашей покойной супругой. Скажите, мы могли бы с вами встретиться сегодня?

— Вы работаете на полицию?

— Нет.

— Что ж, вы разбудили мое любопытство. Однако полиция не сводит с меня глаз, и я пока не имею права покидать Лондон. Где и когда вы хотите встретиться?

— Скажем… — Мейси бросила взгляд на часы. — Через час. На набережной Виктории, под обелиском Игла Клеопатры. Я буду в темно-синем пальто и голубой шляпке. И кстати, я ношу очки, мистер Фишер.

— До встречи через час, мисс Доббс.

— Благодарю вас, мистер Фишер.

— Снова наденете фальшивые, мисс?

Открыв верхний ящик стола, Мейси достала оловянный футляр, вынула очки в черепаховой оправе и надела.

— Да, Билли. Я всегда считала, что небольшие перемены внешности могут пойти на пользу. Если полицейские будут следить за Фишером и сделают мое описание, то наверняка обратят внимание на очки. А Стрэттон знает, что я их не ношу.

— Вы уверены, что Фишер не опасен? В смысле смотрите, как погода поменялась. Вряд ли на набережной будет много прохожих. Он просто толкнет вас в воду — и Дело с концом! В итоге он может быть…

— Убийцей? Не волнуйся, Билли. Работай дальше над картой дела. Вот мои записи за последние дни. — Мейси потянулась в карман пальто. — Поеду на метро. Вернусь к Двенадцати.

— Ладно, мисс.

Мейси отправилась пешком к станции метро на Уоррен-стрит. По дороге она размышляла о том, что возможность побыть немного наедине с собой и поручение занести новые подробности в карту дела помогут Билли успокоиться и смириться с тем, что его тайна раскрыта. И хотя ее помощник наверняка был встревожен и напуган, он все же избавился от бремени вины, которое на себя взвалил.

У входа в метро Мейси коротко помахала Джеку Баркеру, продавцу газет. Она поехала по Северной линии до станции Чаринг-Кросс. Когда вышла на улицу и направилась к набережной, вокруг стало сыро и холодно. Морось, скорее походившая на туман, чем на дождь, окрасила день в мрачные тона, а некоторые прохожие шли с раскрытыми зонтами. Подняв воротник, Мейси торопливо протерла очки платком и свернула влево на набережную. Ноги скользили по влажным плиткам мостовой, а рядом катились грязно-серые волны Темзы. Река пахла дымом и гниющим мусором, прибитым к берегу.

Мейси добралась до места встречи к десяти часам: после телефонного разговора с Фишером прошло ровно сорок пять МИНУТ.

— Мисс Доббс?

Мейси резко повернулась. Перед ней стоял широкоплечий, крепко сбитый высокий мужчина, явно не страдавший от избыточного веса. Он был в черных брюках, светло-коричневом макинтоше и коричневой шляпе с бежевой лентой. Под макинтошем она заметила рубашку без галстука и шерстяной пуловер. Черты его лица скрадывала тень зонтика.

— Да. Мистер Фишер?

Магнус Фишер слегка наклонил зонт и кивнул.

— Куда направимся? Едва ли сегодня стоит сидеть на лавочке, глядя на старую замызганную реку, правда?

— Давайте прогуляемся до станции «Темпль», мистер Фишер. По дороге и поговорим. За вами следили?

Магнус Фишер оглянулся. Они были одни.

— Нет. Я выскользнул через служебный вход и пришел сюда по Вильерс-стрит. Полиция знает, где я и что всегда возвращаюсь назад. Словно мы играем в кошки-мышки. — Он повернулся к Мейси. — К чему эта встреча?

Деловито и в то же время осторожно Мейси зашагала вперед.

— Я расследую дело о пропавшей женщине по поручению ее семьи. И предполагаю, что она дружила с вашей женой.

— Чем я могу помочь? Большую часть жизни я провел за границей и потому почти ни с кем из ее друзей не знаком.

— Я могу рассчитывать на конфиденциальность нашей беседы, мистер Фишер?

— Конечно, — ответил он, пожав плечами. — По крайней мере отвлекусь от мыслей о том, какое дело мне шьет полиция.

— Вы знакомы с Шарлоттой Уэйт?

Фишер рассмеялся.

— A-а, дочка Уэйта. Да, я знал Шарлотту много лет назад, и да, она поддерживала отношения с Лидией.

— Когда и где вы встречались в последний раз?

— Перед самой войной я был в Швейцарии, занимался альпинизмом с приятелями. А Лидия и Шарлотта, дочки нуворишей, бывших бедняков, учились тогда в одном второсортном пансионе для благородных девиц. Мы познакомились на каком-то светском рауте, где выступали певцы-йодлеры.

— Так вы знали Лидию, Шарлотту и других девушек?

— Да. Их было четверо: Лидия, Шарлотта, Филиппа и еще такая тоненькая малышка, Розамунда. Полагаю, вы Уже знаете, что Филиппа тоже мертва. И полиция решила, что я убийца. Потому что я виделся с ней пару раз во время приезда.

— Понятно. — Мейси решила расспросить о миссис Седжвик чуть позже. Сначала она хотела выяснить, как близко Магнус знал каждую девушку.

— Вы часто встречали их компанию, мистер Фишер?

Держа зонтик над собой и Мейси, он вытянул руку, проверяя, не кончился ли дождь.

— Можно и так сказать, — ответил Фишер, складывая зонт. — Ладно, сознаюсь, мы с друзьями ухаживали за ними. — Вздохнув, он продолжил: — Послушайте, мисс Доббс, трое парней одни разъезжали по Европе, потом встретили четырех девчонок, которые сами бежали от опеки при первой возможности. Что бы вы думали? Я успел поухаживать за каждой. Признаться, Шарлотта оказалась для меня слишком избалованной. Уж больно манерной. Рози, боюсь, не мой типаж. Она одна все время боялась, что их поймают.

Фишер снова рассмеялся, и Мейси стало противно.

— Филиппа в меня влюбилась, но постоянно действовала на нервы. Мне было всего двадцать два, и передо мной лежал буквально весь мир. И мне меньше всего хотелось, чтобы у меня под дверью обливалась слезами эта «плакучая ива». Боюсь, я разбил ей сердце.

Мейси вспомнила плакучую иву у дома Седжвика и тайное убежище Филиппы в тени желтоватых листьев.

— А Лидия?

— С ней невозможно было соскучиться. Едва появлялась Лидия, тут же начиналось веселье. По крайней мере в те времена.

— Когда вы поженились?

— Мы снова встретились после войны.

— Вы служили во Франции?

Фишер рассмеялся.

— О Боже, конечно, нет. В мае 1914-го я присоединился к экспедиции в Южную Америку. Я пытался пристроиться к «прогулочке» Эрнста Генри Шеклтона в Антарктику. Но хорошо, что меня не взяли, правда? Во льдах участники его экспедиции буквально прошли через ад, а когда вернулись, никому не было до них дела. Пока они старались не замерзнуть насмерть, я лазил по разрушенным храмам и отбивался от мух. Вернулся в 1919-м без гроша в кармане, но мне было что рассказать, хоть я и не видел ужасов войны.

Мейси прислушалась к своим ощущениям. Хотя этот разговор был ей необходим и Фишеру явно льстило ее внимание, его поза вызывала отвращение.

— Я снова связался с Лидией, и к тому времени она уже получила наследство. Через год мы поженились. — Фишер вдруг смолк и задумался. — Послушайте, мисс Доббс, не буду темнить: меня привлекала возможность жениться на состоятельной девушке. Я знал, что в этом случае смогу путешествовать и наслаждаться свободой, которую иначе бы не получил. Я же думал, что все пройдет куда веселее, но ошибся.

— О чем вы?

Фишер пнул камешек на мостовой.

— Когда я вернулся, стало ясно, что Лидия пристрастилась к выпивке. В Швейцарии ей хватало полбокала глинтвейна. Но со временем она стала пить вино бутылками. Поначалу я не понимал, насколько все серьезно, а потом с облегчением уехал в новую экспедицию. Просто сбежал. Спустя какое-то время Лидии полюбились модные нынче коктейли. Я и сам не прочь пригубить, но она напивалась в стельку. Пробовал заручиться поддержкой и советом ее старых подруг, но они уже давно не общались. Лидия всегда отвечала уклончиво, но, по-моему, они рассорились еще до конца войны. Возможно, из-за ее пьянства. Как уже говорил, я виделся с Филиппой пару раз за две недели до ее гибели, но, признаться, без толку. Попросил ее поговорить с Лидией и убедить бросить спиртное.

— И они встретились?

— Нет. Сначала Филиппа согласилась, а потом стала отнекиваться. Признаться, я не сдержался. В общем, все испортила глупая перебранка. Ох уж эти женщины! — Фишер тряхнул головой. — В итоге в ответ на мои мольбы она робко сказала: «Ты не понимаешь». Понятно, что к тому времени наш брак распался окончательно. По правде, я цеплялся за деньги, а Лидия — за бутылку. Очевидно, в день убийства она даже привела в дом какого-то оборванца и пьянствовала с ним. Хотя, как слышал, его ни в чем не обвиняют. Возможно, его-то я и заметил, когда вернулся за багажом. Между прочим, повторяю вам то, что рассказывал полиции.

Мейси кивнула.

— Так в день убийства вы находились в доме? — спросила она.

— Минут пять. Лидия накачивалась спиртным, так что я прихватил вещички и снова дал деру. От брака ничего не осталось.

— Понятно.

Мейси не стала упоминать о визите Билли и, прежде чем задать новый вопрос, немного помедлила.

— Вы уверены, что в последний раз видели Шарлотту Уэйт в Швейцарии?

— Да. Подружки даже на нашу свадьбу не явились. Хотя, честно говоря, не знаю, приглашал ли их кто-нибудь. В тот день я только и делал, что улыбался и всех благодарил.

— А ваша жена когда-нибудь вспоминала Шарлотту?

— Ах да, по-моему, она однажды приходила к нам, и Лидия еще сказала, что папаша держит ее на коротком поводке. Абсурд чистой воды. Не могу дождаться, когда же наконец найдут убийцу и я смогу вернуться в Африку. Или еще куда-нибудь подальше от этой ужасной холодины!

Они перешли на другую сторону улицы к станции «Темпль».

— Вам больше нечего рассказать о Шарлотте Уэйт, мистер Фишер?

Магнус Фишер помотал головой:

— Нечего. А пока что за каждым моим шагом следит Стрэттон со своими бульдогами, еще этот слюнявый Колдуэлл, и больше всего, мисс Доббс, меня беспокоит Их расследование.

— Благодарю вас, мистер Фишер.

— А еще кое-что?

— Да, мистер Фишер?

— Когда полиция от меня отстанет, поужинаете со мной?

Даже сквозь очки было видно, как округлились от возмущения глаза Мейси.

— Благодарю за предложение, но, думаю, не стоит, мистер Фишер. Кроме того, непродолжительный траур вам совсем не повредит.

И хотя он только что снабдил ее изрядной пищей для размышлений, Мейси отрывисто кивнула и ушла, оставив Магнуса Фишера одного у входа на станцию «Темпль».

Силясь обуздать гнев, она быстро зашагала по Стрэнду — центральной улице Лондона, откуда свернула влево на Саутэм-стрит к рынку «Ковент-Гарден».

— Какой наглец! — бормотала она, запыхаясь. — Не Успел жену похоронить, а опять за старое!

Однако Фишер не излучал угрозы, хотя и показался ей отталкивающим типом. Мейси понимала, что даже деньги не интересовали его настолько, чтобы решиться ради них на убийство.

Прогулка по рынку, притихшему после бойкой утренней торговли, успокоила Мейси. Ей вспомнилось, как отец иногда ранним утром приводил ее сюда. Она смеялась над носильщиками, сновавшими, водрузив на голову по шесть, семь, восемь, десять круглых корзин с фруктами и овощами, а в воздухе всегда ощущался сладковато-соленый запах вспотевших лошадей, тянувших тяжелые повозки.

Мейси спустилась в метро на станции «Ковент-Гардец» и по линии «Пиккадилли» поехала до «Лейстер-сквер» а оттуда — по Северной линии до «Уоррен-стрит», где и вышла.

— Доброе утро, мисс Доббс. Спешите? — спросил Джек Баркер, приподнимая шляпу в знак приветствия когда Мейси быстро прошагала мимо.

— Я вечно занята, мистер Баркер.

Мейси так хлопнула дверью, что Билли подпрыгнул:

— Вот черт, мисс! Вы меня до смерти перепугали!

— Прости, Билли. Только что виделась с Магнусом Фишером. Признаться, он не самый приятный в мире мужчина, хотя и оказался полезен. — Мейси сняла пальто и положила еще несколько карточек на стол, за которым работал Билли.

— Я набросала кое-что по дороге.

Билли принялся читать:

— Ага, так…

Вдруг что-то глухо стукнуло в окно, и Мейси дернулась. Она резко вздохнула, прижав руку к груди.

— Что за…

— Чертовы голуби!

— Голуби?

Билли подошел к окну.

— Ничего страшного. Он же не повесился! Летал тут поблизости и врезался в стекло. Дурацкая птица.

— Это был голубь, Билли?

— Конечно, мисс. Бывает иногда, они бьются в окна.

— Надеюсь, не слишком часто.

— Будь тут моя матушка, она бы на месте грохнулась. Всегда говорила, что птицы, которые сами залетают или пытаются попасть в дом, приносят послание с того света.

— О, прекрасно! Лучше не бывает!

— Да нет, мисс, ничего страшного. Глупости все это. Сам я терпеть не могу птиц. С самой войны ненавижу.

Зазвонил телефон, и Билли подошел к столу Мейси.

— Билли, почему… — начала Мейси и смолкла, едва Билли снял трубку.

— Фицрой… — Он не успел произнести номер до конца. — Да, сэр. О, отличные новости, сэр. Да, передаю.

Билли накрыл трубку ладонью.

— Кто это?

— Инспектор Стрэттон. Доволен как слон. Только что арестовали парня, убившего женщин.

Мейси взяла трубку, поздоровалась с инспектором и внимательно выслушала, то и дело повторяя «правда?», «понятно», «очень хорошо!», а после «но» попыталась вставить свой последний комментарий.

— Что ж, инспектор, должна вас поздравить, однако мне кажется…

Ее перебили. Запнувшись, она пробежала пальцами по черным завиткам, которые снова не удержали шпильки, скреплявшие волосы в опрятный пучок. Билли склонился над картой дела, прислушиваясь к Мейси.

— Было бы замечательно, инспектор. Завтра? Да. Хорошо. У «Шмидта» в полдень. Конечно. Да. Жду с нетерпением.

Повесив трубку, она вернулась к столу у окна, взяла карандаш и постучала им по бумаге.

— Ну что, хорошие новости, а, мисс?

— Полагаю, можно и так сказать.

— Что-нибудь случилось?

Мейси повернулась к Билли.

— Ничего не случилось.

— Уф-ф. Держу пари, некоторым теперь жить станет Легче, правда, мисс?

— Возможно, Билли.

— И кого же взяли? Мы его знаем?

— Они только что арестовали в отеле Магнуса Фишера Я виделась с ним чуть больше часа назад. Стрэттон не имел права разглашать подробности. И кстати, Билли никому ни слова: пресса еще не в курсе. Инспектор сказал, что есть свидетель, видевший, как Фишер входил в дом на Чейн-мьюз в вечер убийства, а также доказательства связи с Филиппой Седжвик.

Сжав кулаки, Мейси прижала костяшки к губам.

— Ну дела! Надо же! — Помощник заметил, что она нахмурила лоб. — Вы как будто повздорили со стариной Стрэттоном?

— Я бы так не сказала, Билли. Но я изо всех сил пыталась его предостеречь.

— Его? Зачем?

Мейси пристально посмотрела на Билли, буравя несообразительного помощника взглядом темно-голубых глаз.

— Затем, Билли, что, по-моему, инспектор Стрэттон арестовал невиновного.

 

Глава четырнадцатая

Мейси шла по Шарлотт-стрит в заведение Шмидта.

День снова выдался переменчивый и ветреный, и потому поверх нового черного платья она накинула макинтош. Утром Мейси трижды переоделась, готовясь не только к обеду с инспектором Стрэттоном, но и к встрече с Джозефом Уэйтом в полдень. Одеваясь, она не раз ощущала дрожь в коленях и холодок в животе, списывая все на волнение. Хотя Мейси с нетерпением ждала встречи со Стрэттоном, ее разочаровала категоричность, с которой он поспешил закрыть дело. Она чувствовала, что инспектор совершил ужасную ошибку. Дважды перед выходов из дома у нее случился короткий приступ головокружения. Неужели тоже от волнения?

Мейси шагала по серым плиткам мостовой, а в ее теле как будто перетекал огонь. Она почувствовала, что теряет сознание, и тут же свернула на боковую улочку и прислонилась к кирпичной стене. Закрыла глаза и стала глубоко дышать, надеясь, что никто не станет приставать к ней с вопросами и предлагать помощь. «Меня как будто всю перетряхнуло», — подумала она.

Мейси открыла глаза и глубоко вдохнула. В тот момент ей казалось, будто все вокруг переменилось, хотя и оставалось прежним. Пытаясь сфокусироваться, она словно рассматривала криво повешенную картину и никак не могла разглядеть. Немного вверх… нет, вниз… левее… нет, это слишком, чуть правее… И пока Мейси вглядывалась в картину, та изменилась, и она увидела дом конюха в Челстоуне. И вдруг он пропал.

Придя в себя, Мейси отошла от стены и уперлась в нее рукой. Удостоверившись, что владеет собой, она медленно побрела по Шарлотт-стрит. Мейси отмахнулась от мысли остановиться и передохнуть, убеждая себя, что поступила правильно, отказавшись от завтрака. Фрэнки Доббс уж точно нашел бы что сказать! «Завтрак, девочка моя, главнее всех. Знаешь, как говорят: завтрак съешь сам, обед раздели с другом, ужин отдай врагу. Вот что нужно, чтобы сохранить здоровье». Но, увидев в отдалении инспектора, ожидавшего у дверей ресторана, Мейси решила после обеда позвонить в Челстоун. Может, жеребенок уже родился. А может…

Мейси вонзила вилку в толстую немецкую сосиску, которую подали с картошкой и капустой.

— Мисс Доббс, я рад, что сегодня хотя бы на час окажусь подальше от Скотленд-Ярда, — заговорил Стрэттон. — Поскольку новость об аресте уже опубликовали в газетах, на нас обрушился целый град звонков. Конечно, сложить недостающие части головоломки я доверил Колдуэллу.

Мейси сидела, сжимая вилку и нож, но не могла проглотить ни куска.

— Инспектор Стрэттон, по-моему, вы… ошибаетесь насчет… сержанта Колдуэлла.

Стрэттон откинулся на стуле.

— Мисс Доббс, я знаю, что вы кое-что смыслите в нашем деле.

— Благодарю, инспектор. Просто… — Мейси опустила вилку и нож на тарелку. — Полагаю, вы поспешили с выводами.

Стрэттон подтянул галстук.

— Послушайте, если у вас есть доказательства, о которых мне неизвестно…

Мейси вспомнила белый льняной платок и задалась вопросом, применим ли термин «доказательство» к завернутым в него находкам. Доказательство чего? Мнение о Фишере она составила на основе единственной беседы, а о Филиппе Седжвик — со слов ее мужа, тогда как обвинения полиции против Фишера основывались на конкретных фактах.

— Нет, инспектор. Ничего существенного.

Стрэттон вздохнул.

— Я уважаю вашу работу, мисс Доббс. Но все мы иногда ошибаемся. А в этот раз улики указывают на Фишера. Даже если он не путался с миссис Седжвик и, как он и утверждает, их разговор касался исключительно его супруги, их все равно видели вместе несколько раз. По нашим предположениям, Седжвик знала, что Фишер охотился за деньгами жены, и потому представляла для него опасность. А еще, мисс Доббс, нам известно, что разум убийцы может и вовсе витать в облаках. И всякий думает, что это не помешает ему скрыться. В данном случае Фишер знал, чего хотел — преимущественно денег, — и думал, что после смерти жены сможет их прикарманить и смыться за границу.

— Но способ убийства…

Стрэттон прервал ее, подняв правую руку, а потом снова взял нож.

— Если учесть, что его работа представляет собой нечто среднее между археологом, шутом и азартным игроком, Фишер мог совершить убийство любым способом. Он вечно был в долгах, а его супруга получила наследство. Он собирался неплохо подзаработать на ее смерти.

— Спилсбери выяснил точное орудие убийства?

Стрэттон нарезал на тарелке толстую сосиску, а один кусочек вместе с капустой наколол на вилку.

— Да. Штык короткоствольной винтовки «ли-энфилд». Стандартная армейская винтовка, каких на войне было полно. И еще — сюрприз! — у Фишера один такой нашелся. Довольно дерзко, если учесть, что к линии фронта он и близко не подходил. Конечно, стал разглагольствовать, дескать, хранит кое-какие вещи, которыми археологи обычно не пользуются, в знак уважения к бесстрашным друзьям-путешественникам. По его словам, если выковыривать древние кости из песка штыком, отважные искатели приключений проникаются к тебе восхищением, а вернувшись в Англию, еще долго обсуждают тебя за ужином. Улики против него серьезные. Думаю, скоро мы услышим признание.

Мейси едва притронулась к еде, и теперь у нее пропал аппетит.

— Инспектор, у меня такое впечатление, что вы всерьез намерены лишить его свободы.

Стрэттон постарался скрыть свое раздражение.

— Человек убил свою жену, мисс Доббс. А еще убил чужую жену. Он убийца, и ему место на виселице!

«Быть может, Стрэттон позволяет собственным воспоминаниям влиять на исход дела, — подумала Мейси. — В конце концов, он тоже лишился супруги, как Джон Седжвик».

Инспектор расплатился.

— Спасибо за обед, инспектор Стрэттон.

— Всегда рад, мисс Доббс. Я правда надеюсь, что у вас все получится, хотя очень хотел бы, чтобы вы старались больше не связываться с делами, которые должна расследовать полиция.

— Таково решение моего клиента. Полагаю, мое вмешательство лишь означало бы, что полиция впустую тратит время.

Стрэттон провел пальцами по краю шляпы, а потом надел ее.

— Может быть, мы могли бы снова пообедать вместе? Или поужинать?

— Вот закончим текущие дела, инспектор, и тогда непременно.

— Что ж, до тех времен, мисс Доббс, — ответил Стрэттон, легонько коснувшись шляпы.

Мейси улыбнулась, наклонив голову, и ответила:

— До тех времен, инспектор. — Она решилась на последнюю попытку: — Инспектор, убедительно прошу вас вновь тщательно проверить все доказательства, приведшие к аресту Фишера. Вы достаточно умны, чтобы не поддаваться давлению общества и не сажать за решетку подозреваемого. Не торопитесь, инспектор.

— Мисс Доббс, пусть каждый остается при своем мнении. Всего доброго.

По дороге на Фицрой-сквер Мейси упрекала себя за то, что отдалила от себя Стрэттона. Но потом, передумав, расправила плечи и пошла бодрым шагом. «Нет, — думала Мейси. — Он ошибается. Полиция ошиблась. И я это докажу!»

Подняв взгляд, она вдруг заметила вдалеке, над головами снующих прохожих, золотое пятно. То была знакомая шевелюра Билли. Он шел — нет, бежал — к ней.

— Билли, — воскликнула она, — не беги! Не беги! Успокойся!

Но помощник приближался к ней неловкой спотыкающейся походкой, больше походившей на шаг, чем на бег: словно одна часть его тела собиралась рвануть с места, а вторая не могла за ней угнаться. Мейси тоже побежала к Билли, и со стороны они были похожи на возлюбленных, некогда разлученных пространством и временем.

— Билли, Билли, что стряслось? Дыши глубже, тише, успокойся.

Помощник хватал ртом воздух.

— Сейчас, мисс. Давайте отойдем в сторону, — сказал он, мотнув головой вправо, в направлении боковой улицы.

— Правильно. Дыши глубже, Билли, глубже.

Он сражался с удушьем: его отравленные смертоносными газами легкие раздувались внутри грудной клетки, и Мейси видела, как вздымается и опадает его грудь. Билли опустил подбородок, словно пытаясь задержать внутри побольше живительного воздуха, которого так не хватало телу.

— Мисс, думал, вас уже не найду… думал, вы уже ушли со Стрэттоном.

— Что случилось, Билли? Что такое?

И, ухватившись за ворот его пальто, Мейси вдруг все поняла.

— Что-то с папой, да? С папой?

— Да, мисс. Я должен отвезти вас в Челстоун. С ним вроде все нормально.

— Что же случилось?

— Мисс, погодите. Все в порядке, в порядке. Послушайте. Несчастный случай с лошадью, сегодня утром. Только что сообщил мистер Картер. С кобылой что-то не заладилось, и мистеру Доббсу, в общем, пришлось…

— Я знаю, что в таких случаях делают, Билли. — Теперь Мейси могла наконец мыслить ясно и зашагала к Шарлотт-стрит, а помощник хромал следом.

— Ну, в общем, что-то там стряслось, и он поскользнулся, потом еще что-то, и он отключился. Его тут же отвезли в госпиталь в Пембери и сделали рентген. В его возрасте такое бывает.

— Я хочу, чтобы ты позвонил в резиденцию Уэйта. Отмени встречу.

— Мисс, вы же не собираетесь теперь делать все в одиночку, правда? Вам нельзя взваливать все на себя, вы же совсем…

— Что совсем, Билли? — Мейси замолчала, сверкнув глазами. Но едва она взглянула в лицо помощника, по лбу и скулам которого бежали ручейки пота, из уголков ее глаз брызнули слезы. — Прости. Спасибо тебе.

— С ним все будет в порядке. Вот увидите. Ваш отец еще здоров как бык, мисс. Думаю, мне лучше пойти с вами, мисс.

— Нет, я не могу ждать, пока ты сходишь в Уайтчепел. Тебе же нельзя уезжать, не предупредив жену.

— Все нормально, мисс. Я забегу позвонить в магазинчик неподалеку. Там недавно установили телефон. А уж ей передадут записку.

Мейси покачала головой:

— Нет, я поеду одна. Ты нужен мне здесь. Есть кое-какие дела. Отдохни, выпей чаю и присмотри за моими делами, Билли.

— Да, мисс.

Мейси завела мотор, а помощник закрыл за ней дверцу.

— Ой, Билли, у тебя опять течет кровь! И вот что я тебе скажу, Билли Бил: если узнаю, что ты опять связался с зельем, уши тебе надеру!

Билли смотрел, как ее машина, взвизгнув тормозами, свернула на Уоррен-стрит, направляясь в Кент. Он представлял, как Мейси будет давить на газ до предела и в Лондоне, и на проселочной дороге.

Так начиналось любимое Мейси в детстве стихотворение. Бывало, мама читала его, усадив черноволосую дочурку на колени и отстукивая ритм ногой, а девочке казалось, будто она и вправду куда-то едет, качаясь в вагоне поезда.

Выжимая из «эм-джи» предельную скорость, Мейси мчалась в Пембери. В лобовое стекло ударил дождь, растекаясь косыми прозрачными сосульками. Она наклонилась, чтобы лучше видеть дорогу, и тыльной стороной ладони протерла запотевшее стекло. Сердце ее бешено колотилось. А стишок все не выходил из головы:

Вдруг перед мысленным взором Мейси возникла тесная кухонька в доме в Ламбете, где прошло ее детство, а мама еще была жива. Она вновь заглянула в добрые живые глаза, потом увидела плиту, а рядом отца, который прислонился к стене, слушая смех жены и дочери. Так давно это было, так давно.

Маму уже не вернуть. И Саймона тоже. И папу тоже? Мейси расплакалась, петляя по улочкам Тонбриджа.

Резко свернув к широкому подъезду, она увидела массивное кирпичное здание госпиталя, высокую дымящую трубу на дальнем краю крыши. Мейси вспомнила, что раньше, проезжая мимо госпиталя, ее спутник рассказывал, что труба дымит, когда сжигают ампутированные конечности. Тогда она закатила глаза, решив, что ее дразнят. Но сейчас труба зависла над госпиталем, словно злой джинн, не желающий исполнять чужие желания. Мейси быстро припарковалась и поспешила к главному корпусу.

— Я ищу мистера Фрэнсиса Доббса. Его доставили сегодня утром. Где он?

Привратник в халате, очевидно, привыкший к влетающим в помещение запыхавшимся родственникам, спешить не собирался.

— Сейчас посмотрим, — сказал он, проводя пальцем по списку фамилий. Но Мейси была не в силах ждать и, вырвав у него планшет, мгновенно пробежала глазами по строчкам в поисках отца.

— Палата 2Б. Где это? В какую сторону?

— Спокойнее, мисс. Знаете, время посещений прошло, — заметил привратник, забирая планшет.

— Просто скажите, где его найти!

— Ладно, ладно. Не горячитесь. Вам туда.

Он вышел из-за стойки и указал Мейси путь. Поблагодарив его, она бросилась к лестнице.

В какую больницу ни придешь, везде одно и то же, подумала Мейси. Она узнала здание, хотя ни разу здесь не бывала. Облицованные кафелем коридоры, запах дезинфекции на лестницах, длинные палаты и койки с железными каркасами — все до боли напоминало ей лондонский госпиталь в Уайтчепеле, где в 1915-м она записалась в Добровольческий медицинский отряд.

Мейси вошла в длинную, как галерея, палату с двумя идеально ровными рядами повернутых друг к другу коек. Она знала, что ежедневно по палате с мотком ниток и линейкой проходила медсестра, следя за тем, чтобы все кровати стояли строго на своих местах. А во время обхода сестра-распорядительница смотрела, сколь безукоризненно соблюдаются в палате все строгие нормы. Каждый пациент, сестра, койка и даже бутылка должны были оказаться там, где она ожидала их увидеть. А сейчас неспешно клонившееся к закату вечернее солнце блеснуло на кремовых стенах палаты, где Мейси искала отца.

— Следуйте за мной, мисс Доббс, — обратилась к ней младшая медсестра. Она взглянула на часы, приколотые к халату, в точности повторив привычное движение Мейси. — Ему уже получше, но пока он никого не узнает.

— Хотите сказать, он в коме?

— Доктор считает, что уже завтра ему будет гораздо лучше. А второй джентльмен все еще рядом с ним. Доктор распорядился, чтобы ему позволили остаться.

Сестра говорила шепотом, направляясь к койке, стоявшей в стороне от других. Вокруг были опущены сетки, скрывавшие от чужих глаз лежавшего без сознания пациента.

— А кто этот второй джентльмен?

— Тоже врач. Только постарше.

— A-а, понятно, — ответила Мейси, с облегчением сообразив, что речь шла о Морисе.

Медсестра отвернула сетку. Слезы брызнули из глаз Мейси, и она тут же кинулась к отцу и сжала его руку. Она кивнула Морису, тот улыбнулся в ответ, но подходить не стал.

Склонившись над отцом, укрытым простыней и стандартным зеленым больничным одеялом, Мейси принялась растирать его испещренную венами руку, как будто тепло трения помогло бы ему очнуться. Протянув руку, потрогала его лоб, потом щеки. Голова Фрэнки была обмотана толстым бинтом, и Мейси заметила засохшие пятна крови на месте зашитой глубокой раны. Осмотрев отца, она увидела на его ногах небольшую раму. Перелом? Вспомнив о дымившей трубе, Мейси надеялась, что не ошиблась.

— Я рада, что вы здесь, Морис. Как же вам позволили остаться?

— Сказал старшей медсестре, что я тоже врач, и мне разрешили. Очевидно, у них нехватка кадров, и мы решили, что будет лучше не оставлять твоего отца ни на минуту.

— Ты, наверно, устал. Но спасибо тебе, огромное спасибо, — проговорила Мейси, не прекращая массировать отцовские руки.

— Кто дожил до моих седин, знает, как дорог сон, Мейси, и без подушки и кровати мне уже не обойтись.

— Расскажи, что произошло, Морис.

— У лошади начались осложнения. По словам твоего отца, роды протекали трудно. Он попросил леди Роуэн вызвать ветеринара. А тот, конечно, уехал на какую-то ферму. Ты же знаешь, сейчас начался окот овец. Тем временем твой отец делал все необходимые процедуры и попросил моток веревки, чтобы помочь жеребенку повернуться. Леди Роуэн вместе с двумя работниками фермы были рядом. Насколько я понял, твой отец поскользнулся на влажном сене, неудачно упал и ударился головой о каменный пол, что весьма опасно. Но потом на него свалился какой-то тяжелый инструмент, прислоненный к стене.

— Когда это случилось?

— Сегодня утром, примерно в половине десятого. Я пришел сразу же, едва меня позвали, и зашил рану, а уже потом доверился деревенскому врачу. Доктор Майлз прибыл тотчас, а за ним — и ветеринар. И твоего отца незамедлительно доставили сюда.

Мейси смотрела, как поднимается и опадает грудь отца под бело-голубой, в полоску, больничной пижамой. Только раз она видела его в старых вельветовых брюках, рубашке без ворота и жилете с цветистым платком. Хотя после войны Фрэнки и стал конюхом, в рабочие дни все равно с ВИДУ напоминал лондонского торговца овощами, который продает с повозки. Теперь он был безмолвен и бледен.

— Он поправится?

— Доктор полагает, что потеря сознания временна и вскоре он придет в себя.

— Господи, надеюсь, он встанет на ноги.

Мейси посмотрела на свои руки, сжимавшие отцовские ладони. В беседе между ней и ее бывшим наставником и учителем возникла пауза. Мейси знала, что он наблюдает и обдумывает вопросы, которые непременно намеревался задать.

— Мейси?

— Да, Морис? По-моему, ты хотел меня о чем-то спросить?

— Да, действительно, — ответил он, наклоняясь. — Скажи, что же на самом деле разделило вас с отцом? Ты редко приезжаешь, хотя всегда рада с ним повидаться. И в ваших разговорах я уже не замечаю былой дружбы, давние узы как будто прервались. А когда-то вы были так близки.

Мейси кивнула.

— Он всегда был таким крепким, никогда не болел. Я думала, ничто не в силах его остановить.

— Ни болезнь, лишившая вас матери, ни ранение, отнявшее у тебя Саймона?

— Да. — Мейси снова глядела на руки отца. — Не знаю, с чего все началось, но это не моя вина, ты же знаешь!

Бланш внимательно посмотрел на Мейси и сказал:

— С уверенностью заявляю: с первых же дней нашего знакомства, когда ты была еще девчонкой, я ни разу не слышал, чтобы ты вела себя как ребенок. До сего дня. По голосу слышно, что ты обиделась, дорогая.

Мейси вздохнула.

— Без папы тоже не обошлось. Он сам как будто отдалился от меня. Не знаю, что стало причиной: мои постоянные задержки в Лондоне по работе или его вечная занятость. Всякий раз, стоит мне приехать, как он вечно чем-нибудь занят. Конечно, он любит меня и всегда встречает с распростертыми объятиями, но… и только. Как будто ему тяжело видеться со мной. Как будто мы чужие.

Некоторое время Морис молчал, потом спросил:

— Ты часто об этом думала?

— Конечно, думала, но потом просто выбрасывала это из головы. Наверно, просто надеюсь, что все мне только кажется, а на самом деле отец целиком поглощен идеей леди Роуэн вырастить победителя дерби, а я вся в работе.

— А если подумать, включить воображение, как, по-твоему, в чем настоящая причина?

— Я… я и вправду не знаю.

— О, Мейси, сдается мне, все ты знаешь. Брось, милая, мы слишком долго работали вместе. Я видел, как ты росла, боролась, переносила ранение, любила и горевала. И знаю, что ты бежишь от правды. Скажи, что ты думаешь на самом деле.

Не переставая массировать отцовские руки, Мейси тихо заговорила:

— Думаю, все дело в маме. Понимаешь, я напоминаю ее отцу. У меня ее глаза, волосы, даже это… — Она дернула себя за локоны, собранные в пучок. — Скоро мне будет столько же, сколько было ей, когда она заболела. И еще мы с ней похожи. Он обожал ее, Морис, старался держаться только из-за меня. И, глядя на меня, он всегда видит только маму. Но я же не она, я другая.

Морис кивнул.

— Боль воспоминаний острее кинжала. Но это не все, верно?

— Да. Полагаю, да. — Мейси проглотила комок в горле. — Это он отослал меня, так ведь? На Эбери-плейс. И я знаю, знаю, что все только к лучшему, и я не стала бы тем, кем стала, но…

— Но ты не в силах забыть.

— Нет.

— А как же всепрощение?

— Я люблю отца, Морис.

— Не сомневаюсь. И повторяю: как же всепрощение?

— Наверно… да, обида за прошлое все еще жива. Когда думаю об этом, хоть мы и помирились и он готов ради меня на все… Я… я все еще расстроена, где-то в глубине, вот здесь. — Мейси прижала ладонь к груди.

Тишина снова пронизала воздух, заглушив эхо ее нашептанного признания. Потом Морис снова заговорил:

— Могу я кое-что предложить, Мейси?

— Да, — тихо отозвалась она и кивнула.

— Ты обязана поговорить с отцом. Серьезно поговорить. Вы должны найти новый подход друг к другу. Ты и без меня знаешь, что при всей силе твой отец не молодеет. И этот инцидент ослабит его, хотя, полагаю, он выздоровеет. Я смотрел, как ты вошла в палату, притащив на себе груз вины, обиды и — да — страха. Страха, что шанса поговорить больше не представится. Но все не так. Вспомни, чему тебя учили, Мейси, слушай свое сердце и интуицию. Пусть твоя любовь к отцу скрепит вас новыми, более прочными узами.

Мейси внимательно слушала.

— Я так… ослабла, Морис. Нельзя было все так оставлять.

— Нельзя? Нельзя, Мейси? К счастью, ты человек, и именно осознание собственных ошибок заставляет нас двигаться вперед. — Бланш встал и принялся растирать спину и шею. — Ладно, уже поздно.

— О, прости. Не стоило тебя задерживать.

Он остановил ее жестом:

— Нет, я хотел дождаться тебя. А сейчас должен оповестить леди Роуэн. Полагаю, в твоем присутствии наш пациент быстрее пойдет на поправку.

— Спасибо, Морис.

Наклонив голову, Бланш взял пальто и шляпу, оставленные на спинке стула.

— Морис, я смогу завтра поговорить с тобой о деле?

— Деле Уэйта?

— Все зашло гораздо дальше, серьезно. Я теперь убеждена, что убийства в Кулсдоне и Чейн-мьюз — а может, и еще одно — связаны с ним.

— Тебе придется вернуться в Челстоун позже — вероятно, завтра, после утреннего обхода. Или раньше, если сестра-распорядительница узнает, что ты здесь. Приходи как будешь готова.

— Спасибо. — Мейси снова бросила взгляд на отца, а потом повернулась к Морису. — Знаешь, странно, но мне кажется, что убийства связаны с памятью о прошлом и напоминаниями… и теперь, думаю, еще и с прощением.

Бланш улыбнулся и отвернул сетку, чтобы уйти.

— Я вовсе не удивлен. Как уже не раз повторял, моя дорогая, в каждом деле есть нечто, что проливает свет на нас самих. До завтра.

Мейси присела у койки отца, готовясь неусыпно следить за ним, пока он не придет в сознание. Послышались затихающие шаги ее наставника, покидавшего палату. Она осталась наедине с мыслями, продолжая крепко сжимать руки отца, Мейси пообещала себе изменить их отношения к лучшему, а потом задумалась об убитых женщинах и Шарлотте.

 

Глава пятнадцатая

Едва из прямоугольных раздвижных окон сквозь сетку просочились рассветные лучи, Мейси открыла глаза. Как долго она спала? Повернув голову, посмотрела на отца и осторожно выпрямилась, чтобы его не потревожить.

— Папа! Папа, ты очнулся!

Фрэнки Доббс натянуто улыбнулся.

— Совсем недавно, детка. Просто не хотел тебя будить.

— Ой, папочка, я так рада. — Наклонившись над кроватью, Мейси обняла отца.

— Я рад, что ты приехала, родная.

— Примчалась, как только узнала.

Фрэнки сжал руку дочери в своей широкой ладони.

— Признаться, на секунду мне показалось, что это твоя мама сидит. Честно, аж дыхание перехватило. Я уж подумал, меня к ней на небеса забрали и мы снова вместе.

Мейси проверила его пульс и коснулась лба тонкими пальцами.

— Вечно моя девочка что-нибудь проверяет. Вечно все контролирует, а?

Некоторое время отец и дочь молчали. Мейси знала, что должна воспользоваться дверью, которую приоткрыл для нее Морис, и побеседовать о матери.

— Мы ведь о маме больше не говорим, правда, пап? Фрэнки попытался придвинуться к Мейси, и его лицо исказила гримаса.

— Нет, милая. Я храню свои воспоминания, а ты, как я понимаю, свои.

— Ох, пап…

— И я думал, глядя, как ты кемаришь, что между нами что-то не так, правда?

— Знаю…

Раздался глухой скрежет передвигаемых по полу металлических ножек сетки, и разговор прервала младшая сестра из ночной смены:

— Мне показалось, я слышала голоса. Рада, что вы пришли в себя, мистер Доббс. Мы все за вас волновались. Врач скоро зайдет, а у старшей медсестры случится удар, если она увидит вас здесь, мисс Доббс. Моя смена заканчивается сразу после обхода врача, но вам, мисс, лучше Уйти.

— Да, хорошо. Пап, я вернусь позже, в часы посещения.

Наклонившись, Мейси поцеловала отца и вышла из-за сеток. В палату струился утренний свет, согревавший пациентов и медсестер.

Направляясь к выходу, Мейси обратилась к одной из них:

— Каков прогноз?

— Что ж, мисс…

— Я сама когда-то была медсестрой и имею некоторое представление о болезнях.

— Мне нельзя говорить, но скажу следующее. Сначала нужно показаться врачу. У вашего отца тяжелое сотрясение мозга и перелом обеих берцовых костей. Перелом несильный, но полечиться придется. Полагаю, ему потребуется остаться у нас на два-три месяца, не меньше, учитывая его возраст. Кроме того, вашему отцу, вероятно, посоветуют пройти курс восстановления в надлежащей клинике.

— Понятно.

— Но мы сможем сказать больше, когда вы вернетесь. Отправляйтесь домой, выпейте чаю и хорошенько поспите. Вы нужны отцу в наилучшем виде!

По дороге Мейси воздавала хвалу всем незримым существам и силам, приложившим руку к благоприятному исходу, за то, что открыли перед ней множество путей, ведущих по разным направлениям. Ей пришло в голову, что в отсутствие ее отца работа на конюшне станет для Билли достойным занятием. Он окажется в окружении Мориса, где Гидеон Браун будет его инструктировать, а Эндрю Дин — наблюдать. Ее отец не успокоится, пока лошади не окажутся под присмотром кого-нибудь из знакомых. Но кто же лучше подходит, как не лондонский друг? Если отцу потребуется месяц-другой проходить курс реабилитации, вероятно, госпиталь Всех Святых прекрасно подойдет. Эндрю Дин с легкостью поймет человека, говорящего с ним на одном языке.

Мысли Мейси неслись на предельной скорости, а сама она мчалась по проселочным дорогам в Челстоун. В ее голове разрастался список нужных дел.

Но прежде всего, прежде умывания, еды и сна, нужно было повидаться с Морисом. Мейси наклонилась к пассажирскому сиденью и, не отрывая взгляда от дороги, просунула руку в портфель. Она потрогала льняной платок, в который аккуратно завернула свои крошечные находки из дома Лидии Фишер и Филиппы Седжвик. Хотелось поделиться своими маленькими уликами с Морисом. Ей необходим был его совет.

Мейси сбавила скорость, подъезжая к усыпанному гравием повороту, ведущему к особняку. Когда захрустели камушки и начали вылетать из-под колес, она закрылась рукой от внезапной вспышки весеннего солнца, восходившего на чистом небе. День ожидался солнечный, но холодный. Вдоль дороги кивали головками в легкой изморози нарциссы, среди которых виднелись редкие колокольчики и примулы. Да, день будет замечательный. С Фрэнки Доббсом все обошлось.

Шторы на окнах верхнего этажа были опущены. Морис еще не проснулся и не встал. Мейси ощутила легкий укол разочарования, но сдержалась. Быть может, и хорошо, что у нее останется больше времени, чтобы побыть в одиночестве, привести в порядок мысли и предугадать возможные вопросы. Она скучала по совместной работе с Морисом, но ощущение потери, связанное с его уходом, исчезало по мере того, как она набиралась опыта и уверенности. Мейси завела машину во дворик позади особняка — вотчину Джорджа, шофера Комптонов.

— Доброе утро, мисс. — Джордж вытер руки о чистую белую тряпку и по плитняку подошел к Мейси. — Чтоб мне провалиться! Что же вы наделали с вашей машинкой? Как будто гоняли на ней по автодрому в Бруклендзе? Я сегодня возьмусь за нее как следует. Надо поменять масло, почистить под капотом, не говоря уже о полировке. Вы только гляньте на шины!

— Джордж, ты настоящий специалист!

— На самом деле, мисс, мне только дай в какой-нибудь машине поковыряться. — Он поднял капот и снова повернулся к Мейси: — Как там мистер Доббс? Получше?

— Гораздо лучше, спасибо. Пришел в себя, хотя на ноги встанет еще не скоро.

— Этот случай нас всех просто перетряхнул, серьезно. Все ждут новостей.

— Я прослежу за тем, чтобы держать вас в курсе. Так я оставляю «Лили» с вами? Она нужна мне к трем часам — надо успеть в Пембери в часы посещений.

— Лили? Вы так назвали машину: «Лили»?

Мейси улыбнулась, а потом не выдержала и рассмеялась.

— К трем часам. Спасибо, Джордж.

— Будет сделано, мисс. Между прочим, не так давно я видел, как ее светлость пошла в конюшню.

— А, хорошо. Я расскажу ей свежие новости.

Леди Роуэн стояла, облокотившись на ограду загона, пристроенного к конюшне, где недавно упал Фрэнки Доббс. Когда Мейси подошла, она погрузилась в задумчивость. Три собаки, сопровождавшие пожилую даму, исследовали кусты неподалеку и, подняв головы, приветствовали Мейси вилянием хвостов.

— Девочка моя, как твой отец? Я так беспокоилась, просто не находила себе места.

— Уже лучше, леди Роуэн. Гораздо лучше, хотя больше станет известно днем, когда увижусь с доктором.

— Твой отец, Мейси, еще нас всех удивит. Думаю, он проживет еще лет сто! — Леди Роуэн серьезно посмотрела на Мейси, когда та тоже прислонилась к ограде и стала наблюдать за кобылой и жеребенком. — О реабилитации не стоит и беспокоиться, Мейси. Потому что это в моих интересах, и оплата всех необходимых процедур и ухода…

— Благодарю вас, леди Роуэн.

— Хорошо. — Она повернулась к загону: — И что ты о нем думаешь?

Мейси посмотрела на жеребенка, заботливо прикрытого материнской головой и шеей. Гнедая шерстка новорожденного блестела, а на длинной изящной шее пучками проступала будущая густая грива, торчащая, точно обувная щетка. Ноги жеребенка были на удивление прямыми, и он так вел себя на глазах у двух женщин, что Мейси сразу же разглядела в нем неукротимый нрав.

— Он смирный… смирный, как малыш, правда?

— О да, конечно, ему же всего день, — ответила леди Роуэн, внимательно разглядывая свое новое начинание. — Думала назвать его Дилемма Фрэнсиса Доббса. Но нет, наречем его Мечта Челстоуна. Удачная кличка, не правда ли? Назову его просто Мечта, для краткости.

Жеребенок внимательно смотрел на женщин, не отводя глаз.

— Заметила этот взгляд, Мейси? А какая осанка?

— Да. — Мейси кивнула.

— Это так называемый «взгляд чемпиона», Мейси. Он тот самый, он завоюет для меня победу. Пройдет лет пять, и он принесет мне главный приз дерби. Я знаю! Только представь себе, как легендарный британский жокей Гордон Ричардс верхом на Мечте пересекает финишную черту в Эпсоме!

Леди Роуэн вновь погрузилась в задумчивость.

— А пока что как мне обойтись без твоего отца?

— О, не волнуйтесь, — ответила Мейси. — У меня есть план.

Леди рассмеялась: ее резкий голос прорезал утреннюю тишину, и лошадь, вздрогнув, повела жеребенка в дальний конец загона.

— Была готова биться об заклад, что у тебя найдется план, Мейси. И что ты задумала?

— Я расскажу вечером, леди Роуэн, как только соберу вместе кое-какие детали. Но мне нужно позвонить ассистенту, а после увидеться с Морисом. Можно воспользоваться телефоном в особняке?

— Ну конечно! Буду ждать тебя к ужину. Ты расскажешь, как дела у твоего отца. И с нетерпением жду твой план!

Направляясь в особняк, Мейси обернулась и бросила взгляд на жеребенка — она была готова поклясться, что за каждым ее шагом следил взгляд чемпиона.

— Билли, как я рада, что застала тебя!

— Я всегда на посту, мисс, всегда на посту. Как там мистер Доббс?

— Гораздо лучше, спасибо. Понемногу выкарабкивается. Что произошло, когда ты отменил нашу встречу с Уэйтом?

— Ну, сначала пришлось передать все через секретаря. Бедняжка, можно было подумать, будто я попросил сообщить Уэйту, что все его магазины сгорели. Она боится его, мисс, боится как огня.

— Билли…

— В общем, она ушла. Потом трубку взял сам Уэйт и принялся гудеть, мол, он — Джозеф Уэйт, и никто не вправе так с ним поступать.

— Господи.

— Потом я рассказал ему о причинах вашего отъезда, и, признаться, он сразу присмирел. Смешно, правда? Буркнул что-то вроде «семья важнее всего» и что ему приятно слышать о дочери, почитающей отца, и дальше в таком духе.

— Он сможет встретиться со мной в ближайшее время?

— Мы договорились на пятницу. Уэйт сказал, что я должен предупредить, если возникнут трудности, и узнать у вас, может ли он чем-нибудь помочь. Странный человек. Очень странный, мисс. И самое удивительное, как он мгновенно переменился.

— Скажу тебе, он всегда ведет себя необычно, когда дело касается семьи. — Мейси замолчала, что-то записывая. — Если повезет, я обрадую Уэйта хорошими новостями. Завтра еду в Кэмденское аббатство и поговорю с Шарлоттой.

— Похоже, у вас забот полон рот.

— Пока врач не разрешит, посетителей к отцу пускают только после обеда и то, возможно, только раз в день. Так что я поработаю здесь.

— Понятно. Кстати, доктор Дин опять звонил.

— Да?

— Ага. Интересно, он хотел оставить вам сообщение о вашей встрече с… Сейчас, у меня тут записано. По правде, мисс, я и сам не всегда могу разобрать свой почерк… с экономкой миссис Торп.

— И все?

— Ну да. Просто хотела передать, что снова хочет увидеться с вами. Она вспомнила что-то важное.

Во время разговора Мейси делала пометки на каталожной карточке, поглядывая на часы.

— Я успею.

— Ладно, мисс. Что-нибудь еще?

— Вообще-то да. Помнишь, мы обсуждали, что ты ненадолго переедешь в Челстоун, примерно на месяц? А ты не хотел «протирать штаны», как ты выразился? — Не дав Билли ответить, Мейси продолжала: — У меня есть для тебя серьезное дело, важное для меня и леди Роуэн. Билли, оно связано с жеребцом, вероятным фаворитом в гонке за звание чемпиона дерби 1934 года.

Прежде чем отправиться в дом, Мейси пришлось о состоянии отца оповестить всех: от Картера до миссис Кроуфорд. Зайдя внутрь, она вздрогнула. Еще ни разу ей не было здесь так зябко, а сегодня обильная роса словно пропитала каменные стены и окна с двойными рамами, забралась во все уголки.

Нет, так не пойдет, решила Мейси, оглядываясь.

Отец наверняка убежал на конюшню, бросив все впопыхах. На столе остался эмалированный чайник, на три четверти наполненный давно остывшим чаем; грубо отрезанный ломоть хлеба, уже зачерствевший и присохший по краям, так и не вернулся в хлебницу. Рядом на блюдце остался липкий нож, стояла тарелочка с маслом и открыта банка мармелада, приготовленного по домашнему рецепту миссис Кроуфорд. Мейси улыбнулась, представив, как отец торопливо прихлебывал обжигающий чай, намазывая мармелад на толстый кусок хлеба. Она твердо решила прибраться, а потом понежиться в горячей ванне.

Позже Мейси зажгла плиту и поставила на огонь два больших чайника и котел, в котором обычно варили суп. Она притащила из чулана жестяную ванну и поставила на полу поближе к плите, чтобы легче было наливать кипяток, который намеревалась остужать до приемлемой температуры холодной водой из крана. Задернув шторы, закрыла дверь и ушла в тесную квадратную спаленку, где когда-то жила. Открывая гардероб, подумала, удастся ли ей найти что-нибудь из одежды. Мейси провела рукой по нарядам, которые следовало отдать старьевщику сто лет назад. Там же нашлась одежда, оставшаяся со времен учебы в университете, и старые платья леди Роуэн, мастерски подшитые для нее ловкими пальцами миссис Кроуфорд. Рядом она увидела синее бальное платье, подаренное Присциллой, подругой из Гиртона. Проводя рукой по холодному шелку, Мейси вспомнила Саймона и вечеринку, на которой они танцевали всю ночь напролет. Мотнув головой, стряхнула с себя воспоминания и вынула пару растянутых брюк, тоже подаренных Присциллой еще в те времена, когда даму в брюках считали «ветреной».

Достав старые кожаные туфли, Мейси выудила из отцовского комода чистую белую рубашку без воротника и пару носков, довершивших ее наряд. Она еще не решила, забрать ли из чулана поношенный вельветовый жакет или, пока в особняке будут стирать ее одежду, просто накинуть макинтош. Времени на сбор багажа перед отъездом в Кент не оставалось, впрочем, без него она вполне могла обойтись.

Мейси приготовила ванну и, открыв топку печи, легла отмокать перед грядущей суматохой. Натираясь мылом, ей вдруг стало интересно, о чем же хотела поговорить с ней экономка Розамунды Торп. В Старом городе Гастингса жителей было не много, и Мейси представила себе опечаленную женщину, которая вдруг вспоминала нечто важное. Затем, не зная, как связаться с ней и не решаясь воспользоваться телефоном бывшей нанимательницы, миссис Хикс попросила доктора Эндрю Дина передать Мейси просьбу о встрече. Но почему она не сказала Дину, что именно вспомнила? Мейси подозревала, что верная экономка, возможно, сочла это предательством. «Нет, этого недостаточно». Мейси намылила плечи и подставила шею под струю горячей воды. Розамунда Торп, Лидия Фишер, Филиппа Седжвик. Мейси представила каждую женщину. «Что же вас сближало? Шарлотта Уэйт, почему ты сбежала?» Четыре женщины. Четыре подруги, знакомые много лет. Настоящий кружок. Компания девушек, только вступающих в пору зрелости. «Каково это?» Мейси закрыла глаза, вновь мысленно погружаясь в прошлое. Библиотека на Эбери-плейс, Гиртон, старая одежда леди Роуэн, синее бальное платье, смех Присциллы, держащей сигарету в мундштуке из слоновой кости, лондонский госпиталь… Франция. Едва успев подрасти, она оказалась почти на самом фронте. Все еще сидя в остывающей воде, Мейси не стала сдерживать полет своих мыслей. «Чем же вы занимались во время войны, вы, беззаботные девчонки, уютно устроившиеся в высшем обществе, тесном безопасном мирке?»

Громкий стук в дверь вырвал ее из задумчивости. Не желая прерывать поток размышлений, она сидела не шевелясь. Не потянулась за висевшим на спинке стула полотенцем, не стала кричать «Минутку!». Мейси молча ждала, слушая шорох просунутой под дверью бумаги и удаляющиеся шаги в саду.

Она откинулась в ванне, чтобы полежать еще несколько минут, пока ее согревал разгоревшийся в топке огонь. «Розамунда, Лидия, Филиппа и… Шарлотта. Что вы делали во время войны? И если Шарлотта тоже в опасности, почему кто-то хочет убить всех четверых?»

Записку приносила экономка Мориса Бланша: он приглашал Мейси присоединиться к нему за завтраком. Она спешно оделась, натянув брюки, белую рубашку и туфли коричневой кожи, которые, по ее мнению, прекрасно сочетались с лучшими отцовскими носками с рисунком в виде разноцветных ромбов. Перед уходом достала из портфеля свернутый льняной платок и положила в карман старого жакета, найденного, как и предполагалось, в чулане. Решив не зачесывать волосы в привычный пучок, она просто заплела длинные локоны в косу. Подходя к особняку с одеждой под мышкой, Мейси услышала возглас миссис Кроуфорд, совершавшей переход в дальний конец огорода: «Мейси Доббс, опять вы нарядились в обноски!»

Заметив Мейси, идущую по тропинке из дома конюха, Морис открыл дверь.

— Он явился, Морис, явился мне во сне!

Мейси подбежала к Морису, изумленному не меньше миссис Кроуфорд. И он тут же вспомнил времена, когда она училась у него, жадно припадая к источнику знаний, который он для нее открыл.

— Я очень рад, очень рад. Теперь он пойдет на поправку. Взаимосвязь тела и разума просто удивительна. Даже случайно проскользнувшая осознанная мысль помогает пациенту ощутить целительное прикосновение любви.

— Ах, если бы я обладала такой силой, Морис, он бы вышел оттуда завтра же. Но послушай, это не все. Мы с ним… говорили.

Бланш отпрянул и, расставив руки, заключил Мейси в объятия.

— Какая поразительная сила, правда? Искренние стремления сердца способны свернуть горы!

— Что бы там ни было, я очень рада, очень. Надеюсь, это не слишком эгоистично с моей стороны, но я хотела бы получить еще хоть чуточку этой силы, чтобы закончить расследование. В сад?

— Да. Прошу, яичница с беконом и восхитительные свежие булочки. Они напоминают мне о детстве в Париже.

Мейси улыбнулась, предвкушая любимый Морисом крепкий черный кофе.

Учитель и ученик, наставник и воспитанник, Морис Бланш и Мейси Доббс сидели в теплом, залитом светом саду, откуда открывался красочный вид на далекие поля. Мейси подробно рассказала Морису о работе над делом Шарлотты Уэйт и связи между убийствами.

— Да, пока что, судя по твоим результатам, ясно одно: гибель миссис Торп нужно расследовать как можно тщательнее, — произнес Бланш, откинувшись в плетеном кресле и наблюдая за стайкой воробьев. Мейси ждала.

— Торп умерла от передозировки? А потом двух женщин, находящихся под действием морфина, закололи штыком армейской винтовки, верно?

Мейси потягивала успокаивающий кофе, едва притронувшись к хрустящей булочке, хотя прекрасно знала, что со вчерашнего обеда с инспектором Стрэттоном У нее не было во рту и маковой росинки. Ей захотелось вина из бузины, которое пил Морис. Начинался ее Допрос.

— Такое впечатление, что убийца не ограничился ядом, потому что желал излить некую более глубокую… эмоцию — да, именно — эмоцию. Выплеснуть ее.

— Ты говорила с терапевтом миссис Торп о ее психическом состоянии? Ты окончательно исключила версию самоубийства?

— Нет… не совсем. Свидетельство о смерти выписал именно врач. Он же и заключил, что она покончила с собой. Я побеседовала с экономкой, хорошо знавшей миссис Торп, и с другими жителями городка.

— Не сомневаюсь в твоем чутье, но интуицию нужно подкреплять рутинной работой. А теперь о Седжвик. Ты говоришь, что Фишера арестовали на основании улик, подтверждающих, что у него была связь с миссис Седжвик?

— По словам Джона Седжвика, ее мужа, Фишер разыскал ее в связи с алкоголизмом его супруги, повлиять на которую уже был не в силах. Также он рассказал, что Филиппа отказывалась видеться с Фишером, но молча уступила в память о давней дружбе. Их связывали совсем не те отношения, о которых предположила полиция. Морис, у меня возникло такое впечатление, что все эти женщины — за исключением разницы в положении между Лидией и Шарлоттой — когда-то были близкими подругами, но их разлучили.

— А с чего ты взяла, что их разлучили?

Мейси перевела взгляд на птичью кормушку, где оживленные щебечущие пташки стучали клювами, подбирая крошки и прижимая хрупкие тельца к деревянной дощечке.

— О чем ты задумалась, Мейси?

— По-моему, много лет назад что-то произошло, — медленно проговорила она, взвешивая каждое слово и наблюдая за птицами, яростно клюющими крошки. — Что-то… я не уверена, но ощущаю… так сильно, что они не желают об этом вспоминать. И каждая встреча, разговор возвращает им чувство… стыда.

В окутавшей их тишине Бланш сказал:

— Ты хочешь мне что-то показать?

— Да. — Мейси вынула из кармана свернутый носовой платок и положила на столе. — Морис, принести вам очки? Думаю, они вам понадобятся.

Бланш кивнул.

— Вот. — Она передала футляр из кожи ящерицы Морису, и тот открыл его так осторожно, что послышался едва различимый скрип петелек. Надев обрамленные проволокой очки в форме полумесяца, Бланш наклонился и, приподняв подбородок, чтобы лучше видеть, смотрел, как Мейси разворачивала платок.

Растянув платок кончиками пальцев, Мейси предъявила свою находку.

Морис внимательно посмотрел сначала на прямоугольник льняной ткани, а потом в глаза Мейси. Они так близко придвинулись, что едва не чувствовали дыхание друг друга.

— О, какая мелкая. Воистину природа — самый искусный художник.

— Да, несомненно.

— И первую ты нашла в доме Фишер, а вторую — в доме Седжвик?

— Я вошла в дом Лидии Фишер вскоре после убийства, и мое внимание привлекла первая, хотя я едва ее разглядела. А вторая была спрятана в книге Филиппы Седжвик.

— Наверняка ты открыла ее наугад?

— Да.

— А женщина из Гастингса? Миссис Торп?

— После ее гибели прошла не одна неделя, Морис, и миссис Хикс постаралась навести в доме безукоризненный порядок на случай возможной продажи. Боюсь, если бы покупатель нашелся, дом уже давно бы купили.

— Итак, Мейси, каково твое мнение? Что они значат?

— Не уверена, но чувствую, что они важны.

Словно марионетки, управляемые одним кукловодом, Мейси и Морис одновременно потянулись к лежавшим перед ними частицам совершенной красоты: двум белым пушистым перышкам.

 

Глава шестнадцатая

После завтрака Мейси забрала машину у Джорджа — тот запротестовал, заявив, что едва взялся за полировку — и отправилась в Гастингс, собираясь поскорее прибыть на место, чтобы потом еще успеть к отцу. Поднявшись на холм, Мейси въехала в Старый город. На горизонте в лучах солнца искрилось море, будто на поверхности сверкали россыпи бриллиантов. Припарковавшись у госпиталя Всех Святых, немного постояла, наслаждаясь видом и разглядывая крошечный Старый город. Она слышала, как вдалеке тяжелыми лебедками вытаскивали на усыпанный галечный берег обшитые внакрой рыболовецкие шлюпки. Над головой кружили чайки. Сегодня утренний лов закончился поздно.

— Между прочим, морской воздух полезен!

— О, доктор Дин! Я не заметила вас, когда поднималась на холм.

— Вы бы и не заметили — я срезал путь. В Старом городе полно закутков, закоулков и тайных тропок, известных только местным жителям. А я теперь самый что ни на есть местный.

Потянувшись, Эндрю Дин открыл дверь перед Мейси. Она заметила, что он обратил внимание на ее небрежный наряд.

— Я только предупрежу подчиненных, что пришел. А потом пойдем ко мне в берлогу и обсудим обе ваши проблемы.

Дин просунул голову в кабинет. Мейси услышала его голос, потом смех медсестер. Затем, повернувшись, доктор повел ее по коридору в «берлогу», где царил прежний беспорядок.

— Итак, курс реабилитации для вашего отца и Розамунда Торп?

Мейси стянула перчатки.

— Откуда вы знаете об отце?

Доктор Дин вздернул брови.

— Слухами земля полнится. А еще утром я разговаривал с Морисом. Знаю доктора Симмса из Пембери, который осматривал вашего отца, когда его доставили. Порядочный человек. У него все пациенты быстро выздоравливают. Я работал с ним несколько раз.

— Понятно.

Будто читая ее мысли, Дин продолжил:

— У нас тут первоклассные условия, мисс Доббс. Я буду счастлив договориться о переводе вашего отца из Пембери. Можно начать… — Дин наклонился к стопке папок, которые сдвинулись от одного его прикосновения. Мейси машинально удержала их от падения.

— Не беспокойтесь, мисс Доббс, я пока ни одного документа не потерял. — Из целой горы папок он вытащил одну темно-желтого цвета. — Теперь видите, как много всего на меня свалилось. Как я уже говорил, можно начать оформление прямо сейчас и предупредить доктора Симмса о нашей договоренности.

— Спасибо. Прямо гора с плеч.

— Хорошо-хорошо. Значит, решено. Все вопросы по оплате можно будет решить с администратором на выходе. — Дин сделал несколько пометок на клочке бумаги и, закрыв папку, положил на стол. — А теперь что касается миссис Торп.

— Да. Не могли бы вы рассказать о ней поподробнее, описать ее поведение незадолго до смерти? Я знаю, что она проводила здесь немало времени.

— Признаться, я думал, у нее все хорошо, ведь она овдовела совсем недавно и, по-видимому, все еще была в трауре. — Дин наклонился в другую сторону, сдвинув еще одну стопку папок, и посмотрел на море. Потом снова обратился к Мейси: — Вы же полагаете, что ее убили, не так ли?

Глаза Мейси выдали ее изумление: она не ожидала услышать такое предположение от Эндрю Дина.

— Ну, на самом деле…

— Да ладно вам, мисс Доббс. Я же знаком с Морисом помните? И прекрасно осведомлен о вашей работе. А Розамунду Торп все любили и уважали в Старом городе. Хотя она была здесь чужой.

— Как вы думаете, доктор Дин, она и в самом деле покончила с собой? Разве вы не распознали бы признаки отчаяния, обычно предшествующие суициду?

Дин задумался.

— Ваше молчание означает, что вы сомневаетесь?

— Мое молчание ровным счетом ничего не значит, мисс Доббс. Понимаете, хоть я и сомневаюсь, что такая женщина, как миссис Торп, покончила с собой, все же несколько раз, когда она читала ветеранам, мне приходилось видеть ее печальной. Это субъективное замечание — в медицинской карте такое не пишут, но… ее печаль казалась гораздо мучительнее всего, что мне доводилось наблюдать у других добровольцев. Вы должны понять, волонтеры по-разному реагируют на увиденное. К примеру, мы все узнаем ветерана на улице: он слеп, обезображен, у него ампутирована конечность. Но стоит оказаться с ним рядом, в окружении таких же инвалидов, сама ситуация становится ужасным напоминанием о прошлом, невыносимым напоминанием. Думаю, в памяти людей пробуждаются события и чувства, которые им хотелось бы забыть. И не успеешь и глазом моргнуть, как волонтеры, выбросив все из головы, уже поют с пациентами «Не желаю в армию идти» на рождественском празднике.

— А миссис Торп?

— Она была совсем другой. И хотя улыбалась всем пациентам и чаще всего просилась помогать бывшим солдатам, после посещений всегда горевала. Как будто приход сюда и добровольческие обязанности стали для нее своего рода самобичеванием.

— Как думаете, она покончила с собой?

— Скажем так, судя по моим наблюдениям, у нее была некоторая склонность доводить себя до отчаяния. Но все равно не представляю, чтобы она решилась на такое.

— Почему? — спросила Мейси.

Эндрю Дин вздохнул.

— Я врач по образованию. Моя специальность — травмы и реабилитация. Я занимаюсь специфическими изменениями тела, хотя мне интересны мотивы пациента к выздоровлению. Привык к щекотливым нюансам, но о вещах умозрительных, в которых вы специалист, имею самое отдаленное представление. Но если бы мне пришлось делать предположение…

— Да?

— Я бы сказал… — Эндрю Дин запнулся. Мейси молча ждала. Доктор вздохнул и продолжил:

— Думаю, миссис Торп чувствовала себя обязанной исполнить некий долг. И волонтерская работа была для нее своего рода платой, правда? Поймите меня правильно… — Мейси заметила, как на мгновение в речи доктора проскочил провинциальный акцент. — Я не хотел бы брать на себя наглость навязываться. Это лишь мое мнение.

— Благодарю вас, доктор Дин. Ценю вашу честность и обязуюсь сохранить полную конфиденциальность. Так вы говорите, миссис Хикс снова хочет со мной увидеться?

Дин бросил взгляд на свои карманные часы.

— Она уже дома. Я позвоню ей и скажу, что вы отправились к ней.

Порывшись среди бумаг и книг, Эндрю Дин извлек телефон. Торопливо позвонил в дом Торпов и сообщил горничной, что мисс Доббс уже выезжает. Потом, положив трубку, доктор снова спрятал аппарат под грудой книг. Мейси следила за этим безобразием, широко раскрыв глаза от удивления.

— Доктор Дин, простите, что вмешиваюсь, но вам разве не положен отдельный шкаф для бумаг?

— О нет. Я бы там ни черта не нашел! — ответил он ехидно рассмеявшись. — Послушайте, после встречи с миссис Хикс у вас не найдется минутка перекусить со мной?

— Знаете… в четыре часа в Пембери начинают пускать посетителей… и раз уж я выезжаю в час тридцать… Люблю оставлять побольше времени про запас.

— Да, точно. Можно прогуляться мимо рыбных лавок и перекусить рыбой с картошкой. Шикарных ресторанов тут нет, а местные заведения в основном обычные кабаки. Но такой рыбы, как здесь, вам нигде не найти.

Когда Мейси припарковала «эм-джи» у дома Розамунды Торп в Уэст-Хилле, парадная дверь отворилась, и к ней вышла миссис Хикс.

— Спасибо, что нашли меня, миссис Хикс, я вам очень признательна.

— О, мисс Доббс, я только рада помочь. Мне показалось, что вы работаете на благо миссис Торп, и едва что-то вспомнила, как тут же решила с вами связаться. Надеюсь, вы не против, что я просила о помощи доктора Дина. Он так любезен.

Горничная закрыла дверь за Мейси и провела ее в гостиную, где на подносе уже стояли чайник, две чашки и блюдце с печеньем. Мейси присела на канапе и снова сняла перчатки. Несмотря на теплую одежду, ее рукам и ногам было холодно.

Налив гостье чаю, миссис Хикс передала ей чашку и предложила печенье, но Мейси отказалась. Она решила, что надо бы оставить место, чтобы потом как следует подкрепиться рыбой с картошкой.

— Ну что ж. Полагаю, вы хотите, чтобы я сразу перешла к делу.

— Да, прошу вас. Мне действительно крайне важно понять, почему миссис Торп могла решиться на самоубийство или почему кто-то мог желать ее смерти.

— Как вы знаете, я долго ломала голову над первым вопросом, да и с поисками ответа на второй мне не слишком везло. Все хорошо отзывались о миссис Торп. А потом я вспомнила одного визитера. Много лет назад, вскоре после ее замужества. Возможно, вскоре после войны. Джозеф Уэйт…

С громким звоном Мейси едва ли не бросила чашку на блюдце.

— Неужели чай остыл, мисс?

— Нет… нет, все в порядке. Пожалуйста, продолжайте, миссис Хикс. — Мейси достала из портфеля карточку и принялась записывать.

— В общем, Джозеф Уэйт отец одной из давних подруг миссис Торп. Причем они не виделись долгие годы, с самой войны. В общем, мистер Уэйт приехал сюда: в огромной машине, с шофером, все как полагается. Наверно, он не знал ее фамилию по мужу и вел себя бесцеремонно. И даже сказал: «Хочу увидеться с Рози». Я тогда впервые в жизни узнала, что в молодости хозяйку так звали. И подумала, что довольно бестактно обращаться к уважаемой замужней леди в таком тоне. А если вдуматься — вообще к любой женщине.

— Продолжайте.

— В общем, я провела его в приемную, потом сообщила миссис Торп о посетителе, назвав его имя. Она была ошарашена, точно вам говорю, была вне себя. Сказала: «Слава Богу, мистера Торпа нет дома. Вы же никому об этом не скажете, правда, миссис Хикс?» И я до сего дня об этом молчала.

— Что произошло потом?

— Ну, она ушла в приемную, поздоровалась с Уэйтом, как подобает леди, а он стоял весь напыщенный. Сразу отказался от чая, сказал, мол, хочет поговорить с ней наедине, и покосился на меня. И я ушла.

— Вы знаете, зачем Джозеф Уэйт приходил?

— Нет, простите, мисс, не знаю. Но он был в ярости и очень ее расстроил.

— Вы что-нибудь слышали?

Вздохнув, миссис Хикс попыталась собраться с мыслями.

— Конечно, в моем-то возрасте многое забывается, но его я запомнила. Эти дома строили основательно, как крепости, на случай урагана. Хотя изначально они предназначались для капитанов адмирала Нельсона. Сквозь такие стены едва ли что-то можно расслышать. Но я поняла, что Уэйт расстроил хозяйку, это уж точно. А когда выходил из приемной — открыл дверь, и я все слышала, — он… угрожал ей, наверно, так это называется.

— Что именно он сказал?

— «Вы все поплатитесь. Когда-нибудь вы все за это поплатитесь. Припомни мои слова, девочка, ты за все заплатишь!» А потом ушел, хлопнув дверью с такой силой, что, я думала, сейчас дом рухнет. Раз это было давно, можете не сомневаться, таким, как Джозеф Уэйт, стыдно не будет!

Миссис Хикс ненадолго умолкла, а потом вновь заговорила, но уже с меньшим напором:

— Но знаете, что было странно?

— Что, миссис Хикс? — спросила Мейси низким голосом, почти шепотом.

— Я вышла из столовой, где складывала букет, и тут услышала, как дверь приемной открывается. Я хотела успеть проводить Уэйта на выход, но он остановил меня рукой, вот так. — Миссис Хикс подняла руку, как лондонский полисмен, останавливающий дорожное движение. — А потом он быстро отвернулся. Понимаете, мисс, он плакал. У него слезы текли ручьем. Не знаю, от страха или от горя, но… я прямо растерялась. Ведь миссис Торп тоже была расстроена.

Мейси не удивилась тому, что помешанного на самоконтроле Джозефа Уэйта вдруг подвела выдержка. Она знала, что для людей подобного сорта чрезмерное эмоциональное напряжение нередко заканчивалось нервным срывом. Ей вспомнились отчаяние Билли и времена, когда и сама бывала подавлена, и от этих воспоминаний у нее вдруг заболело сердце не только за Розамунду, но и, как ни странно, за Джозефа Уэйта. Что бы этот человек ни совершал — горя он перенес немало.

— Он приходил вновь?

— Никогда. А если бы и приходил, я бы точно узнала.

— А миссис Торп так и не раскрыла вам причин его визита?

— Нет. Мне кажется, он просто хотел заставить ее чувствовать себя такой же несчастной.

— Хм-м. Миссис Хикс, знаю, что уже спрашивала вас, но все же я должна быть уверена. Вы действительно считаете, что смерть миссис Торп — это чужих рук дело?

Горничная помедлила, задумчиво покрутив на пальце обручальное кольцо.

— Да, я так считаю. В глубине души я не совсем уверена. И откуда взяться уверенности, если меня там не было. Но покончить с собой? Нет, я очень в этом сомневаюсь, очень. Миссис Торп словно исполняла миссию помощи людям, особенно воевавшим, простым мальчишкам, раненым ребятам.

Звон часов на каминной полке возвестил о четверти двенадцатого.

— Большое спасибо, что уделили мне время, миссис Хикс. Вы снова мне очень помогли.

Горничная вынула из кармана платок и отерла проступившие на глазах слезы.

Мейси встала и обняла ее за плечи.

— Ах, миссис Хикс, вы, наверно, так по ней скучаете.

— Да, мисс Доббс, очень. Мне ее очень не хватает. Миссис Торп была такой прекрасной, доброй женщиной, слишком молодой, чтобы умирать. Мне даже не хватило духу отослать ее одежду, как велели дети мистера Торпа.

Мейси ощутила прикосновение, словно чья-то рука мягко коснулась ее руки, обнимавшей плечи горничной. Перед ней возник образ Розамунды.

— Миссис Хикс, на момент смерти была ли миссис Торп в траурном платье?

— Ну, в общем, да. Черное такое, очень мрачное, но модного фасона. Неряхой она точно не была, всегда одевалась с иголочки.

— А похоронили ее в…

— Платье? Нет, я бы этого не допустила. Негоже ложиться в гроб в траурном наряде. Нет, я переодела ее в прекрасный шелковый халатик. Она была похожа на спящую красавицу. Нет, то платье в шкафу. Я сразу его убрала. Не хотела, чтобы к ней прикасались чужие, поэтому переодевала ее сама. Я подумала, что черное платье надо бы выбросить, но не смогла себя заставить.

— Вы позволите на него взглянуть?

Просьба несколько удивила миссис Хикс, но она ответила, кивнув:

— О да, конечно, мисс Доббс. Прошу сюда.

Миссис Хикс провела Мейси в спальню. Там она открыла платяной шкаф красного дерева и вынула черное платье с низкой талией из тонкой шерсти с шелковым поясом, сочетавшимся с шелковыми тесемками на шее и манжетах. На корсаже были два накладных кармана, окантованных черным шелком.

Взявшись за крючок вешалки, Мейси подошла к кровати и разложила на ней платье.

— С тех пор его не стирали?

— Нет, я сразу же убрала его в шкаф, с нафталиновыми шариками, конечно.

Мейси кивнула и снова взглянула на платье. Пока миссис Хикс открывала окно, чтобы «впустить немного воздуха», она просунула руку в левый карман платья и тщательно ощупала. Ничего. Наклонившись, она заглянула в правый карман и тоже ощупала. Что-то слегка кольнуло ее в подушечки пальцев. Не вынимая руки, второй рукой Мейси достала чистый платок. Затем аккуратно вынула маленький предмет, едва ощутимо царапавший пальцы, — мягкое белое перышко птенца. Быстро осмотрела находку и спрятала в подготовленный платок, который тут же вернула в карман жакета.

— Все в порядке, мисс Доббс?

— Да, платье прелестное. Жаль было бы выбрасывать такое прекрасное платье, хоть и навевающее грустные воспоминания.

— Я тоже так подумала. Следовало его сжечь, серьезно. Наверно, так я и сделаю.

Платье могло оказаться уликой, и его нельзя было потерять. И чтобы не насторожить горничную, Мейси обратилась к ней с осторожной просьбой:

— О нет, не стоит. Пожалуйста, оставьте его. Послушайте, у меня есть знакомая, которой это платье очень пригодится. Я спрошу ее и с вами свяжусь.

Миссис Хикс кивнула.

— Что же, и вправду не стоит уничтожать такое хорошее платье. Я сохраню его, пока вы со мной не свяжетесь.

— Спасибо, миссис Хикс. Вы так добры, особенно когда я явилась сразу и без предупреждения.

— Нет-нет, что вы. Доктор Дин просил оказать вам всяческое содействие. Сказал, что вам можно доверять и что вы действуете в интересах миссис Торп. Вам лучше поспешить, иначе опоздаете на обед.

— Откуда вы знаете?

— Просто догадалась, мисс Доббс. Доктор Дин вдруг так оживился, когда я сказала ему, что у меня есть для вас сведения. Он как будто обрадовался возможности снова с вами увидеться. Но это уже не мое дело, и в наше время, когда за мной ухаживал мистер Хикс, так не делали. Но я подумала, что он мог пригласить вас куда-нибудь на обед. Он говорил таким голосом…

Мейси покраснела.

— Каким же, миссис Хикс?

— А, ну знаете, таким. Какой бывает у мужчины, когда он доволен собой.

Сдержав улыбку, Мейси попрощалась с кухаркой. Хотя она с нетерпением ждала встречи с доктором, ей так захотелось уединиться, разложить исписанные заметками карточки и оценить собранные за утро сведения. Постепенно картина прояснялась, словно каждый разговор добавлял новые мазки, восстанавливая ее глубину и колорит, и давняя история разворачивалась все стремительнее. Мейси нашла три перышка, которые доказывали, что гибель трех женщин неслучайна и что Розамунда Торп тоже, вероятнее всего, была убита.

Мейси ехала на встречу с Эндрю Дином, спускаясь с холма мимо рыбацких лодок, где дряхлая лошадь вращала лебедку, тянувшую лодки на берег. Ей вдруг так захотелось вернуться в Лондон и в то же время стало стыдно за это желание, потому что отец нуждался в ней. Она затосковала о том, как когда-то разбирала вместе с Билли разложенные на столе улики и доказательства, небрежные записки о подозрениях и предчувствиях. Хотелось отыскать ключ, ответ на вопрос: что же связывало три белых перышка, трех женщин и их убийцу? И какое отношение к этому имеет Джозеф Уэйт? Мейси нащупала в кармане платок.

— Спасибо, Розамунда, — произнесла она вслух.

Мейси припарковала машину в конце Хай-стрит на глазах у множества прохожих. Шагая по набережной, где чайки и голуби преследовали пешеходов в надежде перехватить хлебных крошек, она мысленно отметила не забыть спросить Билли, почему он терпеть не может голубей.

Погода стояла прохладная и ветреная, но достаточно ясная для прогулки по пирсу вместе с Эндрю Дином после обеда на скорую руку. Солнце было выше обычного, и можно было подумать, что наступило лето.

— Не могу поверить, что вы сняли с рыбы все тесто! Это же так вкусно! — дразнил ее доктор Дин.

— Обожаю рыбу, но тесто не люблю. Кстати, картошка просто объедение.

— Но большую часть вы скормили чайкам. А они и так мирнее некуда!

Потом оба замолчали. Мейси снова сверилась с часами.

— Знаете, сколько раз за минуту вы посмотрели на часы? Уверен, мое общество не настолько утомительно. Вам стоит избавиться от этой привычки.

— Прошу прощения? — спросила Мейси удивленно. Она в жизни не встречала такого нахала. — Я собиралась сказать, что мне пора возвращаться к машине, чтобы выехать в…

— Полвторого? Верно? Я запомнил. Как ваше расследование, мисс Доббс, продвинулось сегодня?

— Я, конечно, собрала кое-какую информацию, доктор. Но труднее всего соединить все в логичную схему. Иногда почти полностью приходится полагаться на интуицию.

— Я могу еще чем-нибудь помочь?

Они возвращались к машине. Мейси намеренно засунула руки поглубже в карманы пальто, крепко сжав льняной платок с перышком. Она решила больше не смотреть на часы, пока не окажется подальше от Эндрю Дина.

— Нет… А хотя да, можете. Скажите, доктор Дин, что, по-вашему, отличает людей, способных быстро выздоравливать, от всех остальных?

— Уф-ф. Еще один вопросик от Мейси Доббс.

— Я серьезно.

— Я тоже. Трудно сказать. Возможно, вы в этом деле понимаете больше меня. Вы же работали медсестрой и, что еще важнее, разбираетесь в психологии.

— Я бы хотела узнать ваше мнение. Прошу вас, попытайтесь, — произнесла Мейси, повернувшись к Дину.

— Ну, самым главным отличием я бы назвал смирение.

— Смирение? Но разве оно не ослабляет стремление больного выздороветь?

— По-моему, сначала человек смиряется. Некоторые Просто не могут смириться с произошедшим. Они думают так: «Если бы только я не пошел по той улице», или в случае вашего отца: «Если бы я только знал, что пол мокрый и Фред, или как его, оставит там инструменты». Они зацикливаются на моменте травмы.

— Да, по-моему, я понимаю, о чем вы.

— То же происходит и с ветеранами, которым становится трудно жить дальше. Конечно, некоторые перенесли тяжелейшие ранения, последствия которых не исправит ни один врач в мире. И те, кому тяжело смириться, застревают во времени и постоянно мысленно возвращаются в момент ранения. И почти никто не рассуждает: «Эх, если б только я не записался добровольцем». На самом деле большинство думает так: «По крайней мере я не струсил»; и еще: «Если бы я вовремя пригнулся, прыгнул, бежал чуть быстрее, вернулся за другом». И конечно, все это смешано с чувством вины за то, что сам выжил, а друзья погибли.

— И как им помочь?

Когда они подошли к машине, Дин остановился, а Мейси прислонилась к автомобилю и повернулась к Ла-Маншу. Лучи солнца ласкали ее лицо.

— Если бы я знал. Но могу дать совет: во-первых, смириться с произошедшим; в-третьих, представлять себе, чем займешься после выздоровления. А между первым и третьим пролегает второе — путь исцеления. К примеру, исходя из услышанного о вашем отце — он быстро поправится, так как осознал, что произошел несчастный случай. У него уже есть представление о будущем — забота о жеребенке и подготовка к тренировкам в Ньюмаркете. И главное, он уже знает, как будет лечиться. Сначала он сможет стоять всего пару минут, затем будет ходить на костылях, перейдет на трость, а потом снимут гипс. Доктор Симмс расскажет ему, чего нельзя делать, и покажет необходимые укрепляющие упражнения.

— Понятно.

— Конечно, попадаются тяжелые случаи, — заметил доктор Дин. В этот момент Мейси едва сдержала желание посмотреть на часы. — Возьмем, к примеру, мистера Била… Ой, кажется, вам уже пора, да, мисс Доббс?

Он открыл для Мейси дверь машины.

— Благодарю вас, доктор Дин. Приятно было пообедать.

— Да, мне тоже. Жду прибытия вашего отца в наш госпиталь.

— Я свяжусь с администратором, как только все согласуется.

— Хорошо, мисс Доббс.

«Уф-ф! Ну и тип!» — подумала Мейси. Хотя с ним было занимательно, трудновато, интересно и… весело. Он умел смеяться над собой. Но было в Дине нечто колкое, что нравилось Мейси и в то же время смущало. Как будто он знал, кто она. Не по имени или профессии. Нет. Ведь это далеко не все. Эндрю Дин понимал, из какого она мира. Мейси знала, что он, не зная ничего о ее прошлом, все видел.

Несчастный случай и разговор с Морисом, а потом с отцом в больнице заставили Мейси задуматься о матери. Она вспомнила, как однажды девчонкой лет девяти сидела на кухне, а мама рассказывала ей, как познакомилась с папой и сразу поняла, что Фрэнки Доббс был ее мужчиной. «Я подложила ему шляпу, Мейси, прямо там!» — говорила она, смеясь и вытирая лоб тыльной стороной намыленной ладони, чтобы убрать упавшие на глаза черные локоны.

Она задумалась о традиции подкладывать мужчине свою шляпу, и ей стало интересно, как женщина в таком возрасте могла заниматься подобными вещами.

Проезжая перевал на пути к деревне Седлскомб, Мейси подумала о Джозефе Уэйте и трагических событиях, выпавших на его долю. Отец и брат погибли в результате несчастного случая на шахте, первая жена умерла при родах, сын погиб на войне, а дочь, которую он безуспешно пытался контролировать, сбежала. Разве Лидия Фишер не намекнула Билли на то, что Шарлотта была своего рода взбалмошной светской девицей? Но, пересекая границу графства Кент неподалеку от Хокгерста, Мейси прислушалась к себе и почувствовала, что начинает жалеть Джозефа Уэйта. Да, именно жалеть. Но жалела ли она человека, хладнокровно заколовшего троих женщин?

Возможно, Шарлотта могла все прояснить. Завтра Мейси сможет сама составить о ней мнение. Была ли она и вправду «увядающей лилией», как назвал ее отец? Или, как отозвалась о ней Лидия Фишер в доверительной беседе с Билли, она была обыкновенной лентяйкой? Рассказ Магнуса Фишера оказался бесполезен. Но все рассказчики открывали только одну сторону, одну грань той личности, которой Шарлотта являлась в их обществе. Где же таилась истина? Кем была Шарлотта на самом деле?

 

Глава семнадцатая

Четверг в Кенте начался проливным дождем с порывистым ветром. Окруженная уютом в теплом доме, Мейси выглянула в окно, вздрогнула, но ничуть не удивилась. «Как всегда! Для поездки на болота только туч не хватает!»

Сегодня она вновь отправится через весь Кент сквозь беспросветную серую мглу болотистого края, где люди — если попадутся по дороге — непременно будут бежать туда-сюда, пригнувшись, стараясь поскорее разделаться с делами и работой. Сегодня местные постараются не выходить на улицу, и даже работники фермы найдут работу в амбаре, а не в поле. Сегодня Мейси наконец встретится с Шарлоттой Уэйт.

— Ой! — вскрикнула Мейси, бросившись к машине.

Вслед за ней в коротком дождевике, какой обычно носят рыбаки, подбежал Джордж.

— Собрался поудить форели, Джордж?

— Нет, мисс. Ловить кого-нибудь — это скорее по вашей части.

— Так мне и надо, Джордж, — рассмеялась Мейси, а шофер, подняв капот, включал бензонасос. Таково было первое действие из пяти, необходимых, чтобы завести «эм-джи».

— Спасибо, что вышел.

— Заметил, как вы припустили под дождем, мисс, и решил удостовериться, что у вас все в порядке. Жаль, что вам сегодня надо куда-то ехать. Поезжайте осторожно, мисс, не срезайте на поворотах.

— Не волнуйся, Джордж.

— Уже решили, когда вернетесь? Ну, чтобы мне знать.

— Сегодня в Челстоун я не вернусь. После Ромнийских болот поеду в Пембери навестить мистера Доббса, а оттуда прямиком в Лондон. Надеюсь вернуться в Кент сразу же, как смогу повидаться с отцом.

Мейси помахала Джорджу на прощание, а тот в ответ похлопал машину по кузову и побежал под дождем в гараж.

Еще вчера яблоневые сады цвели, сегодня стояли поникшие. Высокие вишни склонились, а придорожная бузина едва удерживалась от падения под тяжестью раскидистых ветвей. Мейси надеялась, что ливень пройдет, земля и деревья быстро просохнут и весна — ее любимое время года в Кенте — вновь предстанет в своем ослепительном изобилии красок.

Маневрируя на дороге, Мейси размышляла о вчерашнем визите к отцу. Она вошла в палату и увидела Фрэнки в дальнем конце позади ряда коек: он сидел, а заметив ее, подался вперед.

— Как ты, пап?

— С каждым днем все лучше, скоро начну вставать.

— Ох, не знаю, не знаю. Я говорила с доктором Симмсом, и он сказал, что перед возвращением домой тебе придется пару недель провести в госпитале у моря. Но даже после этого тебе нельзя будет перегружать правую ногу.

Фрэнки собирался было возразить, но посмотрел на дочь и сказал:

— У тебя порозовели щеки, моя девочка. Ты выглядишь отдохнувшей.

Все так и было. Мейси и сама заметила, что привычные серые круги под глазами исчезли, волосы снова заблестели, и чувствовала она себя гораздо лучше. Хотя раньше голова ее была забита разными мыслями, и она просто не замечала своего недомогания. А на возможную причину ее усталости обратил внимание Морис: «Ты чем-то обеспокоена, Мейси. Ты приняла на себя эмоции трех погибших женщин. И хотя обостренная чувствительность полезна в твоей работе, она же может стать помехой, поскольку слияние с объектом расследования не всегда помогает».

Во время визита Мейси многое узнала, больше ран исцелила, а почва под ногами стала прочнее, когда отец и дочь осторожно пошли навстречу друг другу. Едва ее размышления озарились светом понимания, как она ощутила, что груз прошлых обид свалился с плеч, позволив смотреть на свое прошлое с большей чуткостью и теплотой. По дороге в Кэмденское аббатство Мейси думала о Лидии, Филиппе и Розамунде, вновь и вновь мысленно возвращаясь к вопросам: что за человек мог затаить на них такую обиду и какое деяние могло разжечь такой глубокий неукротимый гнев? Гнев, смешанный со страстью и повлекший за собой убийство.

Когда Мейси подъезжала к аббатству, дождь немного ослаб, и на секунду показалось, что меж свинцовых туч, скользивших по фиолетово-серому небу, вот-вот пробьется солнце. Но такова была погода на болотах: в ожидании обещанного света начинало мерещиться, будто сама природа затаила дыхание. А потом становилось ясно, что затишье было лишь краткой передышкой, после которой стихии пробуждались с новой силой: задувал пронзительный ветер, а вниз летели острые струи дождя.

Припарковавшись перед зданием аббатства, Мейси закрыла машину и забежала внутрь, мгновенно погрузившись в безмолвие, нарушаемое лишь стуком капель, скатывающихся с макинтоша.

— Матушка Констанция поручила мне тотчас проводить вас в гостиную, где вы сможете обсохнуть, — произнесла юная послушница. Забирая у Мейси верхнюю одежду, она прятала взгляд. — Ваше пальто, шляпа и перчатки будут готовы к вашему уходу.

— Спасибо.

Наклонив голову, Мейси последовала за своей провожатой, шедшей почти вплотную к стене, в комнату, где в прошлый раз они беседовали с матушкой. И снова в камине потрескивал огонь, хотя в этот раз перед железной решеткой стояли два стула с высокими спинками. Мейси присела и, откинувшись, вздохнула. Дверца за решеткой отворилась, показалась матушка Констанция. Глаза ее блестели.

— Доброе утро, Мейси.

— Доброе утро, матушка Констанция. Так великодушно с вашей стороны уговорить мисс Уэйт на эту встречу.

— Я знаю, что для тебя это важно, Мейси, и необходимо. Однако больше всего я беспокоюсь за мисс Уэйт. Нам нужно решить, как мы могли бы помочь ей выздороветь и восстановить силы.

Мейси понимала, что подобная преамбула перед встречей с Шарлоттой была необходима.

— Видишь ли, когда девушка подает прошение о вступлении в общину… — Матушка Констанция серьезно посмотрела на Мейси: — Ты удивлена? Ах, Мейси, я думала, ты догадаешься, что мисс Уэйт хочет остаться здесь, с нами. И это хороший выбор для девушки. И все же, должна сказать, никто не получал здесь немедленного одобрения. И никогда.

Матушка умолкла, ожидая ответа Мейси, а потом продолжила:

— Бытует ложное представление, согласно которому уход в религиозную общину — это своего рода бегство, а временное пристанище может с легкостью стать пожизненным. Но это не так. Наши послушницы живут в гармонии с внешним миром. Они насладились жизнью в обществе в самом широком смысле слова. Каждую когда-то поддерживала любящая семья, а у некоторых было полно кавалеров. Я известила мисс Уэйт о том, что необходимо прежде создать прочную базу и лишь затем посвящать себя общению с Господом. Нельзя становиться монахиней из страха, пытаясь скрыться от мира.

— Что вы имеете в виду, матушка Констанция?

— Не получится убежать, став членом религиозного ордена. Здесь необходим положительный мотив. Для кого-то основой служат семейные отношения, первая любовь, так сказать. А Шарлотте Уэйт такие отношения удаются с трудом, особенно в общении с отцом. Подобные трудности подрывают базу. Нельзя строить будущее на хрупком фундаменте.

Мейси нахмурилась, задумавшись больше о себе, чем о Шарлотте. Не потому ли ей было так одиноко? Или это подпорченные отношения с Фрэнки мешали заводить новые знакомства, так как вечно ей казалось, что она ошибается? Не потому ли ей так трудно было общаться в компании и вдруг на удивление удалось? Не это ли мешало ей открыться полностью? Возможно. В конце концов, разве личное общение не удается ей гораздо лучше, особенно теперь, когда она стала об этом задумываться? Мейси вспомнила Эндрю Дина.

— О, вижу, ты все понимаешь, Мейси.

— Да, наверно, матушка Констанция.

Улыбнувшись, монахиня продолжила:

— Полагаю, Шарлотта Уэйт сможет раскрыть тебе суть ее конфликта с отцом. Я приглашу мисс Уэйт, но по ее просьбе говорить вы будете в моем присутствии, хотя она и выйдет к тебе в гостиную.

— Спасибо, матушка Констанция.

Дверца задвинулась, и Мейси осталась наедине с мыслями. Было бы лучше поговорить с Шарлоттой с глазу на глаз, но и на том спасибо. Она обязалась убедить Шарлотту вернуться в Далидж, домой к отцу. Но в этом случае не станет ли она подвергать опасности жизнь девушки? Быть может, это из-за нее погибают люди? Возможно ли, что Шарлотта решила посвятить себя духовной жизни в попытке искупить вину за убийства?

Дверца за железной решеткой, отделявшей матушку Констанцию от посетителей, вновь отодвинулась, и в тот же миг едва слышно отворилась входная дверь, и в гостиную вошла дама среднего роста.

Мейси окинула Шарлотту быстрым взглядом. Женщина была в серой юбке, длинной шерстяной кофте, вязанной из тонких ниток, простой белой блузке, черных туфлях и темных чулках. Ее волосы мышиного цвета были зачесаны назад и собраны в пучок, а из-за пробора посередине походили на две занавески, обрамлявшие ее лицо. Единственное, что выделялось во внешности Шарлотты, были бледно-голубые глаза. В таком виде она казалась невзрачной и совершенно непримечательной. И, едва открыв рот, чтобы поздороваться, Мейси вдруг вспомнила слова Эндрю Дина о Розамунде Торп: «Как будто приход сюда… стал для нее самобичеванием».

— Доброе утро, мисс Уэйт, — произнесла Мейси, встав со стула и протягивая руку. Она тут же попыталась определить эмоциональное состояние собеседницы по ее позе. — Я так рада, что вы согласились увидеться со мной, — заверила Мейси неподвижную фигуру.

Шарлотта Уэйт словно приросла к месту. Лишь в ее глазах читалась некоторая неприязнь к Мейси, основанная, по всей вероятности, на враждебности к человеку, которого представляла гостья.

— Присаживайтесь, — предложила Мейси.

Безмолвно приблизившись к стулу напротив, Шарлотта пригладила юбку и села, сжав колени и повернув их в сторону, как когда-то учили ее в швейцарской школе.

Мейси откашлялась и сказала:

— Шарлотта, ваш отец очень за вас беспокоится.

Та подняла глаза, потом пожала плечами, став похожей скорее на избалованную девчонку, чем на взрослую женщину.

Но Мейси стояла на своем:

— Понимаю, возможно, между вами и вашим отцом произошло недоразумение. Пожалуйста, помогите мне понять, что у вас случилось? Может, я смогу помочь.

Было видно, что Шарлотта Уэйт обдумывает ее слова. Наконец она заговорила. Сильный голос едва ли подходил тонкому, почти хрупкому созданию, облаченному в серое.

— Мисс Доббс, я ценю ваши усилия. Однако Джозеф Уэйт желает лишь заполучить то, что считает своей собственностью, и вернуть назад в коллекцию. Я воспользовалась своим правом принадлежать себе самой.

— Понимаю вашу позицию, мисс Уэйт. Но этого явно не добиться бегством. — Мейси украдкой бросила взгляд на матушку Констанцию.

— Я пыталась поговорить с отцом. Он хочет, чтобы я от него зависела: думала, как он скажет, и всегда оставалась под его надзором и контролем.

— И в чем, на ваш взгляд, причина такого отношения?

Мейси знала, что не должна спешить с выводами. Но Шарлотта Уэйт ей уже не понравилась, а ее строгое логическое объяснение не внушало доверия. Или на нее просто повлияло сочувствие к Джозефу Уэйту?

— Что ж, вы определенно отличаетесь от сыщика, которого посылали за мной в прошлый раз.

— Верно. Но вы не ответили.

Шарлотта вынула из кармана платок и высморкалась.

— Мисс Доббс, всю жизнь я пыталась заменить брата. Но я не Джозеф Уэйт-младший. У меня никогда не выходило то, что получалось у него. К тому же ему удалось стать папиным любимчиком, — выпалила Шарлотта.

Мейси предположила, что девушка никогда раньше не делилась своими сокровенными мыслями.

— А как вы относились к брату, мисс Уэйт?

Девушка заплакала.

— Не молчите, Шарлотта.

— Я любила Джо. Просто обожала и всегда на него равнялась. Он всегда выручал меня, всегда. И защищал, но…

— Да?

— Я злилась.

— Злились?

— Да, я… я как бы… завидовала ему, особенно когда стала старше. Мне было непонятно, почему это он любимчик, а не я. Ему разрешалось замещать отца на работе, а ко мне относились так, будто я совсем безмозглая. Просто отодвигали в сторону и не обращали внимания.

Мейси сидела молча. К счастью, она повзрослела и не упустила своих возможностей, в отличие от Шарлотты, дочери богача. Как же крупно ей повезло! Мейси глубоко вздохнула. Ей хотелось расспросить Шарлотту о том дне, когда та убежала из дому. Необходимо было и вернуть дочь Джозефу Уэйту, и раскрыть убийство трех женщин, бывших подруг Шарлотты.

— Мисс Уэйт, Шарлотта, если позволите. Вы не могли бы объяснить, как связаны ваши чувства с событиями, произошедшими в день вашего ухода?

Шарлотта всхлипнула и вытерла нос платком. Мейси внимательно наблюдала за ней, не доверяя ее изменчивому эмоциональному состоянию. «Она снова насторожилась».

— Признаться, я была сыта по горло его домом. Я давно хотела уехать надолго, но в этом случае отец отказывался меня содержать.

Мейси разозлило ее замечание о деньгах. «Сохраняй хладнокровие», — эхом пронеслись в голове наставления Мориса. Это дело требовало всех ее сил.

— Содержать вас, мисс Уэйт?

— Ну, нельзя же дочери Джозефа Уэйта жить одной, да еще и работать.

— Хм-м. Да, конечно, — ответила Мейси, надеясь, что ее тон побудит Шарлотту продолжить рассказ. Ощущая на себе взгляд матушки Констанции, она подозревала: монахиня догадывается о ее мыслях и понимает вставшую перед ней дилемму.

— В общем, жить было невыносимо. Завтрак стал последней каплей.

— Вы с отцом поругались?

— Нет. Не сказали друг другу ни слова, разве что «доброе утро». Наверно, лучше бы мы поругались. По крайней мере я бы знала, что он меня заметил.

— Продолжайте, Шарлотта.

Она тяжело вздохнула.

— Я села за стол, раскрыла газету и тут прочла, что мою давнюю подругу…

— Убили.

— Откуда вы знаете?

— Это моя работа, мисс Уэйт.

— Вы знали, что я расстроилась, узнав о смерти Филиппы?

— Я предположила. Но почему вы ушли из отцовского дома? Чего вы боялись?

Шарлотта судорожно сглотнула.

— Признаться, мы не виделись с ней очень давно, с самой войны. Если бы я рассказала отцу о ее гибели, он счел бы мою скорбь неуместной.

— Это все?

— Да.

«Она лжет», — подумала Мейси, продолжая настаивать на своем, насколько позволяла тактичность.

— Имелись ли еще какие-либо причины для вашего отъезда? Вы сказали, что у вас с отцом обострились отношения в последнее время.

— Всю жизнь! — выпалила Шарлотта.

— Да, понимаю. Должно быть, вам пришлось тяжело. Но вы обмолвились, что ваши отношения стали хуже обычного.

Шарлотта уставилась на Мейси, будто пытаясь догадаться, как много ей уже известно. Потом она поддалась:

— Несколькими неделями ранее умерла другая моя подруга. Она… покончила с собой. Мы тоже не виделись после войны, и я узнала о ее смерти только из раздела некрологов «Таймс». На самом деле сначала не поняла, что произошло… самоубийство. Все выяснила позже, когда позвонила семье, чтобы выразить соболезнование.

— Ясно. А ваш отец?

— Он ни за что не позволил бы мне поехать на похороны. Просто запретил. Конечно, никаких похорон не было, то есть никакой подобающей церемонии, потому что церковь возбраняет отпевание самоубийц.

— Как вы думаете, почему он запретил вам ехать?

— О, наверно, потому, что мы были знакомы с ней очень давно, а еще я так… расстроилась.

— Это все, Шарлотта? Других причин не было?

— Нет.

«Поспешно ответила. Слишком поспешно».

— Как вы познакомились с этими двумя женщинами, Филиппой и…

— Розамундой, — ответила Шарлотта. — Мы знакомы очень давно, еще со школы, потом дружили во время войны, — ответила она небрежно. И Мейси сразу это заметила и попыталась добиться более четкого ответа.

— А чем вы занимались во время войны вместе?

— Сейчас уже не вспомню. Так давно это было.

Мейси наблюдала за Шарлоттой: та потерла руки, стараясь скрыть дрожь.

— Значит, отец недолюбливал ваших подруг. А какого он был мнения о Лидии Фишер?

Шарлотта вскочила со стула как ужаленная.

— Что вам известно о ней? Господи, вы же с самого начала все знали, да?

— Присядьте, мисс Уэйт. Сделайте глубокий вдох и успокойтесь. Я приехала не для того, чтобы ругаться с вами, хочу лишь узнать правду.

Мельком взглянув в проем решетки, Мейси заметила, что матушка Констанция вздернула бровь. «Я ступила на нетвердую почву, но она не станет вмешиваться. Пока».

Шарлотта снова села на стул.

— А при чем здесь Лидия?

— Вы уже не прочтете об этом в газете, Шарлотта. Лидия Фишер мертва.

— О нет! Нет! — Женщина была искренне потрясена.

— А ее муж, Магнус, арестован по подозрению в убийстве Филиппы и Лидии.

— Магнус?

— Похоже, вы удивлены?

Мейси заметила, как на шее Шарлотты натянулись жилы.

— Но он не видел Розамунду со школы!

— Розамунду? А я думала, она покончила с собой?

Девушка закрыла лицо руками. Матушка Констанция откашлялась, но Мейси попыталась получить последний ответ.

— Шарлотта! — Мисс Уэйт подняла глаза: по ее лицу катились слезы. — Шарлотта, скажите… почему рядом с телами жертв находили белое перышко?

Шарлотта разрыдалась.

— Прекратите! Прекратите немедленно! — воскликнула матушка Констанция. Дверь в гостиную отворилась, вошли две послушницы и увели девушку.

Мейси закрыла глаза и глубоко задышала, чтобы унять колотившееся сердце.

— Так вот кем ты теперь работаешь, Мейси Доббс!

— Да, временами приходится идти и на такое.

Матушка Констанция постучала пальцами по столу и на минуту задумалась. Но ее ответ удивил Мейси.

— Она придет в себя после этого разговора, — вздохнула монахиня. — Даже мне ясно, что она что-то скрывает. Однако таково ее право.

— Но…

— Никаких «но», Мейси. Не ожидала от тебя таких вопросов.

— Наверно, надо было вести себя деликатнее.

— Да, наверно. — Матушка Констанция задумалась. — И все же ты, возможно, оказала мне услугу, только не думай, что это оправдывает твое поведение с Шарлоттой. — Она снова вздохнула и продолжила: — Восстановление отношений начинается с исповеди, и говорить лучше всего с тем, кто тебя понимает. Шарлотте необходимо во всем признаться, но ты умудрилась подвести ее к краю пропасти, а она боится высоты.

— Но с другой стороны, матушка Констанция, — возразила Мейси и, помедлив, продолжила: — послушайте, я знаю, что давила на нее. Но троих женщин убили, и арестован невиновный. А Шарлотта…

— Знает правду.

— Да.

— Я посоветую ей поговорить с вами вновь, но не раньше чем она придет в себя. Мейси, пообещай мне, что в следующий раз ты не будешь столь же враждебна. Я крайне разочарована.

— Матушка Констанция, я буду вам безмерно благодарна, если вы уговорите мисс Уэйт вновь побеседовать со мной. Обещаю, что во время следующей встречи буду вести себя гораздо тактичнее. Но… время дорого.

Монахиня кивнула. Деревянная дверца за решеткой задвинулась, и Мейси собралась уходить.

В гостиную вошла послушница. Она принесла ее макинтош, шляпу и перчатки. Одевшись, Мейси вышла к машине. Когда двигатель, заикаясь, наконец завелся, она ударила рукой по рулю:

— Черт возьми!

 

Глава восемнадцатая

В пятницу утром, когда Билли пришел в контору, Мейси уже находилась на месте. Нужно было завершить несколько дел и обсудить двух возможных клиентов, приходивших во время ее отъезда.

— Билли, а ты работал сверхурочно.

— Нужно было чем-то отвлечься.

— Снова нога заболела?

— Постоянно ноет. Но я ничего, держусь, мисс. Больше не оступаюсь.

Под глазами Билли появились темные круги, почти такие же, как у нее самой. Скорее бы он поехал в Челстоун.

— Ты обдумал мое предложение?

— Ну, мы с Дорин поговорили. И нас беспокоит оплата.

— Гарантирую — платить не придется, Билли.

— Знаю, знаю, мисс. Но я чувствую себя таким… не знаю, как сказать…

— Беззащитным?

— Вроде того.

— Ничего удивительного, Билли. Трудно выразить словами, как много значит для меня твоя помощь. Если я не подыщу надежного человека, который станет сидеть с отцом и ухаживать за лошадьми, он просто весь изведется. И я знаю, что нога не дает тебе покоя, поэтому тяжелой работой займется один из работников фермы. Папа выздоравливает. Когда его выпишут, он уже сможет передвигаться в инвалидной коляске, и на первом этаже дома мы устроим ему постель. Тебе не придется таскать тяжести.

— И будем с ним как два старых калеки, да?

— Ой, перестань, вернешься как огурчик, вот увидишь. Я слышала, что друг Мориса, Гидеон Браун, удивительный человек, с больными просто творит чудеса. К тому же побудешь на природе, свежем воздухе…

— И подальше от искушения, а, мисс?

Мейси вздохнула:

— Да, Билли. И это тоже.

Помощник кивнул:

— Ну, тогда ладно. Еду. Но только когда закроем дело об исчезновении мисс Уэйт и убитых женщинах. Я не могу все бросить.

— Хорошо, Билли, — уступила Мейси. — Еще что-нибудь?

Он внимательно смотрел на нее.

— А можно Дорин и малышам приезжать ко мне?

— Ну конечно, можно. Это же не тюрьма. Между прочим, Дорин при желании могла бы получить работу у леди Роуэн.

— О, ей бы это понравилось.

— Да, леди Роуэн так занята лошадью и жеребенком, что совсем «отстала» — как она выражается — от подготовки к возвращению в Лондон. Она говорила, что хочет перешить несколько платьев, чтобы не покупать новые, и я рассказала ей о Дорин.

— Вам бы на бирже труда работать, мисс. У вас бы за час никаких очередей не стало.

Мейси рассмеялась.

— Ладно, давай приниматься за работу. Я хочу понять, как далеко мы продвинулись, учитывая все, что произошло в мое отсутствие. Нужно закончить к десяти. Продолжим днем, когда вернемся. Также необходимо поговорить с инспектором Стрэттоном.

— Узнать, не проболтался ли Фишер?

— Да, в каком-то смысле. Хотя, я думаю, кроме алкоголизма жены и своих карточных долгов, рассказывать ему нечего. Но благодаря ему газеты мгновенно раскупают.

— На него все словно набросились, мисс. Мне даже жаль его.

— И правильно. Держу пари, он невиновен.

Мейси намеренно не стала обсуждать с Билли новые подробности по делу Шарлотты. И хотя ей не терпелось взяться за составление карты дела, как художнику приступить к незаконченному холсту, она знала, как важно дать фактам, мыслям, наблюдениям и чувствам улечься в голове. За несколько часов, проведенных в дороге после встречи с дочерью Уэйта, Мейси пришла к выводу, что сейчас опасность угрожала только одному человеку — Шарлотте. В ее голове уже созревал план, успех которого зависел от девушки.

Точно в десять, едва Мейси и Билли собрались ехать на встречу с Джозефом Уэйтом, зазвонил телефон.

— Вечно звонят не вовремя, правда?

— И не говори.

Мейси сняла трубку и назвала номер.

— Могу я поговорить с мисс Мейси Доббс?

— Я слушаю.

— А, мисс Доббс. Я преподобный Снейт, из деревни Кэмден. У меня важное сообщение для вас от матушки Констанции из аббатства. Я был у нее сегодня, и она просила срочно передать вам сообщение.

— Какое сообщение, преподобный? — спросила Мейси, сжимаясь от страха. Заметив, что она побледнела, Билли подошел ближе к столу.

— Я прочитаю, чтобы ничего не упустить.

Мейси прикусила губу, слыша, как на другом конце провода зашелестела бумага. Священник откашлялся и стал читать:

— «Дорогая Мейси. Мисс Уэйт покинула Кэмденское аббатство. Вчера, сразу после разговора с тобой она удалилась в свою келью и вопреки распорядку не вышла ни к ужину, ни к вечерней молитве. Я распорядилась оставить ей поднос с трапезой, но утром его нашли нетронутым. Мы напрасно искали ее по всему аббатству. Боюсь, вчерашние печальные события легли тяжким бременем на ее душу. Поскольку мисс Уэйт не является членом общины, в полицию я не обращалась. Однако я беспокоюсь за ее благополучие. Приложи все усилия и найди ее, Мейси. Ты и сама знаешь, что теперь в ответе за ее безопасность. Мы будем молиться за тебя и мисс Уэйт».

— Господи, — промолвила Мейси, падая на стул.

— Все в точности.

— Благодарю вас, преподобный Снейт. Прошу вас, сожгите записку. И не будете ли вы так любезны передать матушке Констанции, что я свяжусь с ней, как только разыщу мисс Уэйт?

— Конечно. Всего доброго, мисс Доббс.

На линии раздался щелчок.

— Билли, она опять сбежала, — произнесла Мейси, все еще держа в руке трубку, словно ожидая вестей о Шарлотте.

— Что же мы скажем Уэйту?

— Ничего. Не хочу спугнуть его, пока все не выясним. Пока что будем вести себя так, как будто знаем, где она. Но нам нужно найти девушку, и чем скорее, тем лучше. Ладно, пошли. Поговорим в машине.

По дороге в Далидж они обменивались мнениями, а потом Мейси вдруг прервала разговор:

— Давай отложим пока это дело. Мы сейчас рассуждали так и этак, оставим немного места воображению.

— Ладно, мисс. Не будем гоняться за мыслями — пусть сами приходят.

— Именно, — сказала Мейси уверенно, но так и не сумела перебороть шевелившийся в животе страх. Куда же Шарлотта делась на этот раз?

* * *

Мейси вновь попросили поставить машину «капотом к воротам» особняка Уэйта, и снова после сердечного приема Гарриса покой нарушила мисс Артур, секретарь Джозефа Уэйта. Она явилась с зажатой в руках папкой.

— О, мисс Доббс, мисс Доббс, мисс Доббс. Я пыталась вам дозвониться, но было занято, а когда позвонила второй раз, никто не брал трубку. Простите, простите, простите. — Мисс Артур напоминала перепуганную, хлопающую крыльями несушку. Мейси подняла руку, словно собираясь пригладить ее растрепанные перья.

— Что случилось, мисс Артур?

— Дело в том, что мистер Уэйт… — Секретарь проводила Мейси и Билли в обшитый деревянными панелями кабинет, расположенный рядом с холлом. — Он, безусловно, шлет свои искренние извинения, но его внимания потребовали… безотлагательные дела.

Мейси заметила, что мисс Артур совсем не умела врать, и, нахмурившись, ответила:

— Понятно.

— Я пыталась связаться с вами, но, полагаю, к тому времени вы уже были в пути, — продолжала суетливая секретарша.

— Не волнуйтесь, мисс Артур. Конечно, мне нужно многое ему сообщить.

— Да-да, он этого ждал. И просил меня в случае необходимости немедленно оплатить любой счет, который вы сочтете нужным представить. За ваши услуги.

— Это очень щедро, — заметила Мейси, повернувшись к Билли. Он протянул ей коричневый конверт, который она передала мисс Артур.

— Мы могли бы назначить встречу на следующей неделе?

— Безусловно, мисс Доббс. — Мисс Артур торопливо обошла свой стол и, выдвинув ящик, достала чековую книжку. Мельком взглянув на счет, она принялась выписывать чек, продолжая разговор с Мейси:

— Между прочим, мистер Уэйт поручил передать вам, что обдумал прошлые беседы с вами и остался доволен ходом вашего расследования. Он надеется, в скором времени вы вернете мисс Уэйт домой.

— Внезапно изменились планы, мисс Артур?

Мейси заподозрила, что отец и дочь вдруг стали избегать ее. Случайно? Или намеренно?

Мисс Артур не ответила, заполняя чек своим мелким округлым почерком. Убрав его в конверт и передав Мейси, склонилась над бухгалтерской книгой, делая пометку. Потом секретарь потянулась к солидному настольному календарю:

— Сейчас посмотрим. Может быть, в среду? В полдень?

Мейси кивнула Билли, и тот записал время на карточке.

— Не будете ли вы так любезны передать мистеру Уэйту, что я надеюсь получить возможность организовать возвращение мисс Уэйт в ближайшее время?

— Понимаю, мисс Доббс. Мы все ждем ее с нетерпением.

— Да.

Мейси заглянула в глаза мисс Артур, которая как будто собиралась разложить на столе бумаги. Она всегда считала, что секретарь Уэйта, равно как и все остальные обитатели дома, думает о возвращении Шарлотты с ужасом. Что же она скрывает? Или Шарлотту уже привезли? Уэйт нашел ее и приволок домой? Но если так, зачем скрывать ее местонахождение?

— Я попрошу Гарриса вас проводить.

— Благодарю вас, мисс Артур.

Уже в парадном Мейси вдруг обратилась к дворецкому:

— А миссис Уиллис здесь? Я хотела бы увидеться с ней.

— Она взяла выходной, мисс. Кстати, может быть, она все еще в своей комнате. Позвать ее?

— О нет, не стоит, сама постучусь к ней, если позволите. Я заметила ее недавно на автобусной остановке в Ричмонде и хотела предложить ей поехать с нами. — Не договорив, Мейси уверенно шагнула в сторону комнат, зная, что это подсознательно заставит дворецкого уступить.

— Конечно, мэм. Следуйте за мной.

— Билли, подождешь меня в машине.

— Конечно, мисс, — ответил помощник, скрыв изумление.

Дворецкий повел Мейси по коридору, ведущему сначала к лестнице в подвал, а потом к полуподвальной пристройке сбоку. Планировка дома, хоть изначально призванная сымитировать старинный архитектурный стиль, в действительности была современной. Лестница на кухню оказалась широкой и просторной, а помещения для прислуги — вместительными. Дом был спланирован так, чтобы предоставить владельцу и слугам невиданные доселе удобства.

Гаррис постучал в дверь, выкрашенную в бледно-желтый цвет:

— Миссис Уиллис? К вам гости.

Мейси услышала внутри шаги, а затем дверь отворилась, и на пороге возникла горничная. Она приглаживала волосы, поправляя прическу. На ней было легкое фиолетовое шерстяное платье с узким белым воротником и манжетами, и, чтобы не нагибаться, она все еще мяла каблуком плохо надетую туфлю.

— О, какая неожиданность!

— Простите за беспокойство, миссис Уиллис, — извинилась Мейси, поворачиваясь к Гаррису. — Спасибо, что проводили.

Дворецкий поклонился и ушел, а Мейси снова обратилась к горничной:

— Позвольте войти?

— Конечно-конечно. Простите, у меня не бывает гостей, так что извините за беспорядок, — ответила миссис Уиллис, приглашая Мейси войти в безукоризненно опрятную гостиную. Перед камином стоял гарнитур из небольшого канапе и двух кресел, а к стене был придвинут наполовину сложенный — чтобы уместить в ограниченном пространстве — раздвижной стол. В натертой до блеска полировке отражалась ваза с нарциссами, стоявшая на кружевной салфетке. На серванте у окна были расставлены великолепные снимки сада, расположенного позади дома.

— Не желаете перекусить, мисс Доббс?

— Нет, спасибо, миссис Уиллис.

— Пожалуйста, присаживайтесь. Полагаю, вы пришли, чтобы распорядиться о подготовке к возвращению мисс Уэйт?

— Признаться, миссис Уиллис, я пришла к вам.

Горничная удивленно уставилась на Мейси:

— Ко мне, мисс Доббс?

— Да. Надеюсь, вы не сочтете мой визит наглостью, но недавно я видела вас в Ричмонде. Навещала там одного друга. Он находится в том же учреждении, что и ваш сын.

— О, простите, мисс Доббс. Это ваш возлюбленный?

Прямой вопрос несколько обескуражил Мейси. Но прийти к такому выводу можно было, поскольку туда ездило немало женщин возраста Мейси, которые так и не вышли замуж, продолжая любить оставшихся на войне.

— В общем, да. Да, был когда-то, но уже очень давно.

— Но забыть все равно непросто, правда? — спросила миссис Уиллис, присаживаясь напротив.

Мейси откашлялась.

— Да, конечно. Но, миссис Уиллис, послушайте, я просто собиралась сказать вам, что, если хотите, я могу вас подвезти.

— Это очень великодушно с вашей стороны, но…

— Я не езжу туда каждую неделю, но, если надумаете, могла бы заранее звонить вам.

— Что ж, мисс, я не могу обременять вас своими проблемами. Серьезно, не могу.

— Ну что вы, какие пустяки. А если увидите там мою машину, знайте, что я всегда готова подвезти вас домой.

— Хорошо, мисс Доббс. Так и сделаю, — произнесла горничная с улыбкой.

«Она никогда не попросит о помощи», — подумала Мейси.

И вдруг раздался звон стекла. У Мейси перехватило дыхание. Миссис Уиллис встала.

— А вот и они! Обедать прилетели.

— Господи, что это был за шум? Я до смерти испугалась.

— Всего лишь голуби, мисс Доббс. Они всегда шумят. Пора обедать, а голуби знают, кто всегда даст им что-нибудь вкусненькое.

Горничная взяла с каминной полки глиняный, в коричневую полоску, бочонок для печенья и, вынув лакомство, подошла к окну. Мейси двинулась следом и наблюдала за тем, как женщина, опершись на подоконник, отодвинула вверх раму, за которой оказалось с дюжину голубей.

— А вот и вы, маленькие попрошайки! Наедайтесь, потому что больше сегодня не получите! — приговаривала миссис Уиллис, кроша печенье на подоконник.

Мейси рассмеялась, глядя на пташек, которые прыгали, суетились и толкались, стараясь утащить кусочек побольше.

— Смотрите, они еще этажом выше постучатся.

— Почему, кто еще их кормит?

— А, мистер Уэйт. У него доброе сердце, по крайней мере было. Знаете, он оплачивает все счета за лечение моего сына. Он, как говорится, больше лает, чем кусается.

И тут, словно по сигналу невидимого птицелова, голуби вспорхнули и взвились в небо, подбросив в воздух облачко перьев. Пока Мейси смотрела, как они улетают, миссис Уиллис не спеша закрывала окно. И на мгновение Мейси показалось, словно время замедлило свой бег: множество маленьких белоснежных перышек падали вниз и, подхваченные легким ветерком, опускались на свежескошенную лужайку или, словно снег, бесшумно стучали в оконные стекла.

— О, неужели вы не любите птиц? — спросила миссис Уиллис.

— Нет, что вы, — ответила Мейси, отворачиваясь от окна и постепенно приходя в себя. — А вот мой помощник их терпеть не может.

— Почему? Они же такие милые.

— Да, очень. Не знаю, почему он их не любит. Нужно будет спросить. — Мейси посмотрела на часы: — Мне уже пора, миссис Уиллис. Не забудьте сказать, если понадобится транспорт.

— Очень великодушно с вашей стороны, мисс Доббс, — произнесла горничная, открывая перед Мейси дверь. — Мы скоро увидим мисс Уэйт?

— Да, скоро. Возможно, уже на следующей неделе.

— Очень хорошо, просто прекрасно. Чем раньше она вернется, тем лучше. Позвольте вас проводить.

Миссис Уиллис проводила Мейси до парадного. Было бы неучтиво вынуждать гостя самостоятельно искать выход, особенно в особняке Джозефа Уэйта. На пороге они снова попрощались. Затем Мейси спустилась по парадной лестнице и, едва за спиной раздался стук захлопнувшейся двери, направилась за угол дома, где располагался сад. Вслед за ней бросился и Билли.

— Билли, не беги! Ради Бога, побереги ногу!

Помощник приблизился к Мейси.

— К чему все это, мисс? Зачем болтать с миссис Уиллис?

— Сначала хотела оказать ей любезность. А теперь не знаю.

— Что-то до меня не доходит, мисс.

— Я все объясню позже.

Свернув за угол, Мейси сначала взглянула на окна миссис Уиллис, а потом на окна этажом выше.

— Опять эти чертовы птицы!

— Не волнуйся, Билли, ты им неинтересен, — произнесла Мейси, не отрывая взгляда от окон: чья-то рука бросала голодным голубям крошки. Она сразу узнала эту широкую ладонь, когда солнечный луч, пробившись сквозь завесу облаков, сверкнул на золотом кольце, инкрустированном бриллиантами.

— Заметили что-нибудь, мисс?

— Да, Билли. Кое-что очень интересное. Крайне интересное.

Билли будто испытал облегчение, снова оказавшись в машине на обратном пути в Лондон.

— Обсудим вероятное местонахождение Шарлотты Уэйт?

— Нет. Прежде вернемся в контору. Нужно как следует проветриться. И для начала расскажи, за что ты так ненавидишь голубей? Твоя ненависть распространяется на всех пернатых? — Мейси свернула на середину дороги, обгоняя старьевщика: его лошадь понуро цокала рядом, словно инстинктивно чувствовала, что для торговли настали не лучшие времена.

— Ох, мисс, да чушь сплошная, серьезно. В смысле это же не их вина, правда?

— О какой вине ты говоришь, Билли?

— Ой, мисс. Не могу сказать. А то вы решите, что я совсем сдвинутый. Ведь вся глупость, как вы бы сказали, только у меня в голове.

— Сомневаюсь, чтобы такое сказала. — Мейси свернула к обочине и остановилась, не глуша двигатель. Она повернулась к помощнику: — Ладно, Билли, выкладывай. Почему ты не любишь птиц? — Сильное предчувствие подсказывало ей, что «чушь» Билли могла дать немало пищи для размышлений.

Помощник вздохнул:

— Наверно, придется рассказать, да?

— Полагаю, что так.

— И пока не расскажу, колымага не сдвинется с места, верно?

— Абсолютно.

Билли снова вздохнул.

— Ну, в общем, все не так уж глупо. Работая с вами, я много узнал о том, что варится здесь. — Он прикоснулся пальцами ко лбу. — Но я ненавижу птиц из-за войны. Как подумаю о них, сразу нога болеть начинает. — Билли потер ногу.

— При чем здесь твоя нога?

— Ну, понимаете, я же в добровольцы не сразу попал. На моего отца работали только мы с братом. Семья у нас была небольшая. Это у других детей было человек десять, и если один уходил, кто-нибудь да оставался. В общем, я собирался записаться на фронт, но мама была против. Но вы же знаете, раз уж на что-то решился…

Мейси кивнула. «Ты путаешься, Билли».

— А потом как-то раз я подумал: «Чего время терять?» Пошел и записался. Когда маме рассказал, слышали бы вы, как она разозлилась… По крайней мере брат был еще мал, и потому хоть он с ней дома остался. В общем, перед отправкой к месту службы было у меня несколько свободных деньков, и мы с братцем — ему тогда пятнадцать стукнуло — вышли прогуляться. Форму мне еще не выдали. Признаться, даже в казарме пехотного учебного центра в Колчестере три недели без нее ходил. Сразу записалось так много добровольцев, что формы на всех не хватало. Без формы остались. Неудивительно, скажу я вам, что формы не хватало. Неудивительно. — Билли покачал головой. Мейси молча ждала продолжения истории.

— Черт, я как будто к тому времени уже состарился, а мне было-то всего восемнадцать. В общем, идем мы с братом по улице, и тут подходит к нам молодая дамочка, улыбается — рот до ушей. Подходит, вручает нам с братом по перышку и говорит, дескать, нам надо надеть униформу и…

— О Боже! — У Мейси перехватило дыхание. — Все же так очевидно! Вертелось под самым носом, а я не замечала!

Переключив передачу, она посмотрела через плечо и выехала на дорогу.

— Чего не замечали, мисс?

— Потом расскажу, Билли. Продолжай.

Помощник молчал.

— Все в порядке, Билли. Я слушаю тебя, — сказала Мейси, вдавив педаль газа.

— В общем, перышки. Знак трусости, верно? Но я-то уже записался, так что меня это не задело. Все как с гуся вода. А вот Бобби — наоборот. Он же был еще мальчишкой. Ему не терпелось мужчиной стать. И вот подходит к нему девчонка, называет трусом, и что ему остается? Как только я уехал, он пошел и тайком записался.

Мейси покраснела, вспомнив, как скрыла свой возраст, чтобы попасть в медицинскую службу, и как яростно возмущался ее отец.

— Мама была в ужасе, отец просто взбесился, а я только и делал, что бегал по поручениям командиров, которые сами понимали не больше моего.

Вдруг Мейси притормозила, сбросив скорость. От новой догадки у нее по коже пробежал холодок.

— А что случилось с твоим братом? — Мейси смотрела на Билли, повернув голову и вцепившись в руль.

Билли бросил взгляд в окно.

— Получил свое. Желторотый дурачок. Шестнадцать лет от роду, а уже землю парит в чужом краю, где и языка-то местного не знал. И все из-за чертова пера!

— Почему ты никогда об этом не рассказывал?

— Так сколько воды утекло уже, мисс? Признаться, каждый раз, как птицу вижу, то есть смотрю на нее, мне все кажется, что вот сейчас она крыльями захлопает и перьев набросает. И каждый раз, как увижу перья, так сразу перед глазами наш Бобби: бежит за мной с пером в руке и кричит: «Она назвала меня трусом! Слышал, Билли? Трусом! Теперь все решат, что я негодный!» Не был он трусом никогда. Парнишка в шестнадцать лет погиб.

Билли снова потер ногу. Мейси решила не нарушать тишину. «Нужно отвезти его в Челстоун как можно скорее».

— Билли, мне так жаль.

— Сына в его честь назвал. Надеюсь, больше войн не будет, иначе я и его потеряю. Этого больше всего боюсь, мисс. Боюсь, когда он совершеннолетним станет, опять война начнется.

Мейси робко кивнула.

— Так что там стряслось? Ну, что вы такого узнали, чего раньше не замечали?

 

Глава девятнадцатая

Вернувшись в контору вместе с Билли, Мейси решила позвонить в Скотленд-Ярд.

— Как говаривала моя старуха-мать, если хочешь что-то спрятать, прячь на видном месте. Она так всегда изрекала, когда я по пятницам отдавал ей конверт с недельной зарплатой. Мама забирала деньги, засовывала в горшок на столе, а потом выдавала мне пару шиллингов. Может, мисс Уэйт тоже прячет что-нибудь на видном месте?

Мейси жестом попросила его замолчать — на том конце провода сняли трубку.

— Инспектор, не могли бы мы с вами встретиться и обсудить дело Седжвик — Фишер? Я располагаю сведениями, которые могут вас заинтересовать.

В трубке раздался громкий вздох.

— Это связано с мистером Фишером?

— Нет… нет, не совсем.

— Мисс Доббс, у нас нет ни малейших сомнений в том, что мы арестовали кого следует.

Мейси закрыла глаза. Нужно было действовать осторожно.

— Мои новые наблюдения могли бы вам пригодиться.

И снова вздох на фоне приглушенных голосов.

Неужели этот звонок Стрэттону стал всего лишь поводом для шуток среди полицейских Скотленд-Ярда? Придется рискнуть. Мейси не имела права скрывать доказательства, в важности которых была уверена. Если полиция откажется прислушаться, это будет уже другое дело.

— Послушайте, мисс Доббс, я благодарен вам за любую информацию. Очевидно, в моем положении по-другому и не скажешь, но, если ваши сведения касаются Фишера, я буду весьма рад их заполучить. Однако дело в том, что мы считаем большинство так называемых «ниточек» лишь пустой тратой времени. Особенно если убийца уже у нас в руках.

— Вы взяли под стражу невиновного и сейчас обязаны меня выслушать!

— Нет, мисс Доббс, это вы меня послушайте!

— Но, инспектор Стрэттон, есть вероятность…

— Ладно, мисс Доббс, — ответил Стрэттон раздраженно. Однако Мейси знала, что задела его чувство долга. — Встретимся в кафе на углу Оксфорд-стрит и Тоттнем-Корт-роуд через — сейчас прикину — полчаса.

— Благодарю вас, инспектор Стрэттон. Я прекрасно знаю это место — по диагонали от магазина Джозефа Уэйта.

— Именно. Увидимся через полчаса.

— До встречи.

Мейси повесила трубку и, сложив губы трубочкой, шумно выдохнула.

— Не слишком-то он дружелюбный, а, мисс?

— Более чем. Надо быть поосторожней. Рассказав все Стрэттону, я рискую лишиться его доверия или вовсе настроить его против себя. Как бы то ни было, если он согласится меня выслушать, ему придется вернуться в полицейский участок и снять обвинения с Магнуса Фишера.

— Что с ним не так?

Мейси вынула из портфеля свернутый льняной платок и подошла к столу, где была разложена и приколота к столешнице карта дела. Она жестом пригласила Билли подойти.

— Полагаю, ему мешают воспоминания о прошлом и полицейское звание. И конечно, он должен быть осторожен, потому что, если бы мне пришлось заключать пари…

— А мы-то знаем, что вы не из таких, — заметил Билли с улыбкой.

— Нет, но если бы пришлось, я бы поставила на то, что Колдуэлл метит на его место и постоянно наступает ему на пятки, осложняя жизнь. Так что Стрэттону придется действовать осторожнее, чтобы чужие глаза не увидели, кто снабжает его информацией.

— А что там с прошлой жизнью?

Мейси склонилась над картой и развернула платок.

— В общем, он вдовец. Его жена умерла при родах лет пять назад, оставив его с сыном на руках.

Билли поморщился.

— Ох, мисс, чтоб мне провалиться! Какой ужас! Лучше б вы мне не рассказывали. Теперь каждый раз при встрече с ним буду это вспоминать. — Билли наклонился над картой. — А что у нас тут?

— Перышки. Белые перышки. Я собрала их во время обысков. Каждое связано с одной из женщин. Первые два обнаружились рядом с местом, где жертвы виделись с убийцей. А в случае Розамунды Торп перышко оказалось в кармане платья, которое было на ней в момент гибели.

— Ух! — Билли вздрогнул.

— Они тебя не укусят. Женщины, раздававшие их во время войны, были куда опаснее.

Билли смотрел, как Мейси опустила перышки на схему, закрепив каждое каплей клея.

— Вы знаете, кто убийца, мисс?

— Нет, Билли, не знаю.

Глядя на нее искоса, Билли на минуту задумался.

— Но у вас уже есть версия. По всему видно.

— Да, Билли, есть одна. Но это всего лишь версия. А пока что нам предстоит хорошенько поработать. Мы должны отыскать Шарлотту Уэйт. И вот что я хочу сделать…

Билли щелчком раскрыл блокнот, готовый записывать поручения, а Мейси принялась с закрытыми глазами перебирать варианты:

— Зверь прячется в логово, если ранен или ему угрожает опасность. Допустим, что Шарлотте могло ничего и не угрожать. Вполне вероятно, она просто хотела уехать и избавиться от необходимости быть дочерью Джозефа Уэйта. Необходимо учесть, Шарлотта могла отправиться в Европу, в конце концов, она хорошо знает Люцерн и Париж. Попытайся проверить список пассажиров поездов, отправление которых совпадает с расписанием пароходов. Шарлотта могла поехать через станцию Эплдор по железной дороге в Эшфорд. Или же сначала она вернулась в Лондон. Мисс Уэйт могла уехать сотней различных способов. Проверь аэродром в Кройдоне и «Империал эйруэйз»… а еще есть один в Кенте — в Лимпне. Проверь все отели Лондона, какие сможешь. Но с самых дорогих не начинай. Сначала выбери отели попроще, но не совсем захудалые. Позвони Джеральду Бартрапу. Нет, зайди к нему. Следи за ним повнимательнее, особенно когда спросишь, видел ли он Шарлотту в последние двадцать четыре часа. Глядя на него, Билли, прислушивайся к своим ощущениям. Ты сразу поймешь, если он соврет.

Список поручений оказался длинным, и Билли предстояло трудиться до самого вечера. Мейси стало интересно, имела ли Шарлотта личный счет, о котором больше никто не знал, где откладывала деньги на черный день. Куда она сбежала? Где же она сейчас?

Несмотря на то что разговор с инспектором Стрэттоном не заладился, Мейси с нетерпением ждала встречи. Она знала, он восхищался ею и осторожно пытался развивать их знакомство. Но сколь неблагоразумно было соглашаться на такую встречу? Разве, сблизившись с ним, она рискует своей работой и репутацией?

От Фицрой-сквер Мейси пошла по Тоттнем-Корт-роуд к кафетерию, где у входа уже ждал Стрэттон. В знак приветствия он приподнял шляпу и открыл перед ней дверь.

— Вон там есть свободный столик. Определенно это заведение скорее забегаловка, нежели кафе, но зато подают быстро. Чай и тосты с джемом?

— Прекрасно, инспектор Стрэттон, — ответила Мейси, вдруг осознав, что с завтрака ничего не ела.

Она присела на скамью у стены, оклеенной цветистыми обоями, уже выцветшими и местами заляпанными. В ожидании Стрэттона, у кассы расставлявшего на поднос чашки с чаем и блюдца с тостами и джемом, Мейси расстегнула жакет и посмотрела в окно. Вытянувшись, она наблюдала за людьми, входившими и входившими в продовольственный магазин Уэйта на другой стороне улицы. «А еще говорят, кругом безденежье!»

— А вот и угощение, — произнес Стрэттон, опуская на стол поднос, затем придвинул стул и сел напротив Мейси. — Здесь такой крепкий чай — ложкой не провернешь.

— Что может быть лучше перестоявшего чая прямо из электрочайника, инспектор? Во Франции только им и спасались.

— Да, скажу я вам, бывало, термос с крепким чаем помогал выдержать ночное дежурство. Перейдем к делу. Я пришел сюда не чай обсуждать. Что вы нашли, мисс Доббс? Знаю, обнаружив тело Лидии Фишер, вы что-то выискивали.

— Лидия была подругой Шарлотты Уэйт. Джозеф Уэйт нанял меня разыскать его дочь, которая временно уехала из дома. Он мой клиент. — Мейси потянулась за треугольным тостом. Она сильно проголодалась и, тут же откусив, промокнула уголки рта носовым платком. В этом заведении салфетки не были предусмотрены.

Стрэттон вздернул бровь.

— Да уж, не разгуляешься, разыскивая пропавшую незамужнюю девушку, с вашего позволения, мисс Доббс, — заметил инспектор, принимаясь за тосты.

— На оплату конторы, жалованье помощнику и содержание маленькой машинки хватает, инспектор, — огрызнулась Мейси, сверкнув глазами.

Стрэттон улыбнулся.

— Так мне и надо, верно? Ладно, поговорим серьезно. Что вы хотели мне рассказать?

— Лидия Фишер и Филиппа Седжвик в прошлом дружили.

— Я знаю!

— Так же как и Розамунда Торп из Гастингса.

— Которая?

— Которая мертва. Считается, что она покончила с собой за несколько недель до убийства миссис Седжвик.

— А какое отношение… это имеет к нашему расследованию?

— Когда-то они все дружили: три покойные женщины и Шарлотта Уэйт. Если хотите, такая была у них компания.

— И?..

Мейси бросила на Стрэттона оценивающий взгляд. «Он специально прикидывается тупицей».

— Инспектор Стрэттон, люди, знавшие Розамунду Торп, не верят, что она решилась на самоубийство. Кроме того, четыре подруги как будто договорились больше не встречаться. Полагаю, их разлучил стыд. Считаю, что во время войны мужчинам в гражданской одежде они раздавали белые перышки.

— Вот же ведьмы!

— И… — Мейси умолкла. Рассказать ему о найденных перышках? Он меня не засмеет? — И… я полагаю, что Магнус Фишер не убивал ни жену, ни Филиппу Седжвик. Вам нужен человек, который…

— Мы уже его поймали!

— Инспектор, почему вы так… так… торопитесь осудить Фишера?

— Не имею права говорить.

— Общественность хочет увидеть убийцу за решеткой, и вы — вместе с Колдуэллом — решили ей угодить.

Стрэттон вздохнул:

— И мы правы. Перед нами дело совершенно очевидное.

От злости Мейси сжала кулаки.

— И вы не выносите мужчину, который бросил жену и лишил другого любимой женщины.

— Послушайте, мисс Доббс, оставьте эту работу профессионалам. Я знаю, раньше вам везло. Вы помогали нам, когда еще работали на человека высокой репутации, но сейчас… не вмешивайтесь! — Стрэттон встал. — Надеюсь, мы еще увидимся в менее напряженных обстоятельствах.

Мейси сгорала от желания оставить за собой последнее слово, однако понимала, что им нельзя расставаться на ссоре.

— Да, верно, инспектор. Простите, если задела вас. Однако вскоре я вновь свяжусь с вами.

Стрэттон вышел из кафетерия, а Мейси снова села. «Как же я сглупила! Нельзя было давать себе волю. Я заметила по его поведению, по его позе и манере речи, что он непреклонен. Нужно рассказывать полиции только то, что они станут слушать. Стоило ли упоминать о перьях? Нет, он бы только посмеялся».

Мейси собрала вещи и направилась к выходу.

На повороте на Тоттнем-Корт-роуд она вдруг остановилась, оглянувшись на сине-золотую витрину магазина «Международной торговой сети Уэйта». Развернувшись, Мейси двинулась к входу в самый заметный с улицы продовольственный магазин Джозефа Уэйта.

И вновь, войдя в шумную сутолоку магазина, она смотрела, как продавцы, вытянувшись, указывали на сорта сыра и кивали или поднимали для осмотра кусок мяса. Вокруг взвешивали сухофрукты, отсчитывали печенье, и неизменно туда-сюда передавались деньги, а продавцы мыли руки. Мейси стояла в углу, рядом с округлым столом, на котором были разложены свежие, едва привезенные из-за границы, продукты. Да, здесь определенно водились деньги, тогда как в других районах Лондона в благотворительные столовые выстраивались длинные очереди.

Она следила за деловой суетой, царившей во владениях Джозефа Уэйта. «Почему я вернулась? Что-то ждет меня здесь? И что же? Что я упустила в прошлый раз?» Окинула взором стены, замысловатую мозаику, которая наверняка обошлась хозяину в целое состояние. Потом перевела взгляд на блестящий деревянный пол, а затем на мальчика, обязанного сновать с метлой, дабы покупатели Джозефа Уэйта не увидели под ногами ни крошки.

Никто не обращал внимания на элегантно одетую молодую даму, стоявшую без сумки, явно не собиравшуюся ничего покупать и даже не шагнувшую к прилавку. И продавцы, и покупатели были слишком заняты своими обязанностями и поручениями, чтобы заметить, как она закрыла глаза и положила руку на грудь в области сердца. На секунду, на мгновение Мейси погрузилась в себя, прислушиваясь к внутреннему голосу в этом многолюдном месте. Затем, словно следуя приказу, открыла глаза и взглянула на стену над дверью, где висела памятная доска с именами всех погибших работников фирмы Уэйта. Мейси рассмотрела табличку с именем сына Уэйта, Джозефа, любимого наследника новоявленного бизнесмена — человека, известного своим несгибаемым характером, но временами сострадательного, человека противоречивого. «Не останавливайся», — сказал голос в голове Мейси, и она повиновалась. Прочла все имена с самого начала: Ансворт… Денман… Марчант… Николс… Питерс… так много, ох, как же их много… Ричардс, Робертс… Симмс, Симпсон… Тимминс… Фарнуэлл… Эвери… Имена нашлись на все буквы алфавита. Мейси молча читала имена, бесшумно шевеля губами, как учительница, проверявшая школьный журнал. Потом она остановилась. Закрыла глаза. «Ах да. Конечно».

Вновь открыв глаза, Мейси обвела взглядом прилавки, пока не заметила продавца постарше.

— Простите, вы не могли бы мне помочь?

— Да, мадам, конечно. Сосиски совсем свежие, утренние. Их готовили наши мясники. Мистер Уэйт их лично обучал. Так что это лучшие сосиски в Лондоне.

— О, прекрасно. Не подскажете, где мне найти кого-нибудь, кто работал здесь во время войны? Кто мог бы знать вон тех юношей? — Она указала на памятные таблички.

— Но, мисс, там же имена со всего города. А хотя, знаете, старик Джемпсон на складе знал почти всех лондонских работников. Они все вместе на войну пошли, ну, знаете, по дружбе. Большинство наших добровольцев проработали на складе — там начинают все новички, там же и туши разделывают, прежде чем в магазин отправить. Мясо у нас доставляют в специальных грузовиках со льдом.

— Не подскажете, где находится этот склад?

— На том берегу. В районе Ротерхайд, «кладовой Лондона», где располагаются все склады. Давайте напишу вам, как добраться. Найти нетрудно, он рядом с доком Сент-Сейвьер, мадам. Вы чья-то родственница?

— Просто знакомая.

— Понимаю. Перед войной на складе работал сын самого мистера Уэйта. Мистер Уэйт устроил его на самую низовую должность. Сказал, пусть, мол, сам поднимается наверх, как все. — Продавец отошел от прилавка и вернулся со сложенным листком бумаги, который передал Мейси: — Возьмите, мадам. А теперь сколько сосисок вам взвесить на ужин?

Мейси собиралась было отказаться, но потом передумала. Улыбнувшись продавцу, она сказала:

— Замечательно. Фунт, пожалуйста.

— Пожалуйста, — ответил продавец и жестом, позаимствованным у Джозефа Уэйта, растянул нитку из связки напоминающих луковицы свиных сосисок и уложил их на весы. Семья Бил сегодня славно поужинает.

— Ну как, со Стрэттоном гладко прошло, мисс?

— Хотела бы я ответить «да», Билли. Начало было неплохое, но потом говорить с ним стало сложнее.

— Смешно даже. Он всегда казался рассудительным малым.

Мейси сняла макинтош, шляпу, перчатки и положила портфель и коричневый бумажный пакет на стул.

— Он успокоится, и, когда дело закроется, мы опять будем беседовать все вместе, Билли. Человек в его положении просто не может себе позволить разбрасываться возможностями и особенно людьми, с которыми раньше советовался. Нет, борьба идет сразу в двух местах: в департаменте полиции и в душе самого Стрэттона. И пока они считают, что мы не суем нос в их дела, я спокойна. — Мейси посмотрела на часы: — Ох, ты только посмотри, Билли! Уже половина пятого. Давай пройдемся по некоторым деталям по делу Уэйта и обсудим планы на понедельник. Завтра утром первым делом я еду в Челстоун: мне нужно увидеться с отц…

Ее перебил телефонный звонок.

— Фицрой пять… Мисс Уэйт, где вы? С вами все в порядке?

— Да. — В трубке затрещали помехи.

— Мисс Уэйт? Мисс Уэйт, вам может угрожать опасность. Скажите, где вы!

Молчание.

— Мисс Уэйт? Вы меня слышите?

— Да-да, слышу.

— Вы могли бы пока не класть трубку? Связь ужасная.

— Я звоню из телефонной будки.

— Почему вы позвонили мне, мисс Уэйт?

— Я… мне… мне нужно с вами поговорить.

— О чем? — спросила Мейси настойчиво и тут же затаила дыхание.

— Я вам не все… рассказала…

— А сейчас расскажете?

Молчание.

— Мисс Уэйт?

— Нам нужно поговорить наедине, при личной встрече.

— Где вы? Я сейчас приеду.

Мейси показалось, что она слышит плач Шарлотты. Потом снова молчание, только потрескивали помехи.

— Мисс Уэйт? Вы все еще на линии?

— Ох, все бесполезно. Бесполезно…

Раздался щелчок, и связь прервалась. Мейси повесила трубку.

— Черт возьми!

Глаза Билли расширились.

— К чему это вы, мисс?

— Звонила Шарлотта Уэйт. Сказала, что хочет со мной поговорить. Потом сказала: «все бесполезно», — и бросила трубку.

— Испугалась?

— Наверняка. Связь была ужасная. Она могла звонить откуда угодно. Между прочим, на заднем плане был какой-то шум. — Мейси закрыла глаза, словно пытаясь заново прослушать разговор. — Что же там шумело?

— Вы все еще хотите, чтобы я это закончил? — спросил Билли, указывая на список поручений.

— Да. Как знать, может, она уже в Париже. Или в отеле где-нибудь на Эджвер-роуд. Но мы хотя бы знаем, что она жива. Уже поздно, но сегодня можешь начать, завтра с утра продолжишь.

— Хорошо, мисс.

— Перед визитом к отцу мне нужно поговорить с леди Роуэн. А потом я сразу же вернусь в Лондон и продолжу поиски Шарлотты.

— Чем нам поможет ее светлость?

Мейси обернулась к Билли.

— До войны она участвовала в движении суфражисток и многое знает о работе других женских объединений. Мне пригодятся любые сведения.

— Знаю, мисс.

Мейси взглянула на Билли, подошла к своему столу и со вздохом произнесла:

— Билли, удели делу еще полчаса, а потом отправляйся домой. День сегодня выдался трудный. Да и неделя была не из простых. А завтра утром посвятишь этому делу еще несколько часов.

— О, спасибо, мисс. Хочу увидеть моих сорванцов перед сном.

— Ах да, Билли… тут кое-что для тебя, — сказала Мейси, протягивая помощнику коричневый пакет.

— Что это, мисс?

— Фунт сосисок Уэйта. Говорят, лучшие в Лондоне.

Вскоре после того как Билли отправился назад в Уайтчепел, Мейси забралась в «эм-джи», завела мотор и выехала с Фицрой-сквер. По телефону она выяснила, что склад Уэйта в Ротерхайде открыт до позднего вечера, пока не закончится погрузка завтрашних товаров в машины доставки. Мистер Джемпсон, управляющий складом, оказался на месте и любезно согласился увидеться с Мейси, как только она приедет.

Вдоль Темзы завывали сирены, пока извозчики, водители и капитаны барж пробирались сквозь непроглядный смог, вновь начавший окутывать Лондон. Мейси вела машину по узким улочкам и переулкам, направляясь коротким путем от доков к береговым складам. Строго придерживаясь направления, она вскоре выехала на мощенную булыжником боковую улицу и остановилась перед распахнутыми створками ворот. Сверху висела сине-золотая надпись: «Международная торговая компания Уэйта. Юго-восточный склад». Охранник в сине-золотой униформе махнул Мейси из сторожки и подошел к ней с планшетом под мышкой.

— Добрый вечер, мисс, — приветствовал он, коснувшись козырька синей фуражки. — Вас ожидают?

— Да, я приехала к мистеру Джемпсону, в контору.

— Ах да, конечно. Он недавно звонил и предупредил о вас. — Охранник наклонился к Мейси и, указывая вперед на освещенный фонарем просторный двор, произнес: — Только не ставьте машину возле грузовиков, а то я получу нагоняй от водителей. Припаркуйтесь возле надписи «Посетители». И пожалуйста, мисс, если не возражаете, развернитесь носом к выходу.

«И здесь тоже становиться носом к воротам?» Вопрос отразился на лице Мейси.

— Так любит мистер Уэйт, мисс, — улыбнулся охранник. — Видите вон ту деревянную дверь? Идите прямо туда, вверх по ступенькам, там вас встретит один из клерков. Я предупрежу их о вашем приходе по телефону.

Поблагодарив охранника, Мейси обратила внимание на то, что даже на обустройство склада хозяин денег не пожалел. Припарковав автомобиль в точности согласно инструкции, она вошла в гранитное здание и поднялась по ступенькам наверх. Там ее встретил молодой человек в темно-серых брюках, начищенных башмаках, накрахмаленной белой рубашке с черным галстуком и в нарукавниках, отделявших рукава от запястий. Из-за уха у него торчал отточенный карандаш.

— Добрый вечер, мисс Доббс. Моя фамилия Смизерс. Прошу сюда, в кабинет мистера Джемпсона.

— Благодарю.

Ее проводили в кабинет.

— Благодарю вас, мистер Смизерс.

Джемпсон жестом предложил Мейси присесть в стоявшее перед столом кожаное кресло. Очевидно, оно предназначалось для посетителей. А рядом находилось кресло попроще.

— Я крайне признательна вам, мистер Джемпсон, что согласились уделить мне время.

— Чем могу вам помочь?

Надо было действовать осторожно. Она уже знала, что работники мистера Уэйта высоко ценили своего нанимателя.

— Не могли бы вы помочь мне в одном деликатном деле?

— Попытаюсь. — Джемпсон, высокий сухопарый мужчина, одетый почти так же, как его помощник, бросил на Мейси настороженный взгляд поверх очков со стеклами в форме полумесяца.

Мейси спокойно откинулась в кресле, и Джемпсон это заметил. «Хорошо». Чувствуя, что теперь можно продолжать разговор, она вновь представила памятные таблички в магазине Уэйта и начала задавать вопросы, терзавшие ее с самого утра, после визита в Далидж.

Час спустя Мейси покинула склады. Мистер Джемпсон и вправду оказался весьма полезным источником. И, провожая ее к машине, он признался:

— Этот разговор мне самому на пользу. Я видел, как все они уходили, а вернулись немногие. Война просто разбила сердце боссу. И семьям он не мог как следует помочь. Должно быть, он чувствовал себя ужасно. Особенно когда об этом ежедневно напоминают глаза собственной дочери. По-моему, удивительно, что он хочет вернуть ее. Как я уже говорил, ему пришлось держать ее дома, особенно после того случая после войны, когда он купил ей квартиру, а она взялась бить окна. Все любили мистера Уэйта, но только не его дочь и не тех гарпий, с которыми она связалась. Знаете, я не стал бы винить тех, кто лишился на войне близких…

Мейси коснулась его руки:

— Спасибо еще раз, мистер Джемпсон, берегите себя. И не волнуйтесь, наш разговор строго конфиденциален.

Коснувшись лба, он попрощался с Мейси, которая уехала, устремившись в густую мглу, прорезанную ревом туманных сирен. Но далеко она не отъехала. Остановившись на набережной, немного посидела в машине, обдумывая планы. В тот же вечер она позвонит леди Роуэн и узнает, не согласится ли та прогуляться вместе с ней перед завтраком. Мейси знала, что пожилые дамы обладают ценной способностью проникать в суть явлений, которые могли оказаться полезными вкупе с имеющимися доказательствами. Первостепенной задачей были поиски Шарлотты. Она уже была готова к признанию? Или ей угрожает непосредственная опасность?

Мейси подняла воротник и вышла из машины. Она прошла вдоль Стены Бермондси, потом остановилась и стала разглядывать густой смог, словно застывший над водой. Стену возвели в Средние века, чтобы сдержать паводок. Потом, чтобы не наступать в грязь, люди стали ходить по самой Стене, которая превратилась в дорогу, а название осталось. Мейси стояла, погрузившись в молчание. Ей казалось, будто она увязла в трясине и не в силах пошевелиться. Шарлотта снова исчезла, и в этом была ее вина. Ряды туманных сирен на берегах Темзы снова протяжно завыли, и Мейси закрыла глаза. «Ну конечно!» Что сказал ей Билли сразу после звонка преподобного Снейта? Что-то о тайнике на самом видном месте? Когда Шарлотта позвонила из телефонной будки, Мейси услышала сирены южного берега реки. Девушка спряталась под самым носом у отца. Она была неподалеку от складов. Но где именно?

Здесь всегда было многолюдно. Искать ее теперь — все равно что искать иголку в стоге сена. Магазин специй Сарсона, пивоварня «Каридж», магазин консервов «Кросс энд Блэкуэлл», кожгалантерея, кондитерская фабрика «Пик Фринс», доки, склады, куда свозят товары со всего света, — Шарлотта могла быть где угодно. Мейси знала, что поездку в Кент нельзя откладывать, и решила сразу же вернуться в Лондон. Шарлотта могла намеренно позвонить из такого места, расположение которого будет трудно установить, чтобы сбить преследователей со следа. Мейси нужен был источник в Бермондси. Она улыбнулась. «Местный парень. Вот кто мне нужен».

 

Глава двадцатая

Покинув Лондон еще на рассвете, Мейси отправилась в Челстоун. В маленьком доме конюха было холодно и неуютно — совсем не так, как было бы, окажись дома Фрэнки Доббс. Мейси принялась раздвигать шторы и открывать окна, впуская в дом лучи утреннего солнца и свежий ветерок. В комнатах царили чистота и порядок — там регулярно прибирались слуги из хозяйского особняка. Фрэнки Доббса очень любили в Челстоуне. В его доме тщательно убирали, ожидая его возвращения. Однако в нем все равно ощущалась нехватка жизни, которую Фрэнки привносил в свое простое жилище. Мейси обошла комнаты, изредка притрагиваясь к отцовским вещам, словно прикосновение к ожидавшим починки ременным постромкам в чулане или его инструментам и щеткам пробуждало присутствие отца. Она составила список домашних дел. Чтобы Фрэнки не приходилось подниматься по лестнице, в небольшую гостиную нужно было перетащить кровать. А комнату наверху надо приготовить для Билли. Ей необходимо было еще раз поговорить с Морисом о предстоящем телесном и душевном восстановлении своего помощника. Не менее важным окажется и содействие ее отца, поскольку Фрэнки мог научить Билли не меньшему, чем Морис, Гидеон Браун или доктор Эндрю Дин.

Закончив, Мейси отправилась к леди Роуэн — та уже прогуливалась неподалеку той же целеустремленной походкой, какой обычно бродила по лужайкам перед особняком.

Леди Роуэн помахала Мейси тросточкой и воскликнула:

— Доброе утро, Мейси! Мускат, брось сейчас же! А ну ко мне!

Мейси рассмеялась, увидев, как к хозяйке, поджав хвост и опустив голову, подошла преисполненная раскаяния собака.

— Этот пес съест все, что угодно, абсолютно! Как я рада тебя видеть, моя дорогая! — С этими словами леди Роуэн сжала в ладонях руку Мейси. Хотя пожилая дама и привязалась к девушке, однако ранг и окружающая обстановка обязывали ее соблюдать этикет. Свои подлинные чувства леди Роуэн проявила лишь однажды. Когда Мейси вернулась из Франции, та обняла ее, сказав: «Теперь мне стало так спокойно, так спокойно, что ты здесь». В тот момент Мейси молчала, просто не зная, что сказать.

— Я тоже рада вас видеть, леди Роуэн, — ответила она теперь, накрывая ладонь дамы своей ладонью.

— Итак, прежде чем перейдем к делу, — заметила леди, бросив взгляд на подопечную, когда они пошли рядом по лугу, — поскольку я знаю, что ты здесь по делу, Мейси, что нового слышно о твоем отце и молодом человеке, которого ты пришлешь ему на замену?

— Что ж, с отцом я увижусь чуть позже, перед отъездом в Лондон. Я уже говорила с доктором Симмсом. Он считает, что отца переведут в реабилитационный центр только через неделю. Мне думается, он проведет там недели три-четыре. А доктор Дин говорит, и того больше. Он уже консультировался с врачами в Пембери и узнал, что мой отец быстро идет на поправку, даже на столь ранней стадии. Все это время за лошадьми будет ухаживать мистер Бил. А когда папа вернется в Челстоун, мистер Бил станет работать под его присмотром.

— А это, как мы обе знаем, означает, что он каждый день станет ковылять в конюшню вопреки рекомендациям врачей.

— Вероятно, хотя я просила мистера Била за ним присматривать.

Леди Роуэн кивнула.

— Мне станет гораздо спокойнее, когда он вернется к своим обязанностям. И тогда я смогу вернуться в город.

— Да, несомненно, благодарю вас, л…

Пожилая дама вдруг подняла руку, перебив Мейси. Они наклонились друг к другу под низкими ветвями величественного бука.

— Чем я могу помочь тебе, Мейси Доббс? — спросила леди с улыбкой. В ее глазах блеснул игривый огонек.

— Я прошу вас рассказать, что вы знаете о различных женских организациях времен войны. Особенно меня интересуют те, что раздавали на улицах белые перья.

Леди Роуэн нервно заморгала, улыбка ее мгновенно растаяла.

— Ах, эти гарпии!

— Гарпии. — Мейси слышала это слово во второй раз за два дня. В воображении возник форзац книги, которую много лет назад давал ей Морис. К ее заданию прилагалась короткая записка: «Изучая древние мифы и легенды, мы узнаем многое о самих себе. Сказки, Мейси, — это не просто выдумка. Они содержат фундаментальные истины о человеческой природе». Черно-белый рисунок углем изображал птиц с женскими головами, улетавших во тьму с человеческими телами в клювах. Голос леди Роуэн мгновенно вернул Мейси в настоящее:

— Конечно, в то время ты либо с головой ушла в учебу в Гиртоне, либо занималась полезным делом на материке. И потому могла не знать о существовании Ордена Белого пера. — Дама замедлила шаг, словно пытаясь помочь прошлому нагнать настоящее. — Еще до всеобщего призыва это движение начал адмирал Чарльз Фицджеральд. Когда первый поток добровольцев иссяк, нехватка солдат на фронте сохранялась. И адмирал решил, что лучше всего заманивать мужчин на войну с помощью женщин. Помню, как повсюду начали появляться эти листовки. — Тут леди Роуэн низко и сурово произнесла: — «Ваш сын уже носит форму?»

— Ах да, помню, видела такое на вокзале, перед тем как записалась в медицинскую службу.

— Они собирались поручить женщинам ходить по улицам и раздавать белые перья — знак трусости — юношам без формы. А, — тут леди многозначительно подняла указательный палец, — те две женщины — написавшая «Алый первоцвет» — как же ее звали? Ах да, Орци — венгерская баронесса, которая яро поддерживала Фицджеральда, и Мэри Уорд, то есть миссис Хамфри Уорд.

— Вас они никогда не интересовали, верно?

Леди Роуэн поморщилась. Мейси настолько была поглощена рассказом дамы, что совсем позабыла о раскинувшихся вокруг и поросших лесом пустошах Кента. Они подошли к воротам и ступеням через ограду. Будь Мейси одна, она перелезла бы через забор с проворством бежавших перед ней трех собачек. Но тут потянула на себя щеколду поржавевшего железного замка и пропустила вперед леди Роуэн.

— Признаться, нет, не интересовали, — продолжила дама. — Миссис Уорд совершила немало добрых дел. Помогала получить образование тем, кто не имел возможности учиться, организовывала игровые площадки для детей, чьи матери работали на производстве, все в таком роде. Но она резко отзывалась о суфражистках, мы с ней были как огонь и лед. Миссис Уорд уже давно умерла, конечно, однако она поддерживала самый ужасный метод вербовки мужчин: женское презрение. Что же до самих женщин…

— Да-да, они меня крайне интересуют, особенно те, что раздавали перья.

— Ах да, — вздохнула дама. — Знаете, я иногда думаю о них. Что заставило их заниматься этим? Что заставляло девушек говорить: «О да, конечно, я согласна. Я пойду по улице с сумкой белых перьев и стану раздавать каждому юноше в гражданской одежде, даже если увижу каждого впервые в жизни!»

— А теперь, спустя столько времени, каково ваше мнение?

Леди Роуэн вздохнула и остановилась, опершись на трость.

— Мейси, этот вопрос скорее по твоей части. Это же ты изучаешь мотивы чужих поступков?

— Но? — попыталась Мейси побудить леди Роуэн высказаться.

— Каждый раз размышления о прошлом тревожат меня. Какое-то время правительство считало суфражисток сборищем алчных отщепенцев, но после объявления войны наши ряды раскололись. Одни стали любимицами премьер-министра Великобритании Ллойда Джорджа, убеждавшего женщин отпустить мужей на войну и взять на себя их работу, пока они не вернутся. Другие же, вместе с остальными женщинами Европы, выступили за мир. Честно говоря, полагаю, в глубине души они просто не хотели оставаться в стороне. В каждой из нас живет Боудикка, — заметила леди Роуэн с грустной улыбкой. — Но некоторые женщины, особенно девушки, бесцельно проживавшие жизнь, ощутили свою важность и сопричастность к какому-то делу, возможно, даже некоторое родство. И, собравшись вместе, вынуждали юношей идти на войну. Интересно, быть может, они даже играли, начисляя себе баллы за каждого мужчину, которого удавалось склонить к военной службе.

Мейси и пожилая леди одновременно повернулись и направились обратно к особняку. Некоторое время они шли молча, а потом леди Роуэн снова заговорила:

— Ты не скажешь мне, зачем ты спрашивала меня об этом? Откуда такой интерес к ордену Белого пера?

Мейси глубоко вздохнула.

— У меня есть основания полагать, что недавние убийства трех женщин связаны с этим женским движением.

Леди Роуэн кивнула. Казалось, она осталась недовольна тем, что ранняя прогулка подошла к концу.

— Вот что я ненавижу в войне: она не заканчивается даже после победы. Конечно, кажется, что все опять друзья-товарищи, снова заключают все эти международные соглашения, контракты, союзы и прочее. Но война ведь еще не угасла в людских сердцах, верно? — Она обернулась к Мейси. — Боже, я говорю, как Морис!

Они пошли среди ухоженных лужаек по дорожке к особняку.

— Мейси, позавтракаешь со мной?

— Нет, мне уже пора. Но прежде разрешите воспользоваться вашим телефоном?

— Тебе не нужно спрашивать разрешения. Действуй. — Леди Роуэн помахала Мейси. — И береги себя, слышишь? Мы ждем твоего мистера Била к концу месяца!

«Если только успею закрыть дело», — на бегу подумала Мейси.

— Мисс Доббс, я так рад вас слышать. Я снова говорил с доктором…

— Я звоню совсем по другому поводу, доктор Дин. Послушайте, я спешу. Вы не могли бы мне помочь? Вы всё еще хорошо ориентируетесь в Бермондси?

— Конечно. Между прочим, раз в две недели по выходным я подрабатываю в лечебнице Мориса.

— А, понятно. — Мейси удивилась, что до сих пор не знала о непрерывной связи Дина с работой Мориса. — Мне нужно отыскать девушку, которая может скрываться в Бермондси. Ей может угрожать опасность, и я должна поскорее найти ее. Как можно скорее. Вы не знаете, кто бы мог мне помочь?

Дин рассмеялся.

— Шпионские страсти какие-то, а, мисс Доббс?

— Я говорю абсолютно серьезно. — Мейси почувствовала, что теряет терпение. — Не можете помочь, так и скажите.

Голос Дина переменился.

— Простите. У меня есть один знакомый. Его зовут Смайли Рэкхем. Обычно он ошивается возле паба «Лук и стрелы». Это недалеко от Саутуорк-парк-роуд, рядом с рынком. В общем, пройдете рынок, на углу будет лавка с выпечкой, там свернете в переулок и выйдете прямо к пабу. Его трудно не заметить. Смайли торгует спичками. Вы сразу его узнаете: у него шрам от губы до уха. Он выглядит так, будто скалится во весь рот.

— О, его ранило на войне?

— Если он и мог где-то воевать, то разве что в Крыму. Но нет, просто мальчишкой Смайли работал на барже, и однажды его зацепило крюком разгрузочного крана. — Доктор рассмеялся. — Зная Смайли, могу сказать, что рот его в тот момент был нараспашку. В любом случае, даже если в Бермондси сейчас немало приезжих, шанса подзаработать он не упустит. Лучше всего начать с него. Хотя пару шиллингов выложить придется.

— Спасибо, доктор Дин.

— Мисс Доббс…

Но Мейси уже повесила трубку. У нее едва оставалось время, чтобы успеть в Пембери к утреннему часу приема посетителей.

Всю дорогу от госпиталя в Пембери до парковки в Бермондси Мейси не переставала винить себя. Разговор с отцом вышел какой-то натянутый. Они оба пытались отвлечь друг друга, стараясь избежать серьезных тем. Ей, слишком озабоченной делами, было не до разговоров о матери. Наконец, заметив ее скованность, Фрэнки спросил: «Никак не отвлечешься от работы, дорогая?» Он настоял на том, чтобы Мейси не задерживалась, и она с облегчением покинула палату, пообещав в следующий раз посидеть подольше. В следующий раз… «Он не молодеет» — стучали в ее голове слова Мориса, когда она на всех парах неслась в Лондон. Теперь предстояло отыскать Смайли Рэкхема.

Прибыв на место, она увидела извивающуюся людскую массу, наводнявшую рынок, который обычно оставался оживленным до поздней ночи. Даже лоточницы были одеты по-мужски: в кепки, потертые жилеты и фартуки из старой мешковины. Они перекликались, выкрикивая цены и приводя в движение шумную толпу. Наконец Мейси нашла паб «Лук и стрелы». Как и предсказал Дин, неподалеку стоял Смайли Рэкхем.

— Мистер Рэкхем? — спросила Мейси, наклонившись к старику.

Его одежда, хоть и опрятная, словно когда-то принадлежавшая джентльмену, явно знавала лучшие времена. Под фуражкой блестели живые глаза, а когда он улыбнулся, на его щетинистом подбородке появилась ямочка. Широкая улыбка лишь подчеркивала багровый шрам, красочно описанный Дином.

— А кто интересуется?

— Меня зовут Мейси Доббс, — ответила она, намеренно переходя на южнолондонский диалект ее детства. — Эндрю Дин сказал, что вы мне поможете.

— Старина Энди предложил заглянуть ко мне, да?

— Да. Энди говорил, что вы тут всех знаете.

— Каждый раз, как кембриджские благодетели зайдут, так всякие загадки загадывают.

Если бы не срочное дело, Мейси наверняка бы рассмеялась. Но сейчас она хотела скорее задать вопрос. Она вынула фото Шарлотты Уэйт и передала Рэкхему.

— Конечно, глаза мои уже не те, что прежде. Верно, придется очками разжиться, — сказал старик и, прищурившись, посмотрел на Мейси. — Знаете, они сейчас так дорого стоят…

Мейси извлекла из кошелька блестящие полкроны и протянула Смайли.

— На хорошие очки хватит. Ладно, что у нас тут? — Старик постучал пальцами по виску. — Придется напрячь мои старые клеточки.

Смайли взглянул на фотографию, поднес ближе и снова сощурился.

— Я все рожи запоминаю. Фотографическая память, так мне говорили. Ладно… — Старик помолчал. — Она как будто нездешняя, правда?

— Вы ее видели?

— Стопроцентной гарантии не дам. Глаза у меня, знаете ли.

Мейси протянула ему флорин.

— Ага. В бесплатной столовке. Я был там пару дней назад, но видел, как она заходила. Только была не такая нарядная, как тут.

— В какой столовой? Где?

— Не в той, что квакеры устроили, а в другой, на Таннер-стрит, недалеко от старого работного дома, — пояснил Смайли, указывая направление.

— Спасибо, мистер Рэкхем.

Его глаза сверкнули.

— Но это не моя фамилия.

— Разве?

— Не-ет. Настоящая фамилия Пойнтер. А называют Смайли Рэкхем, потому что этим я и занимаюсь. — Он постучал по виску. — Но теперь мне пару дней ничего делать не придется. Спасибо вам, мисс Доббс.

Старик зазвенел монетами, а Мейси, махнув на прощание, пошла дальше.

В дверях благотворительной столовой она решила постоять минуту, спрятавшись в тени, откуда можно было незаметно все рассмотреть. Внутри находилось огромное помещение, заставленное рядами столов, покрытых чистыми белыми скатертями. Служащие усердно трудились, стараясь сохранить достоинство людей, потерявших все из-за экономической депрессии, задевшей все слои общества. А на самом дне утешений было мало или вовсе никаких. Мужчины, женщины и дети становились в очереди за тарелкой супа и ломтем черствого хлеба. Потом выстраивались вдоль столов, отыскивая свободное место среди знакомых лиц, изредка приветствуя друзей выкриками, шутили и даже пели, приглашая остальных присоединиться. Она увидела нечто, чего нельзя было купить за деньги: дух единения. Заметила, как мужчина в начале очереди вдруг стал приплясывать, а потом, прихлопывая в такт, запел. И все вокруг подхватили, да так, что даже Мейси, озабоченно искавшая Шарлотту, улыбнулась.

И тут Мейси увидела Шарлотту.

Перед ней возникла совсем иная девушка, ходившая между столами и кухней, переговариваясь с другими работниками. Она улыбалась детям и, иной раз склоняясь над ними, то трепала шевелюру маленького озорника, то разнимала драку из-за игрушки. Два дня. Она провела здесь всего два дня, а люди уже смотрели на нее с восхищением. Глядя, как Шарлотта помогает другой работнице, Мейси покачала головой. «А ведь никто и не знает, кто она на самом деле». И нечто в голосе и походке девушки вдруг кого-то напомнило Мейси. «Прирожденного решительного лидера». Шарлотта пошла в отца.

Мейси вошла в зал.

— Мисс Уэйт? — Она коснулась рукава Шарлотты, когда та возвращалась на кухню с пустым котлом.

— Ой!

Мейси вовремя подхватила котел, удержав от падения, и они вместе поставили его на стол.

— Как вы меня нашли?

— Не важно. Вы хотели со мной поговорить.

— Послушайте, — сказала Шарлотта, озираясь, — я не могу здесь разговаривать, понимаете? Зайдите, когда закончится моя смена. Я работаю до семи, а потом пойду на съемную квартиру.

Мейси покрутила головой:

— Нет, мисс Уэйт. Я больше не выпущу вас из виду. Я побуду здесь, пока вы не закончите. Дайте мне фартук, я помогу вам.

Глаза Шарлотты округлились.

— О, ради Бога, мисс Уэйт, тяжелый труд мне знаком не понаслышке.

Шарлотта унесла пальто Мейси, а когда вернулась, они вместе принялись за работу под аккомпанемент другой шуточной песни голодных лондонцев, которая эхом отдавалась под крышей:

Они вместе вышли из столовой в половине восьмого. Шарлотта шла первой, направляясь по темным улицам к ветхому трехэтажному дому, вероятно, когда-то принадлежавшему богатому купцу, а теперь, спустя двести лет, разделенному на множество квартир и комнатушек. Она снимала на верхнем этаже тесную клетушку с наклонными потолками, где приходилось нагибаться, чтобы не удариться о балки. Хотя на кухне Шарлотта уверенно исполняла роль работницы, теперь она занервничала и сразу же, извинившись, ушла в уборную, расположенную в конце сырого и мрачного коридора. Мейси отнеслась к ее перемене с подозрением и решила подождать в коридоре, поглядывая на дверь в туалет. За несколько минут, проведенных в одиночестве, она мысленно приготовилась к разговору. Мейси глубоко задышала и, закрыв глаза, представила льющийся сверху поток белого света, который окутывает ее теплом понимания и сочувствия, подсказывая слова, способные поддержать девушку и помочь ей избавиться от тяжкого бремени. «Пусть мне не придется судить. Пусть я буду открыта и готова услышать и принять правду, которую узнаю. Пусть мои решения пойдут всем на благо. Пусть моя работа принесет людям покой…»

Шарлотта вернулась, и они вместе, наклонившись, снова вошли в ее комнату. В этот момент Мейси заметила на стене молитву в рамке, весьма вероятно, привезенную Шарлоттой из Кэмденского аббатства в новое убежище в Бермондси:

Милостью Твоей, Боже, даруй им покой.

Когда придешь Ты судить живых и мертвых, даруй им покой.

Покой вечный подай им, Господи, и свет вечный им да сияет.

Да упокоятся они с миром.

Обрела ли Шарлотта покой в Кэмденском аббатстве? А Розамунда, Лидия и Филиппа обрели покой? А убийца? Ждет ли их вечный покой?

Шарлотта придвинула стулья с дощатой спинкой к чахлому огоньку газового камина. Они сели, не сняв пальто: в комнате было слишком холодно. Несколько минут они просидели молча. Потом Шарлотта заговорила:

— Право, не знаю, с чего начать…

Мейси наклонилась и, взяв ее руки в свои согревшиеся ладони, тихо сказала:

— Начните с чего угодно. Мы всегда сможем вернуться к началу.

Сглотнув и сжав губы, Шарлотта заговорила:

— Я… думаю, все началось, когда я поняла, как сильно отец любит моего брата Джо. Не то чтобы он меня совсем не любил. Нет, просто любил его гораздо больше, чем меня. Я была еще совсем девчонкой. Конечно, мама не часто к нам приезжала. Они с отцом не очень-то уживались, полагаю, это вы уже знаете.

Шарлотта затихла и несколько минут сидела молча с закрытыми глазами. Ее руки тряслись. Мейси заметила, как двигались ее веки, словно воскрешение прошлого причиняло ей боль.

— Все было так неочевидно и проявлялось в каких-то мелочах. Отец возвращался с работы и едва замечал Джо, как глаза его сразу загорались. Он трепал его по голове, все в таком роде. А потом видел меня. И мне улыбался уже не так… оживленно.

— Вы с братом ладили? — спросила Мейси.

— О да, да, конечно. Джо был моим кумиром! Он знал, как я к нему относилась. Он вечно выдумывал всякие игры, а когда отец хотел поиграть с ним в крикет, Джо всегда говорил: «Чарли тоже должна пойти с нами». Чарли — так они меня называли.

Мейси слушала молча, потом снова коснулась руки Шарлотты, чтобы та продолжала.

— Не знаю, когда именно, но однажды такое отношение начало меня злить. Думаю, мне тогда было лет двенадцать-тринадцать. Я чувствовала себя так, словно участвую в гонке, в которой мне все равно не победить, а сил продолжать уже не осталось. Конечно, к тому времени мама уже засела в Йоркшире. Отец просто избавился от нее. Дела у него тогда пошли в гору. Открывались новые магазины, и рядом всегда был Джо. Брат был старше меня на семь лет, и отец собирался передать дело ему. Помню, однажды за завтраком я заявила, что хочу делать то же, что и брат: работать у отца и, как все новички, начать с самого низа. Но отец просто рассмеялся. Сказал, что я не гожусь для тяжелой работы — «работенки», как он тогда выразился. «Руки у тебя не для тяжелой работенки».

Шарлотта в точности сымитировала грубый отцовский говор.

— А потом он отправил меня в школу, в Швейцарию. Там было просто ужасно. Я так скучала по Джо, моему лучшему другу. И еще скучала по дому. Но… со мной что-то произошло. Я много об этом думала. — Шарлотта впервые посмотрела на Мейси. — Размышляла о причинах своих перемен. Стала такой… отчужденной. Понимаете, меня так долго отталкивали. — Шарлотта стала запинаться. — Мне просто показалось, что не стоит ничего менять. Если суждено быть отвергнутой, то пусть я там и останусь. Понимаете?

Мейси кивнула. Она понимала.

— У меня появились подруги, девушки из школы: Розамунда, Лидия и Филиппа. Наша школа была из тех, где девушек скорее «умерщвляли», нежели обучали. Так унизительно было сознавать, что, по мнению отца, я гожусь разве что составлять букеты, покупать наряды и правильно обращаться к слугам. А потом, когда объявили войну, мы все вернулись домой в Англию. Конечно, мой отец, крупный бизнесмен… — в тоне Шарлотты Мейси отметила саркастические нотки, — уже обзавелся правительственными контрактами на поставки продовольствия в армию. — Она подняла глаза. — Стоит только задуматься, удивительно, как люди умеют нажиться на войне. Деньги на мои наряды давали солдаты, которых кормил Джозеф Уэйт. — Шарлотта отвернулась в сторону, и некоторое время они сидели в тишине, пока она вновь не собралась с силами продолжить рассказ.

— После возвращения домой нам четверым было совершенно нечем заняться. Мы пробовали вязать шарфы, носки. Сворачивали бинты. Джозеф тогда работал на складе. Он начал с самых низов и к тому времени уже стал клерком. Он учился у мясников, развозил заказы, и все любили «младшего Джо». — Шарлотта снова перешла на южнолондонский акцент, и Мейси тут же подняла на нее глаза.

— Какие отношения складывались у вас с Джо после возвращения?

— В общем, дружеские. Когда я попросилась на работу к отцу и тот отказал, Джо вступился за меня, сказав, что это неплохая идея, хороший пример. — Шарлотта снова смотрела в пустоту. — Джо был отличным парнем.

Мейси молча ждала, пока Шарлотта вновь собиралась с мыслями.

— И вот мы, четыре подруги, уже кое-что умеющие, имели кучу свободного времени, и — что касается меня — деться нам было… некуда. — Шарлотта глубоко вздохнула. — А потом я узнала про орден Белого пера. Увидела на улице плакат. От нас ничего особенного не требовалось. И мы пошли на митинг. — Шарлотта беспомощно протянула руки вверх. — Тогда все и началось.

Мейси внимательно следила за ней. «Прирожденным и решительным лидером».

— Началась наша игра, и играли мы от души. Каждый день храбро выходили на улицу с сумочками, полными белых перьев, и раздавали юношам в гражданской одежде. Все мы брали одинаковое количество перьев, а когда позже встречались, проверяли, все ли раздали. Конечно, мы думали, что поступаем правильно. Иногда… иногда, проходя мимо призывного пункта, замечала там молодых людей, все еще державших в руках перья, которые я им вручила. И тогда думала: «А вот и хорошо».

— Дома никто не знал, чем я занималась. Отец был вечно занят, а Джо трудился на складе. Никого мои дела не интересовали. Джо всегда спрашивал обо мне, когда возвращался домой. Думаю, он знал, что я от рук отбилась. Но я… — Шарлотта коснулась ладонью пряжки пояса на платье, — я обижалась на Джо. Как будто не знала, куда еще деть всю ту гниль, скопившуюся во мне как опухоль. — По щеке девушки скатилась слеза. — А однажды придумала, как достучаться до отца и на время отодвинуть Джо в сторону. Вот только совсем не думала головой. Не знала, что все так и останется навсегда.

Наступило молчание. Мейси растирала вновь похолодевшие руки. «Пусть мне не придется судить».

— Продолжайте, Шарлотта.

Шарлотта Уэйт взглянула на Мейси. Со стороны она могла показаться надменной, но Мейси знала, что девушка искала поддержку.

— Я сказала девчонкам — Розамунде, Лидии и Филиппе, — что мы должны раздать как можно больше белых перьев, и сама же предложила способ, как этого добиться. На складе работало множество парней — курьеров, водителей, упаковщиков, мясников, клерков, и все трудились посменно. Окончание смены отмечалось звоном колокольчика. И я предложила подождать у ворот склада, а когда смена закончится, раздать всем перья. — Шарлотта прижала к губам ладонь, а потом снова заговорила: — Мы раздавали перья всем мужчинам, выходившим из склада, независимо от возраста и должности. А закончив, отправились в главные магазины и побывали везде, куда могли успеть за день. Там тоже раздавали перья. Когда отец нас нашел, я раздала все перья, кроме одного. — Шарлотта опустила подбородок. — Он ехал мимо на машине, а за ним следовала вторая. Дверь открылась, и он вылез весь вне себя от ярости. Отец поручил второму водителю отвезти Розамунду, Лидию и Филиппу по домам, а меня схватил за руку и бросил в машину. — Открыв глаза, Шарлотта вновь посмотрела на Мейси. — Мисс Доббс, вы, конечно, знаете, как во время войны мужчины записывались на фронт «по дружбе», собирались вместе все, кто жил на одной улице, работал вместе?

Мейси кивнула.

— В общем, Уэйт лишился не меньше трети работников, когда мужчины стали скопом записываться добровольцами. «Парни Уэйта», как они себя называли. И с ними был Джо.

Внимание Мейси было приковано к рукам Шарлотты. Ногти одной вонзались в кожу второй. У нее текла кровь. Шарлотта закрыла ранки и продолжила:

— Мой отец — человек неглупый и проследил за тем, чтобы после войны все его люди вернулись на прежнюю работу. Он предлагал работу их женам и дочерям, обещая платить им мужскую зарплату. Во время войны все его работники на фронте регулярно получали посылки от фирмы. Отец умел заботиться о семьях. Вот только на меня его сострадание не распространялось. Рабочие считали его удивительным человеком, настоящим начальником. Детям он всегда устраивал утренники, дарил подарки на Рождество. И всю войну Уэйт помогал им и сам преуспевал.

Шарлотта рассеянно взглянула на свою окровавленную руку и вытерла о край пальто.

— И все погибли. О, некоторые вернулись домой с ранениями, но большинство погибло. И Джо вместе с ними. Его там и похоронили. — Шарлотта снова заглянула в глаза Мейси. — Вот видите, получается, что это я — мы — их убили. О, знаю, вы скажете, что рано или поздно их бы все равно забрали, но я-то знаю, это мы обрекли их на гибель. Если подсчитать всех родителей, невест, вдов и детей, то наверняка получится целый легион людей, желающих нашей смерти.

В наступившей тишине Мейси вынула из кармана твидового жакета новый платок. Она приложила его к ладони Шарлотты и, прижав рукой, закрыла глаза. «Пусть мне не придется судить. Пусть мои решения пойдут всем на благо. Пусть моя работа принесет людям покой…»

 

Глава двадцать первая

Мейси настояла на том, чтобы Шарлотта поехала с ней на Эбери-плейс. Оставлять ее одну в Бермондси было опасно. В дороге они почти не разговаривали. По пути им пришлось сделать крюк до Уайтчепела, где Шарлотта осталась в машине, а Мейси заглянула к Билли, попросив утром зайти в контору. В воскресенье их ждала важная работа.

Зная, что теперь Шарлотта сбегать не станет, Мейси поселила ее в гостевые апартаменты на своем этаже и только потом решила отдохнуть. День выдался долгий, и ночь предстояла длинная: постепенно обретал форму план Мейси, который следовало вскоре осуществить. Шел уже одиннадцатый час, когда она вышла в библиотеку позвонить Морису Бланшу. После первого гудка раздался голос.

— Мейси! — воскликнул Морис, опередив Мейси. — Я ждал твоего звонка.

— Я это предвидела, — ответила Мейси с улыбкой.

Они знали, что теперь, когда дело близилось к завершению, Мейси нуждалась в советах наставника. Словно связанные невидимыми нитями, они прижимали трубки кушам.

— Утром я говорил с Эндрю Дином, — продолжил Морис.

— Вот как. Он звонил по поводу моего отца?

— Нет. Дело в том, что сегодня утром он приехал сюда.

— Да? — Мейси была в замешательстве.

Морис улыбнулся:

— Ты не единственный ученик, который меня навещает, Мейси.

— Ну да, конечно. — Мейси была рада, что Морис не видит, как ее щеки окрасились румянцем.

— В общем, Эндрю привело сюда несколько причин, в том числе и мистер Бил.

— И?..

— Волноваться не о чем, мы просто обсудили, как лучше ему помочь.

— Понятно.

— Полагаю, он вскоре приедет. Через пару дней, не так ли?

— Да, когда дело будет закрыто.

— Мейси, я чувствую, что в твоем деле все уже решено. Ты нашла Шарлотту Уэйт?

— Да. Хотя мистер Уэйт настоял на том, чтобы моя работа окончилась ее возвращением.

— И когда это случится?

— Завтра утром я встречаюсь с Билли в конторе. И мы втроем едем в Далидж в кебе.

— Но у тебя есть и другой план, правда, Мейси?

— Да. Есть.

Мейси слышала, как Морис выбил курительную трубку, как зашуршала пачка табака «Олд Холборн». Закрыв глаза, она представила: ее наставник приготовил трубку, набил табаком и, чиркнув спичкой, прикурил, втягивая ароматный дым. Мейси глубоко вздохнула, ощущая его благоухание. На минуту она вновь превратилась в девчонку, сидящую за столом в библиотеке на Эбери-плейс и вслух читающую конспекты, а рядом с трубкой в правой руке туда-сюда расхаживал ее учитель и вдруг, указав на нее, громко спрашивал: «Скажи, на каких доказательствах основаны твои выводы?»

— Что еще ты хотела сказать? И чем, позволь спросить, занята полиция? — поинтересовался Морис.

— Шарлотта созналась, что тоже провоцировала работников отца пойти на войну, в том числе своего старшего брата Джо. Джозеф Уэйт в нем души не чаял.

Глубоко вздохнув, Мейси пересказала Морису историю, сначала услышанную из уст складского клерка, а потом от самой Шарлотты.

— Она считает себя виновной в преступлении.

— Полагаю, по-твоему, она не способна на убийство.

— Я уверена, что она никого не убивала, хотя может стать следующей жертвой.

— А как же мужчина, арестованный по подозрению в убийстве?

— По-моему, он тоже невиновен. Может, он не самый порядочный человек, но… Розамунду, Филиппу и Лидию не убивал.

— Стрэттон всегда казался мне честным полицейским. К твоим протестам он не прислушался?

Уже не в первый раз за время разговора Мейси испытала чувство единения со своим наставником, ощущение интеллектуальной близости, которое не могли нарушить даже его расспросы.

— Инспектор Стрэттон поддался своим предубеждениям. Его жена умерла при родах, и он остался с сыном на руках. Душевный разлад затуманил его разум. А обвиненный в убийстве Магнус Фишер — человек неприятный, который к тому же обманывал женщин. Более того, он сам признает, что женился на Лидии ради денег.

— А, понятно.

— Я несколько раз пыталась высказать инспектору свои подозрения, но все без толку. Стрэттон просто отказывается верить в невиновность Фишера, пока я не преподнесу ему настоящего убийцу на блюдечке.

— Да, действительно. — Морис глубоко затянулся трубкой. — И ты собираешься заманить убийцу в ловушку?

— Да. — Мейси кивнула.

Морис снова заговорил:

— Мейси, расскажи еще раз об орудии преступления.

— Сэр Бернард Спилсбери заключил, что жертв травили, как установил Катберт, морфином. В двух случаях после наступления смерти их жестоко искололи.

— Чем?

— Штыком винтовки «ли-энфилд».

Морис кивнул.

— После смерти жертв убийца дал волю ярости.

— Да.

— Любопытно.

— Гнев, боль, душевные муки… одиночество, — сказала Мейси. — Здесь возможен целый коктейль мотивов.

— Шарлотта права, Мейси. Убить мог любой из нескольких сотен людей.

— Любой мог жаждать мести, но не всякий стал бы мстить таким образом. Убийца — измученный человек, страдающий изо дня в день. Его боль не утихает ни на минуту. И однажды он узнал, что свершенное правосудие не в силах унять боль утраты. Он вовсе не из числа скорбящих родственников, Морис. Нет, это кто-то особенный.

Морис кивнул.

— И ты знаешь, кто это, не так ли?

— Да. Думаю, да.

— Прими все меры предосторожности, Мейси.

— Конечно.

— Хорошо.

На минуту воцарилось молчание, а потом Морис тихо произнес:

— Не поддавайся состраданию, Мейси. Не позволяй себя обмануть. Не позволяй жалости владеть тобой. Знаю, убийцу нужно остановить, ведь он может стремиться унять свою боль, отомстив Шарлотте. И он продолжит убивать. Нам с тобой не раз угрожала опасность, Мейси. Помни все, чему научилась. А теперь — действуй. Тебе нужно подготовиться. Завтра предстоит тяжелый день.

Мейси кивнула.

— Я свяжусь с тобой, когда все закончится, Морис.

Прежде чем лечь спать, Мейси снова надела пальто и шляпу и выскользнула из дома. Она вспомнила совет наставника, полученный во время работы над их первым делом: «Прогулка в незнакомой местности, которую мы не привыкли видеть ежедневно, побуждает нас действовать раскованнее и смотреть на собственные выводы под новым углом. Чтобы расшевелить ум, Мейси, нужно шевелиться самой». Гуляя по тихим ночным улицам Белгравии, она поняла, что в последней фразе Морис сделал одно предположение, и причем совершенно ошибочное.

Мейси провела не один час в безмолвной медитации и теперь была готова ко всему. Она позвонила в резиденцию Уэйта, а затем легко позавтракала на кухне. Сандра рассказала, как сама отнесла в гостевые апартаменты поднос с завтраком и наполнила для мисс Уэйт ванну. После недолгих приготовлений Мейси постучалась к Шарлотте.

— Доброе утро, — отозвалась девушка из-за двери.

— Вы готовы, мисс Уэйт?

— Да.

— Что ж, тогда в путь? Жду вас у парадного через двадцать минут.

На Фицрой-сквер, где было по-воскресному тихо, они прибыли в десять. Едва они подъехали к зданию в георгианском стиле, в котором находилась контора Мейси, на площадь вышел Билли.

— О, как раз вовремя, — сказала Мейси. — Вот и мой помощник. Он уже получил задание и поедет с нами в Далидж.

После формального знакомства они вошли в контору. Билли помог Шарлотте раздеться. Мейси сняла жакет и повесила на дверь.

— Перейдем к делу. Мы должны выехать к часу пополудни. Пока времени у нас достаточно, и можно обсудить наши шаги. — Мейси жестом пригласила Шарлотту и Билли сесть. На стол, на котором обычно разворачивали карту дела, положили огромный лист бумаги.

— Вот как мы поступим. — Мейси взяла ручку и принялась объяснять.

За время ее монолога Шарлотта дважды выходила, и оба раза Билли ожидал ее за дверью кабинета — на случай если она решит сбежать. Больше ничего Мейси не отвлекало, и наконец она отодвинула стул и подошла к телефону на своем столе. Она набрала номер резиденции Уэйта.

— Здравствуйте. Говорит Мейси Доббс. Я хотела бы удостовериться: все ли необходимое для возвращения мисс Уэйт уже подготовлено? — Шарлотта и Билли внимательно смотрели на Мейси. — Да, конечно, я говорила с мистером Уэйтом утром и знаю, что он собирался в Йоркшир. Он возвращается во вторник, не так ли? Да, хорошо. Однако прошу не забывать: мисс Уэйт не желает ни с кем видеться и о ее возвращении никто не должен знать. Да, она сразу же займет свои апартаменты, и я останусь с мисс Уэйт, пока она не придет в себя. Вполне. Да. Нет, ни с кем абсолютно. Хорошо. Верно. Благодарю вас.

Повесив трубку, Мейси повернулась к помощнику:

— Билли, пора найти кеб.

— Я мигом, мисс, — сказал он, потянувшись за пальто.

Когда дверь за Билли захлопнулась, Мейси повернулась к девушке:

— Итак, вы понимаете, что от вас требуется?

— Конечно. Весь риск вы берете на себя.

— Только не забудьте, что вас ни в коем случае не должны узнать. Это крайне важно.

— А вы полагаете, что через несколько часов все будет кончено?

— Я полагаю, что убийца не заставит себя ждать.

Вернулся Билли, покрасневший от напряжения.

— Билли, я же просила тебя не бежать!

— Мисс, кеб ожидает. Пора ехать.

Они забрались в кеб. По дороге никто не произнес ни слова: каждый мысленно проигрывал роль, которую предстояло сыграть. Прибыв к особняку Уэйта в Далидже, Билли взял сумочку Шарлотты.

— Все в порядке? — Мейси обняла девушку за плечи и повела к дому. Шарлотта опустила голову, и лишь несколько локонов выглядывали из-под плотно облегавшей голову серой шляпки.

— Да, я не подведу вас.

— Я знаю.

Не успели они подняться на первую ступеньку лестницы, ведущей к парадному, как дверь перед ними отворилась. Мейси кивком поздоровалась с мистером Гаррисом и торопливо повела Шарлотту в дом.

— Благодарю вас. Мы сразу направимся в комнату мисс Уэйт.

Дворецкий поклонился и, кивнув Билли, вошедшему с сумочкой Шарлотты в руках, последовал за женщинами наверх.

— Билли, подожди за дверью. Я тебя позову.

— Хорошо, мисс, — ответил помощник и вышел, закрыв за собой дверь в комнату Шарлотты.

Мейси сняла пальто, шляпу, а затем и блузку.

— Поспешите, я хочу, чтобы вы ушли как можно скорее.

Шарлотта принялась раздеваться.

— Я… я не привыкла…

Мейси указала на ванную:

— Разденьтесь там, оставьте одежду и накиньте халат.

Шарлотта убежала в ванную, а Мейси уже заканчивала раздеваться. Спустя несколько минут девушка отворила дверь и снова вошла в свою тесную гостиную. Мейси указала на ворох одежды на стуле:

— Теперь наденьте это и немного распустите волосы. Я вернусь через минуту.

Она спешила изо всех сил. Руки похолодели, было трудно застегивать пуговицы на платье Шарлотты. Возможно, переодеваться не стоило, но Мейси хотела быть готовой к тому, что кто-то может заглянуть в комнату с улицы. Тогда прятаться придется Билли.

Вернувшись в гостиную, Мейси остановилась, опешив:

— Боже… не увидела бы — не поверила.

— Ваша одежда прекрасно мне подошла, мисс Доббс.

— И шляпка вам тоже к лицу.

Шарлотта улыбнулась.

— Я… я должна вас поблагодарить…

Мейси прервала ее жестом:

— Ничего не говорите… по крайней мере пока. Еще не вечер. Что делать дальше, знаете?

— Да. Тотчас отправляться в дом № 15 по Эбери-плейс. Сандра уже ждет и останется со мной до вашего возвращения.

— И вам нельзя выходить из комнаты. Понимаете? Вы должны оставаться с Сандрой! — Мейси говорила тихо, но настойчиво.

— Я понимаю, мисс Доббс. А как же отец?

— Не все сразу. Вы готовы?

Шарлотта кивнула.

— Хорошо. — Мейси открыла дверь и позвала Билли.

Билли стоял, переводя взгляд с одной девушки на другую:

— А, так вот оно что!

— Билли, готов?

— Готов. — Билли потянулся к дверной ручке. — Мисс Уэйт, знаете, я тут хотел вас спросить.

Шарлотта удивленно посмотрела сначала на Мейси, потом на Билли.

— Да, мистер Бил?

— У вас были две записные книжки: одна со старыми адресами, а вторая осталась здесь?

— Ну… да, верно. Старую я взяла с собой, потому что к новой никак не могла привыкнуть. В ней было пусто, и мне казалось, что меня всю жизнь никто не знал.

— Я так и подумал. Нам пора. — Помощник повернулся к Мейси: — Будьте осторожны, мисс.

Темнело. В окно гостиной Мейси следила за посадкой в кеб, обратив внимание на то, как Шарлотта выпрямила спину. Кеб медленно подъезжал к домику привратника у ворот, и его задние фонарики меркли. Мейси знала, что полагаться на Билли было рискованно: слабая нога могла ему помешать. Но ей пришлось попросить его тайно вернуться в особняк Уэйта, так как необходим надежный свидетель. К тому же она не доверяла прислуге. Если бы только Стрэттон мог взглянуть на дело с другой стороны! Но он не желал.

Взгляд Мейси был прикован к голубятне: на мгновение в вечерних тенях она разглядела какое-то движение. Что-то снова пошевелилось — и из будки вылетели несколько голубей. Она наблюдала за взмахами призрачных крыльев на фоне сумеречного неба: птицы покружились, а потом бросились вниз, возвращаясь домой на ночлег. Когда Мейси снова взглянула на голубятню, тень исчезла. Она знала, что в одежде Шарлотты ей было чего бояться. Войдя в спальню, женщина задернула шторы и подошла к кровати. С помощью подушек и длинного мягкого валика она соорудила нечто похожее на человеческую фигуру.

«Трюк стар как мир — надеюсь, сработает». Включив лампу на туалетном столике и внимательно оглядев комнату, Мейси снова отдернула шторы, а потом взглянула на результат своих стараний. «Да. Очень хорошо».

Едва Мейси потянулась к шторам в гостиной, как раздался тихий стук. Она не ответила. В дверь снова осторожно постучали.

— Мисс Уэйт? Мисс Уэйт? Я решила узнать, может, вы желаете чаю. Мисс Уэйт?

Мейси вздохнула с облегчением. Она сидела в тишине. Спустя минуту послышались удаляющиеся шаги в коридоре. Женщина взглянула на часы — единственный аксессуар, с которым решила не расставаться. Скоро должен был вернуться Билли. Мейси ждала.

В дверь постучали снова. Она прислушалась: если все пошло хорошо, Билли должен был уже вернуться.

— Мисс Уэйт? Мисс Уэйт? Вы меня слышите? Не желаете тарелочку наваристого куриного супа с клецками? Вам нужно восстановить силы, мисс Уэйт.

Мейси не издавала ни звука. Наконец, когда шаги в коридоре снова стали удаляться, она вдруг поняла, что ей и вправду не мешало бы подкрепиться. Открыв сумочку Шарлотты, женщина вынула бутылку лимонада и сандвич. Чтобы не нарушать тишины, она ушла в облицованную кафелем ванную и отпила из бутылки.

За окном совсем стемнело. Неужели она ошиблась в расчетах и убийца объявится не скоро? Время тянулось медленно.

Десять часов. Снова стук. Мейси насторожилась.

— Мисс Уэйт? Мисс Уэйт? Вы, наверное, уже не прочь выпить чашечку чаю и немного перекусить. Раз вы не хотите никого видеть, я оставлю поднос под дверью. Здесь чай и миндальное печенье. Все с пылу с жару, я специально для вас готовила.

Поднос опустился на пол. Судя по затихшим шагам, коридор опустел. Очень медленно Мейси повернула ключ и ручку двери и забрала поднос в комнату. Замкнув дверь, она опустила поднос на стол рядом с креслом с подголовником.

Мейси сняла крышку с чайника и принюхалась: крепкий «Эрл Грей» сильно отдавал бергамотом. «Да». Мейси разломила свежее печенье, все еще теплое и источавшее аромат миндаля. Слишком примитивная попытка скрыть отравленное угощение. Приподняв чайник, Мейси наполнила чашку, добавила молока и сахара, помешала, а потом пошла в ванную и опрокинула все в раковину, оставив на дне несколько капель. Она вылила больше половины чайника, чтобы отравитель решил, что две-три чашки уже были выпиты. Затем, приоткрыв дверь в спальню, Мейси бросила на пол чашку и блюдце и расплескала по ковру остатки ядовитого чая. Она стояла близко к окну, чтобы из сада был заметен ее силуэт. Предполагая, что за ней наблюдают, Мейси, шатаясь, пересекла комнату и рухнула на кровать. И тут же перекатилась на пол и отползла в угол, где спряталась в укромном месте за шкафом. Оттуда хорошо просматривались дверь и кровать. Теперь больше всего ее беспокоило отсутствие Билли.

Мейси ждала.

Едва покалывание затекших ног стало невыносимым, в замке повернулся ключ. Мейси затаила дыхание. Силуэт замер возле стула, затем послышался звон, вошедший поднял упавшую фарфоровую чашку и вернул на поднос. Спустя мгновение шаги приблизились. Мейси пригнулась еще ниже — дверь открылась, и на полу растянулась длинная тень.

Она напряженно сглотнула, опасаясь, что вошедший ее услышит. Мейси снова затаилась, глядя на занесенную руку, сжимавшую клинок. Убийца подошел к кровати — и тут, потеряв всякое самообладание, изо всех сил закричал. Согнувшись, он колол наотмашь с таким остервенением, что, казалось, сама его тень испускала гортанный вой. Затем послышались рыдания, и тело убийцы сковали скорбь и гнев человека, потерявшего свое дитя. Снова и снова женщина втыкала штык в муляж тела Шарлотты.

Она бессильно повалилась на пол, хватая ртом воздух. Мейси приблизилась к женщине, опустилась на колени и, крепко прижав ее к себе, забрала штык из безвольной, ослабшей руки.

— Все закончилось, миссис Уиллис. Все закончилось. Ну все, все.

 

Глава двадцать вторая

— Мисс! — Билли рывком включил свет, неуклюже присаживаясь подле Мейси. Вынув из кармана платок, он осторожно забрал у нее штык.

— Мисс, я не смог снова войти. Я пытался, но было так много…

— Пустяки, Билли. Тотчас вызови Стрэттона. Скорее, только сначала спрячь штык в надежное место!

Когда Билли вернулся, Мейси уже помогла миссис Уиллис перебраться в гостиную и усадила ее в кресло Шарлотты. Женщина спокойно сидела, печально глядя в пустоту.

— Он скоро будет. Дозвонились ему домой, мисс. Он в пути.

Еще оставалось время посидеть с женщиной, отнявшей три жизни и желавшей забрать четвертую. Билли стоял у двери, а Мейси присела на колени рядом с миссис Уиллис. Женщина устремила взгляд на пламя камина, которое разожгла Мейси. Со стороны могло показаться, что молодая девушка приехала навестить любимую тетушку.

— Меня повесят, правда, мисс Доббс?

Мейси заглянула в глаза женщины.

— Я не в силах предугадать вердикт суда, миссис Уиллис. Когда все выяснится, возможно, найдутся смягчающие обстоятельства. Вас могут признать неспособной предстать перед судом.

— И отправят за решетку.

— Да, вы лишитесь свободы.

Миссис Уиллис кивнула, продолжая смотреть на огонь.

— Я лишилась свободы уже давно, мисс Доббс.

Мейси не шевелилась.

— Я знаю.

— Они убили всю мою семью. Всех, кроме самого младшего, но и он тоже потерян.

— Да. — Мейси знала, что не время было спорить о нюансах и неизбежной участи воевавших на фронте.

— Все будто только вчера произошло. — Миссис Уиллис взглянула на Мейси. Билли подошел ближе, чтобы расслышать ее слова.

— Мой Фредерик был старшим мясником. Уже давно работал на мистера Уэйта. Мы были так молоды, когда поженились. Я сразу же забеременела. Ребенок медового месяца — так его называли, нашего Энтони. Такой милый мальчик. А Тони был добряком. Если замечал на улице птицу с подбитым крылом, не успевала я оглянуться, он уже тащил ее на кухню и кормил молоком с хлебом. А через год родился Эрнест. Он был совсем другим, наш Эрнест… — Миссис Уиллис улыбалась, погружаясь в прошлое.

— Эрнест был настоящим сорванцом. Если где-нибудь что-то случалось, можно было биться об заклад, что без него дело не обошлось. Но Тони всегда наставлял его, и хотя между ними не было ничего общего, они всегда держались вместе. Всегда. Позже родился Уилфред, Уилл, наш младшенький. Любил книги, просто обожал читать. И такой был вдумчивый, а со стороны казалось, что он все время о чем-то мечтает. Соседи говорили, что я везучая: у меня трое сыновей и все ладят. Конечно, бывало, они и дрались. Как щенки, катались по полу, а Фредерик растаскивал их за шиворот. Он был крупный парень, мой Фредерик. А потом и сам начинал с ними возиться. Бывало, все на него залезут и катаются по всему саду. Люди говорили, я родилась под счастливой звездой — такие у меня были мальчики.

Билли подошел еще ближе. Мейси услышала, как вдалеке открылись главные ворота и зашипели покрышки подъезжавшей к дому «инвикты» Стрэттона. Затем послышался шум другого двигателя, вероятно фургона, в котором должны были увезти миссис Уиллис. Мейси жестом указала Билли встать у двери, чтобы не позволить полицейским шуметь.

— Сначала на работу к Уэйту устроился Тони. Потом Эрни, а за ним и Уилл. — Миссис Уиллис снова перевела взгляд на Мейси. — Мистеру Уэйту нравилось, что у него работают целыми семьями. Он был уверен: сыновьям полезно учиться у отцов. Своего Джозефа он тоже устроил на работу. — Женщина умолкла.

— Продолжайте. — Мейси слышала голоса, доносившиеся из коридора. Но едва полицейские натолкнулись на Билли, воцарилась тишина. Когда в комнату вошли помощник, Стрэттон и новоиспеченная женщина-констебль, Мейси жестом остановила их. Миссис Уиллис продолжила рассказ, заметив новых слушателей:

— А однажды Тони пришел домой после смены какой-то расстроенный. Сам не свой. Эрни и Уилл тоже вернулись домой, но ничего не сказали и сразу поднялись наверх. Я слышала, как они разговаривали, но подумала, наверно, что-нибудь стряслось на складе, ну всякое же бывает. Фредерика в тот день не было: он уехал на скотобойню. Мистер Уэйт любил посылать туда для проверки старших мясников, чтобы все было на высшем уровне.

Миссис Уиллис помедлила. Взгляды Мейси и Стрэттона встретились. Инспектор был готов подождать.

— Признаться, я и сама не знаю, как все обернулось. Как будто минуту назад мы были счастливой семьей. Мы не жили богато, отнюдь, но на квартиру хватало, особенно когда мальчики стали сами зарабатывать. А потом все изменилось. Однажды Тони и Эрни пришли домой и даже словом не обмолвились, что записались в добровольцы. На фронт! Мы с отцом просто не могли в это поверить. Все рушилось. Фредерик сказал, что не отпустит их одних и запишется сам, чтобы за ними приглядывать. Он и сам был еще молод. Ему не исполнилось и сорока. По возрасту он уже не подходил, но если человек был годен, на призывном пункте долго не разбирались. Фредерик пошел с ними, и, конечно, все, кто работал на Уэйта, записались за компанию. — Миссис Уиллис снова заглянула в глаза Мейси. — И понимаете, я даже тогда не знала, в чем причина, что заставило всех уйти на войну. Как сказал Фредерик, дело было в следующем: на службе они чувствовали себя важными шишками, хотя сами еще толком не оперились и не знали, что почем в этой жизни. Думаю, никто из нас не знал.

Миссис Уиллис умолкла. Женщина-полицейский шагнула к ней, но Стрэттон остановил ее, придержав за руку.

— Это Уилл все рассказал. Хотя уже пошли слухи о дочери Уэйта и ее подругах с белыми перьями. Бестолковые, безмозглые девчонки. — Сжав кулаки, миссис Уиллис ударила себя по коленям. По ее щекам снова покатились слезы. — Я и сейчас вижу, как в день отправки на фронт они стояли на пороге, все в военной форме — наша маленькая семейная армия, — и как Фредерик сказал Уиллу: «Присмотри за мамой, сынок. Останься и замени нас с братьями». — Она прижала ладонь к груди. — Но этот несмышленыш не послушался отца. Он был еще так молод. Господи, еще так молод! И решил, что должен поехать вместе с остальными. Сказал: никто не вправе называть Уиллисов трусами, и раз уж отец и братья на фронте, то и он тоже уедет. Ох, как бы я хотела, чтобы отец его остановил. «Все будет в порядке, мам. Мистер Уэйт присмотрит за тобой. Все будет нормально. Не успеешь оглянуться, как мы вернемся». Но они не вернулись. Даже Уилл, пусть и приехал целым, но будто и не возвращался вовсе. Это был уже не мой Уилл. — Миссис Уиллис вдруг опустила голову, закрыв лицо руками, и зарыдала. Мейси наклонилась к ней. — Из-за этих дряней я потеряла всех. И… и… просто не могла больше терпеть. Не осталось сил выносить эту… боль.

Мейси заметила, что слушатели притихли, но оборачиваться не стала. Она обняла женщину за плечи.

— Было так больно, будто ударили ножом прямо в сердце, — произнесла она, всхлипывая. — Потом принесли телеграмму, и первое время у меня ни на что не было сил. Не могла ничего слышать, не хватало сил дышать. Я просто застыла на месте, будто примерзла. — Миссис Уиллис приложила руку к груди. — Посыльный сказал: «Простите, дорогая», и так я и осталась совсем одна. Я оцепенела. Стояла с клочком бумаги в руке и все гадала: кто же, кто? И тут, как удар ножом, — вот сюда. И так три раза. А потом снова, когда я увидела, каким вернулся Уилл. И с тех пор боль не утихала… вот здесь, здесь… — Женщина, задыхаясь, била себя в грудь.

Мейси закрыла глаза и вспомнила последние три имени, увековеченные на плитках ручной работы над входом в магазин Уэйта на Оксфорд-стрит: Энтони Фредерик Уиллис, Эрнст Джеймс Уиллис, Фредерик Уиллис. Она заговорила тихо, стараясь, чтобы Стрэттон ничего не услышал:

— И поэтому морфина было недостаточно?

Миссис Уиллис кивнула.

— Сначала я их травила. Хотела, чтобы перед смертью они все слышали и не смогли ни сбежать, ни прогнать меня. Я хотела, чтобы они перед концом выслушали мой рассказ о сыновьях. Чтобы причина их гибели стала последним, что они услышат. Один Бог ведает, что пережили мои мальчики.

— А потом вы оставляли им белые перья?

— Да. Оставляла. Если их души еще блуждали там, я хотела заставить их мучиться. Хотела напомнить обо всем, чтобы они страдали так же, как мои мальчики, как страдали все сыновья и родители. Я хотела, чтобы они навсегда застряли между этим миром и иным. Чтобы никогда не обрели покоя. Никогда, никогда. — Обессилев, миссис Уиллис повалилась в объятия Мейси и зарыдала.

Прижав к себе скорбящую женщину, Мейси подняла голову и жестом позвала Стрэттона и женщину-констебля. Осторожно, как передают младенца матери, Мейси отпустила миссис Уиллис, и служители закона помогли ей подняться. Подойдя к Билли, она заметила, что в его глазах стояли слезы. Она взяла помощника за руку.

— Все нормально, мисс. Я в порядке.

Собравшись с силами, миссис Уиллис выпрямилась, а Стрэттон сделал ей формальное предупреждение, положенное при аресте. Когда они направились к двери, женщина остановилась перед Мейси:

— Вы навестите моего Уилла, мисс Доббс? Он даже не узнает, что меня нет рядом. Думаю, я навещала его больше ради себя самой. Но я хотела бы знать, что кто-то хоть изредка к нему заглядывает.

— Да, конечно, заеду, миссис Уиллис.

— Я тоже. Я тоже поеду, — вставил Билли.

Два констебля, стоявших за дверью, проводили миссис Уиллис к машинам. В конце коридора замерла в ожидании вся прислуга, и каждый старался прикоснуться к проходившей мимо миссис Уиллис. Два других констебля ожидали приказа охранять место преступления.

— Должен перед вами извиниться, мисс Доббс, — сказал Стрэттон.

— Полагаю, извиниться следует перед Магнусом Фишером. И возможно, перед Джоном Седжвиком.

Стрэттон кивнул, и минуту оба стояли, не находя слов.

— И вновь я должен вас поздравить. Прошу вас прибыть в Скотленд-Ярд и дать показания.

— Непременно.

— И вас тоже, мистер Бил.

— Так и быть, инспектор. А, кстати… — Билли потянулся к каминной решетке и извлек штык. — Просто не знал, куда его деть. Но, как я уже говорил мисс, старушка-мать всегда меня учила: труднее всего найти то, что спрятано на самом видном месте.

 

Глава двадцать третья

Билли ни за что не хотел расставаться с семьей, и Мейси уже потеряла надежду отвезти его в Челстоун. Но в конце концов он уступил, и в первый понедельник мая Мейси, припарковав «эм-джи» у станции Чаринг-Кросс, проводила помощника до платформы.

— Спасибо, что подбросили, мисс. Если бы не наш уговор, я вряд ли оставил бы Дорин и малышей.

— Совсем скоро ты их снова увидишь, Билли. И это к лучшему.

Помощник вынул из кармана мелочь, чтобы купить газету.

— Смотрите, мисс. — Указал он на передовицу. — Прямо не знаю, что сказать. Вот молодая дама, Эмми Джонсон, одна летит в Австралию — ей же всего двадцать шесть, — причем на собственном самолете. А вот я боюсь до Кента на поезде доехать.

Мейси положила руку на плечо помощника.

— Никогда не суди о путешествии по расстоянию, Билли. Путь, который ты проделал, отправившись во Францию, потребовал от тебя совсем иной храбрости. И потому я восхищаюсь тобой.

Проводив Билли, Мейси поехала в Далидж, к Джозефу Уэйту. День выдался прекрасный, один из тех, что с нетерпением ждешь после жутко холодной Пасхи. Он словно предвещал еще одно долгое жаркое лето, возможно, даже жарче предыдущего. Впервые в наступившем году Мейси надела летний наряд: новый бледно-серый костюм, удлиненный жакет и юбку выше колен с двумя маленькими встречными складками спереди и сзади. Простые черные туфли сочетались с новой туго сплетенной соломенной шляпкой с серой лентой, собранной в розочку. Мейси позволила себе весьма сумасбродную трату, купив шляпку за две гинеи в «Харви Николз» — фешенебельном универмаге в Лондоне. Жакет был с воротником-шалькой — именно такой стиль предпочитала Мейси, хотя он начал выходить из моды несколько сезонов назад.

Она припарковала машину, соблюдая пожелания хозяина дома. Когда парадная дверь отворилась, Гаррис приветственно поклонился, и Мейси улыбнулась в ответ.

— Доброе утро, мисс Доббс.

— Да, утро прекрасное. Большое спасибо, Гаррис.

Дворецкий улыбнулся, наступило неловкое молчание.

Мейси взяла инициативу в свои руки:

— Вы навещали Уилла на этой неделе?

— О да, мисс. Две горничные ездили к нему в воскресенье, а я рассчитываю навестить его в четверг, в свой выходной.

— Как он?

— Все так же, мисс. Без изменений. Он как будто немного смутился, когда незнакомые люди повели его в сад, но вскоре успокоился. Мы можем известить его мать, что о нем не забыли?

— Да, конечно.

— А вы поедете к нему, мисс Доббс?

— Я дала обещание миссис Уиллис. Загляну к нему, когда буду навещать моего… — Мейси запнулась: перед ней вдруг возник образ ее прежнего Саймона. — Когда буду навещать моего друга.

Дворецкий указал на открытую дверь библиотеки.

— Мистер Уэйт вскоре присоединится к вам.

— Благодарю.

Мейси подошла к окну, из которого открывался хороший вид на сад и была видна голубятня. Белые пташки вылетали из своего домика, возвращались назад и ворковали на насесте.

— Доброе утро, мисс Доббс. — Джозеф Уэйт закрыл за собой дверь и жестом предложил ей присесть в одно из кресел перед камином.

— Как поживаете, мисс Доббс? — спросил он.

— Хорошо, спасибо. А как Шарлотта? Обживается?

— Да, вроде бы.

— Вы проводите с ней достаточно времени, мистер Уэйт?

Джозеф Уэйт нервно заерзал в кресле.

— Знаю, сейчас вам нелегко…

— По-вашему, это называется нелегко? Я потерял сына, знаете ли.

Мейси выждала, пока сдерживаемый гнев Джозефа Уэйта спадет. Она видела, как все его тело сковало от напряжения.

Мейси была настойчива и намеревалась продолжить разговор:

— Мистер Уэйт, почему во время моего прошлого визита вы приказали слугам сказать мне, что уехали?

Джозеф Уэйт покрутил на мизинце бриллиантовое кольцо. Именно это кольцо переливалось, когда в прошлый раз он кормил на окне голубей.

— Я… понятия не имею, о чем вы.

Мейси повернулась в кресле, и Джозеф Уэйт посмотрел на нее.

— Нет, мистер Уэйт, вы прекрасно знаете, о чем я. Прошу ответить.

— Но я не обязан отчитываться! Просто дайте номер вашего счета и…

— При всем уважении, мистер Уэйт, я рисковала жизнью в этом доме, и вы меня выслушаете до конца.

Джозеф Уэйт смолк, покраснев.

— Правда в том, что вы держали дочь взаперти, потому что боялись за ее жизнь. Изнутри вас разъедали скорбь и гнев: вас возмутили поступки дочери, которые она совершила по глупости в ранней юности. Но любовь заставляла держать ее под присмотром.

— Хм-м! — Уэйт сидел, отвернувшись.

— Вы решили, что, живя одна, Шарлотта окажется в опасности. — Мейси помолчала. — И вы настояли на том, чтобы ваша дочь, уже взрослая женщина, жила дома. Вы даже не доверили ее жениху, не так ли? И хотя она жила под вашей крышей, вы все равно не могли ее простить.

Уэйт забеспокоился и снова заерзал в кресле.

— Вы не знаете, о чем говорите. Вы и понятия не имеете…

— Когда родные миссис Уиллис ушли на войну, вы дали ей работу. Вы так сильно за нее переживали, что пригласили на должность экономки в вашем доме. Вы оплачивали уход за Уиллом, чтобы ей ни о чем не пришлось беспокоиться. И видели, как нарастает ее горечь. И потому решили, что коль скоро она тоже живет под вашей крышей, вам удастся за ней приглядывать. Когда Розамунда и Филиппа были убиты, вы заподозрили миссис Уиллис, но ничего не предприняли. Не потому ли, что и сами были в ярости и страдали ничуть не меньше?

Уэйт опустил голову, закрыв лицо ладонями, но не произнес ни слова. Мейси продолжила:

— Когда Шарлотта исчезла, вы захотели ее вернуть, потому что полагали, что миссис Уиллис не станет нападать в вашем доме. Но первые сомнения посетили вас совсем недавно. Хотя все три убийства были ужасны, о погибших вы не скорбели. Ваш всепоглощающий гнев, разожженный прошлыми грехами девушек, резал вас ножом. Но если бы вы лишились Шарлотты…

Уэйт помотал головой.

— Я не мог пойти в полицию. У меня не было доказательств. Как я мог обвинить женщину, и без того сломленную, семья которой принесла себя в жертву моему бизнесу и нашей стране?

— Это спорное решение, мистер Уэйт. После войны вы навестили троих девушек и высказали им все, что думали. Но легче вам не стало. Вас все еще разъедали гнев и нестерпимая скорбь о погибшем Джо.

— Давайте ваш счет, мисс Доббс. И уходите.

Мейси не двинулась с места.

— Что вы намерены делать с Шарлоттой, мистер Уэйт?

— Как-нибудь само собой решится.

— За пятнадцать лет ничего не решилось и не решится теперь, пока вы — лично вы — и Шарлотта не помиритесь.

— О чем это вы? Заявились сюда, несете какой-то вздор…

— Я вот о чем: обида должна смениться взаимопониманием, злоба — признанием, скорбь — состраданием, а презрение — уважением. Причем взаимным. Я говорю о переменах, мистер Уэйт. О переменах. Вы оставались успешным бизнесменом, несмотря ни на что, даже когда обстоятельства были против вас. Вы должны прекрасно понимать, что я имею в виду.

Едва открыв рот, чтобы возразить, Уэйт вдруг замолчал, уставившись на угли в камине. Спустя несколько минут он произнес:

— Я уважаю вас, мисс Доббс, и потому обратился к вам. Я никогда не нанимаю разгильдяев. И плачу только за лучшее и требую лучшего. Так что назовите вашу цену.

Мейси кивнула и подалась вперед, вынудив Уэйта посмотреть на нее.

— Не браните Шарлотту, а просто поговорите с ней. Спросите, как она сама оценивает прошлое, как относится к гибели Джо. Расскажите о своих чувствах не только к сыну, но и к ней. Не ждите мгновенного результата. Ежедневно гуляйте вместе в вашем огромном саду. Беседуйте понемногу каждый день и будьте честны друг с другом.

— Разговоры — не мой профиль.

— Вы правы, мистер Уэйт. — Завладев его вниманием, Мейси продолжила: — И устройте дочь на работу. Попросите ее работать на вас. Ей нужна цель, мистер Уэйт. Ей нужна возможность жить с высоко поднятой головой, чем-то заниматься, обрести самоуважение.

— А что она умеет? Она же ни разу палец о палец…

— У нее не было возможности. Вот почему вы оба не знаете, на что она способна и кем может стать. Правда в следующем: с самого детства она знала, кому из ваших детей суждено руководить фирмой, не так ли? Джо был прекрасным юношей, и это подтверждают все его знакомые, но ему недоставало лидерских качеств, необходимых вашей компании, верно? И при всей любви к Шарлотте вы так хотели, чтобы дело возглавил Джо, что подавили ее волю, и она оступилась.

— Не знаю… — сопротивлялся Уэйт. — Теперь уже поздно.

— Нет, не поздно. Пробуйте, мистер Уэйт. Если один товар не продается с одной витрины, вы перекладываете его на другую, правда? Попробуйте и с Шарлоттой. Испытайте ее на работе в конторе, за прилавком магазина, в отделе проверки качества. Пусть начнет с самого низа и покажет, на что способна, вам, вашим подчиненным и себе самой.

— Полагаю, это возможно.

— Но если вы всерьез хотите добиться чего-то нового, мистер Уэйт, устройте ее туда, где она будет полезна.

— О чем вы?

— Джозеф Уэйт знаменит своей щедростью. Вы раздаете беднякам излишки продуктов, так почему бы Шарлотте не начать работать на распределении? Вложите немного средств, и пусть она сама поднимается по карьерной лестнице. Пусть проявит характер, и дайте ей шанс заслужить уважение.

Джозеф Уэйт задумчиво покачал головой. Мейси поняла, что сейчас этот прагматик просчитывает на три хода вперед, предполагает, как извлечь выгоду из ее совета, изобретает способ, который она не могла себе и вообразить. Она умолкла. Джозеф Уэйт заглянул ей в глаза.

— Спасибо за возвращение Шарлотты. И за вашу честность. Возможно, не все, что нам говорят, может понравиться, но в моих краях люди ценят разговоры начистоту.

— Хорошо. — Мейси встала, достав из портфеля манильский конверт: — Окончательный счет, мистер Уэйт.

Все лето Мейси ездила в Челстоун каждые выходные: побыть с Фрэнки и посмотреть, как продвигается лечение Билли. Щедрый гонорар Джозефа Уэйта позволил ей временно не беспокоиться о финансах и проводить больше времени с отцом. Кроме того, она продолжала консультировать Уэйта, помогая наладить отношения с Шарлоттой.

Билли, в свою очередь, окреп и восстановил двигательные функции обеих ног. Он еженедельно встречался с преподавателем, обучавшим его гимнастике и упражнениям, устранявшим последствия давнего ранения.

— Знаете, мисс, он говорит, что у меня укрепляется внутренний стержень.

— Стержень?

Мейси смотрела, как Билли расчесывал гриву недавнего приобретения леди Роуэн: гнедой кобылы с завидным списком спортивных достижений, теперь отправленной на отдых и готовой дать приплод.

— Ага, внутренний. Белиберда какая-то, правда? — Не замолкая, Билли принялся чистить лошадь. — Мне дают всякие упражнения на укрепление ног, рук и живота. А есть вообще незаметные, вот такие, — сказал Билли, указав скребницей на живот. — Это и есть мой стержень.

— Что ж, похоже, упражнения идут тебе на пользу. Я заметила, что ты ходишь по конюшне, почти не хромая.

— А главное, больше не болит, как раньше. Конечно, приходится регулярно беседовать с доктором Бланшем. А еще к нам временами заглядывает доктор Дин и навещает меня. Ну и вашего папу тоже.

Мейси почувствовала, что краснеет, и опустила глаза.

— Если бы не визиты врача из деревни, я бы решила, что папа больше не нуждается в услугах доктора Дина.

Билли приладил поводья к недоуздку, и они вышли на залитый солнцем двор.

— Думаю, доктору Дину нравится у доктора Бланша, вот он и заглядывает к вашему папе. Иногда и о вас спрашивает.

— Обо мне? — спросила Мейси, прикрыв глаза от света.

Билли широко улыбнулся — и тут же обернулся, услышав хруст автомобильных шин по гравию: в дальнем конце двора, недалеко от дома конюха, резко затормозил новенький «остин-суаллоу».

— О, легок на помине! Это же доктор Дин!

— Ой!

— Мисс Доббс, я так рад вас видеть. А мистер Бил, смотрю, все прогрессирует.

— Ну да, лучше не бывает. Спасибо, доктор Дин. Не думали увидеть вас сегодня.

— О, я заскочил ненадолго, нужно увидеться с Морисом. — Он повернулся к Мейси: — Мне повезло встретить вас, мисс Доббс. Надо еще успеть в Лондон на собрание в больнице Святого Фомы. Я хотел узнать, не согласитесь ли вы отужинать со мной? Или сходить в театр?

Мейси снова покраснела.

— Мм, да, возможно.

— Я позвоню вам, как прибуду в Лондон. — Эндрю снова обменялся рукопожатием с Билли, коротко поклонился Мейси и зашагал к особняку.

— Если вы не против, я бы сказал, что он шустрый малый. И язык у него подвешен. Где он только этому научился?

Мейси рассмеялась.

— В Бермондси, Билли. Доктор Дин оттуда родом.

Теперь, когда отец Мейси был на пути к выздоровлению, а каникулы Билли в Кенте подходили к концу, настала пора закрыть основное дело, используя метод Мориса. Мейси посещала связанные с делом места и людей. Так она отдавала дань уважения наставнику и составляла в голове «исчерпывающий отчет», который позволит ей работать дальше, прибавит опыта и придаст новых сил. Сначала она заехала в Гастингс к экономке Розамунды Торп, паковавшей вещи после состоявшейся наконец продажи дома.

— Я нашла уютный домик в Седлскоме — небольшом городке в графстве Восточный Суссекс, — рассказывала миссис Хикс. Мейси отказалась от предложения войти в дом, решив не мешать женщине поскорее собрать вещи и начать новую жизнь. Она напряженно прислушивалась к тихому голосу старушки, заглушенному криками чаек над головой.

— Конечно, мне будет не хватать моря. Это бывает со всеми, кто покидает Старый город. Хотя уезжают не многие.

Мейси улыбнулась и едва повернулась к выходу, как миссис Хикс придержала ее.

— Спасибо вам, мисс Доббс. Спасибо за все.

— О, прошу вас, не…

— Знаете, я всегда думала, что буду смотреть, как повесят убийцу миссис Торп, и не почувствую ни капли жалости. Но теперь так переживаю за ту женщину. Ужасно переживаю. Говорят, ее не станут казнить, а просто посадят за решетку. Знаете, будь я на ее месте, лучше бы меня казнили. Я бы хотела отправиться к моей семье.

Мейси подъехала к дому на Блюбелл-авеню в Кулсдоне, где жил Джон Седжвик с супругой Филиппой. Рядом на ветру покачивалась табличка «Продается», а сам хозяин работал в саду. Заметив, как Мейси открыла калитку, он вытер руки и вышел к ней.

— Мисс Доббс, я так рад вас видеть!

— Мистер Седжвик, — поздоровалась она, протянув руку, которую Седжвик сжал в ладони.

— Как мне вас отблагодарить?

— Прошу вас, не стоит.

— Спасибо за проделанную работу. — Седжвик сунул руки в карманы. — Я знаю, что Пиппин совершила в молодости большую ошибку. Но также знаю, что она была хорошим человеком. И пыталась загладить свою вину.

— Конечно, пыталась, мистер Седжвик. Вижу, вы переезжаете.

— О да. Настало время больших перемен, крутых перемен. Я принял предложение поработать в Новой Зеландии. Там сейчас развернули масштабное строительство и нужны парни вроде меня.

— Поздравляю. Хотя путь неблизкий.

— Да, верно. Но я должен окончательно порвать с прошлым. Пора двигаться дальше. Что толку сидеть здесь и ныть? В конце концов, дома на этой улице строили для семей, а не для вдовцов. Говорят, перемены нам только на пользу.

— До свидания, мистер Седжвик. Уверена, вы снова будете счастливы.

— Надеюсь, мисс Доббс. Очень надеюсь.

Мейси прогулялась мимо дома Лидии Фишер, но звонить в дверь не стала. Из окон верхнего этажа доносилась музыка граммофона, причем на такой громкости, что было ясно: мнение соседей хозяина абсолютно не интересовало. Раздался женский смех, и даже с улицы Мейси расслышала звон бокалов. Она подумала о призрачном одиночестве, пропитавшем всю мебель, всю одежду Лидии Фишер в доме, и прошептала:

— Мир ее праху.

Красный кирпич Кэмденского аббатства казался огненно-алым под редким для этих краев голубым небом, вдруг удостоившим Ромнийские болота своим появлением. Над равниной носился прохладный ветерок, словно напоминая приезжим о том, что здешнее пастбище некогда было отвоевано у моря. Мейси вновь проводили в гостевую комнату, где вместо чая на подносе стоял стеклянный графинчик и были разложены молочно-белые ломтики чеддера и теплого хлеба. Матушка Констанция уже ожидала Мейси и, заметив ее на пороге, улыбнулась:

— Добрый день, Мейси. Пора обедать, и я решила, что наше ежевичное вино с домашним хлебом и сыром придется кстати.

Мейси присела перед дверью.

— Насчет вина не уверена — скоро мне снова садиться за руль. Полагаю, напитков вашего аббатства стоит остерегаться.

— В дни моей юности, Мейси…

Мейси жестом перебила монахиню:

— Матушка Констанция, сознаюсь, я до сих пор не могу понять, как вас вообще сюда пустили после всего, что вы позволяли себе в юности.

Матушка Констанция рассмеялась.

— Теперь ты узнала секрет нашей обители, Мейси. Мы принимаем только тех, кому знакомы мирские соблазны. А теперь расскажи, как ты. Мы не так уж изолированы от мира и неплохо наслышаны о новостях, знаешь ли. Насколько я понимаю, твое расследование увенчалось успехом.

Мейси потянулась к графину и налила себе немного темно-красного вина.

— Едва ли слово «успех» применимо к моему делу, матушка Констанция. Да, убийца предстала перед судом, но осталось много вопросов.

Монахиня кивнула.

— Считается, что люди быстрее мудреют там, где женщины собираются вместе и посвящают жизнь размышлениям и молитвам. Но все не совсем так. Мудрость приходит, когда мы признаемся себе, что мир непредсказуем.

Мейси потягивала вино.

— Знаешь, Мейси, я начала задумываться, так ли наша работа в действительности трудна. Этот вопрос беспокоит и тебя, не так ли? Расследование коснулось и нас, и мы стали свидетелями откровения.

— Если вы ставите вопрос так, матушка Констанция…

— Нам обеим приходится избегать личных суждений и проходить одно испытание бременем правды, когда необходимо говорить честно и поступать справедливо.

— Моя работа заключается в поиске улик, которые вечно ускользают.

— И ты, несомненно, прекрасно знаешь, что, рыская в поисках ключей к чужой тайне, ты можешь оставаться слепой к неразрешенным вопросам в собственной жизни. Или просто находишь удобный повод отвлечься от них.

Мейси улыбнулась, соглашаясь, и снова отпила из бокала.

Во время так давно откладывавшегося обеда в ресторане «Берторелли» Стрэттон был, как обычно, сдержан. Он не стал снова высказывать сожаления о том, что не согласился выслушать Мейси, хотя оба не могли отказать себе в обсуждении дела.

— Миссис Уиллис уже рассказала вам, где брала морфин? — спросила Мейси.

Стрэттон положил руку на стол и провел пальцем по кромке своего стакана с водой.

— В разных местах. Пыталась раздобыть наркотик в больнице в Ричмонде, но когда проникла в кабинет, ее спугнула медсестра. Конечно, доказать они ничего не могли, но с тех пор стали гораздо бдительнее относиться к хранению медикаментов. Кое-что досталось миссис Уиллис — ни за что не поверите — из личных вещей ее незамужней тетки, скончавшейся в этом году. Миссис Уиллис нашла несколько жестяных коробок с ампулами, которые когда-то были популярны у состоятельных дам и продавались свободно. Причем жидкость ничуть не утратила своих свойств даже по истечении срока годности. Кое-что она купила в аптеке. И еще использовала запасы миссис Торп. Морфин может подействовать не сразу, но ей везло — если можно так сказать — и удавалось довести жертвы до беспомощного состояния. Потом она все им высказывала и вводила смертельную дозу.

— Откуда у нее штык?

— Купила на рынке.

Мейси покачала головой.

Какое-то время они сидели молча, и Мейси стало интересно, упомянет ли Стрэттон о своем сыне, но инспектор завел речь о делах и выдвинул предложение, которое ее немало удивило.

— Мисс Доббс, вы наверняка в курсе событий. Неделю назад в газетах писали, что в Скотленд-Ярде назначен новый руководитель женского подразделения.

— Да, конечно. Дороти Пето.

— Да. В общем, она предлагает множество изменений, в том числе и зачисление женщин в департамент криминальной полиции. Я хотел узнать, интересно ли вам такое предложение. Знаете, я мог бы замолвить за вас…

Мейси прервала его жестом:

— О нет, инспектор. Все равно спасибо, но я предпочитаю работать в одиночку. А в качестве ассистента мистер Бил меня вполне устраивает.

Стрэттон улыбнулся.

— Так я и думал.

Они беседовали до конца обеденного перерыва, Стрэттон к тому времени немного расслабился.

— Я вот думаю, — начал он, — согласились бы вы со мной поужинать. Может быть, в среду? Или в четверг?

Неглупо, отметила про себя Мейси. Среда значительно отличалась от пятницы, особенно когда дело касалось мужчины, уже предложившего даме вместе отобедать.

— Благодарю за приглашение, но я… дам вам знать. На следующей неделе мой ассистент выходит на работу. Пока что он проходит курс терапии — залечивает фронтовое ранение. А мне нужно многое успеть до его возвращения.

Стрэттон быстро нашелся:

— Тогда позвольте позвонить вам во вторник вечером?

— Конечно. Буду ждать.

Не успев открыть дверь конторы, Мейси услышала телефонный звонок и поспешила вверх по лестнице.

— Фицрой пять…

— Это мисс Мейси Доббс?

— Да, слушаю.

— Говорит Эндрю Дин.

— Добрый день, доктор Дин.

— Я так рад, что застал вас. Я собираюсь в Лондон в начале следующей недели. Помните собрание в больнице Святого Фомы? Так вот, его отложили. Послушайте, а вы не согласились бы со мной поужинать, скажем, в среду или в четверг?

Мейси быстро зашуршала бумагами на столе.

— Сейчас посмотрю… Сейчас я очень занята. Вы не могли бы перезвонить мне… о, во вторник вечером?

— Ладно, мисс Доббс. Позвоню во вторник. Пока.

— Пока.

Мейси повесила трубку.

Утром в среду Мейси стояла у окна, ожидая возвращения на работу Билли Била. Она подошла к зеркалу и — в сотый раз после вчерашнего визита на Бонд-стрит — взглянула на себя. Давно пора было что-то изменить. Она подумала о Саймоне. Конечно, она будет и дальше навещать его — возможно, всю жизнь, — однако настала пора двигаться дальше и подумать о замужестве с… с тем, кого пошлет судьба.

Снова повернувшись к окну, Мейси увидела, как из-за угла бодрым шагом вышел Билли Бил. «Да». Пружинистой походкой он пересек Фицрой-сквер, прикоснувшись к шляпе, поприветствовал женщину с детьми и двинулся дальше, посвистывая, — Мейси это заметила. Перед ней был все тот же старина Билли. Едва приблизившись к парадному, ее помощник остановился перед стайкой голубей, клевавших крошки на мостовой. Покачав головой, осторожно обошел птиц и, заскочив на ступеньки, протер рукавом медную табличку у входа.

Мейси прислушалась. Раздался громкий стук закрывшейся двери и свист поднимавшегося по ступенькам Билли. Дверь распахнулась.

— Доброе утро, мисс. Вот это погода!

— Доброе утро, Билли. Рада твоему возвращению.

— А вы… вы изменились!

— Благодарю за наблюдательность, Билли. За это я тебе и плачу.

Мейси прикоснулась к своим волосам.

— В смысле, мисс, я просто потрясен! Но вам правда идет.

Мейси внимательно посмотрела на помощника.

— Ты уверен? Ты это сказал не из вежливости, Билли?

— Нет, мисс. Хотя мой папа всегда говорил, что волосы — главное украшение женщины. Вам идет. Теперь вы такая… современная.

Мейси снова подошла к зеркалу, все еще с удивлением глядя на свое отражение и новую прическу: каре.

— Я просто не могла больше терпеть. Длинные концы всюду лезли. Я хотела что-то изменить.

Билли повесил пальто на крючок на двери и повернулся к Мейси.

— Теперь вам впору ужинать в каком-нибудь шикарном ресторане.

— А я уже приглашена сегодня на ужин.

— На ужин? — спросил Билли, озорно улыбаясь. — Послушайте, мисс, по-моему, вы говорили, что не принимаете подобных приглашений, потому что ужин нечто большее, чем обед.

Мейси рассмеялась.

— Я передумала.

— Подозреваю, ужинаете с доктором Дином. Он приехал на этой неделе на собрание, не так ли?

— Полагаю, да.

— Или с инспектором Стрэттоном?

— Билли!

— Да ладно, мисс, мне можете сказать.

— Нет, Билли. Скажем так, я просто хочу кое-что выяснить и прийти к логическому заключению. И кстати о логике, я только что взяла одно интересное дельце.

 

Выражение признательности

Моя подруга и коллега Холли Роуз первой прочитала этот роман, и я вечно буду ей благодарна за поддержку, честность, проницательность и энтузиазм. Мой агент, Эми Реннерт, прекрасно сочетает в себе качества друга, наставника и учителя. Она лучше всех. Также выражаю признательность моему редактору Лоре Хруска и всем в издательстве «Сохо-пресс» — отличной команде профессионалов.

Я в долгу перед моим главным исследователем (он сам знает, о ком речь) за бессчетные часы, проведенные в окружении пыльных копий «Таймс», и его бесценные советы по истории Скотленд-Ярда. Трактовку фактов и процедур следует оставить на совести автора, который охотно отплатит ему за тяжкие труды несколькими бутылочками доброго виски.

Мои родители, Альберт и Джойс Уинспир, снова оказались ценнейшим источником информации о старом Лондоне и чудесно развлекали меня, пересказывая байки Ист-Энда во время телефонных разговоров.

Кеннет Лич, которому посвящается эта книга, заложил основы моего образования. Именно в его классе в возрасте десяти лет я впервые узнала историю Первой мировой войны, вдохновившую меня написать этот роман. Он был великим педагогом и прекрасным человеком.

Моему мужу, Джону Мореллу, фанату номер один: спасибо, что выискивал в магазинах подержанных книг новые источники, которые помогли сделать жизнь Мейси Доббс красочнее и глубже.

У всякого писателя должна быть собака, и у меня есть Салли, мой неизменный спутник в часы работы, и ее друг, Дельдерфилд, неимоверно ленивый кот.