Пролог

Боль… при каждом слабом вдохе и выдохе жуткая боль ножом впивалась в нее. Боже, сделай так, чтобы это прекратилось… Где-то над ее головой слышались настойчивые голоса:

— Помогите мне кто-нибудь наложить жгут на ногу! Мы ее потеряем, если не остановим кровотечение.

— Надо узнать группу крови!

— Ее муж сказал, группа А, резус положительный. Запросите все, что в наличии. У нее очень большая кровопотеря.

Боль начала стихать. Благословенное облегчение! Она хотела поблагодарить того, кто заставил эту боль отступить, но не могла вспомнить слова.

— Посмотрите рану на голове, доктор. Скальп и ткань вокруг полностью разрушены, череп сильно поврежден, — заметил один из ассистентов.

— Готовьтесь к худшему, ребята. Я думаю, мы вряд ли сможем ее спасти.

— А если и спасем, то она будет парализована до конца жизни. Поврежден спинной мозг.

— Черт возьми! Она еще так молода. Что же случилось? — спросил властный голос.

— Ее муж сказал, что она бросилась под грузовик, спасая их малышку. Та, очевидно, выскочила на мостовую, когда они поворачивали за угол, — ответил женский голос, в котором звучала безнадежность.

Кэрри увидела говорившую женщину, на ней была хирургическая маска, слезы стекали из уголков глаз, оставляя темные дорожки на голубой ткани халата.

Взглянув на то, что лежало на столе, Кэрри поняла, почему ассистент хирурга плачет. Волнистые черные волосы зацепились за угол металлического стола, яркая кровь капала с них, образуя большую лужу на белом полу. Это, скорее всего, была операционная. А люди, суетившиеся вокруг, — бригада экстренной помощи.

Лежавшее на столе тело было в очень плохом состоянии, особенно пострадало лицо, ставшее сплошной кровавой массой. Но Кэрри понимала, что, когда оно будет вымыто, ей и тогда не захочется увидеть то, что от него осталось.

Она не переносила вида крови и грязи. Бен смеялся над ней, но она не могла смотреть даже фильмы ужасов, если в них было много натурализма. Так почему же она смотрит на все это?

Она поискала глазами маленький черный пульт, чтобы выключить телевизор, — и вдруг почувствовала, что передвигается по воздуху.

— Боже мой! — воскликнула Кэрри, но никто из находившихся внизу людей не услышал ее.

Находившихся внизу! А как она оказалась наверху? В ужасном замешательстве Кэрри осмотрела себя. Она была цела, руки-ноги на месте, но почему-то парила под потолком белой комнаты. Женщина на столе… длинные черные волосы… Нет! Что сказала ассистент хирурга? Она спасала свою маленькую дочь и попала под грузовик?

Дочь. Дженни. Где Дженни? Так же легко, как прилетела эта мысль, Кэрри стала передвигаться. Она не шла, не тратила ни капли энергии, но чувствовала, что движется. Не поняв, как это получилось, она прошла сквозь стену. Сквозь стену!

И наконец Кэрри поняла, что происходит.

О Боже! Боже милосердный! Пожалуйста, не допусти, чтобы со мной это случилось. Я не могу умереть сейчас. Мне всего двадцать шесть лет. Я нужна Бену. Я нужна нашей малышке. Помоги мне! Пожалуйста, помоги!

Внизу появилась другая операционная, похожая на ту, которую она покинула. Здесь на столе неподвижно лежала светловолосая женщина, вокруг нее суетилась другая реанимационная бригада.

Еще стена. Еще одна операционная. Здесь на столе лежало тело мужчины, он был тоже блондин, как и женщина, которую она видела до этого. Даже с высоты она заметила покорность случившемуся на лицах врачей. Вот один из них опустил голову и отошел от стола.

Она почувствовала, что движется все быстрее и быстрее к какой-то неведомой цели. Стулья, стол… Знакомая комната для посетителей в больнице, что недалеко от их дома в Таусоне, штат Мэриленд.

Бен! Я здесь! Бен, со мной все в порядке! Но он не слышал. Его широкие плечи сотрясались от рыданий, темноволосая голова склонилась. Бен тяжело опустился на стул, закрыл глаза рукой. Не плачь, любовь моя! Ее сердце до краев переполнилось чувством горячей любви к человеку, который был ее первым и единственным любимым. Ей хотелось обнять Бена, прижать его голову к своей груди и облегчить страдания и боль, но помимо своей воли она поплыла вперед. Увидела свою свекровь Элен, которая стояла, как громом пораженная, с малышкой на руках. Дженни держала во рту большой палец, ее разметавшиеся темные локоны были влажными от пота. Она тихо плакала.

О Боже, нет! Я не могу оставить полуторагодовалую крошку. Мы так долго ждали ребенка. Она — все, что у меня есть. Пожалуйста, не забирай меня!

Пока эти мысли мелькали в ее сознании, она вылетела из больницы, увидев внизу крышу и большие старые деревья, окружающие здание.

Когда они с Беном и Дженни отправились в парк, был солнечный день, а теперь, пока она путешествовала — вверх? вперед? куда? — ярко сияли звезды.

Но вот звезды стали тускнеть, и появился свет, напоминающий солнечное сияние. Он становился все ярче, и ей захотелось прикрыть глаза. Но странно — этот ослепительный свет не раздражал ее. Она продолжала двигаться вперед, и ей пришло в голову, что она находится в каком-то длинном коридоре, скорее тоннеле. Так бы выглядел тоннель метро, если бы в нем не было станций. Она огляделась. Чем дальше, тем все ярче становилось сияние, если оно вообще могло быть ярче. Она думала, что ей будет страшно. Но в теплоте этого сияния не было ничего такого, что могло бы встревожить ее.

Впереди летело другое существо. Почти незаметное, просто в этом месте свет не был таким ярким. Она знала, что это такое же существо, как она. Но я не могу уйти! Бен! Я нужна ему!

Он всегда хотел большую семью, и она страдала из-за того, что не может дать ему этого. Он не упрекал ее, но она знала, что он пережил ужасные минуты, когда слушал приговор врача. Последние несколько месяцев отношения между ними были натянутыми… Но она так его любит! Она не может покинуть его, не дав знать, как он ей дорог.

Сияние манило к себе, суля блаженство, о каком она могла лишь мечтать. Это был великий соблазн, но она все еще колебалась. Далеко позади, в другом времени, в другой жизни, она видела убитого горем Бена. Она не могла его покинуть.

И Дженни. Ее дорогая малышка! Драгоценное маленькое чудо, которое могло бы никогда не появиться. Дженни она тоже нужна. Маленькая девочка не должна расти без матери.

Кэрри испытывала ужасные мучения: ей так хотелось повернуть назад, к мужу и ребенку! Вдруг внезапный прилив энергии догнал ее, промчался рядом и обогнал. Она была ошеломлена, почувствовав огромную силу и целенаправленность неведомого существа. Кэрри двигалась все дальше и дальше по полному света тоннелю. Летевшая далеко впереди первая тень внезапно взорвалась, превратившись в сияющее существо. Оно ликовало, празднуя свое превращение. В этот миг энергия, которая прошла рядом с Кэрри, догнала этот источник света, помедлила какое-то мгновение — и слилась с ним. Кэрри испытала острое чувство радости, когда это новое светило начало набирать скорость, а потом рвануло вперед, оставив ее одну.

Она снова оглянулась назад — ей так хотелось вернуться и рассказать обо всем Бену! И вдруг начала двигаться в обратном направлении — мили и мили назад, в больницу. Она спустилась прямо в операционную, где лежало страшное, изуродованное тело. Ее тело. Бригада, работавшая вокруг операционного стола, была измучена, но больше уже не чувствовалось напряженности.

— Жаль ее мужа. Но это действительно к лучшему, — сказала молодая женщина с заплаканными глазами.

Нет! Вы не можете все бросить. Я вернулась, мне нужно это тело. Сделайте что-нибудь! — кричала она, хотя и понимала, что нельзя вернуть к жизни изувеченное, раздавленное тело Кэрри Брэдфорд. Не желая признавать поражение, она отчаянно пыталась постигнуть, как ей снова вместить себя в эту поврежденную оболочку.

Хотя бы ненадолго, молила она. Пока Бен не поймет, что все это временно и что я буду ждать его там.

Она пристальным, полным отчаяния взглядом оглядела больницу, как будто стен не существовало. В соседней комнате на столе лежала молодая блондинка. По выражению лиц находившихся вокруг людей Кэрри поняла, что это сражение также проиграно.

Другое тело… Посмеет ли она?

И вдруг оказалась в операционной, где лежала та женщина. Огляделась вокруг и не почувствовала чьего-либо присутствия, ничего такого, что могло бы воспрепятствовать ее безумной идее. Тело выглядело прекрасно. На нем не было никаких повреждений, кроме огромного синяка на лбу.

Это была ужасная, совершенно безумная, бредовая идея, возникшая, когда уже нечего терять. Она должна вернуться! И если она не может вернуться в свое прежнее тело, почему бы не воспользоваться этим? Но как?

Сколько бы Кэрри ни старалась, она не знала, как в него войти. Конечно, она не знала и того, как ей удалось выйти из своего прежнего тела…

Господи, прошу тебя, я сделаю все, только позволь мне вернуться! Я еще не готова покинуть Бена! Если бы она могла плакать, она бы заплакала.

Где-то в ее сознании теплый, сияющий свет так завораживал, так звал ее… Может, ее долг — идти на этот зов? Часть ее существа хотела этого… Но — Бен!

Внезапно сияние оказалось рядом с ней, заполняя маленькую белую комнату светом необычайной яркости. Впервые она почувствовала чье-то присутствие, потому что ясно представила себе две раздельные и в то же время объединенные в единое целое силы.

Если ты сможешь воспользоваться этим телом, мы не возражаем. Бери. Нам оно больше не нужно. Когда-нибудь вы это поймете — ты и Бен.

Кэрри вдруг увидела не только эту маленькую белую операционную, но и следующую за ней комнату. Тело блондина все еще лежало на операционном столе, но теперь его лицо было закрыто простыней.

С кристальной ясностью Кэрри поняла: двое этих людей были соединены узами любви, которая превзошла границы их хрупкой плоти, их физического естества. Мужчина был впереди нее во время путешествия по тоннелю. И к нему присоединилась женщина, которая любила его так сильно, что жизнь без него не имела для нее смысла.

Ощущение рассеялось, и она поняла, что эти двое — или теперь одно целое — исчезли. Вместо них появился кто-то другой. В комнате стало еще светлее, необычайная яркость света тревожила ее. Она не могла понять почему, но чувствовала себя так, будто ее выставили напоказ, будто каждый уголок ее мозга, сердца, души изучается: нет ли в них недостатков, пороков. Это «что-то» двигалось над ней, и она представлялась себе как бы слайдом, лежащим под микроскопом, под ярким белым светом, где можно рассмотреть мельчайшую частичку ее существа.

Но когда она уже готова была убежать, укрыться от всевидящей инспекции, мягкая волна… одобрения?., окутала ее. Мне вынесли приговор. Пока она думала об этом, незримая сила начала постепенно исчезать. И когда исчезла совсем, Кэрри почувствовала, что ее притягивает все ближе и ближе к телу, лежащему на столе.

 

Глава 1

— Марина! Мы вас выписываем. Соберите свои вещи.

Она медленно отвернулась от окна в больничной палате, где провела несколько последних дней. Было все еще трудно запомнить, что теперь ее зовут Марина Деверо.

— Я готова. — Голос звучал хрипловато, но Маринина сестра Джилиан, казалось, не замечала этого, значит, таким он и должен быть.

Светловолосая женщина пониже ее ростом пересекла комнату и обняла ее.

— Не могу дождаться, когда ты уедешь отсюда. Может быть, когда ты вернешься домой, к тебе возвратится память.

Марина также обняла ее. Она никогда не знала сестринской любви, а Джилиан оказалась исключительно хорошим другом. И каждый раз, когда она упоминала о потере памяти, Марина испытывала чувство вины и даже печали. Ей причиняло острую боль сознание того, что сестра, за которую Джилиан ее принимает и о которой заботится, уже далеко отсюда.

— Возможно, — неопределенно ответила она. Разве станет она объяснять, что с памятью у нее все в порядке? И что она никогда не вспомнит детских забав, которые были у Джилиан и Марины? А якобы потеря памяти необходима ей, чтобы скрыть правду, иначе на нее обрушится вся мировая пресса? Ее воспоминания — это воспоминания Кэрри Брэдфорд, женщины, которая, по сообщению местной газеты, была похоронена вчера. Теперь она ни с кем не может поделиться своими воспоминаниями…

Тридцать минут спустя Джилиан отпирала дверь квартиры, где жила Марина вместе со своим мужем Роном Деверо. Отойдя в сторону и пропуская вперед сестру, Джилиан сказала:

— Надеюсь, ты не очень расстроишься, оставшись здесь одна. А если что-нибудь вспомнишь, так это то, как вы с Роном были здесь счастливы. — Голос ее прервался, и она помолчала, чтобы взять себя в руки. — Мне очень жаль, что Рон не выжил после этого несчастного случая, но я рада, что ты осталась жива.

Марина обняла свою… свою сестру.

— Я тоже рада, Джил. Ты не могла бы рассказать мне, что с нами произошло? Я ничего не помню, а доктора мне сообщили очень мало.

— Возможно, они хотели, чтобы ты вспомнила сама, — с сомнением сказала Джилиан.

— Думаю, они не очень на это надеются. Многие жертвы амнезии не могут восстановить в памяти даже несчастный случай, который вызвал это состояние. — Прозвучало достаточно убедительно. На самом же деле она процитировала брошюру, которую принес ей доктор, когда она попросила дать ей побольше информации об амнезии.

Хотя Джилиан, кажется, это не убедило, она молча согласилась.

— Вы с Роном катались на парусной лодке.

— У нас была яхта?

— Маленькая. «Леди моей мечты». Рон купил ее сразу после вашего знакомства, когда узнал, что ты очень любишь ходить под парусами. Вы плыли по заливу.

— По Чесапикскому заливу?

— Да. Внезапно быстроходный катер врезался в борт вашей лодки. Катер пострадал, но продолжал двигаться. Власти все еще пытаются его найти.

— А что случилось с нами? Джилиан вздохнула и опустилась на шелковый в полоску пуфик, стоящий в прихожей.

— Ты уверена, что хочешь еще раз все это пережить?

— Извини, если это причиняет тебе боль. Но я просто хочу иметь ясную картину случившегося, вот и все.

— Доктор сказал, что Рон сломал шею и умер мгновенно. Вас обоих выбросило в воду, а «Леди» развалилась. Несколько человек, находившихся поблизости, видели, что произошло, и поспешили на помощь. Когда они доплыли, то увидели, что ты цепляешься за корпус лодки и поддерживаешь Рона. Они подобрали вас, а машина «Скорой помощи» уже ждала на пирсе. В больнице сразу же увидели, что Рон мертв, а ты наглоталась слишком много воды и ударилась обо что-то головой, но врачи считали, что ты выживешь. — Джилиан подняла голову, и Марина увидела, что слезы размыли ее идеально подкрашенное лицо. — Но внезапно у тебя остановилось сердце. Врачи не могли понять почему. Мне сказали, что, видимо, голова пострадала гораздо серьезнее, чем они первоначально предположили.

— А что было потом? — еле слышно спросила она.

— Пока врач выписывал свидетельства о смерти и меня спрашивали о возможности пожертвования больнице ваших внутренних органов для пересадки другим больным, вошла медсестра и сказала, что ты снова начала дышать. И при этом была настолько испугана, что я в жизни не видела ничего подобного! — Джилиан слегка улыбнулась, тщательно промокнув слезы. Помедлила, затем взглянула на Марину. — Ты и правда ничего не помнишь?

— Ничего. — Это не ложь, уверяла она себя, чувствуя неловкость. У нее не было Марининых воспоминаний. Она взяла Джилиан за руку и, когда та поднялась с пуфика, попросила:

— Покажи мне, пожалуйста, квартиру. Предположим, что я никогда не бывала здесь раньше.

— Что за странность — показывать сестре ее собственную квартиру!

— Знаю. — Марина улыбнулась. — Я тоже чувствую себя нелепо.

Джилиан остановилась посередине прекрасно меблированной гостиной.

— Интересно, узнаешь ли ты наш магазин?

— Я очень хочу его увидеть. Возможно, завтра.

Джилиан рассказала ей о том, что они являются совладелицами популярного магазина детских книг и игрушек, который называется «Детский городок». Сестры начали с нуля лет десять назад.

Как она будет там работать? Она все время, была женой, создающей семейный уют, и не работала с тех пор, как окончила колледж. А последние два года занималась своей малышкой. Правда, ее дипломная работа по окончании колледжа была посвящена детскому воспитанию. Но Бен весьма решительно настаивал, чтобы она не работала. Она слишком его любила и не хотела перечить, а вскоре ей и самой понравилось заниматься только семьей и домом.

Джилиан продолжала экскурсию, Марина следовала за ней, делая попутные замечания, пока они наконец не вошли в большую спальню Рона Деверо и его жены. В прекрасной, ручной работы серебряной рамке на туалетном столике стояла фотография — первая фотография, которую Марина увидела в доме.

Взяв ее в руки, Марина стала ее спокойно рассматривать. Мужчина и женщина выглядели беззаботными и счастливыми, уверенными в себе и в совместной жизни. Снимок был сделан на борту парусной лодки — возможно, «Леди», о которой ей рассказывала Джилиан. Рон стоял на палубе в черных плавках, его светлые волосы были растрепаны ветром, и широкая улыбка открывала прекрасные зубы и ямочки на щеках. Он был интересным мужчиной, в отличной форме.

Одну руку он держал на поясе, другой обнимал Марину. Она тоже улыбалась прямо в объектив. У нее были большие голубые глаза, большой рот и такие же прекрасные зубы, как у ее мужа. Когда делали этот снимок, волосы у нее были немного длиннее, чем сейчас, и белокурая прядь волос обвилась вокруг шеи Рона. Она была высокая, со стройными длинными ногами. Оранжевый купальник обтягивал гибкое тело. Талия была настолько тонкой, что обнимавшая ее рука мужа закрывала пупок.

Она была прекрасна. Она?.. Теперь я. Впервые чудовищность положения дошла до новой Марины. Она уже никогда не будет Кэрри Брэдфорд, женой Бена и матерью Дженни. Теперь она Марина Деверо, владелица магазина, а единственный ее родной человек — это сестра. Все, на что она может надеяться, — это быть поближе к Бену и Дженни, она должна знать хотя бы, все ли у них в порядке.

А что потом? Впереди у нее целая жизнь. Она была уверена, что это тело дано ей не на какое-то время, а навсегда. Чем будет она теперь заполнять тысячи пустых часов целый год? А десять лет?

Дженни ковыляла по осенним листьям, устилавшим двор, и заливалась счастливым младенческим смехом, увертываясь от Мейджера, который бегал вокруг нее. Бен уже собирался отозвать пса, но тот остановился буквально в дюйме от Дженни, чуть не повалив ее.

Бен не смог сдержать нежную улыбку, направляясь к дочери. Она довольно прочно стояла на своих маленьких пухлых ножках. Как он ценил эти субботы! Эти драгоценные отрезки времени, которые проходили так же быстро, как быстро росла и менялась Дженни.

— Пора идти домой, Джен, — позвал он.

— Не хо-тю!

Бен засмеялся. Обычно дети в возрасте до двух лет говорят только «мама — папа — дай». А у его дочери одной из первых фраз стала «Не хочу»… Но радостное настроение сразу исчезло — он вспомнил Кэрри. Она бы поразилась, как быстро Дженни начала говорить. Несчастный случай, который унес ее жизнь, произошел около трех месяцев назад. Боже, он и подумать не мог, что будет праздновать двухлетие дочки без Кэрри. Неужели когда-нибудь утихнет боль утраты?

Может быть, никогда, печально подумал он. А может, через миллион лет, когда стихнет чувство вины. Если бы он в тот день повнимательнее смотрел за Дженни, а не размышлял о том, что тяжелые роды положили конец их мечтам иметь много детей, то его любимой дорогой жене не пришлось бы бросаться под грузовик, чтобы спасти Дженни. Может быть, Бог простит его, потому что Бен никогда не смоет кровь Кэрри, которая текла по его рукам, пока он пытался поднять ее…

Мейджер залаял и побежал в дальний угол огороженного двора, стал вертеться и прыгать, яростно рыча, как и положено сторожевой собаке. Это могло бы напугать любого, кто не знал его покладистого нрава. — Мейджер! К ноге!

Но пес не послушался. Бен вздохнул. Кэрри была единственным человеком, которому этот собачий кретин подчинялся беспрекословно. Он держал Мейджера взаперти все утро, так как в соседний дом въезжали новые жильцы и, как только грузовик с вещами появлялся на подъездной аллее, пес лаял как бешеный.

Дженни тоже побежала через кустарник к забору — так быстро, как только позволяли ее маленькие ножки. Бен снова вздохнул. Он бы никогда не поверил, если бы ему кто-нибудь сказал, что двухлетний ребенок может быть таким своенравным. Он двинулся к забору, чтобы забрать обоих — ребенка и собаку, — как вдруг хрипловатый женский голос приказал:

— Мейджер, сидеть!

К его удивлению, пес моментально уселся. Наступило полное молчание.

Несколько настороженно Бен двинулся через кусты и подошел к забору из металлической сетки. Дженни безостановочно лепетала что-то, вцепившись крохотной ручкой в шерсть Мейджера.

По другую сторону забора сидела на корточках женщина, просунув пальцы сквозь сетку. Мейджер лизал ее пальцы, как будто они покрыты сиропом. Женщина внимательно слушала Дженни, а когда подошел Бен, взглянула на него.

Он хотел заговорить, но слова застряли у него в горле. Как мужчина он не мог не обратить на нее внимания, а как вдовец — отказывался проявлять какой-либо интерес. Волосы у нее были светлыми — живыми, солнечно-золотистыми, одной длины. Они свободно падали и загибались ниже подбородка, мягкая легкая челка закрывала лоб. Искусная стрижка обрамляла огромные серо-голубые глаза, господствовавшие на нежном, сердцевидной формы лице. В настоящее время эти глаза серьезно изучали его.

— Привет! — Она поднялась и встала по другую сторону забора. Она была высокого роста — может, всего на несколько дюймов ниже его, а в нем было шесть футов. — Я Марина Деверо. Не могла отказать себе в удовольствии поговорить с вашей малышкой. Она просто прелесть.

Даже в спокойном состоянии уголки ее большого рта были приподняты. Улыбка, сопровождавшая эти слова, излучала тепло, которого он не ощущал уже много дней. Оно согревало Бена, смягчая давящую на сердце боль.

— Спасибо. — Она выбила его из колеи, и, чтобы вернуться в прежнее состояние, он сказал первое, что пришло в голову:

— Откуда вы узнали, как зовут мою собаку?

Ее глаза слегка расширились, и, нерешительно улыбнувшись, она ответила:

— Я слышала, как вы давали ей команду. Бен оказался в глупом положении. И рассердился на себя. Он не хотел, чтобы его вопрос обидел соседку, и протянул ей руку, пытаясь улыбнуться:

— Бен Брэдфорд. Извините за грубость. Проклятый пес никогда не слушается меня, вот я и позавидовал вашему мгновенному успеху.

Она снова улыбнулась. На ее розовых щеках появились две глубокие круглые ямочки.

— Я люблю животных. Он у вас метис? Бен кивнул. Он незаметно скользнул ладонью по джинсам, пытаясь стереть нервное напряжение, оставшееся от прикосновения ее маленькой руки.

— Колли с овчаркой. — Эти слова вызвали в нем болезненное воспоминание о том, как Кэрри тащила его от одного ряда к другому по бетонной дорожке, с обеих сторон которой были клетки. Она сразу влюбилась в щенка с мощными лапами, как только увидела его. — Я держал Мейджера взаперти, чтобы он не лаял и не мешал вам переезжать. Вы одна из наших новых соседей?

— Одна — и единственная. — Она поколебалась. — Мой муж недавно погиб, несчастный случай на заливе. Я очень удачно нашла этот дом. Это как раз то, что надо, если необходимо сменить обстановку.

— Примите мои соболезнования. — Теперь он знал все, что положено говорить в таких случаях.

Она опустила глаза и наклонила голову в ответ на его слова. Ему хотелось сказать, что он и сам знает, как нелепо себя чувствуешь, когда люди говорят тебе эти общепринятые, хотя и искренние, фразы. Но он не был готов говорить с незнакомым человеком о Кэрри, да и момент был упущен. И потому заключил:

— Приятное соседство. Вам здесь понравится.

— Сколько тебе лет? — Новая соседка опять присела на корточки и заговорила с Дженни. Когда малышка гордо вытянула один палец, она засмеялась:

— Держу пари, что у тебя скоро день рождения. И тогда тебе будет два годика. — Она вытянула два тонких пальца, изобразив букву «V». — Два!

— Второго ноября, — сказал Бен. — И тогда она уже будет у папы большой девочкой.

— Я — два, — засмеялась Дженни. Потом улыбнулась отцу лукавой улыбкой:

— Па-па два.

Бен подхватил ее на руки и накрыл своими пальцами ее маленькие пухленькие пальчики.

— Ты дразнишь папу? Сейчас я приготовлю тебе ланч, солнышко.

Дженни завизжала от радости. Когда он ее опустил, она взяла его за руку и потянула к дому:

— Ланть, па-па!

Бен кивнул и улыбнулся Марине:

— У этого ребенка одно только на уме. Стоит упомянуть о еде, ей сразу хочется есть. Приятно было познакомиться с вами. Удачи вам на новом месте.

— Спасибо. Думаю, она мне понадобится, — улыбнулась Марина.

Бен поднял дочку и посадил ее на широкие плечи.

— О'кей, Джен. Пошли кушать. Я приготовлю тебе омлет.

Марина смотрела, как мужчина с ребенком и прыгавшая за ними большая собака приближались к своему дому. А когда вся троица скрылась за дверью и она представила себе, как они вошли в прихожую, слезы брызнули у нее из глаз. Сердясь на саму себя, она пошла прочь.

Зачем я все это затеяла?! Не надо было возвращаться. Расправив плечи, она медленно двинулась через двор к купленному ею дому. Джил подумала, что ее сестра сошла с ума, если решила оставить свою роскошную квартиру и перебраться в тихий пригород Таусона. Но, кажется, все поняла, когда Марина сказала, что ей нужно начать заново.

Марина и не мечтала купить дом по соседству с Беном, она только хотела убедиться, что он справляется без нее. Но когда месяц назад проезжала здесь, в напрасной надежде хотя бы мельком увидеть своего мужа и дочку, то заметила на доме Карсонсов табличку «Продается». У нее были кое-какие сомнения, этично ли использовать страховку Рона для покупки дома. Но, подумав, она решила, что Рону и прежней Марине уже все равно…

Она повесила пальто на кухне и приготовила чашку своего любимого яблочно-коричного чая без теина. Бен и Дженни не выходили у нее из головы. Она не знала, что они во дворе, когда вышла взглянуть на свою теперь цветочную клумбу — пора было сажать луковицы, если она хочет, чтобы цветы выглядывали из-под снега весной. А Бен — помнит ли он, что в этом году нужно рассадить тюльпаны, растущие перед домом?

Вероятно, нет. Бен никогда не увлекался благоустройством участка, украшением его, особенно если это требовало не просто ухода, а каких-то переделок. Она заметила, что лужайка выглядит хорошо — трава аккуратно подстрижена… И чуть не бросилась навстречу, когда Мейджер с лаем выбежал к ней из кустов. Ее реакция была непроизвольной, и пес отреагировал на ее интонацию, хотя сам голос звучал теперь по-другому. Мейджер вел себя так, будто знает ее. Возможно ли такое? Бедный Мейджер! Она без него тоже скучала. Затем она увидела Дженни, и сердце сжалось — ей так хотелось схватить свою крошку, прижать ее крепко к себе!

Впервые за три бесконечных месяца она увидела Дженни. И хотя она радовалась успехам своего ребенка — как много она говорит, как хорошо ходит, — ей было тяжело думать о том, что она пропустила все происшедшие перемены и пропустит те, которые еще будут происходить. Она присела, чтобы поговорить с Дженни, и тут появился Бен…

Впредь надо быть очень и очень осторожной, чтобы не показать ему, что она знает его семью. Случай с собакой озадачил Бена. А его реакция поразила ее. В какое-то мгновение ей показалось, что он все знает.

Он похудел, но все равно выглядел хорошо. Прямые темные волосы были подстрижены так же, как и раньше, — они спадали на лоб с бокового пробора, а солнце высвечивало ямочку на квадратном подбородке, которая ей всегда так нравилась. Четко очерченные губы, по которым она очень любила проводить пальцем, теперь не улыбались. Не улыбались больше и зеленые глаза, в которых раньше всегда светились веселые искорки.

Бен выглядел уставшим, и более того — он выглядел несчастным. Печаль отпускала его только в те мгновения, когда он разговаривал с Дженни.

Она понимала, как он себя чувствует. Она тоже потеряла все, даже самое себя. Особенно тяжелыми оказались выходные дни — огромные, ничем не заполненные отрезки времени, которые надо было чем-то занимать. Плохо было и ночью, когда ей хотелось прижаться к Бену, а вместо него она находила рядом холодную подушку. Но ужаснее всего — иногда ей казалось, что она слышит плач Дженни. Несколько раз она даже вскакивала и спускалась в холл, прежде чем возвращалась к действительности.

Дыхание ее стало отрывистым, слезы подступили к горлу. Марина поспешно поставила чайник на стол. Боже мой, неужели так все и будет до конца моих дней? Раз в месяц мельком увидеть своего мужа и дочь, да и то если повезет?

Она заполнила свою жизнь делами донельзя — так усердно работала в магазине, что удивляла даже сестру. Но ей нужно было что-то еще. Нечто такое, что удерживало бы ее от желания побежать к соседским дверям, предлагая вымыть пол, лишь бы снова увидеть Бена и Дженни. Нечто такое, что заполнило бы пустоту беспокойных ночей, когда ее тело тосковало по мужу, спавшему в соседнем доме. Может, завести кошку или собаку?

Марина была не из тех, кто жалеет себя. Она задумалась, вытерла глаза полой рубашки. Неплохая мысль, Кэр… Марина. Животное в доме составит ей компанию и утешит. Да, домашнее животное, на которое она может излить свою невостребованную любовь, — это как раз то, что надо.

— Идем играть! — Дженни скакала на переднем крыльце в предвкушении события.

— О'кей, солнышко, уже пора. Пошли. Бен закрыл дверь, оставив лающего пса дома — этот дуралей будет только мешать им. Повесив на плечо маленькую видеокамеру, он взял Дженни за ручку, помог ей сойти со ступенек и повел по дорожке. Когда они подошли к дому Марины Деверо, он немного помедлил. Но фонари над крыльцом горели, значит, она ждала ряженых детей. Он открыл калитку, пропустил Дженни вперед, затем вошел сам.

— Все в порядке, Джен. — Он давал ей последние наставления. — Ты подойдешь к двери и громко постучишь. Когда мадам Деверо выйдет, ты скажешь: «Не узнала — угощай!».

Наряженная львом Дженни заковыляла вперед и осторожно вскарабкалась на единственную ступеньку. Львиный хвост волочился за ней. Бен стоял сзади и снимал всю эту сцену видеокамерой. Когда Дженни обернулась и нерешительно посмотрела на него, Бен подбежал, позвонил в дверь и вернулся на прежнее место.

Дверь открылась почти мгновенно. Лицо Марины расплылось в широкой улыбке, едва она увидела на крыльце маленького львенка. Марина была в розовом облегающем костюме и казалась еще красивее, чем когда он видел ее в прошлый раз.

— О Боже, — сказала она, испуганно округляя глаза. — Что это за свирепый лев? Я надеюсь, он меня не съест?

Дженни через плечо посмотрела на Бена, ее личико, выглядывавшее из-под капюшона, выражало растерянность.

— Ну же, малышка! Ты помнишь, что я тебе говорил?

Марина нагнулась к Дженни.

— У меня есть кое-что для голодных львят. — Она показала Дженни вазочку со сладостями. — Ты знаешь, что говорят в канун Дня Всех Святых?

Дженни улыбнулась и прижалась к Марининому колену. Она лукаво смотрела сквозь ресницы, но не произносила ни слова.

— Давай, Джен, — ободрил ее Бен. — Ты помнишь, что надо сказать?

— Узнал-узнал! — закричала вдруг Дженни, вспомнив свою роль.

Лицо Марины озарилось, как будто ей только что преподнесли дорогой подарок.

— Какая ты умница, Дженни. — Она протянула вазочку с конфетами и дала малышке выбрать.

— Я не очень-то надеялся, что она сможет все сказать, как надо, — заметил Бен, продолжая снимать. — Но она стала такой самостоятельной последнее время. Все хочет делать сама.

— Вам, наверное, тяжело управляться с ней? Бен кивнул, рассеянно наблюдая, как Дженни опустилась на ступеньку, села и стала сдирать обертку с выбранной ею конфеты.

— У меня какое-то странное чувство, когда я вижу, как она растет. Порою даже хочется, чтобы она всегда оставалась маленькой и беззащитной… — Он немного помедлил, потом решил, что сейчас настал подходящий момент рассказать о Кэрри, и выключил видеокамеру. — Моя жена погибла в дорожной катастрофе, это было в июле. Дженни еще слишком мала, чтобы все понять, но и ей было очень тяжело. Она видела, как ее мать сбил грузовик… — Слова повисли в воздухе, у него не хватило сил продолжать. Бен не решался взглянуть на Марину — боялся, что не вынесет проявления сочувствия с ее стороны.

— Па-па! Вон ба-ба-ка!

Бен оглянулся на восклицание Дженни, и Марина простонала:

— Каррамба! — Экзотическое ругательство говорило о том, что она здорово рассердилась.

В этот момент маленькая белая собачка прошмыгнула у Бена под ногами, и Марина бросилась с крыльца в погоню за ней. Дженни завизжала от восторга.

А Бен прирос к месту. Кэрри, когда что-то выводило ее из себя, произносила это же самое слово. Он наблюдал за тем, как Марина поймала маленькую дрожащую собачку и осторожно ее подняла. Интересно, кто научил ее так необычно ругаться? И ругается ли она вообще? Кэрри ненавидела бранные слова. И хотя после рождения Дженни ему порой хотелось чертыхнуться как следует, дома он никогда себе этого не позволял.

Соседка вернулась к крыльцу, обеими руками прижимая к себе собачонку.

— Извините за переполох. Она здесь первый день. С ней жестоко обращались, и она еще боится всего на свете, даже меня. — Маринин взгляд встретился со взглядом Бена. — Мне очень жаль, что с вашей женой случилось такое несчастье. Жизнь иногда жестока.

— Да. — Надо было сменить тему разговора. Сегодняшнюю ночь он не сможет не думать о Кэрри. Бен протянул руку к собачке, что дрожала и скулила у Марины на руках. — Она напугана. Как ее зовут?

— Я назвала ее Лакки — Счастливица. Потому что ей действительно повезло, она получила второй шанс. Прежние хозяева запирали ее в чулане без еды и питья, когда уходили. И били ее каждый раз, когда она лаяла.

Бен пришел в ярость:

— Мерзавцы! За такое надо арестовывать. Как вы ее нашли?

— В обществе защиты животных. У меня есть еще пушистый белый кот. Я очень люблю животных. — Марина застенчиво пожала плечами. — Мне нужно, чтобы кто-то был рядом. Дом ужасно пустой.

Глаза у нее затуманились, и, прежде чем она опустила ресницы, Бен увидел в них боль. Ему так захотелось тепла, которое она излучала в прошлую встречу!

— Не зайдете к нам завтра, чтобы помочь Дженни управиться с конфетами? А то она все их съест. Вы бы оказали мне большую услугу, — сказал он и сам удивился, зачем приглашает эту красивую одинокую женщину к себе в дом. Он не собирался подыскивать замену Кэрри.

— Спасибо. Но я не ем сладкого. Это яд. И опять Бена поразило ощущение, что все это уже было. То же самое сказала бы и Кэрри!

— Моя жена была такого же мнения, — вырвалось у него непроизвольно.

Марина отвела глаза и посмотрела вниз, на Дженни. Ее лицо разгладилось, выражение беспокойства и озабоченности сменилось улыбкой.

— Вы правы, малышка не должна есть столько сладкого. — Она повернулась к двери, чтобы унести Лакки. — Подождите минутку, я возьму фотоаппарат и мокрое полотенце, пока вы не пошли со следующим визитом.

Бен посмотрел на Дженни и рассмеялся. Девочка сидела на крыльце, не обращая внимания на разговор взрослых. Она открыла с одного конца подаренную Мариной конфету и сосредоточенно ее сосала. Лицо и руки были перепачканы шоколадом, волосы закрыты капюшоном, а сверху торчали львиные уши — забавное зрелище.

Пока Бен стоял, разглядывая дочку, Марина вернулась. Она присела на корточки, сфотографировала Дженни, затем повернулась к Бену:

— Подойдите к ней. Я отдам вам снимки, как только их проявят. Остался последний кадр.

Бен присел рядом с дочкой и улыбнулся в объектив. Затем Марина отложила фотоаппарат, нежно вытерла лицо и руки Дженни и быстро поцеловала ее покрытую капюшоном головку.

— Веселись, детка! — Она подарила Бену одну из своих теплых улыбок. — Спасибо, что привели ее. Вы сделали мне такой подарок!

Бен кивнул, внезапно почувствовав неловкость.

— До встречи. — И повел Дженни к следующему дому. Он не был увлечен Мариной. Он любил Кэрри — все еще любил. Тогда почему же ему хотелось вернуться и провести оставшийся вечер в ее компании, почему она действовала на него так успокаивающе?..

 

Глава 2

Марина не воспользовалась приглашением Бена прийти в пятницу. Она хотела пойти, очень хотела, но увидела выражение паники на его лице в тот момент, когда он импульсивно пригласил ее в гости. Он все еще скорбел по своей жене.

В субботу она пошла в фотоателье и попросила сделать с нескольких последних негативов по две фотографии — она не могла упустить возможность взять себе на память изображение тех, кто был частью ее самой. Остальные же кадры запечатлели ее магазин, новый дом, собаку и кота.

Когда она подходила к дому Бена после одинокой вечерней трапезы, то говорила себе, что не задержится у него надолго. Она зайдет, только чтобы передать фотографии.

— Привет. — Бен выглядел встревоженным, открывая дверь. На нем была кремовая водолазка, которую она купила ему к Рождеству два года назад. Широкие плечи казались еще шире. Волосы у него были взъерошены, щеки раскраснелись. Интересно, чем он занимался?

— Привет. Я принесла ваши с Дженни фотографии. Очень хорошо получилось. Думаю, вы захотите их оставить. — Перестань болтать, Марина!

— Спасибо. — Он улыбнулся и отступил назад. — Заходите! Мы с Дженни еще не закончили борьбу. Будете судьей?

Напряжение спало, и она улыбнулась в ответ. Бен помог ей снять пальто и повесил его в стенной шкаф.

— Боюсь, вы пожалеете. Сестра говорила мне, что в детстве я совсем не умела драться.

Как только слова сорвались с языка, она задержала дыхание. Каррамба! Всегда я так — сначала говорю, а потом думаю. Теперь она не могла себе этого позволить. Меньше всего ей хотелось говорить Бену о потере памяти. У него слишком хорошая реакция, чтобы он не заметил, как странно она рассказывает о своем прошлом.

К счастью, он никак не отреагировал на ее слова и провел в гостиную. Дженни сидела на кушетке с задранной рубашкой и прижимала к груди запеленатую куклу. Она улыбнулась Марине, но продолжала что-то нашептывать кукле.

Марина улыбнулась в ответ, затем взглянула на Бена, подняв брови:

— Она уже играет в дочки-матери. Бен состроил гримасу.

— Этим еще не все сказано. — Он повернулся к Дженни спиной и прошептал:

— Она кормит свою куклу грудью.

— Что она делает? — удивилась Марина и чуть было не засмеялась, но потом сделала вид, что закашлялась. — Где же она могла этому научиться?

Бен тоже засмеялся. От Марининых слов его глаза затуманились.

— Я ей показывал фотографии ее матери, и на некоторых из них Кэрри кормила малышку грудью. Потом я увидел, что Дженни пытается делать то же самое. — Он в смущении пригладил рукой волосы. — Одному Богу известно, что меня ожидает, когда она станет подростком. Даже мысль об этом приводит меня в ужас.

— Да, я вас понимаю.

Бен снова улыбнулся, но в этой улыбке не было радости.

— Хотите что-нибудь выпить? У нас есть яблочный и клюквенный сок, молоко, чай со льдом и содовая.

На этот раз она не хотела снова попасться из-за собственной глупости. Если она назовет свой любимый сорт чая, он наверняка подумает, что здесь что-то не так.

— Спасибо. Фруктовый сок, пожалуйста. Бен пошел на кухню, а она поспешила к Дженни. Комната выглядела почти так же, как и раньше: кушетка и кресла, обитые тканью в зеленую с золотом полоску, и тяжелая деревянная мебель. Ее любимое бронзовое блюдо, наполненное сушеными цветочными лепестками, по-прежнему стояло в таком месте, чтобы Дженни не достала. Книжные полки располагались по бокам камина, на нижних полках стояли игрушки Дженни. Некоторые из них Марина еще не видела.

— Ты — мама? — спросила Марина, присев на кушетку рядом с Дженни. Малышка энергично кивнула:

— Да, мой бэ-би пьет мо-ко мамы. Марина была поражена. Она быстро сосчитала: шесть слов! Ее затопила волна родительской гордости. Предложение из шести слов! А ей еще нет и двух лет.

— Твоя дочка пьет мамино молоко?

— Ага. Бэ-би любит мо-ко.

— А ты любишь молоко? — Она хотела, чтобы Джен продолжала говорить.

К удивлению Марины, девочка покачала головой:

— Джен не пьет мо-ко. Ма-ма уш-я. У Марины комок застрял в горле, и она с трудом продолжила:

— Твоя мама любит тебя, Дженни, хотя ты и не можешь ее больше видеть. Она тебя очень, очень любит, и она всегда будет в твоем сердце. — Голос ее звучал напряженно. Посмотрев вверх, Марина увидела стоящего рядом Бена с напитками и попыталась смягчить ситуацию:

— Когда-нибудь из нее выйдет отличная мама.

Бен смотрел в свой бокал, не улыбаясь.

— Кто знает, захочет ли она стать мамой! Дженни предстоит расти, осознавая, что в жизни нет никаких гарантий. Ей не придется объяснять, что жизнь коротка. Кто знает, как… смерть Кэрри… отразится в дальнейшем на ее развитии и восприятии действительности?

Слова были пронизаны печалью. Марина инстинктивно приподнялась, протянула к нему руку. Она страстно хотела сказать, что он ошибается: жизнь вечна.

— Па-па. — Голосок Дженни дрожал. Они прекратили разговор и повернулись к малышке. — Я хо-чу к ма-ме, — сказала она, засунув в рот большой палец.

Бен нежно поднял ее. Прижав к плечу, потер ее маленькую спинку. Глаза его были закрыты, а лицо исказилось страданием.

— Я знаю, моя сладкая, знаю. Может, пойдешь спать? И во сне ты увидишь свою маму. — Он повернулся к Марине:

— Мне надо уложить ее. Она почти всегда капризничает, когда устает.

Марина тут же поднялась, едва сдерживая слезы.

— Все в порядке. Мне уже пора уходить.

— Нет. — Бен покачал головой. — Я еще не посмотрел фотографии. — Он указал на музыкальный центр, занимающий почти всю стену:

— Подберите себе музыку, какую любите. Я вернусь через несколько минут.

Марина послала Дженни воздушный поцелуй, и Бен унес малышку из комнаты. Вынув фотографии из кармана, она положила их на кофейный столик. Затем повернулась к музыкальному центру. Ей не надо было изучать многочисленные записи, выбирая, что ей нравится. Один из ее любимых альбомов стоял близко. Очевидно, Бен не часто слушал музыку. Она могла поклясться, что диск находится на том же месте, куда она его ставила последний раз.

Мелодия гармонично сочетающихся духовых инструментов и акустической гитары наполнила комнату, а когда зазвучал голос певца, Марина стала тихонько подпевать. Было трудно поверить, что теперь она может петь. Кэрри любила музыку, но ей не удавалось передать мелодию так, чтобы она была узнаваемой. Низкое контральто Марины стало для нее приятным сюрпризом. Мелодии, которые звучали у нее в ушах, она легко воспроизводила, когда начинала петь.

Она поднялась с пола, где сидела, рассматривая новый кукольный домик, который кто-то подарил Дженни, и столкнулась лицом к лицу с… собой.

Бен поставил ее фото на полку на уровне глаз. Она тут же вспомнила снимок, хотя он еще не был увеличен и вставлен в рамку, когда она видела его в последний раз. Бен снял ее без подготовки, внезапно и с близкого расстояния. Это было прошлым летом, за несколько недель до… На нем Кэрри пропалывала клумбу, и видны были только ее голова и плечи среди моря цветов. Она смеялась чему-то, что сказал Бен, и глаза светились весельем. Ее темные вьющиеся волосы были стянуты сзади заколками; эту прическу Бен очень любил. Такой же, как и у Дженни, вздернутый нос обгорел…

Одиночество. Глядя на эту фотографию, Марина испытывала безутешное чувство утраты. Знакомые черты вызывали боль в сердце. Впервые она поняла, что тоже скорбит. И не потому, что утратила свой стиль жизни, а потому, что лишилась самой себя. До этого момента она не имела возможности увидеть себя прежнюю. Одному Богу известно, сколько бы она отдала, чтобы, взглянув в зеркало, снова увидеть свое прежнее лицо. Слезы застилали ей глаза, когда она взяла фотографию и провела по ней дрожащим пальцем. Соленая слезинка упала на стекло, и она поспешно вытерла ее.

В этот момент две руки опустились ей на плечи. Она чуть не закричала и повернулась с такой поспешностью, что ударила фотографией в грудь Бена.

— Извините… Я только…

— Все в порядке. — На какое-то мгновенье его руки напряглись. — Я привыкаю видеть лицо Кэрри здесь. Когда я в первый раз поставил сюда эту фотографию, было очень тяжело на нее смотреть. Но это надо было сделать для Дженни. И, возможно, для себя тоже. — Он взял фотографию из ее слабых пальцев и снова поставил на полку.

— Это так тяжело… — Марина беспомощно опустила голову, из ее глаз скатилось еще несколько слезинок. Она ненавидела себя за то, что приходится обманывать Бена. Но она никогда не смогла бы объяснить ему причину своих слез.

— Я понимаю. — Его голос был тоже хриплым.

Не в силах сдержаться, Марина коснулась его лица. Рука скользнула по его подбородку, затем по густым прямым волосам. Вот почему я не могу его покинуть. Я нужна ему. Она обняла его сильные широкие плечи, потому что они задрожали. А он судорожно сжал ее руки. Это объятие было красноречивее всяких слов.

Сколько стояли они так, успокаивая и утешая друг друга, Марина не знала. Но ее рыдания ослабели, и она стала осознавать, как крепко она прижата к высокому сильному телу Бена и насколько интимным оказалось вдруг это, объятие. И хотя тело уговаривало Марину остаться в той же позе — и она имела на это все права, — в ее сознании зазвенел сигнальный звонок. Она отстранилась от Бена. Ее грудь и живот чувствовали неприятную прохладу по мере того, как она отдалялась от него.

— Мне пора домой. — Она избегала его взгляда, пока он не коснулся пальцем ее подбородка и не приподнял ее лицо.

— Спасибо, что дали поплакать у вас на плече.

— Это было взаимно.

— Ага. — Его взгляд был напряженным. — Я думаю, что только тот, кто сам пережил утрату, может понять испытываемые при этом чувства.

— Да, я тоже так считаю. — Она отвела взгляд. Это была не та тема разговора, при которой она чувствовала себя спокойной. Умолчание — та же ложь. А это неприемлемо для нее — слишком ярки еще воспоминания о том, как ее… изучали и оценивали. Подаренную жизнь она должна прожить с честностью, добротой и нежностью, доступными человеческим возможностям. Она отодвинулась от Бена, избегая контакта, и направилась к двери. — Фотографии я положила на кофейный столик.

— Спасибо. Во вторник вечером мы будем отмечать день рождения Дженни. Вы не хотите к нам присоединиться? — спросил Бен и опять удивился тому, что пригласил ее.

Марина колебалась. Ей не следует идти. Опасно связывать себя с его семьей. Но найдется ли на свете женщина с такой силой воли, чтобы отказаться от возможности снова быть рядом со своим мужем и своим ребенком?

— Раз вы меня приглашаете, я заберу пока фотографии.

Бен щелкнул пальцами, и она увидела на его лице знакомую лукавую улыбку.

— Вы читаете мои мысли. Так вы согласны?

Всю дорогу от его двери до своего дома Марина терзалась. Безвольная тряпка! У тебя впереди и так, уйма времени, не надо встречаться с ними каждый день. Это становится слишком опасным, Марина!

Она заставила себя посмотреть правде в лицо: приглашение вовсе не означает, что ее захотят видеть здесь постоянно. И ей не следует быть такой общительной. Бен испугается ее навязчивости, и тогда она уже не сможет их больше видеть. Эта ужасная мысль поразила ее. А что, если Бен переедет? Тогда они бесповоротно уйдут из ее жизни. Или, еще хуже, если он снова женится?

Она понимала: в этом нет ничего невероятного. Бен обаятельный мужчина. Все женщины вылезли бы из кожи вон, чтобы привлечь его внимание, если бы только узнали, что он свободен. Она не сомневается, что он любил ее — то есть Кэрри, — но ему только тридцать два года. Одинокий мужчина, растит маленькую дочь. Мужчина, который почти каждую ночь их супружеской жизни отдавал любви. Мужчина, для которого большая семья всегда была идеалом в жизни…

Она вздрогнула, вспоминая, как далеки они были друг от друга во время их последней прогулки по парку. Она не знала, что ему сказать и как утешить. Ее мечты были разбиты, гнев и боль душили ее. Возможно, она была и напугана. Напугана тем, что Бен разлюбит ее теперь, когда знает, что у них не будет больше детей…

Она не могла себе представить Бена одиноким, как бы он ни переживал утрату.

Во вторник Марина составляла опись имеющихся в магазине маленьких заводных металлических зверюшек. Покупателей было мало, и Джилиан предложила воспользоваться этой возможностью и проверить запасы товара для выполнения новогодних заказов. Марина упорно считала, но мысли ее были далеко. Сегодня у Дженни день рождения. И я снова сегодня увижу Бена и Дженни!

— Заказать еще таких игрушек? — Голос Джилиан вторгся в ее радостные размышления. — Их начали раскупать, как только я их выставила.

— Я думаю, надо, — ответила Марина. Джилиан сделала пометку на листе бумаги.

— Хорошо. Так и сделаем. Я передам заказ завтра. — Она посмотрела на часы. — Пора закрывать магазин. Хочешь, пообедаем вместе? Я сегодня не пристроена.

— Ни одного свидания? — Марина была удивлена. Она по пальцам одной руки могла пересчитать дни, когда у Джилиан был свободный вечер с тех пор, как узнала ее.

— Ни одного. Я подумала, что ты оценишь, если сестра уделит тебе безраздельное внимание. Поэтому специально оставила сегодняшний вечер свободным.

— Очень мило с твоей стороны, — улыбнулась Марина. — Но у меня есть планы на этот вечер. Давай пообедаем вместе в другой раз, ладно?

— Конечно. — Джилиан казалась удивленной и, возможно, немного обеспокоенной. — Смею ли я узнать, какие у вас планы?

— Ничего особенного. Мой сосед хочет отпраздновать день рождения своей маленькой дочки. Ей сегодня исполняется два года.

— Сосед?! — Марина утвердительно кивнула, и Джилиан удивленно вскинула брови. — А у этого соседа есть жена?

— Нет. Его жену сбил грузовик. — Марина сосредоточила все свое внимание на подсчете деревянных пирамидок.

— Надо же, какое совпадение… А где ты с ним встретилась?

— Около забора. — Марине было трудно сделать так, чтобы голос звучал равнодушно.

— Ну и что он собой представляет?

— Если не бояться банальности, его можно назвать высоким, темноволосым и интересным. Джил покачала головой.

— У тебя внутри спрятан какой-то секрет, которого нет ни у кого из нас. С тех пор как мы повзрослели и стали обращать внимание на мальчишек, тебе всегда доставался самый потрясающий. Уверена, что ты приведешь в нашу семью экземпляр, который будет источать сексуальное обаяние так же, как простой смертный — пот.

— Насколько я знаю, ты тоже не обездолена, — парировала Марина. — А мы с ним только поговорили разок. Он все еще горюет и не стремится к более глубоким отношениям, чем те, какие у нас сейчас сложились. — Она незаметно скрестила пальцы, пусть даже это и не совсем ложь.

Сестра посмотрела сочувственно.

— Может, вам обоим пойдет на пользу, если рядом будет кто-то, с кем можно поговорить и кто тебя поймет. Ты рассказала ему о Роне?

— Только то, что узнала от тебя.

— И больше ничего не помнишь? — Джилиан протянула к ней руку, прежде чем Марина смогла заговорить. — Извини меня. Я дала себе слово, что никогда не буду напоминать тебе об этом. Просто чертовски трудно поверить, что твоя память сейчас как чистая грифельная доска. Мне все время хочется спросить: помнишь это? помнишь то? — и я не всегда успеваю остановиться.

От Марины не ускользнуло, что Джил на грани отчаяния. Она встала и крепко обняла сестру.

— Я знаю, как тяжело тебе, Джил. Если бы я ради тебя могла вспомнить, я бы вспомнила. — Но я не могу. Потому что я не та Марина, с которой ты вместе выросла, не твоя сестра, которую ты любила.

Временами она испытывала сильнейшее искушение сбросить с себя это бремя, разделить с Джилиан путаницу и боль, с которыми теперь жила. Но этого делать было нельзя — Джилиан не перенесла бы известие о смерти своей сестры. Марина полюбила Джил и испытывала радость от приятных, непринужденных отношений, общения с любимой сестрой, чего никогда не довелось испытать Кэрри. Джилиан была ее оплотом, когда она пыталась освоиться в те первые пустые дни, и она не смогла бы сделать ничего такого, что причинило бы ей боль.

— Возможно, это и к лучшему. — Джилиан распрямила плечи. — Я почти рада, что ты не тоскуешь по Рону. Когда вы встретились, было такое ощущение, что для вас теперь никого не существует. Никогда не думала, что можно так сильно любить. Вы поженились через десять дней после того, как встретились. Но и пять лет спустя любили друг друга так же, как в день, когда давали клятву верности. Я, честно говоря, не представляю, как ты перенесла его потерю.

— Может быть, мне и не следовало этого делать. — Голос Марины был тихим. В ее памяти снова возник светящийся длинный туннель и два существа, которые встретились и слились, став ослепительно яркой звездой. Да, она знает, что Рон и Марина любили друг друга… И вдруг она подумала о Бене. А у них с Беном такое же сильное чувство друг к другу? Она по-прежнему любит его всем своим существом… но так ли, как Марина — своего Рона?

Вечером, отдохнув немного, она направилась вниз по дорожке к парадной двери дома Бена. В руках у нее была корзинка, в которой лежали три коробочки в нарядной упаковке. Так приятно было выбирать подарок на день рождения своей дочке! Жаль только, что пришлось ограничиться тремя подарками. Было пять часов. Если Дженни не нарушает режим, то она должна уже проснуться после дневного отдыха.

Марина не ошиблась: едва Бен открыл дверь, выскочила, пританцовывая, Дженни. Бен стоял за ней в темно-синих брюках и белой рубашке с расстегнутым воротом. Он был так привлекателен, что Марине пришлось улыбнуться, скрывая, как стучит ее сердце.

— Привет, — сказал он.

Она с трудом выровняла дыхание.

— Привет. — Неужели это тепло в его глазах предназначено ей?

— Я паз-ник! Ма-ина мне по-дай-ки? Марина засмеялась и присела к Дженни.

— А что у меня в этой корзиночке? У кого сегодня день рождения?

Дженни взвизгнула и закивала:

— Угу!

— А, я знаю, у папы день рождения. Давай отдадим ему эти подарки. — Марина сделала такое движение, будто собиралась отдать корзиночку Бену.

— Нет па-па! Джен-ни день ро-не-нья. — Малышка с беспокойством тыкала пальчиком себя в грудь.

— День рождения у Дженни! А ты уверена?

— Угу!

— Ну, тогда все эти подарки — твои. Когда Дженни с надеждой прикоснулась к коробочкам, Бен засмеялся:

— Подожди одну минутку, моя сладкая. Еще рано их развертывать. Давай сначала проведем Марину в дом и познакомим ее с бабушкой.

Дженни тут же потянула Марину за собой в гостиную.

— Баба! Мои по-дай-ки? — Малышка отпустила Маринину руку и побежала через комнату к пожилой женщине, указывая на корзиночку, которую нес Бен.

Женщина встала. Она оказалась такой же высокой, как Марина. Ее седые волосы были аккуратно уложены, а недорогой свитер и брюки тщательно выглажены. Глаза были такого же яркого Орехово-зеленого цвета, как и у ее сына. Сейчас они смотрели на Марину с явным вызовом.

— Мама, — сказал Бен, — это наша новая соседка, Марина Деверо. Марина, это моя мама, Элен.

Они пожали друг другу руки.

— Приятно познакомиться с вами, миссис Брэдфорд. — Однажды она уже позволила Элен подчинить себя. Больше она никогда не сделает такой ошибки.

— Мне тоже, — ответила Элен. Ее рукопожатие было крепким, решительным, но коротким. Отпустив Маринину руку, она тотчас повернулась к Дженни:

— Сокровище мое! Давай я тебе помогу разложить все эти подарки. Они подождут, пока мы покушаем.

— Скоро можно садиться за стол, — сказал Бен. — Все будет готово через несколько минут.

— Вам помочь? — Марина пошла за ним на кухню, чтобы дать Элен успокоиться. Она помнила, что и с Кэрри Элен была так же сдержанна и холодна до тех пор, пока не убедилась, что Кэрри любит ее единственного сына больше всех на свете. А когда наконец приняла ее, то это было уже окончательно и бесповоротно. Прекрасно зная Элен, Марина была уверена, что для ее свекрови будет очень нелегко так быстро смириться с другой женщиной в качестве жены Бена.

Но это маловероятно. Пока.

— Поставьте, пожалуйста, на стол в столовой. — Бен указал на стопку тарелок и приборы. — Я разрешил Дженни выбрать меню, ведь сегодня ее день. Поэтому нам придется есть спагетти.

— А я как раз люблю спагетти. — Марина взяла тарелки. Она боялась, что выражение глаз выдаст ее потрясение. Моя кухня!

Она всегда держала кухню в полном порядке. У Бена, очевидно, много других дел. Нельзя сказать, что в кухне было грязно, однако в ней не было порядка. На длинном кухонном столе, где она обычно готовила еду, громоздились игрушки Дженни, которыми она могла играть только под чьим-нибудь присмотром. Марина содрогнулась при мысли о том, что же должно твориться в кладовке. Настенные часы, работающие от батарейки, остановились на семи минутах третьего. На полках над раковиной и по обе стороны окна стояли цветы в ярких кашпо, которым нечем было похвалиться, кроме увядших листьев. Цвела только африканская фиалка. Филодендрон, подвешенный на крючке в отгороженной части кухни, чувствовал себя получше, хотя листья и у него были блекло-желтые. Встроенный рабочий стол в дальнем углу был завален угрожающей грудой книг, газет, журналов, каталогов и другой макулатуры.

Она задержала дыхание, входя в столовую. Но здесь, как и в гостиной, вещи в основном остались на своих местах. Она быстро накрыла на стол, отложив маленький столовый прибор Дженни в сторону.

Когда вошел Бен с дымящимся блюдом соуса к спагетти, она спросила:

— А где высокий стул для Дженни?

— Она уже им не пользуется. — Бен кивнул в сторону кухни. — Там ее трон.

Марина быстро прикрыла глаза, направляясь на кухню за детским стулом. Как много она пропустила! Пока она стряхивала крошки с сиденья, комок в горле прошел. Но это все же лучше, чем если бы она не пришла совсем. По крайней мере она здесь, празднует со всеми день рождения дочки.

Обед был праздничным, и трое взрослых все свое внимание уделяли Дженни. После того как с едой было покончено, Бен забрал Дженни, чтобы снять передник до начала ее праздника.

Марина машинально стала собирать со стола.

— Вам не следует этого делать, — поднявшись, сказала Элен. — Вы же гостья.

Марина поняла намек, но взяла еще одну тарелку.

— Мне не трудно. Я живу одна, и мне редко приходится мыть посуду.

— Вы не замужем? Я бы сказала, что ваш дом несколько великоват для одинокой женщины.

Марина по опыту знала, что покровительственная манера Элен является скорее привычкой, чем преднамеренной попыткой обидеть. Отец Бена умер, когда тот был еще ребенком, и Элен пришлось работать, пока Бен не вырос, чтобы содержать обоих.

— Мой муж погиб несколько месяцев назад, — ответила Марина, — и я просто не могла оставаться в нашем доме. Мне нравится работать в саду, это меня утешает, поэтому я и поселилась здесь.

Элен была поражена.

— О, моя дорогая, извините меня! А вы знаете, что в июле Бен тоже потерял жену?

— Да, знаю, — кивнула Марина, когда они возвратились в столовую за следующей порцией грязной посуды. — Он говорил.

Глаза Элен затуманились слезами.

— Кэрри была… превосходной женой для Бена. Я ее любила как дочь. Это был такой удар!

Она поставила на кухонный столик фужеры и снова пошла в столовую.

Марина вытащила из-под раковины пластиковый таз для мытья посуды, положила в него мыльный порошок и стала наполнять водой. Потом открыла посудомоечную машину и начала ее загружать. Снова войдя в кухню, Элен открыла рот от изумления.

— Вам не следует мыть посуду. Я все сделаю сама, как только Дженни развернет и посмотрит подарки.

— Это займет очень мало времени. Было так мило с вашей стороны, что вы пригласили меня. И это самое меньшее, что я могу сделать в знак благодарности.

— Ну… спасибо. — Элен показала в сторону гаража:

— Тогда пойду достану торт-мороженое из морозильника. Пусть немного оттает, пока мы поиграем с Дженни.

Едва она скрылась за дверью, Марина принялась за посуду. Она вымыла те блюда, которые не входили в посудомойку, затем вытерла столик и протерла пыльные полки. На некоторых фиалках еще сохранилось немного зеленых листьев и появились новые побеги, поэтому она их полила. Потом набрала воды, чтобы полить филодендрон.

Едва она успела это сделать, как в кухню вернулся Бен, неся на руках Дженни.

— Чем вы занимаетесь? — В его голосе звучало недовольство.

— Я помогала Элен мыть посуду, а она пошла доставать торт. А потом я заметила, что ваши цветы надо полить. — Она поставила маленький кувшин, из которого поливала цветы, сложила руки и потерла локти ладонями. Бен пристально следил за ее движениями.

— Кэрри любила цветы. А я про них все время забываю.

Марина улыбнулась, пытаясь сгладить неловкость, и вновь взяла маленький кувшин.

— Вы удивитесь, как хорошо они растут, если их поливать.

Широкие плечи Бена поднялись, затем опустились.

— Мне все равно. Может, возьмете их к себе, когда будете уходить? Мне они действительно не нужны.

— О, нет, — ответила она. — Африканские фиалки не любят солнечного света. У вас окно выходит на восток, а для них это самое подходящее освещение. Давайте я буду напоминать вам о поливке. Думаю, что некоторые из них отойдут.

— Как хотите. — Бен снова пожал плечами. Он все еще внимательно изучал ее, и это заставило ее смущенно поежиться. — Прошу вас, не поймите меня превратно, — сказал он наконец. — Но вы странным образом напоминаете мне мою жену.

— Но я не…

— Вы не похожи на нее, я знаю, но какие-то вещи вы делаете так же, как она. Мне даже не по себе.

Марина непроизвольно обхватила себя за локти.

— Это совпаде…

— Вот! — он указал на нее. — Кэрри делала так же, когда мы спорили. Я всегда сразу видел, что она в напряжении и будет защищаться. — Его зеленые глаза сузились. — Я не раздражаю вас, Марина?

— Конечно, нет. — Она уронила руки и распрямилась. Она никогда даже не задумывалась над этим. Привычные жесты делала инстинктивно, не придавая этому значения. Сколько же надо приложить труда, чтобы заставить себя измениться! — Мне очень жаль, если то, что я делаю, напоминает вам о жене. Но это неумышленно.

Бен кивнул, однако его взгляд не отпускал ее.

— Как это может быть, если вы даже никогда не встречались с Кэрри?

 

Глава 3

— С днем рожденья тебя!

С днем рожденья тебя!

С днем рождения, Дженни, дорогая моя!

Когда взрослые допели поздравительную песенку и поставили перед Дженни торт, украшенный тремя свечами, она просияла.

— А еще одна свеча — на счастье, — сказала Марина, когда Дженни стала задувать тонкое пламя.

Этим она, конечно, не напомнила ему Кэрри, подумал Бен, снимая Дженни на видеокассету. У Марины приятный, мелодичный голос. Кэрри же всегда со смехом говорила, что ей медведь на ухо наступил.

Но все же… это чертовски тяжело. Она так же наклоняет голову, когда ей нравится что-то, складывает руки, когда он ставит ее в затруднительное положение, даже прикусывает кончик языка, поливая цветы, — он заметил это, когда вошел на кухню.

Какое-то колдовство. И даже хуже. Знакомые манеры побуждают его чувствовать себя с ней более спокойно и привычно, чем с какой-либо другой женщиной.

И при этом она совершенно не похожа на Кэрри. Его жена была небольшого роста, кругленькая, со склонностью к полноте, ей постоянно приходилось соблюдать диету. Марина же высокая и стройная. Ее грудь не заполнит его ладонь, как грудь Кэрри. Но ее длинные стройные ноги — мечта любого мужчины. Он вообразил, как они обхватывают его торс, прижимая его к себе…

Что с ним случилось? Он любил свою жену. Он не подыскивает ей замену. Кроме того, Марина, безусловно, тоже не стремится найти мужа. Несмотря на то что он очарован женственностью и красотой соседки, он может поклясться, что сама она совсем не знает о своей привлекательности. Она мила и дружелюбна, любит его дочь… и в то же время она чертовски сексуальна.

Имеет ли она хотя бы отдаленное представление о том, как близок он был прошлым вечером к тому, чтобы поцеловать ее? Их объятие поначалу было объятием утешения двух страждущих, скорбящих душ. Он был очень тронут тем, что она плакала вместе с ним о Кэрри. Это была взаимная поддержка — она разделила с ним горе утраты, что способен сделать только человек, сам потерявший любимого. Но за теплотой и нежностью этого взаимного внимания проскальзывало что-то еще. Высокое, стройное, прижатое к нему тело разожгло в нем огонь, который едва теплился после смерти Кэрри. И он уверен, что не только он испытал подобное. Он слышал ее прерывистое, учащенное дыхание. Если бы он нашел ее пульс, тот наверняка был бы таким же частым, как и у него.

Секс. Вот что это было. Мужчина не должен вести жизнь отшельника. Мужчина и женщина созданы, чтобы возбуждать друг друга, точно так же, как любые животные. Этого требует инстинкт продления рода. Единственная разница между человеком и другими животными заключается в том, что человек может выбирать, а не действовать импульсивно.

У него были благородные побуждения. Но как-то незаметно его тело забыло об утешении и возжелало совокупления. Он был в полной готовности, так же как Мейджер на прошлой неделе, когда у соседей напротив загуляла колли. Вот черт, и он сам был в таком же состоянии! Он читал насчет ферментов, которые выделяют животные. Маринины ферменты звали его явственно и громко.

Может быть, она, так же как и он, истосковалась по простому поцелую? По теплоте другого тела? По мгновенной удовлетворенности и сладкому расслаблению, которые наступают после секса? Оба они одиноки. Возможно, ее привлекут отношения, которые не связывают, не требуют эмоций, отношения, которые принесли бы утешение им обоим…

Это твои безумные мечты, Брэдфорд. Ему тут же стало стыдно за подобные мысли. Дженни расправилась со своим куском торта, когда он отогнал от себя эротические размышления. Он положил видеокамеру и взял фотоаппарат, чтобы снять, какими глазами смотрит Дженни, как Элен и Марина раскладывают на столе груду подарков.

— Посмотри, сокровище мое, вот подарок от бабушки. — Элен положила один пакет перед Дженни. Это было довольно трудно — заставить Дженни развернуть все подарки. Как только появлялась очередная игрушка, она хотела в нее играть. И чтобы уговорить малышку отложить ее в сторону и развернуть другую игрушку, надо было обладать ангельским терпением. Посмотрев на ворох подарков, Бен понял, что немножко перестарался.

Марина все это делала с большим успехом. Она незаметно уговаривала Дженни, зная, когда надо остановиться, чтобы та не заартачилась. Бен готов был поклясться, что у нее есть дети.

А может, были. От этой мысли кровь застыла у него в жилах. Она сказала только, что потеряла мужа. Он никогда не предполагал, что у нее могут быть дети. А если она потеряла ребенка, то вряд ли станет говорить с ним об этом. Было ужасно потерять Кэрри. А что, если бы Дженни тоже сбил тот грузовик? Он десятки раз представлял себе такие кошмары. И знал, что если бы потерял Дженни, то не стал бы рассказывать об этом малознакомому человеку.

— Такое впечатление, что вы умеете обращаться с детьми. — Замечание Элен настолько совпадало с его мыслями, что он вздрогнул.

Но Марина улыбнулась.

— Я люблю детей. — Это было все, что она сказала.

— У вас есть племянники или племянницы? — Его мать была настойчива, если не сказать больше.

— Нет. — Марина завела металлическим ключиком прыгающую лягушку и поставила ее перед Дженни. — Но мы с сестрой держим магазин детских книг и игрушек, который называется «Детский городок». К нам приходит множество детей всех возрастов. Некоторые семьи бывают так часто, что я уже знаю их детей по именам.

— «Детский городок»… Это на Даунингтон-плаза?

Когда Марина утвердительно кивнула, Элен серьезно продолжила:

— Я там была. У вас чудесный выбор. Меня очень порадовало качество ваших игрушек.

— Спасибо. Мы продаем игрушки, в которые можно долго играть и которые развивают воображение. На полках других детских магазинов сегодня много игрушек, работающих на батарейках и выполняющих только одну функцию. — Марина печально улыбнулась. — Извините. Я люблю поговорить на эту тему. Хотя игрушками в основном занимается моя сестра Джилиан. А я — детской литературой.

Пока Марина говорила, Бен снова посмотрел на подарки, которые она принесла Дженни. Антология детской поэзии была проиллюстрирована художником, чье имя было известно даже ему. Он знал, что Дженни понравятся плавные рифмы. Во втором пакете находился маленький игрушечный белый кролик, по размеру идеально подходящий двухлетнему ребенку. Как раз сейчас этот кролик удостоился чести быть Лучшим Подарком вечера — Дженни прижимала его к груди. В третьем пакете был игрушечный домик. Все куклы и мебель внутри домика были сделаны из мягкого материала. С такой игрушкой Дженни тоже не захотела бы расстаться.

Марина явно любит свою работу. Он испытал неотступное чувство… разочарования? Она так напоминала Кэрри по своим склонностям к домашним делам, что он сначала предположил, что она нигде не работает. Он не хотел задумываться, почему это его беспокоит.

— Работа, кажется, отнимает у вас много времени, — сказал он, видя, что она наблюдает за ним. Он как бы смирился, даже если она поняла, о чем он думает.

— Мне нравится. До недавних пор я задерживалась в магазине гораздо дольше… — Она поколебалась, затем добавила:

— Я люблю домашний уют и работу по дому. Но мне легче, когда вокруг люди.

Он хотел заговорить, но Элен опередила его. Наклонившись над столом, она накрыла ладонью руку Марины и сказала:

— Я восхищаюсь вами, дорогая. Я знаю, что значит в молодые годы потерять мужа. Требуется большая сила духа, чтобы не поддаться одиночеству.

Бен был поражен. Когда он упомянул, что пригласил на день рождения Дженни новую соседку, его мать отнеслась к этому почти враждебно. Он знал, что она любила Кэрри и потому не хотела, чтобы от одиночества он женился на первой встречной.

Марина повернула руку ладонью вверх и пожала руку Элен.

— Для вас с маленьким ребенком на руках это, должно быть, еще труднее. Я восторгаюсь вами и Беном. В моих же заботах нуждаются только собака и кошка. — Высвободив руку, она взглянула на часы. — Мне надо бежать. Лакки должна оправдывать свою кличку, и я не хочу, чтобы с ней произошло несчастье.

Бен поднялся вместе с ней.

— Спасибо, что пришли. Дженни будет рада снова увидеть вас.

— Она прелесть. Я очень благодарна вам за приглашение.

— Кажется, наша новорожденная еле держится на ногах. — Элен указала на малышку, которая перелистывала подаренную Мариной книгу. Глаза ее закрывались и головка наклонилась, хотя она пыталась бороться со сном. — Давай я уложу ее спать, а ты проводи Марину домой, хорошо?

Бен снова удивился: его мать практически толкает его в объятия соседки! Он вообще не собирался провожать Марину. Она его слишком… тревожила. Но он кивнул, не зная, как выйти из этой ситуации, не показавшись грубым.

— Спасибо. Я скоро вернусь.

Пока Бен закрывал за собой дверь, Марина позвякивала своими ключами. Она поколебалась, затем повернулась к нему лицом.

— Вечер был очень приятным. Но не стоит провожать меня до самой двери. Я не хочу причинять вам беспокойство.

Она читает мои мысли? Бен просунул палец за воротничок белой рубашки, чтобы немного его ослабить.

— Это не беспокойство.

И он не лукавил — пройтись с Мариной было бы очень приятно, несмотря на его физическое влечение к ней.

— Не допускайте, чтобы искусные маневры моей матери причиняли вам беспокойство. Она себе на уме, и я никогда не знаю, что она скажет в следующую минуту.

— Очень приятная женщина. Моя мама умерла несколько лет назад, и я все еще тоскую по ней. — Марина была рада, что хоть на эту тему может говорить без запинок и обмана. Мать Марины умерла, когда ей было шестнадцать. А мать Кэрри умерла внезапно от сердечного приступа меньше чем через год после смерти отца.

— Мама стала моим оплотом. Если бы она не сидела с Дженни, не знаю, что бы я делал.

— Она приходит к вам домой?

— Нет, я забрасываю к ней Дженни утром по дороге на работу. Это мне очень удобно, потому что иногда приходится задерживаться. Было бы очень тяжело при таком графике приглашать няню. — Он открыл задвижку калитки, соединяющей их участки, и пропустил ее вперед.

— Если у вас возникнут непредвиденные обстоятельства, я с удовольствием побуду с малышкой.

Бен фыркнул:

— Она может доставить много хлопот.

— Я серьезно. У меня гибкий график. А если нужно будет в магазин, я могу ее взять с собой.

— Спасибо. Буду иметь в виду, — пообещал он, уверенный, что это ему никогда не понадобится — его мать относилась к своей новой роли почти фанатично.

— А что у вас за работа?

— Я занимаюсь инвестициями… помогаю людям использовать свои деньги с выгодой. Защита от налогов и тому подобное. Иногда я не могу отказать клиенту: я должен, например, поужинать с ним или сыграть партию в гольф в вечерние часы. Нельзя же оставлять Дженни с кем попало. Я думаю, что придется искать работу с более твердым графиком. Хотя моя работа мне нравится.

— Это важно, когда занимаешься тем, что доставляет тебе удовольствие. Я никогда не могла предположить, что работа может заполнить всю жизнь, пока…

Голос ее замер, и Бен взглянул на нее. Печальное выражение лица немедленно сказало ему, о чем она думает. Почти автоматически он взял ее руку — гладкую и теплую, гораздо меньше его руки. Он вдруг ощутил, какая нежная у нее кожа, точно у младенца…

Сам не зная, как это вышло, он прижал ее к большому дубу, росшему позади дома. Ее мускусный запах обволакивал его, кружил голову. Невысказанные мысли долго висели в тишине. Ее глаза были огромны, они искали его глаза и медленно закрылись, когда он перевел взгляд на ее губы. Неужели она такая же сладкая, как обещает ее очарование, ее притягательная сила? Тело Бена побуждало проверить это.

Он скользнул большим пальцем по запястью ее руки, найдя точку, где прослушивается пульс. Быстрые глухие удары мгновенно сказали ему все, что он хотел узнать, раньше, чем она отдернула руку.

— Бен, не надо… Мы могли бы оставаться хорошими соседями, и я думаю, ни вы, ни я не хотим, чтобы пришлось о чем-то жалеть.

— А о чем бы вы жалели?

Он снова схватил ее руку и придвинулся на шаг ближе.

Марина отшатнулась и потеряла равновесие, наступив на кирпичный бордюр клумбы. Когда она выпрямилась, их тела столкнулись, и он чуть не застонал, когда обнял и крепко сжал обеими руками ее талию.

Что ты делаешь, Брэдфорд? Эта женщина так же, как и ты, недавно потеряла самого близкого человека?

Но произнесенное про себя предостережение не заставило его отодвинуться.

Марина тяжело дышала, однако в темноте он не видел выражения ее лица.

— Вы очень интересный мужчина. Слишком интересный, чтоб оставить меня равнодушной. Но я больше всего боюсь оказаться в чьей-нибудь постели оттого только, что не выдержала одиночества. Ведь секс — это временное утешение.

— И вы думаете, что поэтому я… — Этот протест вырвался автоматически. Ни одна женщина не смогла бы так легко прочесть мысли мужчины.

— ..поэтому вас тянет ко мне. — Она мягко кивнула. — Ведь вы любили свою жену. Какая еще причина тут может быть?

Он не хотел думать. Не хотел признать, что, скорее всего, она права. Единственное, чего он хотел, — это поцеловать ее, прижать ее к этому дереву, коснуться языком ее рта и ласкать до тех пор, пока она не станет извиваться в его руках и не запросит большего.

Вы любили свою жену. Это правда. Он любил Кэрри. Если бы она была жива, он бы никогда не искал забвения у другой женщины, потому что, несмотря на обиду и непонимание, которые случались за последние несколько месяцев их совместной жизни, Кэрри была для него единственной женщиной. Она была нитью, связывающей его с миром. Ее смерть образовала большую брешь в его жизни, и он не был уверен, что ее можно чем-то закрыть. О Господи, если бы ты дал мне еще один шанс! Я отдал бы все на свете, чтобы ее вернуть!

Но Кэрри больше никогда не будет.

И это Марину он обнимает сейчас, это Маринины стройные бедра прижались к его жаждущему телу, это Маринино теплое, нежное дыхание он чувствует на своем возбужденном лице. Внезапно он пришел в ярость оттого, что она напомнила о его потере, напомнила о пустоте его существования. Что она дразнила его до тех пор, пока в нем не проснулось желание. Неважно, что он не мог вспомнить тот момент, когда она начала флиртовать с ним.

— Никакой другой причины и быть не может, — сказал он, испытывая желание задеть ее, так же как она задела его. — Вы правы, я действительно любил свою жену. И меня вовсе не интересует ваша точка зрения и ваши переживания. Но мое тело все еще живо, и, когда привлекательные женщины флиртуют со мной, мне чертовски хочется воспользоваться их предложением.

Нарочито грубым движением он придвинул к ней бедра, подвергая себя немыслимым пыткам — ощущая жар ее живота. И тут же отодвинулся.

— Поэтому держитесь от меня подальше, пока не захотите получить то, на что меня провоцируете.

Дождь, который с перерывами шел всю следующую неделю, полностью соответствовал Марининому настроению. В субботу утром, более недели спустя после того ужасного разговора с Беном, Марина приехала в магазин. Джилиан, как всегда, была уже там.

— Доброе утро, — пропела она.

— Доброе. — Марина повесила мокрый зонт и плащ на крючок в их крошечной комнате отдыха и направилась в кухоньку. Джилиан всегда выпивала по несколько кружек крепкого черного кофе, но после несчастного случая, узнав, что Марина теперь предпочитает чай, она предусмотрительно ставила каждое утро также и чайник.

Подкрепившись чашечкой своего любимого чая, Марина накинула розовый, надевающийся через голову фартук, который носила в магазине, и завязала пояс сзади на талии. Затем прошла вперед, чтобы открыть кассовый аппарат.

В этот момент из кладовки позади торгового зала раздались приглушенные звуки. Накануне пришла новая партия игрушек, и Марина решила, что Джил уже начала их распаковывать.

— Посмотри на эти игрушки. — Джил высунула голову из кладовки. — Как раз для рождественского чулка.

Она держала в руках маленькие забавные игрушки, которые понравились бы любому ребенку.

Марина заставила себя кивнуть в ответ. Рождественские праздники приближались, и она с каждым днем все больше чувствовала подавленность. Это будет ее первое Рождество без Джен-ни… Она так ждала этого праздника! Раньше. Мысль о ее малышке, оставляющей печенье для Санта-Клауса и вешающей свой чулок для подарков — чулок, который она сама вышивала крестиком еще до рождения Дженни, — ужасно расстраивала ее.

Это будет и первым Рождеством без Бена с тех пор, когда еще на первом курсе колледжа он подарил ей маленькое колечко, какое обычно дарят любимым. Это колечко спрятано в шкатулке Кэрри и ждет, пока подрастет Дженни. Тогда Бен передаст его ей вместе с другими мамиными вещицами.

Бен… Видит Бог, она хотела бы забыть его. Вечером в день рождения Дженни беспричинная вспышка его гнева встревожила и испугала ее. Она думала, что понимает, как глубоко он страдает, но в действительности до этого момента не осознавала всю глубину его страданий. И, конечно, для здорового, сильного мужчины, такого, как Бен, все это усугубляется сексуальной неудовлетворенностью, о чем она раньше и не думала.

Почему она убедила себя, что они с Беном могут быть просто друзьями? Поселиться рядом с ним было глупейшей ошибкой в ее жизни… в их жизни. Честно говоря, она не думала, что он может увлечься ею. Но его привлекло ее новое тело. Возможно, она держалась с ним слишком свободно, не осознавая этого. Она, конечно же, понимает, что Марина — роскошная женщина, в которую можно влюбиться с первого взгляда, не то что Кэрри — обыкновенная миловидная брюнетка с большими глазами…

Зазвонивший у входной двери колокольчик вернул ее к действительности. Марина поздоровалась с вошедшей женщиной и стала заворачивать подарок, заказанный ею накануне. Когда колокольчик зазвонил снова, она подняла голову — и с трудом перевела дыхание: в дверях появилась темноволосая голова Бена.

Он был в темно-синем непромокаемом плаще, но капюшон не надел, и мокрые волосы прилипли к голове. Он держал на руках Дженни и, когда вошел, поставил ее на пол. Затем присел перед ней на корточки, чтобы снять розовый плащик, надетый на нее. Когда Бен выпрямился, их глаза встретились. Он кивнул без улыбки и направился прямо к ней.

Марину охватила паника. Она не хотела с ним разговаривать. Если он будет злиться или просто будет с ней холоден, она заплачет. Выскользнув из-за прилавка, она скрылась в кладовой.

— У нас покупатели, как раз по твоей части, — объявила она Джилиан. — Давай я буду распаковывать товар, а ты поможешь им выбрать. Ведь ты у нас специалист по игрушкам. — Голос ее оказался слишком высоким, и говорила она задыхаясь.

Джил выпрямилась и с удивлением посмотрела на нее.

— Хорошо. С тобой все в порядке?

— Все нормально. — Марина прижала руку к животу. — Просто что-то с желудком. Сейчас пройдет.

Как только сестра исчезла, Марина опустилась на упаковочную коробку. Великолепная стратегия. Прятаться от Бена каждый раз, как его видишь. Она решительно взяла блокнот, в который Джилиан записывала вынимаемые из ящика игрушки. Но едва успела развернуть первую, как Джил просунула голову в кладовку.

— Тот мужчина с маленькой девочкой просит позвать тебя.

Марина притворилась удивленной.

— Да? — И положила блокнот. — Это один из наших покупателей?

Джилиан довольно улыбалась.

— Нет. Это не один из наших покупателей! Я подозреваю, что это твой высокий, темноволосый, интересный сосед с двухлетней дочкой. Надеюсь, ты еще не успела его забыть?

— О… да…

— Так ты выйдешь или пригласить его сюда? Марина вскочила на ноги.

— Нет-нет, я выйду. — Меньше всего она хотела оказаться с ним наедине в этой тесной комнатке, и по ее смущению Джилиан поняла это. Не проронив больше ни слова, Марина вышла вслед за сестрой из кладовки.

Бен стоял возле маленького столика у стены. Он причесался и снял плащ. На столике и на полках было много разных игрушек, чтобы дети могли поиграть, пока их родители занимаются покупками. И Дженни уже чувствовала себя как дома, играя с крошечным чайным сервизом и мягкой куклой.

— Привет, Бен. — Марина улыбнулась ему своей лучшей профессиональной улыбкой. — Вы первый раз в «Детском городке»? Если вам нужно что-то особенное, мы вам поможем.

Джилиан стояла поблизости, довольная улыбка на ее лице сменилась выжидательной. Хорошее воспитание побудило Марину махнуть рукой в ее направлении.

— Это моя сестра, Джилиан. Джил, это мой сосед, Бен Брэдфорд, и его дочь Дженни. Джил энергично потрясла руку Бена.

— Приятно познакомиться. Мы надеемся, что вы будете частым посетителем. Не забудьте заполнить карточку нашего покупателя для Дженни. Мы запоминаем все дни рождения детей.

— Спасибо. — Бен выглядел ошеломленным. — Вы действительно очень похожи друг на Друга.

— Все так говорят. — Джилиан похлопала ресницами. — Но когда узнают нас поближе, то понимают, что первая красавица в семье — это я.

— И первая скромница тоже. — Марина повернула сестру кругом и нежно подтолкнула ее. — Тебе нечем заняться?

— Пока. — Джил помахала Бену рукой и пошла к другому покупателю. — Было о-о-очень приятно познакомиться с вами.

Когда Марина осмелилась снова взглянуть на Бена, тот улыбался.

— Как только ваша сестра откроет рот, сразу становится ясно, что она не очень похожа на вас.

— Спасибо. Джилиан почти на два года моложе меня, но когда мы были маленькими, то заводилой была она. Меня обычно называли тихая девочка Кэрр. — Она внезапно замолчала. Зачем он пришел?

Бен кивнул.

— Вы очень спокойная, дружелюбная, и в вас есть какая-то таинственность, чего, кажется, нет у Джилиан.

Его слова вызвали защитную реакцию. Если бы он только знал! Срочно нужно перевести разговор в другое русло.

— Чем я могу вам помочь?

— Я не ищу ничего конкретного. — Бен посмотрел ей в глаза, и она почувствовала, что сердце забилось быстрее. — Я пришел, чтобы извиниться за свое поведение в тот вечер.

— Ничего, все в порядке…

— Нет, не все было в порядке. — Он резко рубанул рукой воздух, и она увидела, что его возбуждение еще не улеглось, хотя, кажется, он больше не злился на нее. — Вы очень привлекательная женщина, Марина. А я не учитывал ваши желания, только свои. То, что произошло, не ваша вина, и я извиняюсь, что вел себя так агрессивно.

— Я тоже извиняюсь, возможно, я сама дала повод, — ответила она. — Я снова и снова прокручивала все это в голове, пытаясь понять. Может, я…

— Нет, вы не виноваты. — Бен положил руки ей на плечи. — Послушайте меня. Виноват я один. — Он выдохнул и опустил руки, но Марина испытала лишь чувство огорчения от потери его близости, пусть даже и такой.

Она глубоко вздохнула ч улыбнулась.

— Давайте я приму ваши извинения и мы забудем об этом. Хорошо?

Бен кивнул, напряжение отпускало его.

— По-моему, звучит неплохо. Эти две недели я места себе не находил. Значит, друзья?

— Друзья, — подтвердила Марина, глядя в его глаза. Сейчас они были изумрудного оттенка с маленькими черными и золотыми крапинками. Она могла бы стоять как идиотка все утро, глядя в них. Тихая суета магазина окружала их, но они ничего не замечали. Наконец Бен с явным усилием оторвал взгляд от ее лица и огляделся вокруг.

— У вас здесь интересно. Можно совершить экскурсию?

Марина все еще пыталась унять сердцебиение, пыталась убедить себя в том, что его взгляд ничего не значил.

— Конечно. Как видите, магазин небольшой, но мы эффективно используем площадь.

— Да, это вам удается.

Пока Дженни продолжала играть и находилась в поле их зрения, Марина провела Бена по «Детскому городку». Смешно: она испытывает чувство гордости, как будто бы и вправду принимала участие в основании магазина и в его успехах. Но ей действительно доставляло удовольствие все, чему она выучилась и что узнала за последние несколько месяцев.

— Такая работа должна отнимать у вас массу энергии. — Бен развел руки, охватывая торговый зал.

Это было невинное замечание. Почему же оно заставило ее обороняться?

— Любое занятие, которому отдаешь себя, требует много энергии. Я люблю свой магазин. Когда я начала работать, то очень удивлялась тому, как мне нравится уходить из дому.

— Некоторым женщинам, наоборот, нравится оставаться дома.

— Я в этом не сомневаюсь. Быть дома, особенно когда есть дети, которых надо воспитывать, — такое же благородное занятие, как и любое другое.

— Кэрри не работала и до того, как родилась Дженни. И мне нравилось, что она дома. Кажется, и ей это нравилось. — Бен упрямо наклонил волевой подбородок.

Движение было таким знакомым, что она обхватила свое запястье, чтобы удержаться и не погладить эту упрямую складку.

— Конечно нравилось, — сказала она мягко. — Если бы женщинам дали выбор, не продиктованный финансовой необходимостью, я думаю, что большинство из них предпочли бы не работать, а оставаться домохозяйками.

— А вы?

Марина поколебалась.

— Когда-то я тоже так считала. Я могла вообще не работать. Но для меня магазин — любимое занятие, бескорыстный труд. — Это было правдой. По рассказам Джилиан, Марине всегда хотелось иметь детский магазин. Конечно, она была замужем за человеком, который мог обеспечить ей комфортное, безбедное существование. Но она не относилась к категории женщин, которые каждый день с утра до вечера проводят в загородных клубах и единственной заботой которых является цвет лака для ногтей.

Бен собирался сказать что-то, но колокольчик на входной двери звякнул, и вошел еще один покупатель. Марина автоматически взглянула на вошедшего — крупного мужчину. Он широко улыбнулся и, раскинув руки, пошел вперед, как бы собираясь ее обнять. Кто это?!

— Марина! — Лицо вошедшего расплылось в улыбке. Если бы у него в зубах была зажата трубка, он напоминал бы темноволосого Санта-Клауса. — Как у тебя дела? — Улыбка сменилась выражением печали. — Я приношу свои соболезнования. Мы скучали без тебя на поминальной службе, и мы с Милли молились за тебя.

— Спасибо. — Ее голос звучал чуть слышно. В уме лихорадочно проносились имена людей, о которых ей рассказывала Джил. Джерри… человек, который продал Рону яхту? Она была почти уверена, что угадала. К ее великому облегчению, в этот момент появилась Джил и понеслась вперед, чтобы поздороваться с жизнерадостным незнакомцем.

— Джерри! — Джилиан схватила мужчину за локоть и насильно отвела его в самый дальний угол. — Как я рада тебя видеть!

— Я тоже, детка, — ответил Джерри. — Но еще больше я рад снова увидеть Рину, уже на работе.

Марина не расслышала ответ, который пробормотала Джил, но ее напряжение стало спадать. Самым трудным было встречать друзей, которых она должна была знать. Даже если Джилиан и предупреждала их о потере памяти у Марины. Она уже собиралась вернуться к разговору с Беном, когда рокочущий мужской голос донесся до нее из дальнего угла магазина.

— Амнезия? О Боже, об этом мы знаем только по книгам. Ты не шутишь? Марина действительно ничего не помнит?

Предчувствуя недоброе, Марина рискнула взглянуть на Бена. Она видела, как в глазах его возник вопрос и он перевел взгляд на нее.

 

Глава 4

В середине ноября уже поздновато сажать тюльпаны, но погода стояла не по сезону теплая. И этот солнечный воскресный день не был исключением. Марина опустилась на колени рядом с неглубокой канавкой, которую она выкопала по окружности внутреннего дворика, образованного двумя флигелями ее нового дома, и стала методично рассаживать луковицы красных императорских тюльпанов. Утрамбовав землю вокруг последней посаженной луковицы, она вернулась за пакетом с луковицами нарциссов. В центре — большие тюльпаны, по краю — мелкие, а между ними нарциссы. Все это будет прекрасно смотреться весной.

Покосившись на часы, Марина убедилась, что уже время ланча. Церковь скоро закроется, вспомнила она с тоской. Она скучала по церкви, в которую они с Беном ходили после венчания, в этой же церкви крестили Дженни. Но она не осмеливалась снова ходить в эту церковь. Если Бен подумает, что она делает это для того, чтобы встречаться с ним, еще не известно, как он поступит. Эти ограниченные встречи с теми, кого она любила, были для нее сущей мукой. Но это все же лучше, чем ничего.

— Пи-вет, Ма-ина!

Удовольствие, острое и сладкое, захлестнуло ее при звуке детского лепета. Забыв о посадках, Марина поднялась и пошла к калитке, отделявшей ее участок от участка Бена.

— Привет, Дженни. Как у тебя дела? — После короткого разговора в магазине неделю назад она не видела Бена и Дженни до сегодняшнего утра — минут двадцать назад она заметила, что они вернулись домой. Оба были нарядные, и она предположила, что они ходили в воскресную церковную школу, но не остались на службу.

Она снова вспомнила тот день, когда Бен и Дженни пришли к ней в магазин. Он явно услышал, что она потеряла память, но, к ее удивлению, ничего не сказал и только внимательно на нее посмотрел. Слава Богу! Она не была уверена, что сможет лгать, глядя ему прямо в глаза. Этой полуправды и уверток ей хватало в общении с Джилиан.

Как только Марина стала подходить к забору, Дженни бросила маленькие пластмассовые грабли, которые несла, вцепилась пальчиками в покрытую винилом сетку забора и попыталась влезть на нее.

— Хочу с тобой!

— Я сажаю луковицы. Ты знаешь, что такое луковицы? — Марина открыла калитку и подошла к Дженни, нежно освободила ее пальчики и поддержала, чтобы та не упала. В ответ на ее вопрос Дженни покачала головой и разрешила Марине взять ее за руку.

— Лу-ки-цы!

— Давай спросим папу, можно ли тебе пойти со мной сажать, — предложила Марина. Ощущение маленькой ручки Дженни, доверчиво лежащей в ее руке, было чудом и разрывало ее исстрадавшееся сердце. Чтобы скрыть свои чувства, она вернулась к практическим вещам:

— Всегда спрашивай папу, если хочешь уйти со своего двора. Он будет беспокоиться, если не увидит тебя.

Как только она направилась вместе с Дженни через лужайку к дому Бена, Мейджер с радостным лаем подбежал к ней здороваться.

— Мейджер, к ноге! — скомандовала Марина. Пес немедленно повиновался, и она одобрительно сказала:

— Хороший мальчик!

— Поразительно, — произнес мужской голос. — Как это вам удается?

Марина неловко улыбнулась, сожалея, что забыла об осторожности. Бен стоял на террасе с граблями для сбора листьев. Рубашка с короткими рукавами открывала его тугие бицепсы и мускулистые руки, покрытые темными волосами. Как руки могут выглядеть так сексуально? Должно быть, он подошел с другой стороны дома и все слышал.

— Я думаю, это просто удача, — уклончиво ответила она, остановившись недалеко от него.

— Удача! — фыркнул Бен, указывая граблями в сторону собаки. — Вы только посмотрите на него. Меня он никогда так не слушает.

Марина посмотрела на пса. Когда она остановилась, Мейджер послушно опустился на землю, автоматически приняв позу, хорошо известную любой воспитанной собаке. Чтобы изменить тему разговора, Марина ласково потрепала его под подбородком и приказала:

— Мейджер, иди играй.

Она с улыбкой посмотрела на Бена, намереваясь спросить его о Дженни, которая все еще прижималась к ее руке, но Бен, нахмурившись, смотрел на нее.

— Где вы узнали, как все это делается? — спросил он, явно сбитый с толку. Она широко раскрыла глаза.

— Что именно? Вы имеете в виду команду собаке, что она свободна? Это одна из первых команд, которыми вырабатывается собачье послушание.

— Я знаю. Но разные владельцы собак эти команды дают по-своему. Большинство людей говорят: «О'кей», отпуская собаку. «Иди играй» — уникальная фраза, которую придумала моя жена, и я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь ею пользовался.

— Неужели? — Она постаралась придать голосу безразличие. — Какое совпадение! Но это оттого, что в разговоре я слишком часто употребляю «о'кей». И моя собака всегда реагировала, когда этого не надо было делать. — Марина посмотрела вниз, на Дженни. — Я пришла спросить: можно Дженни будет сажать со мной тюльпаны за домом?

Бен кивнул, но она видела, что он все еще думает над случаем с собакой. Каррамба! Я так стараюсь, но, кажется, все, что я делаю, вызывает у него тревогу и беспокойство. Просто невозможно контролировать каждое слово, которое срывается с твоих губ, и каждый свой жест!

Бен наклонился к Дженни.

— Мне осталось убрать совсем немного листьев, и потом пойдем кушать. Помогай Марине, пока я не приду за тобой. Хорошо?

— Хо-шо. — Дженни серьезно кивнула. Затем изо всех сил вцепилась в Маринину руку. — Идем.

— Спасибо. До встречи. — Марина заставила себя отвернуться с безразличным видом и пошла вместе с Дженни к своему дому. Хотя ее материнское чувство ликовало от возможности побыть вместе с дочкой, она так же страстно желала остаться с Беном.

Но нет, нельзя. И все же это большое счастье — провести несколько минут с Дженни. Хватит терзаться, нужно радоваться тому, что имеешь.

Дженни была прелесть; они копали лунки и клали в них луковицы нарциссов. Марина не переставала изумляться тому, как много научилась Дженни делать меньше чем за полгода. Они уже посадили луковицы нарциссов и приступили к последнему ряду тюльпанов, когда внимание Марины привлек стук каблуков по мощенной каменными плитами дорожке, ведущей к парадному подъезду дома.

Она подняла голову, когда во дворике появилась Джилиан и уселась в кресле, которое Марина все еще не убрала. Джилиан была одета так, как будто ходила на церковную службу.

— Эй, матушка-садовница! — Джилиан взирала на сестру с задорной улыбкой, доказывающей, что она не имеет в виду ничего обидного. — Осмелюсь спросить, чем ты занимаешься?

— Сажаю луковицы, чтобы весной любоваться яркими цветами, — ответила Марина. Она показала на Дженни, которая перестала копать и придвинулась к ней поближе. — Ты помнишь мою подружку Дженни?

— Конечно, помню. — Джилиан улыбнулась малышке. — Меня зовут Джилиан. А ты меня помнишь?

Дженни кивнула в ответ. Ее маленький пальчик проскользнул в рот. Марина ободряюще потрепала ее по спинке, не обращая внимания, что палец грязный.

— Дженни увидела в магазине много интересных вещей и хочет, чтобы Санта-Клаус принес их. Что тебе больше всего понравилось? — продолжала Джилиан.

Маленькая ручка обвилась вокруг Марининой ноги, и Дженни прошептала:

— Гобой бэби. — И уткнулась лицом в черные Маринины джинсы.

Марина заколебалась, потом присела и протянула руки. Дженни бросилась к ней и уткнулась ей в шею, сразу найдя себе надежное убежище. Марина на секунду зажмурилась, поднимая малышку и чувствуя тепло маленьких ручек, обвившихся вокруг ее шеи. На глаза навернулись слезы. Как она тосковала по всему этому!

Джилиан с улыбкой кивнула Дженни:

— Мне она тоже нравится. Марина усмехнулась — сестра явно не поняла, что сказала Дженни.

— Голубой бэби? Это чудесная игрушка, Дженни. Может быть, Санта-Клаус положит ее тебе под елку в Рождество.

Собачий лай, донесшийся от дома Бена, прервал ее. Мейджер ринулся через калитку, которую открыл Бен, и помчался к ней. Бен остановился спиной к ней, закрывая калитку, и она сделала быстрый жест рукой:

— Мейджер, сидеть.

Пес опустился на землю в нескольких шагах от нее, высунув язык и новострив уши, изображая полнейшее внимание.

Бен повернулся и пошел через лужайку к ним.

— Марина, вы снова заколдовали мою собаку? — Потом он заметил Джилиан. — Привет, Джилиан. Приятно видеть вас. Вы пришли помочь сажать цветы?

— Мне тоже приятно вас видеть, Бен. — Джилиан посмотрела на Бена так, как будто хотела придать своим словам особый смысл. Затем сменила выражение лица и рассмеялась. — Ответ будет отрицательным. Меня не застанешь за этим занятием, я не буду копаться в земле такими изнеженными перстами. — И она показала ему десять идеально наманикюренных пальцев.

Бен улыбнулся и кивнул.

— Я вас очень хорошо понимаю. Кто любит возиться с землей, а кто ненавидит это занятие. Среднего не бывает. Я кошу газон только для того, чтобы соседи не жаловались. Но моя жена была великим садоводом. Кэрри достаточно было посмотреть на семена, и они прорастали. Она любила заниматься такими вещами. — Он обвел рукой, как бы окружая результаты Марининых трудов.

Марина наблюдала за ним, пока он разговаривал с Джил. Осознает ли он сам, что впервые произнес имя Кэрри без запинки? Марина стала понимать, что пауза перед тем, как он произносил имя Кэрри, помогала ему контролировать свои чувства. Может быть, первая волна горя стала немного ослабевать.

И вдруг, пока она смотрела, как Бен смеется и шутит с ее сестрой, к ней пришла мысль: может ли ему понравиться Джил так же, как я? Почти инстинктивно она отвергла эту мысль. Но у нее в уме продолжал развиваться сценарий, по которому Бен влюбляется в ее игривую, живую, красивую сестру… конечно, только потому, что он одинок.

Бен никогда больше не будет моим… Она вернулась к действительности, услышав, как Джилиан произнесла ее имя.

— Еще недавно я бы решила, что вы сошли с ума, если б вы сказали мне, что Марина любит заниматься садоводством. Но вот она перед нами — живое доказательство того, как человек может измениться. — Джил сделала жест в сторону Марины, и Бен посмотрел вслед за ее рукой. — Конечно, я понимаю, что ее случай довольно необычный. Мало кто получает такую травму головы, которая полностью меняет его натуру.

— Да, редкий случай… — ободряюще пробормотал Бен и улыбнулся Марине, увидев, что она нахмурилась.

А Джил только этого и надо было.

— Доктора меня предупредили, что даже незначительная травма головы может вызвать личностные изменения. Но Марина после несчастного случая стала совершенно другим человеком: она любит животных, любит возиться с растениями, у нее изменились даже вкусы в еде. — Джил тряхнула головой и с улыбкой повернулась к Марине:

— Не подумай, что я жалуюсь. Я так рада, что ты осталась жива, и принимаю тебя со всеми причудами, со всеми фокусами, какие ты только выкинешь.

Марина заставила себя пошутить:

— Будь осторожна: как бы не пришлось брать свои слова назад.

— Я имела в виду всего лишь ланч, — улыбнулась Джил. — Можно здесь что-нибудь поесть?

— Думаю, что да. Сейчас, только все соберу. — Она хотела опустить Дженни на землю, но не удержалась и поцеловала ее шелковистые черные волосы. — Спасибо, что ты мне помогла, Дженни. Весной мы будем любоваться прекрасными цветами.

Бен протянул руку к дочери.

— Пора кушать, Дженни. Скажи Марине «спасибо».

Дженни отвернулась от него и еще крепче обняла Марину за шею.

— Кушать с Ма-иной. — Слова звучали приглушенно, потому что Дженни уткнулась Марине в шею, но в них были ясно слышны воинственные нотки.

Джилиан прикрыла рот рукой, скрывая улыбку. Марина через голову Дженни беспомощно смотрела на Бена, а тот подошел и ласково похлопал малышку по спине. Склонив голову к тому месту, где было лицо Дженни, он сказал:

— Может быть, в другой день. Сегодня у Марины и ее сестры много взрослых дел, и она не сможет играть с тобой.

Однако Дженни не ослабила своих объятий.

— Нет! С Ма-иной.

— Не сейчас, моя радость. Давай договоримся: если ты сейчас пойдешь со мной кушать, то я разрешу тебе пригласить Марину к нам в гости, когда ты проснешься. Она поиграет с тобой, а потом мы пообедаем все вместе.

Дженни подняла головку и посмотрела на отца.

— Иг-ать?

Бен утвердительно кивнул.

Маленькие ручки коснулись Марининых щек, девочка посмотрела ей прямо в глаза и спросила:

— Ты иг-ать?

Марина ухитрилась кивнуть, прижавшись лбом к лобику Дженни:

— Приду, Джен. Увидимся позже, хорошо?

— Хо-шо. — Довольная, Дженни соскользнула вниз и побежала через лужайку.

— Спасибо, — сказал Бен. — Около четырех было бы нормально.

— Мне тоже подходит. Что вам принести? — Ей не хотелось идти к Бену: она могла поспорить, что он захочет расспросить ее о несчастном случае и о потере памяти. Но она ни за что на свете не смогла бы обмануть Дженни.

Бен пожал плечами.

— Что хотите. Может, какой-нибудь салат? Она кивнула, и он помахал рукой:

— Тогда до встречи. — Затем повернулся к Джилиан:

— Я как-нибудь зайду в магазин, чтобы вы помогли мне с рождественскими подарками.

Джилиан улыбнулась.

— В этом году у нас чудесный выбор игрушек. Но не откладывайте до последнего момента.

Бен пошел вслед за Дженни к калитке, но на полпути обернулся и спросил:

— Вы разрешите мне забрать с собой собаку? Марина встревоженно простонала. Мейджер лежал на том же месте, куда лег после ее команды, и все еще следил за ней. Огорченно улыбнувшись Бену, она отменила прежнюю команду, сказав:

— Мейджер, хороший мальчик, иди к Бену. — И принялась собирать садовый инструмент.

Джилиан ошеломленно покачала головой.

— Где ты выучилась всему этому? Марина пожала плечами, открыла дверь черного хода и положила собранный инструмент на застекленную веранду.

— Это очень легко. Мейджер — прекрасно тренированная собака, и не знаю почему, но хорошо реагирует на мои команды. Точно так же я дрессирую и Лакки.

Собачонка, о которой шла речь, крутилась у них подлогами, едва они вошли в кухню. Пока Марина мыла руки, Джилиан положила свою сумочку на стол.

— Твой интересный сосед, кажется, неравнодушен к тебе, — лениво наблюдая, как падает лист плюща, растущего под окном, заметила Джил.

— Просто он очень по-дружески относится ко мне. — Не прозвучало ли это как попытка защититься?

— Более чем «по-дружески», дорогая сестра! Совершенно определенно, он интересуется тобой. — Джилиан перевела взгляд на Марину, и тотчас же шутливое выражение ее лица сменилось покаянным — Марина не могла скрыть обуявшую ее тревогу. — Извини. Я не хотела расстроить тебя. Я знаю, что слишком рано думать о новых отношениях. — Она обогнула стол, подошла к Марине и слегка помассировала ей плечи.

Что она могла на это сказать? Боясь даже попытки обсуждать Бена, она наконец остановилась на одной мысли, которую Джилиан должна была понять. Освободившись от рук сестры, Марина повернулась к ней, сложив руки в своей защитной позе.

— Джил, я тебя прошу, не обсуждай, что со мной случилось, с людьми, которые меня не знают. — Несправедливо было обвинять Джилиан за предыдущий разговор, но она хотела быть уверенной, что сестра ее больше не подведет. Бен был чересчур любопытен и чуть не засмеялся ей в лицо, услышав такие пикантные подробности.

У Джилиан округлились глаза.

— Ты хочешь сказать, что Бен не знает о несчастном случае… и о том, что произошло с твоей памятью?

— Нет.

Джилиан медленно опустилась на стул, подогнув свои длинные красивые ноги.

— Вот беда! — Она перевела встревоженный взгляд на Марину. — Извини, я была уверена, что он знает, иначе я бы ни слова не сказала, — сдержанно заметила она и плотно сжала губы. Но тут же заговорила снова. Марина печально улыбнулась, когда Джил переключилась на предмет, который занимал ее:

— Тогда почему ты держишь его в неведении? Вы, как я вижу, подружились.

Марина пожала плечами.

— Просто я считаю, что нет необходимости каждому, с кем я встречаюсь, знать о моем прошлом. Это ни к чему.

Джилиан какое-то мгновение изучала ее.

— Марина… как бы это тебе сказать? Не пойми меня не правильно. Но вы настолько разные! Это тебя и гложет? Ты думаешь, что не будешь нравиться Бену, если он узнает, что до несчастного случая ты не была счастливой домоседкой?

— О, Джил! — поразилась Марина и тут же засмеялась:

— С таким воображением тебе впору романы сочинять.

Теперь защищаться пришлось и Джилиан.

— Я думала, что это объяснение звучит правдоподобно, — сказала она обиженным тоном. — В конце концов, несмотря на всю преданность Рону, ты никогда не относилась к домашнему типу женщин.

— К такому, как сейчас?

Джилиан обвела жестом цветы, веселую отделку кухни в красных и желтых тонах, белого кота, расположившегося на соседнем стуле, и, наконец, собаку, лежавшую на коврике у двери.

— Теперь ты стала мамой, как я ее себе представляю.

— Что следует под этим понимать?

— Я никогда не могла представить тебя с детьми. Ты всегда казалась мне… слишком совершенной, чтобы заниматься домашними делами. А теперь… — Джил пожала плечами и развела руками, — ты стала более доступной, более простой.

Марина скривила губы.

— Ты пытаешься доказать мне, что я занимаюсь ерундой? — Но тут же успокоилась. — Поэтому у нас с Роном не было детей? Я не хотела их?

Джилиан внимательно посмотрела Марине в глаза.

— Ты действительно ничего не помнишь? — Это был риторический вопрос, и она продолжала говорить, как будто ответ не требовался. — Вы оба очень хотели иметь детей, а их все не было. И тогда вы обратились за консультацией к специалисту. Рон прошел обследование первым, и причина стала сразу ясна. Рон был бесплоден.

— Он не мог иметь детей?

— Да. Насколько мне известно, с тобой было все в порядке, а Рон не мог стать отцом.

— Как печально. Мы были очень расстроены? — Марина могла себе представить, как расстроена была бы она, если бы ей сообщили такое известие.

— Ты хорошо все скрывала. — Джилиан вытянула губы и сдула со щеки прядь шелковистых светлых волос. — Сначала Рон был очень подавлен. Я думаю, оттого, что не знал, как ты воспримешь это.

— А я?

Джилиан фыркнула.

— Ты шутишь? Ты держалась прекрасно, поддерживала его, обсуждала с ним вопрос усыновления и никогда больше не говорила о рождении ребенка. Вы уже собирались обратиться в частное агентство по усыновлению детей, когда с вами произошел этот несчастный случай.

Марина уставилась в пространство. Наконец она встряхнулась и через стол посмотрела на сестру.

— Не могу представить, как я должна была себя чувствовать. Не могу представить, что мне никогда нельзя было бы иметь детей.

Услышав звон колокольчика у входной двери, Бен вздрогнул, но тут же взял себя в руки. Он самым бессовестным образом использовал Джен-ни как предлог, лишь бы снова увидеть Марину, и потому опять почувствовал себя виноватым.

Он скучал без нее эти две недели. Они провели вместе всего пару часов с тех пор, как познакомились, и, несмотря на это, он ловил себя на том, что хочет поделиться с ней многим: рассказать забавные истории, происшедшие с Джен-ни, спросить, как она будет праздновать Рождество и что ему подарить дочке. И хотя при мысли о встрече Рождества без Кэрри какая-то частица его «я» хотела заползти в глубокую нору и ничего не слышать и не видеть, он был решительно настроен сделать ради Дженни этот праздник веселым.

Он открыл дверь, и Маринина совершенная красота, как всегда, поразила его, точно удар в солнечное сплетение, дыхание его стало быстрым и отрывистым. Ее широко открытые глаза напоминали два таинственных озера. Голубые глаза, розовые губы и щеки — она была точно ангел.

Когда она сняла черное пальто, он был ошеломлен еще больше. На ней был свободный свитер, темно-синий с золотом, и темно-синие джинсы, плотно облегавшие ее длинные, стройные ноги. Свитер доходил до середины бедер, и, когда она отвернулась, чтобы взять со столика салатницу, он увидел прекрасной формы ягодицы.

— Привет. — Его голос прозвучал так, как будто он только что пробудился после трехдневной пьянки.

— Привет. Здесь желе. — Она передала ему салатницу. — Если мы не будем есть сразу же, то его надо поставить в холодильник.

Бен отступил в сторону и жестом пригласил ее в гостиную.

— Мы сядем за стол около пяти, если не возражаете. Дженни сегодня заснула раньше обычного и, наверное, часов в семь уже захочет спать.

— Прекрасно. — Марина направилась к кушетке, где сидела Дженни, держа на коленях свои туфельки.

— Полюбуйтесь на нее! Она проснулась в плохом настроении, — мягко предупредил Бен и понес салатницу на кухню.

Он украдкой заглянул под крышку, прежде чем поставить салатницу в холодильник. Желе из клубники! Как она узнала, что это один из его самых любимых десертов? Он выглядел в точности так, как делала его Кэрри, и у Бена слюнки потекли при одном его виде. Он включил печь, чтобы начать поджаривать цыпленка, которого заранее приготовил, а затем большими шагами вернулся в гостиную, спасать Марину от Дженни-капризули.

Девочка сидела на коленях у Марины. Туфельки — а ведь даже родному отцу она не разрешила надеть их на нее! — были уже на ногах, а Марина рассказывала Дженни ее любимую сказку.

Бен спокойно опустился на стул, наслаждаясь минутами мира и покоя. Одному воспитывать ребенка чертовски тяжело. Когда они с Дженни не ладили, что неизбежно в любой семье, с ними не было никого рядом, кто мог бы стать буфером, кто не так измучен ежедневными заботами о двухлетней малышке и готов сгладить все шероховатости в их отношениях или просто научить ее чему-то новому. Он любил Дженни больше всех на свете, но общение с кем-нибудь еще было бы на пользу им обоим.

До обеда Марина все свое внимание уделяла Дженни. Она читала ей детские рассказики, сидя на полу, строила домики из соединяющихся деталей, укачивала «детей» Дженни и была детским доктором. Она, очевидно, поняла его буквально, когда он пригласил ее прийти поиграть с Дженни.

По настоянию Марины они обедали по-семейному, на кухне, чтобы Бену не делать лишней работы. Затем она предложила выкупать Дженни, пока он будет мыть посуду. Он показал ей, где лежат полотенца Дженни, ее игрушки для купанья и чистая пижама, и оставил их, изумляясь, как она все хорошо делает, ведь раньше ей не приходилось ухаживать за маленькими детьми.

К тому времени, когда он закончил мыть посуду, на кухню пришлепала Дженни в пижамке, чтобы поцеловать его перед сном. Когда он спросил, не почитать ли ей, она сказала:

— Ма-ина читает.

Тогда Марина спросила, не хочет ли он сам почитать Дженни, он отрицательно покачал головой. Они расположились с книжкой в гостиной, а потом Дженни потребовала, чтобы Марина уложила ее спать.

Через пятнадцать минут Марина опустилась на кушетку в гостиной.

— Вот это да! Я и забыла, как устаешь от детей.

Бен усмехнулся, пересекая комнату, и включил монитор, чтобы увидеть, если Дженни заплачет.

— Я думаю, в магазине вам не приходится так много возиться с детьми.

— Конечно. Я очень редко занимаюсь с ребенком более нескольких минут. — В ее голосе сквозило явное сожаление.

— Сегодня вас сам Бог мне послал. Очень тяжело быть для ребенка всем на свете, особенно для такого маленького, как Дженни. — Бен поднял руки над головой и потянулся. — Как насчет бокала вина? Это снимет усталость. — Видя, что Марина заколебалась, он добавил:

— Я и себе налью.

— Спасибо.

Он поспешил на кухню, пока она не изменила своего решения, и через минуту вернулся с двумя бокалами белого вина. Сев на кушетку на безопасном расстоянии, он подал ей бокал, а свой поднял для тоста. Марина повторила его жест.

Бен помедлил немного, подбирая подходящие слова.

— За то, чтобы мы пережили горе, которое жизнь послала нам, и за дружбу.

— За дружбу, — тихо повторила Марина, когда раздался хрустальный звон бокалов. Она прислонилась к спинке кушетки, сбросила туфли и положила ноги на побитый кофейный столик. — Вы не возражаете?

— Нисколько, — ответил Бен. — С этим столиком обращались и похуже. Марина улыбнулась.

— Не могу поверить, чтобы это нежное, маленькое создание, спящее рядом, могло испортить вашу мебель.

— Не нарочно, конечно. — Бен засмеялся. — Но вы удивитесь, узнав, сколько ударов выдерживает этот столик, когда Дженни возит в коляске вокруг него своих кукол. А когда я прошу ее остановиться, у нее это плохо получается.

— Вам тяжело? — спросила Марина с сочувствием. — Я имею в виду — одному воспитывать дочь.

Бен глубоко вздохнул.

— Я думал об этом, когда вы читали Джен. Я люблю ее, и все же это действительно адский труд — целый день одному заниматься с ребенком. По понедельникам я иду на работу и радуюсь, что наступил перерыв в домашних делах.

Марина приглушенно засмеялась.

— Не могу себе представить. Она такая прелесть. Приводите ее ко мне в любое время, когда вам нужен перерыв. — Она сдвинулась немного вниз по спинке кушетки и скрестила ноги, отдыхающие на низком столике. — Я никогда не устаю от детей, которые приходят в магазин.

— А ваша сестра? Она любит детей?

— Любит. Но, прежде чем заводить детей, она хочет найти себе идеального мужа.

— Мудрая женщина. — Бен лениво тянул вино из бокала. — Так ваша девичья фамилия — Кэрр? — Ему показалось или Марина действительно напряглась, когда он задал этот вопрос?

— Ага.

— А ваши родители из этих мест?

— Отец был отсюда. Он вырос в Сент-Мэрис. Но с моей мамой он встретился в колледже. Она из Северной Каролины.

— А у вас есть родственники, кроме сестры?

— Нет. Ни двоюродных братьев, ни сестер — никого. Только Джилиан.

— Только Джилиан… — повторил он. Он помнил, что Джилиан сказала о несчастном случае, помнил и реплику некоего Джерри в магазине на прошлой неделе и не мог больше сдерживать любопытства. — Я не знал, что вы тоже пострадали в… том несчастном случае. Джилиан сказала сегодня, что вы были ранены.

— Нет, это был просто ушиб головы.

— Но она утверждала, что это отразилось на вашем поведении!

Никаких сомнений: Марина не хочет разговаривать на эту тему. Интересно, что причиной этому: горе или ее расстраивает что-то еще? Чтобы отвлечь ее, он взял плоскую подушку и бросил Марине.

— Не возражаете, если я тоже вытяну ноги?

— Н-нет. — Когда подушка приземлилась у нее на коленях, она скользнула еще чуть-чуть вниз, ближе к краю кушетки.

— Сидите спокойно. — Он лег поперек кушетки — так, чтобы ступни лежали на одном подлокотнике, а голова на другом. — Так расскажите мне о вашей амнезии.

Марина широко раскрыла глаза.

— Моей… потере памяти?

— Если вам тяжело об этом говорить, тогда не надо, — сказал он мягко. — Но я слышал, что сказал тот парень в магазине, и я хотел бы узнать, как это произошло. Ведь я ваш друг?

— Мой друг… — повторила она. В комнате стояла тишина, и он чувствовал, какая борьба происходит у нее внутри. Вот бы прочитать ее мысли! Он очень хотел знать о ней побольше, и свой вопрос задал не просто так. Если она резко воспротивится, то он должен будет отступить. А он сейчас к этому не готов. Ему очень нужен друг, но ведь и ей — тоже. — Как говорила Джилиан, мой муж Рон и я шли на яхте по Чесапикской бухте, — начала она.

Ее слова привлекли его внимание. Как говорила Джилиан?.. Он оставался спокойным, и она продолжала, описывая то, что ей рассказала Джилиан о несчастном случае и его последствиях.

— ..доктора говорят, что, вероятно, ко мне никогда не вернется память, — закончила она.

Бен был настроен скептически. Как можно вычеркнуть из памяти двадцать пять лет жизни?

— А вы сами в этом уверены? Или у вас другое мнение?

— И третье, и четвертое, — ответила Марина устало. — Я не хочу быть подопытным кроликом. Я просто хочу жить своей жизнью. У меня превосходное здоровье.

Ее амнезия была интригующей.

— Но Джилиан сказала, что, по ее мнению, вы совершенно изменились.

— Она мне тоже это говорила. Доктора считают, что у людей, переживших сильные ушибы головы, могут меняться даже черты характера. Не знаю, насколько я изменилась, но оказывается, это очень ее беспокоит.

Бен молчал, не зная, что и сказать. Марина поставила свой бокал на плоскую поверхность подушки.

Прикосновение холодного стекла к его ноге мгновенно стряхнуло с него задумчивость и вернуло в прошлое. Вот так же много вечеров лежал он на кушетке, а его голова покоилась на коленях Кэрри, и она перебирала его волосы…

Это было какое-то наваждение. Он размышлял, как может Марина, с внешностью роковой женщины, создавать такую домашнюю обстановку, действовать так же успокаивающе, как это делала его жена. Он часто подшучивал над Кэрри за ее инстинкт наседки, за ее умение сделать из любой вещи близкого друга. Каким-то необъяснимым способом Марина делала то же самое.

Когда Дженни капризничала и не хотела идти домой, Марина посмотрела через ее голову на него — точно так же, как это делала Кэрри, говоря: «Об этом спроси папу». Когда Марина рядом, у него такое ощущение, как будто бы рядом его Кэрри. Ему было бы очень трудно выдавить из себя это приглашение на обед, если бы его не заставила Дженни.

Скажи ему кто-нибудь год назад, что Кэрри умрет, а он шесть месяцев спустя будет приглашать к себе в дом другую женщину, он бы возмутился. Он и сам с трудом верил в происходящее. Но ему ужасно хотелось назначить Марине свидание.

Ни в коем случае! Отвяжись, Брэдфорд. Но он не мог придумать подходящей причины, чтобы разорвать отношения с Мариной. Если бы она узнала, что он хочет с ней встретиться потому, что она напоминает ему Кэрри, она бы поразилась. Или пришла бы в ярость. Во всяком случае, ей было бы очень неприятно.

Она такая мягкая, нежная и так добра к нему. Сама мысль о том, что он может причинить ей боль, невыносима. Он решительно отбросил в сторону сексуальные эмоции. Она друг, и ничего больше, и он хочет все оставить так, как есть. Мысль о свидании стала ему отвратительна. Ни один из них не готов к другим отношениям.

Неужели не готов?

Она нужна ему, но только как друг. Он будет контролировать свои побуждения. А сможет?

 

Глава 5

Марина наблюдала за Беном, уставившимся в пространство, и думала о том, как ослабить его интерес к ее амнезии. Почувствовал ли он отговорки за ее тщательно продуманными ответами?

И хотя она не лгала ему, все же чувствовала себя очень неудобно, так как приходилось что-то скрывать. Опыт ее потустороннего существования изменил ее во многих отношениях. Каждый миг, до конца своих дней, она теперь будет жить жизнью Марины Деверо, и должна делать это достойно.

Она считала, что Кэрри Брэдфорд была хорошим человеком. Но ей были присущи некоторые отрицательные черты: зависть, ревность, стремление к превосходству… Подобным чувствам нет места в ее теперешней жизни.

Дни ее состоят из приносящей удовлетворение работы в магазине и одиноких вечеров, когда она слоняется по дому. У нее нет никакой цели, кроме слабой надежды время от времени видеть Бена и Дженни.

Он стал теперь таким спокойным. Какие мысли бродят в его голове? Она рассеянно поднесла бокал с вином к губам и сделала глоток.

— Я говорил вам, что буду очень ценить нашу дружбу?

Когда голос Бена прорезал молчание, она слегка приподнялась.

— Хм, нет…

— Да, я очень ее ценю. У меня такое чувство, будто мы знакомы давно. Не несколько недель, а гораздо дольше.

О, Бен, если бы ты только знал!

— Нам хорошо вместе. Для меня большое утешение, что можно разделить свои чувства с человеком, который пережил такую же трагедию.

— Да. Это сделало и мою жизнь сносной. — Но не по той причине, что ты думаешь. Марина заставила себя тихонько рассмеяться:

— Групповые занятия психотерапией.

— Да. — Бен тоже рассмеялся, и вино в Маринином бокале угрожающе плеснулось. — Тпру! Кэрри обычно использовала меня в качестве столика, когда мы сидели и болтали после обеда. Однажды я чихнул, и мы оба облились «Шабли».

Она помнит этот случай. И даже больше того, она помнит, как они помогали друг другу сбрасывать пропитанную вином одежду, как Бен слизывал вино с ее кожи, как они вместе стояли под приятным пенистым душем. Навеянные воспоминанием образы разожгли в ней страстное желание, настолько сильное, что она испугалась, как бы он не почувствовал этого.

Она резко подняла бокал и осушила его. Затем сняла его ноги со своих колен так стремительно, что он чуть не упал с кушетки.

— Мне, пожалуй, пора идти. Мы готовимся в магазине к Рождеству, и завтра у меня будет тяжелый день.

Бен нахмурился, пытаясь сохранить спокойствие.

— Вы всегда так много работаете?

— Да! — Ответ прозвучал резковато. Но, к ее облегчению, он ничего не сказал, только сжал ее руку, выражая этим утешение и заботу.

Затем гибким движением, напомнившим ей о том, как быстро он может двигаться, когда это надо, он вскочил с кушетки и помог встать ей. А потом взял ее руку, положил на согнутую в локте свою и повел к двери. Она чувствовала теплоту его большого тела рядом с собой — это была дразнящая мука! И ей безумно хотелось скорее уйти, чтобы не испортить всего, не поцеловать его, поддавшись запретному желанию, терзавшему ее вот уже полгода.

Бен подал ей пальто и держал, пока она просовывала руки в рукава. Затем передал ей салатницу, которую заранее вымыл и поставил на столик в прихожей. Когда он открыл дверь, подул бодрящий ноябрьский ветер, пришедший на смену теплой погоде. Марина поежилась.

Бен улыбнулся, и теплота его глаз проникла глубоко в ее сердце.

— Спасибо, что вы сегодня пришли. Марина кивнула.

— Спасибо и вам — за приглашение. — Она хотела было идти, но взгляд Бена искал ее глаза. Чего он хотел? Когда его лицо придвинулось ближе, она закрыла глаза, беспомощно стиснув руками салатницу, ожидая… ожидая… ожидая прикосновения его губ.

Его руки опустились ей на плечи, прижимая ее все ближе — до тех пор, пока салатница не прижалась к его груди. Она почувствовала на своем лице его теплое, с ароматом вина дыхание. Затем он нежно потерся о кончик ее носа — вверх, вниз. Ее губы мучительно ждали близости его губ, но она была как загипнотизированная и не могла приподнять лицо. Несмотря на ее разочарование, это прикосновение было настолько интимным, что ее бросило в жар и трепет прошел по всему телу. Странно — нежное прикосновение было таким же эротичным, как если бы он поцеловал ее со всей чувственностью, на которую, как она знала, он способен.

— Спокойной ночи. — Его голос прозвучал приглушенно, так как он отступил в глубь прихожей.

— Спокойной ночи. — Она повернулась и побежала.

Эту неделю у Марины было много работы. Оставалось всего семь дней до Дня Благодарения, а следом за ним в «Детском городке» начнется рождественский круговорот. Они уже начали получать заказы на подарки.

В четверг, когда Марина выруливала с подъездной аллеи, она заметила, что Бен делает то же самое. Он помахал ей. Затем, прежде чем съехать с аллеи, вышел из машины и направился к ней.

— Привет. — Она опустила стекло и слушала звуки его шагов, пока он пересекал разделяющую их лужайку. Каждый раз, видя его, она старалась сохранить в памяти все образы: все, что он делал или говорил, — на случай, если вдруг настанет день, когда она больше не сможет его видеть.

— Привет. Как вы себя чувствуете? — Он ухватился за край открытого окна и наклонился к ней.

Довольно странное приветствие, подумала Марина.

— Спасибо. Что-то случилось? Бен печально улыбнулся.

— Во вторник Дженни заболела, у нее что-то вроде гриппа. И я подумал, что надо предупредить вас, так как вы играли с ней в воскресенье. Но если вы до сих пор не заболели, то, надеюсь, все обойдется.

— Аминь, — улыбнулась Марина. И посмотрела в сторону дома. — Вы освободились от работы?

Бен покачал головой.

— Нет. Мама приедет к нам и побудет с Джен. Мне только пришлось немного поменять свой график. — Он поколебался. — У вас есть какие-нибудь планы на субботний вечер?

Марина покачала головой. Сердце учащенно забилось от возможности новой встречи.

— Нет. Я хотела поработать подольше, но это пока не решено. Перед Рождеством мы работаем больше обычного, но я могу уйти, когда захочу.

— Хорошо. Я подумал: может быть, мы смогли бы снова пообедать вместе, когда Дженни станет лучше?

— Она мне очень и очень нравится. — Марина чувствовала нервное возбуждение от приглашения, несмотря на то что приглашали ее только ради Дженни. — Буду рада снова пообедать вместе с семьей Брэдфордов.

— Отлично. Договорились. — Бен слегка похлопал по кабине. — До субботы.

— До субботы. — Она должна была сказать «нет», придумать, что будет занята, лишь бы избежать возможности провести еще один вечер с ним. Но она не сделала этого.

И не сделает. Несмотря на всю свою силу воли, она не может противостоять обаянию Бена.

В субботу утром телефонный звонок пробудил ее от крепкого сна. Дотянувшись до телефона, она взглянула на часы — не было еще и семи. Сердце ее забилось учащенно. Единственный, кто мог позвонить ей в такую рань, — это сестра. Что с ней случилось?

Она села и откинула с глаз волосы.

— Алло!

— Марина, это Бен. Простите, что беспокою вас так рано.

Бен! Хотя сердце прыгало в груди, ее встревожил странный тембр его голоса.

— Что-то случилось?

— Да, — простонал он, и она вскочила с кровати, доставая джинсы. — У меня грипп. Мама тоже заболела, и некому присмотреть за Дженни. Могу я рассчитывать на вас сегодня?

— Конечно! — Она скакала, пытаясь попасть ногами в джинсы. — Сейчас оденусь и приду.

— О'кей. — На другом конце провода раздался вздох облегчения. — Спасибо.

— Я буду через несколько минут.

Положив трубку, она натянула бирюзовый спортивный свитер и побежала в ванную. Затем бросила на себя быстрый взгляд в зеркало, схватила пальто и выскочила за дверь. Когда она поднялась на крыльцо дома Бена, то увидела, что дверь не заперта. Она вошла, и навстречу ей в прихожую, подпрыгивая, выбежала Дженни.

— Папа больной! Папа больной!

Бен стоял позади нее в ношеных темно-синих спортивных брюках и рубашке с короткими рукавами. Его лицо было таким же белым, как только что надетые ею белые носки. Волосы были всклокочены. И его совершенно явно покачивало.

Марина бросилась к нему.

— Почему вы не в постели? Что вы делаете?

— Думал, что смогу. Завтрак для Дженни…

— Я все сделаю. — Она обхватила его за спину и повела в спальню, обеспокоенная тем, что он пышет жаром. — У вас температура, что-нибудь принимали?

— И не пытался. С прошлой ночи я ничего не мог проглотить.

Они дошли до дверей спальни, и она взглянула на кровать — в надежде, что покрывало уже снято. Кровати — ее кровати — не было. Она остановилась как вкопанная. Бен остановился тоже, держась за притолоку. Он ничего не сказал, и ее осенило: он, вероятно, подумал, будто она остановилась, чтобы дать ему отдохнуть.

Куда же делась ее кровать? Удержаться от этого вопроса было свыше ее сил. Она до крови закусила нижнюю губу. Она так любила эту кровать из мерцающей бронзы, которую они с Беном купили перед свадьбой. На этой кровати они провели свою первую брачную ночь. На ней же была зачата Дженни.

Теперь на этом месте стояла деревянная кровать из светлого дуба. Красиво, подумала она, чувствуя, что теряет душевное равновесие, но это не ее кровать…

И когда он сказал:

— Все в порядке. Теперь я могу идти, — она удивленно посмотрела на него.

Усилием воли собрав свои растрепанные чувства, она помогла ему пересечь спальню. Не думай о кровати. Думай о том, почему ты здесь. Ты — соседка, протягивающая руку помощи.

— Вас не тошнит? — Несмотря на то что она была поглощена своими мыслями, она успокоилась, когда он сел на кровать. Если бы он потерял сознание, ей было бы очень тяжело тащить его. Хоть она и стала выше на несколько дюймов, но Бен все равно весил фунтов на сто больше ее.

— Нет. Я думаю, что это прошло. Вытянув из-под него покрывало, она подняла его ноги на кровать и затем накрыла его.

— Я знаю, что вам сейчас жарко, но попытайтесь перетерпеть. Через минуту я вернусь с лекарством.

Без колебаний она направилась к шкафчику на кухне, где держала лекарства… Где, как она знает, держит лекарства Бен, напомнила она себе. На ее счастье, он был слишком болен, чтобы заинтересоваться, откуда она узнала, где у него аптечка.

Дженни неотступно следовала за ней, и Марина выкраивала время, чтобы занимать ее.

— Так это ты заразила гриппом папу и бабушку? — спросила она. — Теперь помогай мне лечить папу, пока ему не станет лучше.

На кухонном столике стояла миска, но Бен не успел положить в нее хлопьев. Марина быстро приготовила Дженни завтрак и водрузила ее на детский стульчик.

— Я вернусь, как только дам папе лекарства, — сказала она малышке. — Ты поешь, а потом мы с тобой поедем в мой магазин. Ты хочешь поехать, куколка?

— Ага! — Дженни с энтузиазмом помахала ложкой.

Марина вернулась в спальню, неся большой стакан холодной воды, специальную ложечку и бутылку с лекарством, которое, как она надеялась, собьет жар.

— Вот, — сказала она, приближаясь к кровати и подавляя в себе желание задать о ней вопрос. — Давайте посмотрим, сможет ли удержаться это лекарство в вашем желудке.

Глаза у Бена были тусклые, и он сделал жест, чтобы она ушла.

— Держитесь от меня подальше, а то тоже заразитесь.

— Я никогда не болею, — сказала она самоуверенно.

— Все имеет свое начало. — Он приподнялся в кровати и выпил лекарство, а затем сделал глоток воды, и у него заурчало в животе.

— Очень любезно говорить такие слова вашему ангелу-хранителю, — ответила она, взбивая подушку и подкладывая ему под голову.

— Вы правы. — Он откинулся назад. — Спасибо. Действительно, я вам очень благодарен, Марина.

Она задвинула шторы, заметив, что он жмурится от света. Затем натянула ему одеяло на грудь и села на край кровати.

— Я знаю. Это вы когда-нибудь вернете. — Она указала на специальную ложечку для приема микстуры. — Я взяла ее с собой на всякий случай.

Вспомнив, что он сказал о своей матери, она спросила:

— Элен так же плохо, как и вам? Бен кивнул, прикрыв веки:

— Вчера она позвонила мне и сказала, что подхватила грипп.

— Хотите, я навещу ее и посмотрю, как она там?

Его глаза приоткрылись.

— Очень любезно с вашей стороны, но думаю, что с ней все будет в порядке. За ней ухаживает приятельница. Я позвоню ей попозже, когда мне полегчает.

— Или это сделаю я, если вы все еще будете в плохом состоянии. — Она собралась подняться, но он удержал ее за руку и притянул к себе.

— Марина, извините за обед. Нам придется его отложить.

— Перенесем на другое время, ничего страшного. — Она остро ощущала близость его тела. Несмотря на то что он был болен — хуже некуда, что в лице у него не было ни кровинки, что он был небрит, все равно он действовал на нее возбуждающе. — Не возражаете, если я возьму Дженни с собой в магазин? Мы скоро вернемся.

— Не возражаю. — Он приложил ее руку к своей щеке. — Вы заглянете, как я тут, когда вернетесь?

Это прозвучало так жалостливо, что она невольно улыбнулась. Бен всегда плохо переносил болезнь.

— Конечно. — Она не удержалась и ласково провела ладонью по его щеке. — А теперь отдыхайте.

Он кивнул, но его напряженный взгляд сквозь полуприкрытые веки не отпускал ее.

— Вы необыкновенная! Я так рад, что вы вошли в мою жизнь.

Бен проснулся, чувствуя такую слабость, как будто проспал несколько недель. Он осторожно повернул голову, чтобы посмотреть на часы на ночном столике, ожидая возвращения пронизывающей боли, которая терзала его уже сутки, и был приятно удивлен, что это чудовище с острыми зубами отпустило его.

Его взгляд нашел циферблат часов. Два часа. Дня. Интересно, где Марина и Дженни? Он смутно помнил, что Марина обещала заглянуть к нему, когда вернется, и в нем поднялось легкое раздражение. Очевидно, она не беспокоится о нем.

Как только эта мысль пришла в голову, ему стало стыдно. Его соседка — занятой человек, у нее свои дела, а он возложил на нее роль няньки, как будто ей нечем заняться. Она ответила на его просьбу больше чем любезностью. И он не может злоупотреблять ее добротой, если в этом нет необходимости.

Хорошо, он поднимется на ноги. Пусть она увидит, что он может обходиться сам, а он поблагодарит ее, проводив до двери. План действий был разработан, и Бен скатился с кровати, чтобы принять стоячее положение. Но неожиданно рухнул на пол — ноги его превратились в студень, а комната поплыла перед глазами. Проклятие! Он обхватил голову руками, надеясь остановить дикое головокружение.

Когда комната наконец перестала кружиться, он осторожно отвел руки. Встав в изножье кровати, он ухватился за скошенную спинку. Пока получилось. Теперь, если ему удастся удержаться , на ногах, все будет хорошо.

— Бен Брэдфорд, чем это вы занимаетесь? — Голос Марины, вошедшей в комнату, выражал неудовольствие.

Надеясь, что она не догадается, скольких усилий это от него потребовало, он стоял, вцепившись в спинку кровати.

— Я знаю, у вас много дел, поэтому не хотел бы вас задерживать.

— Вы хотите прогнать меня? — мягко сказала Марина, и он увидел, что она огорчена. — Если вы действительно этого хотите, то я уйду. Но я думаю, что вы еще не готовы выполнять обязанности «папы, ответственного за все». Вы того и гляди упадете. А главное — мне очень нравится Дженни. Я, возможно, впервые ощутила, что такое материнство. — Она отвела взгляд, но он успел заметить столько боли и страдания в ее глазах, что с трудом мог это вынести.

Ноги у него дрожали, поэтому он сел на краешек кровати.

— Вы обещали, что заглянете ко мне… — Как только эти слова сорвались с его губ, он почувствовал неловкость.

— Да, когда мы с Дженни вернулись из магазина, я заходила, но вы спали. — Заставив его повернуться, она положила руки ему на плечи и начала их массировать.

Он замычал в знак одобрения. Откуда она узнала, что у него сейчас болит буквально все тело?

— Вы спали, — продолжала Марина, — поэтому мы с Дженни пообедали, потом я ей почитала и уложила. Она сейчас спит.

При слове «обед» в животе у него заурчало. Марина рассмеялась:

— Как вы считаете, сможете проглотить немножко супу?

— Да. Суп — это великолепно. Там в кладовке есть суп в банках.

Ее пальцы сжимали и разжимали его плечи.

— Я приготовила куриную лапшу, пока Дженни спит. Я подумала, что это вам будет полезно.

— Домашнюю куриную лапшу? — Он не мог скрыть нотки надежды в голосе.

— Домашнюю куриную лапшу, — подтвердила она.

— Кажется, я скончался и уже на небесах. Марина засмеялась, и голос ее звучал радостно!

— Могу вам гарантировать, что нет. Она помогла ему добраться до ванной и пошла в кухню. Бен с энтузиазмом почистил зубы, затем надел для тепла спортивный свитер. Марина встретила его на полдороге.

— Я принесу вам в спальню, — сказала она, придерживая его за спину.

— Нет, хорошо снова быть на ногах. — Особенно когда она так близко, что ее грудь прижимается к его спине, а бедра касаются его бедра, пока она помогает ему сесть на стул. Господи, как я хочу чувствовать себя лучше! Она слаще любой куриной лапши.

Мысль была немного шокирующей. Он увлекся ею с первого дня, но не думал, что так сильно. Он переживал свое вдовство и считал другие помыслы греховными.

До этого момента.

Он ел горячую лапшу и думал о ней, признаваясь себе, что его влечет к Марине, что он хочет заниматься с ней любовью. Но, думая о том, чем все это может обернуться, он понял, что замахивается на многое. Он хотел бы назначить ей свидание, хотя чувствует себя неловко при мысли об этом. А почему? Потому, что он сам еще не готов к этому или его беспокоит, что об этом могут подумать другие?

Неразумно связывать себя с кем-либо так быстро после смерти Кэрри. Да и праздники приближаются. Первое Рождество, которое он встретит без жены, будет ужасным. И нечестно использовать Марину, чтобы спрятаться от пустоты, которую обещает ему предстоящий праздник.

— Не хотели бы вы встретить День Благодарения вместе с Дженни, Элен и со мной? — Боже милостивый! Лучше бы мне не открывать рот, пока не смогу контролировать свои слова. Ведь я только что решил не назначать ей свиданий! Очевидно, где-то у него в мозгу произошло короткое замыкание. Ну ладно. Приглашение на День Благодарения — это еще не очень серьезно.

Когда он осмелился взглянуть на нее, она казалась задумчивой.

— Я не уверена. То есть спасибо за приглашение. Я хотела бы прийти, но не знаю, смогу ли. Я поговорю с Джилиан и дам вам знать.

Он сразу пришел в чувство, когда вспомнил, что у нее амнезия и она, наверное, не помнит ничего о праздниках.

— Вы знаете, что это за праздник — День Благодарения?

— Да.

Односложный ответ подействовал на него угнетающе, и он не мог решиться расспрашивать ее дальше. Должно быть, это очень тяжело, когда ты копаешься в памяти и ничего не можешь вспомнить.

— Спасибо, что вы были с нами на День Благодарения. Ваше присутствие позволило нам легче пережить все это. — Элен Брэдфорд тепло обняла Марину и протянула руку Джилиан.

Бен с улыбкой наблюдал, довольный, что его мать так любезна с гостьями. Это был удивительно приятный день. А он-то боялся приближения праздника, хотел, как страус, спрятать голову в песок!

Но Марина и Джилиан сделали этот день легким и приятным, и он прошел без тени горя и печали, которых он ожидал. Провожая сестер к дому Марины, Бен испытывал чувство вины за то, что горе его оказалось не таким глубоким.

Пока Марина доставала ключ и открывала дверь, Джилиан по-дружески закинула руку ему на плечо.

— Спасибо, что вы пригласили нас сегодня. Я давно уже не встречала так приятно День Благодарения. — Она шутливо подмигнула. — Конечно, если не считать поражения в игре в прятки с двухгодовалым человечком.

Бен засмеялся.

— Я забыл предупредить вас, что эта крошка — плутовка. — Он чмокнул Джил в щеку. — Мы очень рады, что вы пришли. Без вас обеих праздник был бы слишком мрачным.

Марина открыла дверь, и они вошли в дом, нагруженные снедью, которую заставила их взять Элен. Пока Бен наблюдал, как сестры упаковывают корзинку, чтобы Джилиан забрала ее с собой, он лениво размышлял, почему привлекательная и жизнерадостная Джилиан ни на йоту не повышает его кровяного давления, а ее более спокойная сестра заставляет его сердце колотиться, едва лишь взглянет на него своими большими голубыми глазами.

— Стоп! — Джилиан погрозила Марине пальцем. — Ты положила мне весь тыквенный пирог, это значит, что после праздников сидеть на диете придется мне одной.

Марина пожала плечами.

— Я не люблю тыквенный пирог. Угостишь им одного из твоих поклонников.

— Разве не вы его пекли? — удивился Бен.

— Да, но это не значит, что я должна его есть. — Марина сморщила нос.

— Моя жена поступала так же, — сказал он, снова пораженный ощущением, что все это уже было когда-то. — Она пекла мне его каждый год, но не могла его есть.

Джилиан недоверчиво округлила глаза.

— Это еще один пример того, как изменилась моя сестра. Она всегда первая украдкой пробовала тыквенный пирог, пока мама не видела. — Джилиан покачала головой с добродушным отчаянием. — Но я все равно тебя люблю!

Маринины глаза потеплели.

— Я тоже люблю тебя, Джил. Спасибо, что ты сегодня пошла со мной. — Она обняла сестру, а когда Джилиан повернулась к Бену, отошла в сторону.

— Еще раз спасибо за праздник. — Джил подняла корзинку, притворяясь, что шатается под ее тяжестью. — Всем спокойной ночи.

Марина открыла ей дверь и, стоя на пороге, смотрела, как машина Джилиан удаляется по тихой улице. Остаться наедине с Беном не самый лучший вариант. Она ощутила, как у нее засосало под ложечкой, но оставила это без внимания — ее гормоны всегда бурно реагируют, когда Бен рядом. Это, правда, не означает, что он испытывает то же самое. День действительно был чудесный, жаль, что уже закончился. А может, еще нет?

— Хотите кофе? — спросила она Бена. — Или что-нибудь выпить?

Бен покачал головой. Он стоял за ней, наблюдая, как уезжает Джилиан.

— Нет, пока вы и себе не приготовите что-нибудь. Почему бы нам не сесть в гостиной и не поговорить? Я люблю Дженни, но в виде исключения было бы приятно поговорить со взрослым человеком.

Марина засмеялась. Она выпустила Лакки во двор, а затем провела Бена в гостиную и указала на элегантную кушетку, обитую тканью с кремово-золотистыми цветами. Остановившись посредине комнаты, Бен присвистнул, увидев мерцающие столики из стекла и бронзы, на которых были со вкусом расставлены цветы из шелка и безделушки из китайского фарфора.

— Красиво.

— В вашем доме это бы продержалось не больше двух минут. — Марина пожала плечами. — Все эти вещи были на прежней квартире — до несчастного случая. Я полагаю, что это еще один пример того, как я изменилась, — они мне не нравятся. — Она двинулась дальше. — Хотите посмотреть другие комнаты? У меня есть маленький рабочий кабинет, который, я думаю, вам понравится больше.

— Дело не в том, что мне не нравится, — запротестовал Бен. — Просто это…

— Аляповато?

— Возможно, немножко.

Марина повела его через переднюю — Кухню вы видели. Здесь столовая. Почти то же самое.

Это было действительно так. Бен должен был с ней согласиться. Все комнаты были приятными, но, за исключением кухни, претенциозными, совсем не такими, какие он ожидал увидеть у столь мягкой, сердечной женщины, как Марина. Дальше по коридору были три спальни. Первую она пропустила, сказала, что у нее тут офис и что это огромная площадь.

Быстрый взгляд подтвердил, что Марина права.

Во второй комнате находился, как она сказала, ее рабочий кабинет.

— Большую часть времени я провожу здесь, а не в гостиной, — сказала она Бену, пока тот с одобрением рассматривал комнату.

Она больше подходила Марине. На рядах полок от пола до потолка располагались проигрыватель компакт-дисков и тюнер, телевизор и видео; книги были расставлены повсюду, на любом свободном месте. Удобная мягкая мебель с подушками из синей ткани располагалась у стен, а в центре комнаты лежал большой ковер. В одной корзине были журналы и каталоги, в другой — рукоделье. На ковре валялось несколько резиновых игрушек, очевидно, принадлежавших ее собаке и кошке. На стенах висели эстампы, которые он узнал, — встречал их на обложках популярных детских книг.

— Очень мило. Это больше в вашем стиле. Марина улыбнулась.

— Звучит почти как оскорбление. Тут не так изысканно и элегантно, как в других комнатах, не так ли?

— Нет, просто здесь более домашняя атмосфера. Остальные комнаты, я думаю, больше подходят Джилиан, чем вам.

К его удивлению, Маринина улыбка померкла и на лице появилось озабоченное выражение.

— Бен… кстати, о Джилиан. Я ее горячо люблю, но она ужасно любит пофлиртовать. Пожалуйста, не воспринимайте ее заигрывания всерьез. Она может разбить ваше сердце, при этом вовсе не желая причинить вам боль.

Долгое время значение сказанного ею не могло до него дойти, хотя он снова и снова прокручивал ее слова в голове. Наконец до него дошло. Медленно и осторожно он спросил:

— Вы думаете, что я увлечен Джилиан?

— Я думаю, что вы могли бы ею увлечься. — Марина опустила глаза.

Он не знал, смеяться ему или возмущаться. Имеет ли она хоть малейшее представление о том, как волнует его?

— С чего вы это взяли?

Она неопределенно пожала плечами.

— Кажется, она вам нравится. Она прекрасная девочка. А вы сейчас такой ранимый и открытый.

— Марина!.. — Действуя импульсивно, он сделал шаг ближе и поднял ее лицо, заглянул в глаза. — Вы ошибаетесь, и я должен доказать вам, что не увлечен Джилиан. — Он притянул ее ближе и поддался желанию, которое жило в нем с самого первого дня, когда он увидел ее по другую сторону забора.

 

Глава 6

Его губы наслаждались теплотой и мягкостью Марининых губ. Он наклонил голову, упиваясь каждым изгибом их нежной поверхности. Ему хватило одного мгновенья, чтобы оценить их совершенство, и он погрузился в ее рот в поисках более глубокого поцелуя. Когда их языки соприкоснулись, она вздрогнула в его руках. И внезапно уютная маленькая комната закружилась вокруг них.

Когда он привлек ее к себе, ее руки были прижаты к груди. Теперь же она старалась их высвободить, чтобы обвить вокруг его шеи. Вот она притянула его голову еще ближе к своей и нежно погладила его затылок, отчего он вздрогнул и застонал.

Их тела встретились, и он еще раз ощутил, как великолепно она сложена. Каждый дюйм ее высокого стройного тела точно соответствовал его телу, возбуждая и воспламеняя его. Ее маленькие груди были крепко прижаты к его груди. Он освободил одну руку, обнимавшую ее, и смело погладил дерзкий холмик через вязаную кофточку. Она вскрикнула, но он заглушил поцелуем саму возможность возражения. Ее ногти царапали ему спину; она скользнула руками ниже и прижала к себе его бедра, одновременно с внезапной глубокой страстью прильнув к его губам.

Ее реакция на поцелуй и движения ее бедер, прижатых к его бедрам, вызвали в нем нестерпимое желание. Бен наклонился, просунул руку ей под колени, не отпуская ее губ, и понес из кабинета через коридор в единственную комнату, которую она не успела еще показать, — в спальню.

Краем сознания он воспринимал предметы обстановки в тусклом свете, доходившем из коридора: большая двухспальная кровать и старинный ночной столик. Но он не хотел думать, не хотел говорить. Он хотел только чувствовать. Возле кровати он отпустил Маринины ноги, они соскользнули вниз, и она снова встала перед ним. Продолжая ее целовать, он наслаждался возможностью заниматься любовью с женщиной, которая почти одного с ним роста, возможностью касаться ее тела, где он только захочет.

Теперь ее одежда мешала. Нетерпеливо, почти грубо он расстегнул пуговицы и крючки, затем рванул вниз молнию на ее джинсах, и его руки наконец успокоились на ее обнаженной груди. Внезапным, неожиданным движением Марина отстранилась, и даже в темноте он почувствовал ее напряжение и смущение.

— Не надо стесняться. Ты прекрасна, — пробормотал он, целуя ложбинку между грудями, а затем прижавшись губами к тугому взбухшему соску.

Когда он коснулся губами ее груди, она застонала, и ему пришлось ее подхватить — у нее подогнулись колени. Отступив немного назад, он положил ее на кровать.

Белый кот спрыгнул с покрывала, возмущенно мяукнув, и выскочил из комнаты, когда их слившиеся тела опустились на кровать. Прошло несчетное количество минут, а он все еще не мог оторваться от ее груди, лаская ее губами и пальцами до тех пор, пока она не застонала и не начала царапать ногтями его спину. Наконец он поднял голову. Марина лежала перед ним. Ее кофточка была распахнута. Джинсы были также спущены, и, встав перед ней на колени, он увидел соблазнительный белый живот.

Этого ему было мало. Он быстро стянул с нее одежду. Увидев ее гибкое, длинное обнаженное тело, лежащее перед ним, он невольно застонал. Крепкими руками он погладил ее плечи, грудь, округлые женственные бедра. Мускулы на икрах ее ног сократились, когда он дотронулся до них. Продолжая нежно гладить ее тело, он с удивлением заметил, что щиколотки у нее такие узкие, что он может обхватить их большим и указательным пальцами.

— Какие великолепные ноги! Ты знаешь, сколько раз мне хотелось до них дотронуться?

Его тело кричало, умоляло, чтобы он действовал быстрее. Его джинсы вскоре стали для него тюрьмой. И все же он не торопился снимать с себя одежду, испытывая страх, что потеряет над собой контроль. Он медленно провел рукой по ее ноге вверх, еле заметно прикасаясь к внутренней поверхности бедра. Когда она начала задыхаться и делать резкие движения, он улыбнулся:

— Все будет хорошо. Не волнуйся. Затем он лег на нее и какое-то время просто наслаждался удовольствием лежать на ней перед началом старого как мир действа. Он опустил голову, снова отыскал набухший сосок и стал сильно его сосать. Марина закричала и, упираясь пятками в кровать, выгнулась под ним дугой.

— Пожалуйста, Бен, пожалуйста… — Она почти рыдала. — Я хочу тебя!

— Я знаю, знаю. — Ее отчаяние и просьбы заставили его почувствовать себя более сильным, более мужественным, чем когда-либо. Он дал ей сорвать с себя рубашку. — Я тоже хочу тебя!

Повернувшись на бок, он принялся за брюки, но она опередила его. Когда она проскользнула руками за пояс и стала расстегивать молнию, его живот невольно сжался в предвкушении наслаждения. Его тело тоже запульсировало, и, выдыхая воздух, он чертыхнулся, уже не контролируя себя. Он сбросил туфли и, скатившись с нее, избавился от остававшейся на нем одежды.

Когда он вернулся, горячая, неистовая встреча двух обнаженных тел превзошла все его ожидания.

— Дай мне потрогать тебя. — Он уверенно скользнул рукой вниз ее живота, к светлым вьющимся волосам, закрывающим вход в женское тело. Она раздвинула ноги без всякого сопротивления, и он двинулся дальше, открывая сладкие секреты.

Марина извивалась под ним, ее руки скользили по его мускулистому телу, и когда маленькая ладонь накрыла его твердую, восставшую плоть, он стиснул зубы от безумного желания. Она погладила его раз, другой, и он оторвал ее руку, почувствовав, как в нем нарастают и поднимаются предвестники наслаждения. Он хотел, чтобы она первая испытала это наслаждение, но не мог больше ждать.

Где-то в уголке сознания Бен отметил, что никогда раньше не испытывал такого мощного чувства близости, как с этой женщиной. Но мысль показалась ему предательской, и он прогнал ее. Полагаясь только на чувства, он отдался инстинкту страсти. Марина исступленно ответила на поцелуй, распрямившись под ним.

— Скорее, скорее!

— Да, — простонал он. — Сейчас. Он скользнул всем телом вперед, зажмурив глаза от огромного, до боли, удовольствия чувствовать горячее, тесное скольжение своей плоти в ней. Он безумно хотел восстановить над собой контроль, но Марина увеличила бешеный ритм движения своих бедер. Он не мог дышать, не мог думать, не мог не отвечать ей… Когда она остановилась, содрогаясь и прерывисто дыша, он не выдержал бушевавшего в нем желания и бросился за ней вдогонку к сверкающему пику блаженства. Через несколько минут все было кончено.

Наступило ошеломляющее молчание. Сколько оно длилось? Пять, десять минут? Он тяжело лежал на ней, слишком уставший и умиротворенный, чтобы двигаться. Его губы коснулись ее щеки и голова упала на подушку рядом с ней. Руки Марины по-прежнему обнимали его, и она время от времени гладила его спину круговыми движениями, что было необычайно приятно. Наконец, обеспокоенный, что ей слишком тяжело, он поднялся на руках и соскользнул в сторону. И в это время взгляд его упал на фотографию в рамке, освещаемую светом из коридора.

Он застыл, сознание мгновенно вернуло его к действительности, точно подул леденящий зимний ветер.

Ее муж! Он был крупным мужчиной, еще выше Бена, с мускулатурой человека, занимающегося бодибилдингом.

Привлекательный блондин, похожий на киноартиста. Прижавшаяся к нему Марина казалась маленькой куклой.

Она любила этого человека. А он был мертв.

Как и Кэрри.

Кэрри… Ее образ возник перед ним, и все его чувства к Марине мгновенно превратились в пыль. Горе острым ножом вонзилось в него так глубоко, что он чуть не свернулся к клубок и не закричал от боли. О, Кэрри. Прости меня! Это должна быть ты. Воспоминания о том, как он обнимал свою жену в темноте, как они разговаривали, смеялись, любили друг друга, безжалостно пронеслись у него в голове. Чувство вины было настолько сильным, что он чуть не задохнулся. Откатившись от Марины, он сел на край кровати и обхватил руками голову.

— Что я наделал! Я никогда не забуду Кэрри.

Наступила полнейшая тишина, он задыхался от чувства своей вины. Он хотел бы проявить благородство, повернуться и утешить Марину, но не мог этого сделать. Он снова переживал свою утрату, и это чувство перекрыло все остальные.

Прошло несколько минут, и она произнесла в тишину:

— Тебе и не придется ее забывать. Слова эти не имели для него никакого смысла. Как ни вертел он их в голове, понять сказанное не мог. В то же время в затылке он почувствовал покалывание. Какой-то защитный механизм подсознания предупреждал: то, что она сейчас скажет, повлияет на всю его дальнейшую жизнь.

Ему хотелось отвергнуть это. Но что? Он даже не знал, что она собирается сказать, знал только, что не хочет этого слышать.

— Я виноват перед тобой и должен уйти. — Он машинально повернулся и потянулся за своей одеждой.

— Бен! — Марина вцепилась в него, ее пальцы вонзились ему в руку. — Ты слышишь? Ты не должен снова меня потерять! Я выжила. Я живу в другом теле. Я — Кэрри.

Нет!

Невероятно, немыслимо пораженный этими безумными словами, он отбросил ее руку и соскочил с кровати. Но когда повернулся, чтобы забрать свою одежду, увидел ее лицо.

Марина прикрывала рот рукой. Ее глаза были огромны, а цвет лица такой же белый, как у Дженни, когда она болела гриппом.

— Я не хотела тебе говорить, — растерянно прошептала она сквозь пальцы, зажавшие рот.

Гнев накатил на него. Мозг автоматически отверг ее не правдоподобные притязания. Он не верил ей, не хотел верить, он не мог поверить!

— Это отвратительный, грубый обман, — выдавил он из себя. Закипавшая ярость подлила масла в огонь. — Удивляюсь, какие жестокие люди ты и твоя сестра, если разыгрываете такие шутки с человеком, у которого горе. Я считаю, что вы обе больны, и я не хочу, чтобы ты пыталась внушить эту ложь моей матери или дочке…

— Бен, Бог мне свидетель, я не обманываю тебя! — Она протянула руку ладонью вверх, как бы прося взять ее, и уронила, когда он отшатнулся. — Пожалуйста, ничего не говори Джилиан, я никогда не рассказывала ей… — Слезы заструились по щекам Марины. — Она не вынесет известия о том, что ее сестра умерла.

Он хотел идти, бежать из этого места не оглядываясь, забыть о том, что когда-то знал женщину по имени Марина Деверо.

Но он не смог. Не смог! В сказанном ею прозвучала нотка правды, отчего мороз побежал у него по коже. Она лжет. Она явно лжет! Я опять останусь один. Но я выведу ее на чистую воду. Бен мрачно засунул ноги в джинсы и поддернул их вверх. Застегнув молнию, он прошел в ванную, рывком открыл дверь, схватил первый попавшийся на глаза халат и бросил его через комнату на кровать.

— Оденься.

— Бен, я… — Она пыталась надеть халат, но руки дрожали, и она не могла ухватить скользящую бледно-голубую ткань. Несмотря на свою ярость, он почувствовал вновь зарождающееся желание, глядя на ее обнаженную грудь, качающуюся от попыток надеть халат. Злясь на себя за то, что она так на него действует, он сделал шаг к ней и быстрыми движениями впихнул ее в халат, затянув пояс настолько туго, что она вскрикнула.

— Докажи!

Марина осталась на месте, встав на колени в центре кровати. Ее растерянный взгляд был устремлен на его лицо.

— Что?

— Докажи мне это. У тебя в запасе две минуты: убеди меня, что ты не лжешь, прежде чем я уйду отсюда.

Ее лицо застыло в страдальческой гримасе. Затем, как будто кто-то вдруг повернул ключик, она быстро встала с кровати.

— Хорошо. По… почему бы нам не пройти в кабинет? А я приготовлю что-нибудь выпить.

Выпить. Да. Это было первое разумное слово, которое она произнесла с тех пор, как они лю… как они занимались сексом.

— Хорошо. — Он прошел через холл и бросился в одиноко стоящее кресло, затем тут же вскочил на ноги и начал мерить шагами комнату.

Марина вышла на кухню, и он услышал звон бокалов. Через минуту она вернулась с двумя бокалами на маленьком подносе. Когда она подала ему бокал, он подозрительно покосился на вазочку с печеньем.

— Что это?

Она глянула на него, и взгляд этот показался ему вызывающим.

— Коньяк. Наш любимый вечерний напиток. А здесь шоколадное печенье, я приготовила его, как всегда, на арахисовом масле.

Он пристально посмотрел на нее. Коньяк и его любимое печенье… Волосы у него на затылке зашевелились. Это может быть просто совпадение, Брэдфорд. Хорошо. Пусть печенье — счастливая случайность, даже если ты не знаешь никого, кто бы еще мог так его испечь.

Осторожно, не отрывая от нее взгляда, он взял одно печенье и откусил.

Марина глубоко вздохнула, как бы восстанавливая силы для тяжелого испытания.

— Мейджер знает меня. Джилиан права — прежняя Марина не любила животных. Она и не знала, как их дрессировать.

Бен никак не отреагировал, хотя должен был признать, что и сам удивился тому, что Мейджер мгновенно повиновался ей — так же, как повиновался бы Кэрри.

Бен молча разглядывал ее, и она продолжила:

— Ты говорил, что у меня много общего с Кэрри в манерах и жестах.

— Верно.

— Мы встретились на танцах в колледже в первый год моего обучения. Ты учился на выпускном курсе. Я окончила на семестр раньше, и мы поженились в день Святого Валентина. В феврале следующего года будет шесть лет.

Это тоже было правдой, но его поразило, что, рассказывая, она все время говорила о них как о супружеской паре.

— Ты не сказала ничего такого, что не было бы известно многим людям.

В глазах ее все еще был вызов, но протянутая за бокалом рука дрожала; она рассеянно повертела в руке бокал — в левой руке, как это сделала бы Кэрри. Не в силах сдержаться, он выпалил:

— Ты левша?

— Я одинаково свободно владею правой и левой рукой, — поправила она. Затем глубоко вздохнула и продолжила:

— Когда мы обручились, то поехали в круиз на Сент-Томас. Он ждал.

— Перед отъездом ты дал мне коробочку с разными маслами для загара. Мы не пошли на обед в первый день, экспериментируя. И большую часть поездки провели в своей каюте. Твоя мать не могла ничего понять, когда увидела, что я вернулась без загара.

Бен почувствовал, как по рукам побежали мурашки.

— А что случилось вечером, когда я подарил тебе обручальное кольцо?

— Я заплакала и приняла предложение. Раньше я сопротивлялась твоим попыткам затащить меня в постель до свадьбы, для меня это было важно. Но после того, как ты сделал предложение, я поняла, что очень тебя люблю и хочу, чтобы ты стал моим первым мужчиной, пусть даже наши планы рухнут. — Она горько улыбнулась и обратила на него напряженный взгляд голубых глаз. — А когда я дала тебе это понять, ты отказался: мол, я стою того, чтобы дождаться свадьбы.

Повисла напряженная тишина. Бен слышал свое собственное дыхание: как воздух входил и выходил из легких.

— Какие имена мы выбрали для нашего первенца и почему назвали дочь Дженни?

— Мальчика мы решили назвать Даниэль Блэйн, по девичьей фамилии твоей матери. А девочку хотели назвать Эмили Диана, но по дороге в больницу, куда я ехала рожать, мы услышали, как мужчина звал собаку — Дженни, и ты сказал: Дженни — красивое имя, и оно мне нравится гораздо больше, чем Эмили.

— О чем мы говорили по дороге в парк в тот день, когда тебя сбил грузовик?

Глаза Марины наполнились слезами.

— Мы не разговаривали. Мы не часто разговаривали с тех пор, как мне перевязали трубы. Доктор рекомендовал это сделать после трудных родов, но мы не могли решиться на это и прождали еще восемнадцать месяцев — до тех пор, пока я не испытала панический страх оттого, что снова беременна. Доктор сказал тебе, что случайная беременность может убить меня. — Она всхлипнула и наклонила голову. Она так крепко сжала сплетенные пальцы, что суставы побелели. — Я знаю, ты всегда хотел иметь большую семью. И я боялась, что ты меня разлюбишь.

Он закрыл лицо руками, и в приглушенном голосе отразились мучительная боль и страдание, которые он испытывал.

— Не может быть. Откуда тебе все это известно? — В его вопросе выразилось замешательство и страх, наполнявший его, разрушавший твердые представления о смерти и о загробной жизни.

Когда она хотела подойти к нему, он резко отшатнулся.

— Я должен уйти. Мне… мне надо подумать. — Бен испытывал такое чувство, будто его мозг прекратил работать, лишившись кислорода. Он не мог усвоить ничего из той информации, которую она ему сообщила. Все это плавало в его голове, как буквы в миске алфавитного супа.

Молча повернувшись, он большими шагами прошел в коридор, сорвал пиджак со спинки стула, открыл дверь и вышел наружу, вдыхая свежий пощипывающий морозный воздух. Он действовал глупо и знал это. Он выказал равнодушие и черствость по отношению к Марине. Но в подобной ситуации он имел на это право. Он должен был уйти от нее, чтобы как следует обдумать все происшедшее.

Все происшедшее. Он потряс головой, ощутив, что сердце его бьется так, будто он пробежал милю за пять минут. Какого черта я должен соблюдать вежливость, если женщина ловит меня на крючок. — говорит, что она моя жена, возвратившаяся на землю после смерти?

Марина пришла в магазин рано. Она не спала всю ночь после несчастья, разразившегося накануне.

Он мне не верит. Слезы снова наполнили ее глаза. Она так сильно плакала вчера ночью, что в ней не должно было остаться ни капли влаги.

Она хотела никогда ему ничего не говорить. Но после той гибельной близости, когда и он и она потеряли над собой контроль, эти слова просто… вылетели сами.

Во всем моя вина. Я получила второй шанс в жизни. Мне нужно было уйти, начать свою жизнь в другом месте и никогда не пытаться снова увидеть Бена и Дженни. А теперь я разрушила все, что создавала.

Ее горе усиливалось страхом от того, что Бен может не выполнить ее просьбу и открыть все Джилиан. Одна мысль об этом вызвала новый поток слез. Вытащив из кармана джемпера измятый, влажный от слез платок, она вытерла глаза и стала открывать кассовый аппарат.

— Доброе утро! Готова работать до упаду? — Джилиан впорхнула и сбросила на стул элегантное зимнее пальто.

— Да, — подавленно ответила Марина. Она знала, что ее сестра имеет в виду: в первую пятницу после Дня Благодарения всегда делается самое большое число покупок в году.

Джилиан прошла по торговому залу, обогнула кассовый аппарат и испытующе посмотрела на Марину.

— Какой энтузиазм! С тобой все в порядке? — Беспокойство в ее голосе перешло в тревогу, когда она увидела Маринины распухшие глаза. — Что случилось?

Марина шмыгнула носом.

— Ничего особенного. Мне надо разобраться самой.

Глаза Джилиан сузились.

— Это не связано с неким очаровательным вдовцом, который вчера вечером никак не мог дождаться моего отъезда, чтобы поскорее остаться с тобой наедине?

Марина прикусила губу и кивнула.

— Я повешу его и выпущу кишки сломанным карандашом, если он обидит тебя. Что случилось?

— Джилиан! — Кровожадный тон сестры и образность выражений вызвали у Марины улыбку. А мгновенная готовность защитить ее немного отодвинула облако страдания. — В этом нет его вины. Мы просто… не поняли друг друга.

— Не поняли друг друга?

— Ага. Поверь мне, все будет в порядке.

— Ну, если ты так считаешь… — Джилиан вздохнула. — Почему мы не ценим себя? Ведь от мужчин — одни несчастья.

— Это не совсем так. — Марина хотела бы знать, что случилось в жизни Джилиан, отчего в ее словах слышалась такая горечь.

— Нет, это так. Нас воспитывают, чтобы мы верили в сказки. Каждая девочка найдет своего Прекрасного Принца, и они будут жить счастливо всю жизнь… и так далее.

Марина вспомнила, как счастливы были они с Беном до того момента, когда в их жизнь вошло известие о том, что у них больше не будет детей, и заметила:

— Иногда это и вправду бывает.

— Очень редко. В большинстве случаев действительность дает нам пощечину, и мы обнаруживаем, что Прекрасный Принц — простая лягушка, которую не расколдуют никакие поцелуи.

На минуту забыв о своем горе, Марина протянула руку и схватила руку Джилиан.

— Это произошло с тобой? На какое-то мгновенье Джилиан вгляделась в глаза Марины.

— Иногда мне трудно бывает поверить, что ты совсем ничего не помнишь. — И пожала плечами. — Но сейчас это даже к лучшему, ведь я и сама предпочла бы забыть об этом эпизоде из моей жизни.

Марине было отрадно почувствовать, что в этом новом мире, в который она вошла, есть существо, которое нуждается в ней, что не она одна хранит в себе тайные раны и боль. Держа сестру за руку, она сказала:

— Если тебе когда-нибудь надо будет выговориться, то я умею слушать.

Джилиан покачала головой, и Марина почти физически ощутила, как она стряхивает с себя плохое настроение.

— Давай договоримся забыть о том, что на свете существуют мужчины!

День действительно оказался на редкость беспокойным, как они и ожидали, и Марина была рада, что у нее не осталось времени на раздумья. Подъезжая поздно вечером к своему дому, она чувствовала, что ноги ноют, спина болит, в голове — туман от количества проданных игрушек, прошедших через ее руки. Но, несмотря на это, она возвращалась мыслями к Бену каждую свободную секунду. Войдя в дом, она тут же переоделась в удобный спортивный костюм и направилась на кухню.

Доедая последний кусочек холодного ужина, она услышала звонок в дверь. Сердце у нее подпрыгнуло так же высоко, как и ее зверушки, испугавшиеся резкого звука. Это Джил, предупредила она себя. Никто, кроме нее, не будет звонить в дверь в такой час. Она не разрешила себе думать о Бене.

Но когда она включила наружный свет, то увидела стоящего на крыльце Бена. Волосы у него были взъерошены, и он выглядел таким же измученным, как и она. И тем не менее ее тело ожило от воспоминаний об их близости прошлой ночью. Ее пальцы сами потянулись к замку, и она открыла дверь.

— Давай во имя дружбы и согласия предположим, что я верю. — Бен глубоко выдохнул воздух, даже не поздоровавшись с ней. — Объясни мне… как… это произошло?

Боясь поддаться наполнившей ее радости, она пригласила его войти. Он не сказал, что верит тебе. Не обольщайся. И даже если он действительно верит тебе, то это еще не значит, что вы можете остаться… друзьями. Все теперь очень сильно изменилось.

Бен согласился что-нибудь выпить. Когда они расположились в кабинете, наступило долгое молчание. Наконец она спросила:

— С чего ты хочешь, чтобы я начала?

— С самого начала… То есть что было после наезда.

Она была рада, что не надо об этом говорить. Она видела, какой ужас пробуждают в нем эти воспоминания.

— Как это случилось, я не успела осознать; но первое четкое воспоминание — когда я наблюдала за бригадой травматологов, занимающейся темноволосой женщиной, которая, очевидно, находилась при смерти. И я поняла, что это я.

По выражению лица Бена она видела, как тяжело ему вспоминать о ее телесных повреждениях. Но когда он с сомнением спросил:

— Наблюдала? Откуда ты наблюдала? — голос его был тверд.

Она рассказала ему обо всем, отчаянно подбирая слова и выражения, чтобы описать и выразить то, что вне пределов человеческого разумения. Несколько раз он останавливал ее, но в большинстве случаев просто слушал рассказ о том, как она видела его в комнате ожидания, и о том, как она попала в тоннель Света.

Она старалась быть как можно более точной. Но когда дошла до своей встречи с двумя слившимися существами, которыми, как она теперь поняла, были Рон и Марина, то пересказала слова, которые до сих пор отчетливо помнила, хотя и боялась подчеркивать, что она и Бен снова будут вместе:

«Когда-нибудь вы это поймете — ты и Бен». Когда она закончила, Бен ничем не выдал своих мыслей — лицо у него было замкнутое. Откинувшись на кушетку, он покачивал свой бокал и пристально смотрел в пространство. Так долго, что ей стало тяжело это выносить.

— Ты мне веришь?

— Здесь многое надо понять и переварить, — сказал он, избегая ответа на ее вопрос. — Я мало что знаю о существовании вне тела и обо всех этих вещах, предшествующих смерти, тем более о перевоплощении. Но то, что ты рассказала, соответствует тому, о чем я читал.

Она в смятении подошла к единственному окну и стала всматриваться в темноту ночи.

— Я прочла об этом все, что смогла найти за прошедшие полгода. Несомненно, такие вещи случались с людьми уже давно. Но я одна из очень немногих, кто получил возможность вернуться назад в другом теле в тот же период жизни.

— А где остальные? — Бен наклонился вперед.

Марина отвернулась от окна.

— О тех, кто пережил то же, что и я, ничего не написано. — Она развела руками. — Зачем открывать свою тайну, рассказывая нелепые сказки, подобные моей? Мне бы не поверили, и я считалась бы умалишенной до конца своих дней. — Она засмеялась, но это был смех отчаяния. — Вернее, до конца дней той, чьей жизнью я сейчас живу.

 

Глава 7

В Маринином кабинете висела гнетущая, тревожная тишина. Бен сидел, тяжело откинувшись на спинку кушетки, и невидящим взглядом смотрел на украшавший стену эстамп. Мысли вертелись, кружились, проносились как сумасшедшие в его голове с того самого момента, когда прошлой ночью с ее уст сорвались эти не правдоподобные слова.

Боже, неужели все это было только вчера? Всего лишь двадцать четыре часа назад? Он чувствовал, что за это время постарел на несколько лет. У него было такое ощущение, как будто он пережил войну или землетрясение. Он не мог вспомнить ничего, что делал в течение рабочего дня. Он позвонил матери, спросил, не может ли она оставить у себя Дженни на ночь, потому, что на него свалилась неотложная работа. Но он не мог вспомнить, что она ему ответила. Однако раз он находится здесь, то, должно быть, она согласилась.

— Чего ты от меня хочешь? — Бен и не предполагал, что этот вопрос прозвучит так прямолинейно. Он испытывал смутное чувство вины за свой агрессивный тон, но считал, что имеет право задать прямой вопрос — самый трудный вопрос во всей этой истории, если предположить, что он поверил ей. А он действительно начинал ей верить, несмотря на всю кажущуюся абсурдность ее рассказа. Ни один человек не смог бы так тщательно собрать все скрытые от посторонних факты его жизни с Кэрри. Однако Марина о них знала.

С неохотой вспомнил он обо всех случаях, когда был ошеломлен разными мелкими деталями, которыми Марина напоминала его жену. Это ее ругательство: «каррамба», эта любовь к животным, способность оживить засохшие цветы, отвращение к тыквенному пирогу, ее неоднократные заявления: «сахар — это яд»…

За несколько недель их знакомства она умудрилась приготовить почти все его любимые блюда, даже не спрашивая у него. После каждой еды она убирала кухню так, как будто шла в бой со своим смертельным врагом. Даже ее манера складывать на груди руки в защитной позе ему знакома. Так же как и манера прикусывать кончик языка, поливая цветы. Он не видел желтенький кувшин для поливки цветов со времени смерти Кэрри, а Марина сразу нашла его и поливала из него цветы в первый свой приход к нему, когда осталась на кухне одна. И здесь, в этом ее доме, все книги на полках расставлены в алфавитном порядке по фамилиям авторов, как это всегда делала Кэрри. Полотенца в ее ванной комнате сложены таким же причудливым веером. И, наконец, она предпочитает такой же сорт чая без теина, какой любила Кэрри.

Взятые по отдельности, все эти детали могут быть простым совпадением. Миллионы других людей на свете имеют какие-нибудь из этих причуд и привычек. Но все вместе! Прибавить к ним еще и манеру поведения, которой Марина напоминает Кэрри, — все это невероятно. А маленькие секреты их совместной жизни?!

Но тогда это значит, что она и есть Кэрри. Должен ли он хотеть ее возвращения? Хочет ли он?

Марину поразил его вопрос. Ее глаза заблестели, точно она сдерживала подступившие слезы. И так она выглядела весь вечер.

— Мне ничего не надо от тебя. — Голос у нее был тихий, но твердый. — Я не собиралась переезжать сюда, разрушать твою жизнь. Но когда увидела, что этот дом продается, то не могла пройти мимо. Я хотела всего лишь быть поближе к вам, чтобы иметь возможность время от времени видеть тебя и Дженни.

Под конец голос у нее стал более громким и высоким. Бен пришел в ужас, когда заметил, что слезы хлынули из ее глаз.

— Ты думаешь, я этого хотела? Неужели я так старалась бы вернуться к жизни, если бы знала, что лишусь всего, родного и близкого мне? Знать, что мой ребенок растет всего в нескольких ярдах от меня, и упускать возможность общения с ним? Жить рядом и постоянно помнить о том, что ты в конце концов влюбишься в кого-нибудь и снова женишься? Я сопротивлялась уходу навсегда только потому, что хотела успокоить тебя и сказать, что буду тебя ждать и что когда-нибудь мы снова будем вместе. Только ради этого и больше ни для чего. Если бы я знала, что меня ждет одиночество… — Она помедлила и обожгла его взглядом, выражавшим всю боль и страдание, которые она испытывала с того момента, как очнулась в больнице Мариной Деверо. — Я уйду, — закончила она с горечью. — Мне не надо было бороться за возвращение назад.

— Марина…

— Нет! — Не скрывая рыданий, она отвернулась от него, показав рукой на дверь. — Иди, Бен. Нет смысла затягивать все это.

Он должен. Он должен забыть всю эту путаницу, пойти домой и продолжать жить с тем, что осталось у него в жизни. Но…

Его жена здесь, в этой комнате!

Даже до того, как Марина рассказала ему о своем возвращении к жизни, она привлекала его больше, чем какая-либо другая женщина, кроме жены. Он собирал осколки своей жизни, разбитой вдребезги смертью Кэрри, и медленно склеивал их в прочное целое, когда на его пути появилась Марина. Она ускорила этот процесс, открыв перед ним какую-то перспективу, дав ему возможность ощутить теплоту, радость, близость, которые, ему казалось, он потерял навсегда.

И неудивительно! С самого начала его тянуло к ней, хотя его ум и сознание отказывались воспринимать это.

Поднявшись с кушетки, Бен шагнул вперед и положил руки ей на плечи. На какое-то мгновенье она напряглась от его прикосновения, а затем, рыдая, прижалась к нему. Обняв ее, он зарылся лицом в ее волосы. Его сердце приняло решение, которое отказывался принимать рассудок.

— С возвращением домой, моя любовь.

Следующий день, субботу, Бен просил ее провести вместе с ним и Дженни, и Марина проснулась, как только рассвело, в предвкушении встречи.

Накануне вечером Бен сидел у нее допоздна, и они проговорили несколько часов. Она была этому рада. Их отношения были новыми и не прошедшими испытаний; и она не считала возможным форсировать их. Безумная любовная страсть, которую они пережили позавчера, породила новые сомнения. Ее теперешнее тело очень отличалось от тела Кэрри. У нее была слишком маленькая грудь, что приводило ее в смятение, хотя длинные ноги и тонкая талия доставляли удовольствие. Ей очень не нравились ее волосы — короткие и развевающиеся. И она ничего не могла сделать, чтобы они превратились в густую вьющуюся копну волос, которая была у Кэрри. Которую так любил Бен и которую Дженни дергала, когда была совсем маленькой.

И это не было самым худшим. В дополнение к ее страхам, что Бену не понравится ее новое тело, она почти возмущалась тем, что Бен увлечен ею. Это казалось нечестным по отношению к ней… то есть к Кэрри. А как относился бы к ней Бен, если б она осталась жива?

Ожидание слишком выматывало ее. Она решила: они не возобновят физическую близость, пока не привыкнут друг к другу. Однако ее тело молило об обратном с тех пор, как» прошлой ночью он крепко обнял ее и один ушел к себе домой.

Она приняла душ, оделась и собралась сесть завтракать. И тут раздался стук в дверь черного хода, а Лакки залаяла как безумная. У Марины учащенно забилось сердце, и она поспешила отпереть дверь, уверенная, что это Бен.

Конечно же, это он стоял на крыльце. Волосы были влажными после душа и блестели. Зеленый спортивный свитер был под цвет его глаз, излучавших теплоту. Но он не прикоснулся к ней.

— С добрым утром.

Хотела бы она знать, выражает ли ее глупая улыбка то, что она чувствует.

— С добрым утром. Входи. — Она взглянула на часы, висевшие над раковиной. — Ты знаешь, что еще только половина восьмого?

— Да. — Он держался застенчиво. — Я прошел двором, чтобы не заметили соседи.

— Очень дальновидно.

— Не мог придумать ничего лучшего. — Он решительно вошел в кухню.

Марина отступила на несколько шагов, пропуская его, но не потому, что испытывала неловкость, а потому, что он был очень большой. Однако блеск в его глазах заставил ее отступать до тех пор, пока она не оказалась прижата к кухонному столу около раковины.

— Бен, я думала…

— Я тоже думал. Всю ночь. Дай мне рассказать, о чем я думал. — Он оперся руками о столик по обе стороны от нее и медленно, осторожно стал наклоняться к ней, прижимаясь все ближе и ближе, пока ее ноги не вынуждены были раздвинуться, чтобы впустить его бедра. Через ткань блузки она ощущала тепло его тела. Когда его бедра прочно вошли в развилку ее ног, губы Бена прикоснулись к ее уху. Ее затопило желание. Выразительные слова, которые он при этом прошептал, заставили ее покраснеть. Но он продолжал нежно покусывать мочку ее уха, и она содрогнулась, а все связные мысли вылетели у нее из головы.

— Не надо! Я… мы… — начала Марина, но тут Бен чмокнул ее в щеку, и она передала всю свою силу воли рукам, схватив Бена за густые волосы и оттянув его голову назад. — Бен, подожди!

Его глаза светились радостью и желанием.

— Я ждал целую ночь.

Она слишком хотела его, чтобы сопротивляться, а он еще крепче прижал ее к себе и стал искать ее губы. Раздвинув их языком, он настойчиво ласкал ее рот, требуя ответной ласки. Ее засасывал ад желания, возбуждение росло, почти болезненно напряглись соски, и тугие струны натянулись в животе. Надвигающаяся на нее горячая мужская сила побуждала ее уступить чувственной магии, просто соскользнуть вниз, на пол, и отдаться яростному напору, которого страстно жаждало ее тело.

Но это не мое тело. И, что важнее, не моего тела так хочет Бен.

Эта мысль была подобна струе ледяной воды, выплеснувшейся на пламя. Оторвавшись от его рта, она уткнулась лицом в его плечо.

— Бен, прекрати. Еще очень рано. — У нее перехватило дыхание, когда он снова взял губами мочку ее уха. — Я еще не чувствую себя достаточно уверенно. — Морально это было так, физически же — откровенная ложь.

Его рот застыл, и руки прекратили гладить ее.

— Я бы не сказал, что мне здесь уютно, но не хочу останавливаться. — Юмор его был сдержанным, и она почувствовала, что достигла своей цели. Он чмокнул ее в лоб, она еще раз ощутила на себе его бедра, и он отодвинулся. — Извини. Я знаю, что нам необходимо время. Прошлой ночью я решил, что должен начать с обычного ухаживания, насколько это возможно, чтобы дать нам время привыкнуть снова быть вместе.

Ее глаза наполнились слезами от искренности его голоса, горло перехватило, и она не смогла ответить.

Он улыбнулся уголками рта и взял ее руку, переплетя ее пальцы со своими.

— Хочешь поедем со мной к маме, чтобы забрать Дженни?

— С удовольствием, но… еще очень рано. Ты завтракал?

Он с интересом посмотрел на нее.

— Нет. А что у тебя на завтрак?

— Блинчики с черникой. Он закатил глаза.

— Силы небесные! Я не пробовал блинчиков с черникой с… — Он резко остановился.

— С тех пор, как произошел несчастный случай, — закончила она слабым голосом.

— Черт возьми! — Он стукнул кулаком по столу. — Как нам избегать этого? Все, что я говорю или делаю, напоминает мне и тебе о нашей прежней жизни. Нам надо начать все сначала.

— Я знаю. — Она открыто посмотрела на него. — Кэрри Брэдфорд умерла. Теперь я — Марина Деверо. Это трудно. Но со временем мы привыкнем. — Она еле выговорила эти слова. В некотором смысле ей сейчас стало труднее быть Мариной, чем раньше, когда она очнулась в больнице.

Бен от безысходности развел руками.

— Я сделаю все от меня зависящее, чтобы оставаться в настоящем.

— Ничего особенного, если мы иногда будем говорить о Кэрри. — Она считала, что им обоим полезно не игнорировать странные обстоятельства их новой встречи. Она взяла миксер и, поколебавшись, добавила:

— Нам надо обсудить кое-что еще.

— Что? — Бен внимательно следил за ней.

— Я хотела бы знать, как ты собираешься поступить с той информацией о случившемся со мной, которую я тебе рассказала.

— Это зависит от тебя.

— От меня?

— Да. Я лично считаю, что не следует говорить никому. Если мы предадим огласке нашу невероятную историю, это полностью разрушит возможность иметь нормальную семейную жизнь. Думаю, что это будет вредно и для Дженни. Но… — предупреждая ее ответ, он поднял руку, — но если для тебя важно поделиться этим со всем миром, тогда я поддержу твое решение и обещаю сделать все, чтобы свести до минимума отрицательные последствия.

Марина медленно кивнула.

— Спасибо. — Она не хотела ограничиться только этим словом, но еще недостаточно доверяла себе, чтобы продолжать. Но тут же поняла, что Бен хочет знать ее отношение к этому вопросу. — Я тоже считаю, что нам лучше никому об этом не говорить. Это слишком невероятно, чтобы хоть кто-то поверил. Иногда даже мне самой не верится. Конечно, мне интересно, есть ли кто-нибудь еще, кто так же боролся за то, чтобы вернуться назад… Но все, чего я хотела, когда поняла, что стала Мариной Деверо, — это спокойно жить и время от времени издалека видеть тебя и Дженни. А теперь… — она помедлила, не желая принимать все как само собой разумеющееся, — теперь я чувствую себя более счастливой, чем могла надеяться.

— Приятно слышать. Надо еще обсудить несколько вещей. Но в общем я с тобой согласен.

— Что еще надо обсудить?

— Нашу свадьбу, прежде всего. — Он притворно нахмурился. — Объединение двух домашних хозяйств потребует времени. Мы можем пожениться тихо, не вызывая удивленных взглядов. Может быть, сразу после Рождества, но уж никак не позднее, больше я ждать не смогу.

У нее снова перехватило горло. Она боялась строить прогнозы на далекое будущее в этой новой ситуации, боялась даже надеяться на то, что он снова примет ее в свою жизнь.

— Ты хочешь, чтобы мы поженились? — переспросила она.

— Конечно, хочу. — Бен подошел ближе и сжал ее локти, нежно улыбаясь. — Мы уже женаты, но ради Дженни нам надо все оформить должным образом. Помни, что фактически ты вдова.

— Я знаю. Просто не ожидала… Я не была уверена.

Он поморщился.

— Извини, что я был груб с тобой.

— Я тебя не виню. — Она провела нежной ладонью по его гладко выбритому подбородку. — Вся эта история действительно кажется бредом.

Бен поднес ее сложенную чашечкой ладонь к своим губам.

— Ты еще не дала мне ответа. Она вздрогнула, когда его язык коснулся ее ладони.

— А о чем ты спрашивал?

— О свадьбе, мадам. — Он взял ее руки в свои и торжественно произнес:

— Марина Деверо, согласны ли вы выйти за меня замуж?

Подступившие слезы не стали помехой для ее ответа. Она улыбнулась, вложив в свой взгляд все то, что было у нее на сердце.

— Почту за честь.

В воскресенье погода была теплая, и Бен повез их в Балтиморский зоологический сад. Он был очень тронут, когда Марина похвалила его за то, каких успехов достигла Дженни за эти полгода.

— Она удивительно спокойна для ребенка, который лишился матери. Должно быть, тебе пришлось много повозиться, чтобы добиться этого?

Он медленно кивнул.

— Как сказал психолог, с которым я консультировался, она развивается довольно хорошо. Пришлось нелегко, но присутствие рядом моей мамы очень помогло Дженни приобрести ощущение стабильности и равновесия. Мама целиком посвятила себя заботам о нас с Дженни.

Марина стиснула его руку, пока они смотрели, как Дженни хохочет над проделками двух белых медведей.

— Я всегда буду благодарна Элен, даже если и не смогу ей этого сказать.

Когда, налюбовавшись белыми медведями, они пошли искать прохладительные напитки, Бен заметил семью прихожан из своей церкви, чьи дети были немного постарше Дженни. Они открыто рассматривали Марину и то, как свободно он держит ее за руку. Бен улыбнулся и помахал им рукой.

— Не смотри в ту сторону, — сказал он, — здесь Кен и Джун Ларье. Они изумились, увидев меня с прекрасной блондинкой.

— Джун Ларье — ужасная сплетница. — Марина вздохнула. — В следующее воскресенье об этом будет знать вся церковь. А тебе предстоит выслушать несколько сказанных из самых лучших побуждений советов или одну-две лекции о том, что не надо так спешить после недавней смерти жены.

— А я им отвечу, что жена дала мне разрешение начать ухаживать именно за этой дамой. — Когда Марина улыбнулась и на ее щеках показались две ямочки, Бен почувствовал, как тело его напряглось. Хотя разумом он понимал, что нехорошо снова склонять ее к физической близости, не дожидаясь, пока пройдет скованность, возникшая между ними после разлуки, но тело властно требовало этой близости, требовало слияния с нею. Каждое ее движение каким-то необъяснимым образом напоминало ему о неземной страсти, которой она ему ответила всего три ночи назад.

Чтобы не думать больше об этом, он предложил:

— Не хочешь пойти завтра вместе с нами в церковь? Я представлю тебя, и пастор не будет шокирован, когда мы позвоним ему, чтобы договориться о свадьбе.

Марина задумчиво посмотрела на него.

— Это хорошая мысль. Только смешно знакомиться с людьми, которых я давно знаю.

Его тоже порой обволакивало, как дурманом, ощущение странности всего происходящего с ними — совершенно так же, как и ее. Трудно было представить, как она одна справлялась со всем этим пять месяцев. Она ничего не рассказала даже Джилиан, которая стала для нее самой близкой подругой. Очевидно, его маленькая Кэрри была сделана из более прочного материала, чем он мог предположить.

Всю следующую неделю они каждый день обедали вместе. В четверг вечером, после того как Марина выкупала Дженни, прочла ей сказку и уложила спать, она присоединилась к Бену, сидевшему на кушетке в гостиной.

Обняв Марину одной рукой, в другой он держал телевизионную программу и просматривал ее. Он уже собирался нажать кнопку включения на пульте дистанционного управления, когда она произнесла:

— Бен!

От ее странного, запинающегося голоса он весь напрягся: последний раз он слышал такой голос, когда они обсуждали болезненные семейные проблемы в прежней жизни. Он поймал себя на том, что мысленно похвалил Марину за ее способность вернуть себе голос Кэрри.

— Что?

— Тебя не затруднит показать мне какие-нибудь домашние фильмы?

Он ждал от нее любого вопроса, но только не этого. Даже задержал дыхание, боясь того, что скрывает ее серьезный тон. Теперь же от облегчения у него даже закружилась голова.

— С удовольствием! У меня есть несколько фильмов, которые ты еще не видела. С чего ты хочешь начать?

— Мне все равно. — Ее голос прозвучал подавленно.

Бен ласково сжал ее плечо. Ощутив ладонью ее нежное тело, он мгновенно воспламенился, но тут же подавил в себе этот импульс. Он будет делать все, что необходимо, приложит все усилия для того, чтобы быть нежным и ласковым, не оказывая на нее давления и не разжигая страсть. Это было чертовски трудно, ведь его тело закипало даже при легком дуновении ее духов, при еле слышном шепоте, при мимолетном прикосновении ее тела.

Чертовски трудно, думал он, садясь поудобнее, чтобы ослабить давление ставших вдруг тесными джинсов.

В первом фильме они увидели нарядную Дженни во время празднования Пасхи в прошлом году. Она ковыляла через двор с корзинкой почти одного с ней роста. Каждый раз, находя яйцо, она визжала от радости. После того как она нашла третье яйцо, корзинка оказалась для нее слишком тяжела, и в кадре появилась Кэрри, которая взяла из ее рук корзинку и направила Дженни к цветочной клумбе, где тоже лежали раскрашенные яйца. Пасхальное платье Кэрри было взрослой версией наряда Дженни, но тонкая ткань поднималась, обрисовывая полную грудь. Когда на экране появилась Элен, Бен удивился, насколько она оказалась выше его жены. Он и забыл, что Кэрри была невысокого роста.

Он внимательно смотрел фильм. Что он при этом чувствовал? Знакомая тоска поднималась в нем вместе со сладко-горестной печалью. Он все еще скучал по ней. Не по ней, а по ее знакомым формам, ее глазам, ее лицу…

Он начинал привыкать к тому, что его жена опять с ним, что он не потерял дружеского общения, сердца и души женщины, которую любил. Но ощущение нереальности оставалось. Почему это произошло? Почему он просто не мог получить назад свою Кэрри? Почему все не могло оставаться таким, каким было до несчастного случая?

Кэрри был предоставлен второй шанс Богом или другой какой-то всемогущей силой, от которой зависело ее возвращение. Если Ему все подвластно, почему Он не мог возвратить ее в первоначальной, прежней оболочке? Зачем было менять?

Возможно, это своеобразная шутка над ним? Или испытание? В этом случае он позорно провалился. Они были знакомы с Мариной меньше шести недель, когда он лег с ней в постель. И он тогда не знал, что это Кэрри.

Чувство вины выплыло из глубины, где он его прятал, и принялось терзать его. Он увлекся Мариной с первой встречи, действовать стал практически в первый же момент, когда они остались наедине. Интересно было бы узнать, что думает она о той поспешности, с какой он отказался от своего траура. Испытывая неловкость, он бросил взгляд в ее сторону, боясь, что она не простит его увлечение другой женщиной спустя всего несколько месяцев.

Лицо у нее было бледное, и она прикусила нижнюю губу. Ее руки, обычно такие изящные, с длинными тонкими пальцами, были крепко сжаты. Он заметил на руках красные следы ногтей, суставы побелели. Выбросив из головы свои мрачные мысли, он склонился к ней:

— Марина!

Она оторвалась от экрана и посмотрела на него. Он был поражен печалью, гнездившейся в глубине ее голубых глаз.

— У меня такое чувство, как будто умер очень близкий мне человек. — Ее голос был настолько тихим, что ему пришлось напрячься, чтобы разобрать слова. — Увидеть себя… Ты не можешь понять, что это значит — каждое утро смотреть в зеркало и видеть незнакомое лицо.

Дрожащий от отчаяния голос смущал его. Стараясь утешить ее, он сказал:

— Нет, не могу. Но твое новое лицо и фигура очень привлекательны.

— Мне не нужно новое лицо и новая фигура! — яростно сказала она. — Я хочу, чтобы у меня было прежнее лицо и фигура. — И отвернулась от него. — Не в пример тебе.

— Что это означает? — Внезапная атака застала его врасплох и была нанесена по самому уязвимому месту. Ее слова, как в зеркале, отразили его мысли.

— Ты не кажешься слишком опустошенным, потеряв меня. — Она продолжала смотреть на стену, но невозможно было ошибиться в том, что под саркастическим тоном скрывается обида.

Он не знал, что сказать. Кэрри никогда не нападала на него таким образом. Он медленно потянулся и, взяв ее руки в свои, стал поглаживать большими пальцами следы ногтей, которые она оставила на своих руках.

— Дорогая, я тоже хотел бы вернуться к тому, что было раньше, а прошедшие месяцы стереть из нашей жизни. Но их нельзя стереть. — Он приподнял ее руки и по очереди поцеловал царапины. — Это правда, мне нравится твое тело. Мое поведение до того, как я узнал, кто ты на самом деле, непростительно. И я не могу винить тебя за то, что ты обижаешься. Но задумайся: я уверен, что без твоей индивидуальности, которая находится теперь в этом теле, оно не имело бы для меня той прелести. Меня привлекло к тебе то, что ты обладаешь всеми качествами Кэрри, которые я любил.

Она подняла брови и задумалась, наморщив лоб. У него отлегло от сердца. По крайней мере она не отгородилась от него.

Скользя ладонью по ее руке вверх до плеча, он сказал:

— Ты ошибаешься, думая, что я не скучаю по Кэрри. Если бы я мог снова увидеть знакомую улыбку, ее глаза… — Он вздохнул. — Но это не значит, что я люблю тебя меньше в этом облике. Я, конечно, понимаю, все эти разбирательства не имеют смысла. Ни для тебя, ни для меня. Как ты говоришь, нереальная ситуация. Все, что мы можем сделать, — дать себе время, подождать.

Когда он закончил озвучивать свои беспорядочные мысли, в комнате наступило молчание. Он продолжал гладить ее плечи, находя маленькое утешение в том, что она не отодвинулась.

Но вот она попыталась улыбнуться, и сердце его воспарило, как наполненный горячим воздухом воздушный шар, — он прочел в ее взгляде любовь.

— Извини за упреки. — Она доверчиво прислонилась лбом к его лбу, и он обвил ее руками. Знакомым ему жестом она подняла руки вверх, чтобы обнять его за шею, а он наклонил голову и зарылся лицом в ее волосы. Ничего не было в этом объятии сексуального. Но более важным было утешение, поддержка.

В субботу Бен должен был привезти дочку после дневного сна в магазин, поскольку муж одной из подруг Джилиан согласился нарядиться Санта-Клаусом. Марине очень хотелось, чтобы Дженни посидела на коленях у Рождественского Деда. Малышке говорили об этом целую неделю, и она не могла дождаться встречи с Санта-Клаусом.

Когда они приехали, «Детский городок» был забит родителями и их неуемными отпрысками. Бен едва успел снять с Дженни пальтишко, как она залилась слезами и запросилась на руки — магазин напоминал сумасшедший дом. Для любого, чей рост не превышал трех футов, это было невероятно страшно. Погладив Дженни по спинке, он понес ее через толпу к тому месту, где виднелась белокурая голова. Но это оказалась Джил.

— А где Марина? — В голосе его прозвучало разочарование и раздражение.

Джилиан подарила ему обольстительную улыбку.

— Она помогает Санта-Клаусу. Идите туда и пробивайте локтями дорогу. Я знаю, что она искала вас.

Посмотрев, куда указала Джилиан, Бен увидел Марину. На ней была красная шапка с белым помпоном на длинном шнуре. Любую другую женщину падающий на ухо помпон сделал бы нелепой, но Марина каким-то образом ухитрилась выглядеть невероятно привлекательной.

Она подняла взгляд и сразу же увидела его. Улыбка озарила ее лицо, превратив из просто хорошенькой женщины в одну из самых великолепных красавиц, каких он когда-либо видел. Сильное желание окатило его, точно океанский вал. Он не привык к таким чувствам и не был уверен, что это ему нравится. А ведь Кэрри тоже была привлекательна: черные, как вишни, глаза, спокойные манеры… Но она не обладала сексуальностью, заставляющей мужчин оборачиваться вслед. От Марины же ему предстоит до конца своих дней отваживать других мужчин.

Увидев ее счастливое лицо, окружающие повернулись и стали смотреть в его сторону. Она помахала ему рукой, и он двинулся вперед. Дженни уткнулась лицом ему в куртку, и он прошептал ей на ушко:

— Смотри, Джен. Вот Марина и Санта-Клаус. Дженни немного приподняла головку, и когда она нашла взглядом Марину, Бен спустил ее на пол. Марина бросилась к ней и схватила с молниеносным рефлексом настоящей матери, смеясь и щекоча ей животик.

— Привет, малышка. Посмотри, кто пришел сегодня ко мне в гости. Садись на колени к Санта-Клаусу и расскажи ему, какие подарки ты хочешь получить к Рождеству.

Дженни серьезно посмотрела на Санта-Клауса, который подмигивал ей и похлопывал себя по коленке, и ответила:

— Нет. Хотю с тобой.

— Но у Санта-Клауса есть подарки для малышей, которые садятся к нему на колени, — уговаривала Марина.

Дженни замотала головой и крепче ухватилась за Марину.

— Может быть, она еще слишком маленькая, — предположил Бен. — В следующем году она наверняка не будет так бояться.

Но Марина не сдавалась.

— Я тоже еще не говорила с Санта-Клаусом.

А что, если, пока я буду с ним разговаривать, я сяду к нему на колени, а ты сядешь ко мне на колени?

Дженни немножко подумала, потом кивнула головкой:

— Хо-шо.

Победоносно улыбаясь, Марина шагнула к мужчине в красной одежде, который сидел на крепком стуле. Когда она уселась к нему на колени вместе с Дженни, крепко обнявшей ее за шею, Бен мгновенно испытал чувство острой зависти. Если бы она сидела у него на коленях и прижималась к его ногам!

Раздражаясь от нахлынувшего на него возбуждения, порожденного этой мыслью, он сосредоточил все свое внимание на дочери и своей… жене. Будущей. Он обратил внимание, что Санта-Клаус говорит с Дженни спокойным, подбадривающим тоном. Если бы он громко бубнил, реакция Дженни была бы однозначна — слезы. Возможно, сопровождающиеся пронзительным криком.

Пока Марина ее держала, Дженни ухитрилась обменяться несколькими фразами с веселым старым эльфом. А когда Санта-Клаус предложил ей леденец на палочке в бело-красной обертке, она отбросила застенчивость и закричала:

— Смот-ли, папа! Санта дал мне ко-фету! Бен улыбнулся и кивнул. Девушка, нанятая помогать в магазине в канун Рождества, взяла его за локоть и предложила:

— Подойдите к ним и встаньте на колени рядом со стулом Санта-Клауса. Я вас всех сфотографирую.

— Нет. Это неудобно.

— Иди, Бен. Сегодня первый раз Дженни разговаривала с Санта-Клаусом. Пусть будет фотография, чтобы мы помнили этот день, — подозвала его Марина и улыбнулась.

Присоединившись к ним, Бен встал на колени возле Марины. Пока девушка готовилась сделать снимок, он незаметно положил руку на теплое, крутое Маринино бедро. Когда же снимок был сделан, он поднялся, взял у Марины Дженни.

— Иди за мной, — скомандовал он. Марина взглянула на него, и любовь, светившаяся в ее широко раскрытых голубых глазах, охватила всего его сверху донизу.

Пока они пробирались через толпу, какая-то седая женщина похлопала Дженни по руке.

— Ваша дочь просто прелесть, — сказала она Марине.

Марина просияла, но покачала головой.

— Это не моя дочь.

— Но скоро ею будет. — Бен не знал, что толкнуло его сказать это, однако увидел, как Марина напряглась, точно была недовольна. Женщина двинулась дальше, и вдруг он понял, почему Марина так отреагировала на его слова, — прямо перед ними стояла Джилиан.

Ее глаза были широко раскрыты, и она казалась потрясенной.

— Я правильно поняла вас? — требовательно спросила она.

— В зависимости от того, что вы слышали. Она погрозила пальцем перед его носом.

— Не хитрите со мной, приятель. Вы собираетесь жениться на моей сестре?

Он рассмеялся, увидев выражение ярости на ее лице, а затем схватил Джил за плечо и наградил ее быстрым сочным поцелуем в губы.

— Да. Вы хотите что-нибудь сказать по этому поводу?

Она удивленно прижала пальцы к губам. Затем повернулась к Марине:

— Желаю счастья. — И, прежде чем Марина успела ответить, Джил стремительно пошла навстречу новому покупателю.

Бену стало смешно.

— Неужели ее можно вывести из равновесия?

— Не уверена. Хотя однажды мужчине это удалось, — холодно ответила Марина и опустила Дженни на пол.

Его глаза сузились. Какого черта? Что произошло на этот раз?

— Что-то случилось?

— Нет.

— Тогда почему у меня такое чувство, как будто ты собака, а я блоха, которую ты хочешь соскрести?

Она даже не улыбнулась.

— Ты поставил меня в дурацкое положение, когда объявил о наших планах моей единственной оставшейся в живых родственнице. Я пытаюсь сообразить, как отвечать на вопросы, которыми она забросает меня, едва ты окажешься за дверью.

— Извини. — Он чувствовал себя виноватым. Он не привык делить Кэ… Марину с кем-нибудь еще.

— Я не собиралась пока никому рассказывать. Ну да ладно, — заключила она, избегая, однако, его взгляда.

— Мы встретимся сегодня вечером? — Он испытывал такое чувство, как будто она возвела между ними стену, а он не знал почему. Для него было очень важно добраться до сути дела.

— Я приду, — кивнула Марина, — как только покормлю своих зверей и переоденусь.

— Хорошо. Обед будет тебя ждать.

— Спасибо. — Она рассеянно посмотрела вокруг. — Мне надо возвращаться к работе. У нас сегодня прямо столпотворение. Идея Джил пригласить Санта-Клауса прибавила нам работы больше, чем мы предполагали.

— Очень интересная затея. Я не упущу возможности, когда мы поженимся. — Он с легкой неприязнью осмотрел переполненный магазин. Проклятая работа отнимала у нее слишком много времени и внимания, и это его не устраивало. — Хорошо, что ты снова будешь дома.

 

Глава 8

Уложив Дженни, Марина села с Беном на кушетку. Повисла напряженная тишина, и она пыталась найти какую-нибудь нейтральную тему разговора. Почему же она не выказала большой радости, когда Бен рассказал Джилиан об их планах пожениться? Почему это так обеспокоило ее?

Она любила Бена. Получить еще одну возможность жить с ним вместе — это больше того, о чем она могла мечтать. И она хотела этого сильнее всего на свете.

Однако в ее счастье появилась трещина, которую она только что начала замечать. У Бена всегда были… диктаторские наклонности. Уместно ли тут слово «диктаторские»? Он любил ее, всегда был заботливым и внимательно относился к ее желаниям. Но были ли у нее свои идеи?

Ему, очевидно, не приходило в голову, что она хотела сама рассказать Джилиан об их планах. Точно так же, как он просто не предполагал, что она может продолжить работать в магазине после того, как выйдет за него замуж.

Ему всегда хотелось, чтобы его жена не работала. Она понимала его желание создать прочную, крепкую семью после перенесенной им в детские годы травмы. Он потерял отца, а мать работала на двух работах, чтобы свести концы с концами… Все это оставило на нем неизгладимый след. И он решил, что его жена никогда не будет вынуждена работать. Он и Кэрри хотел доказать, что может обеспечить свою семью. И она с радостью уступила. Она любила готовить и заниматься домашним хозяйством, а когда родилась Дженни, то почувствовала себя совершенно удовлетворенной.

Но сейчас она стала другой. И эти изменения оказались гораздо глубже, чем просто физические. Она больше не чувствовала удовлетворения, сидя целый день дома. Даже любя Дженни так крепко, как она ее любила, Марина знала, что сойдет с ума, если не будет работать.

Магазин. Когда Джилиан затащила ее в «Детский городок» в первый раз, она пришла в ужас. У Кэрри Брэдфорд не было никакого опыта, который помог бы ей быть совладелицей свалившегося на нее процветающего предприятия. Но вскоре она с удивлением поняла, что ей нравится постигать азы бизнеса, в который ее терпеливо вводила Джилиан и которым занималась прежняя Марина.

Ее бы убило, если бы пришлось отказаться от этого.

Давай не будем преувеличивать, Марина!

Ну, хорошо, может, и не убило бы, но она уже не может быть счастливой, ограничиваясь ролью домохозяйки. Кроме того, имея такой магазин, она частенько брала бы с собой Дженни. Отличный вариант.

Почему бы и Бену не посмотреть на эти вещи так же?

Бен включил программу «Новостей», пока молчание не стало неловким. Одной рукой он обнял ее, и, когда покрепче прижал ее к себе, его бедро коснулось ее бедра. Хотя Марина была обижена на него, однако тут же почувствовала приятное возбуждение. Но дальше этого он не пошел, оставив ей ощущение теплоты и покоя.

Когда программа кончилась, она нехотя поднялась. Тепло его тела и его успокаивающая близость почти убаюкали ее — так хотелось закрыть глаза и заснуть.

— У меня сегодня был длинный, тяжелый день.

Бен тоже поднялся, скользнул руками по ее талии и обнял ее, притягивая к себе.

— Я не могу ждать, когда мы будем снова жить в этом доме. Каждый вечер тебе надо уходить… Это сводит меня с ума.

Даже в туфлях на низком каблуке, которые она надевала на работу, Марина была почти одного с ним роста. Она опустила голову ему на плечо, чтобы он прижал ее к себе и утешил, но поза была неудобной для этого. Внезапно все случившееся, все происшедшие в ее жизни изменения тяжелым грузом навалились на нее. И ей показалось, что они с Беном не смогут ни о чем договориться. Она чувствовала, что Бен все еще не смирился с ее новым обликом. И, сверх всего прочего, ее новое тело было для нее совершенно чужим.

Она оторвала голову от его плеча и высвободилась из его рук, горько покачав головой.

— Ничего прежнего больше не осталось. Я слишком высокая…

— Подожди, успокойся. — Она почувствовала, что удивила его, но он не разрешит ей уйти. Когда она попыталась высвободиться, он еще крепче прижал ее «к себе, и она вспомнила, какой он сильный. Раньше это действовало на нее возбуждающе, но сейчас она была слишком измотана.

— Пусти меня. Я хочу домой. — В голосе прозвучало раздражение, но ей было все равно.

— Не пущу. Ты расстроена. Скажи мне, что случилось?

— Я не могу. Это не… — Дыхание ее стало прерывистым, голос задрожал и слезинка скатилась по щеке. Она безмолвно смотрела на него, умоляя взглядом отпустить ее домой.

Выражение его лица изменилось, и он застонал:

— Не плачь. — Он опустил голову и поцелуем закрыл ей глаза. — Я не могу, когда ты плачешь.

Она это знала. Он не выносил ее слез. Это была одна из причин осложнения их отношений после того, как ей перевязали трубы. Но она не могла остановить поток слез. Она чувствовала себя слабой, апатичной, полностью лишенной силы воли.

Когда он скользнул губами по ее щеке, отыскивая ее рот, она не сопротивлялась. Он целовал и целовал ее нежно, едва касаясь, до тех пор, пока она не перестала плакать. Маленькие искорки стали зарождаться где-то в животе. Она подалась к нему и ответила на поцелуй. При первом сигнале, что это ей не безразлично, он стал целовать ее более чувственно, лаская языком до тех пор, пока ее дыхание не стало таким же учащенным, как у него, и пока она не стала извиваться с его объятиях. Потом его руки соскользнули с ее спины и обняли талию. Когда он коснулся ее груди, она накрыла его ладони своими и крепче прижала их к чувствительным точкам своего тела, давая понять, что ждет большего.

— Я хочу тебя, — хриплый шепот раздался возле ее губ. — Я не могу больше ждать.

Когда он схватил ее на руки и понес через коридор в спальню, она не могла припомнить: почему же она считала, что им нужно ждать? Внеся ее в спальню, он поставил ее, на пол, прижал к себе и снова прильнул к ее губам.

Бен весь дрожал, так он был возбужден. Его пальцы неумело пытались расстегнуть пуговицы на спине ее платья, в котором она сегодня была на работе. Он нетерпеливо мял руками ткань, и она с удовлетворением ощущала, как оно становится более свободным с каждой расстегнутой пуговицей. Она задыхалась, и он приглушенно засмеялся, увлекая ее за собой на кровать.

— Справившись с ее платьем, Бен уверенно освободил ее от остального, целуя и лаская при каждом движении, гладя ее ноги, ее живот, ее грудь до тех пор, пока она не перестала думать о чем бы то ни было, ища удовлетворения, которое мог принести только он. Бен приподнялся и сорвал с себя одежду. Опираясь на локоть, она упивалась видом его обнаженного тела, ведь в первую их ночь она не успела рассмотреть его. Теперь же она открыто изучала его, снова восхищаясь бицепсами, перекатывающимися на руках, плоским животом, сильными ногами и доказательством его страсти, дерзко выпрыгнувшим из густых вьющихся волос в паху. Она знала, что он регулярно посещает оздоровительный клуб, находящийся по соседству, и хорошее физическое состояние — доказательство тому. Она не могла отказать себе в удовольствии прикоснуться к нему и почувствовать его горячую мощную плоть.

Но как только она протянула руку, он схватил ее запястья и поднял вверх, изучая нежные изгибы обнаженного им тела своим жаждущим взглядом.

Бен читал в ее глазах ответную жажду, но, когда он смотрел на нее, она стыдливо отводила взгляд в сторону. Он отпустил ее руки, чтобы лечь рядом, и она торопливо прикрыла грудь скрещенными руками. Впервые за все время он вдруг отчетливо представил себе причину ее смущения.

— Почему ты прячешься от меня? — Нежно, но настойчиво он взял ее за руки и с трудом оторвал их от ее тела.

Лицо Марины вспыхнуло, она избегала смотреть на него.

— Теперь я стала другой, — сказала она подавленно.

— Другой? — Он сознательно притворялся, что не понимает.

— Не притворяйся дураком, — сказала она резко, и это было не первое свидетельство решительности, которое ему сегодня довелось увидеть. — У Кэрри была большая грудь, которую ты любил. А теперь мне не надо даже носить бюстгальтер. К тому же эти волосы — тонкие, разлетающиеся… Я же знаю, как ты любил мои длинные волосы…

— И ты считаешь, что из-за этого могут возникнуть проблемы? Что я не люблю тебя такой? Ее глаза снова наполнились слезами.

— Я… я не знаю, что думать. Иногда мне хочется, чтобы ты любил меня, а иногда… это меня сводит с ума.

Бен нежно провел пальцем по шелковистой коже ее скулы.

— Я люблю тебя, а не твое новое тело, хотя, конечно, с самого начала оно привлекло меня.

Он замолчал — возникло знакомое чувство вины. Но через него надо перешагнуть. Он неторопливо провел рукой вдоль ее длинной гладкой ноги, лаская ее, затем поднял ее кверху и, согнув, положил себе на спину. Прикосновение ее ноги заставило его скрипнуть зубами — он пытался подавить охватившее его желание погрузиться в горячую, влажную теплоту ее тела и с трудом контролировал свои слова.

— Ты теперь нравишься мне ничуть не меньше, — произнес он вслух, а про себя добавил: и через минуту я тебе это докажу. Он поцеловал ложбинку под ее скулой и спустился к сладкому, нежному холмику. Затем его губы перешли на розовый сосок, и он нежно стал его сосать.

Марина вскрикнула и выгнулась под ним, жадно лаская его восставшую плоть. Он снова скрипнул зубами — ему нравилась эта сладкая пытка, но он боялся, что не сможет продолжить так, как ему хотелось бы.

— Эти ноги… — Он часто и тяжело дышал, лаская упругое бедро и ногу, обнимавшую его торс. — Эти прекрасные, чудесные, длинные ноги.

Марина расслабилась от его ласки и удовольствия, звучащего в его голосе. Когда же он просунул руку между их телами и направил ее вниз по выпуклости ее живота, к завиткам волос, она вздрогнула. Его пальцы продолжали двигаться все дальше и дальше, ища и пробуя. Но она была уже готова, и едва сдерживаемое возбуждение ждало выхода. Она выгнулась под ним:

— Возьми меня!

Ему не потребовалось повторного приглашения. Когда она снова начала извиваться, как бы затягивая его в себя, он одним сильным ударом стремительно вонзился в глубину.

От полноты чувств, каждой клеточкой ощущая, что он наполнил ее собою, что они единое целое, она готова была закричать. Она ритмично поднималась и опускалась, постепенно увеличивая скорость; голова ее тоже поднималась и опускалась на подушку. Когда же она достигла пика наслаждения, он ртом поймал ее стон и еще крепче сжал ее, ощущая, как ее тело напряглось, а потом стало слабеть. Тогда он резко увеличил скорость своих движений и через несколько мгновений разделил с нею экстаз.

Это было превосходно. Он был превосходен. Почему она считала, что надо подождать заниматься любовью? Внезапно все тщательно продуманные доводы показались ей идиотскими и нелогичными. Она была для этого рождена. И воскресла снова.

— Тебе не очень тяжело? — Его голос выражал удовлетворение.

Ей было тяжело, но это была очень приятная тяжесть.

— Нет, мне хорошо. — Вспомнив о том, что раньше ему очень нравилось, когда она массировала ему спину, она медленно провела ладонью сверху вниз вдоль позвоночника и потом по каждой лопатке.

— Ммм. — Он одобрительно мычал, пока она не повторила несколько раз.

Она улыбнулась, нащупала край простыни и потянула ее вверх, чтобы закрыть их быстро остывающие тела. В этот момент ее глаза остановились на тусклом цвете дубовой кровати.

— А куда делась наша кровать? — Она выпалила этот вопрос без всякой задней мысли, вовсе не желая его упрекать, но Бен сразу напрягся. Проклятие! Почему она спросила об этом? Ей нравилась та бронзовая кровать, на которой была зачата Дженни. Но Бена она любила больше. И ее вопрос был не очень-то и важен.

Соскользнув с нее, Бен лег на спину и стал смотреть в потолок. Он так долго молчал, и она уже подумала, что он и не собирается отвечать.

Наконец он вздохнул, и ее поразила безнадежность, прозвучавшая в его голосе:

— Я не мог видеть эту кровать без Кэрри. Она была тронута его простыми словами.

— Извини, что я задала дурацкий вопрос. Это не очень и важно.

Но он продолжал, как бы не слыша того, что она сказала. Голос звучал жестко, и в нем слышалась боль.

— Каждый раз, входя в комнату, я видел ее… тебя. Когда я возвращался домой после утренней пробежки — то в окружении подушек кормящую Дженни, а вечером — раздетую, с распущенными волосами. Я просто не мог этого выносить и почти месяц спал на софе, прежде чем решил купить новую кровать. Я знал, как ты ее любила. Сначала я хотел сохранить ее для Дженни, но воспоминания были очень мучительными. Он выдохнул и прикрыл глаза рукой. Если хочешь, давай купим другую.

— Бен… — Она повернулась на левый бок и положила ладонь ему на грудь. Удастся ли залечить все эти старые раны? У каждого из них свои, но одинаково болезненные. Может, это глупо надеяться склеить то, что разбито вдребезги? — Это прекрасная кровать. Но мы можем спать хоть на полу, лишь бы вместе.

Он ответил не сразу. Наконец взял ее руку и до боли сжал пальцы.

— Я тебя люблю. Это единственное, что важно. — Он повернулся к ней лицом, обнял ее и прижал к себе. — Насчет кровати решим позднее. Может, нам захочется вместе купить новую кровать и так отметить начало нашей новой жизни. — Он втянул ее на себя, и она почувствовала, что его тело вновь пробудилось.

Она проснулась на рассвете, услышав, что Мейджер заскулил. Она быстро поднялась, поеживаясь от утреннего холода. Схватив халат и на ходу затягивая пояс, выпустила пса через черный ход и вернулась в спальню.

С чувством вины она вспомнила про своих собаку и кошку. Лакки, конечно, тоже надо выпустить погулять. Она сбросила халат и стала надевать белье. Но не успела надеть персикового цвета трусики, которые вчера были на ней, как две сильные руки обхватили ее за талию и повалили на кровать. Она взвизгнула от удивления, тут же вспомнив, что Дженни спит рядом, в комнате через коридор.

— Куда это ты собралась? — раздался над ее ухом заспанный ворчливый голос.

— Нужно выпустить Лакки. — Марина тяжело задышала, сердце ее учащенно забилось, когда его руки скользнули по ее животу и груди, а затем крепкое мужское тело прижалось к ее спине. — О, это так приятно… — Она отвела его руки. — Но мне действительно надо идти.

— Ты сразу же вернешься? — Бен перестал ее ласкать и ущипнул, прежде чем отпустить. — Принеси этих чертовых зверей сюда. Скоро они станут членами нашей семьи. А я не хочу больше оставаться ночью один.

Она обернулась, и ее глазам предстало сильное, пробуждающееся тело, раскинувшееся перед ней на кровати. Она кивнула, ничего больше не желая, кроме как прижаться к нему, трепеща и страстно ожидая его успокаивающих ласк.

Пока Лакки бегала по двору, она быстро приняла душ. Затем, переодевшись во все свежее, подхватила своего белого кота Клауда, накинула поводок на Лакки и направилась к дому Бена.

Когда она открыла дверь ключом, который ей дал Бен, первое, что она услышала, — это телевизор.

— Ма-ина! — Дженни стремительно ворвалась в коридор и остановилась с открытым ртом, увидев животных. — Папа! Ма-ина п-ине-сла ее собаку и кису мне домой!

В коридоре появился Бен, смущенно улыбаясь.

— Наши утренние планы рухнули из-за этой ранней пташки. — Он сгреб дочурку в охапку и предупредил:

— Шшш. Ты испугаешь Марининых питомцев, если будешь кричать.

— Почему Ма-ина п-инесла их мне домой? Это был прекрасный вопрос. Бен встретился с Мариной взглядом, и она кивнула: расскажи ей. Дженни требуется время, чтобы привыкнуть к мысли о Маринином переезде. Но не столько, чтобы это ожидание превратить в вечность для маленького ребенка.

Бен поставил Дженни на пол, затем погладил кота и дал погладить Дженни.

— Тебе нравятся Маринины звери?

— Ага. — Ей больше хотелось играть с котом, чем слушать, что говорит отец.

Бен набрал воздуха, и Марина почувствовала напряжение, которое он пытался скрыть.

— Марина, ее собачка и ее кошка собираются переехать к нам.

— Ма-ина со мной?

— Правильно.

Дженни на минуту замолчала. Потом посмотрела на Марину.

— Ты спать со мной? Марина покраснела.

— Нет, дорогая, — ответила она нежно. — Я буду спать на папиной кровати.

— Папина ко-вать большая. — Для Дженни это объяснение было логичным.

Бен опустился на колени рядом с дочерью.

— Дженни, Марина хочет быть твоей мамой. А ты хочешь?

Опять наступило молчание.

— У меня две мамы. Ма-ина — мама здесь. Д-угая мама ушла к Богу.

— Правильно. — Марина тоже присела и протянула к Дженни руки, чувствуя подступающие слезы. — Я люблю тебя, малышка.

Дженни с готовностью подбежала, чтобы ее поцеловали и обняли, потом откинулась назад в Марининых объятиях.

— Маме надо бэби. У нас будет бэби дома? Стоящий за ее спиной Бен подавил смех.

— О бэби мы поговорим в другой раз, Джен. Давай выпустим Мейджера и Лакки во двор, пусть они поиграют.

Ребенок. Когда Бен и Дженни исчезли в коридоре вместе с собакой, Марина медленно опустилась на пол. Я же не предохранялась!

— Дженни, надо закончить завтрак, — вернувшись, начал Бен. — А потом, я думаю, пора доставать украшения для елки. Хотя я предпочел бы другое занятие. — Он выжидательно посмотрел на Марину.

Но та даже не улыбнулась, поднимаясь с пола.

— Бен, я и забыла, что должна предохраняться. Возможно, я… я уже беременна.

Мгновение Бен казался таким же потрясенным, как и она.

— Боже мой, выпороть меня мало! — Но затем его брови разгладились, и он улыбнулся.

Она видела по его глазам, что он начал понимать, сколько возможностей таит ее новое тело. — А какое это имеет значение? Мы собираемся пожениться.

— Это имеет значение для меня, — возмутилась она. — Все верят, что мы встретились всего два месяца назад, не забывай. Нам необходимо время, чтобы привыкнуть снова быть вместе, а не делать серьезные шаги в спешке.

— Мы уже поспешили, дорогая. И это было великолепно, помнишь? — Он лукаво улыбнулся и притянул ее к себе.

Она немного оттаяла, голос у нее стал более низким:

— Было хорошо, правда. Я люблю тебя!

— И я люблю тебя. — Он поцеловал ее и неохотно отпустил. — Теперь я буду за этим следить. Но я ничего не имею против малыша. Еще один ребенок — это» было бы великолепно. И Дженни сейчас в идеальном возрасте для братика или сестрички.

— Бен! — Она была раздражена и продемонстрировала это, сложив руки и крепко сжав локти. — Дженни требуется время, чтобы она привыкла ко мне. Я счастлива оттого, что у меня опять могут быть дети, но сейчас не лучшее время для этого.

Он опустил голову, признавая ее правоту.

— Хочу сделать официальное заявление: я готов подождать несколько месяцев и обсудить это, когда мы будем более спокойны.

Марина пошла на кухню, переведя разговор на празднование Рождества вместе с Дженни, как будто бы ничего не произошло. Но в глубине души она испытывала тревогу от нового семени раздора. Его не искоренишь из их жизни так легко, как этот разговор. Сам факт, что Бен обрадовался возможности заиметь второго ребенка через несколько месяцев, беспокоил ее. А как быть с магазином?

В воскресенье Элен приехала к ним на обед. За десертом, пока Дженни была поглощена своим мороженым, Бен прокашлялся и сказал:

— Мама, Марина и я хотим сделать сообщение.

Когда Элен отложила ложечку и посмотрела на него через стол, он положил свою руку на руку Марины, сидевшей слева от него.

— Мы с Мариной решили пожениться в новом году. Мы знаем, что все произошло очень быстро, но мы уверены в своих чувствах. — Он подождал, не сумев прочесть выражение лица своей матери. Я надеюсь, что мы получим твое благословение.

Очень медленно Элен взяла салфетку и прикоснулась к губам, обдумывая ответ. Маринина рука напряглась под его рукой, и он ободряюще сжал ее пальцы.

— Если бы кто-нибудь сказал мне, что мой сын-вдовец объявит о своем намерении вновь жениться спустя шесть месяцев после смерти жены, я бы сказала, что этот человек сошел с ума. — Элен улыбнулась, и уголки ее губ задрожали. — Но я рада. Будьте счастливы. Вы оба заслужили это счастье, и я вижу, что вы подходите друг другу. Конечно, вы получите мое благословение. Я с удовольствием приму ваше приглашение на свадьбу. — Затем она повернулась к Марине, и Бен увидел, как в глазах обеих женщин блеснули слезы. — Добро пожаловать в нашу семью, дорогая. Я надеюсь, вы будете считать меня матерью.

Марина порывисто поднялась и судорожно обняла Элен.

— Спасибо. Ваше одобрение так много для меня значит!

— Все в порядке, не надо сантиментов! — Что он будет делать, если обе заплачут хором?

Они одновременно повернулись к нему и рассмеялись.

— Ты такой предсказуемый, — хмыкнула Элен.

— Но сообразительный. — Марина потрепала его по голове, как пятилетнего мальчика, а он пристально посмотрел на нее, обещая вознаграждение, когда они останутся одни. Марина собрала со стола грязную посуду и понесла на кухню. Элен кивнула на Дженни, усердно запихивавшую в рот мороженое.

— Она угостила и свое платье, — весело заметил Бен.

— Для нее это будет хорошо, — мягко сказала Элен. — И, по правде говоря, для меня это тоже облегчение — я снова смогу заняться своими делами. Я ее очень люблю, но иногда она меня изматывает.

— Надеюсь, что ты не бросишь нас совсем, — пошутил Бен, но мать серьезно взглянула на него.

— Ты же знаешь, вы всегда можете рассчитывать на мою помощь. Я присмотрю за Дженни, когда будет нужно.

— Большое тебе спасибо, но нам только в крайнем случае понадобится помощь, так как Марина снова будет дома, — ответил он.

Элен бросила на него озадаченный взгляд.

— Снова? Я думала, что она занимается своим магазином.

Эта оговорка потрясла его. Он должен следить за тем, что говорит.

— Она и занимается. Я только имел в виду, что у меня снова жена будет дома.

— Значит, Марина оставит магазин? Они коснулись вопроса, который был больным местом в его отношениях с Мариной, и Бен опустил глаза под пристальным взглядом матери.

— Мы еще не обсудили все детали…

— Бен! — Голос матери стал таким суровым, как в пору его детства, когда его шалости переходили границы допустимого. — Марина — это не Кэрри. Я надеюсь, ты не будешь пытаться втиснуть ее в шаблон, который ей не подходит.

Вот тут она была не права. Марина как раз и есть Кэрри.

— Мама, послушай…

— Я понимаю, почему для тебя важно, чтобы твоя жена не работала и была дома. Мне очень жаль, что у тебя в детстве не было того, что ты хотел бы иметь, а меня подолгу не было дома. — Она распрямила плечи, и, несмотря на раздражение, его странным образом тронуло это движение. — Но это сделало из тебя человека, каким ты стал, человека, которым я горжусь.

Его раздражение исчезло так же быстро, как и возникло. Она и не собиралась его сердить.

— Спасибо, мама.

— Я думаю, с Мариной тебе будет хорошо, — улыбнулась Элен. — Я очень любила Кэрри. Но иногда меня беспокоило, что она всю свою жизнь подчинила тебе. Жизнь Кэрри была полностью посвящена тебе и Дженни, а случись что-нибудь с кем-то из вас, я не знаю, что бы с ней было. — Голос Элен задрожал, потом опять стал ровным. — Я благодарна судьбе, что, если этому несчастью суждено было случиться, он не забрал твою жизнь. Да, потому что ты мой единственный ребенок, но также и потому, что Кэрри не смогла бы жить без тебя.

Слова матери потрясли его. Он не представлял Кэрри с этой стороны. Чувство вины накатилось на него. Если его мать так понимала Кэрри, то только оттого, что Кэрри очень его любила, а он не ценил эту любовь. Он причинял ей глубокую боль. Воспоминания о последних днях жизни Кэрри нахлынули на него. Как ясно ему сейчас, со стороны, видно, что она была несчастна!

И несчастной сделал ее он. Она обвиняла себя в том, что не могла больше рожать ему детей. Погруженный в свое разочарование, он не сделал никакой попытки утешить ее. А он должен быть это сделать.

В его голове возникла опасная мысль. Раньше он старательно отгонял ее прочь, но сейчас, сегодня она открыто встала перед ним. В тот день по дороге в парк они с Кэрри спорили… он сейчас не мог даже вспомнить подробности. Это была бессмысленная ссора, но за ней скрывалось… что?

Не затаилось ли у него подсознательного желания наказать Кэрри за невозможность создать большую семью? Эта мысль была мучительна, он понимал свою вину. Еще тяжелее было вспомнить, как его жена лежала под колесами грузовика, а Дженни билась в истерике. Он тогда передал ее сострадательному прохожему и кинулся к жене. Если бы он следил за движением транспорта, вместо того чтобы предаваться своему мелочному недовольству, может, он смог бы предотвратить случившееся. И Кэрри была бы жива в своей телесной оболочке…

До Рождества оставалась всего одна неделя. «Детский городок» задыхался от работы. Довольная, что складская комната так быстро пустеет, Марина делала пометки, какие наиболее ходовые товары надо заказать дополнительно. Вдруг волна изнеможения затопила ее, и она отложила блокнот. Вот беда! Последнее время она много работала: пыталась не запускать домашнее хозяйство, готовилась к встрече Рождества, чтобы Дженни запомнила эти праздники…

Испытывая желание глотнуть свежего воздуха, она медленно открыла дверь склада и вошла в торговый зал. Затем нащупала под прилавком табуретку и села на нее. Если бы можно было опустить голову и закрыть на минутку глаза!..

— Марина! С тобой все в порядке? — Голос Джилиан вывел ее из оцепенения, и руки Джил обняли ее за спину. — Сядь прямо и дай мне взглянуть на тебя.

Марина смутно помнила, что уронила голову на прилавок. Неужели она задремала?

— Со мной все в порядке, — пробормотала она.

— Только в том случае, если тебя зовут Спящая Красавица, — сурово ответила Джил. — Ты заболела?

— Нет. — Она попыталась стряхнуть с себя сонливость. — Просто устала. Видимо, немного переработала.

— Видимо! — передразнила Джил, ей это показалось неубедительным. — Тебе надо пойти домой и отоспаться. А если сил не прибавится, надо обратиться к доктору. Может быть, у тебя переутомление или что-нибудь еще.

Или что-нибудь еще. Если у нее то, что она подозревает, тогда единственным лекарем является время. Пройдет еще около восьми месяцев, пока она выздоровеет.

Она поехала домой, как предложила Джилиан. Взобравшись на дубовую кровать, с облегчением вздохнула, испытывая истинное блаженство. В своем доме она не ночевала уже несколько дней. Бен отключил в нем воду и электричество и постепенно переносил к себе те вещи, которые она хотела оставить.

Прежде чем заснуть, Марина выдвинула ящик ночного столика и вытащила маленький календарь. Это была первая вещь, которую она принесла сюда. Она знала наизусть, что он скажет, но все равно начала считать: у нее была задержка на шесть недель. Если быть точной — на сорок четыре дня.

Если это произошло, то в конце ноября, до того как Бен стал предохраняться… около четырех недель назад. Может быть, пора купить комплект для анализа на беременность, чтобы знать наверняка, закончить эту агонию ожидания. И Бену тоже следует знать.

Она застенчиво улыбнулась, предвкушая его возбуждение. Смешно, как изменились ее чувства за последние несколько недель. Заводить сейчас ребенка — не самое подходящее время.

Но это уже не имеет значения. Она любит Бена, и появление ребенка, независимо от того, как это истолкуют окружающие, укрепит их отношения, как ничто другое. Она положила руку на живот, словно защищая его, и глаза ее закрылись. Ребенок…

Что-то защекотало ей ухо. Она подняла руку, махнула по воздуху и наткнулась на что-то теплое и шершавое. Она открыла глаза и увидела, что ее рука на щеке Бена. Его крупное тело осторожно пристроилось на двух дюймах матраца. Подвинувшись, она дала ему побольше места.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — Его лицо выражало озабоченность. — Я звонил в магазин, чтобы поговорить с тобой, и Джилиан сказала, что ты поехала домой отдохнуть.

— Со мной все в порядке. — Она не хотела подавать ему какие-либо надежды, боясь, что они могут оказаться напрасными. — Просто устала. Но сейчас мне уже лучше. Который час?

Когда он сказал, что уже середина дня, она широко раскрыла глаза.

— Вот это да! Я приехала домой около десяти. А зачем ты мне звонил?

— Я подумал, может, выберем сегодня время и завернем рождественские подарки для Джен-ни, пока она у мамы. Тогда не придется заниматься этим в канун Рождества.

— Неплохая мысль. Я уже отдохнула.

— Ах так? — спросил он обольстительным голосом и наклонился к ее губам.

— Да. — Она обвила руками его шею и стала тянуть к себе до тех пор, пока он не оказался на кровати, наполовину закрыв ее своим телом. Даже сквозь одеяло она чувствовала его силу и тепло. И ее тело смягчилось, преобразилось, готовясь к сладкому вторжению. — Хочу, чтобы сначала развернули меня.

 

Глава 9

Вечером следующего дня Марина мыла посуду, пока Бен купал Дженни. Уложив малышку в кроватку и укрыв ее одеялом, Бен обнял Марину за плечи и повел в гостиную.

— Через три дня Рождество. Может, поговорим о дате нашей свадьбы?

На мгновенье она прислонилась головой к его плечу, испытывая удовольствие от его сильного тела.

— Чем скорее, тем лучше.

— В канун Нового года?

Она остановилась и повернулась к нему лицом.

— Что?

— Тридцать первого числа. Наша свадьба. Она улыбнулась и покачала головой.

— Конечно, это будет самое скромное торжество, придут только твоя мама и моя сестра. Но тебе не кажется, что мы немного спешим? Ведь осталось всего девять дней.

— Ну и пусть. Что надо сделать?

Она подумала обо всех поводах, которые могли бы отодвинуть их свадьбу. Но потом поняла, что большинство причин не выдерживают критики.

— Немного цветов, ужин где-нибудь и фотограф. Ладно, я согласна, дел не так много. А пастор обвенчает нас в канун Нового года?

— Я уже узнавал, — самодовольно ответил он. — Нас могут обвенчать через сорок восемь часов после моего заявления, и больше ничего не требуется.

Она шагнула вперед и импульсивно обняла Бена.

— Я с удовольствием выйду за тебя замуж в канун Нового года!

— Вот и хорошо, что ты согласна. Завтра я займусь бумажными делами и позвоню пастору.

— А я могу надеть свои старые кольца, если они подойдут мне.

Бен улыбнулся и покачал головой:

— Надо купить новые. Люди нас осудят, что ты наденешь кольца Кэрри.

— Люди нас осудят в любом случае, — предсказала она, снова положив голову ему на плечо и обнимая его за шею. — Они будут порицать нас за неприличную спешку с венчанием.

— Пусть катятся к черту! — Бен прижал ее к себе, чтобы их тела уютно соприкасались, затем приподнял се лицо и поцеловал, вложив в свой поцелуй все свое яростное желание. — Я не буду переносить срок ни на один день сверх того, что необходимо. Мы и так уже потеряли полгода, когда могли бы быть вместе.

— Но мы получили второй шанс, — напомнила она, касаясь ладонями его спины и лаская упругие мускулы.

— Слава Богу, — пробормотал Бен, и в словах этих явственно прозвучал их буквальный смысл. — Теперь, когда мы договорились о дате венчания, можно подумать и о том, как развязаться с магазином. Если Джилиан захочет купить твою долю, мы согласимся на ее условия. У тебя теперь снова все время будет занято семьей.

Марина нахмурилась. Она не хотела заводить сейчас этот разговор, но у нее не оставалось выбора.

— Бен, я думаю, что буду продолжать работать в магазине неполный рабочий день. У меня есть свои обязанности. Я нужна Джилиан.

Тело Бена напряглось. Он опустил руки, обнимавшие ее, и в его голосе прозвучало обвинение:

— Дженни и мне ты тоже нужна. У тебя масса обязанностей дома — на полный рабочий день.

— Я думаю, надо нанять кого-нибудь, кто приходил бы убираться, — сказала она тихим голосом. — Тогда я могла бы вести дом и по-прежнему работать.

Бен бросил на нее скептический взгляд.

— Это нелепо. И в этом нет необходимости, ведь тебе не нужно работать. Я зарабатываю достаточно, и тебе не надо работать из-за того, что не хватает денег. — Он умоляюще протянул руки. — Я не понимаю, откуда у тебя эта тяга быть владелицей магазина? Раньше ты была вполне счастлива.

— Неужели? — Она глотнула и ощутила, что горло будто наждачной бумагой оцарапано. — Бен, пожалуйста, попытайся понять. Дело не в тебе. Я могла бы никогда не работать, если бы осталась Кэрри Брэдфорд. Но я не осталась ею. И женщина, которой я стала, мне нравится. «Детский городок» бросает мне вызов. И мне хорошо оттого, что я могу ответить.

Бен молчал, и у нее екнуло сердце.

— Я люблю тебя, — отчаянно сказала она. — Чувства, которые я испытываю к тебе, не имеют ничего общего с моим желанием работать в магазине. Я надеюсь, что и твои чувства ко мне не основаны на желании иметь кроткую маленькую жену, запертую в твоем доме.

Эти слова ранили Бена. Они напомнили ему о том, что говорила его мать только вчера. Чувство вины заставило его обороняться.

— Конечно, нет. Просто я еще не привык к мысли, что моя жена хочет сделать карьеру.

— Я знаю, ты можешь обеспечить свою семью. — Она сделала шаг к нему и положила руки ему на плечи. — Магазин — это то, что нужно здесь. — Ее рука страстным жестом коснулась груди. — Не для того, чтобы оплачивать счета, не для того, чтобы сбежать от детей или сохранить независимость от тебя, а просто потому, что мне нравится это дело. Ты понимаешь, что это значит?

Ему понадобилась вся его выдержка, чтобы не отвернуться от нее. Ростки надежды, которые теплились в его сердце с тех пор, как она вернулась, завяли и умерли. Бен понял: что бы он ни сказал, это теперь уже не изменит ее решения. Даже если у них появится еще один ребенок, она не хочет сидеть дома. А он не хочет, чтобы их второй ребенок появился на свет при таких неблагоприятных обстоятельствах.

Вслух же он сказал:

— Нет, не понимаю. Я считаю, что быть моей женой и матерью моих детей — важная работа и что ты будешь целиком поглощена этой работой. — Его руки медленно поднялись, легли на ее запястья. Он боролся с собой, разрываясь между любовью и разочарованием. — Я буду честным, — вздохнул он. — Меня не прельщает перспектива иметь работающую жену. Из-за этого у нас наверняка будут ссоры по поводу воспитания детей, ведения хозяйства, приготовления еды, планирования отпусков… И я не могу себе представить, как мы будем управляться со вторым ребенком.

Хорошо, что она не успела рассказать ему о своих подозрениях! Услышав нотку подавленности в голосе Бена, она инстинктивно бросилась утешать его — ведь жизнь его так круто изменилась!

Она дотянулась до его руки, успокоившись уже оттого, что он не отдернул ее. Он должен понять, что они могут преодолеть все трудности. Что они уже пережили и победили самые страшные кошмары. Господи, имеет ли он хотя бы отдаленное представление о том, как я его люблю ?

Большим пальцем она начала медленно гладить его покрытую волосами кожу. А когда поднесла его ладонь ко рту, открыто встретила его взгляд.

— Мы выберемся. Я обещаю. — Отважившись, она начала слегка покусывать кожу у основания его большого пальца. Потом медленно провела языком по указательному пальцу до самого кончика, взяла его в рот и нежно пососала.

Боль ушла из его глаз, подобно тени, бегущей от солнца; его веки опустились и отяжелели. Она слышала, как воздух врывается и вырывается из его легких, а возбуждающие волны нацелены на ее живот, где они накапливаются, точно тугой шар. В каждом ее движении трепетал опьяняющий вкус женской силы. Раньше она не была активной, и Бен всегда играл первую скрипку в любви.

— Пошли в кровать, — прошептала она ему в ладонь.

Переплетя свои пальцы с его, она повела Бена через коридор в затемненную спальню с дубовой кроватью, которую она так и не разрешила ему убрать. Когда они дошли до середины комнаты, она остановилась, покачала головой и отступила в сторону, когда он поднял руки, чтобы раздеть ее.

— Подожди. Я сама.

Он стоял, подобно статуе, и только пламя, прыгавшее в его глазах, предупреждало об огромном самообладании, которого требовала от него эта просьба. Она медленно отступила на шаг, затем еще на шаг, оставив туфли. Врожденная стеснительность вместе с чувством неуверенности и недовольства своим новым телом чуть не остановили ее. Но она отбросила это и стала искать успокоение в теплоте его взгляда. Зеленые горящие глаза сужались, а ноздри расширялись при каждом вдохе.

Она расстегивала одну за другой маленькие перламутровые пуговички деловой блузки. Его взгляд был устремлен на щелочку, которая образовалась, когда она расстегнула всю блузку и полочки разошлись. Бен облизнул губы, его грудь поднималась и опускалась. Марина улыбнулась. Она встряхнула плечами, и блузка упала, обнажив кружевную комбинацию цвета слоновой кости, а под ней того же цвета бюстгальтер. За этим последовали юбка и колготки, оставив ее во французских трусиках, подобранных в тон ко всему остальному. Она мысленно поблагодарила первую Марину за ее изысканный вкус. Пока она шла несколько футов до Бена, его адамово яблоко прыгало, а кулаки сжались.

— Дразнишь, — хрипло выдавил он. Она засмеялась.

— Одеться? — Это был голос женщины, ставшей вдруг уверенной в своем очаровании.

— Подойди, — потребовал он.

Она приблизилась на один шаг, а после второго ее грудь оказалась прижатой к его груди, а живот — к его животу. Она дерзко просунула ладонь между ними; найдя молнию на его шерстяных брюках, потянула ее вниз, чувствуя, как пульсирующее доказательство его страсти толкается в руку. Улыбаясь и глядя ему в глаза, она нежно обхватила его плоть. Услышав резкий, мучительный стон, она отняла руку.

— Продолжай. Продолжай! — Почти безумно он схватил ее руку и положил на прежнее место, накрыв своей ладонью и придав ей ритм движений, который был нужен ему.

Она была взволнована его возбуждением больше, чем могла себе представить. Настойчивая пульсация внизу живота приводила ее в смущение. Ее соски стали упругими и набухли. Она сорвала с него рубашку, затем потерлась о его грудь, ощущая его волосы на своей груди, а он просунул ногу между ее ног. Она не противилась, с готовностью приняла его мускулистое бедро.

Дыхание его стало прерывистым, голова откинулась назад, черты красивого лица исказились, когда он отдался во власть ее маленькой ладони.

Другой рукой она расстегнула пуговицу на поясе брюк, и они полетели вниз, освободив из заключения его тело.

Когда она погрузила руку в его плавки и взяла в ладонь горячую шелковистую плоть, он тяжело выдохнул и чертыхнулся, а когда она мягко отняла руку, стиснул зубы и резко втянул в себя воздух.

— Да! — Это был стон, страстная мольба. Его руки обхватили ее за плечи, затем стали лихорадочно и бессмысленно водить вверх и вниз по спине. Нащупав кружево комбинации, он дергал ее вверх до тех пор, пока она не сморщилась в его руках и он не добрался до застежки бюстгальтера.

Она помнила эти мгновения, когда эластик впивается в тело, натянутый его руками. Наконец она получила благословенную свободу, и он стал срывать с нее остатки одежды в сумасшедшей спешке, а чтобы снять крохотные трусики, встал на колени. Наконец она осталась совершенно нагая в своей великолепной красоте.

Он не сразу поднялся с колен. И снова какой-то бесенок вселился в нее, и она стала двигать бедрами, приглашая его. Он сразу принял это приглашение: взял в руки ее ягодицы, не давая ей сдвинуться с места, и прижался ртом к нежным завиткам волос внизу живота.

Горячее дыхание иссушало ее, она сжала руками его голову. Через мгновение она почувствовала дразнящее прикосновение его языка к пульсирующему холмику, спрятавшемуся за мягкими складками ее тела. Она вскрикивала, когда Бен прикасался к нему языком, сжимала колени, когда они готовы были уступить ему. Вскоре он стал действовать более настойчиво, и она была потрясена, когда почувствовала его зубы на самой чувствительной плоти.

Она попыталась вырваться, инстинктивно защищаясь. Но он с глубоким гортанным смехом снова притянул ее к себе и дал полную свободу своему языку бить и грабить сладкое сокровище, которое он захватил. Она стонала и раскачивалась. Сознание отступало, существовал только он, только прикосновения его языка, его зубов и его рук. В животе рос сгусток энергии, набирал силу, черпая ее в диких требованиях, которые он предъявлял к ее телу.

Было бы так легко уступить, целиком сдаться ему, чего он и добивался. Но она сопротивлялась, не желая подчиняться его власти. Хотела быть равным партнером в этой игре. Она схватила его за волосы и оттягивала его голову назад, пока он не застонал и не отпустил ее.

И тут она опять увидела мощное, нацеленное на нее копье. Это зрелище разожгло в ней пламя. Она взяла его за плечи и стала отклонять назад до тех пор, пока он не подчинился и не растянулся перед ней во весь рост.

Тогда она села на его верхом, с удовольствием любуясь им. Наклонившись, она крепко обхватила его ногами и потерлась о его упругое, гладкое, мужественное тело. Бен вздрогнул, его спина выгнулась дугой, и знак его пробудившегося желания вырвался на свободу и ударил ее. Он положил руки ей на бедра, и большие пальцы снова оказались на влажном, набухшем узелке нервов, который он ласкал минуту назад. Ее тело кричало и умоляло о том, что она может от него получить. И она не стала больше ждать. Поднявшись на колени, она изогнула бедра дугой, заманивая его в западню, и упала на него. Если бы она с таким самозабвением не отдавалась происходящему, то ее смутило бы, как легко ее тело приняло его.

— Аххх… — Его веки были плотно сжаты; она чувствовала, как его плоть пульсирует в ней.

Она снова поднялась, затем опустилась, чувствуя при каждом движении, как он сильным толчком пронзает ее, а затем отпускает. Теперь ее дыхание тоже стало неровным; она стонала, снова и снова поднимая и опуская свое тело, и увеличивала скорость до тех пор, пока они не превратились в единое безумное целое.

Конец был совсем близко. Она почувствовала, что Бен внезапно ускорил движения. Посылаемые ей удары заставили ее сжиматься и расслабляться в такт его движениям — неудержимо, конвульсивно — до тех пор, пока оба не слились в последнем порыве наслаждения.

Медленно, без сил она упала к нему на грудь и только тогда поняла, что они лежат на ковре посредине комнаты. Долго-долго они лежали так, слушая учащенный пульс друг друга.

Наконец она приподнялась на руках и оперлась о его грудь, чтобы увидеть его глаза.

В глубине их светилось изумление.

— Где ты научилась быть такой тигрицей? Она пожала плечами.

— Кажется, все было хорошо.

— Конечно.

Марина невольно поежилась:

— Бррр. На полу холодно.

— Пойдем на кровать. — Он нежно отодвинул ее, поднялся на ноги и протянул ей руку. Но когда она встала, Бен вдруг выругался.

Она была поражена изменившимся выражением его лица — оно стало неприятным и злым. Каким бывало раньше.

— Что случилось?

— Опять мы забыли предохраниться. Она улыбнулась, надеясь подбодрить его:

— Это не важно.

— Для меня важно. Пока мы не договоримся о наших планах на будущее, это очень важно. — Он отпустил ее руку и повернулся к ванной. — Иди в кровать.

Она стояла в растерянности, пока он не исчез за дверью ванной, затем медленно откинула одеяло и легла на кровать. В животе появилась холодная, неподвижная тяжесть. Это прозвучало, как его окончательное решение. Что бы он сказал, если б узнал о ребенке?

Она смотрела в потолок невидящими глазами, чувствуя, как согревается в одеялах, точно в коконе. Минутой позже дверь ванной открылась и свет выключился. Бен прошагал через комнату, и ее обдало прохладным воздухом, когда он скользнул в постель.

Марина протянула руку и положила ему на грудь. Кожа была прохладной, а когда он повернулся к ней и обхватил ее руками, она испытала такое облегчение, что беспокойство отступило.

— Я люблю тебя, — прошептала она у него на груди.

— Я тоже люблю тебя. — Он коснулся ее макушки легким, как шелест ветра, поцелуем. Его дыхание стало ритмичным и тело расслабилось. Она решила, что завтра обязательно купит комплект для анализа на беременность. Бен любит ее. Возможно, он расстроен ее желанием работать, но они решат эту проблему. Он будет очень рад, узнав о ребенке.

23 декабря у всех короткий день, и Марина тоже планировала работать только до полудня. Каждый раз, глядя на часы, она обещала себе, что больше не будет на них смотреть.

Несколько раз она ловила взгляды Джилиан, украдкой следящей за ней. Наконец Марина спросила:

— Что случилось? Может, у меня рог на лбу вырос?

— Просто я хочу узнать, как ты себя чувствуешь. Не обижайся. — Джил усердно работала метелкой из перьев, обметая пыль с модели детского поезда.

Марина испугалась. А потом поняла, что сестру все еще беспокоит вчерашняя сонливость.

— Я чувствую себя отлично. — Она знала, что глупо улыбается, но ничего не могла с собой поделать. Она была почти уверена, что беременна. Однако приподнятое настроение немного испортилось, когда она вспомнила злое лицо Бена прошлой ночью. Но она решительно выбросила это из головы. Он будет так доволен! Может, на этот раз у них родится сын, маленький мальчишка, которого он будет учить играть в бейсбол или в гольф…

В ту минуту, когда стрелки часов показали час, она схватила пальто и сумочку.

— До завтра.

— Не опаздывай, — сказала Джил ей вслед. — У нас всегда много работы в канун Рождества.

— Да, ты говорила. Не беспокойся. Я приду вовремя.

По дороге домой она забежала в аптеку. Это заняло больше времени, чем она ожидала. Кто бы мог подумать, что существует так много тестов для определения беременности? Наконец она остановилась на том, который можно использовать немедленно, не дожидаясь утра, и заспешила к машине.

Дома все три зверя радостно приветствовали ее. Сбросив пальто в прихожей, она потрепала каждого, удивившись, как легко Мейджер принял двух новичков в свой дом. Затем, последний раз погладив Клауда, пошла в спальню с драгоценным пакетиком.

Ответ был готов очень быстро.

Ребенок! Она и сама почти уже не сомневалась в этом, но чувства переполнили ее, когда она увидела доказательство своим предположениям. Слезы радости жгли глаза. Она спрыгнула с края кровати, на которой сидела, и закружилась по комнате, затем импульсивно схватила телефон.

Секретарь Бена сразу соединила ее.

— Бен Брэдфорд.

Его низкий голос заставил ее улыбнуться, и у нее потеплело на сердце.

— Привет, Бен Брэдфорд.

— Привет. — Тон голоса был сердечный. — Я только что думал о тебе.

— Да? А конкретнее? Можешь рассказать по телефону?

Он отрывисто засмеялся:

— Конечно, нет. — И помолчав, спросил:

— Где ты сейчас?

— Дома, — ответила она низким, обольстительным голосом.

— Дженни все еще у мамы?

— Ага. Мне кое-что надо сделать до того, как я ее заберу.

— Моя помощь требуется? — Он улыбался, она поняла это по его голосу.

— Вполне возможно. Ты можешь сейчас уехать?

Послышался звук закрываемого ящика письменного стола.

— День тянется бесконечно. В любом случае я уже собирался заканчивать. Жди меня через двадцать минут.

— Смотри, чтобы тебя не оштрафовали за превышение скорости.

Просто чудо, что его не оштрафовали, подумала она, когда полчаса спустя он входил в дверь. Она сидела в гостиной, репетируя, что будет говорить, и вскочила, когда он вошел в дом.

— Привет.

Он шутливо взглянул на нее, бросил пальто на стул.

— Не притворяйся удивленной. Я четко помню, как ты меня искушала приехать домой.

Она нервно хихикнула, не зная, как начать, хотя и ждала этого момента. Может быть, пусть вначале он сядет? И она первая села на кушетку.

Бен двинулся по ковру к ней, глаза у него горели.

— Не так часто дом остается в нашем распоряжении. Может быть, организуем вечеринку для двоих перед камином?

Это звучало заманчиво. Но сначала она хотела рассказать ему, чтобы потом вместе отпраздновать.

— Бен, сядь, пожалуйста. — Она похлопала по подушке кушетки, приглашая его сесть. Он остановился перед ней.

— Может, сначала зажечь камин?

— Нет! — Вскочив на ноги, она обвила руками его шею, а когда он прижал ее к себе, почувствовала мгновенную реакцию его тела. — У меня есть для тебя очень важная новость, — прошептала она ему на ухо.

— Какая?

— Угадай!

Он слегка отодвинулся и внимательно посмотрел на выражение ее лица.

— Никаких предположений. Но вижу, что именно это сделало тебя счастливой.

Она ждала.

Он медлил.

Она наклонилась вперед и коснулась губами его губ.

— Ты скоро снова будешь отцом.

— Что?

Она засмеялась:

— Я сказала, что ты… — Но слова застряли у нее в горле, так как он поднялся, оторвал от себя ее руки и сделал шаг назад.

— Ты беременна?

— Да. — Страх душил ее, но она продолжала:

— У меня была задержка, и я сделала домашний анализ на беременность, теперь я почти уверена. Это произошло в тот первый раз. — Пожалуйста, скажи, что ты хочешь этого ребенка. Господи, сделай так, чтобы он сказал мне, что хочет этого ребенка!

Бен сжал руки, потом разжал, повернулся к большому окну и уставился на лужайку.

— Боже! — только и вымолвил он. Она не должна заплакать. Она не заплачет. Гнев овладел ею, и она была рада этому, боясь, что страх и страдание победят, если она им уступит.

— «Боже» — это все, что ты можешь сказать? Он обернулся, и она отступила на шаг, увидев ярость в его глазах.

— А что я должен сказать, Марина? Трудно радоваться появлению второго ребенка, если у тебя нет времени даже для одного, который у нас уже есть. Дети требуют много заботы, не забывай. Кто будет растить детей, пока ты будешь работать в своем драгоценном магазине? — Горечь этих слов разрезала воздух между ними, как остро отточенное лезвие.

— Я сокращу часы работы. Иногда я смогу брать детей с собой в магазин. — Она ненавидела себя за этот тон: как будто бы она просила. Но это была не сделка, условия которой надо оговаривать!

— Конечно. У тебя найдется свободное время, чтобы изредка приготовить еду, иногда поехать куда-нибудь всей семьей, случайно вместе провести отпуск. Добрый старый Бен, он воспитает детей, так как у тебя нет времени…

Ее рука поднялась прежде, чем она смогла об этом подумать. Она дала ему пощечину и закричала:

— Прекрати это!

Его молчание оказалось более ужасным, чем издевательские слова. Она протянула руку, чтобы извиниться, утешить, но он увернулся от ее прикосновения.

— Уйди от меня. — В словах не было горячности, это была просьба, мольба уставшего человека. — Оставь меня в покое.

Джилиан открыла дверь своей квартиры не сразу. За ее спиной стоял высокий молодой викинг, которого, кажется, взволновало внезапное вторжение.

— Привет, Марина. О Господи! Что с тобой случилось? — Джил обняла стоявшую на пороге Марину.

Она бесцельно несколько часов моталась на машине по городу; сидела в парке до тех пор, пока не стало невыносимо холодно. Она собиралась как ни в чем не бывало спросить, можно ли остаться у Джил, в свободной комнате. Но слова вдруг застряли в горле. Она села, несчастная и опухшая от слез, в гостиной, печально глядя на мерцающую огнями огромную рождественскую елку, пока ее сестра с бездушной поспешностью выпроваживала викинга. Затем Джилиан принесла воды и огромную коробку бумажных носовых платков.

Джилиан выхватила один платок из коробки и промокнула Маринины слезы.

— Скажи, дорогая! Скажи мне, что случилось. Что он тебе сделал?

При мысли о «нем», к которому относились слова Джил, слезы потоком хлынули по ее щекам.

— Я беременна, — выпалила она. — А Бен не хочет ребенка.

— Бен не хочет?.. — Радостное выражение на лице Джилиан сменилось жестким. — Я ему этого не спущу. — Она вскочила на ноги, бросилась к стенному шкафу, сдернула с вешалки первое попавшееся пальто и начала втискивать руки в рукава. — Мерзавец! Грязный, вонючий мерзавец. Если он думает, что можно поиграть с моей сестрой, а потом выбросить ее, ему, черт возьми, придется задуматься. Я оторву его грязный, маленький…

— Джил! — Марина вскочила и стала оттаскивать ее от двери. — Нет! Это ничего не решит. Ты не понимаешь.

Джилиан упрямо сопротивлялась Марининым усилиям оттащить ее от двери.

— Тогда объясни мне. Расскажи все, чтобы я поняла, почему Бен не хочет твоего ребенка.

Марина судорожно глотнула. Голова ее разрывалась от пролитых слез, и единственное, чего ей хотелось, — это свернуться клубочком и забыть обо всем на свете. Но Джилиан была в ярости, Марина никогда не видела ее такой. И если она сейчас поедет к Бену, то только испортит все дело.

Она снова потянула Джил за руку.

— Пойдем, посиди со мной. Мне нужен друг, а не защитник.

Напряжение продлилось еще минуту, затем Джилиан вздохнула и немного успокоилась.

— Извини. Я стала неуравновешенна после несчастного случая с тобой. — Она отбросила пальто в сторону и вернулась с Мариной к кушетке. — Хорошо. Обещаю не убивать его. Пока. Объясни мне все.

Говорить о Кэрри как об отдельном существе, как об умершем человеке было труднее, чем она могла себе представить.

— Ты знаешь, что первая жена Бена была домохозяйка? — начала она. Джилиан кивнула, проблеск понимания засветился в ее глазах. Марина начала с этого момента и рассказала сестре, насколько могла подробно, о тупике, в котором оказались они с Беном. И пока рассказывала, успокоилась, что удивило ее, ведь у нее не было сестры или даже близкого друга, с которым можно было бы поделиться. Всех их заменял Бен — еще с той поры, когда они вместе учились в колледже.

— И что ты собираешься делать? — спросила Джилиан, когда она окончила свое повествование.

Марина пожала плечами, и на ее глаза снова навернулись слезы.

— Я не Кэрри Брэдфорд. Я не буду счастлива, если брошу свою работу, а это, совершенно однозначно, расстроит мою свадьбу. — Ее голос задрожал. — Нет никакого способа решить эту проблему. Единственное, что надо сделать, — это уйти из жизни Бена прежде, чем мы истерзаем друг друга. Я оставлю этого ребенка, даже если он его не хочет. И я его сохраню, что бы ни случилось.

 

Глава 10

Бен повернул голову и посмотрел на циферблат часов, светящихся на ночном столике:

4.43 утра.

Черт бы ее подрал! Как можно уйти, даже не оставив никакой записки? Чувство вины тлело подспудно, и он осознал его, лишь когда в голове пронеслись брошенные им последние слова:

«Уйди от меня. Оставь меня в покое».

Она поняла его буквально.

Он был так потрясен известием о ребенке, так ошеломлен, что даже не слышал, как она ушла. Когда позвонила его мать и спросила, кто будет забирать Дженни, он понял, что вечер и что Марина ушла.

Он позвонил в магазин — никто не ответил.

Никто не ответил и по телефону Джилиан. Где еще она может быть? Она не может прятаться в своем доме по соседству, потому что они отключили там свет и воду, когда она переехала к нему.

Он забрал Дженни и весь вечер играл с ней, сдерживая слезы. Он ждал, что Марина появится с минуты на минуту. Но едва уложил Дженни в кроватку, его обступили кошмарные видения… отчетливые образы, мучившие его в ту пору, когда он потерял ее, не сомневаясь, что навсегда.

Может, она лежит где-нибудь в безлюдном месте, раненная… Он напряженно слушал, как часы отсчитывают минуты, и думал о том, куда она могла уйти.

Она вернется. Он должен верить в это, иначе жизнь потеряет для него всякий смысл. Когда она погибла, каждый день был окутан для него печалью и одиночеством, оживлялся лишь светлым чудом — ребенком, которого они создали вместе.

Но Дженни не принадлежит ему в том смысле, в каком принадлежала Кэрри, как он принадлежал женщине, которую любил. С каждым годом Дженни будет все меньше и меньше зависеть от него. И однажды он отойдет и даст ей жить самостоятельно.

И он останется один.

Как и его мать, которая осталась вдовой и одна боролась за то, чтобы поднять на ноги ребенка. Слава Богу, у него хорошая профессия, и он не должен работать столько времени, сколько работала его мать… Однако в глубине души он знал, что гораздо слабее своей матери. Он не сможет до конца своих дней оставаться одиноким и посвятить жизнь своему ребенку. Ведь Бен Брэдфорд — жалкий трус!

Она должна вернуться домой. Неужели она не понимает, как она нужна мне?

До встречи с ней он всегда чувствовал себя изолированным от мира. Даже его мать, которую он очень любил, не заполняла пустоты в его сердце.

Он помнил, как школьником приходил один в темную квартиру, один делал домашние задания, потому что его мать возвращалась домой поздно вечером и наспех готовила скудный ужин. Когда он стал постарше, то сам готовил себе еду.

Он до сих пор вспоминал отчаяние, которое испытывал, открывая все шкафы на кухне и ничего не находя — ничего, что бы мог съесть на обед. И выражение лица своей матери, когда вечером она садилась в старое кресло-качалку в их гостиной и клала ноги на подушечку. В ее глазах не было радости, а было осознание того, что всего через несколько часов ей надо снова идти на работу, которую удалось получить. Ее взгляд оживал, лишь когда падал на сына.

Бывали случаи, когда он почти ненавидел отца за то, что он умер.

А повзрослев, поклялся, что его семья никогда не будет вести такое существование, еле-еле сводить концы с концами. Его жена никогда не будет вынуждена работать. (И он постарался: огромный страховой полис гарантировал это, что бы с ним ни случилось.) Его жена будет дома с детьми, расточать им свою любовь и внимание, которых так не хватало ему, когда он был ребенком. Он до сих пор помнил, как завидовал своему лучшему другу. Когда он приходил к Джоуи домой после школы, там всегда были свежие булочки, только и ждущие, чтобы их съели, пока они развлекали маму рассказами о школе. От запаха обеда текли слюнки, а Джоуи и его мать все время улыбались и смеялись. Черт возьми, она даже пела!

Мать Бена никогда не пела. Иногда она улыбалась, когда он рассказывал ей о школе. Но она была так измучена, что засыпала в своем кресле-качалке, прежде чем он заканчивал рассказ.

Однажды — ему было лет девять — она сильно простудилась и долго болела. Он до сих пор помнит, как лежал ночью с открытыми глазами, прислушиваясь к ее глубокому кашлю и думая о том, где бы найти какую-нибудь работу, чтобы получить немного денег и пригласить к ней доктора. В девять лет. Боже мой!

Его дети ни в коем случае не будут думать, что случится с ними, если их мать заболеет, или придет домой поздно, или потеряет работу. Неужели это так ужасно — хотеть дать своей семье все то, чего ты был лишен, будучи ребенком?

Он думал так вовсе не оттого, что не любил свою мать. Он сильно любил ее и любит сейчас. Она приносила одну жертву за другой ради него. А теперь ей больше не надо беспокоиться о деньгах. Об этом позаботился он.

Бен медленно сел и свесил ноги с края дубовой кровати. Марина хотела только наказать его. Они снова поговорят, когда оба успокоятся, и он заставит ее понять, какая это безумная идея — пытаться заниматься бизнесом, когда у тебя на руках двое маленьких детей и домашнее хозяйство.

Двое маленьких детей… Фраза прозвучала странно. Второй ребенок! Внезапные, неожиданные слезы навернулись на глаза. Он и не надеялся, что у него снова появится такой шанс. Он должен заставить Марину понять, насколько глупа ее идея с работой. Если она будет очень много заниматься работой, она может навредить себе или ребенку.

Приняв наконец решение, он встал, натянул спортивные брюки и свитер. Подстриг лужайку газонокосилкой, принял душ и решил, что пора еще раз позвонить Джилиан. Он готов проспорить последний доллар, что она знает, где находится Марина. Неудобно, правда, будить ее…

Четверть седьмого Бен набрал номер телефона Джилиан. Звонок прозвенел пять раз, прежде чем ее сонный голос произнес:

— Алло?

— Где Марина?

Раздался странный щелчок, и он понял, что телефон разъединился. Он ругнулся и нажал кнопку повтора — в такое время телефонная станция должна была работать без сбоев. На этот раз, едва он подал голос, связь опять прервалась.

Он попытался дозвониться в третий раз. Джил не сказала даже «алло», а только: «Не звоните сюда больше» — и бросила трубку.

Он был поражен. Оказывается, дело не в телефоне, просто Джилиан не желает разговаривать с ним. Взбешенный, он швырнул переносной телефон через комнату, давая выход эмоциям, что случалось с ним редко. Телефон ударился о стену и с глухим стуком упал на пол, расколовшись на три части.

Проклятая ведьма, вмешивается во все! Теперь он был уверен, что она знает, где находится Марина.

Он хотел вскочить в машину, помчаться к ее дому и потребовать, чтобы она сказала, где находится Марина. Он уже взял ключи — и тут понял, что не может оставить Дженни одну. Расстроенный, потерянный и взбешенный, он сел у кухонного стола и обхватил руками голову. Что еще оставалось делать?

Яростью Джилиан не проймешь. Он успокоил себя, сделав несколько глубоких вдохов и повторяя, что эта женщина ни перед чем не остановится, когда дело касается ее сестры. Если он хочет найти Марину, то должен пустить в ход обаяние. Вздохнув, он поднялся со стула и пошел готовить завтрак, пока Дженни не проснулась и не закатила истерику оттого, что Марины нет.

И он оказался прав. Забросив капризничающую малышку к матери, Бен поехал в магазин. Он приехал в «Детский городок» еще до открытия и припарковал машину на улице, надеясь, что зайдет и тут же выйдет. Несмотря на канун Рождества, ему все же надо было отработать полдня. Но он надеялся, что с Джилиан договорится без труда. Как только Бен увидел, что она сняла табличку «Закрыто», он вышел из машины.

Бен обвел взглядом магазин, но увидел только Джилиан. Он надеялся увидеть и Марину, но вспомнил, что она обычно не приходит раньше девяти.

— Джил! — Он выбрал свой самый сердечный тон. Она обернулась посмотреть на первого покупателя. А когда направилась к нему, еще издали он увидел застывшее выражение на ее лице. Когда же она подошла еще ближе, его поразило выражение ее глаз. Отвращение. Злоба. Ярость.

— Чем могу помочь? — Тон ее голоса резко контрастировал с радостным рождественским гимном, который транслировался по музыкальной системе магазина.

— Я ищу Марину. В котором часу она приходит? — Бен уже не знал, как обращаться с этой женщиной. Джилиан всегда была с ним игрива, дружелюбна и доброжелательна, не давая, однако, ни малейшего повода к действиям. Узнав о его серьезных намерениях относительно Марины, она не скрывала своего удовольствия.

— Ее нет, — вежливо ответила она, не сумев, однако, скрыть нотку злорадства. — Передать ей что-нибудь?

— Черт возьми, Джилиан! Вы же знаете, где она! — Бен понимал, что делает ошибку, выходя из себя, но ему нужна Марина! — Вы что, за идиота меня принимаете?

Наступило молчание, довольно долгое, и он стал уже надеяться, что она простит ему неудачное начало, но не тут-то было. Она улыбнулась, и в ее улыбке была скорее злоба, чем ирония.

— Я бы не нашла более подходящего слова, даже если бы искала в словаре. — Затем ее приторно-сладкая улыбка исказилась, и он был потрясен силой ее ярости. — Но, еще раз подумав, я решила, что это слишком слабо сказано. «Идиот» не включает всего, что я думаю о вас. Моя сестра не искала мужчину, когда вы вторглись в ее жизнь. Она только что потеряла единственного человека, которого любила. Потом она встретила вас, и на некоторое время вы надули нас обеих.

Джилиан шагнула к нему, и он напрягся, уверенный, что она будет нападать.

— Джилиан, вы не поняли…

— О, я все поняла!

Она положила обе ладони ему на грудь и отодвинула его к выходу. Он испытывал неудержимое желание рассказать ей правду о Кэрри — Марине. И только зная, что Марина никогда бы не простила ему этого, он удержал готовые было вырваться слова. Он мог бы оправдаться, объяснить, что Джилиан судит о том, чего не знает…

Но Джилиан не ведала о его душевном смятении.

— Она была очень взволнована тем, что у нее будет ребенок. И счастлива. Ребенок сделал бы ее жизнь полной. Она думала, что вы ее любите, что вы с радостью примете и будете любить второго ребенка, а она станет матерью для Дженни. Но нет! Вам нужна была только замена первого образца, на котором вы женились. Так знайте, вы заносчивый болван: Марина не нуждается в вас. Она любила вас, она хотела провести с вами свою жизнь, но она не кукла, которой вы можете играть, когда есть настроение. — Ее губы скривились. — Убирайтесь из моего магазина.

Отчаяние перемешалось в нем с нарастающей досадой.

— Джилиан, я люблю ее. Я хочу решить все вопросы. Мне нужна Марина и ее ребенок.

— На ваших условиях? Убирайтесь. — Ее голос был такой же неумолимый, как и выражение лица. Одной рукой она дотянулась до висевшего на стене телефона. — В вашем распоряжении пять секунд, или я вызываю полицию. Обвинение в причинении беспокойства может испортить вашу репутацию.

Он заколебался.

Она начала набирать номер.

Бормоча грубые ругательства, Бен повернулся и хлопнул дверью. Не зная, что еще предпринять, он поехал в свой офис.

Утро было ужасным. Все, о чем он мог думать, — это убийственный голос Джилиан, разрывающий в клочья его надежды. Он был не прав. Почему сейчас он так легко это понимает? Он любит Марину. Да, то, что она пережила, безвозвратно изменило ее. Она не такая, как Кэрри. А он отказывался это принять. Любой другой на его месте был бы так благодарен за то, что получил еще один шанс в жизни, что вопрос с работой стал бы для него второстепенным делом.

Бен с трудом заставлял себя отвечать на праздничные поздравления жизнерадостных сослуживцев, когда они в полдень уходили с работы. В машине он раздраженно, резким движением выключил радио. Если бы он услышал еще один рождественский гимн, то разбил бы радиоприемник вдребезги. Всю дорогу до дома он молился, чтобы, когда он приедет, машина Марины была на подъездной аллее около дома.

Но ее не было.

Он не знал, что еще предпринять. Позвонить в полицию и дать заявление о розыске? Сделать их проблему достоянием гласности? Но она вряд ли изменилась в своем категоричном нежелании допускать посторонних в свою личную жизнь. Кроме того, Джилиан с удовольствием расскажет всем, что Марина ушла от него по доброй воле.

Он вылез из машины и двинулся к дому, но в этот момент что-то на лужайке перед ее домом привлекло его внимание. Отказываясь поверить своим глазам, он медленно пересек лужайку и встал прямо напротив таблички.

«Продается».

Объявление о продаже недвижимости насмехалось над ним. Они планировали продать ее дом, но ничего еще не предпринимали в этом направлении. Он был уверен, что вчера этого объявления здесь не было. Все его надежды рухнули. Он почувствовал, как все крепче и крепче сдавливается и сжимается от боли его сердце. Она ушла навсегда.

Сгорбившись, как старик, он побрел к своему дому. Сейчас он поедет, заберет Дженни и будет разыгрывать радость оттого, что сегодня ночью придет Санта-Клаус. Он заставил себя отключиться от всего остального, сосредоточиться только на мыслях о том, как будет рада Дженни приходу Санта-Клауса. Он не имеет права не оправдать надежд своей малышки. Кроме того, это поможет ему побороть боль. А как объяснить Дженни, что Марина не вернется?

Рождественская елка весело мерцала, когда струящийся из окон солнечный цвет попадал на Маринины переливающиеся стеклянные елочные украшения. Он с трудом переносил это зрелище. Клауд вошел в комнату и стал тереться у его ног. Бен рассеянно взял кота на руки и погладил его мягкую белую шерстку.

— Где твоя хозяйка? — спросил он мягко.

Но кот не ответил.

Все еще держа его в руках, Бен вышел в прихожую, направляясь в спальню, чтобы переодеться. И вдруг увидел коробки: маленькие и большие, разной формы и разных цветов, аккуратно сложенные в углу прихожей; все они были закрыты и завязаны. Марина, должно быть, приходила и сделала все это сегодня днем, пока он был на работе.

Значит, она действительно уходит. О Боже, как я буду без нее жить?

Он бесцельно заглянул в комнату Дженни. Он нуждался в поддержке и утешении, чтобы прошла боль в сердце. Он присел на краешек кроватки и взял в руки видавшую виды тряпичную обезьянку, с которой Дженни спала с тех пор, как смогла дотягиваться до нее. Эта обезьянка была постоянно с ней с того самого дня, когда не стало Кэрри. Он конвульсивно прижал игрушку к своей груди; затем его взгляд упал на книгу, лежавшую на полу около кровати.

Он узнал ее сразу, когда наклонился, чтобы подобрать с пола. Это были стихи для детей. Книга, которую Марина подарила Дженни на день рождения и которую он с тех пор читал много раз. Дженни любила ее почти так же, как любила Марину.

Его большие руки дрожали, когда он неловко открыл обложку и прочел надпись, сделанную на чистом листе в начале книги:

«Моей самой любимой на свете маленькой девочке. С огромной любовью поздравляю с исполнением двух лет. Марина».

Дрожащим пальцем он нежно провел по строчкам, написанным ее плавным почерком.

Каждый раз, когда он читал Дженни эту книжку, она требовала, чтобы он читал то, что написала Марина. Знакомые слова сразили его, как нокаут.

«Моей самой любимой на свете…»

Чувство вины и отчаяния затопило его. Ему не хватало воздуха, он задыхался. Каким же он был самодовольным, ограниченным кретином! Неудивительно, что она покинула его. Ей надо было как следует стукнуть его по голове, когда она выходила из комнаты, — может, вышибла бы из него эгоизм. Его руки сжались в кулаки, и он отчаянно прижал их к глазам.

Он и Дженни были ей дороги больше всего на свете, были для нее всем. Как он мог сомневаться в этом? Она была предана своей семье. Ни разу она не допустила, чтобы ее работа причинила вред благополучию семьи. Он вспомнил день, когда заболел гриппом. Она не колеблясь позвонила Джилиан и не пошла на работу. В этот день, а также и еще несколько раз она брала Дженни с собой в магазин.

Она любила свою работу. Он видел, как она помогала новоявленной бабушке выбрать превосходный подарок для своего внука; видел, как она весь день сидела над книгами, решая, какие новые издания надо заказать; даже как-то в субботу сам помогал ей сделать инвентаризационную опись, когда она не успевала. Это был не просто заработок, не просто работа. Это было то, что она любила.

Она повзрослела и изменилась после несчастного случая. Стала более уверенной в себе, более самостоятельной и более способной. Работа в «Детском городке» шла ей на пользу. Она нашла свое место в жизни, свою жизненную нишу, а не только была женой Бена Брэдфорда и матерью Дженни.

Прежняя Кэрри никогда не противоречила ему. Она молча переживала свои неприятности, а он расстраивался и был недоволен, не зная, что случилось. Новая Кэрри — Марина видела его непреклонность и понимала, что он будет подавлять ее… и что неминуемые при этом размолвки будут плохо отражаться на Дженни.

Но она ошибалась в одном. Он может измениться. И он изменится. Ради нее. Потому что он не хочет прожить остаток своей жизни без нее. То, что вчера казалось ему непреодолимым, требовало только другого восприятия.

Марина права. Их жизнь может включать ее карьеру, ее работу без ущерба для любого члена их семьи. Даже с появлением второго ребенка. У их детей некогда не появится чувства, что маме не до них. Марина никогда не позволит такому случиться.

Ребенок… Вчера днем ее глаза светились радостью и возбуждением. Если бы он к ней был внимателен, то сразу бы понял, отчего это.

И ответил бы ей такой же радостью.

А у него на уме было только одно: ее работа. Он даже прогнал ее от себя! Как же ему теперь убедить Марину вернуться домой? Он должен…

— Бен!

Он оторвал руки от глаз и вскочил на ноги. Она вернулась! Его сердце подпрыгнуло и стало бешено биться о ребра. Ее шаги приближались, она миновала прихожую и остановилась на пороге комнаты Дженни.

— Бен… — Она смотрела куда угодно, только не на него. — Извини за вторжение. Я приехала, чтобы забрать свои вещи. — Ее красота была ошеломляюща, как всегда, но в голубых глазах стояла тревога.

— Куда ты уезжаешь? — Это было все, что он мог с трудом выдавить из себя. Он до смерти боялся, что она снова уйдет, прежде чем он успеет рассказать, как был не прав.

— Я подыскала квартиру, где можно будет жить с собакой и кошкой. Дом я буду искать попозже. — Она вздохнула и, кажется, взяла себя в руки. Когда она заговорила снова, ее голос стал даже мягче. — Извини меня. Извини, что я непрошено вошла в твою жизнь. — Внезапно она замолчала, ее плечи стали подниматься и опускаться. — Тебе надо побыть одному, пока ты не перестанешь горевать, а потом ты пойдешь дальше. Обещаю, что я буду соблюдать любое решение, которое ты примешь относительно Дженни. Я понимаю, что у меня нет никаких юридических прав на свидания с ней. Пожалуйста, пусть она только знает… пусть только знает, как горячо я ее люблю.

Бен попытался заговорить, но она остановила его:

— Мне надо идти. Я только хочу сказать… я сожалею, что не оправдала твоих ожиданий. Я не буду просить тебя помочь мне с этим ребенком. Я знаю, ты не хотел, чтобы так получилось. — Слезы заструились по ее щекам, и она вытерла их дрожащей рукой.

Как всегда, ее слезы вывели его из равновесия. Он оказался подле нее раньше, чем успел это осознать. Он нежно обнял ее и прижал ее голову к плечу.

— Шшш. Не плачь. Ты же знаешь, я не могу выносить твоих слез.

Она подняла голову и попыталась храбро улыбнуться сквозь слезы, освобождаясь из его объятий.

— Знаю. Извини. Я возьму вещи, которые мне необходимы, и животных. Я могу приехать на следующей неделе за…

— Нет!

— Что?

Он попытался еще раз. На этот раз он не требовал, а просил.

— Я хотел сказать, что ты не должна забирать свои вещи.

— Нет, должна. Они мне нужны.

Может быть, она нарочно неверно истолковывает его слова? Он нервно втянул в себя воздух, почувствовав дрожь в желудке. Возможно, следующие несколько минут окажутся самыми важными в его жизни.

— Марина, не уходи, — произнес он тихо. Она приподняла брови, хотела что-то сказать, но он не дал.

— Мне нужен этот ребенок. Мне нужна ты. — У него перехватило горло, он торопился, боясь, что уже слишком поздно, что он не сможет взять назад ту боль, которую причинил ей вчера, что она больше не любит его. Ему уже дали второй шанс… третьего он не заслужил.

— Что ты говоришь? — Ее голос был еле слышен, как будто она боялась поверить.

Он сделал глубокий вдох и повернулся к ней лицом.

— Я говорю, что был не прав. Я не хотел, чтобы ты работала, потому что боялся. Боялся, что работу ты будешь любить больше, чем меня. С детства я поставил своей целью иметь возможность полностью содержать свою семью. И я подумал, что я тебе не нужен.

— О, Бен… — Марина беспомощно покачала головой. — Неужели ты не знаешь, что ты всегда мне нужен? Что моя любовь к тебе не зависит от того, сколько денег ты зарабатываешь и большой ли у тебя дом? Я бы любила тебя и нищего.

Она шагнула к нему и взяла в ладони его лицо.

— Я бы оставила этого ребенка, даже если б у нас не было крыши над головой, потому что это бесценный, живой символ нашей любви. — Ее глаза засияли, и она прошептала:

— Я тебя так сильно люблю, что вернусь к тебе. Ты — частичка моего сердца.

Он хотел поднять руки, прижать ее к себе и принять ее дар безусловной любви, но чувство вины, которое терзало его последние месяцы, снова поднялось в нем.

— Я не заслуживаю второго шанса, — сказал он, опустив голову. — Когда я узнал, что у тебя больше не будет детей, это стало для меня ударом. И я повел себя как эгоист. Если бы я присматривал за Дженни в тот день, ты бы…

Она прикрыла ему рот ладонью и страстно заговорила:

— Нет, Бен, ты не должен себя за это винить! Неужели ты так считал все время, с тех пор как произошел несчастный случай?

Когда он едва заметно кивнул головой, она закрыла глаза и сделала глубокий вдох.

— О Боже. — Затем она медленно открыла глаза. — Я не позволю тебе так думать. В этом не было твоей вины.

— Но…

— Никаких «но». — Ее голос был сильным и твердым. Он чувствовал себя так, как будто их роли поменялись и теперь он черпает у нее силы. — Может, у нас и случались ссоры, но мы были очень внимательны к Дженни. Бывают же несчастные случаи. Дети непредсказуемы. Твоей вины здесь не больше, чем моей.

Он даже не представлял себе, насколько необходимо было для него услышать эти слова. В этом нет твоей вины. Глыба льда внутри его начала медленно таять и исчезать.

— Я хотел поговорить с тобой, — сказал он. — Хотел извиниться, но не мог найти слова. Я думал, что преодолел чувство жалости к себе. Я знал, что ты тоже страдаешь.

Напряжение стало сходить с ее лица.

— Если бы я не погибла тогда, мы продолжали бы ссориться и мириться, как это делают другие пары…

Он видел, как округлились ее глаза, когда неуместность этих слов дошла до нее, и она фыркнула. Он тоже улыбнулся, испытывая легкость, какой не чувствовал уже несколько месяцев.

— Пожалуйста, возвращайся ко мне, — сказал он. — Я хочу, чтобы ты была счастлива, чтобы получала удовольствие от «Детского городка». Я знаю, что работа никогда не заменит тебе меня. Твои обязательства перед нашей семьей всегда будут стоять на первом месте…

Он опустил голову, но она горячо ответила ему, обвив руками его шею и подняв к нему свои губы.

— Завтра же начнем поиски домработницы, — торжественно объявил он. — Нам нужен человек, который бы любил животных, большую часть своего времени посвящал нашим детям и занимался хозяйством, пока мы занимаемся , с детьми.

— Бен! — Марина закрыла его рот рукой. Хмыкнула, погладила его по впалым щекам, покрытым еле заметной щетиной. — Завтра Рождество. Боюсь, тебе придется немного подождать с поисками этого человека.

— Этой женщины, — поправил он с улыбкой. — Я хочу бабушку с розовыми щеками, которая бы вкусно пекла, пела бы колыбельные песни и качала наших детей на качелях.

— Подумать только! У тебя есть свое мнение! — с притворным сожалением сказала Марина.

— Ты хочешь сказать, что никогда этого не замечала? — в тон ей спросил он, стукнув себя по голове кулаком. И добавил:

— Вот уж у кого есть свое мнение так это у твоей сестры! Она не прочь получить мою голову на деревянном блюде. Что я должен сделать, чтобы снова вернуть ее расположение?

Маринины глаза лучились.

— Радоваться ожидаемому ребенку, этого будет достаточно. Джилиан не говорила мне о своих проблемах, но я думаю, что ты расшевелил ее горькие воспоминания.

— Расшевелил? — повторил он с сомнением. — У меня было такое ощущение, как будто я бросил спичку в бак с керосином.

— Джил всегда так бурно реагирует, — засмеялась Марина. Потом взяла его руку и положила на свой живот, улыбнувшись:

— Пройдет еще несколько недель, и ты почувствуешь, как он двигается.

— Он?

— На этот раз будет мальчик.

— Я знаю, что лучше не спорить с человеком, у которого прямая связь с небесами. — Он нежно потерся своим носом о ее нос. — Но на всякий случай давай решим, как назвать и девочку.

— Ты уверен, что хочешь тратить время на поиски имени прямо сейчас? — Она соблазнительно повела бедрами. — Я могу придумать лучший способ, чем заняться эти несколько минут, пока мы не поедем забирать Дженни.

— Я тоже. — Бен скользнул руками под свободный свитер, который на ней был. — И еще много, много минут в оставшиеся годы нашей жизни я буду доказывать, как сильно тебя люблю.

Она улыбнулась, и тогда он наклонился, чтобы прижаться к ее шее. Где-то в уголке ее сознания прозвучали слова: Когда-нибудь вы поймете… ты и Бен.

Любовь дала ей второй шанс в этой жизни. Любовь непременно соединит их вместе и после смерти.