— Марина! Мы вас выписываем. Соберите свои вещи.
Она медленно отвернулась от окна в больничной палате, где провела несколько последних дней. Было все еще трудно запомнить, что теперь ее зовут Марина Деверо.
— Я готова. — Голос звучал хрипловато, но Маринина сестра Джилиан, казалось, не замечала этого, значит, таким он и должен быть.
Светловолосая женщина пониже ее ростом пересекла комнату и обняла ее.
— Не могу дождаться, когда ты уедешь отсюда. Может быть, когда ты вернешься домой, к тебе возвратится память.
Марина также обняла ее. Она никогда не знала сестринской любви, а Джилиан оказалась исключительно хорошим другом. И каждый раз, когда она упоминала о потере памяти, Марина испытывала чувство вины и даже печали. Ей причиняло острую боль сознание того, что сестра, за которую Джилиан ее принимает и о которой заботится, уже далеко отсюда.
— Возможно, — неопределенно ответила она. Разве станет она объяснять, что с памятью у нее все в порядке? И что она никогда не вспомнит детских забав, которые были у Джилиан и Марины? А якобы потеря памяти необходима ей, чтобы скрыть правду, иначе на нее обрушится вся мировая пресса? Ее воспоминания — это воспоминания Кэрри Брэдфорд, женщины, которая, по сообщению местной газеты, была похоронена вчера. Теперь она ни с кем не может поделиться своими воспоминаниями…
Тридцать минут спустя Джилиан отпирала дверь квартиры, где жила Марина вместе со своим мужем Роном Деверо. Отойдя в сторону и пропуская вперед сестру, Джилиан сказала:
— Надеюсь, ты не очень расстроишься, оставшись здесь одна. А если что-нибудь вспомнишь, так это то, как вы с Роном были здесь счастливы. — Голос ее прервался, и она помолчала, чтобы взять себя в руки. — Мне очень жаль, что Рон не выжил после этого несчастного случая, но я рада, что ты осталась жива.
Марина обняла свою… свою сестру.
— Я тоже рада, Джил. Ты не могла бы рассказать мне, что с нами произошло? Я ничего не помню, а доктора мне сообщили очень мало.
— Возможно, они хотели, чтобы ты вспомнила сама, — с сомнением сказала Джилиан.
— Думаю, они не очень на это надеются. Многие жертвы амнезии не могут восстановить в памяти даже несчастный случай, который вызвал это состояние. — Прозвучало достаточно убедительно. На самом же деле она процитировала брошюру, которую принес ей доктор, когда она попросила дать ей побольше информации об амнезии.
Хотя Джилиан, кажется, это не убедило, она молча согласилась.
— Вы с Роном катались на парусной лодке.
— У нас была яхта?
— Маленькая. «Леди моей мечты». Рон купил ее сразу после вашего знакомства, когда узнал, что ты очень любишь ходить под парусами. Вы плыли по заливу.
— По Чесапикскому заливу?
— Да. Внезапно быстроходный катер врезался в борт вашей лодки. Катер пострадал, но продолжал двигаться. Власти все еще пытаются его найти.
— А что случилось с нами? Джилиан вздохнула и опустилась на шелковый в полоску пуфик, стоящий в прихожей.
— Ты уверена, что хочешь еще раз все это пережить?
— Извини, если это причиняет тебе боль. Но я просто хочу иметь ясную картину случившегося, вот и все.
— Доктор сказал, что Рон сломал шею и умер мгновенно. Вас обоих выбросило в воду, а «Леди» развалилась. Несколько человек, находившихся поблизости, видели, что произошло, и поспешили на помощь. Когда они доплыли, то увидели, что ты цепляешься за корпус лодки и поддерживаешь Рона. Они подобрали вас, а машина «Скорой помощи» уже ждала на пирсе. В больнице сразу же увидели, что Рон мертв, а ты наглоталась слишком много воды и ударилась обо что-то головой, но врачи считали, что ты выживешь. — Джилиан подняла голову, и Марина увидела, что слезы размыли ее идеально подкрашенное лицо. — Но внезапно у тебя остановилось сердце. Врачи не могли понять почему. Мне сказали, что, видимо, голова пострадала гораздо серьезнее, чем они первоначально предположили.
— А что было потом? — еле слышно спросила она.
— Пока врач выписывал свидетельства о смерти и меня спрашивали о возможности пожертвования больнице ваших внутренних органов для пересадки другим больным, вошла медсестра и сказала, что ты снова начала дышать. И при этом была настолько испугана, что я в жизни не видела ничего подобного! — Джилиан слегка улыбнулась, тщательно промокнув слезы. Помедлила, затем взглянула на Марину. — Ты и правда ничего не помнишь?
— Ничего. — Это не ложь, уверяла она себя, чувствуя неловкость. У нее не было Марининых воспоминаний. Она взяла Джилиан за руку и, когда та поднялась с пуфика, попросила:
— Покажи мне, пожалуйста, квартиру. Предположим, что я никогда не бывала здесь раньше.
— Что за странность — показывать сестре ее собственную квартиру!
— Знаю. — Марина улыбнулась. — Я тоже чувствую себя нелепо.
Джилиан остановилась посередине прекрасно меблированной гостиной.
— Интересно, узнаешь ли ты наш магазин?
— Я очень хочу его увидеть. Возможно, завтра.
Джилиан рассказала ей о том, что они являются совладелицами популярного магазина детских книг и игрушек, который называется «Детский городок». Сестры начали с нуля лет десять назад.
Как она будет там работать? Она все время, была женой, создающей семейный уют, и не работала с тех пор, как окончила колледж. А последние два года занималась своей малышкой. Правда, ее дипломная работа по окончании колледжа была посвящена детскому воспитанию. Но Бен весьма решительно настаивал, чтобы она не работала. Она слишком его любила и не хотела перечить, а вскоре ей и самой понравилось заниматься только семьей и домом.
Джилиан продолжала экскурсию, Марина следовала за ней, делая попутные замечания, пока они наконец не вошли в большую спальню Рона Деверо и его жены. В прекрасной, ручной работы серебряной рамке на туалетном столике стояла фотография — первая фотография, которую Марина увидела в доме.
Взяв ее в руки, Марина стала ее спокойно рассматривать. Мужчина и женщина выглядели беззаботными и счастливыми, уверенными в себе и в совместной жизни. Снимок был сделан на борту парусной лодки — возможно, «Леди», о которой ей рассказывала Джилиан. Рон стоял на палубе в черных плавках, его светлые волосы были растрепаны ветром, и широкая улыбка открывала прекрасные зубы и ямочки на щеках. Он был интересным мужчиной, в отличной форме.
Одну руку он держал на поясе, другой обнимал Марину. Она тоже улыбалась прямо в объектив. У нее были большие голубые глаза, большой рот и такие же прекрасные зубы, как у ее мужа. Когда делали этот снимок, волосы у нее были немного длиннее, чем сейчас, и белокурая прядь волос обвилась вокруг шеи Рона. Она была высокая, со стройными длинными ногами. Оранжевый купальник обтягивал гибкое тело. Талия была настолько тонкой, что обнимавшая ее рука мужа закрывала пупок.
Она была прекрасна. Она?.. Теперь я. Впервые чудовищность положения дошла до новой Марины. Она уже никогда не будет Кэрри Брэдфорд, женой Бена и матерью Дженни. Теперь она Марина Деверо, владелица магазина, а единственный ее родной человек — это сестра. Все, на что она может надеяться, — это быть поближе к Бену и Дженни, она должна знать хотя бы, все ли у них в порядке.
А что потом? Впереди у нее целая жизнь. Она была уверена, что это тело дано ей не на какое-то время, а навсегда. Чем будет она теперь заполнять тысячи пустых часов целый год? А десять лет?
Дженни ковыляла по осенним листьям, устилавшим двор, и заливалась счастливым младенческим смехом, увертываясь от Мейджера, который бегал вокруг нее. Бен уже собирался отозвать пса, но тот остановился буквально в дюйме от Дженни, чуть не повалив ее.
Бен не смог сдержать нежную улыбку, направляясь к дочери. Она довольно прочно стояла на своих маленьких пухлых ножках. Как он ценил эти субботы! Эти драгоценные отрезки времени, которые проходили так же быстро, как быстро росла и менялась Дженни.
— Пора идти домой, Джен, — позвал он.
— Не хо-тю!
Бен засмеялся. Обычно дети в возрасте до двух лет говорят только «мама — папа — дай». А у его дочери одной из первых фраз стала «Не хочу»… Но радостное настроение сразу исчезло — он вспомнил Кэрри. Она бы поразилась, как быстро Дженни начала говорить. Несчастный случай, который унес ее жизнь, произошел около трех месяцев назад. Боже, он и подумать не мог, что будет праздновать двухлетие дочки без Кэрри. Неужели когда-нибудь утихнет боль утраты?
Может быть, никогда, печально подумал он. А может, через миллион лет, когда стихнет чувство вины. Если бы он в тот день повнимательнее смотрел за Дженни, а не размышлял о том, что тяжелые роды положили конец их мечтам иметь много детей, то его любимой дорогой жене не пришлось бы бросаться под грузовик, чтобы спасти Дженни. Может быть, Бог простит его, потому что Бен никогда не смоет кровь Кэрри, которая текла по его рукам, пока он пытался поднять ее…
Мейджер залаял и побежал в дальний угол огороженного двора, стал вертеться и прыгать, яростно рыча, как и положено сторожевой собаке. Это могло бы напугать любого, кто не знал его покладистого нрава. — Мейджер! К ноге!
Но пес не послушался. Бен вздохнул. Кэрри была единственным человеком, которому этот собачий кретин подчинялся беспрекословно. Он держал Мейджера взаперти все утро, так как в соседний дом въезжали новые жильцы и, как только грузовик с вещами появлялся на подъездной аллее, пес лаял как бешеный.
Дженни тоже побежала через кустарник к забору — так быстро, как только позволяли ее маленькие ножки. Бен снова вздохнул. Он бы никогда не поверил, если бы ему кто-нибудь сказал, что двухлетний ребенок может быть таким своенравным. Он двинулся к забору, чтобы забрать обоих — ребенка и собаку, — как вдруг хрипловатый женский голос приказал:
— Мейджер, сидеть!
К его удивлению, пес моментально уселся. Наступило полное молчание.
Несколько настороженно Бен двинулся через кусты и подошел к забору из металлической сетки. Дженни безостановочно лепетала что-то, вцепившись крохотной ручкой в шерсть Мейджера.
По другую сторону забора сидела на корточках женщина, просунув пальцы сквозь сетку. Мейджер лизал ее пальцы, как будто они покрыты сиропом. Женщина внимательно слушала Дженни, а когда подошел Бен, взглянула на него.
Он хотел заговорить, но слова застряли у него в горле. Как мужчина он не мог не обратить на нее внимания, а как вдовец — отказывался проявлять какой-либо интерес. Волосы у нее были светлыми — живыми, солнечно-золотистыми, одной длины. Они свободно падали и загибались ниже подбородка, мягкая легкая челка закрывала лоб. Искусная стрижка обрамляла огромные серо-голубые глаза, господствовавшие на нежном, сердцевидной формы лице. В настоящее время эти глаза серьезно изучали его.
— Привет! — Она поднялась и встала по другую сторону забора. Она была высокого роста — может, всего на несколько дюймов ниже его, а в нем было шесть футов. — Я Марина Деверо. Не могла отказать себе в удовольствии поговорить с вашей малышкой. Она просто прелесть.
Даже в спокойном состоянии уголки ее большого рта были приподняты. Улыбка, сопровождавшая эти слова, излучала тепло, которого он не ощущал уже много дней. Оно согревало Бена, смягчая давящую на сердце боль.
— Спасибо. — Она выбила его из колеи, и, чтобы вернуться в прежнее состояние, он сказал первое, что пришло в голову:
— Откуда вы узнали, как зовут мою собаку?
Ее глаза слегка расширились, и, нерешительно улыбнувшись, она ответила:
— Я слышала, как вы давали ей команду. Бен оказался в глупом положении. И рассердился на себя. Он не хотел, чтобы его вопрос обидел соседку, и протянул ей руку, пытаясь улыбнуться:
— Бен Брэдфорд. Извините за грубость. Проклятый пес никогда не слушается меня, вот я и позавидовал вашему мгновенному успеху.
Она снова улыбнулась. На ее розовых щеках появились две глубокие круглые ямочки.
— Я люблю животных. Он у вас метис? Бен кивнул. Он незаметно скользнул ладонью по джинсам, пытаясь стереть нервное напряжение, оставшееся от прикосновения ее маленькой руки.
— Колли с овчаркой. — Эти слова вызвали в нем болезненное воспоминание о том, как Кэрри тащила его от одного ряда к другому по бетонной дорожке, с обеих сторон которой были клетки. Она сразу влюбилась в щенка с мощными лапами, как только увидела его. — Я держал Мейджера взаперти, чтобы он не лаял и не мешал вам переезжать. Вы одна из наших новых соседей?
— Одна — и единственная. — Она поколебалась. — Мой муж недавно погиб, несчастный случай на заливе. Я очень удачно нашла этот дом. Это как раз то, что надо, если необходимо сменить обстановку.
— Примите мои соболезнования. — Теперь он знал все, что положено говорить в таких случаях.
Она опустила глаза и наклонила голову в ответ на его слова. Ему хотелось сказать, что он и сам знает, как нелепо себя чувствуешь, когда люди говорят тебе эти общепринятые, хотя и искренние, фразы. Но он не был готов говорить с незнакомым человеком о Кэрри, да и момент был упущен. И потому заключил:
— Приятное соседство. Вам здесь понравится.
— Сколько тебе лет? — Новая соседка опять присела на корточки и заговорила с Дженни. Когда малышка гордо вытянула один палец, она засмеялась:
— Держу пари, что у тебя скоро день рождения. И тогда тебе будет два годика. — Она вытянула два тонких пальца, изобразив букву «V». — Два!
— Второго ноября, — сказал Бен. — И тогда она уже будет у папы большой девочкой.
— Я — два, — засмеялась Дженни. Потом улыбнулась отцу лукавой улыбкой:
— Па-па два.
Бен подхватил ее на руки и накрыл своими пальцами ее маленькие пухленькие пальчики.
— Ты дразнишь папу? Сейчас я приготовлю тебе ланч, солнышко.
Дженни завизжала от радости. Когда он ее опустил, она взяла его за руку и потянула к дому:
— Ланть, па-па!
Бен кивнул и улыбнулся Марине:
— У этого ребенка одно только на уме. Стоит упомянуть о еде, ей сразу хочется есть. Приятно было познакомиться с вами. Удачи вам на новом месте.
— Спасибо. Думаю, она мне понадобится, — улыбнулась Марина.
Бен поднял дочку и посадил ее на широкие плечи.
— О'кей, Джен. Пошли кушать. Я приготовлю тебе омлет.
Марина смотрела, как мужчина с ребенком и прыгавшая за ними большая собака приближались к своему дому. А когда вся троица скрылась за дверью и она представила себе, как они вошли в прихожую, слезы брызнули у нее из глаз. Сердясь на саму себя, она пошла прочь.
Зачем я все это затеяла?! Не надо было возвращаться. Расправив плечи, она медленно двинулась через двор к купленному ею дому. Джил подумала, что ее сестра сошла с ума, если решила оставить свою роскошную квартиру и перебраться в тихий пригород Таусона. Но, кажется, все поняла, когда Марина сказала, что ей нужно начать заново.
Марина и не мечтала купить дом по соседству с Беном, она только хотела убедиться, что он справляется без нее. Но когда месяц назад проезжала здесь, в напрасной надежде хотя бы мельком увидеть своего мужа и дочку, то заметила на доме Карсонсов табличку «Продается». У нее были кое-какие сомнения, этично ли использовать страховку Рона для покупки дома. Но, подумав, она решила, что Рону и прежней Марине уже все равно…
Она повесила пальто на кухне и приготовила чашку своего любимого яблочно-коричного чая без теина. Бен и Дженни не выходили у нее из головы. Она не знала, что они во дворе, когда вышла взглянуть на свою теперь цветочную клумбу — пора было сажать луковицы, если она хочет, чтобы цветы выглядывали из-под снега весной. А Бен — помнит ли он, что в этом году нужно рассадить тюльпаны, растущие перед домом?
Вероятно, нет. Бен никогда не увлекался благоустройством участка, украшением его, особенно если это требовало не просто ухода, а каких-то переделок. Она заметила, что лужайка выглядит хорошо — трава аккуратно подстрижена… И чуть не бросилась навстречу, когда Мейджер с лаем выбежал к ней из кустов. Ее реакция была непроизвольной, и пес отреагировал на ее интонацию, хотя сам голос звучал теперь по-другому. Мейджер вел себя так, будто знает ее. Возможно ли такое? Бедный Мейджер! Она без него тоже скучала. Затем она увидела Дженни, и сердце сжалось — ей так хотелось схватить свою крошку, прижать ее крепко к себе!
Впервые за три бесконечных месяца она увидела Дженни. И хотя она радовалась успехам своего ребенка — как много она говорит, как хорошо ходит, — ей было тяжело думать о том, что она пропустила все происшедшие перемены и пропустит те, которые еще будут происходить. Она присела, чтобы поговорить с Дженни, и тут появился Бен…
Впредь надо быть очень и очень осторожной, чтобы не показать ему, что она знает его семью. Случай с собакой озадачил Бена. А его реакция поразила ее. В какое-то мгновение ей показалось, что он все знает.
Он похудел, но все равно выглядел хорошо. Прямые темные волосы были подстрижены так же, как и раньше, — они спадали на лоб с бокового пробора, а солнце высвечивало ямочку на квадратном подбородке, которая ей всегда так нравилась. Четко очерченные губы, по которым она очень любила проводить пальцем, теперь не улыбались. Не улыбались больше и зеленые глаза, в которых раньше всегда светились веселые искорки.
Бен выглядел уставшим, и более того — он выглядел несчастным. Печаль отпускала его только в те мгновения, когда он разговаривал с Дженни.
Она понимала, как он себя чувствует. Она тоже потеряла все, даже самое себя. Особенно тяжелыми оказались выходные дни — огромные, ничем не заполненные отрезки времени, которые надо было чем-то занимать. Плохо было и ночью, когда ей хотелось прижаться к Бену, а вместо него она находила рядом холодную подушку. Но ужаснее всего — иногда ей казалось, что она слышит плач Дженни. Несколько раз она даже вскакивала и спускалась в холл, прежде чем возвращалась к действительности.
Дыхание ее стало отрывистым, слезы подступили к горлу. Марина поспешно поставила чайник на стол. Боже мой, неужели так все и будет до конца моих дней? Раз в месяц мельком увидеть своего мужа и дочь, да и то если повезет?
Она заполнила свою жизнь делами донельзя — так усердно работала в магазине, что удивляла даже сестру. Но ей нужно было что-то еще. Нечто такое, что удерживало бы ее от желания побежать к соседским дверям, предлагая вымыть пол, лишь бы снова увидеть Бена и Дженни. Нечто такое, что заполнило бы пустоту беспокойных ночей, когда ее тело тосковало по мужу, спавшему в соседнем доме. Может, завести кошку или собаку?
Марина была не из тех, кто жалеет себя. Она задумалась, вытерла глаза полой рубашки. Неплохая мысль, Кэр… Марина. Животное в доме составит ей компанию и утешит. Да, домашнее животное, на которое она может излить свою невостребованную любовь, — это как раз то, что надо.
— Идем играть! — Дженни скакала на переднем крыльце в предвкушении события.
— О'кей, солнышко, уже пора. Пошли. Бен закрыл дверь, оставив лающего пса дома — этот дуралей будет только мешать им. Повесив на плечо маленькую видеокамеру, он взял Дженни за ручку, помог ей сойти со ступенек и повел по дорожке. Когда они подошли к дому Марины Деверо, он немного помедлил. Но фонари над крыльцом горели, значит, она ждала ряженых детей. Он открыл калитку, пропустил Дженни вперед, затем вошел сам.
— Все в порядке, Джен. — Он давал ей последние наставления. — Ты подойдешь к двери и громко постучишь. Когда мадам Деверо выйдет, ты скажешь: «Не узнала — угощай!».
Наряженная львом Дженни заковыляла вперед и осторожно вскарабкалась на единственную ступеньку. Львиный хвост волочился за ней. Бен стоял сзади и снимал всю эту сцену видеокамерой. Когда Дженни обернулась и нерешительно посмотрела на него, Бен подбежал, позвонил в дверь и вернулся на прежнее место.
Дверь открылась почти мгновенно. Лицо Марины расплылось в широкой улыбке, едва она увидела на крыльце маленького львенка. Марина была в розовом облегающем костюме и казалась еще красивее, чем когда он видел ее в прошлый раз.
— О Боже, — сказала она, испуганно округляя глаза. — Что это за свирепый лев? Я надеюсь, он меня не съест?
Дженни через плечо посмотрела на Бена, ее личико, выглядывавшее из-под капюшона, выражало растерянность.
— Ну же, малышка! Ты помнишь, что я тебе говорил?
Марина нагнулась к Дженни.
— У меня есть кое-что для голодных львят. — Она показала Дженни вазочку со сладостями. — Ты знаешь, что говорят в канун Дня Всех Святых?
Дженни улыбнулась и прижалась к Марининому колену. Она лукаво смотрела сквозь ресницы, но не произносила ни слова.
— Давай, Джен, — ободрил ее Бен. — Ты помнишь, что надо сказать?
— Узнал-узнал! — закричала вдруг Дженни, вспомнив свою роль.
Лицо Марины озарилось, как будто ей только что преподнесли дорогой подарок.
— Какая ты умница, Дженни. — Она протянула вазочку с конфетами и дала малышке выбрать.
— Я не очень-то надеялся, что она сможет все сказать, как надо, — заметил Бен, продолжая снимать. — Но она стала такой самостоятельной последнее время. Все хочет делать сама.
— Вам, наверное, тяжело управляться с ней? Бен кивнул, рассеянно наблюдая, как Дженни опустилась на ступеньку, села и стала сдирать обертку с выбранной ею конфеты.
— У меня какое-то странное чувство, когда я вижу, как она растет. Порою даже хочется, чтобы она всегда оставалась маленькой и беззащитной… — Он немного помедлил, потом решил, что сейчас настал подходящий момент рассказать о Кэрри, и выключил видеокамеру. — Моя жена погибла в дорожной катастрофе, это было в июле. Дженни еще слишком мала, чтобы все понять, но и ей было очень тяжело. Она видела, как ее мать сбил грузовик… — Слова повисли в воздухе, у него не хватило сил продолжать. Бен не решался взглянуть на Марину — боялся, что не вынесет проявления сочувствия с ее стороны.
— Па-па! Вон ба-ба-ка!
Бен оглянулся на восклицание Дженни, и Марина простонала:
— Каррамба! — Экзотическое ругательство говорило о том, что она здорово рассердилась.
В этот момент маленькая белая собачка прошмыгнула у Бена под ногами, и Марина бросилась с крыльца в погоню за ней. Дженни завизжала от восторга.
А Бен прирос к месту. Кэрри, когда что-то выводило ее из себя, произносила это же самое слово. Он наблюдал за тем, как Марина поймала маленькую дрожащую собачку и осторожно ее подняла. Интересно, кто научил ее так необычно ругаться? И ругается ли она вообще? Кэрри ненавидела бранные слова. И хотя после рождения Дженни ему порой хотелось чертыхнуться как следует, дома он никогда себе этого не позволял.
Соседка вернулась к крыльцу, обеими руками прижимая к себе собачонку.
— Извините за переполох. Она здесь первый день. С ней жестоко обращались, и она еще боится всего на свете, даже меня. — Маринин взгляд встретился со взглядом Бена. — Мне очень жаль, что с вашей женой случилось такое несчастье. Жизнь иногда жестока.
— Да. — Надо было сменить тему разговора. Сегодняшнюю ночь он не сможет не думать о Кэрри. Бен протянул руку к собачке, что дрожала и скулила у Марины на руках. — Она напугана. Как ее зовут?
— Я назвала ее Лакки — Счастливица. Потому что ей действительно повезло, она получила второй шанс. Прежние хозяева запирали ее в чулане без еды и питья, когда уходили. И били ее каждый раз, когда она лаяла.
Бен пришел в ярость:
— Мерзавцы! За такое надо арестовывать. Как вы ее нашли?
— В обществе защиты животных. У меня есть еще пушистый белый кот. Я очень люблю животных. — Марина застенчиво пожала плечами. — Мне нужно, чтобы кто-то был рядом. Дом ужасно пустой.
Глаза у нее затуманились, и, прежде чем она опустила ресницы, Бен увидел в них боль. Ему так захотелось тепла, которое она излучала в прошлую встречу!
— Не зайдете к нам завтра, чтобы помочь Дженни управиться с конфетами? А то она все их съест. Вы бы оказали мне большую услугу, — сказал он и сам удивился, зачем приглашает эту красивую одинокую женщину к себе в дом. Он не собирался подыскивать замену Кэрри.
— Спасибо. Но я не ем сладкого. Это яд. И опять Бена поразило ощущение, что все это уже было. То же самое сказала бы и Кэрри!
— Моя жена была такого же мнения, — вырвалось у него непроизвольно.
Марина отвела глаза и посмотрела вниз, на Дженни. Ее лицо разгладилось, выражение беспокойства и озабоченности сменилось улыбкой.
— Вы правы, малышка не должна есть столько сладкого. — Она повернулась к двери, чтобы унести Лакки. — Подождите минутку, я возьму фотоаппарат и мокрое полотенце, пока вы не пошли со следующим визитом.
Бен посмотрел на Дженни и рассмеялся. Девочка сидела на крыльце, не обращая внимания на разговор взрослых. Она открыла с одного конца подаренную Мариной конфету и сосредоточенно ее сосала. Лицо и руки были перепачканы шоколадом, волосы закрыты капюшоном, а сверху торчали львиные уши — забавное зрелище.
Пока Бен стоял, разглядывая дочку, Марина вернулась. Она присела на корточки, сфотографировала Дженни, затем повернулась к Бену:
— Подойдите к ней. Я отдам вам снимки, как только их проявят. Остался последний кадр.
Бен присел рядом с дочкой и улыбнулся в объектив. Затем Марина отложила фотоаппарат, нежно вытерла лицо и руки Дженни и быстро поцеловала ее покрытую капюшоном головку.
— Веселись, детка! — Она подарила Бену одну из своих теплых улыбок. — Спасибо, что привели ее. Вы сделали мне такой подарок!
Бен кивнул, внезапно почувствовав неловкость.
— До встречи. — И повел Дженни к следующему дому. Он не был увлечен Мариной. Он любил Кэрри — все еще любил. Тогда почему же ему хотелось вернуться и провести оставшийся вечер в ее компании, почему она действовала на него так успокаивающе?..