Марина не воспользовалась приглашением Бена прийти в пятницу. Она хотела пойти, очень хотела, но увидела выражение паники на его лице в тот момент, когда он импульсивно пригласил ее в гости. Он все еще скорбел по своей жене.

В субботу она пошла в фотоателье и попросила сделать с нескольких последних негативов по две фотографии — она не могла упустить возможность взять себе на память изображение тех, кто был частью ее самой. Остальные же кадры запечатлели ее магазин, новый дом, собаку и кота.

Когда она подходила к дому Бена после одинокой вечерней трапезы, то говорила себе, что не задержится у него надолго. Она зайдет, только чтобы передать фотографии.

— Привет. — Бен выглядел встревоженным, открывая дверь. На нем была кремовая водолазка, которую она купила ему к Рождеству два года назад. Широкие плечи казались еще шире. Волосы у него были взъерошены, щеки раскраснелись. Интересно, чем он занимался?

— Привет. Я принесла ваши с Дженни фотографии. Очень хорошо получилось. Думаю, вы захотите их оставить. — Перестань болтать, Марина!

— Спасибо. — Он улыбнулся и отступил назад. — Заходите! Мы с Дженни еще не закончили борьбу. Будете судьей?

Напряжение спало, и она улыбнулась в ответ. Бен помог ей снять пальто и повесил его в стенной шкаф.

— Боюсь, вы пожалеете. Сестра говорила мне, что в детстве я совсем не умела драться.

Как только слова сорвались с языка, она задержала дыхание. Каррамба! Всегда я так — сначала говорю, а потом думаю. Теперь она не могла себе этого позволить. Меньше всего ей хотелось говорить Бену о потере памяти. У него слишком хорошая реакция, чтобы он не заметил, как странно она рассказывает о своем прошлом.

К счастью, он никак не отреагировал на ее слова и провел в гостиную. Дженни сидела на кушетке с задранной рубашкой и прижимала к груди запеленатую куклу. Она улыбнулась Марине, но продолжала что-то нашептывать кукле.

Марина улыбнулась в ответ, затем взглянула на Бена, подняв брови:

— Она уже играет в дочки-матери. Бен состроил гримасу.

— Этим еще не все сказано. — Он повернулся к Дженни спиной и прошептал:

— Она кормит свою куклу грудью.

— Что она делает? — удивилась Марина и чуть было не засмеялась, но потом сделала вид, что закашлялась. — Где же она могла этому научиться?

Бен тоже засмеялся. От Марининых слов его глаза затуманились.

— Я ей показывал фотографии ее матери, и на некоторых из них Кэрри кормила малышку грудью. Потом я увидел, что Дженни пытается делать то же самое. — Он в смущении пригладил рукой волосы. — Одному Богу известно, что меня ожидает, когда она станет подростком. Даже мысль об этом приводит меня в ужас.

— Да, я вас понимаю.

Бен снова улыбнулся, но в этой улыбке не было радости.

— Хотите что-нибудь выпить? У нас есть яблочный и клюквенный сок, молоко, чай со льдом и содовая.

На этот раз она не хотела снова попасться из-за собственной глупости. Если она назовет свой любимый сорт чая, он наверняка подумает, что здесь что-то не так.

— Спасибо. Фруктовый сок, пожалуйста. Бен пошел на кухню, а она поспешила к Дженни. Комната выглядела почти так же, как и раньше: кушетка и кресла, обитые тканью в зеленую с золотом полоску, и тяжелая деревянная мебель. Ее любимое бронзовое блюдо, наполненное сушеными цветочными лепестками, по-прежнему стояло в таком месте, чтобы Дженни не достала. Книжные полки располагались по бокам камина, на нижних полках стояли игрушки Дженни. Некоторые из них Марина еще не видела.

— Ты — мама? — спросила Марина, присев на кушетку рядом с Дженни. Малышка энергично кивнула:

— Да, мой бэ-би пьет мо-ко мамы. Марина была поражена. Она быстро сосчитала: шесть слов! Ее затопила волна родительской гордости. Предложение из шести слов! А ей еще нет и двух лет.

— Твоя дочка пьет мамино молоко?

— Ага. Бэ-би любит мо-ко.

— А ты любишь молоко? — Она хотела, чтобы Джен продолжала говорить.

К удивлению Марины, девочка покачала головой:

— Джен не пьет мо-ко. Ма-ма уш-я. У Марины комок застрял в горле, и она с трудом продолжила:

— Твоя мама любит тебя, Дженни, хотя ты и не можешь ее больше видеть. Она тебя очень, очень любит, и она всегда будет в твоем сердце. — Голос ее звучал напряженно. Посмотрев вверх, Марина увидела стоящего рядом Бена с напитками и попыталась смягчить ситуацию:

— Когда-нибудь из нее выйдет отличная мама.

Бен смотрел в свой бокал, не улыбаясь.

— Кто знает, захочет ли она стать мамой! Дженни предстоит расти, осознавая, что в жизни нет никаких гарантий. Ей не придется объяснять, что жизнь коротка. Кто знает, как… смерть Кэрри… отразится в дальнейшем на ее развитии и восприятии действительности?

Слова были пронизаны печалью. Марина инстинктивно приподнялась, протянула к нему руку. Она страстно хотела сказать, что он ошибается: жизнь вечна.

— Па-па. — Голосок Дженни дрожал. Они прекратили разговор и повернулись к малышке. — Я хо-чу к ма-ме, — сказала она, засунув в рот большой палец.

Бен нежно поднял ее. Прижав к плечу, потер ее маленькую спинку. Глаза его были закрыты, а лицо исказилось страданием.

— Я знаю, моя сладкая, знаю. Может, пойдешь спать? И во сне ты увидишь свою маму. — Он повернулся к Марине:

— Мне надо уложить ее. Она почти всегда капризничает, когда устает.

Марина тут же поднялась, едва сдерживая слезы.

— Все в порядке. Мне уже пора уходить.

— Нет. — Бен покачал головой. — Я еще не посмотрел фотографии. — Он указал на музыкальный центр, занимающий почти всю стену:

— Подберите себе музыку, какую любите. Я вернусь через несколько минут.

Марина послала Дженни воздушный поцелуй, и Бен унес малышку из комнаты. Вынув фотографии из кармана, она положила их на кофейный столик. Затем повернулась к музыкальному центру. Ей не надо было изучать многочисленные записи, выбирая, что ей нравится. Один из ее любимых альбомов стоял близко. Очевидно, Бен не часто слушал музыку. Она могла поклясться, что диск находится на том же месте, куда она его ставила последний раз.

Мелодия гармонично сочетающихся духовых инструментов и акустической гитары наполнила комнату, а когда зазвучал голос певца, Марина стала тихонько подпевать. Было трудно поверить, что теперь она может петь. Кэрри любила музыку, но ей не удавалось передать мелодию так, чтобы она была узнаваемой. Низкое контральто Марины стало для нее приятным сюрпризом. Мелодии, которые звучали у нее в ушах, она легко воспроизводила, когда начинала петь.

Она поднялась с пола, где сидела, рассматривая новый кукольный домик, который кто-то подарил Дженни, и столкнулась лицом к лицу с… собой.

Бен поставил ее фото на полку на уровне глаз. Она тут же вспомнила снимок, хотя он еще не был увеличен и вставлен в рамку, когда она видела его в последний раз. Бен снял ее без подготовки, внезапно и с близкого расстояния. Это было прошлым летом, за несколько недель до… На нем Кэрри пропалывала клумбу, и видны были только ее голова и плечи среди моря цветов. Она смеялась чему-то, что сказал Бен, и глаза светились весельем. Ее темные вьющиеся волосы были стянуты сзади заколками; эту прическу Бен очень любил. Такой же, как и у Дженни, вздернутый нос обгорел…

Одиночество. Глядя на эту фотографию, Марина испытывала безутешное чувство утраты. Знакомые черты вызывали боль в сердце. Впервые она поняла, что тоже скорбит. И не потому, что утратила свой стиль жизни, а потому, что лишилась самой себя. До этого момента она не имела возможности увидеть себя прежнюю. Одному Богу известно, сколько бы она отдала, чтобы, взглянув в зеркало, снова увидеть свое прежнее лицо. Слезы застилали ей глаза, когда она взяла фотографию и провела по ней дрожащим пальцем. Соленая слезинка упала на стекло, и она поспешно вытерла ее.

В этот момент две руки опустились ей на плечи. Она чуть не закричала и повернулась с такой поспешностью, что ударила фотографией в грудь Бена.

— Извините… Я только…

— Все в порядке. — На какое-то мгновенье его руки напряглись. — Я привыкаю видеть лицо Кэрри здесь. Когда я в первый раз поставил сюда эту фотографию, было очень тяжело на нее смотреть. Но это надо было сделать для Дженни. И, возможно, для себя тоже. — Он взял фотографию из ее слабых пальцев и снова поставил на полку.

— Это так тяжело… — Марина беспомощно опустила голову, из ее глаз скатилось еще несколько слезинок. Она ненавидела себя за то, что приходится обманывать Бена. Но она никогда не смогла бы объяснить ему причину своих слез.

— Я понимаю. — Его голос был тоже хриплым.

Не в силах сдержаться, Марина коснулась его лица. Рука скользнула по его подбородку, затем по густым прямым волосам. Вот почему я не могу его покинуть. Я нужна ему. Она обняла его сильные широкие плечи, потому что они задрожали. А он судорожно сжал ее руки. Это объятие было красноречивее всяких слов.

Сколько стояли они так, успокаивая и утешая друг друга, Марина не знала. Но ее рыдания ослабели, и она стала осознавать, как крепко она прижата к высокому сильному телу Бена и насколько интимным оказалось вдруг это, объятие. И хотя тело уговаривало Марину остаться в той же позе — и она имела на это все права, — в ее сознании зазвенел сигнальный звонок. Она отстранилась от Бена. Ее грудь и живот чувствовали неприятную прохладу по мере того, как она отдалялась от него.

— Мне пора домой. — Она избегала его взгляда, пока он не коснулся пальцем ее подбородка и не приподнял ее лицо.

— Спасибо, что дали поплакать у вас на плече.

— Это было взаимно.

— Ага. — Его взгляд был напряженным. — Я думаю, что только тот, кто сам пережил утрату, может понять испытываемые при этом чувства.

— Да, я тоже так считаю. — Она отвела взгляд. Это была не та тема разговора, при которой она чувствовала себя спокойной. Умолчание — та же ложь. А это неприемлемо для нее — слишком ярки еще воспоминания о том, как ее… изучали и оценивали. Подаренную жизнь она должна прожить с честностью, добротой и нежностью, доступными человеческим возможностям. Она отодвинулась от Бена, избегая контакта, и направилась к двери. — Фотографии я положила на кофейный столик.

— Спасибо. Во вторник вечером мы будем отмечать день рождения Дженни. Вы не хотите к нам присоединиться? — спросил Бен и опять удивился тому, что пригласил ее.

Марина колебалась. Ей не следует идти. Опасно связывать себя с его семьей. Но найдется ли на свете женщина с такой силой воли, чтобы отказаться от возможности снова быть рядом со своим мужем и своим ребенком?

— Раз вы меня приглашаете, я заберу пока фотографии.

Бен щелкнул пальцами, и она увидела на его лице знакомую лукавую улыбку.

— Вы читаете мои мысли. Так вы согласны?

Всю дорогу от его двери до своего дома Марина терзалась. Безвольная тряпка! У тебя впереди и так, уйма времени, не надо встречаться с ними каждый день. Это становится слишком опасным, Марина!

Она заставила себя посмотреть правде в лицо: приглашение вовсе не означает, что ее захотят видеть здесь постоянно. И ей не следует быть такой общительной. Бен испугается ее навязчивости, и тогда она уже не сможет их больше видеть. Эта ужасная мысль поразила ее. А что, если Бен переедет? Тогда они бесповоротно уйдут из ее жизни. Или, еще хуже, если он снова женится?

Она понимала: в этом нет ничего невероятного. Бен обаятельный мужчина. Все женщины вылезли бы из кожи вон, чтобы привлечь его внимание, если бы только узнали, что он свободен. Она не сомневается, что он любил ее — то есть Кэрри, — но ему только тридцать два года. Одинокий мужчина, растит маленькую дочь. Мужчина, который почти каждую ночь их супружеской жизни отдавал любви. Мужчина, для которого большая семья всегда была идеалом в жизни…

Она вздрогнула, вспоминая, как далеки они были друг от друга во время их последней прогулки по парку. Она не знала, что ему сказать и как утешить. Ее мечты были разбиты, гнев и боль душили ее. Возможно, она была и напугана. Напугана тем, что Бен разлюбит ее теперь, когда знает, что у них не будет больше детей…

Она не могла себе представить Бена одиноким, как бы он ни переживал утрату.

Во вторник Марина составляла опись имеющихся в магазине маленьких заводных металлических зверюшек. Покупателей было мало, и Джилиан предложила воспользоваться этой возможностью и проверить запасы товара для выполнения новогодних заказов. Марина упорно считала, но мысли ее были далеко. Сегодня у Дженни день рождения. И я снова сегодня увижу Бена и Дженни!

— Заказать еще таких игрушек? — Голос Джилиан вторгся в ее радостные размышления. — Их начали раскупать, как только я их выставила.

— Я думаю, надо, — ответила Марина. Джилиан сделала пометку на листе бумаги.

— Хорошо. Так и сделаем. Я передам заказ завтра. — Она посмотрела на часы. — Пора закрывать магазин. Хочешь, пообедаем вместе? Я сегодня не пристроена.

— Ни одного свидания? — Марина была удивлена. Она по пальцам одной руки могла пересчитать дни, когда у Джилиан был свободный вечер с тех пор, как узнала ее.

— Ни одного. Я подумала, что ты оценишь, если сестра уделит тебе безраздельное внимание. Поэтому специально оставила сегодняшний вечер свободным.

— Очень мило с твоей стороны, — улыбнулась Марина. — Но у меня есть планы на этот вечер. Давай пообедаем вместе в другой раз, ладно?

— Конечно. — Джилиан казалась удивленной и, возможно, немного обеспокоенной. — Смею ли я узнать, какие у вас планы?

— Ничего особенного. Мой сосед хочет отпраздновать день рождения своей маленькой дочки. Ей сегодня исполняется два года.

— Сосед?! — Марина утвердительно кивнула, и Джилиан удивленно вскинула брови. — А у этого соседа есть жена?

— Нет. Его жену сбил грузовик. — Марина сосредоточила все свое внимание на подсчете деревянных пирамидок.

— Надо же, какое совпадение… А где ты с ним встретилась?

— Около забора. — Марине было трудно сделать так, чтобы голос звучал равнодушно.

— Ну и что он собой представляет?

— Если не бояться банальности, его можно назвать высоким, темноволосым и интересным. Джил покачала головой.

— У тебя внутри спрятан какой-то секрет, которого нет ни у кого из нас. С тех пор как мы повзрослели и стали обращать внимание на мальчишек, тебе всегда доставался самый потрясающий. Уверена, что ты приведешь в нашу семью экземпляр, который будет источать сексуальное обаяние так же, как простой смертный — пот.

— Насколько я знаю, ты тоже не обездолена, — парировала Марина. — А мы с ним только поговорили разок. Он все еще горюет и не стремится к более глубоким отношениям, чем те, какие у нас сейчас сложились. — Она незаметно скрестила пальцы, пусть даже это и не совсем ложь.

Сестра посмотрела сочувственно.

— Может, вам обоим пойдет на пользу, если рядом будет кто-то, с кем можно поговорить и кто тебя поймет. Ты рассказала ему о Роне?

— Только то, что узнала от тебя.

— И больше ничего не помнишь? — Джилиан протянула к ней руку, прежде чем Марина смогла заговорить. — Извини меня. Я дала себе слово, что никогда не буду напоминать тебе об этом. Просто чертовски трудно поверить, что твоя память сейчас как чистая грифельная доска. Мне все время хочется спросить: помнишь это? помнишь то? — и я не всегда успеваю остановиться.

От Марины не ускользнуло, что Джил на грани отчаяния. Она встала и крепко обняла сестру.

— Я знаю, как тяжело тебе, Джил. Если бы я ради тебя могла вспомнить, я бы вспомнила. — Но я не могу. Потому что я не та Марина, с которой ты вместе выросла, не твоя сестра, которую ты любила.

Временами она испытывала сильнейшее искушение сбросить с себя это бремя, разделить с Джилиан путаницу и боль, с которыми теперь жила. Но этого делать было нельзя — Джилиан не перенесла бы известие о смерти своей сестры. Марина полюбила Джил и испытывала радость от приятных, непринужденных отношений, общения с любимой сестрой, чего никогда не довелось испытать Кэрри. Джилиан была ее оплотом, когда она пыталась освоиться в те первые пустые дни, и она не смогла бы сделать ничего такого, что причинило бы ей боль.

— Возможно, это и к лучшему. — Джилиан распрямила плечи. — Я почти рада, что ты не тоскуешь по Рону. Когда вы встретились, было такое ощущение, что для вас теперь никого не существует. Никогда не думала, что можно так сильно любить. Вы поженились через десять дней после того, как встретились. Но и пять лет спустя любили друг друга так же, как в день, когда давали клятву верности. Я, честно говоря, не представляю, как ты перенесла его потерю.

— Может быть, мне и не следовало этого делать. — Голос Марины был тихим. В ее памяти снова возник светящийся длинный туннель и два существа, которые встретились и слились, став ослепительно яркой звездой. Да, она знает, что Рон и Марина любили друг друга… И вдруг она подумала о Бене. А у них с Беном такое же сильное чувство друг к другу? Она по-прежнему любит его всем своим существом… но так ли, как Марина — своего Рона?

Вечером, отдохнув немного, она направилась вниз по дорожке к парадной двери дома Бена. В руках у нее была корзинка, в которой лежали три коробочки в нарядной упаковке. Так приятно было выбирать подарок на день рождения своей дочке! Жаль только, что пришлось ограничиться тремя подарками. Было пять часов. Если Дженни не нарушает режим, то она должна уже проснуться после дневного отдыха.

Марина не ошиблась: едва Бен открыл дверь, выскочила, пританцовывая, Дженни. Бен стоял за ней в темно-синих брюках и белой рубашке с расстегнутым воротом. Он был так привлекателен, что Марине пришлось улыбнуться, скрывая, как стучит ее сердце.

— Привет, — сказал он.

Она с трудом выровняла дыхание.

— Привет. — Неужели это тепло в его глазах предназначено ей?

— Я паз-ник! Ма-ина мне по-дай-ки? Марина засмеялась и присела к Дженни.

— А что у меня в этой корзиночке? У кого сегодня день рождения?

Дженни взвизгнула и закивала:

— Угу!

— А, я знаю, у папы день рождения. Давай отдадим ему эти подарки. — Марина сделала такое движение, будто собиралась отдать корзиночку Бену.

— Нет па-па! Джен-ни день ро-не-нья. — Малышка с беспокойством тыкала пальчиком себя в грудь.

— День рождения у Дженни! А ты уверена?

— Угу!

— Ну, тогда все эти подарки — твои. Когда Дженни с надеждой прикоснулась к коробочкам, Бен засмеялся:

— Подожди одну минутку, моя сладкая. Еще рано их развертывать. Давай сначала проведем Марину в дом и познакомим ее с бабушкой.

Дженни тут же потянула Марину за собой в гостиную.

— Баба! Мои по-дай-ки? — Малышка отпустила Маринину руку и побежала через комнату к пожилой женщине, указывая на корзиночку, которую нес Бен.

Женщина встала. Она оказалась такой же высокой, как Марина. Ее седые волосы были аккуратно уложены, а недорогой свитер и брюки тщательно выглажены. Глаза были такого же яркого Орехово-зеленого цвета, как и у ее сына. Сейчас они смотрели на Марину с явным вызовом.

— Мама, — сказал Бен, — это наша новая соседка, Марина Деверо. Марина, это моя мама, Элен.

Они пожали друг другу руки.

— Приятно познакомиться с вами, миссис Брэдфорд. — Однажды она уже позволила Элен подчинить себя. Больше она никогда не сделает такой ошибки.

— Мне тоже, — ответила Элен. Ее рукопожатие было крепким, решительным, но коротким. Отпустив Маринину руку, она тотчас повернулась к Дженни:

— Сокровище мое! Давай я тебе помогу разложить все эти подарки. Они подождут, пока мы покушаем.

— Скоро можно садиться за стол, — сказал Бен. — Все будет готово через несколько минут.

— Вам помочь? — Марина пошла за ним на кухню, чтобы дать Элен успокоиться. Она помнила, что и с Кэрри Элен была так же сдержанна и холодна до тех пор, пока не убедилась, что Кэрри любит ее единственного сына больше всех на свете. А когда наконец приняла ее, то это было уже окончательно и бесповоротно. Прекрасно зная Элен, Марина была уверена, что для ее свекрови будет очень нелегко так быстро смириться с другой женщиной в качестве жены Бена.

Но это маловероятно. Пока.

— Поставьте, пожалуйста, на стол в столовой. — Бен указал на стопку тарелок и приборы. — Я разрешил Дженни выбрать меню, ведь сегодня ее день. Поэтому нам придется есть спагетти.

— А я как раз люблю спагетти. — Марина взяла тарелки. Она боялась, что выражение глаз выдаст ее потрясение. Моя кухня!

Она всегда держала кухню в полном порядке. У Бена, очевидно, много других дел. Нельзя сказать, что в кухне было грязно, однако в ней не было порядка. На длинном кухонном столе, где она обычно готовила еду, громоздились игрушки Дженни, которыми она могла играть только под чьим-нибудь присмотром. Марина содрогнулась при мысли о том, что же должно твориться в кладовке. Настенные часы, работающие от батарейки, остановились на семи минутах третьего. На полках над раковиной и по обе стороны окна стояли цветы в ярких кашпо, которым нечем было похвалиться, кроме увядших листьев. Цвела только африканская фиалка. Филодендрон, подвешенный на крючке в отгороженной части кухни, чувствовал себя получше, хотя листья и у него были блекло-желтые. Встроенный рабочий стол в дальнем углу был завален угрожающей грудой книг, газет, журналов, каталогов и другой макулатуры.

Она задержала дыхание, входя в столовую. Но здесь, как и в гостиной, вещи в основном остались на своих местах. Она быстро накрыла на стол, отложив маленький столовый прибор Дженни в сторону.

Когда вошел Бен с дымящимся блюдом соуса к спагетти, она спросила:

— А где высокий стул для Дженни?

— Она уже им не пользуется. — Бен кивнул в сторону кухни. — Там ее трон.

Марина быстро прикрыла глаза, направляясь на кухню за детским стулом. Как много она пропустила! Пока она стряхивала крошки с сиденья, комок в горле прошел. Но это все же лучше, чем если бы она не пришла совсем. По крайней мере она здесь, празднует со всеми день рождения дочки.

Обед был праздничным, и трое взрослых все свое внимание уделяли Дженни. После того как с едой было покончено, Бен забрал Дженни, чтобы снять передник до начала ее праздника.

Марина машинально стала собирать со стола.

— Вам не следует этого делать, — поднявшись, сказала Элен. — Вы же гостья.

Марина поняла намек, но взяла еще одну тарелку.

— Мне не трудно. Я живу одна, и мне редко приходится мыть посуду.

— Вы не замужем? Я бы сказала, что ваш дом несколько великоват для одинокой женщины.

Марина по опыту знала, что покровительственная манера Элен является скорее привычкой, чем преднамеренной попыткой обидеть. Отец Бена умер, когда тот был еще ребенком, и Элен пришлось работать, пока Бен не вырос, чтобы содержать обоих.

— Мой муж погиб несколько месяцев назад, — ответила Марина, — и я просто не могла оставаться в нашем доме. Мне нравится работать в саду, это меня утешает, поэтому я и поселилась здесь.

Элен была поражена.

— О, моя дорогая, извините меня! А вы знаете, что в июле Бен тоже потерял жену?

— Да, знаю, — кивнула Марина, когда они возвратились в столовую за следующей порцией грязной посуды. — Он говорил.

Глаза Элен затуманились слезами.

— Кэрри была… превосходной женой для Бена. Я ее любила как дочь. Это был такой удар!

Она поставила на кухонный столик фужеры и снова пошла в столовую.

Марина вытащила из-под раковины пластиковый таз для мытья посуды, положила в него мыльный порошок и стала наполнять водой. Потом открыла посудомоечную машину и начала ее загружать. Снова войдя в кухню, Элен открыла рот от изумления.

— Вам не следует мыть посуду. Я все сделаю сама, как только Дженни развернет и посмотрит подарки.

— Это займет очень мало времени. Было так мило с вашей стороны, что вы пригласили меня. И это самое меньшее, что я могу сделать в знак благодарности.

— Ну… спасибо. — Элен показала в сторону гаража:

— Тогда пойду достану торт-мороженое из морозильника. Пусть немного оттает, пока мы поиграем с Дженни.

Едва она скрылась за дверью, Марина принялась за посуду. Она вымыла те блюда, которые не входили в посудомойку, затем вытерла столик и протерла пыльные полки. На некоторых фиалках еще сохранилось немного зеленых листьев и появились новые побеги, поэтому она их полила. Потом набрала воды, чтобы полить филодендрон.

Едва она успела это сделать, как в кухню вернулся Бен, неся на руках Дженни.

— Чем вы занимаетесь? — В его голосе звучало недовольство.

— Я помогала Элен мыть посуду, а она пошла доставать торт. А потом я заметила, что ваши цветы надо полить. — Она поставила маленький кувшин, из которого поливала цветы, сложила руки и потерла локти ладонями. Бен пристально следил за ее движениями.

— Кэрри любила цветы. А я про них все время забываю.

Марина улыбнулась, пытаясь сгладить неловкость, и вновь взяла маленький кувшин.

— Вы удивитесь, как хорошо они растут, если их поливать.

Широкие плечи Бена поднялись, затем опустились.

— Мне все равно. Может, возьмете их к себе, когда будете уходить? Мне они действительно не нужны.

— О, нет, — ответила она. — Африканские фиалки не любят солнечного света. У вас окно выходит на восток, а для них это самое подходящее освещение. Давайте я буду напоминать вам о поливке. Думаю, что некоторые из них отойдут.

— Как хотите. — Бен снова пожал плечами. Он все еще внимательно изучал ее, и это заставило ее смущенно поежиться. — Прошу вас, не поймите меня превратно, — сказал он наконец. — Но вы странным образом напоминаете мне мою жену.

— Но я не…

— Вы не похожи на нее, я знаю, но какие-то вещи вы делаете так же, как она. Мне даже не по себе.

Марина непроизвольно обхватила себя за локти.

— Это совпаде…

— Вот! — он указал на нее. — Кэрри делала так же, когда мы спорили. Я всегда сразу видел, что она в напряжении и будет защищаться. — Его зеленые глаза сузились. — Я не раздражаю вас, Марина?

— Конечно, нет. — Она уронила руки и распрямилась. Она никогда даже не задумывалась над этим. Привычные жесты делала инстинктивно, не придавая этому значения. Сколько же надо приложить труда, чтобы заставить себя измениться! — Мне очень жаль, если то, что я делаю, напоминает вам о жене. Но это неумышленно.

Бен кивнул, однако его взгляд не отпускал ее.

— Как это может быть, если вы даже никогда не встречались с Кэрри?