— Я прибыл в Триполи потому, что устал от Европы, — проговорил адмирал Солово, — и привез с собой сведения о том, что там пытаются сделать.

— Так они, наконец, решили чем-то заняться? — спросил пожилой собеседник. — Я никогда не слыхал о сколько-нибудь разумных устремлениях в этих краях, а в отличие от вас… я стар.

— У меня ум старика… — парировал Солово. — К тому же при вашем возрасте вам не случалось испытывать на себе тамошней лихорадочной суеты, охватившей ныне всю Европу. Посему меня одолело стремление к жизни… рассудочной и понятной. Подобное кажется нереальным, однако усердие приводит ко многим несчастьям, физическим и духовным, что, впрочем, не отвращает ни глупцов, ни философов.

Старик поднял глаза от звездных карт великолепной работы и принялся разглядывать адмирала в неровном свете свечи.

— Если ваши слова верны, — произнес он наконец, продумав все нюансы и не стесняясь неловкого молчания, — тогда я согласен. Попытаться понять, а тем более объяснить мысли Аллаха… такому занятию мог бы посвятить свою жизнь только глупец. Тем не менее все, что я знаю о вас, неверных христианах, не предполагает подобную… сухотку. Сложившееся у меня впечатление свидетельствует об удивительной жизненной силе вкупе с наклонностью к насилию, превосходящей потребности ситуации. А это, Сол-эль-ово, в свою очередь предполагает стремление к экспансии, а не скучное сидение дома.

— Быть может, уважаемый Кайр Халил-эль-Дин, — произнес Солово вежливо, но с некоторой неуверенностью, — вы просто встречали не тех людей.

Старик кивнул, огромный зеленый тюрбан придал великую значительность простому жесту.

— Возможно. В качестве пирата и предводителя пиратов я мог встречаться лишь с определенной разновидностью вашей родни. Быть может, за давностью лет это мне просто кажется, но мой наставник в деле как будто говаривал: «Уважай корабли христиан, даже когда пускаешь их на дно. Будь готов оказаться в крови, которая не обязательно будет чужой. Это лишь с поверхности они кажутся мягкими — при всех-то разговорах о любви и милосердии, — но внутри… гм!»

— Он был отчасти прав, — проговорил адмирал. — Я и сам в последнее время замечал в себе какую-то лень, побуждающую ограничиваться кораблями из мусульманского мира. Я не хочу этим сказать, что мы выбираем и в противном случае спасаемся бегством, однако, когда есть выбор…

— Я понимаю вас, капитан, — дружелюбно заключил старик. — Я мог бы ответить вам анекдотом из собственной жизни о том, как один безумный австриец взлетел в воздух верхом на бочонке с порохом, чтобы не сдаваться нам и не платить выкуп.

Они помедлили, пока Кайр Халил-эль-Дин услаждал свое усталое сердце звездопадом, появление которого он предсказывал. Ни один из собеседников не имел представления как о том, что собственно они видят, так и о происхождении небесного фейерверка. Не зная, безграничны ли небеса или оканчиваются в нескольких милях над головой, оба молча следили за тем, как эти камешки, прощаясь с межпланетным пространством, вспыхивают огнем в атмосфере Земли.

Солово не знал, что и думать. Он еще не решил, допускает ли стоицизм умеренные развлечения подобного рода.

Напротив, старший пират позволял себе предаваться блаженству и ощущал, что хотя бы на короткий миг удостоен чести опустить свои пальцы в поток мыслей Аллаха. Жизнь, отданная чтению, и все долгие кропотливые расчеты были вознаграждены, и, когда небесный ливень, наконец, завершился, он склонил свою голову в безмолвной, благодарной молитве.

— Звезды пришли по вашему слову, — поздравил адмирал старика. — Я потрясен.

— Они пришли, — улыбнулся старик, — и, иншаллах, придут снова. Но мы с вами их не увидим — к счастью; людям не дано жить века. Аллах направляет эти огни в небесах и посылает их к тому прекрасному миру, который он сотворил для нас. Но, быть может, мои речи кажутся вам излишне благочестивыми?

— Я вижу, что, предоставляя весь смысл и совершенство в распоряжение одного только Бога, вы избавляете себя от бездны хлопот, — продолжил Солово.

— Это не совсем так, как вам кажется, — прокомментировал старый пират. — Иная безносая шлюха с пятидесяти шагов покажется красоткой. Нет, в вашей религии действительно что-то есть… Почти половиной моих кораблей сейчас командуют христиане. Быть может, когда я умру, все так называемые берберийские пираты сделаются неверными.

— Дело в том, — тщательно сформулировал Солово, — что те люди, о которых вы говорите, не являются христианами. Они лишь пена из наших сточных канав, доплывшая до ваших берегов. Это не уменьшает их мореходного мастерства, — добавил он поспешно, не желая ставить под сомнение суждение своего господина. — Ставлю в заклад свой корабль — едва ли у целой сотни таких во всей жизни хотя бы одна мысль зародилась выше пупка.

Корсар мягко улыбался.

— Ну а вы…

— Я прибыл в Триполи не за золотом, — твердо ответил адмирал. — Я здесь для того, чтобы найти свою душу и, быть может, спасти ее.

— Я вас умоляю, Солово, запомните свои слова, впечатайте их в свое сердце. Если вам доведется дожить до моих лет, вы найдете, что смешного в жизни весьма немного. Но в этот день вы будете хохотать, если сумеете припомнить подобное утверждение.

Адмирал мог бы обидеться, но только сказал:

— Я сделаю, как вы говорите.

— Я знаю это, вы умны, Солово. И даже приятны мне, хотя не имеете отношения к звездным картам. Вы живете здесь потому, что ваш сто… как там дальше…

— Стоицизм, — договорил адмирал.

— …стоицизм согласуется с тем, что вы принимаете за наш фатализм. Скоро вы убедитесь в своей ошибке и двинетесь дальше. Но до тех пор я могу заработать на вас целую кучу денег. Вы знаете, что ваш корабль является у меня одним из самых доходных?

— Я предполагал это, — проговорил Солово, — в основном потому, что не надувают вас.

— Да, вы сдаете все награбленное, — согласился старый пират. — Истинное и редкое достоинство. Однако вы и отважнее в деле, и не столь разборчивы, как все остальные. Я бы не хотел, чтобы мои дети делали то, что делаете вы… Но в вашей душе добродетель сплелась со злодейством, а это весьма полезная и необычная комбинация. Я найму вас заново, христианин; я продлеваю вашу лицензию еще на шесть месяцев.

— Я благодарен вам, — бесстрастно ответил адмирал.

— Возможно, это действительно так. Мы подпишем соглашение и уладим счета за предыдущий период завтра утром, когда будет светло. Вы останетесь довольны премией, которую я выделил вам.

«Книги, новый нож и белокожая рабыня для экспериментов», — подумал Солово и тотчас устыдился собственной слабости.

— Да, кстати, вот еще что, — вопросительная интонация в словах Кайр Халил-эль-Дина была столь незаметна, что защитные механизмы в организме адмирала немедленно включились. — А вы ни с кем не переписывались?

— Нет, — голос Солово был тверд. — Я обещал не входить в сношения с кем бы то ни было.

— Именно так, — ответил повелитель пиратов. — Ну а обращались ли вы к высшим областям ислама?

— Хотелось бы, но мой арабский все еще не настолько совершенен, чтобы уловить всю возвышенность Корана.

— Упорствуйте, — заметил корсар. — Итог стоит труда. Однако я получил письмо, касающееся вас. Кое-кто хочет встретиться с вами, мой капитан Солово, и я не смею отказывать. Встреча состоится в следующем месяце… вы согласны?

Адмирал пожал плечами.

— Или мне есть что терять? — не без ехидцы осведомился он.

Кайр Халил-эль-Дин уделил комментарию гораздо больше внимания, чем он заслуживал.

— А это, — проговорил он, приложив указательный палец к морщинистым губам, — весьма интересный вопрос.

Ко времени, назначенному для свидания, Кайр Халил-эль-Дин сделался более откровенным.

— Возвышенная персона, возжелавшая глянуть на вас, возглавляет древний Каирский университет при мечети аль-Азхар. Его называют Шадуфом — по имени оригинального водоподъемного механизма, созданного египетским народом, поскольку муж этот дарует жизнь иссохшим полям ума, проливая на них живительную воду истины. Как человек, почитающий истину, Солово, вы должны склониться перед ним, как это делаю я.

На деле ни тот ни другой так не поступил. Адмирал истолковал почти незаметные движения безукоризненных усов и бороды крохотного араба как приветствие и отвечал подобием поклона.

— Благодарю вас, повелитель корсаров, — проговорил Шадуф. — А теперь вы можете нас оставить.

Солово подумал о том, что его ждет… какая возможность его ожидает. Опустившись в кресло, Шадуф принялся разглядывать его. Считая соперничество взглядов неразумным, адмирал предпочел рассматривать галеры в Триполийской гавани далеко внизу под собой.

— Да, — наконец заключил Шадуф, явно рассчитывая, что Солово даст волю восторгам, едва услыхав это слово. — Да, вы подойдете.

Адмирал смахнул воображаемую пылинку с колена.

— С души моей свалилась огромная тяжесть, — сказал он. — Для чего же?

— Для того, что мы задумали, — осознанно объявил Шадуф, не смущаясь реакции неверного. — Но на этой стадии вашей карьеры вам не следует слишком утруждать себя подобными идеями.

— Я и не представлял себе, что дорос до столь сложных концепций, проговорил Солово. — Кстати, кто это «мы»?

С точки зрения Шадуфа, разговор был окончен, однако он остался, желая ублажить надменного христианина.

— Во-первых, — он загнул холеный палец, — вы не замечаете того, что ваша жизнь укладывается в определенную схему, и это еще не означает, что ее не существует. Во-вторых, — согнулся второй перст, — «мы», которых я упомянул, — это организация Феме.

Адмирал погрузился в воспоминания, стараясь не потревожить дремлющих там чудовищ.

— Помнится, я слышал это слово в Германии, среди городов-государств. О нем говорят…

— Все, кроме правды, — решительным тоном и с самой убедительной уверенностью перебил его Шадуф. — И ее можно познать лишь постепенно. И это мы вам предлагаем.

Опыт капитана Солово позволял ему определить превосходящую его мощь. Конечно, физически Шадуф не выстоял бы против самого мелкого из пиратов, стажировавшихся на борту его корабля, однако самому капитану было ясно, что перед этим арабским Голиафом он подобен Давиду без пращи.

— Просто из любопытства, — спросил он, — скажите, могу ли я отказаться?

— Всякий человек волен выбрать смерть, — ответил Шадуф.