Каждый день, приезжая из Берлина, Сабина рассказывала Грегори новости, перечисляя имена военных, гражданских лиц, деятелей всех мастей, которых днем и ночью арестовывали и тащили на допросы в гестапо; но пока что к фон Остенбергу интереса не проявляли.

Вернувшись во второй половине дня из города, Сабина принесла обнадеживающие Грегори известия. Она случайно встретила старую знакомую, недавно вернувшуюся в столицу из Мюнхена. Звали эту даму Паула фон Проффин, и до замужества за президента банка, теперь уже покойного, она, как и Сабина, была манекенщицей. Судя по описанию Сабины, дама имела совершенно сногсшибательные глаза и фигуру, хотя ее несколько портил рот, но в постели банкирова жена, по свидетельству их общих знакомых, была «совсем как безумная».

То, что она была наделена всеми этими дарами и способностями, ей в жизни здорово пригодилось, так как после смерти президента банка выплыло на поверхность, что он на протяжении многих лет обманывал своих вкладчиков, как мог, и «бедной Пауле» пришлось вновь прибегнуть к своим талантам, чтобы позаботиться о себе. На практике это выразилось в длинной череде богатых любовников, предпочтительно из буржуазной среды, которые осыпали ее подарками и в общей сложности подарили ей на несколько тысяч фунтов стерлингов бриллиантов и других драгоценных камней. Но кроме промышленников «бедная Паула» любила и талантливую молодежь, особенно кавалерийских офицеров. Объясняла она свою любовь тем, что и сама была прекрасной наездницей. В кромешный ад берлинских бомбежек она приехала лишь потому, что нынешний ее любовник, крупный фабрикант оружия, был прикован делами к этому проклятому городу, но в качестве компенсации за моральный ущерб и физический риск твердо пообещал жениться на Пауле.

Сабина проводила старую подружку до «Адлона», где та проживала, и там красотки больше часа перемывали косточки всем знакомым, запивая сухим мартини. Разговорившись, Паула рассказала подруге очень печальную историю, произошедшую с ней недавно в Мюнхене.

Ее тогда содержал в роскошных апартаментах фабрикант огнетушителей Бляйхер, который из-за колоссального спроса на свой товар буквально счета не знал деньгам и сорил ими направо и налево. Однажды вечером на одной из пирушек ей представили принца Гуго фон Виттельсбаха цу Амберг-Зульцхайма. Отсутствие подбородка на породистом лице князя могло идти в сравнение только с полным отсутствием у него денег, но остальными мужскими достоинствами природа его не обделила, и Паула была польщена оказанным ей вниманием со стороны представителя Баварской королевской фамилии. Тем более что Бляйхеру по делам фирмы необходимо было отлучиться из Мюнхена. Слабая женщина сдалась под княжеским натиском и согласилась принять Его Высочество на следующий день у себя в будуаре для частной беседы.

Визит князя Гуго закончился тем, чем и должен был закончиться, и обе стороны расстались вполне довольные собой, но у визита оказалось самое непредсказуемое продолжение. Паулу ожидал неприятный сюрприз.

— Нет, не то, что ты подумала, милочка, — много, много хуже.

На следующий день князь пришел снова с чемоданом и заявил, что остается у нее на постоянное жительство.

Три дня и три ночи в перерывах между бурными любовными схватками, которые, по собственному признанию Паулы, не оставили ее совсем равнодушной к пылу венценосного самца, бедняжка без устали отговаривала князя от его глупой затеи, умоляя вернуться домой. Но ни мольбы, ни уговоры, ни угрозы, ни даже предложенная крупная сумма в виде сатисфакции за понесенный ущерб княжескому достоинству — ничто на него не действовало. Мало того, он отнял у Паулы ключи, и она даже не могла запереть дверь у него перед носом.

Но это еще цветочки. Она пребывала в несказанном страхе, поскольку всем ведь известно, что в роду Виттельсбахов из поколения в поколение передается королевская болезнь — бешенство. И уже через сутки совместной жизни с отпрыском славной фамилии у нее не оставалось ни тени сомнения, что его не держат в психиатрической лечебнице с жестким режимом только по причине его аристократического происхождения.

Но настал день, когда из деловой поездки вернулся фабрикант Бляйхер. Когда он появился перед дверью апартаментов Паулы, предвкушая счастливую встречу и сулящий ему многие радости прием его чудесной и очень дорогостоящей подружки, он немало удивился, когда она сказалась больной и под всевозможными предлогами просила его оставить ее на время одну. Бляйхер унюхал, что здесь что-то не так, и решительно, заставив посторониться Паулу, ворвался в ее спальню и застал там молодого человека без подбородка, однако ж во всем остальном достаточно мускулистого, лежащего на постели Паулы в одном лишь монокле.

Возмущенный этим зрелищем, честный фабрикант обозвал Паулу — возможно, и не без основания на то — грязной шлюхой, перечислив в сердцах все известные ему разновидности представительниц этой профессии. Самое удивительное, что обиделся так же и Гуго — нет, не за нее, а за себя — отпрыска царственного дома Баварии, — обиделся на бесстыжий намек, что он посещает проституток.

Недолго думая, князь Гуго голый вскочил с кровати, схватил нож, лежавший на подносе, и начал гоняться за фабрикантом огнетушителей по всем комнатам.

По счастливой случайности, нож оказался серебряный, фруктовый и не слишком острый. Но Паула мгновенно смекнула, что любовников необходимо нейтрализовать, иначе дело закончится смертоубийством. Она выбежала из квартиры и подняла на ноги всех соседей, которые позвали полицию. Дерущихся с трудом удалось разнять. Бляйхер, получив несколько порезов и синяков, послал Паулу ко всем чертям и ушел восвояси. А князя Гуго пришлось держать двоим полицейским и нескольким энтузиастам-прохожим, чтобы затолкать в полицейский фургон.

На следующий день у Паулы забрали вещи князя, но бумажник с платиновым гербом Гуго, усыпанным мелкими бриллиантами, она оставила себе на память о приключении с представителем громкой фамилии.

Сабина сразу же заинтересовалась этим сувениром и спросила, было ли в бумажнике что-нибудь еще, на что Паула пожала плечами и ответила:

— Только пятьдесят марок и документы, которые теперь всегда приходится носить с собой.

А дальше прекрасная Сабина сделала все, чтобы получить этот сувенир. И теперь она счастлива вручить бумажник с княжеским гербом новому владельцу. С этими словами Сабина расхохоталась, раскрыла сумочку и подала Грегори бумажник.

Оперативно проверив его содержимое, Грегори узнал, что, хотя князь Гуго был на десять лет моложе, чем он, описание его внешности в документах было достаточно невнятным, что могло соответствовать практически любому мужчине, если только его рост немного меньше шести футов, он брюнет и среднего телосложения, так что для рутинной проверки документов это вполне могло сгодиться. Мало кто в Берлине мог знать об анекдотической ситуации, в которой оказался князь Гуго полтора месяца назад в Мюнхене, да и за шесть недель его вполне могли снова выпустить на свободу из частной клиники.

Стрелки часов приближались к шести, разговор о том, как Грегори покинуть Берлин, надо было отложить до следующего утра.

Для себя Грегори решил, что лучший для него маршрут из немецкой зоны оккупации лежит через швейцарскую границу. Он достаточно хорошо знал окрестности озера Констанц и если ему удастся украсть лодку на немецком берегу, то под покровом ночи он сможет перебраться на швейцарскую сторону озера. Но из Берлина дорога на юг лежала через Мюнхен, а он остерегался ехать поездом, поскольку при проверке документов мог оказаться в компании людей, знающих князя Гуго фон Виттельсбаха цу Амберг-Зульцхайма, человека, известного скандальным поведением, что неминуемо привело бы к разоблачению Грегори как самозванца.

Хоть шансы такого совпадения были и невелики, Грегори предпочитал не рисковать, тогда Сабина предложила ему первую часть пути проделать на ее автомобиле. Как и у многих владельцев машин, ее машина в это сложное военное время стояла в гараже, но Сабина запаслась на черный день бензином, хотя уволила шофера. Поэтому Грегори мог воспользоваться ее автомобилем, а где-нибудь по дороге пересесть на поезд, вручив машину механику ближайшего гаража с поручением вернуть ее владелице и оставив ему бензин на обратную дорогу. Так они и порешили, что сорок миль он проедет на машине до Виттенберга, крупного железнодорожного узла, через который проходят поезда до швейцарской границы. Оставалось, таким образом, лишь проблема денег, поэтому Сабина немедленно отправилась в Берлин, чтобы получить в банке наличными сумму, необходимую Грегори на несколько недель, пока он переберется через границу.

Она вернулась в половине первого и вручила ему щедрую сумму в рейхсмарках, соответствующую ста пятидесяти фунтам стерлингов. Горячо поблагодарив ее и пообещав вернуть долг при первой же возможности, он сунул деньги в княжеский бумажник и хотел сразу же отправиться в путь, но была суббота, и фон Остенберг должен был скоро вернуться из лаборатории, а потом торчать на вилле до понедельника. В такой ситуации машину из гаража не выведешь.

Смирившись с тем, что ему предстоит еще одно воскресенье в одиночестве, Грегори уселся с книжкой у окна и так просидел субботу и большую часть воскресенья. Именно этому обстоятельству он и обязан, что был предупрежден за несколько минут до неожиданного поворота событий. Без десяти минут четыре в воскресенье перед домом остановились две машины, из которых выскочили семеро одетых в черную форму гестаповцев.

Пока они торопились по садовой дорожке к дому, Грегори быстро огляделся. Постель он утром застелил, а остатки ленча Труди убрала, нигде не видно следов того, что в этой комнате кто-то жил. Заранее прикинув свои действия в подобной ситуации, он уже знал, что его единственное спасение — лезть на крышу дома. Он подбежал к пролету лестницы, приставил деревянную стремянку, открыл крышку люка, выбрался на крышу и втянув за собой лестницу, прикрыл люк.

Люк находился ближе к заднему фасаду дома, так что ему сверху отлично было видно все происходящее в саду. Был такой же солнечный день, как тогда, когда он застал Сабину в гамаке, она по своему обыкновению отдыхала в нем и сейчас. Фон Остенберг грелся на солнышке в шезлонге неподалеку, на коленях у него лежала книга. Спрятавшись за дымоходной трубой, Грегори видел, как они вскочили, увидев бежавших к ним эсдэшников. В следующее мгновение граф вытащил из кармана пистолет, приставил его к виску, раздался хлопок, Сабина закричала, фон Остенберг повалился на землю, обливаясь кровью, гестаповцы окружили его.

Итак, Эрика свободна! А вот сам он — успеет ли на ней жениться? Что, если гестаповцы тщательно перероют виллу в поисках вещественных доказательств виновности фон Остенберга? Может, рвануть вниз, пока не поздно? Нет, водители в автомобилях у гестаповцев обязательно вооружены, он, положим, тоже, но выстрелы привлекут внимание той семерки в черном. Нет, не годится. Они уже получили того, кого хотели, могут, конечно, перерыть комнаты и погреб в поисках бумаг злополучного графа, но на крышу вряд ли полезут.

Стараясь как можно меньше высовываться, Грегори наблюдал за тем, как двое нацистов приспособили шезлонг наподобие носилок и отнесли тело графа в дом, а третий гестаповец взял Сабину за руку и увел из поля зрения англичанина. Добрую четверть часа Грегори томился на крыше в неизвестности, затем услышал звук подъезжавшей машины. Он подполз к другому краю крыши и увидел внизу машину «скорой помощи». Значит, граф, как всегда, не довел дело до конца и по телефону немцы вызвали для него транспортное средство. Ну да, вон уже выносят, простынкой не прикрыли — с ним все ясно. Хотя гестаповцы народ не слишком церемонный, могут о приличиях и не побеспокоиться. Снова тишина. Хлопанье дверей и шаги прямо под ним. Обыск на третьем этаже. Он взвел курок и приготовился к встрече гостей. Одного-двух он застрелит, когда они полезут через люк. Но тогда они притащат длинные пожарные лестницы и начнут вести по нему огонь одновременно с разных точек. Затаив дыхание, Грегори изготовился к стрельбе, используя трубу как прикрытие. Никого, полная тишина. Снова звук мотора, он подполз к краю крыши, выходящему на дорогу, и увидел то, чего больше всего боялся: гестаповцы уводили Сабину и Труди. Но тут он поделать ничего не мог.

Машины отъехали, но Грегори не знал, оставили гестаповцы кого-либо из своих людей в засаде. Он осторожно приоткрыл люк, прислушался, потом осторожно спустил вниз стремянку и тихонько сошел на лестничную площадку. Снова прислушался. Тихо как в могиле. Минут за десять он обошел все помещения, соблюдая все меры предосторожности, и убедился, что засады нет, в доме он один. Следы самого бесцеремонного обыска встречались на каждом шагу: выдвинутые ящики, раскиданная одежда графа и белье Сабины на полу.

Чтобы успокоиться и привести мысли в порядок, Грегори плеснул в стакан бренди и уселся обдумывать дальнейшие действия. За Сабину особенно беспокоиться не следует: предостережение, которое она, не раздумывая, сделала сразу после путча Риббентропу, должно было до него дойти. Поэтому у нее железное алиби, свидетельствующее о том, что она не была замешана в заговоре. Какой бы лютой ненависти не испытывал Гиммлер к Риббентропу, он не осмелится замучить его женщину и агента в своих застенках. Скорее всего, их только допросят с Труди о том, куда и когда уходил фон Остенберг, с кем поддерживал контакты, и отпустят.

На случай, если гестаповцы намереваются совершить повторный визит на виллу, Грегори не стал убирать оставленные ими в беспорядке вещи, а взял из кладовки продукты на ужин и поднялся к себе в комнату. Там уселся у окна поджидать Сабину. Но час тянулся за часом, а ни ее, ни Труди все не было. В полночь начался налет на Берлин. Когда налет закончился, Грегори решил, что ночью Сабина уже не появится. Тогда он взял с собой пару одеял и полез ночевать на крышу.

Проснулся он рано, спустился вниз, позавтракал и стал опять поджидать Сабину, но часам к десяти стало ясно, что гестапо задержало ее надолго. Чем это ей грозило, Грегори прекрасно понимал. Следовательно, надо было что-то предпринять, чтобы спасти ее. Он открыл в гостиной потайной шкафчик за картиной, снял телефонную трубку и нажал кнопку вызова. Почти сразу же на том конце провода откликнулся мужской голос:

— Кто говорит?

— Я говорю вместо номера сорок три, — ответил Грегори. — У меня срочное сообщение для господина фон Вайцзеккера. Соедините нас, пожалуйста.

— Сожалею, — твердо отчеканил голос, — но господина фон Вайцзеккера в данный момент нет. Он на озере Шлосс Штейнорт с господином рейхсминистром.

— Когда он должен быть обратно?

На том конце воцарилось молчание, потом голос произнес:

— Ожидается, что он приедет после полудня. Но мы не знаем точно когда.

Опасаясь, что его сообщение может попасть не в те руки, Грегори сказал:

— Хорошо, я перезвоню после полудня. — И, охваченный тревогой, повесил трубку.

Заглянув в гараж, Грегори обнаружил там приземистый спортивной модели красный «мерседес». Глядя на изящную машину, Грегори подумал, что фотография Сабины за рулем могла бы служить лучшей рекламой для машины этой фирмы. К великой своей радости он отыскал запас бензина нетронутым. До полудня он приводил машину в порядок после ее вынужденной долгой консервации, одновременно держа ухо востро на случай того, что кто-то приблизится к вилле со стороны дороги. Когда он закончил свои приготовления и заполнил бензобак и запасную канистру до отказа, проверил напоследок мотор и остался доволен проделанной работой.

К ленчу Сабина не вернулась, и ему оставалось только уповать на то, что гестаповцы пока не приступили к своим измывательствам над ее прекрасным телом, что Труди не пытают каленым железом. Он не находил места от беспокойства и, еле дождавшись половины четвертого, снова позвонил по частному телефону.

К его огромному облегчению, его сразу же связали с Эрнстом фон Вайцзеккером. Отказавшись назвать себя, Грегори кратко пересказал события, произошедшие вчера на вилле, и потребовал, чтобы об этом немедленно доложили Риббентропу. Личный секретарь рейхсминистра сделал даже лучше, сам тут же позвонил от лица своего шефа в штаб-квартиру гестапо.

Сделав, казалось, все, что было в его силах, чтобы помочь двум женщинам, Грегори, как ни хотелось ему сразу же пуститься в путь, решил, что надо дождаться возвращения Сабины и Труди, тем более что трогаться с места ему лучше всего в сумерках, чтобы как можно меньше народа обратило внимание на выезжающий вызывающе-красный «мерседес».

Он сходил за бутылкой вина в погреб, добыл из кладовки холодной закуски и приготовился к трапезе, как вдруг зазвонил городской телефон. Звонок был столь резким и неожиданным, что Грегори вздрогнул, с минуту постоял в нерешительности, прислушиваясь к настойчивому трезвону, потом прикрыл платком микрофон и измененным голосом произнес:

— Алло!

Звонила Сабина. Немного помолчав, она сказала:

— Если это человек гестапо, то я рекомендую вам немедленно связаться с вашим начальством, поскольку вам предстоит нагоняй за тот разбой, что вы учинили у меня в доме. А если это тот, кому я звоню, то спасибо за то, что ты остался узнать о моей судьбе. Я хочу тебе сообщить, что меня освободили и не причинили никакого вреда. Этот предатель фон Остенберг хотел избежать правосудия, пытаясь покончить с собой. Изувечил он себя основательно, и я надеюсь, что уже подох. В моей камере гестаповцы сутками не гасили свет, и я едва не падаю с ног от головокружения. Мы с Труди переночуем у Паулы в «Адлоне», а утром вернемся домой, но ты лучше нас не жди. Желаю удачи. Надеюсь, еще когда-нибудь свидимся.

— Слава Богу, что с тобой все закончилось благополучно, — искренне сказал Грегори. — Я уезжаю. Благодарю тебя тысячу раз за все. Когда наши дороги снова пересекутся, рассчитывай на меня во всем. Крепко тебя целую.

Едва повесив трубку на рычаг, Грегори подхватил припасы и побежал в гараж. Не исключено, что телефон Сабины прослушивается.

В половине восьмого вечера он уже сидел за рулем длинной и приземистой шикарной машины, направляясь в сторону Потсдама. Грегори сосредоточил все свое внимание на дороге. Пролетев на полной скорости до южной оконечности Ванзе, он сделал поворот, и вдруг на мгновение перед его внутренним взором возникла фигура Малаку. Вот Дьявол, чертыхнулся мысленно Грегори, ведь только что возблагодарил звезды за свое везение — и на тебе, опять этот колдун. Малаку зарос щетиной, одет был как бродяга и плелся по проселочной дороге. Это короткое видение вызвало в мозгу англичанина мгновенную ассоциацию с тем, что его чудесное спасение на крыше виллы от рук гестаповцев произошло в воскресенье, самый удачный для него день, а сегодня понедельник, 31 июля, день его рождения. А Малаку предупреждал, что число четыре, находясь под влиянием Урана, самое неблагоприятное для него число и его спасает от невзгод лишь тесная связь с Солнцем.

Когда он ехал через Потсдам, наступили сумерки, самое неприятное для водителей время суток. Когда машина ехала среди разбомбленных предместий города, Грегори протянул руку, чтобы включить фары. Вдруг наперерез машине из подъезда какого-то неприглядного строения в рабочих кварталах выскочила девушка, за ней бросился вдогонку мужчина, криком пытаясь заставить ее остановиться. Но то ли она не заметила машины, то ли надеялась проскочить перед носом его автомобиля — короче, столкновение было неизбежно. Грегори круто вывернул руль в сторону тротуара, но поздно: он все-таки задел девушку и та с криком полетела в сторону и приземлилась посреди дороги.

Будь Грегори сейчас в Англии, он обязательно бы остановился выяснить, что случилось с девушкой, но сейчас ему нельзя было рисковать. Успокоив себя, что мужчина обязательно позаботится о пострадавшей, Грегори дал газ, и мощная машина рванула вперед.

Через двести ярдов впереди был перекресток, и полицейский, стоящий там, видел, что произошло. Вот он шагнул на проезжую часть и сделал знак Грегори остановиться, тот, не обращая внимания на призывы полицейского, направил автомобиль прямо на него. Полицейский едва успел отскочить в сторону и пронзительно засвистел. Навстречу Грегори ехал грузовик, водитель которого не растерялся и развернул грузовик поперек улицы, преграждая движение. Грегори только успел заметить, что грузовик был здоровущий, с прицепом и гружен бочками с пивом. Врезаться в борт такого немецкого монстра означало для Грегори стопроцентное самоубийство, и он снова вывернул руль в сторону, на тротуар. В следующее мгновение автомобиль врезался на полной скорости в бетонный фонарный столб, раздался душераздирающий скрежет металла, посыпалось стекло, и Грегори потерял сознание…