Вернувшись в «Три лилии», они сразу же занялись превращением кухни в аптеку. Пока Роджер расседлывал Месье де Монтеня и разгружал корзины, доктор принес из своей комнаты два старых чемодана, содержащих медицинские инструменты, примитивные лабораторные приспособления и остатки снадобий, сохранившиеся с прошлого путешествия. Вскоре под большим медным котлом был разведен огонь, из колодца во дворе принесена свежая вода, и доктор Аристотель приступил к демонстрации своих сомнительных тайн.

Роджер, сняв сюртук и закатав рукава рубашки, наблюдал за ним как зачарованный, помогая по мере сил: мыл и сушил горшки и бутылки, наполнял их загадочной стряпней доктора. Многие купленные ими препараты не нуждались в дальнейшей обработке, помимо разбавления водой, и вся процедура свелась к двум основным операциям, за каждой из которых следовали несколько менее значительных. Первая состояла в смешивании жировой основы с веществами, придающими ей различные запахи — иногда приятные, а иногда омерзительные, — дабы наделить ее сходством с целебными мазями; вторая — в приготовлении прозрачной жидкости, состоящей на девяносто процентов из чистой воды, а на оставшиеся десять — из красящих или ароматических добавок, примененных с аналогичной целью.

Они сделали перерыв на ужин, потом продолжили работу при свечах, проведя еще час за скатыванием пилюль из мыла с примесью каскары, наконец упаковали товары в корзины и отправились спать.

Утром Роджер проснулся с ужасной мыслью, что доктор мог среди ночи сбежать с мазями и снадобьями, в которые обратился его маленький капитал, оставив партнера без гроша. Быстро одевшись, Роджер сбежал по лестнице и бросился в конюшню. К его колоссальному облегчению, страхи оказались беспочвенными: Месье де Монтень спокойно жевал сено у своей кормушки, а корзины лежали рядом, аккуратно упакованные и связанные, какими их оставили вчера вечером.

Полчаса спустя, все еще немного стыдясь несправедливых подозрений, Роджер встретил своего партнера в столовой, и они принялись за petit dejeuner . За едой они обсуждали маршрут предстоящего путешествия, и так как доктор по пути из Пикардии в Дьепп посещал все деревни на побережье, было решено отправиться в Южную Нормандию, но, коль скоро переправа на пароме через широкое устье Сены была им не по карману, договорились следовать по ее северному берегу до Руана, а оттуда двинуться на юг.

Счет Роджера за насыщенные событиями тридцать восемь часов пребывания в «Трех лилиях» составил восемь франков четырнадцать су, так что после чаевых слуге и горничной у него осталась крона с мелочью, но молодой человек был не слишком обеспокоен истощением финансов, так как погожий день обещал ему много новых и интересных впечатлений.

Погрузив корзины на Месье де Монтеня и привязав сверху складную кафедру доктора, они в начале девятого покинули гостиницу и двинулись по дороге к Арфлеру.

По пути доктор тактично заговорил с Роджером о его шпаге. Старик объяснил, что во Франции оружие разрешено носить только людям благородного происхождения; единственное исключение составляли цирюльники, которым была сделана уступка ввиду особо интимных связей с аристократией и зависимостью от них знатных клиентов. Конечно, в городах многие авантюристы и проходимцы, вроде шевалье де Рубека, носили шпаги, дабы поддержать свои претензии на аристократическое происхождение, коим в действительности не обладали, и они были настолько многочисленны, что призвать их к ответу не представлялось возможным, но в сельской местности ситуация была иной.

Какой-нибудь аристократ, остановившись в трактире напоить лошадей своей кареты, предупредил доктор, может заметить Роджера при шпаге, помогающего продавать их снадобья. Это наверняка покажется ему неподобающим, и он, чего доброго, прикажет лакеям отхлестать Роджера плетьми.

Проносив шпагу всего день, Роджер не хотел с ней расставаться, но понял правоту доктора и решил, что, никогда не носив шпагу в Англии, сможет обойтись без нее и во Франции, поэтому снял ее с пояса и положил в багаж.

К десяти часам они добрались до зубчатых стен Арфлера, ставшего знаменитым благодаря его осаде и взятию Генрихом IV, но не задержались там и продолжили двигаться на северо-восток, пока к часу дня не прибыли в деревню Сен-Ромен.

Проголодавшись после двенадцатимильного похода, путешественники направились в трактир, где за франк подкрепились хлебом и сыром, запив его терпким сухим вином. Некоторое время они отдыхали в саду, а к пяти часам, когда крестьяне начали возвращаться с полей, приступили к делу.

Пока доктор устанавливал свою кафедру перед трактиром, Роджер принес из конюшни несколько горшочков и бутылок и расставил их на маленьком складном столике. Поднявшись на кафедру, доктор стал громко звонить в колокольчик, чтобы привлечь внимание людей на деревенской улице.

Несколько минут спустя вокруг собрались дюжина детей и несколько взрослых. Роджер не мог не восхититься ловкостью, с которой доктор начал процедуру. Вытащив из кармана пакет с дешевыми угощениями, он обратился к детям:

— Ребята, вы видите перед собой мудреца, знающего всевозможные лекарства. У многих из вас есть матери, отцы и другие родственники, которые страдают от болей и разных недугов. Бегите по домам и скажите им, что добрый доктор Аристотель Фенелон прибыл сюда специально, чтобы вылечить их, причем всего за несколько су. Но прежде чем вы отправитесь сообщать вашим родным хорошие известия, посмотрите, какие вкусные конфеты я для вас приготовил. Не забудьте о моем сообщении, а те из вас, у кого имеются хорошенькие старшие сестры, добавьте, что за сущую мелочь я снабжу их лосьонами и мазями, которые сделают их красные руки белыми, как алебастр, а тусклые глаза сверкающими, словно звезды.

Он дал детям разноцветные конфеты, и они побежали распространять по деревне новость о его визите.

Продолжая звонить в колокольчик, доктор собрал толпу человек в двадцать, которая не переставала увеличиваться. Роджер сомневался, что из них удастся вытянуть хотя бы один луидор, так как большинство местных жителей были одеты в лохмотья. Его поразило, насколько эти люди выглядят беднее обитателей английских деревень. Но внимание Роджера вскоре отвлекли цветистые фразы доктора.

— Друзья мои! — воскликнул он звучным голосом. — Сегодня день великой удачи для древнего и густонаселенного городка Сен-Ромен! Дерзну утверждать, что никогда с тех пор, как добрый святой, основавший его, покинул этот мир, великоразумным обитателям Сен-Ромена не представлялось столь уникальной возможности избавиться от недугов физических и душевных!

Я великий доктор Аристотель Фенелон, и многие из вас, должно быть, обо мне слышали, так как я провожу жизнь, исцеляя страждущее человечество, и мое имя почитают от далекой Московии до еще более далекого Китая. Несмотря на это, я ваш покорный слуга.

Я учился в парижской Сорбонне и знаменитых университетах Лейдена, Оксфорда, Павии и Гейдельберга. В сих обителях знаний я получил все степени, какие только возможно получить, и так прославился своей мудростью, что советоваться со мною приезжали маститые профессора из таких отдаленных городов, как Данциг, Палермо и Мадрид.

Завершив образование, я провел двадцать лет в странствиях по свету, изучал лекарства и способы исцеления, неизвестные в Европе. Мавританские лекари открыли мне секреты того, как дамы из гарема турецкого султана сохраняют свою красоту, не давая ей увянуть невероятно долго, так что и в шестьдесят лет не менее желанны, чем в семнадцать, когда впервые привлекли внимание их щедрого повелителя. Отправившись в Индию, я вдоль и поперек исколесил империю Великих Моголов, изучая методы, при помощи которых факиры продлевают свои жизни до трехсот лет и в возрасте двухсот пятидесяти еще способны зачать младенца.

Но не думайте, что мои поиски секретов исцеления, долгожительства, красоты и силы были ограничены Европой и Востоком. Я посетил Америку, где учился у краснокожих почти безболезненно врачевать огнем открытые раны и излечивать сифилис отварами коры деревьев, растущих только на вершинах Анд. Короче говоря, я живая энциклопедия знаний, касающихся телесных недугов и удовлетворения физических желаний.

Все же, дабы вы не считали меня хвастуном, признаюсь, что одну вещь я сделать не в состоянии. Я честный человек и никогда не стал бы обманывать почтеннейшую публику. Смерть по-прежнему властвует над нами, и хотя я могу продлить жизнь, но не в силах делать это до бесконечности. К вашему и моему величайшему несчастью, редкий пергамент, на котором алхимик из Атлантиды начертал способ получения эликсира жизни, похитил у меня коварный египетский жрец, а рецепт был слишком сложен, чтобы человеческий мозг сумел его запомнить.

Я не в состоянии предложить вам божественный дар бессмертия, однако готов снабдить вас панацеей от тысячи бед. Я вырываю зубы, вправляю вывихи и применяю электрические флюиды согласно принципам доктора Месмера , который, как вы, возможно, слышали, теперь чрезвычайно моден в Париже и, как говорят, лечил даже королеву Марию Антуанетту. Я могу излечивать нарывы, бородавки, опухоли, зоб, гнойные язвы, сыпи, экземы, катар, люмбаго, анемию, хронический кашель, головные боли, бессонницу, грудницу, глазные болезни, глухоту, одышку, дурной запах изо рта и воспаления ног.

Далее речь пойдет о недугах, коими Господь карает любострастие и невоздержанность. Я прежде всего имею в виду опасные болезни, которые, к счастью, редко встречаются в сельской местности, тем более в таких высокоморальных поселениях, как Сен-Ромен, но могут быть подхвачены даже самыми благонамеренными людьми во время визитов любопытства в сомнительные притоны больших городов, а также природные процессы, когда вследствие минутной слабости девушку или женщину наделяют бременем, которое она не может или не желает носить. Наконец, существуют расстройства души и мозга, требующие специального лечения, а также неразделенная любовь, утрата мужской силы и неспособность зачать ребенка. От всего этого у меня имеются действенные средства, и, если кто-нибудь из вас хочет проконсультироваться у меня по столь личным вопросам, я буду к вашим услугам в моем гостиничном номере между восемью вечера и полуночью. Я не беру дополнительной платы за эти конфиденциальные консультации, и вы можете доверить мне ваши секреты без страха, как доверяете их вашему кюре в исповедальне.

Роджера не удивило бы, если бы после окончания этого длинного и напыщенного монолога толпа разразилась гневными криками и насмешливыми восклицаниями. Никогда еще он не слышал столько явной лжи, произнесенной за весьма краткий промежуток времени. Ему казалось невозможным, чтобы любое сборище мужчин и женщин в здравом уме поверило бы даже одной десятой этих нелепостей. Но, глядя на тупые лица крестьян, он сознавал, что эти невежественные люди едва ли в состоянии понять даже половину того, что доктор рассказывал о своих мифических путешествиях. Они терпеливо стояли, как стадо баранов, и лица их были лишены всякого выражения.

Так как никто не сдвинулся с места, доктор продолжил:

— Итак, добрые люди, не бойтесь воспользоваться мимолетной возможностью, ибо завтра на рассвете будет уже слишком поздно. Мир велик и полон страждущими, и я должен облагодетельствовать своим опытом других людей. Но на сегодняшний вечер мои энциклопедические знания к вашим услугам. Для примера и с целью преодолеть вашу неохоту поведать о своих нуждах, я дам бесплатную консультацию тому, кто первым обратится ко мне.

Это предложение вызвало немедленную реакцию. Крестьяне были не настолько глухи и немы, как казались, и в толпе началось движение — несколько человек, говоря одновременно, стали пробиваться вперед.

— Так-то лучше, — довольно замурлыкал доктор, когда худощавая решительная особа смогла опередить остальных. — Ну, матушка, что тебя беспокоит?

Женщину беспокоили глаза. Спустившись с кафедры, доктор обследовал их, вставив в собственный глаз лупу, и дал женщине бутылочку, в которой, как было известно Роджеру, находилась обычная соль, растворенная в воде. Он помнил, что, когда они готовили лекарства, доктор говорил, что лучшего средства для лечения глаз еще не изобретено, и сожалел о необходимости потворствовать глупому убеждению пациентов, будто эффективны только окрашенные лекарства, так как красящее вещество делает раствор менее мягким.

Вторым пациентом был мужчина с ужасной гноящейся язвой на предплечье, которому доктор продал мазь. Следом за ним подошла женщина, жалующаяся на резкие головные боли, затем еще одна женщина с ребенком, страдающим крупом, после чего пациенты сменяли друг друга без перерыва в течение часа с лишним. Обследовав каждого из них, доктор указывал на бутылочку или горшочек, который Роджер должен был ему вручить, и называл дозу лекарства. Плата обычно составляла от трех до шести су, в то время как за удаление зуба и извлечение стержня нарыва при помощи нагретой бутылки доктор требовал всего полфранка, и Роджер начал опасаться, что они не заработают даже на оплату ночлега.

Кучка медяков между тем постепенно росла, и вскоре к больным стали присоединяться деревенские парни и девушки, решившие потратить сбережения на препараты, увеличивающие мужскую силу и женскую красоту, о которых доктор упоминал в своем обращении.

У каждого из его средств имелось название и история. «Парижские капли» — эликсир, который помог античному герою за одну ночь сделать сотню девушек женщинами и при этом к утру оставить свои желания неутоленными; «крем Елены» — снадобье, с помощью которого Елена Прекрасная заставляла трепетать даже старцев, встречавших ее на стенах Трои; «мазь Клеопатры» — та самая краска, которой египетская царица чернила брови и ресницы, когда отправлялась обольщать Цезаря. И так далее ad infinitum .

Раздавая микстуры, бальзамы и мази, Роджер удивлялся, что деревенские девушки так отличались от элегантных дам, которых он видел двумя днями раньше в лавках на улице Франциска I, и даже от гаврских продавщиц, точно принадлежали к иной расе. Они были грязными, оборванными и растрепанными, в деревянных сабо на огрубелых босых ногах. Однако, тщательно пересчитывая свои су, они так же стремились приобрести средства, способные сделать их красивее, как и их более удачливые сестры в городе.

Наконец, когда сумерки стали сгущаться, толпа рассеялась. Последний клиент приобрел флакончик «масла Геркулеса», которое, как заверил доктор, поможет ему выиграть на состязании пахарей ближайшей весной. Собрав товары и имущество, доктор и Роджер направились на постоялый двор.

Заведение было весьма убогим, но простая пища оказалась хорошо приготовленной, и после еды партнеры приняли трех посетителей в комнате, которую делили друг с другом. Доктор Аристотель не хотел, чтобы его младший компаньон участвовал в этих беседах, но Роджер, вследствие печального опыта все еще не оставивший своих подозрений, опасался, что старик прибережет часть гонорара на выпивку, и настоял на своем присутствии.

Все три визитера вызвали у него тошноту, так как первые два страдали прогрессирующей стадией венерической болезни, а третий, согбенный похотливый старец, требовал снадобье, которое сделает его способным овладеть молоденькой служанкой. Доктор взял по франку у первых двух пациентов и крону у последнего, и Роджер убедился, что поступил разумно, оставшись в комнате.

Следующим утром они снова тронулись в путь и, пройдя пять миль, прибыли в совсем маленькую деревушку Танкарвиль в устье Сены. Здесь представление повторилось с более скудным результатом; к тому же им пришлось ночевать в жалкой таверне, где кровати кишели блохами. Однако на другой день, снова направившись к северо-востоку и добравшись до городка Лильбон, компаньоны провели три ночи в относительном комфорте. В первые два дня им удалось недурно заработать, а в третий — воскресенье — они отдыхали от трудов.

В понедельник партнеры зигзагами двинулись на восток через деревни Кандебек и Дюклер к городку под названием Барантен, куда добрались в среду. В четверг, пятницу и субботу они ночевали в соседних деревнях Ле-Ульм, Маром и Девиль, а в воскресенье утром вступили в древний город Руан.

К тому времени Роджер освоился с новым занятием и, прибыв в населенный пункт, где они собирались провести ночь, мог заранее прикинуть выручку. В любой деревне, даже самой маленькой, они зарабатывали достаточно, чтобы оплатить еду и ночлег, еще и оставив себе несколько крон, но в городках прибыль была куда значительнее. Во-первых, там им удавалось собрать гораздо большую толпу, а во-вторых, городские жители были состоятельнее, и доктор мог требовать более высокую цену за свои товары. Поэтому, прибыв в Руан, Роджер надеялся, что здесь они соберут небывалый урожай.

Однако, когда он упомянул об этом своему компаньону, тот быстро его разочаровал. Доктор объяснил, что только невежественным беднякам можно внушить безграничную веру в его могущество и, следовательно, заставить их раскошелиться. В городах же есть профессиональные врачи, аптекари и цирюльники, которые могут оказать более квалифицированную помощь в области медицины. К тому же значительная часть городских жителей — образованные люди и, что еще хуже, циничные подонки, которые любят поразвлечься, бросаясь тухлыми яйцами и прочим мусором в бедных странствующих лекарей. Так что визит в Руан можно рассматривать только как повод для маленького отпуска.

Несмотря на ожидания Роджера, старик пока что воздерживался от требований коньяка, но, услышав о грядущем отдыхе, его младший партнер заподозрил, что доктор намерен таки снизойти к своей слабости. За десять вечеров они, к удивлению Роджера, умудрились заработать около девяти луидоров, в основном в су и франках, сверх каждодневных расходов, и он не собирался равнодушно наблюдать, как пускается на ветер это маленькое ядро их состояния. Поэтому Роджер взял быка за рога и заявил:

— Еще не прошло и двух недель, как мы отправились в путь, так что нам рано думать об отпуске.

— Почему бы нам не взять хотя бы маленький отпуск? — взмолился доктор. — Два-три вечера, не больше. Этого достаточно, чтобы я показал тебе место, где Орлеанская Дева была сожжена как ведьма, и гробницы крестоносцев в соборе.

— Это вы можете сделать сегодня, — твердо сказал Роджер. — А так как, по вашим словам, здесь нас ждут только неприятности, завтра утром мы направимся на юг, к меньшим городам, где получим большую прибыль.

— Пусть будет так, — вздохнул доктор. — Но для своего возраста ты строгий надсмотрщик. Я намеревался просить всего лишь небольшой отдых для моих старых костей и, возможно, несколько крон из нашего заработка, чтобы приобрести средства для согревания внутренностей.

— Я в этом не сомневался, — промолвил Роджер. — Но один маленький глоток, как вы сами говорили, ведет к второму, а если у вас начнется запой, мне не сдвинуть вас с места. Я не имею ничего против сытного обеда с бутылкой хорошего вина, но умоляю ограничиться этим и завтра двинуться в путь.

Доктор немного повеселел и вроде бы смирился с борьбой Роджера против его пороков. Они не стали открывать торговлю в Руане, но им пришлось столкнуться здесь с неприятностями.

Остановились компаньоны по совету доктора в маленькой гостинице «Золотое яблоко» на берегу реки. Отведя в конюшню Месье де Монтеня и отнеся вещи к себе в комнату, они спустились в приемную и застали там толпу матросов, недавно уволенных с военного корабля. Как и в Англии, большинство из них были насильно завербованы на службу и провели лучшие годы молодости, плавая по морям и сражаясь на последней войне. Теперь, когда французский флот постепенно сокращался, их уволили с жалованьем, которого с трудом хватало на месяц, а между тем лишь немногие из них владели ремеслом, позволяющим зарабатывать на жизнь на берегу.

Естественно, они пребывали в скверном расположении духа, и Роджер, узнав причину их недовольства, неосторожно заметил, что финансы французского короля, должно быть, находятся в плачевном состоянии в сравнении с финансами короля Англии, так как последний выдает морякам при увольнении солидные премии, поэтому они отправляются на берег с карманами, полными золота из их доли призовых денег, заработанных на кораблях, где они служили.

Узнав, что Роджер англичанин, матросы отнеслись к нему враждебно. Они понятия не имели о подлинных причинах последней войны, но не сомневались, что именно из-за нее их схватили вербовщики и вынудили провести много лет, полных тяжелого труда и опасностей, вдали от семей. Более того, им внушили, что коварные англичане, желая властвовать над миром, навязали войну мирной Франции и что каждый англичанин достоин самой жгучей ненависти. Поэтому они смотрели на Роджера как на виновника их недавних тягот и теперешних нужд.

С угрожающим видом полдюжины смуглых и жилистых моряков столпились вокруг, выкрикивая грязные оскорбления по адресу Роджера и Англии, а уличные женщины, которых они подобрали, высадившись на берег, аккомпанировали им злобными пронзительными воплями.

Только вмешательство доктора спасло Роджера от жестокого избиения. Зычным голосом старик успокоил толпу. Он упрекнул матросов за их невежливость по отношению к гражданину страны, с которой Франция ныне находится в мире, и указал, что прошлая война началась в 1778 году, и Роджер — вследствие юного возраста — не мог принимать в ней участия.

Голубоглазая шлюха, очарованная внешностью Роджера, также внесла свой вклад, обрушив поток брани на обескураженных матросов и называя их сворой невоспитанных забияк, пытающихся изувечить безобидного паренька.

По предложению доктора Роджер угостил компанию выпивкой, и на этом инцидент был исчерпан. Когда они поднялись в свою комнату, доктор объяснил Роджеру, что необразованные люди во Франции до сих пор злы на англичан из-за добавочных налогов и других трудностей, вызванных войной, поэтому было бы разумно, если бы его компаньон взял себе другое имя и выдавал себя за уроженца какой-нибудь иной страны.

Роджер, гордившийся тем, что он англичанин, сначала возмутился предложению доктора, но постепенно убедился в его разумности, и после небольшой дискуссии было решено, что из-за своего акцента Роджер может сойти за эльзасца, так как большинство жителей этой провинции в детстве говорили только на родном, немецком, языке,

Решили, что Роджер сохранит свое имя во французском произношении и будет зваться Роже Брюк — наиболее близкий французский вариант фамилии Брук.

В понедельник они переправились через Сену и двинулись по деревням Центральной Нормандии через Берне и Лизье к Кану. Августовские дни были теплыми и приятными; жизнь казалась интересной и разнообразной. Их товары постепенно убывали, сумка с деньгами становилась все тяжелее, и когда 30-го числа они добрались до Кана, их общий заработок составил двадцать три луидора.

В этом городе доктор также был не прочь устроить маленький отпуск, но Роджеру не без труда удалось отговорить его на том основании, что через два дня начнется сентябрь, поэтому они могут рассчитывать только на пять-шесть недель хорошей погоды и должны воспользоваться ими в полной мере.

Доктор признал, что в этом есть здравый смысл, так как зима — скверное время для странствующих лекарей, и чем больше они заработают при хорошей погоде, тем чаще смогут отдыхать, когда дожди и бури превратят дороги в трясину.

Во второй половине дня, чтобы не оставаться в душном городе, они отправились на луг, откуда виднелись шпили нормандских церквей, и прилегли отдохнуть на солнце.

Подремав немного, доктор спросил Роджера, нравится ли ему теперешняя жизнь и не хочет ли он сделать их партнерство постоянным.

— Очень нравится, — ответил Роджер, — и я рад тому, что повстречал вас, но как только накоплю достаточно денег, чтобы обеспечить себе на какое-то время независимое существование, намерен вернуться в Англию.

— Но не будь у тебя таких планов, ты хотел бы остаться со мной? — настаивал доктор.

Роджер сильно привязался к старику и, зная, что подобная жизнь никогда не сможет удовлетворить его честолюбия, не хотел оскорблять чувства своего компаньона.

— Мы отлично ладим, и мне будет жаль расставаться с вами, — ответил он. — Пусть мы дурачим одних людей и подвергаем опасности других, продавая им сильнодействующие снадобья, все равно пользы приносим значительно больше. Тем не менее кое-что меня печалит.

— Что?

— Та нужда, в которой пребывают люди, за чей счет мы живем. Они забиваются, как животные, в шаткие хижины, где протекают крыши, а в окнах часто нет стекол, препятствующих ветру и холоду. Мне зачастую стыдно брать у них последние жалкие су.

— Не стану оспаривать, что они бедны, — отозвался доктор, — но большинство из них не настолько нищие, как ты думаешь, а не чинят крыши и не вставляют стекла совсем по другим причинам. Как ты, должно быть, заметил, по воскресеньям и на праздники деревенские женщины одеваются куда лучше, чем отправляясь работать в поле. Их полосатые юбки и кружевные чепцы стоят немалых денег, а многие носят золотые цепочки и крестики, так что они вполне в состоянии истратить несколько су на хорошую мазь.

— Почему же тогда они живут в таких жалких условиях?

— Все дело в taille, мой юный друг, самом нелепом из налогов, что когда-либо взимало это правительство дураков. Королевские интенданты собирают с каждой деревни сумму, которую, по их мнению, она в состоянии выплатить, а деревенские синдики, нравится им это или нет, вынуждены требовать деньги у крестьян, в свою очередь облагая налогом каждый дом по своему усмотрению — не по действительному благосостоянию его хозяев, а просто по тому, сколько, как им кажется, удастся из них выжать. Таким образом, каждый человек облагается налогом, который устанавливают, исходя из его образа жизни, поэтому и старается выглядеть как можно беднее, чтобы платить меньше. Таким образом они не только создают себе трудности, терпеть которые при других обстоятельствах не было бы надобности, но и болезненно ударяют по интересам страны, так как крестьяне оставляют большую часть своей земли невозделанной из страха, что обильный урожай увеличит взимаемый с них налог.

— Какая невероятная глупость! — воскликнул Роджер. — Но почему дворяне — крупные землевладельцы — не обратятся к королю и не добьются изменения налога?

Доктор покачал головой:

— Дворянство во Франции все еще сохраняет привилегии. Вопреки справедливости знатные люди освобождены от налога и до сих пор обладают монопольными правами на охоту и установку капканов, но за последние десятилетия они утратили всякое влияние на управление страной. Великий кардинал де Ришелье уничтожил власть феодальных сеньоров, а великий монарх довершил этот процесс, заставив их покинуть свои поместья и вести праздную жизнь при его дворе в Версале, дабы создать пышный фон для собственной персоны. С этого времени управление государством почти полностью перешло в руки королей, которые мало знают о состоянии дел, так как руководствуются советами клики алчных фаворитов и министров финансов, изо всех сил старающихся выколотить деньги из налогоплательщиков.

— Да, они здорово запутали положение, — заметил Роджер. — В Англии ни дворянство, ни народ не стали бы мириться с таким бездарным правлением. Сто сорок лет назад нашему королю отрубили голову по куда менее значительному поводу.

— Королю Карлу отрубили голову не дворяне и не народ, — мягко поправил доктор. — Это сделала буржуазия — адвокаты и богатые торговцы. И здесь произойдет то же самое, если недовольство выйдет из берегов. Крестьянство слишком апатично и запугано, чтобы восстать; аристократия, взбунтовавшись, потеряет все и ничего не приобретет. Но в городах много денег, а деньги порождают честолюбие и зависть к привилегиям правящей касты. За последние годы книги стало читать все больше людей, и сочинения господ Кене , Мирабо , Морелли и Жан-Жака Руссо распространили повсюду призывы к равенству. Но те, кто кричит об этом громче всех, имеют в виду не равенство крестьян с ними, а равенство их самих с аристократией.

— Неужели у вас нет парламентского большинства, как в Англии, которое может навести порядок, не потрясая страну мятежами?

— У нас нет парламента в вашем понимании, куда народ выбирает своих представителей. Есть местные парламенты, которые мы называем штатами. Каждый из них состоит из трех палат — для церкви, дворянства и третьего сословия, состоящего из представителей городских корпораций и торговых гильдий, но их функции ограничены провинциями. Правда, раньше они посылали своих представителей в Париж заседать в Генеральных штатах и давать советы королю, когда в государстве назревал кризис. Но Генеральные штаты не собирались уже почти сто семьдесят лет. В последний раз это было в 1614 году, а с тех пор монархия стала настолько всемогущей, что игнорирует их. Что до провинциальных штатов, то по той или иной причине большинство их не действует уже многие десятилетия, и только штаты Артуа, Фландрии, Бургундии, Бретани и Лангедока продолжают собираться регулярно.

— Как же тогда осуществляется управление королевством? — спросил Роджер. — Если дворянство не играет никакой роли, а штаты, о которых вы говорили, при последнем издыхании, как может король, окруженный плохо информированными ничтожествами, знать, что происходит с его подданными?

— Увы, он этого не знает, хотя говорят, будто у него самые добрые намерения. Теоретически он управляет через губернаторов провинций, но все они — родовитые вельможи, которые живут в роскоши при дворе на доходы, приносимые их должностью. Фактически страной управляют интенданты, назначенные генеральным контролером финансов. Большинство из них толковые выскочки, но их единственная забота — набить карманы за счет короля и народа.

— Неужели дворянство никак не может улучшить положение? — спросил Роджер. — В Англии все, кто владеет землей, независимо от ее размера, считают себя обязанными защищать работающих на этой земле. Помещик, позволяющий приходить в негодность жилищам своих арендаторов или допускающий, чтобы крестьяне его деревни голодали зимой, сразу теряет уважение соседей.

— Так было и здесь в добрые старые времена. Но теперь дворянство почти так же беспомощно, как крестьянство. Все доходы от земель уходят либо в Версаль в виде налогов, либо в карманы адвокатов и богатых городских торговцев. Одна десятая часть знати, обитающая при дворе и питающаяся лучшими объедками с его стола, живет в роскоши; остальные девять десятых существуют на доходы с поместий, которых едва хватает на содержание родового замка. Они горды, высокомерны, ограничены в кругозоре и цепляются за свои привилегии, утратив и желание, и возможность помогать крестьянам.

— Должно быть, страна и в самом деле дошла до критического состояния. Тем более меня коробит, когда мы отбираем сбережения несчастных крестьян.

— Не стоит беспокоиться, — подумав, сказал доктор, — скоро мы отправимся дальше на юг — в Бретань. Эта древняя провинция — одна из немногих во Франции, где поместья еще соответствуют своему предназначению. Более того, тамошнее дворянство никогда не чувствовало себя обязанным королевскому двору, поэтому и богатые и бедные среди них редко покидают свои владения. Не скажу, что ты найдешь бретонских крестьян зажиточными, но по крайней мере о них заботятся лучше, чем в деревнях, которые мы посещали до сих пор.

На следующий день, пополнив запасы мазей, бальзамов и прочих необходимых снадобий в Кане, они двинулись на юго-запад через Вир и Авранш в направлении Бретани, а 20 сентября уплатили пошлину за въезд в провинцию. Несмотря на расходы в Кане, казна партнеров увеличилась до сорока луидоров, частично в результате нескольких приватных консультаций, данных доктором пациентам после наступления темноты.

Роджер больше не принимал участия в этих малоприятных беседах. Они внушали ему отвращение, а кроме того, он пришел к выводу, что в этом нет особого смысла, так как знал, сколько подобных посетителей доктор принимает каждый вечер и сколько приблизительно денег ему удастся из них вытянуть. Более того, теперь Роджер чувствовал уверенность, что старший партнер может попытаться его обмануть только во время их пребывания в городе, где страсть к коньяку способна одержать верх над лучшими чувствами старика.

Перейдя границу провинции, они направились на юг в сторону Рена, намереваясь сделать широкий круг по Бретани, пополнив запас лекарств в ее столице.

Как и предсказывал доктор, Роджер нашел бретонских крестьян куда более сытыми и смышлеными, чем их северные соседи. Они проявляли больше независимости, а временами даже прерывали речи великого Аристотеля Фенелона критическими замечаниями, подвергая сомнению его энциклопедические знания и безмерную мудрость. Иногда появлялся деревенский священник и прогонял незваного благодетеля, называя его безбожником и шарлатаном. Но, несмотря на это, бретонцы оказались доверчивыми людьми, и их женщины охотно приобретали косметику доктора, поэтому, когда 5 октября компаньоны прибыли в Рен, у Роджера было пятьдесят четыре луидора, которые он хранил за поясом, как ранее драгоценности Джорджины — в специальном длинном мешочке, обернутом вокруг талии.

В Рене партнеры направились в «Дю Геклен» — хорошую гостиницу с видом на Марсово поле. Прибыв в город утром, они успели насладиться отличным завтраком, во время которого Роджер, однако, заметил, что его компаньон странно молчалив.

Закусив, они, как обычно в крупном городе, отправились на прогулку, дабы доктор мог показать Роджеру исторические достопримечательности. Когда они шли к собору Святого Петра, старик все еще оставался необщительным, поэтому Роджер спросил, хорошо ли тот себя чувствует.

— Хорошо, но я немного обеспокоен, — ответил доктор.

— Чем? — осведомился Роджер.

— Надеюсь, это окажется пустяком, но не заметил ли ты человека в сером костюме, который сидел один в столовой за маленьким столиком слева от камина, — высокого тощего субъекта с рыжими волосами и кислой физиономией?

— Да, — кивнул Роджер, — я обратил на него внимание из-за странной бледности его лица. Он в общем не урод, но в его маленьком рте и глазах с тяжелыми веками, которые он отводил в сторону каждый раз, когда я на него смотрел, было что-то отталкивающее. Кто он такой?

— Его зовут Жозеф Фуше . Он светский проповедник Ораторианского ордена и уроженец Нанта. Его отец, по-моему, был капитаном корабля и оставил ему маленькое имение в Бретани и плантацию в Сан-Доминго, так что этому человеку незачем зарабатывать на жизнь. Тем не менее его интересуют полицейские дела, и он для забавы играет роль то частного сыщика, то осведомителя. Поэтому я с ним и столкнулся.

— А вы тут при чем? — спросил Роджер, у которого появились дурные предчувствия.

— Я был в Нанте в конце прошлой зимы, и… э-э… мои финансы почти иссякли. Поэтому я взялся за… один трудный случай, и больная умерла. К сожалению, у нее оказались состоятельные родственники, и месье Фуше в качестве их друга взялся расследовать дело. Он вышел на меня, вытянул кое-какие признания, и на основании его информации полиция выдала ордер на мой арест.

— Да, вас загнали в угол. Как же вам удалось выкрутиться?

Доктор вздохнул:

— Пожертвовав солидной суммой. Как тебе, возможно, известно, полицейские агенты почти поголовно продажны. Я подкупил агента, которого прислали арестовать меня, и получил возможность бежать. Но должен признаться, что расстроен новой встречей с месье Фуше.

— Понимаю ваше беспокойство, — сказал Роджер, — но все же не думаю, что вам следует опасаться этого месье Фуше. Судя по вашим словам, в подобных делах этого человека интересует только сам процесс расследования. А если так, то в вашем случае он уже получил все, что могло его удовлетворить.

— Возможно, я испугался без причины, но ордер на мой арест, должно быть, все еще существует. Если месье Фуше окажется мстительным…

— Черт возьми! — воскликнул Роджер. — Все это случилось давно, мы находимся далеко от Нанта, и я думал, что вам ничего не грозит. Но вы полагаете, что он может донести в полицию Рена и вас арестуют?

— Сделай он это — и мне не спастись от виселицы.

— Тогда мы должны как можно скорее покинуть Рен, — решительно заявил Роджер.

— Он мог не узнать меня, — заметил доктор. — К тому же, возможно, я несправедлив к нему, полагая, что, не имея со мной личных счетов, он станет преследовать меня с такой мстительностью.

— Тем не менее нам, я считаю, следует покинуть город, прежде чем вы столкнетесь с ним снова. Наши деньги при мне, и если мы отправимся немедленно, то до темноты сможем добраться до какой-нибудь деревни к югу или западу.

— Но как мы продолжим торговлю, не пополнив запасы? — запротестовал доктор.

— Имея деньги, мы сможем все приобрести в следующем городе, куда доберемся через несколько дней.

— Ты забыл о Месье де Монтене. Как покинуть столь преданное существо? Кроме того, в гостинице мои инструменты. Многие из них нелегко раздобыть, и пройдут недели, прежде чем удастся их заменить. Мы бы столкнулись с более серьезными препятствиями, оставив их здесь.

— Мне тоже не хотелось бы отдавать бедного Месье де Монтеня в лапы живодерам, — подумав, сказал Роджер. — Но если мы должны за ним вернуться, не лучше ли дождаться сумерек? Проскользнем в боковую дверь гостиницы, возьмем наши вещи, выведем мула из конюшни и потихоньку уберемся, если ваш полицейский осведомитель не натолкнется на нас на лестнице или не увидит в окно.

Доктор согласился, что это предложение позволяет максимально избежать риска, и партнеры продолжили осмотр древних памятников бретонской столицы. Но обоим было не по себе, поэтому они вздохнули с облегчением, когда сгущающиеся тени подали им знак, что пришло время возвращаться в гостиницу.

Роджер чувствовал, что выбрал подходящий час для их бегства, так как сумерки скрывали лица встречных пешеходов даже на небольшом расстоянии, в то же время окна большинства домов еще оставались темными, и были все основания надеяться, что коридор и лестница гостиницы окутаны полумраком.

Сначала они отправились в конюшню и быстро оседлали Месье де Монтеня, потом вошли в гостиницу со двора и осторожно двинулись по темному коридору. Так как они уже оплатили завтрак, им не нужно было улаживать вопрос со счетом. «Дю Геклен» была дорогой гостиницей, поэтому партнеры сняли самые дешевые комнаты под карнизом. Оставалось забрать два старых чемодана с инструментами доктора и спуститься по лестнице, не нарвавшись на месье Фуше.

Роджер первым вошел в комнату. Так как в ней имелось только слуховое окно, там было почти совсем темно, и, открыв дверь, он едва мог различить очертания мебели. Доктор последовал за ним и стал искать свою трутницу.

— Поторопитесь! — воскликнул Роджер, передавая ему свечу. — Жаль, что придется зажечь свет, но нам нужно лучше видеть, чтобы быстрее уложить вещи.

— Нам конечно же понадобится свет, чтобы видеть друг друга, но к чему так спешить? — послышался негромкий голос.

Повернувшись, они увидели лежащего на кровати человека в сером.

— Уверен, месье доктор, что вы не собирались оставить Рен, не дав мне возможности засвидетельствовать вам свое почтение, — насмешливо продолжил он. — С вашей стороны это было бы невежливо.

— Что вы, месье Фуше, у меня и в мыслях не было ничего подобного, — пролепетал доктор, когда Роджер поставил свечу на комод.

— Вот и отлично. Как видите, я избавил нас обоих от хлопот по устройству встречи, придя к вам в комнату. Я прождал вас здесь почти всю вторую половину дня. К счастью, ваша кровать оказалась вполне удобной. Скажите, месье доктор, чем вы занимались все это время? Неужто до сих пор бродите по дорогам?

— Да, месье.

— Я так и понял, обнаружив в конюшне вашего старого мула и корзины, набитые зловонными смесями, которые вы продаете крестьянам. Откуда вы прибыли?

— Из Гавра, месье, через Руан и Кан.

— Приятное путешествие и, не сомневаюсь, прибыльное. После столь длительного перехода ваши карманы наверняка набиты деньгами. — После небольшой паузы человек в сером небрежно осведомился: — Вы убили кого-нибудь еще за последнее время?

— Вы несправедливы ко мне, месье! — воскликнул доктор. — Мои лекарства не могут причинить вреда, если их принимать, как указано. Трагический инцидент в Нанте прошлой зимой случился потому, что бедная девушка приняла слишком много лекарства, которое я ей дал.

— Подобные инциденты приводят стариков, вроде вас, к утренней встрече с палачом. Вы отлично знали, что мадемуазель Брасье на пятом месяце беременности, и у вас не было ни малейшего шанса избавить ее от результатов ее нескромности на таком позднем сроке.

— Я знал аналогичные ситуации, которые имели благоприятный исход, а бедная девушка умоляла меня помочь ей.

— И предложенные десять луидоров смягчили сердце старого мошенника.

— Нет, месье, не только они. Бедняжка клялась, что родители заточат ее в монастырь до конца дней, если откроют ее позор. Я предупредил, что это рискованно, но и девушка, и ее любовник решили, что риск для нее меньшее зло. Глупое нетерпение побудило ее принять чрезмерную дозу, что и привело к несчастью.

— Ваша беда, друг мой, не в самом факте убийства, а в том, кого вы убили. Преврати вы в трупы дюжину деревенских девок, это сошло бы вам с рук, но верхом глупости было пойти на такой риск с дочерью парламентского советника. — Снова помолчав, Фуше добавил: — Но теперь все кончено и забыто, не так ли, месье доктор?

— Да, месье Фуше, — ответил доктор со вздохом облегчения. — Благодаря объяснению, данному мною полиции, они воздержались приводить в действие ордер на мой арест, которого добился советник Брасье.

— Но ордер все еще в силе, поэтому на вашем месте я бы год-другой не появлялся в Нанте.

— Да-да. Не сомневайтесь, что я буду обходить стороной этот прекрасный город.

— Это разумно, но я думал, мне следует вас предупредить.

— Очень любезно с вашей стороны, месье Фуше, было провести здесь несколько часов с целью предостеречь меня от возвращения в Нант.

— Не стоит благодарностей, — промолвил человек в сером, продолжая, однако, лежать на кровати, опираясь на локоть.

При свете свечи Роджер мог разглядеть его лицо. Фуше выглядел года на двадцать четыре и был по-своему красив. Черты его были правильными, несмотря на торчащие скулы, но худоба и смертельная бледность указывали на слабое здоровье. Самое неприятное впечатление производили бегающие глаза, которые он, казалось, намеренно отводил в сторону от собеседника.

— Тогда, если больше ничего… — неуверенно начал доктор.

Тонкие губы Фуше скривились в усмешке.

— Вам, похоже, не терпится избавиться от меня.

— Нет-нет, месье. Но мой юный друг и я сегодня изменили наши планы. Большие города, вроде Рена, не хороши для наших дел, и мы… ну, мы решили перебраться к вечеру в какое-нибудь местечко поскромнее, а так как уже темнеет…

— Вы решили упаковать вещи. Ну так займитесь этим. Мне здесь вполне удобно и хватит времени упомянуть еще об одном дельце до вашего ухода.

Роджер понимал, что зловещий визитер играет с бедным старым доктором, поэтому решил вмешаться:

— Что вам нужно, месье? Говорите или оставьте нас.

Без всякого предупреждения Фуше вскочил с кровати, схватил Роджера за руку и заломил ее за спину, заставив молодого человека вскрикнуть от боли.

— Я скажу все, когда сочту нужным, вы, дерзкий щенок, — прошипел Фуше. — А пока что назовите ваше имя и объясните, каким образом вы присоединились к этому старому мошеннику.

— Меня зовут Роже Брюк! — с трудом вымолвил Роджер. — Пустите! Вы делаете мне больно! — Почувствовав, что хватка Фуше слегка ослабла, он продолжил: — Я из Эльзаса, родился в Страсбурге и сбежал из дома в поисках приключений.

— Лжете! — фыркнул Фуше. — Вы не француз немецкого происхождения. Вы англичанин. Я понял это по вашему акценту, как только вы заговорили. Мне нужна правда — иначе вам придется туго. — В качестве демонстрации он снова выкрутил руку Роджера,

— Хорошо! — пропыхтел Роджер, чувствуя, что от боли у него выступили слезы на глазах. — Я англичанин, и меня зовут Роджер Брук. Но я в самом деле сбежал из дома.

— А где ваш дом?

— В Лиминггоне, в графстве Хемпшир.

— Вы имеете в виду маленький порт близ Саутгемптона?

— Да.

— Вы выглядите как юноша из хорошей семьи. Вы дворянин?

— Да.

— Как зовут вашего отца?

— Кристофер Брук. Он адмирал королевского флота.

— Это правда? — Фуше снова стиснул запястье Роджера, вынудив его встать на цыпочки.

— Да-да, клянусь! — простонал Роджер.

— И когда вы стали подмастерьем этого старого шарлатана?

— Около одиннадцати недель тому назад. Я встретил его вскоре после того, как высадился в Гавре.

Фуше, внезапно отпустив Роджера, с презрением оттолкнул его и повернулся к доктору, который в течение краткого допроса своего партнера стоял, беспомощно ломая руки.

— Ну, я достаточно позабавился, — снова заговорил человек в сером. — Мне известно, каким образом вы избежали заслуженного наказания в Нанте. Вы подкупили полицейского агента десятью луидорами, которые получили за спорынью ржи, проданную мадемуазель Брасье. Не в моих правилах преследовать людей или без нужды наживать себе врагов, так что история на том бы и закончилась, не встреться мы сегодня, как раз в тот момент, когда я пребываю в крайней нужде. Ежегодный доход с моих плантаций в Вест-Индии в этом году ко мне не поступил, а я понес крупные расходы в связи с интересующими меня экспериментами в области воздухоплавания. Но к чему рассказывать об этом? Суть в том, что мне срочно нужны деньги, а вы после летнего путешествия, несомненно, располагаете приличной суммой. Надеюсь, у вас хватит благоразумия без лишних споров выплатить мне пятьдесят луидоров?

Доктор патетически распростер руки и посмотрел на Роджера.

Все еще поглаживая запястье, Роджер сердито пробормотал:

— Это не что иное, как шантаж!

Маленький рот Фуше вновь скривился в улыбке.

— Называйте как хотите, но мне нужны деньги. Либо я их получу, либо передам имеющиеся у меня сведения в полицию Рена. На основании моих слов месье доктор будет задержан, ордер доставит курьер из Нанта, старого шарлатана казнят за убийство.

Понимая, что у них нет выхода, Роджер с отчаянной неохотой стал расстегивать рубашку, чтобы вытащить пояс с деньгами. Коль скоро все их сбережения находились в одном мешочке, он не стал притворяться, будто они не в состоянии уплатить полсотни луидоров, но, пытаясь сохранить хоть что-то, заявил со всей твердостью, на какую был способен:

— Половина денег принадлежит мне.

— Вот как? — спокойно осведомился Фуше. — И сколько же там всего?

— Пятьдесят четыре луидора, — ответил Роджер, снимая пояс.

— Тогда я заберу все! — воскликнул Фуше, вновь демонстрируя свою наглость. — Лишние четыре луидора послужат наказанием за вашу дерзость.

Он ухватился за свободно свисающий конец пояса, но Роджер крепко держал другой конец и отскочил назад, стараясь вырвать пояс у Фуше. Мысль о том, что их заработок за два месяца отберет продажный сыщик-любитель, придала ему силы, и он едва не сбил Фуше с ног.

— Отдайте мешок! — рявкнул Фуше; его бледное лицо покраснело от злости. — Для таких мошенников, как вы, мое слово — закон! И знайте, что это всего лишь первый взнос. Время от времени мы будем встречаться снова, и каждый раз я стану опустошать ваши карманы. Отпустите мешок, или, клянусь, вы оба отправитесь в тюрьму этим же вечером!

Возможно, угроза будущих вымогательств побудила доктора к отчаянным насильственным мерам. Сражаясь с Роджером за пояс с деньгами, Фуше повернулся спиной к старику. Выхватив из сундука шпагу Роджера, доктор нанес шантажисту сильный удар рукоятью по голове.

Фуше охнул и, наполовину оглушенный, упал на пол. Однако пояс он из рук не выпустил и потянул Роджера за собой.

Обезумев от отчаяния, доктор поднял шпагу, чтобы нанести новый удар. Но Фуше оказался для него слишком проворен. Отпустив пояс, он откатился в сторону и выхватил из серого камзола маленький двуствольный пистолет. Роджер услышал щелчок — в следующий момент полыхнула вспышка и прогремел выстрел.

Роджер поднялся на ноги. Он увидел, что доктор выронил шпагу и его левый глаз внезапно превратился в жуткое красное пятно, откуда полилась кровь. Пуля пробила ему голову, и он со стоном соскользнул на пол.

Все еще держа пояс, Роджер застыл, пораженный ужасом, глядя на съежившееся на полу тело доктора. Потом он услышал, как Фуше взвел второй курок, вышел из оцепенения и бросился к двери.

Выскочив на лестничную площадку, Роджер услыхал крики осведомителя:

— Помогите! Убийство! Здесь убили человека! Держите убийцу!

Роджер сразу понял, что Фуше намерен свалить на него убийство доктора, и в ужасе при мысли о веревке палача понесся вниз по ступенькам.