Несчастье настигло нас на второй день раздельных поисков, когда мы с Сильвией съезжали по склону дюны под не особенно крутым углом. Неожиданно одно из колес сильно ударилось обо что-то, машина опрокинулась, дважды перевернулась и приземлилась на крышу на дне ложбины.

Стальной кузов автомобиля защитил нас, и кабина не сплющилась, но я сильно ушибся головой, а Сильвия подвернула ногу. С большим трудом мы выбрались из машины. Автомобиль лежал колесами вверх, глубоко зарывшись в мягкий песок, и перевернуть его своими силами не было никакой возможности. Мы почти исчерпали время, отпущенное на поездку, и всего несколько минут назад говорили о том, что пора возвращаться, — мы находились в тридцати милях от лагеря и в двенадцати — от места встречи с Гарри и Клариссой. Пройти двенадцать миль по песчаным дюнам было не так просто, но мы успели бы до захода солнца, если бы не нога Сильвии.

Правда, я не особенно волновался, зная, что, не встретив нас в назначенное время, Гарри и Кларисса отправятся на поиски и без особого труда найдут нас, двигаясь вдоль колеи, оставленной нашей автомашиной. Гарри должно хватить трех часов, чтобы доехать до нас; обратная дорога займет больше времени — в темноте придется двигаться очень медленно, чтобы в свете фар не потерять колею, но к раннему утру мы должны оказаться в лагере.

Сильвия, однако, храбрилась и уверяла, что сможет идти. Я пытался разубедить ее, но потом уступил, понимая, что чем ближе мы окажемся к месту назначенной встречи, тем скорее Гарри сможет подобрать нас.

Мы отправились в путь, и Сильвия отважно заковыляла, обхватив рукой меня за плечи, но боль, видимо, была очень сильной, и нам приходилось отдыхать все чаще и чаще. Так или иначе, нам удалось преодолеть лишь пару миль, когда она разразилась рыданиями, умоляя простить ее за то, что она не может больше сделать ни шагу.

Прошел еще час, и Сильвия неожиданно забеспокоилась. Воздух стал горячее, поднимался ветер. Приближалась песчаная буря.

Мы замотали лица одеждой, крепко обнялись и легли на песок; через несколько секунд небо на юге почернело и вокруг засвистели песчаные вихри.

Слава Богу, джибли оказался не очень сильным. Но когда мы вновь смогли взглянуть на расстилавшуюся вокруг пустыню, следы колес нашего автомобиля — единственное, что связывало нас с Гарри и с жизнью, — были начисто стерты.

Буря наверняка захватила и Бельвилей, и им самим потребуются многие часы, чтобы найти экспедиционную стоянку. А когда они отправятся искать нас, это будет равносильно поискам иголки в стоге сена.

Мы с Сильвией посмотрели друг на друга. Ни я, ни она не произнесли ни слова, но каждый знал, что только чудом мы можем избежать участи, постигшей армию Камбиза двадцать четыре столетия назад.

Я с мрачным юмором подумал, что мне, всего полмесяца назад изведавшему все муки приближающейся смерти от жажды, предстоит вновь такое же испытание.

И на этот раз я твердо решил: мы будем держаться до последней минуты, пока будет надежда, что Бельвили найдут нас, но затем я застрелю Сильвию и себя.

Я инстинктивно потянулся к поясу, где обычно носил пистолет, и тут вспомнил, что в последние дни перестал брать его с собой. Сильвия заметила мое движение и правильно истолковала его.

— Вы оставили его в палатке, — сказала она. — Я видела его там перед отъездом. Но даже если бы пистолет у вас был, я не позволила бы застрелить меня. Мне не хочется умирать таким способом. Где жизнь, там всегда надежда, и у меня есть свои резоны предпочитать самую мучительную смерть самоубийству.

— Какие же? — с любопытством спросил я.

— Я не верю, что кто-либо страдает больше, чем может вынести, — медленно проговорила она. — И хотя следует сознательно избегать страданий, однако приходится принимать их, когда они выпадают на нашу долю. Это как проверка духовной силы, и тем, кто успешно проходит ее, воздается.

— Вы говорите о будущей жизни?

— Да. Всякий, кто достаточно изучал древние религии, приходит к выводу, что у древних были куда более логичные верования относительно загробной жизни, чем у современных людей. Было бы ужасно несправедливо судить людей на основании мизерного отрезка времени в шестьдесят с небольшим лет, а затем награждать их венком и арфой или навечно проклинать.

— Так вы верите, что у нас много жизней?

— Я в этом не сомневаюсь.

Я был немного знаком с буддизмом и, студентом, сам увлекался им. Меня не удивили воззрения Сильвии — мне приходилось сталкиваться с подобными следствиями упрощенного взгляда на христианство, позволявшим человеку в течение одной жизни достичь того, что обещалось буддизмом лишь за многие миллионы рождений, но его строгие концепции Добра и Зла не позволяли человеку впадать в характерный для буддизма этический релятивизм. Однако эта беседа так увлекла нас, что на несколько часов мы начисто забыли о своем отчаянном положении.

Солнце, словно огненный шар, медленно опустилось за горизонт, небо расцвело великолепными красками, которые постепенно угасли, и вокруг сгустилась тьма.

У нас имелось по фляге с водой, а у меня в кармане нашлась плитка шоколада. Мы разделили ее между собой, запили несколькими глотками воды и этим завершили ужин.

Есть странное очарование в ночной пустыне. Ее абсолютное спокойствие вызывает ощущение полного умиротворения, и в кристально чистом воздухе мириады звезд небесного свода сверкают так ярко, что человек, знакомый лишь с ночным небом пыльных городов, не может даже себе представить.

Длительные рассуждения о загробной жизни — или жизнях, как продолжала считать Сильвия, — подействовали удивительно. Мы не могли спастись своими силами, и теперь только от воли небес зависело, умереть нам здесь или остаться в живых.

Правда, уже давал о себе знать холод, что разливается в воздухе после захода солнца и к рассвету становится очень сильным. Чтобы меньше мерзнуть, я вырыл мелкую траншею и, закончив, сказал Сильвии:

— Ложитесь сюда и засыпьте нижнюю часть тела песком. Он немного защитит вас от холода, а я вырою рядом еще одну, для себя.

— Вместе нам будет куда теплее, — тихо заметила она.

Я расширил траншею, мы легли рядом и я обнял ее за шею, чтобы она могла положить голову мне на грудь и устроиться поудобнее.

Мы молча лежали, согревая друг друга, и совершенно не чувствовали холода. Сна не было ни в одном глазу, и я изучал очертания созвездий. Я уже думал, что Сильвия уснула, когда она неожиданно чуть повернула голову и проговорила:

— Знаешь, Джулиан, в ту ночь около пирамид, когда мы впервые встретились, я подумала, что мы станем любовниками.

— И я тоже, — подтвердил я, — однако, вернувшись в «Семирамиду», ты выбрала странный способ выразить свои чувства.

Она тихо рассмеялась.

— Но, согласись, та прогулка через хлопковые поля исчерпала бы терпение любой девушки. А мне к тому же стоила одного из немногих выходных платьев, и я основательно сидела на мели, чтобы купить ему замену.

— Бедняжка. Если бы я только знал о такой трагедии, я приволок бы тебе целую дюжину.

— Какой ты счастливчик, Джулиан, у тебя столько денег! — вздохнула она.

— К сожалению, никакие деньги не помогут мне стать тем, кем я был раньше.

— Ты все еще человек-загадка?

— Ты не устала? — спросил я.

— Ничуть. Сейчас только половина девятого, и я не усну еще несколько часов.

— Тогда я могу рассказать о своем темном прошлом.

— Хорошо бы. — Она устроилась поудобнее рядом со мной. — Я не менее любопытна, чем всякая другая женщина, и ты не представляешь, сколько размышляла, что же за тайну ты так тщательно скрываешь от всех.

Я поведал ей о своей краткой карьере дипломата и о ее трагическом завершении. Но она сочла, что я делаю из мухи слона и веду себя, как идиот, скрываясь под вымышленным именем. Она сказала, что мне просто не повезло, и никто из знавших подробности случившегося, не обвинил бы меня.

— Ты была бы грандиозной женой, Сильвия, — неожиданно сказал я.

— Это предложение? — рассмеялась она.

— Нет, дорогая. Боюсь, что нет. Несмотря на все сказанное тобой, я не такой мерзавец, чтобы просить приличную девушку разделить полуподпольное существование, выпавшее на мою долю. А потом, ты ведь любишь не меня, а своего археолога.

— Я любила его душой и телом. Мы прожили вместе три месяца, но я абсолютно убеждена, что, когда наша страсть угаснет, мы все равно будем очень счастливы вдвоем. Это настоящая любовь, и, если бы мы могли пожениться, я была бы всегда верна ему. Однако есть другой тип любви — обычное физическое влечение. Такое состояние недолговечно, но пока оно не прошло, с нами случаются удивительные вещи.

— Можешь не говорить мне об этом, — улыбнулся я, — я не так давно испытал подобное по отношению к Уне.

— Так ты никогда не женился бы на ней?

— Упаси Боже! Она очаровательная подруга, но, будь у нее и другой характер, нам хватило бы пары месяцев, чтобы наскучить друг другу.

— Я понимаю, о чем ты говоришь. В такие моменты за себя трудно отвечать.

Сильвия подняла голову и взглянула мне в лицо. И когда она заговорила, глаза ее сияли в свете звезд.

— Я бы не стала твоей женой, Джулиан, даже если бы мы выкарабкались отсюда и ты попросил бы меня об этом. На всем свете есть только один человек, за которого я вышла бы замуж. Но я не вижу, что мешает тебе поцеловать меня перед сном.

Утром мы проснулись с восходом солнца, зажегшего небо на востоке. Ни один звук не нарушал тишины пустыни, ни одна тень не мелькнула среди безлюдных дюн. Мы сделали по глотку воды из фляжек, но у нас не было ни крошки еды, и я знал, что мы должны попытаться вернуться к автомобилю, ориентируясь по солнцу.

Нога у Сильвии распухла и ныла, но острой боли при ходьбе она не испытывала, и нам некуда было торопиться. К счастью, у меня в памяти осталось, что, возвращаясь назад по колее, мы преодолели четыре гребня, и когда спускались по откосу четвертой по счету дюны, я был уверен, что мы добрались до той самой ложбины, где случилась авария. Однако, к нашему разочарованию, автомобиля там не было.

Мы решили, что слишком сильно отклонились вправо, и пошли по ложбине в противоположную сторону. Вдруг Сильвия заметила чуть впереди темное пятно на песке, похожее на небольшой коричневый булыжник. Нагнувшись, чтобы получше разглядеть находку, я дотронулся до нее, и она распалась под рукой.

Осмотрев ее более внимательно, мы выяснили, что это толстый кусок кожи, после многих сотен лет столь хрупкий, что рассыпался в пыль от одного прикосновения. От него осталось лишь железное кольцо и железная распорка в центре. И тогда мы поняли, что за странную шутку сыграла с нами судьба. Отрезанные от лагеря, почти безнадежно потерявшиеся в песчаном море и готовые встретить крадущуюся по пятам смерть, мы наконец-то обнаружили первые следы погибшей армии Камбиза. Распавшийся предмет был когда-то грубым кожаным шлемом персидского пехотинца.

— Удивительно, как кожа могла так долго сохраняться, — сказала Сильвия. — Возможно, только вчерашняя буря смела песок со шлема. Давай посмотрим вокруг, нет ли чего-нибудь еще.

— Не стоит тратить силы, — возразил я. — Сначала надо разыскать автомобиль. Если нас самих когда-нибудь найдут, мы всегда сможем вернуться сюда.

Но, пока мы шли по ложбине, нам встретилось немало подобных реликвий, разбросанных на пути. В основном это были такие же куски хрупкой кожи от шлемов, поясов и щитов или их грубо обработанные железные части, а также наконечники и рукоятки копий. Однако мы нашли один дротик и довольно красивую пряжку от пояса — медную, с чеканкой.

Прошло более полутора часов с момента первой находки, когда, к великому облегчению, мы заметили перевернутый автомобиль. Еще через двадцать минут мы подошли к нему и первым делом проверили свои припасы. В нашем распоряжении оказались две бутылки эвианской воды в кварту каждая — без такого резерва автомобили никогда не выезжали из лагеря, — бутылка оранжада, а также запас консервов на два дня. Вдобавок здесь находились наши пальто, чтобы согреться ночью, и всякие полезные мелочи. Сильвия сообразила, что, когда иссякнет вода в бутылках, можно пить воду из радиатора, которой, даже с учетом испарения, никак не могло быть меньше половины галлона. По нашим оценкам, воды должно хватить на четыре — пять дней, и это несколько увеличивало шансы на спасение, поскольку Гарри будет ежедневно искать нас с утра до вечера.

Однако я был весьма далек от оптимизма. Отсюда до лагеря было не менее тридцати миль. Если принять его за центр круга, от которого мы уехали на юго-восток, Гарри ограничит поиски сектором, опиравшимся на дугу длиной в четверть этой окружности, то есть около ста восьмидесяти миль. Обзор при движении — около полумили в обе стороны, а мы забрались так далеко, что более одной поездки за день он сделать не сможет. Давая ему пять дней на поиски, я прикинул, что вероятность обнаружить нас не более чем один к девяти.

После скромного завтрака из консервов я решил выяснить, на что же наткнулось колесо нашей машины. У меня были некоторые предположения на этот счет, и, оставив Сильвию в тени автомобиля, я полез вверх по склону.

Я обнаружил выпирающий из песка большой кожаный сундук, для прочности перехваченный железными полосами. Колесо автомобиля раздробило его крышку, но, заглянув внутрь, я понял, почему перевернулся автомобиль: сундук был до краев наполнен древней обеденной утварью, что и делало его таким массивным.

Взяв оттуда тарелку и внимательно осмотрев ее, я сразу понял, что она представляет ценность только как предмет древности, и металл, из которого она была изготовлена, скорее всего, олово, но с каким-то красноватым оттенком.

Набрав кучу посуды, я заспешил к Сильвии. Случись такая находка сутки назад, она привела бы нас в необычайный восторг. Но даже сейчас, когда безвыходное положение омрачало радость первой, действительно ценной находки, мы не могли удержаться от восхищения.

Мы взяли лопаты и отправились на склон. Едва начав копать вокруг сундука, мы обнаружили на глубине всего в несколько дюймов немалое количество всевозможных предметов. Большинство из них сгнило, но нам удалось собрать небольшую коллекцию из наконечников копий, дротиков и мечей, а после двух часов работы моя лопата наткнулась на странное приспособление, напоминающее остатки портшеза.

Сильвия предположила, что это были крытые носилки важного военачальника, либо раненого, либо слишком старого, чтобы ездить верхом. Мы удалили верх носилок и принялись руками выгребать песок изнутри.

Когда мы достаточно очистили портшез от песка, нашему взору предстало мрачное зрелище — в нем все еще находились останки мертвеца.

Он, очевидно, здесь и умер. Возможно, он был слишком слаб, чтобы выбраться наружу, а может быть, решил отнестись к смерти философски и хотя бы укрыться в портшезе от палящего солнца. Его тело, в отличие от тел его спутников, было защищено остовом носилок, постепенно сквозь щели внутрь просеялся песок и защитил от распада тело, со временем мумифицировавшееся.

Как только мы добрались до уровня плеч, голова мумии отвалилась, и, подняв ее, я удивился, что она почти ничего не весит. Мы продолжали копать в надежде наткнуться на что-либо ценное. На его груди висело прекрасное украшение из необработанных рубинов в золоте, еще ниже мы обнаружили кривую саблю с полудрагоценными камнями на рукоятке, а у ног — статуэтку Осириса, по-видимому, выпавшую из рук, когда он умирал. Она была высотой в десять дюймов, из чистого золота, а на месте глаз были вставлены крошечные сапфиры. Статуэтка, очевидно, была частью награбленной добычи, взятой персами с собой из древних Фив. Сильвия заявила, что такая вещь сама по себе ценится гораздо выше, чем золото, из которого она сделана, и может стоить от двух до трех тысяч фунтов.

Помимо этих, действительно важных находок мы обнаружили еще пряжку от пояса, серебряные и золотые пуговицы от туники и несколько тончайших золотых полосок, по словам Сильвии, использовавшихся вместо денег. Похоже, обеденный сервиз также был частью его багажа, и мы надеялись обнаружить поблизости и другие его вещи.

Полуденное солнце стояло почти над головами, и мы решили сделать перерыв. Забрав главные находки, мы вернулись к автомобилю, слегка перекусили и договорились вечером возобновить раскопки. Поскольку автомобиль был перевернут, я разместил подушки сидений на крыше и сверху накрыл нашими пальто. Затем мы забрались внутрь и, обнявшись, мгновенно уснули.

Проснулись мы одновременно от рева двигателя. На секунду я было предположил, что это Гарри съезжает в своем автомобиле по склону дюны прямо на нас. Однако звук доносился с неба и мог быть только ревом самолета.

Выкарабкавшись из автомобиля, я сразу увидел низко кружащий над нами самолет. Сильвия тоже выползла наружу, и мы принялись отчаянно размахивать руками и кричать во всю силу легких.

Люди в самолете заметили нас, и машина пошла на снижение. Она медленно развернулась против ветра и мягко приземлилась на дне ложбины, в сотне ярдов от места, где мы стояли.

От возбуждения Сильвия позабыла про боль в ноге, схватила меня за руку, и мы побежали к самолету. Это была небольшая четырехместная машина, но для нас она означала жизнь.

Мы были в двадцати ярдах от него, когда дверь самолета открылась и оттуда выпрыгнул араб, одетый в европейский костюм. В его руках была винтовка, которую он проворно вскинул к плечу. И не успел я вскрикнуть от изумления, как в двери самолета появилась фигура второго человека, которого я сразу же узнал. Это был Син О’Кив.