Усталость охватила меня, как только я очутилась в постели. Я крепко уснула и не слышала, что нашептывал мне этот странный дом. Кошмар, должно быть, зародился под утро, когда еще было темно. Я узнала, что он приближается, по чувству ужаса, но, одурманенная сном, не смогла проснуться и защитить себя от того образа, который сформировался в моем мозгу.

Там было дерево. То ужасное, преследовавшее меня дерево — такое огромное, что заслоняло своими черными, корявыми ветками вверху все небо. Я сжалась, припав к земле, не в силах оторвать взгляд от этого ядовито-зеленого шатра, воплощения застывшего ужаса, объявшего меня. Дерево жило, оно двигалось, дрожало, изгибалось, пытаясь дотянуться до меня. Через несколько секунд оно схватит меня и я задохнусь в его ядовитой зелени. Я уже едва дышала. Тяжелая корявая лапа медленно опустилась, двигаясь как бы независимо от всего дерева, и коснулась моей груди. Я боролась, отрывала ее от себя, кричала, моля о помощи, которая — я это знала — не успеет прийти вовремя.

Я вскочила и села на кровати, сорвав с себя одеяло, задыхаясь. Ночная рубашка пропиталась холодным потом, и прохладный ветер из окна привел меня в чувство. Я не смогла сразу понять, где я, все еще во власти знакомого кошмара. Я воочию видела это дерево, как будто оно проросло сквозь стены моей комнаты, и продолжала бороться, чтобы освободиться от цеплявшейся за меня химеры. Как всегда, во мне было чувство потери, одиночества.

Я вновь побывала на знакомой и страшной территории. Когда я была маленькой и мне снился этот сон, я просыпалась с криком, и мой отец брал меня на руки, чтобы успокоить и приласкать. Но и в его объятиях меня не покидало чувство потери и одиночества. Я так и не смогла ему объяснить, какой это плохой, какой страшный сон. Иногда проходило несколько часов, прежде чем я начинала понимать, что я в безопасном, реальном мире, и не было никакого дерева, никаких черных корявых лап, которые тянулись ко мне, чтобы обвиться вокруг меня и задушить зелеными листьями.

И теперь, уже взрослая, пробудившись от кошмара, я не сразу избавилась от ужаса, он волнами возвращался ко мне, и прошло немало времени, прежде чем кошмар поблек и я смогла снова уснуть.

Когда я опять проснулась, солнце уже встало, но я чувствовала себя измученной и изнуренной, как бывало всегда после ночного кошмара. Каким-то образом я знала, что нахожусь рядом с источником этого сна. Я приехала туда, где меня ждало это дерево, и на этот раз я должна найти его в реальном мире. Только когда я узнаю, почему оно меня преследует, я смогу от него освободиться.

Когда я спустилась вниз, кухарка еще была на кухне, хотя за столом уже никого не осталось. Она меня обслужила довольно дружелюбно. Я выпила горячего кофе, во мне пробудился аппетит, и я почувствовала себя лучше.

В ярком свете дня я могла забыть на время о ночном кошмаре и подумать о настоящем, которое хотя и не очень меня привлекало, во всяком случае было реальным и с ним можно было совладать, в отличие от сна. Я постараюсь скорее встретиться с Хуаном Кордова и объясниться с ним. Я скажу ему, что не позволю использовать себя для какой-нибудь цели, которая может быть несправедливой по отношению к другим членам семьи, и уговорю его рассказать мне подробно о смерти моей матери.

Меня все еще беспокоила загадка крота-фетиша, оставленного в моей комнате, но я решила, что со временем и это прояснится. Здесь были люди, не желавшие моего присутствия в их доме, но я не ребенок и не дам себя запугать. Слово «зло», пришедшее мне на ум прошлой ночью, теперь, при свете дня, вызвало у меня только улыбку. Я была достаточно храброй и не боялась столкнуться с тем, что мне предстояло. Я приехала сюда, чтобы выяснить, кто я, и не уеду, пока не узнаю.

Позавтракав, я пошла в гостиную и хотела подняться в комнату деда. На балкончике стояла Кларита.

— Я хотела бы увидеть дедушку, — сказала я ей.

Она возвышалась надо мной, фигура в черном, скрестив худые руки на груди, и ее лицо со следами прожитых лет смотрело на меня с неодобрением.

— Сегодня утром это невозможно. Твой вчерашний визит слишком сильно взволновал его. Ему теперь нехорошо, и он никого не принимает.

Казалось, она на самом деле заботится об отце, и тем не менее, она была стражем-драконом, как он ее назвал. Хотя он дал мне инструкции относительно того, что я должна ей сказать, я не собиралась передавать ей его приказание. Она имела право говорить мне, что мне можно делать в этом доме, и я не собиралась с ней ссориться. Я увижу его позже, потому что он меня позовет. Я подожду.

Я пошла к себе в комнату, испытывая беспокойство, не зная, чем заняться, и достала блокнот для набросков и карандаш. Это всегда помогало мне, когда мне нужно было освободиться от напряжения. Я вышла через заднюю дверь на патио, воздух был невероятно чистым и свежим, утреннее небо сияло бирюзой. За домом находился на удивление просторный сад, он тянулся вниз по впадине. Однако это не был сад в моем понимании этого слова. Там были большие площадки, покрытые голубыми камешками, где ничего не росло, и травы было мало. Так как здесь дожди выпадали очень редко и нужно было постоянно поливать землю, чтобы на ней что-нибудь росло, цветочные клумбы не были разбиты. Там росли кусты чольи и других кактусов и местные серо-зеленые гамизо, которые можно было встретить всюду. Пух устилал землю вокруг тополя, а вниз по холму вилась тропинка, идущая к маленькому домику на нижней площадке владений. За ним виднелись ворота, которые, должно быть, открывались в сторону холма. Вокруг поднималась саманная стена, заключавшая в себе Кордова, отрезавшая их от всего мира. У них и в самом деле были тайны, которые они хотели упрятать за своими стенами.

Маленький домик внизу составлял контраст с его окружением. Хотя стены у него тоже были из самана, для крыши использовали красное дерево, и она круто поднималась вверх, как крыша церкви, так что я подумала, не часовня ли это. Сооружение было современным и грациозным, оно привлекало внимание, и мне захотелось посмотреть на него с более близкого расстояния.

Типичная резная деревянная дверь была закрыта, а окна занавешены плотными шторами, совсем не похоже на окна часовни. Я уселась на большой плоский камень неподалеку и открыла блокнот.

Несколькими быстрыми линиями я обозначила очертания домика, включая тополь рядом с ним и куст чольи у передней двери. Я сделала пометки о красках, которые можно использовать, и даже позволила себе набросать склон горы над саманной стеной, хотя отсюда его не было видно. Для меня интерес и удовлетворение от живописи заключались не в точном копировании пейзажа, но в передаче своего впечатления от того, что видела, в определении своих пропорций, выборе и отборе, поиске развернутого ракурса, так, чтобы результат мне нравился, был моим собственным.

Я не заметила двери в боковой стене и не слышала, как она открылась, как вдруг меня окликнула Сильвия Стюарт:

— Доброе утро, Аманда.

Очевидно, это была дверь на патио Стюартов, и обе семьи пользовались ею, когда навещали соседей.

На Сильвии были желтовато-коричневые слаксы и янтарного цвета свитер, а ее подкрашенные каштановые волосы были зачесаны со лба назад. Я обнаружила, что смотрю на нее сквозь призму того, что недавно узнала. Не потому ли она отнеслась ко мне с настороженностью, что я дочь Доротеи, виновной в смерти ее сводного брата. Все время, пока мы вчера были вместе, она знала, в чем обвиняли мою мать, а я — нет. Но, казалось, сегодня в ней чувство неловкости исчезло.

— Можно мне посмотреть, что ты рисуешь? — спросила она и подошла, чтобы взглянуть мне через плечо.

Я уже рисовала на следующей странице тополь, но перелистнула страницу назад и показала ей рисунок домика-»часовни».

— Хуану это понравится, — сказала она. — Хотя тебе следовало бы включить сюда его гордость — эти вьющиеся кастильские розы на стене. Это единственные цветы, за которыми Кордова ухаживают. Ты знаешь, что это за домик?

— Похож на часовню.

— В каком-то смысле так и есть. Для Хуана это святыня. Здесь он хранит свою коллекцию сокровищ искусства. Большинство из них — картины из старой Испании. Ходят слухи, что одна из них — картина Веласкеса. Но есть и другие вещи. Иногда я думаю, что не все из них появились здесь легальным путем.

Она сухо рассмеялась, а я промолчала. Это было одно из ее типичных колючих замечаний.

— Наверное, вы видели коллекцию? — спросила я.

— Конечно — ведь меня считают членом семьи. Но он показывает ее немногим, это его страсть, и он не делится ею ни с кем. Не пытайся туда зайти. Там везде сигнализация. Нужно знать правильную комбинацию цифр, иначе поднимется тревога.

— А та голова доколумбовой эпохи исчезла отсюда?

— Не совсем. Она должна была находиться здесь, но насколько я понимаю, Хуан разрешил в качестве исключения выставить ее в магазине. Оттуда ее и украли. Если это правда, что виноват Гэвин, то он просто взял ее из магазина.

— Но зачем ему это делать?

— Я не думаю, что он это сделал. Полагаю, ты уже встретилась со всеми членами нашей семьи? Как они тебе понравились?

— У меня было слишком мало времени, чтобы с ними познакомиться ближе, — сказала я.

Закрыв блокнот, я встала с камня, и Сильвия сразу же пригласила меня, махнув рукой на дверь в саманной стене.

— Пожалуйста, пойдем, поговори с Полом. Он ждет тебя, хочет с тобой побеседовать, и ты могла бы сразу разрешить эту проблему.

Я вопросительно посмотрела на нее.

— Тебе уже, наверное, рассказали кое-что о книге, над которой он работает? О чем она, я имею в виду.

Я ответила осторожно.

— Если вы имеете в виду, рассказал ли дедушка о смерти моей матери, — то да, но он изложил мне голые факты. Я знаю, что, как все считают, произошло, и то, что погиб ваш сводный брат. Боюсь, что я не могу принять общепринятую точку зрения.

— Не можешь принять? — Сильвия явно испугалась.

Я попробовала объяснить.

— Я не могу принять — эмоционально. Кэти написала довольно странное письмо моему отцу перед смертью, в котором она говорила, что он предвзято отнесся к моей матери. Как вы думаете, что она имела в виду?

Сильвия отошла на несколько шагов, повернувшись ко мне спиной. Мои слова ее, очевидно, смутили.

— Перед смертью тетя Кэти мне кое-что для тебя оставила, — сказала она. — Она сказала мне, что если ты когда-нибудь сюда приедешь, я должна передать это тебе.

Я встрепенулась, медлительность Сильвии меня раздражала.

— Но почему же вы не сказали мне? Почему вы не отдали мне это вчера? Может быть, она передала мне что-то такое, что прольет свет на ее слова в письме.

Сильвия медленно подошла ко мне с выражением легкой жалости на лице. То же выражение я заметила в глазах Гэвина, когда мы сидели вечером за столом, и я решила не поддаваться, ожидая ответов на мои вопросы.

— У меня был с собой этот… пакет, когда я тебя встретила, — сказала Сильвия. — Но ты ничего не знала о смерти матери, а мне не хотелось сразу все тебе выкладывать. Я решила, что лучше немного подождать. Теперь ты идешь по пути, который приведет тебя в тупик, Аманда. Не обманывай себя фантазиями. То, что случилось, случилось. Мне никогда не нравилась твоя мать, но все это не имеет к тебе никакого отношения. Я стараюсь быть справедливой и не позволяю вмешивать сюда старые эмоции из-за того, что погиб мой сводный брат. Наверное, они сказали тебе, что Кларита все видела?

Я кивнула, ожидая, что будет дальше.

— Не стоит все это пережевывать. Однажды Кларита вообразила, что она любит Керка, понимаешь. Это было, когда всем нам было по двенадцать-тринадцать и мы часто выезжали на ранчо на уикэнды.

— Ранчо?

— Да, Ранчо де Кордова. Оно принадлежало отцу Хуана — твоему прадедушке. Он разводил лошадей и любил туда ездить. Теперь это дом призраков. Хуан не содержит его, как раньше, хотя он нашел одну супружескую пару, которая там живет. Конечно, Кларита переросла эту детскую влюбленность. К тому времени, как погиб Керк, она уже любила… кого-то другого. Он ей даже не нравился тогда.

Я почувствовала себя шокированной, представив себе Клариту, которая, как мне казалось, всегда была пожилой женщиной. Было трудно представить ее девочкой, умирающей от любви к мальчику. Теперь из-за моей матери Кларита тоже относится ко мне с предубеждением.

— Конечно, Доро тогда тоже была влюблена в Керка, — продолжала Сильвия. — Я с ними выросла. Я видела все это с самого начала.

Мне не хотелось думать о моей матери в связи с какими-нибудь другими мужчинами, кроме моего отца.

— Я не думаю, что фантазирую, — сказала я. — Мне кажется, просто вся правда еще не выплыла наружу. Вот что я хочу знать.

— Тогда пойдем поговорим с Полом. Он тоже ее знал, хотя и не принадлежал тогда к нашей семье. Мне скоро нужно бежать. Мой магазин обычно открывается в девять, но сегодня я опоздала.

Хуан Кордова велел мне не беспокоить себя разговорами с Полом, но конечно, я не стану обращать на это внимание. Я не чувствовала себя достаточно сильной вчера вечером, чтобы говорить с мужем Сильвии, но теперь смогла бы. У меня не сохранилось никаких воспоминаний, которыми я могла бы с ним поделиться, но, может быть, он мне что-нибудь расскажет. Кроме того, я хотела взять то, что передала мне Кэти через Сильвию.

Она пошла к двери в стене, а я стала складывать свои принадлежности для рисования.

— Я хочу, чтобы ты знала, что мне не нравится то, что делает Пол, — сказала она через плечо. — Я согласна с Хуаном, все это нужно оставить в покое. Но мой муж — решительный человек, и кажется, очень этим заинтересован. Я виню Элеанору. Она любит причинять Хуану неприятности и раздражать его, и она убедила Пола, что он окажет услугу истории, если напишет эту книгу. Я слышала, как она говорила ему, что не стоит обращать внимание на чувства Хуана или Клариты. Или мои — в данном случае. Конечно, эта книга на самом деле никому не нужна. Даже самому Полу. Но он любит играть с огнем.

Она говорила с заметным волнением и взяла себя в руки, только когда увидела, что я на нее смотрю.

Я оставила карандаши возле камня, на котором сидела, и пошла за Сильвией. Когда мы проходили через дверь, она положила руку мне на плечо и приостановила меня.

— Будь осторожной, Аманда. У меня такое чувство, что все те страсти, которые вихрем возбуждала вокруг себя Доро, так и не улеглись. Последствия все еще могут причинить вред живущим. В том числе и тебе.

Это было странное предостережение, хотя я сама чувствовала нечто подобное. Я не ответила ей и прошла в дверь, соединявшую два сада. Как я могла быть осторожной, не зная, откуда мне ждать опасности?

Мы пересекли патио, которое было немного меньше по размеру, чем у Кордова, и вошли в гостиную Стюартов с ее яркими индейскими ковриками и рядами кукол Качина. В дальнем ее конце была открыта дверь в кабинет Пола. Он беспокойно ходил вокруг письменного стола, но когда оглянулся и увидел меня, его лицо с широкими скулами и раздвоенным подбородком засияло, как будто я была подарком, который сделала ему Сильвия. Впервые я заметила, что глаза у него цвета бледного желто-зеленого хризолита и смотрели они так настойчиво, как будто ощупывали, словно он хотел выудить какую-то внутреннюю суть, скрытую от него. Я сразу насторожилась, мой инстинкт восстал против такого пристального изучения. Я не очень знала, что мне нужно защищать, но была наготове.

— Привет, Аманда, — сказал он, приблизившись ко мне быстрой походкой, неожиданной для такого крупного человека. — Как ты устроилась?

— Я познакомилась со всеми Кордова, — тщательно подбирая слова, ответила я, противостоя натиску его воли, странным светом зажигавшей его глаза.

— Я уже сказала тебе, что Аманда ничего не помнит, — быстро сказала Сильвия. — Все так, как будто ей это рассказывают впервые.

— Проходи и садись, — сказал он, подведя меня к стулу с наброшенным на него сине-коричневым ковриком.

Сильвия сделала попытку увести разговор в сторону.

— Посмотри на это покрывало на стуле, Аманда. Много лет назад Хуан подарил нам его на Рождество. Вещи, которые он находит для своего магазина, совершенны. Такого цвета индиго ты нигде не найдешь, а коричневый цвет — это не краска. Это натуральный цвет овечьей шерсти.

Я послушно осмотрела это сокровище, прежде чем сесть на него. Легкое волнение Сильвии казалось нехарактерным для нее, но раньше мне не приходилось наблюдать ее в присутствии мужа. В любом случае, мое внимание теперь занимал Пол.

— Мне рассказали о вашей книге, — сказала я прямо. — Мне не нравится то, что вы задумали. В любом случае, я не смогу вам помочь. Я совсем ничего не помню об этом времени.

— Я и не думал, что это будет легко, — сказал Пол. — Такие воспоминания обычно хоронят очень глубоко. Вы инстинктивно пытаетесь защитить их от чужого глаза, забыть их, не так ли? Но, может быть, их можно уговорить появиться на свет.

Я еще больше насторожилась. У меня уже были маленькие проблески памяти, самый краешек, хотя я не собиралась ему об этом говорить. А прошлой ночью опять повторился сон, вызванный, несомненно, встречей с этим ранее мне знакомым окружением. Как бы там ни было, если я вспомню что-то ужасное, я не захочу делиться этим ни с кем и меньше всего с этим человеком, который, казалось, так жаждал это узнать.

— Я не хочу вспоминать, это правда, — сказала я ему. — Но я и не могу ничего вспомнить. У меня не осталось воспоминаний ни о доме дедушки, ни о саде в патио — ни о чем. И я не вспомнила никого из тех, кого встретила. Кузина Элеанора, тетя Кларита, дедушка — все мне чужие.

— Видишь, Пол? — сказала Сильвия почти умоляющим тоном.

Он повернул голову, чтобы взглянуть на жену, и я увидела его профиль. Странно, но это был профиль совсем не того располагающего к себе человека, каким он казался, когда я смотрела ему прямо в лицо. Сбоку это было лицо фавна — с острыми чертами, игривое, намекающее на опасные утехи. Я поняла теперь, что он мог бы быть приманкой для женщин.

Его взгляд укорял Сильвию, хотя он продолжал говорить спокойным голосом, с той же силой убеждения, что и раньше.

— Проявление памяти — это увлекательный феномен. Я видел, как забытое всплывало понемногу, пока вся картина, бывшая ранее темной, становилась совершенно ясной. Я бы хотел попробовать это с тобой, Аманда.

Под его внешним спокойствием я ощутила возбуждение — качество, часто сопутствующее опасности. Как предположила Сильвия, он был человеком, готовым ради забавы играть с огнем. Я почувствовала в нем склонность наслаждаться ужасом, и я знала: что бы ни случилось, ему нельзя позволять писать о моей матери. Почему Сильвия была против замысла Пола, я не знала, но я поняла, почему дедушка не доверял этому человеку.

Сильвия опять вмешалась, и я почувствовала в ее голосе напряженность.

— Нет, Пол, нет. Оставь ее в покое. Не делай этого. Это может быть опасно.

Он посмотрел на нее своими светлыми глазами, и она, казалось, сжалась под его взглядом.

— Опасно для кого, моя дорогая?

— Для… для всех нас. Я имею в виду эмоциональную опасность, конечно. Пожалуйста, Пол, оставь ее в покое. У тебя достаточно материала для твоей книги без дела Кордова. И я не хочу расстраивать Хуана и Клариту. Или Гэвина, в конце концов.

Пол сел на стул напротив меня и наклонился ко мне, глядя так же настойчиво.

— В таких случаях кто-то всегда расстраивается. Полузабытые родственники угрожают подать в суд. Приходят возмущенные письма. Я уже прошел через это с другими книгами. Так как я имею дело в основном с фактами, все это ничем не кончается. Кроме того, именно дело Кордова натолкнуло меня на идею написать эту книгу. Я находился рядом во время убийства. Я лично знаю всех действующих лиц. Большинство из замешанных в это людей еще живы, хотя два главных действующих лица умерли.

— Ты не был рядом, ты не был! — закричала Сильвия.

— Если ты имеешь в виду, что меня не было там, когда это случилось, это правда. Но я прибыл туда десятью минутами позже — и это достаточно близко. И я все помню.

— В таком случае, я думаю, вам не стоит беспокоиться о несуществующих воспоминаниях пятилетней девочки, — сказала я.

Он посмотрел на меня с веселым удовольствием, как будто я сказала что-то смешное.

— Ты не знаешь, да? Ты действительно не знаешь?

— Я не знаю, о чем вы говорите.

— Тогда, может быть, нам следует ей сказать. Как ты думаешь, Сильвия?

— Нет, нет! — закричала Сильвия. — Пусть они сами ей все рассказывают.

— И подадут ей все в нужном им свете?

— Это право Хуана Кордова.

Он пожал плечами и откинулся назад.

— Я могу подождать. У нас масса времени.

Его спокойная уверенность, что я в конце концов буду с ним говорить, меня раздражала и сердила.

— Не имеет значения, будете вы ждать или нет. Если я даже что-нибудь вспомню, я никому не скажу. Я уже говорила вам это.

— Даже если то, что ты вспомнишь, изменит мнение о твоей матери? А что, если это ее в каком-то смысле реабилитирует?

Я уставилась на него.

— Что вы имеете в виду?

— Ничего. Просто это возможность, которую нужно принять во внимание. — Он сделал успокаивающий жест рукой, не соответствовавший дразнящему свету его глаз. — Как предложила Сильвия, пока подождем. Я всегда здесь, если ты захочешь со мной поговорить. Ты удовлетворена, Сильвия?

Она опять незаметно расслабилась, хотя и посмотрела на меня, а не на него. Теперь она была заинтересована в том, чтобы переменить предмет разговора.

— Узнала ли ты вчера, почему Элеанора убегала из дому?

Так как Пол видел Элеанору прошлым вечером, мне показалось странным, что Сильвии не рассказали ее историю. Однако не было причин не отвечать на ее вопрос, и я подробно рассказала, как мы нашли Элеанору в пещере и привезли домой.

— Кажется, ей хотелось убежать от ее родственников…

— И помучить их, заставив поволноваться, — вставила Сильвия.

— Гэвин — грубиян, — сказал Пол.

«Что рассказала ему Элеанора?» — подумала я и неожиданно возмутилась.

Сильвия сразу же возразила.

— Никакой он не грубиян. Ты это прекрасно знаешь. Элеанора хочет развода, поэтому, вполне возможно, она его просто провоцирует. Разворошили целое осиное гнездо. Хуан не допустит, чтобы она оставила Гэвина, и использует все, что можно, чтобы они остались вместе.

«И меня тоже?» — подумала я. Похоже на то.

— Чего хочет Гэвин? — спросила я.

— Элеанору, конечно, — сказал Пол. — Для него она — это деньги и управление магазином. Он никогда не даст ей развода, если только она его не вынудит. Она в трудном положении и абсолютно беспомощна, поэтому и совершает такие опрометчивые поступки.

— Она так же беспомощна, как тарантул, — высказалась Сильвия и стала опять похожей сама на себя. — Но хватит говорить о Кордова. Аманде это неприятно. Я пойду приготовлю кофе и принесу сюда. Покажи Сильвии свою «Эмануэллу», Пол. Я считаю, это твоя лучшая книга.

Пол улыбнулся, и его улыбка мне не очень понравилась. Как будто он слишком многое принимал как должное, как будто он считал, что в любом споре я приму его сторону и что если он достаточно долго будет ждать, я стану на его точку зрения.

— Сильвия предубеждена, — сказал он, когда она ушла. — Я имею в виду против Элеаноры. — Он наклонился ко мне и снова я ощутила исходящую от него внутреннюю силу, наполнявшую меня дурными предчувствиями.

— Ты очень похожа на свою мать. Ты возвращаешь меня назад в другое время. До всех этих бед. Будешь ли ты удивлена, если я скажу тебе, что когда-то думал, что я люблю Доро? Глупо, конечно. Она уже была замужем, и Сильвия именно та женщина, которая мне нужна.

Может быть, она услышала, как он это сказал, когда заходила в комнату с подносом, на котором стояли чашечки для кофе. Может быть, он хотел, чтобы она услышала. Мне не нравился Пол Стюарт, и я не доверяла ему, и я надеялась, что моя мать не обращала на него внимания.

— Он не показал тебе свою книгу, — сказала Сильвия и, разлив кофе, она подошла к книжному шкафу и взяла оттуда томик в переплете горчичного цвета.

— Возьми ее с собой и почитай, Аманда. Это полувымысел, полуправда. Пол взял за основу историю старой Испании. Мы поехали в Испанию, когда он проводил свое расследование, и некоторое время прожили в Мадриде. По существу, это история Кордова. По крайней мере, той ветви рода, которая живет в Испании.

Я взяла у нее книгу, заинтересовавшись родственными связями. Когда я открыла ее на титульной странице, я увидела, что она была напечатана несколько лет спустя после смерти моей матери.

Я едва успела отпить немного кофе, как в комнату с жизнерадостным видом вошла Элеанора. Этим утром ее волосы были гладко зачесаны и блестели, а ее высокая фигура выглядела стройной и прекрасной в брючном костюме цвета голубиного пера.

— Я ищу тебя, Аманда, — сказала она мне. — Дедушка хочет тебя видеть тотчас же. Поторопись.

Я сделала еще глоток и встала.

— Спасибо, Сильвия. Пожалуй, я пойду. Вы говорили, у вас есть пакет для меня?

Сильвия вспомнила и вскочила на ноги. Она выбежала из комнаты и через минуту вернулась, держа в руках тяжелый коричневый конверт.

— Вот, возьми. Я чуть не забыла. Кэти была очень слаба, когда отдавала мне его, но она смогла прошептать несколько слов. Она сказала: «Передай ей, пусть она съездит на ранчо».

Я взяла конверт и пошла к двери. Пол и Элеанора с интересом за нами наблюдали, но ни Сильвия, ни я ничего им не объяснили.

— Возвращайся, — сказал Пол, глядя на меня с веселой уверенностью, как будто он знал, что я вернусь.

Элеанора сделала небрежный жест рукой:

— Ты знаешь дорогу. Я не пойду с тобой. Если ты не возражаешь, Сильвия, я выпью немного кофе.

Сильвия отвернулась, чтобы налить ей кофе, и в это мгновение я увидела, как Пол и Элеанора быстро обменялись взглядами. Мне это не понравилось. Между ними существовал какой-то договор, какое-то понимание, и у меня было такое чувство, что это как-то связано со мной.

Дверь в саманной стене была открыта, и я прошла в нее, захватила свои карандаши и вернулась в дом. В гостиной сидела Кларита и говорила с Розой. Когда она меня увидела, ее глаза приняли отсутствующее выражение и она ничего мне не сказала, пока я укладывала на стол свои принадлежности и маленький пакет. Книгу «Эмануэлла» я взяла с собой. Может, я спрошу Хуана, что он о ней думает. Очевидно, к этому времени Кларита уже получила приказания Хуана, и я ей еще больше не нравилась. Я хотела бы ее разубедить, но сейчас для этого не было никакой возможности.

Пока я поднималась по лестнице на балкон, я услышала голоса и, поколебавшись, приблизилась к двери: там был Гэвин. Хуан Кордова сидел за письменным столом, с бледным лицом, закрыв глаза и сжав тонкие губы. Гэвин стоял, возвышаясь над ним, и, когда я подошла к двери, я услышала его слова:

— Вы не можете распоряжаться этим, как вам вздумается, — мрачно сказал он. — Мы уже говорили об этом раньше, и меня не переубедить.

— Дедушка? — быстро сказала я, не желая слушать то, что не предназначалось для моих ушей.

Гэвин холодно взглянул на меня, и я вдруг поняла, что мне хотелось бы, чтобы он стал моим союзником, а не противником. Были вопросы, по которым я хотела с ним посоветоваться, если бы можно было. Но он отвернулся, как бы не обратив на меня внимание, и подошел к окну, шторы на котором были раздвинуты, чтобы впустить дневной свет Нью-Мексико.

— Входи, входи, Аманда, — брюзгливо сказал Хуан Кордова. — Где ты была, что тебя так долго не могли найти?

Я остановилась у стола.

— Я была рядом, у Сильвии и Пола.

Он посмотрел на меня своим свирепым ястребиным взором.

— Я же велел тебе не разговаривать с Полом Стюартом.

— Я знаю. Но я не обещала вам этого. Однако вам не стоит беспокоиться, что я буду помогать ему с его книгой. Нет ничего такого, что я могу ему рассказать. Но он сказал нечто странное. Он предположил, что возможно мои воспоминания помогут реабилитировать мою мать.

— Реабилитировать? Я не думаю, что его цель в этом. Но мы еще поговорим об этом. Теперь присядь. Я говорил о тебе с Гэвином. Я хочу, чтобы он показал тебе магазин сегодня утром. Тебе необходимо понять, что значит магазин для семьи Кордова.

Мне не понравилась его последняя фраза.

— Зачем? — спросила я, сев на стул рядом с его письменным столом.

Он прикрыл глаза тяжелыми веками, как будто ему было трудно со мной общаться. Он совсем не выглядел добрым.

— Магазин — это часть твоего наследства. Ты должна это знать.

— Я слышала, что его называют альбатросом, — сказала я, слегка барабаня пальцами по книге, которую мне дала Сильвия.

Гэвин повернулся к нам.

— Достаточно об этом. Но я вас предупредил. Ладно, Хуан, я сделаю, как вы просите. Если Аманде нужно посмотреть магазин, мы лучше начнем.

— Минуту, Гэвин, — сказал Хуан. — Ты узнал что-нибудь еще о доколумбовой голове, которую кто-то оставил у тебя в комнате?

— Я и не собирался, — сказал Гэвин. — Все эти происшествия призваны меня чернить, и никто ни в чем не признается. Я могу рассчитывать только на ваше доверие ко мне.

— До какой-то степени ты можешь на него рассчитывать, — сказал Хуан. — До какой-то степени. Я не уверен, что я могу кому-то доверять больше. Но сразу же после того, как я поговорю с Амандой, ты отвезешь ее в магазин и покажешь все самое важное. Это может иметь значение и для нее, и для «Кордова».

Я встала, смутившись, и торопливо сказала:

— Конечно, я бы хотела увидеть магазин — как посетитель. Я знала о нем с тех пор, как была маленькой девочкой, и он всегда меня привлекал. А вы не можете пойти с нами? — сказала я дедушке.

Я почувствовала в его голосе усталость, вызванную плохим здоровьем.

— Не сегодня. Оставь нас одних на минутку, Гэвин. Я хочу поговорить с Амандой.

Гэвин вышел, но в его глазах засветился сердитый огонек, который не обещал нашей экскурсии по магазину ничего хорошего. Он никогда не был моим союзником, а это распоряжение показать мне «Кордову» может сделать его врагом.

Дедушка подозвал меня поближе.

— Я хочу, чтобы ты сделала для меня кое-что в магазине. Я в последнее время выхожу очень редко, и у меня к тебе есть поручение. Ты должна обратить внимание на один ящик на выставке в магазине. Он на втором этаже — высокий стеклянный ящик с оружием из толедской стали. Запомни его местонахождение. Посмотри на него хорошенько, так, чтобы ты могла его найти в другой раз. Ты понимаешь?

— Я ничего не понимаю, — сказала я ему, — но я сделаю, как вы просите.

— Хорошо. Я объясню тебе это потом. А теперь иди к Гэвину. Но когда вернешься, доложи мне. Я хочу знать, что ты думаешь о «Кордове». И — слушай меня внимательно, Аманда — ты не должна ничего говорить Гэвину об этом ящике. Ты поняла?

— Да, — сказала я. — Я сделаю, как вы хотите.

Казалось, он испытал странное облегчение. Он улыбнулся мне с торжествующим видом, как будто не был уверен, что сможет склонить меня на свою сторону, и был доволен, что это ему удалось. Я подозревала, что меня использовали в каком-то деле, которое я не понимала, что здесь какая-то хитрость. Но дело не показалось мне важным, и я решила выполнить его просьбу.

Я спустилась в гостиную, где Роза делала уборку. Клариты не было. Гэвин ждал меня.

— Я отнесу эту книгу Пола Стюарта и карандаши к себе и возьму сумочку, — сказала я, показывая ему томик.

Гэвин посмотрел на него с отвращением.

— Хорошо, что дедушка не заметил, что у вас в руках. Много лет назад он приказал выбросить все экземпляры этой книги из дома. Ему не понравится, что вы ее читаете. Ему не понравилось, как Стюарт написал об Эмануэлле.

— Тогда я ему не скажу, — ответила я и поспешила в свою комнату.

Теперь книга меня интересовала еще больше, но у меня в данный момент не было времени с ней познакомиться. Я бросила ее на кровать, взглянула на белый ковер, где вчера нашла фетиш, и с облегчением увидела, что там ничего нет. Чем больше я думала об этом случае, тем меньше он мне нравился. Но сейчас меня больше всего интересовал пакет Кэти. Он не мог ждать. Я надорвала его и посмотрела внутрь. Там была только маленькая ювелирная коробочка, в которой могло бы лежать кольцо. Не было никакой записки. Я нажала на замочек, и коробочка открылась. Внутри, на атласной подушечке лежал крошечный медный ключик. И все. Мне передали загадку, на которую у меня не было ответа, кроме того, что мне велели поехать на Ранчо де Кордова. У меня не было теперь времени размышлять над этим, потому что меня ждал Гэвин, да и мне самой очень хотелось увидеть магазин.

Хуан был прав — это была часть моего наследства, нравилось мне это или нет, и благодаря ему я больше узнаю о Кордова. Гэвин явно не хотел быть моим гидом, и я поняла, что сожалею об этом. Он не должен становиться моим врагом. Если бы он не относился ко мне с такой очевидной неприязнью, он мог бы помочь мне в случае необходимости. Я могла бы даже рассказать ему о том давлении, которое оказывал на меня Пол Стюарт, предлагая вспомнить, что случилось, когда умерла моя мать. Но я не могла ничего ему рассказать, пока не сломаю тот барьер, который он между нами построил.

Впервые я задумалась о том, возможно ли это. Может быть, несмотря на слова Хуана, настроившие его против меня, мне удастся за то время, пока он будет показывать магазин, развеять его подозрения, какими бы они ни были. Мне был очень нужен друг, и я пошла вниз с новым намерением, новой целью.