Усилием воли Камилла сосредоточила все свое внимание на предстоящем приеме, который во что бы то ни стало должен был пройти успешно: на карту поставлена репутация Грозовой Обители.

За день до приема прибыли дополнительные слуги, чтобы помочь с последними приготовлениями. Гортензия осталась в своей стихии: она отдавала распоряжения направо и налево, в то время как Летти корректировала ее указания, отменяя наиболее абсурдные.

Перед приездом слуг Летти заперла дверь в подвал.

— Если что-нибудь понадобится, подойдите ко мне за ключом, — обратилась она к членам семьи. — Я не хочу, чтобы внизу бродили посторонние.

Ясно было, что она беспокоится за свои бесценные травы. Гортензия заметила, что ее бдительность просто смехотворна, но никто не возражал, и ключ остался у Летти.

День приема порадовал ярким солнцем и ясным небом: погода была поистине изумительной. Предполагалось, что гости начнут прибывать с четырех часов пополудни, и в три тридцать Камилла и Летти, полностью готовые и нарядные, сели отдохнуть на веранде.

Маленькие столики и стулья, установленные на лужайке, сверкали свежей краской цвета молодой листвы; японские фонари были развешаны не только на веранде, но и над лужайкой на веревках, натянутых между деревьями. В вечерних сумерках Грозовая Обитель представит собой чудесное зрелище. Арфа Летти ждала своего часа в углу веранды, рядом со стулом, на котором примостится Летти, чтобы усладить слух гостей своей музыкой. Позже придут нанятые в деревне скрипачи, которые сыграют старые танцевальные мелодии и даже пару современных вальсов.

— В конце концов, — заключила Камилла, — это деревенская вечеринка. И нет нужды подражать Нью-Йорку.

Бут отсутствовал большую часть дня, заявив, что ненавидит подобные приготовления. Лучше он появится на приеме вместе с гостями и насладится вечеринкой, не чувствуя ответственности за ее проведение. В последние дни Камилла постоянно ловила на себе его ищущий взгляд. Он говорил мало, словно пришел к выводу, что время работает на него. Хотя неотступное внимание Бута смущало Камиллу, ее отношение к кузену оставалось двойственным: какая-то частица ее существа радовалась его вниманию. Если она безразлична Россу, это еще не значит, что никто не обращает на нее внимания.

Но одно тревожное происшествие уже омрачило этот день. Миньонетта исчезла, и, сколько ее ни звали, она не появлялась. Какое-то время Летти не особенно беспокоилась.

— В конце концов, кошечка вернется, — сказала она. — Миньонетта слишком умна, чтобы с ней что-нибудь случилось.

Только теперь, когда они с Камиллой устроились на веранде, Летти начала волноваться.

— Это на нее не похоже — отсутствовать так долго. Она, знаешь ли, очень любит меня.

— Не могли ли вы оставить вчера ее в подвале, когда запирали дверь? — спросила Камилла.

— Нет, потому что сегодня утром она была в доме. А я не спускалась в подвал после того, как его заперла.

Чей-то голос донесся до них изнутри дома, и Летти обратилась к Камилле:

— Гортензия зовет тебя, дорогая. Надеюсь, что на этот раз она не разоделась в пух и прах. Она не захотела сказать мне, как собирается нарядиться.

Камилла пошла в дом и обнаружила Гортензию на лестничной площадке; тетя пыталась безуспешно установить высокие дельфиниумы в бронзовую вазу. Ее платье, как того и боялась Летти, оказалось чрезмерно пышным. Атласное, со старомодным турнюром, оно было изумрудно-зеленым и выглядело несколько поношенным. Прическа «помпадур» держалась за счет маленьких гребешков, усыпанных зелеными нефритами. Ее элегантность в стиле давно минувших дней казалась немного нелепой; Камилла испытывала к тете чувство, похожее на жалость, хотя никак его не проявила.

— Хорошо, что ты здесь, — обратилась Гортензия к подошедшей племяннице. — Никто не догадался поставить цветы на стойке возле лестницы. Я думала, что эта бронзовая ваза подойдет, но, как видишь, она недостаточно глубока. Сбегай в подвал и принеси мне высокую китайскую вазу. А этот бронзовый ужас унеси с собой.

Большая бронзовая ваза оказалась очень тяжелой, и Камилле пришлось взять ее обеими руками. Летти дала ей ключ, и она, миновав суетившуюся на кухне прислугу, подошла к двери подвала. Когда Камилла открыла ее и начала спускаться вниз по лестнице, что-то черное стремительно проскочило мимо и выскочило в дверь. Камилла так испугалась, что вздрогнула и выронила вазу. Возмутительницей спокойствия оказалась всего лишь пропавшая Миньонетта, но Камилле от этого было не легче. Ваза покатилась по ступенькам с немыслимым грохотом, и девушка в смятении провожала ее взглядом.

Когда ее глаза привыкли к темноте, она убедилась в том, что ваза учинила по пути неимоверные разрушения. Третья ступенька сверху треснула и провалилась. Если бы Камилла наступила на нее не глядя, то и сама провалилась бы вниз, на бетонный пол подвала, находившийся на глубине добрых двенадцати футов. Лестница была без перил, и ничто не спасло бы Камиллу от падения.

В кухне над подвалом было настолько шумно, что никто не услышал громыхания бронзовой вазы и не пришел выяснить, что случилось. Камилла осторожно перешагнула через сломанную ступеньку и стала спускаться вниз. Одна или две другие ступеньки были немного искорежены, но провалилась только третья, на которую она, должно быть, уронила вазу.

То, что здесь произошло, изумило Камиллу. Ваза была тяжелой, но не настолько, чтобы под ней проломилась ступенька — если она не прогнила. Но с какой стати должна была прогнить только третья ступенька сверху? Кроме того, если ступенька и в самом деле готова была провалиться, кто-нибудь должен был это заметить. Камилла спустилась вниз и обнаружила, что доска треснула посередине; одна ее половинка упала на пол другая, зацепившись, лежала сверху.

Камилла подняла обломок и стала его рассматривать. Древесина вовсе не выглядела прогнившей. Трещина была ровной, с твердыми краями. Доску могли намеренно вытащить, подпилить и поставить обратно, с тем, чтобы первый, кто неосторожно наступит на нее, провалится вниз. Если бы Камиллу не напугала вырвавшаяся из заточения Миньонетта, если бы она не уронила вазу на ту самую ступеньку, ничто не предохранило бы ее от падения на бетонный пол подвала.

Ее колени дрожали; она села на стоявший поблизости стул. Любой человек, наступивший на третью ступеньку сверху, получил бы серьезные повреждения. Но ловушка не могла предназначаться для кого попало. Камилла понимала, что западня расставлена для вполне определенного человека — для нее, Камиллы Кинг. Но как такое могло получиться? Кто мог знать заранее, что она первой наступит на эту ступеньку? Она не спеша, шаг за шагом, проанализировала ситуацию, пытаясь вернуться к ее истоку.

Вчера Летти заперла дверь. С тех пор она могла, если бы захотела, сколько угодно ходить по лестнице вверх и вниз. Значит, ловушка был расставлена, когда посещение кладовой казалось маловероятным. Но кто мог знать, Камилла спустится в подвал в нужный момент?

Положение прояснилось. Гортензия намеренно послала ее вниз с поручением. Она дождалась выгодного момента и направила определенного человека в подвал, чуть ли не на верную смерть.

— Камилла! Камилла, ты здесь? — Голос Гортензии доносился с верхней площадки лестницы.

Камилла решила, что ей следует промолчать и проследить, что произойдет. Если Гортензия будет спускаться осторожно, перешагивая через провалившуюся ступеньку, Камилла узнает, кто покушался на ее жизнь. Теперь она видела вверху зеленую юбку тети, видела, как Гортензия ставит ноту на верхнюю ступеньку…

Камилла вскочила и закричала:

— Осторожно, тетя Гортензия! Там сломана ступенька. Вы можете упасть. — У Камиллы сдали нервы; ей не удалось довести до конца задуманный эксперимент, который мог тете стоить жизни.

Гортензия охнула и попятилась назад. Камилла подобрала бронзовую вазу и подошла к подножию лестницы.

— Эта ваза спасла меня от падения с большой высоты. Ваза и Миньонетта. Должно быть, кто-то нечаянно запер кошку, она выскочила наружу и при этом меня так сильно напугала, что я выронила вазу. А ваза проломила ступеньку. Странно, не правда ли, тетя Гортензия? Странно, что ступенька так легко проломилась.

Гортензия ничего не ответила. Она испуганно смотрела на племянницу. В установившейся напряженной тишине Камилла не могла понять, вызван ли страх тети. Тем, что она избежала смертельной опасности? Или тем, что Камилла обнаружила ловушку?

— Подождите меня, — обратилась она к тете. — Сейчас я принесу другую вазу.

Она подошла к полке, на которой хранились вазы, и стала выбирать подходящую. Ей легче было сосредоточиться на поисках нужной вещи, чем возвращаться к мыслям о грозившей ей только что смерти.

К тому времени, когда Камилла вернулась к лестнице, ее колени уже не дрожали, но она знала, что у нее пылают щеки, а в глазах сверкает огонь.

— Вот ваша ваза, — сказала она, перешагнув через опасное место. Она вложила вазу в руки Гортензии. — Я должна запереть дверь, чтобы сюда никто не вошел, пока не починят лестницу. Мне повезло, тетя Гортензия. Миньонетта во второй раз спасла мне жизнь.

При свете лампы, освещавшей лестничную площадку, лицо Гортензии казалось почти таким же зеленым, как и ее платье.

В этот момент раздался стук молоточка во входную дверь, и Камилла спокойно сказала тете:

— Первые гости уже прибыли. Поторопитесь установить у лестницы ваши дельфиниумы. И не переживайте так из-за ступеньки. Мы должны провести прием на должном уровне.

Но когда она шла за Гортензией через кухню к основанию восьмиугольной лестницы, ее мысли вращались вокруг трех углов треугольника. Ловушку могла подстроить Летти, у которой был ключ от подвала. Но туда легко проникнуть через окно. Возможно, злоумышленник так и поступил, не заметив, как за ним проскочила Миньонетта. В этом случае подозрение падало на Гортензию. А может быть, весь план — включая инструкции, данные Гортензии, — был разработан и осуществлен Бутом.

Камилла не могла найти ответ прямо сейчас, поскольку в дверях стояла Нора Редферн, а рядом с ней — пухлая, довольно безвкусно одетая женщина с властными и самоуверенными манерами.

Нора представила ее:

— Моя мать, миссис Ландри.

Пожатие руки Лоры Ландри было крепким и дружеским.

— Я настояла на том, чтобы прийти пораньше, — сказана она. — Мне захотелось познакомиться с дочерью Алтеи в спокойной обстановке, пока не пришли другие гости.

Пока Грейс принимала у вновь прибывших шляпы и одежду, Камилла миновала прихожую и вышла на веранду, где мирно покоилась в кресле Летти.

Камилла передала ей ключ от подвала.

— Проследите за тем, чтобы никто не спускался вниз, тетя Летти. На лестнице в подвал сломана ступенька, и человек может расшибиться, если не заметит этого. Я спаслась только благодаря Миньонетте. Ее кто-то запер в подвале.

В глазах Летти загорелась внезапная тревога, но тут ей пришлось встать навстречу Норе Редферн и Миссис Ландри. Она спрятала ключ, так и не успев сказать что-либо по поводу сломанной ступеньки. Если между Грозовой Обителью и Голубыми Буками существовала давняя вражда, то о ней нельзя было догадаться по радушному и грациозному вниманию, с каким Летти встретила обеих женщин.

Камилла повернулась лицом к крыльцу веранды и увидела внизу Бута, пристально смотревшего на нее.

— Поздравь меня! — бодро воскликнула она. — Пару минут назад я едва не расшиблась насмерть на подвальной лестнице. Мне удалось обнаружить сломанную ступеньку и спастись только благодаря счастливой случайности.

Как определить выражение, промелькнувшее в глазах Бута? Трудно сказать; Камилла ни в чем не была уверена. Кузен подал ей руку, чтобы помочь спуститься с крыльца, проявляя сочувствие и заботу.

— Ты должна соблюдать осторожность, Камилла. Немного позже я посмотрю, что там стряслось со ступенькой.

Затем он поздоровался с миссис Ландри и Норой в своей обычной учтивой манере; если он и строил козни против Камиллы, по его лицу об этом никак нельзя было догадаться.

Камилла, Нора и миссис Ландри пересекли лужайку и подошли к ее краю, чтобы полюбоваться видом на реку. Камилле пришлось полностью переключиться на роль хозяйки дома, поскольку миссис Ландри больше интересовалась Камиллой, чем рекой.

— Ты такая же красивая, как твоя мать, — сказала она. — Возможно, даже еще красивее. Но между вами есть разница. У твоей матери была склонность действовать бесшабашно, по натуре она была сорвиголова, что всегда могло привести к беде. Ты выглядишь более уравновешенной.

Была ли она уравновешенной? Вряд ли, если внутри все до сих пор колотило от страха, который она любой ценой должна была скрыть.

— Не уверена, что это комплимент, — ответила Камилла матери Норы, радуясь тому, что ее голос не дрожит. — Я так рада, что вы пришли, миссис Ландри. Мне известно, что вы и моя мать были близкими подругами, и я хочу о многом вас расспросить.

Но теперь стали прибывать другие гости, и поговорить им не удалось. Скоро вся лужайка оказалась усеянной небольшими группами леди и джентльменов. Гортензия, Летти и Бут передвигались среди них, приветствуя старых друзей, знакомясь с младшими членами семейств соседей; все трое вели себя непринужденно, легко вернувшись к давно усвоенной манере поведения.

Гортензия, остановившись рядом с Камиллой, довольно язвительным тоном произнесла:

— Ты ведь знаешь, почему пришли эти люди, Не так ли? Старики явились из любопытства. Посмотреть, во что мы за это время превратились. Молодые здесь для того, чтобы взглянуть на тебя и решить, достойна ли ты их общества.

Камилла засмеялась, но ей было не по себе. Прием, казавшийся прежде веселой забавой, потерял для нее привлекательность, когда над ним с явной враждебностью нависла тень Грозовой Обители.

Солнце, как обычно, исчезло за выступом скалы слишком внезапно, хотя небо выглядело еще более ярким на фоне темного силуэта горы. Дом сиял огнями, слуги зажгли свечи в японских фонарях, и скоро лужайка и веранда засверкали, как драгоценные камни, отливая голубизной, зеленью и желтым золотом. Внизу на склоне холма, где темнели кусты, светлячки зажгли свои летучие фонарики.

Скрипачи из деревни расположились на веранде и приступили к игре; к ним жадно устремились молодые люди, желавшие потанцевать. Камилла едва успевала перевести дыхание, переходя от одного партнера к другому. В какое-то мгновение она заметила освещенный огнями пароход, проплывавший мимо них по Гудзону, и подумала, что пассажиры, наверное, с завистью взирают на праздник в Грозовой Обители. Когда-то она мечтала именно об этом. Воплотившись, мечта показалась ей пустой иллюзией.

Когда музыканты грянули вальс, кто-то тронул Камиллу за плечо, и она, повернувшись, увидела перед собой лицо Росса Грейнджера. От этой приятной неожиданности все сомнения Камиллы унеслись прочь. Радостный трепет, пронизывавший все ее существо, был замешен на горе и страдании, но в этот момент восторжествовала радость. Она больше не задавала вопросов собственному сердцу. Росс Грейнджер был ее любовью, и так будет всегда, нуждается он в ней или нет. В нем ее сила и спасение — безопасная гавань, которая укроет ее от душевных бурь. Форма его подбородка, посадка головы почему-то придавали ей уверенность, а также силу и готовность противостоять судьбе. Она снова оказалась в кольце его рук, не пытаясь скрыть радость, засиявшую в ее глазах.

— Извините, что опоздал, — сказал он. — Надеюсь, приглашение осталось в силе. Вы ведь меня пригласили, не так ли?

— Конечно, я вам рада! — воскликнула она; в ее голосе звучало только счастье, а отголоски боли отозвались в сердце.

Росс мягко вел ее в танце, и она чувствовала в его прикосновениях нежность, чего не было перед отъездом. Может быть, он тоже немного скучал по ней?

— Вы нашли в Нью-Йорке то, что искали? — спросила она и затаила дыхание в ожидании ответа. — Вы скоро уедете?

— Не уверен, — ответил он. — Я должен сперва покончить с кое-какими делами.

— Вы имеете в виду работу на моего дедушку?

— Работу на вас. Как шли дела в мое отсутствие?

— Плохо, — доверительно прошептала она. — Ужасно! Я должна с вами повидаться.

— Это не так трудно. Я перед вами.

— Вы не понимаете. Я должна повидаться с вами вне дома. Там, где нас никто не увидит и не услышит.

— Где и когда пожелаете.

Камилла с лихорадочной быстротой перебирала возможные варианты.

— Тогда завтра утром на кладбище, — решилась она наконец. — Вы сможете прийти туда к десяти?

— Конечно.

Вальс подошел к концу, и Камилла неохотно высвободилась из объятий Росса, чувствуя, что окажется в безопасности только тогда, когда ее снова обнимут его руки. Теперь пульсация боли и потерянности возобновилась, и радости пришлось отступить.

Тем временем на столиках на лужайке появились закуски и прохладительные напитки, и Камилла, переходя от одной группы гостей к другой, оказалась, наконец, возле столика миссис Ландри и села рядом с Норой. На веранде Летти заняла место у арфы, и зазвучали старые мелодии Шотландии. В Хайленде на Гудзоне проживало много выходцев из этой страны, и музыка тети Летти была принята с восторгом; некоторые пожилые люди слушали ее со слезами на глазах.

Однако Лора Ландри не была шотландкой и не отличалась сентиментальностью; к тому же она больше любила говорить, чем слушать.

— Нора сказала мне, что вы неплохая наездница, — обратилась она к Камилле. — И что вы приобрели собственную лошадь. Я обрадовалась, узнав об этом. В былые времена все мы ездили верхом. Особенно Алтея.

— Знаю, — сказала Камилла. — Я нашла на чердаке ее серую амазонку и теперь надеваю весь костюм: высокую шляпу, сапоги и так далее. Мне кажется, что люди постарше, которых я встречаю во время верховых прогулок, думают, что видят перед собой призрак Алтеи, вернувшийся на Грозовую гору. Миссис Ландри, были ли вы в Голубых Буках в тот день, когда моя мать упала с лошади и погибла?

Пухлое, самоуверенное лицо исказилось от боли.

— Я была здесь, когда Оррин Джадд принес ее с горы. Бут в поисках Алтеи зашел в Голубые Буки, надеясь, что она все же не поехала на гору. Поэтому я пришла сюда и стала ждать ее в Грозовой Обители.

— Я слышала, что после гибели Алтеи здесь произошла какая-то неприятная история, — допытывалась Камилла.

— Вы хотите сказать, что я закатила сцену? Разговаривая со мной, не обязательно сглаживать острые углы. Я действительно устроила сцену. Алтея была слишком хорошей наездницей, чтобы лошадь — как бы она ни вела себя во время грозы — могла выкинуть ее из седла. Я почувствовала: тут что-то неладно, это не несчастный случай. Мне хотелось понять подоплеку происшествия.

— Насколько мне известно, лошадь была напугана грозой, — заметила Камилла.

— В этом-то одна из странностей случившегося, — подхватила Нора. — В том, что Алтея поехала на Фолли, которая была для нее совершенно незнакомой лошадью.

— Ну, если бы ты знала Алтею так, как знала ее я, то не нашла бы в этом ничего удивительного, — возразила дочери миссис Ландри. — Подобные выходки как раз в ее характере, и эта сторона инцидента не вызывает у меня подозрений. Но вам должно быть, прекрасно известно, что хорошую наездницу невозможно сбросить с дамского, бокового седла, если она не застигнута врасплох. В конце концов, если ваше колено перекинуто через луку седла, а правая нога обхватывает левую икру, вы заперты в седле на замок, и никакая сила вас оттуда не выбьет. Алтея должна была удержаться в седле и в конце концов остановить лошадь. У нее хватало сил, чтобы справиться с кобылой. Эти соображения я и высказала Оррину Джадду. Но момент был неподходящим.

— Что вы имеете в виду? — спросила Камилла.

— Он обезумел от горя, и ему показалось, что я обвиняю в несчастье его, Оррина. А он и без того корил себя, что не избавился от этой лошади раньше. Мне не с кем было обсудить этот вопрос, пока не приехал ваш отец. Он признал справедливость моих соображений, но к этому времени доступ к Оррину был уже закрыт. Он слег и встал с постели только в день похорон. Члены семьи окружили его кольцом и никого к нему не подпускали. Я имею в виду троих: Гортензию, Бута и Летти. Хотя Оррин, наверное, все равно бы нам не поверил.

— Не поверил бы чему? — спросила Камилла; она едва сдерживала дрожь, ее ладони покрылись испариной.

— Тому, что инцидент не был несчастным случаем, — прямо заявила миссис Ландри. — Ваш отец был в этом уверен, но он ничего не мог сделать. Нет никаких доказательств.

— Но… но почему? Я хочу сказать: кому могло понадобиться причинить зло моей матери.

— Ваш дедушка послал за ней, когда заболел. Увидев ее, он понял, кого из своих детей любит больше всех на свете. К этому времени у него испортились отношения с остальными членами семьи. Оррин считал, что они плохо обращаются с Алтеей. Поэтому он решил изменить свое завещание. Полагаю, он собирался сделать тогда примерно то же самое, что сделал недавно, оставив все наследство тебе. Но в тот раз он бросил эту угрозу им в лицо. Оррин заранее предупредил их о своих намерениях. И вот за два дня до того, как Алтея должна была покинуть дом, ее сбрасывает лошадь. Так вот: я в это не верю.

Камилла слушала мать Норы в полном смятении. Все это выглядело ужасным — и вполне возможным. Теперь ей легко было поверить миссис Ландри, хотя она наверняка отвергла бы такую версию, доведись ей выслушать ее сразу по прибытии в Грозовую Обитель. Камилла верила подруге Алтеи, потому что знала теперь по собственному опыту, что это значит — быть дичью, которую загоняют в западню.

— Вот чего я никогда не могла понять, — вмешалась Нора. — Почему Оррин так долго медлил, прежде чем послал за вами, Камилла? Если его отношение к Алтее переменилось к лучшему, почему он не хотел знаться с ее дочерью?

— Об этом позаботился Джон Кинг, — пояснила миссис Ландри. — Я знала его как человека, наделенного необычайным благородством, добротой и чувствительностью. В те давние дни он покорил наши сердца. Но когда мягкий по натуре человек поддается гневу, он представляет собой тяжкое зрелище. Джон Кинг поклялся, что Оррин Джадд никогда не увидит свою внучку и отныне никто из Кингов не переступит порога Грозовой Обители.

— И он сдержал слово, — мягко подтвердила Камилла. — Теперь я понимаю, почему он никогда не говорил о том, что случилось с моей матерью. Поэтому его муки, связанные с ее смертью, никогда не утихали, превышая привычную скорбь.

Миссис Ландри накрыла руку Камиллы своей

— Вот почему я должна была повидаться с тобой. Тебе не следует повторять ошибку, жертвой которой стала твоя мать.

Камилла сдержанно кивнула.

Она совсем забыла о гостях и только теперь растерянно оглянулась. Летти так и осталась сидеть возле арфы. Гортензия взяла на себя роль хозяйки дома и исполняла ее с большой помпезностью, проплывая между столиками с таким видом, словно нашла в этом свое призвание. Росс, протанцевав вальс с Камиллой, исчез. Глаза Камиллы перебегали с одного лица на другое в поисках Бута. Наконец, она его нашла. Ее кузен находился в тени, на задворках сцены. Он стоял в дальнем конце лужайки, прислонившись спиной к стволу ели. Зыбкий свет фонаря выхватил из темноты его смуглое лицо.

Бут наблюдал за ней. Она встретилась с ним глазами поверх множества голов смеющихся, болтающих людей и не смогла отвести взгляд. Ей вдруг подумалось, что они смотрят друг на друга как влюбленные. Бут ждал. Ждал момента, когда сможет заключить ее в свои объятия. Камилла ощутила, как прохладный пот выступает на ее ладонях, и поспешно напомнила о себе о том, что Росс вернулся. Она теперь не одна. Завтра она поговорит с ним, расскажет ему обо всем. Он подскажет ей, что делать.