Храм стоял на треугольной площадке в том месте, где дорожка принимала форму латинской буквы V. Каменный забор огораживал храм, как маленький остров, со всех сторон, и вход в него находился с острого конца буквы V, образуемого тропинкой, и на нем был свежевыкрашенный красной краской знак тории — знак синтоистского храма, как уже знала Марсия. Ворота представляли собой два прямых вертикальных деревянных столба с поперечной балкой наверху. По обе стороны мощеной дорожки был посажен густой кустарник и деревья. Где-то слева слышался шепот ручья, в высоких соснах вздыхал ветер.

Покой маленького храма манил ее, и она прошла под первым знаком тории, потом между двух каменных фонарей и дальше под вторыми ярко-красными воротами. Впереди на бетонном фундаменте стояло здание храма; оно было небольшим и напоминало кукольный домик. Над крутой черепичной крышей, защищающей от дождя открытый со всех сторон храм, возвышался густой кустарник.

Двигаясь по короткой прямой дорожке, она увидела слева желоб с водой и обычный деревянный ковшик. Впереди вход в храм охраняли две маленькие каменные лисицы, установленные на двух скрепленных цементом валунах. Казалось, что головы лисиц с их вздернутыми и покрашенными изнутри розовыми ушами следят за нею. Вокруг одной лисицы обвился ее пышный хвост, у другой лисицы хвост был сломан. Белые вазы с зеленью украшали алтарь, но здесь не было изображения бога, как в буддийском храме. Толстая пеньковая веревка колокола, темно-красная с белым, была готова воззвать к богу. На алтаре были еще две фарфоровые лисицы.

Марсия была рада, что нашла этот храм. Она может побыть здесь в тишине, слушая только журчание воды в желобе и пение ветра в соснах. Она выбежала из дома, сломя голову, испуганная тем, что она увидела в Джероме. Если он хочет так жестоко использовать против нее Лори, он добьется своей цели. Ей придется взять ребенка и уехать домой.

Разве ради этого она пересекла Тихий океан? Не было ли ее намерение спасти их брак глупостью и слепотой? Слезы у нее на щеках высохли, но в сердце осталась боль.

«Как мне перестать любить его? — горестно спрашивала она себя. — Как мне научиться так ненавидеть его, чтобы освободиться от него?»

Одна эта мысль лишала ее покоя. Никогда прежде, даже на мгновение, не желала она быть свободной. Она всегда была уверена в том, что лучше быть женой Джерома и получать от него то, что ему угодно будет дать, чем быть женой человека, принадлежащего ей целиком и полностью. Но в этом тихом месте она вдруг увидела себя в новом свете, увидела себя женщиной во власти чар, от которых она обязательно должна освободиться.

Вечер угасал, над горами исчезли последние отблески солнца, и возле маленького храма становилось все более темно и прохладно. Две каменных лисы, одна — с цилиндром во рту, другая — с шаром, с любопытством смотрели на нее и как будто спрашивали, кто она такая и зачем сюда пришла. Ей вспомнились рассказы о лисице-божестве. О том, как злая лисица принимала человеческий облик и творила недобрые дела. Но эти лисички казались существами веселыми и не замышляли ничего дурного. Поэтому она им вежливо поклонилась и повернулась, чтобы уйти. Но тут чья-то тень закрыла проход под дальним знаком тории.

Сумерки скрывали фигуру человека, поэтому, направляясь к выходу из храма, она смогла только различить, что это был мужчина, но не могла разглядеть его лица. Она предположила, что кто-то пришел помолиться. Однако человек не вошел, а стоял у входа, наблюдая за нею. Она знала, что японские улицы, в большинстве своем, были безопасны для женщин. Но изгои общества, нищие и воры существовали, а с каждым мгновением становилось все темнее. Другого выхода на улицу не было — она должна пройти мимо этой фигуры и поспешить домой.

Когда Марсия стала приближаться, мужчина загородил ей дорогу, и она, наконец, разглядела его лицо. Это был Ичиро Минато. Она вспомнила предупреждения Джерома, и это ее не успокоило, особенно теперь, когда она должна в полутьме пройти мимо него. На улочке не было ни одного прохожего. Если он замышляет что-то дурное, никто не придет ей на помощь.

— Добрый вечер, Минато-сан, — поздоровалась она, стараясь, чтобы ее голос звучал уверенно и небрежно.

Он достаточно любезно ей поклонился. Затем сделал шаг в ее сторону.

— Вы идти, окусама. Вы идти.

— Нет, — решительно отказалась она. — Я теперь должна идти домой, к Тальбот-сан.

— Нет Тальбот-сан. Вы идти, — Минато покачал головой.

И теперь он подошел так близко, что она почувствовала запах спиртного и услышала его тяжелое дыхание. Ничего не оставалось, как действовать быстро, иначе она будет в этом пустынном месте, как в ловушке. Она толкнула его так, что он покачнулся, и пробежала мимо него по дорожке к дому Нэн. Если она сможет добежать до дома Нэн, она будет в безопасности, Нэн выйдет и разберется с пьяным мужем Чийо. Она не знала, преследовал он ее или нет, потому что в ушах ее звучал шум собственных шагов и стук собственного сердца.

Кто-то открыл ворота дома Нэн, как только она к ним приблизилась, и она оказалась прямо в объятиях Алана Кобба.

— Хелло, — сказал он. — Что такое? За вами кто-то гонится? — он осторожно держал ее, глаза его были добрыми и сочувствующими. На мгновение она остро ощутила, какой он большой и широкий, как веет от него чистым запахом хорошего здоровья.

— Это был Минато, который живет в другой половине нашего дома. Мне кажется, он шел за мною, когда я вышла из дому. Он пьян и…

— Сейчас на улице никого нет, — успокоил ее Алан. — Хотите, чтобы я посмотрел?

— Нет, — отказалась она и подняла руку, чтобы поправить шпильки в разболтавшемся при беге узле волос. — Я не хочу поднимать шум. Может быть, мне только показалось, что он замышлял что-то дурное.

Алан спустился на ступеньку рядом с нею, переложив книги в другую руку.

— Я должен признаться, что этот японский солдат все еще меня немного беспокоит. Ваша подруга Нэн Хорнер прочла на эту тему целую лекцию.

— Что вы имеете в виду? — спросила Марсия, которая была рада сменить тему разговора.

— Нэн немного жаль Минато-сан. И я должен признать, что она заставила меня по-новому взглянуть на отставного солдата. В конце концов, домой он вернулся не героем. Он пришел, проклиная себя за то, что остался жив, и ждал позора и остракизма за поражение страны в войне. Но оказанный ему прием даже хуже, чем он ожидал, поскольку к тому времени японский народ уже знал о том, что совершили его собственные солдаты, и не испытывали к ним теплых чувств. Поэтому когда многие солдаты, которые ушли на войну, собираясь умереть за родину и императора, вернулись домой живыми, то обнаружили, что их презирают и от них отрекаются.

— Но прошло столько лет, — сказала Марсия.

— Да, и я полагаю, что большинство из них к настоящему времени нашли свое место в обществе. Но люди типа Минато все еще несут на себе печать войны. И я имею в виду не уродливый шрам у него на лбу. Хотя я иногда думаю, как это случилось? Убил ли он того парня — того, который почти прикончил его?

Они дошли до дома, и Марсии захотелось удержать Алана и еще немного поговорить с ним. В его небрежной манере разговора было нечто такое, что с каждым словом их беседы способствовало восстановлению ее душевного равновесия.

— Вы не зайдете? — пригласила она. — Лори будет рада увидеть вас.

Он отрицательно покачал головой.

— Спасибо. Я бы с удовольствием. Но я думаю, что будет лучше, если я приду, предварительно договорившись об этом. Я пару раз пытался позвонить вашему мужу в лабораторию, но не смог его застать. Нэн говорит, что он там не часто бывает.

— Вы хотели поговорить с ним по поводу материала для вашей книги? — спросила она, уклоняясь от разговора о лаборатории.

И вновь ей показалось, что его глаза о чем-то ее спрашивают.

— Это причина, которую я ему указал, и я думаю, что это так и есть. По крайней мере, отчасти.

— Что вы имеете в виду? — удивилась она. Было что-то странное в отношении Алана к Джерому.

Ей показалось, что он бросил на нее оценивающий взгляд.

— Я терпеть не могу, когда человек губит свой талант, — сказал он. — Мне это так же неприятно, как и Марку Брустеру. Особенно, когда его губит такой человек, как Джером Тальбот.

Марсия промолчала. Кто лучше нее мог знать, как губит себя Джером?

Алан продолжал почти сердито.

— Так мало квалифицированных людей и так сильно их не хватает. Почему он не делает того, что должен делать? Какое право он имеет растрачивать свой талант, когда в нем так отчаянно нуждаются? Понимая, что он здесь, что он должен делать и чего он не делает, это трудно переварить. Я не могу отсиживаться и говорить, что это не мое дело. Будущее в наши дни — это дело каждого из нас.

Все, что он говорил, было правдой, и ей ничего не оставалось, как мрачно согласиться с этим.

— Иногда мне страшно, — призналась она. — Его мучит что-то такое, чего я не понимаю.

Алан открыл ворота и подошел вместе с нею к входной двери. Когда на них упал свет из окон, он провел пальцами по бороздкам слез на ее щеках.

— Слезы? Неужели Минато так сильно вас напугал?

— Нет, — тихо ответила она. — Это ничего. Я беспокоюсь из-за Лори. Но то, что вы только что говорили о растрате таланта — не могу ли я что-нибудь сделать? Я хочу помочь, Алан, но я не знаю как. Пока что все мои попытки были неудачными.

— Может быть, уже слишком поздно, — ответил Алан, — хотя мне страшно не хочется думать, что это может быть так. Возможно, есть нечто такое, на что вы никак не можете повлиять. Не грызите себя из-за этого, — он улыбнулся и протянул руку.

Она протянула ему свою и вновь ощутила исходившие от его пальцев тепло и силу.

— Я беспокоюсь о вас, — сказал он, поворачиваясь, чтобы уйти. Это удивило ее.

Она смотрела ему вслед, пока он шел к воротам. Что он знает? Что рассказала ему Нэн о личных проблемах Марсии? Как ни странно, она была не против, чтобы он знал.

Когда она входила в дом, то чувствовала себя менее одинокой, чем незадолго перед этим.

Она тотчас же расскажет Джерому о Минато, подумала она, и пусть он решает, как быть с тем, что произошло. Но когда она постучала в дверь Джерома, ответа не последовало. Суми-сан вышла в холл и сообщила, что она оставалась с Лори, когда данна-сан ушел, и что Лори еще не спит.

Марсия поблагодарила ее и пошла в свою комнату. Лори лежала на животе, косы свисали с одеяла. «Какой ранимой она выглядит», — подумала Марсия и, наклонившись, поцеловала теплую порозовевшую щечку дочери.

Книга, которую рассматривала Лори, открытой лежала на одеяле. Убирая книгу, Марсия увидела, что это был сборник японских волшебных сказок, который дал ребенку Джером. Вероятно, текст для нее слишком трудный, хотя она и начала читать в шесть лет.

Марсия села возле лампы и начала рассеянно просматривать книгу. Какие это были странные сказки! Одна была сказкой о прекрасно одетой женщине, которая появлялась на улицах как обычная женщина, но когда к ней приближался мужчина, она становилась страшной, лишенной лица. Казалось, что японские призраки не имеют лица, чтобы вы их не могли опознать. Была и меланхолическая сказка о Юки-она, белой леди снегов, которая несла смерть всем, кто смотрел на нее. Там был также обычный набор демонов и лисиц, и в целом все сказки были не хуже, чем у братьев Гримм, сказки которых Лори уже любила. Но учитывая, что в последнее время Лори была очень нервной, было бы лучше на время убрать эти сказки подальше.

На другой половине дома опять зазвучал самисен, и Марсия замерла при его звуке. Она начинала бояться музыки и пения. Меланхоличные, монотонные, навязчивые звуки действовали ей на нервы, вносили что-то злое в этот дом, и зло это концентрировалось в той маске, что висела в комнате у Джерома, и, казалось, зло подходило все ближе и ближе к постели спящего ребенка.

Когда раздался легкий стук в оконную раму, она чуть не закричала от страха. Это был не дождь. Может быть, ветер кинул ветку в раму? Но она поняла, что ни одно дерево не стояло так близко к окну, чтобы ветер смог это сделать. Она сидела абсолютно тихо, дрожа и прислушиваясь к звукам ночи. Чьи шаги она слышала в саду? Может быть, встреча с Минато и эти странные японские сказки довели ее до того, что ей стали чудиться непонятные вещи? Легкий стук в окно повторился, и она вскочила и выключила свет. Кто-то в саду бросил пригоршню мелкой гальки ей на подоконник. Невидимая в темноте, она раздвинула занавески и вгляделась в ночь. Она никого не увидела, но знала, что кто-то стоит и ждет в саду.

Если это Минато, то, конечно, ей не следует его бояться, потому что стоит ей закричать, как на помощь прибегут из его и из ее дома. Возможно, будет лучше встретиться с ним и попытаться узнать, что ему нужно. После встречи с Аланом она почувствовала, что меньше боится мужа Чийо и уже не так остро чувствует одиночество, охватившее ее сегодня днем в Кийомицу. Она накинула жакет и пошла к выходу, где свет из двери слегка освещал часть сада.

— Кто здесь? — тихо спросила она.

До ее слуха донесся звук гета на дорожке из отдельных камней, и Минато в своих обычных западного покроя брюках и в рубашке, но в деревянных башмаках на босу ногу ступил в освещенную часть сада и поклонился ей.

На этот раз он не приблизился к ней, но изобразил натянутую улыбку на своем маскоподобном лице, как бы ободряя ее. В бледном свете на его лице ярко выделялся шрам от черных волос до брови.

— Посалиста, вы идти мой дом, — сказал он и вновь поклонился ей.

— Но зачем? — ответила она. — Что вам нужно?

Он сделал быстрый жест, как бы уговаривая ее замолчать, и знаком пригласил ее следовать за ним. Потом он повернулся, как будто был уверен, что она пойдет следом, и направился к входным воротам. Она больше не боялась, неожиданно ею овладело любопытство. Она надела туфли и последовала за ним по дорожке перед домом.

На этот раз он, как будто для того, чтобы ободрить ее, не пошел рядом с нею. Он двинулся вперед, легко ставя свои гета, так что они не царапали землю. В своих воротах он помедлил и оглянулся, чтобы убедиться, что она идет за ним. Затем он вошел в ворота и исчез из виду, оставив ворота открытыми.

На мгновение она заколебалась, разумно ли следовать за ним так далеко от своего дома. Но самисен все еще звучал. Наверху горели огни. Там были люди. У дальнего угла дома Минато подождал ее и не двигался, пока она не подошла. Потом темная фигура скользнула за угол.

Казалось, что ее влек нежный поющий голос. Не Чийо ли пела так печально?

Марсия последовала за Минато в дальнюю часть сада, и он сделал знак подойти ближе к этой стороне дома, где верхняя галерея нависала над первым этажом. Тень скрывала их обоих. По его жесту она поняла, что он хотел, чтобы она постояла и послушала, что происходит наверху.

Когда она поняла его намерения, ей стало очень неприятно. У нее не было желания подслушивать разговоры тех, кто жил в этой части дома. Даже в том случае, если это касалось ее лично, а так могло и случиться. Но прежде, чем уйти, она услышала, как Чийо быстро и мелодично говорит по-японски. Марсия отвернулась, не желая больше слушать, но теперь Минато загородил ей дорогу, точно так же, как он это сделал раньше вечером, и лицо его было сердитым. Ей стало ясно, что он хочет, чтобы она осталась.

Чийо ответил мужской голос, и, хотя говорили по-японски, голос принадлежал Джерому. На несколько мгновений она замерла, прислушиваясь. Она поняла, что Минато хотел, чтобы именно это она и услышала. Потом она оттолкнула мужа Чийо и той же дорогой побежала домой. Минато не пытался ни остановить ее, ни следовать за нею. Когда Марсия поспешно прошла через ворота на свою половину дома, его нигде не было видно. Какова бы ни была его цель, он ее достиг.

Она вернулась в свою комнату и разделась в полной темноте. Тишину нарушало только тихое дыхание Лори. Из другой половины дома больше не доносился звук самисена, но Марсия укрылась с головой одеялом и зажала руками уши, желая уничтожить само воспоминание об этой музыке. Теперь эти меланхолические ноты стали частью ее самой, и осознание того, что подтвердились мучившие ее догадки, наполняло болью все ее существо. Так значит, это Чийо удерживала Джерома в Японии. Не только в прошлом, но и в настоящем. Счастье, которое она испытывала в Кийомицу, когда ей казалось, что Джером, хоть и ненадолго, но снова принадлежит ей, было иллюзией. Может быть, так же намеренно созданной им иллюзией, как намеренно он ее и разрушил словами, обращенными к Лори. С каминной полки на нее смотрела во мраке японская кукла. Ее розовые щечки были спрятаны под надетой на нее Лори маской демона.