Кирк тоже немного приоделся. Он выглядел совсем другим в серых слаксах, синем пуловере и куртке. Но удивительней всего было, что он сбрил усы — теперь я хорошо видела его рот. Довольно крупный прямой рот, уголок которого насмешливо вздергивался, когда его обладатель "читал" меня, как открытую книгу. От этой перемены я ощутила странное смущение. То, что мне так хотелось с ним обсудить, исчезло в молчании, которое я не знала, как нарушить.

Мы вышли из сада и сели в машину Кирка.

— Сначала мы заедем в Провинциальный Музей, а затем отправимся ужинать, — пояснил он, когда мы начали спускаться с холма к центру города. — Это замечательный музей, вряд ли ты будешь против чуть-чуть меня там подождать.

— Я не буду против, — сказала я.

Он объяснил, не отрываясь от дороги:

— Я предложил музею свои услуги, и, похоже, их заинтересовала моя квалификация.

Меня удивили его слова.

— А чем ты занимаешься? Я имею в виду, когда не работаешь на лесоповале, не сбегаешь в южноамериканские джунгли и не изображаешь из себя шофера?

Его улыбка, по крайней мере, оставалась такой же знакомой.

— Наверное, я медленно запрягаю. Мне нужно было многое перепробовать. Но у меня всегда были друзья-индейцы, и я уже давно интересуюсь их историей и культурой. Я много переезжал и внештатно работал на разные музеи, но главным моим интересом всегда оставалась Британская Колумбия и жизнь индейцев на ее территории, прошлая и настоящая. Когда до этого дойдет очередь, я думаю написать о них книгу.

Под внешним слоем скрывается еще один, а за ним еще, подумала я. И открывать их — интересное занятие. Теперь мне стало значительно комфортнее в его обществе.

— Ты собираешься писать о местных индейцах? — спросила я.

— Да, но это будет не социологическое исследование. Я собираю истории об индейских семьях, и особенно о молодежи. Старая культура во многом потеряна, и дети ищут другие пути — как везде. И только немногие — как, например, резчики тотемов — пытаются сохранить традиции, прекрасное и древнее искусство. Но чего хотят сегодня эти юноши и девушки? И насколько трудно им удовлетворить свои амбиции? Оглядываясь назад, к появлению здесь белого человека, мы видим не слишком радостную картину.

— И работа в музее тебе в этом поможет?

— Я надеюсь. Вероятно, я буду заниматься полевыми работами. И заодно мне будет на что жить, пока я пишу книгу.

Я подумала о состоянии миссис Ариес — оно могло бы сильно ему помочь.

— Твоя бабушка… — начала я.

— Я ничего от нее не хочу, — быстро ответил он. — Меня не волнует, что она делает со своими деньгами, если они не окажутся в руках Фарли Корвина. Только не через Элис. Он чуть не убил человека, и у меня нет сомнений, что он похититель твоей дочери.

Так замечательно было слышать, что он откровенно на моей стороне, однако его гнев на Фарли был так силен, что это меня беспокоило. Этот гнев мог легко вызвать насилие, а я не хотела этого для Кирка. Не для человека, которого я только что в нем открыла.

Я отвлекла его от мрачных мыслей о Фарли.

— В последнее время я иногда сижу с миссис Ариес и могу ее только пожалеть. Она ужасающе одинока. Сомневаюсь, что кому-то есть до нее дело, кроме Джоэла — и раньше еще Крамптон. Я все время думаю, как бы она отреагировала, если бы ты вошел к ней и открылся.

— Скорее всего, это бы убило ее на месте.

— Или дало бы ей смысл жизни? Она так вцепилась в Элис, но вот интересно, действительно ли она верит, что Элис — твоя дочь? А если она умрет, и ты не успеешь ей сказать, кто ты? Тогда ты всю оставшуюся жизнь будешь себя спрашивать, не стоило ли дать ей — и себе — еще один шанс?

Руки Кирка на руле напряглись.

— Когда я был ребенком и жил с родителями, в моей жизни было много хорошего. Объятия, смех, любовь. Потом я все потерял и переехал жить к бабушке. Полагаю, тогда внутри меня и начала образовываться пустыня. Удивительно, каким любящим человеком был мой отец. Я помню, как он целовал бабушку в щеку и крепко обнимал, когда мы все вместе ее навещали. Это же все равно что обнимать кочергу. Я вообще не хотел ее обнимать. Но знаешь, что мне однажды сказал отец? Что она застенчивая. Я не такой, как отец, хотя Эдвард когда-то немного на него походил.

— Значит, ты поэтому ее не прощаешь?

Он посмотрел на часы.

— Становится поздно. У меня только-только времени на собеседование в музее до его закрытия. Мы попозже поговорим.

Мы вышли из машины и быстро зашагали вперед. Магия вечерней Виктории никогда не оставляла меня равнодушной — украшенные подсветкой здания, уже знакомые голубые столбы с яркими фонарями и цветочными корзинами, и Иннер-Харбор, обрамленная цепочкой фонариков, которые отбрасывали на воду разноцветные отблески. Солнце клонилось к Тихому океану, окрашивая небо в розовый цвет и отбрасывая по воде розоватую дорожку. Где-то вдали темнел континент.

Мы прошли через широкий внутренний двор музея, мимо колоннад и крытых дорожек; и везде ощущалось индейское искусство.

— Когда-нибудь мы сюда вернемся, и я устрою тебе настоящую экскурсию. — Он так легко это сказал, словно у меня в Виктории было будущее.

У входа в музей стояла великолепно исполненная фигура индейца, вытянувшего руку в приглашающем жесте — Кирк сказал, что это тотем Зазывала. Такие тотемы ставили, чтобы собирать людей на потлач — знаменитое сборище, которое созывалось, чтобы почитать живых и оплакивать умерших, на нем исполнялись танцы духа и всякие другие ритуалы. Однако то, что находилось за тотемом, внезапно захватило меня своей иллюзией.

Подсвеченный занавес создавал впечатление, что с небес льются струи дождя; он был шириной почти во весь зал и весь переливался светом. За занавесом виднелась лодка — каноэ с индейцами племени нутка — казалось, оно скользит по настоящей реке. На носу лодки стоял индеец, готовый пригвоздить кита гарпуном. И лодка и индейцы-мужчины были несколько больше обычных размеров, видимо, чтобы усилить впечатление драмы.

Кирк провел меня за занавес, и мы остановились перед великолепной деревянной скульптурой. Лодка была высечена из цельного куска кедра. Все шестеро гребцов отличались друг от друга, и над ними довлела стоящая фигура с гарпуном. В бурном "море" у самой лодки чернела огромная голова кита. По обе стороны длинного зала стояли серые, потрепанные временем, тотемы. Казалось, они с земли смотрят на разыгравшуюся в воде сцену. Искусство навечно запечатлело быстрый момент жизни. В дальнем конце помещения висел такой же занавес, только добавлявший правдоподобия этой великолепной иллюзии.

На мгновение Кирк тоже замер, он не хотел разрушать магию. Потом коснулся моей руки.

— Мне пора на собеседование. Погуляй где хочешь. Встретимся у входа примерно через полчаса.

Я бездумно побродила по залам, за отсутствием времени не пытаясь резюмировать увиденное. Диорамы древних северных лесов казались такими реальными, что так и хотелось шагнуть на лесную поляну, по которой шествовали олени. В залах на втором этаже была экспозиция индейского оружия всех видов — там были резные военные свистки, каменные дубинки и не только, цепы, луки и стрелы.

Я прошлась по улице города, захваченного "золотой лихорадкой", и постояла перед индейским общинным домом в натуральную величину.

Полчаса пролетели мгновенно, и я вернулась к сцене с китом и дождевым занавесом. Прошло всего несколько минут, и появился Кирк. На лице его играла довольная улыбка — похоже, собеседование прошло хорошо, хоть он и никак это не прокомментировал.

— А теперь поехали ужинать, — сказал он. — Надеюсь, ты любишь греческую кухню.

Я любила. Всего в паре кварталов располагался ресторан "Милос" , к нему мы и направились.

На перекрестках была толпа, и мы видели два забитых двухэтажных автобуса. Но люди все равно казались более вежливыми и дружелюбными, чем на восточном побережье Штатов в такой же час пик.

Ресторан располагался в небольшом переулке. Мы вошли в просторный зал, наполненный запахами и светом. Здесь были простые деревянные полы из широких досок и грубо сколоченные прямоугольные столики. И везде зелень — на стенных полках, в кашпо, в горшках, свисающих с потолка. Официант провел нас к столику с белой скатертью и белыми же салфетками и зажег свечу в стеклянном стаканчике.

Всю фасадную стену занимали четыре больших греческие окна с национальным орнаментом и особой синей окантовкой греческих островов.

Я заказала блюдо жареных креветок с помидорами и сыром "фета", и в дополнение к ним греческий салат и питу. Я решила, что хочу расслабиться и насладиться едой в обществе Кирка. Однако нас слишком многое разделало, и нужно было сначала выяснить отношения. Только после этого нам станет комфортно друг с другом.

Кирк смотрел на меня напряженным взглядом.

— Я думал, что тебе лучше уехать на какое-то время, но, похоже, это нереально — ни для меня, ни для тебя. Пока еще. Я догадываюсь, что тебя волнует. Ты хочешь об этом поговорить?

— Я хочу задать тебе кое-какие вопросы, на которые больше никто не может ответить. Разрешишь?

— Задавай, а там посмотрим.

Не слишком утешительный ответ.

— Хорошо. Что на самом деле произошло в Бразилии? Почему ты решил вернуться сюда и замаскироваться под шофера — после стольких лет? О, я знаю, что ты лишь недавно узнал, что сюда заявились Фарли с Пиони с заявлением, что эта девочка — твоя дочь. Но это ведь не все, верно?

— И еще тебе хочется знать, почему я вообще женился на Нелли Диллоу.

Я кивнула и, не глядя на него, оторвала себе кусочек питы.

— Тогда давай я начну именно с этого. Я уже немного тебе рассказывал. Она была очень юной, симпатичной и трогательно-беспомощной. Я влюбился в нее еще мальчишкой. Она нуждалась в чьей-то заботе, и это ударило мне в голову. Думаю, мы влюбились друг в друга, как могут влюбляться только подростки, когда сексуальное притяжение сильнее всего остального. "Природа знает, что задумала ". Я не видел дальше своего носа и внезапных порывов инстинктов, и у меня ни с кем не было близких отношений, привязанностей.

Он помолчал, о чем-то думая, и затем продолжил.

— Ну, во всяком случае, таким был в то время Эдвард Ариес. Забавно, но я так сильно дистанционировался от него, что получился вовсе не маскарад. Я-сегодняшний мало похож на Эдварда. Может, я и потерял свою очаровательность, но, по крайней мере, теперь я имею цель в жизни.

Я подумала о Фарли и побоялась спросить, в чем эта цель состоит.

— Так или иначе, но Нелли хотела выйти за меня в любом случае. Я подозреваю, что на нее давил отец. Его внешность старого слуги лишь фасад, за которым скрывается очень жестокий человек. В глубине души он ненавидит мою бабушку. Лояльность помогает Диллоу держаться поблизости, пока его дочь не получит главный приз. Он пока терпит присутствие Фарли, но одновременно ищет способ удержать Элис здесь и избавиться от фокусника. Полагаю, я тоже являюсь частью его плана. Только я считаю, что Фарли по своей жадности будет отчаянно сопротивляться. Диллоу убедил себя, что Элис моя дочь — и его внучка — и потому с самого начала не хотел твоего приезда.

— Он не любит Элис.

— Дело не в ней. Он никого не любит, включая Нелли. Но Элис может стать его билетом в лучшую жизнь. Кроме того, с ее помощью он может встать на одну ступеньку с женщиной, на которую таил обиду почти всю свою жизнь. Естественно, он взял меня работать шофером и скрыл ото всех мою тайну. Я для него лишь инструмент, который может избавить его от Фарли Корвина.

— И ты это сделаешь? — не выдержала я.

— Вернемся в ту давнюю Викторию. Нелли заявила, что я отец ее будущего ребенка, хотя беременна она не была. Тогда еще нет. Бабушка услышала версию Диллоу и взорвалась. Она даже не дала мне возможности что-то отрицать. Она и так была на меня ужасно зла, поскольку я пытался помочь дяде Тиму. Ее не заботило, что я думаю или чувствую — наверное, потому и я сам никогда не беспокоился о ее мыслях и чувствах. Мы были "закрыты" друг для друга, и с тех пор ничего не изменилось.

— Значит, после этого ты уехал на лесозаготовки и там возмужал?

Он улыбнулся.

— Я уже говорил, что Эдвард стал взрослеть и его место занял Кирк Маккей. Я взял это имя из книги, так звали героя, которым я восхищался. Я решил, что буду походить на него. Я взялся за физическую работу, а через несколько лет подвернулась работа в экспедиции Карстена, и я на нее согласился. В то время я еще поддерживал отношения со своими друзьями в Виктории, и до Нелли дошли слухи, куда именно я уезжаю. Вряд ли она сама решила поехать за мной — у нее никогда бы не хватило на то решительности. Ее настропалил Диллоу, и он же дал ей денег на дорогу. Она сама мне потом рассказала. И она решила поехать в Бразилию, чтобы проверить свою самостоятельность. Для "рожденной жертвой" у нее удивительно стойкие идеи-фикс, — и я был одной из них. Оказавшись в Бразилии без денег и помощи, она натолкнулась там на Фарли Корвина, и он прибрал ее к рукам. Это была случайность. Если она вообще существует. Иногда я начинаю сомневаться. Фарли стал центром ее жизни, помимо плана получить деньги моей бабушки.

— Но почему же ты не отвез ее обратно к Диллоу, когда она в конце концов тебя нашла?

— Ты переоцениваешь мой здравый смысл. К тому моменту я еще не попадал в настоящий переплет. Когда Нелли появилась передо мной, явно одинокая и испуганная, и желающая быть со мной, как никто другой… в общем, это всколыхнуло мои давние чувства. Мне это даже показалось забавным — жениться на ней и тем самым пустить в бабушку еще одну шпильку. Я не знал, что на заднем плане рыскает Фарли, и не знал, что она под псевдонимом Пиони работала его ассистенткой. Фарли хронический неудачник, который никогда не сдается, потому что каждый раз думает, что в следующий раз выйдет лучше. Он обладает богатым воображением и придумывает сложные интриги. Безусловно, он с самого начала хотел, чтобы Нелли забеременела — от меня. Она сказала ему, что ждет ребенка, раньше, чем мне. Тогда он решил от меня избавиться — и я предоставил ему такой шанс.

Кирк уже почти перестал есть, его давно сдерживаемый гнев рванулся к поверхности. В его глазах, сжатых губах и затвердевших скулах — везде читался гнев. Мне хотелось потянуться к нему и вытащить из мрачных воспоминаний, которые он сейчас заново переживал. Но я понимала, что он должен рассказать до конца.

— Фарли пытался меня убить, — произнес Кирк. — Я в этом абсолютно уверен, но у меня нет доказательств. Кроме, правда, самой Нелли — она наверняка знает правду. Однако правда — это то, от чего она виртуозно умеет прятаться. Вскоре я начал понимать, какую ужасную ошибку совершил, женившись на ней — и каким я был идиотом. И принял слабохарактерное решение снова удрать. Я уволился из экспедиции, хотя Карстену нравилось, как я работал. Я подхватил лихорадку и использовал ее как оправдание. В то время я еще не знал о ребенке. И не знаю, поступил ли бы я иначе, если бы был в курсе.

Каким-то образом Фарли удалось погубить мою лодку и человека, который "вел" ее в качестве проводника. Примерно через сутки после отчаливания лодка пошла ко дну. Мне удалось из нее выбраться и доплыть до берега. Меня трясло от лихорадки, и я едва не утонул. Меня нашли индейцы. Они кормили меня травами и микстурами и в конце концов выходили. Мой товарищ не был столь удачлив. Я много позже узнал, что с ним произошло. Кое-что из его одежды полностью совпадало с моей, и когда обнаружили его останки, то все подумали, что он — это я. Спустя несколько месяцев я поправился и добрался до ближайшего города. Там я и узнал обо всем. И у меня появился шанс стереть с лица земли Эдварда Ариеса, которого я терпеть не мог, и пустить в развитие персонаж, которым я представился, когда попал на лесозаготовки.

Голос Кирка теперь окреп, его слова звучали почти сухо. Но я-то знала. Если Фарли когда-нибудь окажется в его власти… я боялась того, что может случиться. В Кирке Маккее зрел нарыв, который мог превратиться в довольно уродливую массу. Я испытывала смешанные чувства — и беспокойство за Кирка, и непривычное чувство нежности. Теперь я лучше понимала, что именно сделало его таким.

— Наверное, мы все с возрастом становимся разными людьми, — сказала я. — Растем над собой или деградируем. Когда я оглядываюсь назад, мне начинает казаться, что я прожила несколько разных жизней, хоть каждая из них и вела к другой. Жестокие события превратили тебя в более сильного, чем Эдвард Ариес, человека. Ты не хочешь на этом остановиться? И отпустить вместе с Эдвардом его жажду мести?

Он криво улыбнулся знакомой улыбкой.

— Естественно, я хочу. Но я сейчас живу его жизнью, и у меня есть неоконченные дела.

— Несмотря на последствия, которые могут стать хуже всего, что было?

Он хмуро глянул на меня и принялся за салат.

— Поверь, — сказала я, — я знаю, что значит желать возмездия. Иногда мне стоит огромных усилий не наброситься на Фарли. И на Пиони. Я хочу причинить им боль. Но мне приходиться думать о том, как вернуть себе Элис и помочь ей. И мне приходится искать более мудрое решение.

— Меня ничто не сдерживает. Если я сейчас не смогу сравнять счет, будущее уже не имеет значения. И время истекает.

— Но ты ведь пошел сегодня в музей на собеседование. Ты сделал шаг в новом направлении.

— Я отдал судьбе заложника, вот и все.

— Ты мог бы подумать об Элис — хоть она и не твоя дочь.

— Последнее, чего я хочу, это чтобы Элис вообразила, что я — ее отец. И не потому, что я бы не хотел иметь ее дочерью. Она пережила тяжелое время своей жизни с большей стойкостью, чем многие другие дети. Может быть, потому что с тобой она получила хороший задел. Я не сомневаюсь, что она — твоя дочь, и потому откладываю схватку с Фарли. Мне хочется вытащить из Нелли-Пиони правду, чтобы помочь вам. А она прячется, как только меня видит. После уничтожения моего дневника она при виде меня сбегает. Она пригибается от каждого ветерка и ускользает как медуза. Она так и не научилась смотреть проблемам в лицо.

— Это еще не все, — сказала я. — Она еще убедила себя, что Элис - это ее ребенок, и крепко на том стоит.

— Фарли это хорошо известно. И, может быть, именно здесь скрываются ответы.

— Диллоу, вероятно, тоже в курсе. Элис сказала, что он в последние дни очень нервничает и вообще ведет себя странно.

— У него есть на то причина, о которой тебе неизвестно. Он боится, что выйдет наружу тот факт, что он первым нашел Крамптон. Я не догадывался, пока он сам не рассказал мне пару дней назад. В тот день он пришел к моему жилищу, но меня там не было. Он вернулся к дому и нашел тело. И перепугался. Всем было известно, что они с Крамптон терпеть друг друга не могут, и он побоялся, что его вовлекут в расследование — и обвинят в ее смерти.

— Почему он не подумал, что ее падение — это несчастный случай?

— Я не знаю. Он больше ничего не сказал.

Наш разговор частично снял напряжение, которое владело Кирком. Какое-то время мы молчали, затем он заговорил более спокойным тоном.

— Расскажи мне, что происходит в доме. Какие-то дела имели новое развитие?

Я рассказала, что миссис Ариес волновалась из-за лжи, которую, как она утверждала, наговорила ей Крамптон. И о "развлечении", которое планирует Фарли, чтобы "расшевелить" миссис Ариес.

— Пиони не хочет ему помогать, и он завербовал Элис, которой понравилась мысль оказаться на сцене.

— Мне это не нравится.

— А мне не нравится вообще все, что тут происходит. И даже Джоэл теперь не помощник. И Лита тоже.

— Лита меня удивила, — сказал Кирк. — Мы с Джоэлом знали друг друга только в детстве, и он не связал меня с Эдвардом. А она сразу же мной заинтересовалась.

— Она относилась к тебе с подозрением. И до сих пор относится.

— И не зря, Дженни.

Он снова потерялся в своих тяжелых думах. Официантка принесла нам кофе и пахлаву, но мы с Кирком едва к ним притронулись.

В ресторане все это время играла музыка. Частично это были мелодии из фильмов, а частично оригинальные. Позже, всякий раз, слыша зажигательную музыку из "Зорбы" , я сразу оказывалась в Виктории — за столом в "Миллос" напротив Кирка. Сейчас этот момент уже в прошлом, и те ужасные события, которым тогда еще только предстояло произойти — тоже. Остались ли позади те печали? Но тогда я сочла, что должна еще раз воззвать к здравому смыслу.

— Разве ты не можешь просто устроиться на работу в музей и жить дальше ради себя? — снова спросила я Кирка. — Уже пришло время оставить позади Бразилию и Эдварда, разве не так?

— Если я не окажусь в тюрьме в ближайшие несколько дней, то, безусловно, так и сделаю. Но пока еще не могу. Забыть и простить — это не то, что я задолжал Фарли Корвину. Мне жаль, что Нелли стала такой, но она сама сделала такой выбор. У нее просто талант выбирать не ту дорожку.

— Но разве это не главное? У тебя еще есть время сделать лучший выбор.

Он посмотрел на меня с вызовом, и я вздохнула.

— Извини, Кирк. Я не могу указывать тебе, что сделать. И, наверное, если бы можно было наказать Фарли за похищение Дебби, я бы это сделала без колебаний. Так кто я такая, чтобы тебя отговаривать? Я уже начинаю думать, что мой единственный шанс — это похитить собственного ребенка.

Он посмотрел мне в глаза.

— Дженни, больше всего на свете мне хотелось бы помочь тебе получить желаемое — и заслуженное. Ради того, чтобы вернуть тебе Элис, я даже готов иметь дело с Фарли. Хотел бы я, чтобы мы познакомились при других обстоятельствах. И мне жаль, что я не могу сказать о тех чувствах, которые я за это недолгое время начал к тебе испытывать. И как сильно я тобой восхищаюсь.

— Так скажи! — попросила я.

— Пока не могу. И, возможно, никогда не смогу. Я хочу, чтобы у тебя все было хорошо. Ты и так достаточно натерпелась. Но ни ты, ни кто-то другой не сможет остановить то, что должно произойти. Хотя, когда все кончится, ты, наверное, снова обретешь Дебби.

— Я не хочу возвращать ее таким способом! Дебби больше нет. Мне придется принять это. Я не смогу вернуть те года, что она жила без меня. Я буду любить Элис такой, какая она есть, и я хочу, чтобы она была со мной. Но не такой жуткой ценой, какую заплатишь ты. Мне небезразлична твоя жизнь, Кирк. Прошу, пойми это.

Но он уже знаком показал официантке, что можно выписать чек.

— Дженни, больше ни шага в этом направлении, — предупредил он.

Я знала, почему он так поступает. Он должен быть ко мне жестоким — должен причинить боль. Он думает, что не допуская меня в свою жизнь, он таким образом оказывает мне услугу. Он словно воздвиг вокруг себя непрошибаемую стену, и никому не под силу заставить его передумать.

Выходя вместе с ним из ресторана, я слышала за спиной знакомые нотки "Never on Sunday" . Эта странная песенка могла бы стать для нас чем-то вроде эпитафии.

У Радбурн-Хауса Кирк сразу ушел к себе, и я вошла в дом одна. Я заглянула в комнату миссис Ариес, там дежурила одна из новых сиделок, и она успокаивающе мне кивнула. Ее подопечная лежала с закрытыми глазами, ее грудь равномерно опускалась и поднималась в такт дыханию.

По дороге к себе я никого не встретила, но я уже не раз испытывала ощущение, что за моими передвижениями кто-то наблюдает, и данный момент вряд ли был исключением. Я вошла в свою комнату и заперла дверь, вспомнив о другом своем возвращении, когда я почувствовала сильный запах фиалок и вышла из-за него на балкон. Сейчас балконная дверь была закрыта, но я не испытывала ни малейшего желания туда выходить, хотя перила починили и опасности оттуда свалиться уже не было.

Раздался жутковатый свистящий звук — как из прошлого века, и я вздрогнула. Но на этот раз я уже знала, что это такое. Я потянулась к стене позади стола и прижала к уху наушник. И сразу услышала чей-то шепот.

— Уезжай, Дженни! Уезжай, пока не поздно!

Ничего нового или уникального. Я повесила наушник на место и сбежала по лестнице на первый этаж. Я сразу прошла через столовую на кухню. Буфетная не пустовала. В ней была Пиони, одетая в джинсы и приталенную блузку с оборками. Она сидела на высоком табурете, положив ногу на ногу. Над ней на стене я увидела панель управления, явно предназначенную для телефонной связи между комнатами.

Пиони улыбнулась мне злобной кошачьей улыбкой. Но я все равно ощущала в ней нервозность и неуверенность.

— Я знала, что ты придешь, — сказала она. — Папа рассказал мне, как в прошлый раз тебя одурачил. И я решила, что на этот раз ты уже займешься расследованием. Я хотела с тобой поговорить — но не наверху и не в комнате миссис Ариес.

Я села на деревянный стул и выжидательно на нее посмотрела.

— Я знаю, куда ты сегодня ездила, и знаю, кто возил тебя ужинать. И я хочу сказать тебе только одно — держись подальше от моего мужа!

— Которого? — поинтересовалась я. — У тебя их, похоже, двое.

— На самом деле, нет. Мой муж — Эдвард Ариес. А за Фарли я вышла по причине заблуждения. Я бы никогда этого не сделала, если бы знала, что жив Эдвард. Я сейчас даже не сплю с ним в одной комнате — я сплю у Элис, чтобы ей было безопаснее.

Странные слова — учитывая их прошлое. Но она похитила моего ребенка.

— Я думала, Фарли запланировал для вас с Кирком развод?

Пиони поерзала на своем табурете.

— Когда до планов Фарли дойдет дело, тогда и буду разводиться. Сейчас со мной будет Эдвард. Ему придется. Если только Фарли не убьет Эдварда до того, как Эдвард убьет Фарли.

Она весело засмеялась, и я заподозрила, что к Эдварду у нее не больше чувств, чем к Фарли. Ей просто хотелось на кого-то опереться, хотелось, чтобы о ней заботились и ее защищали — и внук Коринтеи Ариес снова стал самым привлекательным кандидатом.

Хотелось бы мне знать, насколько членовредительным будет ее падение, когда до нее все-таки дойдет суровая реальность. Сейчас она просто закрывается от того, что не хочет слышать. Она придумывает успокаивающую ложь или уходит в себя — и пользуется она этим со странной легкостью.

Наверное, сейчас и сам Фарли находится в страхе и напряжении. И по причине Кирка, и потому что точно не знает, не разрушит ли Пиони его карточный домик. Безусловно, если бы мне в то время было известно, что задумал Фарли и как изменилась его цель, меня бы гораздо сильнее пугали предстоящие события.

Но сейчас мне нечего было сказать Пиони. Ничего, что могло бы иметь значение.

— Тогда оставь в покое микрофон, — сказала я ей и вышла из буфетной.

Наверх я не пошла, осталась в гостиной и взялась за телефон.

Лита сама сняла трубку.

— Я ждала вашего звонка, Дженни.

— А я ждала вас, — ответила я, чувствуя как во мне поднимается злость. — Вы обещали помочь мне с Пиони.

— Да, и время для этого как раз пришло. Все предзнаменования правильные, кроме одного. Я уже разговаривала с Пиони по телефону. Джоэл привезет ее ко мне завтра во второй половине дня, она не возражает. Естественно, вы тоже будете, но она этого пока не знает.

— И я тоже, — я сказал сухо. — Как вам удалось получить ее согласие?

— Я сказала, что она должна узнать об Элис кое-что важное, и ей стало любопытно. Она как ребенок, легко поддается влиянию.

— А неправильное предзнаменование? Что вы имели в виду?

— Ни в чем нельзя быть уверенной на все 100%. Вернитесь к себе в комнату и попробуйте попросить высшие силы о помощи. Выйдите на балкон и посмотрите на луну. Завтра около четырех за вами с Пиони заедет Джоэл. Раньше освободиться у него не получается. Доброй ночи, Дженни.

И она повесила трубку, не дав мне ответить. Хоть я и не верила в ее предзнаменования, но просить о помощи я была готова. Вечернее небо было таким огромным, что казалось, я могу достать рукой до бесконечности.

Снова поднявшись на второй этаж, я вышла из своей комнаты на балкон. Было прохладно. Луна казалась выпуклой — у нее еще есть странное и жутковатое название "горбатая луна". Я стояла и смотрела в небо, но не замечала ничего особенного. Лунный свет уже миновал подъездную дорожку и теперь золотил сад камней, где умерла Крамптон. Я старалась не касаться балконных перил.

Ветер крепчал, пронизывая меня сквозь одежду. На моих глазах от массы облаков отделился тонкий клочок и поплыл через лунное "лицо". Он был как мое перо. Это предзнаменование? Или обещание?

Наступил подходящий момент просить помощи — и самой ощутить прикосновение к чему-то бескрайнему и могущественному, но недостижимому. Я не нуждалась в символах и предзнаменованиях. Когда-то давно я умела молиться, и сейчас мне на ум пришли простые слова — я прошу для Элис самого лучшего, прошу, чтобы меня наставили на путь истинный. И прошу за Кирка, прошу усмирить зло, которое я в нем чувствую.

Когда я вошла обратно в комнату, облака уже рассеялись по небу. Как мои страхи? Лита как-то узнала то, о чем я понятия не имела. Но она поняла мою потребность, и теперь впервые за много лет я почувствовала себя обнадеженной. Завтрашний день должен принести некое решение проблемы — теперь оно уже совсем близко, и мне нужно придерживаться хороших, позитивных мыслей.