После обеда Адрия помогала мне устраиваться в моей комнате в Грейстоунзе. Спальня была маленькой, но уютной и светлой и располагалась в дальнем от комнаты Джулиана конце дома.

Между моей комнатой и спальней Шен находилось пустое помещение, ближе к лестнице помещалась ванная. Из одного окна видна была покатая крыша кухни, из другого открывался вид на мертвые деревья, стоящие над рекой. Комната напоминала деревенскую и была обставлена мебелью из клена. Но комната в Сторожке нравилась мне больше, хотя это был всего лишь номер в гостинице. Возможно, дома имеют ауры, как и люди; аура Грейстоунза мне не нравилась.

Хорошо еще, что Адрия оправилась от шока вызванного падением Шен. Она встретила меня как гостеприимная хозяйка, настояла на том, чтобы ей разрешили самой провести меня в комнату, помогла распаковать вещи. Я была рада этой перемене в ее настроении, она меня приободрила. Возможно, мне все же удастся принести ей пользу.

Шен тоже оправилась, и, хотя она не приветствовала меня в Грейстоунзе, ее можно было видеть проплывающей взад-вперед мимо моей комнаты и словно бы невзначай заглядывающей в открытую дверь.

Адрия засыпала меня вопросами.

— Почему ты будешь жить в доме, а не в Сторожке, Линда? Никто из горничных не жил раньше в Грейстоунзе.

Я заранее обдумала, как отвечать на подобные вопросы, и не нашла ничего лучшего, чем объяснение, предложенное Джулианом: Я буду жить в Грейстоунзе в качестве ее репетитора. Теперь я воспользовалась этим объяснением и спросила Адрию о ее школьных учебниках. Она легко восприняла меня в роли педагога и побежала за книжками.

Мы некоторое время просматривали учебники, и она без возражений согласилась уделять два-три часа в лень занятиям. Я спросила у Адрии, есть ли у нее друзья ее возраста.

— Здесь у меня нет друзей, — ответила она. — Я не хочу видеться со своими одноклассниками. Я сказала папе, что больше не пойду в школу.

— Но почему? Неужели у тебя не было близких друзей? Тех. кого бы ты хотела пригласить сюда, чтобы поиграть?

Она покачала головой.

— Теперь уже никого не осталось. У меня нет ни одного друга. Кроме тебя. Ведь ты мой друг?

— Надеюсь, что так. Но у тебя должны быть друзья твоего возраста. Мы что-нибудь придумаем. Не организовать ли нам вечеринку в следующий уик-энд? Ты можешь позвать на нее кого захочешь.

Моя идея не нашла у нее отклика.

— Нет… нет. Не хочу видеть никого из них! Все они… ужасные!

— Что же в них такого ужасного?

Она подбежала к окну с видом на мертвые деревья и ничего не ответила.

— Каждый человек нуждается в друзьях, — мягко настаивала я.

— Только не я. Они… они хотят говорить о Марго. Они… задают мне вопросы.

Я попыталась ее урезонить:

— Может быть, сейчас все уже улеглось. Им быстро надоедает задавать вопросы.

— Они шепчутся за моей спиной. И я чувствую, как они на меня смотрят.

Она была слишком маленькой, чтобы подвергаться подобным испытаниям. Возможно, до поры до времени ей действительно лучше воздержаться от общения со сверстниками.

Она снова подошла ко мне и стала пристально всматриваться в мое лицо. Я спросила у нее, в чем дело.

— Линда, твои глаза такие темные. Не то что у нас. Я имею в виду Джулиана и меня. Наверное, человек с такими глазами видит все совершенно иначе.

Я с облегчением рассмеялась.

— Думаю, что это не так. Хотя и не знаю, как видят мир голубые глаза.

Она снова повернулась к окну и заговорила совсем о другом.

— Жалко, что я не видела эти деревья в тот момент, когда они горели. Наверное, это было очень волнующее зрелище, правда, Линда? Ведь они загорелись ночью. Мой дедушка считал, что их подожгли нарочно. Возможно, кто-то пытался поджечь дом, но огонь охватил только деревья. Мой папа был маленьким мальчиком, когда это произошло; он говорит, что языки пламени были такими высокими, что заслоняли гору.

— В огне нет ничего приятного, Адрия. Я… я однажды оказалась в доме, охваченном огнем.

Ее глаза округлились.

— Расскажи мне об этом.

— Хорошо, только в другой раз.

Она снова перевела взгляд на деревья

— Мой папа говорил, что пламя завывает, как ветер во время вьюги. Тебе не кажется, приближается снежная буря, Линда?

— Я не слышала прогноз погоды, — ответила я, — но, похоже, ты права. Ветер все время усиливается.

Адрия подняла голову, и в ее глазах заиграли озорные огоньки.

— Шен ненавидит снежные бури, а я их люблю. Она ненавидит ветер, а мне нравится слушать, как он гудит, завиваясь вокруг башни. Когда во время вьюги стоишь на башне, кажется, что находишься в самом центре снежной бури. Ты знаешь, что говорила про меня моя мама?

Я покачала головой.

— Она говорила, что я дитя бури. Я родилась во время ужасной снежной бури. Моему папе с большим трудом удалось довезти маму до больницы. Поэтому Марго считала естественным, что вовремя вьюги я испытываю чувства, похожие на восторг. Иногда во время снежной бури мне кажется, что я должна выйти из дома, чтобы стать частью снежной круговерти. Но папа говорит, что это опасно.

— Я думаю, что он прав, — согласилась я. — Но не выйти ли нам из дома сейчас, пока буря еще не разыгралась?

Адрия пришла в восхищение от этой идеи.

— Ты правда этого хочешь? Конечно, мы не будем отходить далеко от дома. .

— Одевайся, — предложила я ей, заражаясь от Адрии авантюрным духом. — Только сначала пойдем и расскажем о наших планах твоему отцу и Шен, чтобы они знали, где мы.

— Только не Шен. Пожалуйста! Она ужасно боится снежной бури. Она спускает шторы на окнах и прячется в постели. Конечно, сейчас до бури еще далеко, но она все равно не разрешит. Давай скажем только папе. Ты сможешь его убедить.

Мы надели лыжные костюмы и ботинки и спустились вниз. Джулиан работал за своим столом в библиотеке. Хотя дела на лесной ферме вел управляющий, Джулиан не выпускал из своих рук общего руководства и сам принимал решения по важным вопросам.

— Мы собираемся прогуляться и отведать, какова на вкус снежная буря, — сообщила ему я.

— Так Адрия уже обратила вас в свою веру? У нее культ бури.

— Это слишком сильно сказано. Я ведь никогда не видела пурги в сельской местности. Мне просто интересно.

Он улыбнулся.

— Ну что ж, идите. Держитесь поближе к. дому и возвращайтесь при малейших признаках опасности. Когда разгуляется пурга, заблудиться в лесу ничего не стоит..

— Почему бы вам не сходить вместе с нами, — предложила я. — Тогда мы уж точно не заблудимся.

Адрия издала восторженное восклицание, но я сразу поняла, что Джулиан не намерен принимать мое предложение.

— Пожалуйста, пойдемте, — быстро добавила я.

Он внимательно посмотрел на меня, словно недоумевая, зачем нам понадобилось его общество.

— Вы выглядите усталой, — заметил он. — И вас круги под глазами и морщинки у рта. Прогулка пойдет вам на пользу, так что, если хотите, я пойду с вами.

— Мы хотим! — воскликнула я и отвернулась, чтобы он не увидел слишком много. Я была обеспокоена нахлынувшими на меня чувствами, не поддававшимися рациональному объяснению. Мне хотелось, чтобы он пошел с нами, не только ради Адрии.

Он отложил свои бумаги.

— Дайте мне пару минут на сборы, сейчас я к вам присоединюсь.

Когда он ушел, Адрия начала кружиться по библиотеке в радостном танце; я еще не видела ее в таком восторженном состоянии.

— Он правда идет с нами, Линда! Ах, как я рада, что ты здесь. Шен сказала, что ты умеешь ворожить и что с тобой надо быть поосторожнее. Ты сейчас приворожила папу, чтобы он пошел с нами?

— Ворожба? Что за чушь. Он просто захотел вставить тебе удовольствие. Что в этом удивительного?

Она сразу помрачнела.

— А то… что он не любит проводить со мной много времени. И я знаю почему. Он смотрит на меня и думает о Марго, о том, что она умерла. Иногда он меня ненавидит.

Я притянула и прижала ее к себе.

— Он очень любит тебя, дорогая. Ты никогда не должна об этом забывать. Конечно, он опечален потерей твоей матери — так же, как и ты.

— Я… я толкнула…

Я резко ее оборвала.

— Ты этого не делала! — воскликнула я убежденно. — Ты не толкала кресло, Адрия. Я это знаю. И мы найдем способ доказать, что ты не виновата. Поверь мне.

— Доказать? — слабый луч надежды осветил ее лицо.

— Да, я обдумывала такую возможность. У меня есть план. Но пока я не готова приступит к его осуществлению. Адрия, ты сможешь когда-нибудь показать мне комнату своей матери? Туда можно попасть?

Она тут же подошла к двери, ведущей в комнату Марго, и повернула дверную ручку. Ее усилия оказались напрасными.

— Они опять ее заперли. Но я знаю, где найти ключ. Запасной. Тот, которым воспользовалась Шен, запирая дверь после того, как кресло Марго съехало по скату и… и…

Тут было о чем подумать. Я пыталась вспомнить, кто говорил мне, что дверь, соединяет комнату Марго с библиотекой, была заперта после трагического инцидента? Клей? Точно. Именно Клей убеждал меня в этом. Но сейчас не было времени обдумать все последствия нового открытия.

Я снова прижала Адрию к себе.

— Ничего страшного. Осмотрим комнату Марго в другой раз.

— Папе это не понравится. Он велел мне никогда туда не заходить. Только я его не послушалась. Поэтому он и запер дверь. Может быть и другая дверь — та, которая ведет в комнату из гостиной, — тоже заперта. А дверь на балкон закрыта изнутри на задвижку.

— Мы обдумаем этот вопрос, когда придет время, — пообещала я. — Твой отец уже спускается вниз. Не позволяй ему заметить, что ты расстроена. Пускай он тоже приятно проведет время.

Она явно удивилась. Видимо, ей до сих пор никогда не приходило в голову, что настроение окружающих может зависеть от нее. Но эта идея ей, очевидно, понравилась: она подбежала к Джулиану с выражением безмятежного восторга на лице.

Выйдя из дома, мы сразу были атакованы резкими порывами ветра. Конечно, это еще не снежная буря; шел густой снег, то и дело завихрявшийся в воронки. Ветер завывал на вершине горы, гнул верхушки деревьев. Джулиан провел нас через мост, речка под которым все еще не замерзла, и мы пошли по направлению к горе, мимо мертвых деревьев, которые я впервые видела вблизи.

Снег под нашими ногами становился все глубже, иногда доходя Адрии до колен. Она уцепилась за руку отца, смеясь и позволяя ему время от времени волочить ее за собой. Джулиан наблюдал за ее поведением со сдержанным изумлением, а она заговорщицки переглядывалась со мной.

За деревьями обнаружилась тропинка, проложенная в зарослях болиголова; она зигзагами поднималась в гору. Здесь ветру было труднее до нас добраться, он давал о себе знать хлопьями! снега, падавшими с верхушек раскачивающихся деревьев. Холод не обжигал здесь, как на открытом месте, и мы чувствовали себя в относительной безопасности.

— Мы поднимаемся на гору, папа? — спросила Адрия, стараясь перекричать шум ветра и треск ломавшихся веток. Ее щеки зарумянились, глаза сияли.

— Только на небольшую высоту, — ответил Джулиан. — Хочу показать Линде обзорную площадку. Хотя сейчас с нее многого не увидишь.

Вне дома и сам Джулиан выглядел таким же естественным, как его дочь. Зато мне приходилось туго: я зачерпнула ботинками снег, скоро мои ноги промокли, но не хотелось портить Адрии и Джулиану настроение, и я держалась. Впрочем, я тоже испытывала радостное чувство, поскольку впервые не замечала на лицах Джулиана и его дочери ни тени озабоченности.

Тропинка становилась все круче, и я часто соскальзывала назад, варежки покрылись снежной коркой и намокли, но особенно замерз у меня нос.

Видя, что я немного поотстала, Адрия остановилась, поджидая меня.

— Папа и Эмори проложили эту тропинку самой вершины, — сообщила она мне. — Если мы захотим, то сможем подъехать на лыжах прямо к дому от высокой точки, до которой подвозит лыжников подъемник. Но это довольно опасная трасса, тут есть места, с которых можно сорваться на скалы.

Она снова побежала вперед, загребая ногами снег, и скоро мы услышали ее крик:

— Папа, я уже на смотровой площадке! Я никогда не была здесь в такую вьюгу.

Она уже взобралась на покрытую снегом площадку; Джулиан помог мне подняться. Площадка располагалась на высоте, равной примерно трети горы, до вершины было еще далеко. Внизу торчали острые скалы, но снежные вихри заслоняли долину, раскинувшуюся внизу, ее рельеф лишь смутно угадывался сквозь густую и неровную белую пелену.

Адрия стояла на плоской вершине скалы, яркая красная фигурка с радостно распростертыми руками, она словно обнимала разбушевавшуюся стихию, личико обращено навстречу ветру и снегу. Ветер бушевал вовсю, и я ощущала болезненные уколы острых льдинок. Я не испытывала желания повернуть голову и поставить лицо под удар потока снежного ветра, как это делала Адрия.

Джулиан обнял нас обеих за плечи, придавая устойчивость перед напором разгневанной стихии. Наверху белые снежные тучи заслоняли небо и создавали ощущение изоляции; возможно, где-то внизу текла обычная жизнь и был дом, который называли Грейстоунзом, но здесь господствовали стихийные силы, и только мы трое стояли перед ними лицом к лицу. Это было страшно, но и восхитительно. Я остро ощутила тяжесть руки Джулиана на своем плече. Он посмотрел на меня сверху вниз, и я поняла, что он испытывает те же чувства, что и я.

Мною овладело странное и непривычное чувство полета, порыва в неведомое. Я больше не думала о холоде и дискомфорте, потому что какая-то часть моего существа откликалась на призыв стихий и на давление руки Джулиана, сжимавшей мое плечо. Мне хотелось закричать, подставить щеки под поцелуи морозного ветра. Но уже в следующий момент я смущенно посмотрела на Джулиана, и он кивнул мне:

— Вы это ощутили, правда? Тоску первозданной стихии. Лыжники с ней знакомы. Человек вправе гордиться собой, если ему удалось перед ней устоять.

Но я переживала и нечто большее, то же самое происходило с ним — я это знала. Обнимавшая меня рука Джулиана очерчивала магический круг, внутри которого я чувствовала себя в безопасности, и мне не хотелось из него выходить. Но это мгновение длилось недолго.

— Нам пора спускаться, — объявил Джулиан. — В такую погоду темнеет рано, а это не та дорога, по которой можно идти и во мраке.

Адрия неохотно отвлеклась от отправления обряда поклонения снежной буре; она стряхивала снег с лица своей влажной варежкой. Ее щеки пылали здоровым румянцем, она излучала счастье, словно напрочь избавившись от всего того, что томило и терзало ее в Грейстоунзе.

— Я хочу, чтобы мы никогда не возвращались! — воскликнула она.

— Могу сказать про себя то же самое, — откликнулась я; Джулиан засмеялся, и я знала, что он испытывает такие же чувства.

— Не хочу, чтобы моя дочь превратилась в Снегурочку, — сказал он, и мы начали спускаться вниз по самому крутому участку пути. — Сейчас придем домой и сядем вокруг жаркого огня. Дайте мне вашу руку, Линда.

Приятно было ощущать беснование ветра у себя за спиной и знать, что впереди тебя ждет ласковое пламя камина. Спускаться оказалось труднее, чем подниматься, но Джулиан научил меня скользить на пятках, и мы весело преодолели оставшуюся часть склона. Конечно, на лыжах можно было развить более высокую скорость, но тропинка была слишком узкой и опасной.

У подножия горы мы снова увидели мертвые деревья, между ветвей которых проглядывали крыши Грейстоунз. Чувство душевного подъема, охватившее меня на скале, стало иссякать. Подстерегавшие опасности и тревоги никуда не исчезли; я понимала, что не имею права ни на беззаботную радость общения с природой, ни на ощущение теплоты и безопасности, которое испытала, когда Джулиан обнимал меня за плечи.

К счастью, веселое настроение Адрии выветрилось не так быстро, как мое. Пока мы с ней переодевались, Джулиан разжег обещанный огонь в гостиной и распорядился подать горячий шоколад для Адрии и теплый ром для нас. Но я не изведала уюта, о котором мечтала, возвращаясь домой. Я пожелала того, что не могла себе позволить. Я ощущала на себе ищущий, теплый взгляд Джулиана, но не смела на него ответить. Слишком многое лежало между нами; скрываясь под маской, я не могла честно посмотреть ему в глаза.

Со мной в этой комнате был Стюарт, и я слышала тиканье часов — напоминание о неумолимом беге времени. Мне припомнились слова Клея о том, что, переселяясь в Грейстоунз, я вступаю на вражескую территорию. Она оказалась еще более опасной, чем я себе это представляла.

Адрия что-то безостановочно щебетала и вела себя, как самый обыкновенный ребенок ее лет. Джулиан тоже держался более естественно и пытался помочь мне освободиться от скованности. Но мне стало холодно перед пылающим огнем, и это был совсем не тот холод, который пронизывал меня на скале.

— Вы загадочная женщина, Линда, — говорил мне Джулиан. — Вы тратите свою жизнь на заботы о других. Но кто позаботится о вас? Разве вы не отвечаете перед собой за собственную жизнь.

«Я отвечаю за жизнь Стюарта», — подумала я, но вслух сказала нечто иное, заняв оборонительную позицию.

— У меня есть собственная жизнь.

— Мужчина, конечно.

Он поддразнивал меня, пристально наблюдая за моей реакцией, а я только съеживалась под его взглядом.

— Конечно, — выдавила я из себя. — Есть мужчина, на которого я работала в городе. Я полагаю, что он хотел бы на мне жениться

— Но вам этого, разумеется, не хочется.

— Для меня это не так ясно, — возразила я и обрадовалась спасительному вмешательству Адрии.

— О чем вы говорите? — спросила она.

— Мы говорим о жизни Линды, — ответил Джулиан. — То она заботится об отдыхающих в Сторожке, то о тебе. Но когда она заботится о самой себе?

«Я забочусь о Стюарте», — подумала я и вдруг увидела у себя под ногами разверзающуюся бездну — тьму, которой я не понимала и боялась. Я обязана заботиться о других, чтобы заплатить свой долг перед жизнью.

Мы уже почти допили свой ром, когда Шен спустилась вниз, медленно и плавно вошла в комнату; на ней был фиолетовый халат, расшитый желтыми цветами. Она казалась неприятно удивленной, застав нас за непринужденной беседой.

— Я не могла больше выдержать, — пожаловалась она, опустившись в бархатное кресло и протянув ноги к огню. — Наверху так одиноко. Прогноз погоды обещает настоящую снежную бурю, и достаточно посмотреть в окно, чтобы убедиться в ее приближении.

— Наверное, мне пора идти в Сторожку, пока это возможно, — сказала я. — Если погода совсем испортится, я останусь там на ночь и вернусь утром. Гости сегодня, должно быть, вернутся рано, если уже не вернулись.

— Вы плохо знаете лыжников! — возразил Джулиан.

Адрия поставила свою чашку с шоколадом на столик и подошла ко мне.

— Не ходи туда сегодня. Линда. Пожалуйста, останься здесь. Ты нужна мне. Больше всего я нуждаюсь в тебе ночью.

Я взяла ее руки в свои, тронутая и встревоженная ее мольбой.

— Если это так, я обещаю тебе вернуться сегодня.

— Не беспокойтесь, — сказал Джулиан, — я отведу вас в Сторожку, Линда, а потом зайду за вами. Но нам придется идти пешком, на машине в такую погоду не проедешь.

— В этом нет никакой необходимости, — вмешалась Шен. — Линда может переночевать в Сторожке. Адрия, дорогая, ты сегодня можешь спать в моей комнате. Мы поставим твою кроватку рядом с моей, и мы прекрасно проведем время вдвоем. И никакая буря не будет нам страшна.

Адрия повернулась к своей тете.

— Нет… нет, не хочу! Ты боишься бури и пугаешь меня. А мне ночью и без того страшно.

У Джулиана был вид человека, которому до смерти надоели женские причуды.

— Ночь ничем не отличается от дня, Адрия. Вы обе ведете себя как истерички, вот и разбирайтесь между собой. — Он встал и вышел комнаты, выдав тем самым свое собственное беспокойство.

Я снова обратилась к Адрии.

— Я пойду в Сторожку и вернусь сюда, когда Клей меня отпустит. И я приду пожелать тебе спокойной ночи, прежде чем лягу спать. Обещаю.

Шен удалилась из комнаты вслед за Джулианом, явно обиженная не только на меня, но и на брата, не принимавшего всерьез ее душевных мук. Я не испытывала к ней большого сочувствия. В ее возрасте ей не впервой переживать в этом доме снежную бурю.

— Мне пора идти, — сказала я Адрии. — Хочешь побыть в моей комнате, пока я буду одеваться?

Мы вместе поднялись наверх. Лестница находилась внутри башни, и, ступив на нее, мы оказались в другом мире. Вокруг завывал ветер, снег хлестал по окнам с яростной силой. Свистели сквозняки, и я поняла, почему дверь на лестничную площадку держали зимой закрытой.

Циннабар беспокойно бродил по холлу на втором этаже, и Адрия, к моему неудовольствию, взяла его на руки и принесла с собой в мою комнату, поместив на середину кровати. На дворе было уже темно, от этого обстановка в комнате казалась несколько призрачной. Я завесила окно, выходившее на речку с мертвыми деревьями на берегу.

Адрия засмеялась, лаская замурлыкавшего Циннабара.

— Там никого нет. Совсем не обязательно завешивать окна на ночь в Грейстоунзе. Ты ведь не такая, как Шен. Она считает, что в окна снаружи заглядывают чьи-то лица. Но их-то я не боюсь. Та сила, которая хочет сюда войти, уже и внутри. Так что окна зашторивать бесполезно.

— Я человек городской, — заметила я, стараясь говорить обыденным тоном. — И не боюсь того, что снаружи, просто комната кажется мне более уютной, когда окна на ночь занавешены, особенно когда в комнате горит свет.

— В конце концов, — продолжала Адрия, — единственный дух, который находится поблизости, поселился в Циннабаре, и от него не загородишься занавеской. — И она несколько демонстративно принялась ласкать кота.

— Ты веришь во всю эту чушь не больше, чем я, — раздраженно упрекнула я ее, и стала одеваться и причесываться, не обращая внимания на Адрию.

Девочка сменила тактику; она соскочила с кровати и начала с любопытством разглядывать мой багаж.

— Ты не будешь возражать, если я помогу тебе распаковать оставшиеся вещи? — спросила она.

Я кивнула.

— Можешь начать с моей дорожной сумки.

Адрия достала из нее пару тапочек и ботинки

— Тебе нравится мой папа, не так ли? — неожиданно спросила она, глядя на мое отражение в зеркале.

— Как он может мне не нравиться?

— Шен говорит, что ты влюбишься в него, как это бывает с девушками. Она говорит, что уже видит, как это происходит.

— Что за глупости, — возразила я. — Я боюсь, что у Шен слишком разгулялось воображение.

Я закончила причесываться и повернулась на стуле, на котором сидела. Я удивилась, обнаружив Адрию прямо перед собой. Она вытянула руку, тыча пальцем мне в лицо.

— Где ты это взяла? — кричала она. — Ты ходила в комнату моей мамы? Ты украла у нее эту вещь?

С пальцев Адрии свешивался серебряный Улль, и я вспомнила, что положила его в кармашек дорожной сумки. Я осторожно взяла медальон из рук Адрии.

— Этот медальон мой. Он не принадлежит твоей маме. Мне его подарили много лет назад, — Я как бы невзначай перевернула медальон, чтобы Адрия могла увидеть алмаз на оборотной стороне — алмаз, скрывавший выгравированные ранее имена.

В ее взгляде появилось сомнение.

— Но… у моей мамы был точно такой же. Папа специально заказал его для нее. Другого, настолько похожего, быть не может.

— Наверное, ты ошибаешься. Ты уверена, что это именно тот медальон, который принадлежал твоей матери?

— Нет… на том не было алмаза.

— Тогда, надеюсь, ты сожалеешь, что обвинила меня понапрасну.

Она казалась расстроенной и смущенной, и мне стало стыдно за обман, но что оставалось делать?

Тут Циннабар заявил о себе. Он встал, изогнул спину и зашипел. Адрия медленно повернулась к коту.

— Ты слышала? — прошептала она. — Ей не нравится то, что ты сказала. Может быть, она узнала свой медальон?

Я сказала с издевкой в голосе:

— Может быть, Циннабар лыжник? Наверное, он надевает медальон на удачу, когда спускается с горных склонов!

Адрия с минуту пялила на меня глаза, потом расслабилась и засмеялась.

— Действительно, это звучит глупо, — согласилась она. — Пойдем, Циннабар, я тебя выпущу, если хочешь. Хотя не думаю, что на улице сейчас приятно. Марго не любила выходить из дому в пургу. Она не была дитя бури, как я.

Адрия проказливо посмотрела на меня, взяла Циннабара в охапку и вынесла из комнаты.

Медальон я спрятала под бельем в ящике шкафа, затем надела ботинки и парку. Я спустилась вниз, довольная, что не встретила на пути ни Шен, ни Адрию, и снова застала Джулиана за столом в библиотеке. Увидев его, я испытала странное чувство робости. Словно то, что произошло между нами на скале, связало нас незримыми узами. По улыбке Джулиана я поняла, что и он ощущает нечто подобное.

— Я готова воспользоваться вашими услугами в качестве эскорта, если вы не передумали, — сказала я легкомысленным тоном.

Он кивнул.

— Если вы действительно уверены, что следует идти, я буду готов через минуту.

Я ждала его возле передней двери, выглядывая на улицу сквозь маленькое цветное стекло. Там царствовал ветер. Ничего, кроме ветра: ни следов на снегу, ни Эмори, скрывающегося за деревом. Интересно, где живет старик? Я вспомнила предупреждение Стюарта, считавшего, что Эмори Ольт является ключевой фигурой во всем этом деле. Но как до него добраться?

Тут появился Джулиан; взяв меня за руку, он помог мне спуститься с крыльца.

— Не беспокойтесь, — сказал он. — Я видел погоду и похуже.

Но я не видела. Мне приходилось нагибаться, чтобы противостоять напору ветра. Шершавые хлопья снега царапали меня по лицу. Вряд ли я смогла бы добраться до Сторожки одна, без поддержки Джулиана. Дом сразу исчез из виду, и я не понимала, где нахожусь, потеряв всякую ориентацию. Джулиан, наверное, мог бы найти тропинку с закрытыми глазами. Мы шли до Сторожки дольше, чем обычно, но в пути я разогрелась и была довольна своей маленькой победой.

Джулиан распахнул дверь, и мы остановились прихожей; я стряхивала снег со своих ботинок, а Джулиан — с моей парки.

— Со мной все в порядке, — сказала я, опуская капюшон на спину. — Но конечно, я не дойду обратно одна.

— Вы сейчас выглядите лучше, — заметил Джулиан и откинул прядь волос, упавшую мне на глаза легким прикосновением руки, от которого у меня перехватило дыхание, как от порыва ветра на скале. Меня испугал мой собственный отклик на его прикосновение; он это заметил и засмеялся. Ведь он неплохо знал женщин, неотразимый Джулиан Мак-Кейб!

— Давайте я зайду за вами около десяти, — предложил он. — Подозреваю, что сегодня все лягут спать раньше обычного. — Помолчав, он добавил: — Вы творите чудеса с Адрией.

— Настоящее чудо — это ваше с ней общение. Как сегодня на горе, там все было великолепно.

— Благодаря вам, Линда. — Он легонько потрепал меня по плечу и скрылся в снежной круговерти. Я торопливо захлопнула дверь, расстегнула парку и стала отряхивать брюки, поскольку другой одежды у меня здесь не было. Видимо, Клей услышал шум и вышел ко мне из холла.

— Привет, Линда. Не ожидал, что ты придешь сегодня вечером.

— Меня проводил Джулиан, одна бы я не отважилась на такой подвиг. Он зайдет за мной в десять.

— Ты могла бы переночевать здесь. По радио передавали, что буря утихнет только к утру.

— Я знаю. Но Адрия будет меня ждать. Ей плохо спится по ночам. Хотя я не уверена, что сумею помочь.

Клей воспринял мои объяснения довольно холодно.

— Похоже на то, что ты все глубже втягиваешься в жизнь Грейстоунза. А ведь Джулиан не имеет ни малейшего понятия, кто поселился с ним под одним кровом. Я в этом убедился, когда он упомянул о тебе в телефонном разговоре. Ловко у тебя все получилось, Линда. Но выйдет ли из этого толк? Что ты надеешься там раскопать?

Он меня разозлил.

— Кое-что я уже раскопала. Адрия сообщила мне, что Шен заперла дверь, соединяющую комнату Марго с библиотекой, уже после гибели Марго. Не ты ли утверждал, что это произошло раньше, и что она была закрыта в тот момент, когда ты услышал крик Марго?

Он кивнул мне вполне дружелюбно, хотя его взгляд оставался холодным.

— Разумеется, Шен дала ложные показания ради меня. И конечно, я их подтвердил — чтобы оградить себя от подозрений. Зачем мне было совать голову в петлю? Так проще. А для расследования это не имеет никакого значения, потому что я не входил в комнату Марго. Не пора ли тебе приниматься за фондю? Сегодня гости соберутся раньше, чем всегда.

Он с подчеркнутой и несколько насмешливой официальностью открыл передо мной дверь. Мне нечего было ему сказать. Я прошла в комнату отдыха, где уже собрались первые посетители, и занялась делами. Некоторые из знакомых мне гостей уже уехали. Но маленькая монахиня была еще здесь. Я сидела ее сидящей у лампы, с открытой книгой оленях. Она меня заметила, подняла голову и улыбнулась.

— Агата Кристи, — сказала она, показывая на книгу. — Хорошее чтение, когда за окном пурга. Но я все же предпочту послушать, что говорят люди. Это более интересно, чем детективные истории. Возьмите для примера вашего Клея Дэвидсона. Он рассказал мне о романе, над которым сейчас работает. Сюжет загадочный, напряженный, главные герои — лыжники; в его изложении это звучит восхитительно. Я спросила, использовал ли он реальных людей в качестве прототипов.

Я опустилась в кресло рядом с ней.

— И что он ответил?

— Он утверждает, что нет. Он говорит, что реальные люди ведут себя по своему усмотрению и не делают того, чего он от них ожидает. Но я подозреваю, что он лукавит; скорее всего, он использует отдельные черточки и детали — возможно, даже не осознавая этого — и составляя из них новую и цельную картину. Думаю, что читая роман, мы многое узнаем о писателе как о человеке. О его философии, взгляде на мир — тут ничего не скроешь, даже если автор прячется зи своими персонажами.

— Автору детективных романов приходится прятаться за весьма неприглядными персонажами, — заметила я. — Вы думаете, что можете угадать характер Агаты Кристи по ее героям?

Она улыбнулась несколько загадочно.

— Но не перемешано ли во всех нас добро и зло? Может быть, именно поэтому мы нуждаемся в высшей силе, которая собрала бы нас воедино.

— Вы возбудили во мне любопытство к писаниям Клея, — призналась я. — Попрошу его дать мне что-нибудь почитать.

Мы еще немного поболтали, потом монахиню отвлекли, а я занялась другими гостями, пока не подошло время ужина.

Мы с Клеем сели за один столик, обмениваясь незначительными репликами. От напора ветра дрожали стекла. Временами ощутимо подрагивал и весь дом. Пламя свечей колебалось, по стенам плясали тени.

— Надеюсь, что линия электропередачи сегодня устоит и не обрушится от порывов ветра, — сказал Клей. — Во время предыдущей снежной бури мы остались без электричества.

Оба мы вели себя осторожно, избегая опасных тем, присматриваясь друг к другу. Я как бы вскользь упомянула сестру Марию-Елизавету, которая рекомендовала мне его произведения, и спросила, не даст ли он мне почитать что-нибудь из его прозы.

Он был явно польщен.

— Если ты действительно этого хочешь, я дам тебе рукопись после ужина. Можешь взять ее с собой в Грейстоунз. Но только если пообещаешь, что сохранишь ее сухой; боюсь, как бы она не намокла от снега, когда ты будешь возвращаться в дом.

Я сослалась на большие внутренние карманы моей парки и пообещала хранить его рукопись как зеницу ока.

— Только не думай, что многое из нее узнаешь, — насмешливо предупредил он.

Я ела салат, не поднимая головы; через пару минут Клей добавил тем же насмешливым тоном:

— Из таких, как ты, не могут получиться хорошие детективы, Линда. Я бы никогда не вывел тебя сыщиком в своем романе. Ты так простодушна; любой может понять, что у тебя на уме. Я уверен, что даже Адрия видит тебя насквозь.

Я вспомнила об Адрии и медальоне и подумала, что Клей недалек от истины.

— Я сегодня навещала Стюарта, — сообщила ему я. — Он утверждает, что Эмори с самого начала стал возводить на него напраслину. Он считает Эмори ключевой фигурой обвинения, но я не знаю, как подступиться к старику…

— Конечно. — Клей нисколько не удивился. — Эмори пойдет на что угодно, включая беспардонную ложь, ради Джулиана. И самая большая ложь заключается в том, что на самом деле не Эмори первым нашел Марго после падения.

— Тогда кто?

Клей опасливо огляделся, но из-за шума ветра никто не мог подслушать наш разговор.

— Ее нашел Джулиан, — тихо сообщил мне Клей.

— Но Джулиан не стал бы…

Клей смотрел в свою тарелку.

— Как бы то ни было, Эмори, по-видимому, пришел к определенному заключению о том, что могло произойти. Он знал, что Марго делала все возможное, чтобы выбить Джулиана из колеи, привести его в ярость и спровоцировать на необдуманные поступки. И, если я правильно представляю себе характер Эмори, он ни перед чем не остановится, защищая интересы своего хозяина.

А может быть, Эмори защищает собственные интересы? Я легко вообразила, как тяжелые руки Эмори ложатся на спинку кресла на колесах.

— И он не остановится перед тем, чтобы засадить в тюрьму ни в чем не повинного человека — такого, как Стюарт, не так ли?

— Стюарта особенно. Эмори всегда раздражало его присутствие из-за похотливых взглядов, которыми одаривала его Марго. А тут представилась возможность избавиться от него, еще и защитив тем самым Джулиана.

— А как насчет твоих похотливых взглядов? — пустилась я во все тяжкие.

На его лице проступил предательский румянец, и я решила ковать железо, пока горячо.

— Шен, как тебе известно, весьма разговорчива. Насколько я понимаю. Марго разрушила ваш брак.

Он быстро овладел собой и даже улыбнулся, хотя и мрачновато.

— Может быть, талант детектива тебе и не нужен, Линда. Достаточно того, что ты умеешь разбередить чужую рану, задеть человека за живое. Смотри не обожгись, вороша тлеющие угли! Что же касается этой старой, хотя и прискорбной истории…

— Шен так не считает, — не отступала я. — Она утверждает, что Марго вновь пыталась тебя заполучить, не в силах поверить, что утратила власть над тобой.

Легкая гримаса, исказившая его черты, достаточно красноречиво свидетельствовала о его нынешних чувствах по отношению к Марго.

— Хочу напомнить, что мы сейчас говорим о Джулиане, а не обо мне.

Я не задавала вопросов о Джулиане, потому что новость, сообщенная Клеем, показалась мне слишком невероятной.

— Джулиан не позволил бы Эмори утверждать, что он нашел Марго, если бы это было неправдой, — заявила я.

На лице Клея появилась ядовитая усмешка.

— Джулиан играет по собственным правилам.

Оставшуюся часть ужина я просидела как на иголках, кусок не лез в горло. Клей исподтишка наблюдал за мной, и я это ощущала. Джулиан, Адрия, мой брат Стюарт. Никого из них я не могла себе представить в роли человека, толкающего кресло. Я не готова была пожертвовать никем из них ради двух других. И все же я знала, что, если дело обернется таким образом, мне придется сделать выбор в пользу Стюарта. Уж не Джулиана ли пытался выгородить мой брат?

— Тебя очень беспокоит то, что у Джулиан могут возникнуть неприятности? — мягко спросил Клей.

— Меня беспокоят неприятности любого человека, если он невиновен. Откуда ты знаешь, что Эмори лгал, утверждая, что первым нашел Марго?

— Шен в тот момент находилась у окна гостиной. Она видела Джулиана в лощине. Она мне об этом рассказала. Но больше никому; разумеется, она не сделает ничего такого, что смогло бы повредить ее брату.

Точно так же веду себя и я по отношению к Стюарту, подумалось мне.

— Шен повсюду умудрилась поспеть, не так ли? — язвительно заметила я. — Она встретила Адрию на лестнице, когда девочка была расстроена и от чего-то убегала. Она смотрела из окна. Она заперла дверь, ведущую из библиотеки в комнату Марго. Вопреки тому, что ты утверждал раньше. Может быть, она даже видела, кто толкнул кресло?

Линия рта Клея над аккуратной бородкой стала жесткой, в его глазах вспыхнул гнев, какого я раньше в них не замечала. Уклончивая ленца, характерная для манеры его поведения, куда-то исчезла, так что мне даже пришло в голову, не маска ли это? Под прикрытием скатерти он схватил меня за руку и больно сжал запястье.

— Не смей говорить при мне ничего дурного о Шен! Никогда! Я сообщил тебе о некоторых фактах, которые могут оказаться полезными для защиты Стюарта; кстати, я ничего не имею против твоего брата. Но есть территории, на которые не советую тебе ступать. Надеюсь, ты меня поняла.

Он меня напугал, я судорожно пыталась освободить свою руку. Мне на помощь пришла снежная буря. Бешеный порыв ветра до основания потряс старый дом. Свет внезапно вспыхнул и стал медленно угасать. Столовая освещалась теперь только камином и свечами. Одна или две женщины издали тревожные восклицания, другие — нервные смешки.

Клей отпустил мою руку и встал, он заговорил громко и спокойно, словно и не было недавнего гнева.

— Где-то оборвались электропровода. Я сейчас позвоню на станцию. А пока свечей у нас хватает, и мы можем поддерживать огонь в камине. Горячая вода может быть отключена, но у нас есть вспомогательный насос, качающий воду из колодца, он гарантирует бесперебойное водоснабжение. Что же касается пищи, то наши запасы таковы, что позволят, если понадобится, выдержать даже длительную осаду.

В комнате снова раздались разговоры и взрывы смеха, гости почувствовали себя участниками увлекательного приключения. Этот вечер получился в результате самым веселым из всех, каких мне довелось присутствовать. Покинув столовую, гости сосредоточились вокруг камина. Сестра Мария-Елизавета снова взяла у Клея гитару и стала наигрывать старые песни тридцать» и сороковых годов. Печальные песни, которые всем были знакомы; ее голос окреп и уверенно направлял голоса подпевавших гостей. «Роза Сан-Антонио», «Теннесси-вальс», «Звездная пыль» и, наконец, «Белое Рождество, исполненное нежности и печали, столь уместное на уютном островке, со всех сторон окруженном разбушевавшейся стихией.

Петь я не могла, хотя и раскрывала рот в унисон со всеми: положение обязывало. Как мне справиться с комком в горле? Комком, образовавшимся от страха, горя и предвосхищения грядущих опасностей. Слушая непритязательные слова знакомых старых песен, я почувствовала, как на мои глаза навернулись слезы.

Я еще не родилась, когда было написано большинство из них. За томлением и тоской таился страх. Я разворошила тлеющие угли, как выразился Клей, и мое запястье до сих пор болело после его мертвой хватки.

К счастью, мои обязанности отвлекли меня от мрачных мыслей. Проходя мимо задней двери, я из любопытства ее приотворила и была отброшена назад яростным порывом ветра, занесшим в прихожую снежную россыпь. Конечно, я нс могла выйти из дому в такую погоду. Может быть, лучше позвонить в Грейстоунз? Ведь телефон пока работает. Но тут я подумала об Адрии и отказалась от этой мысли. Скорее всего, Джулиан меня проводит, как и обещал.

Вернувшись в гостиную, я услышала заключительный куплет «Белого рождества». Рождество! Оно ведь уже не за горами, а я о нем совсем забыла. Какой подарок могу я преподнести Стюарту, кроме его освобождения? Рождество в Грейстоунзе в этом году будет невеселым из-за недавней смерти Марго. Но я, по крайней мере, смогу подарить что-нибудь Адрии.

Когда я наливала чашку кофе, ко мне подошел Клей. Он больше не казался рассерженным; его настроение явно улучшилось по какой-то непонятной для меня причине.

— Твой эскорт прибыл рано, — объявил он мне. — Он ждет снаружи, потому что весь в снегу. Тебе лучше одеться и вернуться в Грейстоунз, пока это возможно. Если уже не поздно.

Я чувствовала, что настроила Клея против себя. Он испытывал удовольствие оттого, что мне предстояло трудное, и опасное возвращение. Я молча кивнула и уже направилась в прихожую, когда Клей остановил меня, протягивая большой конверт.

— Ты хотела прочесть одну из моих историй, — пояснил он и удалился, как только я взяла конверт.

Меня удивило, что он не забыл о своем обещании в таких сложных обстоятельствах. Дойдя до заднего вестибюля, я бережно засунула рукопись по внутренний карман парки. Я не стала открывать дверь, чтобы поприветствовать Джулиана, боясь снова впустить в помещение холодный ветер, а поскорее оделась, обмотала шарфом нижнюю часть лица и отворила дверь. Кто-то оттянул ее на себя и крепко держал, пока я выходила из дома.

— Я провожу вас обратно, — сказал Эмори Ольт. — У мисс Мак-Кейб разгулялись нервы, Джулиан не смог оставить ее одну. Я говорил, что вы можете переночевать в Сторожке, но Адрия устроила сцену. Поэтому нечего пялиться на меня, лучше пойдемте. Возьмите меня сзади за пояс и держитесь покрепче.

Так вот отчего на лице Клея появилась злорадная усмешка. Я не хотела идти с Эмори, но у меня не было выбора. Я уже вступила в жестокую борьбу с ветром и снегом. И могла только опустить голову, уцепиться за кожаный ремень Эмори и, спотыкаясь на каждом шагу, пытаться за ним поспеть. Иногда ему приходилось меня волочить. Временами я поскальзывалась и полностью теряла контроль над своим телом, барахтаясь в снежном месиве.