Их так называемое безопасное убежище являло собой некую полуразвалину, расположенную высоко в горах над Равелло. Она была так хорошо укрыта среди деревьев, кустарника и скал, что увидеть ее можно было только с самого близкого расстояния. Да и то если знаешь, где искать.

В доме никто особо много не разговаривал.

Джьянни заметил короткие взгляды, которыми обменивались Витторио и его жена, и понял, что оба испытывают страх. Собственно говоря, это чувство свойственно было в какой-то мере им всем. Казалось, что Поли, мальчик, которого он и Мэри даже в глаза не видали, сделался общим тяжким грузом для четверых взрослых людей и тянет их на дно. Из-за этого им так трудно говорить друг с другом.

Но именно этого хотел Джьянни. Говорить. Ему хотелось еще и еще раз объяснить родителям мальчика то, что он уже объяснял: он бесконечно сожалеет, он сделал все возможное, чтобы их с Мэри никто не выследил, он предпочел бы съесть собственные кишки, нежели причинить им такое горе. Но он знал, что все эти словеса им не нужны.

Молчание настолько затянулось, что становилось неестественным. Неестественным выглядел и дом, и те, кто в нем находился. И это заставило Пегги вновь заплакать. Заплакать, удалиться в соседнюю комнату и закрыть за собой дверь.

Остальные трое сидели и смотрели на эту дверь. Витторио толчком поднялся с места и последовал за женой.

Пегги сидела в кресле с прямой спинкой и тоже смотрела на дверь. В комнате горела маленькая керосиновая лампа, от ее желтого света тени на лице и одежде Пегги казались особенно глубокими и темными. Она зажала кисти рук между колен и опустила глаза. Плакать она перестала, но не подняла голову, когда Витторио вошел в комнату.

– Закрой, пожалуйста, дверь, – тихонько попросила она. – Я должна кое-что рассказать тебе.

Витторио закрыл дверь и присел на кровать. Пегги по-прежнему смотрела на свои руки. Она даже не подняла глаза, чтобы взглянуть на мужа.

– Думаю, что я знаю, кто стоит за всем этим. – Голос ее, еле слышный, был совершенно невыразительным. – Это Генри Дарнинг.

Витторио словно бы сильно толкнули в грудь.

– Я солгала, когда во время нашего первого знакомства сказала тебе, что не знаю, кто хочет моей смерти. Я знала. Но не хотела, чтобы и ты узнал.

– Почему?

– Потому что мне пришлось бы слишком многое объяснять. К тому же мне было стыдно.

– Стыдно? – Витторио пристально глянул на нее. – Чего?

– Того, чем я была. Того, что я делала.

У нее стиснуло горло, и она вынуждена была замолчать. Единственная слеза появилась в уголке глаза и скатилась по щеке. Витторио смотрел на жену, окаменев от изумления.

– Я боялась потерять тебя, если ты узнаешь. Все было так глупо. Но вот теперь они захватили Поли, и я хочу только одного – умереть. Единственное, что я еще могу сделать, – это рассказать тебе все.