Кали проснулась среди ночи и, убедившись, что Тревис безмятежно спит, встала и направилась в гостиную. Она просидела там несколько часов, размышляя над его словами. Возможно, он прав, возможно, ей пора покинуть свое одинокое пристанище и рискнуть вернуться в мир. Ведь за это время она успела душевно окрепнуть. Дело в том, что он не представляет себе, каким трудным станет для нее это возвращение.

Кали налила себе бокал бренди, свернулась клубочком на диване и укуталась одеялом. Она долго раздумывала, как ей дальше быть, но ни один вариант ее не устраивал. Она решила, что пока ей не следует соглашаться с предложением Тревиса и лучше повременить. Не будь Тревис таким обольстительным мужчиной, она бы давно и твердо ответила ему «нет».

Потом ее разморило от бренди. Она почувствовала, что вот-вот заснет, и вернулась в спальню. Прошмыгнула под одеяло и прижалась к Тревису. Кали не подозревала, что он проснулся, когда она встала и вышла из комнаты. Он знал, сколько времени она провела в гостиной, и догадывался, что она там делала, но притворился спящим и даже придвинулся к ней своим теплым телом. Она прикорнула на его груди.

Наутро Тревис ни словом не обмолвился, что ему известно о ночном бодрствовании Кали. Она тоже предпочла об этом умолчать. Кали подала завтрак, а потом начала собираться, даже не убрав посуду.

– На моем джипе сейчас проехать легче, чем на твоем мотоцикле, – сказала Кали, когда они вышли из дома.

Она захватила с собой большую холщовую сумку и забросила ее на заднее сиденье.

– Я поведу машину, потому что лучше знаю дорогу, и мне наплевать, по душе это тебе или нет, – заявила она.

– Надеюсь, мы остановимся в городе, мне надо позвонить кое-кому из знакомых, – скороговоркой произнес Тревис.

– Не волнуйся. Я убеждена, что Дженни получила твою коллекцию открыток с Джеймсом Дином, – заверила его она, включила зажигание и завела мотор.

Тревис собирался что-то добавить, когда Кали миновала холм и скатилась с него легко и бесшумно, будто летучая мышь. Черт побери, даже у него не хватало бы на это духа.

– Куда это мы едем? – прокричал он ей.

– Сам увидишь, – улыбнулась Кали.

Через десять минут она свернула с шоссе на разбитую грязную дорогу с крутыми поворотами и начала уверенно взбираться в горы.

– А что, если навстречу нам выедет машина? – спросил ее Тревис.

– Мы зацепим ее либо за правое крыло, либо за левое, – беспечно откликнулась она.

Тревис посмотрел вниз, на предгорье, затем перевел взгляд на вершину горы по ту сторону дороги. Опасности подстерегали здесь на каждом шагу. Сама дорога была чуть шире шести футов. На ней могли без труда разойтись две спортивные машины, если бы по глупости оказались здесь, но большие автомобили непременно столкнулись бы.

Любопытно, кто этот Алф, к которому они сейчас тащатся по ухабистой дороге. Должно быть, он для нее много значит, раз она махнула рукой на все трудности.

Дул порывистый ветер, и путь к вершине занял у них полчаса, если не больше. Но, тем не менее они преодолели десять миль. Машину трясло и заносило. Тревиса постоянно подбрасывало на поворотах, ему казалось, что его печень поднялась на уровень сердца, а оно опустилось куда-то к почкам. Он искоса поглядел на Кали, заметив, что ее губы искривились в легкой усмешке. Эта чертовка решила его испытать! Наверное, подумала, что он поднимет скандал и сразу попросит вернуться. Ну, нет, этого она от него не дождется.

Бревенчатый дом, у которого притормозила Кали, был совсем как из старого фильма. На его крыльце лениво разлеглись три охотничьи собаки, навострившие было уши, услышав звук мотора, но тут же потерявшие к их джипу всякий интерес.

– Свирепые сторожевые псы, – иронически прокомментировал Тревис.

Он заложил руки за голову и с явным удовольствием размялся.

– Алф? Реба? – окликнула хозяев Кали, выйдя из джипа. В руках она держала большую сумку.

Из дома вышла худенькая женщина и с удивлением уставилась на приезжих.

– Каллион, это ты? – Она говорила мелодично, чуть врастяжку, и Тревису понравился ее голос.

– Единственная и неповторимая, – весело откликнулась Кали, а потом подбежала и крепко обняла хозяйку.

Реба взглянула через плечо Кали на Тревиса, оставшегося возле джипа.

– Это, надеюсь, не Гаролд? – По ее голосу легко было догадаться, что она откровенно презирает бывшего мужа Кали.

– Нет, это Тревис Йетс, – пояснила ей Кали, указав на своего спутника. – Он мой давний знакомый, еще по Калифорнии.

– Господи, какой же он здоровый! – с легкой усмешкой проговорила Реба, вытерла руку о свой ситцевый передник и подала ему. – Рада познакомиться с вами, мистер Йетс.

– Пожалуйста, называйте меня Тревисом. – Он приветливо улыбнулся, сверкнув белоснежными зубами. Когда-то эта улыбка перевернула все представления Кали о мужчинах, а теперь от нее растаяла и Реба.

Он внимательно посмотрел на женщину в выцветшем домашнем платье, с седыми волосами, собранными в аккуратный пучок, и ласковой улыбкой. Она сразу показалась ему очень милой и приветливой.

– Прошу вас, проходите. – Реба провела их в дом. – Алфред возится в сарае. Я его сейчас позову. – Она повернусь к Кали: – Он будет счастлив встретиться с тобой, дорогая. Ведь ты у нас очень давно не была.

Реба оставила их и поспешила через двор к сараю.

– Алфред, иди сюда, у нас гости.

Тревис осмотрел маленькую гостиную со старинной мебелью. Казалось, что тут все просто из другой эпохи. Такую мебель обычно выставляют в антикварных магазинах, и покупатели на нее всегда находятся. Диван из конской кожи был очень неуютным, об этом он мог судить по воспоминаниям, когда такой диван стоял в доме его бабушки. Однако его темное полированное дерево сверкало, как и у столиков с различными безделушками.

– Не помню, когда я в последний раз видел абажуры с бахромой, – шепнул он Кали и кивнул в сторону лампы, стоявшей в углу.

Она улыбнулась.

– Да, такое не часто встретишь. Реба каждый день проверяет, нет ли где пылинки. Удивлюсь, если она сегодня не оттерла все до последнего пятнышка. – Кали двинулась вглубь дома к кухне с большой печью для топки дровами. – Ты хочешь кофе?

Тревис кивнул, и она сняла две кружки, висевшие на крючках, и взяла металлическую подставку для кофейника. Дверь в кухню распахнулась и вошел высокий мужчина, такой же худой, как и Реба. Он торопливо приблизился и неуклюже, как-то по-медвежьи обнял Кали.

– А я подумал, что Реба надо мной пошутила. Дай-ка мне на тебя посмотреть. Ты хорошо выглядишь, золотко, – сказал Алф и с любопытством поглядел на Тревиса.

– Тревис Йетс, – представился гость, подавая руку хозяину дома.

– Алфред Уоррен. – Он вытер руку о свой поношенный комбинезон и протянул ее Тревису. – Не припоминаю, чтобы Каллион упоминала когда-то о вас.

Кали наморщила нос.

– Алф все время забывает, что я совершеннолетняя. – Она окинула взглядом хозяина дома. – Тревис – фотограф из Лос-Анджелеса.

Алф пристально рассматривал Тревиса, его лицо и мощную фигуру, подчеркнутую сине-зеленой фланелевой рубашкой и потертыми джинсами. Его глаза были зорки, как в молодости.

– Что-то вы не похожи на фотографа. Я думал, они одеваются, как бабы, кривляются и болтают всякую чушь.

Тревис хмыкнул.

– Мой отец отдубасил бы меня палкой, если бы я вздумал надеть что-то женственное.

– А вы откуда родом?

– Из Тексарканы, – пояснил он.

Алф кивнул.

– А, парень из глубинки. – Он вновь искоса поглядел на Кали. – С виду он получше, чем Гаролд, Каллион. Девочка, наконец-то тебе повезло.

Кали покраснела и открыла рот, желая объяснить, что Тревис отнюдь не новый ее муж, но он опередил ее и избавил от унизительного объяснения.

– Думаю, мы все совершали ошибки, прежде чем поняли, чего хотим от жизни. Слава Богу, Кали сумела это осознать.

Кали чуть не поперхнулась. Она уже начала жалеть, что привезла с собой Тревиса, который вел себя как дома и без труда очаровал пожилую пару. Реба шепнула Кали, что это замечательный молодой человек, и поздравила ее с удачным выбором. Алф оказался прямолинейнее и сразу спросил Тревиса, как он намерен поступить с Кали.

Она непременно спряталась бы куда-нибудь, так ей было стыдно. Алф и Реба придерживались старой морали, время для них словно остановилось. Они относились к Кали как к собственной дочери, убеждали, что ей стало куда лучше без Блейна, но никогда не советовали искать другого мужчину. Теперь они подумали, что раз Кали привела к ним кого-то, значит, у них все уже решено. Кали призналась себе, что Тревис ей очень дорог, но не была до конца уверена в его отношении к себе и планах на будущее.

– Когда наша младшая дочь, Лаура, поступила в колледж, мы решили перебраться сюда, в дом моих родителей, – рассказал Тревису Алф, пока они наслаждались обильным обедом, поданным Ребой. – Сейчас она секретарша в Салтвилле. Наш старший сын Калл служит в армии в Германии. Две другие дочери замужем, у них дети, а четверо сыновей разъехались кто куда по разным штатам.

Тревис, загибая пальцы на руках, подсчитав, что у Алфа восемь детей. Неудивительно, что они вернулись в горы, где тишина и покой.

– Мы с Ребой здесь не скучаем, – продолжал Алф. – Кажется, что кто-то из детей всегда с нами, а Каллион при хорошей погоде приезжает раз или два в месяц. – Он добродушно улыбнулся. – Не дает нам забыть о цивилизации.

Тревис уже знал, что в холщовой сумке Кали привезла им новые журналы, книги и лекарства, нужные пожилой паре.

После обеда Алф пригласил Тревиса осмотреть участок и с гордостью показал ему свое хозяйство.

– Каллион – хорошая девочка, – проговорил он, когда они вошли в просторный хлев, где он держал двух коров, лошадь и несколько коз. – Она училась в школе с нашей дочерью Сьюзен. Я помню, сколько она натерпелась от своего отца. – Алф покачал головой, и его глаза затуманились от грусти. – Рэнк был тяжелым человеком. Никто не знал, что ему взбредет в голову. Он все понимал по-своему: и добро, и зло. Он и Кали так воспитывал, точно палкой свои понятия вбивал. Посмотрели бы вы на мать Каллион, она была как картинка, просто загляденье. Никто не знал, почему она вышла замуж за такого грубияна. Говорили, что она от него беременна. А кто-то считал, что он любил ее без памяти и согласился жениться, хотя ребенок и не его. Поди разбери, где тут правда. Каллион родилась через шесть месяцев после свадьбы, и Рэнк решил доказать всему миру, что из девочки выйдет толк. Да где ему, он же ее из дому и выгнал. Остался один, злой как черт, и вскоре помер. Так и не понял, что у него не дочь, а чистое золото. Когда она прославилась и ее стали снимать для разных журналов, он всем говорил – я ее знать не знаю, мне эта блудница Вавилонская и даром не нужна.

Чем больше Тревис слушал о Рэнке Хоуарде, тем неприятнее становился ему этот человек. Хорошо, что он умер. Теперь до него дошел смысл слов Дж. С., что Кали знала в своей жизни двух мужчин, которые не могли и не хотели любить.

– Когда у тебя талант, его нужно лелеять, а не разрушать, – негромко проговорил Тревис.

Он вспомнил, как лицо Кали искажалось от боли, когда речь заходила о ее утратах.

Алф сразу оживился, и его глаза заблестели.

– Верно, сынок, – согласился он. – Жаль, что ни Рэнк, ни Гаролд так этого и не поняли. Уж если судить по совести, этому парню теперь по нашему городу не проехать, пулю в задницу он себе давно заслужил, еще когда увез от Кали малышку. Девочке нужно жить с матерью, а не колесить по свету с непутевым папашей.

– Наверное, он считает, что это и его дочь.

Алф только хмыкнул.

– Родители – те, кто любит и воспитывает своих детей, а подонок Гаролд о таких вещах и понятия не имеет. Вот почему Кали чуть с ума не сошла. Я знаю, что говорю, и мы с Ребой сразу поняли – вы о ней много думаете и, похоже, никогда не обидите. Но, если попробуете, предупреждаю – вокруг полно людей, которые вас из-под земли достанут.

Тревис улыбнулся.

– Я много поездил по окрестностям и понял, почему Кали так любит этот край и всех, кто здесь живет. Ей был нужен человек, который бы о ней заботился. После всего случившегося ей одной невмоготу. Могу поручиться, теперь она его нашла.

– Ей пора уезжать отсюда, – вдруг заявил Алф.

– Она так не думает.

– Решайте сами. – Алф принялся искать что-то в стойлах и наконец с победной улыбкой поднял большую бутыль. – Реба с меня три шкуры сдерет, если узнает, что я вас угостил. – Он протянул бутыль Тревису.

Тот отхлебнул большой глоток и закашлялся.

– Черт, недаром ее зовут огненной водой.

В отличие от него Алф выпил с привычной легкостью.

– Ну, а теперь, – он с удовольствием потер руки, – расскажите мне о моделях, с которыми вы работаете.

Кали сидела на кухне с Ребой. Она пила кофе и наблюдала, как пожилая женщина чинит тонкую кружевную скатерть. Она гадала, о чем могли беседовать Тревис с Алфом, и смутно подозревала, что их разговор касается ее.

– Твой Тревис очень приятный с виду, – простодушно заметила Реба.

– Он не мой Тревис, – поправила ее Кали.

– А я уверена, что он думает именно так. – Реба поднесла скатерть к свету и проверила, все ли зашито. Никаких следов починки на ней видно не было. – Я всегда гордилась тем, что хорошо разбираюсь в людях. Такой человек тебе и нужен. Он совсем не похож на Гаролда.

Кали подумала о времени, проведенном с Тревисом, и молча согласилась с ней.

– Но в таком случае, почему ты не предостерегла меня от Гаролда? – Наконец она смогла думать о своем бывшем муже без боли, пронзающей все ее существо.

– Девочка, ты бы все равно никого не послушала. Гаролд умел очаровывать, это ясно. Вот почему он и подумал, что легко станет телезвездой и сколотит состояние. Беда, что он забыл – обаяние не самое главное.

– Но, – сухо заметила Кали, – с его помощью он покорил меня.

– А все потому, что ты была слишком молода и неопытна и мечтала убежать от отца.

– Очень жаль, что я так поздно повзрослела.

Реба наклонилась над столом и протянула молодой женщине свою натруженную руку.

– Все это было и прошло, – сказала она, желая утешить Кали. – Но у тебя есть дочь, которую тебе возвратит Господь. Так что не беспокойся. Главное, что ты встретила Тревиса. Он настоящий мужчина, дорогая. От души тебе советую, сделай все, чтобы его удержать.

Кали с грустью покачала головой.

– Тогда я должна вернуться в Лос-Анджелес, а я не смогу, Реба. Я просто не сумею там жить.

– Каллион Хоуард, я не желаю слушать этот вздор, – ворчливо возразила та. – Ты никогда не трусила, и я не позволю тебе так рассуждать. И ты уже не та запуганная женщина, какой была по приезде. Не забывай об этом.

– Ты говоришь совсем как Тревис, – улыбнулась Кали. – Он думает, что я должна проститься с моими призраками.

Реба согласно кивнула головой.

– Да, я не ошиблась, он молодец. Я в тебя верю. Придет время, и ты все правильно сделаешь.

Кали сама еще не знала, что для нее правильно, а что нет. Будь у нее побольше здравого смысла, она бы не легла в постель с Тревисом. Но не случись этого, она бы не испытала такого счастья. От одной мысли об их любви ей захотелось плакать от радости.

Меньше чем через час они попрощались с хозяевами, собираясь проехать по крутой горной дороге до темноты. Кали пообещала вскоре навестить пожилую пару, а они пригласили Тревиса приезжать в любое удобное для него время.

Когда они вернулись домой, Кали почувствовала приятную усталость. Однако ей нужно было зайти на конюшню и убедиться, что с лошадьми все в порядке, и лишь потом заняться другими делами. Тревис предложил ей свою помощь, и они вдвоем отправились туда. На конюшне было тепло и пахло сеном.

– Одно из моих любимых мест, – улыбнулся Тревис, остановившись у стойла и лукаво поглядывая на Кали. – А не прилечь ли нам на сене? Тут не хуже, чем на пуховой перине.

– Ты сошел с ума, – засмеялась она.

Тревис вплотную придвинулся к ней.

– Ну-ну, скажи что-нибудь еще. – Он притянул ее к себе и крепко обнял.

Кали доверчиво приоткрыла губы в ожидании пылкого поцелуя, но внезапно все изменилось. Темная сторона ее души, затаившаяся где-то в глубине, в эту минуту дала о себе знать. Женщина тридцати с лишним лет исчезла, уступив место шестнадцатилетней девочке с пробуждающейся женственностью и сознанием власти над ее сверстником, которого она собиралась любить всю жизнь. Сейчас ее целовал и гладил не Тревис, а Гаролд. И над ней нависла мрачная тень ее отца. Возможно, он был пьян, но, когда речь шла о морали его дочери, метал гром и молнии и грозил карами не хуже любого священника. Она испугалась, хотя он и не собирался ее бить.

– Ты становишься грязной шлюхой, совсем как твоя мамаша, Каллион. Но я не допущу этого в своем доме.

– Мы ничего дурного не делали? Клянусь тебе, папа!

– Не лги мне, девка! Я видел, как вы целовались и тискались здесь, в сарае. Ребята никогда не пристают первыми, если им не позволить. Эх, не хотел я этого, но придется мне тебя проучить, Каллион. Так и знай, я же для тебя стараюсь. Нет, моя дочь не кончит, как ее поблядушка-мамаша…

– Нет, нет! Пожалуйста, па, не надо! Между нами ничего не было! И я тебе не лгу! Я ничего дурного не сделаю!

– Нет, – простонала она и замотала головой из стороны в сторону, не в силах вырваться из плена прошлого. – Пожалуйста, не надо!

Тревис был поглощен желанием и не мог понять, что с ней происходит. Сначала он решил, что Кали просто изображает недотрогу, но в этот момент Кали наносилась на него.

– Не прикасайся ко мне! – вздрогнула она, оттолкнула Тревиса и выбежала из конюшни.

Он в недоумении застыл на месте. Интересно, какая муха ее укусила? Не тратя времени на размышления, Тревис ринулся за ней и успел поймать у выхода.

– Черт побери, что случилось? – гневно спросил он и принялся ее трясти. – Ты вела себя так, словно я хотел тебя изнасиловать.

– Оставь меня в покое, – огрызнулась Кали.

Тревис заметил, что ее лицо побелело как мел, а глаза были полны страха.

– Ответь мне, чем я тебя так напугал на конюшне? По-моему, ты уже должна была ко мне привыкнуть и понять, что я не сделаю тебе ничего дурного.

Она покачала головой.

– Ничего. Мне просто не хотелось, чтобы ты меня целовал, вот и все. Мы живем в свободной стране. И я вправе сказать «нет».

– Кали, я чую ложь за много миль, а ты не слишком опытная обманщица. Скажи мне, что случилось? – Это была не просьба, а скорее приказ.

Она промолчала и попыталась освободиться из его рук, но он сжал ее еще крепче.

По выражению лица Тревиса было видно, что он растерян и может сорваться в любую минуту.

– Кали, ты снова во власти страха. Ты позволила прошлому вновь овладеть тобой, вот в чем ошибка. Скажи мне, в чем дело, и я постараюсь тебе помочь.

Кали подавила гнев. Она знала, что если не расскажет ему все как есть, то простоит здесь еще неизвестно сколько. Тревис был так же упрям, как и она, если не больше.

– Мой… м-м… мой отец застал меня с Гаролдом на конюшне. Мы только целовались, и все! – Она выкрикнула эти слова, желая, чтобы он ей поверил. А вот отец не смог.

– Я тебе верю. – Тревис говорил спокойно и внушительно.

– Знаешь, отец мне тогда не поверил. Он был убежден, что мы позволили себе куда больше или были готовы к тому. Он сказал, что я во всем виновата, что я затащила туда Гаролда и если не одумаюсь, то превращусь в такую же шлюху, как моя мать. – Ее глаза были пусты и обращены в прошлое. – Он обещал проверить, осталась ли я честной девушкой, чего бы это ему ни стоило.

– Что он с тобой сделал? – тихо спросил Тревис.

– Он меня выпорол, – сказала Кали задрожавшим голосом. – Сказал, что должен выбить из меня смертные грехи. – Она несколько раз глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. – И это меня действительно излечило, я больше не ходила на конюшню ни с Гаролдом и ни с кем другим.

Руки Тревиса скользнули от ее локтей к запястьям. Он крепко вцепился в одно из них и повел ее из дома к конюшне. Спустя какое-то мгновение Кали догадалась о его намерениях и принялась сопротивляться.

– Нет! – кричала она, безуспешно пытаясь освободиться.

– Тебе надо бороться не со мной, а со своими страхами. И тогда ты поймешь, что тебя никто и ничто не сможет обидеть, – убеждал ее Тревис, не обращая внимания на протесты Кали. – Я буду помогать тебе и направлять каждый твой шаг. У тебя больше нет обидчиков, кроме тебя самой, – терпеливо внушал он ей. – Твой отец умер, Кали. А твой бывший муж сейчас далеко, и он тоже не в силах тебя оскорбить.

Кали продолжала упираться и всхлипывать. Она обзывала Тревиса последними словами и, кажется, вовсе не собиралась уступать.

– Мадам, после подобных выражений вам придется вымыть рот с мылом, – мрачно предупредил ее Тревис. Он по-прежнему не отпускал ее и вел к конюшне.

Кали едва дышала от охватившего ее напряжения. Она упиралась на каждом шагу, но Тревис все же втолкнул ее в конюшню. Он прижал Кали к стене и всем телом навалился на нее. Однако он и не пробовал ее ласкать. Несколько минут он слушал ее стоны, плач и отчаянные выкрики. Когда силы покинули ее, она чуть было не упала, но он успел ее подхватить.

– В конюшне держат лошадей, здесь пахнет сеном, тут нет ничего страшного, и тебе нечего бояться, – успокоительно произнес Тревис, взял Кали на руки и отнес в дом.

От усталости она могла лишь обнять его за шею и опустить голову ему на грудь.

– Я хотела возненавидеть тебя за все, что ты сделал. – Кали говорила с придыханием, как будто выталкивая из себя каждое слово. Он уложил ее в постель и укутал одеялом.

– Можешь ненавидеть меня, если хочешь. Я уже говорил, что ты должна смело посмотреть на свои страхи, и тогда они исчезнут, а ты снова станешь самой собой. Женщиной, которую я хочу. – Тревис присел на край кровати, взял ее похолодевшие руки и растер в своих широких ладонях.

– У тебя странный способ общения с женщиной, которая должна тебе позировать.

– Ты же пригрозила мне, что, если я упомяну о книге, ты меня выгонишь. А теперь сама завела о ней разговор, – недоверчиво усмехнулся он.

– Может быть, я тебя все равно выгоню, – пробормотала она.

– Сомневаюсь. Тогда тебе придется готовить кофе по утрам самой.

– Ты прав. Я этого не выдержу, – пробормотала Кали. Ее тело расслабилось, дыхание выровнялось.

Тревис оставался с ней, пока она не забылась глубоким сном. Уходя, он оставил дверь в спальню открытой и не стал гасить свет в холле, чтобы она не проснулась в темноте. Он знал, что услышит, когда Кали поднимется, и тогда придет к ней.

Кали проснулась через несколько часов. Она медленно возвращалась к обычной жизни. Но вскоре у нее разболелась голова, и она вновь попыталась уснуть. Кали повернулась на бок и увидела открытую дверь и полосу света, падающую из холла. Минутой позже в спальне появился Тревис.

– Я вижу, ты проснулась. Не хочешь ли немного поесть? – ласково спросил он.

– Ты не умеешь готовить, – сонно пробурчала она.

– Я могу разогреть суп в микроволновой печи, – заверил Тревис.

– Если только она не взорвется, – пробормотала Кали, села и откинула волосы. Почему– то ей было душно, и она сильно вспотела.

Тревис ненадолго исчез и вернулся с влажной салфеткой. Не слушая возражений Кали, он протер ей лицо и руки.

– А теперь надень халат и спускайся вниз, – посоветовал он.

Кали кивнула головой. Ей нужно было многое ему сказать, но она не знала с чего начать. Не успела она открыть рот, как Тревис вышел.

Кали вымылась, оделась и накинула алый бархатный халат.

Когда она появилась на кухне, Тревис накрывал на стол. Он поставил графин с вином и тарелку с булочками.

– Не волнуйся, я ничего не разогревал в печи, – сказал он и налил вино в бокал.

Кали попробовала суп и поняла, что это куриная лапша, стоявшая в холодильнике вместе с булочками. Она не была голодна, но знала, что ей нужно поесть, чтобы головная боль, наконец прошла.

– А почему ты ничего не ешь? – поинтересовалась она, когда Тревис сел напротив нее.

– Я пообедал несколько часов назад.

Только тогда Кали поглядела на часы и обмерла – время приближалось к полуночи.

– Надеюсь, что мне все-таки удастся заснуть после столь позднего обеда, – с сомнением сказала она.

– Если так, то ты сможешь насладиться отличным мясом. Я очень старался и, по-моему, неплохо его зажарил, Кади посмотрела на микроволновую печь, заставленную полуфабрикатами, а после перевела взгляд на Тревиса.

– Да, я вижу, ты долго раздумывал, что приготовить. – Ей захотелось его немного поддразнить.

Он с облегчением вздохнул. Кали проснулась в лучшем настроении, чем он предполагал. Возможно, ее ненависть к нему, бушевавшая вечером, исчезла и больше не проявится.

Кали съела суп, булочку, выпила вино и откинулась в кресле.

– То, что ты сделал со мной, было чудовищно, – без церемоний заявила она. – Я поняла, почему ты так поступил, но сочувствия ты от меня не дождешься.

– Я на это и не рассчитывал.

– Какой же ты подонок!

– Да, но в равной мере любящий тебя мужчина.

Кали ждала от него иного ответа. Она с удивлением посмотрела на Тревиса, подумав, уж не ослышалась ли она. Но потом поняла, что не ослышалась, и это ее испугало.