© Уклеина А. В., 2017

© Написано пером, 2017

* * *

 

– Инга, вы с ума сошли! – всплеснула руками в золотых кольцах красивая пожилая женщина с новомодной стрижкой.

– Мама, перестань! Опять ты начинаешь! – Инга отвернулась: она страшно раздражалась на то, что на любые крупные покупки ее мужа мать реагировала именно так.

– Детка моя, Вова разбирается в итальянских винодельнях так же, как я в футболе. Что у вас с ним за страсть такая ко всяким рискованным делам! – не успокаивалась женщина.

– Мама, Володя всегда мечтал о собственном винодельческом хозяйстве. И тут недавно нам посчастливилось приобрести по выгодной цене прекрасные виноградники, а ты даже не хочешь порадоваться за нас!

– Я рада, Ингуля, что ты! Просто я считаю, что вы сделали нерациональную покупку. В этих винах надо же разбираться!

– Лучше бы я не говорила тебе. Нам и не нужно разбираться. При поместье есть люди, которые занимаются виноделием профессионально несколько десятилетий. От нас требуется только владеть прекрасными угодьями и наслаждаться чудесными видами.

– Как сегодня интересно живет молодежь! Владеют и наслаждаются! Ну что ж! Замечательно! Я хочу курить, – пожилая женщина потянулась к пачке сигарет, спрятанной за вазой с розовыми тюльпанами.

– Мама, ты же бросала! – укоризненно взглянула на нее дочь.

– Неоднократно, мое золото. Бесполезно! – красивая старушка улыбнулась и вставила сигаретку в неправдоподобно белые зубы.

– Откуда цветы? – Инга потрогала плотные стебли.

– Поклонник подарил. Я каждый четверг посещаю занятия по танцам. Занимаюсь в группе для любителей подвигаться в стиле латино после шестидесяти лет. Там и познакомилась с Петром Аркадьевичем, – женщина кокетливо коснулась своей продолговатой сережки.

– Ты как всегда, не можешь обходиться без мужского внимания. Прекрасные цветы! – Дочь улыбнулась и погладила мать по старческим пальцам в необыкновенно красивых кольцах. – Мария Николаевна, на следующей неделе Володя собирается улетать в Италию. Я полечу к нему позже. Мы попробуем жить на две страны. Как обустроимся, я возьму тебя к нам погостить. Хочешь прогуляться под солнцем Тосканы?

– Хочу, детка моя, хочу, – Мария Николаевна закурила и выпустила колечко дыма в сторону. – Ты мне лучше расскажи, как у Владимира Витальевича обстоят дела с его подружками.

– Не знаю, мам. Я не трогаю его больше после того случая. Пусть живет, как хочет. Мне надоело переделывать Вову, пытаться достучаться до него, – Инга сжала губы в тонкую леску.

– Вот и умница, девочка моя! Хорошо, что ты меня послушала, а то она разводиться собралась, дурашечка! Кто разводится из-за измен, скажи мне, пожалуйста?! Да еще с таким преуспевающим мужчиной. Ты гордиться должна мужем, на которого идет такая бешеная охота! Нужно понимать, что многим женщинам хочется жить в достатке и владеть винодельческими угодьями в Италии.

– Когда я выходила за него замуж, он был простым инженером-строителем и даже не подозревал, что станет успешным предпринимателем. Я была рядом с ним все эти годы и поддерживала его, когда у него что-то не получалось. Я трудилась не меньше, чтобы собрать по крупицам то общее состояние, которое мы имеем сегодня, и ты знаешь об этом как никто другой, – Инга взглянула на мать из-под перманентных бровей.

– Согласна. Это участь всех жен, не только твоя. Этим никого не удивишь, сокровище мое. Но не всегда женский труд оправдывает себя. У тебя толковый муж. У него получилось, понимаешь? Твои жертвы не напрасны. Сейчас ты живешь в достатке, ездишь на модном автомобиле, обитаешь в прекрасном, комфортабельном доме. Тебе завидуют и тобой восхищаются, детка! Цени и люби Володю! Мы все неидеальны, у нас у каждого свой грешок. Люби его, слышишь меня?

– Я люблю, – Инга грустно улыбнулась. – Так люблю, что иногда мне хочется пустить по нему очередь из огнемета и затем пепел развеять по ветру.

– Страсти какие! – Мария Николаевна засмеялась. – Ингуля, если тебя мучает что-то – это хороший признак! Значит, ты живая и умеешь чувствовать.

– Только это меня и успокаивает. Угостишь сигареткой? – дочка подмигнула матери.

– Угощайся! – старушка подвинула к Инге пачку сигарет. – Я знаю, что просто балуешься. Ты же у меня хорошая девочка! Ну, понервничала немного, с кем не бывает?!

Сделав первую затяжку, женщина закашляла:

– Крепкие какие!

– Где, ты говоришь, находится ваша плантация? – спросила Мария Николаевна, непроизвольно прищурив глаза. Она носила очки, но страшно этого стеснялась, поэтому надевала их крайне редко и только тогда, когда ее никто не видел. Дочь подарила ей линзы, но старушка отказалась их носить, так как считала эти волшебные стеклышки неудобными в использовании.

– В Италии есть крошечный городок Монтальчино. Он располагается в провинции Сиена, в регионе Тоскана. Неописуемо красивое место. Вова показывал мне фотографии.

– А фазенда где?

– Мама, только не фазенда, а винодельческое хозяйство. Фазенда – это крупное поместье в Бразилии, а наше – в Италии. В городе Монтальчино находится, говорю же.

– Понятно, – на минуту замолчав, старушка добавила: – Первый раз слышу об этом городе. Надеюсь, вам несложно будет добираться туда.

– В Европе прекрасные дороги. Думаю, что в Москве нет таких, какие они в далеком и крошечном Монтальчино.

– Я хочу сказать тебе, сокровище, что там ты сможешь завести роман с горячим итальянцем, – прощебетала Мария Николаевна, поправляя прядку недавно окрашенных волос.

– Перестань, мама, прошу тебя! – Инга докурила и потушила сигарету в круглой стеклянной пепельнице. – Вова отбил у меня всякое желание на приятные приключения!

– При чем тут Вова, душа моя? Какое Володя имеет отношение к твоему внутреннему состоянию? Никто, запомни, девочка, никто не должен оказывать влияние на твои чувства и желания! Ты должна возвратиться к жизни снова. Золото мое, тебе всего лишь тридцать девять лет. Ты красивая и привлекательная женщина! Многие мужчины могут быть у твоих ног, но только в том случае, если ты снимешь это безобразное, старческое платье! Откуда оно у тебя, дитя мое?

Городок сельского типа Монтальчино расположился в регионе Тоскана, в провинции Сиена. Он затерялся среди прекрасных долин и холмов, зарос фруктовыми садами, полями золотистой пшеницы, утонул в запахах оливкового масла, вина и сыра.

Пейзажи Тосканы производят на путешественников неизгладимое впечатление. Местных жителей уже не удивляют ни безупречные линии холмов, ни ослепительно голубое небо, ни огромные территории, засаженные виноградом и оливой. А повседневное единение сельского жителя с природой воспринимается горожанином как чудо.

Вот и Инга Артемьева любовалась красотой провинциальной Италии из окошка автомобиля как завороженная. Чуть ли не каждые двести метров она просила шофера останавливаться и фотографировать ее на фоне то холмистого горизонта, то непонятного кустика, то поля с огромными красными маками. Тосканское солнце щедро заливало плодородную землю теплом, наделяло силой, подкрепляя юные ростки.

Ветерок обдавал Ингу, сидящую в движущемся с умеренной скоростью автомобиле, легким и приятным запахом душистых трав и ягод, спелых пшеничных колосьев, пьянящих виноградин. Она получала необыкновенное удовольствие от этого автомобильного путешествия среди сельского пейзажа. Инга отдыхала и телом и душой, чего с ней не случалось за последние годы супружества ни разу. Артемьев показывал жене фотографии, приводил словесные, довольно красочные описания, но когда видишь всю эту красоту собственными глазами, понимаешь, насколько человеческое слово несовершенно и возможности фотоаппарата небезупречны.

Машина приближалась к винодельческому поместью, которое перешло в полное владение к Артемьеву Владимиру Витальевичу, законному супругу Артемьевой Инги Сергеевны, шесть месяцев назад. Этот визит для полноправной хозяйки первый. Она волновалась и чувствовала легкую дрожь в руках и коленках. Сначала перед ее взором предстала огромная территория с виноградными лианами, затем из-за лоз с крупными листьями и созревающих гроздей показалось само поместье.

Это винодельческое хозяйство включало в себя главную виллу, являющуюся частью средневекового замка, многочисленные жилые и подсобные помещения и землю в тридцать гектаров. Вот так в нескольких словах описывал покупку муж жене. Но в действительности Инге не хватило и целых двух дней, чтобы полностью ознакомиться с владениями. Артемьев водил супругу по поместью и рассказывал о каждом камне и уголке, но она все равно мало что запоминала.

Сначала Володя показал ей жилые помещения, состоявшие из главной виллы общей площадью 1300 квадратных метров, входящей в строение средневекового замка с приватной часовней. Они были разделены на две соединенные между собой части: хозяйская половина с часовней – трехэтажное здание, и двухэтажное здание с большой кухней, подсобными помещениями и апартаментами для обслуживающего персонала. Погреба располагались на цокольном этаже. Они были сделаны из камня, разделены на отсек для выдержки вина и секцию по розливу вина в бутылки, с компьютеризированной системой кондиционирования для поддержания постоянной температуры.

Другие постройки, расположенные в форме подковы вокруг вымощенного камнем внутреннего дворика, включали в себя: одноэтажный сельский дом 220 квадратных метров для хранения вина, сельский дом 120 квадратных метров для проживания – четыре помещения и кухня, складское помещение 55 квадратных метров, сельскохозяйственные постройки, включая погреба, гаражи для аграрной техники и кладовые.

Инга не могла поверить, что все это принадлежит ее мужу.

– Дорогая, – Владимир Витальевич провел жену к виноградникам и спросил: – Догадываешься ли ты, сколько лет этой лозе?

– Думаю, что около пяти-восьми, – предположила Инга.

– Не угадала. Двадцать. И знаешь, урожай здесь собирают очень тщательно, затем ягоды перебирают вручную, после чего виноград обрабатывают старинным традиционным методом. Вино выдерживают в дубовых бочках в течение трех лет, и только потом разливают его в бутылки.

– И сколько же бутылок производится?

– Около ста тысяч в год.

– Ничего себе! Ну, ты, Володька, замахнулся! – Инга засмеялась и приклонила голову к его плечу. – Будешь у меня теперь виноделом!

– Ты только взгляни на эти виноградники! Могла ли ты представить восемнадцать лет назад, когда выходила замуж за простого инженера, что будешь стоять с ним вот так вот, в обнимку, посреди собственных угодий в Италии? – Артемьев прижал жену к груди и поцеловал в теплый лоб.

– Никогда, Володя, никогда, – женщина взглянула на мужа и улыбнулась.

– Повезло вам с супругом, Инга Сергеевна! – Владимир потрепал ее по щеке.

– Очень, – она поцеловала его в ладонь и как бы невзначай спросила: – Вов, почему ты не встретил меня в аэропорту?

– Милая, я послал за тобой шофера, – пояснил муж.

– Я знаю, но мне хотелось, чтобы ты сам лично меня встретил, – вздохнула Инга.

– Извини, я не мог. В одном из подсобных помещений нужно было кое-что отремонтировать. Я ждал ремонтную бригаду. Им надо было показать и объяснить. Я говорил, а переводчик переводил, – оправдался Артемьев.

– Понятно, – Инга снова прижалась к его груди. – Ты не любишь меня больше?

– Что за глупости ты говоришь? Если я женат на тебе почти двадцать лет, то это означает, что я люблю тебя. Иначе зачем я живу с тобой все эти годы? – удивился Вова.

– А твои московские подружки? – не прекращала допроса жена.

– Инга, что ты начинаешь? Какое отношение они имеют к нашей семье? Подружки подружками, жены женами. Зачем ты возвращаешься к этой теме, которую мы обещали друг другу больше не обсуждать? Странная ты у меня женщина! Среди этой красоты о чем ты вспоминаешь! Плохо тебе здесь со мной?

– Хорошо.

– Вот и все. Если бы я тебя не любил, разве я позвал бы тебя сюда? Не позвал бы. Пригласил бы одну из моих любовниц или всех сразу. Места, слава богу, в поместье много, – продолжал Артемьев.

– Перестань, пожалуйста, глупости говорить, – Инга стала злиться и отодвинулась от него.

– Ты же сама начала этот разговор.

– Зря. Я жалею, что вспомнила об этом, – женщина скрестила руки на груди и отвернулась от Артемьева. Хозяйка поместья сделала несколько шагов вперед, навстречу уходящему солнцу. Она вглядывалась в горизонт, который пытались скрыть виноградные лозы – почти ровесницы ее брака. Закат заливал небо. Инга разглядела засыпающее и не такое яркое, как днем, тосканское светило.

– Конечно, зря. Зачем ты портишь настроение и себе и мне перед ужином? – Володя заводился.

– Владимир Витальевич, я проголодалась. Проводите меня в столовую, а то я боюсь заблудиться в вашем поместье, – Инга обернулась к мужу и улыбнулась. Она подошла ближе и, чмокнув в небритую щеку, повисла на его плече. Володька смягчился и, взяв Ингу за руку, потянул ее в сторону одного из жилых помещений. Он всегда был отходчивым, чего нельзя было сказать о его супруге. Но с возрастом Инга научилась скрывать свои чувства. Сейчас ей больше всего хотелось воспользоваться огнеметом, но вместо этого она – применила поцелуй.

Инга попыталась вспомнить, где и когда они познакомились. Она точно знала, что тогда, в самом начале только зарождавшихся отношений, они с Володей были очень счастливы, неподдельно счастливы.

Природа Тосканы влияла на Ингу положительно, и ей казалось, что в их умирающие чувства итальянское солнце сможет внести новую искру. Она задумалась: «Угасающую любовь можно попробовать оживить, но возможно ли оживить угасшую? Может ли воспламениться пепел? Сомнительно».

Муж с женой шли по плодородной тосканской земле. Со стороны эта пара напоминала влюбленных молодоженов.

Солнце Тосканы опускалось все ниже и ниже за горизонт, пока совсем не утонуло в живописных холмах.

Где же Инга встретила Артемьева впервые? Как завязался их роман, переросший в брак, которому скоро исполнится девятнадцать лет?

Инга периодически вспоминала свое знакомство с Вовой, но с каждым годом она забывала многие подробности, мелкие, совершенно неважные, но составляющие их общую жизнь. В тосканском поместье она попыталась разбудить свои воспоминания и восстановить в памяти все, не упуская ни одной детали.

Двадцать один год назад восемнадцатилетняя Инга Ковалева по просьбе своей бабушки перевозила старый, никому не нужный матрац из Москвы в дачный поселок под названием Лукошкино. Ее мама, Мария Николаевна, случайно проболталась бабушке о том, что купила новый матрац, а от старого хочет избавиться. Бабушка попросила привезти старый матрац ей, причем как можно скорее. Папа Инги был в длительной командировке в Новом Уренгое и должен был вернуться только через два месяца, а водить машину, стоявшую в гараже, ни Мария Николаевна, ни ее дочь не умели. Бабушка звонила каждый день и интересовалась судьбой матраца до тех пор, пока Инга не скрутила его, обвязав пояском от старого халата, и не села с этим грузом в электричку, отправляющуюся с Казанского вокзала до дачного поселка Лукошкино. В тот день был страшный ливень. Девушке было стыдно за своего нелепого тряпичного спутника. Ей казалось, что все пассажиры смотрят на нее и смеются. Довольно забавно наблюдать за мокрой девчонкой, вталкивающей отяжелевший от небесной воды матрац в вагон электрички. Впихнув груз, Инга села к окну, спиной к небольшому числу пассажиров. Когда электричка тронулась, она сделала вид, что с большим интересом разглядывает заоконный пейзаж, чтобы скрыть смущение за свой вид и багаж перед незнакомыми людьми, которых она больше никогда в своей жизни не увидит. Быть может, только кроме одного человека, если, конечно, решится на знакомство с ним.

Владимир Артемьев пересел поближе к смешной девочке, спиной к спине.

– Привет, будешь яблоко? – поинтересовался он у девичьего затылка.

Инга обернулась на вопрос:

– Нет, спасибо.

– Вкусное, попробуй, тебе понравится, – настаивал незнакомец.

– Не хочу, – ответила девушка и отвернулась.

– Жаль, я Вова, – невнятно представился Артемьев.

– А при чем здесь яблоко? – промокшая Инга снова обернулась к молодому человеку.

– Ни при чем. Просто познакомиться хотел, – честно признался незнакомец и смущенно покраснел.

– Инга, – девушка улыбнулась и поправила мокрую прядь, прилипшую ко лбу.

– Очень приятно. Куда едешь, Инга? – Артемьев вглядывался в красивые глаза попутчицы и смущался еще больше, но решил продолжать знакомство во что бы то ни стало.

– В Лукошкино. Вот везу матрац бабушке на дачу, – девушка легонько пнула матрац ногой. – А ты?

– У меня сессия скоро. Еду на дачу заниматься. Знаешь, чтобы не мешал никто. В Москве не получается. Ребята зовут то в футбол погонять, то с девчонками погулять, то день рождения у кого-то из друзей. Понимаешь? Не дают подготовиться нормально к экзаменам, – парень указал на пухлый от тетрадок и учебников портфель.

– На кого учишься? – с неподдельным интересом спросила Инга.

– На строителя. Учусь на последнем курсе дорожно-строительного факультета Московского автомобильно-дорожного государственного технического университета.

– Молодец какой! А я провалила в этом году экзамен. В следующем буду поступать, – девушка глубоко вздохнула.

– Инга, а я могу к тебе подсесть? – спросил Вова.

– А ты не насильник? – испуганно спросила девушка.

– Да ты что! Просто у меня шея уже болит. Неудобно так разговаривать. Чего ты боишься? Тут же люди кругом, – Артемьев засмеялся.

– Ну, подсядь. Только не близко. Не прижимайся, а то буду кричать, – серьезно предупредила Инга.

– Хорошо, – Володя засмеялся. Его забавляла эта смешная и хорошенькая девочка.

– Я, кстати, тоже в Лукошкино еду. Помогу тебе донести твой тяжелый груз.

– Нет, ты точно насильник, – Ковалева отпрянула от него.

– С чего ты взяла? – удивился парень.

– А почему ты сразу не сказал, что ты тоже в Лукошкино едешь? Я же тебе сразу об этом сказала. А?

– Извини, я просто недоговорил, отвлекся. Так вот, я еду в Лукошкино к себе на дачу готовиться к сессии, – пояснил Артемьев.

Инга посмотрела на него из-под светлых бровей:

– Не врешь?

– Не вру. Просто помочь тебе хочу. Девушка не должна тяжести носить, – сказал студент.

– Хорошо, поможешь. Только дай слово, что не будешь приставать!

– Даю слово. Очень надо! Я сбежал сам от этого из Москвы. Я настроен только на подготовку к экзаменам, мне не нужны девчонки, – оскорбился Володя.

– Хорошо, я верю тебе. Просто наша дачка в таком месте глухом, я боюсь немного. Мы еще приедем поздно, будет темнеть, – объяснила девушка.

– Понятно, не беспокойся! Ты вообще не в моем вкусе, – сказал Артемьев и отвернулся.

– Разве я некрасивая? – обиженно спросила Инга.

– Я сказал, что ты некрасивая? Я сказал, что ты не в моем вкусе.

– А это не одно и то же?

– Нет. Это разные вещи.

– Понятно.

Они замолчали. Ингу обидело, что, как ей казалось, ее красоту не оценили, а Артемьев огорчился тем, что его добрые намерения остались непонятыми.

– Мне захотелось яблока, – нарушила молчание Ковалева, чувствуя за собой маленькую вину. – Угостишь?

Студент протянул ей блестящее крупное красное яблоко. Она укусила фрукт и прожевала сочный кусочек.

– Очень вкусное, ты был прав. Спасибо, – Инга улыбнулась и взглянула на своего нового знакомого.

– На здоровье, – сухо ответил парень. – Знаешь, я лучше вернусь на свое место. Как доедем, я помогу тебе с матрацем. А сейчас хочу почитать конспекты.

– Хорошо, как хочешь, – ответила девочка и обиженно отвернулась к окну, жуя яблоко.

Инга не ошиблась: электричка прибыла на станцию «Лукошкино» затемно. Здесь накрапывал мелкий, едва ощутимый дождик. Парень сдержал свое обещание и дотащил ее странный багаж до самых ворот.

– Может, зайдешь на чай? – нерешительно пригласила Ковалева студента.

– Не хочу, спасибо, – отказался Артемьев.

– Мне бы хотелось отблагодарить тебя за вкусное яблоко и помощь с этим несчастным матрацем хотя бы чашкой чая, – девушка почувствовала, что ее слова похожи на уговоры.

Артемьев попытался разглядеть в темноте ее глаза, но ему это не удалось:

– Хорошо, но только одну чашку, – согласился студент.

– Мне еще до дачи далеко добираться.

– Насколько далеко? – спросила девушка.

– В Яблоневый Сад мне нужно, – признался Володя.

– Ты точно насильник! Это же совершенно другой дачный поселок, он в двенадцати километрах отсюда, – Инга всплеснула руками.

– Какие женщины неблагодарные существа! – в сердцах произнес парень. – Я убеждаюсь в этом с каждым днем все больше и больше!

Инга взглянула на мужа. Владимир Витальевич читал газету при освещении электрической лампы. Очки в темно-синей оправе сползли на кончик его аккуратного и некрупного, где-то даже по-женски красивого носа. Когда-то густая шевелюра поредела, а возле висков и высокого лба появились небольшие залысины. Из-под дорогой клетчатой рубашки предательски вылезал животик. «Как же ты постарел, Артемьев! – подумала про себя Инга. – Наверное, я такая же старая. Хотя я моложе тебя на четыре года. Среди людей существует убеждение, что женский пол стареет раньше мужского. Так ли это, Володя? Черт его знает! Не всем убеждениям стоит доверять».

– Вова, ты помнишь нашу первую встречу? – обратилась Инга к мужу вслух.

– Еще бы! – Владимир Витальевич усмехнулся, не отрывая от газеты глаз. – Твой матрац разве забудешь?

– Почему ты тогда изменил свой маршрут? – женщина соединила руки перед собой и посмотрела на супруга еще пристальней.

– Я беспокоился за жизнь несчастного матраца. Мало ли? Вдруг ты бы его потеряла или безвозвратно испортила. Ему и так досталось от того ливня! – Артемьев отложил газету и, сняв очки, посмотрел на жену. Он улыбнулся. Инге показалось, что ему стало приятно от этих воспоминаний. – Ты только представь, если бы мы не познакомились тогда, Ингуля! Что бы сейчас было с нами? Страшно подумать!

– Да, дорогой, – женщина прикрыла веки и легла на широкий, мягкий диван. Володя сел рядом, возле ее изящных обнаженных ступней. Он стал поглаживать ноги круговыми движениями, легонько оттягивая каждый пальчик. Инга поразилась: муж никогда не массировал ей ноги, даже когда она его об этом просила, ссылался на усталость или неотложные дела с кучей документов. Инга не шевелилась, Вова не останавливался.

Она вспоминала их вторую встречу. Владимир пригласил ее в кино. В кинотеатрах Москвы шла премьера какой-то дурацкой комедии с элементами боевика и эротики. Название фильма Инга вспомнить не могла, как ни старалась. После сеанса Артемьев проводил ее домой и поцеловал возле подъезда в губы долгим поцелуем. Это был ее первый взрослый поцелуй. Раньше она целовалась, но не так, по-детски, сухо, без языка. Инга разомкнула веки. Вова продолжал массировать ее белоснежные ступни. Женщина резко убрала ноги с его колен и встала на пушистый ковер.

– Я пошла спать, Артемьев! От усталости слипаются глаза, – жена направилась к лестнице.

– Я скоро поднимусь к тебе. Не засыпай. Вот только выпью коньячка. Не хочешь составить мне компанию? – предложил Владимир.

– Нет, извини, не хочется, – Инга зевнула, поднимаясь по лестнице.

– Хоть глоточек? – настаивал муж.

– Ни за что, Артемьев. Я ненавижу коньяк, ты же знаешь!

– А вина? Не хочешь вина из наших собственных погребов?

– Сейчас я хочу спать, дорогой. Вино я продегустирую завтра, – женщина еще раз зевнула. Чистый тосканский воздух действовал на нее как снотворное.

Ей хотелось выпить. Она бы с большим удовольствием осушила полный бокал красного сухого вина, но не в присутствии своего мужа. Сегодня он необыкновенно раздражал ее, хотя такого раньше никогда с ней не случалось.

Инга приняла душ и легла в постель, продолжая порхать по облакам своей памяти. Лоскутки воспоминаний были разных размеров и цветов. Она мысленно сшивала их, превращая в лоскутное одеяло, под которым собиралась заснуть.

Инга услышала, как муж поднялся по лестнице и лег рядом. Она почувствовала, что Володя стал трогать ее шею и плечо через пижаму с недвусмысленным намерением. Инга не двигалась.

– Ингуля, – Артемьев прошептал прямо ей в ухо и поцеловал в мочку. Но жена притворилась спящей. К своему собственному стыду и удивлению, она не захотела исполнять супружеский долг.

Владимир Витальевич редко наполнялся приливами нежности к своей законной супруге. Особенно после того, как обзавелся частыми и разнообразными связями на стороне. Первое время Ингу эта ситуация расстраивала, но постепенно она свыклась с ролью обманутой жены и со временем даже стала находить плюсы в изменах мужа. Например, ей больше не приходилось имитировать оргазм. Это был самый главный и жирный плюс. Пусть теперь другие вырабатывают актерское мастерство.

Инга возвратилась к пестрым лоскуткам памяти. Она лежала в постели рядом со спящим мужем, который стал для нее с годами привычнее цвета ее глаз и имени, вспоминая, как зарождалась их любовь.

Они столько времени проводили вместе в самом начале своих отношений: гуляли в парке с мороженым в вафельном стаканчике, ходили в кино, театр и даже цирк с настоящими тиграми и грустными клоунами. Когда Мария Николаевна узнала об этих встречах, Артемьеву влетело. Мать запрещала дочери видеться со студентом, предупреждая ее о том, что эти отношения приведут скорее к роддому, чем к дворцу бракосочетания. Но Инга не хотела слушать, она тайком бегала к Вовке на свидания в течение пяти месяцев, пока его не забрали в армию, откуда он бомбардировал девчонку еженедельными письмами.

Жена взглянула на спящего мужа.

Инга дождалась Артемьева со службы. Вова почти сразу устроился работать на завод, и они сыграли скромную свадьбу.

Первое время было очень сложно. Небольшая заработная плата служащего завода не позволяла молодоженам жить так, как им хотелось. Но Артемьевы любили и поддерживали друг друга. Молодость и любовь облегчают многие жизненные трудности, которые при их отсутствии становятся невыносимыми. Вермишель с дешевой томатной пастой кажется поджаренным на гриле барашком, когда людей держит вместе страсть и желание любить друг друга. Артемьевы переживали такое состояние не раз.

Муж Инги разбогател за последние десять лет их совместной жизни. Она была знакома с ним двадцать один год, и почти девятнадцать лет состояла с ним в браке. Единственный мужчина всей ее жизни. Все эти годы женщина была верна своему законному супругу и даже не помышляла об измене. Но того же нельзя было сказать о Владимире. Инга не вспомнит теперь, когда началась Володина жизнь без нее. С ней, но без нее.

Инга по натуре была скрытным человеком. Она не обсуждала свои личные переживания ни с подругами, ни с психологами, ни с матерью. Только совсем недавно она впервые поделилась с Марией Николаевной тем, что стала находить в их загородном доме женские принадлежности и иногда даже встречать самих обладательниц расчесок и кружевных трусиков. Володя не отрицал и не объяснял ничего жене. Лишь однажды он сказал ей: «Я купил тебе машину, помог открыть дизайнерскую контору, поэтому теперь могу позволить себе все и даже больше». Инга пыталась выяснять отношения, предъявляла претензии, грозилась разводом. На что слышала: «Уйдешь ты, приведу другую женщину. Знаешь, сколько желающих занять твое место?» Почему она терпела?

Инга опять взглянула на мужа. Вова крепко спал. Она встала с кровати и босиком неслышно спустилась вниз, на кухню. Ей захотелось выпить чаю. Инга посмотрела на настенные часы, которые показывали без четверти четыре. Она долила воды в электрический чайник и нажала на оранжевую кнопку.

Инга была глубоко уязвлена, оскорблена поведением супруга, чувствовала себя преданной и униженной. Не всякий человек сможет простить измену или никогда не попрекнуть ею. Однако, видя искреннее раскаяние, любящий человек все же прощает. Многие семьи, пережившие такую ситуацию, сплачивались сильнее, понимая, насколько бесценны для них отношения, которые едва не были разрушены. Но Инга не ощущала раскаяния со стороны Артемьева. Ей казалось, что теперь все не так, как раньше, и вернуть прежнее счастье невозможно. Любимый и прекрасный муж не боялся потерять свою когда-то маленькую, милую промокшую девочку с матрацем в грязной электричке. Уверенность в том, что жена не решится на развод, тешила его мужское самолюбие, но раздражало и огорчало саму Ингу.

Послышался щелчок – вода вскипела, женщина налила в чашку кипяток и опустила в него чайный пакетик. Ей не хотелось заваривать свежий напиток в фарфоровом чайнике.

«Надо что-то менять! – думала про себя Инга. – Но что? Так дальше жить нельзя. Что мне делать? Подскажи мне, Италия! Ведь ничего не бывает случайным. Вова никогда раньше не брал меня с собой за границу. Даже в ближайшую Турцию. Он по всему свету летал со своими любовницами. А теперь? Как понимать мое нахождение здесь?»

Чай был невкусным, но Артемьева все равно пила. Она вспоминала свой первый и последний аборт. Володька лишился работы тогда, они еле-еле сводили концы с концами. Ребенка невозможно было оставить. Инга заняла денег у подруги и обратилась за помощью к врачу. Ее следующее обращение в гинекологическое отделение одной частной клиники через несколько лет имело совершенно обратную цель. Но доктора разводили руками. Они перепробовали все возможные способы лечения и искусственного оплодотворения. Диагноз был сформулирован однозначно – бесплодие. Инга не могла иметь детей. Она обратилась в другую клинику, потом еще в одну. Безрезультатно. Женщина попыталась лечиться у лучших врачей Германии и Израиля. Исход тот же.

Инга выбросила чайный пакетик в мусорное ведро, недопитый чай вылила в раковину. Она так же бесшумно вернулась в спальню и легла рядом с Володей, который даже не подозревал, что его жена затеяла вспомнить все.

В Италии двадцать регионов, и каждый из них производит свое вино. Например, регион Пьемонт известен во всем мире своими красными сортами, среди которых «бароло» и «барбареско». В северной Ломбардии находится винодельческая зона Лугано – родина сухого белого вина, отличающегося нежностью и тонкостью аромата. Два основных сорта греческого винограда – белый «греко ди бьянко» и красный «гальоппо» – произрастают в регионе Калабрия.

Пожалуй, Тоскана является самой известной винодельческой местностью Италии. С давних пор на этих территориях в основном выращивались два сорта винограда – «санджовезе» и «треббьяно», которые теперь составляли большую часть виноградников Артемьевых.

«Санджовезе» называют виноградным королем Центральной Италии. Название самого древнего сорта винограда в переводе с латинского означает «кровь Юпитера». «Треббьяно» дарит людям белые вина, неспособные на долгое хранение.

Володька попросил одного из специалистов в поместье рассказать об основных пунктах виноделия и дать попробовать все производимые здесь виды вин своей супруге, пока он ездил во Флоренцию по делам.

В прохладном погребе Инга знакомилась с ароматами и вкусовыми гаммами красных и белых напитков. Старичок подавал Артемьевой бокалы с небольшим количеством различных вин, размахивал руками и обдавал ее певучими итальянскими словами, которых она не понимала. Положение спасал переводчик, привезенный Владимиром из Москвы и проживающий в поместье на правах обслуживающего персонала.

– Винопитие – это не механический процесс, а почти магическая церемония, цель которой – получить удовольствие от цвета, аромата и вкуса вина. Форма стеклянного сосуда на тонкой и изящной ножке играет важную роль, помогая напитку наиболее полно раскрыться и донести свою волшебную сущность до ценителя, – итальянец-винодел указал на несколько бокалов разной формы, стоящих на небольшом столике рядом с маленькой сырной тарелкой. Здесь же лежал чистый лист формата А4.

Инга слушала внимательно. Ей было необыкновенно приятно принимать участие в винной церемонии. Она очень любила узнавать что-то новое о давно знакомых и, как казалось ей, до конца понятных вещах.

– В бокале вина содержится много информации, – продолжал старик. – Цвет, аромат, вкус – это память вина о винограде, земле, погоде и таланте винодела. Цвет рассказывает о его возрасте. Наклонив бокал над белоснежным листом бумаги, легко можно сказать, что перед нами – молодой напиток или же, наоборот, зрелый старец.

Винодел взял в левую руку белый лист, а в правую – бокал с вином и слегка наклонил его над чистой бумагой, демонстрируя хозяйке поместья примитивнейший дедовский способ определения приблизительного периода выдержки напитка:

– Пурпурно-вишневый цвет красного вина говорит о юном возрасте, а коричневатый – о взрослом. Я полагаю, что, по внешнему виду данного экземпляра, ему от трех до восьми лет. Не более.

Артемьева следила за его действиями, как за магическим обрядом. Старик положил лист и поставил бокал.

– У белых вин цвет меняется от зеленоватого в молодости до соломенно-золотистого в более зрелом возрасте. С белыми винами определение усложняется. Цвет довольно трудно бывает уловить.

Старый винодел потер ладони и взглянул на Ингу:

– Я вижу, что вам интересно, – он заулыбался. Переводчик перевел несложную фразу. Артемьева кивнула и ответила ему широкой улыбкой.

Польщенный итальянец продолжил:

– Обязательно нужно наблюдать за тем, как по стенкам бокала стекают капли. Резвые и быстрые слезинки говорят о легкости вина, долго собирающиеся и медленно стекающие – о плотности, тягучести и чрезмерной терпкости. Я научу вас сейчас, как правильно дегустировать вино, чтобы ощутить все его достоинства с наибольшей точностью.

Старичок снова потер ладони и вздохнул. А Инга приготовилась слушать и запоминать каждую рекомендацию. Сейчас она пожалела, что не взяла с собой блокнот и ручку на этот мастер-класс.

– Итак, сначала нужно понюхать вино в бокале, не взбалтывая его. Ощутите едва уловимый аромат и убедитесь, что оно не испортилось во время хранения. Затем покрутите жидкость в бокале, дайте вину наполниться кислородом из воздуха и освободить ароматические вещества. Затем попытайтесь уловить обонянием все до единого ароматы напитка. Чем качественнее и лучше вино, тем больше оттенков в аромате оно дает. После сделайте большой глоток, как бы прополощите вином рот, каждый зуб, покрутите и даже попытайтесь пожевать его, ощущая вкус вина – степень кислотности, танина (вещество, используемое в виноделии для поддержания высоких вкусовых качеств вина. – Ред.). Отметьте долготу послевкусия. Через некоторое время опять понюхайте вино в бокале. Вы обнаружите, что оно изменилось: приобрело новые ароматы или утратило те, что были. У хорошего вина подобная эволюция бывает долгой и интересной. Знаете, Инга, улавливать изменения раскрывающегося вина – довольно увлекательное занятие.

«Ничего себе! Русские никогда не научатся так пить! – думала и смеялась про себя Инга. – Подышите, покрутите, потом опять подышите. Уловите ароматы и послевкусие! С ума сойти можно! Нам есть чему поучиться у утонченных итальянцев!»

– Давайте начнем. Сейчас я посмотрю, насколько вы усвоили мой урок. Попробуйте это вино из «санджовезе». Мы выдерживаем его в бочках – ботти, в соответствии с традициями Центральной Италии, – синхронно переводил старого итальянца переводчик. – Редко его выдерживают в стали или цементе. Это, знаете ли, более современный метод. Мы добавили сюда немного «треббьяно», чтобы убрать излишнюю терпкость, сделали вкус мягче и легче. Каким вы находите это вино?

Инга зажмурила от удовольствия глаза и только звуками и мимикой дала понять, что она в восторге от пробы. Итальянец засмеялся, и славные морщинки сгруппировались у его блестящих, больших темно-синих глаз.

– Угадайте его ароматы, – предложил он.

– Я точно почувствовала клубнику и смородину. Есть что-то от ванили и фиалки, – сказала Инга, ловя свои вкусовые ощущения.

– Абсолютно точно! У вас поразительное обоняние, Инга! – винодел эмоционально захлопал в ладоши. – Только вы упустили вишню и сливу.

– Точно! – Инга согласилась, сделав еще глоток.

Она закрыла глаза на секунду и обратилась к переводчику:

– Николай Алексеевич, не хотите попробовать и оценить наше красное вино?

– Благодарю, Инга Сергеевна, но я не пью, – улыбнулся мужчина.

– А жаль, вы бы не пожалели, потому что я не пробовала за свою длинную жизнь ничего подобного, – Артемьева открыла глаза и посмотрела на него из-под ресниц.

Николай Алексеевич смутился, ему показалось, что супруга его работодателя позволила себе заигрывать с ним.

– Давайте оценим следующее вино, – Инга поставила пустой бокал на шершавую деревянную поверхность и взяла крошечный кусочек сыра с круглой тарелки. Николай Алексеевич перевел. Итальянец убрал пустой бокал и поставил перед хозяйкой поместья другой – с новым вином кроваво-рубинового цвета. Женщина взяла за тонкую стеклянную ножку и покрутила по часовой стрелке содержимое бокала, которое лишь немного прикрывало его дно. Рубиновая жидкость облизала выпуклые стенки и наполнила пространство удивительными ароматными нотками. Перед тем, как сделать глоток, Инга принюхалась. Ее обдало букетом из ароматов черники, малины, кофе и розы. Она удивилась тому, как можно было сочетать несочетаемое, используя одну технологию производства. Ранее Инга пила это вино, но из бутылки. Сейчас она призналась себе в том, что опьяняющий напиток прямиком из бочки обладает совершенно удивительным послевкусием.

«Почему Володя не взял меня с собой во Флоренцию? Что за дела такие у него могут быть? – предательские мысли испортили ей ощущение творившегося вокруг маленького праздника вкуса. – Я мечтала о столице Тосканы, а он даже не поинтересовался, хочу ли я остаться в поместье!» Ком горечи подступил к ее горлу и глаза увлажнились. «Возможно, что одна из его любовниц прибыла во Флоренцию и остановилась в каком-нибудь комфортабельном и роскошном отеле, – продолжала издеваться над собой Инга. – Точно, так и есть. Я не удивлюсь, если он позвонит поздним вечером и сообщит мне, что не вернется в Сиену, а останется с ночевкой там».

– Продолжим, – прервал поток ее негативных, изматывающих мыслей переводчик. – Следующее вино…

– Прошу меня простить, но мне нехорошо, я хочу выйти из этого погреба. Оставим на завтра наше занятие, – с этими словами Инга резко направилась к выходу, оставив винодела и переводчика в недоумении. Ей просто необходимо было сейчас очутиться на свежем воздухе.

Артемьева вышла из погреба и оказалась на залитой сиенским солнцем земле, теплой, мягкой и живой. Женщине не хотелось в дом. Она быстрым шагом пошла в сторону виноградника. Инга гуляла среди устремленных к небу виноградных лоз с тяжелыми и крупными гроздями и накручивала себя жестокой женской подозрительностью. Ей казалось, что она оставила все свои переживания в Москве, но она ошиблась. Инга бережно упаковала их вместе со своими платьями в большой чемодан и провезла через границу в солнечную Италию.

Инга находилась на винограднике до самых сумерек. Она с трудом заставила себя войти в дом. И первым делом направилась к телефону, чтобы проверить непрослушанные сообщения. Инга никогда так не делала раньше, но сегодня ей показалось, что это нужно сделать. Аппарат сообщил хозяйке поместья, что у нее одно непрослушанное сообщение от мужа. Грустный голос Володи сообщил: «Ингуля, прости, но у меня не получится вернуться сегодня. Дел невпроворот, пришлось оставить до завтра. Не скучай. Привезу тебе что-нибудь вкусненькое. Люблю». Прослушав телефон, Инга поднялась в спальню. Она не стала даже принимать душ, а сразу плюхнулась в широкую и пустую постель, где прорыдала до самого восхода солнца.

Артемьев любил купать своих женщин в роскоши. Отель класса люкс на одной из главных улиц Флоренции Торнабуони – это именно то, что нужно для его любимой Наташи. Но девушка очень холодно встретила щедрого и доброго Володю в шикарном номере с видом на палаццо Ручеллаи, построенного в стиле римской античности.

– Почему ты не приехал раньше? – спросила Наташа, обиженно надув силиконовые губки.

– Я не мог, заинька, ты же знаешь. Жена уже прилетела из Москвы, – начал оправдываться стареющий на фоне своей юной любовницы Владимир Витальевич. Вместо слова «жена» ему хотелось употребить имя Инга, но он не решился, боясь тем самым каким-то образом задеть девушку, показаться любимым и любящим мужем.

– И надолго она здесь? – поинтересовалась Наташа.

– Не знаю точно, заинька. Пока здесь.

– Я хочу посмотреть наше поместье, – вдруг твердо сказала девушка и, прищурившись, посмотрела на своего взрослого поклонника.

От такой уверенности и даже чрезмерной наглости Артемьева передернуло.

– Успеешь, – Володя мягко перевел беседу на нелюбимую тему в нейтральное русло. – Сначала познакомься с Флоренцией. Здесь столько всего интересного. Ты была уже где-нибудь?

– Да, котик, конечно, была. Я обошла самые важные бутики на этой улице. Купила потрясную сумочку и две пары туфель неописуемой красоты! – девушка достала из шкафа-купе покупки и с неподдельной гордостью показала своему любовнику то, на что она тратит его деньги. Затем спрятала их на место как диковинные сокровища.

Вова покачал головой:

– Детка, я имел в виду достопримечательности этого удивительного города. Флоренция – столица герцогов Медичи и Итальянского Королевства. Тут столько архитектурных памятников и музеев. Мне иногда кажется, что жилых домов здесь значительно меньше.

– Владимир Витальевич, не начинайте, пожалуйста! Вы опять напоминаете мне моего любимого папу, – девушка кокетливо улыбнулась и потрепала его по щеке.

Мужчина поцеловал ее прекрасную и душистую ладонь. В такие минуты Вова был глубоко благодарен судьбе за встречу с этой красивой и молодой женщиной.

Артемьев познакомился с двадцатидвухлетней Натальей Кожевниковой на строительной выставке, которую организовало передовое рекламное агентство Москвы специально для его компании. Она была одной из нанятых промо-моделей. Девушка очень легко шла на контакт и практически сразу дала представительному мужчине свой номер телефона. Выставка завершилась через четыре дня. На пятые сутки Наташа поняла, что ее жизнь в ближайшее время непременно изменится и непременно в лучшую сторону, если она не упустит своего шанса. Так и получилось: Артемьев делает молодой модели непристойное предложение, от которого Кожевникова не в силах отказаться.

Красивый роман продолжался уже около двух лет. Взрослого женатого мужчину вполне устраивала легкость и непринужденность подобных отношений, но Наташа последнее время стала ловить себя на мысли, что хочет чего-то более серьезного. Ей казалось, что после того, как супруга Артемьева застала их вместе в загородном доме, она немедленно с ним разведется. Так, по крайней мере, поступила бы Кожевникова. Но каково же было ее удивление, когда развода не последовало. Наташа, в силу своей молодости, не знала, что зрелые женщины менее импульсивны в принятии решений. Годы, проведенные рядом с неверным и неблагодарным мужем, связывают руки добрым и понимающим женам. Инге Артемьевой требовалось время и большие духовные силы, чтобы решиться на смелый шаг. И пока она не была к нему готова. Она выжидала подходящего момента, который еще не настал.

Владимира Витальевича порой раздражала глупость его молодой любовницы, но эта девушка была ему необыкновенно приятна в эстетическом и сексуальном плане, поэтому Артемьев прощал ей отсутствие задатков элементарной интеллектуальности и хотя бы среднего ума.

– Я проголодался. Давай прогуляемся по флорентийским улочкам и заодно поужинаем в каком-нибудь хорошем ресторанчике, – предложил Володя.

– Ты останешься на ночь? – спросила Наташа, сложив пухлые губки бантиком.

– Да. Я уже предупредил жену, что не вернусь сегодня в поместье.

– Вот и замечательно! Дай мне двадцать минут, и я стану мисс Вселенная!

Из прохладного отеля Артемьев с Наташей попали на душную флорентийскую улицу Торнабуони. Они неторопливо прогуливались вдоль красивых домов и ярко освещенных витрин брендовых магазинов одежды, обуви и аксессуаров. Любовники зашли в первый попавшийся им на глаза ресторанчик, перед которым стояла глиняная фигурка итальянского мальчика высотой не больше метра. В своих ручках он держал деревянный винный бочонок. А о его ноги в смешных ботинках терлась рыжая глиняная кошка.

Официант дружелюбно встретил вошедших гостей и помог им выбрать столик. Наташе захотелось сесть возле высокого и широкого окна с изящной кованой решеткой.

В интерьере ресторана преобладали песочный, бежевый, оливковый и терракотовый цвета. Освещение помещения было ярким, но мягким и нераздражающим. Искусственный свет исходил от настенных светильников в виде кованых уличных фонариков. От посторонних взглядов посетителей скрывали легкие гардины кремового цвета. В качестве декора вдоль стен размещались высокие керамические вазы, а над ними висели картины с тосканскими пейзажами и фотографии известных итальянских актрис и певцов в оливковых рамках. В нишах и на полках были расставлены небольшие деревянные бочонки, традиционные винные бутылки и плетеные корзинки с искусственным виноградом – белым и фиолетовым.

Артемьев незамедлительно заказал услужливому официанту минеральную воду с двумя лимонными дольками, стейк по-флорентийски, пепперонату – закуску из тушеного сладкого перца и тосканский хлеб, испеченный без соли. Кожевникова попросила пасту карбонара и бокал Кьянти.

По мере готовности блюда стали подносить к столу. Стейк приготовили великолепно: хрустящая прожаренная корочка снаружи и красное, мягкое и сочное мясо внутри. Артемьев не хотел сегодня пить, но необыкновенно вкусно приготовленное мясо потребовало к себе винное дополнение. Он не удержался и, как и Наташа, заказал себе бокал Кьянти.

В этот вечер любовники больше не вспоминали Ингу. Они наслаждались обществом друг друга, поедая итальянские гастрономические вкусности и запивая их прекрасным молодым вином. Поужинав и расплатившись за счет, Владимир Витальевич и Кожевникова не торопились в отель. Они решили еще немного погулять перед сном. Пара прошлась возле палаццо Ручеллаи – дворца эпохи Возрождения, спроектированного Леоном Баттистой Альберти и построенного архитектором Бернардо Росселлино в 1446–1451 годах по заказу мецената Джованни Ручеллаи. Владимир поделился с Наташей той крошечной информацией, которой располагал о дворце. Девушка выразила искреннее удивление – она уже проходила здесь по пути в бутик за сумкой, но этого старинного трехэтажного здания почему-то не заметила.

– Наташа, давай в мой следующий приезд во Флоренцию наймем русскоговорящего гида и прогуляемся по самым главным достопримечательностям этого города. Тебе понравится, уверяю тебя, – неуверенно предложил Артемьев. – Заинька, ты должна понимать, что все прелести жизни не сводятся к сумочкам и босоножкам! Нужно расти духовно и постоянно заниматься самообразованием, понимаешь?

– Владимир Витальевич, два года назад, когда мы с вами только познакомились, вы не были таким занудой. Мне кажется, или вы постарели?

– Постарел, Наташенька, постарел. Через два месяца мне исполнится сорок три года, – согласился с девушкой Артемьев и тяжело вздохнул.

Людей на улице Торнабуони становилось все меньше. Кожевникова игриво взяла Володю за руку и потянула в сторону отеля:

– Владимир Витальевич, я знаю эффективное средство от вашей старости. Оно у меня в номере. Пойдемте, я покажу его вам.

На следующий день Инга не проронила ни слова за обеденным столом. Володя ковырял четырехзубчатой вилкой в тарелке, уродуя воздушный омлет с беконом. Наконец, муж решился нарушить молчание:

– Инга, а где нож? Неудобно есть одной вилкой.

– Ты не на светском ужине. Ешь без ножа, – сухо ответила Артемьева, не поднимая на него глаз.

– Что с тобой опять, дорогая? Ты какая-то нервная! – только и смог пробурчать себе под нос Владимир Витальевич.

– Разве, любимый мой? Тебе кажется, – Инга пристально посмотрела ему прямо в глаза. – Если тебе так хочется есть с ножом, то можешь поискать его в шкафчике, который находится прямо за твоей спиной.

– Обойдусь, – обиженно ответил Артемьев и, зацепив вилкой салат из свежих овощей без соли и оливкового масла, направил его в рот. – Почему салат ничем не заправлен? Хоть ложку майонеза бы положила или каплю растительного масла!

– Холестерин, Володенька! Я беспокоюсь о твоем здоровье! – спокойно ответила Инга.

– А где соль? Ты всегда солила салаты. Да что с тобой?

– Соль – это белая смерть, Владимир Витальевич, – жена была наигранно невозмутимой. Ее забавляло то, что Артемьев начинал выходить из себя. – Ты мне лучше расскажи, как Флоренция!

– Замечательно, – рявкнул Вова, дожевывая пресные овощи.

– Я хочу съездить туда на днях. Как ты на это смотришь, дорогой? – продолжала Инга, игнорируя реакцию мужа.

– Я буду занят в ближайшие дни на виноградниках, – ответил Владимир холодно: обида проедала его насквозь. Супруга никогда раньше так не относилась к нему. Она готовила редко, но всегда очень вкусно. – Почему ты не разрешила Анне Михайловне приготовить нам обед?

– Мне захотелось порадовать тебя самой, – улыбнулась Инга. – Я сто лет не возилась на кухне. Вот сегодня мне очень захотелось, Вовочка.

– Ясно, – муж положил вилку в тарелку с недоеденным омлетом и отодвинул ее в сторону.

– Так я поеду во Флоренцию? – Артемьева облокотилась на стол и уставилась сверлящими глазами на обиженного мужа.

– Я тебе говорю, что у меня не получится на днях. Я занят в поместье, – повышая голос, ответил Володя.

– А зачем мне ты? Я могу поехать без тебя. Ты занимайся своими делами. А я поеду на пару деньков, осмотрю достопримечательности, погуляю по улочкам и площадям, – продолжала Инга.

– Делай, как хочешь, – махнул рукой Артемьев и встал из-за стола.

– Вот и чудесно, – засмеялась женщина, поправляя упавшую на лоб прядку волос. – Я знала, что ты не будешь против, дорогой. Я уже попросила приготовить мне машину на три часа и даже собрала дорожную сумочку.

Последние слова она говорила ему в спину. Он быстрым шагом направлялся к двери. Со временем их такие бурные в молодости ссоры превратились в холодные и дипломатические переговоры, заканчивающиеся обоюдно выгодными соглашениями. Ингу это пугало. Ей казалось, что цементом для любых семейных отношений является взаимная любовь и страсть. Но только теперь повзрослевшая женщина стала понимать, что семья – это всего лишь место нелюбимой работы, которую никак не можешь сменить по разным, накладывающимся одна на другую, причинам. Во-первых, стаж большой, и вроде бы специфика работы заучена наизусть; во-вторых, с директором терпимые отношения, и, в-третьих, уже особенно не нужно стараться, чтобы зарекомендовать себя в лучшем свете. Артемьева иногда думала, что, если бы у них с Вовой были дети, то все сложилось бы совершенно иначе, но не факт. Вокруг Инги было множество примеров полноценных семей с прекрасными детьми, но ситуация в таких браках ненамного отличалась от ее.

Инга доела содержимое тарелки и встала из-за стола. Она пошла в сторону прачечной, где должна была закладывать в стиральную машину белье домработница.

– Анна Михайловна, уберите за нами грязную посуду, пожалуйста. Я сегодня уезжаю в три часа дня. Буду через дня два. Следите, чтобы Володя был сыт и опрятно одет. Я вам доверяю его на это время, – Артемьева улыбнулась.

– Хорошо, Ингуля, – ответила ей ухоженная и приятная на лицо женщина шестидесяти четырех лет. Инга строго-настрого запретила домработнице обращаться к себе по имени и отчеству. Ей казалось, что это будет чересчур солидно. Хозяйке хотелось, чтобы между ней и обслуживающим персоналом было больше дружбы и взаимного уважения, чем холодного формального общения.

Артемьевой безумно нравилось то, что Анна Михайловна никогда не задавала лишних вопросов и ни во что не вмешивалась. После завершения всех своих дел по хозяйству она отправлялась в свою маленькую, уютную комнатку в другой части поместья. Там она слушала музыку, вязала, вышивала крестиком, читала и даже занималась гимнастикой. Однажды Инга обнаружила свою шестидесятичетырехлетнюю домработницу крутящей железный обруч.

Застигнутая врасплох старушка, смеясь, объяснила хозяйке:

– Каждый день женщина должна крутить обруч не менее двадцати минут, чтобы ее талия приняла вид стройной осинки. Если захотите, Ингуля, можете брать его у меня. Будем крутить на пару.

Артемьева была приятно удивлена и даже восхищена тем, что овдовевшая в тридцать два года женщина, самостоятельно вырастившая и прекрасно воспитавшая троих детей, беспокоится в свои шестьдесят четыре года о том, как выглядит ее талия.

– Попрощайтесь за меня с Вовой, – попросила Инга Анну Михайловну, набрасывая небольшую дорожную сумочку на плечо. – Машина уже у входа. Не хочу заставлять водителя ждать.

– Непременно, дорогая. Езжайте с Богом! – ответила домработница, провожая хозяйку до двери. – Я присмотрю за Владимиром Витальевичем, не волнуйтесь! Хозяин будет вкусно накормлен и опрятно одет.

– Я не сомневаюсь в вас, Анна Михайловна.

Инга спустилась к машине. Водитель открыл ей заднюю дверцу. Артемьева разместилась на заднем сиденье автомобиля. Ей хотелось поскорее покинуть поместье и не видеться с мужем хотя бы в ближайшие два дня. Она предполагала, что и у Володи сейчас такое же желание.

Машина тронулась с места. Когда поместье осталось позади, Инга легко вздохнула. Ее конечности наливались приятными ощущениями, связанными с предстоящими впечатлениями от прогулок по историческим местам Флоренции. Она старалась отпустить все негативные мысли, которые могли бы омрачить ее хорошее настроение. У нее почти получилось. Но недоверчивое, не раз обманутое сердце иногда начинало биться чаще обычного. Каждая пульсация сердечной мышцы приносила Инге едва уловимую боль. Она надеялась, что Флоренция излечит ее от тоски и сердечных мук, связанных с разочарованиями в ее семейной жизни.

Прекрасные тосканские пейзажи заглядывали в окно автомобиля, в котором ехала Инга. Они как бы говорили с женщиной на немом, только ей понятном языке: «Не грусти, Инга! Посмотри на эту жизнь, на солнце и небо! Взгляни на нас! Если бы ты только знала, сколько мы повидали за сотни лет своего существования! Скольких плачущих женщин и обманутых мужчин! Ты не первый и не последний человек, страдающий на этой грешной земле. Улыбнись! Жизнь преподнесет тебе еще приятный сюрприз, вот увидишь! Ты сама не ожидаешь того счастья, которое ждет тебя впереди! Но готова ли ты к нему? Сможет ли твое сердце выдержать столько радости и любви?» «Да! Я готова! Я смогу!» – немым криком отвечала Инга тосканским пейзажам. Но они не верили ей и смотрели недоверчиво.

Во Флоренции, возле деревянных дверей скромного и неприметного отеля, утопающего в плюще, Инга сказала своему водителю, что сама позвонит ему и сообщит, когда вернуться за ней. Он пожелал Артемьевой хорошего отдыха, попрощался и двинулся обратно в Сиену. Женщина прошла на ресепшен гостиницы и на английском языке попросила одноместный номер. Пожилой, широко улыбающийся итальянец взял оплату и протянул ей ключ. Инга улыбнулась в ответ и сказала ему единственное слово, которое знала по-итальянски, «grazie».

В номере оказались вполне приличная широкая кровать с белоснежным покрывалом, высокие тумбочки по обе стороны ложа, круглый торшер и маленький телевизор с пультом. Артемьева скинула сумку на покрывало и прилегла рядом с ней, свернувшись калачиком. Обстановка была скромной, но Инга почувствовала себя так спокойно и расслабленно здесь, что не заметила, как погрузилась в дрему, переросшую в крепкий и глубокий сон до самого утра.

Инга Артемьева потянулась на кровати и сладко зевнула. В ближайшие минут сорок ей предстояло принять душ, позавтракать и отправиться в путешествие по великой Флоренции, восстановленной после наводнения 1966 года неимоверными усилиями флорентинцев.

Чтобы собраться и выйти за пределы отеля, ей понадобилось чуть больше времени, чем она рассчитывала, а именно пятьдесят пять минут. В номере Инга наткнулась на что-то вроде бонуса – карту Флоренции, к счастью, на английском языке. Находка обрадовала ее: маленькая приятная неожиданность. Изучение карты задержало женщину в отеле.

Инга решила прогуляться. Она неторопливо пошла по тротуару вдоль неширокой дороги, по которой нечасто и аккуратно проезжали автомобили с красивыми и ухоженными итальянцами. В руках у нее был блокнот, где с утра она набросала свой туристический маршрут. Инга взглянула на свою писанину, и вместо того, чтобы уточнить начало своего маршрута, еще больше запуталась в том, с чего лучше начать. «Галерея Академия, Церковь Святого Креста, Виллади-Кастелло, Галерея Уффици, а может Базилика Святого Марка? Или Дворец Питти? Сады Боболи? – перечитывала Инга записи в блокноте. – Столько всего! Я не обойду все за два-три дня. Хотя многие достопримечательности находятся всего лишь в нескольких сотнях метрах друг от друга».

Инга подумала и решила, что сегодня она посетит Дворец Питти. Пешком туда было не дойти, поэтому она поймала такси, за рулем которого сидел итальянец, ни слова не понимающий по-английски. Через несколько минут, полностью отчаявшись донести свою нужду до таксиста-флорентинца, она произнесла «Palazzo Pitti». Итальянец-водитель всплеснул руками и крикнул: «Ti capisco, signora! Sali in macchina. Ti portero a Palazzo Pitti!» («Я понимаю вас, сеньора! Садитесь в машину. Я довезу вас к Палаццо Питти!»).

Вскоре Артемьева стояла перед самым большим из ныне существующих флорентийских палаццо. Это огромное здание в самом своем начале служило резиденцией сначала великим герцогам Медичи, затем династии лотарингских герцогов и, наконец, итальянской королевской фамилии. Здесь размещены Палатинская галерея, Галерея современного искусства, Серебряный музей, Музей фарфора, Музей карет и Галерея костюма.

Дворец Питти, в котором находятся эти музеи, был построен в XV веке по проекту известного архитектора Филиппо Брунеллески для Луки Питти, но он не был завершен на момент его смерти в 1472 году. Два архитектора дали зданию его нынешний фасад, и только два боковых павильона были построены в эпоху семьи Лотарингии и завершены в первой половине XIX века. Большая часть внутреннего убранства дворца была также выполнена в XVII – начале XVIII века художниками Джованни да Сан Джованни, Себастьяно Риччи и Пьетро да Кортона.

Инга решила начать осмотр палаццо Питти с первого этажа, где расположились Галерея Палатина и Серебряный музей. Галерея оформлена в стиле барокко и украшена богатейшими фресками и позолоченной лепкой. Шедевры Рафаэля, Тициана, Караваджо и других мастеров украшают стены и постаменты музея. Часы, проведенные среди произведений великих итальянских художников, наполнили Ингу неведомой силой – от соприкосновения с возвышенными, прекрасными дарами прошлого.

Из Галереи Инга направилась в Серебряный музей, первоначально это крыло дворца служило Герцогству летней резиденцией. В залах, украшенных фресками XVII века, Инга увидела необыкновенные творения из слоновой кости, драгоценных камушков, хрусталя и серебра. Вдоволь насладившись чудесной коллекцией, Инга двинулась дальше – она поднялась на второй этаж Дворца Питти, в Галерею современного искусства. Эта галерея была основана в 1860 году и вобрала в себя большую группу работ, привезенных из Академии изящных искусств того времени.

Следующий музей Дворца Питти, куда направилась русская сеньора, была Галерея костюмов, размещенная в небольшом неоклассическом здании с выходом в сад Боболи. Она охватывает период с XVI века до настоящего времени и представляет коллекцию исторической одежды и аксессуаров, которые ранее находились в хранилищах дворца.

В Галерее костюмов выставлено около 6000 предметов одежды – как исторических, так и современных моделей, отражающих развитие итальянской моды. Здесь Инга увидела одежды великого герцога Козимо Медичи, Элеоноры Толедо и ее сына, настоящие раритеты в коллекции музея.

Самоотверженная исследовательница изрядно устала от хождения по восхитительным комнатам палаццо, но держалась из последних сил и сдаваться не собиралась. Она направилась к Музею фарфора, который находился в особняке, расположившемся на вершине холма с видом на сады Боболи. В его собрании – в основном фарфоровая посуда, которая принадлежала королевским семьям, правившим в Тоскане.

В Музее карет, в средней части Дворца, Инга увидела удивительную коллекцию изысканных старинных повозок, которые использовались при дворах Лорен и Савой, правивших в XVIII и XIX веках соответственно.

Необыкновенные экипажи, отделанные кожей, бронзой, золотом, сложной витиеватой резьбой по дереву, живописью, разнообразные типы сбруи и упряжек. Самый старинный экземпляр среди экспонатов – двухместная карета-купе, которую использовали городские извозчики.

Большим поклонником карет был Фердинанд III, великий герцог Тосканский, правящий в конце XVIII века. По возвращению из своей ссылки он приказал соорудить для себя шесть четырехколесных крытых экипажей, которые назывались берлинами. Три из них находились в палаццо Питти.

После осмотра захватывающего дух каретного богатства Дворца Инге незамедлительно захотелось оказаться на воздухе. Она вышла в волшебные сады Боболи – один из самых известных произведений садово-паркового искусства XVI века. В соответствии со вкусами того, времени парк разделяют длинные осевые тропки, широкие гравийные дорожки. Эти сады заложены по указанию Элеоноры Толедской, супруги великого герцог Козимо I.

Главная осевая дорожка, ведущая между кипарисами и каменными дубами к тыльному фасаду палаццо Питти, начинается внизу у амфитеатра и поднимается вверх на холм Боболи. В этом амфитеатре проходили самые первые оперные спектакли в мире. В центре амфитеатра находится древнеегипетский обелиск из Луксора, привезенный сюда с римской виллы Медичи.

За время своей продолжительной экскурсии по памятникам культуры и искусства Дворца Питти Инга порядком устала. И на вопрос – понравилось ли ей маленькое путешествие в прошлое Флоренции – она вряд ли смогла бы сейчас дать однозначный ответ. Единственным ее желанием в данную минуту было очутиться в ванной, заполненной теплой водой, с мягкой, воздушной пенкой.

На выходе из Дворца Инга купила небольшую брошюру на английском языке, по заголовку она определила, что с ее страниц она узнает важную и достоверную информацию о роде Медичи.

Утомленная экскурсией, женщина выбралась на улицу, где поймала первое такси, и, упав без сил на заднее сиденье, по слогам повторила водителю адрес и название отеля, в котором остановилась.

Молодой итальянец за рулем поприветствовал сеньору красивой белозубой улыбкой и тронулся с места. Инга ожидала, что приятный мужчина заговорит с ней хотя бы на ломаном английском, но этого не случилось: флорентийский красавец молчал.

Усталая Инга уткнулась в купленную только что брошюру, чтобы скрыть свою усталость не только от миловидного и неразговорчивого водителя, но и от себя самой.

Она смотрела на английские буквы в брошюре, пытаясь связать их в слова, но у нее ничего не выходило. Она владела английским в совершенстве: в студенческие годы даже занималась синхронным переводом на международных конференциях, но сейчас безупречные знания покинули ее. Внимание русской туристки привлек портрет, на котором была изображена красивая, белокожая женщина с замысловатой прической, украшенной крупными жемчужинами и серебряными гребешками. Под изображением была надпись – имя красавицы, которая сыграла немаловажную роль в мировой истории, в частности итальянской. «Екатерина Медичи» – произнесла про себя Инга и потерла неожиданно запульсировавшие виски. Инга всматривалась в изображение этой прекрасной женщины, пыталась заглянуть в ее глубокие и грустные миндалевидные глаза, надеясь на то, что одна из представительниц великого рода Медичи расскажет ей, Инге, через глянцевую бумагу, сквозь толщу времен, о своей сложной и интересной судьбе, о сильной и несчастной женской любви. Но картинка молчала так же, как и симпатичный водитель… Сегодня с Ингой никто не хотел разговаривать, и эта несправедливость ее обижала. А еще она страшно проголодалась, и это тоже не добавляло бодрости.

Артемьева спрятала брошюру в сумку и прислонилась головой к мягкой спинке сиденья. Вскоре водитель жестами вперемешку с итальянскими словами сообщил ей, что они приехали по назначенному адресу. Женщина расплатилась и неторопливо вышла из авто. Она как привидение прошла мимо очередного улыбчивого итальянца на ресепшене и поднялась по скрипящей лестнице к себе в номер. А Екатерина Медичи внезапно решилась заговорить с незнакомой русской сеньорой и стала нашептывать ей из глубины небольшой сумочки: «Прочитай обо мне! Я хочу поделиться с тобой своими печалями! Мне так одиноко! Я думаю, что ты поймешь мою боль, как никто другой! Поддержи меня сквозь века, разделяющие нас, а я поддержу тебя! Прочитай обо мне!» Женщина с жемчугом в волосах смягчилась и была готова пооткровенничать с Ингой о своей нелегкой женской доле. Артемьева будто бы услышала ее: поужинав на скорую руку в отеле и выпив стандартную чашку ароматного капучино с корицей, она бросилась изучать брошюру, которая приоткрыла русской сеньоре настоящую флорентийскую историю.

Основателем клана Медичи, одним из первых вошедшим в историю Флоренции, явился Аверардо Медичи, ставший в 1314 году гонфалоньером этого города. Само слово «гонфалоньер» означало в старину «руководитель военных отрядов». Позднее это звание давалось также главе правительства. Им и был Аверардо, принадлежавший к числу самых богатых городских купцов.

Ходили упорные слухи, что основу сказочного богатства Медичи составили сокровища знаменитого Папы Римского Иоанна XXIII, известного как «пират Бальтазар Косса».

«Пиратское» прошлое, по всей видимости, наложило свой отпечаток и на всю историю рода Медичи, которая изобилует заговорами, убийствами и зверствами.

Еще до Козимо I делами рода заправлял Алессандро Медичи. В 1437 году он был убит своим родственником и приятелем по разгулу Лоренцино Медичи, а последнего с помощью наемного убийцы убрал уже Козимо. Он же в припадке бешенства заколол своего сына Гарция. Другой сын Козимо – Пьетро – умертвил кинжалом жену Элеонору, а дочь Пьетро – Изабелла – была задушена мужем Паоло Орсини. Наследник Козимо Франческо I велел убить мужа своей любовницы Бьянки Капелло. Другой сын Козимо – Лоренцо, прозванный Великолепным, с именем которого связан расцвет флорентийской культуры XV века, собиравший в своем саду знаменитую Платоновскую академию, давшую миру великие имена поэтов, художников, мыслителей, Лоренцо – «чистейшее воплощение Ренессанса»… Так вот этот Лоренцо вешал, убивал, отбирал приданое у девушек, жестоко разграбил город Вольтерру и был известен не только как поэт, но и как искусный интриган, умело пользовавшийся ядом и кинжалом.

Первым из «варварских» королей, венчавшихся императорской короной, был Карл Великий. Последним императором, на голову которого была возложена железная корона, был Наполеон Бонапарт. Он заставил отречься от своего сана последнего из императоров Священной Римской империи – Франца II. Это произошло в 1805 году, спустя тысячелетие после коронации Карла Великого.

Инга перелистывала страницы брошюры, разглядывала картинки с таким неподдельным интересом, с каким ребенок просматривает красочные, захватывающие комиксы. Она была поглощена этой увлекательной историей настолько, что враз вспомнила английский язык и опыт синхронных переводов своей далекой молодости. Инга увлажнила языком указательный палец правой руки, дотронулась им до уголка листа и перевернула еще одну прочитанную страницу. И вот опять портрет этой привлекательной женщины с серебряными гребешками в шелковистых волосах предстал перед ней. Инга продолжила увлекательное чтение. Екатерина Медичи с большой охотой стала рассказывать русской сеньоре о своей королевской участи.

Я родилась 13 апреля 1519 года во Флоренции. Мне суждено было стать самым прославленным представителем рода Медичи. Я, дочь герцога Урбино Лоренцо II, Екатерина, которой суждено было выше всех в своей семье подняться по лестнице общественного успеха. Без малого тридцать лет я правила самой влиятельной в XVI веке страной в Европе. С моим именем связаны крупные события в истории, но на редкость мрачной и непростой оказалась моя личная женская судьба.

С самого рождения я осталась круглой сиротой, и семейство Медичи использовало меня в качестве заложницы в борьбе за власть во Флоренции. В девять лет я попала в монастырь, а осажденные в городе республиканцы предложили поставить меня на крепостной стене, по которой непрерывно палили из пушек. К счастью, вмешался мой дедушка Климент VII, на тот момент занимавший папский престол в Риме, и потребовал не трогать ни в чем не повинного ребенка. Однако потерпевшие поражение горожане напоследок отдали меня солдатам, чтобы те позабавились с наследницей великого рода. Не стоит даже говорить о том, каково было пережить подобное событие маленькой девочке. Последствия моей психической травмы взялся лечить все тот же дедушка. Вероятно, это было самое счастливое и беззаботное время для меня. Наконец-то я получила настоящий дом, жила спокойно, меня опекали и даже по-своему любили. Хотя на самом деле для деда я представляла собой крупную козырную карту в политической игре. И мне стало это ясно довольно рано. Уже тогда я понимала, что мне уготована особая судьба. В возрасте четырнадцати лет меня выдали замуж за Генриха де Валуа, второго по счету сына Франциска I, короля Франции, для которого этот союз был выгоден, благодаря поддержке Папы Римского. Мое приданое составило 130 000 дукатов и обширные владения, включавшие Ливорно, Парму и Пизу. Наша свадьба с Генрихом состоялась в Марселе 28 октября 1533 года.

Мне так хотелось произвести впечатление на изысканный французский двор, что я даже прибегла к помощи одного из самых прославленных флорентийских мастеров, изготовивших специально для меня туфельки на высоком каблуке. Надо признать, что мое представление французскому двору было блистательным – своей цели я добилась.

Такого собрания представителей высшего духовенства Европа не видела, пожалуй, со времен средневековых соборов: на церемонии присутствовал сам Папа Климент VII в сопровождении своих многочисленных кардиналов. За торжеством последовали тридцать четыре дня непрерывных пиршеств и балов. Однако вскоре праздничные фанфары отгремели, и я осталась один на один со своей новой ролью.

Французский двор всегда славился своей изысканностью, благородством манер и блестяще образованными и утонченными дамами. Под влиянием возродившегося интереса к древности придворные Франциска I изъяснялись между собой на латыни и греческом, читали поэмы Ронсара и восхищались скульптурными изваяниями итальянских мастеров. В купеческой же Флоренции, в противовес Франции, отцы семейств не были озабочены тем, чтобы дать своим женам и дочерям столь разностороннее образование, вследствие чего в первые годы жизни при французском дворе я чувствовала себя невеждой, не умевшей изящно строить фразы и допускавшей ошибки в письмах. Я ощущала свою изолированность и жестоко страдала от одиночества и неприязни, которую по отношению ко мне демонстрировали французы. Единственным другом, которого я обрела во Франции, стал мой свекор. В 1536 году умер французский наследник. Согласно официальной версии, смерть наступила от простуды, которую дофин подхватил, искупавшись в ледяной воде после игры в мяч. По другой же, наследный принц был отравлен мной, Екатериной Медичи, возжелавшей восшествия на престол своего супруга. К счастью, эти слухи никак не повлияли на теплые отношения между Франциском I и мной, но как бы то ни было, с тех пор за мной прочно закрепилась слава отравительницы. Под давлением моего мужа, желавшего закрепить свое положение рождением наследника, я, до тех пор не принесшая ему потомства, долго и тщетно лечилась у всевозможных магов и целителей с одной-единственной целью – забеременеть. В это непростое для нашего брака время в жизни моего Генриха появилась женщина, которую многие в течение нескольких последующих лет считали истинной правительницей Франции. Я говорю тебе, Инга, о Диане де Пуатье, фаворитке моего законного мужа, которая была на двадцать лет старше него. Генрих высоко ценил мудрость и дальновидность Дианы и внимательно прислушивался к ее советам перед принятием важных политических решений. Я же оставалась незамеченной. У меня не было другого выхода, кроме как смириться со своим унижением.

Долгое время наши отношения с Генрихом представляли довольно-таки странный любовный треугольник: Диана изредка подталкивала Генриха к моему ложу, а я, принимая его, мучилась от ревности и собственного бессилия что-либо изменить.

Сравнение с прелестной Дианой было явно не в мою пользу. Я никогда не была красавицей, а с возрастом порядком располнела и все более походила на своего дядю. Последнее, разумеется, никак не могло быть комплиментом. Особенно отталкивающей чертой был мой чрезмерно высокий лоб. Злые языки утверждали, что между моими бровями и корнями волос вполне могло бы уместиться второе лицо. Это уродство было следствием необъяснимой придворными врачами потери волос, которое я тщательно скрывала, пользуясь париками.

Новость о том, что я забеременела, стала для всех полной неожиданностью. Чудодейственное исцеление было приписано Нострадамусу, медику и астрологу, вошедшему в тесный круг моих доверенных лиц. Мой первенец, названный в честь деда Франциском, родился в 1543 году.

В 1549 году скончался Франциск I. На престол взошел мой муж, Генрих II, а я была провозглашена королевой Франции. Свое положение я год за годом подкрепляла рождением еще нескольких наследников.

Спустя десять лет, в 1559 году, Генрих погиб в результате травмы, полученной на турнире. Во всей Франции, пожалуй, не было человека, столь безутешно оплакивавшего смерть короля, как красавица Диана, моя заклятая соперница.

Теперь мне представилась возможность дать волю накопившемуся гневу и поквитаться с нею. Я потребовала, чтобы де Пуатье вернула мне драгоценности, принадлежащие короне, а также покинула свое жилище – замок Шанонсо.

С восшествием на престол моего сына, болезненного и слабого 15-летнего Франциска II, я сделалась регентшей и фактической правительницей государства.

Придворные недолюбливали меня и не приняли как свою государыню, враги называли «черной королевой», имея в виду неизменные траурные одежды, в которые я облачилась после смерти супруга и не снимала до конца своих дней. За мной на долгие века закрепилась слава отравительницы и коварной, мстительной интриганки, беспощадно расправлявшейся со своими врагами. С моим именем связано одно из самых кровавых событий истории Франции – Варфоломеевская ночь. Согласно приблизительным подсчетам, в ту ночь в Париже было убито порядка 3000 гугенотов.

Волна насилия, зародившаяся в столице, захлестнула и окраины. По всей Франции было убито еще 8000 французских протестантов. Да, Инга, это случилось в моей стране. Я допустила гибель прекрасных людей, отцов и сыновей. Но так уж случилось. И королева не обязана ни перед кем отчитываться.

А тебе известно, что я была большой любительницей искусства и меценаткой? Именно мне принадлежала идея строительства нового крыла Лувра и замка Тюильри. Моя библиотека насчитывала сотни любопытнейших книг и редких древних рукописей. Именно благодаря мне французский двор открыл для себя изыски итальянской кухни, в числе которых были артишоки, брокколи и несколько разновидностей спагетти. С моей легкой руки французы полюбили балет, а дамы стали носить корсеты и нижнее белье. Я была страстной любительницей верховой езды и стала первой женщиной, вопреки протестам со стороны церкви, надевшей панталоны. Вне зависимости от методов, использовавшихся мною в борьбе с противниками, я была, прежде всего, другом, опорой и поддержкой троим своим сыновьям, взошедшим на французский престол: Франциску II, Карлу IX и Генриху III. Я могу сказать тебе, Инга, что моя жизнь удалась. Да, я была глубоко несчастлива в личной жизни, и мне ничто не падало в руки с неба, но я старалась сделать все, чтобы сделать Францию процветающей страной, и родную Италию я не забывала до конца своих дней. Надеюсь, что у меня получилось стать хорошей королевой, матерью и женой. Я скончалась в возрасте семидесяти лет в замке де Блуа, и была похоронена рядом со своим мужем, Генрихом II, в аббатстве Сен Дени. Мне посчастливилось умереть в неведении: я так никогда и не узнала о том, что последний из моих десяти отпрысков, Генрих III, был убит вскоре после моей смерти, а все то, за что я многие годы боролась, кануло в лету. Династия де Валуа прекратила свое существование.

Инга дочитала, взглянула на портрет Екатерины Медичи еще раз и отложила брошюру на тумбочку рядом с кроватью. Она никогда ранее не интересовалась историей в такой мере, как сейчас. Ингу необыкновенно увлекла жизнь этой хрупкой женщины, на плечи которой было возложено немало важных решений, одним из них было сохранение несчастливого брака во имя любви к стране и власти. Русская сеньора задумалась, стоит ли сохранять семью ради иллюзии внешнего благополучия, нужно ли избегать развода в случае, когда это единственно правильное решение.

Артемьева развалилась на широкой кровати в удобной, но очень некрасивой позе. Она накручивала прядку волос на палец мягкими, круговыми движениями и мурлыкала себе под нос какую-то грустную мелодию. Ее размышления отвлек звонок мобильного телефона. Женщина взглянула на экран: высветилось имя мужа. «Володя звонит. Что хочет?» Инга хотела было ответить, но потом передумала. У нее не было желания сейчас разговаривать с кем-либо, тем более с Вовой. Она спрятала вибрирующий и звучащий сотовый аппарат под подушку и повернулась на левый бок. «В этой женщине определенно что-то было! – думала она про себя о Екатерине Медичи. – Вынести измены мужа так безропотно и достойно! Поразительно! Одно дело знать, что где-то на стороне у мужчины случаются связи, которые имеют свойство со временем изживать себя, а другое – контактировать с неизменной любовницей супруга на протяжении двух десятков лет. Эта Диана была тот еще фрукт! Лезла в жизнь страны, не являясь законной королевой! Но после смерти Генриха Екатерина все же расправилась с ней! Я представляю, как долго Медичи ждала этого момента. А чего все-таки хотел Володя?»

Мысли Инги о Екатерине Медичи плавно перешли в мысли об Артемьеве. Она достала телефон из-под подушки и вывела пропущенный номер на экран. Женщина нажала на кнопку вызова и, вслушиваясь в монотонные гудки, стала ожидать голоса супруга из необъятной сети сотовой связи, в которую впутались и в которой погрязли практически все существа, называемые людьми. Посредством мобильников они признавались в любви, ссорились, скучали друг по другу, сообщали о прискорбных и счастливых событиях, а иногда механически обменивались простыми, ничего не значащими словами, соблюдая никому не нужные формальности. Последнее относилось к этому телефонному разговору, который обоюдно забылся супругами сразу же после отбойных гудков.

Следующее утро Артемьева решила начать с посещения настоящего итальянского ресторана. Она намеренно проспала завтрак в отеле: подольше понежилась в своей широкой постели под прогретым ее телом тонким стеганым одеялом. Покинула Инга постель часиков в десять. Полчаса женщина провела под приятным, теплым, напористым душем, затем подсушила волосы феном, нанесла, стоя перед зеркалом, на лицо тональный крем цвета беж, по незначительно выступающим скулам провела кисточкой для румян с золотисто-персиковой пыльцой, подкрасила редкие ресницы коричневой тушью, а на губы наложила нейтральный, переливающийся на свету жидкий блеск. Инга надела легкую клетчатую рубашку и джинсы, удачно подчеркивающие низ ее стройной фигуры.

Инга вышла из отеля на солнечную улицу в одиннадцать часов и направилась куда глаза глядят. Она шагала не торопясь: ей некуда было торопиться. Артемьева шла, разглядывая красочных и совершенно разных прохожих, которые шли ей навстречу или обгоняли, как будто демонстрируя русской сеньоре свои курчавые затылки или небрежно собранные густые хвостики. «Зайду в первый попавшийся мне на глаза ресторанчик, – подумала женщина в клетчатой рубашке и светло-голубых джинсах, оглядываясь по сторонам. Но кроме магазинов с поразительно красивыми витринами и лавок итальянских вин и специй вокруг ничего не было. Вскоре Инга оказалась перед выбором: идти прямо или завернуть за угол. И сейчас же она увидела сразу два ресторанчика: один находился через дорогу, а другой – за углом, в маленьком, уютном тупике. Она сделала шаг влево и буквально через десять метров провалилась в волшебный, удивительный мир, сотканный из красивых дизайнерских штучек и гастрономических чудес. Женщина вошла в открытую дверь и обомлела.

Ручная роспись потолков, панно из драгоценных видов мрамора, оникс, состаренное серебро и золото, фантазийные люстры, ковка, черное стекло и зеркала – все эти приемы создавали невероятное по силе воздействие на русскую сеньору. Она стояла как вкопанная в дверях и с открытым ртом разглядывала все вокруг. Пробегающие мимо улыбающиеся официанты не смущали ее. Когда Инга пришла в себя, ей стало немножечко стыдно: Артемьева видела немало ресторанов за свою жизнь, а сейчас повела себя так, как будто только что приехала из глухой деревушки и впервые увидела людей, с аппетитом поглощающих стейки и выпивающих всевозможные коктейли. Женщина не могла понять, что же все-таки произвело на нее такое сильное и приятное впечатление: обычный тосканский стиль, близкий и дорогой московской публике, и ничего более. Большие зонтики, маркизы на окнах, парусиновый потолок, яркие цветы в горшках, множество светильников, легкие плетеные кресла… Но как же по-итальянски колоритно была создана композиция из цветочных горшков, небольших зеркал, жующих посетителей и неугомонно бегающих с подносами официантов!

Артемьева села за единственный свободный столик. Ее никто не замечал. Она несколько раз пыталась дозваться официантов жестами, но к ней никто не подходил. Русской сеньоре показалось это крайне оскорбительным, и она даже расстроилась. Несмотря на то, что все столики довольно большого зала были заняты, в ресторане не было шума: слышались постукивания вилок и ложек о тарелки, периодический смех, обрывки итальянской речи и спокойная, расслабляющая фоновая музыка. «Странно, – подумала Инга, – итальянцы – эмоциональный народ. Почему они не шумят?»

Ее размышления прервал телефонный звонок. Она ответила:

– Хорошо, я просмотрю, но не сейчас. На днях. Это ведь не срочно? Хорошо. У меня нет под рукой компьютера. Настюша, подожди, я доберусь до поместья и сообщу тебе свое мнение. Я не сомневаюсь в том, что ты все сделала прекрасно! Нет, дорогая, я не дома. Я во Флоренции. Вот зашла в какое-то место перекусить, а меня в упор никто не видит и не хочет накормить!

Инга засмеялась. Ей стало необыкновенно весело и хорошо. Просто так. Она была рада услышать Настю, свою коллегу и хорошую знакомую. Не подругу, а именно знакомую: Артемьева слабо верила в женскую дружбу.

– Хорошо, сделаю, дорогая. Пока, – русская сеньора попрощалась со звонившей и спрятала телефон в сумку, которую по привычке повесила на спинку интересно плетеного стула, а не положила рядом на сиденье. Когда она повернулась лицом к залу, то увидела перед собой мужчину в полосатой футболке с крошечными темно-синими пуговицами и белых широких штанах. Он протягивал ей тонкую книжку средних размеров, похожую на меню.

– Доброе утро! Рад приветствовать соотечественника в нашем скромном местечке, – бодро произнес незнакомец, широко улыбаясь.

– Прекрасно! Вы говорите по-русски? Как я рада! Вы официант? – воодушевилась Инга тем, что на нее все же обратили внимание в этом заведении.

– Да, – ответил молодой человек.

– Вы одеты просто как-то иначе, чем другие ваши работники, – заметила Артемьева.

– Не успел переодеться, – снова улыбнулся официант.

– Хорошо. Я хочу позавтракать, – призналась Инга. – Очень проголодалась. Как вас зовут?

– Роман, – представился русский молодой человек.

Она отложила меню:

– Знаете, Роман, я хочу что-нибудь вкусненькое и быстрое. Что вы посоветуете? Мне не очень хочется копаться в вашей книжке.

– Вы пробовали фриттату? – спросил официант в полосатой футболке.

– Нет, а что это?

– Это итальянский омлет. Его готовят с начинками из мяса, сыра, колбас, овощей. Очень вкусно и быстро. Попробуйте, – посоветовал Роман.

– Давайте, – согласилась Инга.

– Хотите, я приготовлю вам фриттату с телятиной, красным перцем и шпинатом? – предложил молодой человек.

– Как приготовите? Вы же официант. Или нет? – удивилась Артемьева.

– Иногда я еще и повар. При определенных обстоятельствах, – смутился Роман. – Пить хотите что-нибудь?

– Да. Мартини. И три оливки, пожалуйста, – попросила Инга. – Какой вы странный!

– Вы не пожалеете, – с этими словами официант испарился.

В течение двух минут мартини Бьянко и тремя оливками добрались до столика русской сеньоры. Но принес напиток другой официант в специальной форме: цветастой рубашечке и кремовой жилетке с маленькими кармашками.

Роман прошел на кухню, помыл руки, надел на голову рабочую бандану, чтобы волос не попал в приготовляемую пищу, натянул через голову фартук, не желая испачкать одежду, и приступил к готовке. Работники кухни не были удивлены: хозяин частенько выполнял их работу с большим удовольствием, особенно в тех случаях, когда в ресторан приходили его соотечественники.

Официант-повар виртуозно поставил сковороду на горячую печь и достал все необходимые продукты из холодильника. Он нарезал соломкой лук-шалот, красный перец, вареную телятину, которую повара отварили утром для кростини.

На среднем огне Роман в оливковом масле жарил лук-шалот и красный перец до тех пор, пока перец не стал мягким. Следом отправил на сковородку отварную телятину. Нашинкованный шпинат повар добавил в последнюю очередь. Сразу же приступил к взбиванию в однородную массу трех яиц с небольшой щепоткой соли и двумя столовыми ложками сметаны. Полученную смесь он вылил в сковороду – к телятине, накрыл крышкой и на медленном огне оставил жарить до полной готовности. Готовую фриттату он выложил на тарелку и присыпал смесью перцев и тертого сыра пармезана. Полученное блюдо Роман украсил веточкой кудрявой петрушки и, сняв поварское обмундирование, направился с тарелкой в гостевой зал, к русской посетительнице.

Инга почти допила свою порцию мартини Бьянко. Роман поставил перед ней тарелку с итальянским омлетом и пожелал приятного аппетита.

– А можно хлеба? – попросила Артемьева.

– Вам не нужен хлеб. Вы забьете им вкус блюда. Омлет получился очень сытным. Вот увидите – вы не сможете все съесть без остатка. А вообще, итальянские блюда старайтесь есть без мучных дополнений. Еще мартини?

– Нет, спасибо. Попробую вашу фриттату, – женщина улыбнулась Роману и принялась за еду.

Он исчез так же внезапно, как и появился. Инга наслаждалась самыми обыкновенными взбитыми яйцами с телятиной, зеленью и болгарским перцем, поджаренными на оливковом масле, как каким-то изысканным деликатесом. Когда с омлетом было покончено, она доела последнюю оливку с зубочистки, допила остаток вермута и выплюнула косточку в пустой бокал для мартини. Ингу удивило то, что все три оливки оказались с косточками: в Москве закуска к мартини всегда подавалась без них.

Инга попыталась жестом привлечь хоть какого-нибудь официанта, но попытки опять не увенчались успехом. Молодые мужчины в специальной форме, кружа, перемещались от столика к столику, меняли пепельницы и салфетницы, убирали грязную посуду и бесконечно улыбались.

Положение Артемьевой снова спас Роман, который будто вырос из-под земли.

– Я могу забрать вашу тарелку? – вежливо поинтересовался он.

– Да. Спасибо. Превосходный омлет. Можно принести мне счет? – улыбнулась русская сеньора.

– Нельзя, – с серьезным лицом сказал чудо-повар-официант.

– Почему? – Инга взглянула на него удивленно.

– Заведение угощает вас и ждет сегодня вечером на ужин. Мы надеемся увидеть снова русскую сеньору у нас в гостях, – смущенно произнес Роман, теребя пуговку у себя на футболке.

– Роман, послушайте, принесите мне, пожалуйста, счет, – настаивала Артемьева. Ей было страшно неудобно от ситуации, в которую она неожиданно для себя попала.

– Не принесу, – не уступал ей мужчина. – Правда, не стоит беспокоиться. Вы не принесли ресторану абсолютно никакого ущерба. Позвольте заведению отказать вам в счете.

– Какой вы невыносимый! Но я могу хотя бы оставить вам на чай? – робко поинтересовалась Инга.

– Это тоже будет излишним, – вежливо уклонился русский.

– Позовите мне владельца вашего ресторана. Я просто хотела бы его поблагодарить, если он не очень занят, – попросила Артемьева.

– Он перед вами. Благодарите, – улыбнулся Роман.

– Ах вот оно что! Сколько в вас всего намешано, прямо как в этой фруттате. Вы и повар, и официант, и шеф, – захохотала женщина.

– Фриттата. Омлет называется «фриттата». Да, приходится иногда начинать все сначала, с конца, увы, не начинается в нашей жизни ничего, – поправил ее хозяин.

– Извините. Конечно, я понимаю. Благодарю вас за чудесный завтрак. Я к вам зайду, но только в том случае, если в следующий мой визит вы все-таки принесете мой счет, – щеки Инги покрылись легким румянцем.

– Не могу вам этого обещать. Но ждать вас обязуюсь. Приходите, пожалуйста, еще хотя бы раз. Я удивлю вас еще больше. Итальянская кухня бесподобна, в чем вы сможете убедиться. Если захотите, я научу вас готовить настоящую итальянскую пасту, равиоли и лазанью и много чего другого. Инга, приходите сегодня вечером или в любой другой день, в любое время, когда пожелаете, – речь Романа стала сбивчивой, и чтобы не выдать свое непонятное волнение, он решил замолчать.

Артемьева встала из-за стола:

– Хорошо, я навещу вас еще раз сегодня вечером – часиков в девять.

– Непременно. За какой столик хотите присесть на свой ужин? Мы его забронируем.

– За любой, – Инга улыбнулась с некоторой долей кокетства: она была польщена вниманием Романа. – У вас прекрасное место, и абсолютно за любым столиком мне будет одинаково уютно.

– До девяти, – мужчина поцеловал Артемьевой руку.

– До девяти, – улыбнулась Инга и поторопилась от чрезмерного смущения оказаться за пределами заведения.

«Что это было? Со мной ли?» – русская сеньора выбралась на оживленную широкую улицу и взяла курс на отель, в котором остановилась. «Артемьева, ты кокетничала с ним. Ты позволила себе не оплатить свой счет. Ты даже не настаивала, а спокойно приняла этот щедрый дар. Какой приятный парень! Молодой. Моложе тебя лет на десять, не меньше.

Да еще и русский. Русский во Флоренции. Самое интересное, что он не турист. А вот это уже удивительно! Инга, ну ты даешь! Такое могло случиться только с тобой!» – мысли вились в голове женщины, одновременно смущая и радуя ее. Она слышала, как учащенно бьется сердце в груди, пытаясь вырваться наружу, к этому волшебному свету тосканского солнца и флорентийской радости. «До девяти вечера нужно успеть купить себе красивое платье, – думала Артемьева. – Пусть это будет всего лишь один вечер, который ровным счетом ничего не значит, но пусть он сбудется и произойдет. Инга, тебя только что пригласили на свидание. Первое свидание за долгие годы». Когда Володя приглашал свою супругу на вечер для двоих, на настоящее рандеву? Сто, а может, и тысячу лет назад.

Он часто устраивал какие-то благотворительные вечеринки или просто посиделки в кругу близких друзей и хороших знакомых. Но ей казалось, что вся эта публика собиралась лишь для того, чтобы не оставлять их друг с другом наедине. С каждым годом Артемьевы отдалялись от своего первоначального супружеского счастья, что ничуть не расстраивало Володю, но безумно огорчало Ингу.

«Неважно, – думала она про себя. – Теперь это неважно. Сегодня вечером у меня свидание. Я хочу новое платье. И туфли. Даже если это будет мое первое и последнее свидание – нестрашно! Зато у меня будут обновки, которые скрасят мое разочарование! Так где здесь магазин женской одежды и обуви? Где-то тут я видела, когда проходила мимо…»

Артемьева почти сразу встретила взглядом витрину, которую искала, как только вспомнила о ней. Она выпрямила спину и постаралась войти в магазин как можно более грациозно, чтобы произвести приятное впечатление на продавщиц и на саму себя.

Выбирая платье, Инга даже подумать не могла, как предстоящее свидание повлияет на ее жизнь, заставит пересмотреть многие вещи, изменит отношение к мужчинам, браку и макаронным изделиям. Женщина просто выбирала платье. Обычное платье для обычного свидания.

Ровно в девять часов вечера этого же дня Инга, как и обещала Роману, появилась в дверях его ресторана. Она выглядела просто прекрасно: новое платье сидело на фигуре стройной тридцатидевятилетней женщины самым лучшим образом. Итальянские модельеры всегда знали, что и как нужно носить женщине, чтобы скрывать маленькие недостатки и подчеркивать достоинства своего тела. Предпочтение в цветовой гамме у создателей коллекций было однозначным: черный всегда, везде и во всем. Но вещи более оптимистичных раскрасок также встречались на магазинных вешалках. На одну из таких вещей Инга и обратила внимание.

Она выбрала для себя простое по фасону трикотажное платье цвета фуксии. Оно имело округлый вырез у шеи и чуть прикрывало коленные чашечки. Единственным его дополнением был тонкий, также трикотажный ремешок, который Инга завязала изящным и неброским бантиком на левом бедре. Ступни русской сеньоры украшали бежевые босоножки с едва заметным каблучком, максимально обнажавшие плавные изгибы. В руках она держала крошечный кремовый клатч.

Роман ждал русскую сеньору. Он встретил желанную гостью у входа и сразу же провел ее в самый конец огромного зала, к уже сервированному столику.

– Вы составите мне компанию? – первое, о чем попросила Инга хозяина ресторана, не успев сесть на отодвинутый им стул. – Мне совсем не хочется ужинать одной.

– С большим удовольствием. Если вы, конечно, не будете против, – Роман был рад этому приглашению. Он надеялся на него еще утром. – Одну минуту, я только зарезервирую официанта для нашего столика. Нужно будет добавить столовые приборы для меня – и можно приносить холодную закуску. А еще нам предстоит выбрать вино. Или вы будете пить что-нибудь другое?

– Нет. Я хочу вино. Красное сухое. На ваш вкус.

– Хорошо, тогда я спущусь в погреб и принесу бутылки лучшего, на мой взгляд, вина. Я подскажу вам основные характеристики и преимущества, а выбор останется за вами. Не скучайте, я скоро буду, – с этими словами мужчина скрылся за плетеной ширмой.

Через несколько минут к столику подошел любезный официант. Он поприветствовал сеньору как-то так: «Добрый вечо-о-ор!» и поставил новые приборы для Романа напротив женщины. Артемьева улыбнулась мальчику. Ей была необыкновенна вся эта атмосфера, которая творилась вокруг нее. Она чувствовала, как непонятное и сладко щемящее в груди чувство радости от музыки, пепельницы, вилки и двух хорошо начищенных винных бокалов росло и расходилось волнами по телу.

Вскоре Роман вернулся. Он принес небольшую плетеную корзину с несколькими бутылками вина. Поставил ее на пол и взял первую бутылку в руки:

– Давайте мы с вами, Инга, посмотрим, что в этот вечер подойдет нам больше всего. Итак, сейчас я держу в руках брунелло ди Монтальчино. Ле Мачоке. Ризерва. Красное сухое, как вы и хотели. Алкоголя здесь 14 %, емкость бутылочки 0,75 литра, год урожая 2006-й. Сорт винограда «санджовезе гроссо». Перед тем как разлить это вино в бутылки, его два года выдерживали в специальных бочках. Цвет вина насыщенно-гранатовый с рубиновыми отблесками. У него невероятно интенсивный аромат с пряными нотками гвоздики и чистой ягодной составляющей ежевики. В объемном вкусе мягкие танины дубовой древесины объединились с более мощными танинами этого сорта винограда. Достойно противостоять танинам в послевкусии смогут мясные блюда. Рекомендуется к зрелым сырам, к жирным блюдам из дичи, перченому стейку, телячьей печени. Стейк нам предстоит отведать. Сыры тоже будут. Так что можете попробовать.

Он поставил бутылку с довольно привлекательной этикеткой перед своей соотечественницей, чтобы та могла при желании ознакомиться с ней, и взял из корзинки второй стеклянный сосуд с чудесным напитком:

– Так, что у нас здесь. Тоже довольно неплохое вино, должен заметить. Оно моложе предыдущего, поэтому легче в усвоении и менее терпкое. Это Россо ди Монтальчино. Ле Мачоке. Красное сухое. Алкоголь – 14 % от общего объема. Емкость та же. Год урожая 2010-й. Состав – «санджовезе гроссо брунелло». Блестящий красно-рубиновый цвет; яркий аромат с цветочными и фруктовыми тонами в обрамлении оттенков дубовой древесины и сладких специй; вкус сочный, фруктовый, с доминантой тонов ежевики; приятное вибрирующее послевкусие. Универсальное гастрономическое вино. Это значит, что оно удачно гармонирует с любыми продуктами от мяса до рыбы, от овощей до фруктов.

Вторую бутылку Роман также поставил перед Ингой и потянулся за следующей, но гостья остановила его:

– Давайте выпьем его. Оно универсально, как вы говорите. Не утруждайте себя больше, – Инга была смущена таким излишним вниманием к своей персоне.

– Но тут еще пять бутылок. Здесь есть вина вкуснее. Хотя, знаете, Инга, я поставлю эту корзинку тут недалеко в сторонке, и в том случае, если вам Россо ди Монтальчино не понравится, мы откроем другую бутылку. Договорились?

– Открывайте скорее. Я думаю, что не ошиблась в своем выборе, – женщина улыбнулась и смущенно дотронулась до своей щеки.

Из стоящего рядом со столиком шкафчика, удачно вписывающегося в дизайн, Роман достал нарзанник. Мужчина надел на бутылку тряпичную салфетку цвета бордо, сложенную в красивый бантик, и откупорил вино. Пробка была тугой и плотной. После ее извлечения из стеклянного горлышка бутылки, как волшебный джинн, освободился от заточения удивительный фруктово-ягодный аромат. Загадочный молодой человек встал из-за стола и разлил вино по бокалам: сначала Инге, потом себе.

В это время закрепленный за столиком официант выставлял на стол разные вкусности. Сначала он принес сырное ассорти, небольшую вазочку фруктов и ягод, свежие овощи, зелень, карпаччо из говядины и красного лосося.

– Сегодня я имел смелость сам составить меню вашего ужина. Но я надеюсь, что вы не пожалеете, что пришли, – Роман смущенно улыбнулся. Ему очень хотелось, чтобы гостья была всем довольна и у нее остались об этом ужине только приятные впечатления.

– Как много всего! Мы же не съедим все это! – удивилась Артемьева.

– Это и не требуется. Это всего лишь закуска. Впереди нас ждет первое, второе и десерт. Так что особенно не расслабляйтесь!

– Да вы что! Я не оправдаю возложенных на меня надежд, – Инга покраснела и закрыла лицо руками.

– Вам так кажется! Вы только попробуйте! Доедать вас никто не заставит. Пробуйте, наслаждайтесь каждым выпитым глотком вина и каждым блюдом так же, как вы наслаждаетесь каждым моментом своей жизни! Мы же в Италии.

Инга взглянула на сидящего напротив мужчину и задумалась: «Наслаждаться напитками и едой, как и жизнью! Интересный совет. А могу ли я наслаждаться жизнью? А глотком вина? Пусть Италия научит меня этому!» Она потянулась к бокалу и спросила:

– Каким будет наш первый тост?

Роман тоже взял бокал:

– Я предлагаю выпить за то, что сегодняшним солнечным утром вы решили позавтракать в нашем скромном ресторанчике, и за то, что вы приняли мое приглашение отужинать здесь же. Я хочу выпить за случайные случайности, которые приносят нам приятные эмоции! Предлагаю выпить исключительно за это и ни за что более!

Артемьева вслушивалась в слова красивого молодого человека. Она попыталась найти в этом тосте хоть какой-то намек на пошлость, который обычно проскальзывает в речах мужчины, но, как женщина ни старалась, ей это не удалось. Инге ничего не оставалось, как присоединиться к словам Романа и чокнуться бокалами.

Вино действительно было великолепным. Инга не стала рассказывать новому знакомому о ее совместном с мужем поместье, где выращивается и обрабатывается этот дивный сорт винограда, который затем трудами умелых виноделов превращается в чудесный солнечный напиток.

– Расскажите мне о себе. Мы толком даже не познакомились. Как вы попали в Италию? – обратилась Инга к Роману, когда их бокалы снова опустились на стол своими тонкими стеклянными ножками с круглым основанием.

– Это долгая история, – засмеялся хозяин ресторана.

– Вы куда-то торопитесь?

– Нисколько.

– Тогда я слушаю вас очень внимательно, – женщина улыбнулась. Молодой человек нравился Инге, и это обстоятельство доставляло ей большое удовольствие.

– Ну что ж! Тогда слушайте! Около десяти лет назад в возрасте девятнадцати лет некий молодой самонадеянный паренек по имени Роман и по фамилии Плотников из провинциального российского городка под названием Волгоград прилетел в Милан, – начал свое повествование загадочный русский сеньор. – В юности я неплохо танцевал, и мне посчастливилось попасть в танцевальную труппу к одному успешному итальянскому хореографу. Имени я не буду называть, оно мало известно за пределами танцевального мира.

– Вы танцовщик? Как Рудольф Нуриев?

– Ну что вы, Инга! Мне до уровня этого великого человека никогда не дорасти. Я не занимался балетом. Мы ставили танцы с элементами современных направлений.

– А сейчас вы танцуете?

– Редко. Раньше я танцами зарабатывал себе на жизнь, теперь у меня иной источник дохода. Искусство – это труд. Танцы требуют больших духовных и физических усилий. С возрастом я обленился и отъел себе животик, – Роман погладил себя по чуть заметной округлости под рубашкой. – Теперь это для меня скорее хобби, нежели работа.

– Как интересно, – Артемьева старалась незаметно более детально разглядеть сидящего напротив интересного мужчину. С каждой минутой общения он казался ей все привлекательнее.

Роман Плотников – двадцатидевятилетний молодой человек с ростом чуть более ста восьмидесяти сантиметров. Черты его лица мягкие, где-то даже женственные, только подбородок казался чуть тяжеловатым. Глубоко посаженные темно-зеленые глаза размером чуть ли не с грецкий орех, будто прожигали собеседника насквозь. Аккуратный и красивый нос привлек внимание Инги, и она задержала на нем свой взгляд. Затем внимание женщины привлекли небольшие, средней объемности губы. Черная крошечная родинка украшала массивный подбородок мужчины и придавала всему лицу необыкновенную привлекательность.

Хозяин ресторана продолжал рассказ о себе:

– Работа моя приносила мне большое удовольствие. Я считаю, что мне повезло в жизни: зарабатывать на жизнь делом, которое любишь, – подарок судьбы. Тем более, именно благодаря танцам я познакомился со своей женой, которая осчастливила меня рождением моей любимой дочери.

Артемьевой показалось, что от услышанных слов она со страшным грохотом провалилась сквозь стул на деревянный пол. Но это были лишь ощущения, в действительности Инга продолжала спокойно восседать на своем стуле с неизменным, почти замороженным лицом.

– Вы женаты? – постаралась без особого интереса спросить русская сеньора.

– Уже нет, – улыбнулся Плотников. – Мы прожили вместе четыре года. Знаете ли, когда на чужбине вы встречаете русского человека, то вам сразу хочется с ним дружить. А любовь получается сама собой. Вот так у меня и случилось. Сначала просто вместе работали, потом подружились, затем влюбились, потом поженились, ну и закончилось все прекрасным ребенком.

– Русская танцовщица?

– Да. Очень талантливая девочка. Сейчас она вместе со своим новым мужем – итальянским бизнесменом – перебралась в Париж и забросила свою танцевальную карьеру, насколько мне известно.

– А дочка?

– Лию Марина оставила со мной.

– Ясно, – Артемьевой показалось, что она вмешивается в чужую личную жизнь, чего она старалась избегать.

Но Роман так не думал. Он сам с большим удовольствием рассказывал о себе:

– Лии уже восемь лет. Она моя умница. Радует меня. Учится хорошо, занимается танцами и рисованием.

– Лия – это ваша дочь?

– Да. А Марина – это моя бывшая жена. Она ушла от меня к более успешному человеку около четырех лет назад.

Русскую сеньору поразило то, с какой легкостью этот мужчина говорит о том, что другой бы на его месте произносил с более негативной интонацией. Женщина ощущала некоторое неудобство от чрезмерной искренности нового знакомого.

Она с крайним нежеланием ожидала, что после рассказа о своей жизни ее прекрасный собеседник захочет услышать ее историю. Инга понимала, что человек, сидящий напротив, счастливее ее в тысячу раз, несмотря на то, что он находится в разводе и один воспитывает дочь. Но, к удивлению Артемьевой, после своего повествования Роман не стал ее ни о чем расспрашивать, а обратился к официанту с просьбой принести первое блюдо.

– Сейчас, Инга, вы попробуете вкусный итальянский суп. Он называется каччукко. Как и все тосканские супы, по консистенции он напоминает гуляш. Первоначально каччукко готовили из любой рыбы и морепродуктов – в зависимости от улова. Есть несколько легенд о происхождении этого блюда: по одной из них – его впервые сварила вдова погибшего рыбака, товарищи которого поделились с ней своим уловом, по другой – суп изобрел смотритель маяка, которому запрещали жарить рыбу, поскольку масло было топливом для светильника. Сегодня повара приготовили этот суп на смеси рыбного бульона, красного вина и томатного соуса, в которую добавили морепродукты: мидий, кальмаров, осьминогов и рыбу – дораду, морской гребешок, зубатку, мурену и морского угря. Вам должно понравиться, я надеюсь, – Роман долил вина в опустевшие за разговором бокалы.

Вскоре появился официант с двумя небольшими порциями густого супа, который, как и сказал Плотников, больше походил на гуляш. В красном бульоне виднелись значительные куски рыбы и морепродуктов. Запах от горячего блюда исходил неописуемо прекрасный, поэтому Роман и Инга, пожелав друг другу приятного аппетита, незамедлительно приступили к трапезе. Они наслаждались содержимым тарелок молча, видимо, давая друг другу немного времени для осмысления их удивительного знакомства.

Инге было необыкновенно приятно общество Плотникова. Но в то же время чувство необъяснимого страха не покидало женщину ни на минуту. Артемьева надеялась, что вино расслабит ее и избавит от излишнего беспокойства, но этого не происходило. Русская сеньора не хотела выказать своего смущения собеседнику, Инга боялась показаться смешной. Но она совершенно не замечала того, что точно в таком же положении находился и ее новый знакомый: Роману не хотелось, чтобы Инга видела, как дрожит его рука, когда он разливает вино.

Тарелки быстро опустели, и официант унес их. Со вторым блюдом Инга с Романом решили подождать. Они пили вино и продолжали оттенять его вкус холодными закусками, представленными на столе.

– А вы давно в Италии? – спросил хозяин ресторана у своей желанной гостьи.

– Несколько недель, – ответила Артемьева.

– Как вам страна?

– Замечательно. Во Флоренции я второй день. Успела осмотреть только палаццо Питти и купить себе пару босоножек, – созналась Инга.

– Лиха беда начало, – Роман засмеялся. – А надолго здесь?

– Завтра возвращаюсь домой.

– Так быстро? Вы прилетели в Италию из России всего на два дня? По работе, наверное.

– Нет. Я остаюсь в Италии. У нас с мужем поместье в Монтальчино. Мы пока не собираемся в Москву, – стала раскрывать свои карты Артемьева.

– Очень жаль. Я хотел предложить вам свои бесплатные услуги гида, но они уже не понадобятся, как я понимаю, – расстроенно произнес Плотников.

– Почему же? – улыбнулась Инга. – Я надеюсь, что это не последний мой визит во Флоренцию. У вас еще будет возможность показать мне город.

– Что вы больше хотите на второе – пасту или равиоли? – поинтересовался Роман.

– Вы хотите, чтобы я стала толстой и некрасивой, поэтому пытаетесь накормить меня макаронами? – с наигранной серьезностью спросила русская сеньора.

– Ну что вы! Женщину полнят отнюдь не макаронные изделия, а отсутствие любви и внимания. Взгляните на итальянскую кухню: если из нее убрать спагетти, равиоли, пасту и подобное, то она заметно обеднеет. Но если мы посмотрим на итальянских женщин, то найдем их необыкновенно красивыми и привлекательными. А все почему? Потому что итальянские мужчины без ума от итальянских женщин, несмотря на тягу последних к макаронам.

– Итальянцы без ума не только от итальянок, – заметила Инга. – Они любят представительниц прекрасного пола в принципе, независимо от нации и вероисповедания.

– Согласен, – улыбнулся Плотников. – Но разве это плохо?

Артемьева оставила этот вопрос без ответа.

– Хочу равиоли, Рома. Попросите ваших поваров испортить мою талию парочкой лишних сантиметров, – сказала русская сеньора и сделала глубокий глоток вина.

– Какую начинку предпочитаете? Сырную, мясную, рыбную, овощную? – спросил Роман.

– Давайте попробуем сырную, – решила гостья.

Плотников передал пожелание гостьи официанту, и тот, откланявшись, мгновенно испарился.

– Нам придется долго ждать? – полюбопытствовала Инга.

– Вы торопитесь?

– Нет. Наоборот. Хочется, чтобы между блюдами были небольшие паузы.

– Так и получится, – Роман долил вина в бокалы.

– Вот и замечательно, – Артемьева чувствовала, что уже начинала пьянеть. – Теперь моя очередь рассказать о себе, я полагаю?

– Это не обязательно, Инга. Если вы хотите, то можете ничего о себе не говорить.

– Вам неинтересно послушать мою историю? – Инга ощутила некоторое чувство досады от его слов.

– Интересно. Очень интересно. Просто мне на мгновение показалось, что вы не хотите рассказывать мне о своей жизни. На самое главное вы уже сказали.

– Что именно?

– То, что вы замужем.

– Это важно?

– Важен ли этот факт для вас? Я не знаю. Вам виднее.

Русская сеньора посмотрела на владельца ресторана пронзительным взглядом:

– А для вас?

– Видите ли, я не связан никакими обязательствами. Поэтому я не вижу ничего плохого в том, что два соотечественника, встретившись на чужой земле, просто сидят за одним столом и ужинают, – при этих словах Плотников зацепил шпажкой малину из ягодной тарелки и направил ее себе в рот. Он почувствовал, что в разговоре с Ингой появилось небольшое напряжение, которое он свел на нет.

– Я тоже так считаю, – ответила ему Артемьева, почему-то обидевшись. Ей показалось, что новый знакомый задумался о том, что замужняя женщина не должна была соглашаться на ужин с мужчиной, как бы он ни старался сбить ее с пути истинного. Но Инга умело скрыла возникшее чувство обиды под очаровательной улыбкой. «Мне все равно, что за мысли кружат в голове этого красавца! Я получаю удовольствие от еды, вина, приятной компании. А все остальное не имеет никакого значения для меня в данную минуту!» – она отпила вина из полупустого бокала.

Плотников опустил глаза в свою тарелку и не торопился продолжить беседу. Возникло напряженное молчание. Его нарушила Артемьева:

– Скажите, Рома, а что вы мне предложите на десерт?

– Вы можете ознакомиться с меню и выбрать. Но я могу посоветовать штрудель, тирамису или муссы с ягодками и фруктами.

– А кростини?

– Но это же слишком просто, – Роман улыбнулся. – Я хотел вас удивить. А кростини – это всего лишь закуска из кусочка поджаренного и хрустящего хлебца с добавками из разных начинок. Для десерта подойдут фрукты и ягоды. Хотите?

– Да. Именно простой хлеб с мелко нарезанными фруктами.

– Чем будете запивать эту закуску? Может, все-таки десерт?

– Нет, не хочу. Пить буду черный чай с бергамотом.

– Хорошо. Будет исполнено.

Позже официант принес равиоли. Он поставил блюдо перед гостьей и наполнил ее бокал вина. Плотников взял тарелку, предназначавшуюся ему, с подноса самостоятельно: он не любил излишне обременять своих работников.

– Как чудесно пахнет! – Инга ощутила аромат, исходящий от только что сваренных, еще парящих итальянских пельмешек, и приступила к их поеданию. Она была сыта, но остановиться уже не могла.

– Когда вы возвращаетесь в поместье? – спросил Плотников.

– Завтра утром, – ответила Инга.

– Я могу вас подвезти, – предложил гостеприимный и вежливый хозяин ресторана.

– До Монтальчино?

– А почему нет? Я завтра свободен весь день. Мне было бы приятно провести с вами еще несколько часов в дороге.

– Спасибо большое. Но муж пришлет за мной нашего водителя, – обманула Артемьева.

– Очень жаль, – улыбнулся Роман. – Может, как-нибудь в другой раз вы мне позволите это сделать. Вы же еще приедете во Флоренцию? Голодной и без ночлега вы не останетесь точно. Я вам это гарантирую.

Артемьева засмеялась:

– Я в этом не сомневаюсь.

– Ну вот. Так когда вы приедете в следующий раз?

– На следующей неделе, полагаю. Вы мне покажете места во Флоренции, где я еще не была?

– Непременно. Я буду вас ждать, Инга. Ваши кростини готовятся. Чай заваривается.

– Замечательно. Вы выпьете со мной чаю?

– Пожалуй.

– В следующий ваш визит я познакомлю вас с моей дочерью. Я думаю, что вы найдете общий язык.

– Мне бы очень хотелось увидеть Лию.

Мужчина и женщина ели равиоли, не глядя друг на друга. Они оба были смущены, и с каждым разом все сложнее подбирались слова для поддержания разговора.

Вскоре официант принес фруктовую закуску и чай с сервизом. Он убрал ненужные тарелки с остатками еды и, расставив чашки, разлил чай. Бокалы с недопитым вином официант аккуратно отодвинул в сторону, оставив на столе. Артемьева и Плотников пили вкусный напиток и кусали хрустящие хлебцы с фруктовой добавкой. Теперь они говорили на отвлеченные темы, не касающиеся личной жизни.

– Я могу вас проводить до вашего отеля? – спросил Плотников, когда Инга собралась уходить.

– Да. Конечно. Он в десяти минутах от вашего ресторанчика.

Артемьевой показалось странным, что они не перешли на «ты». Ей нравился этот молодой человек, лишенный напористости и излишнего пафоса.

– Я оставлю вам свой номер телефона, – у дверей отеля Роман протянул Инге свою визитку. – Как приедете, позвоните, пожалуйста. Я буду ждать. Был рад знакомству. Доброй ночи.

– Хорошо. Позвоню непременно. Мне понравилось питаться вкусно, сытно и бесплатно, – Инга засмеялась. Плотников подхватил ее смех.

Роман поцеловал руку Артемьевой на прощание. Женщина неторопливо поднялась по ступенькам и скрылась в дверях отеля. Плотников потоптался на месте некоторое время после ее ухода, а затем пошел по освещенной улице в сторону, противоположную его ресторану. Ему захотелось немного прогуляться перед сном – после такого прекрасного вечера, проведенного с приятной женщиной. Он шагал по тротуару и насвистывал под нос любимую мелодию.

По приезде в поместье Инга первым делом отправилась в ванную комнату. Дорога из Флоренции в Монтальчино утомила ее: хотелось поскорее погрузиться в ванну с теплой водой, чтобы немного расслабиться. С мужем она увиделась позже за обеденным столом. Разговор их не был ничем примечателен: обмен общими фразами, пожеланиями приятного аппетита, не более того. Два совершенно чужих и одновременно близких друг другу человека сидели за одним столом и молчали, неторопливо поглощая содержимое своих тарелок: отварную курицу, картофельное пюре и салат из крупно нарезанных помидоров и тонких колец красного лука, заправленных оливковым маслом.

– Как тебе поездка во Флоренцию? – поинтересовался Володя в самом конце обеда.

– Прекрасно! Замечательный город!

– В следующий раз поедем вместе, – пообещал Артемьев. – Можем даже в Рим сгонять, если захочешь.

– Непременно, дорогой, – улыбнулась супругу Инга. Эти слова звучали совершенно неестественно. Но Вова всегда искренне верил в то, что слышал. Он никогда не замечал недосказанности, утаенного смысла в словах жены на протяжении всей их семейной жизни, поэтому не распознал он нотки фальши и сейчас.

– Я хочу прогуляться, – сообщила Артемьева и резко встала из-за стола.

– Но ты же не доела. К вину не притронулась.

– Не хочу. Я наелась. Выйду на воздух, пройдусь.

Инге незамедлительно захотелось оказаться за пределами помещения на свежем воздухе, пропитанном запахами плодородной земли и зреющего винограда. Присутствие мужа она не могла выносить с момента своего возвращения в Монтальчино. С чем это было связано, Инга до конца не понимала.

Стоя в дверях, она глубоко вдохнула и с необыкновенной легкостью спустилась по ступенькам к дышащему теплом винограднику. Инга направилась в сторону ворот. Ее тянуло за пределы родного поместья: она решила осмотреть ближайшие окрестности. Женщина шла вдоль пыльной дороги, по аккуратным линиям сиенской обочины. Слева от нее оставались стремящиеся вверх виноградные лозы, увешанные тяжелеющими от приливающего сока гроздями.

В какой-то момент Инга ощутила, как у нее учащается дыхание и начинается легкое головокружение, но это не остановило ее. Женщина продолжала идти быстрым шагом в неизвестном направлении. Во рту пересохло, и с каждым последующим движением Инга чувствовала, как ее конечности, особенно нижние, будто наливаются тяжелым металлом и тянут слабеющее тело к земле. Она отошла уже достаточно далеко от поместья, когда головокружение усилилось, и в один миг, сама не понимая, как это произошло, Инга потеряла сознание.

Пришла в себя Артемьева от легких прикосновений влажного, прохладного полотенца к ее лбу, щекам, шее. Первое, что она услышала, была русская речь. Женский голос доносился из темноты:

– В комнате слишком душно. Она пошевелилась, Саша. Ты видел? Девочка приходит в себя! Сделай что-нибудь с этим охладительным аппаратом!

– Катя, этот охладительный аппарат называется кондиционером. Сколько раз тебе повторять!

Инга открыла глаза. Над ней склонилась пожилая женщина.

– Птичка моя! Наконец-то! Как вы себя чувствуете?

– Вы говорите по-русски? – почти шепотом спросила Артемьева.

– Всю сознательную жизнь. Я сразу узнала ваше лицо. Вы наши новые соседи. Я видела вашего супруга и вас несколько раз. Знаете ли, жара сейчас стоит невыносимая. Не вы одна расстаетесь со своим сознанием под этим невыносимым тосканским солнцем.

Артемьева присела на диване. Она сжала виски ладонями и огляделась по сторонам. Достаточно просторная комната, в которой Инга находилась вместе с пожилой супружеской парой, была похожа на уютную и минимально заставленную гостиную.

– Спасибо вам. Я сама не заметила, как это произошло. Вышла прогуляться вдоль дороги, и, видимо, давление упало… и я вместе с ним, – ослабленная Инга улыбнулась.

– Ну что вы, дорогая моя! С каждым могло случиться! Я обнаружила вас на обочине и попросила нашего Антонио занести вас в дом. Антонио – это один из работников нашего поместья. А это мой супруг Александр Петрович. Меня Екатерина Сергеевна зовут.

– Инга. Очень приятно.

– Замечательно. Вам, Инга, не помешало бы сейчас попить чайку с укрепляющими травками. Давайте присядем за стол! Саша, помоги! – женщина протянула руки к Артемьевой, чтобы помочь ей встать, но Инга отказалась от помощи.

– Не беспокойтесь. Я в силах подняться, – она самостоятельно поднялась с дивана.

– Как приятно, знаете ли, встретить русского человека на чужбине! Правда, Сашенька?

– Правда, – согласился с женой немногословный старичок.

– Дорогой, давай соберем вместе стол для нашей гостьи.

– Мне значительно лучше. Благодаря вам я уже практически жизнеспособна, – Инга вежливо улыбнулась своим спасителям.

– Тогда пойдемте со мной на кухню, – пригласила Екатерина Сергеевна.

Совместными усилиями женщины быстро накрыли стол в гостиной. Помимо заварного чайника размером с небольшого петуха и трех чайных пар с десертными ложками, на скатерти оказались вазочка с шоколадными конфетами и миндальным печеньем, цветочный мед, пиала с вишневым вареньем и три пластиковые розетки для жидких и тягучих сладостей. Хозяева и гостья сели за стол и приступили к чаю и дальнейшему знакомству.

– Я беседовал с вашим мужем на днях, – сказал Александр Петрович. – Чудеснейший человек! Он показал мне ваши виноградники. Я остался в восторге. Наши земли по площади меньше процентов на двадцать. Сорта винограда те же, только в ином соотношении. У нас преобладает «треббьяно», а у вас – «санджовезе».

– Ясно. А давно вы вступили во владения этими землями?

– поинтересовалась Инга.

– Лет шесть назад. Это поместье нашего сына Стаса. Сейчас мы с женой гостим у него, а он со своей молодой супругой путешествует по миру, – поведал старичок.

– Да. Вчера вечером Стасик звонил нам из Лиссабона.

– Екатерина Сергеевна зачерпнула ложечкой вишневый сироп из розетки и поднесла ее ко рту. – Затем они собираются в Испанию. Сын сказал, что Португалия граничит на суше только с этой страной, поэтому такое направление будет рациональным для их путешествия. Давайте я еще вам чайку подолью?

– С удовольствием, – Инга придвинула блюдце с чашкой поближе к старушке, и та долила чаю из большого чайника.

– Я уловила в чае вкус мелиссы и ромашки.

– Верно. Еще я добавила шалфей и душицу.

– Где же вы нашли эти травки в Италии? – удивилась Артемьева.

– Что вы! Разве здесь такое добро отыщешь?! Я привезла их с собой из России. На границе их чуть не отобрали. Я боролась за мои мешочки с целебными травками с работниками аэропорта до последнего. Могу вас угостить. Еще у меня есть чабрец, иван-чай, таволга, листья смородины и вишни, клевер, зверобой, шиповник…

– И все это вы смогли провезти через границу?!..

– Да, дорогая моя. А как вы хотели? Чайные травки волшебные, дефицитные. Они лечат от многих недугов лучше всяких лекарств. Я вам больше скажу, Инга. Если вы хотите сама приготовить вкусный и полезный чай, то нужно растения собирать своими руками или покупать их у хороших людей, которые обращаются с этой драгоценностью бережно, уважительно, с любовью. При сборе важно просить у травок поделиться своими дарами и никогда не срывать полностью. Растения нужно гладить, петь им песни, разговаривать с ними.

Артемьева улыбнулась. Она находила старушку забавной, где-то даже немного по-хорошему сумасшедшей.

– Я подарю вам мешочек волшебной травки. Она называется «молочай палласа». Это растение превратит вашего мужа в молодого влюбленного мальчишку. Хотите?

– Катя! – муж одернул жену. – Ну как тебе не стыдно?!

– А что такого? От этого еще никто не пострадал. Эта травка действительно творит чудеса!

Инга засмеялась:

– Спасибо, конечно. Но я не жалуюсь на мужа.

– Я разве так говорила? Мне просто хочется, чтобы ваш семейный очаг разгорался сильнее с каждым прожитым днем. Вы такая прекрасная пара.

– Катя, перестань! – старичок снова попробовал одернуть жену.

– Хорошо. Не хотите, как хотите, – Екатерина Сергеевна обиженно надула старческие, сморщенные губы.

– Благодарю вас еще раз за помощь, за чай. Безумно рада нашему знакомству. Но мне пора идти.

– Хорошо, Инга. Заходите к нам. Было очень приятно пообщаться.

– Обязательно зайду, – пообещала Артемьева.

– Приходите завтра. Часикам так к шести вечера. Я хочу испечь пирог с утиной печенкой. Мужа захватите с собой. Мы с вами соседи. Самой судьбой написано дружить. Знаете, как говорят, соседи ближе родственников.

– Это точно! – Инга засмеялась.

– Подождите минутку! – Екатерина Сергеевна встала из-за стола.

Инга прошла к входной двери и остановилась.

Через несколько минут старушка вернулась с маленьким тряпичным мешочком в руках и без спроса опустила его в карман платья Артемьевой.

– Это травка, о которой я вам рассказывала. Заварите вместе с обычной чайной заваркой и дайте выпить мужу перед сном. Две десертные ложки добавьте, не больше. Вреда от нее не будет, только польза. Мы ждем вас завтра на печеночный пирог.

Инга чудесным подарком старушки не воспользовалась – ни в тот вечер, ни когда-либо позже. Она забросила волшебный мешочек в один из ящиков кухонного шкафа и сразу же забыла о его существовании. Артемьева не стала рассказывать мужу о своем обмороке. Она лишь сообщила, что познакомилась с соседями по поместью и что они оказались, к ее приятному удивлению, русскими. Володя только угукал себе под нос, давая понять, что он уже успел познакомиться с премилыми стариками еще задолго до жены.

– Новые знакомые пригласили нас завтра на печеночный пирог, – сказала Инга супругу за ужином.

– Я не смогу пойти. Мне нужно завершить мои дела во Флоренции. С утра я должен буду уехать, – произнес Артемьев, не глядя жене в глаза. Он боялся, что она может догадаться о его лжи, если встретится с ним взглядом.

– Хорошо, Володя. Я пойду одна, – Инга не то чтобы догадывалась, а была полностью уверена, и без проникновенных взглядов, в том, что супруг обманывает ее. Это Ингу уже не огорчало, не вызывало даже малейшего расстройства. Хотя еще утром супруг обещал взять жену с собой в следующую поездку. Артемьева ощущала нарастающее равнодушие к своему мужу с каждым прожитым рядом с ним днем. Сейчас Инга поймала себя на страшной мысли, что если Володя вдруг попадет в автокатастрофу по дороге во Флоренцию или на обратном пути, то это печальное событие нисколько не тронет ее и не заставит проронить ни слезинки. Но мысль – это всего лишь мысль, и благо – ничто не связывает действительные происшествия с выдумками и предположениями. Артемьева где-то в глубине души была признательна Вове за то, что он лишает ее своего общества на пару дней. За такую роскошь уединения Инга тайно благодарила любовницу, которую еще несколько месяцев назад собиралась убить.

Сиена, безусловно, изменила отношение Артемьевой к браку, к самой себе. Женщина чувствовала, как происходит ее перерождение, такое скорое, порой пугающее, временами радующее, секундами завораживающее. Она была готова к новой жизни… А еще ей очень хотелось увидеться с новой знакомой, увлекающейся целебными сборами, и отведать печеночного пирога.

– Знаете, Инга, я даже рада, что в этот прекрасный вечер мы с вами обходимся без наших любимых мужчин. Ваш муж во Флоренции, мой – играет в бильярд в сельском клубе. Ну что ж! Нам ничего не остается, кроме как устроить себе девичник. Выпьем винца, поужинаем, а заодно и посплетничаем о женских штучках, – Екатерина Сергеевна улыбнулась, и мелкие морщинки возле ее глаз и уголков губ сделались глубже и заметнее.

Артемьева не пожалела, что пришла: пирог из утиной печенки оказался необыкновенно вкусным, и она незамедлительно сообщила об этом гостеприимной хозяйке.

– Раскрою вам, деточка, рецепт этого печеночного пирога. Он очень прост. Вы частенько сможете баловать им своего дорогого супруга. Так, дайте-ка мне вспомнить последовательность приготовления, – старушка замолчала, но вскоре продолжила. – Сначала моете печень. Можно выбрать любую, на ваше усмотрение: куриную, говяжью, утиную, гусиную. Я сегодня взяла утиную. Обсушиваете ее хорошенько бумажной салфеткой или чистой марлей. Затем пропускаете через мясорубку или протираете при помощи блендера. К получившейся массе добавляете яйца, сметану, муку, соль, перец, любые другие любимые специи, перемешиваете все до тех пор, пока не получится что-то вроде теста для оладьев. После жарите печеночные блины на разогретой, смазанной топленым сливочным маслом сковороде с обеих сторон до готовности, скажем – до золотистой корочки. Мелко нарезаете парочку головок репчатого лука, натираете на крупной терке морковку. Пассеруете лук и морковь. Помельче нарубите любую зелень, например, укроп, петрушку или базилик. Очистите полголовки чеснока и зубчики пропустите через чесночницу, добавьте эту массу в майонез. На подготовленное блюдо уложите печеночный блин, густо смажьте его чесночным майонезом, сверху положите обжаренный лук и морковь, посыпьте рубленой зеленью, добавьте свежий болгарский перец, нарезанный соломкой или кубиками. Таким образом сформируйте пирог, выкладывая блины друг на друга и каждый раз повторяя процедуру. Советую вам подавать это блюдо к столу в холодном виде. Так вкуснее. Вроде бы, ничего не забыла.

Инге нравилась эта милая и добродушная старушка. От нее веяло неиссякаемой положительной энергией и, глядя на выражение этого лица и неугомонную жестикуляцию рук, Артемьевой хотелось непроизвольно улыбаться.

– Сколько у вас книг на русском языке! – с восхищением сказала Инга, указывая на книжный шкаф в гостиной.

– Да. Книги – это моя слабость, – призналась Екатерина Сергеевна и смущенно улыбнулась, протирая губы салфеткой после глотка вина.

– Вы привезли их из России? – спросила Артемьева.

– С большим скандалом, – старушка засмеялась. – Сын ругался страшно: «Мама, что ты эту макулатуру с собой таскаешь!» Но как объяснить прагматичному современному мужчине, что эта макулатура приносит мне необъяснимую радость. Многие из этих книг подарены мне моими друзьями, которых я обретала и теряла на протяжении всей своей жизни. Вам сегодня дарят золотые кольца и автомобили, а в мое время в знак симпатии дарили книги.

– Дадите почитать что-нибудь? – скромно попросила Инга и поднесла бокал с терпким, дурманящим вином ко рту.

– Непременно, деточка. Знаешь, я тебе открою маленький секрет. Каждая книга – это своего рода неодушевленный советчик. На каждом этапе нашей жизни с нами происходят те или иные события. Бывают моменты, когда мы спрашиваем себя, как нам поступить в той или иной ситуации, или нам просто необходимо услышать или прочесть фразу, которая успокоит нас или воодушевит на поступки, о которых ранее мы и подумать не могли.

Екатерина Сергеевна встала из-за стола и направилась в сторону книжного шкафа, знаком руки она попросила Ингу проследовать за ней. Артемьева послушалась. Когда обе женщины встали перед книгами, хозяйка сказала гостье:

– Сейчас, звездочка, я попрошу вас закрыть глаза и выбрать любую книгу с любой полки на ощупь.

Артемьева сомкнула веки и протянула руку к полкам. В этот момент она чувствовала себя маленькой девочкой, верящей в волшебные силы мира. Ей казалась премилой и забавной та игра, в которую они играют вместе с новоиспеченной знакомой. Сердце забилось сильнее, в руках и ногах чувствовалась легкая дрожь. Инга сделала свой выбор быстро, почти сразу. Она вытащила крайнюю книгу слева с четвертой полки снизу. Артемьева держала книгу в руках перед собой, но глаза открыть не решалась. Забавно, но Инге казалось, что сейчас решается ее судьба.

Из темноты закрытых глаз до нее донесся голос Екатерины Сергеевны. Старушка с выражением читала название книги и имя автора с жесткой обложки:

– Сомерсет Моэм «Узорный покров». Инга, я дарю вам эту книгу. Одно из моих любимых произведений. Хотите завести себе любовника?

Этот вопрос будто загнал кол в макушку Артемьевой, и она резко открыла глаза и взглянула на волшебницу:

– Нет! Ну что вы! Почему вы так решили?

Старушка засмеялась:

– Вы бы видели сейчас свое лицо! Чего вы испугались? Я же пошутила. У меня нет никаких сомнений, что вы без ума от своего мужа. Деточка, вернемся к столу, а то наш печеночный пирог и вино обидятся на нас.

Когда женщины сели за стол, Екатерина Сергеевна сказала:

– Знаете, Инга. В молодости, еще до замужества, я завела себе тетрадь, куда записывала афоризмы из разных прочтенных мной книг. В те дни, когда со мной случался сплин или же, наоборот, я порхала, как бабочка, от счастья, я открывала эту тетрадь и читала, читала, читала. У вас есть такая тетрадь?

– Нет, – призналась Артемьева. – Я лишена сентиментальности. Вы сказали, что каждая книга для вас имеет огромную ценность. Но как тогда вы можете мне подарить одно из своих сокровищ? Или эта книга для вас ничего не значит?

– Инга, вы правы с точностью до наоборот. Та книга, что сейчас лежит перед вами, является самой главной для меня. Это все, что осталось у меня от главного мужчины моей жизни.

– Понятно, подарок вашего мужа.

– При чем здесь муж? Он не имеет к этому ни малейшего отношения, – старушка вдруг замолчала и уставилась на крошечное пятнышко от вина на белоснежной скатерти.

– Вы уверены, что можете подарить мне ее? – только и смогла произнести Артемьева.

– Я не то, что могу, но я должна. Вам она нужнее сейчас, в настоящий момент вашей жизни. У меня остались воспоминания, а вам они только предстоят. Если вы решитесь, конечно.

Артемьева взглянула на Екатерину Сергеевну. От ее слов гостье становилось не по себе. Казалось, что старушка знает все о поездке во Флоренцию, о Романе и о мыслях, терзающих Ингу.

– Решусь на что? – Артемьева сцепилась взглядом с волшебницей.

– На счастье, – просто ответила старушка и отпила из бокала.

– Я не понимаю, о чем вы говорите, – Инга попыталась разуверить хозяйку дома в ее фантастических предположениях.

Екатерина Сергеевна улыбнулась и спросила по-матерински:

– Деточка, почему вы так плохо едите и пьете? У нас целый погреб восхитительного вина и почти нетронутый печеночный пирог!

Артемьева тоже попыталась вернуться к нити диалога и сказала:

– Я, пожалуй, тоже заведу тетрадку для афоризмов. И начну с сегодняшнего вечера.

– Замечательная идея, кошечка моя. Доливайте наши бокалы до краев.

«Странная женщина! – думала Инга, разливая вино. – Как она догадалась? Хотя, о чем догадалась? Ведь не о чем догадываться. Подумаешь, пообщалась с соотечественником. Что в этом такого страшного? Мужу я верна на протяжении всей нашей супружеской жизни. Зачем я сейчас оправдываюсь? И перед кем? Перед самой собой? За что? Значит, есть за что, если оправдываюсь».

– Этот напиток страшно дурманящий, – Екатерина Сергеевна сделала глоток вина из наполненного до краев бокала. – Я такая болтливая становлюсь, когда хмелею. Знаете, Инга, я ведь так редко употребляю алкоголь. Даже в молодости никогда не позволяла себе лишнего. Всегда держала себя в ежовых рукавицах. Вот смотрю на вас, деточка, и вижу свое отражение.

Старушка замолчала. Она чувствовала сильное головокружение: виноградный нектар сделал свое дело. Екатерине Сергеевне очень хотелось поговорить с молодой и прекрасной женщиной, сидящей рядом с ней, рассказать о своей жизни и личных переживаниях, но что-то сдерживало ее от откровения.

– Простите меня, Ингуля, я весь вечер без умолку болтаю всякую чушь. Вам, я полагаю, это мало интересно. Это, знаете ли, старость.

– Ну что вы! Мне очень приятно наше общение. Не хочется даже уходить от вас. Благодарю за подарок. Мне не терпится прочитать эту книгу, – Артемьева была абсолютно искренна, когда произносила эти слова.

– Книгу? Ах да! Книжка чудесная. Читается на одном дыхании. Столько там разных высказываний, которые заставляют задумываться о человеческом бытии.

Артемьева ощущала, что Екатерине Сергеевне не терпится рассказать ей свою историю, но она как будто не знает, с чего начать. Любопытство разбирало Ингу, но спросить что-либо она не решалась – это казалось ей бестактным.

Неожиданно хозяйка поместья начала свой рассказ. Перед тем как приступить к своей самой сокровенной тайне, старушка сделала глубокий вдох:

– Мне повезло с мужем несказанно. Он подарил мне прекрасного сына, семейное благополучие и стабильность на протяжении всего нашего брака. Я благодарна Александру Петровичу за все. Скажите, Инга, вы понимаете, о чем я говорю? Ведь вы тоже живете в счастливом браке.

– Вполне. Я понимаю вас абсолютно, – Артемьева постаралась соврать правдоподобно. Как ей показалось, у нее получилось.

– Знаете, ведь мы жили в такие времена, когда муж должен быть один и на всю жизнь. У меня так и получилось. Я счастлива чрезмерно, что старость мы встречаем вместе с ним среди всей этой красоты, в покое и полном взаимопонимании. – Екатерина Сергеевна вдруг замолкла и отвела взгляд к окну, обратив его в голубизну итальянского неба, разбавляемого зеленью виноградника.

Минуту спустя старушка продолжила:

– Даже в жизни самых счастливых семей бывают переломные моменты, от которых супруги спасаются по-разному. Кто-то уезжает в другой город, объясняя свой отъезд незапланированной командировкой, кто-то, наоборот, погружается в работу с головой и дома появляется крайне редко. Вы же понимаете меня, деточка?

– Да, Екатерина Сергеевна. Я понимаю, – Инга слушала внимательно. С каждым произнесенным словом соседка становилась ей все ближе и роднее.

– В один из таких переломных моментов я завела себе любовника, – сказала старушка и словно выдохнула из себя всю тяжесть, которая мешала дышать. – Столько лет прошло, и пора бы забыть обо всем, но закрывая глаза, я понимаю, что день за днем я возвращаюсь в то время все чаще и вспоминаю каждую деталь отчетливее. Вы смотрите на меня и думаете, наверное, что эта старуха сумасшедшая. Возможно, вы правы, рассуждая так.

– Я так не думаю совершенно, – Инга улыбнулась. – Расскажите, пожалуйста, что сможете рассказать. Мне было бы очень интересно послушать.

– Что тут рассказывать! Вихрем налетело на меня непонятное создание, засело в глубине моего сердца и не хочет оставлять в покое. Его, вероятно, и нет уже среди живых, а я все вспоминаю и страдаю.

Инга улыбнулась:

– Сколько вам было?

Этот вопрос будто послужил толчком к большей откровенности, и Екатерина Сергеевна начала вдаваться в подробности:

– Тридцать четыре. Сынок подрастал уже. Мы переехали в военный городок на Север. Александр Петрович офицер у меня, скитались с ним по великой стране. Ребенку нужно было сделать прививку в ближайшем медпункте. От гриппа, что ли. Не помню уже. Заходим мы с моим малышом к доктору. Я вижу только кучерявый темно-русый затылок и широкую спину в белом халате. Он стоял спиной к входной двери. Поздоровалась. Доктор обернулся. И все. Как будто жизнь остановилась. Вы понимаете меня, Инга?

– Да, – солгала Артемьева. В действительности она не понимала, о чем говорит старушка. Ей в жизни не приходилось испытывать ничего подобного. Роман с Артемьевым прорастал из крошечного зерна, и она наблюдала, как оно постепенно превращалось в большой колос. У нее было время на понимание того, что происходит. А тут совершенно другая история. Екатерина Сергеевна говорила о чувстве, которое буквально оглушило ее, застало врасплох – это не зернышко, а целый мешок зерна, подаренный судьбой вот так сразу, без возможности что-то понять, оценить, проанализировать…

– Встречались мы с ним тайно. Ребенка я оставляла у своей соседки под предлогом посещения театрального кружка. Он снимал крошечную комнатку с проваленной раскладушкой и огромным табуретом, который использовался как стол, а не по назначению. На стене висела полка в основном с медицинской литературой и парой художественных книжек. Одну из них он подарил мне. Она лежит перед вами сейчас.

– А муж?

– Он не догадывался ни о чем. Тем более, все это быстро закончилось. Сашу перевели в другой город через семь месяцев.

– А что было дальше?

– А дальше ничего не было. Мы даже не переписывались с ним. Вернее, я написала ему одно письмо. Но ответа не получила. Возможно, он тоже поменял место жительства или же просто не захотел отвечать. Теперь это не имеет никакого значения.

– Как вы думаете, а Александр Петрович был верен вам?

– Никогда, – Екатерина Сергеевна засмеялась. – Он и не скрывал своих похождений.

– Вас расстраивало это?

– Нисколько. Я мудро смотрела на жизнь. Женщина должна обладать дальновидностью. В какой-то момент мне даже удалось убедить себя, что я несказанно счастлива в браке. У вас, кстати, это тоже довольно неплохо получается.

Женщины засмеялись. Они почти одновременно ощутили некоторую легкость. Этой разрядки им обеим не хватало: быть услышанными и понятыми – не это ли есть истинное счастье?

– Инга, прислушивайтесь к своему сердцу! Никогда не отказывайте себе в том, что считаете правильным для себя. Не бойтесь терять, потому что теряя – вы обретете.

– Страшно, – призналась Артемьева.

– Терять?

– Обретать. Пойдет ли обретенное во благо? Не хотелось бы страдать от неверного шага.

– А кто может сказать, что в нашей жизни правильно, а что нет? Если вы делаете шаг влево, а не вправо, значит, здесь и сейчас для вас ничего не может быть правильнее, чем это движение.

– Екатерина Сергеевна, у меня такое ощущение, будто я на приеме у психолога, который хочет научить меня как жить.

Старушка улыбнулась:

– Простите! Это старческое. Мне просто хочется, чтобы молодые прислушивались к моим словам. Не прислушивайтесь, просто сделайте вид, что прислушиваетесь! Сделайте старухе приятно!

Инга погладила обложку книги, лежащей перед ней на столе:

– Скажите мне два слова о сюжете, – попросила она у хозяйки поместья.

– Не скажу ничего. Читайте! Вы отыщете в ней ответы на вопросы, которые сейчас первостепенны для вас.

– Правда? Каков курс евровалюты на этот час? – Артемьева попыталась сострить.

– Я говорю вам о серьезных вещах, которые влияют на вашу жизнь и которые неизменны на протяжении существования всего человечества. Вы понимаете меня, деточка. Долейте мне вина, пожалуйста.

Инга вошла в свой дом, заполненный сквозняками и разнообразными приятными запахами, которые были принесены воздушными потоками извне. Она поднялась в комнату, напоминающую кабинет, и села за письменный стол возле широкого окна. Артемьева положила на стеклянную столешницу книгу и раскрыла ее на первой странице. Смеркалось. Сумерки просачивались сквозь полупрозрачные занавески в комнату, напомнив хозяйке о том, что нужно включить бра. Инга достала из верхнего ящика стола блокнот и острый, как игла, простой карандаш. Женщина положила его и чистые листки, скрепленные пластмассовой пружинкой по всей длине, перед собой и приступила к чтению. Настенные механические часы периодически издавали громкие монотонные звуки, которые делали глубокую тишину еще более устрашающей. Артемьева листала страницы книги и нечасто делала записи в блокнот. Ей хотелось выделить самые важные, на ее взгляд, мысли автора.

«…Мне представляется, что на мир, в котором мы живем, можно смотреть без отвращения только потому, что есть красота, которую человек время от времени создает из хаоса. Картины, музыка, книги, которые он пишет, жизнь, которую ему удается прожить. И больше всего красоты заключено в прекрасно прожитой жизни. Это – самое высокое произведение искусства…»

«Как же Моэм прав, – думала Инга, старательно выводя каждую букву мокро-серым графитом простого карандаша.

– Интересно, что из века в век люди мыслят и чувствуют одинаково, несмотря на то, что меняются мода, техника, наука и все остальное».

«Душевный покой можно найти не в работе или в удовольствиях, не в миру или в монастыре, а только в своем сердце». «Душевный покой можно найти только в своем сердце», – повторила про себя Артемьева и облокотилась на столешницу. Она задумчиво погрызла кончик карандаша и продолжила чтение.

«…Если бы люди говорили только когда им есть, что сказать, они скоро совсем разучились бы общаться», – записав сломанное предложение в блокнот, Инга улыбнулась. «Как точно сказано, – подумала женщина. – Как будто Моэм был знаком со мной и моим мужем».

Чтение этой книги увлекло Артемьеву. Ей всегда казалось, что литература не играла особой роли в ее жизни, но теперь она убедилась в обратном. С бархатной интонацией мягким голосом хозяйка дома прочла обволакивающей ее тишине следующий короткий диалог:

«– Так нужно ли было говорить мне, что тебе ничего на свете не нужно, кроме меня?

– Ох, моя милая, нельзя же понимать буквально каждое слово влюбленного мужчины.

– Значит, ты мне лгал?

– В ту минуту – нет».

Артемьева захохотала. Ей стало смешно до тупой боли в области груди. Столь просто и конкретно Сомерсет Моэм смог передать мужское и женское отношение к любви, такое контрастное и такое обыденное.

Женщина перелистывала страницы в предвкушении нового афоризма, которые она с удовольствием записывала в свой блокнот простым карандашом, уже порядком обкусанным:

«Жизнь – тяжелая работа, мне и свою собственную с трудом удается вести полноценно и достойно, и соблазна наставлять соседа у меня никогда не возникает».

«Каждый из нас – узник в одинокой башне, он поддерживает связь с другими такими же узниками, из которых состоит человечество, путем общепринятых символов, которые лично для него значат не совсем то, что для остальных».

«Но мне, безусловно, и в голову не пришло бы за тобой ухаживать, если бы ты не дала понять, совершенно недвусмысленно, что готова принять мои ухаживания».

«Ее образ был подобен некой стране, на первый взгляд прекрасной, но негостеприимной; лишь потом обнаруживаешь в складках суровых гор приветливые деревушки под сенью фруктовых деревьев и веселые речки, бегущие по сочным лугам. Но этих отрадных картин, хоть они и удивляют и успокаивают, еще мало, чтобы чувствовать себя дома в этой стране бурых кряжей и просвистанных ветром равнин».

Глаза Артемьевой слипались. Женщина взглянула на часы: было начало четвертого утра. Чтение настолько поглотило ее, что она не заметила, как промчалось время. «Нужно ложиться спать», – сказала Инга самой себе и положила блокнот вместо закладки на страницу, где остановилась. Книгу она спрятала в дальнем углу нижнего ящика стола. Инге хотелось, чтобы ее никто не нашел, хотя прекрасно понимала, что никто и не станет искать. Но был необходим секрет, любой секрет, даже ею самой и придуманный.

Хозяйка поместья легла в постель. «Хочу во Флоренцию!» – подумала она и тотчас же заснула.

В столицу Тосканы Артемьевой удалось выбраться только на следующей неделе. Володя срочно вылетал в Москву по неотложным делам, как он сам пояснил своей жене. Инга сделала вид, что поверила. На самом же деле Владимир Витальевич сопровождал свою молодую любовницу, которой пришла пора сдавать экзамены в одном из столичных вузов. Инга, конечно же, все понимала, но, к своему собственному удивлению, ревность больше не рвала ее сердце на части, а ложь мужа не вызывала обиды. Она решила рискнуть. Соседка с волшебной книгой повлияла на нее и полностью поменяла отношение к браку, который до недавнего времени казался Инге счастливым. «Я чувствую себя так, будто всегда жила на берегу прудочка, а мне вдруг показали море. Даже дух захватывает, но совсем не страшно. Я не хочу умирать, я хочу жить. Я чувствую в себе какое-то новое мужество. Как старый моряк пускается под парусом на поиски новых неведомых морей, так, наверное, и моя душа стремится все изведать», – именно это высказывание из «Узорного покрова» Моэма пришло Артемьевой на ум, когда она провожала мужа до ворот. Инга любовалась чуть облысевшим затылком и по-прежнему могучей спиной супруга, но уже без прежней любви и благоговейности, а так, просто потому что находилась сзади и видела только то, на что смотрела. Она поцеловала Володю в небритую щеку на прощание. Артемьев и не подозревал в эту самую минуту, что его безупречный брак трещит по швам. Он был уверен в преданности Инги, в ее слепой супружеской любви, и не допускал даже мысли, что его жена способна на измену.

Артемьев спокойно сел в автомобиль, и шофер, поместив небольшой чемоданчик в багажник, захлопнул его. Затем водитель удобно устроился за рулем и завел машину. Володе захотелось помахать Инге рукой напоследок, но она уже шла в сторону поместья и не видела его не нашедшего ответа жеста. Владимир растерянно положил обе руки себе на колени и уставился в лобовое стекло. Машина тронулась с места. Инга медленно пошла в сторону дома, но на полпути резко поменяла свой маршрут: ей непременно захотелось увидеться со своей соседкой. Женщина быстро зашагала по дороге к соседнему поместью. Автомобиль, увозивший Володю, практически исчез из виду. Артемьева чувствовала необыкновенную легкость во всем теле: она будто бы летела по воздуху, а не шла по земле.

– Я собираюсь во Флоренцию, Екатерина Сергеевна. Не хотите со мной? – спросила Инга у соседки, оперевшись руками о спинку стоящего перед ней стула.

– По каким таким делам? – поинтересовалась старушка, разливая чай из пузатого фарфорового чайника в невысокие белоснежные чашки на голубых блюдцах.

– Погулять хочу по городу. Там у меня появился друг. Он тоже из России, проживает в Италии много лет, знает каждый уголок, пообещал мне экскурсию по Флоренции.

– Друг? Мужского пола? Симпатичный? – Екатерина Сергеевна посмотрела на Артемьеву с легким прищуром.

– Мужчина. Обычный. Ничего особенного, – ответила Инга и села за стол.

– Зачем вам там старуха на прогулках, объясните мне, пожалуйста, дорогая моя? – пожилая женщина сложила руки на груди. – Отвлекитесь от поместья, отдохните без мужа.

– К чему вы меня склоняете, Екатерина Сергеевна? Явно к чему-то богонеугодному, – Инга улыбнулась и заглянула соседке в глаза.

– Прислушивайтесь к звукам, приглядывайтесь к знакам. Вы читаете книжку?

– Читаю. Замечательный автор. Хороший роман.

– Поезжайте во Флоренцию одна, ласточка моя. У тайны не должно быть свидетелей. Тайна на то и тайна, чтобы о ней не знала ни одна посторонняя живая душа.

– О чем вы говорите? Я не понимаю вас, – Артемьева вопросительно взглянула на собеседницу.

Но та проигнорировала вопрос и лишь протянула гостье небольшую соломенную корзинку с печеньем:

– Угощайтесь, миндальные. Мои самые любимые.

Роман был несказанно рад увидеть Ингу снова. Он ждал этой встречи с самого момента расставания. И вот она опять в его ресторане, сидит на стуле и очень эротично покачивает ножкой.

– Надолго вы к нам? – спросил Роман, усаживаясь напротив Артемьевой.

– Пока не прогоните, – ответила Инга и улыбнулась.

– Сегодня я познакомлю вас со своей дочерью. Няня обещала привести ее ко мне на работу после занятий в кружке рисования.

– Замечательно. Ваша девочка рисует?

– И лепит из глины, и плетет из бисера, и танцует, и поет, – Плотников смущенно улыбнулся. Когда речь заходила о его дочери, он увлекался.

– Должно быть, вы гордитесь ею?

– Да. Недопустимо. Давайте мы с вами пока чего-нибудь перекусим, – предложил Роман и привстал. – Доверьтесь мне, я вас не разочарую. Я попрошу, чтобы принесли вина на разогрев. Я помню, какое вам пришлось по душе.

– Рома, давайте перестанем «выкать». Мы же земляки все-таки, – Инга улыбнулась. Плотников тоже. Он сам хотел это предложить, но женщина его опередила. В его жизни частенько так случалось.

– Не скучай. Я скоро.

– Не буду.

Плотников скрылся из виду за считаные секунды. Артемьева ощущала необъяснимую радость от своего нахождения в этом уютном и теплом месте. Она хотела познакомиться с дочерью Ромы, найти с ней общий язык и, возможно, даже понравиться девочке.

Лия оказалась совершенно очаровательной восьмилетней девочкой. Она предстала перед Ингой в розовом комбинезончике и с голубым рюкзачком. Маленькая леди выглядела настолько стильно, что Артемьевой Лия показалась как будто сошедшей с обложки модного журнала. Головку девочки украшала шапка из кучерявых русых волос, чуть прикрывающих ушки. Девочка смотрела на русскую сеньору и улыбалась.

– Познакомься, Лия, это моя подруга Инга, – представил дочке свою новую знакомую Роман.

– Здравствуйте! Мне очень приятно, – сказала девочка и смущенно улыбнулась. Малышка говорила медленно, растягивая каждый слог, пытаясь правильно произносить слова, но акцента ей скрыть не удалось.

– Мне тоже очень приятно. Ты так хорошо говоришь по-русски, – улыбнулась Артемьева.

– Не очень хорошо, – возразила девочка. – По-русски я разговариваю только с папой. С няней и другими детьми только по-итальянски. Нет, я обманываю… еще у меня есть друг Борис. Он тоже из России. Приехал в Италию с родителями. Я с ним тоже говорю по-русски. У меня хорошая няня. Люблю ее сильно. Папа, почему она не осталась с нами?

– Ей нужно было уйти по делам.

– По каким делам?

– У нее свидание сегодня.

– С новым бойфрендом?

– Не знаю, с новым или старым.

– Его зовут Рейнальдо или Джованни?

– Не знаю, Лия. Я не уточнял.

– Если Рейнальдо, то тогда старый.

– Откуда ты так осведомлена о парнях Марии? – Плотников замялся.

– Она по телефону рассказывала подруге, – девочка засмеялась и обнажила крошечные белоснежные зубки. – Рейнальдо старый. Ему знаешь сколько лет? Сорок пять. А Джованни двадцать шесть. Он новый.

– Милая, только не новый, а молодой. Нехорошо подслушивать чужие разговоры. Нехорошо и некрасиво, – затем он обратился к Инге. – Ребенку сложно. Но я стараюсь, чтобы она не забывала языка, – Плотников ласково потрепал дочь за кучеряшки. – Что ты будешь кушать?

– Пирожное.

– Сначала суп.

– Суп не хочу.

– Надо. Давай поедим и пригласим Ингу к нам в гости. Покажем, как мы с тобой живем, – произнося эти слова, Плотников не решался взглянуть на Ингу, как бы беспокоясь, что она не примет это неуверенное приглашение.

– Давай, – Лия повесила свой рюкзак на спинку стула и удобно на нем уселась. – Давай пригласим. И суп тоже давай.

Инга не могла оторвать глаз от малышки. Она находила девочку очень забавной и обаятельной. Женщина не стала сопротивляться. Ей безумно хотелось посмотреть на жилище Романа и хоть на некоторое время окунуться в атмосферу его семьи, состоящей из него самого и его маленькой дочки.

Квартира Плотникова располагалась в благоустроенном районе Флоренции в невысоком доме на улице с аккуратным тротуаром и десятком молодых лиственных деревьев, похожих на лавр. Четыре довольно просторных комнаты переходили одна в другую. Интерьер квартиры пришелся бы по душе любителям минимализма, только детская Лии пестрила всеми цветами радугами и была наполнена игрушками, книжками, раскрасками и прочими важными для ребенка мелочами. В остальном повсеместно царил мужской аскетизм – ничего лишнего. Ни одной забытой дочерью куклы ни на кухонном столе, ни на стуле в гостиной. Это показалось Артемьевой странным.

Девочка сразу прошла в детскую, взрослые направились на кухню. Сначала Плотников включил аромасвечу, больше похожую на вазочку для цветов с короткими стеблями. Затем отодвинул стул и кивком головы пригласил гостью присесть. Инга послушно опустилась. Отчего-то она именно сейчас ощутила сильную дрожь в ногах. Артемьева сама не могла себе этого объяснить – то ли от волнения, то ли от стеснения, но ноги дрожали определенно.

– Мне тут мысль пришла в голову. Мы с твоим мужем, Инга, могли бы сотрудничать. Я мог бы закупать у вас вино для своего ресторана, – вдруг сказал Роман и сел напротив.

– Неплохая идея. Я поговорю с Вовой. Думаю, нужно пригласить тебя как-нибудь к нам в гости. Посмотришь наш виноградник, попробуешь вино. Нам все равно столько не выпить, – Артемьева легонько засмеялась. При смехе она обычно чуть-чуть наклоняла голову вниз и вправо: ей казалось, что именно в этой позе овал ее лица был наиболее привлекательным.

Роман улыбнулся:

– Я хочу сварить нам кофе.

– А я хочу пообщаться с твоей дочерью, – при этих словах Инга встала и, все еще ощущая дрожь в ногах, прошла к детской.

Она заглянула в комнату: дочка Плотникова сидела за компьютером.

– Можно к тебе, Лия? – неуверенно спросила гостья.

– Конечно, проходите, пожалуйста, – девочка широко улыбнулась.

Малышка играла в какую-то компьютерную игру: в данный момент она выбирала вечерний наряд для виртуальной куклы, которая собиралась на вечеринку со своим бойфрендом.

– Инга, посоветуйте мне, пожалуйста, какое платье лучше – черное с блестками или белое с кружевом? – обратилась Лия к папиной гостье. – Никак не могу решить.

– Это твоя Барби? – спросила Инга, заглянув в экран.

– Нет. Ее зовут Габриэлла. Я назвала ее так. Габи собирается на гламурную тусовку со своим бойфрендом. Они будут там танцевать и пить шампанское. Я хочу, чтобы моя девочка была там самой красивой. Посмотрите, какая она красавица! Ей не будет равных на этой пати, правда?

– Мне больше нравится белое. Оно подчеркивает фигуру Габриэллы очень выигрышно.

– Думаете?

– Уверена, – Артемьева легонько коснулась ладонью кудрявых волос девочки.

– Хорошо, – девочка улыбнулась, обнажив свои жемчужные зубки.

В эту самую минуту у Инги защемило в груди: именно сейчас, после долгих лет, она опять поймала себя на мысли, что ей до умопомрачения хочется быть матерью.

Дрожь в ногах сменило стойкое щемящее ощущение в груди. «Еще неизвестно, что лучше», – подумала Инга и решила вернуться на кухню. Справиться с эмоциями ей было крайне тяжело, впечатления накрывали с головой: но дрожание в ногах показалось Инге более легким исходом, чем разрывающееся от мучительного страдания сердце.

– Чем вы дышите в Москве? Как живет столица нашей Родины сегодня? – спросил Плотников, оперевшись локтями сильных рук о стеклянную столешницу кухонного стола.

– Чем она только не живет! Предпринимательскими сделками, благотворительными акциями, премьерными спектаклями, какими-то митингами и другими самыми разными вещами.

Перед ними стоял кофе, только что сваренный и разлитый в чашки гостеприимным хозяином. Аромат наполнял пространство и слегка дурманил рассудок. Мужчина и женщина сидели друг напротив друга так просто, как земляки, что Инге показалось, будто она знала этого человека еще задолго до Италии.

– Надо будет как-нибудь слетать, – произнес Плотников и отпил из своей кофейной чашки. – Я не могу сказать, что я скучаю по России. Меня там ничего не держит. Даже родители. Я вырос и воспитывался в детском доме. Но хотелось бы показать дочери, так сказать, столицу великого государства, историческую родину своего отца. Несу бред сейчас, конечно…

– Ты не говорил раньше об этом, – Инга взглянула на Рому исподлобья.

– О чем?

– О детском доме.

– Ну, скажем так, это не самый яркий факт из моей биографии, – мужчина грустно улыбнулся. – Просто вырвалось нечаянно.

– Знаешь, многие психологи говорят, что человека формирует боль. И чем больше боли в жизни человека, тем более он совершенен, – Инга смотрела на Рому, не отрываясь. Его простое и красивое лицо снова заставило ее ноги дрожать, даже несмотря на то, что она вполне удобно сидела на этом чертовом стуле.

– Я готов поспорить с ними. По-моему, боль только изматывает и разрушает, – Плотников усмехнулся.

Инга не слушала его: она смотрела на руки сидящего напротив мужчины, которые были прикрыты рукавами легкого джемпера тепло-синего цвета. Сильные и красивые кисти рук с длинными, достаточно крупными пальцами и с едва выступающими сине-зелеными венами. Артемьевой всегда казались очень привлекательными мужчины именно с такими руками. И глазами. И подбородком. «А еще у него красивая шея и форма ушных раковин. Плечи широкие. Атлетический торс. А вообще, я молчу…», – думала про себя Инга и загадочно молчала.

– Надо, надо слетать, хотя бы на недельку, – заключил в итоге Плотников и снова поднес чашку к губам. Он пил черный кофе без молока из специальной чашки для эспрессо: эта посудка смотрелась в его ладони просто крошечной крышечкой от тюбика косметического крема или зубной пасты. Кофейная чашка Инги был побольше, так как она пила напиток, разбавленный разогретым отдельно молоком. Она только сейчас обратила на это внимание: рестораторские навыки не покидали радушного хозяина и дома. «Рома даже на своей кухне щепетилен в мелочах, – отметила Артемьева молча. – Я слишком восхищена им, расхваливаю без конца то его руки, то его кофейные чашки! Какая же я дура!»

– Ты не проголодалась еще? – спросил Плотников.

– Нет! Что ты, после твоих угощений я не захочу есть еще лет сто, – Инга улыбнулась.

– Скажешь непременно, как захочешь! Не стесняйся.

– Вкусный кофе.

– Вкусный. Ты зря его разбавляешь молоком. Вкус и терпкость расплываются необратимо.

– Возможно. Но у меня высокое давление, – на секунду замолчав, женщина неожиданно для самой себя выпалила. – А у тебя есть кто-нибудь?

Он понял ее вопрос и незамедлительно ответил:

– Кто-нибудь есть всегда.

– Отсутствием женского внимания ты не страдаешь, я думаю. И любовниц у тебя, как капель в океане, – с необъяснимой, с трудом подавляемой агрессией предположила Артемьева.

– Чуть меньше, – скромно улыбнулся Роман и снова дотронулся до своей чашки. – А у тебя?

– A у меня… А у меня муж.

– А кроме него есть кто-нибудь?

– Кто-нибудь есть всегда, – повторила Артемьева за Плотниковым. Прямо сейчас ей захотелось встать и уйти из этого дома. Она ощущала дикую обиду, вспыхнувшую на ровном месте. Это неприятное чувство было направлено и на Рому, и на саму себя, и на мужа, и на мир в целом. Инга силой заставила себя остаться. Женщина попыталась сменить тему разговора. У нее это получилось, но не слишком гладко.

– У тебя красивые кофейные чашки, – сказала она. – Мне нужно купить такие же. В каком магазине ты их приобрел?

– Я могу сходить с тобой в эту лавку, – поддержал нелепый диалог Плотников. – Там помимо чашек много хороших и полезных вещей.

– Уже поздно. Мне надо ехать, – женщина встала со стула.

– Ты можешь остаться у нас. Дочь спит в детской. В квартире две спальни. Выбирай любую. Я без задних мыслей.

– В другой раз, – пробурчала Инга и направилась в просторный холл. «До свидания, малютка!» – крикнула она в открытую дверь комнаты Лии. «До свидания!» – ответила девочка и поспешила выйти к взрослым.

– Так во сколько мне завтра подъехать к твоему отелю? – как ни в чем не бывало поинтересовался Рома.

– Зачем? – Инга раздражалась все больше и больше.

Он помог надеть ей верхнюю одежду:

– Как зачем? За чашками. Ты же сама сказала, что хочешь съездить в магазин и купить кофейных чашек.

Артемьева заглянула в его глаза с приятной обжигающей искрой и чуть слышно прошептала:

– Давай завтра созвонимся.

– Я сейчас отвезу тебя в отель.

– Спасибо, не надо. Не оставляй дочь одну.

– Лия может поехать с нами.

– Девочка собирает свою компьютерную куклу на вечеринку. Не отрывай ее, – Артемьева улыбнулась малышке, стоящей в дверях детской комнаты. – Я на такси доберусь.

– Ты обиделась на меня?

– Нет. С чего ты взял?

– Не знаю. Мне так показалось, – Плотников облегченно вздохнул. – Я позвоню тебе завтра. Спокойной ночи, Инга!

Она еще раз взглянула в его глаза: «Он определенно издевается надо мной». Дьявольская искорка опять вспыхнула в темных зрачках, как бы фотографируя женщину на прощание.

Артемьева шла с Ромой по достаточно просторной для Флоренции улице и болтала на отвлеченные темы. С каждым днем ощущение неловкости перед этим мужчиной возрастало в ней с новой силой. Даже перед своим будущим мужем юная Инга не испытывала подобного волнения.

– Мы почти дошли, – сказал Плотников и дотронулся до ее локтя. – Сейчас налево, а там, через два шага, будет магазинчик. Накупим тебе чашек.

Роман улыбался, точнее, ухмылялся, как казалось Артемьевой. Это ее почему-то приятно раздражало.

– Прошу, – сказал мужчина и указал на возникшую перед ними дверь. Лавка оказалась на первом этаже жилого дома. Раньше на ее месте была квартира, но теперь здесь продавалась всякая разная дребедень за небольшие деньги. Они попали в настоящую кладовую, и у Инги перехватило дыхание то ли от избытка предметов в крошечном помещении, то ли от закрытого пространства. Женщина посмотрела на Плотникова и вспомнила Моэма. Артемьева произнесла про себя наизусть афоризм из книги, спрятанной в ее холодной спальне: «Она уже не женщина, не человек, она – одно желание». Она заставила себя перевести взгляд с мужчины на полки. Здесь можно было купить практически все: от бутылки вина до бумажной бечевки. И конечно же, кофейный сервиз. Инга напомнила себе, для чего пришла сюда.

Только сейчас Артемьева разглядела хозяина лавки, а заодно и продавца, древнего итальянского старца с белоснежной короткой бородкой, который безмятежно дремал на стульчике возле кассового аппарата в самом конце комнаты.

– Бери – не хочу, – сказал Плотников, который тоже заметил его, и улыбнулся. – Чашки должны быть подальше или даже в другом отделе, если я не ошибаюсь.

Рома без разрешения взял Артемьеву за руку и повел за собой.

– Сегодня дочь остается ночевать у няньки, – сказал он. – Думаю, что в отеле неуютно. Никогда не любил отели. А вот и чашки.

Инга сделала вид, что не расслышала его и стала разглядывать полки с посудой. «У меня трусики и бюстгальтер разного цвета! Позорище! Какая я непредусмотрительная! Артемьева, ты же могла предположить, что так может получиться», – ругала женщина саму себя и с необыкновенным упорством разглядывала чашки, стоящие перед ней в стеллажах. «Эпиляцию, конечно же, я тоже не сделала», – она взяла одну чашку в руки и стала непонятно для чего вертеть ею в разных направлениях. Плотников наблюдал за действиями Инги с любопытством.

– Хочу вот эти, – сказала Артемьева и указала на сервиз из шести чашек и шести блюдец. Женщина выбрала простые кофейные пары белого цвета без единого цветочка или лепесточка. «Черный кофе в белоснежной посуде… что может быть лучше! Может, не ехать к нему?» – она попробовала сопротивляться самой себе.

– Пройдем к кассе. Старика нужно разбудить, – предложил Плотников и дотронулся до ее локтя с еще большей нежностью, чем прежде.

Как можно описать сладострастное томление двух тел? Как облачить в слова ощущения, которые не всегда объясняются и понимаются? Пульсации, стреляющие в голове, бьющие по сердцу и в области живота, учащенное, прерывистое дыхание, заполняющее пространство аскетической мужской спальни.

Инга ощущала запах его теплой и гладкой кожи: он пах сыростью и кедровым маслом с примесью нескольких капель перечной мяты, а быть может, даже цедрой апельсина, а потом неожиданно воском. Руки его дрожали. Артемьева чувствовала, как он с осторожностью и трепетом дотрагивался ими до ее поясницы, лопаток, шеи, затем опять поясницы.

Первое уединение двух людей, одетых лишь в кожные покровы, бывает до нелепости смешным, до смехотворного нелепым. Первый шаг самый сложный, на него нужно решиться, скинуть тяготящую, ненужную оболочку одежд. Артемьева до ужаса боялась говорить тосты за большим столом, поздравлять в микрофон своих коллег с юбилеем, но этот страх был ничтожным по сравнению с тем, который она переживала сейчас.

– Давай присядем, – предложил Плотников и в третий раз дотронулся до ее уже обнаженного локтя. – У меня отчего-то дрожат ноги.

Они присели на прохладные шероховатые простыни.

– У тебя были замужние женщины до меня? – вдруг спросила Артемьева и прикусила губу. Она отчетливо осознавала, что этот вопрос был совершенно неуместен в данную минуту. Инга вообще любила задавать неудачные вопросы. Лучше ей было бы поинтересоваться у него сейчас, любит ли он крошечные цветочки в глиняных горшках.

– К чему ты спрашиваешь? – Рома дотронулся до ее обнаженной коленной чашечки, будто бы до кофейной из купленного сегодня сервиза.

– Просто так. Я никогда не изменяла мужу, – глубоко вздохнув, произнесла женщина и прижалась к такому близкому почти любовнику.

– Хочешь, не будем? – с осторожностью лиса спросил Плотников.

– Хочу. Будем, – уверенным шепотом ответила Инга и обняла мужчину за шею. «Необыкновенно трудно делать первый шаг навстречу своему счастью, своей порции радости и любви… Надеюсь, он не заметит, что у меня разноцветное белье и складочки на животе…», – подумала Артемьева и шагнула. «Резинки в кармане моих брюк или в тумбочке… Нет, точно в кармане», – пронеслось в голове у Плотникова, и он тоже шагнул.

Если между мужчиной и женщиной когда-либо и возникают совпадения, то точно не в мыслях…

– Я без ума от Рима. Инга, давай сгоняем на пару дней. Возьмем мою малышку и погуляем. Ты говоришь, что муж возвращается только через неделю. У нас уйма времени. Как тебе идейка?

– Давай. Побудешь моим гидом? – Артемьева засмеялась и уткнулась носом в его нагое плечо. Кожа Плотникова пахла уже менее разнообразно: она уловила сейчас только цедру и пчелиный воск.

– Так точно. Погуляем, пошалим. Тебе понравится, – Рома прижал женщину к себе и поцеловал в слегка запутавшиеся на виске волосы. – Ты жалеешь?

– Нет, – ответила Артемьева, как топором махнула. Она не лукавила. Именно сейчас Инга осознавала, что этот поступок, возможно, единственное, о чем она не жалела в своей жизни.

Мелькнула мысль, что он влюблен в нее, но она только пожала плечами: некоторым девушкам кажется, что в них все влюблены, она всегда считала, что это глупо.

– Женщина нередко обольщается мыслью, что мужчина любит ее безумнее, нежели оно есть на самом деле, – произнесла Артемьева вслух.

– Откуда выдержки?

– Это Моэм. Его известная вещь. «Узорный покров» называется. Не узнаешь?

– Не читал. Интересная книжка?

– Вполне. Давай повторим, – робко предложила Инга и слишком смело для себя самой залезла на него всем своим телом. Отказать Рома не решился: он знал из жизненного опыта, что женщины не принимают отказов. Сейчас Артемьева едва узнавала запах его тела. Женщина погрузилась в волшебное состояние, где существовали только телесные ощущения.

На самом деле Рим – это город, наполненный волшебством и в некоторой степени чарующей мистикой, порожденной старинными легендами и мифами. Артемьева почувствовала эту гипнотическую атмосферу сразу же, как ступила на вымощенную булыжником мостовую, обвела взглядом жилые домики, похожие на только что вылупившихся мокро-желтых цыплят.

– Помнишь историю графа Калиостро? – спросил Плотников у Инги. Они шли рука об руку сейчас, как молодые влюбленные в этом городе любви и волшебных сказок.

– Припоминаю. Это та персона, о которой написано много книг и снято немало фильмов? – спросила она и прижалась к его руке сильнее.

– Абсолютно точно. Он был и остается, пожалуй, самой загадочной фигурой в итальянской истории, – Плотников поцеловал свою спутницу в ладонь и продолжил. – Одни современники считали его великим магом и целителем, другие шарлатаном, мистиком и авантюристом. Его звали Джузеппе Бальзамо. Именно таково было настоящее имя графа Алессандро Калиостро. Я расскажу тебе о нем все, что знаю. По большому счету, ему удалось окружить себя ореолом тайны. Многие факты его биографии до сих пор вызывают споры, а сам он уже кажется вымышленным персонажем XVIII века. Он жил в этом городе. Представляешь, Инга, мы с тобой ходим по улицам, где когда-то бродил Калиостро! Давай прогуляемся именно там, где он жил, – где встречался со своей возлюбленной, проводил свои спиритические сеансы и даже был осужден и посажен в тюрьму!

– Волшебный город. Мне нравится здесь даже больше, чем во Флоренции, – с восхищением произнесла Артемьева и последовала за своим молодым любовником, словно маленькая собачка на поводке.

Плотников решил начать их небольшое мистическое путешествие от маленькой площади Санта-Аполония, которая находится в районе Трастевере рядом с площадью Санта-Мария-ин-Трастевере. Влюбленные очутились перед ней сразу же, как прошли через узкую улочку с трудно выговариваемым названием.

– Взгляни, Инга. На первый взгляд, это обычная площадь. Но есть у нее своя тайна, а вернее – свой призрак, которого часто встречают здесь холодными осенними ночами. Местные жители знают его, а некоторые смельчаки даже пытаются за ним следить. Это призрак Лоренцы Феличиани, жены графа Калиостро. Фигура женщины всегда появляется в одном и том же месте – там, где когда-то стоял Монастырь дель Олива. В нем Лоренца провела последние два года своей жизни после ареста мужа. Никто никогда не узнает, о чем она думала в заточении, какие моменты из свой жизни вспоминала, сожалела ли о поступках, простила ли мужа за то, что толкнул ее на путь разврата. Итальянцам нравится верить, что Лоренца раскаялась и горько сожалела о своем предательстве и доносе, который сыграл не последнюю роль в обвинительном приговоре против графа Калиостро. Призрак всегда идет одним и тем же путем: беззвучно вдоль стен скользит по переулкам Трастевере, пересекает мост Гарибальди и направляется к площади Испании. Я предлагаю проследовать по этому же маршруту, а по дороге заглянем в несколько знаковых мест города, которые поведают нам историю любви графа Калиостро и его жены – красавицы Лоренцы.

– Рассказчик из тебя прекрасный, – Артемьева засмеялась и потянула Плотникова за рукав. – Но я не верю в призраки.

– А ты не верь, ты просто слушай, – Роман улыбнулся и нежно коснулся указательным пальцем кончика Ингиного носа.

Мужчина и женщина пересекли мост Гарибальди и оказались на узкой и неприметной улочке, где когда-то жила дочь ремесленника Лоренца Феличиани. Современники отмечали, что девушка отличалась невероятной красотой и авантюрным характером. Это все, что известно о будущей жене графа Калиостро до момента их первой встречи, которая произошла в 1768 году. Лоренце тогда было пятнадцать лет, а юноше, который представился графом Алессандро Калиостро, двадцать пять. Совсем рядом с этой улочкой находится заброшенная церковь Сан Сальваторе ин Кампо. В ней влюбленные через несколько месяцев после знакомства сочетались браком. Свидетельство об этом сохранилось до наших дней. В нем указано, что мужа Лоренцы Феличиани на самом деле звали Джузеппе Бальзамо, и он был сыном покойного Петра из Палермо. Нет никакого упоминания ни имени Калиостро, ни указания на графский титул. Именно этот документ позволил доподлинно установить отдельные моменты биографии великого магистра, сам же он рассказывал о себе совершенно иное – это были истории мистические и невероятные.

После свадьбы молодожены поселились в доме отца Лоренцы, но прожили там недолго. Когда у ремесленника дела пошли неважно, им пришлось съехать и искать самим деньги на пропитание. У Калиостро уже был за плечами опыт мелкого мошенничества. Очень скоро парочка объединилась с некими маркизом Алиата и Оттавио Никастро, который позже был повешен за убийство любовницы. Сообщники стали промышлять печатью фальшивых монет и векселей. Их обманной деятельности очень быстро пришел конец, так как Оттавио Никастро донес на всех в полицию. Джузеппе с Лоренцой и маркизом пришлось бежать из Рима в Бергамо, где их тоже преследовали неудачи. После очередного раскрытого обмана супруги попали в тюрьму, а маркиз бежал, прихватив с собой общие деньги. Джузеппе и Лоренца вышли на свободу совершенно нищими, и граф Калиостро, который обладал великолепным даром убеждения, уговорил жену заняться проституцией. Лоренце ничего не оставалось делать, как согласиться. Накопив немного денег, супруги уехали в Испанию, а потом на Мальту. После Мальты они отправились в долгое путешествие по Европе, которое принесло Калиостро невероятную славу и богатство.

– Знаешь, Инга, здесь где-то есть старая гостиница, которая процветает до сих пор, но я не помню ее адреса. Возможно, что она даже на одной из параллельных улиц. Владельцы заведения утверждают, что слава к гостинице пришла в 1768 году, когда в ее двери постучался хорошо одетый симпатичный молодой человек с безупречными манерами. Постояльца поселили в одном из лучших номеров. Юноша очень понравился хозяину, который даже представить себе не мог, что граф Алессандро Калиостро, именно так именовал себя новый жилец, через несколько лет заставит заговорить о себе всю Европу.

Будущий великий мошенник родился на Сицилии в городе Палермо в 1743 году в семье мелкого торговца сукном Пьетро Бальзамо. Мальчик отличался непростым характером и склонностью к авантюрам, поэтому сначала его исключили из школы то ли за кражу, то ли за богохульство, а потом и из монастыря, куда он был передан на перевоспитание. Но годы в монастыре не прошли для него даром. Именно там Джузеппе получил первичные знания по химии, медицине и о лекарственных травах. Вернувшись домой, он занялся подделкой документов, изготовлением фальшивых паспортов и завещаний и продажей дамам приворотного зелья. Кроме того, большим спросом пользовались изготовленные им карты, на которых якобы были отмечены места с зарытыми кладами. Естественно, однажды обман вскрылся, и, чтобы не сесть в тюрьму, Джузеппе уехал к тетке в Мессину, после смерти которой взял ее звучную фамилию Калиостро, поменял имя на Алессандро и присвоил себе титул графа. Тогда же он познакомился с еще одним мошенником – восточным магом Альтотасом. Объединившись, они посетили Мальту и Египет, где успешно обманывали доверчивых жителей, вызывая души умерших и предсказывая будущее. После того, как сообщники разошлись, Калиостро объявился в Риме.

Роман с Ингой оказались на площади делла Минерва. Именно по ней 7 апреля 1791 года графа Калиостро, узника замка Святого Ангела, вели в церковь Санта-Мария на покаяние. Алессандро Калиостро проделал весь путь пешком, босой, покрытый черным покрывалом. В церкви, уже постаревший и располневший к тому времени, великий мистификатор тяжело опустился на колени и покаялся в своих грехах, моля господа о прощении. А в это время в костре на площади горели его рукописи, письма, бумаги, книги и весь магический инвентарь. После покаяния преступник был посажен в карету и перевезен в замок Сан-Лео, который служил Ватикану и крепостью, и тюрьмой для особо важных преступников.

Роман и Инга двинулись дальше – следующим знаковым местом стала площадь Испании. По городской легенде, именно сюда осенними ночами приходит призрак Лоренцы. На том месте, где был арестован Калиостро, фигура женщины растворяется в темноте. Возможно, это все сказки. Но доподлинно известно, что в 1789 году в гостинице Ла Скалината на площади Испании Калиостро поселился вместе с Лоренцей, вернувшись из странствий по Европе и России. Пик славы Калиостро уже прошел, все чаще в его след звучали слова «обманщик» и «мошенник», но он был еще достаточно силен. В Англии он занимался изготовлением магических камней и угадыванием выигрышных лотерейных номеров. Обман, конечно же, вскрылся, Калиостро посадили в тюрьму, но затем отпустили – за отсутствием доказательств. В России он наделал много шума своими спиритическими сеансами, но так и не смог добиться расположения Екатерины II. Во Франции супруги прожили много лет, но и оттуда им пришлось уехать, когда Калиостро был скомпрометирован небезызвестной историей с покупкой ожерелья для королевы Марии-Антуанетты. Поскитавшись по Европе, Калиостро с Лоренцей вернулись в Италию.

В Риме Калиостро продолжил свои спиритические сеансы, занятия оккультными науками и врачеванием. Магистр утверждал, что ему известен рецепт эликсира бессмертия и секрет философского камня. Но главная идея, которая занимала его ум, – создание тайной масонской ложи. Масоном Калиостро стал еще в Англии, обретя щедрую поддержку со стороны ордена, к тому же он знал, что многие представители папской церкви также являлись членами масонского братства, поэтому надеялся, что Ватикан не будет чинить ему препятствия. Но граф просчитался. Великая французская революция, которую прочно связали с деятельностью масонов, изменила расстановку сил в Европе и посеяла страх. И именно страх заставил священников в Ватикане спешно покинуть масонскую ложу. Калиостро же предъявили обвинение во многих преступлениях: масонская деятельность, магия, шарлатанство, колдовство, непосещение церкви, несоблюдение поста и богохульство. Его арестовали прямо на площади Испании 27 декабря 1789 года и препроводили в тюрьму замка Святого Ангела. В замке узник провел долгие шестнадцать месяцев. Сорок три раза инквизиция допрашивала его. Говорят, что даже сам Папа тайно присутствовал на допросах.

Сначала граф пытался оправдать себя, но, в конце концов, сдался и признал свои ошибки. В надежде на помилование он даже назвал имена кардиналов и епископов, которые посещали его сеансы. Защита несколько раз меняла тактику. Сначала она пыталась доказать, что Калиостро был просто шарлатаном и не имел никакого отношения к масонскому заговору, затем пыталась представить графа сумасшедшим. Но все попытки оказались тщетными.

Решающую роль в обвинительном процессе сыграли показания Лоренцы и ее родственников. Никогда не узнать, что заставило ее дать показания против мужа: страх перед инквизицией, желание отомстить Калиостро за его измены или за свои, на которые он сам же ее и подталкивал, надежда на освобождение от уз этого странного брака. После долгих допросов и показаний свидетелей Калиостро был осужден и приговорен к публичной казни – сожжению на площади перед замком. Но и здесь не обошлось без мистики. Видимо, в судьбу графа все же вмешались силы, с которыми он всю свою жизнь водил дружбу. Накануне казни Папа неожиданно заменил сожжение на пожизненное заключение. Существует легенда, что в ночь перед казнью в Ватикан пришел некий человек, одетый во все черное. Он передал через секретаря только одно слово и Папа немедленно его принял. Разговор продлился всего несколько минут, после чего незнакомец покинул стены Ватикана. Больше его никто никогда не видел. Что именно он сказал Папе, так и осталось загадкой, но смертная казнь была отменена.

Последние четыре года своей жизни Алессандро Калиостро провел в крепости Сан-Лео. Он был помещен в камеру-клетку три на три метра, дверь в которую была расположена на потолке. Стражники, наслышанные о неординарных способностях заключенного, охраняли его с особой бдительностью. Говорят, что Калиостро раскаялся и ждал прощения от Папы, но не дождался. Граф умер 26 августа 1795 года. Причина смерти и место захоронения остались загадкой, как и вся его жизнь. Одни считают, что Калиостро умер от болезни, другие утверждают, что ему в пищу был подсыпан яд. Находятся и такие, кто искренне верит, что граф не умер, а сбежал из заточения и до сих пор живет где-то в горах Тибета.

– Ты не устала? – спросил Плотников с неподдельной заботой.

– Устала, – честно призналась Инга. – Давай зайдем куда-нибудь, выпьем кофе.

– Давай. Я знаю очень приятное место. Здесь недалеко. Я тебе больше скажу, я бы не только выпил, но и перекусил.

– Ром, я хочу у тебя спросить.

– Спроси.

– Почему ты не взял Лию с нами?

– Она захотела остаться с няней. И потом, представь, как бы она канючила, если бы поехала с нами. Ей малоинтересна история римлян в ее возрасте, поверь мне.

– Да. Я понимаю. Ты прав, конечно.

– Что ты будешь?

– Кофе с холодным молоком. И, наверное, салат.

– Какой?

– Капрезе.

– Хороший выбор, – Плотников улыбнулся и поцеловал Ингу в ладонь. Артемьевой казался странным этот его жест: он не целовал тыльную сторону кисти руки, как это делается обычно, а только ладошку, и в самый ее центр. Возможно, там находился какой-то особенный нерв, от поцелуя которого Инга незаметно вздрагивала.

Салат принесли довольно быстро. Даже быстрее, чем кофе. По окружности тарелки были уложены нарезанные ломтиками помидоры, моцарелла и листики базилика, сверху приправленные солью и черным перцем, оливковым маслом и бальзамическим уксусом. Отдельно подали свежий белый хлеб.

– Обожаю этот салатик, – сказал Рома. – Знаешь, что для этой закуски в традиционном рецепте используют только качественные продукты: моцареллу из молока черных буйволиц. Лучший сорт томатов для капрезе – «Бычье сердце», а оливковое масло должно быть холодного отжима.

Ингу эта информация мало интересовала, но она сделала вид, что ей интересно знать об этом салате все, хотя, на самом деле, хотелось просто поесть. Даже на отдыхе Рома не забывал о своей профессии и гастрономических познаниях.

Плотников не унимался:

– Название эта закуска получила от острова Италии Капри. Благодаря красно-бело-зеленому триколору, имитирующему итальянский флаг, капрезе стало одним из национальных блюд Италии.

– Мне не хочется возвращаться в Монтальчино, – вдруг сказала Артемьева и грустно вздохнула.

– Не возвращайся. Сегодня наш первый день в Риме. Здесь столько всего интересного. А в Италии – еще больше. Про всю Европу я вообще молчу.

– Муж возвращается скоро. Я давно не появлялась дома. Как я объясню свое столь долгое отсутствие?

– Придумай что-нибудь. Скажи, что осталась во Флоренции у подруги.

– У меня нет подруг.

– В Италии появятся, поверь. Здесь невозможно без общения и знакомых. Это не Россия, где ты не знаешь, как выглядит твой сосед по лестничной площадке. В Италии все по-другому. Не хочешь – оставайся со мной.

– Останусь. Но ненадолго, Ром. Еще на пару дней, не более. Хорошо? – Артемьева взглянула на него почти щенячьими глазками.

– Это ты сама решишь, – прошептал Плотников и опять поцеловал ее в нерв, спрятанный в ладошке.

Они сидели в недорогом уличном кафе. Пили кофе, Инга наслаждалась салатом. Было тепло и уютно, несмотря на то, что смеркалось и просыпался вечерний ветерок.

«Свободна! Свободна не только от докучных цепей и тех уз, что не давали дышать полной грудью; и не только от смертельной опасности, нависавшей над ней, но и от любви… свободна от всяческих духовных связей, свободна, как бесплотный дух. А свобода означала и мужество, и готовность стойко встретить все, что бы еще ни ждало ее в жизни», – Сомерсет Моэм не оставлял ее. Она собирала выдержки и записывала их со скрупулезностью ювелира, заучивала как актерские тексты перед спектаклем и периодически слова всплывали из просторов ее памяти, как обломки затонувшего корабля из морских глубин.

Артемьевой было уютно, но необыкновенно грустно. Ей казалось, что Рома видит, как увлажняются ее глаза. Но он не видел. Мужчины редко подмечают такие незначительные мелочи, как беспричинные женские слезы. Взгрустнулось, видите ли, даме от наступающих сумерек, от нахлынувшего потока сердечного счастья и любви. Как давно она не получала ударной дозы мужского признания, как давно ее тело не купалось в крупных шершавых ладонях мужских сильных рук… Инга даже подумать не смела, что прилет в Италию изменит ее внутреннее состояние настолько сильно. Психологи повсеместно утверждают с телеэкранов и со страниц журналов, что мысли меняют жизнь. С ними можно согласиться, но как же тяжело даются перемены. «Я до конца дней буду жить со своим мужем и вспоминать свое флорентийское приключение с молодым и прекрасным соотечественником. Рома накормит мое тело и душу, и я вернусь в Монтальчино, продолжая изображать из себя счастливую и богатую леди». Плотников протянул руки к ее ладони и опять дотронулся до волшебного нерва с еще большей нежностью, чем ранее.

– Не холодно? Я хочу отдать тебе свой пиджак, – предложил Роман.

– Нисколько, – слегка улыбнулась Инга и через секунду добавила: – Я так тебе благодарна. Знаешь, я так тебе благодарна.

– За что? – удивленно спросил мужчина и сильнее сжал ее руку в своих шершавых и крупных ладонях.

– За Флоренцию, за Рим. За этот салат и кофе. За то, что мы сидим здесь сейчас вдвоем и никуда не торопимся. За то, что ты трогаешь сейчас мою руку. За нашу встречу в далекой и прекрасной Италии.

– Инга, что с тобой? Ты пугаешь меня, – Плотников улыбнулся. – Это же все мелочи.

– Это не мелочи, а жизнь, Рома. Так приятно испытывать ощущение жизни внутри и вокруг себя. Завтра этого может у нас не оказаться. Я имею в виду этого момента. Момента полнейшего, одурманивающего и простого человеческого счастья.

– Не возвращайся в поместье. Оставайся со мной и Лией. Хочешь, я поговорю с твоим мужем. Я думаю, что он все поймет.

– Что ты говоришь такое, Ром? Это безумие. Я гожусь тебе почти в матери. Мы едва знаем друг друга. Это невозможно.

– Почему? Ты только что сказала, что именно сейчас счастлива. Я испытываю рядом с тобой ощущение покоя и уюта. Мне хорошо. Так почему же мы не можем продлить эти мгновения?

– Есть разные обстоятельства и причины, которые нельзя разрушить в одно мгновение, – стала неумело оправдываться Артемьева.

– Не надо разрушать, мы можем их просто культурно обойти.

– Думаешь?

– Стоит попробовать.

– Такое не повторяется, Рома. Такое бывает однажды.

– Глупости! Все в наших руках. Мы сами, я и ты, пришли к тому, что имеем сейчас.

– А что мы имеем? У нас нет ничего, кроме иллюзий и страсти.

– А разве этого мало? Иллюзия и страсть – самые мощные рычаги для чудесных свершений.

– Ты слишком молод и горяч, дорогой. Тебе нравится мое платье?

– Подумай. Реши, насколько тебе важно то, что между нами происходит. Я не буду тебя торопить. Нравится. Красивое платье.

– Чистый лен, – пояснила Артемьева. – Мне нужно вернуться в поместье до приезда мужа. Ты отпустишь меня?

– Да, – Плотников отпустил ее руку. – Если тебе это нужно. Но не сегодня. Сейчас я хочу, чтобы ты была рядом со мной до утра, а лучше до полудня.

Он произнес эти слова с очень серьезным лицом, глядя в ее черные зрачки и окружающие их голубизну. С таким выражением во взгляде обычно просматривают бухгалтерские счета или читают письмо от старого внезапно объявившегося друга, которого до этого считали пропавшим без вести.

Артемьева купалась в волшебных потоках любви и атмосфере прекрасного города Рима. Ей страшно не хотелось возвращаться домой, в роскошное поместье с пьяным виноградом, холодной спальней и нелюбимым мужем.

Владимир не планировал разводиться с женой, но его молодая любовница предполагала, что со временем он передумает и сделает ей предложение. В последнее время, после череды свадеб знакомых девчонок, Наташа определенно решила для себя, что больше всего на свете хочет замуж. За Артемьева. Хотя, конечно же, у нее было несколько запасных вариантов: пластический хирург, банковский служака и парочка адвокатов, но они даже в подметки не годились ее Володьке. Девушка все чаще стала затрагивать эту щекотливую тему в разговорах с Володей, но он ускользал от нее, как изворотливый змей.

В один из московских вечеров, накануне вылета Артемьева в Италию, между ними состоялся серьезный разговор, который закончился разрывом этих изначально обреченных взаимовыгодных отношений. Таких неприятных бесед случаются сотни, а то и тысячи между людьми ежедневно. Их исход не вызывает горести на сердце и разочарования в душе ни у одного из собеседников. Оба понимают, что это конец и в то же время начало чего-то нового. Артемьев без труда найдет себе прекрасную любовницу еще моложе и красивее, чем Наташа; а она – любовника, еще более богатого. Все логично и просто, как дважды два.

Прощальный секс порой бывает восхитительнее, чем первый. Последняя капля самая сладкая.

Артемьев и Наташа вышли на шумную улицу, и Володя поцеловал девушку в щеку. Она не отдернулась, а даже чуть подалась вперед.

– Я буду по тебе скучать, – честно призналась Наташа и, не оборачиваясь, пошла в сторону припаркованного у тротуара желтого такси.

– Я тоже, – соврал Артемьев, потому что сам начал ее забывать с того момента, как они оказались на свежем воздухе.

Володя стал подмечать перемены в поведении Инги после ее поездки во Флоренцию. Незначительные, еле заметные изменения и легкий холодок в общении, которого раньше, как казалось Артемьеву, не было. «Возможно, так действует на жену Европа. Столько впечатлений за короткий срок, вот ее и распирает. Думаю, нужно съездить с ней во Флоренцию или Рим, – разговаривал сам с собой Артемьев, сидя за рулем своего роскошного автомобиля. – Возьму-ка я перерыв со своими молодухами. Скоро пост все равно, повоздерживаться не помешало бы, а заодно и с женой побуду».

Порой Артемьев сожалел, что они не обзавелись с Ингой детьми. Он прекрасно осознавал, что ребенок – это не костюм и не пачка сигарет, которые можно приобрести в магазине за определенную сумму. Наедине с самим собой мужчина чувствовал вину за то, что не позволил жене родить много лет назад. Но супруги ни разу не поднимали эту тему в своих разговорах. Они старались не усложнять и без того достаточно непростые отношения.

Стал накрапывать дождик. Артемьев включил дворники. Он ехал с небольшой скоростью, не торопясь. Из магнитофона негромко звучала джазовая музыка. Володя ненавидел джаз, но не поменял волну. Сквозь ритмичный голос саксофона он слышал монотонный и раздражающий звук стеклоочистителей. Владимир вспомнил, как от него вздрагивала Инга, когда находилась в машине, жалуясь на свои истонченные нервы. Артемьев редко думал о жене, практически никогда, но сейчас ему захотелось ее вспомнить. Он вытащил мобильный телефон из внутреннего кармана пиджака и набрал номер. Инга не отвечала. Она и Плотников слышали этот звонок, но оба были слишком заняты делом, в котором Артемьева принимала непосредственное участие и никак не могла отвлечься.

На просторной кухне Романа происходило важное и глубоко непристойное событие: любовники готовили черничный тирамису. Плотников непрерывно взбивал желтки с сахаром добела, а Инга подготавливала лимонную цедру, ликер и маскарпоне. Даже малышке Лие нашлось задание: она хорошенько промывала ягоды черники, сложенные в пластмассовую миску, под проточной водой.

Совместное приготовление десерта мужчиной и женщиной – плохой знак, настоящий сигнал об опасности для всех участников мелодрамы. Особенно для мужа той женщины, которая втянута в это «непристойное» дело. Но Владимир Артемьев ничего не узнает об этом компрометирующем кулинарном эксперименте. Он, как истинный мужчина, абсолютно уверен в том, что его супруга на такое не способна, а трубку она не берет просто потому, что принимает ванну или гуляет среди виноградных лиан.

Артемьева ощущала полнейшее счастье от процесса приготовления. Она наслаждалась тем, что на кухне творится семья, пусть ненастоящая, но семья: мама, папа и его дочка. Все заняты делом и важно молчат. Но на фоне этого молчания Инга улавливала столько приятных для нее звуков: шум воды из-под крана, стук посуды, редкие покашливания…

Нет, она определенно не хотела возвращаться в Монтальчино.

– Анна Михайловна сказала, что ты только вчера вернулась из Флоренции, – Артемьев лежал на диване и со смаком покуривал сигариллу. Дымок с ароматом вишни наполнял окружающее его пространство, бесследно рассеивался в пустоте и душил воздух в гостиной.

– Да, – подтвердила Инга и напряглась.

– Что ты делала там так долго? – поинтересовался муж и снова затянулся табаком.

– Я осматривала достопримечательности, Володя, знакомилась с новыми людьми, пробовала различные блюда итальянской кухни. Должна заметить, что во Флоренции немало русских.

– И как тебе твоя поездка?

– Замечательно.

– Веришь, мне так и не удалось осмотреть Флоренцию. Ты же знаешь, что я ездил туда только по делам. Обзавелась подружками? – Артемьев не унимался. Ингу раздражали эти вопросы. Ранее его не особенно интересовало то, где, как и с кем проводит время супруга. «Вот что ты пристал!» – подумала Инга и встала с кресла.

– Давай выпьем вина, – предложила Инга и прошла на кухню.

– Хочу съездить во Флоренцию на следующей неделе вместе с тобой, дорогая! Как ты на это смотришь? – крикнул Владимир ей вслед.

– Вов, я только вчера приехала, – послышался ответ.

– Я подумал, что ты сможешь провести мне прекрасную экскурсию, раз побывала во Флоренции везде и всюду.

– Я этого не говорила. Так, кое-где и кое-что посмотрела. Не более, – Инга вернулась в гостиную с двумя бокалами красного сухого вина. Себе в бокал она бросила три небольших кубика льда, которые спасали ее вкусовые рецепторы от вязкости и терпкости напитка.

– Ингуля, на следующей неделе мы с тобой едем во Флоренцию, – настаивал Артемьев. – Я очень этого хочу. Познакомишь меня со своими новыми друзьями.

Женщина передала мужу бокал вина и села напротив. Вова раздражал ее с каждой минутой все больше и больше, ей даже захотелось ему нахамить или даже что еще похуже – поскандалить, но она вспомнила о том, что это ей несвойственно, и с трудом сдержалась.

– Если ты хочешь, любимый, мы обязательно съездим, – сказала Инга спокойно. – Как дела в Москве?

– Все нормально. Что ей будет? Бурлит, шумит и процветает. Подруги во Флоренции у тебя русские девочки?

– Русские. Володя, я не могу понять, что ты так прицепился к моим подругам, к Флоренции. Город как город. Ничего особенного. Там не так много интересного, как тебе кажется. В чем дело? – Инга раздражалась.

– Просто любопытство. Что ты закипаешь? Я всего лишь пытаюсь поддержать наш разговор. Мне хочется знать, как проводит свое время моя любимая жена.

– И давно тебе этого хочется? – Артемьева заводилась, еще секунда – и она была бы готова запустить свой бокал вина в его голову. – Удивительно, что тебя стала интересовать собственная жена.

– Да что с тобой случилось, Ингуля? Ты почему так нервничаешь? Я просто спрашиваю, общаюсь. Я соскучился. Мы же с тобой не виделись больше недели. Мои вопросы вполне нормальны в такой ситуации.

Артемьев присел на диване и сделал первый глоток.

– Да, что-то я сегодня не с той ноги встала. Извини, дорогой, – Инга улыбнулась как ни в чем не бывало. – Ты прав. Мы давно с тобой не общались.

– Если хочешь, то я больше ничего у тебя не спрошу, – обиделся Володя.

– Хочу, – честно призналась Артемьева и опять ехидно улыбнулась.

– Ну здорово, конечно, ничего не скажешь! Вот это ответ! – он встал, поставил свой бокал на журнальный столик и направился к входной двери. – Хочу пройтись перед сном.

– Иди, – сухо сказала Инга, продолжая потягивать терпкое вино с плавающими по его поверхности льдинками. – Можно я угощусь твоими сигариллами?

– Ты курить стала? – удивленно спросил муж. Он все больше убеждался, что совсем не знает свою супругу.

– Да нет. Просто иногда балуюсь, – Инга встала и подошла к журнальному столику перед диваном. – Володя, я познакомилась во Флоренции с владельцем ресторана. Он мог бы закупать у нас вино. Ты не хочешь обсудить это с ним? Может, пригласим его в гости? Покажем поместье?

– Интересная идея. Я думал об этом. Но мы могли бы обсудить этот вопрос и во Флоренции, в его ресторане.

– Могли бы. Вов, но ты же понимаешь, что эта сделка вряд ли состоится в одну встречу. Я считаю, что потенциальному покупателю было бы интересно посмотреть на настоящее винное царство. Он русский, кстати, – Инга улыбнулась. Она прикурила сигариллу и затянулась вишневым дымом.

– Хорошо, пригласи его, пообщаемся на эту тему, – согласился Артемьев.

– Я уже пригласила, – Инга пристально посмотрела на мужа. – Завтра Роман будет в Монтальчино часикам к шести вечера. Я думаю, ты не будешь против, если наш соотечественник переночует у нас?

– Инга, ты в своем уме? – Володя злился на жену и не скрывал этого. – Ты просто ставишь меня перед фактом. А вдруг завтра я не смог бы его принять?

– Не волнуйся, дорогой. Я в состоянии показать и рассказать о нашем винограднике. Ты можешь ехать по своим делам.

– Мне нужно немедленно пройтись, – Артемьев шагнул и громко хлопнул за собой дверью.

Женщина неторопливо докурила и затушила бычок сигариллы в красивой пепельнице из цветного стекла. Она частыми глотками допила вино, затем поднялась в спальню. Бокалы и пепельницу с окурками Инга убирать не стала.

В спальне Артемьева записала в своем тайном блокноте, в том, где хранила выдержки из книги Моэма, одну-единственную фразу: «Я хочу, чтобы вся моя жизнь стала одним большим и приятным воспоминанием о тебе, мой дорогой Рома!»

Она приняла горячий душ, смыла с себя тяжесть разговора с мужем, накинула легкий халатик на еще влажное тело и забралась под одеяло. Только в постели Артемьева вспомнила, что не почистила зубы, но вставать ей было уже неохота. Инга закрыла глаза и стала засыпать с полной уверенностью в том, что Вова не поднимется к ней, а ляжет спать на диване в гостиной.

– Привет, моя голубушка, как вы там поживаете, в этой чужеземной Италии? – Мария Николаевна несказанно обрадовалась звонку дочери. В это время старушка возилась на кухне: она стряпала угощения для приглашенных подруг.

Инга редко звонила матери, не чаще одного раза в месяц, но для их не столь теплых отношений этого было вполне достаточно.

– Хорошо, что ты позвонила, котенок мой. Я тут нарезаю салатики, рыбку жарю, пирог яблочный пеку. У меня сегодня вечером гости. Вот. Не хочу ударить в грязь лицом. Как Володя? Как у вас с ним дела?

– Мама, все нормально. В общих чертах не настолько плохо, как могло бы быть. Ты знаешь, возможно, мы скоро… – Инга на секунду замолчала. – Мы скоро приедем в Москву. Собираемся, по крайней мере. У нас все хорошо.

– Я рада за вас. Врешь, конечно, но я сделаю вид, что верю тебе, – Мария Николаевна никогда не отличалась тактом, поэтому не стала изменять себе и сейчас.

– Мама, я не вру. Он стал более внимательным ко мне, задает вопросы. Сегодня вот завтрак в постель принес. Пережаренную и пересоленную яичницу, правда, но все равно приятно. Я даже удивилась. Раньше, когда у него звонил телефон, он выходил из комнаты, сейчас разговаривает в моем присутствии и только с деловыми партнерами. Знаешь, мне порой кажется…

– Прости, крошечка, я перебью тебя. Мне не терпится поделиться с тобой большой радостью. Петр Аркадьевич сделал мне предложение.

– Кто такой Петр Аркадьевич?

– Помнишь, я рассказывала тебе о нем. Ну тот самый, с которым я познакомилась на занятиях по латиноамериканским танцам. Он ухаживал за мной долгое время, дарил цветы. Вот вчера пригласил меня на свидание. Сначала мы пошли в театр на чудеснейший спектакль, затем выпили вина с ягодками в прекрасном ресторане, а потом Петр Аркадьевич попросил меня стать его женой.

Артемьева молчала. Она была ошарашена этой новостью. В уме Инга подсчитала, что если Мария Николаевна примет это предложение, то этот самый Петр Аркадьевич окажется ее мужем под номером четыре. Дочь не могла сказать, что ее переполняет радость, но она всегда в подобных случаях удивлялась легкомыслию и волшебной непосредственности своей матери. Инга частенько признавалась себе, что ей не удалось перенять эти самые главные качества характера Марии Николаевны.

Артемьева шла по итальянской земле мимо развесистых виноградных лоз и общалась по мобильному телефону с такой родной и такой чужой матерью.

– Это замечательная новость. Я поздравляю тебя, – выдавила из себя Инга. – Вы определились с датой?

– Спасибо. Знаешь, Ингуля, я решила его немного помучить. Я сказала Петру Аркадьевичу, что мне надо подумать, – Мария Николаевна громко рассмеялась. – Недолго, думаю, недельку-другую.

– Есть вероятность, что ты ему откажешь?

– Нет! Что ты! Никогда. Мужей мало не бывает. Я соглашусь, но позже. Хочется над ним чуть-чуть поиздеваться. Знаешь ли, женщинам свойственен в некоторой мере садизм.

Артемьева слушала воркование матери и улыбалась. Она всегда завидовала ее непосредственности, этому слепому следованию своим внутренним порывам, этому поведению, лишенному лицемерия и стереотипных рамок. Инга не всегда могла искренне выражать свои чувства и эмоции. Ей нелегко было отражать свои душевные переживания, радости и смятения. Мария Николаевна имела редкостную способность удивляться и сопереживать как близкому, так и совершенно чужому человеку, не прячась за маской равнодушия.

– Инга, ты хотя бы любовника завела? – спросила мать у дочери с такой интонацией, с которой обычно интересуются, наклеили ли обои в спальной комнате.

– Нет, мама, не завела. Я счастлива со своим мужем, – соврала Артемьева. Сама она не считала это ложью, простая недоговоренность, не более. «Да, характер, как и цвет глаз, на всю жизнь», – подумала про себя Инга.

– Володя все еще встречается с той девочкой?

– Не знаю. Я не спрашивала. Возможно, да.

– Ты успокоилась по этому поводу?

– Вполне.

– Умница! Детка, давай попрощаемся с тобой, а то у меня пирог в духовке и куски рыбы в сковородке сейчас сгорят. Целую тебя крепко, радость моя!

– Целую.

Мария Николаевна положила телефонную трубку и вернулась к своим кухонным заботам. Инга еще недолго послушала отбойные гудки, а затем бросила мобильник в широкий боковой карман своей вязаной жакетки. Она присела на скамейку и поджала под себя ноги. Володя действительно удивил ее сегодняшним завтраком с подгоревшей яичницей. Муж не делал ничего подобного лет сто. Артемьева понимала, что вчера вечером обидела его, и Вова не поднялся ночевать в спальню. Но с утра супруг решил побаловать свою спутницу жизни яичницей.

Инга оглянулась: вокруг нее было спокойствие и молчаливость земли. Стала ли для женщины приятной неожиданностью эта утренняя яичница? Нет, ей было все равно. Она ждала приезда в Монтальчино Плотникова. Он обещал привезти с собой Лию. Инга была переполнена нетерпением. Артемьева попросила Анну Михайловну приготовить вкусный ужин, купить ребенку мороженого, шоколада и мармеладных конфет, которых в поместье не было, так как Артемьевы не любили сладкое.

Инга поднялась со скамьи и направилась в сторону дома. Ей нужно было привести себя в порядок перед встречей с Ромой. Сегодня вечером Инге хотелось быть красивой как никогда. Секундант и два дуэлянта, не подозревающих о предстоящей ментальной дуэли.

В каждом человеке заключено множество тайн и загадок. Добродетели и пороки живут в нашей душе так же, как эритроциты и лейкоциты в крови, на протяжении всей жизни. Они борются друг с другом, доставляя людям страдания и радости. Артемьева всегда считала, что добродетели в ней преобладают, но в последнее время она стала в этом сомневаться. Сомнения впервые посетили ее после встречи с Плотниковым. Такие возвышающие добродетели, как терпимость и благопристойность, кажется, стали покидать ее.

Благопристойность требует, чтобы человек был умеренным в своих удовольствиях, осторожным в рассуждениях и поступках и не нарушал свой долг. Эта добродетель создает для души границы, которые затем надежно удерживают совесть, такт и благоразумие.

Инга взглянула на себя в зеркало. Она встретилась глазами со своим отражением и замерла как статуя. На нее смотрела совершенно другая женщина – перерожденная и абсолютно изменившаяся. Артемьева не испытывала чувства стыда, хотя было за что. «Инга, где твое благоразумие?»

– спросила Артемьева у своего отражения. Зеркало улыбнулось в ответ и ничего не ответило. «Как все просто! Я думала, что после измены меня замучает чувство стыда и съест совесть. Но я не ощущаю ничего похожего. Только легкость и воздушность в теле, особенно в сердце, – Артемьева продолжала разговор с серебристой поверхностью. – Кто может с полной и непоколебимой уверенностью сказать, что является добродетелью, а что – грехом?»

Женщина выщипала брови, нанесла тонкий слой увлажняющего крема из маленькой круглой баночки, подвела глаза коричневым карандашом и накрасила губы матовой помадой пастельного оттенка. Ей не нравилось, как на ней сидело платье, но она не стала переодеваться. Артемьева взглянула на часы. Стрелки показывали двадцать минут шестого. Инга еще раз окинула себя взглядом от макушки до кончиков пальцев в огромное зеркало, надела туфли и вышла из спальни.

Артемьевой не хотелось ударить в грязь лицом перед Ромой. Она затеяла настоящий русский ужин в итальянском поместье – с множеством блюд, чтобы стол буквально ломился от вкусностей. Инга вместе с Анной Михайловной почти два дня занимались приготовлениями. На первое Артемьева сначала хотела сотворить уху, потом солянку, затем решила, что лучше сварить щи, ботвинью или тюрю. Но Анна Михайловна сказала, что тюря – это слишком простая, можно сказать, нищенская похлебка, которую стыдно подать даже самому неприхотливому гостю, поэтому женщины остановились на щах из кислой капусты. Сначала было решено сварить зеленые щи, но ни крапивы, ни щавеля в Сиене не нашлось, поэтому Плотникову предстояло вкушать суп только по классическому рецепту из квашеной белокочанной.

За приготовление щей Анна Михайловна взялась накануне вечером, так как считала, что суточные щи – самые вкусные, и варить их нужно не позднее, чем за сутки перед подачей к столу.

Старушка взяла хорошо промытые под проточной водой говяжьи кости с небольшим количеством мяса, свиной грудины, вкуснейшую квашеную капусту, три небольшие луковицы, одну среднюю морковку, корень сельдерея, маленький пучок петрушки, полстакана томатного пюре и три лавровых листа. Инга хотела помочь, но Анна Михайловна строго-настрого запретила ей приближаться к плите и объяснила: «Это очень ответственное дело – варка щей. Поможете мне лучше с горячим, салатами и десертом». Артемьева не стала спорить и присела за кухонный стол почитать глянцевый журнальчик с бесполезными советами для успешных дам.

– Готово, – сказала старушка через пару часов, когда щи поспели. – Пусть остывают на плите, потом поставим в холодильник на сутки. Мороженое ребенку мы купили, водку мужикам – тоже. Зефир и вишневое варенье у нас есть. Селедку с красной смородиной и луком нарежем завтра. Грибочки маринованные не забыли. Сейчас займемся студнем и голубцами. Горчица, хрен и толченый чеснок со сметаной к студню у нас имеется. Сварим овощи для винегрета, нарежем салатики из свежих и отварных овощей. Кулебяку тоже испечем. Как же я не люблю возиться с тестом. Бросайте ваш журнал и помогите мне, Инга. Я предлагаю испечь кулебяку с лососем, рисом и яйцом. Вкуснятина необыкновенная! Надеюсь, ваш гость останется доволен нашей стряпней. Доставайте муку.

Артемьева ждала приезда Романа, но в то же время испытывала чувство страха перед предстоящей встречей двух мужчин ее спутавшейся жизни – мужа и любовника.

Анна Михайловна возилась с тестом, Инга поставила варить яйца и рис для начинки кулебяки, нарезала красную рыбу ломтиками. Она изо всех сил старалась погрузить себя в домашние дела, показаться очень занятой Анне Михайловне, а главное – самой себе. Анна Михайловна же напевала себе под нос какую-то песенку и совершенно не замечала беспокойства Инги. Артемьевой очень хотелось поделиться с ней своими переживаниями, но она мужественно сдержалась.

Роман пообещал, что приедет в поместье к шести вечера и непременно с дочерью. Но он добрался до Монтальчино к восьми и без Лии. Артемьев весь день висел на телефоне: он общался со своими московскими партнерами, обсуждал какие-то важные и неотложные вопросы, причем делал это нарочито громко, его голос настигал Ингу везде, куда бы она ни пыталась от него укрыться, Володя как будто специально ходил за ней по комнатам, давая звучные указания в микрофон своего мобильника.

Роман был необыкновенно красивым в тот вечер. Он надел серый, в мелкую белую крапинку, хорошо сшитый костюм. Под пиджаком пряталась белая кофта под горло. Брюки сидели на нем как джинсы – по фигуре, почти в обтяжку. С собой Плотников привез букет цветов, похожих на чайные розы, коробку эклеров и бутылку шампанского. Инга встретила его у дверей. Они даже не поздоровались, а только улыбнулись друг другу. Артемьева почувствовала, как ее сердце опустилось в пятки. Беспокойное состояние охватило ее с новой силой. Владимир закончил телефонные переговоры с Москвой и вышел навстречу гостю. Инга представила их друг другу. Ей казалось, что эта встреча окажется куда более волнительной и драматичной, но опасения неверной жены не подтвердились.

– Ром, почему ты без дочки? – поинтересовалась Артемьева.

– У Лии разболелся зуб с утра. Я отвез ее к доктору. Потом девочке полегчало, но днем она заснула, и я не стал ее будить. Оставил крошку с няней. Вот такая история.

– Понятно. Очень жаль. Мы готовились к ее приезду. Приготовили сладости и блюда по традиционным русским рецептам.

– Ух ты! Как приятно. Я не особенно балую ее русской кухней, – признался Плотников.

– Пройдемте к столу, – пригласил Володя и прошел в гостиную. – Как вы относитесь к водке?

– Положительно, – сознался гость.

– Сегодня мы будем пить водку. Водка и селедка, грибочки да огурчики, – вот что нужно русскому человеку для счастья. Крепкий алкоголь и хорошая закуска, одним словом.

– Спасибо, конечно, но я за рулем, – попытался уклониться Плотников.

– Наш водитель отвезет вас, если не захотите остаться переночевать у нас, – начал уговоры Артемьев. – Еще у меня в баре есть виски и коньяк, в погребе – вино. Выбирайте.

– Определенно водку, – поддался на уговоры Рома. – Не пил ее лет сто, не меньше. Запивать будем чем?

Инга робко улыбнулась:

– Клюквенным морсом. Мы ждали тебя. Тебя и Лию.

– Она действительно расстроится, когда узнает, что я приехал без нее. Очень хотела увидеть тебя, Инга. Какая вкуснятина у вас на столе! Я тронут вашим гостеприимством.

– Значит, как-нибудь в другой раз. Я думаю, что девочке будет интересно погулять в поместье. Здесь столько всего интересного.

– Да и мне хочется взглянуть.

– Сейчас мы поужинаем, ты, должно быть, проголодался, как волк, и покажем тебе все.

– Давайте выпьем водки, – Артемьев наполнил из запотевшей бутылки три стопки.

Роман налил морс из кувшина в хайболы.

– Мне не надо, ты же знаешь, я не люблю водку. Пью ее крайне редко. Я бы выпила шампанского.

Плотников потянулся за принесенной им бутылкой и профессионально, с легким хлопком открыл ее. Инга подвинула к нему шампанку. Он взял бокал в левую руку и неторопливо стал наполнять почти до краев, оставив только место для губ.

И Плотников, и Артемьева смущались друг друга. Только Володя не замечал этого. Он просто хотел выпить водки со своим русским гостем.

Сосуды с напитками были подняты над столом, соприкоснулись с легким звоном. Вечер начался.

Инга взглянула на обоих мужчин: она сравнивала мужа и любовника. Плотников был сексуально привлекательнее. Этот серый костюм делал его необыкновенно красивым и солидным. Артемьев тоже был в костюме и даже в галстуке, но это не спасало его образ от скуки в глазах жены.

– Инга рассказывала, что познакомилась с вами во Флоренции, Роман, – Володя поставил рюмку и зацепил из тарелки соленый огурчик.

– Именно так все и было. Ваша жена случайно зашла в мой ресторан позавтракать.

– Давайте на «ты» перейдем. С моей супругой, как я заметил, вы уже перешли.

– Давайте.

– И давно ты общаешься с моей женой?

– А на первое у нас щи. Настоящие славянские щи по классическому русскому рецепту, – Артемьева взялась разливать наваристый и обжигающий, как кипяток, суп в глубокие тарелки без помощи кухарки.

Плотников подставил свою тарелку под половник, который еле держался в дрожащих руках хозяйки.

– Пахнет восхитительно, – заметил Роман и с удовольствием вдохнул пар, исходящий от наполненной тарелки.

– Так давно ли ты знаком с моей женой? – повторил вопрос хозяин дома.

– Нет, недолго. Месяца два-три.

– Понятно. Странно, Ингуля, что ты только сейчас решилась пригласить гостя к нам. Почему не сделала этого раньше?

– Даже не знаю. Как-то не случилось. Не было повода. Потом пришла мысль по поводу сотрудничества с вином. Не помню уже, кому – мне или Роме. Ром, не помнишь?

– Нет, не помню, если честно, – Плотников улыбнулся. Он наслаждался вкусными горячими щами. – Очень вкусно.

– Это все наша Анна Михайловна, – призналась Инга.

– У вашей Анны Михайловны просто волшебные руки, – искренне выразил свое восхищение гость.

В отдельную тарелку Артемьева положила ему пару кусочков селедки с крупными кольцами лука и замороженной красной смородиной, которая уже почти отогрелась от тепла гостиной и горячего супа, соленые огурчики и грибочки. Смущение не оставляло Ингу. Она пыталась себя занять раскладыванием закуски и хлеба, но это не помогало.

– Дорогой, положить тебе винегрет или рыбки? – обратилась Артемьева к мужу.

– Селедку положи, лука побольше, но ягоды не надо, – попросил супруг и разлил водку по стопкам: Роману и себе. Артемьеву даже не пришло в голову проверить, не закончилось ли в бокале жены шампанское – он был увлечен гостем и ужасно рад, что нашел собутыльника. У Инги оставалось больше половины бокала, но Плотников все равно поухаживал за ней и долил почти до краев шампанку.

– Как тебе Италия, Роман? – поддерживал беседу хозяин поместья.

– Я уже привык к этой жизни. Не представляю, что можно жить по-другому. Тружусь как в последний раз, люблю свою работу, воспитываю дочь. Старею потихоньку, – Плотников засмеялся. – А вам как?

– Ну, мы с женой здесь недавно, поэтому пока ничего не можем сказать. Привыкаем пока.

– Я уже привыкла, – Инга втиснулась в разговор. – Мне безумно нравится Италия. Очень красивая и теплая страна. Вино здесь необыкновенно вкусное, климат приятный, а люди просто сказочные. Я вам даже больше скажу, мне совершенно не хочется возвращаться в Россию. Я останусь здесь, пожалуй, до конца своих дней.

– Ингуля, ну ты даешь! Ты же совсем недавно не знала, куда себя деть от скуки, – Артемьев засмеялся.

– Теперь знаю. Выучу итальянский язык, обзаведусь огромным количеством друзей и знакомых и буду жить счастливо, – Инга улыбнулась и взглянула на Плотникова.

Выражение лица Романа было серьезным. Он следил за своей замужней любовницей, даже когда не смотрел на нее. Артемьев вызывал у Плотникова раздражение, он находил его неприятным и где-то даже глупым и неинтересным. «Живут же с такими мужьями всю жизнь, а с такими, как я, разводятся при каждом удобном случае», – думал гость и с неподдельным аппетитом жевал щи.

– Я предлагаю тебе съездить в Ливорно на выходных. Там, говорят, очень красиво, – обратился к супруге Артемьев, затем он направил свой вопрос к новому знакомому. – А ты, Рома, бывал в Ливорно?

– Да, неоднократно. Приморский портовый городок, место рождения Модильяни. Я ездил туда к своим итальянским друзьям в гости. Вам понравится там, – ответил Плотников.

– Посмотрим, дорогой, – Инга отпила из своего бокала. Шампанское – это явно не то спиртное, которое подходит к наваристым щам, но водку она не пила.

– Рома, попробуй студень, – Инга дотронулась ножом до желеобразной массы с застывшими в ней волокнами мяса, отчего холодец задрожал.

– Положи, – Рома подвинул к ней тарелку с закуской. – Прямо сюда положи маленький кусочек.

– Давай в новую тарелку?

– Нет, в эту. Не пачкай посуду зря, – со знанием дела ответил Плотников.

Они были как будто бы вдвоем за этим столом. Без Артемьева. А муж даже не замечал этого. Он пил и ел, совершенно не ощущая того, что от его супружества остаются только объеденные косточки. Печально, но сытно. Вкусные щи, холодец, грибочки маринованные и ледяная водка.

– Нас ждут еще голубцы, кулебяка и десерт. Мы купили мороженое, зефир, варенье.

– Кулебяка? Сегодня и правда вечер исконно славянской кухни! – Рома засмеялся. – Я очень жалею, что не взял Лию с собой. Кулебяку она должна была попробовать.

– Я заверну тебе все с собой. Все, кроме водки, конечно, и мороженого. Оно растает, – Артемьева улыбнулась. – Ты останешься у нас?

– Оставайся, Ром! Поместье большое. Спален сколько хочешь, выбирай любую.

– Даже не знаю. Вы покажете мне винодельню?

– Сегодня? Может, до утра подождем? А сегодня напьемся водки, – предложил гостеприимный хозяин, который стал уже потихоньку забывать причину приезда гостя.

– Вот с русскими всегда так. Несерьезный народ, – Плотников улыбнулся и опрокинул стопку.

Все трое засмеялись. За столом царила спокойная и приятная атмосфера. Напряжение и беспокойство стали отпускать Артемьеву. Женщина хмелела от легких пузырьков шампанского, мужчины – от крепкой водки.

Анна Михайловна поставила на стол кулебяку и не доверила Инге разрезать ее, так как переживала за слои и многокомпонентную начинку. Необыкновенно приятные ароматы сдобного дрожжевого теста и рыбы перебивали запах отварного круглого риса и деревенских куриных яиц. Анне Михайловне приглянулся молодой и симпатичный гость, но она не подала виду, а с серьезным лицом убрала пустые тарелки от щей, поменяла грязную посуду на чистую и незаметно исчезла в дверях.

Хозяева и гость хмелели от алкоголя. Они болтали о России, о мировой политике и курсе евро, который вырос, как на дрожжах, за последний месяц. Люди вообще склонны тратить драгоценное время на отвлеченные и поверхностные беседы, а если сказать точнее – на них уходит большая часть человеческой жизни. Никто же не станет обсуждать с мало знакомым человеком свои любовные переживания, сердечные метания или духовные поиски, как, впрочем, и болезненное состояние своего желудочно-кишечного тракта. Гораздо разумнее и безопаснее спрятаться за разговорами о погоде и климате и свалить все на магнитную бурю или снежного человека. «Еще рюмок пять и Артемьев вырубится, – думала про себя Инга. – В какой спальне мне постелить Роме? Хочу прижаться к нему, обнять со всей силой. О чем он сейчас думает – интересно. Артемьев, спивайся скорее и вырубайся, пожалуйста. Дай нам побыть вдвоем».

Но муж не внимал ее немой просьбе. Он неторопливо ел и много пил, но водка не брала его, не усыпляла, а только прибавляла энергии и развязывала язык.

Неожиданно мужчины решили пройтись к винограднику – немного прогуляться. Инга осталась в доме. Она наблюдала за мужем и любовником из окна. Плотников и Артемьев шли в сторону развесистых гроздей винограда. Ночь опустилась на Монтальчино. На темном небе рассыпались малочисленные звезды. Поместье утонуло в сонной, убаюкивающей тишине. Два дуэлянта мирно общались о сортах винограда и о качестве итальянского вина, они ни разу не упомянули имя Инги в своем разговоре. Возможно, это обстоятельство задело бы Артемьеву. Плотников не говорил о ней из опасений, что муж догадается об их тайной связи, а Артемьев не вспоминал о супруге просто потому, что полагал о госте не совсем то, что было на самом деле. Володя думал, что Роман приехал исключительно по делу – только из-за вина. В действительности же Плотникова больше интересовала жена Артемьева. Мужчины пробыли на воздухе около часа, затем вернулись в дом за вкусный и сытный стол.

Инга курила в гостиной у открытого окна. Ей хотелось подняться в спальню и лечь в постель прямо в платье, не принимая ванны. Но она не могла просто так уйти. Хозяин и гость снова стали пить водку, запивая ее клюквенным морсом.

Артемьева оставила их вдвоем. Женщина прилегла на удобную и мягкую кровать на минутку, но не заметила, как провалилась в глубокий сон.

Ее разбудили легкие, приятные прикосновения теплых ладоней к икрам ног. Она открыла глаза и всмотрелась в темный силуэт. Спросонья Инга не могла понять, кто рядом с ней. Артемьевой хотелось верить, что перед ней любимый Роман, но разум подсказывал иное.

– Ингуля, давай снимем твое платье, – послышался хриплый голос.

– А где Рома?

– Анна Михайловна постелила ему в синей спальне.

– Я даже не пожелала ему спокойной ночи.

– Не думаю, что он смертельно обиделся.

– Раздевайся и двигайся. Я лягу рядом.

Конечно, Плотникову не хватило бы природной наглости и бестактности подняться к ней в спальню вместо ее мужа даже после водки, но Инге хотелось забыть об условностях и этике в столь чудесную, тихую, почти беззвездную ночь. Она не стала снимать платье, но подвинулась. Артемьев лег рядом. Он вяло попытался домогаться, но Инга старательно уходила от его ласк. Так и не добившись результата, почти сразу, возможно из-за порядочного количества выпитого или не большого желания близости, Володя крепко уснул. Артемьева поняла, что сон мужа оказался крепким, по его громкому храпу. Этот факт внушил ей спокойствие и уверенность.

Инга убрала руку Володи со своего бедра и аккуратно, бесшумно встала с постели. Она не стала надевать туфли, а босиком пробралась к синей спальне и тихонько постучала в дверь, которая неожиданно для нее быстро открылась. Плотников знал, что Инга придет. Рома ждал ее и впустил без лишних угрызений совести.

Любовники молча присели на кровать.

– Ты думаешь, что я неправильно делаю? – шепотом спросила хозяйка поместья у гостя.

– А я делаю правильно? – вопросом на вопрос ответил Роман.

– Я не знаю. Ты мужчина. У вас все по-другому, – Артемьева глубоко вздохнула. – Вам проще.

– Это неправда, Инга. Мы делаем вид, что нам просто. Мужчины тоже притворяются. Женщины имитируют оргазм, а мужчины – равнодушие.

– Ты хочешь, чтобы я ушла? Будет лучше, если я уйду сейчас?

– Если ты хочешь уйти, уходи.

– Ты прогоняешь меня?

– Нет, как я могу?

– Почему ты впустил меня?

– Ты же постучалась.

– Ну и что? Ты мог сделать вид, что спишь.

– Но я не спал.

– Ты меня впустил только потому, что ты не спал? Разве ты не ждал меня? Ты не хотел, чтобы я пришла к тебе?

– Хотел. Но я не думал, что ты решишься.

– А я пришла. Хочешь водки? Давай выпьем водки и закусим соленым огурцом, хочешь? Романтика такая!

– Ты же не пьешь водку.

– С тобой выпью. Я мигом, – Инга выпорхнула из спальни и вернулась буквально через минуту с одним соленым огурцом, двумя стопками и новой бутылкой водки.

Рома открыл бутыль и разлил горькую в рюмки. Любовники чокнулись и залпом одновременно опрокинули их. Артемьева поморщилась и прикрыла рот рукой. Когда горечь отпустила, она закусила огурчиком. Он хрустел у нее на зубах. Инга поднесла ароматное соленье ко рту Плотникова, он откусил маленький кусочек и больше не захотел. Неверная жена доела вкусный огурчик и одарила гостя сухим, но долгим поцелуем в губы. Рома отчего-то смутился, как будто бы от неожиданности, хотя они вдвоем понимали, что к этому шло.

– Ты приедешь ко мне во Флоренцию? – спросил Рома.

– Да. Очень хочу. Я скучаю по Лии. С вами я чувствую себя живой, понимаешь? Живой и счастливой.

– Она спрашивает о тебе. Просит, чтобы я звонил тебе и хочет разговаривать. Я не могу объяснить ей, что ты замужем, что у тебя другая семья…

– У меня нет семьи, это всего лишь брак, – поправила Инга Романа.

– Но вы вместе столько лет, – не соглашался гость.

– Это все потому, что нет любви, если бы была любовь, то мы бы уже давно развелись, – Инга грустно улыбнулась, но в темноте комнаты этого нельзя было заметить.

– Странная у тебя позиция, – мужчина протер лоб рукой и глубоко вздохнул.

– Знаешь, Плотников, у меня складывается впечатление, что я пришла к тебе сюда среди ночи от спящего, пьяного мужа просто поговорить, – буркнула Артемьева.

– Ну, мне хочется с тобой говорить, сидеть возле тебя. Очень приятно и тепло находиться рядом, – признался Роман.

Инга начинала на него дуться. Она чувствовала себя полной идиоткой и редкостной шлюхой в эту самую минуту. Ей хотелось встать и уйти, но что-то держало Ингу здесь, будто это что-то приковало ее к этой постели. Женщина нащупала в темноте руку Романа. Он неуверенно дотронулся до ее обнаженной коленки. Водка не действовала на любовников, нисколько их не расслабляла.

– Давай полежим немного вместе, и я уйду, – предложила Артемьева. Любовники прилегли на постель. Они смотрели перед собой и разглядывали темно-синий потолок, который при свете луны казался еще синее.

– Я люблю тебя, Рома. Ты мое самое приятное впечатление за последние годы, – искренне призналась Инга. Она никому и никогда не делала столь интимных признаний. От этих слов ей стало стыдно, а Плотникову неудобно. Он молчал. Ему нужно было как-то прокомментировать услышанное, но он не мог. «Заниматься сексом куда проще, чем говорить о чувствах», – подумал Роман и склонился над лицом Инги. Интимная близость не раз выручала людей из неловких ситуаций. Сейчас был именно такой случай.

Рома уехал после обеда на следующий день. Он обсудил с хозяином поместья основные вопросы, интересующие обоих, и мужчины договорились встретиться повторно через неделю-другую. За столом Инга практически не проронила ни слова. Володя поинтересовался, почему она не в настроении, жена объяснила, что с утра ее мучает страшная головная боль. Плотников тоже не отличился многословием за этим обедом. Гость торопился во Флоренцию.

Артемьева попрощалась с любовником в дверях. Она почувствовала, как слезы подступили к ее глазам, будто она прощалась с ним навсегда. Такое с ней происходило каждый раз в моменты их расставания. И муж, и Роман заметили, как покраснели глаза Инги. «Голова просто раскалывается. До слез болит. Приняла лекарство, но не помогает что-то», – пояснила она свое состояние мужчинам. Ей удалось убедить мужчин, но, возможно, Роман только сделал вид, что верит.

Хозяин дома вышел проводить гостя до машины. Инга поднялась в спальню и взялась за свой блокнот с большим секретом. Ей не терпелось поделиться с ним произошедшим сегодняшней ночью приключением. Слезы катились градом по ее щекам, она не могла сдержать их, как ни пыталась. Эти капли говорили о глубокой грусти, переполняющей любящее женское сердце, глубокой грусти и таком же глубоком счастье.

Тоскана представляет собой одну из двадцати областей Италии, расположенную на северо-западе Аппенинского полуострова. Она объединяет десять сестер-провинций от Гроссато до Масса-Каррара.

Если взглянуть на карту тосканского региона, то можно с трудом разглядеть крошечную по размеру территорию (вторую после Прато) – Ливорно, впервые упомянутую в дарственной грамоте графини Матильды Тосканской, жившей в XI веке, и описанную как рыбацкую деревушку в несколько хижин. Провинция с одноименным городом в центре расположилась на восточном берегу Лигурийского моря в естественной бухте к югу от устья реки Арно. В настоящее время этот городок превратился в крупнейший порт Тосканы и центр итальянского кораблестроения. Именно сюда Артемьев решил привезти свою жену из Сиены для романтического времяпрепровождения, так как во Флоренцию Инга ехать наотрез отказалась, ссылаясь на то, что там она уже была. Володя с трудом уговорил ее и на эту поездку, наобещав много интересного и даже сводить на экскурсию в дом-музей Модильяни.

Артемьев постепенно стал ощущать, что жена отдаляется от него. Раньше Владимир был слишком увлечен другими женщинами, чтобы разглядеть холодность Инги – теперь же все изменилось. Но что-либо исправить было уже невозможно, брачный союз Артемьевых рассыпался на глазах. Какие-либо попытки возродить отношения принимать было уже поздно, хотя еще не так давно они могли подарить надежду, Инга любила его, но теперь… После последней встречи с Плотниковым она окончательно поняла – ее любовь к Артемьеву навсегда остыла.

Простой бледно-желтый дом со ставнями, крашенными в зеленый цвет, на улице Рима, в приморском Ливорно. Инга совершенно по-другому представляла себе жилище, в котором родился и жил Амедео Модильяни. Ей казалось, что художник существовал в золотом дворце и писал свои работы серебряными кистями, а тут простой и невзрачный домик на скромной и малолюдной улице. Хотя здесь Модильяни только начинал свою карьеру, и, возможно, его дворец остался в Париже.

Нынешние владельцы дома-музея выставили здесь рисунки, эскизы, фотографии и различные документы известного экспрессиониста, которые разношерстные туристы щелкали своими фотоаппаратами с такой скрупулезной тщательностью, как будто больше никогда даже не взглянут на сделанные снимки.

Если бы кто-либо попросил Ингу честно признаться, что она думает о работах Модильяни, то, не раздумывая, Артемьева бы ответила: «Мазня. Я рисую не хуже». Да, ей казалось, что художник творил свои известные портреты во дворце и писал серебряными кистями, но глубоко в душе надеялась, что натурщицы в действительности были куда симпатичнее, чем их изображение.

Откуда-то выполз полусонный гид – седой старик в круглых очках и засаленной клетчатой жилетке. На ломаном английском языке он стал рассказывать небольшой группе туристов о судьбе красивого мужчины и знаменитого художника, любившего обнаженных простолюдинок и алкоголь.

Женщины присели кто куда – в кресла, на диван и пару стульев, мужчинам места не хватило, как это часто случается. Все внимательно слушали стариковское бормотание, некоторые для чего-то пытались записывать в свои туристические блокнотики едва улавливаемые обрывки информации.

Амедео Модильяни родился в июле 1884 года в приморском итальянском городке Ливорно. Он воспитывался в еврейской семье коммерсанта Фламинио Модильяни и Евгении Гарсен. Род Модильяни происходил из одноименной сельской местности к югу от Рима. Отец Амедео когда-то торговал углем и дровами, а затем владел скромной маклеровской конторой и, помимо того, был как-то связан с эксплуатацией серебряных копей на Сардинии. Амедео появился на свет как раз тогда, когда в дом его родителей явились чиновники забирать уже описанное за долги имущество. Для Евгении Гарсен это было чудовищной неожиданностью, так как по итальянским законам имущество роженицы неприкосновенно. Перед самым приходом судейских домочадцы поспешно навалили на ее кровать все, что было самым ценным в доме. В этом событии мать увидела дурное предзнаменование для своего новорожденного сына.

В дневнике матери двухлетний Дэдо получил свою первую характеристику: «Немножко избалован, немножко капризен, но хорош собою, как ангелок». В 1895 году он перенес серьезную болезнь. Тогда в дневнике матери появилась следующая запись: «У Дэдо был очень сильный плеврит, и я еще не оправилась от ужасного страха за него. Характер этого ребенка еще недостаточно сформировался, чтобы я смогла высказать о нем определенное мнение. Посмотрим еще, что разовьется из этого кокона. Может быть, художник?» Еще одно наблюдение горячо любящей своего сына Евгении Гарсен.

В начале 1906 года среди молодых художников, литераторов, актеров, живших на Монмартре своеобразной колонией, появилась и сразу привлекла к себе внимание новая фигура. Это был Амедео Модильяни, только что приехавший из Италии и поселившийся на улице Коланкур, в маленьком сарае-мастерской посреди заросшего кустарником пустыря, опять-таки не во дворце, который представляла себе Артемьева. Ему было 22 года, он был ослепительно красив, совсем молод, притягателен для женщин и приятен мужчинам. В общении с любым человеком итальянский красавец был аристократически вежлив, прост и благожелателен, сразу располагал к себе душевной отзывчивостью. Одни говорили тогда, что Модильяни – начинающий скульптор, другие – что он живописец. И то и другое было правдой.

Богемная жизнь быстро затянула Модильяни: в компании своих друзей-художников он пристрастился к выпивке, его часто видели расхаживающим по улицам пьяным, а иногда и голым. Молодой Амедео нередко устраивал драки с мужчинами из-за прекрасных женщин, нюхал кокаин и курил марихуану.

В 1917 году выставка художника, посвященная в основном обнаженной натуре, была закрыта полицией. Так случилось, что эта экспозиция была первой и последней при жизни художника.

Модильяни продолжал писать, пока туберкулезный менингит не свел его в могилу. При жизни о нем знали только в парижской общине художников, но к 1922 году Модильяни получил всемирную известность.

Художник любил женщин, а те любили его. Еще в школе Амедео заметил, что девочки обращают на него особое внимание. Модильяни рассказывал своим знакомым, что в пятнадцать лет его соблазнила горничная, работающая в их доме. Хотя он, как многие его коллеги, был не прочь пройтись по борделям, все же основная масса его любовниц были натурщицы, простые рабочие девушки – прачки и портнихи.

Несмотря на множество сексуальных связей, любил Модильяни в своей жизни только двух женщин. Первой была Беатрис Хастингс, английская аристократка, поэтесса, она была на пять лет старше художника. Их знакомство состоялось в 1914 году, и они сразу же стали неразлучными любовниками. Вместе пили, развлекались и частенько дрались. Модильяни в ярости мог таскать Беатрис за волосы по тротуару, если подозревал во внимании к другим мужчинам. Но, несмотря на все эти не радующие глаз сцены, именно Беатрис была главным источником вдохновения художника. В период расцвета их любви Модильяни создал свои лучшие произведения. Но все же этот бурный роман не мог существовать долго. В 1916 году Беатрис сбежала от Модильяни к своему новому избраннику. С тех пор они больше не виделись. Художник недолго пребывал в тоске по своей неверной подруге. В июле 1917-го Модильяни познакомился с девятнадцатилетней Жанной Эбютерн.

Молодая студентка происходила из французской семьи католиков. Прекрасная девушка и художник поселились вместе, несмотря на сопротивление родителей Жанны. Она не только была моделью для картин художника, но и пережила с ним годы его тяжелой болезни.

В ноябре 1918 года Жанна родила Модильяни дочь, а в июле 1919-го он предложил ей пожениться. Но они так и не узаконили свой брак.

Находясь при смерти в Париже, Модильяни в разговоре предложил Жанне присоединиться к нему в смерти, «чтобы я мог быть с моей любимой моделью в раю и вместе с ней наслаждаться вечным блаженством». После ухода из жизни Амедео Жанна находилась в удрученном состоянии, на грани отчаяния, но не плакала, а только все время молчала. Беременная их вторым ребенком, на следующий день после похорон она бросилась с пятого этажа и разбилась насмерть.

Через год, по настоянию семьи Модильяни, их соединили под одной могильной плитой.

Закончив свое повествование, рассказчик снова исчез, будто распался на атомы и растворился в стенах старого дома с зелеными ставнями. Туристы потихоньку стали расходиться. При выходе из зала Артемьев попытался взять Ингу за руку, но она отдернула ее.

– В чем дело? – обидчиво спросил муж.

– Ты же знаешь, дорогой, я не люблю, когда ты меня трогаешь в общественных местах, – невозмутимо объяснила женщина и стала спускаться по неудобной лестнице.

Муж и жена шли по улице Рима в портовом городе Ливорно. Подошва и каблуки соприкасались с булыжным покрытием улиц и издавали забавные монотонные звуки. «Зачем мы друг другу? – думала молча Инга, стараясь ступать бесшумно, но у нее не получалось. – Столько лет вместе и впустую. Как будто совершенно чужие и незнакомые люди. Володька, для чего мы друг другу, если спокойно обходимся без взаимного присутствия? Что ты молчишь? Неужели тебе все равно? Когда же ты, наконец, уедешь в Москву?»

Володя шел спокойно и тихо. Он не слышал немых вопросов жены. У него в голове была всего лишь одна мысль, вполне мужская и достаточно в данной ситуации уместная: «Что-то мотор стал стучать, надо бы мастеру показать машину». Состояние личного автомобиля всегда доставляет настоящему мужчине гораздо большее беспокойство, нежели переменчивое настроение жены.

Расстояние между Сиеной и Ливорно довольно небольшое: около двух часов на автомобиле по гладким дорогам маленькой Италии, поэтому супруги решили приехать сюда вдвоем, без водителя. Инга не хотела приезжать, но поддалась на уговоры Володи. С таким чувством, с каким она приехала в Ливорно, лучше не соглашаться ни на какие путешествия, даже на недалекие. Артемьева вспомнила, что в своем далеком детстве именно с подобным ощущением она посещала уроки сольфеджио в музыкальной школе: ей было тошно, горько и скучно, но это было необходимо. Маме. Зачем? Непонятно. Сейчас же маму сменил муж.

Вот все так в человеческой жизни. Ну если не все, то почти все. И только изредка на темном фоне бытия возникают редкие проблески, яркие вспышки безоговорочного счастья и всепоглощающей любви.

Набережная Ливорно пахла рыбой и котами. Отовсюду доносились убийственные запахи сырых, жареных и отварных даров моря. Буквально через каждые десять метров встречались крошечные ресторанчики, а точнее забегаловки, где можно было недорого, практически задаром, отведать самую свежую и вкусную рыбу. Молодые, загорелые рыбаки ходили по набережной почти нагишом, подставляя свои прекрасные, мускулистые тела палящему солнцу, взглядам стыдливых женщин и бесстыдных мужчин-гомосексуалистов. Совершенно очевидным было то, что набережная приморского городка была полна красивыми, страстными мужчинами и сытыми, пузатыми представителями кошачьих.

Супруги Артемьевы решили заглянуть в один из ресторанчиков побережья. Они выбрали, как им почудилось, самую приличную забегаловку. Их встретила пожилая хозяйка-итальянка лет семидесяти – семидесяти трех в ярко-бирюзовом сарафане до пят и в огромных кольцеобразных сережках. Женщина всем своим внешним видом напоминала стареющую цыганку из какого-нибудь художественного фильма про жизнь в цыганском таборе. Старушка разговаривала на довольно приличном английском языке громким и грудным голосом, ни на минуту не выпуская из рук сигарету. Казалось, что эта колоритная и энергичная леди курила всегда, независимо от того, принимала ли она заказ, жарила ли рыбу на маленькой плитке за крошечной ширмой прямо перед глазами гостей заведения или же рассчитывала по счету.

Инга и Володя сели за пластмассовый столик с вазочкой для цветов, больше похожей на пепельницу и начали свой пустой, но тяжелый разговор. Артемьев постоянно пытался взять жену за руку, но она вырывалась. Мужчина рассказывал ей о своем проекте, о деловых партнерах и новом бухгалтере. Инга делала вид, что слушает. Да, она улавливала ухом поток непонятных звуков, выпадающих из уст своего супруга, и периодически покачивала головой, но повторить услышанное по просьбе не смогла бы.

Рыбу подали быстро. На тарелках без особого дизайна лежали по четыре куска рыбы, обваленных в муке и зажаренных в море масла, сбоку повариха положила три тонко нарезанные дольки лимона. Жир растекался по тарелке и затапливал желтые цитрусовые кружочки. Не слишком привлекательный вид еды не делал ее менее вкусной. Артемьева не воспользовалась вилкой, а стала есть руками.

– Здесь даже ножа не подали, – сказал Володя.

– Расслабься, дорогой, ты не на званом ужине, где нужно притворяться, что королевские крабы со вкусом табуретки сказочно вкусны. Необыкновенное лакомство, попробуй, – улыбнулась Инга. – Бери пример с меня. Очень вкусно, кстати, кушать руками.

– Я не узнаю тебя, детка, ты меня пугаешь, – Артемьев натянуто улыбнулся.

– А расскажите, пожалуйста, – обратилась русская сеньора с набитым рыбой ртом к хозяйке-стряпухе, как будто бы специально провоцируя мужа на злость и раздражение, – о ваших достопримечательностях. Мы с супругом хотели бы задержаться в вашем городе и прогуляться в интересные места.

Пожилая итальянка не только говорила по-английски, но и прекрасно понимала иностранную речь, поэтому ответила почти незамедлительно:

– Вы знаете, сеньора, у нас маленький портовый городок, но здесь столько всего. Модильяни родился на нашей улице.

– Мы были там сегодня, – сказала Артемьева и зацепила вилкой дольку лимона.

– У меня есть идея. Я попрошу своего внука Антонио. Он прогуляется вместе с вами и покажет все самое интересное.

– Ну что вы! Нам даже как-то неудобно, – Володя тоже решил поучаствовать в беседе. – Мы бы своими силами нашли достопримечательности вашего города.

Уровень английского языка Артемьева был хуже, чем у Инги, поэтому его фразы были корявыми и смешными, порой непонятными. Хозяйка забегаловки не поняла Бовиных слов и только мило улыбнулась.

– Мы были бы очень признательны вам и вашему внуку, если бы он составил нам компанию в прогулке, – Артемьевой хотелось сегодня перечить мужу во всем. Это нелепое и где-то даже детское непослушание заводило ее необыкновенно.

– Хотите попробовать каччукко? Такого вкусного рыбного супа вы не отведаете на всем побережье Италии. Это просто угощение. Я только что его доварила и хочу узнать ваше мнение.

– Только совсем чуть-чуть. Ваша рыба просто восхитительна, – поблагодарила Инга.

– Сейчас разолью в тарелки, заодно внуку позвоню, пусть приедет, а вы пока поедите, – старушка тепло улыбнулась.

– А ваш внук не занят сегодня? Может, у него какие-то важные дела? – спросила Артемьева.

– Дела? Его самое главное дело – это женщины. Не беспокойтесь. Он примчится на крыльях, – итальянка скрылась с глаз гостей плавной и кокетливой походкой, словно была юной девой, а не женщиной преклонных лет.

– У меня нет настроения никуда идти, давай вернемся в отель. Любезная бабулька, но лучше отказаться, – высказался Артемьев. Жара измотала его: на майке выступали темные пятна от пота, не спасал даже дезодорант.

– Ты же вроде был не против минуту назад, а сейчас тебе вдруг захотелось в отель. Ну что ж, возвращайся, а я хочу посмотреть город, – сообщила Инга, дожевывая последний кусок с тарелки. – Я тебе перескажу все, что увижу, в мельчайших подробностях.

– Расплатишься? Я не думаю, что в этой забегаловке принимают карту, наличных у меня не осталось, – Артемьев отодвинулся от столика вместе со стулом и встал.

– Конечно. Иди. Обещаю, что надолго не задержусь, – Инга натянуто улыбнулась мужу. Сейчас ей искренне захотелось, чтобы Вова скрылся с глаз и не появлялся перед ними лет так сто.

Владимир неторопливо побрел из прибрежной кафешки в сторону моря. Он все явственнее ощущал холодность со стороны супруги. Ему не хватало смелости поговорить с ней, спросить, в чем дело, возможно, он просто не хотел тяжелых разговоров и выяснений отношений. Инге этого тоже не хотелось. Раньше, когда между ней и мужем возникало недопонимание, женщина могла закатить скандал с истериками и рыданиями, но теперь это было ей неинтересно, и она просто натянуто улыбалась и говорила о посторонних вещах.

Антонио оказался довольно милым и улыбчивым молодым человеком. Когда Артемьева отправилась с ним в маленькое путешествие по Ливорно, она уточнила его возраст: внуку хозяйки приморского ресторанчика был двадцать один год. Правильные черты лица, атлетически сложенное тело и равномерный карамельный загар делали молодого итальянца похожим на актера большого кино, который нелепым и случайным образом оказался среди плетеных корзин со скоропортящейся, дурно пахнущей рыбой. При встрече бабушка потрепала парнишку по щеке так, как будто ему было не больше пяти лет, обняла, крепко поцеловала и попросила показать русской туристке городские достопримечательности. Они еще немного пощебетали между собой на итальянском языке минут десять, пока Инга уплетала суп, которым ее угостила старушка.

«Теплокровность» итальянского народа была очевидна. Люди общались друг с другом, обнимались, прикасались с заботой к плечу или локтю собеседника. Артемьевой нравилась эта простосердечность и даже некая повсеместная чувственность. Родственные связи в данной стране – вообще отдельный разговор.

Русская сеньора ела густой рыбный суп и наблюдала за тем, как бабушка с внуком что-то обсуждали с такой страстностью, будто бы еще чуть-чуть и они возьмутся за ножи. Но на самом деле итальянцы всего лишь решали, с чего лучше начать осматривать город гостье из России. Когда спор был разрешен, суп съеден и счет оплачен, Инга и Антонио отправились в путь по солнечному Ливорно.

Молодой итальянец прекрасно говорил по-английски. Его голос был томен и нетороплив, местами даже глух, казалось, что он исходит из самой глубины легких вместе с его ровным и спокойным дыханием.

– Прежде всего я хочу показать вам храм Монтенеро – главную святыню нашего Ливорно. К этому месту приходят больные и просят здоровья, бездетные пары – детей, нищие люди – богатства. Одним словом, каждому нужно что-то свое для личного счастья.

– А вы просили что-нибудь для себя возле этой святыни? – поинтересовалась Инга.

– Нет, мне не приходилось. Думаю, что у меня есть все для счастливой жизни обычного человека – семья, работа, учеба, здоровье и даже мопед, – юноша засмеялся. – А если у парня из Ливорно есть мопед, то у него есть и внимание со стороны девчонок, а следовательно, он окружен любовью. А что может быть важнее любви?

Артемьева тоже засмеялась и не смогла ничего возразить. Антонио нравился ей. «Славный и непосредственный ребенок, – думала женщина про себя. – Надеюсь, что он не растеряет свое обаяние с жизненным опытом».

– Мы воспользуемся фуникулером, чтобы добраться до храма. Я думаю, что вам там понравится, – парнишка указал русской сеньоре рукой, в каком направлении надо двигаться.

Храм Монтенеро, посвященный Пресвятой Деве Марии Благодатей, покровительнице Тосканы, расположен на горе Монте Неро. Он имеет статус базилики и находится в ведении монашеского ордена. История храма восходит к 1345 году, когда во время празднования Троицы бедный искалеченный пастух нашел чудотворное изображение Девы Марии и отнес его на холм Монтенеро, который в народе был известен как пристанище разбойников и считался местом опасным и мрачным.

Известие о священной находке быстро распространилось по окрестностям, и в 1380 году начались работы по строительству на холме часовни. В это же время было отмечено несколько чудесных явлений Мадонны, например, явление 1742 года, когда в Ливорно случилось землетрясение. После упразднения Великим Герцогом Тосканским Пьетро Леопольдо всех религиозных орденов, храм Монтенеро пришел в упадок и практически превратился в руины. Но впоследствии он был отреставрирован и восстановлен, и теперь туристы со всего света стекаются сюда за искренней молитвой и благодатью.

За храмом Монтенеро Артемьева увидела выбитые в холме пещеры, которые, как объяснил ей Антонио, вероятно, и служили убежищем для разбойников, – им не одна сотня лет. В начале XX века эти пещеры расширили в ходе камнедобывающих работ, а в годы Второй мировой войны они еще раз превратились в убежища. В 1971 году пещеры полностью укрепили и открыли для осмотра. Но Инга не захотела идти в пещеры. Ее больше привлекло само святилище Девы Марии.

Артемьева стояла перед святыней с закрытыми глазами и молча просила у немого каменного сооружения покоя и терпения для своего сердца. Женщина не стала упоминать в своей внутренней молитве ни мать, ни мужа, ни любовника, ни многочисленных родственников, что было для нее впервые. В эту самую минуту Инга молилась только за себя и свою заветную мечту – стать матерью. Умом женщина понимала, что это невозможно. Лучшие врачи пытались помочь ей – безрезультатно, но надежда не оставляла ее, несмотря ни на что. Вера в чудо из громадного великана превратилась в крошечное зернышко и спряталась глубоко в недрах души Артемьевой, выжидая момента, когда сможет прорасти, выпустить корни и стебли и начать новую жизнь, полную счастья и благости.

– Хотите мороженого? – голос Антонио отвлек Ингу от молитвы. Она стояла к нему спиной, и он не мог видеть, что глаза ее закрыты, а губы двигает неслышный разговор со святыней.

Женщина обернулась к загорелому парнишке. Итальянец протягивал русской сеньоре вафельный стаканчик с крупным съедобным шариком.

– Спасибо. Я обожаю мороженое, – Артемьева приняла угощение с благодарностью.

– Как вам здесь? – поинтересовался юноша, покусывая обрамляющую мороженое вафлю. Он ел его странным образом – начинал со стаканчика.

– Спокойно и тихо. Я бы даже сказала, умиротворенное место, именно такими и бывают обычно святые места, – ответила Инга.

– Давайте отойдем в тень, присядем на скамейку, – предложил Антонио и указал на ветвистое дерево. Женщина согласилась.

– Вы замужем? – спросил мальчик и посмотрел на русскую сеньору исподлобья.

– Да. Мой муж решил вернуться в отель. Он не захотел пойти вместе с нами на прогулку, устал, исчез из ресторана буквально до вашего появления.

– Понятно. А он не побоялся оставить красивую сеньору одну с другим мужчиной? – Антонио серьезно посмотрел на Ингу.

Артемьева расхохоталась:

– Ты считаешь, что оставаться с тобой наедине довольно опасно?

– Определенно, – парнишка тоже засмеялся.

– Я слишком стара для вас, мой маленький мальчик! – Инга пыталась поддерживать смешливую форму разговора.

– Не говорите так, пожалуйста. Женщины не стареют. Они могут только наполняться опытом, шармом и теплом. Старости подвержены только вещи – платья, юбки и шляпы. Одежда выходит из моды, но женщины – никогда. Люди со временем принимают другую форму, но содержание остается прежним, – итальянец откусывал мороженое и неторопливо жевал его.

Инга смотрела на молодого парнишку с прекрасным лицом и телом. Он сидел и ел мороженое под ветвистым деревом, которое отбрасывало прохладную тень, на обычной деревянной скамейке, а она была рядом с ним и наслаждалась его силой, живостью и темпераментом.

Когда они доели мороженое, Антонио сказал Артемьевой, что сейчас хочет показать ей еще одно очень занятное место. Юноша и замужняя женщина неторопливо и молча пошли по узкой тропинке, вдоль которой росли невысокие и сочные травы, дикие цветки и аккуратные кустарники.

– У вас просто замечательная бабушка, – Инга нарушила неловкое молчание.

– О, я знаю об этом. Она свет всего нашего большого семейства. После кончины дедушки мы стали относиться к ней еще бережнее. Я люблю ее безмерно. Еще мне очень нравится, как бабушка готовит рыбу, – парнишка улыбнулся.

Артемьева поддержала Антонио:

– Я согласна с вами полностью. Готовка – это ее явный и непревзойденный талант. Рыба и правда получается восхитительной.

Солнце пекло нещадно. Инга пожалела, что не взяла с собой солнцезащитные очки и шляпу. При ходьбе она чувствовала, как капельки пота стекают по ее ногам и падают на раскаленную землю. И еще этот молодой и пылкий итальянец рядом заставлял ее беспричинно волноваться.

На одном из поворотов Антонио неожиданно и резко остановился:

– Вы знаете, Инга, здесь совсем недалеко есть один приятный отель. Мы могли бы с вами зайти туда ненадолго, попить вина и посмотреть телевизор. Я мог бы вам еще много чего интересного рассказать о Ливорно. Я просто хочу заняться с вами любовью, и, если вы хотите того же, то мы могли бы остаться с вами наедине. Пожалуйста, я вас очень прошу. Вы находите меня слишком наглым, да?

Он коснулся ее руки чуть выше локтя. Его ладонь была горяча, словно нагретый солнцем прибрежный камень. Инга ничего не ответила, а только отшатнулась от молодого итальянца, как от порыва ветра, и прибавила шаг. В этом прикосновении была не только та интимность, от которой можно смутиться и залиться румянцем. В нем было гораздо большее, а именно обжигающая воображение, будоражащая самую глубинную сущность любого человека, независимо от половой принадлежности, несостоявшаяся ошибка.

Артемьева шла быстро-быстро, как будто спасалась бегством от нападавшего на нее тигра. В эту самую минуту к ней непонятно почему пришло воспоминание из далекого детства: она маленькой шестилетней девочкой шла с мамой по московской улице и ела мороженое. Мать купила его в первый раз в то жаркое лето, оно было необыкновенно вкусное и прохладное. Но вдруг рядом оказалась другая маленькая девочка со своей мамой. Мать Инги неожиданно выхватила мороженое у своей дочери и отдала его незнакомой малышке, даже не спросив разрешения. Инга тогда не стала плакать, канючить, возмущаться поступком своей родительницы. Возможно, это и была ее самая большая ошибка. Любой другой ребенок закатил бы истерику, но она не стала. Крошка смиренно и безропотно побрела рядом со своей матерью дальше, приняв как должное такую несправедливость. Но мама с детства приучила Ингулю отказываться от собственных радостей.

Инга не ела простого мороженого в вафельном стаканчике уже тысячу лет. Благодаря Антонио, сегодня взрослая замужняя женщина снова ощутила вкус детства, то удовольствие, которое испытывает человек, уплетая за обе щеки вкусный, таящий под лучами солнца сладкий прохладный комочек счастья.

– Инга, не бойтесь! Куда вы так бежите? Я не собираюсь вас насиловать! – итальянец нагнал ее, и она приостановилась.

– Мне нужно возвращаться к мужу. Я обещала, что задержусь, но ненадолго. Я хочу вернуться в отель прямо сейчас, – от быстрой ходьбы у русской сеньоры сбилось дыхание, и она говорила с трудом.

– Но вы увидели только Монтенеро. У нас в Ливорно есть еще много интересных и замечательных мест, которые стоит увидеть, – сказал Антонио.

– Я понимаю. Но думаю, что осмотрю ваши достопримечательности в другой раз, – Инга чувствовала, как сердце пытается выскочить из ее груди.

– Как скажете, – молодой итальянец не стал настаивать и только предложил: – Я могу проводить вас до отеля. Как, вы говорите, он называется?

Инга не сразу вспомнила название. Она показала юноше гостиничную визитку:

– Да. Проводите меня, пожалуйста, а то я боюсь заблудиться.

Артемьева раскраснелась от быстрой ходьбы и жуткой жары. Несколько прядок волос выбились из ее прически и прилипли к вискам.

– Здесь недалеко. Мы должны сейчас спуститься вниз вон по той лестнице, видите, а затем повернуть направо. Мы доберемся до вашего мужа очень скоро, – итальянец сделал заметное ударение на слове «мужа».

Артемьева опять улыбнулась. Когда она чувствовала смущение, то всегда расплывалась в глупейшей улыбке. А смущалась Инга в двух случаях: когда ее хвалили и когда с ней флиртовали. В данный момент, очевидно, имел место второй вариант. Ситуация казалась женщине забавной, немыслимой, но очень приятной и тешащей самолюбие. Женщина корила себя за отказ от очередной порции мимолетной радости. Она не раз давала себе слово после прилета в Италию, что больше не откажет себе ни в одном удовольствии. Но опять нарушила свое обещание.

– Инга!

– Что?

– Я вам совсем не понравился? Я не ваш тип мужчины? – в вопросе Антонио проскальзывала юношеская наивность и любопытство.

– Вы мне очень понравились. Вы абсолютно мой тип мужчины, – Инга была честна сейчас, как никогда.

– Тогда почему вы не хотите остаться со мной наедине?

– Это не нужно ни вам, ни мне. Есть много условностей и рамок, которые не стоит переступать и нарушать, поверьте мне. Вы еще слишком молоды, Антонио, чтобы знать об этом.

– Но никто не узнает. Это останется между нами. Наш маленький секрет.

– Я очень хочу пить. Смотрите, вот кран. Давайте выпьем воды, – Инга подошла к торчащей из-под земли железной трубе с крантиком, открыла его и наклонилась к прохладной интенсивно бьющей струе.

Ингу мучила невыносимая жажда, и с каждым живительным глотком она как будто нарастала. Артемьева не сразу утолила ее. Затем она уступила место своему молодому спутнику. Он отпил немного и умыл лицо прохладной водой. Больше к затронутой им щекотливой теме Антонио не возвращался. Вдоволь напившись, замужняя сеньора и молодой итальянец продолжили путь. Они шли рядышком, почти касаясь друг друга внешней стороной обнаженных рук, и молчали, но это молчание скорее напоминало бессловесную беседу с укоризной между двумя неслучившимися любовниками.

Первым делом, что сделал Артемьев, когда попал в номер, это наполнил прохладную ванну. По дороге в отель Володя купил себе баночку пива и теперь смаковал каждый глоток, то опускаясь на дно джакузи, то поднимаясь к поверхности воды. Последнее время он стал думать о своей жене все чаще. Артемьев замечал за собой, что переживает по каждому поводу, который прямым или косвенным образом касается Инги. Она действительно изменилась. В поведении ее прослеживалась дипломатическая отчужденность, порой переходящая в полное равнодушие. В гардеробе супруги Владимир заметил новые платья и туфли. Раньше он редко обращал внимание на такие мелочи. Эти перемены заставляли Артемьева волноваться. Вот и сегодня Инга отправилась на экскурсию по городу без него с совершенно незнакомым ей человеком. Еще какое-то время назад она и шага не ступила бы без своего глубокоуважаемого и слепо любимого супруга. Мужчина поперхнулся и выплюнул содержимое рта в воду.

Совсем недавно Артемьеву о себе снова напомнила Наташа. Она никак не хотела оставлять своего бывшего любовника в покое. Девушка настойчиво звонила, писала сообщения, клялась в любви и просила финансовой поддержки. Иногда Володя присылал ей денежные переводы, но скорее по инерции, нежели по непреодолимому желанию. Ему казалось странным, что когда-то обожаемая им Наташа теперь стала для него просто девочкой, к которой он испытывал жалость и больше отцовские чувства, чем какие-либо другие.

Бовины мысли целиком и полностью теперь занимала его собственная жена. В жизни так частенько случается. Когда исполнительный и трудолюбивый работник предприятия, жаждущий роста по службе и повышения заработной платы в какой-то момент понимает, что начальнику на него плевать и радужных перспектив не предвидится, он перестает стараться и начинает заниматься посторонней ерундой. Вот именно в этот самый момент директор просыпается и поднимает беднягу по карьерной лестнице. Но труженику такая картина уже малоинтересна, потому что он решил сменить область деятельности, место работы и, как следствие, директора. Примерно такая ситуация назрела в семействе Артемьевых. Инга обзавелась новым боссом. Женщина даже привела его в дом и усадила за один стол вместе со своим дорогим и любимым мужем, а Володька так ничего и не заподозрил. Он не предполагал, что его верная и добропорядочная супруга способна на такой циничный поступок. И сейчас Артемьев лежал в прохладной, успокаивающей тело воде, потягивал пиво из алюминиевой банки и ждал возвращения жены с экскурсии по Ливорно.

В конце месяца Артемьев собирался в Москву. Он звал Ингу с собой, но она категорически не хотела лететь. Володя не настаивал, просто мягко намекнул, что престарелые родители имеют свойство уходить из жизни своих детей совершенно внезапно и лучше их почаще навещать. Но Инга только отмахнулась и сказала, что ее мама собирается замуж, а не на тот свет. Неверная жена мечтала вырваться не в Москву, а к Плотникову – во Флоренцию.

Артемьев допил пиво и встал из воды. Он не воспользовался полотенцем, не надел халат, а абсолютно мокрый и голый прошел к кровати, оставляя после себя мокрые следы на паркете, и тяжело плюхнулся в голубые простыни. Мужчина заснул почти сразу, так и не дождавшись Инги, которая тем временем к нему не торопилась.

Распрощавшись с Антонио, Артемьева зашла в кафе напротив отеля. Она села за крошечный столик в самом углу веранды и заказала цитрусовый лимонад с большим количеством льда. Ей страшно хотелось пить и плакать. И если бы не звонок Ромы в этот самый момент, то она вряд ли смогла бы сдержаться. Плотников всегда как будто чувствовал, когда Инга нуждалась в нем. Возможно, именно поэтому она и любила его. Так, по крайней мере, женщина объясняла самой себе свою преступную страсть.

Лед плавился от жары. Перед ее глазами мельтешили люди, машины, велосипеды. Но Артемьева не обращала внимания на всю эту суету: женщина слушала волшебный голос, доносящийся из трубки мобильного телефона и выбивающий почву из-под ножек стула, на котором она сидела.

Артемьевы решили вернуться в Монтальчино на следующее утро. По дороге к поместью супруги почти не говорили друг с другом. Володя не любил болтать за рулем. Он с большой осторожностью и вниманием относился к вождению. Инге это было только на руку: она не была настроена на теплую и приятную беседу. Женщина смотрела в окошко и слушала радио. Интернациональные песни разбавлялись итальянской речью воодушевленного и бодрого диктора, который сообщал о погоде и рассказывал смешные истории. За время своего пребывания в Италии Артемьева научилась немного понимать язык и успела влюбиться в его звучание. Инга находила итальянские слова певучими и красивыми. Она пыталась переключить свое внимание на пейзаж за окном и поток фраз, выдаваемый радиоприемником, но у нее ничего не получалось: последний телефонный разговор с Плотниковым не выходил у нее из головы. Роман говорил ей, что очень скучает и хочет увидеться. Инга объясняла, что пока не может вырваться во Флоренцию, так как муж практически не оставляет ее одну.

– Ингуля, нам нужно что-то придумать! – не унимался Рома в трубке. – Давай я приеду в Сиену, сниму номер в отеле, а ты скажешь мужу, что тебе нужно выехать в город за покупками. Прошу тебя, дорогая! Ненадолго, хотя бы на пару часов. Мне очень нужно тебя увидеть.

– Ром, ты понимаешь, что это неразумно и не совсем безопасно. В наших краях все друг друга знают. Вдруг нас увидит кто-нибудь из моих соседей? Знаешь, Володя собирается в Москву в конце этого месяца. Как только он улетит, я сразу же примчусь к тебе во Флоренцию.

– Вишенка, месяц только начался. Я не дождусь. Слишком долго ждать. Я приеду в Сиену в ближайшее время. Сообщу тебе позже точный день, когда соберусь, и название отеля.

– Рома, не надо. Я не приеду. Я не смогу. Это неправильно.

– Дорогая, в человеческой жизни не всегда все бывает по правилам. И потом, ты можешь мне объяснить, большая ли разница между тем, где мы с тобой встречаемся – во Флоренции или в Сиене?

– Думаю, что небольшая, но есть.

– Какая?

– Мне неловко изменять мужу прямо перед его носом, – призналась Инга.

– Не понимаю. Он не узнает. Вишенка, вспомни, что я приезжал к вам в гости, – Плотников уколол этим напоминанием Артемьеву прямо в сердце.

– Я не хочу встречаться в Сиене, пожалуйста, – женщину мучила совесть и в то же время разрывало желание, но она пыталась держаться стойко и непоколебимо. – Не приезжай.

– Жди моего звонка и сообщения с адресом.

– Я не хочу, чтобы ты приезжал сюда. Понимаешь?

Рома словно не слышал ее:

– Ингуля, я утрясу кое-какие дела с рестораном и сразу же к тебе. Просто увидимся, и я сразу же уеду, честное слово. Даже не буду приставать. Только потрогаю твои волосы и испарюсь, как будто меня не существовало.

– Рома, ты невыносимый! Мне кажется, что Володя подозревает. Он последнее время очень странный. Не хочу рисковать. Давай дождемся его отлета, прошу тебя тысячу раз! – Артемьева молила в телефонную трубку.

– Инга, я на днях позвоню тебе. Держи мобильник рядышком. Скучаю по тебе страшно. Целую в самые труднодоступные места. Лия передавала огромный привет, спрашивает без конца, когда ты приедешь к нам в гости.

– Я тоже очень скучаю по ней. Рома, ты знаешь…

Плотников перебил Артемьеву:

– Целую тебя, Вишенка. Не могу больше говорить. У меня тут картошка горит. Солонку куда-то засунул, найти глазами не могу. Люблю. Пока!

– Пока, Ромочка!

Инга вспоминала и обдумывала каждое слово в этом телефонном разговоре всю дорогу до самого поместья. Она очень хотела увидеться с Плотниковым, утонуть в его крепких объятиях, ощутить его глубокий поцелуй. Но женщину беспокоило то, что о ее тайном романе может узнать Володя, она этого очень не хотела. Инге все еще была важна безупречная репутация ее якобы счастливого брака.

За окном автомобиля расстилался прекрасный зеленый пейзаж с редкими вкраплениями коричневых и белых штрихов, которые при внимательном рассмотрении обретали контуры и превращались в коров, лошадей и коз, пасущихся на лугах.

Артемьева взглянула на мужа. Вова был сосредоточен на дороге. Он смотрел прямо перед собой и держал руль с таким солидным и значительным видом, будто в его руках штурвал большого корабля, а он его отважный капитан. Инга попыталась заставить себя заговорить с Артемьевым, но у нее не получалось. Она снова уставилась в боковое окно. Ей не хотелось возвращаться в Монтальчино. Она бы отдала сейчас все на свете, чтобы оказаться во Флоренции, в небольшой и уютной кухоньке Плотникова с чашкой им же сваренного волшебного кофе.

– Открой мне бутылочку воды, – обратился Артемьев к жене. – От жажды в горле пересохло.

Инга исполнила его просьбу. Володя сделал несколько глубоких глотков и вернул пластиковую бутыль супруге, которая немедленно закрутила крышку и продолжила любоваться итальянским пейзажем.

– Дорогая, все в порядке? – Владимир вдруг отвлекся от дороги и взял ее за руку.

– В полном. А что такое? Почему ты спрашиваешь? – Артемьеву передернуло от этого вопроса так, как будто муж поинтересовался у нее чем-то вроде: «Крошка, а это правда, что вы с Плотниковым любовники?»

– Ничего такого. Просто я не узнаю тебя последнее время. Ты стала слишком… как бы это сказать…

– Какой?

– Молчаливой и замкнутой что ли.

– Тебе кажется, Вовочка. Просто я немножко устала. Еще эта страшная жара. Видимо, погода так влияет на меня. А так все в полном порядке.

– Как твой друг? – Артемьев явно решил устроить жене допрос с пристрастием и поцеловал ее в подушечку указательного пальца.

– Что за друг? – Ингу будто током ударило.

– Флорентийский россиянин. Интересно, он доволен покупкой нашего вина?

– Думаю, что вполне. Иначе он бы объявился с недовольным видом. Да и не друг он мне вовсе, а просто наш соотечественник во Флоренции, на которого я случайно наткнулась, – женщина еле сдерживала дрожь в голосе. Она боялась проговориться или выдать поведением свою тайну, но совершенно зря: Вова не обладал такой проницательностью.

– Ты права, кошечка! Не хочешь остановиться?

– Нет, я до дома дотерплю, – напряжение стало отпускать ее, и она улыбнулась.

Артемьев продолжал держать руку Инги и все крепче сжимал ее. Это раздражало Артемьеву и было ей крайне неприятно. Женщина отвернулась к окну, пытаясь отвлечься на монотонный пейзаж.

– А я нет. Здесь неподалеку есть придорожный отельчик. Давай остановимся там ненадолго, – Вова поднес ее руку к губам и снова поцеловал в пальцы.

– Володь, ну мы же почти приехали домой. Совсем чуть-чуть осталось, – Артемьева не смотрела на мужа.

– Я же говорю, Ингуля, что не дотерплю. Обещаю, что мы ненадолго. Ты же знаешь, что я никогда не вру.

И действительно женщина увидела по правую сторону дороги крошечный и невзрачный отель того типа, который обычно ее муж обходил за сто метров, и ни за что не соглашался в них останавливаться. Артемьев направил машину в сторону этого здания. Инга не стала перечить. Она прекрасно понимала, что в подобных случаях нужно принимать ситуацию, а заодно экономить нервы, чувства и энергию. Неверная жена была убеждена в том, что долги, тем более супружеские, нужно отдавать по требованию, вовремя и без особых самокопаний и сожалений. После знакомства с Плотниковым Артемьева осознала, что прожила свою жизнь с очень плохим и невнимательным любовником. С плохим, но очень быстрым. Именно это маленькое, но значительное обстоятельство воодушевило Ингу выйти из автомобиля вслед за мужем.

Он, счастливый и улыбающийся, стоял перед супругой и протягивал навстречу руку. Она послушно взяла ее так, как принимает морское песчаное дно тяжелый и острый якорь пришвартовывающегося корабля: «Ну что ж, проходи, раз пришел, и тебе очень нужно где-то закрепиться, но, в принципе, я спокойно могу обходиться и без тебя».

За последние месяцы Инга прониклась большой привязанностью к поместью. Она любила гулять среди виноградных лиан, пить вино по вечерам, сидя перед широким и высоким окном, зажигать ароматические свечи в гостиной и спальне, общаться с многочисленным персоналом. Ее знание итальянского языка улучшалось с каждым днем. Артемьева по праву могла бы считать себя счастливой женщиной, если бы ее брак приносил ей радость и не было бы невыносимой напряженности. Русской сеньоре было тяжело хранить в сердце свою прекрасную большую тайну, которая придавала жизни вкус и цвет, но полностью изматывала и лишала покоя.

Плотников звонил Инге каждый день. Перед звонком Роман сбрасывал эсэмэс с вопросом – можно ли перезвонить. В разговоре он интересовался, как Инга проводит время, не болеет ли, не скучает. Артемьева с нетерпением ждала сообщений от Ромы. Ей было необыкновенно приятно его внимание. Неверная жена брала телефон и уходила с ним гулять подальше в виноградники, спеющие под солнцем Сиены. А Вова ни о чем не догадывался. Артемьев, усыпленный уверенностью в праведности собственной супруги, спокойно занимался своими делами – вел переписку с деловыми партнерами, проверял работу персонала и чистоту и выглаженность своих рубашек. Муж все чаще желал интимной близости. Инга не отказывала ему, чтобы не вызвать подозрений, и с нетерпением ждала конца месяца, когда Володя наконец-то улетит в Москву. Плотников грозился приехать в Сиену на днях, но никак не мог вырваться из Флоренции, так как дела в ресторане шли полным ходом и оставить свой бизнес он не решался даже на сутки.

Артемьева не знала, куда себя деть от отчаяния и тоски. Она вспомнила про книгу, подаренную соседкой, и погрузилась в чтение, продолжила наблюдения за исканиями главной героини, чтобы хоть как-то отвлечься от безделья и терзающего ее чувства безысходности и вины.

Китти Фейн была полной противоположностью Инги. Она была прежде всего моложе, поверхностной и импульсивной. А верный и преданный Уолтер являлся антиподом Володи. Герой Моэма безответно любил свою жену и прощал ее неоднократные измены с женатым красавцем Чарльзом Таунсендом. Китти будто бы подтолкнула Артемьеву к Плотникову. Инга испытывала чувство благодарности к легкомысленной Кити за это. Сама бы она не сделала столь смелый шаг.

Русская сеньора записала еще одну выдержку из книги Моэма в свой секретный блокнот: «Это несправедливо презирать меня за то, что ты так неправильно меня расценил. Я не виновата, что ты был таким олухом». В скобках Артемьева добавила от себя: «Володька, ты мне надоел! Давай разведемся, дорогой».

Помимо чтения художественной литературы, Инга поверхностно занялась ампелографией. Ей было интересно и увлекательно получать новую информацию о видах и сортах винограда, о закономерностях изменчивости их признаков в зависимости от условий среды. Она просматривала сайты в Интернете, брала специальную литературу и периодические издания за последние двадцать лет в местной библиотеке. Артемьева хотела тщательно подготовиться к ведению того хозяйства, которое приобрел ее муж. Она интересовалась у персонала каждой незначительной мелочью, например крапинками на листьях и плодах винограда. Ей казалось, что практически невозможно узнать все об этом удивительном растении: чем больше она узнавала, тем еще более необъятные просторы открывала перед ней ампелография. Благодаря терпению и отзывчивости работников поместья, Инга постепенно становилась полноправной владелицей больших виноградных угодий не только как супруга Артемьева, но и как знаток винного дела.

Артемьев был рад этой увлеченности Инги. В течение дня он подходил к ней и нежно обнимал без повода, просто так, и целовал в полуоткрытые влажные губы, что немыслимо раздражало Ингу и доставляло неприятные ощущения. Иногда он крепко брал ее за руку и тянул по лестнице в спальню. Артемьева поднималась по ступенькам с таким чувством, будто ее как корову ведут на убой, но отказать Володе не смела.

В кровати она без умолку болтала о винограде, истории возникновения виноградного промысла, в общем, обо всем, чего нахваталась из различной литературы, чтобы хоть как-то отвлечься от близости и тесности тел. Володя без конца старался взять ее за руку или поправить прядку волос, но Инга вырывалась и вздрагивала от этих прикосновений, как от ударов хлыста.

– Дорогой, тебе правда интересно все, о чем я тебе рассказываю? – жена встала с постели и накинула легкий молочно-белый халат на округлые и гладкие плечи.

– Очень. У меня все равно не хватит усидчивости прочитать о винограде столько, сколько прочла ты. Ингуля, необыкновенного терпения и выдержки тебе не занимать.

– Ну смотри, ты сам напросился, – Артемьева засмеялась, она села на стул возле окна и начала поверхностный экскурс в историю виноградарства и виноделия. Володя смотрел на нее и делал вид, что внимательно слушает, но в действительности его мысли сводились к халатику, накинутому на обнаженное женское тело, и к тому, что пряталось под ним, поэтому мужу не удалось запомнить ни слова из того, что поведала ему жена.

Инга всегда очень любила вино, но с приобретением поместья она просто заболела им. Володя был равнодушен к этому дивному напитку, он предпочитал пиво, коньяк и водку. Но о своем винограднике Артемьев мечтал давно, так как считал очень престижным иметь в собственности настоящие итальянские угодья.

Под монотонный щебет про историю виноделия владелец виноградника сначала задремал, а затем окунулся в глубокий сон. Ему снилось спокойное море, пшеничное поле и пушистые белоснежные облака, целующие алюминиевые крылья самолета, на котором он летел в Москву, какой-то огромный и лохматый пес, похожий на льва с шикарной гривой, лежащий прямо у его ног, трехколесный велосипед, коробка шоколадных конфет и полосатый зонтик. Артемьев мирно спал и видел во сне непонятный коллаж из всякой всячины. Сновидения редко посещали его и обычно не отличались интересным сюжетом, при этом особого наслаждения от мелькающих картинок он не испытывал.

Инга вышла из спальни и тут же позвонила Плотникову: ей жизненно необходимо было услышать голос Ромы. Он ответил, и пол поплыл под ее босыми ногами так, что ей пришлось схватиться за стенку, чтобы удержать равновесие.

Любовники договорились о долгожданной встрече. Роман сообщил, что сможет приехать в Сиену послезавтра во второй половине дня. Инга спустилась на кухню, села за широкий стол. Ей необходимо было придумать легенду для мужа, чтобы отлучиться из дома надолго, а не на пару часов. Именно этим Артемьева и занялась. Она ненавидела ложь во всех проявлениях, но не в данном случае. Женщина светилась изнутри, чувствовала, как предвкушение радостной встречи разливается по ее венам и наполняет теплом и счастьем каждую клеточку ее тела.

Из детских воспоминаний Инги всплыла, будто бы со дна глубокой и полноводной реки, старая, чуть потертая заграничная открытка с изображением Сиенского собора, построенного в стиле настоящей итальянской готики. Она даже не могла предположить, как такая редкая вещица оказалась тогда у нее в руках. Маленькой девочкой Артемьева использовала эту красивую картинку как закладку для учебников, а теперь, повзрослев, она стоит перед этим выдающимся архитектурным творением и любуется его неоспоримым величием.

Русская сеньора уже ознакомилась с туристическим справочником и почерпнула информацию об истории создания этого готического памятника архитектуры. С удивлением для себя Артемьева обнаружила, что она стала запоминать даты, итальянские названия и имена.

Инга стояла перед собором и внимательно рассматривала каждый составляющий его элемент. Туристический справочник сообщал, что строительство этого здания, освещенного в честь Пресвятой Девы Марии, началось в 1215 году, а закончилось в 1263-м. Было известно, что некоторые детали достраивались и преобразовывались вплоть до XIX века.

На одной из фотографий, сделанной с высоты птичьего полета, четко видно, что строение имеет форму латинского креста. Так задумал свой проект архитектор Пизано. Внешняя и внутренняя отделка выполнена из белого и зелено-черного мрамора. На фасаде в нескольких элементах был использован тот же материал, но красного цвета. Черно-белая расцветка выбиралась создателем осознанно: эти два цвета являлись геральдическими для Сиены. Они стали символами благодаря двум лошадям, черной и белой, принадлежавшим основателям города.

Каждая из стен фасада Сиенского собора украшена особым образом. Инга фотографировала его с разных ракурсов, но полученное изображение не передавало всю красоту архитектурных деталей в полной мере. Западную часть здания отличают барельефы и большое количество скульптур, изображающих греческих философов, еврейских пророков и языческих сивилл (прорицательницы в античной культуре. – Ред.). Колонны украшают неподвижные львы и грифоны. Инга не могла налюбоваться видом собора.

Екатерина Сергеевна отказалась от экскурсионной прогулки по городу. Она осталась в отеле. Жара изводила ее, и пожилая женщина предпочла компанию кондиционера и крепкого бренди. Инга уговорила соседку поехать вместе с ней в Сиену, этого требовала та сказочная история, которую она сочинила для своего мужа. Артемьева объяснила, что ей срочно нужно купить ткань для занавесок и пополнить косметичку всякими женскими штучками, а их соседка якобы знает какие-то волшебные магазины, где все это продается. По первоначальной задумке Инги Екатерина Сергеевна должна была фигурировать во всей этой истории условно, но Артемьев вызвался самостоятельно довезти подруг до города. Артемьева была раздосадована: ей с легкостью удалось договориться с Екатериной Сергеевной, но тот факт, что Володя постоянно мешался у нее под ногами, выводил Ингу из себя. Он буквально увивался за ней хвостом, который Инге хотелось отрубить острым топором. Заботливый муж пообещал вернуться за подружками вечером, но Инга, порядком рассвирепев, заявила, что они воспользуются автобусом, но завтра утром, а сегодня им хочется пошататься по городу, посмотреть различные достопримечательности, накупить тканей, мыла и эфирных масел. Екатерина Сергеевна поддержала Артемьеву – и Володе под напором двух женщин пришлось отступить.

Плотников задерживался. Он должен был быть в городе уже два часа назад. Но Роман написал в эсэмэс, что опаздывает. Номер, который он забронировал, находился в другом отеле на другом конце Сиены.

– Объясните мне, деточка, зачем вы меня сюда притащили в столь невыносимую жару? – поинтересовалась старушка, когда Инга вернулась с прогулки.

– Прикупить тканей для занавесок, помните, мы собирались с вами еще месяц назад, – Артемьева улыбнулась. – Ну и пахучего мыла и масел.

– Сходим с вами, когда жара спадет. Не пудрите мне мозги. Это же только пыль в глаза для вашего мужа, ведь так? – Екатерина Сергеевна прищурила глаза.

– Я сделала много удачных снимков Сиенского собора, – уклонилась от ответа Инга и присела на кровать.

– Плеснуть вам бренди? Этот волшебный эликсир развяжет ваш язычок, – в шутливой форме предложила соседка.

– Плесните. Я вам и так признаюсь. Вы, Екатерина Сергеевна, нужны мне как алиби, что я с вами буду в течение суток, но на самом деле я скоро уйду и вернусь только утром. Тканей и мыла вам придется купить без меня.

– У вас любовник?

– Да, – просто ответила Инга.

– Давно?

– Несколько месяцев.

– Но для чего вам здесь я?

– Муж изменился за последнее время. Он практически не оставляет меня одну, задает странные вопросы, что стало меня настораживать. Поэтому я обратилась к вам за помощью. Мне нужен человек, который подтвердит, что я вела себя благоразумно.

– Понятно. Вы можете на меня рассчитывать. Я буду нема как рыба. Каких тканей вы хотите?

– На ваше усмотрение.

– А мыло?

– Возьмите ваниль, лаванду и шоколад. Хотя нет, вместо шоколадного лучше виноградное или томатное.

– Хорошо.

Екатерина Сергеевна не стала ни о чем расспрашивать, как это обычно любят делать женщины. Ее не интересовал объект любви Инги: ни его возраст, ни рост, ни вес, ни цвет глаз, ни вероисповедание. Хотя Артемьевой очень хотелось рассказать о Романе все, что она знала сама. Ей необходимо было поделиться хоть с кем-нибудь своими переживаниями. Но старушка молчала, она пила бренди и предложила поступить так же и Инге. Неверная жена сделала глоток и поморщилась.

Плотников скинул любовнице сообщение, что через сорок минут подъедет к их отелю. Инга оставила бренди и стала собираться.

– Знаете, дорогая, – Екатерина Сергеевна наблюдала за тем, как Артемьева стала приводить себя в порядок у круглого зеркала в ванной комнате, – я вам завидую безмерно.

– Чему? – Инга рассмеялась.

– Вы молоды, энергичны и вам хватает сил согрешить. Это такое счастье, когда тебе хочется согрешить и у тебя достаточно для этого сил. Самый большой грех, на который я смогу решиться в моем нынешнем возрасте и состоянии, так это налить себе еще пару капель бренди и выкурить сигарету. Да разве это грех? Самое сладкое прегрешение – это прегрешение плоти, а не чрева. Прегрешение любви. Моей зависти нет конца.

Артемьева улыбнулась старушке, глядя на нее через зеркало.

– Вы не забудете купить тканей и мыла? Мне нужно обязательно привезти их с собой в Монтальчино.

– Все будет сделано в лучшем виде, голубушка моя! Отдохните на славу!

Инга нанесла блеск и причесала волосы, сбрызнула шею и запястья туалетной водой. Затем она села на кровать рядом с Екатериной Сергеевной и почти шепотом, с пугающей серьезностью спросила:

– Вы осуждаете меня? Я поступаю неправильно?

– Что вы! Деточка, нисколько. Любое ваше решение правильно, если вы его принимаете.

– Это прелюбодеяние, – заключила Инга.

– Это повод для зависти, – старушка погладила неверную женщину по плечу, как любимого котенка. – Отправляйтесь, будет лучше, если вы окажетесь в номере раньше мужчины. Вам же нужно подготовиться к разговору. А я сейчас допью свой бренди, а позже вечерком отправлюсь за покупками. Идите.

Инга послушно встала и направилась к двери.

– Спасибо вам, Екатерина Сергеевна.

– Подождите благодарить, я еще не купила ничего. Вдруг вам не понравится цвет, который я выберу.

– Я думаю, что вы сделаете правильный выбор.

– Инга!

– Что?

– Не торопитесь с разводом!

– Я и не собиралась.

– Все равно не торопитесь, – старушка сделала глоток бренди и взглянула на Артемьеву с неподдельной любовью и добротой. – В любви не бывает лжи, иногда случаются ошибки из-за отсутствия знания, но это не должно омрачать ощущений, это не ложь. В этом – вся соль.

– Что вы имеете в виду?

– Сейчас солнце, а через час гроза и дождь. В любви как в погоде… никакой предсказуемости… Простите, голубушка, мне, по-моему, пора заканчивать с бренди. Счастливого рандеву!

– Спасибо. Я вернусь утром, – Инга неторопливо вышла в холл и направилась к лифту. Она чувствовала, что старушка осуждает ее, хоть и говорит обратное. Но это было уже неважно. Плотников едет в Сиену, и менее чем через час они увидятся, а все остальное не имеет никакого значения. Сегодня точно. Может быть, завтра и послезавтра Артемьева пожалеет о своем решении, но в эту минуту ей хочется согрешить в неизвестном отеле на незнакомых простынях, которые даже нельзя будет взять на память о своем коротком и быстротечном счастье.

Женщина шла по улице. Каблучки целовали серый тротуар. Слышались звуки грома. «Дождь бы сейчас не помешал, – подумала Инга. – Такая дикая жара! Хочется воды в раскаленный полдень!» На ее горячее тело упали несколько дождинок, а затем с небес посыпался местами теплый, местами прохладный ливень, от которого Артемьева укрылась в подъехавшем автобусе.

Отель, в котором Плотников забронировал номер, расположился неподалеку от центральной и самой главной площади Сиены Пьяцца-дель-Кампо. В этой величественной средневековой части города находится знаменитый Фонтан Радости, над оформлением которого в 1412–1419 годах трудился скульптор Якопо дела Кверча.

Инга прибыла на место встречи раньше Романа. Она выпрыгнула из автобуса прямо в огромную лужу перед отелем. На ресепшене ее встретила молодая улыбчивая итальянка и вручила ключ от комнаты. Артемьевой незамедлительно захотелось принять душ, чтобы смыть с себя остатки ливня. Первым делом она прошла в ванну и открыла кран. Она скинула с себя влажную одежду на кафельный пол и встала в теплую воду, прибывающую с каждой секундой. Инга воспользовалась дешевым гостиничным шампунем и мылом. Струйки воды текли по ее нагому телу и ныряли в ванну. Пышная пенка собиралась на поверхности и гладила упругие щиколотки. Артемьева торопливо накинула белоснежное полотенце на влажные плечи. Она подсушила волосы феном и легла в постель. Только сейчас Инга обнаружила, что не взяла с собой косметичку, это стало для нее маленькой трагедией.

Неверная жена старалась лежать неподвижно, чтобы сбить накатившее смущение. Сердце билось учащенно. Она волновалась как перед первой брачной ночью, а когда в дверь постучали, то ей на секунду показалось, что сердечный мускул перестал сокращаться. Артемьева встала из простыней и совершенно обнаженная направилась к двери.

Плотников ввалился в номер с двумя бокалами и бутылкой шампанского.

– Сейчас нам принесут ягод и подставку со льдом для напитка, – вот что первое услышала от него Инга вместо «здравствуй». Мужчина поставил все, что было в его руках, на тумбочку возле кровати и довольно крепко прижал Артемьеву к себе.

– Я очень скучал, Ингуля. Я думал, что не доживу до нашего свидания.

– Я тоже, – неверная жена не хотела, чтобы он отпускал ее, и жалась к нему как можно ближе и сильнее.

Роман гладил прохладными ладонями ее горячие от постели ягодицы. Она вздрагивала от каждого прикосновения как от ласкового и пушистого птичьего перышка.

– Мне нужно принять душ, – сказал Плотников.

– Не надо душа. Позже. Возьми меня прямо сейчас, – попросила Инга и посмотрела в его черные зрачки жалобными и просящими глазами. Так смотрит щенок на своего хозяина, когда последний забывает его покормить или потискать в каждодневных заботах и беготне.

Плотников послушался. Он сделал то, о чем его попросила Инга, стоя, даже не снимая ботинок и ремня. Ей хотелось почувствовать любовника в себе. Лоно пульсировало: эти пульсации были похожи на выстрелы и сердечные удары одновременно. Мужчина оставался в ней не дольше чем сорок – сорок пять секунд, затем он вышел и, как ни в чем не бывало, спросил:

– Хочешь шампанского?

– Хочу.

– Что-то ягод не несут, а обещали.

– Включить телевизор?

– Включи.

Инга нажала на кнопку пульта и села на кровать, прикрывшись тонким одеялом:

– Как у тебя дела?

– Нормально. Только замотался страшно. Наплыв туристов очень большой сейчас. С одной стороны, меня это радует, с другой – утомляет. Как ты сама поживаешь? Как муж?

– Потихоньку. Собирается в Москву.

– Собирается, а никак не соберется. Когда ты приедешь ко мне? Лия покоя не дает, скучает, интересуется тобой.

– Я понимаю. Давай потерпим недельку. Всего ничего осталось.

– У нас есть другой выход?

– Нет, – Артемьева улыбнулась.

– Значит, будем терпеть, – Плотников передал ей бокал, наполненный шампанским.

Любовники переглянулись. Пузырьки всплывали на поверхность и щекотали губы Инги.

– Ты думала обо мне, хотя бы изредка? – Рома погладил ее по руке.

– Постоянно, – Артемьева была сейчас предельно честной и откровенной с ним. – А ты?

– Если не постоянно, то несколько раз в день точно. Особенно перед сном, – Плотников тоже не обманывал. Он действительно думал об Инге меньше, чем она о нем. Возможно, это обстоятельство объяснялось тем, что Роман имел меньше свободного времени, почти круглосуточно работал, а Артемьева бездельничала и гуляла среди виноградных лиан.

– Я все же хочу принять душ, – мужчина поставил свой бокал на столик возле окна и направился в ванную комнату.

Инга проводила его взглядом. Она погладила глазами его затылок, широкую спину, спрятанную под хлопчатобумажной майкой с короткими рукавами, скользнула вниз по джинсам с аккуратными задними кармашками. Впереди их ждала совместная ночь без спешки, страха быть разоблаченными. Артемьева предвкушала свой грех, сладкий, липкий и вязкий, словно мед. Она вспоминала слова, которые услышала от Екатерины Сергеевны перед встречей с Плотниковым.

Неверная жена чувствовала одновременно и колкий стыд и большое солнечное счастье. Инга улыбалась самой себе и пила вкусное шампанское. Артемьева ждала возвращения Ромы с нетерпением. Ей казалось, что у нее в животе расцветают невидимые цветы и журчат прохладные ручейки. Ожидание любви слаще самой любви: женщина прекрасно понимала, что волшебные ощущения вскоре сменит серая опустошенность. Инга осознала сейчас это особенно четко. Шум воды стих, и Плотников вернулся к своей избраннице таким красивым и желанным, каким ранее никогда не был.

После близости любовники лежали рядом и молчали. Инга не решалась начать разговор, а Роман не любил болтать после секса. Только из телевизора лилась итальянская речь, разбавляя тишину. А еще периодически звонил сотовый телефон Инги, но Артемьева не отвечала, потому что общаться с мужем сейчас она хотела меньше всего.

Женщина обняла любовника. Он засыпал. Инга гладила его по груди, животу, бедрам и рукам. Плотников издавал смешные звуки, напоминающие урчание домашних котов. Ему нравились нежности Инги. Она не перестала его ласкать даже после того, как он погрузился в глубокий и расслабленный сон.

Прикосновения сближают. Поглаживания и ласки всегда обоюдны, пусть люди и не всегда осознают это. Дотрагиваясь друг до друга, любовники обмениваются энергией, ионами любви, счастья, которые питают и придают сил, расслабляют, погружают в приятную истому. От монотонности своих движений Артемьева тоже стала засыпать. Мужчина и женщина спали, пресыщенные кратковременной радостью от долгожданной встречи.

Инга даже сквозь сон слышала, что телефон наполняется пропущенными звонками от нелюбимого мужа, но ей не хватало сил ответить на эти ненужные вызовы. Артемьевой не хотелось разрушать тот призрачный мир, в котором она оказалась благодаря Роману. Звонки Володи напоминали Инге, что ей нужно возвращаться домой, в огромное поместье с плодородными угодьями и многочисленным персоналом, в холодную спальню к такому нелюбимому и теперь чужому мужу. От этих мыслей у нее сводило все тело. Она просыпалась и засыпала. Ей хотелось остановить эту ночь, но время неумолимо и жестоко. Артемьева принималась гладить Плотникова с прежним рвением.

– Ты бы вышла за меня замуж? – сквозь сон спрашивал любовник у несвободной женщины.

Он хитрил. Иногда Рома притворялся, что спит, ему нравилось наблюдать за Ингой из-под полуприкрытых век.

– О чем ты спрашиваешь? Я же замужем, – недоумевала Артемьева от вопроса.

– Ты можешь развестись. Или ты любишь мужа?

– Думаю, что люблю, – солгала Инга. Ей не хотелось выказывать свою уязвимость и зависимость.

– Почему ты тогда со мной?

Инга не любила, когда ее возлюбленный был серьезен и касался столь щекотливой темы. Роман широко открыл глаза и взглянул на нее.

– Понимаешь, мы находимся в интимной запретной связи, – попыталась объяснить неверная жена. – Между двумя взрослыми людьми иногда случается нечто подобное. Это жизнь.

– Замечательное пояснение, – Плотников надул губы, словно обиженный ребенок. – Скажи, пожалуйста, тебе просто нравится со мной спать?

– Мне нравится с тобой быть, – поправила Артемьева мужчину. – Это другое. Это гораздо больше. А ты? Что ты испытываешь ко мне?

– Смешанные чувства. Знаешь, это все равно, что… как я могу рассказать об этом, чтобы ты поняла… Пример… Представь себя фисташковым мороженым, которое я нахожу самым вкусным лакомством на свете. Без него я не вижу своей жизни. У меня в холодильнике может не быть ничего, но фисташковое мороженое в нем есть всегда. Когда ты рядом, я счастлив. А теперь представь: встаю я в три часа ночи с постели, хочу фисташковое мороженое, открываю холодильник, а там его нет. Кто-то взял и съел его без моего ведома. Когда я во Флоренции, а ты в Монтальчино, я испытываю приблизительно то же самое разочарование, отчаяние и грусть. Ты – мое фисташковое мороженое, понимаешь, Инга?

– Понимаю, но без фисташкового мороженого можно обходиться, – предположила Артемьева.

– Можно, но нужно ли? Я могу заменить его смородиновым, шоколадным, ореховым, любым, но мне всегда будет не хватать фисташкового вкуса.

– Интересный пример ты привел, – Инга рассмеялась.

– Ты спишь с мужем? Володя ест мое мороженое?

– Почему ты спрашиваешь? Вполне понятно, что в мои супружеские обязанности подключена и эта услуга, – Ингу разозлил вопрос Плотникова.

Роман взглянул на любовницу и обнял ее:

– Я понимаю, что хочу слишком многого. Не сердись. Только не забывай обо мне. Ты бы не приехала ко мне на свидание, если бы не хотела меня, – ведь так?

– Так. Долей шампанского, пожалуйста. Ты обещал ягоды, а их до сих пор не принесли.

– Должно быть, забыли. Надо позвонить и напомнить.

– Рома, – Инга окликнула его и запнулась. Она не решалась задать свой вопрос.

– Что?

– Как у нас получилось?

– Что именно?

– Я имею в виду наш роман на чужбине. Мы встретились, и все закружилось-завертелось. Как? Почему?

– Ну, ты же сама говоришь, что между взрослыми людьми иногда такое случается.

– Говорила. Как ты думаешь, мы сможем это вынести?

– Думаю, да. Бывают случаи, когда людям удается остаться в живых даже после цунами. Ингуля, не отвлекай меня, дай мне возможность сосредоточиться, я пытаюсь позвонить по поводу ягод к шампанскому. И вообще, разводись с ним и оставайся со мной. Я хороший муж. Можешь спросить у моей бывшей жены.

Артемьева чувствовала жуткую необходимость поделиться своими переживаниями хоть с кем-нибудь, возможно, даже с чужим и малознакомым человеком. Людям случается оказываться на распутье и испытывать чувство полного непонимания и оцепенения от происходящего. Бывает такое: идешь-идешь по прямой тропинке, вроде бы все просто, понятно и правильно, а потом одно мгновение – и все как будто перевернулось вверх тормашками и требует перемен, неважно каких, главное перемен. Инга переживала сейчас тот самый «синдром распутья». Екатерина Сергеевна волей случая оказалась рядом с заблудившейся в себе женщиной.

– Я хочу поговорить с мужем, – неверная жена откусила крепкое зеленое яблоко сразу, как только она оказалась с соседкой по поместью в переполненном автобусе, следующем по маршруту Сиена – Монтальчино.

– О чем? – старушка взглянула на влюбленную женщину из-под поседевших бровей.

– О наших отношениях, зашедших в тупик, возможно, о разводе.

– Вы в своем уме, деточка моя? Не глупите! Любовник – это замечательно, но голову терять не рекомендуется.

– Мне просто хочется освободиться от оков многолетнего брака, понимаете? – Артемьева тщательно пережевывала сочный кусочек круглого фрукта. – Я хочу почувствовать себя абсолютно свободной.

– Милая моя, ничто не связывает руки крепче, чем свобода. Ежечасно доказывать себе и каждому встречному человеку на вашем пути, что вы не замужем и желаете жить вольной и не предопределенной жизнью – это не так просто, как вам кажется. Выжить после развода – это все равно, что уцелеть после цунами или кораблекрушения.

– Екатерина Сергеевна, это же чудесно, когда Бог дает второй шанс и новую жизнь. С разводом начинается новая полоса.

– Развод хуже неразделенной любви, – констатировала старушка.

– Откуда вы знаете? Вы же никогда не разводились, – удивилась Артемьева такой категоричности.

– Много лет назад я имела глупость хотеть развода. Но меня вовремя остановила моя мама. Помню, как после одной, как мне тогда казалось, смертельной ссоры, еще до рождения ребенка, я вернулась к матери домой с огромным чемоданом. Рыдала, жаловалась на жестокосердную свекровь и непонимающего супруга. Мама меня стойко и внимательно выслушала, пожалела, погладила по голове и сказала что-то вроде: «Ну что? Выступила с сольным концертом? Успокоилась? Полегчало? А теперь выпей чашку чая, умойся проточной водой и возвращайся к своему законному мужу». Я так и сделала. С тех пор у меня пропало всякое желание предпринимать что-либо подобное. Так что, вот такие пироги! Живем с моим милочком не один десяток лет. Вот и вы не глупите, ласточка моя! Периодически встречайтесь с вашим возлюбленным для смены декораций, но разводиться не вздумайте! Муж – это ваш родной дом, а любовник – номер в гостинице во время курорта. Это надо понимать.

– Екатерина Сергеевна, а что делать, если я больше не люблю его?

– Мужа?

– Да.

– Ну, знаете, дорогая, любовь – роскошь чувств и эмоций. Это желательное, но не обязательное условие для счастливого брака.

– Я поговорю с Володей сегодня же и уйду к Роме.

– Знаете, Ингуля, я считала вас более благоразумной. Хочет ли ваш друг принять вас у себя в жилище на долгие годы?

– Да. Он только ночью говорил мне об этом, просил, чтобы я развелась с Володей.

– Ласточка, чего только мужчины не говорят и не обещают нам под покровом темной волшебной ночи… Этим словесным всплескам не стоит придавать большого значения.

– Не хочу возвращаться к мужу. Меня как будто бы изнутри рвут на мелкие кусочки.

– Не идите на поводу у своих эмоций и порывов, прошу вас. Позвоните вашей маме. Я думаю, что у нее получится остановить вас от необдуманного поступка.

– У меня с матерью не такие доверительные отношения. Я просто надеялась на то, что вы поддержите меня.

– Увольте! Мне не особенно хочется принимать участие в катаклизме подобного рода.

Артемьева засмеялась:

– Одна расставшаяся пара – не есть катастрофа на фоне мировых событий. Вы придаете слишком большое значение мелочам.

– Тогда почему вы обратились ко мне? Совершайте ваши безумства без посторонних участников.

– Вы не поддерживаете меня? Вы же только вчера говорили обратное. Пару месяцев назад подарили мне книжку, рассказывали свою историю любви вне брака.

– Да, но я не припоминаю, чтобы намекала вам на развод. Я считаю, что любовные приключения – это прекрасно, но разрушать семью из-за них не стоит. Измены добавляют дров в огонь и раздувают костер, скажем прямо, придают остроты и оживляют закостенелые отношения. Нет, я против вашей идеи, дорогая! Дайте вашему брачному союзу последний испытательный срок – три месяца. Я думаю, что через девяносто дней будет совершенно иной расклад, и вы передумаете.

– Хорошо. Я прислушаюсь к вашему совету. Но три месяца я не выдержу. Месяц попробую, но не более. Каждая минута рядом с Вовой стала для меня пыткой.

– Вы сами себя накручиваете. Жили-жили, не тужили долгие годы, а сейчас – раз! И пытка! Не сочиняйте себе неприятностей на ровном месте!

– Хорошо. Больше ни слова об этом, – Инга молча стала доедать свое вкусное яблоко.

– Вот и замечательно! Лучше скажите, как вам ткани, которые я присмотрела?

– Мне нравятся. Я вам так благодарна, Екатерина Сергеевна. Мне хотелось материал именно такого цвета. У вас превосходный вкус.

В большинстве своем женщины любят драгоценности, и Артемьева не являлась исключением. У нее была специальная шкатулка, в которой хранились колечки, серьги, браслеты, подвески из аргентума и аурума, украшения с бриллиантами, изумрудом, бирюзой и жемчугом, который Инга обожала. Эта коллекция стала собираться у русской сеньоры относительно недавно, с тех самых пор, когда муж стал зарабатывать приличные деньги. Шкатулочка пополнялась каждый раз, когда Володька совершал какой-либо не очень лицеприятный поступок по отношению к жене. Он никогда в этом не признавался напрямую, но Инга была женщиной до мозга костей, и ее догадки и смутные подозрения оказывались вернее самой чистой правды. Артемьев мог не поздравить супругу с годовщиной их совместной жизни или Международным женским днем, так как плохо ориентировался в датах, но совесть свою неверный муж слушался всегда. Но подарок, который ожидал Ингу на этот раз, был совершенно нетипичным и непохожим на своих предшественников: Володя приготовил для Инги красивую коробочку с бриллиантовым колечком в знак обычной супружеской признательности и любви. Мужчина решил вручить его сразу, как только жена вернется из Сиены и окажется на пороге. Артемьеву хотелось сделать супруге маленький и приятный сюрприз без значительного повода, чего раньше с ним никогда не случалось. Инге предстояло убедиться в том, что женская неверность творит чудеса, сразу же по возвращению. Прежде чем войти в дверь, она потопталась на месте, набираясь мужества перед встречей с законным мужем: Инге страшно не хотелось его видеть. У Артемьевой было ощущение, что ей предстояло спуститься в подвал, кишащий толстыми и наглыми крысами, а не войти в родное и светлое жилище. В глубине души она надеялась, что Володи не окажется дома, и с этой мыслью Инга переступила порог.

– Дорогая! – донеслось из гостиной сразу же, как за ней захлопнулась дверь. – Где ты есть? Почему так долго?

– Артемьев! – женщина вздрогнула. – Ну ты даешь! Я же тебе вчера объясняла, что мы с Екатериной Сергеевной искали ткань на занавески, что погуляем по Сиене и останемся на ночь в городе.

– Я помню. Не ворчи. Я просто скучал. У нас на ужин сегодня голубцы.

Женщина прошла в гостиную и села в кресло напротив мужа.

– Замечательно. Я очень устала и проголодалась.

– Сделать тебе чаю? – спросил Вова. Он встал с дивана, подошел к ней и чмокнул в щечку.

– Пожалуйста, если тебе нетрудно, – Инга улыбнулась. Ей было приятно и неожиданно его внимание, но абсолютно не нужно – просто Артемьева знала, что необходимо благодарить людей даже за самые незначительные услуги.

Через некоторое время муж принес жене чашку чая и блюдце с печеньем и вернулся на свое место.

– Спасибо, – сказала Инга.

– У меня для тебя сюрприз, – сказал Володя.

– Что за сюрприз?

– Позже за ужином скажу. Лучше покажи мне свои ткани для занавесок, – попросил он и почему-то потер ладони.

«Совсем с ума сошел, – подумала про себя Артемьева. – И давно ты стал интересоваться моими покупками? Чашку чая налил. Заболел, что ли?» Такими были мысли Инги. Еще год назад она бы подумала: «А что за сюрприз он мне приготовил?» Теперь Артемьевой это было малоинтересно. Неверная жена тут же забыла о словах мужа.

– Я очень устала с дороги. Пойду приму душ, – она встала и протянула ему пакет с покупками. – Материал здесь, взгляни. Думаю, что тебе понравится расцветка. Мы с Екатериной Сергеевной потратили уйму времени, чтобы найти именно ту ткань, которую я и хотела. Качество потрясающее.

Через минут сорок Инга спустилась поужинать. Артемьев с трудом ее дозвался.

Кухонный стол был уже накрыт. Вова зажег свечи и теперь разливал вино. Посередине стола стояли блюдо с голубцами и салатница со свежими крупно нарезанными овощами.

– Присаживайся, – любезно пригласил муж, отодвигая стул.

Инга послушно села.

– Ты сам накрывал или Анна Михайловна постаралась?

– из приличия поинтересовалась супруга.

– Сам, – тушуясь, ответил Артемьев.

– Молодец! Вова, дорогой, знаешь, это было бы очень приятно, если бы не было настолько пугающе. Что с тобой происходит последнее время, скажи мне, пожалуйста. Ты странно себя ведешь.

– Не придумывай, Ингуля. Ничего особенного не происходит. Я просто тебя люблю, – скромно признался муж.

Неверная жена подняла на него глаза и промолчала.

– Что скажешь на это? – Артемьев ждал от нее ответной реакции.

– Я тебя тоже люблю, – солгала Инга и немного поморщилась так, как будто съела дольку лимона.

Володя не заметил этого, потому что был увлечен нарезанием хлеба на аккуратные ломтики и не смотрел на нее. Когда Артемьев смущался чего-либо, то никогда не поднимал глаз на собеседника.

– Как тебе Сиена? Рассказывай! – обманутый муж бодро сменил тему разговора.

– Прекрасный крошечный городок, но Флоренция мне больше понравилась, если честно.

– Так мы с тобой и не съездили во Флоренцию вместе. Как я вернусь из Москвы, то непременно съездим. Обещаю.

– Хорошо, дорогой. Обсудим это, когда ты вернешься.

Супруги сидели за столом друг напротив друга.

– Давай выпьем для начала за этот чудесный вечер, за то, что мы вместе вот так просто сидим и ужинаем в нашем поместье, а вокруг нашего дома растет наш виноград. Могла ли ты еще какое-то время назад представить себе вот такие наши совместные посиделки в Италии?

– Нет, не могла, Володя. Замечательный тост. Ты умеешь красиво говорить, – произнесла Инга, а про себя подумала: «Интересно, что там делают Ромочка и Лия?»

Супруги чокнулись наполненными бокалами и пригубили вино.

– Я полечу в Москву чуть раньше. Через дней пять. Вернусь в середине следующего месяца. Думаю, что успею к твоему дню рождения. Ты все еще не хочешь полететь со мной, кошечка? Маму увидишь.

– Не сейчас, дорогой. В следующий раз. Моей маме не до меня сейчас, она вся в новой любви и возвышенных чувствах.

– Странно. Я не понимаю, что ты будешь делать в поместье одна. Тебе разве не скучно?

– Абсолютно не скучно, Володя. Я буду усиленно изучать итальянский язык. Как выучу полностью, стану твоим личным репетитором. Хочешь?

– Ингуля, я бы с удовольствием, но ты сама прекрасно знаешь, что у меня нет способностей к языкам. Я бестолковый и ленивый ученик.

– Хорошо. Как хочешь. Мое дело предложить.

Инга распределила голубцы по тарелкам: мужу она по привычке положила первому четыре фаршированных телячьим мясом капустных листа, а себе оставила самый маленький последний голубец. Запах тушеного мяса отчего-то раздражал ее. Затем она нырнула столовой ложкой в салатницу и резво помешала кусочки сырых овощей.

– Ты заправил салат маслом? – спросила Инга у Вовы.

– Забыл. И, кажется, не посолил, – виновато признался Артемьев.

Женщина встала из-за стола, забрала пустое блюдо из-под голубцов и положила его в раковину, в шкафу нашла прозрачную бутыль с зеленоватым виноградным маслом и солонку, вернулась к столу и завершила процесс приготовления салата. Она изящными движениями сбрызнула содержимое салатницы, слегка посолила и опять тщательно перемешала. Володя наблюдал за ней. Супруга казалась ему такой красивой сейчас, освещаемая горящими свечами в подсвечнике в этом полумраке кухни. Муж не удержался и коснулся ее руки. Инга натянуто улыбнулась и села на свое место.

Артемьевы неторопливо ужинали и пили душистое вино. Ели они практически не разговаривая, и только периодически Володя урчал от гастрономического удовольствия.

Когда с трапезой было покончено, мужчина полез в карман и достал из него маленькую аккуратную коробочку и положил ее на стол перед Ингой возле опустевшей тарелки.

– Помнишь, я говорил тебе о сюрпризе? Возьми и открой. Я надеюсь, что тебе понравится.

– Что это? – спросила неверная жена.

– Да так! Одна приятная и маленькая безделушка. Взгляни!

Артемьева открыла коробочку и увидела перед собой неописуемой красоты кольцо. Оно было создано из розового золота в форме сложного цветка, усыпанного крупными бриллиантами, волшебно сверкающими и переливающимися своими гранями даже при тусклом освещении нескольких свечей.

– Какое чудо! – воскликнула женщина. – Это преждевременный подарок на мой день рождения?

– Нет. Это просто маленький сюрприз. Тебе нравится? – Володя светился.

– Очень. Не то слово. Я приятно удивлена. Просто не могу понять, что за повод.

– Да нет никакого повода. Я что, не могу сделать приятное своей любимой жене? – он засмеялся.

– Можешь, дорогой. Конечно, можешь. Спасибо большое, – женщина улыбнулась и отложила коробочку с украшением в сторону.

– Ты даже не примеришь его? – с ноткой некоторой досады в голосе спросил муж.

– Вечером у меня отекают и увеличиваются в размерах пальцы. Я боюсь, что сейчас оно не налезет. А утром я обязательно посмотрю, как оно смотрится на руке.

– Но ты даже не попробовала, – с обидой заметил Вова.

– Хорошо, прости, незамедлительно исправляюсь, – Инга направила руку к коробочке.

– Не извиняйся! Если ты не хочешь, то не надевай его. Я просто думал, что оно тебе понравится и ты его сразу же наденешь, а ты отреагировала как-то сухо, как будто тебе совершенно безразлично.

– Это неправда. Прекрасное кольцо. Я его незамедлительно примерю, – Артемьева стала неуклюже натягивать драгоценность. Бриллиантово-золотое чудо предательским образом влезло на палец, как влитое, что заставило Ингу залиться румянцем от стыдливой лжи. Благодаря тусклому освещению, Володя этого не заметил.

– Ну вот видишь! Как будто специально для тебя ювелир старался, – отходчиво улыбнулся Артемьев. Он взял руку жены и подставил ее ближе к горящим свечам. Обманутый муж был доволен своим сюрпризом и залюбовался игрой света в многочисленных гранях бриллиантов.

– Спасибо, дорогой, оно действительно прекрасно, – повторно поблагодарила Инга и затем невпопад сказала, что с большим удовольствием выкурила бы сейчас одну сигаретку.

Артемьева вызволила руку из ладоней супруга и встала за пепельницей и сигаретами. Она почему-то прятала их в кухонном шкафу среди баночек с пряностями и бумажными пакетами с крупами. Неверная жена прикурила сигаретку и глубоко и медленно затянулась. Инга осталась курить у плиты.

– Кошечка, докуривай, и поднимемся с тобой в спальню, – просто и глухо сказал муж. Это было произнесено как смертный приговор.

Инга не любила, когда Вова разговаривал с ней почти в приказном тоне, но чтобы не вызывать подозрений, она не стала возражать. Она молча докурила.

Муж уже встал из-за стола и близко подошел к ней. Он стал целовать Ингу в шею, щеки, лоб. Артемьева изворачивалась, как уж на сковороде: ей не хотелось, чтобы он добрался до ее губ.

– Я готова, – чуть слышно сказала Артемьева и потянула Вову за руку к лестнице.

Не проронив ни слова, супруги поднялись в спальню. В эту ночь муж старался быть хорошим любовником. Инга с большим трудом выносила, когда Вова так делал, потому что все эти попытки приводили только к одному – супружеский долг отдавался дольше и утомительнее, что растягивало муки Инги на неопределенное время.

Когда Артемьев заснул, женщина высвободилась из его объятий, оделась и решила прогуляться среди виноградных лиан. Ночь была поздней и на удивление звездной. Хозяйка поместья накинула на себя вязаную жакетку и вышла к холодной и полной луне. Она неторопливо прошлась по увлажненной и прохладной земле, оставляя после себя неглубокие следы. «Я опять не решилась поговорить с ним за ужином, – думала Инга. – Завтра же поговорю. Надо что-то делать. Дальше эта мука продолжаться не может. Еще кольцо подарил ни с того ни с сего. Не узнаю его последнее время. Рассорился со своими девчушками-побрякушками, что ли?»

Артемьева взглянула на свой украшенный палец при лунном свете и улыбнулась: «Вот еще одно прибавление в мою шкатулку». Кольцо ей действительно очень понравилось, но мужа она больше не любила и ничего с этим поделать не могла.

Женщина подняла голову в звездное небо. У нее закружилась голова. Ей захотелось закурить, но она вспомнила, что не взяла с собой сигареты, отчего взгрустнулось еще больше. «Завтра же поговорю с Володей о разводе. Прямо с утра». Она необыкновенно скучала по Плотникову и Лие. Ей очень хотелось оказаться сейчас рядом с ними, в их большой, безумно уютной квартирке на одной из самых шумных улиц Флоренции. Но Инга была здесь, отчего очень хотелось плакать, но слез не было, поэтому ей ничего не оставалось, как просто тяжело и глубоко вздыхать.

Некоторое время Артемьева погуляла под открытым небом среди спящих виноградных лиан, подышала влажным и свежим воздухом, а затем вернулась в дом, где видел спокойные и светлые сны ее нелюбимый муж.

Она бесшумно поднялась по лестнице в спальню и, не раздеваясь, легла на краю супружеского ложа. Мысли кружились и порхали в ее голове, словно бабочки. Инга никак не могла заснуть, как ни пыталась.

Она с детства хотела быть обеспеченной женщиной. Ей, маленькой девочке, казалось, что только сокровища и несметные богатства могут подарить счастье, но сейчас она понимала, что материальные блага несут с собой только вкусную пищу, добротную и красивую одежду, бриллиантовые кольца и прекрасное поместье, но не более. Лежа в постели, Артемьева ощущала чувство глубокой грусти и несчастья. Совсем недавно она увлеклась чтением итальянских сказок и легенд, и одна из них особенно запомнилась и понравилась ей. Хозяйка поместья вспомнила, что даже отметила закладкой свою любимую сказку в книге из дешевой желтой бумаги. Инге захотелось перечитать выдуманную и волшебную историю, чтобы снова почувствовать себя маленькой девочкой, а заодно скоротать бессонную ночь.

Неверная жена встала с постели и направилась к своему столику возле окна. Она аккуратно открыла дверцу и достала из нее книжку со сказками. Артемьева включила крошечный художественно исполненный светильник, прикрепленный к стене, и села за стол. Жена обернулась к мужу и, убедившись, что супруг крепко и неподвижно спит, вернулась к волшебным историям. Инга с детским трепетом приступила к перечитыванию своей любимой итальянской сказки.

У самого селения Кьяпаццы, там, где кончается его единственная улица, поднимается холм. На холме стоит старинный замок. Сейчас от него остались одни развалины и в его темных башнях гнездятся только совы да летучие мыши.

Жители селения рассказывают об этом замке удивительные истории. Лет сто тому назад каждый день ровно в двенадцать часов отодвигался ржавый засов. Тяжелые двери со скрипом растворялись, и на порог выходил старик. Его длинная белая борода спускалась ниже пояса. Он был одет в куртку с пышными рукавами, короткие штаны, на голове у него был красный колпак, на ногах – туфли с пряжками. Старик, кряхтя, усаживался на ступенях лестницы, чтобы погреть на солнышке свои кости. А кости были очень-очень старые – никто не знал, сколько ему лет, да он и сам не смог бы их сосчитать.

В этот час к замку сбегались все дети селения Кьяпаццы. Они садились старику на колени, теребили его бороду, стаскивали с головы красный колпак. Но старик не сердился на детей. А иногда, когда солнце припекало особенно жарко и кости старика переставали ныть, он лукаво подмигивал ребятам, и те начинали, приплясывая, просить:

– Покажи, дедушка!

– Пусти нас, дедушка!

– Дай, дедушка, поиграть!

Старик поднимался и входил в темные двери, ребята на цыпочках шли за ним. Они проходили гулкими залами, сводчатыми коридорами, потом долго спускались по узкой лестнице. Старик с трудом отодвигал железную дверь. Ребята переступали порог, и дверь захлопывалась за ними. И каждый раз рты и глаза их широко раскрывались от восхищения. Ведь в подземелье хранились сокровища Кьяпаццы. Грудами лежали золотые и серебряные старинные монеты, сундуки с откинутыми крышками были доверху полны драгоценными камнями. От камней шло такое сияние, что в темном подземелье становилось светло, как днем.

Старик позволял детям играть с сокровищами. Мальчики в шутку устраивали сражение. Одни размахивали мечами с золотыми рукоятками, другие прикрывались огромными щитами с затейливым узором. Девочки украшали себя самоцветами, надевали дорогие уборы. Платьица были у них старенькие, но в сияющих украшениях они будто превращались в маленьких принцесс.

А старик, глядя на все это, тихонько посмеивался. Потом он брал в руки серебряный колокольчик и звонил. Принцессы снова становились маленькими девочками в оборванных платьях, храбрые воины – простыми мальчишками. Драгоценности возвращались на свои места, и дети выходили из подземелья. И никто из детей никогда не уносил с собой ни одной монетки, ни одного камешка. Только один раз семилетний мальчик, который попал в подземелье впервые, положил в карман монету с квадратной дырочкой, чтобы сделать из нее грузило для удочки. Именно поэтому железная дверь ни за что не хотела открываться. Тогда старик сказал:

– Кто взял – пусть отдаст.

Мальчик, покраснев, бросил монетку в кучу монет. Дверь тотчас распахнулась.

Но в одну темную ночь в замок все-таки пробрались три вора. Эти воры болели страшной болезнью – их сжигала жажда богатства. Пришли они издалека, потому что в тех краях, откуда они были родом, стало нечего красть. Все, что можно было украсть, они уже украли.

Воры эти были ловкие, любые двери могли открыть без шума. Башмаки они обмотали войлоком, лица прикрыли масками. Но все-таки старик проснулся. Он вышел им навстречу и спросил:

– Что вам нужно здесь, добрые люди?

Воры, увидев, что имеют дело с дряхлым, безоружным стариком, осмелели.

– Говорят, что в этом замке хранятся сокровища! – закричали они.

– Это правда, – ответил старик. – А зачем вам сокровища?

– Я построю себе дворец в сто комнат, заведу сто слуг и буду жить в нем один, – ответил первый вор.

Второй вор сказал:

– А я куплю большой корабль и объеду все страны. И в каждой я буду есть только то, что ест сам король, правящий этой страной.

– Ну а я не так глуп, – сказал третий вор. – Я не стану растрачивать попусту свою долю богатства. Я спрячу золото и буду счастлив тем, что им владею.

– Позвольте и мне сказать слово, – заговорил старик. – Напрасно вы делите то, чего никогда не получите. Уходите, пока я не рассердился.

– Зачем мы даром теряем время, слушая бредни этого старого дурня! – крикнул первый вор. – Что он нам сделает!

– Сейчас узнаешь, что!

И вор с ужасом почувствовал, какие могучие руки у этого дряхлого на вид старика. Старик сгреб за шиворот всех троих и выволок за дверь. Словно неведомая сила подхватила первого вора и швырнула вверх. Хорошо еще, что ему удалось ухватиться за тучу, проплывавшую мимо. Вернулся он на землю только через три дня, когда туча пролилась дождем.

Второго вора старик закинул еще выше – на молнию. Так он и слетел вниз, сидя верхом на этой молнии, когда через неделю разразилась гроза.

А третьего вора старик забросил так высоко, что он до сих пор не вернулся на землю.

Откуда же появились сокровища в замке Кьяпаццы? Кто был старик, охранявший эти сокровища, и куда они делись? И об этом могут рассказать жители селения, если их очень попросить.

Говорят, что некогда замок Кьяпаццы принадлежал знатному роду владетельных синьоров. Последний в роду хозяин замка жил там редко и не подолгу. Он не задавал веселых, шумных пиров, его не прельщали улыбки красавиц, не занимали беседы с учеными старцами. Больше всего на свете он любил скакать на добром коне с копьем наперевес навстречу врагу и скрестить свой меч с мечом противника в жаркой схватке. Одним словом, синьор, владеющий замком, был воином.

Однажды до синьора дошла весть о том, что сарацины высадились на побережье и напали на приморский город. Хозяин замка без промедления собрал отряд своих солдат и поспешил туда. Но было уже поздно. Сарацины разграбили город, – сожгли его дотла и уплыли на своих кораблях, захватив с собой богатую добычу.

Синьор в мрачной задумчивости ехал по разрушенной пылающей улице, как вдруг услышал жалобный плач, доносившийся словно из-под земли. Синьор соскочил с коня и огляделся кругом. Нескоро он догадался заглянуть в заброшенный, пересохший колодец. При свете факела он увидел на дне его маленького мальчика. Как он туда попал, испуганный мальчик и сам не мог рассказать. Синьор пожалел ребенка, посадил его на коня и увез в свой замок.

Когда мальчик подрос, синьор сделал его своим оруженосцем. И не было у него слуги вернее и преданнее.

Ринальдо – так звали найденыша – сопровождал своего господина во всех походах. Он всегда сражался бок о бок с синьором. Счастье изменчиво в жарких битвах. Но когда двое заботятся друг о друге, смерть пролетает мимо. Не раз Ринальдо прикрывал синьора своим телом, не раз синьор своим мечом отводил меч недруга, занесенный над головой Ринальдо.

Так продолжалось много лет. Однажды воины синьора преследовали в далеких горах врага. Вражескому отряду удалось скрыться в ущельях. Между тем спустилась ночь. Место было незнакомое, и синьор решил дождаться рассвета. Ринальдо приметил у подножия крутого утеса пещеру, натаскал туда веток и устроил удобное ложе для своего господина. Сам же Ринальдо улегся поперек у входа в пещеру, положив рядом с собой оружие.

Ночью синьору, верно, не спалось. Оруженосец слышал его беспокойные шаги по каменному полу пещеры, а приподняв голову, видел дымное пламя факела, метавшееся в глубине под низкими сводами.

Утром синьор вышел из пещеры хмурый и озабоченный. Вместо того чтобы преследовать врага, он повернул отряд обратно.

С тех пор жизнь Ринальдо потекла по-иному. Той ночью синьор открыл в пещере несметные богатства. Семь лет подряд он перевозил клад на белом хромом муле из пещеры в дальних горах в подземелье своего родового замка. А так как у синьора не было слуги вернее и преданнее Ринальдо, он поручил ему стеречь сокровища.

Ринальдо с грустью замечал, что нрав его господина, дотоле великодушный и благородный, круто изменился. Он стал скупым и недоверчивым, не спешил больше на выручку обиженным, забыл о ратной славе. Когда синьор бывал в замке, он целые дни проводил один, запершись в подземелье, где лежали сокровища.

На восьмой год синьор снова собрался в горы на своем белом хромом муле. Уезжая, он сказал Ринальдо:

– Помни: что бы со мной ни случилось, ты должен беречь сокровища. Заклинаю тебя огнем, который сжег твой родной город и пощадил тебя, заклинаю тебя мечом, которым я трижды три раза отводил смертельный удар от твоей головы, береги сокровища! Если хоть малая частица его увидит свет дня, ты умрешь!

Синьор уехал и не вернулся. Ринальдо ждал его долго, потом перестал ждать. Он потерял счет дням, месяцам и годам. Внизу, под холмом, в селении Кьяпаццы, умирали старики, женились молодые, рождались дети. Ринальдо издали видел то похороны, то крестины, то свадебный поезд. Только для него самого ничего не менялось. Он хранил сокровища.

Как-то ночью он услышал свист бури и вой ветра. Деревья трещали и ломались. За всю свою долгую-долгую жизнь Ринальдо не видел такой бури. Дождь лил не каплями, не струями, а потоками. Думы о том, что делается там, внизу, в Кьяпаццы, не давали уснуть дряхлому оруженосцу.

Едва над землей поднялся хмурый рассвет, старик встал и выглянул из бойницы. То, что он увидел, было страшнее поля битвы после долгого сражения. Там, где стояло Кьяпаццы, бушевали мутные воды. Они крутили обломки бревен и остатки домашней утвари. Кое-где над водой еще чернели развалины домов. А на холме, у стен замка, толпились несчастные продрогшие жители селения.

Старик широко распахнул двери замка. В каминах, в которых столько лет не разжигался огонь, затрещали поленья. Согревшись, дети с веселыми криками принялись бегать по гулким залам, но лица их отцов и матерей оставались по-прежнему хмурыми. Одна бурная ночь унесла то, что наживалось целыми поколениями тяжким трудом. Они лишились крова, погиб урожай, утонул их скот. Старый оруженосец молча смотрел на плачущих женщин. Потом он заговорил:

– На сокровищах Кьяпаццы лежит заклятье. Я охранял их много-много лет, потому что так мне велел мой синьор. Они никому не принесли счастья – ни моему господину, ни мне самому, ни тем, кто владел им раньше. Но, может быть, настал час, когда золото и драгоценные камни помогут людям, которые этого заслуживают. Я не раскрою вам двери подземелья, это значило бы раскрыть двери зависти, грабежам и убийствам. Я дам вам столько, сколько надобно для того, чтобы построить заново Кьяпаццы. Уезжая, синьор сказал: если хоть малая частица сокровищ увидит свет дня, я умру. Ну и что ж! Ведь мне моя старая жизнь давно ни к чему. Старик спустился в подземелье и вынес оттуда мешок золота. Женщины утерли слезы, мужчины расправили плечи. Старый оруженосец улыбнулся им и сказал:

– А все-таки я недаром хранил сокровища.

И это были его последние слова. В ту же минуту он упал на каменные плиты зала и умер.

Старый оруженосец подарил людям лишь малую часть сокровищ. А что же сталось с остальным кладом? Никто толком не знает. Говорят, оно превратилось в черепки и угли. Замок обветшал и почти разрушился. В нем никто не бывает. Лишь изредка какой-нибудь крестьянин спрячет там сено, чтобы его не вымочили дожди.

Артемьев улетел в Москву через пять дней, как планировал сам и обещал Инге. Надвигался сбор урожая, но Володя не мог отложить свои московские дела, поэтому доверил следить за процессом своей пока еще слабо разбирающейся в виноградарстве жене. Но Артемьева усиленно штудировала специальную литературу и архив поместья, справлялась у бывалых работников-виноградарей о каждой мелочи и потихоньку начала входить во вкус дела и разбираться. Она созвонилась с Ромой и объяснила ему, что задерживается в Монтальчино ввиду хлопот с урожаем, которые супруг свесил на нее. Плотников, конечно же, поворчал, но согласился с тем, что дело превыше всего – и встречу пришлось ненадолго отложить. Инга была искренне огорчена, потому что до самого отъезда Вовы надеялась, что ее присутствие в поместье не обязательно при урожайном сборе, так как ответственные и трудолюбивые итальянские работники добросовестно справятся со своими прямыми обязанностями без лишнего надзора русской сеньоры. Но Артемьев был неумолим: «Ты хозяйка поместья, Ингуля, поэтому должна наблюдать за работой персонала. Это обыкновенные формальности. От тебя требуется только ходить вокруг да около с серьезным видом и иногда покрикивать для солидности». Неверная жена изобразила послушание. Она так и не набралась смелости обсудить с мужем свою самую большую тайну. «Ну ничего, – думала Инга про себя. – Отвлекусь от грустных мыслей сбором урожая, потом съезжу к Роме за порцией счастья и духовной силы, а сразу, как Володька вернется из России, все ему расскажу».

Рабочие поместья приступили к сбору винограда, как только он достиг нужной степени зрелости, которую установили по внешнему виду ягод и гроздей и вкусовым качествам. Ягоды винограда, в отличие от плодов большинства плодовых и некоторых овощных культур, не могут дозревать после сбора. В созревшем винограде больше всего ценных питательных веществ. Недозрелый виноград этим похвастаться не может, кроме того, он плохо хранится и оставляет после себя много отходов. В перезрелых ягодах, в свою очередь, снижаются вкусовые качества и вес.

Спелые ягоды легко отделяются от гребней, а семена от мякоти. К моменту созревания их кожица становится прозрачной, эластичной и упругой. Столовые сорта убирают при достижении ягодами потребительской зрелости, критериями которой являются необходимое содержание сахара, внешний вид и вкус.

Артемьева проследила за тем, чтобы уборку урожая провели в сухую, нежаркую погоду, так как ягоды, собранные в дождь, при росе или сильной жаре, быстро портятся. При срезании гроздей с побегов ножницами с тупыми краями или секатором работники легонько придерживали грозди ладонью так, чтобы минимизировать механическое повреждение воскового налета, выполняющего защитную функцию. Чистые, здоровые грозди укладывались в деревянные и пластмассовые ящики, внутренние поверхности которых выстилались оберточной бумагой. Поврежденные, недозревшие и загнившие грозди рабочие складывали в отдельную тару. Большинству столовых сортов свойственно неравномерное развитие и созревание гроздей, поэтому уборку проводили выборочно в два этапа и более. Первый сбор проводят при созревании до 20 % гроздей, следующий примерно через неделю и так далее до полной уборки урожая. Именно по этой причине Инга задержалась в Монтальчино, но только на два сбора, так как обещала мужу, что проследит за работой персонала поместья.

Сортировку, чистку и упаковку винограда проводили прямо в винограднике, что исключало повреждения кожицы ягод и их осыпание, а если погода была плохой, использовали навесы, оборудованные столами, куда виноград перевозили для более тщательной сортировки и чистки. Для длительного хранения виноградные грозди укладывали гребнями вверх полулежа в один ряд в ящики с длинными ножками, что обеспечивало хорошую вентиляцию ягод.

Уборку винных сортов начинают, когда ягода достигает технической зрелости, это устанавливают в лабораторных условиях – определяют сахаристость и кислотность – основные показатели винограда. Отбирают средние пробы с типичных кустов, отжимают, полученное сусло осветляют, отделяют от осадка и анализируют. С помощью рефрактометра определяют удельный вес сусла и по специальной таблице выводят значение сахаристости. Кислотность устанавливают прямым титрованием сусла с помощью раствора щелочи. Еще только год назад Инга Артемьева даже предположить не могла, что она будет разбираться во всех этих тонкостях. Она хотела облегчить труд рабочих и разрешить им полумеханизированную уборку, но Володя настаивал только на ручной, так как переживал за каждую виноградинку, а может быть, просто важничал.

Уборка технических сортов, будь она механизированной в крупных хозяйствах или ручной в мелких, должна проходить вовремя и в сжатые сроки, так как из-за затянутых уборочных работ плохо вызревает прирост. Время от срезания гроздей с лозы и до их переработки также должно быть по возможности минимальным, что является своего рода залогом получения качественных и вкусных вин. Итальянские рабочие действительно старались сделать все в лучшем виде.

Картина сбора винограда вызвала у Инги странные, неожиданно тоскливые ощущения. Как будто пришел конец чему-то очень значимому и важному для нее. До этих самых пор Артемьева гуляла среди лиан, трогала кисти, срывала фиолетовые ягоды и немытыми клала их себе на язык, легонько прикусывала зубами, и сок разливался по вкусовым рецепторам и питал ее тело, разбавлял ее наполненную любовью кровь. Теперь же виноградник стал пустым и мрачным и прогулки по нему не доставляли прежнего удовольствия. Это огорчало Ингу. Она пыталась объяснить себе, что это ненадолго, что в следующем году будет новый урожай и новое вино, но томительная грусть не проходила, а крокодилом заглатывала изнутри.

Схожее чувство Инга испытала в последний раз, когда во время прогулки по Флоренции Плотников привел ее на площадь Данте, к одному необычному памятнику, посвященному примеру нечеловеческой преданности и любви.

В ноябре 1941 года по дороге домой от автобусной остановки рабочий кирпичного завода Карло Сориани в Борго-Сан-Лоренцо, в тосканской провинции Флоренции, обнаружил раненого песика, который лежал в придорожной канаве. Мужчина взял собаку домой и выходил ее. Найденыш получил имя Фидо.

После выздоровления благодарный пес каждый день следовал за Сориани до автобусной остановки и наблюдал, как тот садится в автобус. Когда автобус приезжал вечером обратно, Фидо неизменно ждал Сориани и ужасно радовался его возвращению. Такой сценарий повторялся в течение двух лет до 30 декабря 1943 года, когда Борго-Сан-Лоренцо подвергся вражеской бомбардировке, и многие заводы были разрушены. Погибли тысячи людей, в том числе и Карло Сориани. Но Фидо, не понимая и не осознавая произошедшей трагедии, продолжал возвращаться на автобусную остановку и ждать хозяина, как и прежде, в течение следующих четырнадцати лет.

Фидо стал настоящим символом верности в Италии. В конце 1957 года в Борго-Сан-Лоренцо на площади Данте состоялось торжественное открытие бронзового памятника знаменитому Фидо. На постаменте надпись: «Фидо. Образец преданности». Вдова Карла Сориани привезла старого Фидо на машине на открытие памятника, где ему торжественно вручили золотую медаль, выпущенную в его честь. Преданный пес умер через два года после этого знаменательного события, 9 июня 1958 года, до последних дней не переставая ждать своего хозяина. Новость о его смерти разлетелась по миру. О преданности обычной дворняжки писали газеты и журналы не только в Италии, но и в Париже, Москве, Лондоне и Буэнос-Айресе.

Стоя тогда перед памятником, Инга задалась вопросом, возможна ли такая фантастическая верность для человека, но так и не смогла ответить себе. Она понимала только то, что преданность носит непреднамеренный характер, скорее всего, это как побуждение души, мотивом для нее может служить безоговорочная любовь или святой долг. Верность безусловна. Ее дают от души, не думая ни о награде, ни о выгоде. Не каждому это дано – так любить или так быть преданным кому-то. Это – дар. И это такое бесценное особое состояние, когда важным в жизни становится кто-то другой, тот, кто помогает нам устремиться к настоящим ценностям, сохранить свою внутреннюю гармонию, несмотря ни на какие обстоятельства. Верность несет в себе любовь, включает ее в свое пространство, а быть может, даже и вырастает из нее… Преданность – это сила духа в человеке. Путь к ней – настоящий труд души и разума. Очень красивое качество и состояние души. Собачьей души, не свойственное человеку. Артемьева была именно такой собакой на протяжении долгих лет брака, но теперь она больше не в состоянии нести свою ношу, которая при сложившихся обстоятельствах стала для нее непосильной, но раньше весила не больше перышка.

Инга решила сделать Плотникову сюрприз и приехать во Флоренцию не вечером, как пообещала, а ранним утром. Артемьева представляла, как обрадуются Рома и Лия, когда увидят ее на пороге, они пройдут все вместе на кухню и вкусно позавтракают, словно настоящая семья. По приезде в город неверная жена планировала купить любовнику его любимое мороженое, а девочке – яблочный пудинг. Как же она соскучилась! Артемьева скажет своему сердечному другу, что по возвращению мужа из Москвы во всем ему честно признается и серьезно поговорит о разводе. Инга представила в своем воображении, как Рома расцветет в лице от услышанной новости, обрадуется тому, что она наконец-то решится прийти к нему насовсем. Хорошо, что он оставил ей ключ от своей квартиры. Инга даже не позвонит в дверь, а по-свойски откроет ее и войдет, как к себе домой.

Артемьева была воодушевлена предвкушением встречи. Шофер вел автомобиль молча. Хозяйке поместья показалось, что сегодня он был в плохом настроении, но это ее мало волновало, хотя обычно она из вежливости интересовалась его делами. Неверная жена ждала свидания с Плотниковым. Инга хотела видеть его лицо, улыбку, мягкие движения рук, ощущать горько-солоноватый вкус его мужского тела и запах кофейной гущи на дне чашки, которую Рома поставит перед ней, как только она придет.

Инга обожала Италию. В атмосфере этой страны, независимо от того, где бы ты ни находился, в Монтальчино или Ливорно, улавливались те волшебные нотки, которые не отыщешь в России, даже если пройдешь пешком от мыса Челюскина до горы Базардюзю. Российский воздух пах полынью, водкой и морозом, итальянский – виноградом, оливой и солнцем. В скором времени русская сеньора разведется со своим нелюбимым мужем, останется во Флоренции и выйдет замуж за Плотникова. Артемьева так планировала. Женщина искренне верила в это по дороге из Монтальчино в столицу области Тосканы.

Она прибыла в город около девяти утра. Шофера хозяйка поместья попросила высадить ее на одной из центральных улиц, а самого отправила обратно домой. Инга решила воспользоваться общественным транспортом и приехать к Роме на цветном автобусе. Добравшись до пункта назначения, она зашла в магазин за мороженым и пудингом. Но фисташкового не оказалось, что ее очень расстроило. Артемьевой пришлось купить ореховое.

Инга бодро поднялась по лестнице, размахивая целлофановым пакетом с десертами, словно школьница. Уже на площадке женщина торопливо извлекла ключ из кошелька и поместила его в замочную скважину. Дверь бесшумно отворилась, и Артемьева вступила в коридор. В квартире было тихо, никто не вышел гостье навстречу. Она подала голос: «Рома! Ли-ичка!» Никто не ответил. Она сняла обувь в коридоре и прошла на кухню: ореховое мороженое положила в холодильник, а пудинг оставила на столе. Ей захотелось пить. На кухонном столе стоял прозрачный кувшин с водой, в морозильнике Инга нашла лед. Артемьева взяла бокал с полки и насыпала в него несколько кубиков льда, до краев наполнила отфильтрованной водой и выпила почти залпом. «Ромка!» – повторно окликнула гостья хозяина квартиры, но опять последовала тишина.

Артемьева поставила бокал и присела на стул. Она посидела минут пять, затем встала и решила прогуляться по квартире. «Куда они могут деться с утра пораньше? Рома в ресторане, скорее всего, а Лия, возможно, в каком-нибудь кружке», – подумала русская сеньора. Женщина прошла мимо спальни. Дверца в комнату была приоткрыта: на кровати явно кто-то лежал. Инга вошла и увидела следующую картину: в постели лицом к окну и спиной к двери лежала обнаженная девушка с белокурыми волосами средней длины, едва прикрытая простыней. Незнакомка крепко спала и не слышала, что в спальню вошли. Сон был действительно крепким, раз эта леди не пробудилась от окликов Инги, когда она звала Рому несколькими минутами ранее. Артемьева ощутила, как у нее оборвалось сердце. Сначала ей захотелось растолкать молодую женщину и уместно поинтересоваться, кем она приходится Плотникову, потом решила позвонить Роме и спросить у него лично. Она взяла мобильный телефон и попыталась набрать его номер, но в трубке слышались только длинные гудки, свидетельствующие о невозможности Романа ответить растерянной любовнице.

Артемьева вернулась на кухню и допила воду, оставшуюся в бокале. Лед подтаял. Она удивлялась своему чрезмерному самообладанию. У нее появилось легкое головокружение. Неверная жена не могла допустить само собой напрашивающейся мысли: она надеялась на совсем иное. «Может, поехать к Роме на работу и спросить в лицо?» Русская сеньора ощущала сдавливающую и гнетущую боль в области груди. Инга вспомнила, что испытывала то же самое чувство в тот момент, когда она, двенадцатилетняя девочка, увидела свою покойную любимую бабушку в гробу. Так живое существо воспринимает любую, даже естественную смерть. Кончина родного человека и окончание любви очень похожи: и то и другое невыносимо больно.

Инга надела свои сандалии, вышла из квартиры и также бесшумно закрыла за собой дверь. Женщина решила пройтись пешком, подышать итальянским знойным воздухом. Ноги у нее были ватные, она не понимала, как ей удавался каждый шаг. Артемьева, будто заблудшая собака, брела по городу, врезаясь в прохожих и углы домов. Как она дошла до ресторана Плотникова, одному Богу было известно.

Артемьева вошла в главный зал ресторана, где ее приветливо встретил официант и пообещал, что сообщит хозяину о ее приходе сию минуту. Артемьева попросила стакан холодной воды, который оказался в ее руках раньше, чем перед ней появился Плотников.

– Ингуля, дорогая, ты уже приехала? Я думал, что ты будешь вечером. Чего так рано? – Рома улыбался. Он чмокнул любовницу во влажные и прохладные от воды губы.

– Мне захотелось сделать тебе сюрприз, – Артемьева натянуто и неискренне улыбнулась. – Жара страшная на улице.

– Ты голодна? Давай заморим червячка, – предложил Плотников.

– Нет, не хочу ничего.

– Тогда ты подождешь меня. Я закончу свои дела, и поедем домой. Мне осталось сделать буквально один звонок по поводу доставки сыра.

– А я уже была там, – почти шепотом произнесла Инга.

– Где?

– У тебя дома. Рома, что за обнаженная девушка спит у тебя в спальне? – Артемьева удивлялась своему спокойствию.

Плотников стоял перед ней такой красивый в своей растерянности и молчал. Через какое-то время мужчина решился заговорить:

– Откуда у тебя ключ от моей квартиры?

– Ты мне сам его дал в первый же день, как я пришла к тебе в гости. Забыл?

– Забыл. Инга, я ждал тебя вечером, честно говоря… – Рома мялся. Он прекрасно понимал, что должен ответить на заданный вопрос и желательно правду, но медлил, будто боялся страшного наказания.

– Кто эта девушка, Рома? – повторилась Инга.

– Из бара. Я даже точно не помню ее имени… Хотя, нет, по-моему, помню… То ли Мануэлла, то ли Мариэлла, – сознался Плотников. Ему было очень стыдно, и он не мог поднять на нее глаз.

– Замечательно, – Артемьева по непонятным причинам улыбалась и старалась ухватить его взгляд, но это никак ей не удавалось. – Я надеюсь, что ты хорошо провел время с Мануэллой.

– Инга, ну зачем ты так? Она пообещала, что уйдет сразу же, как проснется, – неуклюже стал оправдываться Плотников, теребя карманы брюк.

Артемьева встала со стула и двинулась к выходу:

– Ромочка, дорогой, дома тебя ждет ореховое мороженое: одно – в холодильнике, другое – в постели. Для Лии я купила яблочный пудинг. Она же его очень любит. Поцелуй ее за меня.

– Куда ты? Инга, ты мучаешь меня…

– А ты меня не мучаешь. Знаешь ли, мне не очень приятно находить особей женского пола в твоей кровати.

– Инга, это ничего не значит. Просто случайная связь, ты же должна понять. Ты же не зря приехала ко мне, – Роман направился за женщиной и попытался взять ее за локоть, как обычно, но Артемьева увернулась.

– Я ничего не собираюсь понимать. Прошу тебя, не прикасайся ко мне. Все пустое и бесполезное. Мне надо возвращаться в поместье. Сейчас идет уборка урожая. Виноград уродился на славу в этом году. Так говорят виноградари. Думаю, что им стоит верить.

– Инга, давай поговорим, – Плотников не хотел отпускать ее. – Может, не сейчас, а позже. Не будем создавать себе препятствий. Нам хорошо вместе. Все остальное мелочи.

Артемьева ничего не ответила ему, вышла на улицу и побрела по тротуару вдоль дороги, как побитая собака, сглатывающая свои невидимые для окружающих слезы. Рома остался стоять на месте. Любовники осознавали, что они больше никогда не увидятся. Это приносило страдание обоим, но каждому свое. Но на мироздание смерть еще одной любви абсолютно никак не повлияла. Именно в такой момент и рождается самая сладкая человеческая грусть.

Первое время Плотников не оставлял попыток помириться с Ингой. Он звонил ей, но Артемьева не отвечала, писал сообщения, в которых грозился приехать в Монтальчино и спать у ворот поместья, как последняя дворняжка, пока она не сжалится над ним, но так и не воплотил в жизнь свои намерения. Женщина игнорировала любовника и безмолвно страдала, уткнувшись в свою подушку, до самого возвращения мужа из Москвы.

Русская сеньора ни о чем не жалела, даже, наоборот, она была благодарна Роману за все приятные и не очень переживания. После первой встречи с ним Инга словно заново родилась. Ей хотелось дышать, жить, петь, наслаждаться каждой минутой, любить каждую зеленую травинку и перламутровую букашку. Да, Артемьева безостановочно рыдала первую неделю после своего последнего визита во Флоренцию, но это было ничтожным обстоятельством по сравнению с тем, что она приобрела. Просто Инга больше не хотела продолжения ни своего краткосрочного романа, ни девятнадцатилетнего брака. Женщина желала только одного – освобождения от отношений любого рода. Она думала, что было бы неплохо именно теперь походить на сеансы расслабляющего массажа, обновить гардероб и прическу.

Артемьева будет скучать по поместью. За столь недолгое время русская сеньора сроднилась с Италией. Инга непременно будет приезжать сюда при каждой удобной возможности, потому что этой европейской стране она обязана своим перерождением.

Время пролетело необыкновенно быстро. Инга полностью увязла в своей любовной тоске, будто в густой, тягучей трясине, не заметив, как промчались целых три недели, и Володя показался в дверях. Она решилась на серьезный разговор с мужем в тот же вечер. Для нее все было ясно и определенно.

На ужин Володя вызвался приготовить овощной салат. Он вымыл два средних спелых помидора, один большой огурец и крошечный желтый болгарский перец под проточной водой. Артемьев взял стеклянную миску, дощечку и острый кухонный нож. Муж стал нарезать овощи и складывать их в посудину. Неверная жена наблюдала за ним, за его неторопливыми и спокойными действиями. Володя без умолку болтал о своей поездке в Москву, о деловых партнерах и резко меняющемся курсе доллара. Инга не перебивала его. Женщина терпеливо ждала, когда супруг закончит свою пустую болтовню. Нарезав овощи, Артемьев заправил салат сметаной, слегка спрыснул виноградным уксусом и тщательно перемешал деревянной ложкой. Инга разогрела жареные куриные крылышки и ножки в микроволновой печи, пропустила четыре апельсина через соковыжималку, расставила тарелки и разложила столовые приборы. После чего супруги сели за стол и приступили к ужину.

– Ну, расскажи, Ингуля, чем ты тут занималась в мое отсутствие? – обратился Володя к жене.

– Я следила за уборкой урожая, как ты и просил, Вова. Все прошло хорошо. Ребята говорят, что виноград в этом году отменный. Правильный уход и итальянское солнце сделали свое дело, – ответила Инга.

– Замечательно. Я всегда знал, что тебе можно доверять. Ты на сто процентов справилась с ролью хозяйки поместья, – Володя погладил сидящую напротив жену по руке. – Неплохой салатик я смастерил, да?

– Да. Очень вкусный, – Артемьева сделала глоток апельсинового сока и поморщилась то ли от чрезмерной кислотности, то ли от прикосновения мужа. Скорее всего, причиной был все-таки муж, потому что апельсины были необыкновенно сладкими. – Володя, нам надо поговорить. Я должна сказать тебе кое-что важное, как мне кажется…

– Ты потеряла подаренное мной кольцо? – Артемьев подмигнул жене и улыбнулся.

– Нет, – Инга медлила.

– У тебя такой вид сейчас, будто ты на похоронах. Все в порядке?

– Да. Все хорошо, – Инга попробовала улыбнуться.

– Знаешь, Ингуля, я разговаривал с нужными людьми по поводу опекунства. Помнишь, мы не раз затрагивали эту тему? Несколько сложно, но вполне реально взять ребенка из детского дома. Правда, нужно бумажек разных собрать вагон и маленькую тележку.

– А с чего это ты вдруг вспомнил про те разговоры столетней давности?

– Я хочу ребенка, Инга! Если у нас появится сын или дочь, то наша жизнь изменится в лучшую сторону, и мы станем счастливее. Дети делают любую семью более полной и настоящей, что ли… Ты понимаешь, что я хочу сказать?

– Понимаю, Володя. Только я не думаю, что сейчас это поможет нам. Вот если бы мы решились на опекунство несколько лет назад… Но разговоры так и остались разговорами.

– Что ты имеешь в виду? – Артемьев взглянул на жену в упор.

– Поздно нам заводить детей, дорогой. Поздно, – с расстановкой произнесла Инга.

– Я так не считаю. Предлагаю съездить в Москву. Я попросил людей. Они ищут для нас хорошие варианты. Мне бы хотелось ребенка, внешне похожего на тебя или меня, относительно небольшого возраста, лет до четырех-пяти. Ты же разумная женщина и понимаешь, что наши угодья, машины и квартиры нужно кому-то оставить. Что скажешь?

– Скажу, что ты с ума сошел, Артемьев. Ты безумный! – Инга всплеснула руками от возмущения. – Почему ты даже не посоветовался со мной в столь серьезном вопросе?

– Инга, мне хотелось сделать тебе сюрприз. Это стало одной из причин, почему я сейчас полетел в Москву. Думал, что ты обрадуешься моей инициативе, – Вова нервно обгладывал куриное крылышко и торопливо запивал его свежевыжатым соком.

– Слишком много сюрпризов за последнее время, – женщина глубоко и тяжело вздохнула. Артемьевой на секунду показалось, что муж с любовником договорились между собой, чтобы окончательно выбить ее из колеи. Но это было исключено, Инга пришла к выводу, что ее просто преследовало нехорошее стечение обстоятельств. В такие моменты Артемьевой всегда хотелось курить. Она встала из-за стола и пошла за сигаретами.

– Извини. Я не хотел тебя расстраивать. Думал, что ты действительно будешь рада моей затее. Ты же хотела раньше, что вдруг случилось?

– Я передумала, Володя. В разные периоды нашей совместной жизни мне хочется разных вещей. Понятно? – Инга раздражалась и повышала голос.

– Хорошо. Мне все понятно. Предлагаю замять эту тему. Вернемся к ней позже. Так о чем ты хотела поговорить со мной?

Артемьева закурила. Она набиралась смелости, чтобы ответить мужу. Женщина не знала, как правильно рассказать о своем решении. А когда не знаешь, как говорить, нужно сказать так, как есть.

– Вова, я очень люблю Флоренцию. Ты помнишь, что я частенько ездила туда, – Инга начала свое признание пугливо и осторожно.

– Да, помню. Очень красивый город. Я полностью разделяю твою любовь к нему.

– В этом красивом городе я завела себе любовника, – скороговоркой выпалила неверная жена и так резко замолчала, словно проглотила язык.

После непродолжительной паузы она услышала от мужа следующую фразу, которая в некоторой мере даже оскорбила ее:

– Не может быть! Это, видимо, шутка?

– Ты считаешь, что у меня не может быть другого мужчины? – Инга приподняла брови, и на ее лбу показались три четкие горизонтальные морщинки.

– Да. Не может, – Артемьев становился краснее помидоров, нарезанных им в салат накануне.

– Почему?

– Потому что ты моя жена, – произнес обманутый муж с выпученными, как у ящера, глазами.

– Аргумент, конечно, – Инга нервно захихикала. – Но боюсь, что ты не прав, дорогой. У меня действительно случился роман на стороне.

– Как ты могла? – Володя не мог поверить своим ушам. Он шипел и пыхтел от негодования, злости и уязвленного самолюбия.

– Что за комплексы, Артемьев? – ее забавляла эта сцена. Женщина сама не заметила, как за считаные мгновения превратилась из хрупкого и слабого ягненка, в обличии которого она пребывала на протяжении последних девятнадцати лет, в хищную волчицу. – А как ты мог изменять мне всю нашу супружескую жизнь?

Инга оставалась на удивление спокойной и хладнокровной.

– Я мог потому, что я мужчина. Мужская измена допустима в супружестве, – он встал из-за стола и нервно заходил по кухне. – Мне надо успокоиться. Допустим, ты сделала этот неверный шаг всего один раз на пьяную голову с совершенно незнакомым мужчиной. Ведь так все было? Скажи мне, ведь так?

– Нет, – Артемьева разжигала гнев мужа с новой силой. – Это было больше одного раза, с одним и тем же мужчиной, и каждый раз я была в трезвом уме и ясной памяти.

Вова резко остановился и уставился на жену. Казалось, что если бы у него в руках оказалось ружье, то он, не задумываясь, пристрелил бы ее.

– Шлюха ты грязная! – закричал он и со всей силы швырнул миску с остатками салата на пол. – Ты последняя тварь! Я ненавижу тебя! Никогда тебе не прощу такой подлости!

Инга спокойно потушила бычок в пепельнице и произнесла с непоколебимой уверенностью в голосе:

– Артемьев, я хочу с тобой развестись. Попробуем сделать это цивилизованно и культурно. А сейчас давай попьем чаю, как в старые добрые времена. Я тут пирожных накупила твоих любимых, с заварным кремом. Не смотри так, Володька! Я не собираюсь лишать тебя всех заработанных средств. Ты же знаешь меня, как никто другой. Просто дай мне развод. Я желаю счастья, Артемьев, и тебе, и себе. А оно возможно при нынешнем раскладе только в том случае, если мы перестанем быть вместе. У нас у каждого своя дорога, понимаешь? Мы столько времени растратили впустую, мы украли друг у друга столько минут радости, что нам обоим нет прощения. Артемьев, мы с тобой преступники, слышишь? Пока не стало совсем поздно, развод – это единственное спасение из этой трясины. Мы должны были решиться на этот шаг еще много лет назад. Прости меня…

– Я знаю его? – почти шепотом спросил муж. Он упал на стул обессиленный, будто только что разгрузил вагон мешков с цементом.

– Нет, – солгала Инга. Ей показалось, что маленькая ложь необыкновенно облегчит эту драматическую сцену.

Жена села напротив. Артемьевы не решались взглянуть друг на друга. Они не понимали, почему все это произошло именно с ними, болезненное и угнетающее чувство охватило обоих. Чаю им не хотелось. Мужчина и женщина погрузились в глубокое молчание и безвольно утонули в нем.

После развода Инга сохранила за собой фамилию бывшего мужа. Она посчитала, что «Артемьева» звучит солиднее и красивее, нежели «Ковалева», да и нужно было оставить себе что-то на память после почти двадцати лет брака. Благодаря адвокату, помимо красивой фамилии, ей осталась еще двухкомнатная квартира на Сретенке. Он сказал, что можно было «оттяпать» еще и дачу и еще очень многое, но Артемьева не могла себе позволить такие поступки. Женщина вернула бывшему мужу даже автомобиль, который он подарил ей на пятнадцатилетнюю годовщину их свадьбы. Володя не сопротивлялся разводу. Он был поражен и обескуражен. Артемьев не мог предположить, что Инга разведется с ним по собственному желанию. Возможно, обманутый муж не перечил, потому что находился в состоянии шока. А возможно, ему было просто безразлично происходящее, или же он был страшно зол и оскорблен.

Выходя из зала суда после бракоразводного процесса, Артемьева чувствовала необыкновенную легкость во всем теле. Абсолютно свободная женщина предвкушала начало новой и очень счастливой жизни. «Первым делом куплю себе кошку или собаку, получу годовой абонемент в фитнес-клуб, буду изматывать себя на тренировках, поменяю работу. А сейчас пойду в парикмахерскую и перекрашусь в кардинально новый цвет», – с такими разными мыслями шла пять минут как разведенная женщина по шумным улицам Москвы. Она не стала брать такси, а решила прогуляться.

Огромный и многолюдный город наполнял ее слух всевозможными звуками: бибиканьем автомобилей, голосами маленьких детей, смехом подростков и тявканьем гладкошерстного французского бульдога, спешащего домой после прогулки, смешно переваливающегося с лапы на лапу рядом со своим пожилым хозяином.

– Инга, мне не нравится цвет Дашкиного лица. Девочка слишком бледная. Сдайте кровь на гемоглобин, прошу тебя, со здоровьем шутки плохи. Скажи мне, ты правильно кормишь ребенка? Тертое яблочко натощак, геркулесовые кашки на завтрак? Все как положено?

Артемьева улыбалась. Женщина думала в этот самый момент, что необыкновенно приятно, оказывается, иногда не слушать советов матери, а делать все по-своему. Мария Николаевна была против ее развода и против того, чтобы она взяла ребенка из детского дома, но это мало что меняло.

Кучерявая белокурая девочка лет четырех играла на полу с пушистой и ласковой кошкой. У ребенка было круглое личико, бледные щеки, голубые глаза и курносый носик в мелких веснушках. Мама нарядила ее в новое сиреневое платьице с круглым воротничком, которое очень приглянулось малышке в магазине детской одежды.

Инга не представляла теперь, как все это время жила без нее. Ее предупреждали, что приемный ребенок – это то же самое, что донорская почка, и только время покажет, приживется ли она в совершенно чужом организме. Артемьева надеялась и верила, что все получится. Она не знала, готова ли Даша полюбить ее так же, как она любила девочку, но это было уже делом случая и большого везения.

– Ты меня поражаешь, дорогая, – Мария Николаевна разливала чай в фарфоровые чашки. – Я только под конец своей жизни выясняю, что, оказывается, совершенно не знаю свою дочь. Нет, Ингуля, все же очень интересно получается. Ты развелась с мужем, а я только собираюсь выходить замуж. Что подумают люди?

– А не все ли равно, что они подумают, мама? – Инга посмотрела пожилой женщине в глаза.

– Володя звонит хотя бы?

– Да, звонит. Последний раз на прошлой неделе был от него звонок. Все напрашивается в гости, присылает с курьерами кукол для Даши, мне – букетики роз. Я, правда, не понимаю, зачем ему все это нужно.

– А я не понимаю, почему ты с ним развелась. Как можно было с такой легкостью отказаться от двадцати лет брака?

– Я не отказывалась, мама. Там за двадцать лет от этого брака не осталось даже винтика, так что отказываться было не от чего.

– Вот увидишь, в ближайшее время его очарует какая-нибудь вертихвостка и пиши пропало, – Мария Николаевна нервно теребила руками.

– Пусть! Мне не жалко, ты же знаешь, что я не ревнивая и не жадная. Мамочка, и прими, наконец, тот факт, что мы с Вовой в разводе, – Артемьева засмеялась и с неподдельной теплотой взглянула на играющего ребенка. – Теперь у меня другие заботы и хлопоты.

Даша была увлечена игрой с пушистой, ласковой кошкой, и разговор взрослых ей был малоинтересен. Девочке нравилась ее новая мама. Она казалась ей красивой и очень хорошей. Инга покупала крошке лучшие платья и модные игрушки, целовала и обнимала ее целыми днями практически безостановочно. Бабушку же Даша находила несколько крикливой и строгой. Она пока не могла привыкнуть к тому, что Мария Николаевна порой ведет себя бурно и разговаривает на повышенных тонах.

– Дорогая, у тебя хотя бы появился любовник? – мать с большой надеждой взглянула на разведенную дочь.

– Мам, ты неисправимая. Ну, как тебе сказать. Я общаюсь сейчас с одним мужчиной. Он очень внимателен и добр, хорошо относится к Дашке. Я ценю это, – уклончиво стала отвечать Инга.

– Где ты с ним познакомилась? – начала следственный допрос пожилая женщина.

– В аквапарке. Мы частенько туда ходим с Дашенькой. А он бывал там пару раз со своим сыном. Алеша на два года старше нашей малышки.

– Женат?

– Вдовец, мама, вдовец, – вздохнула Инга. Она стала раздражаться на чрезмерное материнское любопытство.

– Хорошо. Ну и? Каковы ваши отношения? Ты собираешься за него замуж?

– Мама, не начинай, пожалуйста, он просто друг, не более того, – Артемьева отвернулась.

Тут неожиданно в беседу вмешалась Даша:

– Бабушка, он приносит мне конфеты и фрукты, а маме цветы и духи дарит.

– Вот оно что, – Мария Николаевна заулыбалась и с прищуром взглянула на отвернувшуюся дочь.

Чуть помолчав, четырехлетняя девочка подняла свои небесно-голубые глаза на Ингу и задала с детской непосредственностью вопрос:

– Мама, а разве просто с другом спят?

– Дашка! – Инга покраснела от неожиданности и стыда. – С чего ты это взяла? Мы же не… мы же не…

Артемьева стала запинаться, а малышка с умным и серьезным видом ничего не ответила и продолжила игру с кошкой.

Женщины переглянулись между собой и одновременно закатились искренним смехом. Только сейчас Инга четко осознала, что в человеческой жизни есть вещи важнее и значительнее ее разбитого и разочарованного сердца, например, точные и смешные высказывания очаровательного ребенка и бесконечные мамины переживания по поводу личной жизни непослушной дочери.