Вот за такого человека я вышла замуж. Мы были во многом схожи. У нас была одинаковая судьба, детство. Это была судьба детей военного времени. Оба мы были, как всегда говорила моя бабушка, <отрезанные ломти)), наши матери имели новые семьи. Мы не имеем никаких претензий к ним, понимаем, что человек не должен оставаться один, тем более молодой, нам посчастливилось и нам матерей заменили бабушки.

Удивительное дело судьба! Я росла в Подмосковье, мои увлечения, круг друзей, занятия – все здесь, в Москве. Юра – в Таганроге, его общения там, но жизнь свела нас вместе, определив мне, что лишь только он, а никто другой, должен быть моим спутником по жизни, отцом моих детей. Лишь только с ним я буду счастлива и любима. Удивительно!!! и вот мы молодые, счастливые едим на юг в свадебное путешествие к Черному морю вдвоем. Все нам интересно и любопытно. Мы очень внимательны друг к другу. Поезд идет по бескрайним полям Украины, огромные поля цветущего подсолнечника. Я никогда еще не видела столько солнечного желтого цвета, я в восхищении.

– Вот бы такой букет собрать, – говорю я с восхищением, стоя рядом у окна с Юрой в вагоне. Поезд как бы плывет среди цветущего поля.

– Я сейчас вернусь! – крикнул Юра и вышел.

– Ты куда? – спросила я вслед, но он уже вышел в тамбур. Поезд шел довольно медленно и Юрий спрыгнул, чтобы нарвать мне букет, а поезд стал быстро набирать скорость и он едва успел вскочить в последний вагон. А я в купе вся в слезах, пропал любимый муж. Уже полчаса и его все нет, все меня успокаивают. Но вот открывается дверь в купе и появляется сияющий Юра с букетом подсолнечника.

– Где ты был? – И замолчала, радостно улыбаясь сквозь слезы.

Все обошлось, только огромный букет на столике напоминал о пережитом.

Подъезжаем к Таганрогу. Там поезд стоит только З минуты. Там по прежнему живет Юрин дядя Владимир Каргальский с семьей. А им всем Юрина мать написала, что сын с молодой женой едут на юг в Гагры и родственники и знакомые пришли к поезду, чтобы посмотреть на молодоженов и поздравить. Поезд стоит мало и Юра не пустил меня вниз, оставив меня в тамбуре, сам спустился к родным, а они все рассматривали его сокровище стоящее наверху, как на подоуме, давая ему утвердительное добро. Я чувствовала себя ужасно неудобно.

Прибыв в Гагры дикарями, нас прютила пожилая чета, сдав нам комнату. Они очень привязались к нам и мы потом почти каждое лето ездили к ним в отпуск, они встречали нас, как своих детей, и наших детей потом считали своими внуками. Приезжали к нам в Москву, ни о какой платы, разумеется, не могло быть и речи, дело не в них, а в человеческих отношениях.

Через год у нас родилась дочь Ирочка, нам дали отдельную однокомнатную квартиру на 2-м этаже с огромной деревянной терраской. Это было чудесно. Я, гуляя с детской колясочкой по городку, встречала своего Юрочку, когда он шел со службы на обед домой.С тех пор за нами прочно закрепилась кличка «святое семейство» среди знакомых и родных. Мы всегда были вместе.

Спустя год я стала уговаривать Юру идти учиться дальше, на что он никак не соглашался, его вполне устраивало: любимая семья, баскетбол, рядом спокойная работа. А тут надо заниматься, сдавать экзамены…

– Я все забыл, мне не сдать экзамены в академию, я лучше поступлю в спортивный институт, буду гражданским тренером по баскетболу. Я согласилась и он действительно поступил на заочное отделение в Ленинградский институт спорта. Справлялся Юра с ним довольно легко. Но через год в военной академии в Москве открылся новый факультет психологии и философии и я стала уговаривать его поступать туда.

– Юрочка, ну что институт, это скорее хобби, чем специальность на всю жизнь. Ты же военный человек, попробуй! Сейчас или никогда!

И Юра сдался. Стал готовиться к экзаменам. Сидит на терраске у открытого окна занимается. Не ладится, как махнет все тетради и учебники вниз, только закружатся они в воздухе.

– Все, хватит с меня! Ты кого хочешь иметь, чокнутого ученого мужа или нормального без академии?!

Я молча спускаюсь вниз собирать учебники. Соседка спрашивает:

– Что это у Вас все летает?

– Да ветром сдуло со стола, – оправдываюсь я. А какой ветер, когда кругом тишь и благодать.

Успокоится Юра вновь сядет заниматься. Так с божьей помощью и моим терпением поступил он в академию. дали нам в академическом общежитии комнатку в Москве на Б.Пироговке – 9 м, с общей кухней и туалетной комнатой на 27 семей.

Но мы были рады и счастливы, молодым все нипочем. Когда это общежитие было построено для академии, то в приемной комиссии присутствовал М. Горький, оглядев огромный комплекс в виде коленчатого вала, он сказал:

– Ну и конюшню построили!

Лето 1964 года, Юра закончил свой заочный институт. Он, конечно, нам достался не легко. Не положено учиться одновременно в двух вузах и бросать жалко, мне приходилось ему помогать, делать за него контрольные работы. Но ведь сдавать сессию ему, тогда приходилось Юре довольно туго и он ворчал на меня?

– Вот оказала медвежью услугу, теперь я мучаюсь.

– Хорошо, больше не стану помогать, учи сам.

А вообще-то мы жили дружно, тепло и внимательны были друг к другу. Хотя его родители жили здесь же в Москве, мы предпочитали жить в своей девятиметровке. На семейные торжества ездили в гости в моим или его родным.

В Кубинке у бабушки вернулся из Армии младший ее сын Дмитрий. Он стал очень интересный молодой человек. Бабушка, наконец, облегченно вздохнула, это был ее любимый сын и надо сказать, Дима всегда был очень внимателен к матери, жалел ее, никогда, не обижал.

Евгений, тот все стремился перевоспитать мать, осуждал ее святую веру в Бога, даже пытался запретить ей вешать иконы, но Дима встал на защиту матери:

– Не смей трогать! Это матери жизнь. Ты живи, как находишь нужным, это твое право. А матери дай спокойно жить с тем, во что она снято верит. Кому это мешает? Мне? – Нет!

Тебе? – У тебя свой дом, там и командуй!

И Женя после такого разговора с братом, больше не беспокоил мать. Она до смерти жила в доме с Димой.

К соседям из глубинки приехала родственница молодая девушка Зина, они познакомились и полюбили друг друга. Дима объявил матери, что хочет жениться на ней. Бабушка была не очень довольна выбором сына, считая, что достоин лучшей партии, но Дима настоял на своем. Они поженились, они стали жить с бабушкой. Зина оказалась хорошая, добрая жена и они очень ладили с Димой. Через год у них родился сын Сергей.

К этому времени командование новой части решило избавиться от «чужих», т. е. от нас, жителей бывшего довоенного городка. Было принято решение всех выселить, предоставив необходимое жилье в г. Загорске Московской области. Мать к этому времени получили двухкомнатную квартиру на полигоне и переехали уже туда со своими детьми Мишей и Тамарой. Они уже оба учатся в школе там же на полигоне, отличная школа десятилетка. Это стал огромный городок с многоэтажными корпусами и сферой быта. Теперь он не полигон по ремонту старой военной техники, а всесоюзный испытательный полигон, закрытый городок.

Михаил и мать работали там по-прежнему. Мать в детском садике. А Михаил заведовал уже современным аккумуляторным цехом. Младшему Мише уже 11 лет, он перешел в 5 класс. Тамара в З класс. Михаил стал меньше пить и мы все этому рады. Бабушка живет с Димой. После Армии Дима пошел работать в прожекторную часть электриком. И, когда выселяли наш «Шанхай», им дали большую трехкомнатную квартиру. Бабушке не очень хотелось переезжать из своего домика, больше всего ей было жаль расставаться со своей кормилицей, коровкой. А без ее согласия Диме не давали квартиру. И к чести Мити, надо сказать, несмотря на его большое желание переехать, он не торопил мать с решением.

– Сынок, я еще подумаю, уж очень жаль коровушку, столько лет она была для нас кормилицей.

– Не волнуйся мама, думай сколько найдешь нужным, мы тебя не торопим.

Бабушка была очень признательна ему за это понимание. Она так же понимала, что им действительно очень тесно и неудобно жить вчетвером в маленьком однокомнатном домике, что уже подрастает внук, который уже бегает. Она согласилась переезжать.

И вот мы все собрались у Димы на новоселье, получилась огромная семья. Бабушка патриарх семьи, мать с Михаилом и их двое детей:

Миша и Тома, Женя с Катей и сыном Сережей, мы с Юрой и нашими двумя детьми Ирой и Петей, ну и сам Дима с Зиной и маленьким Сережей. Это был уже целый родовой клан, с этого момента мы стали постоянно собираться вместе, отмечая любые семейные события. Только собираться стали у Южаковых, у матери. Здесь было посвободнее. У них была квартира в одноэтажном четырехквартирном кирпичном доме, у каждой была большая терраска и маленький участок земли. Там у них был небольшой садик: четыре яблони, вишни, сливы, по периметру смородина и малина. Все это было ухожено и давало достаточный урожай, вдоль окон цвели пышные цветы. Мать очень гордилась своим садиком, из – за него она и выбрала эту квартиру, хотя им предлагали в многоэтажном корпусе. Самое привлекательное в их квартире была терраска, летом там проходила вся жизнь семьи. Там стоял стол, диван, где отдыхали, кушали, встречали гостей. Дверь в сад была летом постоянно открыта. Бабушка, которая постоянно ходила к дочери, очень любила ее квартиру, кругом зелень, цветы, никто не шумит за стеной,

– А у нас, как в каменном мешке, окна, двери – все закрыто. А главное нечего делать.

– Ну что ты все ворчишь, всем недовольна, – останавливала бабушку мать, – ведь Митя разработал кусок земли у реки, у Вас там большой огород, сарай, если есть желание занимайся им.

– Я не спорю это не плохо, но все равно не то, когда у тебя свой дом, рядом свой сад. А эти маленькие клочки на сотню хозяев, где каждый сажает то, что хочет: одни сад, другие картошку, третьи клубнику. Представляешь, что будет на этом пустыре лет через десять?

– О чем ты переживаешь? Будет замечательное место! Был же пустырь, крапива. А теперь цветут цветы! А что будет через 20 лет, ты проживи эти 20 лет, вот о чем надо думать.

– Да ты что, я не собираюсь жить еще 20 лет, хотя бы год-два. Мне просто хочется, чтобы внукам было хорошо после нас, чтоб не поминали нас не добрым словом за наши ошибки, вот что главное.

– Можешь быть спокойна, твои внуки не помянут тебя недобрым словом, если только может я иногда, все ты меня ругаешь, все воспитываешь, а уж я сама давно бабушка. Скажи вот отчего принесла назад белье, что я тебе постирала?

– Да что-то плохо отстиралось, ты уж простирни его еще разочек, не нравится мне.

– Ладно оставь, привередничаешь, нормальное чистое белье, и вот Зину зря обижаешь, не доверяешь ей стирку, а она хорошая мать, жена твоему сыну.

Дело в том, что бабушка всю жизнь была чистюля, и не доверяла свое белье стирать невестке, а носила его к матери, после того, как ее парализовало. С этим мы все смирились, Зина женщина добрая, приветливая понимала любовь матери к сыну и не вступала с ней в конфликт, со всем соглашалась, была благодарна ей, что бабушка сидит с внуком, уходила на работу, оставляя на нее дом. Бабушка не получала никакой пенсии, у нас во время войны испортились все документы, пришлось все восстанавливать, даже паспорта. И никаких справок о ее трудовой деятельности не осталось. В 1941 году когда нас поселили в лесу в землянках, там, в дождливые дни вода протекала через земляной настил по железным трубам от нашей «буржуйки» и эта сажа попала на нары, где хранились документы, фотографии и все испортилось, пришлось все восстанавливать после войны. О чем я больше всего сожалею, что не осталось ни одной фотографии довоенного периода, не сохранилось ни одной фотографии отца, это очень грустно.