Я решил, что развести костер будет самое то. Ночь выдалась туманная, а лесной овражек, где мы сидели, был хоть и неглубокий, но спрятать огонь — его должно было хватить вполне. Не в голом поле.

Тем более, что Дара сказала — никого поблизости нет. Дара…

Мы лежали у костра и молчали — вроде бы каждый о своем. Хотя на самом деле оба думали об одном и том же.

И надо было бы заговорить, а слова все не шли.

А когда я, наконец, нашел слова и собрался с мужеством, то услышал, как кто-то уверенно шагает сквозь туман.

Быстро — я едва успел вскинуть «шмайссер», как он уже прыгнул вниз и оказался рядом с костром.

Это был человек. Высокий… с холеным тонким лицом — аристократическим, как иногда говорят, лицом — и длинными, почти до пояса, белыми волосами, из-за которых я в первый миг едва не посчитал его за женщину.

Наряжен наш ночной гость был в плащ, под ним что-то вроде расстегнутой короткой шинели, камзол, перчатки, сапоги с высоким голенищем. Все двух цветов. Черный и белый. Особенно плащ глаз резал — черный, как сажа, с наружной стороны и подкладка цвета снега…

Мысленно я прозвал этого типа светло-черным.

— Принцесса… вы даже представить не можете, как я рад нашей встрече.

Дара, все еще сидя, взглянула на него… и улыбнулась. Почти радостно.

— Вы, — медленно произносит она. — Уверена, тоже не можете представить, насколько рада этой встрече я.

— Неужели? — удивленно вскидывает бровь светло-черный. — Я давно уже крайне пристально интересуюсь вами, Дарсолана, но про ваш аналогичный интерес к моей персоне сведений пока не поступало.

— Ваша персона не вызывала у меня никакого интереса, — бросает Дара. — Никогда. Даже сейчас. Но я невероятно рада, что на моем пути попался не очередной жалкий орк или гобл, а кто-то из дергателей ниточек. Кто-то действительно ценный для дела Тьмы.

— Польщен столь высокой оценкой, — холодно произносит светло-черный. — Впрочем, весьма скоро вам, принцесса, предстоит убедиться в ее справедливости. Как только я доставлю вас ко двору Темного Владыки. Именно я — ведь все прочие… — Тут он прервался, хмыкнул презрительно. — Охотники за вашей прелестной головкой даже и не подозревают, насколько близко к цели вы сумели дойти.

И при этих словах у меня в голове словно щелкнуло. Ну да… Грым Аррьш… как же он тогда сказал: «Восемь ночей назад ко двору Темного Владыки прибыл некий маг… из столицы. Никому о нем толком ничего не ведомо… кроме того, что интересуется он принцессой Дарсоланой… и тобой, Сергей Малахов. Очень настойчиво интересуется».

Похоже, интерес, как говорит старший лейтенант Светлов, состоялся.

Я неторопливо опустил «шмайссер» — и тут же резко выдернул из-за пояса «ТТ». С магистровыми пулями в обойме.

— Эй, приятель, — говорю, — а ты ничего, случаем, не забыл? Меня, например?

Светло-черный только теперь соизволил на меня посмотреть — лениво так, без особого интереса, словно на лопух придорожный. Растет себе и растет.

— Как же, — усмехается. — Я наслышан о тебе, Ма-ла-хов. Тебя вызвал в наш мир Гор-Амрон — и поплатился за это. Ты… доставил нам несколько неприятных минут.

— Всего лишь несколько минут? — удивляюсь. — Да ты, дядя, меня что, за комара держишь?

— А ты, — спокойно так заявляет светло-черный, — и есть не более чем комар.

— Даже так? Ну, у комаров, к твоему сведению, иногда и жало имеется.

— Ты говоришь про то оружие, что наставил на меня? — уточняет светло-черный. — Оно не причинит мне вреда. Можешь убедиться в этом.

— Запросто!

Говорю, а у самого по спине мурашки ползти начинают. Больно уж уверенно этот гад держится. Не иначе, какую-нибудь пакость изобрел.

Нажал на спуск — ну, точно! Как стоял светло-черный, так и стоит, даже не пошатнулся.

Я второй раз выстрелил, хотя и сам уже понимаю, что не мог в упор-то промахнуться. Просто заколдовался этот гад, да так, что пули мои ему — как «тигру» дождик.

— Убедился? — спокойно так, без всякого сарказма, интересуется светло-черный. — Ни железо, ни свинец, ни серебро, никакой металл не причинят мне вреда.

Тут Дара выпрямилась и Эскаландер из ножен потащила.

— Даже этот?

Светло-черный усмехнулся. Отбросил прочь плащ, взмахнул рукой и, откуда ни возьмись, в руке этой меч очутился. Очень похожий на Эскаландер, только лезвие не белое, а наоборот, льдисто-черное. Махнул он им пару раз для пробы — только воздух зашипел — и замер.

Дара побледнела. Да и мне тоже как-то не по себе сделалось.

— Это что еще, — шепчу принцессе, — за стекляшка?

— Муэртон. Двойник Эскаландера, Великий меч Тьмы. Считалось, что он давно утерян, что…

Боги, из каких же мрачных глубин он его выкопал?!

Я еще раз мысленно обстановку прокачал — и снова она мне сильно не по нраву пришлась. И, главное, отступать некуда. А принимать бой на условиях противника тоже как-то не улыбается.

В общем…

— Отойди, Сергей, — шепчет Дара. — Ты сделал все, что должен был. А это мой бой. Бой Света с Тьмой. И победить в нем могу только я. Или проиграть навсегда.

Сильно мне ее последняя фраза не понравилась. Да только не стал я ничего говорить, потому что у меня как раз одна мыслишка появилась. Так что улыбнулся я ей напоследок и отошел.

Но не назад, а вбок.

Дара со светло-черным одновременно навстречу друг другу шагнули, мечами взмахнули — трамм! — я чуть не ослеп. Вспышка такая, словно к этим мечам по трамвайному проводу подведено было. Искры на полполяны разлетелись.

Ну-ну.

Со стороны, конечно, посмотреть — зрелище эпическое. Из тех, что раз в тыщу лет случаются. А потом о них всю тыщу лет лясы точат да диссертации с монограммами строчат. Проблема только в том, что не хочу я быть свидетелем, а хочу быть непосредственным участником. Ну, в крайнем случае царем морским. А то как бы у разбитого корыта не остаться.

Так что слежу я за полем боя во все глаза, а сам бочком, бочком — и постепенно светло-черному за спину продвигаюсь.

Тыл — он и у Роммеля в Африке тыл.

— Ты устаешь, принцесса.

— Ничуть.

— Неужели?

Интересно, думаю, с чего это он зубы вдруг начал заговаривать? Побеждает? Не похоже. Значит, пакость готовит.

— Ты ведь понимаешь, Дарсолана, что тебе не суждено победить.

— Мне? А может, тебе?

— Ты уже мертва, принцесса.

— Тогда зачем ты тратишь силы на разговоры с трупом?

— Потому что…

И тут этот светло-черный как-то по-особенному выкрутился, увернулся от Дариного удара и со всего размаха сверху рубанул.

Хороший удар. Но Дара его перехватила.

Замерли они так — меч к мечу, искры градом сыплются, треск на весь лес.

А я так спокойно, отрешенно думаю: кто первый не выдержит — тому и смерть!

Первыми мечи не выдержали. Оба.

Снова вспышка ослепительная полыхнула, грохнуло, словно прямо в поляну молния угодила или снаряд от стодвадцатидвухмиллиметрового орудия. Дара в одну сторону отлетела, светло-черный — в другую. А в руках у обоих рукояти с обрубками, сантиметров по пять, не больше.

И вот пока они оба на эти обрубки изумленно пялились, я вперед рванулся и со всего маху врезал светло-черному по затылку рукояткой пистолета.

Ну и здоровый же гад.

Другой бы на его месте мигом с копыт слетел. А то и вовсе бы отбросил. А этот только на колени опустился.

Я ему ногой по руке с мечом врезал — рукоять куда-то в лес улетела, каблуком в живот — он согнулся. А я подсечку провел и давай его ногами молотить.

Угораздило меня ботиночки эти эльфиянские типа мокасины напялить вместо сапог. Бегать-то в них удобнее, да. Попробуйте-ка в ботинках с мягкой подошвой и обычного-то человека насмерть затоптать. А тут черный маг. Эх, и где сейчас мои сапоги с подковками, которыми я так ловко оборотня пинал?

И где, спрашивается, эта дура-принцесса?!

Светло-черный, даром, что я по нему лупил как форвард на пенальти, слегка очухался, даже попытался меня за ногу поймать. Да только я начеку был — врезал ему по локтю тэтэшником и, похоже, высвистнул, сломал то есть. По крайней мере взвыл он соответствующе.

Кольчуга на нем, что ли?!

Я себе, похоже, на левой ноге тоже пальцы переломал.

Нет, ну до чего же живучий гад попался! Сколько ж я его уже молочу?! Минуты две точно. А он все дергается.

Ох, думаю, если он сейчас подыхать не начнет, я рядом с ним свалюсь. И будут два бездыханных тела.

Повезло. Светло-черный попытался на другой бок перекатиться, я момент уловил — и вмазал ему правой между ног. Он взвыл, еще громче, чем раньше, руками вниз потянулся, а я его за голову и — р-раз — только позвонки хрустнули.

Ну, наконец-то, думаю. А то я уж решил, что Кощей Бессмертный попался.

Теперь главное — как можно быстрее тело спалить, пока всякие подлые сюрпризы не начались. Не первого черного колдуна на тот свет провожаем, опыт имеется соответствующий.

— Сергей.

Я на Дару посмотрел — ну и видок же у нее. Хотя у меня, наверно, не лучше, а скорее, похуже.

— Ну что, — спрашиваю, — очухались? Ваше высочество.

— Ты… Его…

— Я его. Ты уж извини, что без тебя обошлось. Знаю, тебя к этому с детства готовили, воспитывали, но… Ты, — говорю, — главное, не плачь. На твой век еще черных магов хватит.

— Но… ногами…

— А все, — усмехаюсь, — из-за самоуверенности. От пули он заговорился, от меча тоже, а вот то, что ногами могут затоптать, — это ему в башку как-то не стукнуло. За что и поплатился.

— А-а-а…

— Ну вот что, — говорю. — Стяни-ка ты с меня, ваше высочество, левый ботинок и посмотри, что от ноги осталось. А то как бы тебе дальше раненого рыцаря на руках волочь не пришлось.

* * *

С утра я себя как-то неуютно чувствовал. Вернее сказать, почти хреново. Причем не из-за конкретной какой-то хворобы. Горла, скажем, или ноги, во вчерашнем сражении пострадавшей. Так — общая мрачность организма.

Дара, правда, еще краше выглядела. В смысле — краше, чем иной раз в плащ-палатку заворачивают, да в сыру землю на три метра вглубь прикапывают. Но у нее хоть причина имелась, почти уважительная — Эскаландер!

Отчасти я Дару понимал. Хоть и пал товарищ Главный Королевский Сабля в бою, равного врага за собой утащив, и вообще весьма поспособствовал победе, — но факт утраты фамильной реликвии все равно прискорбен. Особенно если ты к этой реликвии чуть ли не с пеленок привыкал.

Все бы ничего, но закончил я обгорелые останки вчерашнего нашего незваного гостя закапывать, поворачиваюсь: сидит ее высочество, обняв колени, подбородок спрятав, смотрит куда-то в голубой туман и продолжать движение явно не собирается.

— Так, — хмурюсь. — Это как понимать? Я что, проклятый капиталист, чтобы сидячую забастовку мне тут устраивать?

— Сергей… без Эскаландера наш дальнейший путь не имеет смысла.

Приехали!

Я чуть автомат не выронил.

— Стоп! — говорю. — Это еще что за новости? Мне Ариниус полпути мозги скипидарил: любой ценой должна уцелеть ты и Корона у тебя в мешке. А про Эскаландер он ничего не говорил.

— Эскаландер не нужен для церемонии. Потом… только с его помощью я могла открыть прямой портал от алтаря.

У меня сразу от сердца отлегло.

— Принцесса, — укоризненно так говорю. — Ты ж меня так не пугай. Я-то уж решил, у нас и в самом деле ПРОБЛЕМА образовалась, а то, что ты сказала, это даже не проблема, а так себе проблемка. Что у тебя, после церемонии ноги отвалятся? Выберемся своим ходом, не впервой.

— Сергей! — Дара говорит, а сама чуть не плачет. — Понимаешь, как только я надену Корону и будут инициированы Великие Силы…

— Чего-чего они, — переспрашиваю, — будут?

— Пробуждены, — всхлипывает принцесса. — Об этом узнает каждый маг на двести лиг вокруг.

— Ясно, — киваю. — Все равно, что написать на небе огненными буквами «Мы здесь» и еще стрелку пририсовать, для наглядности. Ну и что?

Дара от удивления даже всхлипывать перестала.

— Но… На нас начнется охота. Великая Охота. Все…

— Подумаешь, — плечами пожимаю, — нам же лучше. Сами сбегутся — не надо будет за ними по всей стране гоняться.

— Сергей…

Подтянул я ее к себе, обнял за плечики, прижал.

— Брось, — шепчу. — Не плачь, подруга. Прорвемся.

Давно ко мне никто так вот не прижимался. Доверчиво, словно зверек пушистый. Мягко, уютно, щекотно… тепло и ласково.

Минут пять мы так с ней сидели. А может, и все двадцать — я на часы не смотрел.

Потом тихонько так отстранился… достал карту, расстелил.

— Значит, так, — показываю. — Давай будем думать. Вот граница, вот, примерно где-то здесь искомый нами древний ЗамОк, то есть ЗАмок, он же заброшенный храм. Исключительно теоретически предположим, что мы его все ж таки нашли и и-и-и-и… короче, эту твою провели. Сигналка сработала, дежурная рота поднята по тревоге. Вопрос: где нас будут искать в первую очередь?

— Везде, — мрачно так отвечает Дара.

— Ответ принимается. Но… Хотелось бы уточнить.

— Везде, — повторяет принцесса. — Они заглянут под каждый листик, разговорят каждый камень. Найдут нас. И мы умрем.

— Так, — говорю. — Все с тобой ясно. Обостренный приступ неверия в себя.

Сорвал травинку и положил на карту.

— Глади. Иллюстрирую свою мысль наглядно. Кратчайшее расстояние между точками А и В или, в данном конкретном случае, между точкой 3 и линией Г, есть прямая. Все это знают, и товарищи черные колдуны тоже это знают. И ловить нас они бросятся в первую очередь на эту прямую. Отсюда вывод… Какой?

— Не знаю.

— А вывод меж тем крайне прост. Двигаться нам надо от точки 3 в сторону, противоположную линии Г. В связи с чем позвольте вас пригласить, майне фройляйн, на небольшую экскурсию по местным оперативным тылам.

Дара, похоже, всю эту белиберду, что я от волнения нести начал, отсеяла, а суть уловила. И поглядела на меня с уважением.

Ну, положим, сам я до такой штуки, может, и не дошел бы. Просто капитан наш очень любил именно так действовать.

И вообще, работа у нас, разведчиков, такая: появляться там, где нас не ждут. Как, говорил опять же товарищ капитан новичкам: «Разведчик должен понимать противника лучше, чем себя. Поймешь противника — станешь настоящим разведчиком. Не поймешь — станешь трупом разведчика».

— Так-то лучше. А то сразу «мы умрем». Умереть, — добавляю, — это нам не подходит. Лучше сделать так, чтобы они умерли. Вставай — и пошли.

Сработало. В смысле — ее высочество встала и пошла.

Недолго, правда, минут пять…

А потом встало и пошло оно. Из кустов и навстречу нам.

Чем-то эта тварюка мне напомнила ту, что из покойного Гор-Амрона вылупилась. Только у этой морда более вытянута была и мех нормальный, а не облезлый.

Но по нервам все равно дернуло здорово. Еще бы — идешь по лесу, никого не трогаешь, и тут перед тобой такая вот коллекция зубов и прочих когтей появляется.

— Я… голодный…

Надо же, думаю, он еще и разговаривать умеет. А Гор-Амроновский чудо-юд только рычал. Хотя… может, и тоже умел, не хотел просто.

— Ну так шел бы, — говорю, — ягоды собирал. Чернику с земляникой. Или клюкву — на болота.

— Е-еда…

Был у нас в роте один… все его Михалычем звали, а имя-фамилию так никто и не запомнил… Говорил, что дрессировщик бывший, да сочинял, наверное — хорошо если этот… униформист, а то и вовсе какой-нибудь третий подметальщик клеток. Но байки про цирк травил здорово, даже когда никто и не просил.

Так вот он как-то рассказал, что из всех зверей в цирке самые опасные — медведи. Не тигры, не львы, а обычные бурые мишки. Это ведь только кажется, что они большие да неуклюжие, а на самом-то деле все у них с реакцией в порядке: как захочет лапой причесать — моргнуть не успеешь, как без скальпа останешься. А силушки уж у них, хоть отбавляй. Годовалый мишка может таких дел натворить, что тигренку и не снилось.

А еще — атакуют они внезапно. У всех остальных зверей, говорил этот циркач, момент, когда зверюга броситься решилась, засечь можно, если ушами не хлопать. А у медведей — нет.

Тогда-то мне это все было без большого интереса. Я зато потом, на личном опыте, другое выяснил: если тебя на мушке держат и прищуриваться начинают — значит, палец уже на спуск начал давить. Тоже — безусловный рефлекс.

То ли тварь эта с семи шагов разглядела, как у меня глаза щурятся, то ли сама додумалась, но — прыгнула. И две очереди, моя и Дарина, ее уже в воздухе встретили.

Она еще даже извернуться успела — я в сторону отскочил, попыталась лапой достать, но не дотянулась, пули отбросили. Шлепнулась, хрипит, когтями борозды проскребает.

Нет, думаю, но до чего же живучая зараза! Я ж по ней рожок отработал, в упор, напополам, считай, перерезал — а она мало того, что не дохнет, так еще и в мою сторону ползти пытается.

Ладно.

Достал пистолет, проверил обойму — ну да, с магистровыми пулями, теми самыми, серебряными да заговоренными, — и пальнул ей в башку.

Сработало на раз. Голова у твари от этой пули просто взорвалась, даже меня чуть ошметками не забрызгало. А туловище обмякло, и от него какой-то зеленоватый дымок потянулся. И запах…

— Ну вот, — говорю. — Тоже мне — голодающий Поволжья!

Хотел было пнуть, да побоялся ботинок запачкать.

* * *

К замку мы вышли примерно за полдень.

В первый момент я даже и не сообразил, что это такое. Похоже на траншею старую, да только какая, к чертям, траншея посреди леса. А…

— Пришли.

Я к Даре медленно так обернулся. — Ась?

— Мы пришли, — устало так говорит принцесса. — Это — Кэл-Алон, замок Древних Королей.

— Это — замок?!

— Все, что осталось от замка. Здесь — на траншею кивает — был ров, а вон там — и показывает на замшелые валуны, что за траншеей из земли торчали, — остатки стены. Старое волшебство еще держится в них.

— Ну-ну.

Однако, думаю, неудивительно, что черные до этого замка не докопались. Еще годков двадцать-тридцать — и вовсе бы пришлось раскопки устраивать. Археологические.

— Эй! — говорю. — А этот Храм, в который нам надо, часом не развалился? Он-то, как я понял, еще подревнее замка будет.

— Древние умели строить, — отвечает Дара. — И потом, в его стены было вложено немало магии. Если даже стены замка устояли…

— Ага, — киваю. — Местами. Ну а все-таки, если от Храма тоже один Парфенон остался — пара колонн да ступенька выщербленная?

— Храм должен был устоять, — повторяет Дара. — Но даже если и нет… мне нужен лишь священный алтарь. А в Мире найдется мало сил, которые могли бы повредить священному алтарю.

Ну да, думаю, вот только добраться до этой священной штуковины без бульдозера, может быть, ох как затруднительно.

Оказалось, действительно уцелел. Зарос, правда, весь, сверху донизу. В смысле — алтарь. От Храма-то пара половинок колонн осталась да еще десяток разнокалиберных камней непонятного назначения. Из чего я лично сделал вывод, что древняя магия — оно, конечно, может, и хорошо, а цемент все-таки лучше.

— Ну и что теперь? — спрашиваю. — Мне отворачиваться нужно или как?

Дарсолана уже Корону, ту самую, Великую священную рода Ак-Менол из мешка достала, но примерять не пыталась. Стоит… и улыбается несмело так, словно школьница у доски.

— Легенды гласят, что когда-то короли должны были всходить на алтарь нагими, как при рождении. Но этот обычай позабыт уж много веков.

— И правильно, что позабыт, — говорю. — Пока разделся, пока оделся… опять же, смотря какая погода на дворе. Ты лучше вот что скажи: греметь и полыхать сильно будет?

— Что?

— Ты… в процессе церемонии.

— Не знаю, — тихо говорит Дара. — Действительно не знаю, Сергей.

Я пилотку на лоб сдвинул, затылок взъерошил.

— Эх… поцеловать тебя напоследок, что ли? А то ведь станешь сейчас королевой, и где я себе такую же замечательную принцессу найду?

Не то, чтоб я шутил… но был почти уверен: Дара в ответ либо колкость скажет, либо короной запустит. Даже прикинул, как отбивать буду.

А она просто шагнула ко мне и зажмурилась.

Губы у нее были холодные и плотно сжатые. А еще она дрожала.

— Спасибо… спасибо за все, Сергей.

— Да ладно. Давай, — говорю, — и-и-и-инициируйся уже. Пока алтарь окончательно в куст не превратился.

Принцесса дернула подбородком — волосы сразу вороной волной взметнулись и легко, почти без разбега вскочила на алтарь. Обернулась, подмигнула мне задорно и надела корону — я даже руку вскинуть не успел, заслониться.

Впрочем, заслоняться было не от чего.

Не было ни вспышек ослепительных, ни грохота оглушающего… в общем, никаких особенных светозвуковых эффектов так и не воспоследовало. Единственно — дернулось перед глазами, словно я на зеркало смотрел и у того, кто это зеркало держал, рука на миг дрогнула.

Я моргнул. Сделал шаг вперед — и как раз успел поймать Дару, которая словно подрубленная осколком березка с алтаря валилась. Корона, понятное дело, слетела, покатилась, зазвенела о камень где-то за спиной.

— Ну что, — шепчу, — можно тебя королевой Дарсоланой называть?

— Кажется… да.

— А если отпущу, на ногах устоять сможешь?

— Да… кажется.

— Какая-то, — говорю, — неуверенная ты в себе королева. Нет, чтобы ясно, четко ответить: так точно, товарищ старший сержант.

— Так точно, товарищ старший сержант. Неуверенная. Но бежать смогу.

А потом начался дождь. И похож он был… на артподготовку перед наступлением. Сначала легкие, незаметные капли, потом потяжелее, но редкие — пристрелочные, потом чаще, чаще — видно, на небесах все новые и новые батареи в дело вступают, а вот и молния, и грохот… и струи воды сплошной стеной — «катюши» в дело пошли. Я такое — не дождь, понятно, артподготовку — один раз видел. И как лужа в ливень пузырится — земля у немцев кипела.

Раньше, в пехоте, я дождь недолюбливал. Ладно еще, летом гроза пройдет, пыль смоет, а если на неделю зарядит? Подвоз, ясное дело, моментом накрывается, в окопах — лужи по колено, а то и выше, да и вообще…

А в разведке — полюбил. Для разведчика дождь — штука просто-таки замечательная. Он нас и от глаз чужих скроет, траву примятую смочит, запах смоет. И фрицы в такую погоду под крыши норовят попрятаться — а нам как раз это и нужно.

Прислонился к дереву, скинул мешок, подставил лицо под струи эти хлещущие и рот пошире распахнул.

Дождь — он ведь для тех, кто понимает, вкусный.

План у меня на самом деле был простой, может, даже и слишком. Километрах в семи от замка начиналось болото. Большое. Уйти в него — и все, черта с два они по всему берегу оцепление нормальное выставят. А за болотом — лес, судя по цвету обозначения на карте, оч-чень похожий на Дунгарскую пущу. Ну а лесом, глядишь, уже куда-нибудь да выйдем…

Главное — сейчас оторваться. Темп, темп и еще раз темп!

А потом уже в голове никаких мыслей не остается, и стволы деревьев сливаются в одно сплошное, покачивающееся мельтешение, и рожок «шмайса» так и норовит выскользнуть из потной ладони и больно ударить, и…

Тут-то мы на этих орков и налетели.

Хотя, по правде сказать, еще не известно, кто на кого налетел. Допустим, я проглядел — ну так я уже такой хороший был, что только и сумел просвет между деревьями остатком сознания зафиксировать. Но как эти свиноморды ухитрились нас профукать?! Мы же по лесу перли, словно танковая рота!

Вопрос.

Вываливаемся, значит, мы с Дарой на крохотную опушку, а там четыре орка — трое на земле сидят, костерок приготовились раскладывать, четвертый чуть поодаль. Картина: «Остановись, мгновение, ты ужасно». Маслом.

Мне-то в такие вот переделки уже попадать приходилось. На все, про все — пара мгновений и думать некогда: или у тебя, как говорил капитан, соответствующий рефлекс имеется, или он у тебя уже не появится. Скоротечный огневой контакт — штука быстрая.

У зеленых, что на земле сидели, только-только челюсти начали отвисать, они к своим железякам даже тянуться не начинали, а я автомат из-под плеча выдернул и смел их очередью. Четвертого Дара завалила. Тоже чисто — крутанулась, стрекотнула коротко, патрона на три, — я ствол «шмайса» на орка навожу, а он уж без макушки, хоть и на ногах.

И всего боя — секунды две-три от силы!

У одного орка кроме меча еще и огнестрельный самопал обнаружился, местной работы. Та еще гаубица, в нашем мире такие еще при царе Горохе с вооружения сняли за полной устарелостью. Калибр — как у авиапушки.

Ладно.

Добежать до берега мы успели.

— Болото…

Дара в это слово сумела вложить много всяких… оттенков смысла. В основном, конечно, усталость.

Я на землю плюхнулся, кое-как дыхалку успокоил.

— Извини, — булькаю. — Кто хотел на черноморское побережье… те за билетами в другую кассу становились.

— Не поняла.

— А-а, неважно, это я так… философствую. А болото… болото для разведчика — дом родной. Я, — наставительно так говорю, — за последний год по болотам на брюхе больше наползал, чем другие по земле нашагали.

— Я болото не люблю.

— А зачем его любить-то? — удивляюсь. — Нам бы его пройти.

Дара только вздохнула.

В чем-то, конечно, она была права — поход через топь — это удовольствие ниже среднего… плинтуса. А здешняя трясина, похоже, родным советским торфяникам еще фору даст. По крайней мере, ароматом веет совершенно сногсшибательным: в смысле, раз нюхнул — и с копыт долой.

Предупреждали бы хоть… что, спрашивается, стоило товарищам эльфам на карте написать — Болото Гнусной Вони. Ну или значок какой-нибудь соответствующий.

— Королева… блевать будешь?

— Я подумаю.

— Ну, думай…

Чуть больше минуты ушло у меня на пару слег — и мы двинулись дальше.

* * *

— Брось! — кричу ей. — Кидай к чертям эту корону вместе с мешком.

— Не… — Бульк… — Ни за что!

Я еще чуть вперед прополз — чувствую, вот-вот и подо мной корка лопнет.

— Выкинь, говорю! Она же… волшебная. Ни черта ей не сделается.

А если и сделается, думаю, что это за волшебная рептилия, то есть реликвия, такая, что в любом паршивом болоте утопнуть может?

— Ни… Никогда.

Черт, думаю, а ведь и вправду не бросит.

Продвинулся еще малость вперед и — оп, чувствую, с правым ботинком уже чего-то не то. Проваливается. И не только ботинок, а еще и рожа, а это куда неприятнее. Потому как смотреть в этом болоте абсолютно не на что, да и вообще очень не хочется.

Кое-как накрутил ремень на ствол, уцепился получше…

— Эй, — пробулькиваю, — це… цепляйся за рукоять! Ну, думаю, боги, все какие есть, — давайте помогать!

Три к пяти, что без вашей помощи мы вдвоем тут и останемся. До ближайшего каменноугольного периода.

Выбрались. И даже ботинок удалось вытащить — он только наполовину снялся.

Вцепился я в кочку, жижу изо рта выплюнул.

— Ну, — говорю, — утопающая… ну, жертва кораблекрушения… отважная челюскинка. Ты хоть иногда под ноги смотришь, а, королева?!

— Все. Больше не могу.

И по тому, как она это сказала — спокойно так, бесцветно, — я понял, что действительно все. Больше она ни шагу не сделает, чем ее ни подгоняй.

Черт! Как будто у меня силы есть ее подгонять!? Мне бы самому не свалиться!

— Ну что же ты, — бормочу, — ваше величество. Где же ваша, тьфу, ваше королевское достоинство? Показывать свою слабость…

— Заткнись, Малахов, — шепчет Дара. — Все эти сказки, все эти предания о доблестных героях, которые в меня вколачивали с детства… О да, я была готова сразиться с Черным Властелином, повести за собой армию, отдать жизнь, наконец! Но… это болото… Малахов, я не могу больше! Даже если бы у меня осталась хоть капля сил, даже если бы я могла… я не могу больше, Малахов! Ты понимаешь?! За пять минут на твердой земле я, королева Ак-Менола, готова… — и осеклась.

— Ну и на что ты готова? — спрашиваю.

Дара стиснула зубы, зажмурилась, пару секунд постояла так и почти беззвучно выдавила: — Почти на все.

— Вот! — говорю. — А раз на это самое «почти» ты еще не согласна — вперед!

По правде говоря, у меня и у самого с настроением и силами дело было не так, чтобы очень. Помирать не помирал… но всех мыслей: не до завтра — до сегодня бы дожить.

Ну и еще махонькая надежда теплилась. Где-то здесь, перед нами — если эльфийская карта не наврала, а я с пути вконец не сбился — должен был быть островок. И если мы его сумеем отыскать до темноты — будем жить!

А до темноты осталось минут сорок, не больше.

Даре я об островке не говорил. И, как оказалось, правильно сделал. Потому как если бы она его ждала… а так я просто рычал: «Надо!», «Ползи!»…

Повезло, что луна сегодня была почти полная.

Само собой, ни о каком костре и речи не шло. На этом клочке, — который и сушей-то назвать язык не поворачивался, разве что в насмешку, — развести костер не смог бы даже Ариниус… даже если ему под это дело канистру бензина выделить.

Мы просто лежали, обнявшись… и делали вид, что пытаемся согреть друг друга. Толку от этого было немного, но сама мысль… тоже грела.

— Сергей. — Что?

— Мне… страшно.

Я ее покрепче к себе прижал, второй рукой волосы глажу — ну, точь-в-точь как зверенка испуганного.

— Все будет хорошо, моя королева, — шепчу. — Самая храбрая, самая отважная… и красивая из всех королев. Все обязательно будет хорошо.

— Этот вой…

— Не бойся. Повоет и перестанет.

Чувствую — Дара под моими руками словно вздрогнула.

— Это воет баньши, Сергей. Они… не воют просто так. Эльфы говорят… что баньши могут услышать только те, чей смертный час уже пришел.

— Чушь. Это наверняка неправильные эльфы говорят. Колин бы так никогда… не скажет. А эти просто мелют всякую чушь… о том, чего сами толком-то не знают.

— И туман… какой странный туман.

— Туман как туман, — говорю. — Ты, свежеиспеченное величество, лучше закрой глаза и спи себе. А то завтра… Спи.

Туман и в самом деле нехороший был. Много я на своем веку туманов навидался, но такого еще не встречал. Холодный, липкий какой-то, с зеленоватым оттенком и грязной каймой снизу. Роса, думаю, с такого тумана — как от тряпки половой.

И стелется он низко-низко… словно дым.

Чадящий, густой дым от двух броневиков и танкетки. Еле-еле вытекал из внутренностей, переваливался через борта и расползался по земле. А за ним, на пригорке, стояли два «T-IV» и лениво, не торопясь — знают, сволочи, что с такого расстояния, да в лоб их никакая «ПТР» не возьмет, — постреливали по окопам. Толку, правда, с той стрельбы было немного, дым мешал и нам и им, да и трудно танковой пушкой выковырять из окопов зарывшуюся пехоту — слишком настильная траектория. Вот и сейчас снаряды пролетали над траншеей и рвались где-то позади, так, что даже осколки редко долетали. Так продолжалось минут двадцать, не меньше, наконец, немцам это надоело, и они решили взяться за дело всерьез — танки уползли с пригорка, а в воздухе противно завыло — и вокруг подбитых броневиков рванули мины — недолет.

А потом немцы снова пошли в атаку.

Я моргнул, прислушался — Дара личиком в гимнастерку уткнулась, посапывает тихонько. Я ее поудобнее устроил, огляделся вокруг…

Туман как туман. И даже тварь эта, баньши, заткнулась.

Кукушка, кукушка, сколько мне жить осталось? Паф-ф.

Утром проснулся и, не открывая глаз, долго пытался сообразить: что за плеск загадочный где-то рядом? Не рыба же, в самом деле…

Так ничего путного и не придумал, приоткрыл правый глаз — оказывается, Дара организовала себе чего-то вроде относительно чистой лужицы и умывается. Заметила, что я проснулся, развернулась и довольно так спрашивает: «Ну, как я выгляжу?»

Глянул я на нее — перемазанную всю, волосы в колтун сбились, рубашка к телу прилипла, — и как заржал. Автомат уронил, сам на спину упал и хохочу — никак остановиться не могу.

— Да что с тобой?

— Со мной, — выдавливаю, — ха-ха, ничего. А вот… ха-ха… с тобой… королева… ой, не могу… видели б тебя сейчас твои придворные… ха-ха… чудо болотное.

— Я так жутко выгляжу?

— Ты… в сто раз красивее, чем раньше была.