Место сбора, о котором говорил Жора, располагалось рядом с таксомоторным парком, который граничил с разгрузочными терминалами железнодорожной станции Горький-Московский. Как оказалось, Максим с Николаем прибыли в назначенное место не самыми первыми. Около входа на железнодорожную станцию уже толпилось с десяток человек.

— Привет всем, — Коля по-свойски пожал руку каждому.

Максим последовал примеру Николая и тоже поприветствовал всех крепким рукопожатием, при этом повторяя каждый раз свое имя.

— Жоры еще не было? — поинтересовался Проволоцкий.

— А вон он как раз едет, — ответил рыжеволосый парень, показывая на белые жигули, которые, свернув с Московского шоссе, въехали в проулок, ведущий к таксомоторному парку.

Приветственно просигналив пару раз, жигули резко затормозили рядом с молодыми людьми, которые с нетерпением ожидали своего работодателя.

— Здорово, школяры. Заждались? — Жора быстро вылез из машины и, закрыв дверку ключом, подошел к студентам.

— Что сегодня разгружаем? — спросил кто-то из толпы.

— Цемент и "Боржоми". Значит так, вы тут пока определяйтесь, кто на какую разгрузку встанет, а я пойду с "бугром" перетру.

И Жора быстро удалился в сторону железнодорожных пакгаузов.

— Пацаны, вы как хотите, а я сегодня иду на цемент. Я и так уже два раза то рубероид, то ящики с соком выгружал, — рыжеволосый сразу обозначил свою позицию.

— И я тоже на цемент встану, — сразу же отозвался коренастый парень, который все это время мял в руке резиновый эспандер.

— Все на цемент хотят, а минералку кто будет выгружать? — вмешался в разговор Коля. — Может, как в прошлый раз, жребий кинем?

Все сразу же загалдели, предлагая свои варианты. Максим, дернув Николая за рукав, незаметно отозвал его в сторону.

— А почему никто не хочет минералку выгружать? — вполголоса спросил он.

— Она не выгодная. За вагон всего восемьдесят рублей платят. А по весу там столько же, сколько цемента.

— А за цемент тогда сколько платят?

— Два рубля за тонну, от вагона до склада, — ответил Коля, через плечо Максима следя за развитием ситуации.

— Сколько? — выпучил глаза Максим.

Он даже представить себе не мог, что такая тяжелая работа могла стоить такие копейки.

— Два рубля за тонну. Или сто двадцать рублей за вагон, — не понимая удивления Макса, ответил Проволоцкий.

Максим представил себе пыльный склад и бумажный мешок с цементом, который нужно перекладывать с рохлей в стопки. От этой мысли его даже передернуло. Другое дело — минеральная вода. Во-первых, она вся упакована в термопленку, а, во-вторых, ее удобнее ставить на рохли в ровные ряды (Макс неоднократно это наблюдал в магазинах "METRO", когда продавцы доставали товар со стеллажей).

— Коль, я на минералку хочу встать.

— Как знаешь. А я с остальными сейчас жребий кину, — с этими словами Коля решительно двинулся к толпе спорящих. Раздвинув руками наиболее непримиримых оппонентов, Проволоцкий твердо произнес:

— Сейчас спички будете тянуть.

Как ни странно, все сразу же согласились.

Отвернувшись от всех, Николай вытащил из своего коробка одиннадцать спичек и, отломав у пяти из них концы, зажал между пальцами. Повернувшись, он протянул свою ладонь испытуемым:

— Тяните.

Все вытащили по одной спичке. Те, кому досталась короткая спичка, с досадой швырнули их на землю. Самому Николаю тоже выпала короткая.

— Ну и ладно, — без сожаления в голосе констатировал Коля. — По десятке на рыло тоже хорошо.

— Почему по десятке? — удивился Максим. — Если восемьдесят рублей разделить на шесть человек, должно по тринадцать выйти.

— А Жору с "бугром" ты не считаешь? — усмехнулся Проволоцкий.

— Ну, Жора ладно. Он нам работу нашел. А "бугор" кто такой? — наивно спросил Максим.

Но Колян не успел ответить, потому что рыжеволосый парень показал рукой в сторону железнодорожных пакгаузов:

— Пацаны, пошли быстрее. Нас Жора зовет.

И вся разношерстная ватага студентов быстро двинулась туда, где их ожидала ночная работа.

* * *

Таинственным "бугром" оказался бригадир ночной смены грузчиков, который выписывал и закрывал наряды на разгрузку вагонов. Это был толстый лысоватый мужик около сорока лет, облаченный в синий халат, из нагрудного кармана которого торчали несколько карандашей и футляр с очками. Дав студентам десять минут на переодевание, он удалился в свой вагончик оформлять наряды на ночную смену.

Поскольку рабочей одежды у Максима не было, то он решил взять с собой на разгрузку вагонов свои эксклюзивные джинсы. Ведь за эти несколько дней, проведенных в прошлом, он уже начал понимать, что те вещи, которые были важны для него в обычной жизни, здесь, в начале восьмидесятых не имели абсолютно никакой ценности. Зачем же тогда их было беречь? Ведь главной целью, к которой стремился Максим, было возвращение назад, в будущее. А уж какой ценой эта цель будет достигнута — другой вопрос.

Переодевшись в замызганной и прокуренной раздевалке в свои Galiano, Максим вышел на рампу, где его уже ждали остальные. Коля, увидев дыры на джинсах Максима, участливо предложил:

— Вернемся в общагу, я тебе иголку с нитками дам. У меня как раз нитки такого цвета есть.

Макс не стал объяснять Николаю, что это такая эксклюзивная модель. Все равно бы он не поверил.

— Спасибо, — поблагодарил Макс.

— Не за что. Ну что, пойдем. Вон наш вагон. С него как раз пломбы снимают, — Коля кивнул головой в сторону рампы, где стоял крытый вагон, у которого суетились станционные работники.

Шесть студентов во главе с Николаем Проволоцким двинулись к месту своей ночной работы. Когда два студента раздвинули двери вагона, Максим испытал первый легкий шок. Потому что вместо привычных картонных коробок в термоусадочной пленке его взору предстала темно-серая масса деревянных ящиков, в которых позвякивали пыльные полулитровые бутылки.

А второй шок Максим испытал пару минут спустя, когда выяснилось, что таскать ящики из вагона на склад нужно было вручную, потому что о таких понятиях, как рохли и европоддоны, в восемьдесят первом году даже не слышали.

Если с первыми двумя десятками ящиков Максим еще кое-как управился, то каждый последующий ящик стал даваться ему так тяжело, что он уже начал представлять себя в роли древнегреческого Сизифа. За полчаса работы с Максима сошло семь потов, и его стало мотать из стороны в сторону даже тогда, когда он выходил налегке из склада за новым ящиком.

"Все! Я больше не могу! К черту эту работу!" — вертелась в голове одна и та же мысль. Но, каждый раз ставя ящик в стопку, Максим внутренне говорил себе: "Еще один ящик и все, останавливаюсь".

— Все, пацаны. Десять минут перекур, — Коля вытер рукавом пот со лба и присел на стопку досок, лежащих на рампе.

Максим притулился рядом, с трудом переводя дух.

— Что, тяжеловато? — участливо поинтересовался Николай.

— Если честно, то да, — признался Макс.

— Да, Максюха. Это тебе не по заграницам ездить, — Коля по-братски похлопал Макса по плечу. — Ладно. Сейчас центр вагона разгребем. Будешь нам ящики сверху из стопок подавать. Я уже пацанам сказал, что ты первый раз на разгрузке. Так что в вагоне тебе чуток полегче будет.

— Спасибо, Колян.

Оставшиеся шесть часов прошли для Максима, как в кошмарном сне. Он уже потерял счет времени, настолько сильно он устал. Николай пытался его подбодрить, но Макс лишь вымученно улыбался, глядя на Проволоцкого ничего не понимающими глазами. И когда в вагоне осталось не более трех десятков ящиков, он усадил еле стоящего на ногах Максима на стопку досок и сам закончил работу за двоих.

— Все! Баста, — выдохнул Николай, выходя из склада.

Остальные парни, получив из рук кладовщицы половину ящика минералки в качестве премии, с жадностью поглощали грузинскую газировку. Коля тоже присоединился к ним. Открыв ключом от своей комнаты две бутылки "Боржоми", он подошел к Максиму и сунул ему в руки одну из них.

— На, попей. Полегче станет.

— Спасибо, — прохрипел Макс.

— Идти сможешь? — улыбнулся Проволоцкий.

— Попробую, — Максим с трудом поднялся со стопки досок.

— А то нам нужно еще денежку у "бугра" получить, — Коля махнул рукой остальным, и студенты потянулись гуськом к выходу с железнодорожной рампы.

Максим прихрамывая и кряхтя, как старый подагрик, направился следом за своей бригадой получать свою первую в жизни зарплату.

* * *

Вернувшись под утро в общагу, Максим, не раздеваясь, рухнул на свою койку и проспал так целый день и всю ночь. Он спал без сновидений и даже ни разу не перевернулся на другой бок. Только под утро следующего дня он проснулся от приступа дикого голода. Есть хотелось так сильно, что аж сводило живот. Поскольку он никогда раньше не испытывал такого чувства, то это не на шутку его испугало.

Поднявшись с трудом со своей койки, Максим, еле передвигая ноги, вышел в коридор и первым делом отправился на общую кухню. Вдруг там кто-то после ужина что-нибудь оставил. Есть хотелось так сильно, что чувство брезгливости, которое всегда отличало его в обычной жизни, было безжалостно растоптано другим чувством, имя которому было ГОЛОД.

Проверив все шкафы, Максим пришел к выводу, что найти остатки пищи в студенческой столовой было так же нереально, как и жизнь на Марсе. Даже крошек хлеба — и тех не было. "Они что, даже крошки за собой съедают?" — тоскливо подумал Макс.

Подойдя к окну, за которым уже проявились первые признаки рассвета, Максим прижался щекой к холодному стеклу и не в силах сдерживать свои ностальгические воспоминания, расплакался. Боже мой, как же хорошо было дома. Мама, которая всегда готовила завтрак и будила его по утрам. Отец, который всегда интересовался, как у него идут дела. Почему он никогда не ценил этого…

Чем больше он вспоминал свой дом и родителей, тем сильнее текли слезы. Услышав шаги в коридоре, Максим быстро вытер ладонью свои заплаканные щеки и, вернувшись к раковине, открыл воду.

В кухню зашел заспанный Николай и, взяв со стола алюминиевую кружку, подставил ее под струю воды, которой умывался Максим.

— А ты че вскочил ни свет, ни заря? — поинтересовался Николай.

— Жрать охота, — признался Макс.

Коля, посмотрев на свои наручные часы, сразу предложил кардинальное решение этой проблемы:

— Через пятнадцать минут молочный магазин открывается. Так что, одевайся и дуй туда. Заодно мне кефирчика с булочкой купишь.

Вспомнив, что вчера утром он получил свою первую зарплату, Максим с радостью согласился.

— А где этот магазин?

— Сейчас объясню.

* * *

Молочный магазин, располагался на первом этаже углового здания на улице Краснофлотской прямо напротив выхода из сквера, где стояло общежитие. Несмотря на столь ранний час (было всего без пяти семь), у дверей магазина уже стояла внушительная очередь. "Неужели всем так молока хочется?" — подумал Максим, подходя к магазину.

Пристроившись сзади толстой тетки, в руках у которой была капроновая сетка, набитая пустыми бутылками, Максим поинтересовался:

— Вы крайняя?

— Я, сынок, — по-доброму отозвалась женщина.

В это время щелкнула внутренняя щеколда, и очередь, стоявшая на невысоком крыльце, сразу же пришла в движение. Протолкнувшись внутрь магазина, Максим, наконец, смог разглядеть, чем в начале восьмидесятых годов торговали в молочных магазинах. Вдоль противоположной стены находился длинный холодильник-прилавок, за которым стояла молоденькая продавщица в белом халате. Сзади нее то и дело сновали два грузчика, которые возили по кафельному полу стопки оцинкованных ящиков, при этом используя какие-то длинные металлические крючки. В ящиках ровными рядами стояли стеклянные бутылки с молоком и кефиром. В самих холодильниках-прилавках на алюминиевых подносах лежали огромные глыбы масла и маргарина.

Когда подошла очередь Максима, продавщица, отдав сдачу толстой тетке, быстро спросила:

— А вам что?

— У вас йогурт есть? — опрометчиво поинтересовался Максим и сразу же пожалел об этом.

— Молодой человек, в общежитии у себя шутить будете, — продавщица сдвинула брови, давая понять Максиму, что не настроена на студенческие розыгрыши.

Поняв, что в начале восьмидесятых слово йогурт было не слишком сильно распространено, он решил купить то, что стояло на виду в оцинкованных ящиках.

— Мне две бутылки кефира и бутылку молока.

— Все? — строго спросила продавщица.

— А сыр есть? — с надеждой в голосе протянул Макс.

— Только плавленый. "Дружба" устроит?

— Да.

Продавщица наклонилась и достала из-под прилавка сырок "Дружба".

— Все?

Максим кивнул головой.

— С вас рубль тридцать, — отрезала продавщица.

Получив сдачу с зеленой "трешницы", Максим быстро убрал бутылки и сырок в холщовую сумку, которую ему для похода в магазин выдал Коля и быстро удалился. Купив в соседней булочной две городских булки и пару рожков за пять копеек, Максим засеменил к общаге. Ему не терпелось поскорее вгрызться в свежую корочку городской булки и запить все это большим глотком молока. От этих мыслей слюни потекли буквально рекой. И чтобы не захлебнуться в них, он сначала прибавил шаг, а уже в следующее мгновение перешел на бег.

Когда он буквально ворвался в комнату, Николай уже застелил маленький столик старой газетой и поставил в центр стола два граненых стакана. Нетерпеливо достав кефир, Максим сорвал синенькую фольгу, служившую крышкой, и тут же перевернул бутылку в стакан. Но вместо привычной тягучей жидкости белого цвета в стакан буквально вывалилось два больших комка какой-то непонятной субстанции.

— Твою маму! — выругался Макс.

— Что не так? — удивился Николай, доставая из сумки свою бутылку.

— Кефир просроченный подсунула, — зло выдохнул Максим.

Коля посмотрел на крышку своей бутылки.

— У меня свежий. Вот смотри — "среда" написано, — Проволоцкий сунул бутылку под самый нос Максима.

Макс подозрительно посмотрел на свой стакан, в котором два белых комка уже растеклись, превратившись в густую субстанцию.

— А с чего ты взял, что кефир просроченный? — поинтересовался Коля.

— Как с чего. Он же комками.

— Ну, правильно. Он и должен быть таким, — Николай посмотрел на Максима, пытаясь понять, шутит он или нет.

В следующее мгновение лицо Коли озарилось, поскольку он вдруг догадался, почему Макс заговорил о комках в кефире:

— А что, он за границей какой-то другой?

— Вот именно, — утвердительно кивнул Макс.

— А ты наш попробуй. Может, понравится? — Колян протянул Максу свою бутылку.

Максим не стал доливать из бутылки Николая. Он сделал небольшой глоток из стакана. Вкус кефира был обычным, хотя его консистенция в нормальной жизни вряд ли бы понравилась Максу. Но чувство голода, которое дало о себе знать новым приступом, стерло всякое предубеждение перед непривычным продуктом, и уже через мгновение Максим наворачивал городскую булку, прихлебывая ее советским кисломолочным напитком.

* * *

Позавтракав и рассчитавшись с комендантом общежития трешницей за право ночлега в комнате Николая, Максим отправился в педагогический институт решать свои проблемы с жильем и учебой. Он уже понимал, что десяти рублей, которые он с таким трудом заработал, хватит от силы на три-четыре дня. Даже при условии жесткой экономии. Поэтому статью расходов на коменданта общежития политеха, в котором сейчас проживал Максим, нужно было убирать.

Впервые в жизни он поймал себя на мысли, что он начал считать деньги и планировать свои предстоящие траты. "Ни хрена себе. Неужели это я?" — размышлял Максим, трясясь на задней площадке ретро-трамвая.

Голос кондуктора, назвавший нужную остановку, вывел Максима из глубоких размышлений. Выйдя из трамвая, он огляделся по сторонам и сразу же вспомнил дорогу к своей альма-матер. Дошагав от трамвайной остановки до угла институтского здания за пару минут, Максим свернул за него и тут же чуть не столкнулся с группой симпатичных девушек, которые стояли прямо посреди тротуара. И такими девичьими стайками был усеян весь тротуар перед институтом.

"Сегодня же первое сентября", — подумал Макс, лавируя между студентами.

Найдя без особого труда нужный факультет, Максим уверенно толкнул дверь в приемную декана.

— Добрый день. А декан уже вышел с больничного?

Секретарь, похожая на лесную сову из-за своих очков, подняла глаза на молодого человека и строго спросила:

— Да, вышел. А вы, собственно, по какому вопросу?

— Я Максим Федоров. Вот у меня тут документы на перевод из московского института, — Макс развязал тесемку на бумажной папке и передал необходимые бумаги секретарю.

— Помню, помню. Вы позавчера приходили, — секретарша пробежала глазами по документам Максима и, поправив блузку, встала из-за стола.

— Вы посидите пока, — с этими словами она скрылась в кабинете декана.

Когда она вышла обратно в приемную, Максим уже стоял рядом с ее столом.

— Все нормально. Сейчас напишете заявление о зачислении вас на второй курс пединститута, а потом сходите в комитет ВЛКСМ и встанете на учет. А я пока вашу карточку заполню.

— А с общежитием как? — поинтересовался Максим.

— С общежитием пока проблемы. Вы же знаете, что у нас восемьдесят процентов студентов — девушки. Так что мужских комнат на общежитие у нас всего пять, и все они уже укомплектованы. Но к вашему приезду с картошки мы что-нибудь придумаем.

— Какой картошки? — искренне удивился Макс.

— А-а, вы же новенький, — спохватилась секретарша. — Ваш и третий курс послезавтра уезжает на три недели на картошку в Починковский район. Сегодня у вас организационные занятия, а завтра день сборов. Вы к вашему куратору группы обязательно сегодня зайдите, и он вам все объяснит. Его зовут Илья Петрович Карский. Он преподаватель словесности.

— Значит, с общежитием облом? — вздохнул Максим.

— Почему облом? Я же вам объяснила, что к концу сентября мы что-нибудь придумаем с вашим размещением, — затараторила секретарша.

— А где мне жить до послезавтра прикажете? — ехидно поинтересовался Макс.

— Неужели у вас нет знакомых в Горьком?

— Нет, — сухо сказал Максим.

— Ну, тогда снимите комнату на один день, — предложила секретарь.

— Спасибо за совет, — Максим с хмурым видом сел за стол и стал писать заявление по образцу, лежавшему под стеклом.

Закончив с писаниной, он положил листок на стол секретаря.

— Где тут у вас этот, как его…, - Максим опять забыл название, вертевшееся у него на языке: — комитет ВЛКСМ? — наконец, вспомнил он.

— На втором этаже, рядом с приемной ректора, — подсказала секретарь.

Попрощавшись с секретаршей, он вежливо удалился.

* * *

Остановившись прямо у дверей институтского комитета ВЛКСМ, Макс уверенно толкнул дверь и вошел внутрь. В приемной сидела симпатичная чикса в белой блузке и что-то исступленно печатала на огромной печатной машинке, при этом постоянно передергивая правой рукой тяжелую каретку.

— Вы по какому вопросу? — поинтересовалась секретарь-машинистка.

— Мне это… как его… на учет встать, — наконец, вспомнив нужное слово, нашелся Максим.

— Давайте ваши документы, — девушка привстала из-за стола.

Максим протянул ей комсомольский билет и письмо из Краснопресненского райкома комсомола.

Взглянув на листок с синей печатью и пробежав по нему взглядом, секретарша быстро вышла и-за стола.

— Одну секундочку, — с этими словами она быстро скрылась за дверью, на которой висела табличка "Секретарь ВЛКСМ".

Появившись через минуту из кабинета, она жестом предложила Максиму пройти к секретарю комитета.

Войдя внутрь кабинета, Макс увидел высокого парня с усами, в синем костюме, который, встав из-за стола, направился ему навстречу.

— Добрый день, — секретарь комитета комсомола протянул Максу ладонь для рукопожатия. — Меня зовут Сергей Романович Дыдыкин.

— Максим Федоров, — Макс пожал протянутую руку.

— Я прочел ваше рекомендательное письмо из Краснопресненского райкома. Нам как раз нужны сейчас такие активисты, как вы.

Максим, вспомнив разговор с Олегом, в котором тот как раз описывал подобное развитие событий, сделал умное выражение лица.

— У меня к вам сразу первое комсомольское поручение.

— Какое? — напрягся Максим.

— В вашей группе, насколько мне известно, сейчас нет старосты. Поэтому я бы хотел рекомендовать вашу кандидатуру. А после окончания картошки мы проведем комсомольское собрание в вашей группе и рекомендуем вашу кандидатуру в наш институтский комитет.

Макс сглотнув комок в горле, представил себе, как он все это потом будет рассказывать Ромику, когда вернется в будущее…

— Как вы на это смотрите? — Сергей Романович вернул Макса в реальность.

— Я… — начал Макс, но не успел договорить, потому что в кабинет вошел седовласый мужчина в строгом костюме-"тройке".

— Илья Петрович, здравствуйте, — Дыдыкин пожал вошедшему преподавателю руку. — Я попросил секретаршу найти вас, потому что есть очень хорошая новость.

— Какая? — сразу оживился преподаватель.

— Хочу вам представить нового учащегося вашей группы, который прибыл к нам продолжать учебу из Москвы. Его зовут Максим Федоров, — при этих словах секретарь положил свою руку на плечо Мксима.

— Очень приятно. А я куратор вашей группы — Карский Илья Петрович.

Максим молча кивнул головой.

— Я хочу порекомендовать его на должность старосты группы с перспективой выдвижения в состав нашего комитета, — продолжил Сергей Романович.

— Очень хорошо, — Карский расплылся в улыбке. — Наконец-то у нас в группе появится настоящий староста.

— Тогда не смею вас больше задерживать. А то мне уже надо в райком ехать, — с этими словами Сергей Романович пожал всем руки и вернулся к своему столу.

— Ну что, Федоров. Пойдемте, я вас введу в курс дела, — с этими словами Карский вывел Максима из кабинета.