Старогорск

Свидетельница Шорохова явилась на допрос к двум часам. К этому времени мнение о ней у Максима уже изменилось, отчасти благодаря доводам Ваганова. Но Ваганов только обратил его внимание на то, что с этой дамочкой не все в порядке, а остальное Федин нарыл сам. Не далее как вчера, он был в читальном зале Старогорского Гуманитарного Университета, где работала фигурантка Шорохова, и разговаривал с ее непосредственным начальством — степенной дамой по имени Салтыкова Дарья Сергеевна. И… в общем, нужно было видеть, как эта Дарья Сергеевна изменилась в лице, как только Максим упомянул имя Шороховой. Нет, здесь определенно не все так просто. Поэтому с утра Максим предвкушал, как в два часа сюда явится эта библиотекарша, как первые минут пятнадцать она будет все отрицать — но Максим будет непреклонен! Он коварно и тонко будет ее разоблачать, задавать вопросы, которые, безусловно, выведут свидетельницу на чистую воду. В конечном итоге она расплачется и во всем признается Федину. В чем конкретно она признается, Федин пока еще не придумал, но точно знал, что именно ее показания помогут ему раскрыть убийство Каравчука…

И вот теперь она сидела в кабинете, из которого Максим предусмотрительно выпроводил соседа, и терпеливо, ни разу не изменившись в лице, отвечала на вопросы, которые ей задавали уже по третьему, а то и по четвертому кругу: как познакомилась к Каравчуком, в каких отношениях с ним состояла, когда в последний раз видела.

Протокол ее допроса Вагановым с ответами на большинство вопросов лежал здесь же, и Максим уже начал удивляться, почему она не взбесится и не предложит ему заглянуть в дело.

— Татьяна Леонидовна, а что-то я документов ваших не вижу, вы привезли паспорт?

— А у меня нет паспорта, — не моргнув глазом, ответила Шорохова, — я его потеряла как раз перед отъездом из Москвы — теперь вот восстанавливаю. Могу предложить водительские права и служебное удостоверение, — она полезла в сумочку, — Юрия Николаевича это вполне устроило.

«Ну, раз Юрия Николаевича устроило…» — с сомнением Максим разглядывал документы, проверяя, не поддельные ли.

— Ну ладно, — закончил он с официальной частью, — вернемся снова к Каравчуку. А вас не удивило, что когда ему понадобились деньги, он позвонил именно вам? Ведь и кроме вас у Каравчука достаточно квартиросъемщиков.

Только договорив и подняв на Шорохову взгляд, Максим понял весь идиотизм своего вопроса. Весь вид свидетельницы — и многозначительно поблескивающий на пальце бриллиант, и явно недешевая одежда, и сравнительная молодость — все это автоматически делало дамочку объектом для выкачивания денег. Явись Каравчук с подобным ультиматумом «плати или съезжай» к тому же Агееву (а ведь именно ему подобные были остальные квартиранты), тот бы его послал куда подальше и съехал. Шороховой же было проще заплатить, чем собирать свой многочисленный гардероб и искать другое жилье. Тем более, без паспорта.

Второй раз он почувствовал себя идиотом, когда Шорохова скептически улыбнулась:

— Видимо, я его самая перспективная квартиросъемщица?

Тогда Максим сделал непроницаемое лицо, будто его вопрос это тонкий, продуманный ход.

— Татьяна Леонидовна, вы ведь москвичка? И Каравчук долгое время работал и жил в Москве. Теоретически вы вполне могли там встретиться и даже поддерживать дружеские отношения. Конечно, нет ничего удивительного в том, что и вы и Каравчук приехали из Москвы. Удивительно, что приехали вы оба именно сюда, в Старогорск. Согласны?

— Согласна, — пожала плечами Шорохова, — но это просто совпадение.

— Значит, вы утверждаете, что познакомились с Каравчуком только в Старогорске?

— Да.

Максим решил пойти на крайние меры и неожиданно сам для себя выпалил:

— А у нас на этот счет другие сведения, — от него не укрылось, что Шорохова едва заметно вздрогнула. Он продолжил, — в Москве вы работали в… — он заглянул в служебное удостоверение Шороховой, — ООО «Оникс», так?

— Так.

— А Каравчук работал в охранном агентстве… — он заглянул в свои записи, — «Бренд». А я ведь специально наводил кое-какие справки обо всех клиентах этого агентства и хорошо помню, что среди них был «Оникс». Что вы на это скажите? Тоже совпадение?

Фигурантка сначала растерялась, но тут же усмехнулась:

— Скажу, что «Бренд» действительно и по сей день предоставляет охранные услуги «Ониксу», только «Оникс» существует всего один год — столько же времени, сколько Каравчук постоянно живет в Старогорске.

Максим чертыхнулся про себя: нужно было тщательнее проверять, а он не знал про «Оникс» ничего, кроме названия. И как-то сразу он поскучнел, добиваться от Шороховой признания уже не расхотелось. Да, скорее всего и не в чем ей было признаваться. Еще очень хотелось пить, и есть тоже. Но Ваганов велел держать у себя свидетельницу аж до пяти часов, пока тот будет обрабатывать Агеева.

— Татьяна Леонидовна, беседовать нам все равно еще долго… вы чаю не хотите? Тогда прошу подождать в коридоре.

Шорохова не успела неуверенно пожать плечами, а Максим уже схватил чайник и раскрыл перед ней дверь. Он помнил, что по инструкции нельзя посторонних одних оставлять в кабинете — мало ли. Вдруг она где-нибудь найдет секретные документы, и, не дай бог, их прочитает?

Так как вода из-под крана в помещении, да и во всем городе была непригодна для питья, в конце коридора имелся кулер — подарок мэрии на день уголовного розыска. К нему-то Федин и направился, но на полпути задержался — дверь кабинета Васи Туманова была распахнута настежь. Сам Туманов был в отпуске, и помещением пользовались все кому не лень — допрос провести, или просто поспать после ночного дежурства. Но двери в отделе все-таки принято за собой закрывать. Насторожившись, Максим заглянул внутрь — за столом сидел небритый и странного вида следователь. То, что это был действительно следователь, а не гопник, не пойми как забредший в кабинет, Максим понял только по тому, что тот вел себя довольно по-свойски — сейф раскрыт, на столе уголовное дело, пакет, из которого Небритый вытаскивал палку колбасы. Видно, тоже обедать собирался. К тому же Максим слышал, что утром в РУВД привезли задержанного, и кто-то из комитетских должен был прийти его допрашивать.

— Эй, товарищ следователь! — окликнул его Федин. — Ты б окно прикрыл, а то сквозняк по всему этажу гуляет.

Небритый беспокойно оглянулся. Максим еще раз спросил:

— Задержанного увели уже, что ли?

Небритый кивнул и снова начал копаться в пакете.

А Максим пошел дальше по коридору. По пути он поймал себя на том, что сочувствует следователям: может, нужно было ему бритвенный станок предложить? Да и не спал, бедолага, судя по виду, уже суток трое…

Навстречу ему шагал следователь Антонов… или Абрамов, неся полный до краев чайничек.

В мозгу что-то щелкнуло и прежде, чем Максим успел понять, что к чему, ноги уже несли его обратно к незапертому кабинету. Ну да — вызванный следователь СК, должно быть, и есть Антонов, а Небритый, которого Максим видел в кабинете… неужели задержанный? Так там ведь дело уголовное на столе лежит! И сейф открытый, с тумановскими зарегистрированными вещдоками!

Небритого за столом уже не было, он не спеша вылезал через открытое окно — благо был первый этаж — и спокойно зашагал по дворику РУВД. Полицейских вокруг было полно, но уж больно уверенно вел себя небритый, никто и бровью не повел в его сторону.

— Стой! Стрелять буду! — крикнул вдогонку Максим и хлопнул рукой по бедру, где ни кобуры, ни табельного оружия, конечно, не было.

Но похищение из РУВД уголовного дела — инцидент нешуточный, поэтому Максим, опять же не успев подумать, побежал следом за Небритым, в один прыжок преодолевая подоконник. Услышав окрик, нервы у Небритого сдали, и он тоже побежал. Пока курившие на крыльце полицейские соображали, что к чему Максим бежал, стараясь не сбить дыхание, и думал только о том, что с каждой секундой все ближе и ближе спина небритого. Когда расстояние между ними максимально сократилось, Максим, собрав силы, сделал прыжок и, хватая фуфайку убегавшего, повалил его на землю. Из фуфайки что-то вылетело и покатилось по асфальту. Максим не заметил, что это было, он просто был доволен собой и, перевернув небритого лицом вниз, собрался надеть на него наручники. Наручников, правда, тоже не было — остались в кабинете — зато подоспел дежурный уже с пистолетом наголо. Держа вторично задержанного Небритого на мушке, он протянул Федину наручники.

Народ теперь плотным кольцом окружил парочку на асфальте — были здесь и прохожие граждане, и полицейские набежали.

— Федин, ты из-за колбасы за ним гнался, что ли? — спросил кто — то из толпы.

— Да какая колбаса! Он дело уголовное у Абрамова спер!

— У какого Абрамова?

Уже отдышавшись, Максим огляделся: сержант — дежурный держал в руках палку сырокопченой колбасы — она — то, наверное, и выпала из фуфайки небритого.

— А дело-то где? — совсем растерялся Федин.

— Ты куда документ дел, паразит?! — орал на задержанного теперь уже дежурный.

— Расходитесь! Дело мы спасли… нечего здесь стоять! — Перекрикивал толпу и протискивался в центр следователь Абрамов. — На пять минут нельзя вам задержанного оставить! Я ведь просил, чтобы вы, — он запальчиво грозил Федину указательным пальцем, — за кабинетом присмотрели!

— Когда?!.. — опешил Максим.

— Я на вас рапорт подам! — Верещал Абрамов, потрясая папкой с тем самым делом. — Слава богу, что документ мне спасти удалось! А если бы меня поблизости не было?

Пока Абрамов как школьника отчитывал Федина, дежурный уже поднял с земли задержанного и буднично вел его обратно в здание. Наоравшись, Абрамов ушел, следом начали расходиться и прохожие. Федин, недовольный и злой, покидал дворик последним. Пока прыгал с подоконника, бросил где — то по пути свой чайник и теперь искал, заглядывая под все скамейки.

Абрамов ведь теперь точно накатает рапорт — задержанный с его допроса сбежал, его дело чуть не похитил, так чтобы обелиться перед начальством, тот будет искать козла отпущения. А найти его не трудно: кто за сбежавшим задержанным рванул? Федин! А почему? Виноват потому что, вот и спешит реабилитироваться. Железная полицейская логика.

Перепачканный, измятый и хромой (пока прыгал, потянул лодыжку) Федин вернулся в кабинет. Кстати, без чайника — любая оставленная без присмотра вещь исчезает из РУВД мгновенно. Шорохова все еще предано ждала у запертой двери, хотя давно уже пора было вести ее к Ваганову.

С опознанием тоже ничего толкового не вышло, да и заметно было, что мысли Ваганова витают где-то далеко. Еще бы — слухи о сегодняшнем побеге задержанного уже дошли до комитетского начальства, а там вполне могут начать проверку в отношении его следователя. Таня Шорохова не очень внимательно, как показалось Максиму, оглядела троих парней, приведенных на опознание. Все трое были лет тридцати, темноволосые, худощавые и одетые в черные кожаные куртки. На среднем стуле сидел Илья Агеев, которого свидетельница, собственно, и должна была опознать, или как-то на него отреагировать. Двоих других Максим лично двадцать минут назад подцепил около РУВД, мимо которого те на беду свою пробегали. Максим настороженно следил за мимикой Шороховой, но если она и узнала кого-то, то все равно этого не выдала. Агеев в ответ так же бесстрастно разглядывал свидетельницу, и лицо его не выражало ровным счетом никаких эмоций.

Конечно, ни Максим, ни Ваганов особо не надеялись, что свидетель Агеев окажется «качком в куртке», но была надежда, что оба свидетеля все-таки в сговоре. То есть, если их столкнуть подобным образом, то как-то они свое знакомство выдадут. Надежда не оправдалась.

— Максим, задержись-ка, — остановил Федина Ваганов, когда все закончилось.

Говорили, конечно, о побеге задержанного, вскоре к ним присоединился и следователь Абрамов, и начальник угрозыска Русаков — начальник Максима. Максим и Абрамов изложили свои версии инцидента: Антонов говорил неуверенно, но довольно складно, а Максим знал, что был прав, но звучали его слова как оправдание, причем еще более неуверенные, чем у следователя. Максим был молод и пылок, но наивным он уже не был. В высшую справедливость тоже не очень — то верил. Сила была на стороне Ваганова, а он будет выгораживать своего следователя, потому Федин, отвечая что — то, проклинал свое геройство и раздумывал, какие неприятности его теперь ожидают. Премии за этот месяц наверняка лишат… А ему еще за квартиру платить… И долг Соколку отдать нужно…

Разговор вышел тяжелым. Максим маялся, пытаясь подавить зевоту, и миг, когда его отсюда выпустят, казался далеким и нереальным. Когда дверь вдруг без предварительного стука открыли, и в кабинет вошла свидетельница Шорохова собственной персоной.

«Чего это она — я ей пропуск не подписал, что ли?», — мгновенно оживился Максим.

Но свидетельница к нему не обратилась, зато обвела надменным и даже слегка презрительным взглядом следователя, а потом и самого Ваганова, потом молча прошла вперед и положила перед Юрием Николаевичем лист с написанным от руки текстом.

— Что это? — Ваганов двумя пальцами почти брезгливо поднял листок.

— Это объяснительная, — свысока и чеканя слова, ответила Татьяна, — я весь день, с самого утра, сидела у Максима Георгиевича в кабинете — ваш следователь ни с какими поручения к нему не заходил и не обращался. А когда задержанный похитил дело и попытался скрыться, ваш следователь завтракать ходил. Я все это видела.

Повисло молчание, в течение которого трое мужчин сидели с приоткрытыми ртами и недоверчиво смотрели на Шорохову, как смотрят на людей, которые подают первые робкие признаки безумия. Первым закрыл рот Ваганов:

— Заберите это, — он попытался вернуть объяснительную.

Шорохова не двинулась, только одарила его еще более презрительным взглядом:

— Если понадобится, я отнесу это вашему руководству вместе с заявлением, что вы отказываетесь приобщить мои показания к делу.

— Жалуйтесь хоть Папе Римскому! — Чувствовалось, что Ваганов уже начинает беситься. — К какому делу вы собираетесь это приобщать?! Сбежавший задержанный числится на Абрамове до тех пор, пока он официальнее не сдал его контролерам. И отвечает за него Абрамов вне зависимости от того, кого и о чем он просил. При чем здесь вообще Федин?!

Шорохова хлопнула ресницами — ее надменность как ветром сдуло:

— Так этот побег не повесят на Федина?

Вместо ответа Ваганова устало и устало рявкнул:

— Выйдите из кабинета, пожалуйста!

Максим уже перестал скучать и до конца опроса сидел слегка пораженный, то и дело поглядывая на дверь. За последние полчаса его удивили сразу два человека. Сначала Ваганов, который почему — то не выгораживал своего следователя, теперь вот свидетельница, которая не понятно с какой стати вздумала свидетельствовать в его пользу.

Нет, он решительно чего-то не понимает в этой жизни. Может и этот мир не такой уж сволочной, как кажется…

* * *

Я был неправ. У маленьких городов есть и плюсы, а один из самых существенных плюсов — находится все поблизости. Взять хотя бы мой Питер: у нас можно полдня убить на то, чтобы добраться с одного конца города в другой и обратно. Старогорск же хорош тем, что здесь все находится в центре: и гостиница, где я остановился, и Следственный комитет, куда от нечего делать я мотался каждый день, и редакция, телефоны которой я обрывал с раннего утра. Так что я не успел выбрать радиостанцию на магнитоле, как уже был в кафе напротив комитета.

Да, и я, наконец, смог понять, чем манит Пиццерия полицейских, следователей, а порой и начальников вроде Ваганова. Пельмени… бог с ними, но, оказывается, если успеть сюда к десяти утра, когда они только-только открылись, то пиццу подают свежевыпеченной, горячей, даже слегка дымящейся. Подернутая золотом корочка, хрустит, услаждая слух, а кусочки ветчины буквально таят во рту…

Но это даже не все: главной удачей сегодняшнего дня — словно компенсация за все неудобства — было встретить Юркину свидетельницу. Правда была она не одна, а с опером Фединым, они выходили из ворот РУВД и активно что-то обсуждали, как старые друзья. Меня это ни капли не смутило: ну в самом деле, не может же такая шикарная девушка всерьез интересоваться опером Фединым? Поэтому я, мучительно вспоминая имя моей «компенсации», позвал их обоих пообедать.

— Мне, пожалуй, пора… — начала отнекиваться моя «компенсация», — мне на работу еще зайти нужно.

— Во всех нормальных учреждениях уже закончился рабочий день, — уговаривал я, потому как обедать с ней мне было намного интересней, чем с Фединым.

Разумеется, она все-таки она согласилась.

— Таня, — представил меня, устраиваясь за столиком, Федин, — это Никитин, можно сказать наш штатный адвокат.

Ну да — Таня, Таня! Невольно Федин подсказал мне ее имя. Уже не давая Тане попытки исчезнуть, я отодвинул для нее стул и помогал снять пальто.

— Танечка, что вам заказать? — спросил я, словно в меню было что-то кроме пельменей и пиццы.

— Так вы адвокат? — стала расспрашивать она меня. — Я была уверена, что вы следователь, как и Юрий Николаевич.

— Нет, Танечка, не ровняйте меня с Вагановым — мы с ним совершенно разные, и вы в этом еще убедитесь. Я адвокат. Алексей, для вас Леша. Специализируюсь на уголовных делах, между прочим, так что если у вас появятся проблемы… — я ненавязчиво положил перед ней визитку.

— А я похожа на девушку с проблемами? — высокомерно спросила Таня, но визитку все же покрутила в пальцах и бросила куда-то в недра сумки.

Передо мной сидела типичная современная женщина. Строит из себя прожженную стерву, а на самом деле наивна, как первоклассница. Я улыбнулся:

— Танечка, если судьба вас столкнула с Вагановым, то у вас априори появятся проблемы. Не сомневайтесь.

Таня приняла из рук официантки тарелку с куском пиццы и посмотрела на меня ясными зелеными глазами, почти изумрудными:

— Алексей, видите ли, мы, московские барышни, приучились решать свои проблемы сами. Мы, конечно, обращаемся в адвокатские конторы иногда, но к проверенным адвокатам с внушительным резюме. А вот вы… извините, сколько времени прошло после того, как вы ушли из полиции и устроились в адвокатуру? Год-полтора ведь, не больше? И с чего вы взяли, что сможете тягаться с таким специалистом, как Юрий Николаевич?

Я даже растерялся: кроме Ваганова в Старогорске никто не знал о моем милицейском прошлом — зачем он ей это рассказал?

— Никитин, так ты тоже из наших? — мгновенно заинтересовался Федин.

Ну все, этот завтра на весь СК раструбит.

— Вы извините, Алексей, может быть, вы не хотели этот фактик обнародовать, — Таня, похрустывая пиццей, решила, что сказала еще не все: — просто вы так настойчиво критикуете органы и Ваганова в частности, как критикуют только бывшие сотрудники этих самых органов.

— Кстати, да, — поддакивал ей Федин, — я тоже об этом сразу подумал. Выперли или сам ушел?

Я обвел их мрачным взглядом: Максим явно сгорал от любопытства узнать подробности, Таня выглядела делано-равнодушной, только изумрудные глаза откровенно посмеивались. Будь она чуть более серьезной, я бы не видел смысла продолжать, а так…

— Сам ушел, не стал дожидаться, когда выпрут. Доволен, Федин? И, кстати, Ваганов в вашей защите не нуждается, Таня — он прекрасно знает, как я отношусь к его методам.

— А я и не думала защищать Юрия Николаевича, вот еще! — мгновенно вспыхнула Таня и сделала вид, что ее вообще ничего не интересует, кроме пиццы.

Мне показалось, что она разволновалась даже больше, чем нужно. А потом Максим поведал историю своего сегодняшнего героизма и вскользь упомянул, что если б не Ваганов, сидеть бы ему сейчас в конторе и строчить объяснительные во все инстанции. Таня, судя по ее восхищенным репликам в адрес Юрки, уже была в курсе этой истории. По крайней мере, понятно с чего такой резкий переход от «козла» до «такого специалиста, как Юрий Николаевич».

Н-да, она не только наивна, но и сентиментальна.