Москва

Студентка была умницей, и доклад читала интереснейший, но сейчас Женя не могла найти в себе силы даже просто вслушаться в произносимые фразы. Взгляд ее был устремлен за окно, но все чаще она посматривала на часы — да когда же пара кончится! Студенты на задних рядах, убедившись, что Евгении Андреевне не до них, шушукались и хихикали…

«По двадцать лет людям! Некоторые уже сами мамы с папами, а все как дети!..» — поражалась про себя Женя, но вслух замечаний не делала. Не до них ей было. Она бы сейчас и сама многое дала, чтобы не сидеть в этом душном, скучном кабинете, а уйти… Только куда уйдешь? Домой? А что дома? Дома даже Сергея нет. Нет, уж лучше быть здесь, на людях.

Женя снова посмотрела на часы: о господи, еще двадцать минут до звонка…

Кто-то надоедливо и звонко постучал в стеклянную дверь аудитории — худощавая брюнетка лет тридцати с модной стрижкой улыбалась во весь рот и приветливо махала рукой. Кому — ей? Жене?

— Кира… — узнала Женя подругу своей студенческой поры.

Досиживать последние двадцать минут не было никаких сил — сославшись на срочные неотложные дела, она выпроводила своих студентов и теперь, еще не веря в реальность происходящего, рассматривала подругу.

Та изменилась. Когда Женя видела ее в последний раз — было это года два, или даже два с половиной назад — Кира была длинноволосой полноватой блондинкой в локонах. Если открутить пленку памяти еще лет на пять, то Кира представлялась в образе провинциальной девочки — русоволосой, немного пухленькой с очаровательными ямочками на щеках. Сейчас ямочек не было, зато появились ранние морщинки. Кира менялась часто и всегда кардинально, а вот Женя как носила со старших классов стрижку каре, так носит до сих пор. И даже глаза все еще подкрашивает в прежнем стиле. Зато ранних морщин нет, а вот у Кирюши, похоже, жизнь нервная.

— Ну что, ты все сидишь? Все в своем институте? — щебетала Кира, прохаживаясь по аудитории и искусно лавируя между партами, чтобы не дай бог не коснуться модной одежкой обшарпанного стола. — Уже, наверное, до доктора доучилась?

— Смеешься? Мне бы кандидатскую защитить.

— Ой, Женька-Женька, — не слушала ее Кира, — хоронишь ты себя заживо среди этих кандидатских-шмандидатских. Ну что у тебя за жизнь! Первую половину дня здесь просиживаешь — копейки за это получаешь, вторую половину — мужа своего обстирываешь, готовишь ему, что ты там еще делаешь… У тебя даже машины нет! Твой Салтыков тебя вообще за рабыню держит. Вот почему он тебя в таком состоянии на работу отпустил?

Кира вдруг изменилась в лице — из оживленно-негодующего лицо ее сразу стало трогательно-сочувствующим. Она подбежала к Жене, села рядом и крепко-крепко обняла подругу.

— Женечка, я же знаю, какое у тебя горе. Ты прости, я на похороны приехать не смогла, но как только с делами расплевалась — сразу к тебе. Ой, Женька, бедная моя, как же тебе плохо сейчас, наверное.

— Да, мне плохо… — прошептала Женя и почувствовала, как по щекам катятся слезы.

Парадокс — на похоронах, почему — то принято жалеть умершего, которому в принципе, уже все равно. И мало кто всерьез задумывается насколько плохо в этот момент родным. А Жене было плохо. Вдвойне плохо оттого, что она считала верхом эгоизма жалеть себя на похоронах сестры. Посторонние сочувствовали ей только для проформы, на словах, а близкие… Мама даже не приехала. Для мамы Катя всегда была младшенькой, непутевой, с неустроенной судьбой. Катькины успехи в карьере в расчет не брались, главное — ей аж двадцать семь, а она до сих пор не замужем. Для мамы, которая в двадцать три имела двоих детей, это было за гранью понимания. Конечно, Катю мама всегда жалела и, может, даже любила больше, а новость, которую со слоновьей тактичностью преподнес ей Сережа, выбила ее из колеи. Мама, конечно, слегла и полностью ушла в свои переживания, напрочь забыв, что есть еще старшая дочка, которой тоже сейчас несладко.

Сережа любит Катьку. Как друга и просто человека, разумеется. Всегда любил и сейчас любит. Но предпочитает свои переживания держать в себе и страдать в одиночку. Он даже мысли не допускает, что кому-то может быть хуже, чем ему.

Вот и вышло так, что только подруга, с которой Женя не виделась два года — единственная, кто пожалел ее, а не Катю. Единственная, кто объяснил, что жалеть себя она имеет полное право.

С Кирой Женя когда-то училась на одном факультете, на той почве и сдружились, хотя сейчас даже созванивались редко. Так уж вышло. Жизнь у Киры была неспокойной. Еще на последних курсах она вышла замуж, причем, как тогда казалось Женьке, неудачно. Муж ее был приезжим, в Москве снимал комнату, занимался каким-то непонятным бизнесом. Пятый курс Кира с ними не училась — неожиданно исчезла, говорили, что уехала домой, в Тамбов. Через полтора года снова появилась: как ни в чем не бывало, позвонила Жене поздно вечером, и около часа они щебетали о всякой ерунде. Напоследок подруга попросила денег в долг — ее мужа, оказывается, посадили, а она в Москве, с годовалым ребенком на руках. Еще через год муж вышел. Женя не вникала, каким образом, но после дефолта девяносто восьмого Кирин муж как-то здорово поднялся, и с тех пор дела его шли только по возрастающей. Кира с мужем и детьми переехала из плохонькой «улучшенки» в центр Москвы, потом и вовсе перебралась в миленький домик на Рублевском шоссе. Когда Женя видела подругу два года назад, та рассекала на ярко-красном «Мерседесе» последней модели.

Сейчас муж Киры был уважаемым бизнесменом. Правда, читая про него время от времени в газетах, Женя догадывалась, что бизнесмен он очень недалеко ушедший от своего криминального прошлого. Женя была почти уверена, что Сережа о Кирином муже мог бы рассказать очень много интересных вещей. Но не рассказывал, конечно.

У Жени история была куда более прозаична — после университета осталась на кафедре, поступила в аспирантуру. Нельзя сказать, что французский классицизм в живописи, который она всю жизнь изучала, так уж ее увлекал, но нужно ведь чем-то заниматься? Женя методично, постепенно и не спеша насобирала материл на целую кандидатскую. Больших доходов ее научная деятельность не приносила, что не удивительно, но Женя жила тогда с родителями и в деньгах не нуждалась. Отец в то время был частнопрактикующим адвокатом — отбоя от клиентов не было. Позже он от практики отошел, встав во главе фирмы и еще болше повысив свои доходы.

Ну а потом Женя вышла замуж за Сережу. Он любил свою работу, а Женя любила его и была счастлива. Что еще нужно женщине?

Что до Сережиных доходов — Жене Салтыковой их вполне хватало. От отца она унаследовала крайнюю непритязательность, кроме того, всерьез считала, что внутреннее содержание гораздо важнее внешней оболочки, потому обогащала свою душу культурой, а к модным тряпочкам ничего не испытывала.

Денежный вопрос очень уж остро перед Женей не стоял, хотя уровень ее был совсем не тот, что у Киры. Так что созванивались бывшие подруги крайне редко, а виделись и того реже. Правда, когда-то давно Кирин муж даже приглашал их с Сергеем «на коктейль» — Сергей тогда безразлично пожал плечами: «Езжай… а мне чего-то не хочется». Женя дурой не была и сама понимала, что Сергей, будучи майором Управления по борьбе с экономическими преступлениями на коктейль к Кириному мужу не поедет. Хоть и надеялась. В общем, дружбы семьями не сложилось, а сама Кира звонила с периодичностью раз в два-три месяца, иногда ночью — плакала, что, наверное, муж от нее скоро уйдет, что она его опять видела с какой-то девкой, и тому подобное… Женя ее как могла утешала.

Но сегодня, надо отдать ей должное, Кира приехала только ради Жени.

Кира, оказывается, уже давно сменила ярко-красный «Мерседес» на белоснежный «Бентли». Куда они ехали, Женя даже не поинтересовалась, а Кира всю дорогу без устали болтала, успевая следить за дорогой. Колесили по Москве недолго, неизвестными Женьке проходными дворами, минуя забитые пробками проспекты, пробрались в центр. Здесь Кира втащила вялую подругу в какой-то ресторан и продолжила настойчиво ее уговаривать, хоть Женька вроде бы и не спорила.

— И твоя мама тоже хотя бы могла позвонить… Я так и не понимаю, почему она не приехала? Слушай… — с подозрением спросила Кира, — а почему это с ней разговаривал твой Салтыков? Возьми и позвони ей сама!

— У меня ее телефона нет… — Уже в который раз пожалела Женя. Вообще-то, мама сразу как вселилась в гостиницу, позвонила дочери и оставила свой номер (сотовый телефон она на отдыхе отключала вообще). Женя точно помнила, что вписала его в свою записную книжку. Правда, по нему ак ни разу и не звонила — обычно звонил Сережа, потом просто передавал трубку ей. Пару раз у Жени возникало желание позвонить маме самой, но, как назло, она не смогла найти книжку с телефонами. Она, конечно, могла спросить номер у Сергея, но теперь уже она просто не хотела разговаривать с мамой.

— Так он тебе еще и с родной матерью общаться не дает? — ужаснулась Кира. — Подруга, ты в курсе, что «Домострой» уже не актуален?

Женя смущенно пожала плечами, ей даже стало неловко за мужа. Если честно, Кирюша была немного не права: конечно, готовила и стирала Женя сама, так же как и отдраивала каждый миллиметр паркета, или обивки мебели — но это ей это было даже в удовольствие. Сама себя Женя в шутку называла профессиональной домохозяйкой. Еще бы кое-кто хоть иногда замечал, что рубашки у него каждое утро свежие, и что обедает он не вермишелью «Доширак».

Нет, положа руку на сердце, Женя не могла себя назвать затворницей, а Салтыкова мужем — тираном, но… так приятно, когда хоть кто — то тебя жалеет.

Кира улыбнулась кому-то за Жениной спиной — адресат улыбки тут же приблизился к столику:

— Кирюша, вот так встреча! — Мужчина легко и непринужденно чмокнул Киру в щеку. — Как наши дела? Кстати… ты просила, так вот — в конце месяца у меня образовалось окно, так что могу провести тебе пару сеансов. А ведь больше тебе и не надо, радость моя…

Кира кашлянула и весело представила Женю:

— Знакомься, это Володя Донин, частнопрактикующий психоаналитик. Скоро вся наша деревня будет у него в клиентах ходить.

— Владимир, — голубоглазый психоаналитик галантно поцеловал Женину руку, пристально глядя ей в глаза.

— Евгения, — смутилась Женя и действительно почувствовала, что до сегодняшнего дня была затворницей — с такими милыми психоаналитиками ей общаться еще не приходилось.

Кира, глядя на них, чему-то задумчиво улыбалась.

Утром Женю разбудил телефонный звонок — это был Дима Левченко:

— Здравствуй, я не слишком рано? — Женя успела взглянуть на часы — половина первого. Ничего себе поспала. Вчера после ресторана Женя заехала к Кире — немного поболтать, в итоге вернулась домой она далеко за полночь и не очень трезвая. Слава богу, что Сергей был на своем ночном дежурстве, иначе бы он как минимум сильно удивился — за все годы, что они с мужем друг друга знают, таких фортелей Женя не выкидывала ни разу.

Дима, услышав подтверждение, что Женя уже полдня, как на ногах, продолжать не решался — надолго замолчал.

— Ты не нашла их? — очень робко спросил он.

— Кого? — не поняла Женя, и тут к ужасу своему вспомнила, что когда Дима вез ее с кладбища, он попросил поискать дома какие-то документы — что-то такое Катя по его просьбе оформляла и… не успела отдать. Катина квартира выгорела не полностью, больше всего досталось, конечно, кухне, а вот комната пострадала меньше. Так Сергей сказал — Женя сама туда не ездила, и ехать не собирается. А вот Сережа там был и привез пару коробок с какими — то вещами и бумагами. Должен был и на Димкины документы наткнуться… Жене было больно даже думать об этом: какие-то бумаги в огне уцелели, а Катя — нет. Ни о каких документах она, конечно, не думала и ничего не искала:

— Нет, Дим, я ничего такого не нашла, — хрипло соврала Женя, потом устыдилась: может, действительно очень уж важные документы… Жить ведь как-то нужно. — Но я спрошу лучше у Сережи, он наверняка знает…

— Нет, что ты, не надо! — торопливо попросил Дима. — Я думал, может, на виду где лежат, а раз нет… Мне и так неловко, — и начал прощаться.

Женя положила трубку и пошла в душ. Мужа дома не было. Непонятно даже, заходил он домой после своего дежурства или нет. Еще вчера Женя, наверное, начала тут же ему названивать, или искать следы его пребывания в прихожей или на кухне, а сегодня ей было просто все равно. Если он и сегодня снова не придет ночевать, она, наверное, не сильно расстроится.

Последние несколько дней у Женьки не было человека ближе, чем Кира. Друзья после Катиных похорон особо не звонили. Только если с соболезнованиями — видно считали, что раз в семье горе, то неприлично посвящать его в свои радости или являться в гости. А от соболезнований у Жени уже скулы сводило. Сослуживцы в ее присутствие дружно делали скорбные лица и начинали обсуждать, кто у кого умер за последние десять лет и от чего.

Кирюшино же, теперь уже ежедневное появление в ее жизни, напоминало Жене ураган, который кружил ее, заставляя подлаживаться под Кирин же темп и выбрасывать из головы все лишние мысли. Кира бесцеремонно вваливалась в ее квартиру, заставляла наряжаться и краситься, тащила в какое-нибудь кафе, и постоянно с кем-то знакомила, знакомила… Кира заваливала ее свежими сплетнями из высшего общества — кто с кем спит и кто кого бросил; в подробностях пересказывала свои разборки с собственным супругом, но на Женю это угнетающе не действовало.

Пару раз, когда Кира заставала дома Сергея, она даже пыталась с ним подружиться: расспрашивала, делая вид, что ее интересует его работа; зазывала в гости — в ответ же получала только отказы, причем чаще невежливые. Кира пыталась и Женю о нем расспрашивать: чем Сергей занимается кроме работы, о чем думает, с кем дружит. Женя даже шутливо приревновала мужа:

— Ты влюбилась в него, что ли? Все Сережа, да Сережа…

— Я что умом двинулась, по-твоему? — вслух ужаснулась подруга. — Не, ну я не в том смысле. Его вполне может любить и нормальный человек. Наверное.

Жене эти разговоры не нравились, потому что она все яснее для себя понимала одну вещь: она о своем муже знает очень мало. Непозволительно мало. Она понятия не имела, с кем Сергей дружит — кроме Катьки — к чему стремится, что его беспокоит. А признаваться в этом Кире отчего-то не хотелось, потому Женя стремилась как можно скорее сменить тему: пыталась завести с подругой беседу о студенческих годах, о бывших однокурсниках, но Кира тему тут же отвергала, мол, она даже вспоминать об этом не хочет, потому как было это словно в другой жизни, и вообще, Кира тогда вела себя как круглая дура. Подруга вообще не любила говорить о прошлом.

Женя ее обидеть не хотела, потому не делилась с ней своими наблюдениями. А Женьке казалось, что Кира, несмотря на постоянно меняющийся внешний облик, внутренне не изменилась совершенно. Все тот же ураган, все те же амбиции и та же непоколебимая уверенность в собственной правоте. За это-то Женька Кирюшу и любила.

Сегодня у Женьки неожиданно случился выходной, и Кира, прознав об этом, тут же заявила, что через час ждет ее на своем «Бентли» у метро — поедут в любимый Кирин фитнес — центр:

— У меня там такой инструктор — обалдеть! У него бицепсы, как у меня талия, честное слово… И возражения не принимаются.

Женя возражать и не стала. Дело, правда, не в инструкторе — у Женьки все равно средств не хватит, чтобы водить его по ресторанам. Дело в том, что не далее, как позавчера, Кира внеслась в ее квартиру, небрежно поздоровалась с Сережей, а Женьку одарила замшевыми брючками от «Гуччи», сопроводив это такими вот словами:

— Две недели назад в Милане прикупила не меряя, а привезла сюда, смотрю — они на два размера больше. Не дай бог мне до таких габаритов разъесться. А тебе в самый раз будут.

И тут же сменила тему — Женька даже не успела сообразить, порадоваться ей подарку, или оскорбиться, что ее считают толстой.

Поэтому Женя и не стала спорить, а добросовестно отправилась поправлять фигуру.

Бицепцеватого инструктора она оценила и мысленно пожелала Кирюше удачи с ним. Но еще больше Женька оценила спа-массаж и сауну. Если есть на свете рай, то наверняка он похож на это место. Переусердствовав с тренажерами, Женька теперь расслаблялась и почти дремала, окутанная горячим влажным воздухом и усыпляемая непрерывным журчанием Кириного голоса. Но одна Кирюшина фраза все-таки заставила Женьку встрепенуться и даже начать думать:

— Он же тебе наверняка изменяет… — лениво заметила подруга, имея в виду, разумеется, Сережу.

— М-м-м… вряд ли, — промурлыкала Женька. — Он по характеру не бабник.

Подруга живо заинтересовалась и даже приподнялась с полки на локтях:

— У него что, с этим делом проблемы?

Женька тоже приподнялась и поспешила заступиться за мужа:

— Почему сразу проблемы? Девок у него было море, но это раньше! До того, как мы поженились. Уж где-где, а в постели у нас с Сережкой проблем нет.

Кирюша успокоилась, снова легла на полку и хмыкнула:

— Я, конечно, не кладезь житейских мудростей…

— Это уж точно! — поддела ее Женька, но Кира на нее внимания не обратила и продолжила:

— …но главная ошибка женщин в том, что они считают, что, женившись, их мужья живенько меняют свои привычки и из гуляк превращаются в домашнюю мебель. Нет, Женечка, мой жизненный опыт научил меня, что ни черта они не меняются. Да ты и сама говоришь, что твоего Салтыкова дома сутками не бывает.

— Он работает, Кирюш! — тут же повторила Женька любимую мужнину фразу — отговорку. — А про то, что я тебе рассказывала, так он тогда в командировке был.

Про себя Женя вдруг отметила, что командировка все-таки была странной: уехал в среду, сказал, что на пару дней, а вернулся той же ночью — злой, с запахом спирта, но вполне трезвый. Интересная командировка. Но под утро — пьяный, пропахший духами, и измазанный помадой не являлся ни разу.

— В командировке… — усмехнулась Кира. — А ты уверена? Согласись все-таки, что теоретически — мог.

Женьке разговор наскучил и даже откровенно раздражал, лишь бы его прекратить, она ляпнула:

— Ну хорошо, мог, мог! Я ведь за ним не слежу!

Кира как будто этого и ждала, она быстро села на полке и, делая страшные глаза, зашептала:

— Я же говорю — изменяет! И как ты это терпишь?

— Но ты же терпишь! — огрызнулась Женька.

— Я?! — возмутилась было Кира, но тут же заговорила насмешливо — поучительным тоном. — Милая моя, когда он после каждого загула дарит тебе по брюлику в четыре карата, или последнюю марку «Мерседеса», можно и потерпеть…

«То — то ты машины так часто меняешь», — еще раз огрызнулась, но уже про себя Женя.

— …К тому же у меня двое детей, — продолжала Кира, — мне их на ноги надо ставить. Да и люблю я его — как же его брошу? — И снова замолчала, как будто впервые об этом задумалась. Потом спросила. — Ты своего Салтыкова до сих пор любишь?

Женя ответила честно — так, как чувствовала. То, что они с Кирой были из разных миров, и очень скоро снова разойдутся по своим мирам, очень способствовало откровению:

— Не знаю. Раньше любила, а после всего этого — не знаю. Мне иногда кажется, что я ему мешаю, что если бы меня в его квартире не было, он бы появлялся там чаще… — Женя, нежась в тепле, грустно усмехнулась и начала рассказывать: — У нас квартиры на одной лестничной площадке были — родители дружили, ну и мы тоже. Сережа мне всегда нравился — он симпатичный был, спортом занимался, девчонки вокруг него постоянно вились. Помню — я тогда школу заканчивала — мы с ним стоим на балконе, он мне что-то рассказывает, а я не слушаю. Просто смотрю на него и понимаю, что он — самый-самый лучший и что никто мне не нужен кроме него. А он на меня ноль внимания, все как на девочку — соседку смотрел. Сестра за ним тоже бегала… Смешно… мы с ней из-за Сережки чуть не дрались: однажды родители его на дачу укатили, а он дома гулянку устраивал, сокурсников его целая квартира набилась, ну и нас с Катькой позвал. А пока мы у себя наряжались, Катька меня в ванной заперла. А потом она знаешь, что придумала? На юрфак, говорит, буду поступать, а Сережа мне помогать будет. Уже когда Катька институт заканчивала, у них роман начался, а я все ждала, ждала его… Я тогда все не понимала, почему он на ней не женился. Катька не рассказывала, а у него вообще на эту тему — табу.

— И как они потом общались? — лениво спросила Кира.

— Нормально. Просто на удивление нормально. Я тогда переживала, думала и Сергей нашу семью за километр обходить станет. И Катька, если я в Сережкину сторону гляну, со мной рассорится. Потом только поняла, что любовью там и не пахло — просто они оба молодые были, много времени проводили вместе и комплексами не страдали. В отличие от меня.

— Да-а… — протянула Кира. А Женя тут же пожалела, что все это ей рассказала. — Мне, кстати, никогда твой Салтыков не нравился: мало того, что он обеспечить тебя не может по-человечески, так еще и… Понимаешь, мужчина — он каменной стеной должен быть! Защитником! А какой же твой Сережа защитник? От кого он тебя защищает? Ну, может быть он кого-то и защищает, только не тебя почему-то. Копается чего-то в своей ментовке — в свое удовольствие, наверное… А чуть дома проблемы начались — и вовсе ноги делает! Терпеть таких не могу!..

Пока ехали назад, обе подруги молчали. Кира напряженно о чем-то думала; размышляла и Женя — мысль о неверности мужа ее все-таки задела. Но унижаться — проверять на дежурствах ли он, названивать в неподходящее время она не станет. К тому же у Жени была развита интуиция, и сейчас эта интуиция подсказывала, что волноваться не о чем. Адреналина Сереже вполне хватает на работе, а в отношениях он любит покой, уют и стабильность. Нет, не станет он приключений на стороне искать — характер не тот.

Домой Женька приехала раньше мужа, что не удивительно, и настроение было приподнятым — великая вещь спа-массаж! Усидеть на месте она не смогла: на скорую руку порубила салатиков, запекла рыбу в кляре и нашла в домашних запасах бутылку вина. В спальне расставила ароматические свечки.

«Хоть бы пожар не устроить…» — глупо хихикнула про себя.

А в гостиной сервировала столик на двоих, опять же со свечами, бокалами и «праздничной» посудой. Потом долго и придирчиво рассматривала себя в зеркале. В конце концов, пришла к выводу, что это не она толстая, а Кирюшка слишком тощая. Задумалась, какое белье надеть — красное или черно? Черное или красное? Остановилась на черном, а на плечи накинула полупрозрачный пеньюар. Все остальное время Женя уговаривала себя, что не будет раздражаться, если муж явится поздно.

Как ни странно, Сережа приехал совсем не поздно — семи еще не было. Женя, стараясь выглядеть роковой необузданной красоткой, встретила его в прихожей.

— У нас что — гости? — шепотом спросил Салтыков, уже разглядев в гостиной столик, и лишь потом обратив внимание на облик жены.

— Слава богу, нет.

Женька подала ему тапочки — это было не слишком эротично, но грязь в квартире ей не нужна — и за руку потащила его в комнату, призывно глядя в глаза и пытаясь гипнотизировать. С трудом подавила улыбку — в глазах у Сережи читалось непонимание и даже испуг. Он, наверное, думал, что его снова ожидает скандал. Усадив мужа ужинать, Женька долго искала по квартире зажигалку, чтобы поджечь свечки, потушила верхний свет и потом только села сама. Не на стул, а мужу на колени:

— Как прошел день? — поливая рыбу соусом, поинтересовалась она.

— Тебе правда интересно?

— Не-а. Просто подтверди, что дежурства у тебя сегодня нет.

Сережа уже понял, что его спокойствию сегодня ничего не угрожает, потому легко поддержал шутливый тон:

— Сейчас подумаем… — он приспустил пеньюар, оголяя Женькино плечико и легко касаясь его губами: — нет… пожалуй, сегодня нет. Всех взяточников не переловишь.

Женька рассмеялась и подставила для поцелуя губы.

Зазвучала электронная мелодия — Женька сперва не поняла, что это, а потом до нее дошло — сотовый. Сергеев. Муж, мгновенно посерьезнев, ненавязчиво согнал ее с колен и сам отошел к окну. Разговаривал недолго, в основном отвечал и все более озабоченным становился, в конце разговора неуверенно ответил:

— Нет… я сегодня не могу…

Отключив телефон, снова сел к столу, властно, словно куклу, усадив Женьку себе на колени:

— Продолжим?

Но взгляд его теперь был напряженным, мысленно он уже был не с ней. Но хотя бы не сбежал, и то плюс.

— Продолжим, — она снова обвила его шею руками.

Впрочем, дальше поцелуя опять не пошло:

— Подожди-подожди… — вырвался из ее объятий Сережа и теперь уже сам стал набирать номер: — слушай, Паш, я сейчас подумал, а что если…

Не отпуская Женю, он минут десять беседовал со своим Пашей, просил его что — то сделать, и если что — сразу звонить. Устав слушать разговор, Женя сама слезла с колен, запахнула халатик села на стул напротив и без аппетита начала есть салат. От мысли, что он, пока целовал ее, действительно думал о своих бесконечных мошенниках, ей стало противно.

Наговорившись, Сережа тоже занялся едой, и тоже без аппетита. В какой — то момент Жене даже неловко стало: может, у него там, на работе действительно что — то важное сейчас свершается, а она Сергея чуть ли не силком держит тут.

— Что, очередной выезд? — наконец, спросила Женя.

— Ты же слышала, я сказал, что не приеду.

— Сереж, мне иногда кажется, что это не твой Мухин тебя у меня крадет, а я у Мухина. Ты поезжай, пожалуйста — все равно будешь теперь весь вечер сидеть с кислой физиономией. Зачем ты мне такой?

Сережа молча ел еще секунд десять — Женька почти чувствовала, какая внутренняя борьба в нем идет. Потом резко сорвался и метнулся в прихожую:

— Жень, я скоро — туда и обратно…

Женька смотрела окно, как отъезжает его машина, и негромко сказала:

— Пропади она пропадом, твоя ментура.

Через час, когда Женя уже умылась, переоделась в хлопчатобумажную сорочку и собралась лечь спать, в дверь требовательно позвонили. Она пошла открывать нехотя и почему-то очень надеялась, что это не Сережа.

«Кто угодно, хоть грабители. Только не он».

На пороге стояла Кира, опять, словно ураган она внеслась в квартиру и, не разуваясь, пролетела в комнату. Бросила сумку на диван, взяла из вазы дольку апельсина. Все это сопровождалось торопливым щебетом:

— Я не разбудила, надеюсь? А Салтыков на работе, конечно? Я прямо удивлена… — делано изумилась она. — Ну да черт с ним. Я тебе совсем забыла утром сказать — завтра в Никольском переулке, в клубе — выставка-презентация какого-то художника — то ли сюрреалиста, то ли экспрессиониста. А вообще не важно… Его мой благоверный спонсирует. Я же помню, ты от этих экспрессионистов тащишься…

— Вообще-то я импрессионистов люблю. Мане, Ренуар…

— Да? — удивилась Кира. — Ну, этот… я слышала, тоже ничего — про него сейчас в тусовке только и говорят. — Кира не упомянула, что говорили о художнике только благодаря стараниям ее мужа. — Так вот, у меня как раз есть лишний пригласительный на двух персон. На завтра, на вечер.

— Кирюш, спасибо тебе, но Сережа ведь работает. И вообще…

— Что вообще?! Твой Сережа сто лет уже не выбирался никуда, и ты, кстати, тоже. Так что слышать ничего не желаю: чтобы завтра оба были на выставке. — И уже полушутя: — ты ему объясни как-нибудь, что это не воровская сходка, а вполне себе светское мероприятие. Пусть только попробует не прийти!

Идти ей никуда не хотелось, да еще и на вечеринку, где она вообще никого не знает. Можно было, конечно, решительно отказаться, но Женя патологически боялась обижать людей. Кира для нее ведь старается.

Оставив после себя аромат вязко-сладких духов и следы грязи на паркете, Кира, так же быстро, как вошла, упорхнула за дверь, даже на лестничной площадке продолжая щебетать:

— Салтыкову твоему обязательно нужно развеяться. Пусть уже поймет, наконец, что раз я твоя лучшая подруга, то и ему со мной придется общаться. Все, целую! — И умчалась, цокая каблучками.

А Женя намочила под водой тряпку и начала отмывать паркет.

* * *

«Нужно все рассказать Жене» — твердо решил Валера несколько дней назад и с тех пор ждал подходящего случая.

Прошло уже две недели, а от Тани по-прежнему не были вестей. В какой-то момент Валера совершенно перестал надеяться: он не верил, что настолько безразличен Тане, что, будь она жива, она за столько времени не подала о себе хоть какой-то знак. Значит, Тани больше нет. Но и оставить все как есть Валера не мог: Салтыков должен был ответить за Таню. Пусть не перед законом, так хотя бы перед ним!

В том, что виноват именно Салтыков Валера больше и не сомневался. Кроме записи камеры наблюдения у него было еще кое-что, не менее важное — когда Валера, поднимая все свои связи, попытался запеленговать сотовый Тани, выяснилось, что он подает очень слабый сигнал из района, где находилась квартира Салтыкова. Идти с этой информацией в полицию Валера не видел смысла. Исаков ясно дал понять, что даже если добыть запись, на которой видно, что Салтыков собственноручно убивает Астафьеву, они и тогда найдут для своего «кореша» отмазку.

Отныне Валера надеялся только на себя.

Отыскать в купленной на Горбушке базе данных домашний адрес Салтыкова, труда не составило, и теперь каждый час, свободный от работы, Валера просиживал в автомобиле напротив его подъезда, надеясь, хоть там выйти на след Тани. Но узнал немного. Увидел жену Салтыкова, которая одновременно и сестра покойной Астафьевой и еще раз убедился, то мент Салтыков — редкая скотина. Тот даже не делал вид, что сочувствует жене и поддерживает ее: возвращался домой только ближе к полуночи, раз в два дня обязательно доводил жену до слез — Валера видел ее выбегающей из дома с заплаканными глазами. Вместе он их видел всего раз: утром Салтыков подвозил жену на работу. Она снова была с покрасневшими глазами, а он вел ее с таким лицом, с каким, наверное, ведет своих заключенных в камеру. Валера совсем не знал эту женщину, но уже сочувствовал ей: наверняка она хороший человек, в отличие от мужа, да и сестрицы — можно ей довериться.