Старогорск

К десяти часам следующего дня я уже сидел в Пиццерии и смаковал пиццу, старясь не обращать на витающий тошнотворный запах переваренных пельменей. С утра пораньше я успел отзвониться редактору газеты (Севухина никто не опознал — ждите), успел забежать к Юрке, но ему было явно не до меня, так что ноги сами повели меня в Пиццерию. Признаться, в глубине души надеялся застать там Таню. Телефона ее у меня не было, и заявиться к ней в библиотеку просто так я не мог — она меня не приглашала, а навязываться я не люблю. Так что другого выхода, кроме как ждать, что она спустится обедать, у меня не было.

Поговорили мы вчера с ней не очень хорошо. Настораживали меня и ее попытки «облагородить» Ваганова: то ли Таня так посмеивается надо мной, то ли это всерьез — тогда мне ловить здесь нечего. В общем, я сидел, дожевывал третью порцию пиццы и размышлял о загадочной женской душе. Правда, я все-таки параллельно придумывал повод появиться в библиотеке, как вдруг повод возник сам. Вошел Максим Федин, внимательно пошарил взглядом по столикам, наткнулся на меня и сразу подсел:

— Шорохову не видел? — спросил он первым делом.

Я покачал головой, но тут же насторожился:

— А она тебе зачем?

Макс не ответил, но глаза его так хищно поблескивали, что ежу было ясно — не на романтичное свидание он ее собирается приглашать. Так что я успокоился. А приступив к свежеиспеченной пицце, Федин сам не выдержал и раскололся:

— Вчера машину нашли, на которой Каравчук… ну покойник этот, которого возле трассы нашли, от Тани уезжал. А в леске через тридцать метров нашли и водителя.

— Мертв?

Федин кивнул:

— Хочу, чтобы Татьяна его опознала, кроме нее его никто не видел.

— Вроде же есть второй свидетель?

— Агеев-то? Я его найти не могу, к телефону не подходит. И у Тани домашний телефон молчит.

— Так она на работе, наверное, — обрадовался я, и смело повел Федина в библиотеку.

Ох, где мои семнадцать лет… Помнится, когда я был студентом, у нас в читальном зале сидели тетки как на подбор — предпенсионного возраста и с таким выражением лица, что всем становилось ясно, книжки лучше вернуть в срок. Старогорскому же университету повезло: читальный зал был небольшим, библиотекарей всего двое, но на обеих я смотрел бы и смотрел. Одна — блондинка, немного полновата, но ей это даже шло. Ну а вторая — Таня, эпитеты излишни.

Пришли мы с Фединым немного не вовремя — от библиотекарской стойки тянулась порядочная вереница студентов, так что пришлось подождать. Федин, ни на кого не обращая внимания, заполнял какой-то бланк для допроса, а я от нечего делать рассматривал корешки книг. И все-таки наше появление незамеченным не осталось — блондинка заговорщически улыбалась и время от времени шептала что-то Тане, поглядывая в нашу сторону. Та только фыркала и отвечала сквозь зубы.

Когда студенты разбрелись, Максим ушел предъявлять фото водителя для опознания, а я по-прежнему рассматривал книги и чувствовал себя здесь лишним. Какого черта я сюда пришел? Чего от нее хочу? Она ведь ясно дала понять, что знакомство продолжать не желает… Из-за библиотекарской стойки вышла блондинка — библиотекарша, неся перед собой стопку книг. Книг было немного, но своей походке она уделяла куда больше внимания, поэтому ничего удивительного, что, проходя мимо меня, блондинка книги таки уронила и, ойкнув, кинулась их собирать. Ну согласитесь, что не по — джентельменски было бы ей не помочь.

— Уф… спасибо. Что-то я такая неловкая в последнее время, — девушка сложила книжки и утомленно опустилась на скамью, где только что сидел я. Но тут же протянула руку, здороваясь. — Я Лина. Сокращение от Ангелины.

Я подобрал последние книги и сел рядом:

— А я Леша. Сокращение от Алексея.

— А я знаю, — лукаво улыбнулась Ангелина.

Так как девушка явно не спешила, я с готовностью продолжил светскую беседу:

— Милый у вас читальный зал.

— Милый. Я здесь временно работаю.

— Пока что-нибудь получше не подыщите?

— Пока замуж не выйду, — продолжая улыбаться, Ангелина закинула ногу на ногу.

— М-м-м… — многозначительно хмыкнул я. — И скоро счастливое событие?

Лина еще обворожительней улыбнулась:

— Как знать. Дольше, чем полгода я незамужней не хожу.

Я уже опасливо оглянулся на Федина — беседа перестала мне нравиться, и я не против был уйти. А Лина вдруг придвинулась еще ближе и, дотянувшись до моего уха, игриво спросила:

— Алексей, а вы правда неженаты? Или вы из тех, кто во время командировок обручальное колечко снимает?

Я не нашел, что ответить. Вопрос был не сложным, но в одночасье стать предметом охоты всех незамужних старогорских девиц мне не хотелось. К тому же я наблюдал, как Таня, беседуя с Фединым и поглядывая в нашу сторону, вдруг быстро вышла из-за стойки и, подлетев к нам, требовательно сказала моей собеседнице:

— Лин, тебя Дарья Сергеевна ищет.

— Подождет, — отмахнулась она.

— Она просила, чтобы ты прямо сейчас подошла, — не отставала Таня, буквально прожигая коллегу взглядом, который говорил куда больше, чем слова. Я с интересом за ними наблюдал.

В конце концов, Лина не выдержала — встала и ушла, гордо подняв голову, а Таня провожала ее глазами.

— Дарья Сергеевна правда ищет, или ты просто так ее отослала? — сказал я только чтобы напомнить о себе.

Таня повернулась ко мне и поморщилась так, будто увидела таракана:

— С каких пор мы на «ты»?

Прямо пунктик у нее с этим «тыканьем». Больное самолюбие, не иначе.

— Со вчерашнего вечера, забыла? Ты сама предложила, между прочим.

— Не было такого, — после секундного замешательства уже менее уверено ответила она.

— Ладно, не было, — легко признался я, — тогда предлагаю перейти сейчас.

Если продолжать аналогию с тараканом, то сейчас Таня решала: раздавить или жалко пачкать туфельку? В общем, я уже понял, что момент выбрал неудачный. Хорошо, что вовремя появился Федин и развеял как-то обстановку:

— Таня, до обеда нужно успеть в морг — если едем, то собирайся сейчас.

— Макс, я сегодня абсолютно свободен, могу вас подкинуть, — вмешался я.

Федин, разумеется, возражать не стал — выделять для поездки в морг служебную машину никто ему не станет, а толкаться в час-пик в общественном транспорте приятного мало.

Главная беда крупных городов — пробки на дорогах — до подмосковного Старогорска еще добраться не успела, так что передвигаться со скоростью черепахи нам не пришлось, а кое — где я даже смог развить приличную скорость. Мы с Фединым переговаривались, обсуждая, как лучше проехать, а Таня больше молчала, отвернувшись к окну.

Недолго поколесив по городу, минут через десять мы уже подъехали к Бюро судебно — медицинской экспертизы, прозванном в простонародье моргом. Бюро находилось на территории городской больницы — серенькое неприметное здание с бронированной дверью и затемненными окнами.

— Таня, а тебе в морге бывать приходилось? — спросил я, ставя машину на сигнализацию.

— Давно, еще на практике. У меня образование юридическое.

Судя по тому, как она поежилась и передернула плечиками, вспоминания те были не из приятных — я ее вполне понимал.

— Так ты юрист? Тогда разреши поддержать тебя, как коллегу, — я подал ей руку и смело шагнул за Фединым в помещение, из которого так и несло подвальным холодком.

Внутри здание казалось куда более обширным, чем снаружи, так что по коридорам и лестницам мы то спускались, то поднимались довольно долго. А по пути Максим зачем — то делился деталям обнаружения трупа. Нашли владельца автомобиля за городом вдоль той же трассы, куда мы выезжали с Вагановым, но чуть дальше, за поворотом в какой — то пригородный поселок. Убили, как сразу заявил эксперт очень недавно, не более суток назад — может быть, в то время, когда проводили опознание в кабинете Ваганова. Мужчине около тридцати лет, и под описание Тани он вполне подходил, даже куртка с орлом и та была на нем, а убили водителя, как и Каравчука — с помощью ножа. Но его в отличие от Каравчука пока не опознали — документов нет ни в карманах, ни в машине.

— А автомобиль на кого зарегистрирован? — поинтересовалась Таня.

— На некую Петренко, пенсионерку шестидесяти семи лет. Машина либо угнана, либо на ней по доверенности катались. С Петренко пока наши не связались.

Когда мы спустились в коридорчик, ведущий непосредственно в танатологическое отделение, я начал нервничать:

— Макс, а что обязательно сюда нужно было тащиться, по фототаблицам его опознать нельзя?

— По фототаблицам Таня его не опознала, — терпеливо объяснил Федин. — Там четкость плохая, сам понимаешь.

Холодом повеяло еще сильнее и, кажется, я даже почувствовал запах формалина — самый ненавистный мною запах.

Перед дверью в отделение, я крепче сжал Танину ладошку, а она украдкой вопросительно на меня посмотрела, но руку не забрала. Запах формалина чувствовался уже явно, причем с примесями еще чего — то — и я даже не хотел знать чего… У стен на каталках умершие, покрытые застиранными простынями так, что торчали только синюшные пятки. Некоторые трупы, впрочем, были не покрыты. Мне очень некстати вспомнился запах пельменей в Пиццерии, а потом и пицца, которой я обедал полчаса назад…

— Я вообще не знаю, смогу ли его опознать… — торопливо заговорила Таня. — Я его живым бы не узнала, а так, тем более. Надеюсь, это у вас не единственная зацепка?

— Не узнаешь, так не узнаешь, на крайний случай у нас еще Петренко есть, — отмахнулся Федин, но тут же добавил негромко. — Но лучше конечно, чтобы ты его опознала.

Если бы меня тошнило чуть меньше, я бы обязательно занудно добавил, что опознание должно быть непредвзятым, а за подобные просьбы Федину можно и отвод заявить. Только вот клиент мертв, так что жаловаться все равно некому.

— Привет, Петр Иваныч, — поздоровался Максим с выплывшим из боковой двери сухонький мужичком — судмедэкспертом в зеленом хирургической костюме и зеленых же нарукавниках.

— Здорово, Максим! — Эксперт протянул Федину руку и опасливо окинул взглядом нас с Таней. — Родственники?

— Свидетели на опознание, — пояснил Максим, а эксперт тут же взялся за Танину руку:

— Топорков, — охотно представился он. А я, хоть и явственно чувствовал съеденную пиццу в своем желудке, но меня хватило на то, чтобы с сарказмом заметить про себя: фамилия подходящая… А потом Топорков и мне протянул руку — я на нее покосился. В перчатках.

— Да не волнуйтесь, молодой человек, чистые. Вы, наверное, на счет вчерашнего вечернего, да? Хороший, Максимка, вчера паренек попался — свежий… — потом эксперт покосился на нас с Таней и заговорил тише, с одним Максимом, а потом они и вовсе направились к одной из каталок.

— Чего ты, пошли… — шепнула Таня, потому что я все еще крепко держал ее за руку и очень не хотел, чтобы она шла к каталке. Но мы все-таки подошли.

— У паренька вашего горло перерезано… — пояснил добрый эксперт, прежде чем откинуть простыню, — да и шейка свернута — голова, в общем, на одном кожном лоскуте держится… Я вас заранее предупреждаю, чтобы никому плохо не стало.

Пицца зашевелилась и начала подниматься вверх по пищеводу.

— Он? — спросил Макс у Тани.

Татьяна, наморщив лобик и осторожно дыша, изучала лицо убитого мужчины — желтушное, с приоткрытыми мутными глазами. Я предпочел изучать кафельную стену.

— Да я не видела его лица, Максим… Покажите руки — он курил там, у машины, у него пальцы были очень крупными и, кажется, с наколками. Эксперт послушно откинул простыню, скрывавшую рану, которая и правда была «от уха до уха». Пицца начала подступать к горлу, а Таня зло зыркнула на меня и выдернула ладонь. Я, наверное, сжал ее слишком сильно.

— Ну — на месте наколки, — обрадовался Федин. — Значит, он?

— Наверное, он…Максим, а ведь он, скорее всего, судимый? Тогда и данные его в картотеку должны быть занесены. А наколотые перстни — это что значит, я не разбираюсь…

Максим пожал плечами:

— Ну вот эта, например… — на прямоугольнике перстня был обозначен черт за колючей проволокой, — дословно обозначает «Дал раскрутку в зоне». В смысле дополнительный срок получил уже в зоне. Эта… — ромб, разделенный на четыре треугольника, два из которых остались не закрашенными. — Эта значит, что покойничек наш был «отрицалой» — показания следакам не давал — очень уважаемая наколка, кстати. Ну эта, — два треугольника, соприкасающихся вершинами. Из основания одного исходят несколько штрихов, — эта самая интересная для нас — сколько шрихов от треугольника отходит — столько лет он просидел. Наш «клиент» выходит, сидел… раз, два, три, четыре, пять — шесть лет! Остальное так… понт зэковский.

Пока Федин произносил этот монолог, явно гордясь собой, Таня слушала его, едва не приоткрыв рот, даже видавший виды эксперт поглядывал на Федина с уважением. Мы все, конечно, не знали, что фототаблицы с изображением «перстней» были готовы еще сегодня утром — Федин показал их своему приятелю Соколку, а тот-то и проинструктировал Макса по каждой татуировке в отдельности. Вот познаниям такого рода у Соколка-Бритого Затылка я бы, по крайней мере, не удивился.

Бюро мы покидали стремительно и нигде не задерживаясь — я летел впереди, а Федин еще «допудривал» Тане мозги своими татуировками. Уже на улице, я надышаться не мог необыкновенно свежим после морга воздух, а Макс все не унимался:

— Мы на «перстни» сразу внимание обратили. Запрос в ИЦ Ваганов сегодня должен отправить, и пальцы откатали. Если осужден был в Москве или в области, не сегодня — завтра его данные будут у нас.

У Федина были еще какие-то вопросы к судмедэксперту, так что, получив от Тани все нужные ему подписи, он вернулся в бюро. Я закурил — никотин всегда действовал на мой желудок успокаивающе — и ждал, когда Таня мило упорхнет, сославшись на мифические дела. Но она ненавязчиво «стрельнув» у меня сигаретку, прислонилась к дверце моей «Бэхи» поглядывала на меня с веселыми искорками в изумрудных глазах. Странно, но после посещения морга ее настроение явно улучшилось.

— Я поняла, почему ты из полиции ушел, — заметила она. Довольно ехидно заметила и, наверное, ждала, что я засмущаюсь.

— Просто я пообедал только что. И, кстати, работая в адвокатуре, я в моргах бываю чаще, чем до увольнения. Думаешь, полиция расследует только изощренные убийства? Гадай дальше.

— А что тогда? Банальное мало денег, много работы?

Похоже, Таню только это во мне и занимало. Докатился. Девушки интересуются мною благодаря моей бывшей работе. Стараясь сохранять таинственную улыбку, я бросил недокуренную сигарету и сел в машину. Таня не замедлила присоединиться:

— Меня обратно в университет отвези, пожалуйста.

Минуты три она делал вид, что заданный еще на улице вопрос ее не очень-то интересует. Но вскоре не выдержала:

— Серьезно, почему ты ушел?

— Я бы на твоем месте интересовался, почему вообще там работал, — неохотно ответил я, — я бы там долго не протянул — или спился бы, или крыша съехала. Нормальный человек там вообще долго работать не сможет, как только романтическая дурь из головы выветрится, человек нормальный, как правило, оттуда бежит.

— Федин, по-твоему, ненормальный?

— У него дурь как раз еще не выветрилась. Ты спроси его об этой работе через годик-другой.

Таня же была со мной в корне не согласна:

— Ну хорошо, а в существование следователей от Бога ты принципиально не веришь, да? Тот же Юрия Николаевич…

— А что — Юрий Николаевич? Ты забыла, как он тебя чуть не до истерики довел? Может, он и от Бога следователь, но у него уже та стадия прогрессирует, когда человек ни думать, ни говорить, ни о чем, кроме работы не может. Он из породы фанатиков, которые для достижения цели все готовы принести в жертву. Себя, собственную семью, друзей — всех! И что самое страшное, они считают, что это нормально. Жена, думаешь, от него от хорошей жизни ушла?

— Ну да, — хмыкнула Таня, — мало того, что все опера и следователи алкоголики, психи и фанатики, так они еще и поголовно разведенные!

— Нет, разведенные не все. Россия всегда славилась героическими женщинами.

— Это потому что героические мужчины в России давно перевелись, — усмехнулась Таня.

— Типичные рассуждения незамужней одинокой женщины. — Таня явно собралась что-то возразить, но я ее опередил: — может, ты не хотела это обнародовать, но так как ты критикуют мужчин в основном незамужние и одинокие.

Сказал и ждал ее реакции. Нет, в том, что никаких более-менее серьезных отношений у нее нет — по крайней мере, сейчас — я не сомневался. Просто я проверял, может, такая тактика ухаживания Тане больше по душе?

— Ладно, один-один, — только и ответила она уже безо всякой веселости в глазах и отвернулась к окну.

Кажется, я все-таки ее обидел. Ее университет был все ближе, а расставаться на такой ноте не хотелось.

— Все, что я тебе рассказал — это можно было бы терпеть еще много времени, если бы не последнее мое дело… — Я говорил через силу. Признаться, Таня была первой, кому я вообще это рассказывал. — Прихватили парня — мальчишку семнадцати лет — наркомана, я пообещал отпустить, если сдаст того, кто продавал ему наркоту. Он сдал — я отпустил. А через неделю из реки выловили его труп.

Я не поворачивался к Тане, но боковым зрением видел, что она смотрит на меня. Больше всего не хотел услышать от нее, что это была не моя вина. Потому что это было неправдой. Но Таня так ничего и не сказала, только взяла меня за руку, так же как я ее полчаса назад.

Но, уверен, она все же подумала, что туда мне и дорога — в адвокаты — настоящего следователя типа Ваганова это бы не сломало, он остался бы при должности, постарался забыть о смерти мальчишки и прищучил бы всю банду. Хорошо, что она промолчала.