Март 1990 г. Азербайджанская ССР, г. Баку
Рассвело.
Сквозь пасмурную пелену рябит мелкий назойливый дождь. В его сырой хмари никак не понять – который сейчас час.
Кровать Лисы стоит у окна – ногами к подоконнику, изголовьем ко всей остальной палате. Чугунную голову не повернуть, и из-за этого рассмотреть новое обиталище повнимательнее не получается. Но и на первый взгляд, всерьёз урезанный выпирающими краями пропитанной холодным потом подушки, – картинка безрадостная: грозно-серое обилие железных кроватных силуэтов выглядит зловеще и тревожит до заполошного сердцебиения.
Непогода… Тишина, подчёркнутая монотонным шелестом дождя, давит, будто могильная плита…
«Все спят, и я ещё подремлю», – решила не поддаваться глупым страхам Лиса.
Решила, сосредоточилась и в самом деле вскоре уснула.
Разбудил её неприятный скребущий звук. Словно затупившимся стеклянным сколышем соскребали закаменевшую мастику со старого наборного паркета. Лиса испуганно открыла глаза и наткнулась на чужой неприязненный взгляд. На соседней койке, в беззастенчиво распахнутом халате, сложив ноги калачиком и откинувшись на крашеную в салатный цвет стену, сидела пожилая худощавая женщина и звучно расчёсывала уродливый поперечный шрам, располосовавший её живот. Пальцы на смуглой крупной кисти незнакомки были длинными и на вид грубыми, неухоженными. Швы на её шраме ещё не сняли, и белые нити, в утреннем дождливом сумраке контрастирующие с тёмной кожей, напоминали канцелярские скобы от стиплера. Меланхоличные движения рук странной незнакомки притягивали взгляд словно магнитом. Лисе они почему-то напомнили характерные почёсывания страдающих хроническим педикулёзом обезьян из бакинского зоопарка.
«Недоразумение, а не женщина!» – вздохнула Лиса. Ещё раз взглянув на серую мглу за окном, она окончательно поняла, что не спит, и этот кошмар на соседней койке происходит наяву.
Соседка продолжала смотреть на неё безо всякого стеснения и с каким-то злым вызовом. Лисе даже показалось, что она чем-то ей насолила. Нечаянно, сама того не зная. Может, заняла её кровать?.. Недоумевать можно было до бесконечности, и Лиса просто отвернулась лицом к стене, но сохранившееся в памяти тёмное скуластое лицо с выпирающими вперёд зубами мешало успокоиться и уснуть. Потом, по-видимому, она всё же задремала и упустила нить событий.
Когда Лиса снова открыла глаза, её соседки оживлённо переговаривались, что-то объясняя медперсоналу и указывая на опустевшую кровать. Странной женщины не было.
Сбежала.
Картина случившегося прояснилась лишь после тотального опроса всех и вся.
В палате беглянку осуждали не столько за её внезапный побег, сколько за отношение к ребёнку. Неделю назад она родила слабенького семимесячного мальчишку. Синюшного и вялого. «Не жилец», – опытным глазом определили акушерки, но доктора, пытаясь выходить обречённого заморыша, поместили того в барокамеру. Теперь, если выписка непутёвой матери и состоится, то с неопределённым результатом и далеко, где-то за горами. Едва прознав об этом, та тут же предприняла первую попытку побега. Её вернули. И возвращали так несколько раз. Сегодняшний случай – лишь удачное повторение предыдущих попыток. Рассказывали, что в прошлые разы она вырывалась и кричала, что хочет к мужу, и что никакой ребенок ей и сто лет не нужен. Тем более больной.
– Конечно, она же после кесарева, – нашла объяснение одна из соседок по палате. – Не прочувствовала, как родила. Помучилась бы с наше, поняла бы, что такое ребёнок.
– При чём тут кесарево?! – возразила другая. – Не мать это, сорока какая-то!
– Она мужа любит! Любовь у них… Понимать надо…
– Ага, страшная, как смерть, и вдруг «любит»! Кому она такая нужна? – засмеялся кто-то в дальнем углу.
– А ты мужа видела? Не видела?.. Этот ещё «краше»! Страшный, как чёрт, и, к тому же, глухонемой! Говорят, они в интернате для недоразвитых познакомились! Инвалидская семейка!
В палате дружно прыснули, но тут же умолкли, чутко прислушиваясь к происходящему за её стенами. Там, в коридоре, послышалось непонятная возня, потом кто-то уронил что-то тяжёлое и с облегчением сообщил:
– Она на первом этаже! Там к ней муж пришёл. Целуются, как ненормальные!
В роддоме развлечений не много, и женщины тут же заторопились на выход.
Озвученная неопознанным голосом информация подтвердилась – далеко соседка не убежала. Муж – такой же тёмный, неопрятный человек – кормил её конфетами, доставая их по одной из карманов широченных, мятых штанов и предупредительно развёртывая фантики. Там, в его бездонных карманах, похоже, был спрятан целый кулёк шоколадных конфет. Было видно, что незатейливый процесс, состоящий из монотонного повтора исполненных ласки движений, доставляет беглянке и её звероподобному мужу нешуточное удовольствие. Лиса тут же вспомнила, как ранним утром с такой же механической монотонностью странная соседка расчёсывала свой жуткий шрам. Накативший за этим воспоминанием приступ отвращения был настолько силён, что Лису чуть не вывернуло. «Инвалидская семейка!» – сжав губы, мысленно повторила она недавно прозвучавший коллективный приговор. А потом… Потом внушающую омерзение парочку оторвали друг от друга. Лисе показалось, что если бы у медсестёр были звериные когти, то оторвали бы с мясом. Странная женщина обняла своего мужа, вцепилась в его одежду зубами и утробно завыла. Привычнее понять и принять любовь красивых людей. Там и завораживающие сторонний взгляд чувства, и отношения, и сила влечения… А тут что? Столь неприкрытой страсти и какой-то нечеловеческой, звериной привязанности не видел ещё никто. Пока медсёстры поднимали влюблённую дурочку на свой этаж, по дороге как следует надавали ей беззлобных, скорее символических тумаков, не забывая при этом что-то назидательно разъяснять, внушать, вразумлять.
На беглянку их нравоучения впечатления не произвели.
– К мужу хочу! К мужу! – орала она, вцепившись в наличники дверного проёма и не желая заходить в палату, вся лохматая, слюнявая. И точно – ведьма!
– Не надо её нам! Не надо! – дружно запротестовали женщины. – Кладите куда хотите, назад не пустим!
– Ай дура такая, не муж, э, главнее! Ребёнок! – вторил им кто-то.
Тем временем пережившую стресс страхолюдину охватило безудержное веселье. Она вырвалась из рук удерживавших её медсестёр и, захлёбываясь жутким хохотом, принялась метаться по коридору, давая волю выбросу неуправляемых эмоций. Вид безумных вытаращенных глаз на бордово-красном перекошенном лице был невыносим, и Лиса крепко зажмурилась, закрылась ладошками…
Вскоре беглянку изловили и вкололи ей успокоительное, а любопытных мамаш заставили разойтись по палатам, плотно прикрыв за ними двери. В коридоре стало тихо. Приключение закончилось, и успокоившиеся женщины обратили внимание на испуганную новенькую. Кто-то ласково тронул её за плечо, что-то спросил, а потом Лису и вовсе забросали уважительными вопросами. В Баку к матерям, родивших мальчиков, всегда относились с большим уважением, нежели к мамам крошечных девочек. Открыто это не демонстрировалось, но они и сами не чувствовали себя героинями. Неуклюжие попытки ободрить, поддержать таких мамочек – лишь подчёркивали эту тенденцию. В спонтанно возникавших разговорах, вроде бы безо всякого повода, нет-нет, да и проскальзывали малоубедительные доводы в защиту дочек.
Нет, конечно же, не впервые озвучивается факт, что все мужчины мечтают о сыновьях, но сильнее любят дочек… Не впервые, но…
– Мальчиков все, да, хотят… А что, э, такое мальчик? Женится – уйдёт, да. А дочка… Дочка – она к матери ближе… – эти неуклюжие аргументы никто не решался оспаривать.
«А как же тогда понятия: муж, мужское плечо, защитник, добытчик, кормилец и опора? И другие, связанные с мальчиками понятия? Нет, соседки по палате определённо не правы!» – решила Лиса, но спорить с ними не стала. Мало ли… Очень уж самоуверенно они рассуждали.
Лиса представила себе мир, в котором, при полнейшем отсутствии мужчин, живут одни матери и их дочки, и скептически фыркнула. Жить в таком мире ей бы не захотелось. Категорически! Вспомнив, что в каком-то греческом мифе описывался такой остров, где жили одни женщины – то ли амазонки, то ли лесбиянки – Лиса фыркнула ещё раз. И придёт же такое в голову!
Затем разговор стал интереснее – речь пошла о детях вообще, и о том, что семья без детей – это и не семья вовсе, а одна видимость.
Боль, страдания забылись быстро, и многие, что-то там для себя переосмыслив, твёрдо решили, что непременно сюда ещё раз вернутся, в это наполненное болью и светлыми надеждами заведение. Или два. Как получится. И это правильно, потому как нет ничего естественнее, чем продолжить себя в детях.
– Конечно! Один ребёнок – не ребёнок! Брату сестра нужна!
– А сестре – брат! – подытожил кто-то.
Вот и договорились.
Мама девочек-тройняшек в этих разговорах не участвовала. Помалкивала. Муж и за одну дочку грозился выгнать из дома, а тут – сразу три. На неё посматривали сочувственно – преступница… По слухам, отцу, наверное, чтобы не так травмировать, открыли эту «страшную» тайну не сразу. Вводили в курс дела постепенно. Кто ж знал, что тот, едва успокоившись и узнав о второй девочке, озвереет так, что разнесёт всё в округе и будет рвать на себе волосы, сипло и громко вопя, словно идущий на дно «Титаник»? После «окончательной правды» человеку потребовалась серьёзная врачебная помощь. Остальные папаши с явным удовольствием пересказывали друг другу подробности этой истории, посмеиваясь, впрочем, беззлобно. Позднее, в газете местных нефтяников «Вышка», появилось объявление, что в связи с рождением тройни молодая семья награждается трёхкомнатной квартирой. Подобрел ли впавший в отчаяние папка от такой компенсации, оттаял ли, сказать сложно.На тот момент, исходя из услышанного ею комичного и одновременно жуткого рассказа, Лисе казалось, что ни за что не подобреет. «Как хорошо, что у меня мальчик! – ещё раз мысленно порадовалась она. – А даже если бы и девочка, – Саша человек спокойный и добрый и, конечно же, был бы рад и дочке…»Едва все успокоились и закончили обсуждать местные истории и казусы, как вдруг в широко открывшуюся дверь въехала длинная каталка со свёртками. В палате сразу же зашевелились, загомонили. В этой высокой тележке на колёсиках, больше смахивающей на белое эмалированное корыто, установленное на медицинскую каталку, привезли малышей уже на второе утреннее кормление.Лисе стало стыдно. Получается, что первое кормление она проспала?Ровные столбики лежали тихо и смирно, лишь двое вертели головёнками и, упираясь полненькими щёчками в тугой сгиб пелёнки, что-то разыскивали приоткрытыми губками. Выглядело это смешно и трогательно… В глазах мамаш и предвкушение, и общий на всех страх – только бы не перепутали, дали своего! Довольные, они горделиво расселись в предвкушении предстоящего действа. Многие украдкой протёрли соски смоченными чем-то ватками. Лиса с ужасом подумала, что у неё этого «чего-то» почему-то нет. И как теперь быть? Но она тоже подготовилась – попыталась внутренне собраться, страшно волнуясь, что не окажется молока, и ребёнок останется голодным. Но, главное, чтобы не ошиблись с самим малышом, которого она так и не успела толком рассмотреть. Ошибиться было нельзя, и поэтому, невзирая на то, что при раздаче детей каждый раз громко называлась фамилия матери, Лиса бдительно контролировала действия медсестёр, провожая каждый передаваемый в чужие руки свёрток строгим насупленным взглядом.«Не мой. Не мой. Опять не мой… Когда же мой?..»Младенцев в каталке оставалось всё меньше и меньше. Вот и последний… Лиса напряглась и даже привстала навстречу, но тут случилась такая несправедливость, которую она и предположить не могла. Последнего малыша назвали незнакомой нерусской фамилией и тут же отдали в чужие руки. Всё.Привезшая каталку медсестра крутнулась на пятках, и не успела Лиса опомниться, как дверь палаты захлопнулась. Только пола белого халата мелькнула.– А мне?.. – тихий голос и неуверенная улыбка одураченного человека.А потом и слёзы – тихие, беспомощные.В палате не реагировали – ни на секунду не прерывающееся благоговейное сюсюканье и спокойное равнодушие к нарушающей установившуюся идиллию чужой трагедии. Почти тишина, лишь чей-то счастливый женский голос нашёптывает ласковую колыбельную.Наконец, одна из мамаш не выдержала.– Чего нюни распустила? Ночью родила?.. В двенадцать принесут твоего ребёночка. Никуда не денется! Отдыхай, пока есть возможность, и ему отдохнуть дай! Успеешь ещё…Тут и другие мамаши, удобно расположив детишек у груди, подключились к разговору, принялись успокаивать молодую неопытную маму, уже вполне искренне реагируя на ситуацию. Лиса немного успокоилась. Обида постепенно отступила, но её тревожное послевкусие осталось. Лиса то и дело вздыхала, завистливо поглядывая на кормивших малышей женщин. Именно из-за него, этого послевкусия, она чувствовала себя среди них чужой и одинокой, даже лишней. И это несмотря на то, что тоже прошла через все испытания!По молодости и неопытности ей казалось, что самое сложное уже позади.Наивная… Всё только начиналось.
Живот нестерпимо тянуло, то ли от холодной грелки со льдом, то ли от позыва в туалет. И что ей теперь в этой ситуации делать? Опять приставать к соседкам с вопросами? Но они и так добры к ней чрезвычайно и уже достаточно привнесли ясности и разгадок в мир местных странностей. Хватит выглядеть дурочкой! Теперь сама. Всё сама. Лиса поднялась с постели. Как тут всё несуразно устроено – чуть ли не до дыр застиранная ночнушка до пят, а поверх неё – халатик много выше колена. Но так, вроде, у всех…Вот и учись теперь всему непонятному, а как это делать, если даже ходить тяжело? Голова безбожно кружилась, и это неприятное обстоятельство очень мешало сосредоточиться.Выбраться в туалет ей не удалось. В палату, толкая перед собой непонятного вида каталку, зашла одна из медсестёр и устроила Лисе промывание швов и серию уколов в живот. Прямо на месте. Странно. Ей казалось, что для таких дел существует процедурный кабинет. Происходящее смущало Лису, но, слава Богу, никто на неё не смотрел. Надо полагать, такое здесь не было в диковинку.– А это зачем?.. – всё же уточнила она.– Руки убери!!! – но глаза у медсестры из-под нахмуренных бровей добрые, располагающие.– А ребёнка мне принесут?.. Покормить?..– Конечно, принесут. У тебя, деточка, всё нормально. Ты пока отдыхай и расхаживайся понемногу. А за ребёночка не волнуйся. Всё будет хорошо!– А где он?– В детской. Спит, как все.– Тётя… а если молоко ещё не пришло, что делать?– Так ему ещё рано быть. Оно, при первых родах, только на третий день появится. А пока просто прикладывай к груди, пусть привыкает.– Но ведь он голодный будет!– Не будет! Их в детской глюкозой поят.– Как? – удивилась Лиса. – Из чего поят?!– Из соски.– Из соски?! – ужаснулась она, и в памяти тут же всплыло однажды услышанное, что если ребёнок первой попробует соску, то грудь уже не возьмёт в жизни…«Ну вот, испортили мне сына…»
Вскоре малышей увезли, и заскучавшая Лиса поковыляла в коридор. Расхаживаться, как посоветовали.Три часа, до следующего кормления, поначалу казавшиеся бесконечно долгими, пролетели мгновенно. Из детской снова начали вывозить детей, – надо скорее мчаться в палату! Боже мой, через пару минут встреча состоится…Когда подали её сына, Лиса оробела и впала в неописуемую слабость, и оттого побоялась взять его на руки. Суетясь и волнуясь, взбила подушку и жестом показала, чтобы её ребёнка положили сюда, рядышком с ней. Сын спал, а она никак не могла насмотреться на него. Любовалась и удовлетворённо вздыхала: симпатяга получился, безусловно – симпатяга! Глаза невольно увлажнились… Лиса по очереди потёрла их тыльной стороной ладошки и, немного успокоившись, принялась придирчиво рассматривать своего малыша.Так… Непонятное пятнышко с пухлой щёчки бесследно исчезло. Это хорошо. Но почему-то совсем нет бровей – так, видимость какая-то… А остальное? Всё ли в порядке? Нестерпимо захотелось развернуть сына и осмотреть его и там, под скрывающей тело пелёнкой, но она побоялась, что не сумеет спеленать его такой же аккуратной куколкой, и поэтому не стала рисковать. Лишь приподняла с лобика пелёночку, рассмотреть волосики.Больше всего её умиляли яркие выразительные губки малыша. Глазки он не открывал, упрямился. Какого же они цвета?! Так хотелось, чтобы голубые… Как у Саши… Едва касаясь, она поглаживала своего спящего сыночка, замирала от восхищения, гордилась собой, соглашаясь внутренне, что такое счастье ст о ит и страданий, и мук, и невыносимой боли. Ещё как ст о ит! Вскоре детей стали забирать. Как же так… Почему так быстро?Расставание оказалось сложным… Невозможно понять, смириться с тем, что твоим собственным ребёнком распоряжаются другие. А ты здесь – вроде как никто. Пустое место.В первую встречу Лиса так и не смогла взять сына на руки, не решилась потревожить его сон… Как нянечка положила его на подушку, так и забрала с неё обратно. Теперь Лису мучила мысль, что она не разбудила его покормить и оставила маленького человечка голодным. Нерадивая она мать, не чета тем, что вокруг!.. Она представила, как малыш проснётся там, в далёкой детской, и будет заходиться в крике. А она сидит тут и ничем не может ему помочь. Беспомощность проступила слезами отчаяния и усеявшими лоб бисеринками холодного пота. Вдруг вспомнились рассказ мамы об её, Лисы, появлении на свет, не вовремя, в пересменку. На тот момент у Лисы уже был брат, и поэтому роды у уже рожавшей мамы были лёгкими. Настолько лёгкими, что персонал их толком не запомнил. В итоге дело кончилось странной пропажей только что родившейся девочки, и маме Лисы попытались внушить, что она никого не родила… Мама тогда разбушевалась так, что чертям стало дурно. И дочку свою нашла! Где-то в закутке. Ответов на вполне законные вопросы – как такое могло произойти – не нашлось ни у кого, но перепуганный происшествием медперсонал до самой выписки был с ней чрезвычайно предупредителен.«Мама, когда понадобилось, смогла меня спасти! А я ничего не могу, ничего… Я трусиха, слабачка, и я тут – никто!» – вздохнула Лиса.Самоуничижение – мощный стимул. Справившись с нерешительностью, она встала и направилась к дверям детской. На её пороге смелости заметно поубавилась, но там, за стеклянной створкой двери, малыши совершенно одни. Если она будет немного поосторожнее… Лиса потянула ручку двери на себя и, шагнув в незнакомый прежде мир, застыла на его пороге. Младенцев было не сосчитать, и все они спали… Этот факт сразу успокоил взвинченное воображение, но не уходить же просто так? Недоверие жило внутри и продолжало нашёптывать несуразности, будоража дремавшие до поры инстинкты и фобии. Нет, надо убедиться, что сын здесь, где положено, а не в каком-то закутке! Лиса попыталась издали высмотреть знакомые щёчки. Тщетно. Подгоняемая страхом быть пойманной, она торопливо пошла между рядами, поражаясь, какие они разные, эти новые маленькие люди! И кто придумал, что все младенцы на одно лицо?.. Своего она узнала сразу. Он лежал такой же невозмутимый, как и во время кормления. «Приходит в себя…» – вспомнила Лиса объяснение этого его сонного настроения. Забывшись, она опять залюбовалась спящим сыном. И, наверное, её можно было понять. Расслабилась, забыв об осторожности … А потом всем телом вздрогнула от грозного окрика.– Это что за самовольство?! Кто разрешил сюда войти?! Ну-ка, марш в палату!– Я, я, – зачастила Лиса, оправдываясь, – Я только посмотреть… И покормить, если что… Я его не трогала…– Мы сами знаем, кого и когда кормить! Дома будешь командовать, а тут нечего порядки устанавливать! Марш в палату!!!Перетрусившая Лиса стремглав ретировалась в коридор, вполголоса бурча, что и не думала командовать и порядки устанавливать тоже не собиралась, что пришла совсем не за этим… Оказавшись в палате, она уселась на койку и принялась старательно корить себя за непростительную недисциплинированность, из-за которой, вполне возможно, изменится отношение к её дитятке. Изменится в худшую, разумеется, сторону. Все её мысли крутились вокруг крошечного существа, роднее, милее, любимее которого не было теперь никого на свете. Вкус нового состояния, без остатка поглотившего её естество, пришёлся Лисе по душе. Она теперь мама, она теперь взрослая, и больше никто не посмеет называть её маленькой! До сих пор к ней всерьёз относился лишь её Саша. Сашечка… Уже засыпающей Лисе вдруг пришло в голову, что сегодня она о нём почти не вспоминала. Словно бы его и нет у неё. Только она и ребёнок. В этом присутствовала некая неправильность и несправедливость, о которой стоило бы поразмышлять. Но не сейчас. Когда-нибудь потом. Или лучше спросить у Саши? Он всегда знает ответы на любые вопросы. Интересно, а он одобрил бы её самоуправство и поход в детскую? Лиса покрутилась в постели, перевернулась на живот и провалилась в блаженный сон. Снова спать на животе – это такое наслаждение!Жаль, что теперь сон – это недолгое удовольствие. Вновь привезли младенцев, и нужно просыпаться, кормить маленьких человечков… Как трудно разлепить глаза… Полусонная Лиса машинально приняла свой дорогой свёрток. Малыш был неспокоен, вертел головой, дёргался, выгибал спинку, и она снова боялась не удержать его, выронить. Только теперь этот страх был глуше. «Наверное, и страхи устают», – подумала Лиса.– Ну что ты, маленький… Не нервничай, я рядом… Мы теперь вместе. Давай, попробуем покушать?.. Пожалуйста…Ребёнок, словно не слышал её, недовольно морщился и отказывался от груди. Странно… Лисе казалось, что он тут же бросится сосать. Что же не так? Что?.. Молока ещё нет, это понятно, но ведь он даже не попробовал… Лиса осторожно огляделась. У других мамаш всё в порядке – дети мирно едят, только у неё ничего не выходит. Последовавшие за этим уже почти отчаянные попытки тоже оказались тщетными, и лишь измучили обоих. Лиса сердилась молча, а малыш раскраснелся и недовольно кричал. Мало того, что мать – нарушительница и неумёха, так ещё и сын родился недисциплинированным! Ну что ты поделаешь?.. От смущения и незнания как себя вести всё внутри дрожало. Поглаживая ребенка, склонясь над ним, Лиса нашептывала ему успокоительные слова и тихо плакала вместе с ним. Мальчик вскоре затих, зачмокал красивыми губками и уснул, а мать ещё долго не могла успокоиться, судорожно всхлипывая и вытирая глаза.