Шел семнадцатый, последний год полета звездолета к планете Ялмез. До звезды Тау Кита и ее третьей планеты Ялмез оставалось лететь всего чуть больше полугода. Первые три года корабль летел с ускорением, затем двигался с очень высокой скоростью, лишь немногим уступающей скорости света. Даже дважды немного переходил через световой барьер… В последние три года полета до Тау Кита корабль должен был снизить скорость от околосветовой до того уровня, при котором станут возможными маневрирование в окрестностях звезды и высадка на Ялмез.

Будущих поселенцев решили окончательно пробудить из состояния анабиоза согласно утвержденному графику и в связи с проведением объединенного общего партийно-профсоюзного собрания, на котором экипаж и поселенцы должны был проявить сплоченность и нерушимое единство блока коммунистов и беспартийных перед высадкой на другую планету.

Собрание, конечно, провели согласно распорядку, установленному совместно парторгом Чудиловым, профоргом Веником и товарищем Алексеевым (нашлись колонисты, которые помнили, что у Алексеева на Земле было звание полковника КГБ, и назывался он в те времена товарищем Алешиным), приняли в партию несколько колонистов, но какой-то неприятный осадок после него остался у многих будущих поселенцев. Вначале колонисты избегали бесед по душам, а потом как-то постепенно, на протяжении последующих двух недель, часть из них стала заметно более откровенной.

Феликсу неслыханно везло. Его земные кураторы решили, видимо, не беспокоить своего негласного сотрудника вплоть до прибытия на Ялмез, поскольку специальный товарищ Алешин предоставлял им всю необходимую информацию о настроениях экипажа и колонистов. Феликс занимался самообразованием – много читал, в основном – между строк.

Вокруг старейшины колонистов и экипажа сформировалась явно диссидентская группа, насчитывавшая более 10 человек. В группу вошли Петр, Павел, Самвел, два Дмитрия (старший и младший), Миша «Толстый» (его так назвали в отличие от штурмана Михаила Савина, которого именовали Михаилом «Худым»), и еще несколько молодых парней-колонистов, в их числе – чех Мирослав с символичной фамилией Свобода (дальний родственник того самого генерала Людвига Свободы) и венгр Лайош Мадьяри. Все эти ребята в шутку назвали себя апостолами Феликса.

К мужской группе тяготели шестеро весьма миловидных юных женщин (или, возможно, даже девушек) – русская Ольга, эстонка Харью, грузинка Тамара, азербайджанка Фатима, полька Данута и кирибатянка Таоляо Мичунг.

Вот и на этот раз в коридоре, рядом с каютой, в которой проживали Феликс и еще семеро звездонавтов, и в непосредственном соседстве с отсеком анабиоза блока «Бэ», собрались практически все участники его «кружка». Феликс решил, не теряя времени, рассказать им о рыночном обществе, его достоинствах и недостатках. Однако – едва он начал свой рассказ, как был решительно остановлен Петром.

– И стены имеют уши, – сказал Петр Феликсу, намекая на то, что корабль буквально нашпигован подслушивающими устройствами, и все разговоры прослушивает товарищ Алексеев – то есть куратор КГБ, полковник, а то уже и генерал-майор Алексей Александрович Алёшин. – А вот мы собрались на сходку, да еще столько человек сразу…

– Нет, Петя, ты не прав! – возразил Феликс.

– Это почему?

– Неверно излагаешь еврейскую пословицу, которая на самом деле звучит так: «Есть уши у Стены».

– Вообще-то я – не еврей, и знать еврейские пословицы мне не нужно. Но какая разница?! – удивился Феликс.

– Большая! В пословице речь идет не о системе внешней «прослушки», а…

Дмитрий-младший попытался зажать рот Драгуновского, выразительно показывая пальцем на вентиляционное отверстие в потолке, но Феликс продолжил:

– Речь идет о стене древнего Иерусалимского храма и о Боге, который слышит все молитвы и читает все записки, которые вкладываются в стену. Вот и я вкладывал записку.

– Опять ты, Феликс, бредишь… – заметил Дмитрий-младший.

– Нет, не в вашей дикарской свинцово-мерзкой реальности это было, а в совсем другом времени… Там у меня была семья, и там никто, вы слышите – никто, не пытался манипулировать мною…

– Забудь об этом, Феликс! Даже если твои бредовые слова правдивы, тебе никогда не вернуться в твой мир! – отметил Дмитрий-старший.

– А я и не пытаюсь вернуться туда… Я только стараюсь превратить эту реальность в некое приближение моей собственной реальности…

– И что ты хочешь сказать относительно этой самой стенки в Иерусалиме? Что Бог твой – не фраер, и все видит? – насмешливо возразил Петр. – Если бы он всё видел, он бы ни за что не допустил бы твоего перехода в нашу реальность…

– А если это испытание? – спросил Феликс. – Испытание на человеческую стойкость?

– Плевал я на такое испытание, при котором человека вырывают с корнем из своего времени! Что это за бесчеловечный эксперимент такой! Так что, дорогой Феликс, брось ты свои талмудические измышления! – сказал Павел, внезапно появившийся словно из подпространства и вставший рядом с остальными.

– А ты не подслушивай! – замахнулся на него Дмитрий-старший.

– Эх, Павел, Павел… – философски протянул Феликс. – Глупости ты говоришь относительно божьих экспериментов. А коммунисты, которые заявили, что они лучше и сильнее бога, которого вообще нет? Мало, что ли, они с народом экспериментировали, а? Забыл ты, Павел, наверно, в честь кого тебя назвали? В Евангелии есть такой герой Павел, который во время перехода через пустыню уверовал в учение Иисуса Христа… – указал ему Феликс.

– Так я советский человек, мне верить в какого-то мифического Христа не положено… – попытался возразить Павел. Но Феликс не дал ему ни единого шанса на оправдание:

– Как ты вообще, носитель такого громкого имени, можешь так беспечно и спокойно рассуждать о том, мог ли нам всевышний уготовить такие вот жизненные испытания?

– А что, по твоему, я должен прыгать и беситься, как герои Достоевского?

– Беситься не нужно, но вот пытаться что-либо изменить в жизни к лучшему – не помешало бы, – менторским тоном произнес Феликс.

– А как изменить? – спросил Мирослав.

– Я знаю, – прошептал Дмитрий-младший. – Мы должны вернуться на Землю и устроить там новую революцию. Отправить к чертовой бабушке власть этих генсеков и всю их партийную элиту!

– А что ты предложишь взамен? Придет новая элита! Партию власти невозможно уничтожить, потому как она всегда возрождается, и каждый раз – под новым именем. Так будут не коммунисты, а «Партия демократического возрождения». Или «Общенациональное движение за свободу, равенство и братство»… Или еще какие-нибудь экологические социалисты и прочие дерьмократы… Какая разница? – отметился мудрым изречением Лайош.

– Надо уничтожить всю эту систему спящего разума, порождающую этих чудовищ, – сказал шепотом Дмитрий.

– Ну ты загнул! На саму систему покушаешься?! Тут одним перевоспитанием родная Софья Власьевна не обойдётся. Как пить дать – сгноит она тебя на урановых рудниках в Сибири, – прокомментировал Павел.

– Мне бы только в пилотскую кабину попасть… А там я покажу, на что способны советские люди, – сказал Петр.

– Знаю – нет такого барьера, который бы остался непреодолимым для советского человека, – сказал Дмитрий-младший.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросил Самвел.

– Нет такого преступления, на которое не пошел бы советский человек во имя идеи. А на остальных людей ему просто наплевать… – ответил ему Дмитрий-старший.

– Да, наплевать! Я не хочу садиться на этот проклятый Ялмез! Предлагаю после того, как мы окажемся на орбите вокруг Ялмеза, повернуть корабль обратно, чтобы полететь к Земле и устроить там новую революцию… – заявил Дмитрий-младший.

– И при подлете к Земле наш корабль будет уничтожен залповым ударом ядерных боеголовок противоракетной обороны. А потом скажут народу – авария на завершающей стадии… – философски заметил Феликс.

– А мы народу сообщим о нашем намерении заранее! – это сказал Самвел.

– По тахионному каналу? Так он только у КГБ и властей! Народ и не узнает о твоих планах! Или – предложил бы еще лучший вариант – по интернету, в расчете, что «Запад нам поможет» и распространит твои идеи с помощью вражьих голосов? Ты что – изменник Родины? Враг? А творческая интеллигенция вообще плевала на тебя и твои революционные идеи! Для нее главное – сытно поесть! – это вновь отметился Феликс.

– Не знаю как вы, а я пойду в кабину пилотов, – заявил Петр.

– Тебя туда никто не пустит! – высказался Лайош.

– А я хитростью проникну… Скажу, что у меня – срочное дело к командиру.

– Какое еще срочное дело? Что ты там собираешься наврать? – иронически заметил Феликс.

– Эпидемия ящура… Или чего-нибудь еще пострашнее – ответил Петр.

– Эпидемия? После всех земных проверок и карантинов? Ну, ты знаешь… – заявил Вася Курочкин.

– Мясо, скажу, несвежее, – возразил Петр.

– Тоже мне, матрос с «Броненосца Потемкин»! – скривился Павел.

– Это мясо на протяжении двадцати лет перед нашим полетом Родина специально для нас под землёй в консервах сохраняла, народу не давала, а ты ещё называешь его несвежим? Очень аполитично выражаешься! Тебе не поверят и задержат до выяснения обстоятельств. Потом посадят в карцер. А затем переловят всех нас, – констатировал Дмитрий-старший.

– Надо достать оружие. Тогда мне сразу поверят, – парировал Петр.

– И ты так спокойно говоришь об оружии? Помни, товарищ Алёшин подслушивает! – напомнил Павел.

– Ничего он не услышит! Я полчаса назад выломал всю подслушивающую и подсматривающую аппаратуру из этой фальш-панели, – тоном, не терпящим возражений, произнес Петр.

– Да?! И не сработала сигнализация? – усомнился Миша «Толстый».

– Не сработала! Я ее тоже на хрен отключил!

– Странно, странно… Неужели, кроме Алешина, за нами здесь никто не следит? – озабоченно произнес Дмитрий-младший.

– Следят, да еще как! – ответил Феликс.

– Уж не Вы ли, товарищ Драгуновский? – иронически спросил Дмитрий-старший.

– Нет, не я! Операторы в рубке слежения и контроля! – ответил Феликс.

– Странно, очень странно… Тогда почему же с пункта слежения никого не прислали заменить испортившуюся аппаратуру? – с подозрением произнес Дмитрий-младший.

– Никого! Алешин сейчас спит, – ответил Петр.

– А где его команда? – спросил Павел.

– Плевал я на товарища Алёшина, его команду слежки и все их жучки! – ответил Петр.

– Слюны не хватит! Ладно, хрен с ними! А что ты, Петр, говорил об оружии? – спросил Феликс.

– Я знаю, как и где его достать! – заявил Дмитрий-младший.

– Где достать – знают все. В нашей опечатанной оружейной. Но там сидит такой неподкупный Цербер… – протянул Миша «Толстый».

– Не такой уж он и неподкупный, этот товарищ Иванов… – заметил вскользь Дмитрий-младший.

– Ты что-то знаешь о товарище Иване Ивановиче Иванове и не хочешь сообщить нам, своим товарищам? – спросил Дмитрий-старший.

– Забыли вы все, видно, поговорку: «Тамбовский волк – нам всем друг, товарищ и брат»? – отметился Вася Курочкин.

– При чем здесь тамбовский волк?!- удивился Мирослав, видимо, не очень хорошо знавший русские пословицы и поговорки.

– Давайте, товарищи, забудем это слово – «товарищ»… – сказал Самвел.

– И как тебя именовать сейчас – «господин», что ли? – смеясь, спросил Миша «Толстый».

– Да хотя бы просто – гражданин, – ответил Самвел.

– Прокурор на Земле к тебе так обратится, а мы здесь пока – товарищи! Что ты еще хочешь сказать? – вновь ответил Миша «Толстый».

– Товарищ кладовщик Иванов, оказывается, имеет тайную страстишку. Любит он в карты поиграть на деньги, – признался Дмитрий-младший.

– Поиграть – на деньги?! Здесь, на космическом корабле?! – в разговор вступила весьма удивленная Харью.

– А вы что, предполагали, что здесь одни ангелы собрались? Или считаете, что наши корабельные химики не синтезировали в своей лаборатории самые сильные наркотики, которые когда-либо попадались людям? – ответил ей Самвел.

– Наркотики? То-то я замечал, что у второго пилота товарища Огнева глаза в самом начале полета пару раз не так как надо смотрели…- произнес Павел.

– Ну, ты – наблюдательный, – восхищенно произнес Феликс.

– Или вы все думаете, на корабле нет тайного борделя? – продолжил Дмитрий-младший.

– Борделя? – изумилась Тамара.

– Да, настоящего публичного дома! Заработал он еще до вхождения в анабиоз, а на полную мощь развернулся в наши дни. И работают в этом публичном доме за деньги около 10 наших космонавток и даже двое «голубых», – признался Дмитрий-младший.

– Ты утверждаешь, что наши прекрасные девушки продают свое тело за деньги?! – удивился Самвел, поглядывая кавказским орлиным взглядом на представительниц тайного кружка.

– А ты хотел получить все бесплатно? На Западе поговаривают – слово «любовь» придумали русские, чтобы не платить женщине за секс с нею, – ответила Данута.

– А ты откуда знаешь, что говорят на Западе? Что, вражеские голоса слушаешь, да? – переспросил прекрасную полячку Петр.

– Откуда здесь вражеские голоса? – возразила представительница Карибати.

– Так мы же говорим не про «здесь», а про Землю… – произнесла Фатима.

Вася Курочкин, услышав про «голубых», очень заинтересовался этим:

– Так что, и пидеры у нас свои есть?

– Есть, есть, не волнуйся! Если хочешь воспользоваться их услугами, обратись к нашему профоргу, товарищу Венику! Он мигом тебе все устроит! – сообщил Дмитрий-младший.

– Так что же, Николай Петрович Веник работает у нас главным «бордельеро»? – удивился Дмитрий-старший.

– А то нет! И по совместительству – профоргом и завхозом…- доверительно проинформировал его младший тезка.

– С ума сойти! Космический бордель… – прошептала Ольга.

– И наркопритон! – отметила Харью.

– И маленькое Монте-Карло! – произнесла Таоляо Мичунг.

– А ты что, была там, что ли? – удивилась Тамара. – Бери выше! Целый Лас-Вегас!

– Значит, выходит, что мы несем с собой в дальний космос все пороки нашей планеты-прародительницы. Все, самое худшее, что было на Земле, мы, оказывается, взяли с собой… – отметился Павел.

– Я лично ничего такого с собой не брал! – ответил Вася.

А Петр добавил: «При чем здесь планета-прародительница?! Это всё было сотворено человеческим обществом, будь оно трижды неладно!»

– Так говоришь, будто сам ты – инопланетянин, или, по крайней мере, – дельфин… – смачно произнес Самвел, поглядывая на девушек.

– Я – человек, и поэтому не раз и не два ссужал товарища Иванова деньгами для игры в карты, – признался Петр.

– И ты, Петр? – удивился Дмитрий-младший.

– Деньги на космическом корабле? – спросил его старший тезка, повторяя интонацию, с которой на эту тему двумя минутами до того выразила свою мысль Харью.

– А что, ты думал, что здесь уже – коммунизм, и все деньги отменены? Не забывай, что среди поселенцев есть граждане республик, совсем недавно вступивших в Союз, пока не отвыкшие от денег… Здесь можно встретить и рубли, и иностранную валюту… – отметил Петр.

– А статья за спекуляцию?! – вставил свою фразу Гена Крокодилов, ранее только прислушивавшийся к разговору друзей.

– Кто же эту статью будет применять в космосе? Товарищ Чудилов? Или товарищ Алешин? И по отношению к кому – к гражданам, лишь недавно ставшим советскими людьми? – удивился Павел.

– Но товарищ Иванов – не из новой республики, а из Питера, – назидательно произнес Дмитрий-старший.

– Не Питера, а Ленинграда! Товарищ Иванов мне должен около 200 рублей. Одалживать то он одалживает, а вот возвращать – не любит и не умеет, – признался Дмитрий-младший.

– А у меня он одолжил сто пятьдесят, и тоже не вернул, – сознался Петр.

– Поэтому он вас двоих мигом заложит товарищу Алешину, если вы только заикнетесь об оружейной, – отметился Феликс.

– Да не буду я с ним на эту тему говорить! Я хорошо знаю, где он прячет ключи от оружейной каюты! – сообщил Дмитрий-младший.

– А опечатанная товарищем Алёшиным дверь тебя не останавливает? Как ты ее вскроешь? – спросил Павел.

– У меня есть оттиск печати товарища Алешина, – ответил Дмитрий-младший. – Я его сделал, когда товарищ Иванов валялся пьяный после очередного картежного проигрыша…

– Может, он притворялся пьяным, а на самом деле испытывал тебя? – выдвинул предположение Феликс.

– Нет, он действительно был бухим в дупель… – уточнил Дима-младший.

– Да… А почему у Иванова оказалась печать товарища Алешина? – с подозрением спросил Дима-старший.

– Дело в том, что таких печатей на самом деле две: подлинник – у Алешина, а дубликат хранится у товарища Иванова…

– Нет, не придется тебе, Дима, умереть естественной смертью… И даже Муцию Сцеволе тебе придется завидовать, – ответил Феликс. И его фразу подхватил Вася:

– Сгноит тебя Алешин в карцере как пить дать! А то и выбросит в открытый космос живьем!