Когда Хло отогрелась под горячим душем и переоделась в выданную мной сухую одежду, я усадила ее в холле на диван с кружкой сладкого чая, в который щедро плеснула коньяка из Саевых запасов. Устроившись рядом я потребовала объяснить, наконец, в чем дело. Глаза Хло снова наполнились слезами. Пытаясь сдержаться, она торопливо отхлебнула из кружки, закашлялась и подняла на меня округлившиеся от неожиданности глаза. Я лишь пожала плечами в ответ - средство помогло, а побочными эффектами в данном случае я решила пренебречь.

  - Да скажи уже, что случилось, - потребовала я.

  - Можно я у тебя посижу? - все-таки всхлипнула Хло, - Мия бусины своему понесла...

  - Брендону? Да ты что! Неужто брачные? - новость была не то, чтобы неожиданной.

  - Ну, из нас всех торопыга только ты одна, - еле заметно улыбнулась Хло, раздумав реветь - нет, так... обычные понесла.

  - Думаешь, возьмет? - став замужней дамой я несколько выпала из жизни маленького сообщества воинских невест.

  - Из ее рук? Да он яду съест, если она предложит, - фыркнула Хло, и я удовлетворенно отметила, что коньяк продолжает действовать.

  - И ты сбежала, потому что боишься, что она решит кормить его с рук ядом в вашей комнате? Помешать боишься? - я все еще никак не могла понять, что же заставило Хло выйти из теплой, уютной комнаты в непогоду.

  - Да нет, он ей свой дом показать собирался, так что где поесть яду - они найдут. - Хло вздохнула,- Просто она такая счастливая, светится изнутри, ей поговорить хочется, а я... я не могу.

  'Жилетка', в которую плачутся, из меня была не слишком удачная: я не умела утешать, не умела найти нужные слова - все, что я могла, это как сейчас обнять снова расплакавшуюся Хло, и молча гладить по голове.

  Из сбивчивых фраз, перемежавшихся судорожными всхлипов стало ясно, что Хло тоже выбрала мужчину. Такого, что при его появлении 'подгибались ноги и порхали бабочки в животе'. Судя по эпитетам - контрабанда романтических книжечек в мягких розовых обложечках была поставлена на Кериме на широкую ногу. Но ситуация Хло была отнюдь не такой веселой: её избранник был женат, и брак его был не слишком удачным. Хло искренне пыталась обратить свое внимание на других претендентов, благо выбор у нее был, но ни один из них не шел ни в какое сравнение с тем, что жил в её сердце. И вот сегодня, глядя на счастливую, прихорашивающуюся Мию, Хло решила, что нашла отличный выход из образовавшегося тупика. Один из воинов отвез её в Храм, но Старшая Дочь Юстимия, поняв, что Хло никто не принуждает к браку, категорически отказалась принять её под руку Праматери, пока с момента приезда в Таншер не истечет год. Именно поэтому Хло и бродила под дождем, оплакивая и своё запретное чувство, и невозможность убежать от себя и от мира. Ноги сами принесли ее к нашему порогу, потому что, кроме Мии, я была единственной, с кем она могла бы поговорить об этом, а еще Сай на него немного похож, и вообще...

  Весь монолог Хло на заднем плане зудела настырная мысль, пока я не задохнулась от невероятнейшего, на мой взгляд, предположения.

  - Хло, только не говори, что это Эдвард, - неверяще попросила я.

  Новый поток слез был мне ответом.

  Когда я задумывался о том, что этот день настанет, я никак не мог представить, что же я буду чувствовать, какие эмоции окажутся самыми сильными: боль, отчаяние, злость? А если злость - то на себя, Праматерь или стечение обстоятельств? Не угадал: с того самого момента, как я отложил бук после окончания экстренного сеанса связи с Сониным отцом, во мне поселилась спокойная решимость. А цена... А что цена? За последние несколько лет я настолько свыкся с этой мыслью, что даже эти сумасшедшие две недели мало что изменили.

  С утра небо заволокло тучами и в Таншере зарядил дождь. Все правильно - цветень, месяц, в котором я появился на свет, скоро должен был уступить свое место дожденю. Помнится в школе нарочито примитивные названия месяцев, придуманные первыми колонистами, вызывали массу шуток и будили воображение, рождавшее анекдоты, истории, и даже картинки и комиксы, посвященные керимскому календарю. Повзрослев я стал думать, что в этом было что-то еще: то ли грустная ирония, то ли тоска по корням, от которых оторвала наших предков Праматерь. Я много размышлял о тех, кто пошел за Керимой Мехди: мы знали о них все - имена, даты жизни, их взлеты и падения, и в тоже время не знали о них ничего. Почему они согласились пойти с ней, почему отдали в заложники её экспериментов своих детей и внуков, о чем они думали, на что надеялись? Я искал информацию о них по крохам, по недомолвкам и недоговоркам официальных хроник и документов, по книгам, которые они писали, по крайне редким, драгоценным личным записям, которые удавалось найти. Наверняка в подарках, которые так и остались лежать в багажнике неразобранными, была пара-тройка древних книг. Жаль, что я уже не успею их прочитать.

  В доме горел свет, и я долго сидел в машине у нашего крыльца откинув голову на подголовник. Раз за разом прокручивая в голове все детали плана, который уже начал действовать, я не желал признаваться себе, что просто трушу войти в дом. Кончилось все тем, что Соня выскочила на крыльцо в тоненьком домашнем платье. Я торопливо выскочил из машины и побежал под дождем к дому, более всего желая увести ее наверх, в нашу спальню, чтобы согреть и просто молча лежать там, обнявшись, и слушать как дождь стучит по окну. Я знал, что ничего этого больше не будет, да и не должно было ничего быть, и тогда сейчас было бы куда как легче, но я оказался слаб, и расплата за слабость будет болезненной.

  - Ты куда пропал? Я в окно видела, как ты подъехал и все не идешь и не идешь... - в голосе Сони была укоризна.

  Я ловко развернул ее и подтолкнул в дверь, не дав себя обнять.

  - Задумался. К отцу партнеры деловые приехали, нам придется съездить в Дом Старейшин, будет ужин и немного официоза.

  - О, здорово! - Птичка неожиданно обрадовалась, - Как раз Хло подкинем, а то дождь такой - куда ей пешком?

  Ужин стал настоящей пыткой. Меня Мне казалось, что официальный парадный костюм за время, прошедшее после свадьбы, сел на пару размеров. Узел рубашечного ворота душил и натирал шею, куртка сковывала движения, а привычные, удобные ботинки жали, но и это было не самым неприятным - я ревновал. Ревновал до дрожи, до впивающихся в ладонь ногтей, до желания разбить чего-нибудь или ввязаться в потасовку. Конечно, Сонин отец предупреждал, что в спасательной операции будут участвовать хорошие знакомые Птички, которым она доверяет. Но он ни словом не обмолвился ни про то, что ими окажутся два молодых, холеных парня в новеньких парадных мундирах, ни про то, что с Соней у них отношения более теплые, чем простое знакомство. Я смотрел, как она улыбается им, как смеется их шуткам и у меня темнело в глазах от чувства, на которое я больше не имел никакого права. Радовало одно - меня впервые совершенно не трогала Найна, сидевшая за столом с каменным выражением лица. После ужина гостей увезли Терри и Мист, которым было поручено их развлекать, и я, наконец, смог вздохнуть полной грудью. Эвакуация Птички с Керимы входила в свою решающую фазу, мне оставалось только до конца отыграть свою роль. Отец, провожая нас к выходу, впервые позволил себе на мгновенье неловко обхватить меня за плечи, и тут же стушевался, отступил. Я невесело усмехнулся - всю жизнь я старался ни в чем не походить на Эдварда, а теперь повторяю самый горький и самый правильный его поступок. Какая насмешка Праматери.

  В доме Старейшин меня ждал сюрприз, перед которым поблекли и переживания по поводу изменившегося Сая, и признание Хлои. В первое мгновенье я не поверила своим глазам, и исподтишка ущипнула саму себя. Боль была настоящей, как и старые знакомцы Пашка с Петькой. Вернее Пауль и Петер Хольм, младшие сыновья барона Бориса Хольма, широко известного своей коллекцией исторического вооружения и страстью, с которой он эту коллекцию пополнял. Вот и сейчас Пашка с Петькой приехали осмотреть какой-то особо ценный экземпляр самоходного орудия времен первых колонистов, упорством воинов рода Песчаных котов и молитвами Праматери оставшийся на ходу. Я улыбалась, слушая разговоры о коллекции вообще, и о чудачествах дядьБори, и думала, что если кто и мог прорваться на Кериму, увидев достойную цель - так это только он. Сай снова сидел с лицом, больше похожим на маску, в разговоре не участвовал, и, хотя и подавал время от времени реплики с крайне заинтересованным видом, но обмануть меня уже не мог. Я видела, что он мыслями где-то далеко. Впрочем - мачеха Сая даже не пыталась изобразить хотя бы видимость гостеприимной хозяйки. Парни же были в ударе - они шутили и всячески пытались спасти разговор, бездарно погибающий в атмосфере всеобщего напряжения. Я тихо вздохнула, и поспешила им на помощь, решив, что с Саем мы как-нибудь разберемся дома, без свидетелей

  Разъезжались затемно. К моему огорчению поговорить с братьями Хольм толком не удалось. Их поручили заботам Терри и Миста, которые уже запланировали обширную развлекательную программу. Мы же с Сайгоном должны были вернуться домой. И опять мне показалось, что рядом со мной совершенно другой человек. Дело было не в наших отношениях, вернее - не только в них. Прежний Сайгон в присутствии отца уходил в глухую оборону, ощетиниваясь на любое действие Эдварда в его сторону. Нынешний же, старательно дистанцировавшийся от меня весь вечер, с отцом, напротив, общался гораздо теплее и охотнее. Домой мы ехали в молчании - мне было неуютно рядом с этим, новым Сайгоном, а он не торопился нарушать тишину разговором. Также молча мы прошли в дом и остановились в холле, не спеша подниматься наверх. Меня знобило, и я закуталась в оставленную на диване шаль, собираясь с мыслями. И все-таки Сайгон меня опередил.

  - Соня, нам надо поговорить, - эту сакраментальную фразу он буквально снял у меня с языка. 

  Я вздохнула, и опустилась на диван. Сай прошелся по комнате и остановился у окна, отвернувшись, и заложив руки за спину.

  - Соня, я долго думал, и принял решение. Ты должна улететь. 

  Еще недавно мне казалось, что самым большим моим потрясением был портал, истаявший на лесном пригорке Керимы. Я ошибалась.

  - Прости? - переспросила я, не поверив тому, что только что услышала. 

  - Ты должна улететь,- ровным голосом повторил Сай, - Визит братьев Хольм - часть плана твоей эвакуации. У нас с твоим отцом договоренность: завтра ты улетишь вместе с ними, на их звездолете. Они доставят тебя к ближайшему СтаПорту, и ты сможешь вернуться домой. 

  Информация никак не хотела укладываться в моей многострадальной голове. Да, с самого первого дня на Кериме я знала, что рано или поздно моя семья придумает, как вернуть меня домой. Отчего же теперь, когда долгожданное, казалось бы, возвращение - только вопрос времени, у меня так мучительно перехватывает горло и ноет в груди? Мне хотелось закричать, кинуть чем-нибудь в незнакомца, который занял место моего мужа, задать ему тысячу вопросов, риторических и не очень, или громко хлопнув дверью уйти из дома, который я уже привыкла считать нашим. Меня хватило только на то, чтобы спросить:

  - Ты действительно этого хочешь? 

  - Да. Я действительно этого хочу, - голос у Сая был ровным. 

  Разговаривать дальше не было никакого смысла. Я заставила себя встать с дивана и прошла к лестнице на второй этаж, удивляясь, что слезы не торопятся катиться из глаз. Казалось, что внутри у меня что-то выгорело, оставив огромную дыру, в которую стремительно утекает тепло, заставляя меня все сильнее кутаться в шаль. На середине лестничного пролета я остановилась. 

  - Ты говорил, что у вас на Кериме не бывает разводов! - как я ни старалась, в голосе прорезались интонации обиженного ребенка, - Как же тогда быть с браслетом? 

  - Я говорил тебе и про то, что браслет расстегнется, если между женщиной и её мужем будет слишком большое расстояние, - Сай даже не повернул головы в мою сторону, - Ты сможешь снять браслет по дороге домой.

  Я заторопилась наверх. Не сейчас... Я смогу горевать и оплакивать свою раненую любовь по дороге домой. А сейчас я заберу свою форму Летной школы и спущусь в гостевую спальню. Я знала, что не смогу находиться в спальне, в которой все напоминало о том, как я была счастлива. Видимо только "я", но не "мы"

  На ночь я устроился в холле на диване - спальня без Птички была пустой и стылой, от подушек пахло ею, и мне мучительно не хватало тепла Сониного тела рядом. Да и с Сони стало бы улизнуть не попрощавшись.Я лежал, прикрыв глаза, и представлял, как она смешно закутывается в одеяло там, за запертыми изнутри дверями спальни. Думать о том, что она может плакать я себе запретил.

  Разговор с Соней дался мне с огромным трудом - я боялся повернуться к ней лицом, боялся, что не выдержу ее взгляда, что она увидит мои настоящие чувства и опять вспомнит о чувстве долга, или, хуже того, пожалеет меня. Завтра, все закончится завтра. Она улетит, и будет счастлива, а я... я сделаю то, что собирался, правда на несколько дней и целую счастливую жизнь позже.

  Завтракали мы в гнетущей тишине - я давился тостом с кофе, Соня меланхолично ковыряла ложкой в хлопьях с молоком. У обоих не было аппетита. Я порывался заговорить, но Соня вскинула глаза, в которых была обида и боль, и я промолчал. Есть после этого стало совсем невозможно, и я пошел дожидаться Птичку в машину. Она появилась почти сразу, и сердце болезненно сжалось. В своей синей иномирской одежде, с красными волосами, рассыпавшимися по плечам, она была также беззащитна и прекрасна, как в замке Нашер, где я увидел её в первый раз, и столь же упряма и горда, как и тогда. В руках у Птички ничего не было, она не взяла с собой ничего керимского

  Соня выбралась из машины, не дожидаясь моей помощи, и не оглядываясь двинулась в Дом Старейшин, на пороге которого уже стоял Эдвард. Я долго смотрел ей в след, пока не услышал знакомый шум от двигателя машины Терри. Парни, хоть и были изрядно помяты после ночного веселья, но все были трезвы. Мы обменялись с братьями Хольм рукопожатиями, Терри и Мист ограничились кивками и, сдав гостей мне на руки, уехали досыпать.

  - Улетаете, - констатировал я разглядывая близнецов.

  - Улетаем, - согласился один из них, кажется, Петер

  - Берегите её... - я помялся, потом вытащил приготовленный пакет, - передайте ей, когда браслет расстегнется. Не раньше.

  - Может ты сам? - начал второй, кажется, Пауль.

  Я лишь покачал головой:

  - Она ничего не возьмет от меня. Слишком сильно я её обидел.

  Парни в ответ только покачали головами. Петер забрал у меня пакет, Пауль неожиданно серьезно глянул на меня.

  - Береги себя, - выдал сын барона Хольма.

  - Всенепременно, - фыркнул я в ответ и, подождав, пока они не зайдут в дом, вернулся на водительское сиденье.

  Что ж, я сделал все, что хотел. Теперь оставалось только ждать.

  Дождь все лил и лил, капли барабанили по крыше беседки, создавая ровный, мерный шумовой фон. Мы с Терри ждали. Белые ритуальные одежды, в отличие от 'женатого' костюма, я приготовил совсем недавно и с особым тщанием: ничего нет хуже в последние минуты, чем натирающий шов или сползающие штаны, способные испортить величественный настрой церемонии. Терри же упирался до последнего, поэтому сейчас, в необмятом, накрахмаленном до хруста церемониальном одеянии, ужасно маялся за моим левым плечом. Я буквально спиной чувствовал, как он давит в себе желание как следует почесаться. По правилам я должен был быть преисполнен светлой грусти. На деле же - я прислушивался к сопению Терри, размышлял о том, что беседка с полом, отделанным плиткой, оказалась очень удачным местом для церемонии (будет легко смыть кровь, и дом не потеряет в цене из-за моего решения), восхищался предусмотрительностью наших предков, завещавших выполнять церемонию на специальном коврике, который, как оказалось, изготавливается из ткани повышенной гигроскопичности. В общем - голова моя в этот момент оказалась забита кучей бытовой чепухи, и я никак не мог сосредоточиться на главном, пока не нашарил глазами собственный нож, лежащий перед собой. На рукоятке ножа все еще был повязан легкий Сонин шарфик.

  Воспоминания накрыли лавиной, будто дверь, надежно запиравшая их в самом потаенном уголке, не выдержала и сорвалась с петель. Вот мы в беседке, ее голова у меня на груди, я вижу только макушку и растрепанные яркие волосы, и меня захлестывает нежность, почти забытое мной за эти годы чувство. Вот она сидит на диване, поджав ноги под себя, и, замерев, переживает острый момент очередного фильма в галавизоре, и я сам не дышу, стараясь не нарушить этот неожиданный, хрупкий момент сопричастности. Шарф скользнул между пальцев и в памяти услужливо всплыл тихий вечер, Соня на моих руках, и наш жадный, несытый поцелуй, во время которого я все глажу ее по голове, пропуская пряди волос сквозь пальцы. Запах, такой родной, сводящий с ума, я вдыхал его, прижимаясь к ней во время близости, и не мог надышаться. Образы были настолько яркими, что я застонал.

  - Сайгон?! - неожиданным было то, что меня окликнуло два встревоженных голоса, - Началось?

  Я развернулся и не поверил своим глазам. Эдвард... нет, правильней будет сказать - отец, стоял в арке беседки, в церемониальном белом одеянии.

  - Я обещал прийти попрощаться, - ответил он на незаданный вопрос и встал за моим правым плечом. - Они улетели. Я заезжал домой, надо было кое-что сделать и переодеться. Как ты, сынок?

  Я лишь неопределенно помотал головой.

  Связь между браслетами рвется мучительно, выматывая мужчину, заставляя его испытывать страдания, сводящие с ума. Разрыв связи подавляет инстинкт самосохранения, вызывает приступы аутоагрессии, когда кажется, что боль, которую причиняешь себе сам отвлекает от 'браслетной' боли. Большинство сводят счеты с жизнью именно на этом этапе, самостоятельно прекращая свои страдания. Но бывают случаи, когда по каким-либо причинам это не удается. Тогда ему на помощь приходят те, кто стоит за его спиной. Это почетная обязанность, которую стараются избегать всеми силами. Терри, например, отказывался до последнего, апеллируя к моему здравому смыслу, напоминая о моей смешанной крови и неоднозначных реакциях на ритуалы, и сдался только тогда, когда я напомнил ему, что больше мне обратиться не к кому. Разве что - к Расмусу. Терри, если доведется, будет милосерден - он, не доверяющий ножам, принес пистолет, который гарантированно вынесет мне мозг и избавит от боли. А вот появление Эдварда было неожиданным, но, по небольшому размышлению, выглядело идеологически правильным для рода Песчаных котов. Только вот я впервые видел, что отцу чихать на идеологию, интересы рода и прочие резоны. Он действительно пришел попрощаться. И, если понадобится, своим ножом прекратит мою агонию.

  Время неумолимо текло, мы же трое терпеливо ждали. Первым не выдержал Терри.

  - Понастругали тут некоторые ... полукровок, а мы мучайся! - послышалось ворчание слева, - То от капель в нос пытается откинуться, то вот теперь жена улетела, а он ни в одном глазу!

  - Не учи воина... картошку чистить, - неожиданно беззлобно огрызнулись справа, - сначала своих настругай, потом и поговорим.

  Я замер... Конечно, ритуал уравнивал всех его участников, но еще пару дней назад я не мог и представить, что Эдвард, которого за глаза звали 'Эдвард Стальные Яйца' будет пикироваться с одним из молодых воинов.

  - Ничего, что я тут весь в белом сижу и у меня ритуал? - ядовито поинтересовался я, когда первый шок прошел.

  - А ничего, что на тебя опять ничего не действует? - также ядовито отозвался Терри, - они, может, уже в атмосферу входят, а ты сидишь тут как дурак. И я с тобой, за компанию. Ты, Сай, учти, про такое уговора не было, я в тебя нормального стрелять отказываюсь.

  Не знаю, далеко ли мы бы зашли, если бы не были прерваны самым неожиданным образом. В арку беседки ворвалась запыхавшаяся Юстимия, и, увидев отца, нервно всплеснула руками.

  - Эдвард, наконец-то я Вас нашла! Хотела уже младших дочерей отправить поселок прочесывать. - Старшая Дочь перевела дух, поправила облачение и приняла официальный вид, - Храм Матери-Прародительницы приносит соболезнования Эдварду, сыну Эвана, в его потере.

  - Подождите соболезновать, - я обрадовался возможности выплеснуть нервозность и негатив на не слишком приятного человека, - я еще, вроде как, жив!

  Юстимия вздрогнула, внимательно осмотрела нас, и со стоном опустилась на лавку.

  -Твою ж Праматерь , ну ты посмотри, он ее все-таки вывез! Чуть-чуть не успела... Великая, ну почему ты занималась всякой херней, вместо того, чтобы добавить мужчинам немножечко мозга? Столько лет, столько лет, и все впустую!

  Я увидел, как у Терри отвисла челюсть. Это означало, что со мной все в порядке, и я действительно слышал то, что слышал. Потом выругался Эдвард, я обернулся на звук и обомлел - отец держал в руках браслет, распавшийся на две половинки. 

  - Да-да, я именно об этом и говорила, - голос у Юстимии был ироничным.

  Сейчас она выглядела обычной, немолодой и уставшей женщиной - образ величественной Старшей Дочери будто сполз с нее, как смываются под летними дождями рисунки на стеклах, созданные к Дню Равноденствия.

  - Где тело? - по напряженному лицу отца было трудно понять его настоящие чувства.

  - В Храме, - откликнулась жрица, - Заберешь, или оставишь на наше попечение?

  - Позаботьтесь о ней, как должно, - отец раздумывал недолго, - у меня в доме некому сделать это.

  - Само собой, все сделаем, как положено. И похороны по высшему разряду, а как же? Не хуже чем свадьба ваша была, - Юстимия твердо встретила разъяренный взгляд отца. Они долго смотрели друг другу в глаза, и отец отвел взгляд первым.

  - Съезди, распорядись, - махнула ему рукой Юстимия, - будет нужна одежда, украшения, пусть Младшие Дочери подберут. Да езжай ты, езжай, - поторопила она Эда, заметив его колебания, - Я за сыном твоим присмотрю. Сам знаешь - руки у меня сильные и крови я не боюсь.

  Когда отец торопливо вышел из беседки в дождь, я решился задать вопрос, мучавший меня: 

  - Как она умерла? 

  - Боюсь, мальчик, ты не оценишь шутку Праматери, - отозвалась жрица и на ее лице появилась усмешка, - Старая змея захлебнулась ядом.

  Абсурдный, совершенно невозможный, но при этом происходящий здесь и сейчас разговор породил не менее абсурдный и совершенно невозможный вывод. И если бы не выматывающее душу ожидание - вряд ли бы я осмелился задать свой вопрос.

  - Неужели сама?

  - Такова была воля Праматери, - отрезала Юстимия, становясь серьезной.

  Это могло значить и 'да' и 'нет', и даже 'так получилось', но я был уверен, что Найне помогли. Не могу сказать, чтобы известие о смерти мачехи меня сильно расстроило. Но меня впервые всерьез беспокоило другое. Вернее другой.

  - И что теперь будет с отцом?

  - А что теперь-то беспокоится? - удивилась жрица, - Теперь он сам должен решить, как жизнь строить. Захочет - будет один жизнь доживать, а не захочет один - может еще раз жениться. Он у тебя мужчина крепкий, видный, на него до сих пор невесты засматриваются. Не фыркай, я совершенно серьезно. Как минимум одной влюбленной в него дурочке я не дала повторить мою ошибку.

  - Вашу ошибку? - переспросил я с любопытством.

  - О, это долгая история, - отмахнулась от меня Юстимия.

  - Думаю, что она может скрасить мне ожидание, - я демонстративно расправил складки церемониальной одежды, - да и я гарантированно унесу Ваши тайны в могилу.

  - Ну, знаешь ли, - возмутилась Старшая Дочь Храма. А после небольшой паузы уточнила, - а твой брат?

  - Будет молчать, иначе не получит свадебного благословения, - фыркнул я, - Иногда Жрицы Храма могут быть очень убедительными, знаете ли.

  Юстимия дотянулась до подушек и устроилась с удобством. Откашлявшись, она ненадолго задумалась, глядя в потолок и барабаня пальцами по колену, потом перевела взгляд в нашу сторону.

  - Зная твой интерес к старым книгам, я думаю, что историю Керимы ты знаешь даже лучше меня. Предыдущие пару веков на планете бушевали междоусобный войны, щедро приправленные кровничеством. Знаешь, что такое кровничество?

  Я наморщил лоб в попытке вспомнить.

  - Не пыхти, - вздохнула Юстимия, - Для вашего поколения - это всего-лишь понятие из учебника. А вот для деда твоего, например, это была самая что ни на есть реальность. Уверена, что ты таки смог вычитать в своих книгах, что селекционная работа Керимы Мехди, нашей Праматери, имела небольшой побочный эффект. Направленная мутация почему-то лучше 'ложилась' на мужской кариотип - то ли дело в 'игрек -хромосоме', которая стабилизировала эмбрион, то ли в чем-то еще, но факт остается фактом. В каждом поколении девочек рождалось чуть меньше, чем мальчиков. Нет, в общем-то стандартная популяционная картина тоже имеет небольшой перекос среди новорожденных. Но на Кериме этот дисбаланс был больше. Ненамного, на самую малость. Но постепенно, очень незаметно, перекос становился все сильней. К сожалению, когда мы спохватились - ситуация стала необратимой. С течением времени конкуренция за невест становилась все жестче, агрессивней. Ты думаешь - выкуп за невесту или отбраковка неудачников в день Рубежа это требования Храма? Как бы не так. Ты - воин и не знаешь и половины того, что творится в гражданских поселках и городах, а я, пожалуй, не стану тебе рассказывать об этом. Тем более, сейчас. В общем - повышенная конкуренция подхлестнула уровень агрессии, и Керима на несколько веков погрязла в войне воинских родов. Ну, я думаю, что об этом ты тоже читал: спортивная кража с чужих территорий чего только можно, включая невест, постоянные пограничные стычки, кровная месть, которая порождала новую волну войн за территории, убийств, и мародерства... Прелестный букет кланового общества. И все бы так и продолжалось, если бы не случились Ястребы. Наверное, тогда воины впервые задумались об удивительной хрупкости своих жизней. И у них появился враг, который позволил объединиться и собрать совет Старейшин, невзирая ни на что. Этим врагом, как ты понимаешь, оказался Храм. В этом противостоянии с Храмом была несомненная польза: междуусобные войны могли только ослабить воинов, поэтому их было решено прекратить. Встал вопрос - куда же девать воинов, которые привыкли воевать, и не имели мирных профессий? И тогда впервые Старейшины победили Храм: самоизоляция Керимы от внешних миров закончилась.

  - Все это, конечно, очень познавательно, - подал голос Терри, - но какое отношение это имеет к Вам? И к Эдварду?

  - Молодой ты еще, торопливый, - беззлобно поддразнила его жрица, - сейчас и до этого дойду. Эван, дед Сая, был кровником клана Каменистого Щитомордника. Кровничество у них было давнее, 'жирное', не одно поколение длящееся, просто прекратить его, подписав бумаги, как с другими родами, никак не выходило. И тогда Старейшины вспомнили старинный земной опыт - межклановый брак, который решил бы эту проблему. Изначально новорожденную Найну, дочь главы Щитомордников, сговорили за семилетнего Дилона, старшего брата Эда. Но за несколько дней до свадьбы флайбус с её отцом, Ивом, женихом Дилоном, и самим Эваном попал в катастрофу. Неполадки в навигационной системе. И Найна в одночасье из любимой единственной дочери главы клана оказалась пусть любимой, но племянницей нового главы рода, Райна, брата Ива. А Эд, который только закончил воинскую школу на командира десятки - главой рода. Он мог тогда отказаться от чужих обязательств, но ему так хотелось быть правильным, хотелось получить одобрение отца, хоть и посмертное... Я ждала его из воинской школы... И дождалась. Он отказался взять мои бусы, долго говорил про долг и семью, а я... А, что там! Я тогда была глупой пятнадцатилетней дурехой. И лучшей в школе при храме. Жрицы меня давно уговаривали, а тут такой повод - грех не воспользоваться. Так я стала послушницей. Эд же все со свадьбой тянул - то дом строил, то дела рода мешали, пока, наконец, Найна, чьи капризы Райан не особенно терпел, не приперла к стенке. Вот он перед последним заданием куртку с бусинами Найны и одел, собирался жениться, как только с него вернется. Только вот вернулся он не один, а с твоей матерью, Уной. Странно - я долго Найну ревновала, до красной пелены в глазах. Меня поэтому даже в Дочери храма ввести не могли - слишком сильна была 'мирская пуповина', которую я не могла разорвать. А вот с Уной такого не было. Я однажды увидела, как он на твою, Сай, мать смотрит - и поняла, что ни мне, ни тем более Найне, делать рядом с ним нечего. Я этот взгляд потом только через тридцать лет увидела. Угадай у кого?

  Мы помолчали.

  - Нет, пожалуй, сейчас я уже не жалею, что пришла в Храм, - снова заговорила Юстимия, - но вот тогда, когда я впервые увидела, как мужчина должен смотреть на свою женщину... Эти наши керимские браслеты - они ведь не только мужчин искалечили, они и женщин обокрали. А мы живем, счастливые, как слепцы в своем темном мирке, и не знаем, какого огромного фантастического мира красок и образов мы лишены. Поэтому, пока я Старшая Дочь родового храма Песчаных котов - у нас не будет послушниц, бегущих от самих себя и от своих чувств.

  Это была крамола и ересь. Крамола и ересь из уст той, что должна бы следить за моральным обликом рода! Но больше, чем эти неожиданные, бунтарские слова, меня поразили цветастые, выспренние обороты, явно позаимствованные из контрабандных 'книжечек в розовых обложках' ,как их называла Соня. Я поежился - в беседке было сыро, а белое церемониальное одеяние мало спасало от холода. Да и откровения, падающие на меня в последние дни, вызывали оторопь.

  - Знаешь, братец, - подал голос Терри, - я всегда знал, что ты слегка чокнутый. Но я и предположить не мог, что ты можешь превратишь в балаган даже собственное самоубийство.