анкетный зал был главным центром общественной жизни Непутевого леса. В нем проводились торжественные вечера, соревнования по пинг-понгу и митинги протеста. Кроме того, его частенько снимали для благотворительных мероприятий и театральных представлений. Обычно в течение одной недели там один за другим проходили: собрание Общества по Борьбе за Права Хомяков (ОБОПРАХ) под председательством Хьюго, финал чемпионата по игре в дартс среди вампирш, репетиция музыкальной группы «Непутевые ребята», занятия кружка народных танцев троллей (это стоит увидеть), благотворительная распродажа старья зомби, концерт привидений, репетиция Любительского Театра Скелетов (ЛЮТЕСК), ужин Общества Друзей и Соратников Гоблинов (проходит при полупустом зале), а также популярный мастер-класс по плетению дьявольских сетей, который дождливыми воскресными вечерами вел Проныра.

Так что ведьмам, можно сказать, повезло, что им удалось арендовать Банкетный зал на ближайший же вечер. Впрочем, дело тут было не совсем в везении. Обычно в полночь по средам в зале проходили собрания дискуссионного клуба гномов. Но Проныре стоило шепнуть всего пару слов на ухо председателю клуба, как тот с радостью уступил зал ведьмам на всю ночь. Только вы не подумайте, ничего плохого Проныра гному, разумеется, не сказал. Всего лишь разъяснил важность внеочередных слетов для ведьм и слегка намекнул о неудобствах, которые могут испытывать гномы, превращенные ненароком в лягушек, и все такое прочее в этом же духе.

Словом, председатель дискуссионного клуба особо не препирался.

Итак, ведьмы собрались в Банкетном зале. Приближалась полночь, на улице, как и предсказывала Чепухинда, моросил дождь, и слет должен был вот-вот начаться.

Тринадцать стульев расставлены вокруг длинного деревянного стола. На одиннадцати из них уже сидели ведьмы. Хотя, если быть точными, сидели всего девять ведьм, потому что Туту стояла на своем стуле вверх тормашками, а Макабра на свое место еще не уселась, зато успела кинуть туда свою волынку. Помощники ведьм шныряли, ползали и всячески сновали у собравшихся под ногами.

Не было в зале лишь Достопочтенной Чепухинды и самой Пачкули.

Шельма с Чесоткой специально заявились пораньше, чтобы занять места по обе стороны от Чепухинды.

По всему было видать, что они расстроены до глубины души. Обе сидели с каменными лицами, сложив на груди руки, задрав вверх подбородки, и намеренно не присоединялись к общему светскому разговору. Барри и Дадли держались соответственно. Вокруг все без умолку трещали о новейших заклинаниях, генеральной весенней уборке, рецептах зелий и претендентах на победу в конкурсе на лучшее чародейство года, о том, что метлы в последнее время совсем распустились, и все такое прочее, но ничто не могло отвлечь этих двоих от мрачных мыслей. На правах потерпевшей стороны они собирались выжать из предстоящего собрания все, что только можно.

Чесотка с Барри выглядели и впрямь неважно. Чесоткины волосы были еще грязнее обычного, а плечи, как никогда, напоминали заснеженные просторы Гренландии. Барри примостился на спинке стула хозяйки и изо всех сил делал вид, что не замечает проплешины на своем заду. Время от времени он качал головой и тихо вздыхал: «Ну почему именно я?»

Шельма же, напротив, явно намеревалась получить удовольствие от предстоящего спектакля. Она постаралась на славу, чтобы изобразить из себя настоящую жертву трагедии. Оделась во все черное, а под глазами размазала темные тени на пол-лица. Время от времени она промокала воображаемые слезинки черным кружевным платочком. Одноглазый Дадли лежал, свернувшись калачиком, у нее в ногах и бормотал под нос страшные проклятия, готовый в любой момент вцепиться всеми когтями в того, кто осмелится сказать хоть слово о его раздувшейся щеке.

Бугага с Гагабу посвящали в душераздирающие подробности своей зубной истории всех желающих. Грымза сидела рядышком, но вместо того, чтобы слушать близняшек, строчила очередную поэму на страницах старой потертой тетрадки. Очкарик, ее помощник филин, то и дело заглядывал хозяйке через плечо и вносил критические замечания.

— …и вообще, Пачкуля специально выставила это твердокаменное печенье, чтобы мы об него все зубы переломали, — закончила свою речь Гагабу. — Согласна, Грымза?

— Прошу прощения, — оторвалась от писанины Грымза. — Что ты сказала, Гаг? Я тут вообще-то стихи сочиняю, если вы еще не поняли…

Мымра, Вертихвостка и Крысоловка сидели чуть поодаль и перекидывались в картишки. Тетеря, как обычно, храпела, уронив голову прямо на стол. У самых дверей Макабра отчаянно бранилась с местным сторожем, угрюмым троллем по имени Клиффорд. Оба орали так громко, что уже никто не мог разобрать, из-за чего вышел весь сыр-бор.

По углам затаились особо любопытные зеваки, главным образом скелеты, которых столь чрезвычайное событие как внеочередной слет заставило повылезать из своих шкафов.

— А ну-ка, все быстро по местам, — скомандовала влетевшая в зал на всех парах Чепухинда. В руках она сжимала флягу, пакетик с карамельками, очки для чтения и толстый свод законов. За ней по пятам семенил Проныра, волоча мешок с прочими необходимыми для собрания вещами.

— Нет-нет, можете не вставать, — продолжала она. — У нас сегодня внеочередной экстренный слет, так что обойдемся без обычных формальностей. Это допускается законом. Просто сядьте и слушайте. А все, кто не ведьмы, покиньте помещение.

Тени в углу разом замерли. Но Чепухинда упорствовала.

— Да-да, скелеты, я к вам обращаюсь. Думаете, мне отсюда ничего не видно? А ну, вылезайте и вон отсюда немедленно. Это закрытое собрание. Только для ведьм и их помощников.

— В объявлении ничего такого не сказано, — возразили скелеты.

— Сказано, не сказано — какая разница. Здесь правила устанавливаю я! А ну, пошли вон! Макабра, проследи, чтобы они испарились. Клиффорда это тоже касается.

Под свист и улюлюканье ведьм изгнанная нечисть покинула зал, и Макабра захлопнула за ними дверь.

— Итак, — обвела взглядом зал Чепухинда, — все собрались? Тогда, пожалуй, приступим.

— Боюсь, еще не совсем все собрались, — заметила Шельма, указывая пальцем на единственный пустующий стул. — Может, конечно, я и не права, хотя, безусловно, я права, но, по-моему, среди нас нет Пачкули. Мы с Чесоткой подозревали, что именно так и будет. Жаль, конечно, что вы не позволили нам попросту пойти и стереть эту негодницу в порошок, как мы и предлагали. Скажи, Чесотка?

— Совершенно верно.

— Садись, Шельма. Мы проведем заседание по всем правилам, — строго сказала Чепухинда. — Пачкуля имеет право высказать свою точку зрения на всю эту историю. До сих пор мы слышали только твои догадки о том, что она будто бы похитила у Дадли ус для какого-то там таинственного зелья.

— Да она же все равно не придет, разве не понятно? — взвизгнула Шельма. — Плевала она на ваши повестки! Чует, что спета ее песенка!

— Какая такая песенка? — раздался вдруг голос с порога. — Прошу прощения за опоздание, Чепухинда. Никак не могла завести метлу. Бедняжка так кашляет. Должно быть, простыла. Привет, девочки. Я что-то пропустила?

Как ни в чем не бывало Пачкуля прошествовала в зал и плюхнулась на свободный стул. Хьюго примостился на полях ее шляпы и с высоты хитро поглядывал на Дадли, который демонстративно отвернулся к стенке и нервно бил хвостом из стороны в сторону. Барри смерил хомяка долгим тоскливым взглядом и, тяжело вздохнув, тоже отвернулся.

— Ну-с, — обвела присутствующих взглядом Пачкуля. — Про какие песенки вы тут болтаете, а? Или Бугага с Гагабу опять собрались устроить концерт? Тогда я, пожалуй, пойду, довольно с меня их музицирования. Кстати, вам печенье понравилось? Простите, что столь поспешно вас покинула. Просто вспомнила об одном очень важном неотложном деле.

— Отставить разговорчики, — рявкнула Чепухинда. — С твоего позволения я бы хотела перейти к официальной части нашего собрания.

— Конечно-конечно, как скажете. Ничуть не хочу вас задерживать. У самой нет времени тут рассиживаться. Кстати, чего ради мы вообще тут собрались? Что за срочность такая? У некоторых, между прочим, дела!

— До меня дошли слухи, — прищурилась Чепухинда, — что в последнее время ты стала слишком много себе позволять, Пачкуля. За этим я и созвала внеочередной слет. На тебя поступают жалобы. По правде сказать, мне их уже записывать некуда.

— Не может быть! — театрально всплеснула руками Пачкуля. — Жалобы? На меня?!

— Перестань паясничать, Пачкуля. Всем известно, что ты собираешь ингредиенты для тайного зелья, — заверещала Шельма, вскочив со стула и выставив в сторону бывшей подруги костлявый палец. — Думала, мы такие дурочки, что не догадаемся? Скажи, Чесотка?

— Не, мы не дурочки, — энергично замотала головой Чесотка, отчего на плечи ей обрушилась очередная снежная лавина.

— Ты похитила у Дадлика ус, Пачкуля, и поплатишься за это! — прорычала Шельма. Пачкуля изо всех сил старалась выглядеть паинькой, но выходило не слишком убедительно.

— Сядь на место и успокойся, Шельма, а не то Макабра выставит тебя вон, — скомандовала Чепухинда. Затем она нацепила на нос очки и взяла в руки исписанный вдоль и поперек листок бумаги. — Признаешься ли ты, Пачкуля, в том, что за последние несколько дней похитила ус у кота, именуемого Одноглазым Дадли, незаконно присвоила хвостовое перо стервятника, именуемого Барри, а также тайком выкрала принцессу, именуемую Сладкоежкой, и обстригла ей волосы.

— Я категорически отрицаю все вышеперечисленные обвинения, — решительно заявила Пачкуля и в ту же секунду покрылась предательскими зелеными пятнами. Весьма некстати.

— Вот видите, видите?! У нее сыпь! — закудахтала Шельма. — Она точно колдует над тайным зельем, Чепухинда, уж это как пить дать! Думала, будто в разгар весенней уборки никто и не заметит!

— Вер-р-рно! — встряла Макабра. — Иначе зачем ей понадобилась тр-р-рясина? Никто ее в наши дни уже не использует. Устар-р-ревшая штуковина. Только очень, очень др-р-ревние зелья вар-р-рят нынче из трясины.

И тут остальных ведьм словно прорвало, и обвинения посыпались со всех сторон.

— А все эти странные ингредиенты, что она искала в магазинчике Олдуя! Действительно, все сходится!

— А то, что она ото всех прячется днями и ночами? Неспроста!

— А перо Барри? Разве забыли?

— Точно! А еще я случайно встретила ее…

— И она там явно что-то прятала…

— Подсунула нам это каменное печенье, а сама испарилась…

Пачкуля слушала их со все нарастающим чувством беспокойства. Похоже, у всех ведьм был на нее зуб, и на чью-либо поддержку рассчитывать не приходилось. В Грымзиной поэме и то говорилось о ней, причем не в самых лестных выражениях. А точнее, говорилось в ней следующее:

— Не похищала я никакого печенья! — запротестовала Пачкуля, но никто ее не услышал, кроме Грымзы, которая пробормотала в ответ что-то насчет поэтической условности. Похоже, ведьмы из кожи вон лезли, чтобы рассказать о Пачкуле еще какую-нибудь гадость и тем самым еще больше ей досадить. Видно, она стала для всех врагом номер один.

— А ну, тихо! Всем успокоиться! — гаркнула Чепухинда. — Ты, конечно, можешь все отрицать, Пачкуля, но улики говорят против тебя: ты определенно колдуешь над тайным зельем.

— Ну хорошо, хорошо, — воскликнула Пачкуля. — Колдую, ну и что! Я все признаю, но что с того? Разве мы не ведьмы? Разве нам не положено колдовать над зельями? Или махать тряпкой и начищать столовое серебро — это все, на что мы теперь годимся?

В ответ раздался сердитый ропот. Причем самые громкие возмущения доносились с полей ее собственной шляпы, из чего следовало, что даже Хьюго был настроен против нее.

— Разумеется, — продолжила после некоторой паузы Чепухинда, — ведьмам положено колдовать над зельями. Но не над тайными же! Чтобы колдовать над тайным зельем требуется сначала получить разрешение у меня!

— Но…

— Так гласит закон! Статья девятая, параграф четырнадцатый: ни одна ведьма не имеет права красть что-либо у других ведьм или же их помощников с целью использовать украденное в составе зелья, за исключением случаев, когда ей дано на то особое разрешение Предводительницы шабаша. Насколько я помню, никакого разрешения я тебе не давала. И что там вообще у тебя за зелье? Для чего оно? И где ты его откопала?

— Прошу меня простить, но, боюсь, я не имею права разглашать вам эти сведения, — сказала Пачкуля.

— Неужели? В таком случае, мне придется объявить тебя вне закона. Будь добра, немедленно сдай мне свое колдовское удостоверение.

— Но…

— Довольно с меня твоих «но». Немедленно сдай его. Это приказ.

Стараясь не обращать внимания на едкие смешки, Пачкуля засунула руку в карман своих лохмотьев и извлекла оттуда обтрепанный пожелтевший листок. С тяжелым вздохом она протянула удостоверение Чепухинде, которая принялась пристально рассматривать его сквозь очки.

— Так я и знала, уже целых две пометки о нарушениях. Что ж, мне ничего не остается, как поставить третью. А это значит, что тебе запрещается колдовать над чем-либо, будь то тайные зелья или явные, в течение целой недели!

— Но… Чепухинда!.. — запротестовала было Пачкуля.

— И это еще не все, — продолжала железным тоном Чепухинда. — Ты должна будешь извиниться перед всеми, кому нанесла ущерб. И ты напишешь письмо королю Фундюку, в котором попросишь прощения за похищение его ненаглядной дочурки. А кроме того, в течение последующих шести недель будешь каждый день приходить и чистить мои ботинки. Глядишь, и сама поаккуратнее станешь. На этом объявляю собрание закрытым! Йя-а-а-а-ху! Даешь бутерброды! Кому показать мою мышь на резиночке?

Все ведьмы ринулись смотреть мышь. Все, кроме Пачкули, которая стояла как вкопанная.