Остывшие гильзы

Умарова Ася

Повесть о Чеченской войне.

 

ThankYou.ru: Ася Умарова «Остывшие гильзы»

Спасибо, что вы выбрали сайт ThankYou.ru для загрузки лицензионного контента. Спасибо, что вы используете наш способ поддержки людей, которые вас вдохновляют. Не забывайте: чем чаще вы нажимаете кнопку «Спасибо», тем больше прекрасных произведений появляется на свет!

 

ОСТЫВШИЕ ГИЛЬЗЫ

 

Лаура на войне

Когда началась война, Лауре было девять лет. До этого она никогда не слышала о ней, войне… Лаура жила в мире сказок.

Она еще не догадывалась, что после войны начнет бояться собак. «Это потому что ты мусульманка», — утверждали многие. А Лаура, как могла, уходила от ответа. Ведь это вовсе не так. Собаки прежде всего напоминали ей зачистки, когда федералы врывались в их дом с огромными черными овчарками. Солдаты всегда совершали обыски в селах именно с огромными собаками. Не раз такие собаки подходили к Лауре и обнюхивали ее. Не раз собаки закидывали лапы ей на плечи. Ей было очень страшно, когда огромные, покрытые густой шерстью, грязные лапы цеплялись за ее чистый вязаный свитер. Когда голова собаки, с открытой пастью, с огромными клыками, со стекающей слюной, приближалась к ее лицу, Лаура закрывала глаза. Собаки очень громко лаяли, когда заходили во двор. Они быстро проносились по всем комнатам. А вся семья с замиранием сердца ждала во дворе: что скажут солдаты на этот раз? Они могли сказать, что нашли гильзу. Это означало, что им нужно дать выкуп, чтобы они не забрали мужчин. Однажды одному человеку из ее села федералы положили целый мешок пуль в тумбочку. Произошло это тогда, когда хозяин дома показывал сараи во дворе военным. Когда он открыл тумбочку и увидел там патроны, то сразу же упал в обморок. Помнил только, что все вокруг очень громко засмеялись, а когда очнулся, то никого уже не было. А в другом доме хозяев российские военные не нашли, потому что они находились в Ингушетии, пережидая войну… были беженцами. Федералы перелезли через забор. Выбили все стекла в окнах, дверях, сломали мебель и сорвали занавески… Когда хозяева через полгода приехали домой, то им было больно видеть не то, что разгромили их дом, своровали вещи и разбили все стекла… Им было противно и тошно видеть испачканные блевотиной военных занавески. Лаура никогда не забудет, как когда-то все родственники приходили посмотреть на эти шторы, когда их купили. Столько времени они откладывали деньги на эти занавески… Хозяева недолго думали и решили выкинуть их в мусорку. Все равно не отстирать. Ведь все въелось не только в материю, но и в души. Но попадались и «хорошие» солдаты, которые просто проверяли дом и не брали ничего, а если и брали, то совсем немного: книги, диски, аппаратуру, консервы и продукты.

А ведь было время, когда Лауре попадало за ее любовь к собакам. Лаура, а помнишь, когда ты, маленькая, со смешными косичками, заснула в будке вашей овчарки Найды? Помнишь, как мама и папа не могли найти тебя? И вдруг нашли в конуре собаки. Тогда ты не боялась собак. А ведь твоя собака ничем не отличалась от тех самых овчарок, которые врывались в твой дом с российскими военными во время зачисток.

А еще Лауре нравилось осматривать подвал дома, где мама хранила заготовки на зиму. Она еще не догадывалась, что начнет бояться подвалов. Все подвалы мира, в какой стране они бы ни находились, напоминают ей подвалы, где приходилось укрываться от бомб. Она никогда не забудет, как, задыхаясь от быстрого бега, запрыгивала в подвал. Но и там Лаура не была в безопасности. Ведь в любое время в село могли зайти федералы, которым потехи ради ничего не стоило кинуть в подвал гранату. Сколько таких случаев происходило в других селах, почему их село должно быть исключением? Женщины в подвале шепотом рассказывали о трагедии в селе Самашки. Там военные устроили настоящую резню, людей сжигали живьем, в подвалы и дома стреляли из огнеметов. Позже Лаура видела эту бойню в видеозаписи. Особенно она не может забыть одну картину: как бабушка сидит на корточках и руками перебирает останки своих детей и внуков. Их всех закрыли в подвале и ударили из огнемета. Бабушка сразу же помешалась, никому не отдает останки и, тихо напевая что-то, перебирает обуглившиеся косточки. Поэтому, когда Лауре нужно спуститься в подвал за запасами, ее сразу же охватывает паника. В подвале чудится запах горелого мяса и кажется, что там, где-то в углу, до сих пор сидит та бабушка. Она еще не догадывалась, что начнет бояться ходить по зеленой траве, потому что очень многие из ее сверстников подорвались на минах. Она ходит только по протоптанной дороге. Сколько раз подруги приглашали ее на пикник, чтобы повеселиться в лесу! А Лаура боится, что если они разожгут костер, то может что-то разорваться под ним. Сколько было таких случаев! Она боится травы, тем более ходить по ней босиком. Каждый шаг по траве дается ей с трудом, а вдруг там какая-то ловушка? Когда Лаура шагает по траве, никто не улавливает ее внутреннего страха, не понимает, как сложно даются ей эти шаги. Но она пытается улыбаться, потому что поняла, что не все в мире любят слушать о войне, что не принято говорить о личных проблемах. Каждый думает только о себе, твои проблемы никого не интересуют.

Все, Лаура, ты теперь, наконец, поняла, что миру не до тебя. Ты намного повзрослела за эти десять лет постоянного попирания прав человека. Ты не та наивная девочка, которая верила в добро и справедливость, верила, что тебя защитят и спасут. А помнишь, как ты однажды во время налета осталась в доме с мамой и младшей сестренкой? Где-то недалеко шла бомбежка, все вокруг содрогалось, а вы сидели, прижавшись друг к другу, в уголке коридора, и пятилетняя сестренка вдруг спросила у мамы: «Мама, а у политиков есть мамы?» Мама ответила: «Не знаю, наверное, есть. А зачем тебе это?» — «А почему они не скажут им, что нельзя бомбить дома и пугать маленьких детей?» Мама улыбнулась, погладила ее по голове и сказала, что политики давно отдали приказы летчикам не бомбить дома, где находятся маленькие дети. «Ты думаешь, мы сидели бы здесь с тобой, если бы нам что-то угрожало? Я узнала о приказе политиков и решила, что нам лучше сидеть дома», — успокаивала мама. После этого сестренка успокоилась и, когда начинались обстрелы или бомбежки, подбегала к маме и спрашивала только, в какой угол нужно сесть, чтобы было безопаснее. А помнишь, Лаура, когда тебя папа повез первый раз в горы? Ты любила скатываться по мокрой траве с гор. «Папа, смотри!» — кричала ты и звонко смеялась. Ты вставала очень рано, чтобы успеть провести рукой по мокрой от росы траве. Ты всегда скидывала обувь и бегала босиком. А помнишь, как ты любила ходить в поход? Собирала желуди, грибы, шишки… А куклы? Почему ты стала бояться кукол? Это произошло после того, как прошел слух, что иностранные террористы подбрасывают кукол и разные интересные предметы, внутри которых находились бомбы. Твоя троюродная сестра, которой было всего пять лет, дотронулась до одного такого предмета. Ей оторвало руку и ногу. И она навсегда осталась инвалидом. Ты убрала все свои куклы в сарай, потому что боишься их. Они внушают тебе страх. Однажды ты попыталась заснуть с одной куклой, но проснулась от страшного сна. Эта кукла тебя душила во сне. После этого ни одна кукла больше не появлялась в твоей комнате. Лаура много раз задавала себе вопрос: почему ее родители решили переехать в Чечню? Ведь им было так хорошо в городе Н.! Но по настоянию бабушки отец решил вернуться в Грозный. Мама и папа быстро нашли работу. Было новоселье. Все желали новой счастливой жизни. Казалось, что семья Лауры самая счастливая на свете. И ей казалось, что так будет всегда… И тут — война! Наверное, только военные бывают готовыми к войне. Их специально обучают этому. Они проходят военную подготовку: стреляют, взрывают объекты, дерутся, выполняют задания командиров. А простые люди не готовы к этому. Все ведут себя по-разному. Смелые вдруг становятся трусливыми, а трусливые, наоборот, смелыми. А если честно, нет времени думать, нужно спасаться. Действовать надо быстро. Иначе тебя убьют. Если раньше Лаура слышала, что в селе умер своей смертью человек, ей становилось очень грустно. И все так сильно переживали. А когда началась война, смерть стала обычным явлением. Все к этому относились как-то спокойно. Даже почему-то завидовали умершим. Ведь они освободились от этих мук и приобрели вечность на том свете. Их души, наверное, успокоились там.

Люди очень любили рассуждать. О том, что, если бы сложилось не так, а вот так, войны удалось бы избежать. Находили виновных и проклинали их. Наверное, они получали внутреннее успокоение от этого. Лаура не понимала их. Ну вот что изменится, если они вдруг узнают, что виноват такой-то человек? Что от этого изменится? Кто вернет ей детство? Ведь его раздавил огромный военный башмак. И карусель ее детства остановилась не по причине поломки или оборванной цепи, а по причине войны. По причине людей в форме цвета хаки. И их уход ничего не изменит в детском подсознании. А ей так бы хотелось еще поиграть с куклами, ведь она же еще не наигралась. Так бы хотелось заниматься тем, чем занимаются обычные дети всего мира. Играть в песочнице, строить замки, шить одежду для кукол, но она не могла. Хоть бы посидеть на коленях у родителей как нормальный ребенок. Это было другое время, когда нельзя было играть. Тебя не так поймут. Ты должна стать взрослой и все понимать. Не капризничать, а понимать. Так как родителям сейчас не до этого. После первой войны к Лауре приехала погостить двенадцатилетняя родственница из другой республики. «Лаура, давай поиграем, кто выше прыгнет?!» — и родственница начала весело скакать с одного кресла на другое. При этом она звонко смеялась. А Лаура стояла и смотрела на нее с удивлением: что здесь смешного? Вечером рассказывала маме: «Мама, представляешь, она же большая, ей же двенадцать лет». Мама молча обняла ее и заплакала. Тогда Лаура поняла, что ее детство давно закончилось. Трупы, взрывы бомб, звуки военных самолетов, танков… Как бы ей хотелось побыть в тишине, послушать пение птиц и шум ветра. Хоть один день выспаться в своей комнате, в пижаме, а не спать в одежде и обуви, потому что в случае опасности нужно бежать в подвал. А утром просыпаться от удушья и смрада: в комнате стоит буржуйка, которую не так-то легко растопить. Лаура понимала свое бессилие и невозможность повлиять на ход событий.

 

Голод

Лаура никогда не забудет бакус, небольшое пирожное, которое мама разрезала на четыре части. Бакус стоил немного. Но их семья могла позволить такую сладость лишь один раз в месяц. Эта четвертинка бакуса растворялась во рту не успев очутиться в желудке. Семья Лауры выжила на войне из-за того, что у них была привычка запасаться продуктами на полгода. Но эти первые полгода прошли быстро. Спасали коровы, которые давали молоко, спасали курицы, которые несли яйца. Затем и их съели. Спасали огороды, которые давали урожаи. Все старались каждый кусок земли чем-то засадить. Люди быстро худели. У всех выступали скулы, а глаза были ввалившимися. Частые голодные обмороки. Питьевая вода была редкостью. В основном все собирали дождевую воду и растапливали зимой снег или ходили за водой в подвал или к грязной речке. Воду отстаивали несколько раз. После того как всплыл труп, опасались туда ходить. Редкие минуты посиделок на скамейке. Лаура всегда смеялась, когда видела фильмы о войне, где актеры разговаривали не совсем о том, о чем в реальности говорят на войне. Все так наигранно. Еда — вот основная проблема на войне. Но это лишь вначале. Потом ты питаешься духовной пищей. Все начали молиться, даже те, кто не молился никогда. Все просили у Бога, чтобы война быстрее закончилась.

Соседи Лауры еще в советское время имели загородную дачу. Им ее подарило государство за особые успехи в труде. Это была большая редкость, потому что загородные дачи имели только русские, евреи, армяне и люди других национальностей, но очень редко чеченцы.

— Сегодня мы ходили на свою дачу. Не представляете, что там мы обнаружили… — начала говорить соседка на одной из таких посиделок. Соседка была очень худая, с выпученными глазами и выпирающими скулами. Лауре всегда казалось, что соседка получала удовольствие от того, что она рассказывала всякие жестокости. Потому что после каждой истории она так смачно вдыхала воздух через нос.

— Что? Вы были на даче? Там же военные ходят. Вам не страшно было? — удивлялись сельчане, слушая соседку.

— Все дачи разворованы, — снова шмыгнула она носом. — У нашей дачи ворота были открыты. Все стекла выбиты. Увезли все дорогие вещи. И диван… Вы же помните, как я маму целый месяц уговаривала отвезти туда диван. А она: да оставь, он старый. А зачем на даче новый диван? Зачем диван… Унесли… Мы собрали с братом яблоки в саду, малину и смородину. Мы видели там у соседей ореховые деревья. Пойдем собирать завтра орехи, будет что покушать в ближайшее время.

— Ты что? Это же чужие дома. Воровство.

— Да перестаньте, что с вами? Лучше будет, если российские военные все разворуют, да? Разве было красиво воровать мой диван? А телевизор? Музыкальный центр?

— Но мы не должны быть такими…

— И что ты собираешься есть, если ваши картошка, пшеница и кукуруза закончатся? Нужно запасаться всем, пока есть возможность.

Лаура вечером уговаривала маму пойти на дачи, чтобы собрать орехи. Но она никак не соглашалась. Мама напомнила об одной чеченской знакомой, которая ездит иногда на тракторе в город и привозит ворованные вещи. Как все ее осуждают в селе. Лаура уговорила отца. Лаура считала, что это не является большим преступлением — собрать чужой урожай. Все равно там никто не живет и эти плоды упадут на землю и сгниют. Они же не крадут вещи, в конце концов, как эта знакомая женщина?! Они с отцом сходили на дачи одиннадцать раз и собрали полтора мешка орехов, одно ведро облепихи, одно ведро смородины, одно ведро малины и клубники, два ведра черешни, один мешок айвы, три ведра персиков и по одному мешку яблок и груш. Впервые за столько времени они поели фрукты. Но сельчанин встретил однажды на даче танк с федералами, которые вежливо попросили его вернуться в село. После этого случая больше никто не ходил на дачи. Лишь спустя несколько лет школьники отправились туда, чтобы набрать пионов на День учителя.

 

Нарцисс, который согрел души

2000 год, март. Лаура с Фатимой возвращаются с репетиции концерта. Говорят об одном юноше, которого вчера убили. Он должен был играть с ними в сценке. Каждый день они репетировали вместе. И тут сегодня передают такую новость. Концерт нельзя отменить, уже несколько раз он срывался: из-за очередных зачисток, иногда из-за бомбежек, иногда просто кто-то из участников уезжал в другой регион или страну.

— Представляешь, он вечером возвращался от друга. А его остановили федералы и попросили паспорт. Ну откуда у него мог быть паспорт, ведь он ходил просто к другу, посидеть. Его увезли в поле и связали вместе с другими задержанными. Потом взорвали. Знаешь, как такой метод называется у них? — не могла смолчать Фатима.

— Не знаю… — Глаза Лауры были наполнены слезами. Она не могла говорить, слезы душили ее.

— Такой метод называется «фейерверк». Для них это просто забава. Что с тобой?

— Мой отец хоронил его сегодня.

— Так ты знала об этом?

— Нет, папа рассказывал об этом. Просто я не знала, что это был он.

Концертный зал, где репетировали Фатима и Лаура, — единственное уцелевшее здание в городе, где можно было давать представление. Они ходили туда пешком, и на дорогу уходило примерно около часа. Машины ездили очень редко, потому что через определенные промежутки вдоль дороги находились блокпосты.

И вот однажды…

— Эй! — оглушил тишину громкий голос российского солдата.

Фатима и Лаура остановились, как будто бы их парализовало.

— А я так хотела выступить на концерте, видно, не судьба, — прошептала еле слышно Фатима.

Лаура только слабо сжала ее руку.

— Подождите! — снова тот же голос.

Село, где живут Фатима и Лаура, находилось в пригороде Грозного, оно вот уже шесть месяцев как находилось в блокаде. Федералы окружили село и вырыли окопы. Только несколько недель, как они разрешили людям выходить из села. Но надолго покидать село нельзя. До шести часов все должны быть дома. Иначе будут проблемы, как произошло с тем парнем.

Юный солдат быстро бежит в их сторону. Остальные военные внимательно наблюдают за ними из окопов. Наконец он подбегает к девушкам очень близко. Останавливается. Опускает глаза. У него раскрасневшееся лицо. Он протягивает руку, а в ней один нарцисс. Солдат еще раз посмотрел на Фатиму. Опустился на колени и положил цветок у ее ног, засмущался и убежал обратно в окоп. Фатима наклонилась и взяла в руки нарцисс. Она улыбнулась и посмотрела в сторону солдата, который стоял около окопа и смотрел на нее. Девушки медленно зашагали домой.

— Лаура… ты только можешь себе представить, мне подарил нарцисс солдат, он же наш враг! Но… он так смотрел на меня, ты видела, как он на меня смотрел? — не могла Фатима остановиться.

Именно в этот момент в их подсознании что-то изменилось. И хотя был холодный и пасмурный день, это все-таки была весна. Неказистый маленький нарцисс согрел ваши души, ведь это было так, Лаура? И, не сговариваясь, вы решили дома об этом никому не рассказывать.

 

Выживание в горах

30 ноября, 1994 год. Началась война. Первые убитые, паника, люди покидают республику.

— Мы едем в горы! — громко заявили двоюродные братья и сестры Лауры у больной бабушки. — Едем сегодня. Папа сказал, что, пока не закончится война, мы побудем там. Потом он нас заберет. Мы будем скатываться с гор, играть в снежки, а летом кушать малину и ловить рыбу. Ура!

Сердце Лауры сжалось. Как это так они поедут и будут веселиться, а она останется в селе?

Спор родителей в спальне.

— Все равно война продлится только неделю, а может быть, и две. Мы ее заберем, — сказал папа беременной маме.

Больная бабушка плачет, прощаясь с ними. После того как вошли войска она потеряла дар речи, не может разговаривать. Ей только шестьдесят семь лет. Бабушка машет головой, пытается объяснить, что нельзя детей отправлять в горы. Пятнадцатого декабря у нее остановилось сердце.

Лаура прожила в горах не неделю, а три месяца. С первого декабря до четырнадцатого февраля. Она запомнила эти числа, потому что вела личный дневник, где описывала все события. Примерно так: «23 января. Я встала оттого, что был сильный дым в комнатах. Как всегда. Глаза болят, поэтому выхожу на улицу, пока тетя не растопит печку. На улице холодно. Завтрак. Сходила с двумя канистрами за водой. Три раза. Наколола дров. Обед. Сходила в лес за хворостом. Опять за водой и наколола дров с остальными ребятами. Ужин. Двадцать минут послушали радио. Война еще не закончилась. Я хочу домой к папе и маме. Почему я тогда не послушалась маму. Тетя очень строгая. У меня болят ночью ноги. Здесь очень холодно. Видела сегодня птицу с трехцветной окраской. Говорят, что если попросить три желания, то она исполняет. Я попросила, чтобы закончилась война, чтобы бабушка выздоровела и чтобы я скоро встретилась с родителями». Число «четырнадцать» Лаура считает самым счастливым в ее жизни. День, когда за ней и остальными двоюродными братьями и сестрами приехал дядя.

Лаура по-разному представляла этот день. Закрывала глаза и мечтала, как она едет домой. Ведь эта наспех приспособленная землянка не казалась ей домом. Стены облеплены глиной, пол земляной, кровати сделаны из кривых стволов деревьев. Здесь не было самых главных людей — мамы и папы. Маму увезли в Хасавюрт, так как она ждала ребенка, а папа остался дома. Но Лаура об этом не знала.

Вместе с ней в горах от войны укрывались еще семеро двоюродных братьев и сестер. Самому маленькому было шесть лет, а старшему — пятнадцать. Еще дедушка и тетя. Еды было очень мало. Постоянно приходилось экономить. Еда на утро — чай без сахара и шестая часть лепешки. Обед — суп из картошки и макарон, чай и шестая часть лепешки. На ужин тот же суп, просто в него доливали два литра воды. Никакого разнообразия. Ни сладостей. Все одно и то же. Еда всем снилась ночью, а утром дети рассказывали друг другу, что они видели во сне, сравнивали сны, кому приснилась еда вкуснее. Однажды двоюродному брату приснилось, что он ночью зашел в землянку и открыл книгу «Родная речь». Там была страница с нарисованным виноградом. И двоюродный брат во сне вынимал по грозди и кушал. Он говорил, что вкус был как будто настоящий. И все это приснилось ему, потому что он заснул с этой книгой, раскрыв именно эту страницу. Поэтому мы спорили каждый день, кто ляжет спать с книгой. Но виноград так никому и не приснился…

Землянка находилась высоко в горах. Ближайший дом от них — в двух километрах. В основном тут проживали пожилые люди. Но зато они всегда ставили угощение, если к ним пойти. Поэтому тетя составила график посещения, чтобы все по очереди могли полакомиться чем-нибудь.

Еще у тети было радио, которое включалось строго по двадцать минут в день.

«Продолжается война с чеченскими бойцами. Мирных жителей в городе нет, все они выехали за пределы республики…» — бодрый голос радиоведущей новостей.

— Война закончилась? — как всегда, спрашивает семилетний Иса.

— Дай дослушать! — чуть ли не кричит тетя.

— А когда закончится война? Они сказали об этом что-нибудь? — интересуется шестилетний Мухаммад.

Тетя достала батарейки из радиоприемника и дотронулась языком.

— Боже мой, они сели. Теперь как мы будем узнавать новости?

Четырнадцатого февраля Лаура сидела на горе и плакала.

— Мама, папа… Я хочу к вам, — рыдала она от души. А лучики солнца пытались согреть ее. — Хочу домой, Всевышний. Мне тут очень плохо. Сделай что-нибудь!

Вдруг у подножия горы появился силуэт человека, который кого-то ей напомнил. Лаура несколько раз зажмурила глаза, а потом чуть ли не скатилась с горы.

— Дядя! А-а-а, дядя! — громко закричала она и побежала к нему. — Дядя! Дядя!

В ответ он ее крепко обнял.

— Ты же заберешь нас отсюда, правда? Пожалуйста, забери, я тебя очень сильно прошу! Ты же заберешь? — не могла успокоиться Лаура. Умоляще смотрела на него, вцепившись в его рукав.

— Да кому вы там нужны! — шутил и смеялся дядя.

В этот вечер керосиновая лампа горела дольше обычного. Еще бы! Решался самый важный вопрос. Дядя думал, брать ли ответственность за детей и везти их в Грозный. Он не мог гарантировать им безопасность. А оставить их в горах тоже нельзя, еда заканчивалась… Но если тетя с дедушкой останутся в горах, то они смогут продержаться полгода. Дедушка сейчас не мог идти. Он был слишком слаб. А оставить его одного тетя не могла.

— Но я скажу одно. Если хоть кто-то из вас начнет реветь в дороге… То сегодня же скажите об этом и оставайтесь тут. Мы пойдем в Грозный пешком. Машин нет. Ездят очень редко. Еды тоже нет. Вся надежда на Аллаха. Я знаю людей в Самашках, возможно, нам посчастливится и мы там переночуем. Вы все поняли? Подумайте очень хорошо, — произнес очень серьезно дядя и посмотрел на счастливые лица детей.

— Не-ет, мы не заплачем! Спасибо, дядя! — весело заорали ребята.

Утро. Пешком по горам добрались до Шароя. Ни разу в дороге не остановились передохнуть. Одна семья в Шарое приглашает их выпить чай. На столе мед, масло, сметана, чай с сахаром и три нарезанные лепешки. Ребятам очень сложно сдерживать себя. Ведь они привыкли получать только свою часть еды. А тут такая свобода. Они скушали все, что было на столе, и вдобавок им разломали еще две лепешки. Они долго не могли поверить, переглядывались и пинали друг друга ногами под столом.

Из Шароя они добирались до Нового Шароя тоже пешком. Но после обеда им встретился проезжавший по дороге грузовик.

— Салам алейкум! Куда идете?

— Ва алейкум! В Грозный!

— О… До Грозного не знаю, уже темнеет, вас волки тут загрызут, поехали ко мне домой, переночуете.

Они не могли в это поверить. Три человека быстро сели в кабину, а остальные прыгнули в кузов. Лаура была в кузове. Сначала они смеялись. Ловили языками снег. Но потом десятилетний Муса стал ныть и говорить, что ему холодно и он очень хочет кушать. Всем хотелось кушать и было холодно. Лаура быстро открыла одну из бочек, что стояли в кузове, и обнаружила в них ломтики творога. Она быстро разломала и передала всем. Они с ужасом переглянулись.

— Ты что, это же чужое!

— Кушай, — только и сказала Лаура.

Вечером те, кто всю дорогу был в кузове, сидели у печки. Замерзшие ноги отказывались согреться. Ужин. Молочный суп с макаронами, мед, сметана и лепешки с чаем. Они опять переглядывались и старались не накидываться на еду. Вечером одной из них, Хаве, стало плохо. У нее сильно разболелись ноги, наверное с непривычки. У всех болели ноги, но они помнили, что дали слово дяде.

— Хава, ну пожалуйста, не плачь. Мы же обещали, — пыталась ее успокоить Лаура.

— Лаура, мне плохо и мне все равно, кто что подумает. Ты видела мои ноги? — С этими словами она показала окровавленные и распухшие ноги.

— Что происходит? — проснулись хозяева и зажгли керосиновую лампу. — Кровь?

— Пожалуйста, только не говорите дяде. Если он узнает, то я не пойду с ними в Грозный. А мне нужно увидеть маму, я не хочу жить в горах, — быстро говорила четырнадцатилетняя Хава.

Хозяева промыли и обработали зеленкой ноги Хавы.

На следующее утро.

— Хава, подойди сюда! — сказал дядя, как только они тронулись в путь. — Я слышал вчера, как ты плакала. Что произошло?

Лаура смотрела на Хаву, как она искусно пыталась не показать хромоту.

— Все хорошо. Просто немного голова болела, а они панику подняли.

— Точно? Если что-то серьезное, то оставайся в горах.

— Дядя, все хорошо. Давайте, пойдем быстрее. — Она ускорила шаг.

Они прошагали целый день. Ни одна машина не встретилась им в дороге. Несколько раз они останавливались и ели снег. Наконец один грузовик остановился, и водитель сказал, что едет до Грозного. Десять минут все пребывали в веселье. Но грузовик застрял в яме. Все вышли и изо всех сил толкали, но все было тщетно. Лаура никогда не забудет маленьких Мухаммада и Ису, как они старались сдвинуть с места эту упрямую железяку. С их заледенелых щек стекали слезы.

— Лаура, ну вставай, ну что же ты упала! — утирали они слезы с лица. — Помоги же.

Все было тщетно, и они пошли дальше пешком до села Самашки, где и переночевали у знакомого дяди. Им сварили картошку и открыли консервные банки с помидорами. Нарезали настоящий магазинный хлеб и к чаю поставили конфеты. Может, кому-то покажется ерундой перечисление еды, но для этих детишек, испытавших голод, трудно забыть такие важные подробности.

— Иса, смотри, настоящий хлеб, — сказал Мухаммад и вдохнул его запах.

Лаура посмотрела по сторонам и свою долю — три конфеты — засунула в карман. Она хотела их отдать маме, когда приедет. Но этому не суждено было случиться. Конфеты выпали, когда все спали на диване. И Иса скушал их.

Рано утром в дорогу. Уродливые разрушенные здания. Огромные проймы в стенах от разорвавшихся бомб. Взорванные танки, бронетехника, самолеты, сожженные автомобили. Простреленные ворота и надписи белой краской повсюду: «Здесь живут люди!» Город Грозный окутан смогом и туманом. Дома горят. Раздаются громы бомб и постоянно где-то недалеко стреляют. Запах гниющих мертвецов, которых они встречали очень часто. Бездомные собаки и безлюдные улицы.

— Поспешите, не смотрите по сторонам! — кричал дядя. Им приходилось несколько раз прятаться за домами, пока перестрелка не утихала. Лаура все время думала о ноге Хавы.

Блокпосты с российскими военными. У всех детей были при себе свидетельства о рождении, а у дяди паспорт. Без них они бы вряд ли прошли такое количество блокпостов. Военные всегда просили их встать вдоль блоков с поднятыми руками, а ноги нужно было поставить на ширине плеч. Иногда они могли так простоять несколько часов, пока дядю отводили в специальную комнату для проверки. Так случилось на предпоследнем блокпосту.

— Ваш дядя придет вечером к вам домой. А вы уходите.

Лаура была наслышана о подобных вещах. И знала, что если они сейчас уйдут, то дядю не отпустят, а убьют. И к тому же они не знали дорогу до дома.

— Отпустите дядю, — заорал вдруг Иса и начал плакать. Наверное, он так поступил от шока. Остальные поддержали его и тоже начали плакать.

— Мы не знаем дорогу. Отпустите дядю! — вопили они.

Дядю отпустили.

18 февраля 1995 года они были дома. Папа показал Лауре две гильзы найденные под окнами. В спальне и в зале никто не жил, из-за разбитых стекол было холодно. Еще папа показал огромный осколок, который упал во дворе. Он был тяжелым и с острыми, как лезвия, углами. За их домом лежал еще один снаряд, который не разорвался. Но он долгое время лежал, потому что все боялись трогать его. Из всего, что папа ей показывал, Лауре понравилась дорожка, которую он выложил в огороде из гильз разных калибров. Это было так красиво…

 

Не уезжай, Саня

Саня — российский солдат. Он появился в жизни Лауры внезапно и так же внезапно исчез.

Его нашли дети в фруктовом саду возле села, он не мог ходить, так как обессилел от голода, а заходить в село боялся.

Ребята на тележке привезли его к тете Жене, она работала фельдшером в медпункте. Через два-три дня, когда Саша встал на ноги, сельчане решили поселить его в пустующем доме, чтобы не навлекать гнев боевиков или федералов на жителей. Этот дом находился по соседству с Лауриным. Кормили его по очереди, так как продукты были в дефиците, особенно хлеб. Но, конечно же, тут вмешалась тетя Соня, которая не могла допустить, чтобы «ребенок» жил один в пустом доме. Она ночью забирала его к себе и укладывала на кухне.

— Познакомься, это Саня. А это моя племянница, — представила тетя Лауру солдату. Он как раз зашел на кухню к тете. — А ну садись быстро за стол. Я приготовила твои любимые жаренные в масле «треугольники», как ты их любишь называть.

Саня сбежал из своего батальона. Он объяснил Лауре, что не хотел убивать людей. И не хотел идти на войну. Поэтому так поступил. Всем было очень жалко вот таких молодых солдат, а омоновцев все ненавидели. Он несколько недель скрывался в саду. Потом нашел приют в двух семьях — это семьи Лауры и их соседей, где он проводил все свободное время. Но днем он жил в заброшенном доме, так как не хотел, чтобы у друзей из-за него возникли проблемы. Ведь эти семьи могли наказать и боевики и федералы.

Лауру никогда отец или мать не поучали. Она просто видела их поступки, и в ее детском подсознании все откладывалось, как будто бы так и нужно. По-другому никак. Нужно помогать человеку. Какого бы цвета кожи, вероисповедания и национальности он ни был. Потому что это абсолютно не важно.

Помимо этих двух семей, много людей приглашали его к себе домой, угощали и рассказывали о своем отношении к войне, об обычаях и традициях, шутили, что надо его женить на чеченке. В семье Лауры была большая библиотека, откуда каждую неделю Саня брал новые книги. Он любил читать приключения. А с Лаурой он любил играть в казаки-разбойники.

Но старейшины понимали, что ему нельзя долго оставаться в селе, надо переправлять его на родину. Ведь его могут забрать при очередной зачистке и расстрелять как дезертира. Нужно непременно выйти на связь с его мамой (что у него нет отца, они уже знали).

— Я слышал, что у границы Чечни ночуют матери солдат. С ними можно выйти на связь. Постарайтесь, иначе я опасаюсь за его жизнь, — сказал дедушка Лауры.

Уже несколько раз чудом удалось его спрятать при зачистках. «Нашего» солдата одевали в старые вещи и прятали в длинном сарае, где хранилось барахло. Несколько раз Лаура видела, как военные заходили в этот сарай. Тетя мужественно держалась и не показывала, что там укрывается Саня.

Самым опасным был момент, когда тетя повела его фотографироваться для временного удостоверения, ведь надо было пройти через два блокпоста. Саню одели в женскую одежду, укутали лицо. И это удалось! А потом приехала мама солдата. Она рассказывала, как ее уговаривали не ехать в Чечню, говорили, что это обман, что с нее будут требовать выкуп за сына.

Но мать сразу же выехала, не задумываясь.

— Лаура-а!!! Беги скорее, мама Сани приехала! Побежали быстрее! — крикнула тетя.

Лаура никогда не забудет толпу сельчан у дома ее соседей.

— Она такая красивая и добрая.

— Мне кажется, что она очень милая, — подхватывала другая женщина.

— Мне кажется, что они очень похожи.

— Какая разница, похожи они или нет. Главное, они нашли друг друга. Бедный мальчик не хотел идти на войну, а его заставили. Нужно быть смелым, чтобы убежать из полка.

— Мне кажется, что его Бог сберег. Значит, он сделал что-то очень хорошее, и поэтому Он ему помогает.

Маленькая Лаура заходит в зал, где отдыхает уставшая с дороги мама Сани.

— Здравствуйте еще раз. Лаура очень сильно хотела с вами увидеться.

— Ой, тетя Соня, вы? — Мать солдата быстро встала с постели. — Большое вам спасибо за то, что вы сберегли моего Саню, за вашу доброту. Я его даже не узнала, так поправился. Спасибо вам огромное.

— Да что вы, перестаньте. Хватит. Не только я, многие ему помогали. По-другому мы не могли. Это — Лаура.

— Добрый день. — Женщина внимательно рассматривала лицо Лауры. Лаура была очень расстроена и почему-то сказала:

— Вы забираете у нас Саню?

— Лаура, перестань! Почему ты так себя ведешь? — занервничала тетя.

— А когда вы приедете снова с Саней?

Женщина немного растерялась.

— Как только война закончится, будем друг к другу ездить в гости, — сказала она, а глаза ее где-то блуждали.

— Нет, вы не приедете, и вы не будете писать письма, — сказала она тихо.

— Лаура, что с тобой? Извинись. Просто она очень сдружилась с вашим Саней и не хочет с ним расставаться, — сказала тетя и достала платок из кармана.

Маме Сани стало как-то неловко за все происходящее, но и ее тоже они должны были понять.

— Когда вы уезжаете? — вдруг сказала Лаура.

— Завтра утром уезжаем с Саней…

— Завтра?!

— Вы отдохните тогда. А мы с Лаурой пойдем. — Тетя попыталась утащить ее.

— Это нечестно. Слышите, это нечестно. Не уезжай, Саня! Не уезжай, Саня! — повторяла Лаура.

Рано утром Саня с мамой удачно выехали из Чечни. Саню опять переодели в женскую одежду и сделали макияж. Дядя Лауры, рискуя жизнью, отвез их в Назрань.

Лаура была права. Мама и солдат Саня ни разу не написали им и не приехали в село.

 

Школа и война

2001 год. В школе, где учится Лаура, готовятся к утреннику, посвященному Международному женскому дню — 8 Марта. Учителя долго думали, стоит ли проводить мероприятие. Но потом решили, что нельзя лишать детей праздника. Лаура должна была выступать в сценке.

После очередного выступления раздалась автоматная очередь. В зале паника, крики, плач. Лаура смотрит через окно и видит Ислама, школьника из седьмого класса, за которым бегут несколько федералов. Вот совсем немножко, и догонят его. Но Ислам исчез за школой и через несколько секунд появился в коридоре.

— Амина Ахмадовна, помогите… — И он без сил падает у ног директора школы. Весь в грязи.

Директор быстро вталкивает его в толпу школьников и кричит:

— Ребята, быстро садитесь по своим местам. Делайте вид, что вы ничего и никого не видели. А вы, — обратилась она к второклассникам, — продолжайте петь.

Не успели они начать петь, как врываются военные.

— Где он? Где он?! — орут они, раскидывая детей в разные стороны.

— Что вы тут орете? Я буду жаловаться! Спросите у меня. Здесь дети. Вы не видите, только дети, — пыталась успокоить их директриса.

— Мы знаем, что он здесь! Вы его спрятали! — Они быстро просматривали все классы, открывая военными ботинками двери, а учителя бегали за ними.

— Да кого вы ищите, вы можете сказать? — продолжали врать учителя.

— Учтите, если вы нас обманули, то у вас будут проблемы. — И они ушли.

Через два часа учителя проводили Ислама домой. По дороге он рассказал, что с ним произошло. Оказывается, после того как российские военные отъехали от их села, Ислам проверил их окопы. Он говорил, что поспорил с местными ребятами. И чтобы доказать, что он действительно находился в окопе, взял рацию. Именно рация провалила его «храбрый план», военные быстро вернулись обратно. А пока он бежал от них, успел закинуть рацию в яму.

Песенку «Помогите кенгуру», которую пели второклашки, когда ворвались солдаты, Лаура ненавидит до сих пор.

Таких случаев было много.

Например, как началась вторая чеченская война.

1999 год, сентябрь. Урок географии. Неожиданно очень низко, чуть ли не касаясь крыши школы, пролетают самолеты. Учительница от неожиданности падает со стула. Школьники бросаются к выходу. Учительница, не понимая, что делает, закрывает своим телом выход школы.

— Не выходите! Все оставайтесь здесь! Вы слышите? — кричит она.

Все дети плачут, прижимаясь друг другу.

— Он летит обратно! — кричит кто-то.

Лаура слышит звук приближающегося бомбардировщика. С шумом он снова пролетает очень низко над школой, раздаются взрывы. Все садятся на пол, кто-то падает. Очень темно в коридоре. Через полчаса все на улице. А к школе со всех сторон бегут родители, они плачут, подбегают к своим детям и крепко их обнимают. Школьный двор пустеет в течение пяти-десяти минут.

Не обошлось, как всегда, без смешного. Во время паники, когда дети разбегались по домам, к директору школы, филологу, подбегает ученик десятого класса и кричит:

— Амина Ахмадовна! Можно я расскажу стихотворение Пушкина?!

— Ты что?! С ума сошел? Какое стихотворение, какой Пушкин? Беги домой!

— А я что, зря учил его допоздна?

Вечером был семейный совет. Родители Лауры решили остаться дома и никуда не выезжать.

— К кому мы поедем? У нас нет денег. Чем скитаться по чужим углам и побираться, лучше останемся дома. Аллах нас защитит, — отрезал отец.

2001 год, март. Лаурин одноклассник Мурад любил играть в гангстерскую мафию с Мадиной из шестого класса. Они писали друг другу шуточные письма о великих планах, о тайнах, о мести, о расплате, об оружии и захвате банков. Последнее письмо было от Мадины Мураду: «Ну что же… месть будет крайне жестокой. Пощады не будет. Ты провалил план. Я никогда не прощу тебе этого». Именно этот листок нашли в кармане Мурада во время очередных зачисток в селе. И слова: «Это мы шутили со школьницей… мы просто играли…» — никак не подействовали на военных.

— Руки за спину. На месте разберемся. Покажи дорогу, где живет эта девочка, — только и сказали военные и затолкнули его в уазик.

— Мадина! Мадина! — кричал солдат.

— Я ее мама, — вышла женщина.

— Пусть выйдет Мадина. Нужно поговорить с ней.

— Мама, что происходит? — показалась Мадина из-за двери.

— Это ты писала? — строго произнес военный и протянул записку.

— Это же моя записка, — засмеялась звонко Мадина.

Мурада отпустили домой.

 

Вещи, которые дороги только тебе одному

Лаура могла часами разглядывать фотографии, сделанные до войны. Вот она маленькая с телефоном, а тут с мягкой игрушкой, здесь у фонтана… Лаура смотрела на чистые, еще не обклеенные страницы альбома. И ей было постоянно интересно: когда же тут появятся новые фотографии? И если она не вклеит новые фотографии, то часть ее жизни не будет запечатлена. А вдруг она очень сильно состарится? И что получится?.. У нее не было вообще жизни?

Прошел год… И вот знаменательная фотография. 1 июля 1995 года. Лаура всегда любила представлять, как будет выглядеть первая фотография после долгого перерыва. На фотографии была изображена реальность. Она стоит у грязной дороги рядом с чеченским командиром батальона на фоне каких-то зарослей.

Это произошло в центре Грозного, где часто проводили митинги жители Чечни. Требовали вывода войск. Там же почти всегда собирались чеченские военные. Очень опасно. Сколько раз Лаура попадала под обстрел. Самым страшным было, когда она попадала в давку. Ведь она была маленькой и поэтому ее все толкали. В то время очень популярно было сфоткаться полароидом с военными. Что и сделала Лаура. Фотография стоила семь тысяч рублей. Лаура понимала, что это нереальные деньги для ее семьи. На войне ведь никто не работает. Несколько недель она собирала алюминий и продавала. Наконец собрала заветную сумму и сфоткалась с незнакомым военным. Честно, она не знала, кто он. Но папа сказал ей, что он был смелым командиром батальона и через несколько дней, после того как они с ним сфоткались, он погиб. На его автомате было нацарапано: «Аллаху Акбар! Маршо (мир)». При зачистках в тех семьях, где находили подобные фотки или видео, избивали или расстреливали мужчин. Она хранила эту фотку под кофтой.

Вечер. Горит керосиновая лампа на кухне. Лаура аккуратно выводит кисточкой на двойном листе чистого альбома: «Здесь живут люди!». В зале ее отец слушает радио, откуда доносятся бодрые слова корреспондента: «В Грозном остаются только чеченские боевики. Мирных жителей не осталось…» Лаура берет кисточкой еще больше краски и снова обводит надпись.

— Лаура, сколько можно? Иди спать, тебе завтра в шесть вставать.

— А разве мы с тетей и папой поедем не на автобусе?

— Лаура… Какой автобус? Ты что, до сих пор на автобусе ездила на эти митинги? Я против ваших поездок, но никто из вас меня не слушает.

Мать уходит. Лаура убирает в сторонку готовый плакат и достает листок со стихотворением. На митингах часто раздавали различные листовки со стихотворениями. Лаура хорошо знала эту женщину, которая распространяла листовки.

— А ты почему их читаешь и только потом берешь листок? — однажды обратилась женщина к Лауре. А она растерялась и ничего не сказала в ответ. Просто Лауре всегда хотелось выбрать нейтральное стихотворение, где нет агрессии или ненависти к кому-то. Ей нравились стихотворения, которые призывали людей к миру. Лаура часто читала стихотворения для различных телевидений, когда собирались на митингах. Может, это прозвучит странно, но Лаура всегда беспокоилась за этих журналистов. Где они будут ночевать, как они передадут материал для своих каналов, ведь нет света, и чем они питаются?

Наступило утро. Но еще темно. Она сжимает в руке плакат и повторяет стихотворение.

Через три часа они были в городе. По дороге им пришлось задержаться на шести блокпостах. Их проверяли. Обычно у мужчин смотрят руки, чтобы убедиться, нет ли мозолей на руках, которые характеризуют человека с оружием. Смотрят плечи, есть ли мозоли, которые бывают от частого ношения оружия. Еще они смотрят, есть ли загар на лице, где должна быть борода. Интересно, а если человек не брился, оттого что у него нет бритвы или бритвенного станка? Или, например, у мусульман не принято бриться сорок дней, когда умирает близкий человек. А некоторые носят и год, подравнивая в месяц один раз.

На митинге многолюдно. Обычно люди любят разбиваться на несколько групп. Кто-то любит выступать перед трибуной, а другие слушать. Иногда покрикивать в знак согласия. Есть отдельный круг женщин, которые поют назмы. Как правило, это обращение к Всевышнему, к Солнцу, к Земле. Чуть в стороне собирались гитаристы. Пели о войне.

Лаура быстро направляется к трибуне и с гордостью раскрывает свой плакат. Через час она хотела уйти, но женщина, которая стояла рядом сказала:

— Ты уходишь? Не могла бы ты мне оставить свой плакат?

— Хорошо, бери, — говорит Лаура и быстро убегает. Она старается протолкнуться сквозь толпу людей. Ее пихают, наступают ей на ноги. Она посмотрела на свои белые гольфы, испачканные грязью от подошв. В тени зарослей стоят чеченские военные и обсуждают с простыми людьми политику и последние новости. Среди них ее отец. Недалеко несколько фотографов с полароидами фотографируют мирных граждан. Все зовут сфотографироваться военных.

— Лаура, вот очень хороший человек. Командир батальона, — указал отец на чеченского военного.

Командир не улыбался, а смотрел куда-то вдаль. Лаура не боялась военных и не боялась оружия. Она привыкла к этому. И вообще, она чувствовала в нем какую-то силу. И если даже сейчас на них напала бы огромная армия российских федералов, она все равно бы чувствовала себя в безопасности. Ей чеченские военные казались такими благородными.

Лаура держала в руках единственную заветную фотографию.

 

Игры детей на войне

Лаура давно не играла с куклами. С 1995 года. С девяти лет. Куклы пылились теперь в сарае. В 1999 году у нее появилась подруга Милана. Они виделись очень редко. Но однажды она застала свою подругу в слезах.

— Лаура, я видела труп человека. Ты можешь себе представить? Я же не видела никогда прежде. Я пошла с коровами к речке, и тут по воде плывет этот труп, — рыдала Милана. — Я не смогу больше спать.

Потом таких рассказов становилось все больше и больше. У кого-то отец погиб на войне, у кого-то мать взорвали дома, кого-то пытали…

— Я ходил к речке, и тут парень, а за ним женщина бежит, спотыкается, — рассказывает Лауре соседский мальчишка. — Она кричит: «Абдулла, пожалуйста, ради своей мамы, не уходи на войну. Я прошу тебя, не уходи. Ты только один у меня». А у него по лицу текут слезы, но он не останавливается, ничего не говорит. Потом она упала на снег и долго плакала.

Однажды в селе двое молодых парней попытались самостоятельно обезвредить бомбу, но она внезапно взорвалась. По селу еще долго собирали разбросанные останки ребят. А руку одного из них нашла в огороде родственница Лауры. Рука висела на дереве. Родственница, как увидела, сразу же упала в обморок.

…В селе смеркалось. Дети играли. Лаура собрала много веток деревьев. Рядом соседский мальчишка разжигает костер. Недалеко дети играют в любимую игру — войнушку.

— Да-да-дах! Все! Я убил тебя! Я убил! — голос мальчишки, который держит в руках детский водяной пистолет.

— Да-да-дах! Это я тебя убил! Что ты врешь?! — убирает пот с лица, другой мальчишка, у которого пистолет сделан из алюминиевой проволоки.

— Я тебя первый убил!

— Нет, я тебя убил!

— Хватит вам! Все сюда, будем взрывать гильзы! — прокричал третий.

Лаура бросила сухие ветки в огонь. Костер стал большим.

— Я бросаю, — сказал мальчишка и бросил в огонь гильзы. Языки пламени проглотили их.

Неожиданно появился Бувайсар из их села. Он схватил военную каску, набрал в нее воды из канала и залил костер. Один раз, второй раз, и костер погас. Дым был повсюду. И Лаура начала тереть глаза платьем.

— Вы что, ненормальные? Это же гильзы! А если осколок в глаз попадет? У меня в теле двадцать три осколка. Я в первую войну любил взрывать гильзы. Потом взрывал патроны ради удовольствия. Потом снаряд, потому что я был маленьким и мне хотелось доказать, что я смелый. Чтобы я больше не видел вас. Вам понятно?

— Да-а-а, — протянули дети.

И юноша ушел. Ребята медленно пошли домой. А Лаура долго стояла и смотрела на остывшие гильзы, над которыми медленно улетучивался дым. Это было ее детство. Без игр, без школы, без нормального сна, еды, одежды, света, газа и воды из крана. Половина детства, проведенного в подвале, в поисках дров, в постоянном страхе и с чувством, что в любой момент могут убить. Это было ее детство, когда дети устраивают соревнования между собой, кто быстрее соберет и разберет автомат. Это было ее детство, когда боишься играть на траве, потому что там могут быть мины. Это было ее детство, когда к ним домой приносили трупы с просьбой похоронить их нормально. Это было ее детство.

Лаура набрала еще воды в каску и опрокинула на тлеющий пепел.

Гильзы остыли, а с ними закончилась и война.