Я, как и планировал, выступил во главе своих «бешенных» на следующий день после беседы с близнецами. Меня сопровождали Иргек, Асфандир со своей сестрой Ларкиан, напрочь отказавшийся оставаться в Таразе Тегын, и Айбеке, к которой присоединилось пять тысяч под стать ей воительниц.
Запретить ей и ее женской коннице принимать участие в этом походе я не смог. Вернее не имел права. Для того что бы оставить их в своих степях нужно было веское основание. То, что поход будет тяжелым и вообще война не женское дело — это не причина. Заяви я так, меня степняки просто не поняли и приняли бы за еще одну странность, которой у их кагана стало предостаточно после того ранения ханьской стрелой в голову.
На мое удивление, среди кочевников было настоящее гендерное равенство. Женщина активно влияла на политические решения вождей, тому свидетельство жены Кокана и Токара, уговорившие поднять восстание. Кочевница принимала участие во многих военных походах, так как в военном деле была не на много хуже, а нередко и лучше некоторых мужчин. В случае набега вражеского рода, брала в руки оружие и вставала рядом со своим отцом, мужем, братом. Зачастую итоги сражения зависели от них. Потому в степи бытовое насилие было крайне редким явлением. Избиение жены, по меньшей мере, было не разумно. Такая жена могла запросто шлепнуть обидчика. Но еще за каждой женщиной стоял ее род! Обидеть, оскорбить ее, это равнозначно нанесению оскорбления всему ее роду. Именно из-за убийства своей жены кангюйки, Шоже не поддержали большинство воинов этого племени, что и привело к печальным для него последствиям в обеих известных мне историях.
* * *
Поход на усуней Шимыра проходил для меня без особых происшествий до самой их столицы Кызыл-Ангара. Большинство родов усуней еще при приближении Ужаса сразу же переходили на его сторону. Оставшихся верными Шимыру войска и солдат регулярной армии империи Хань он разбил в двух сражениях. Часть этих остатков укрылись в крепости. Не успевших спрятаться или бежать, Ужас уничтожал с присущей кочевникам в междоусобных войнах жестокостью.
Так, проезжая мимо сожжённых аулов, изначально я думал, что это дело рук китайских солдат, но затем обратил внимание на одну особенность. Везде оставались живыми немощные старики и дети не старше шести лет. А в одном ауле увидел карлика, готовящего еду для сгрудившихся вокруг него в ожидании дюжины малышей…
Я подъехал к карлику, на простом поясе которого висел кинжал и спросил:
— Почему ханьцы оставили живыми тебя и их. — Показал я рукой на детишек.
Карлик отвернулся, нарочно, с минуту повозившись с большой деревянной крышкой и подняв ее, накрыл казан, от которого приятно пахло мясным бульоном. Затем повернувшись ко мне, наконец, ответил:
— Так, я это, я никогда не видел здесь ханьцев.
— А кто тогда разорил ваш аул, воины Шимыра? — Удивился я.
— Нет, это аул дуглатов. Беком аула был его друг, батыр Кубрат. Аул сожгли воины Буюка. Он знал, что Кубрат никогда не предаст Шимыра. Потому и послал своих воинов убить его и его людей. Остались только мы.
Я, соскочив с коня, подошел к карлику. Ростом он едва дотягивал до моего боевого пояса.
— Сколько тебе лет?
— Зачем…
— Отвечай на вопрос. — Сказал угрожающе я, перебив его.
— Семнадцать. — Пробурчал в ответ карлик.
— Умеешь стрелять из лука и ездить верхом?
— Так, кто же не умеет? Только вот они… — Показал он рукой на тесно прижавшихся друг к другу в страхе передо мной малышей.
— Тогда как удалось выжить тебе? Ты сумел спрятаться?
Карлик покраснел, неожиданно схватился за рукоять кинжала и крикнул:
— Хочешь меня убить? На! — Вынув кинжал из ножен бросил его к моим ногам и, подбежав к стоящей в метрах пяти от меня арбе, встал у его колеса, выпрямившись снова крикнул, — убей, но тогда духи предков отвернутся от тебя, а Тенгри покарает!
Я, подняв кинжал, подошел к карлику. Ось колеса арбы была немного выше его.
— Забери. — И протянул ему его клинок рукояткой вперед.
Карлик, сердито вырвав кинжал из моих рук, вложил его в ножны.
— Как зовут тебя, воин? — Спросил я у него.
— Алкай.
— А я Богра…
— Да знаю я кто ты, — ответил он опережая меня, — меня хоть Богиня-Мать Умай и обделила ростом, но с головой все в порядке.
— Вот и хорошо. У меня к тебе будет просьба. Это не единственный аул разоренный Буюком, и везде остались дети, ниже оси, — показал я глазами на стоящее позади него колесо, — собери их всех вместе, тебе как дуглату выжившие старики окажут больше доверия чем моим воинам.
Я, повернувшись, подозвал к себе Угэ:
— Дай ему золотую байсу.
Угэ вытащив из сумки прямоугольную узкую пластину, передал Алкаю, который небрежно осмотрев ее, спросил?
— Для чего мне золото? Лучше коней дай, еды накормить детей. А то это последнее, что у нас осталось. — Показал он рукой на варящееся в казане мясо.
— Коней я тебе дам, и еды тоже. Видишь на байсе руны с моим именем, печать волка и сложный узор под ним? Вот, это не просто золотая пластина, а символ, который наделяет тебя особыми полномочиями. Любой кочевник, находящийся под моей властью, будь он простой воин или вождь, не только не тронет тебя и детей, а обязан будет выполнить любое твое требование при предъявлении байсы ему. Теперь понял?
Алкай уже бережно сжал в руке подарок…
* * *
Отъезжая от разоренного аула дуглатов, Иргек спросил:
— Мы столько времени и сил потратили на то, что бы каждый воин и вождь в подвластных тебе землях узнал о назначении байсы. Даже в Хорезм и к дахам отправили своих послов.
— И что?
— Для чего ты дал ему золотую? Не слишком ли много власти будет для него? Для получения еды и коней хватило бы и серебряной, даже медной.
— Не будет. — Буркнул я ему в ответ.
* * *
Я ехал между Иргеком и Асфандиром, Ларкиан чуть позади меня. Впереди было ущелье гор Тянь-Шаня, за которым на восточном берегу Иссык-Куля, или как ее называли ханьцы — Же-Хай, расположена столица усуней — город Красной долины — Кызыл-Ангар.
С высоты перевала увидел само озеро, сверкавшее цветом яркого топаза.
Я придержал коня, что бы поравняться с принцессой сарматов.
— Ларкиан, я знаю красивейшую историю о появлении этого озера… — Начал было я, намереваясь рассказать ей известную мне еще с прошлой жизни романтичную легенду о возникновении Иссык-Куля.
Но она, даже не взглянув на меня, резким ударом шпор об бока своего коня направила его к Асфандиру.
Вообще, с самого нашего выхода из моей ставки, после той «вечеринки», Ларкиан упорно избегала бесед со мной, вопреки всем моим попыткам поговорить с ней.
«Ну и ладно», — подумал я, — «девок хватает, тем более здесь и для меня…».
— Коке расскажи мне эту сказку? — Услышал я Тегына.
— Это озеро, как и большинство других, образовалось после большого землетрясения на месте разлома земной поверхности…
* * *
На подходе к городу меня встретил темник канглы Кокжал.
— Ну, что там? — Спросил я.
— Бек Сейшен укрылся в крепости.
— Сколько их?
— Тысяч три.
— А остальные где?
— Шимыр с десятью тысячами усуней и тремя туменами солдат Хань ушли на восток к Яркенду. Буюк и Мойша последовали за ними.
Я, кивнув ему, проехал мимо и не спеша двинулся в сторону Кызыл-Ангара.
Столица усуней своей западной стороной заканчивалась у самого берега озера Иссык-Куль. Со всех сторон ее окружали четыре сложенные из каменных глыб стены, высотой в четыре, а местами и в пять-шесть метров. Оборонительных башен было всего пять — на стыках крепостных стен и самая высокая, над единственными воротами.
Город был много меньше разграбленных мной несколько месяцев назад Маргуша и Хорасмии и чуть больше крепости Шоже, в тот день, когда я появился в ней.
С трех сторон Кызыл-Ангара расположились десять тысяч кочевников, плотно обложив город.
Я приблизился к окружающим город войскам.
— Что ты собираешься делать с крепостью? — Спросил я у Кокжала.
— Город мы осадили только несколько дней назад. Сегодня собирался захватить ее. Но узнав о твоем приближении, решил дождаться тебя.
— Правильно сделал, что дождался. Город штурмовать мы не будем, мы принудим Сейшена сдать ее. — Сказал я, хотя и не представлял пока, как это осуществить и двинулся по направлению к крепости, жестом приказав не следовать за мной Угэ, Кокжалу и другим.
* * *
Я остановился в пятистах метрах от города прямо перед его воротами. Лучниками усуни были не хуже чем гунны и потому стоило проявить осторожность.
Разглядывая город, видел стоящих между бойницами воинов, готовых в любой момент нашпиговать меня как подушку для иголок стрелами. Но я знал, что мои доспехи на таком расстоянии защитят от стрел усуней. Тут подумал про китайские арбалеты, которые должны были быть у ханьских солдат, вероятно находящихся в городе.
«Да не, арбалеты тоже не пробьют мой броник», — вспомнил, как отскакивали от моей кольчуги и панциря у стен Маргуша стрелы парфянских лучников стрелявших в меня почти в упор.
«Но, что же дальше делать?» — Думал я, — «нет, город конечно обречен, почти десятикратное превосходство обеспечит нам победу над гарнизоном, далеко не самой лучшей крепости».
Меня останавливало другое:
«Потери при штурме города будут большими, не говоря уж о том, что все защитники, будут перебиты. А боеспособные воины-усуни, которых и без того погибло не мало в междоусобных воинах, нужны будут Ужасу для охраны своих восточных границ и контроля за больше чем десятком княжеств между землями усуней и империей Хань.
Города-государства, расположившиеся в оазисах Таримской впадины вокруг пустыни Такла-Макан имеют жизненно важное значение для возрождения могущества усуней и гуннов. Особенно, Кашгар, Хотан и Яркенд. Эти города были не только выгодным источником доходов в виде податей ячменя, зерна, проса, драгоценных камней и металлов, но еще являлись точками разделения торговых путей. Одна в Индию, другая в Центральную Азию. Если поставить в этих городах свою администрацию с сильными гарнизонами, то я буду диктовать условия не только внешней торговле империи Хань, но и ограничивать ее постоянную жажду знаний о Западном Мире.
«Мда уж, какие у меня проснулись имперские амбиции…» — Подумал я.
Вдруг ворота Кызыл-Ангара раскрылись, выпустив одного единственного всадника, который не спеша направился в мою сторону.
Ко мне тут же присоединились Угэ с отрядом телохранителей, Иргек, Тегын, Кокажал и Асфандир с Ларкиан.
— Это простой воин, даже не из рода дуглат, — прорычал Иргек, — Сейшен намеренно оскорбляет тебя, направляя к тебе не знатного переговорщика.
Действительно, воин был одет просто. На голове, вместо шлема была обычная войлочная шапка. Грудь и плечи были покрыты кожаными доспехами, без дополнительных защитных железных пластин. На боку, в простых ножнах, прикрепленный к широкому поясу, висел огромный палаш. Обветренное лицо, не смотря на глубокие шрамы и не стираемый загар у него было светлым и узким.
Усунь остановившись в двух метрах от меня, сразу же, без обычного приветствия, смотря куда-то за меня, сообщил:
— Бек дуглатов Сейшен, предлагает тебе, вождю гуннов, решить спор за владение городом Кызыл-Ангар в поединке между ним и тобой.
В ответ Иргек зло и громко засмеялся.
Посланник, не обращая внимания на него, продолжил.
— Сейшен поклянется перед Тенгри, что в случае его гибели, город будет сдан без боя, а все защитники признают Богра каганом всех людей сидящих верхом и натягивающих луки и дадут ему клятву верности. Богра же, должен поклясться, если Сейшен убьет его, то воины гуннов, канглы и саков оставят Кызыл-Ангар не тронутым и уйдут в свои степи — Сказав это, усунь сразу же развернул коня и также не спеша, как и приехал, направился обратно в город.
«Ну да, нашел дурака» — подумал я, вспомнив этого громилу Сейшена, которого видел после окончания преследования остатков армии Чен Тана на переговорах с вождями усуней в ауле Карояна. Он был старше меня, вернее этого тела, лет на двадцать, а значит сильнее и опытнее, уж не знаю на сколько. Нет, конечно, воином я был далеко не слабым, благодаря таким тренерам как Ужас и близнецы, а также рефлексам приобретенным настоящим Богра, в результате постоянных тренировок с младенчества. Но излишних иллюзий о себе, в обеих жизнях, я не питал никогда. В степи было много воинов лучше и сильнее меня. Вспомнил рассказ Ужаса, когда он и настоящий Богра обнаружили Гюнешь, младшую жену Шоже, со своим любовником аланом Саулом на полянке среди камышей. Тогда этот алан в бою чуть не убил их обоих. Скорее всего, Сейшен не обладал такой сказочной силой как у Саула, сумевшего противостоять такому «гризли» как Ужас и Богра одновременно. Но так и я не настоящий Богра, тем более воинские навыки, как у истинного кочевника, у Сейшена были, уверен, не на много хуже чем у того алана.
«Нет, никакого поединка!» — решил я, — «лучше уж положу три тысячи своих воинов при штурме, чем…»
Тут я увидел внимательно изучающую меня Ларкиан и заметное презрение в ее глазах.
«Так ты поняла, что я трушу. Ну и ладно, мне вообще пополам, что ты там думаешь обо мне» — подумал я и собрался развернуть коня в сторону от крепости…
— Каган, — услышал я Асфандира, — окажи мне честь передать твой ответ Сейшену о назначении времени поединка.
Я посмотрел на Асфандира. Он глядел прямо мне в глаза. Лицо его было непроницаемым, как у индейцев с советских вестернов, не выражающее никаких эмоций и что-то понять за этой маской я не смог. Перевел взгляд на остальных. Их я «прочитал» без труда. Иргек продолжал зло ухмыляться, но за оскалом, я видел тревогу. Он знал, на что способен Сейшен и понимал, что поединок очень опасен для меня. Тегын же всем своим видом выражал уверенность, что «его братан всех за пинает». Примерно таким же было выражение лица у Угэ. Кокжал же недоумевал — «чего это я задумался?».
Я снова посмотрел на Ларкиан.
«Так, ты прямо ждешь, что бы я отказал от поединка. Ну-у нн-нет, я тебя разочарую!»
— Скажи, что завтра в полдень, — выдавил я из себя, — надо хоть немного отдохнуть с дороги.
Асфандир пожав плечами, хлестнул своего коня и направился к городу.
Пытаясь отсрочить, я надеялся, что придумаю, как избежать поединка с Сейшеном. Отдалить на большее время я не мог. Для кочевников, путь в четыре дня, пусть даже через заснеженные горные перевалы, которые мы прошли из Тараза в Кызыл-Ангар, был обычным делом. Потому Асфандир и пожал плечами…
* * *
Я сидел один в своей походной юрте и представлял себе завтрашний бой с Сейшеном, как он разрубает меня пополам своим палашом или протыкает насквозь копьем. О том, как избежать поединка с ним идей не приходило.
В юрту отодвинув прикрывающую вход кошму, вошел Иргек и сев рядом со мной, молча взял со стоящего передо мной золотого подноса кусок мяса и, закинув его в рот, стал жевать громко чавкая.
Я смотрел на него и молчал, пока его чавканье не стало нестерпимо сильно меня раздражать:
— Ты пожрать сюда пришел? — Спросил я.
Иргек проглотив не прожеванный до конца кусок и запив кумысом с моей чашки ответил:
— Ты зачем вызов Сейшена принял?
— А что мне надо было делать, трусливо отказаться?
— Ты должен был отказаться!
— Но тогда я потерял бы уважение сарматов и своих воинов.
— Твои воины, все, гунны, канглы, саки, усуни прекрасно знают, что ты не самый лучший батыр. Некоторые думают, что Тегын в твоем возрасте будет более умелым воином, чем ты.
— Ну и? Ты так польстить мне хочешь?
— Вот скажи мне, сколько великих батыров в степи?
В ответ на мое молчание он продолжил:
— Не счесть. И самый могучий из них, твой дядя — Кокан. Но и его покидают лучшие воины и откочевывают к тебе, потому что они верят в то, что только ты способен возродить былое величие гуннов.
— То есть, я мог запросто отказаться и никто бы и не подумал, что я струсил? — Спросил я, уже поняв, какую ошибку совершил.
— Да даже если кто и оказался столь глуп, что подумал о тебе как о трусе, то я тебе так скажу — ты каган, ты ответственен за судьбу всего нашего народа и не имеешь права рисковать собой в глупых и ненужных поединках, тем более с каким-то беком почти погубившего самого себя племени.
— Ну, почему это никому ненужный поединок? — Стал оправдываться неожиданно для самого себя, — если я смогу одолеть Сейшена, то останутся живыми многие тысячи воинов.
— А если погибнешь? Ты подумал, что будет дальше?
— Нет. — Честно признался я.
— Если ты погибнешь, вся эта затея с местью Шимыру и присоединения усуней потеряет всякое законное основание. Тогда Кокан станет единственным властелином гуннов. И что случится потом?
Тут я знал, что будет потом, из истории моего времени, но предпочел не раскрывать этого.
Иргек проигнорировав мое молчание, привел свою версию развития событий, которая впрочем, не сильно отличалась от известной мне:
— «Бешенные», набранные тобой из всех племен кочевников схватятся друг с другом. Гунны при помощи канглы перебьют всех других и отступят к Таразу. Усуни Буюка, узнав о твоей гибели, покинут его. И тогда тридцать тысяч канглы останутся в центре страны усуней одни и будут разгромлены. Затем усуни перейдут в наступление и при помощи солдат Хань легко одолеют остатки войск канглы и гуннов. Уничтожат город, который основал твой отец и перестроил ты. И, что тогда придется делать нам? Ни я, — стукнул в свою мощную грудь сжатой рукой Иргек, — ни мой брат, даже если останемся живы, никогда не вернемся к предателю Кокану. Да он и не примет нас. Он казнит всех оставшихся верными твоему отцу и тебе гуннов. Нам придется уйти к сарматам, а может и еще дальше на запад, к сколотам. А опустевшие кочевья, от западных границ Хань и до Тараза останутся под властью ханьских императоров. Усуням самим их не удержать. Их осталось слишком мало для контроля таких огромных территорий.
Иргек вздохнув, продолжил:
— Ты понял теперь меня. Только ты и твой авторитет победителя ханьцев, дахов и хорезмийцев сохраняет дисциплину и единство «бешенных». Тысячи гуннов покидают Кокана и перекочевывают на подвластные тебе степи, потому что верят, что ты и только ты способен возродить их могущество. Простые кочевники усуни, саки и канглы, признают тебя своим каганом в надежде, что ты принесешь в их степи мир.
— Что же ты тогда не остановил меня? — Спросил я с раздражением.
— Я-то думал, что ты откажешься. — Ответил Иргек возмущенно, — по тебе было видно, что драться с Сейшеном ты не хочешь. Но кто же тебя разберет, о чем ты думаешь? Пошел как старый одряхлевший конь на поводу у сарматов. Им-то будет на руку твоя гибель. Асфандир и Ларкиан в этом случае сразу же вернутся за Жайык и сообщат обо всем Гаталу. Скорее всего, сейчас у него война со сколотами. Сарматы помнят как твой предок Модэ, разорил их кочевья. А теперь Гатал боится, что ты можешь проделать то же самое. Потому и отправил своего наследника с заверениями, что не будет нападать на аланов, пока ты не разберешься с Шимыром и Коканом.
— И, что же теперь делать? Я могу отказаться от поединка.
— Нет, — снова вздохнул Иргек, — ты принял вызов и тем самым уже дал клятву Отцу нашему — Тенгри. Все воины верят в твою завтрашнюю победу, и считают, что ты находишься под его покровительством. Откажешься и тогда потеряешь доверие всех кочевников. Никто давший клятву Тенгри и нарушивший ее, не проживет и дня.
— Ну и зачем ты тогда пришел? Съесть мой ужин?
— Не знаю, — ответил он, пожав плечами, — я тоже верю в то, что тебя ведет Тенгри. Сакман рассказал мне с Иреком о том, как Кок Бори защитил тебя. Почитаемый всей Степью шаман, тоже, подтвердил тогда. Уверен, завтра ты выйдешь победителем из схватки с Сейшеном. Но прошу, будь в следующий раз благоразумнее. Святые духи предков и Тенгри не будут помогать тому, кто слишком часто полагается на их покровительство. А сейчас укладывайся спать. Тебе завтра понадобятся силы.
* * *
— Сарсеков, твою мать! Ты что там, в сортире свои яйца потерял? А ну бегом сюда!
Я, судорожно натянул штаны камуфляжа, поднял свой АКС-74, при этом, чуть не уронив его прямо в «очко», ударом колена распахнув дверь, выскочил и побежал к стоящему на вертолетной площадке рядом с несколькими большими серыми мешками командиру взвода, на бегу пытаясь застегнуть ремень.
— Товарищ капитан, рядовой Сарсеков по вашему приказанию прибыл. — Прокричал я, приложив правую руку к виску.
— Сарсеков, осел где?
— Я же его, — и повернулся к забору, к которому должен был быть привязан осел, и, не увидев его, запричитал, — твою мать он опять сбежал к минному заграждению!
— Так догони его! Если он снова там спрячется, — заорал капитан, — эти мешки на себе потащишь!
Закинув «калаш» за спину и свистом подозвав овчарок Атоса и Портоса, которых я выменял на четыре банки сгущенки и плитку шоколада у пограничников, побежал к минному полю.
«Вот же тварюга. И почему ослов считают тупыми животными?» — Думал я на бегу, — «ишак знает, что груз в гору на заставу понесет и в который раз убегает и прячется на этом минном поле. Удивительно и как у него так получается не наступить на мину?».
Я резко остановился. Передо мной на колышке вкопанной в землю висела ржавая табличка — «СТОП МИНЫ!». В метрах тридцати от меня, за табличкой спокойно стоял осел. Атос и Портос вставшие рядом со мной начали громко лаять на осла. В ответ ишак издевательски заржал. Возмущенные этим овчары бросились в его сторону.
— Атос, Портос, ко мне! — Закричал я и, пытаясь их догнать, сделал несколько шагов за ними.
Тут впереди меня, на месте где находились собаки, раздался взрыв, волна от которой отбросила меня, уронив на бок. Через мгновение, я, сквозь мутную пелену перед глазами увидел пробегающего мимо осла. Затем, разглядел капитана, который сев рядом со мной начал трясти меня за плечи:
— Коке, коке, проснись, Сейшен уже ждет тебя.
Я открыл глаза. Надо мной было озабоченное лицо Тегына.
— Коке, ты сильно дергался во сне. Что-то плохое приснилось?
— Не совсем сон, воспоминания из прошлой жизни. — Пробормотал я.
Тегын, не разобрав мой ответ, все же не стал переспрашивать. Вместо этого подал мне чашу для умывания наполненную теплой водой.
Пока я приводил себя в порядок, Тегын приготовил мое боевое снаряжение.
Из юрты я вышел облаченный в свою кольчугу. Дополнительно, вместо куячного доспеха и бронзового шлема я был защищен новенькими, начищенными до блеска, стальными кирасой защищающей грудь и спину, наплечниками и шлемом, совсем недавно выкованных кузнецом Кусэком. Кожаные поножи и нарукавники я заменил также на стальные, трубчатые. Слева на поясе, украшенном золотыми нашивками в виде сошедших в смертельной схватке волка и дракона, висели в дорогих ножнах сабля и длинный кинжал.
Я сел на подведенного мне Угэ аргамака, который был полностью покрыт кольчугой. Голову и грудь коня защищали стальные панцири.
Меня уже ждали Иргек, Кокжал, Асфандир со своей сестрой, Айбеке и тысячники. Позади них в ровные шеренги выстроились десятки тысяч всадников.
Ко мне подбежал Тегын.
— Коке, ты забыл. — Сказал он, подавая лук и колчан всего с тремя толстыми древками стрел. Такие, как я уже знал, всегда были с тяжелыми бронебойными наконечниками.
«Почему только три стрелы?» — Подумал я, но спрашивать не стал, решив лишний раз не проявлять свое незнание перед всеми.
Я закинул колчан за спину, а лук прикрепил к седлу. Взяв вместо них в левую руку небольшой круглый щит, а в правую копье длиной в три метра, поехал в сторону осажденного города. Проезжая мимо рядов кочевников, в их лицах видел уважение и уверенность в моей победе. Глядя на них и сам почувствовал уверенность, что смогу одолеть Сейшена. К тому же таких прочных доспехов у него не было точно и это давало мне огромный бонус. Конечно, у бека дуглатов был несравненно больший опыт и навыки убийства людей в боях. Но и я не дрыщ!
Выехав из шеренг конницы, увидел стоящего перед стенами Кызыл-Ангара всадника, который спал, склонив голову на грудь.
Я повернулся лицом к выстроившейся армии и поднял копье в знак приветствия. В ответ был рев двадцати восьми тысяч голосов. Затем круто развернул коня и направился к всаднику, медленно набирая скорость.
В отличие от меня, противник, проснувшись от рева, рванулся навстречу мне в карьер с места и выстрелил из лука, которого за мгновение до этого у него в руках не было.
Стрела, попав мне в панцирь отскочила. Через секунду он пустил одну за другой еще две, метясь в незащищенную кольчужной бармицей часть моего лица.
Но я уже был готов к этому подняв щит, в который и воткнулись обе стрелы. Тут я увидел, как противник быстро приближается ко мне, выставив вперед свое короткое копье, которое в следующий миг, ударив в щит, сломалось, чуть не выбив меня из седла.
Я развернул коня. Сейшен проделал то же самое, бросил сломанное копье и выхватил палаш, размахивая им над головой, стал громко выкрикивать свое имя.
Со стен в тысячи воинских голосов стали скандировать за ним:
— Дуглат — Сейшен, дуглат — Сейшен, дуглат — Сейшен…
«Ну, прям, фан-клуб», подумал я и направил коня в сторону Сейшена, выставив копье вперед. Он, увидев это, ринулся навстречу, держась правее меня.
Удар копья прошил воздух. Дуглат ловко уклонился и пронесся мимо. При этом я почувствовал мощный удар по кирасе в спину, из за-чего я выронил копье. Но доспех снова защитил меня.
Со стен раздался восторженный взрыв голосов.
Я выхватил саблю. Стрелять из лука в Сейшена было бесполезно. Он двигался с такой скоростью, что даже если я и успею выстрелить, то не попаду в цель точно.
Мы стали снова приближаться, направляя коней по кругу.
— Ну, что племянник, настал и твой черед, — сказал Сейшен ухмыльнувшись, — великий Богра, сумевший разбить армию Хань, разграбивший Маргуш и Хорезм, каган могущий объединить Великую степь от восхода до заката, ха-ха-ха, — громко засмеялся издевательский он, — сейчас умрет, как и его бабка. Кстати, почитаемая Тураки-Хатун сражалась лучше чем ты. Это я убил ее. Ха-ха-ха.
Меня вдруг охватила ярость и я рванул коня, резко сокращая дистанцию между нами и нанес рубящий удар саблей целясь ему в голову.
Рывок был настолько неожиданн для Сейшена, что он с трудом успел отбить мой удар. Но сабля все же скользнула по бронзовому шлему и рассекла ему правую щеку.
На этот раз восторженно заревел мой «фанклуб».
Но это был мой единственный успех. Палаш Сейшена превратился в сверкающую молнию, которую я не всегда успевал перехватывать своей саблей. И только благодаря щиту, который быстро разбился от ударов клинка дуглата в щепки и стальным доспехам я оставался еще жив.
Не знаю, сколько бы еще так продолжалось, но Сейшен ударив палашом в мой стальной наплечник, увернувшись от следующего моего выпада саблей, схватил меня за руку и, вырвав из седла, бросил под копыта своего коня пытаясь затоптать.
Я больше интуитивно, чем соображая, рассек передние ноги бедного животного, от чего он, заржав, рухнул на бок. Дуглат успел соскочить с падающего коня и направился ко мне.
Я попытался вскочить, выставив вперед саблю. Но Сейшен легким взмахом палаша выбил его из моей руки, прямым ударом правой ноги в грудь снова свалил и, поставив на мою шею левую, обутую в грязный сапог ногу, вдавил меня в снег.
— Ну, что племянник, давай прощаться. — Сказал Сейшен и занес для последнего удара свой палаш.