Караван индуса Абхитаба следовал по узкой полоске протоптанной караванами дороги ведущей по ущелью…

«Горы, горы, горы, как они мне надоели», — угрюмо осматривался вокруг Текеш. Понимая важность порученного ему каганом задания, он все же завидовал воинам, которые направились в поход на Шаньшань. Сотник представил как его друзья из «бешенных» участвуют в одной победе за другой одержанных непобедимым каганом Богра и обретают славу равную деянию великих предков, — «наверное, сейчас они копытами своих коней втоптали в землю всех в Хань, захватили Ганьсу и даже осадили сам Чанъань, если уже не завладели им и находящимися в нем невероятными сокровищами и известными своей красотой на всю Великую степь тысячью наложницами императора Лю Ши…».

От этой мысли «бешеный» окончательно впал в мрачное расположение духа.

Следовавшие за Текешом гунны, видя несвойственное для всегда веселого и разговорчивого командира хмурое настроение, тоже прекратили беседы и перебранки. «Бешенные» изредка бросая насмешки в сторону индусов, которые с трудом выносили верховую езду на лошадях и проклинали заданный Текешом темп для каравана, стали с опаской озираться по сторонам, всматриваясь за каждый валун и растущий из скалы куст.

Абхитаб зная крайнюю степень измождения не только простых караванщиков, но и кшатриев все же понимал Текеша. Он видел, как легко переносят кочевники путь по ущельям и перевалам нескончаемых гор отделявших империю Хань от его родины. Индус был поражен невероятной выносливости гуннов, легко обходившихся минимальным количеством еды и воды. Кшатрии же, которых Абхитаб до встречи с гуннами считал лучшими воинами мира, пожирали запасы пищи в несколько раз большие. Его поразило, что гунны не сходили со своих лошадей почти никогда, если и спешивались то вынужденно, так как караванщикам и кшатриям через каждые шесть гавиути нужен был отдых. Иногда ему казалось, что каждый кочевник, садясь на своего коня, превращался в Хаягриву или даже Гухьяки, способный перелететь за один день все эти горы и только приказ магараджи Богра не позволял им оставить несчастных кшатриев в этих в горах.

Абхитаба мало заботило состояние кшатриев и тем более простых караванщиков. Он готов был их всех оставить, лишь бы вернуться скорее в Матхур, но и сам был изможден до предела.

Индус хлестнул коня и поравнялся с Текешем, ехавшем в авангарде каравана.

— Не печалься мой друг. Скоро мы будем в Матхуре. — Начал Абхитаб, — ты и твои воины будут самыми почетными гостями в моем доме. Весь Матхур будет говорить о моем гостеприимстве. Я покажу тебе удивительных животных, величественные храмы, прекраснейших женщин, любой из которых мой друг, изъяви на то он желание будет обладать…

Текеш слушал не перебивая и внутренне ухмыляясь делал вид, что не понимает Абхитаба, пытавшегося зачем то намеками донести до него, что каравану нужен длительный отдых. Сотник тоже знал, что индусы скоро начнут падать от усталости с лошадей, но у него был приказ Богра, который он должен был как можно скорее выполнить. Будь в караване только гунны, они бы уже были в Матхуре. Оставить индусов без охраны тоже не мог. Это было частью задачи поставленной ему его каганом. В пути они повстречали несколько разбойничьих шаек, которые не посмели напасть на них. Потому он выбрал переход в семь фарсангов в день, по его мнению, являвшийся максимальным балансом между нижним порогом скорости передвижения гуннов и верхним пределом выносливости индусов. Но все же был готов согласиться на отдых в несколько дней, если бы не стал чутьем опытного воина ощущать исходящую со стороны гор вот уже несколько дней опасность.

Текеш снова стал всматриваться за валуны. В следующую минуту сотник, резко натянув поводья, остановил коня, подняв левую руку. Тем самым дал команду остановиться всем.

— Уф, — вздохнул с облегчением Абхитаб, — всем спешиться на привал. — Крикнул он.

— Не торопитесь. — Остановил индусов Текеш. Гунны, напротив, видя напряженное лицо командира стали вытаскивать свои дальнобойные луки и накладывать на них стрелы.

— Что случилось? — Уже с тревогой спросил Абхитаб.

— Мы попали в ловушку. Если пойдем вперед, нас завалят камнями. Останемся на месте подвергнемся нападению разбойников, которые прячутся в тех боковых ущельях. — Показал глазами Текеш, слегка повертев в обе стороны головой.

— Может, тогда повернем назад? — Стал озираться по сторонам Абхитаб, все еще не видя никакой опасности, но доверяя опыту гунна, благодаря которому они смогли избежать нескольких нападений разбойников встреченных ими ранее.

— А какой смысл? Это единственный путь. Но даже если мы решим развернуться, то нам все равно не избежать боя с ними. Раз они решились напасть, значит, уверены в своем успехе. Этой их самоуверенностью мы и воспользуемся. За пятьсот фарсангов так далеко на юг от наших кочевий они не могут знать о гуннах и на что мы способны в бою.

Абхитаб побледнел, увидев зловещую улыбку Текеша, но как бывший воин не раз, смотревший в глаза смерти, сразу же стал отдавать своим людям короткие и четкие распоряжения.

Повинуясь его приказам, все семьдесят два кшатрия окружили груженных золотом лошадей. Три сотни караванщиков и погонщиков, которым не нашлось работы на обратный путь и потому, несмотря на принадлежность касте шудров, вооруженных предусмотрительным Абхитабом копьями еще в Кашгаре, предварительно спешив, выставил их плечом к плечу в несколько рядов чуть впереди гуннов. «Бешенные», стояли равными частями в авангарде и арьергарде каравана.

— Где они? — Спросил нетерпеливо Абхитаб глядя на Текеша.

— Вон, — показал рукой на скалу гунн, — вон и вон, вон там еще, — продолжал сотник, — они уже не скрываются, поняли, что мы их обнаружили.

Только теперь Абхитаб увидел как из небольших ущелий, преграждая путь вперед, выходят сотни воинов одетых в широкие серые платья, вооруженных короткими копьями и серповидными мечами. На вершинах обеих боковых к каравану скал расположились лучники и метатели дротиков. Замыкая окружение, позади каравана вышли еще несколько сотен воинов, тем самым отрезая путь к отступлению.

— Вот и хорошо. Теперь нам остается только убить их всех. — Усмехнулся Текеш.

— Мы все здесь погибнем. — Прошептал Абхитаб, — это злобные разбойники племени ашваков. Они отрезают головы убитых ими и развешивают на кольях вокруг своих сел высоко в горах.

— Абхитаб, как думаешь, чьими шкурками украшены поводья моего скакуна?

— А-а-а, лисичек? — Ответил, посерев от ужаса индус.

Текеш расхохотался.

— Лиси-и-ичек, ты сказал лисичек? — Еле выдавил из себя сквозь хохот гунн, — пожалуйста, не шути так больше, я же с седла так выпаду со смеха. Перед воинами стыдно будет. Скажут, что их вождь так слаб, что даже не может усидеть на своем коне.

Текеш отдышавшись и вытерев кулаком выступившие слезы сказал:

— Не страшись, их не больше десяти сотен и посмотри, ни на ком из них нет доспехов. Потому, они и не торопятся ввязываться в бой с нами. Понимают, что могут потерять сотни жизней.

Абхитаб уставился на жуткие трофеи на поводьях и свисавших с шеи до колен передних ног коня. Он и раньше обращал внимание на эти странные мелкие шкурки, но никогда не задумывался над тем, кому они принадлежали.

«Это сколько же он убил своих врагов, для того что бы покрыть скальпами почти всего своего коня?» — подумал индус и с трудом отведя взгляд произнес:

— Да-а? А чего же они ждут тогда?

— А вот сейчас и узнаем. — Ответил Текеш, показав на человека, отделившегося от остальных перекрывших дорогу вперед разбойников и не спеша направившегося в их сторону.

Посланник, остановившись в метрах десяти от караванщиков, громко выкрикнул что-то на непонятном для Текеша языке.

Абхитаб крикнул в ответ на том же наречии.

Разбойник, не обращая внимания на индусов, продолжающих держать трясущимися руками копья, смело подошел почти вплотную к ним. Затем снова стал говорить, обращаясь уже к Абхитабу, при этом периодический показывая рукой на своих соплеменников стоящих на скалах впереди и позади каравана.

— Чего он хочет? — Спросил Текеш у индуса.

— Он говорит, что у них тридцать сотен воинов.

— Врет. — Ухмыльнулся сотник.

Абхитаб ничего не ответив ему на это, продолжил:

— Говорит, что они могут без труда уничтожить весь наш караван. Им даже не придется вступать с нами в ближний бой. Для того чтобы убить всех нас им хватит только лучников и метателей дротиков, стоящих на скалах.

Текеш громко рассмеявшись, спросил:

— И чего же они тогда ждут?

— У повелителя племени ашваков сегодня родился внук, и он не хочет в этот радостный для него день будить шумом битвы злых духов, живущих на вершинах этих гор, — ответил Абхитаб с тревогой посмотрев на окружающие его горы, — и потому предлагает оставить все ценности и оружие, которое у нас есть, а взамен обещает пропустить нас дальше. Но если мы откажемся, он принесет нас всех в жертву духам этих гор, чтобы умилостивить их.

Текеш рассмеялся еще громче, а затем молниеносным движением руки выхватив кинжал из висевших на поясе ножен, метнул его в разбойника.

Переговорщик, схватившись за рукоятку, торчащую из его груди и проделав два медленных шага назад, рухнул.

— Ты, зачем убил его? — Простонал Абхитаб, — теперь они нас…

Тут раздался режущий нервы скрип. Через секунду в ущелье стали падать десятки людей в серых одеяниях.

Это «бешенные» увидев убийство Текешом посланника ашваков, немедля дали залп по бойцам стоящих на скалах и продолжали пускать в них стрелы с приделанными свистульками со свойственной кочевникам быстротой. При этом каждая стрела находила свою живую цель.

Кочевники знали, что убийство посла одно из преступлений, которые не прощаются и совершившие его безоговорочно должны были быть лишены жизни в страшных муках и потому не нуждались в отдельном приказе к упреждающей атаке их сотника.

Стрелки ашваков, ожидавшие, что караван, как и все другие ограбленные ими, видя безнадежность своего положения, сложит оружие, не сразу поняли, что теряют своих воинов десятками ежесекундно. Когда же до них, наконец дошло, что их добыча из обычного каравана превратился в несущую им смерть войско и им лучше бежать и прятаться, ашваки потеряли почти половину своего состава лучников и метателей дротиков.

Вслед за стрелками, стоящие впереди и позади каравана разбойники, поняв, что добыча не только не собирается сдаваться на их милость, но и первым напала, убив их посланника, и продолжает истребление других их соплеменников, дико взвыли и почти одновременно бросились в атаку на неслыханных наглецов.

Часть гуннов не сговариваясь, следуя выучке, продолжала бить вверх по пытающимся скорее укрыться за скалами ашвакам. Другая, большая, перенесла стрельбу по атакующим с обеих сторон.

Разбойники, не обращая внимания на падающих им под ноги пронзенных стрелами множества товарищей, быстро пересекли в атаке свободный промежуток дороги, отделявший их от каравана и ловко перепрыгивая через копья, выставленные неопытными в воинском деле караванщиками, начали резать их своими короткими серповидными клинками. Несколько десятков индусов сразу же вспомнили, что они не кшатрий, а всего лишь шудры и, побросав копья, повизгивая, попытались бежать. Остальные, понимая, что бежать некуда, продолжали сопротивление, впрочем, без особого результата. Но свое дело шудры сделали, замедлив продвижение и внеся неразбериху среди нападающих.

Тем временем, гунны, опустошив свои колчаны, двинули коней навстречу ашвакам. Ограниченное пространство горной дороги и все еще сражавшиеся шудры, не позволили кочевникам полностью использовать преимущество атакующей с расстояния и открытым строем кавалерии. Но тяжелое вооружение «бешенных» и их боевые кони, которые были самым эффективным их оружием, быстро определили исход сражения.

Оба отряда разбойников не выдержав ударов сабель, палиц и лягающихся коней кочевников, каждый удар которых был смертельным для легковооруженных ашваков, побежали.

Гунны, не желая прекращать бой, преследовали бегущих, копытами коней топча одних и рубя саблями других. Вся дорога на несколько сотен метров в обе стороны была покрыта телами погибших разбойников. Не многим из них удалось выжить и то благодаря тому, что они успели укрыться в расщелинах гор, куда кочевники благоразумно лезть не стали, тем более надобности в этом не было.

Текеш, осмотрев результаты сражения и справедливо полагая, что к этому отряду разбойников может подоспеть подкрепление, командир которого окажется умнее предыдущего и, не вступая в рукопашную схватку, просто обрушит на них лавину камней, решал, что делать дальше:

«…Собрать всех воинов и шудров, в ускоренном марше погнать караван вперед, не обращая внимание на стоны мягкотелых индусов и бросая отставших?», — сотник, осмотрев еще раз место сражения, взглянул на выживших и раненых шудров, а затем, переведя взгляд на кшатриев, так и не вступивших в бой, решил, — «нет, предки не простят меня, если я оставлю раненых караванщиков. Многие из них, впервые держат в руках оружие, но храбро сражались. И только Отец наш — Тенгри ведает, чем окончился бы этот бой, без доблести этих слуг».

— Абхитаб, пошли их вон на те вершины, — показал Текеш рукой сначала на мирно стоящих кшатриев, а затем на две горы, возвышающиеся над ведущей на юг дороги, — пусть проверят, может там остались эти ашваки, ждут, когда мы продолжим движение по дороге и обрушат на нас те булыжники.

Индус как представитель торгового посольства магараджи Мавака и номинальный хозяин каравана был выше его по рангу. Но рявкающий голос, которым гунн отдавал команды, не терпел задержек, тем более возражений. Потому у Абхитаба не возникло и мысли, перечить своему, формально, телохранителю.

Кшатрии, многие из которых были не только знакомы с горами, но и были уроженцами горных местностей, разделившись на две равные части, стали ловко взбираться на скалы.

С юга, по дороге, к Текешу стал приближаться гунн на рыжем жеребце, ведущий за собой на аркане окровавленного ашвака, который, дабы в очередной раз не упасть на острые углы усыпанных по дороге мелких камней из последних сил бежал, стараясь держаться поближе к крупу коня кочевника.

— Вождь, — сказал гунн, приблизившись и рывком руки натянув аркан, заставил связанного пленника упасть на колени прямо к ногам коня Текеша, — это старейшина одного из родов, напавших на нас разбойников. Их селение в половине фарсанга на юг отсюда. Там кроме женщин, детей и стариков не осталось никого. Все их мужчины ушли, чтобы принять участие в этом бою. Я уже послал четыре десятка воинов проверить…

— Едем туда. — Гаркнул Текеш не дослушав и хлестнул коня камчой, тем самым заставил его рвануться с места в карьер.

— А кто будет охранять золото? — Крикнул ему в след Абхитаб. Но сотник уже не слышал его.

Индус, оглядевшись, увидел гуннов бродящих среди погибших, каждый из которых, опознав очередного разбойника, привычными движениями быстро снимал с трупа скальп и старался скорее перейти к другому, иногда даже вступая в перебранки и драки между собой за обладание очередным трофеем.

— Это демоны! — Прошептал Абхитаб и благодарно помолился Шиве, поселившего этих дикарей на краю мира, так далеко от благодатных земель Индии…

* * *

Текеш во главе сорока «бешенных» быстро приближался к селению ашваков. Сотник уже видел, низкую, высотой с всадника на верблюде стену, но сложенную из камней. Стена была без башен. Единственная смотровая вышка, с сидящим в нем дозорным, располагалась прямо над воротами.

— Быстрее, все к воротам! — Скомандовал Текеш, — пока тот кретин в дозоре спит.

Кочевники, нещадно нахлестывая, ускорили бег своих коней.

Тут дозорный, проснувшись от быстро приближающегося стука сотен копыт и лязга оружия, посмотрел за стену. Сорок всадников было последнее, что он увидел. Стрела, попавшая в глаз, выбила его из смотровой вышки во внутреннюю сторону каменного ограждения.

В селении раздались тревожные крики, но было уже поздно. Первый десяток подъехавших к стене кочевников, закинув вверх арканы с привязанными к ним крюками, быстро забрался на нее. Спустя минуту ворота отворились. Гунны въехали под невысокую арку, готовые к рукопашной схватке. Но на единственной ведущей от ворот узкой улочке не было никого, кроме перемахнувших через стену кочевников.

— Где все? — Спросил Текеш обращаясь к гунну, открывшему ворота.

— Когда я прыгал со стены, она была заполнена женщинами и детьми. Все попрятались в своих лачугах, увидев нас.

— Извести Абхитаба, что мы захватили аул ашваков, пусть берет раненых и идет сюда. Здесь я дам им передохнуть. — Приказал сотник находящемуся рядом всаднику и, спрыгнув с коня, подошел к лежащему на земле мертвому дозорному. Вырвав стрелу из глаза погибшего, Текеш увидел, что тот был на вид не старше десяти лет.

— Они были настолько уверены в своей победе, что все мужчины их селения ушли грабить нас. — Усмехнулся сотник, — там они и остались, тела их теперь съедят падальщики, а души растерзают демоны этих гор. Ну, а мы, — обернулся он к стоящим вокруг него гуннам, — ну, а мы заслужили веселье! Ну, что, «бешенные», развлечемся…?!

Спустя пять дней караван в сопровождении сотен ревущих от горя женщин и детей покинул сожжённое дотла селение разбойников ашваков…

* * *

Текеш ехал в приподнятом настроении в сторону столицы дахов Тисфуна. В этих краях ему нравилось все. И кроткий нрав жителей, не в пример воинственным жителям Степи, где каждый в борьбе за свою жизнь и существование семьи и рода вынужден быть воином. Нежность женщин, готовых выполнить любые капризы и слушать его часами. А в Степи? Он, сотник «бешенных», привыкший сквернословить и отдавать приказы, в своей юрте, в беседах со своей женой вынужден был подбирать слова и умерить свой командный бас чуть ли не до шепота. Любое неосторожное слово могло окончиться в лучшем случае оплеухой ее тяжелой, похожей на кувалду кузнеца Кусэка руки. В худшем? В этом случае ему уже пришлось иметь дело с ее восемью братьями, тоже бывших десятниками и сотниками «бешенных». Только вмешательство вождей Иргека и Ирека спасло его тогда от верной и позорной гибели. Ему удалось отделаться тремя табунами аргамаков — откупных для братьев его жены, десятком лучших во всей Степи скакунов чистой белоснежной масти для двух потомков кагана Модэ, за оказанную ими поддержку и большой отарой овец принесенной в жертву Богине-Матери Умай, вымаливая прощение за нарушение клятвы и обиду причиненной своей хранительнице очага.

Но теперь Текеш был доволен собой. Он выполнил первые две части повеления кагана, привел караван Абхитаба в город Матхур и распространил слух, о невероятных богатствах ждущих купцов в городе Тараз.

Размеры и многолюдность Матхура поразили его воображение. Этот город был больше любого виденного им в странах, куда водил гуннов в походы каган Шоже, а затем его сын — каган Богра. Даже Самарканд и Кашгар были много меньше. Ему казалось, что за всю жизнь он не видел такого количества людей как за один день в Матхуре.

Но еще больше его ошеломили богатства жителей Индии и хана саков Мавака, в одном только дворце которого, казалось, уместилось золота больше чем во всем остальном мире, а его жена и наложницы были увешены алмазными и жемчужными ожерельями и бусами. Бродя по улицам Матхура, он видел, как целые кварталы ремесленников обрабатывают сотни этих драгоценных камней.

Текеш купил, на золото, которое он награбил в сожжённой деревне ашваков и вырученных от продажи их женщин и детей в Матхуре подарки своим сестренкам и «любимой» жене — алмазные бусы, серьги и браслеты и еще много всяких диковинных вещичек.

«Жаль, что Индия так далеко от наших кочевий. Хотя почему бы и нет? Ведь добрались же саки до нее как-то. Значит и гунны смогут тем более» — думал Текеш и представлял, как он увезет, после налета на Индию, в свою степь невероятное количество сокровищ награбленных в городах этой распухшей от богатств страны и заполнит ими свою юрту от основания до шанырака.

Пограничные дозоры парфян, выяснив, что гунны хотят поступить на службу к царю Фраату IV сразу же пропустили их. Наемники из числа кочевников в парфянской армии были обычным явлением. В ней можно было встретить канглы, усуней, саков, гуннов, скифов Таврики, даже сарматов и воинов племени сяньби. Потому никому и в голову не пришло, что сотню кочевников возглавляет лазутчик кагана Богра.

Вскоре Текеш и сотня его гуннов, прибыли в столицу Парфии Тисфун, без особых сложностей и приключений…