«Что же делать?» — Снова мучал меня тот же вопрос, как и год назад, когда я попал в крепость построенную Шоже и осажденную генералом Чен Таном.

Как докладывали разведчики, в прибывшем войске империи Хань было не меньше трехсот тысяч солдат. Под моим командованием собралось сто пятнадцать тысяч великолепных всадников. Конечно, в подавляющем большинстве сражениях войска кочевников всегда уступали в численности ханьским армиям и они, имея двукратное, а иногда и трехкратное преимущество часто терпели поражение. И в этот раз можно было рискнуть, а располагая таким козырем как «рыцари», то моя победа могла стать более чем вероятной. Но вкупе с туменами племен сяньби и ухуаней, сражение с которыми даже в отдельности могло принести немало неприятных сюрпризов, ханьцы были непобедимой для нас силой. Да и единства в войске гуннов не было. Прошедший очередной военный совет ясно показал это. Часть вождей стало прямо обвинять меня в том, что причиной того, что войска хана Холяна успели объединиться с армией Хань, является медлительность «рыцарей» и тот путь, который обычно преодолевался гуннами в течение трех-четырех дней, увеличился до десяти. Они же и требовали немедленного отступления. Другая, меньшая часть, те, кто прошел путь сражений от Хорезма до княжеств Таримской впадины, выразили готовность поддержать любое мое решение.

Я снова посмотрел на степь, которая передо мной, всего в километре от холма, на котором расположился мой наблюдательный пункт, была покрыта войском противника. Вот уже в третий день отряды ханьцев выстраиваются в ровные шеренги. Зрелище марширующих отрядов с тысячами развивающимися над ними черно-белыми знаменами было потрясающим. Центр ханьской армии и левый фланг составляли пешие копейщики, позади которых расположились отряды арбалетчиков и легкая конница, вооруженная луками и короткими копьями. На правом фланге были собраны ударные части, вся их тяжелая кавалерия, усиленная боевыми колесницами. Впереди этого громадного воинства в десять шеренг выстроились всадники племен сяньби и ухуаней.

— Что надумал? — Услышал я позади голос Ирека.

— Ничего еще не надумал. — Ответил я раздраженно, даже не подумав повернуться к нему хотя бы из вежливости.

Ирек подойдя к развевающемуся слева от меня большому белому флагу с изображением головы синего волка, сказал:

— Они ждут и не собираются наступать. Боятся, что мы можем уйти вглубь степи.

— Может, не будем их разочаровывать?

Ирек усмехнувшись, проверил на прочность древко флага, подошел к стоящей рядом со мной скамье и сев на нее ответил:

— Это будет на руку Токсабу. — И, помолчав в раздумье несколько секунд, продолжил, — всего за год ты смог объединить почти все племена Великой степи. Это все благодаря твоей решительности, храбрости и тому, что ты являешься победителем Чен Тана, которого не смог одолеть даже сам каган Шоже. Если ты отдашь приказ об отступлении то потеряешь доверие простых воинов, которые убеждены, что тебе покровительствует сам Кок Бори. Тогда вожди этих воинов перестанут считаться с тобой, а власть верховного жреца Тенгри укрепиться еще больше. А после смерти Баджанака, Мойша выступит против тебя, и канглы могут не принять тебя в качестве своего хана. Тогда ты потеряешь Тараз и золотоносные рудники, а затем…

— Да знаю я все это, — перебил я его, — но тебе то, что? Ты все равно ничего не теряешь. Токсаб то твой близкий родственник и даже больше того, почти отец.

Ирек в ответ снова усмехнулся:

— Ты не прав Богра. Я и мой брат последовали за твоим отцом покинув родные кочевья и пойдем за…

— Это кто там? — Показал я рукой на трех всадников отделившихся от основной массы армии противника и галопом направлявших своих коней в нашу сторону.

— Это послы. — Ответил он после того как посмотрел по указанному мной направлению, — сейчас узнаем что они нам хотят предложить.

Ирек встав, крикнул стоявшему в нескольких метрах от нас Угэ.

— Пусть сразу же приведут этих послов…

* * *

— …Послание командующего северной армии императора Поднебесной Лю Ши предназначено не для тебя. — Ответил мне сквозь зубы ханьский офицер.

Я, усмехнувшись его высокомерию, посмотрел на него. Посол был защищен черными чешуйчатыми доспехами, на его голову одет бронзовый шлем, украшенный несколькими желтыми перьями, являвшиеся отличительными знаками офицера штаба высокого ранга

— Ну и для кого же оно? — Поинтересовался я.

— Оно адресовано только вождям и высшим военачальникам.

— Ну, так и скажи им тогда. Вот они все. Это верховный жрец Токсаб, это — Ирек, прямой потомок кагана Модэ, это вождь самого могущественного рода гуннов… — Стал я представлять ему поочередно стоящих напротив ханьского офицера представителей элиты гуннов.

— Ты не должен знать об этом.

— Говори или возвращайся. — Прорычал Ирек.

— Хорошо. — Ответил нехотя ханец и, вытащив из сумки цилиндр, продемонстрировал нам печать в виде какого-то иероглифа на ней, сломал ее, затем бережно достав из нее свернутую в трубочку бумагу, развернул и стал читать:

— Сын Неба, благословенный и великий император, премудрый правитель, Будда наших дней…

— Ближе к делу. — Попытался перебить я посланника.

Но он даже не взглянув на меня продолжил перечислять титулы императора Лю Ши и после того как я насчитал еще двадцать перешел к сути послания:

— …В своей милости прощает ванов хуннов последовавших за убийцей верного слуги и друга святого владыки шаньюя хуннов Хуханье и бесправно захватившего его престол Боши. Если ваны отступят и выдадут Боши или хотя бы покинут его, то десятитысячилетний властелин обещает покарать только его. Из знания того, что подданные небесного императора живущие севернее Великой стены находятся в бедствии и терпят великие лишения, постигнувшие их в результате бездарного и несправедливого правления Боши, он пришлет пять тысяч рулонов шелка, сто гин золота, миллион медных монет…

Тут стоящий рядом Ирек подскочил к парламентеру и всадил кинжал в горло не ожидающего нападения офицера. Двое стоящих рядом ханьских солдат отшатнулись.

Ирек вырвав кинжал, позволил ханьцу упасть на колени, который выронив послание, судорожно схватился обеими руками за рану в горле.

В следующее мгновение Ирек выхватив из ножен свой палаш, с размаху опустил его на шею смертельно раненного. Затем поднял послание, предварительно смяв его в кулаке подошел к лежащей отрубленной голове. Нагнувшись, запихал бумажный комок в ее рот и, пнув голову к ногам оцепеневших от страха ханьцев, прорычал:

— Заберите и передайте наш ответ.

* * *

Я снова сидел на вершине единственного, на всю окружающую степь холма и с ее вершины заворожено смотрел, как передо мной горят десятки тысяч костров.

Ирек убив посла не оставил выбора вождям. И теперь нам осталась только война, без права на мир, пока я и другие вожди гуннов не будут перебиты в бою или казнены после плена. В том, что нас ждет смерть или плен я не сомневался, и моя нерешительность быстро распространилась среди многих воинов, которые сидя у костров стали шептаться о том, что каган Богра кажется, боится…

Вздохнув, встал со скамьи и осмотрелся. У входа поставленной для меня походной юрты расположились два моих телохранителя и вокруг, чуть дальше еще несколько десятков. Пройдя в юрту, стража сразу же за моей спиной скрестила копья.

"Надо выспаться," — решил я, — "завтра снова собирается совет вождей, на котором, наконец, придется решить, что делать дальше".

Я, сняв с себя верхнюю одежду, лег, положив под голову подушку, попытался уснуть, но меня все продолжали посещать тревожные мысли о завтрашнем дне и почти четырехсоттысячной армии врага, ждущего сражения.

Отогнав тревожные мысли, стал считать в уме, как в своей прошлой жизни. Тогда моему доведенному постоянными попойками до нервозности тела, это помогало уснуть. Досчитав до трех тысяч четырехсот пятидесяти, уже сквозь сон услышал какое-то шуршание с наружной стороны дверей юрты. Через секунду двери открылись и в темноту бесшумно нырнули две тени.

Рефлексы здорового и тренированного тела мгновенно среагировали на опасность. Схватив кинжал, который я по наставлению Ужаса всегда держал рядом с собой, в кувырке быстро сократив расстояние к ближайшей тени, осторожно приближавшейся во мраке ко мне, всадил клинок в его тело. По тому, как оно сразу же рухнуло, вырвав кинжал из моей руки, я понял, что попал прямо в сердце, но перед следующей тенью я остался безоружным. Хотел было закричать, чтобы позвать на помощь, но резкая боль в груди заставила меня судорожно хватать ртом воздух, следующее, что я увидел, это брызги звезд перед глазами, а затем темнота…

* * *

Очнулся я от острой и царапающей боли по всей спине. Я не сразу понял, что кто-то волочит меня по степной колючке. Но разобравшись, мои мысли как обычно в таких случаях тут же стали посещать множество панических вопросов:

«Куда это меня тащат? Меня, что похитили?! Это ханьцы?!»…

Эти вопросы вызвали у меня панику и желание закричать, но здравый смысл подсказал мне, что не стоит сейчас обнаруживать того, что пришел в сознание, могут снова вырубить или хуже того, прикончить.

Я приоткрыл глаза, вокруг все еще была ночь. Значит, времени прошло совсем немного. Затем обнаружил, что руки у меня привязаны к бокам и обмотаны вокруг груди и спины веревкой, за которую меня и тянули.

Тут, невдалеке я услышал короткое щебетание степной перепелки:

— Вить — вить — вить.

Меня сразу же перестали тащить.

— Вить — вить — вить — вить. — Ответили птице совсем рядом у моей головы.

И снова невдалеке тройное чирикание. После я услышал, как к нам кто-то ползет и спустя минуту меня стали волочь еще быстрее. Я попытался высвободить руки, но связаны они были прочно. Мне удалось пошевелить только кистями. Вскоре услышал всхрапывание лошадей, к ногам одной, судя по запаху и звуку, меня доволочили. Следующее, что я услышал это тихое шептание.

«Это ханьцы!» — Опознав их язык, на меня снова стала накатываться волна ужаса и паники.

Шептание становилось все громче и постепенно перешло в спор. Древнекитайским языком я не владел, но после сильного пинка в мой бок понял, что причиной горячей дискуссии являюсь я.

Я приоткрыл глаза. Надо мной, хорошо освещаемые звездами и луной стояли два человека. В одном я сразу распознал воина кочевника, другого же узнал также быстро, вернее вспомнил персонаж из видеофильмов моей юности в прошлой жизни. Одет он был в одноцветную мешковатую одежду, на голову накинут капюшон, а лицо перевязано платком. Были оставлены открытыми только глаза. На вид это был классический ниндзя из блокбастеров девяностых. Только цвет его камуфляжа был не черного, а какого-то другого цвета, который в ночи, хоть и светлой я разобрать не смог. И короткий меч, висевший не за спиной, а на левом боку под рукой был серповидной формы.

«Ну да, диверсантов Древнего востока здесь еще мне не хватало! Одному мне точно с ним не справиться, даже если я смогу высвободиться».

Но тут, кочевник, прорычав что-то в гневе, выхватил свой палаш и попытался рубануть им «ниндзю». Тот сумел перехватить удар и, выбив из его руки оружие, сразу же контратаковал, проведя удар ногой с разворота в грудь, от чего номада отбросило в сторону за пределы видимости моих глаз. Но потому как ругань продолжалась и начали раздаваться лязги железа, понял, что бой продолжается и ниндзя не смог вырубить своего противника и у того был еще клинок.

Я же этим боем дальше интересовался меньше всего. К моей невероятной удаче, выбитый «ниндзей» меч упал прямо под мою правую руку. Через пару минут я уже стоял на ногах с палашом в руке и как раз в этот момент, ниндзя нырнув под выпад с кинжалом, провел лезвием своего серповидного меча по животу, а затем развернувшись, острием по горлу кочевника…

…С пару секунд мы смотрели в глаза друг друга, затем «ниндзя» стал осторожно приближаться. Под впечатлением оставленных еще в моем детстве фильмов о непобедимости ниндзя стал пятиться от него. Так, продолжалось еще несколько секунд, пока тот не застонал и, схватившись за правый бок, не упал на колено. Не дожидаясь пока «ниндзя» придет в себя, в одном прыжке подскочил к нему и долбанул палашом по его макушке. Так как я, почему-то ударил не лезвием клинка, а плашмя, он ушел в глубокий отруб и видимо надолго. Осмотрев его, понял, почему мне так легко удалась победа над ним. Правый бок «ниндзи» от груди до таза был в глубокой резаной ране.

Оглянувшись, увидел четырех лошадей в полной сбруе. Вскочив на одного, первой моей мыслью было вернуться в свою ставку на холме, огни на котором горели всего в километре от меня. Но следующее, что пришло мне в голову валить от предстоящего сражения, в котором нет возможности выйти победителем. Отступить тоже не вариант. Я сразу потеряю ореол непобедимости и кочевники поймут, что покровительство Тенгри, это всего лишь миф. А как сказал мне Ирек, только это способствовало тому, что меня так быстро возвели в каганы и присоединились все вожди родов гуннов со своими воинами, канглы почти не оспаривают мои решения, а большинство усуней перешли под мою власть.

«И, что же делать?» — в который раз посетила меня эта мысль, — «может бежать к Ужасу, а оттуда в Тараз. Баджанак объявил меня своим наследником. Имея объединенную армию канглы, усуней и еще римских легионеров я смогу… Ничего ты не сможешь!» — Оборвал я сам себя, — «в этом случае, даже если Баджанак и не отменит своего решения, а усуни Ужаса не скинут ставленника трусливого кагана, правителем гуннов станет Лошан. Как только он возглавит государство, отзовет отряды на границе с кочевьями сарматов и обратит их против меня. Сарматы же сразу начнут активное наступление на канглы, а ханьцы в союзе с гуннами атакуют усуней и после того как разберутся с Ужасом, дойдет очередь и до меня. И тогда под Таразом соберутся армии сарматов, аланов, гуннов и ханьцев. А ведь есть еще тохары, такие враги как Хорезм и Парфия и разгромленные, но бежавшие к оногурам гузы. Нет уж, лучше погибнуть в этом сражении, чем чуть позже и с таким позором…».

Я подстегнул лошадь ударами ног в бока. Конь, сделав несколько шагов в сторону моей ставки остановился. Снова ударив боковой стороной палаша по крупу лошади, попытался рвануть его с места в галоп. Тот только недовольно всхрапнул и, повернув свою голову, попытался укусить меня за ногу.

— Что за хрень? — Пробормотал я и, спрыгнув с коня, потянул его за собой за узду. Но он оставался на месте как вкопанный.

Оставив его в покое, я вскочил на следующего скакуна. Но и его я не смог сдвинуть.

«Может здесь есть их хозяева, которые прячутся в ночи и кони не желают оставлять их?» — я тревожно стал озираться по сторонам.

Не обнаружив никого, направился к следующей лошади. Но, тут прямо передо мной я увидел две горящие синевой точки, которые приближаясь ко мне, становились все больше. За глазами из темноты вынырнула морда, а затем и весь мощный корпус гигантского волка.

— А-а, опять ты. — Узнал я в животном Кок Бори, совсем не удивленный в этот раз его появлением, — это из-за тебя лошади не хотят меня везти?

Волк в ответ только оскалил зубы, за которыми раздалось глухое рычание.

— Да не буду я сбегать. Как раз вот хотел вернуться в лагерь. Вон, они меня сперли, показал я рукой на двух лежащих киднепперов. — Почему то стал оправдываться перед ним я.

Волк, пройдя совсем рядом с крайней лошадью, которая повернув к нему голову, не проявила совершенно никакого страха.

Зверь, остановившись всего в метре от меня, вдруг вскинул голову в сторону луны и завыл. Вой, становясь все громче, сначала заложил своим звучанием мои уши, а затем наполнил все мое тело. Я не осознанно встал на четвереньки и также посмотрел на луну. Вой Кок Бори вырвался и из моего горла…

* * *

— Ёж — мое, как голова болит… — Пробормотал я, схватив себя за голову.

— Что-оо, опять? — Вскричал я после того как головная боль напомнила мне о связанных с ней событиях…

— А-а нет, я все еще в этом историческом периоде. — Пришел к выводу после того как оглядевшись увидел лошадей, труп кочевника и застонавшего «ниндзю».

«Что это было? Сколько я здесь пролежал? Надо скорее уезжать отсюда». — Посмотрев на небо, увидел, что луна все еще находится в зените.

Я встал и подошел к лошади.

— Ну, теперь ты должен увезти меня в лагерь. — Прошептал я ему в ухо, — Небесный Сын — Кок Бори ушел.

И собираясь вскочить на него, услышал стон. Обернувшись, увидел как «ниндзя» с трудом встал, а затем, проделав два шага в мою сторону, что-то проговорив, снова рухнул.

Я подошел к нему и прощупал пульс.

«Еще жив, но долго так может и не протянуть». — Придя к такому выводу, я наспех перевязал его бинтами из своей шелковой рубахи, а затем бросил поперек седла другого коня, благо «ниндзя» был не высокого роста и весил почти также как и я. Лошади послушно повезли нас в лагерь…

* * *

— Они долго. — Проговорил воин с отличительными знаками десятника племени ухуаней, — уже должны были вернуться.

— Может, не смогли выполнить задание хана Холяна? — предположил пожилой кочевник в доспехах простого воина, поглаживая холку своего коня.

— А ты знаешь, какое у них задание?

— Да откуда же мне знать! Сяньбицы разговаривают то с нами сквозь зубы. А этот, телохранитель самого хана и говорят лучший во всем племени сяньби…

— Замолчи, — вскинул руку десятник, прислушиваясь, — слышишь?

— Ага, — подтвердил воин, — там двое на клинках дерутся.

— Быстро туда. — Скомандовал десятник, побежав в сторону схватки. За ним направились семь воинов. Двое, по умолчанию, остались наблюдать за лошадьми.

Десятник и остальные ухуани, больше не слыша лязга мечей, перешли с бега на осторожный шаг. По их расчетам, они был уже рядом от места, где был слышен бой.

— Стойте. — В ужасе прошептал десятник.

Воины, следовавшие за ним, сразу же остановились.

— Это Небесный Сын Тенгри! — Трепетно выдохнул из себя пожилой воин, увидев, как между ухуанями не спеша проходит огромный волк ростом с коня и горящими синими глазами. Проводив зверя взглядом в темноту, ухуани услышали рычание, а затем вой.

— Смотрите! — С трудом выговорил следовавший за десятником воин, показывая рукой на то, как в темноте их окружает хищный блеск множества пар оранжевых глаз.

— Бежи-и-ым! — Закричал десятник и рванулся в обратную сторону. Все бросились за ним, подгоняемые жутким воем сотен волков.

* * *

— …Вы все трусы! — орал Лошан на стоящих на коленях перед ним и ханом племени сяньби десяток ухуаней, у которых руки были связанны за спиной.

— Мы не трусы. — Произнес пожилой воин и, показав на лежащего рядом мертвого десятника, — мы, по его приказу услышав шум боя, помчались на помощь великому нукеру хана Холяна и не наша вина в том, что Небесный Сын Тенгри прогнал нас. Этим самым он дал ясно понять всем нам, что…

— Замолчи. — Завопил Лошан, взмахнув над головой своим палашом…

— Что здесь происходит, Лошан? — Вскричал, только подошедший хан ухуаней Шенду, — за что ты убиваешь моих воинов?

— Они трусы и бежали, оставив свой пост, когда несли дозор, услышав обычный вой волков. — Ответил Лошан, нехотя опустив свой палаш.

— Это так, Ухэ? — посмотрел Шенду на пожилого ухуаня.

— Нет, великий хан…

* * *

— Ты откуда это идешь? И еще в таком виде? Что случилось? — С удивлением спросил Ирек, увидев меня.

— А вы, что здесь делаете? — Ответил я вопросом, посмотрев на него, стоящих рядом с ним Токсаба, Айбеке и десяток других вождей — Здесь же должны быть только наши внешние дозоры.

— Мы услышали, как вокруг лагеря армии империи Хань выли тысячи волков! Мы такого никогда еще не встречали и думали, что волки по велению Тенгри напали на наших врагов. — Ответил вместо Ирека Токсаб.

— Возвращайтесь к своим воинам. — Сказал я им, — завтра с утра быть готовым к сражению.

И не давая Токсабу, что-либо сказать продолжил:

— Отведи это человека к лекарям. Пусть сделают все возможное, что бы он выжил. — Показал я на свисающего с коня «ниндзю», — если выживет, приведите его ко мне.

Ирек посмотрев на него воскликнул:

— Это же ночной убийца с Хань!

— Да-а? — Деланно удивился я, — в юрте еще один есть, только мертвый.

На вопросительный взгляд Ирека ответил:

— Поедем, по пути все расскажу…

* * *

Подъезжая к юрте, я рассказал Иреку все произошедшее со мной в этой первой половине ночи, упустив только то, что хотел сбежать и видел Кок Бори.

— А, откуда столько волков взялись?

— Не знаю. Я вообще не видел и не слышал волков. — Соврал я Иреку.

— Как? Все наши воины слышали их даже здесь. А ты был ближе всех к лагерю армии Хань?

— А я не слышал никаких волков. — Просто ответил я и, увидев как Ирек и другие сопровождавшие нас воины, подозрительно покосились на меня, усмехнулся про себя: «Эта моя загадочность, скоро обрастет мифами и распространится по всему лагерю»…

* * *

— Каган! — В юрту вошел Угэ, — к нам прибыл посланник от хана племени ухуань.

— И чего он хочет, не сказал?

— Нет. Говорит, что послание предназначено только тебе.

— Ну, веди его сюда.

Через минуту в юрту втолкнули двух человек, пожилого, в простых кожаных доспехах и молодого воина на вид лет восемнадцати, одетого в шелка и опоясанного широким боевым ремнем украшенного как обычно у знати, золотом и серебром.

— Кто вы? — обратился я к ним.

— Сначала прикажи развязать нам руки. Мы не ночные убийцы, а послы и мы принесли тебе весть, которая поможет одолеть Хань. Или Великий каган Богра боится? — Дерзко ответил он.

— Очень интересно. — Сказал я и дал знак Угэ, что бы он исполнил просьбу посланников.

— Я старший сын хана ухуаней Яцай, этого воина зовут Ухэ. — Начал тот, что по моложе, — мой отец и весь народ ухуаней признает над собой власть повелителя гуннов и всей Великой степи кагана Богра.

Я, недоверчиво засмеявшись, посмотрев на Угэ спросил:

— Он и вправду сын Шенду?

— Я никогда не видел сына хана ухуаней. — Ответил начальник моей личной охраны.

— Отправь за Иреком и Токсабом. — Приказал я ему, а затем, обратившись к посланнику сказал:

— С чего такое ожидаемое решение пришло в голову твоему отцу?

Яцай, не обратив внимания на иронию, ответил.

— Мой отец и раньше сомневался в правильности своего решения, встав на сторону Лошана. События сегодняшней ночи окончательно убедили его, что единственным законным каганом являешься ты.

— И какие это события?

— Ухэ, расскажи. — Велел пожилому воину Яцай.

— Сегодня ночью, совсем недавно, мы видели Небесного Сына Тенгри.

— И где вы его увидели? — Спросил я, хотя уже знал.

— Я и мой десяток находились в дозоре и охраняли лагерь армии Хань. Нукер хана Холяна снял нас и приказал следовать за собой. Оставив нас в трех полетах стрелы от твоей ставки, он дальше последовал только с двумя воинами, которые не были из племени ухуань и приказал нам ждать. Мы и ждали, пока луна почти не завершила половину своего небесного пути. Но услышав шум боя, побежали на помощь. Мы еще не знали, что те двое были ночными убийцами и были посланы похитить тебя. Тогда мы и увидели Небесного Сына Тенгри. Он приказал духам степей прогнать нас. Теперь я понимаю, что он защищал тебя…

— Мой отец верит его рассказу и других бывших с ним воинов. — Перебил Ухэ Яцай. И теперь верит тем слухам, которые ходят в Степи, что тебе покровительствует Небесный Отец. Потому предлагает тебе завтра принять бой с Хань и племенем сяньбий. Тридцать две тысячи всадников ухуань будут отправлены командующим Сунь Цзянем на гуннов первыми. Но войска Шенду присоединятся к тебе и обратят свои клинки против твоих врагов. Если ты согласен принять под свою защиту племя ухуаней, Ухэ вернется и сообщит об этом моему отцу. Я же останусь и готов стать твоим верным нукером.

— Постой. — Перебив его, спросил, — я так понял, находящимися здесь войсками империи Хань командует Сунь Цзянь?

— Да, каган.

«Опять дилемма», — мне сразу же вспомнилась сражение Второй Пунической войны называемой в известной мне истории «Битвой при Каннах», когда Ганнибал намеренно послал прямо перед началом боя отряд всадников, которые якобы перешли на сторону римлян. Ряды легионеров пропустили их и в разгар мясорубки эти «перебежчики» ударили им в спину. Сунь Цзянь мог придумать подобную хитрость. Тридцать две тысячи ухуаней не только могут стать основной причиной моего поражения, но и не дадут большей части войск отступить и тогда могущество гуннов будет уничтожено в корне и на двести лет раньше, чем это было в известной мне истории. Но если Шенду действительно намерен переметнуться ко мне, а это может быть правдой, учитывая то, что ухуани видели этого странного волка принимаемого кочевниками за Кок Бори, то это станет серьезным аргументом в пользу моей победы перед трехкратно превосходящим числом войском врага.

В юрту вошли Ирек и Токсаб.

Я не представляя ухуаней, показав рукой на Яцая, спросил у них в лоб:

— Знаете его?

— Это единственный сын и наследник хана ухуаней…

* * *

Под бой сотен барабанов гунны разворачивали свои ряды перед холмом, стоя на котором я рассматривал войско противника, выстроившаяся в том же порядке, как и в предыдущие три дня.

Гунны, свято следовавшие культу предков и верившие в Вечное Небо, на собранном совете вождей полностью подержали решение о генеральном сражении, и никто не оспаривал мое командование. Даже Токсаб и верные ему люди промолчали. Все были уверены в том, что сегодня ночью явились духи их предков, которые повергли своим воем в ужас ханьцев. Рассказ сына Шенду окончательно убедил их в этом и в том, что Тенгри покровительствует мне, а значит всем им.

— Бум-бум, бум-бум-бум, бум-бум. — Продолжали издавать глухой и динамичный звук барабаны кочевников.

«А они, очень воодушевляют», — подумал я, посмотрев на громадные барабаны, висящие внутри деревянных рам. По каждому барабану двумя большими изогнутыми палками с кожаными набалдашниками били люди одетые только в штаны и сапоги. На мощных спинах и руках барабанщиков были вытатуированы руны.

Пошел мелкий дождь.

Я посмотрел на небо.

«Странно» — подумал я, не увидев в небе ни одного облачка.

— Каган, это еще один знак, что Вечное Небо благоволит тебе. — Обронил негромко Токсаб проезжая мимо меня в сопровождении Айбеке, а затем спустился с холма к центру разворачивающихся войск.

— Каган, — обратился ко мне Угэ, — ночной убийца пришел в себя и мы привели его, как ты велел.

Я повернулся к «ниндзя», которого поставили передо мной на колени со связанными за спиной руками, в дополнение подвязаные к ногам. Упасть на бок ему не позволяли два воина, которые держали его с помощью копья проведенного под руками, вдоль его лопаток.

Я с интересом стал изучать его.

С головы был сорван капюшон, а с лица маскирующий платок. Его камуфляж, как я и предполагал, был не черного цвета, а каким-то темно желто-коричневым.

— Кто ты? — спросил я у него.

«Ниндзя» молчал.

— Он меня понимает? — Обратился я к Угэ.

Тот, пожав плечами, ответил:

— Пока не вымолвил и слова.

— Спроси у него на языке ханьцев, почему он вчера сразился с нойоном хана Холяна.

…Он продолжал молчать.

— Ладно, уведите его. Времени сейчас нет. Потом с ним разберусь. — Отмахнулся я от пленника, и повернулся к полю предстоящего сражения.

Мои войска уже заканчивали свое построение.

На левом фланге, расположились двадцать пять тысяч всадников племени хагас. Центр, усиленный туменом амазонок заняли двадцать тысяч гуннов. Корпус «рыцарей» расположил на правом фланге, за которыми выстроились два тумена. Еще один тумен встал впереди всего воинства. «Бешенных» и последний десяток тысяч гуннов я оставил в резерве.

Перед ханьской армией стояла конница племен сяньби и ухуаней. В этот раз всадники ухуаней выстроились в пятнадцать шеренг и стояли обособленно, левее от воинов племени сяньби.

Разглядывая наполненную китайской армией степь, чувствовал в груди тревогу. Мысли о том, что перебежка ухуаней являлась военной хитростью китайского генерала не оставляла меня и не давала покоя.

— Не тревожься, каган. — Сказал восседавший на могучем жеребце Яцай, видимо заметивший мое волнение, — мой отец выполнит свое обещание.

— Конечно. — Ответил я, посмотрев на стоящих позади него моих телохранителей, — в противном случае у хана ухуаней больше не будет сына. Так, что причин для тревоги быть не должно, раз Шенду отправил мне в качестве заложника своего наследника.

И не обращая внимания на то, как посерело от возмущения лицо Яцая, вскочил на своего коня и, вытянув саблю из золотых ножен, вскинул ее вверх.

В ответ раздался приветственный рев моего воинства.

Тут в нашу сторону набирая скорость, двинулись все восемьдесят тысяч сяньбийцев и ухуаней.

План китайского полководца Сунь Цзяня был до гениальности прост. Находившиеся под его командованием кочевники должны были навязать нам сражение и удерживать гуннов в бою, пока основные силы ханьской армии не окружат и не перебьют если не всю, то хотя бы большую их часть. Тогда он разом покончит с угрозой исходящей от северных варваров.

«Хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах». — Подумал я — «И это сейчас про генерала Сунь Сзяня», — громко рассмеялся я, увидев как ухуани развернув своих коней вправо, ударили в бок воинам племени сяньбий.

Сяньбийцы не ожидавшие такого предательства смешались. Часть из них, не поняв, что их атаковали, продолжили свое движение к позициям гуннов. Навстречу им, по заранее данному мною распоряжению рванулся расположенный впереди всех тумен, который легко смяв оторвавшиеся вперед отряды сяньбицев, обрушился на остальных пытавшихся выяснить, что происходит с ухуанями и внеся еще большую неразбериху в их ряды.

Но командующий конницей сяньбийцев сумел организовать, последовательно отступление к ханьским копейщикам, оставив заслон, который стремительно таял под ударами гуннов и ухуаней.

Однако к моему изумлению, первые ряды ханьцев не собирались пропускать остатки сяньбийцев за свои позиции и, выставив копья вперед, остановили отступивших кочевников.

В это время ухуани и гунны, разобравшись с заслоном, снова ударили по сяньбийцам, которые пытались оказать сопротивление. Но с другой стороны, на них двинулась тяжелая ханьская пехота и, не опуская копья, стала протыкать спины недавних союзников. Одновременно с этим, по степнякам начали вести залповую стрельбу арбалетчики, скашивая их тысячами.

— Что они делают? — Прошептал Угэ.

— Сунь Сзянь и раньше относился с недоверием ко всем степнякам, теперь же и вовсе стал ненавидеть нас. — Усмехнулся Яцань.

Мне было не важно, доверял он или нет кочевникам. Но для себя я понял, что ума у ханьского генерала было не много, раз отдал приказ об уничтожении отрядов своих союзников, которые еще могли ему хорошо послужить.

— Хан Холян погиб. — Обрадовано крикнул Яцань, после того как трижды прозвучал низкий заунывный звук сигнального рога и остатки сяньбийцев прекратив сопротивление стали разбегаться в незанятые враждебными войсками стороны.

— Угэ, дай сигнал к отступлению переднему тумену.

— Дум-дум-дум, дум-дум-дум. — Раздалась серия из тройных ударов сотен барабанов.

Гунны, услышав сигнальный бой барабанов, развернули коней. Увидев их отступление, ухуани последовали за ними.

* * *

Ко мне отделившись от отрядов ухуаней, подъехали двое воинов.

— Это мой отец — предупредил меня заранее Яцань

— Великий каган, это мой дар. — Угрюмо произнес Шенду, весь обляпанный кровью вперемежку с грязью, после того как его спутник сбросил к ногам моего коня окровавленное тело пожилого воина.

— Это хан Холян. — Пояснил Яцань.

— А где Лошан? — Вырвалось у меня.

Шенду пожал плечами:

— Я его не видел в этом бою.

«А где же он тогда?» — Встревожился я.

— Надеюсь, я заслужил твое прощение и доверие? — Сбил меня с мысли Шенду.

— Не только прощение, но и награды достоин ты и твои воины. И я постараюсь отблагодарить тебя за оказанную мне великую услугу. — Ответил я ему стараясь добавить в интонацию как можно более торжественности, — но это позже. Враг не побежден и нам еще предстоит трудное сражение с ним. Отправляйся к своим воинам, отведи их налево и поставь позади хагасов. Пусть немного отдохнут.

Шенду низко поклонившись с коня, рывком направил его вниз с холма.

* * *

Тем временем, главные силы ханьской армии перешли в наступление по всему фронту, видимо полагая, что после разгрома сяньбийцев мы можем уйти вглубь степей и продолжить войну, не вступая в генеральное сражение, постоянно атакуя их внезапными наскоками.

Такая мысль у меня промелькнула. Но мне нужна была быстрая победа, так как кроме ханьцев врагов, которых еще предстояло остановить, хватало. Да и кочевники воодушевленные первой большой победой в этот день и, по их мнению, покровительством Тенгри, готовы были свернуть шею любой по величине армии врага.

Ударные и самые маневренные силы ханьцев — колесницы и латная кавалерия пытались обойти мой левый фланг. Причем колесницы следовали прямо, намеренно отвлекая на себя удар.

Я обратил внимание, что экипаж каждой колесницы составлял три человека — возница, лучник и копейщик вооруженный длинным копьем позволяющим колоть и резать, все были защищены железными пластинчатыми доспехами и металлическими шлемами.

«Сюда бы пару станковых пулеметов Калашникова и миномет». — Размечтался я, разглядывая наполненную китайской армией степь, — «Но их у меня нет. Хотя за год я мог бы создать порох. Состав то я его знаю, да и компоненты к нему легко найти. Кроме рыцарских доспехов можно было изготовить пару тысяч мушкетов и даже отлить несколько пушек», — хлопнул я себя рукой по лбу, — «ну да ладно, может еще будет возможность».

— Угэ, дай команду хану хагасов, пусть немедленно атакует колесницы. А резервному тумену гуннов их конницу и Иреку тоже пора. — Сказал вслух я.

Двадцать пять тысяч хагасов не вступая в ближний бой с колесничими стали обстреливать их из луков, стараясь поразить их возничих, которые гоняя по всему полю свои боевые повозки за кочевниками гибли сотнями. Лучники на колесницах, пытаясь хоть как то защитить своих возничих, отстреливались.

Ханьская кавалерия, намереваясь навязать губительный для кочевников рукопашный бой со своими превосходящими силами колесничих, обходила хагасов слева. Но резервный тумен гуннов, предварительно опустошив колчаны со стрелами встретил их в мечи, остановив их.

На моем правом фланге, «рыцари» не обращая внимания на сыпавшиеся стрелы арбалетчиков, медленно набирая скорость и перестроившись в два клина, поразительно легко уничтожив первые шеренги копейщиков, насквозь разделили весь правый фланг на три смятенные части.

В пробитые «рыцарями» бреши в плотных рядах копейщиков хлынули двадцать тысяч гуннов, которые окончательно внесли панику среди ханьцев.

Арбалетчики перенесли бесполезную стрельбу с «рыцарей» на тумены гуннов. Ханьцы стремясь остановить бегство своего левого фланга и наступление кочевников, перебросили с центра большой отряд копейщиков и остававшуюся в резерве легкую кавалерию. Многократное численное превосходство ханьцев позволило остановить продвижение «рыцарей» разбив их на множество небольших отрядов и окружить морем своих солдат.

— Нельзя позволить им перебросить с центра еще отряды копейщиков. Пусть Токсаб и Айбеке отвлекут их от нашего правого крыла. — Скомандовал я Угэ.

…Два тумена гуннов и десять тысяч амазонок с гиканьем и визгом рванулись с места и, выпустив стрелы, врубились в центр ханьской армии, опрокинув первые несколько шеренг. Но большего успеха достигнуть не смогли. Копейщики твердо держали свои позиции, облепив со всех сторон всадников.

Переведя взгляд на левый фланг, я понял, что там дела стали обстоять много хуже. Несколько тысяч тяжелой ханьской кавалерии, обогнув тумен гуннов, ударили в бок хагасов, навязав им рукопашный бой. Это позволило колесницам перегруппироваться и они, наконец, сшиблись с врагами, протыкая и стаскивая их с коней своими копьями.

Кроме того, основная часть тяжелой ханьской кавалерии стала выдавливать тумен гуннов все дальше от хагасов, грозя открыть проход для проникновения к ним в тыл.

— Яцай. — Повернулся я к нему, — передай отцу, что я велю остановить их.

Царевич рванул своего коня с места в карьер.

…Больше двадцати тысяч всадников Шенду врубились в тяжелую ханьскую кавалерию, заставив ее отступить и оголить правый бок корпуса колесниц. После чего часть ухуаней обрушились на колесницы, сбивая их экипажи и разбивая колеса, переворачивали боевые повозки.

— Еще немного и ханьцы побегут, каган! — Восторженно чуть не закричал Угэ.

«Да, еще чуть-чуть и правый фланг ханьцев перестанет существовать». — Согласился я с ним мысленно, — «но вот гунны под командованием Токсаба и амазонки Айбеке тоже держатся из последних сил». — Решил я после того как взглянув на центр сражения увидел, что ханьские копейщики, медленно но уверенно двигаются вперед протыкая и стаскивая с коней воинов передних рядов вековых врагов, а задние теряют сотни бойцов под навесным обстрелом арбалетчиков.

— Угэ, думаю, хватит воинам переднего тумена отдыхать. Отправь посыльного, пусть помогут Токсабу и Айбеке. А Шенду и Хоблай, после того как окончательно разгромят ханьскую конницу атакуют отряды с самострелами и заходят в бок и тыл их центра.

Я же, одев поданный Тегыном шлем, спустился с холма к стоящим позади него в нетерпеливом ожидании гвардейцам.

— Бешенные, — крикнул я, обращаясь к ним, — сегодня в бой на врага поведу я вас сам. И как бы доблестно не сражались они, мы копытами наших коней втопчем их мертвые тела в эту грязь. — Показал я саблей на слякоть, образовавшуюся после идущего уже часов пять дождя. И не дожидаясь пока стихнут положенные в таких случаях восторженные крики, развернул своего коня и повел десять тысяч лучших в мире всадников на правый фланг кипящей битвы.

* * *

…Я продолжал рубить, протыкать и снова рубить своей саблей вражеских копейщиков и немногих оставшихся в живых ханьских всадников. Не смотря на то, что моя охрана изо всех сил пыталась защитить меня от стрел арбалетчиков, копий пехотинцев и мечей кавалеристов, у меня рассекли щеку, в нескольких местах помяли кирасу. Но я продолжал двигаться вперед, все дальше проникая вглубь рядов противника, пока не увидел, стоящих всего в метрах пятидесяти от меня тысяч арбалетчиков, которые изготовившись к стрельбе, казалось, выбрали целью именно меня.

Прикрыв лицо щитом, рывком бросил своего бронированного коня в галоп, от которого стрелы отскакивали также как и от моих лат. Спустя секунду я оказался в толпе арбалетчиков, которые в ужасе бросая свое оружие стали разбегаться. Щит став слишком тяжелым из-за натыканных в него стрел я бросил в одного улепетывающего вражеского стрелка и, попав ему в спину, сбил его с ног. Через мгновение его накрыла конница, мчащаяся в преследовании спасающихся бегством ханьских солдат.

Ко мне подъехал Ирек облаченный в доспехи «рыцарей», которых он стал возглавлять и держал свой шлем в правой руке.

— Смотри, как удирают. — Сказал он, рассмеявшись, — если они и дальше так будут бежать, то к утру мы все окажемся Чанъане.

— Это победа, каган! — Поклонился мне не покидавший меня весь бой Угэ.

— Не торопись. — Вдруг встревожился Ирек, посмотрев в сторону центра все еще идущего сражения.

Вслед за ним насторожился и я, почувствовав, что там происходит что-то совершенно отличное от заявления начальника моей личной охраны.

Тут, из носящихся вокруг нас конных и пеших толп вынырнул Яцай.

— Каган, Лошан с отрядом всадников ударил нам в бок, обратив в бегство все наше правое крыло и сейчас со всеми ханьскими всадниками и оставшимися колесницами набросился на тумены Токсаба и Айбеке, которые во множестве гибнут под их ударами.

«Так вот он где был! Он перехитрил меня, оставаясь со своим войском в резерве до последнего» — запаниковал я.

— Не-е-ет! — закричал я, а затем, почувствовав, что мой крик переходит в тот ночной вой Кок Бори я погрузился во тьму…

* * *

Очнувшись, я обнаружил, что стою, ухватившись за голову посреди усыпанного павшими воинами поля.

Я стал оглядываться. В сумерках, между телами бродили шаманы и лекари, которые подходя к стонущим раненным оказывали им «последнюю милость». Где то все еще был слышен лязг металла и крики сражающихся.

В десяти шагах от себя я увидел всего измазанного грязью и кровью Угэ, который сидел, положив палаш на колени и облокотив на нее свою голову.

Я, подобрав лежащую у моих ног саблю, подошел к нему и, дотронувшись до его плеча, сказал:

— Угэ, ты не ранен?

Я спросил так, хотя понимал, что в такой мясорубке остаться без ранения было не возможно.

Он, встав, слегка пошатываясь, ответил:

— Со мной все в порядке, каган.

А, затем, не удержавшись, упал на колено. Я, подхватил его за плечи и посадил.

— Эй, ты, — позвал я находящегося ближе всех к нам шамана, — помоги ему и смотри, что бы он выжил.

Передав попечительство над раненным Угэ шаману я стал искать своего коня. Он находился в нескольких десятках метрах. Подойдя к нему увидел, что ноги коня были перебиты, а в груди, под панцирем обнаружил рану.

— Что случилось? — Сказал вслух я.

— Мы одержали славную победу. — Услышал я голос Ирека за собой.

Я обернулся на голос. Ирек шел пешком по направлению ко мне, ведя за собой двух коней.

— Как это произошло? Я ничего не помню. Последнее, что я знаю, это то, как Лошан со своими воинами почти обратил в бегство все наше войско.

— Так оно и было, — ответил хмуро Ирек, — но ты или дух Кок Бори, который в тебя вселился, помог нам в этой битве.

— Да-а? — Удивленно задался вопросом я.

— Да. Ты бросился в самую гущу битвы и воя тысячами волчьими голосами носился по степи, убивая всех, кто встречался у тебя на пути, иногда даже не разбирая где свои, а где чужие воины. Никто не мог противостоять тебе. Да и биться с тобой никто не хотел. Все бежали от тебя в ужасе. Гунны, ухуани и хагасы увидев это, повернули своих коней и вернулись к сражению. Так мы и возвратили победу над ханьским войском и туменом Лошана.

— А где он, я убил его?

— Нет, он сумел бежать на Восток.

Я сев на подведенного мне коня снова осмотрел поле сражения и увидел скачущего к нам воина.

— Великий каган! В двух фарсангах на юг новое войско Хань и оно быстро приближается к нам. — Сообщил он приблизившись

— Сколько их? — опередил меня Ирек.

— Не меньше десяти конных туменов.

— В три раза меньше, чем предыдущее. Но наше израненное и утомившееся после такой тяжелой битвы войско не выстоит. Нам даже бежать сил не хватит. — Простонал Ирек.

— Каган, это еще не все! Их войско возглавляет император.

— Лю Ши хочет обрести славу великого полководца, уничтожившего проклятых ху. — Почти истерично рассмеялся я.

— Нет, каган, это не Лю Ши. У империи Хань новый властелин — это Чен Тан…

Конец