Перестав быть любовниками, Людовик и Генриетта, между тем сохранили хорошие отношения. Обида прошла, герцогиня Орлеанская утешилась в объятиях другого мужчины. Забавно, но это был один из фаворитов ее мужа, граф де Гиш, внезапно совершенно потерявший голову от прелестей юной супруги своего сюзерена. Впрочем, — вполне может быть, что между ними ничего и не было. Не факт, что Генриетта отвечала благосклонностью на пылкую страсть де Гиша. Она слишком опасалась ревности Филиппа.
Жизнь герцогини Орлеанской при дворе ее мужа вообще была крайне незавидной. Когда-то столь болезненно переживавшая ничтожность своего положения в качестве приживалки при королевском дворе, она теперь оказалась почти в том же положении в собственном доме. В Пале-Рояле правила не она, а фавориты Филиппа. Особенно же яростной была ее вражда с шевалье де Лорреном.
Лоррен был неотъемлемой второй половиной принца. Убедившись, что Филипп ни в чем не может ему отказать, он нагло этим пользовался, выпрашивая поместья себе и выгодные должности своим многочисленным родственникам.
Такое положение вещей ужасно раздражало Генриетту. Формально, будучи хозяйкой Пале-Рояля, на деле она не имела во дворце совершенно никакого влияния. Ее желания значили меньше, чем прихоти любого из фаворитов ее мужа, они получали роскошные подарки, ей же доставались какие-то жалкие крохи, и даже их приходилось выпрашивать. Генриетта терпеть не могла всех фаворитов Филиппа, но Лоррена она ненавидела от всей души. Тот распоряжался в Пале-Рояле как у себя дома, вел себя высокомерно и даже не пытался изображал почтительность, будто жена его высочества была всего лишь какой-нибудь бедной родственницей, которую терпят по доброте душевной. Шевалье нарочно издевался над Генриеттой, отменяя ее распоряжения, даже те, которые совершенно его не касались, только для того, чтобы лишний раз обидеть и унизить ее. Он так развлекался.
Какое-то время Генриетта устраивала скандалы мужу, взывая к его совести или же пытаясь спекулировать детьми, но на Филиппа ее истерики не действовали, он или смеялся над ней, или был груб, и жизнь молодой женщины постепенно превращалась в кошмар. Филипп не любил ее. Но в то же время злился и бешено ревновал, если ему вдруг казалось, что она по-особенному посмотрела на какого-нибудь мужчину. Он не хотел ее. Но в то же время регулярно являлся в ее покой и исполнял свой супружеский долг, потому что ему нужен был наследник. Генриетта постоянно была в тягости, но в силу слабости здоровья часто беременности ее заканчивались выкидышами, да и из тех детей, которых ей удалось выносить, выжили только две дочери. Ее милый сыночек, счастье, радость и надежда Филипп-Шарль, прожил всего три с половиной года и умер от лихорадки.
Общее горе на миг сблизило принцессу с мужем, в церкви во время отпевания они оба не могли сдержать слез, но после Филипп совершенно отдалился от Генриетты и злился на нее, будто это она была виновата в смерти ребенка.
Жаловаться на Филиппа королю тоже не было особенного смысла, Людовик хорошо относился к своей невестке и часто действительно вступался за нее, но ничем хорошим это не заканчивалось. Братья ссорились, громко ругались, после чего король, кипя гневом, покидал Пале-Рояль и все шло по-старому, — Лоррен получал очередной подарок, а Генриетта лишалась и того малого, на что могла бы рассчитывать. К тому же, разругавшись с королем, Филипп неизменно устраивал скандал и своей жене, и тут дело не ограничивалось просто воплями и истериками, Филипп швырялся разными предметами, однажды в клочки изорвал скатерть, а под конец пригрозил Генриетте, что отправит ее в Англию.
Всякому терпению есть предел, взбешенная Генриетта отправилась в Лувр и рассказала об этой угрозе королю. Как раз в то время Людовик особенно нуждался в хороших отношениях с невесткой, она выступала посредником в тайных переговорах между ним и своим братом Карлом II, королем Английским, в деле подписания союзнического договора против голландцев. Гнусная выходка Филиппа привела короля в ярость. Генриетта воспользовалась моментом и заявила, что виной всем ее бедам шевалье де Лоррен, который строит против нее козни. Ко всему прочему, как раз в тот же день король узнал, что Филипп вознамерился подарить любимому фавориту богатейшее аббатство Сен-Бенуа, находившееся на его землях, и это было последней каплей. Или, скажем так, — это послужило поводом избавиться от де Лоррена.
Людовик запретил Филиппу разбазаривать имущество, тот по обыкновению своему не собирался подчиняться, по на сей раз король проявил твердость. Филипп обиделся, хлопнул дверью и уехал в свой дворец, в ответ на это Людовик отправил в его дом гвардейцев, с целью арестовать надоевшего всем де Лоррена и препроводить его в крепость. Все было исполнено в точности, Лоррена, можно сказать, вытащили из постели принца и, взяв под стражу именем короля, увели в неизвестном направлении.
Филипп был вне себя от возмущения и посреди ночи отправился к брату выяснять отношения, освещая себе путь факелом. По пути он едва не поджег дворец, но следовавшая за ним команда фаворитов сумела предотвратить распространение пламени, пострадали только пара гобеленов.
Разыскав своего брата в постели любовницы, Филипп прямо там устроил скандал и, заикаясь от избытка чувств, просил Людовика вернуть ему Лоррена. Но король оставался непреклонен. Он выставил Филиппа из спальни и приказал убираться из дворца. Филипп заявил, что так и сделает, вернулся домой и, перебудив челядь, велел всем немедленно собираться в Виллер-Котре. Генриетту он прихватил с собой, что, говоря по чести, очень раздосадовало короля, который все еще нуждался в ее услугах. Однако Людовик был так рад хотя бы на время избавиться от общества брата, что не стал ему препятствовать с отъездом, пусть даже тот забирал с собой жену.
Не имея возможности больше ругаться с королем, все свое горе и негодование принц выплеснул на Генриетту. Она так откровенно радовалась решению его величества, что было ясно: она приложила к этому руку… Уверенный, что жена виновница всех его несчастий, Филипп изводил Генриетту пуще прежнего, перейдя от обычных оскорблений к побоям. В промежутках между скандалами он впадал в депрессию и, запираясь в своей спальне, лежал в темноте на кровати, глядя в потолок. В эти часы придворные, с облегчением переведя дух, забивались куда-нибудь в противоположное крыло дворца и тихо предавались радостям жизни, готовые срочно впасть в скорбь, если вдруг его высочество появится из своих покоев. Филипп терпеть не мог, если кто-то веселится, когда он страдает.
Лоррена же некоторое время держали в Лионе, позже перевели в замок Иф, но в заключении он пробыл недолго, Филипп все же добился того, чтобы тюрьму заменили ссылкой.
Отправляясь в Италию, Лоррен не особенно переживал о своей дальнейшей судьбе. Он верил, что скоро вернется. А пока суд да дело собирался провести время за границей интересно и с пользой, тем более, что Филипп добился того, чтобы ему выплачивали содержание за счет казны.
Будучи еще в юности посвящен в мальтийские рыцари, де Лоррен, видимо, не все время развлекался в Италии, некоторое время он провел и на Мальте.
Вот такое письмо принца Филиппа Орлеанского обнаружилось в книге «История Мальтийского рыцарства в документах и письмах», изданной в Париже в 2002 году.
«Я безумно тоскую по тебе, мой рыцарь. И, наверное, я никогда не смогу простить брату твоего изгнания… Я думаю, сам Александр Великий не тосковал так по прекрасному Гефестиону. Благодарю за его жизнеописание — чудесная книга — ты всегда знаешь, что может меня утешить. И все же в книге сей более всего меня тронули отношения Великого Александра и его друга. И как же они похожи на мои чувства к тебе, и как же ты, дорогой мой, схож с Гефестионом. Та же доблесть, тот же военный гений — подобно ему ты прикрыл меня при Маастрихте, и также был ранен. И подобно ему, тебе нет равных в верховой езде, фехтовании и безрассудной смелости.
И подумай — что может быть лучше такой дружбы и выше такой любви, какая связывала Александра и Гефестиона, и какая связывает нас. Живи мы в другое время, мы тоже вместе брали бы города, сейчас же я только могу умереть от тоски, как Александр, когда Гефестион строил города для его империи, и они были в разлуке. Но я не допущу, чтобы ты долго был на Мальте…»
Воспитание Мазарини не вполне убило в Филиппе военный гений, и он дважды принимал участие в военных походах. В первый раз — в войне с Фландрией в 1667 году. Причем он все время находился где-то переднем крае, палил по врагу из мушкета и впереди всех летел в атаку, вдохновляя своим примером солдат, которые просто обожали его. Еще бы — принц крови, брат короля, сражался как один из них и был с ними на равных перед превратностями судьбы. Филиппа пытались отговорить от такого необдуманного риска, умоляли поберечь свою драгоценную особу, но принц никого не слушал.
Во время одной из осад, прикрывая собой принца, де Лоррен был тяжело ранен в ногу. Пуля вошла в бедро в опасной близости от артерии, и, хотя раненого тут же доставили в лагерь и передали на руки врачам, жизнь его долгое время была в серьезной опасности. Филипп почти не отходил от постели любовника, преданно за ним ухаживая, а если быть точнее — путаясь под ногами у врачей.
В 1672 году Филипп командовал войсками в войне с Соединенными провинциями Нидерландов. А еще несколько лет спустя, 11 апреля 1677 года, он одержал большую победу в битве при Мон-Касселе и взял крепость Сент-Омер, поразив всех своим искусством ведения боевых операций. Его действия были настолько уверенными и грамотными, будто он действительно был опытным военачальником. И в отличие от большинства других командиров он не позволил своим солдатам разграбить захваченный город.
В газете «Меркюр» был опубликован сонет аббата Тальман-старшего, законченный такими словами, посвященными принцу:
Людовик XIV даже позавидовал успехам брата и больше не допускал его командовать армией.
Де Лоррен отправился в ссылку в начале 1670 года.
А в июне того же года умерла Генриетта Английская. Умерла неожиданно и в страшных мучениях, и конечно все тут же заподозрили, что это дело рук опального шевалье, — якобы он отравил жену своего любовника при посредничестве одного из фаворитов герцога Орлеанского, которому тоже не за что было любить принцессу, — маркиза д'Эффиа. Говорили, что Лоррен прислал д'Эффиа из Италии какой-то особенно хитрый яд, которым тот смазал чашку принцессы. А после того как та выпила из нее, он потихоньку забрал ее и прокалил на огне, а потом вернул на прежнее место.
Говорили и то, что сам Филипп одобрил это злодеяние…
Генриетта закончила возложенную на нее королем миссию: съездила в Англию и вернулась с подписанным союзным договором, согласно которому Англия обязывалась вступить в войну на стороне Франции, в обмен на солидное денежное содержание, в котором так нуждался Карл Стюарт, не желавший постоянно зависеть от милостей парламента.
Генриетта вернулась из Англии совершенно счастливой, она как будто заново расцвела и была необычайно хороша собой. Обласканная королем, ставшая снова хозяйкой в своем доме, она чувствовала себя спокойнее и увереннее, она даже попыталась помириться с Филиппом, будучи уверенной, что если уж она преуспела в дипломатических делах, то и в семье у нее теперь все получится. Филипп выглядел мятущимся. С одной стороны, казалось, что ему тоже надоели вечные скандалы и хочется веселья, с другой — он продолжал дуться, потому что веселиться без Лоррена ему не хотелось. И многие начали думать, что вскоре принц откажется от мысли вернуть своего фаворита… В конце концов — с глаз долой, из сердца вон. Да и кто такой этот Лоррен, чтобы долго помнить о нем?
А спустя две недели после возвращения Генриетта умерла…
Утром 29 июня было очень жарко и, едва проснувшись, принцесса попросила камеристку принести ей подслащенной воды, выпила ее, и через пару минут вдруг почувствовала острую боль в животе.
Несколько мгновений принцесса крепилась, стараясь перетерпеть приступ, но потом охнула и поставила чашку на стол.
— Господа, как больно! — вдруг воскликнула она, хватаясь за бок.
— Что с вами, ваше высочество? — засуетились дамы.
Генриетта сильно побледнела. В глазах ее мелькнуло смятение и мольба о помощи, а потом их просто застило слезами.
Принцессе тотчас же пришли на помощь, поддерживая под руки, дамы отвели ее в спальню и уложили на кровать. Кто-то побежал за лейб-медиком. Кто-то сообщил о происходящем Филиппу, который тотчас же поспешил в покои своей жены.
От боли принцесса не могла даже говорить, стиснув зубы, она старалась держаться и не кричать. Но по лицу ее текли слезы. Придворные суетились вокруг, и пришедший к ложу больной доктор выгнал их всех из ее покоев, остались только Филипп и камеристка.
Филипп старался выглядеть взволнованным, как подобало бы случаю, но, кажется, это получалось у него плохо. Он даже заметил, как удивленно взглянула на него камеристка, — нельзя быть таким равнодушным, когда умирает твоя жена!
— Что с ней? — резко спросил Филипп у врача.
Тот, склонившись над Генриеттой, щупал ей пульс, а потом принялся мять живот. При каждом нажатии Генриетта кричала. Теперь она могла не сдерживаться, вокруг были только самые близкие.
— Я полагаю, желудочная колика, — пробормотал врач. — У меня есть нужное лекарство, я тотчас же пошлю за ним.
— Нет, — пробормотала Генриетта, — нет… Меня отравили… Мне нужно противоядие…
Слова эти дались ей с преогромным трудом, произнеся их, принцесса смертельно побледнела и почти лишилась чувств. Камеристка вскрикнула от ужаса. А Филипп замер, не замечая, что разрывает напряженными пальцами носовой платок.
— Этого не может быть! — воскликнул он. — Где вода, что пила ее высочество?! Нужно немедленно найти кувшин и проверить ее!
— Все пили эту воду! — пробормотала камеристка.
Весь дворец пришел в необычайное волнение, слуги носились по коридорам, заламывая руки, каждый пытался что-то предпринять, но все только путались друг у друга под ногами.
Врач все же дал свое лекарство Мадам, и ей даже стало немного лучше.
— Вы поправитесь, — сказал ей Филипп.
Он ни на шаг не отходил от ложа жены, сидел на краешке ее постели и держал ее за руку. Пальцы Генриетты были холодны как лед и дрожали.
— Я умираю, Филипп, — пробормотала Генриетта. — Я знаю, что умираю. Пригласите священника, умоляю вас.
— У вас желудочная колика, от этого не умирают, — ответил Филипп. — Прошу вас успокойтесь и не теряйте надежду. Вы так молоды, вы сможете победить болезнь, я уверен в этом.
Генриетта слабо улыбнулась, глядя на него.
— Напрасно вы ненавидели меня, — сказала она тихо. — Я никогда вам не изменяла.
С каждой минутой принцессе становилось все хуже, силы покидали ее, и все лекарства, принесенные врачом, не приносили пользы, разве что могли немного умерить боль.
На следующий день она скончалась.
Король был вне себя от ярости и горя, он приказал провести расследование смерти невестки и собрал консилиум врачей, чтобы они провели вскрытие и установили причину ее столь внезапной кончины. Эскулапы обнаружили, что у покойницы воспален желудок и тонкий кишечник, но никаких следов яда найти не смогли.
Людовик не был утешен таким диагнозом, он знал о разнообразии ядов и о коварстве итальянских алхимиков, которые все время придумывали что-то новое. Где-то в Италии находился сейчас де Лоррен, не мог ли он из-за границы устроить смерть своей врагини? И если так, не принимал ли участие в этой гнусности Филипп? Это последнее предположение печалило Людовика больше всего. Ему не хотелось верить в то, что брат его отравитель. Как и Генриетта, он полагал, что Филипп, в сущности, неплохой человек и не способен на такое.
С другой стороны, сладкую воду, что пила Генриетта перед смертью, проверили самым тщательным образом и не нашли в ней следов яда. В конце концов, разыскали даже чашку принцессы, — поначалу в суматохе она куда-то затерялась, — и на ней яда не было обнаружено тоже. Может быть, его невестка и впрямь умерла от естественных причин? Бывает же и такое!
Король Англии не был настолько наивен, чтобы поверить в то, что его сестра внезапно скончалась от какой-то болезни. Рассказывали, что, узнав эту ужасную новость, он вскричал: «Это Орлеанский отравил ее!» Но доказательств не было. А усомниться в слове Людовика XIV, когда тот поклялся, что яд в теле Генриетты не был обнаружен, Карл II не пожелал. Ему тоже не хотелось расторгать уже подписанный союзный договор.
Официально считается, что Генриетта умерла от перитонита. Как было на самом деле — никто не узнает никогда.
Бедняжке было всего 26 лет…
Генриетта не справилась с возложенной на нее задачей, — она не родила герцогу Орлеанскому сына. Старшая дочь ее, Мария-Луиза, вышла замуж за короля Испании Карла II и практически повторила судьбу матери. Как и Генриетта, она прожила всего 26 лет и, по слухам, была отравлена противниками французской партии при мадридском дворе. Младшая дочь, Анна-Мария, стала женой Виктора, Амадея II, герцога Савойского и первого короля Сардинии. Спустя два столетия их потомок, Виктор-Эммануил, будет провозглашен королем Объединенной Италии. Дочь Анны-Марии, Аделаида, выйдет замуж за внука Людовика XIV, герцога Бургундского, и станет матерью будущего Людовика XV.
Генриэтта была похоронена и очень скоро забыта. Людовик XIV был теперь озабочен тем, чтобы женить брата снова. В конце концов, ему же нужен наследник!
Кандидатур на роль новой герцогини Орлеанской было несколько, — одно время Людовик даже подумывал, не женить ли брата на Великой Мадемуазель, — но в итоге он остановился на Елизавете-Шарлотте Пфальцской.
Филиппу не хотелось жениться, он только что избавился от одной супруги и совсем не желал обзаводиться новой, но король сделал ему предложение, от которого Филипп не смог отказаться, — взамен на послушание он обещал ему вернуть из ссылки де Лоррена.