Глава 1

Случалось ли вам, увидев человека, сразу сказать себе: он – тот, кого я искала всю жизнь? Если да, то вы сможете понять мою историю.

Прошло много времени, но я до сих пор помню, как впервые осознала, что отличаюсь от других. Не подумайте, что я обладала какими-то экстрасенсорными способностями, или умножала в уме дробные числа, или же вдруг начала говорить на десяти языках. Нет, с виду я была обычным ребенком, но внутри ощущала себя не такой, как все. При близком общении мои ровесники чувствовали это и старались избегать моего общества, что вовсе не мешало мне наслаждаться детством.

Моя семья жила за городом, в большом доме – Солнечном Ларце. Никто не помнил, откуда взялось это название, но тем не менее, даже местные жители приняли его. Я думаю, что отчасти оно связано с огромным количеством окон в нашем доме, особенно на втором этаже. В других домах того времени их было гораздо меньше, но мои дед и отец, спроектировавшие Солнечный Ларец, хотели, чтобы в доме всегда сияло солнце. Так оно и было, по крайней мере какое-то время.

Когда я родилась, в Ларце жили девять человек: мои родители, два моих брата, сестра, садовник, экономка, горничная и кухарка.

Не могу сказать, что родители очень хотели и ждали меня. У них и так уже было трое детей. Родилась я 16 ноября 1896 года. Моя мама Лора рожала долго и тяжело. Доктор не давал ей почти никаких шансов на благополучный исход.

Но врачи ведь не боги и могут ошибаться. Мама выжила, правда, чтобы оправиться после родов, ей потребовалось несколько месяцев. Себя я помню примерно с четырех лет, хотя и эти воспоминания кажутся сейчас размытыми. Отлично помню, как выглядело платье, в котором я была на именинах своего кузена Франца, но не могу вспомнить лиц своих родителей, точнее, как они выглядели тогда, как себя вели, как общались друг с другом. Память очень избирательна и порой жестока с нами. Зачастую она стирает все приятные воспоминания или же притупляет настолько, что сложно поверить в их реальность. Дурные моменты отпечатываются иногда гораздо сильнее, чуть ли не до мельчайших подробностей, и даже спустя годы бывает стыдно и неприятно за них. Именно такое воспоминание кажется мне сейчас одним из первых в моей жизни. Я тогда была слишком мала, чтобы полностью осознавать и понимать все детали случившегося, но позже эту историю во всех подробностях мне рассказала наша экономка, преданная и трудолюбивая Жанна.

Рано утром отец и мои братья ушли на охоту. Я же с мамой и десятилетней сестрой Дианой осталась дома. Диана, как всегда, носилась по Ларцу, разбивая и круша все на своем пути, а я и мама отдыхали в саду. Наш сад, не очень большой, находился прямо за домом. За садом был лес, который, на первый взгляд, казался довольно редким, но стоило углубиться в него, как начинались дебри. Мать читала книгу, а я под одной из яблонь играла с куклами. Внезапно со стороны леса раздался шорох и послышался треск веток. Мы с мамой насторожились и повернули головы в сторону звуков. Вскоре из леса вышел мужчина. Мама тут же подошла ко мне и взяла на руки. Наверное, она испугалась, – пришелец вел себя довольно странно. Он был высок и широкоплеч, в испачканной и местами порванной одежде, щетина на лице говорила о том, что человек, видимо, уже неделю не брился. Он шел и смотрел прямо на меня с мамой, но нас не видел, как будто мы были призраками на его пути. Шел довольно быстро и уже через полминуты оказался рядом с нами. Мать перепугалась не на шутку, но страх сковал ее и не давал двинуться с места. Наконец она смогла еле слышно прошептать:

– Кто вы? Что вам надо? Это частные владения. Незнакомец остановился. Казалось, он пытался понять слова моей матери, но в ответ ничего не говорил.

– Я могу вам как-то помочь? – уже более уверенно спросила мама.

Мужчина по-прежнему молчал и смотрел на нас. Мне показалось, что он попытался что-то сказать, так как его губы приоткрылись, но не прозвучало ни слова.

– Я позову Георга (это был наш садовник), – сказала мама и направилась к задней двери дома, которая находилась прямо у нее за спиной.

Я была у нее на руках, но как только она ступила на порог дома, мы услышали слова мужчины:

– Воды. Можно мне стакан воды.

Мать обернулась и посмотрела на него. Незнакомец не сдвинулся с места и продолжал смотреть на нас. В какой-то момент мама подумала, что ей послышалось и он вовсе ничего не говорил, но мужчина повторил свою просьбу:

– Воды! Я хочу пить. Можно мне воды?

Мать замешкалась, не зная, что делать. Ее до смерти напугал этот человек, и единственным ее желанием было скорее уйти в дом и закрыть все двери на замок.

– Я принесу вам стакан воды. Только обойдите дом и подойдите к парадной двери, – сказала мама.

С этими словами она быстро зашла в дом и закрыла за собой дверь. Никто не знает, что случилось бы, если бы мать отказала ему или повела себя по-другому. Может, ничего и не изменилось бы, а может, все пошло бы иначе, и я сейчас не находилась бы здесь и не рассказывала бы вам свою историю. Кто знает.

Опустив меня на пол, мать наказала мне сию же минуту бежать наверх, а сама направилась на кухню, одновременно зовя Георга. Дианы не было поблизости, как позже я узнала, она рисовала очередную рожицу на обоях у себя в комнате. Идти наверх мне не хотелось, поэтому я решила посмотреть, чем же закончится вся эта история с незнакомцем. Я быстро побежала в холл и спряталась за небольшой тумбой, стоявшей недалеко от входной двери. Из моего укрытия я могла видеть все, что происходило в холле, а меня заметить мог разве что господь Бог. Через несколько секунд из кухни вышли мама с Георгом. В руках она держала стакан воды. Еще я заметила, что из кармана Георга что-то выглядывало. Что-то блестящее и гладкое. Садовник подошел к двери, чтобы открыть ее, и почти сразу же отпрянул. За дверью стоял мужчина. Причем стоял он, наверное, в дюйме от нее. Никто из присутствовавших в холле не проронил ни слова. Незнакомец зашел без приглашения и встал в трех шагах от побледневшей мамы и остолбеневшего Георга. Спокойствие продлилось секунд десять, но, думаю, что маме и садовнику эти секунды показались часами. Внезапно из-за пазухи мужчина достал револьвер. Глаза у мамы округлились, она выронила стакан, а рука Георга метнулась к предмету, находившемуся в кармане пиджака.

– Я не хотел ничего дурного, – вымолвил мужчина. Голос его был настолько грустным и тихим, что мне стало жалко незваного гостя. В один момент он повернул голову и посмотрел в мою сторону. Не знаю почему, но я тут же приподнялась, чем выдала свое присутствие, и уже не только незнакомец, но и мама, и Георг смотрели на меня. Георг метнулся в сторону мужчины в попытке вырвать у него револьвер, но все произошло слишком быстро. Прогремел выстрел. На мое лицо брызнула теплая кровь. Я зажмурилась и услышала, как на пол рухнуло чье-то тело. Когда я открыла глаза, то увидела, что незнакомец лежит на полу, вся его голова в крови, впрочем, как и весь наш холл, мое лицо и платье. Мать закричала и подбежала ко мне. Схватив меня, она тут же бросилась наверх, но оттуда по лестнице уже спускалась Диана. Увидев распростертое на полу тело, сестра завизжала, мать от неожиданности ослабила хватку, и я выскользнула из ее рук. Не знаю, что руководило мной в тот момент, но я ринулась к телу мужчины, опустилась на колени и, не обращая внимания на кровь, попыталась развернуть его голову, чтобы увидеть глаза. Мне почему-то казалось, что в них должна была остаться жизнь, но тут меня подхватил Георг и потащил в ванную комнату. За все это время я не издала ни звука, в отличие от моей сестры, громко плакавшей, даже когда мать отвела ее в свою комнату, где просидела с ней около часа.

В ванной комнате Георг передал меня Жанне, начавшей тут же умывать меня, а сам сразу же отправился в полицию. Полицейские приехали примерно через два-три часа. Они забрали труп, опросили маму и Георга. Один из них остался в доме дожидаться прихода отца. Когда вернулся отец с моими братьями, то между полицейским и родителями состоялся разговор. Оказалось, что мужчину звали Робертом. Жил он в соседнем городке. Неделю назад он вернулся домой из паба выпивши, зарезал свою жену и дочку, которой, как и мне, было четыре года. До того момента как он появился у нас в саду, его никто не видел. Что заставило его совершить преступление, не знал никто. Сейчас мне кажется, что даже сам Роберт не знал, что на него нашло. Но я думаю, перед тем как пустить себе пулю в висок, он уже понимал все, что сделал, и даже раскаивался в этом. Иначе как объяснить, что перед смертью он с такой тоской посмотрел на меня? Я не уверена, хотя могу догадываться, что в той маленькой девочке, то есть во мне, он увидел свою дочку.

Чего я не могу объяснить, так это то, зачем мне понадобилось смотреть в его глаза. Было ли это детским любопытством или же проявлением страха перед смертью? Я не знаю, как не знаю и того, что бы я увидела, если бы Георг не помешал мне повернуть голову мужчины. Во всяком случае после того дня я стала другой: забросила свои куклы, перестала хныкать и капризничать и чаще проводила время одна, не играя с сестрой и братьями. И в лес я никогда не ходила в одиночку, только с отцом. Обычно я наслаждалась свежим воздухом, прогуливаясь вдоль него, или же шла в долину, за которой начиналась река.

* * *

Шли годы, я росла. Сменилось несколько домашних учителей, которых я терпеть не могла или же в лучшем случае относилась к ним безразлично. Отдавать меня в школу не хотела мать, так как считала, что там ничего, кроме грубости, я не увижу. Время тянулось однообразно, – днем мы с сестрой учились, а вечером делали уроки или занимались чем-то своим. Братья мои уже давно уехали в колледж и приезжали к нам только на каникулы. Артур – старший брат – изучал военное дело, а Марк – младший – медицину. Моя жизнь была очень размеренной, мне иногда становилось до того противно, что хотелось сбежать куда-нибудь подальше от этой рутины. И однажды мне выпал такой случай.

Мне тогда только исполнилось семнадцать. Я оставалась все такой же неразговорчивой и дикой. Однажды я отправилась на прогулку и не заметила, как отошла довольно далеко от дома. Услышав приближающийся сзади топот копыт, я остановилась и обернулась. Ко мне подъехал мужчина, довольно крупный, с темными волосами и темно-рыжей бородкой. Он остановил лошадь, слез с нее, улыбнулся и поздоровался:

– Здравствуйте, прекрасная незнакомка!

Комплимент был мне очень приятен, так как в то время я не считала себя красивой или даже симпатичной. Лесть незнакомца размягчила мое недоверчивое сердце, и я с улыбкой ответила:

– Добрый день!

– Позвольте узнать, что делает здесь, на этой дороге, такая молодая и красивая девушка одна? – спросил мужчина.

– Я живу недалеко и вышла погулять, – простодушно ответила я. Хотя внутри уже начала терзаться сомнениями, – ни один приличный человек не начал бы разговор с юной девушкой, не представившись.

Видимо, я чем-то выдала свою нервозность, потому что мужчина тут же назвал свое имя:

– Меня зовут сэр Джером де Корн-Релкин! Но для вас, юная мисс, я могу быть просто Джерри.

– Какое странное у вас имя, – удивилась я.

– Нет ничего более странного, чем сама жизнь! Позвольте прогуляться вместе с вами?

Я согласилась. Мужчина ловко соскочил с лошади, и мы медленно пошли по дороге, продолжая беседовать. Джером (я отказалась называть его Джерри) расспрашивал меня о моем доме, семье, жизни. Я старалась отвечать довольно пространно, однако его наводящие вопросы помогли ему разузнать обо мне практически все. Про себя он почти ничего толком не сказал, все больше шутил и развлекал меня забавными историями. Но я узнала, что Джером являлся одним из организаторов цирковых представлений, проходивших в городе. Он нанимал цирковых артистов и заведовал продажей билетов. Представления устраивались почти каждый вечер под открытым небом на окраине города.

– Приходите на наше выступление, я познакомлю вас с артистами, – предложил Джером.

Я замялась. С одной стороны, мне очень хотелось сходить туда. Ведь я ни разу не была в цирке, и мне действительно было любопытно. С другой стороны, я, воспитанный домашний ребенок, немного боялась всего непривычного и нового. Единственным решением этой дилеммы казалось рассказать обо всем родителям и пойти на представление вместе с ними. Но я прекрасно понимала, что мне откажут, сославшись на то, что я слишком молода для таких вещей и к тому же не следовало приличной девушке ходить в подобные места. Я была в этом настолько уверена, что сильно расстроилась. Это сразу же заметил Джером.

– Почему вы так загрустили?

– На самом деле я бы очень хотела пойти, но не думаю, что эту идею одобрят мои родители.

– Так приходите вместе с родителями.

– Мне кажется, они не захотят пойти.

– А кто ваш отец? Чем он занимается? – спросил Джером.

– Он довольно известный архитектор, но за год до моего рождения семья переехала сюда, и отец больше ничем не занимается. Ходит на охоту и рыбалку и иногда ездит в город. В столице бывает крайне редко и недолго.

– Ну, и почему вы решили, что он откажет вам в посещении цирка?

– Не знаю, мне так кажется, – ответила я.

– А я считаю, что если вы хорошенько попросите своего старика, то сможете прийти. Вот только не говорите, что беседовали со мной. Думаю, что вашему отцу не понравится, что его милая дочь разговаривает на лесной дороге с незнакомцем.

– Я и не думала ему ничего такого рассказывать, – простодушно ответила я.

– Тем лучше. Просто попроситесь в ближайшее время поехать с ним в город, а когда увидите афиши нашего цирка, то скажите, что очень хотите пойти, – усмехнувшись, предложил Джером.

– Да, наверное, я так и сделаю, – задумчиво ответила я.

– Ну, что ж, в таком случае я жду вас в цирке! Только поторопите отца, через две недели меня здесь не будет, впрочем, как и всего цирка.

Это фраза меня очень расстроила, и для себя я уже точно решила, что сделаю все возможное, чтобы сходить на представление.

– Я приложу все усилия, чтобы прийти.

– В таком случае – до скорого! – сказал Джером и с легкостью, неожиданной для его фигуры, запрыгнул на лошадь.

– Адье, юная мисс!

– Всего наилучшего вам!

Джером уехал, оставив после себя только пыль из-под копыт лошади, а я развернулась и медленно побрела к дому, думая, под каким предлогом поехать в город.

* * *

Домой вернулась совершенно опустошенной. Я перебрала в голове все возможные варианты, и ни один из них не показался мне хоть чуточку стоящим. За ужином мама не раз спрашивала, что со мной и почему я такая грустная. Я только пожимала плечами и в итоге рано пошла спать. Выспаться мне так и не удалось, – встала с синяками под глазами и опухшим лицом. Видя мое состояние, мама забеспокоилась еще больше. И тут я поняла: моя апатия и есть причина того, чтобы съездить в город. Весь следующий день я просидела в кресле в гостиной, то смотря в окно, то читая книгу. Вечером подошла к маме и сказала, что хотела бы поговорить с ней. Мы отправились ко мне в комнату и присели на кровать.

– Что-то случилось, доченька?

– Я не знаю, как тебе сказать об этом, мама… – начала я издалека.

– Ты смело можешь мне рассказать обо всем, – сказала мама. Судя по выражению ее лица, она была обеспокоена не на шутку.

– Понимаешь, в последнее время я не могу найти себе места, стала плохо спать, и голова начала сильно болеть. Думаю, что мне надо показаться доктору Айзеку.

Я заметила, что мама переживае т, поэтому меня не удивил ее скорый ответ.

– Завтра мы поедем к нему, не волнуйся, – ответила мама, – я пойду, поговорю с отцом.

С этими словами она вышла из комнаты, а я со счастливой улыбкой легла на кровать.

Как мама и обещала, с утра мы – я, мама, папа и Диана – отправились в город. Я с мамой должна была пойти к Айзеку, а отец с Дианой пройтись по магазинам. Диане тогда только исполнилось двадцать три года, и родители понимали, что ей пора выходить замуж. Но там, где мы жили, не было подходящих кандидатов. Сама Диана, по-моему, не очень-то переживала из-за этого или же держала свои чувства при себе, а вот родители с каждым годом нервничали все больше. Я даже как-то слышала их разговор о том, что неплохо бы отправить Диану в столицу к одной нашей родственнице, там ей было бы легче найти себе пару. Лично я думаю, что Диана скорее бы согласилась остаться в нашей глуши. Ведь тут у нее имелся тайный поклонник, с которым она виделась довольно часто. Им оказался сын садовника – красивый, высокий молодой человек, не обремененный высоким интеллектом и знатным родом. Про их отношения не знал никто. Я и сама узнала об их романе совершенно случайно. Когда прогуливалась вдоль реки, увидела обнявшихся Диану и этого парня, сидевших на берегу. Диана не заметила меня, да и я не стала ее потом расспрашивать и тем более выдавать родителям.

Приехав в город, мы с мамой отправились к доктору. Его небольшой, но добротный дом находился на главной улице. Дверь нам открыла служанка и пропустила внутрь, сказав, что доктор сейчас занят. Мы прошли в богато обставленную гостиную и расположились на диване. Вскоре дверь приемной открылась, и оттуда вышли доктор и его пациент. Айзек улыбнулся нам и поспешил поздороваться с моей мамой:

– Как поживаете, голубушка? Надеюсь, у вас ничего серьезного?

– Нет, нет, со мной все в порядке. А вот моя дочь, кажется, приболела.

Доктор перевел взгляд на меня. Не думаю, что в тот день я выглядела очень плохо, поэтому лицо Айзека выразило некоторое удивление. Сзади доктора раздалось мягкое покашливание.

– Ох, простите, мистер Шелдон, я забыл вас представить. Это миссис Эллингтон и ее дочь.

– Очень приятно, – сказал мужчина и галантно поцеловал руку мамы, – меня зовут Энтони Шелдон.

Мама внимательно посмотрела на мужчину, – высокий, статный, с темными волосами, на вид ему было лет тридцать пять. Одет очень дорого и по моде.

– Рада знакомству, но позвольте, я никогда раньше о вас не слышала. Вы, наверное, не местный, – сказала она.

Мужчина ухмыльнулся и ответил:

– Вы правы, я не местный. Здесь у меня дела, весьма важные.

– Но какие могут быть дела в нашем маленьком городке? – не унималась мама.

– А вы весьма любопытны, миссис Эллингтон, – сказал мужчина. – Но я все-таки отвечу – у меня здесь труппа артистов. Они дают представления по всей округе.

В душе у меня екнуло – я поняла, что передо мной коллега Джерома.

– О, как интересно, а что за представления? – спросила мама.

– Цирк! Дорогая, неужели вы не знали, что в городе цирк? – вклинился в разговор доктор Айзек.

– Нет, не знала. Я не интересуюсь такими вещами. Увы, к цирку наша семья не питает какого-либо интереса, – сказала мама.

Мне, конечно, стало грустно после ее слов, ведь это означало, что мои шансы попасть на представление уменьшались. Вся надежда была на мистера Шелдона. Вдруг он настойчиво пригласит нас? Но он даже не взглянул на меня. Собственно говоря, он вообще ни разу не посмотрел на меня за время его разговора с матерью.

– Ну что ж, дело ваше, – ответил Энтони Шелдон, – а мне пора уходить. Доктор, спасибо за рецепт!

Я безумно расстроилась из-за этого разговора, – стало понятно, что никакого цирка не предвидится, и вся комедия с моей болезнью была разыграна зря.

Энтони Шелдон попрощался с доктором, отвесил поклон моей матери, наконец-таки скользнул глазами по мне, улыбнулся и ушел.

Что было потом, я не очень помню, так как мою голову переполняли грустные мысли о неудавшемся походе в цирк. Вроде бы Айзек спрашивал меня о здоровье, я что-то отвечала, но в итоге доктор отвел в сторону мою мать, и они беседовали о чем-то минут десять. О чем, мне было безразлично.

После доктора, который, к слову, не выписал мне ни одного рецепта, мы с мамой, хранившей молчание о состоявшемся разговоре с Айзеком, направились к галантерейной лавке, где должны были встретиться с отцом и Дианой.

Я издалека заметила, что они уже ждут нас, причем, Диана выглядела очень радостной и с улыбкой о чем-то болтала с отцом.

– Ну, что сказал доктор? – спросил меня папа.

– Сказал, что ничего серьезного, – ответила за меня мама.

– Ну и хорошо! Я думаю, что все дело в том, что девочки совсем не развлекаются, как положено молодым. Они никуда не ходят и только сидят дома. Надо бы им развеяться, – сказал отец.

– Что ты хочешь этим сказать? – поинтересовалась мама.

– Пока мы вас ждали, обошли почти весь город и везде видели расклеенные афиши цирка. Оказывается, к нам в город приехал цирк: здесь будут и клоуны, и дрессированные животные, и акробаты, и фокусники. Я думаю, что нам стоит сходить.

– Я категорически не согласна, – резко ответила мама, – ты ведь знаешь мое отношение к цирку. Зачем нашим девочкам ходить туда? Если им надо развлечься, лучше я отвезу их в столицу.

– Ну, дорогая, что было, то прошло. Ты должна забыть все плохое, что связано у тебя с циркачами, – настаивал отец.

Я крайне обрадовалась тому, что отец поднял эту тему. Несмотря на упрямство матери, я была почти уверена, что мы все же пойдем на цирковое представление, так как отец всегда выигрывал в подобных спорах. В то время мне даже в голову не пришло спросить: а почему, собственно, мать так ненавидела цирк?

Я отошла в сторону и принялась разглядывать галантерейную лавку и товары, выставленные на витрине. Мне не хотелось слушать разговор родителей, тем более я не могла принять участия в нем и высказать свое мнение. Вскоре мы отправились домой. Спор родителей продолжался и во время нашего возвращения. Мы с Дианой порядком устали слушать препирательства матери и недоумевали, почему она испытывает такую неприязнь к бродячим артистам, ведь раньше она никогда не говорила, что не выносит цирка.

Разговор о цирке продолжился и за ужином:

– Ты что, забыл, чем закончилось то злосчастное цирковое представление? – почти кричала мама.

– Нет, я помню. Но не жить же все время прошлым! И не держать же наших девочек из-за этого взаперти! – ответил отец.

Перепалка в таком духе длилась весь вечер, но перед сном отец зашел в нашу библиотеку, где я сидела с Дианой, и сообщил, что послезавтра мы отправляемся в цирк. Я так обрадовалась этому сообщению, что не спала всю ночь, а весь следующий день то и дело смотрела на часы, – мне хотелось, чтобы время пошло быстрее. Этот поход должен стать ярким, цветным пятном в моей скучной, серой жизни.

Наконец наступил день, когда мы должны были пойти на представление. Я стала собираться уже с самого утра, тщательно осмотрев свой гардероб, пришла к выводу, что надеть мне, собственно, нечего. Все платья были скорее домашними. Тем не менее я остановила свой выбор на блекло-розовом платье, единственным украшением которого являлся воротник, отороченный кружевом. Оно было простенькое, но цвет шел к моим черным длинным волосам. Когда я спустилась в своем наряде вниз, мать окинула меня холодным взглядом и сказала, чтобы я накинула ее шаль. Диана выглядела куда более респектабельно – у нее уже были красивые платья, которые она, к сожалению, редко носила. В тот вечер она выбрала темно-синее с черной вышивкой. Не скрою своей зависти – выглядела она в нем просто красавицей. По сравнению с ней я казалась нескладным подростком.

Мы сели в экипаж и всей семьей отправились в город. Осень только начиналась, но воздух уже был прохладным, да и листья начали желтеть.

На улицах города царило оживление. Люди всегда казались мне интереснее всего: лица такие разные, такие не похожие друг на друга. Кто-то шел, улыбаясь, кто-то – нахмурившись, кто-то просто смотрел себе под ноги. Я ехала и думала, что у каждого прохожего своя история, своя жизнь, полная счастливых и трагичных моментов. За окном каждого дома происходят события, о которых не знает никто, кроме его обитателей. Все это для меня тогда было такой загадкой – жизнь, люди, их взаимоотношения… А сама я только смотрела на все, не участвуя в жизни, а ведь мне так хотелось почувствовать и увидеть хоть маленькую частичку того, что чувствовали и видели эти люди.

Мы подъехали к окраине города, я уже могла видеть купола шатров, огни, горящие повсюду, и толпу народа. Если честно, я думала, что предстоящее представление будет чем-то вроде спектакля – об этом я так много читала в романах. Здесь же все больше походило на ярмарку. Мы с Дианой вышли из экипажа и хотели сразу же направиться к шатрам, как вдруг отец подхватил меня под локоть:

– Девочки, не отходите от нас ни на шаг, я вас прошу, – сказал он спокойным голосом, но лицо его выдавало волнение.

Делать было нечего, я встала рядом с отцом, а Диана – рядом с матерью. И таким образом, вчетвером, мы двинулись вперед.

Сложно словами описать мой восторг от того, что я увидела: здесь были и акробаты, стоявшие на руках и голове, и дрессированные обезьянки, так и норовившие сорвать сережки и цепочку с Дианы, была и бородатая женщина-карлица, поразившая мое воображение. Мы все шли, и шли, и возле каждой палатки видели что-то новое, что-то совсем неожиданное. Папа купил нам сладостей, и, пробираясь сквозь толпу, мы уплетали помадки и конфеты. В центре площадки перед нами открылась арена, освещенная по кругу факелами. В центре арены стоял Джером, весело болтавший с публикой. Мне тоже захотелось поговорить с ним, но я знала, что сделать это в присутствии родителей будет нелегко. Вдруг на арену вышел темнокожий человек, с длинными вьющимися волосами, низкий и довольно плотный, он поднял вверх нечто, напоминавшее большое медное блюдо, и ударил по нему железной палицей. Раздался звук, от которого толпа замолчала, и все перевели взгляды на него. Человек удалился так же незаметно, как и пришел, и Джером громко заговорил:

– Дамы и господа! Мы рады вас приветствовать на нашем представлении бродячих артистов! Не взыщите, если что-то пришлось вам не по вкусу! Мы стараемся, как можем, чтобы доставить вам удовольствие!

Наша семья начала протискиваться ближе к арене – с того места, где мы стояли, почти невозможно было что-либо разглядеть. Оказавшись в первом ряду, я увидела, что волосы Джерома покрывала золотая пыль, на нем были брюки ярко-зеленого цвета, расшитые золотой нитью, и фиолетовый жакет. Все это смотрелось настолько нелепо и в тоже время так торжественно, что я засмеялась. Мама недовольно посмотрела на меня. Я сразу умолкла и вновь начала прислушиваться к тому, что говорил Джером.

– Я думаю, вернее, я надеюсь, что все вы, собравшиеся здесь, уже успели посмеяться над шутками верзилы Джо, – тут Джером помахал рукой огромному рыжеволосому клоуну, стоявшему неподалеку, – успели налюбоваться бородатой красоткой Мери, а наши мартышки сумели вытащить монетки из брюк многоуважаемых джентльменов!

Некоторые мужчины в толпе сразу же начали проверять наличие бумажников в брюках и пиджаках, что не ускользнуло от Джерома и вызвало на его лице презрительную ухмылку.

– Могу поспорить, что подобные зрелища вы могли наблюдать в каждом бродячем цирке! Сейчас людей трудно удивить чем-либо, но мы все-таки попробуем. Прекрасные дамы и не менее прекрасные господа, позвольте познакомить вас с нашим уникальным номером. Такого вы не увидите нигде – ни в Париже, ни в Нью-Йорке, ни в Токио (а я бывал во всех этих городах и должен признаться, что их представления – ничто по сравнению с тем, что мы покажем вам). То, что вы сейчас увидите, есть только у нас. И все благодаря нашему многоуважаемому мистеру Энтони Шелдону, который, к сожалению, не смог прийти на сегодняшнее представление. Итак, удивительные братья Хименес продемонстрируют перед вами свои сверхспособности!

На арену вышли трое молодых мужчин, встали ровно по центру и бесстрастным взором уставились вперед. Джером тем временем продолжал:

– Секреты своего мастерства братья получили от гималайских мудрецов. Тут нет дешевых фокусов, есть только магия. Магия, которую вы, дамы и господа, не увидите больше нигде!

По толпе пронесся легкий шепот. Наверное, зрители скорее ожидали, что выйдет трехголовый человек, говорящий медведь или бог весть еще что, но никак не трех простых парней, которые даже одеты были обыденно, в отличие от Джерома и других артистов. Я услышала, как мама тихо сказала отцу: «Да ведь это же обыкновенные оборванные цыгане. Что тут такого…» – хотела продолжить она, но ее прервали шумный хлопок и вспышка. Место, где только что находился Джером, оказалось пустым, лишь легкий дымок напоминал о том, что секунду назад здесь стоял человек.

Двое цыган на арене разошлись в разные стороны, оставив третьего посередине. Признаться, все трое обладали какой-то удивительно притягательной внешностью. Они не были красавцами, но чувствовалось в них что-то такое манящее, загадочное, что я не могла отвести глаз. Особенно мне понравился самый высокий из них, стоявший теперь слева от брата, присевшего на корточки посередине арены. Вдруг сзади я услышала топот и улюлюканье, толпа повернула головы и увидела женщину, тоже, по-видимому, цыганку, одетую в яркий наряд со множеством серебристых монеток. Ее лошадь встала на дыбы. Откуда-то из-за спины достав две огромные блестящие сабли, она метнула их прямо на арену к братьям. Сабли, пролетевшие над нашими головами в считанные секунды, поразили воображение всех. Два клинка, отливавшие серебром, воткнулись в землю рядом с цыганом, находившимся в центре. Одна сабля вошла в землю по его правую руку, вторая – по левую. Резким движением он вытащил сабли и начал размахивать ими, вертеть, подбрасывать над головой. В это время его братья отошли в сторону и через несколько секунд вернулись: один – с ведерком, другой – с факелом в руках. Цыган, державший ведро, выплеснул жидкость из него на своего брата, жонглирующего саблями. Мне в нос ударил резкий запах керосина. Второй цыган, который так понравился мне, поднес факел к облитому керосином брату, – и тот вспыхнул как спичка. Толпа вскрикнула от ужаса. Перед нами стоял горящий человек, с легкостью жонглировавший саблями, не издающий при этом ни звука. Мало того, он начал двигаться, вернее, отплясывать. Легко подпрыгивал, пригибался, продолжая гореть ярким огнем. Вдруг откуда-то на сцене появился Джером с сигарой во рту:

– Я же говорил, что никто из вас не пожалеет о том, что пришел на сегодняшнее представление! – громко сказал он, причем, мне показалось, что в этот момент его глаза встретились с моими. Мой новый знакомый вытащил сигару изо рта и прикурил ее от горящего цыгана. Сделав глубокую затяжку и выпустив кольцо дыма, он ударил в ладоши. И опять раздался резкий хлопок, – теперь уже вся арена наполнилась дымом, который развеялся через несколько секунд, но Джерома на манеже уже не оказалось. В центре как ни в чем не бывало стояли три брата, все так же бесстрастно смотревшие на нас.

Я была поражена!

Цыган, находившийся справа, вышел вперед к нам. Сел на землю, скрестив ноги, и закрыл глаза. Братья стояли за его спиной и спокойно смотрели на толпу. Вдруг сидевший на земле начал медленно подниматься вверх. Я услышала, как толпа оживленно загудела и заохала. Поднявшись примерно на три фута над землей, циркач открыл глаза и улыбнулся. Два его брата с саблями в руках, которыми недавно жонглировал один из них, подошли к нему и начали водить саблями внизу, доказывая публике, что нет никаких креплений или подпорок. Зависший в воздухе цыган улыбался все шире и вдруг громко с небольшим акцентом произнес:

– Пусть несколько человек подойдут и своими глазами убедятся, что это не фокус.

От толпы зрителей отделилось трое мужчин. Они подошли к цыганам и начали рассматривать взлетевшего воздух фокусника, трогать его. С растерянными лицами «проверяющие» отошли в сторону.

Вдруг из толпы вырвался маленький ребенок. Мальчишке было лет шесть, и он с интересом и восторгом наблюдал за происходящим на сцене. За ним на арену выскочила раскрасневшаяся мать, попытавшаяся было забрать сорванца, но самый высокий из братьев не дал ей этого сделать: он с легкостью подхватил ребенка и сказал, в отличие от своего брата, без акцента:

– Мадам, позвольте, я одолжу вашего малыша. Мы посадим его на колени к Гордию.

Женщина ничего не ответила. Хлопая ресницами, она удивленно смотрела на цыгана, который, не дождавшись ответа, потащил ребенка к своему парившему в воздухе брату. Мальчишка был не против – он смеялся. И повеселел еще больше, когда его посадили на руки к Гордию – цыгану, умеющему летать. Толпа зааплодировала. Малыша бережно вернули матери, которая тут же дала ему подзатыльник, а Гордий плавно опустился на землю, вновь закрыл глаза, а через несколько секунд уже легко встал.

Я тогда не видела ничего: ни развеселившуюся толпу, ни удивленных лиц своих родителей, ни Диану, которая все это время что-то говорила мне на ухо. Я смотрела только на этих цыган и гадала, как же они это делают. Вдруг я почувствовала, как отец тянет меня назад, я удивилась, но, обернувшись, увидела, что все зрители расступаются, освобождая узкий проход для Джерома, который торжественно двигался, держа в руках большой чемодан. Проходя мимо меня, он подмигнул, или мне это тогда только показалось.

Выйдя на арену, Джером отдал чемодан цыганам и удалился. Самый высокий из них отошел в сторону, а два его брата открыли чемодан, в котором оказалось огромное количество ножей. Я думала, что при метании ножей используется также и толстая доска, спиной к которой становится человек, в которого будут их метать. Тут же никакой доски не оказалось, и ножи должны были полететь в толпу. Братья выхватили по два кинжала и одновременно запустили ими в высокого цыгана. Люди, стоявшие сзади него, в панике закричали и пригнулись, но ножи не успели долететь до них. Цыган с легкостью поймал лезвия руками. Причем никакой крови я не увидела. Он начал плавно двигаться по кругу арены, а его партнеры продолжали метать в него ножи. Ужас и страх от того, что следующий нож может полететь в их сторону, ощутили все зрители, но все до одного лезвия были перехвачены ловкими и грациозными руками цыгана. Страшный круг по арене почти что завершился, вся сцена утопала в воткнутых ножах, так как, поймав, цыган тут же втыкал их в землю.

Оставались последние два ножа в руках у Гордия, которые он не замедлил метнуть в своего брата. Высокий цыган сумел схватить только один нож, тогда как второй, к моему ужасу, вошел по рукоятку ему в горло. Темная густая кровь быстро полилась по его шее, потом по груди. Он покачнулся, но не упал. Все это произошло за несколько секунд, и толпа, увидев случившееся, взревела, кто-то закричал, кому-то стало плохо, и он поспешил удалиться, некоторые женщины попадали в обморок, а несколько мужчин выбежали на арену, видимо, желая помочь цыгану. К их удивлению, братья раненного артиста не подпустили их.

– Все хорошо, нам не нужна помощь, – громко сказал Гордий.

Кто-то из толпы выкрикнул: «Да он же умирает!» – Но Гордий молча поднял руку, пытаясь заставить замолчать говорившего.

Все мы уставились на высокую фигуру цыгана, который продолжал стоять на ногах, орошая землю кровью. Он медленно начал поднимать руки к горлу и, дотянувшись до рукоятки ножа, вытащил клинок.

Насколько я могла заметить, многие в толпе попросту закрыли глаза, отказываясь смотреть на все это, кто-то поспешил увести детей подальше от арены, но большинство стояли, молча смотря на цыгана. Лица людей были белыми как снег, а в глазах застыл ужас. Думаю, что и я выглядела также.

Вытащив нож, цыган руками зажал горло и зажмурился. Я видела, как сквозь пальцы просачивалась кровь, и поражалась, почему никто не окажет ему помощь. Почему его братья так безучастно смотрят на происходящее и не подпускают никого к нему? Вдруг цыган рухнул на колени.

По толпе пробежал глухой вздох: «Оооо…» Но тут я начала замечать, что кровь все меньше и меньше струится по рукам цыгана. Артист открыл глаза и убрал руки от шеи. О былом несчастье напоминали только окровавленная одежда и его руки. Он быстро и ловко поднялся на ноги и улыбнулся зрителям.

Вначале никто не мог ничего понять. Все просто смотрели на живого и невредимого цыгана и не могли поверить своим глазам. Вдруг откуда-то сзади раздались аплодисменты и возгласы «Браво!». Вскоре уже вся толпа аплодировала и улыбалась. Я аплодировала со всеми и не сводила глаз со «своего» цыгана.

Откуда-то слева раздались топот копыт и нежное позвякивание монеток. Все повернули головы и увидели уже знакомую всем цыганку верхом на белой лошади, однако теперь сзади нее сидел Джером. Он легко спрыгнул с лошади, а девушка ускакала прочь. Сам же Джером двинулся к арене, и люди, как и в прошлый раз, расступались перед ним, освобождая дорогу. Оказавшись на средине сцены, он улыбнулся все еще стоявшим там трем братьям и произнес:

– Итак, поаплодируем еще раз непревзойденному мастерству братьев Хименес!

Все начали хлопать громче прежнего, а братья – кланяться, после чего Джером сделал им знак, и они, подобрав все оставшиеся ножи и уложив их в чемодан, подошли к правому краю арены.

– Господа, пропустите артистов. Они устали после выступления. Им нужно отдохнуть, – сказал Джером.

Люди расступились перед цыганами. Одни смотрели на них с изумлением, другие – с восхищением, а кто-то – и со страхом.

– Итак, дамы и господа, вы увидели многое! – продолжил Джером. – К сожалению, сегодня наши браться Хименес закончили выступление, но если вы захотите увидеть их снова и посмотреть, на что они еще способны, то приходите к нам завтра. Хочу напомнить, что наш цирк пробудет в вашем городе только десять дней, поэтому поспешите! Мы вас ждем вновь! Я не прощаюсь с вами! Палатки с фокусниками, клоунами и животными будут открыты еще несколько часов. Наслаждайтесь! – После этих слов Джером хлопнул в ладоши, откуда-то появилась густая белая дымка, а когда она рассеялась, я увидела, что мужчина исчез.

– Пойдемте. Уже довольно поздно, нужно ехать домой, – сказал отец, и мы потихоньку направились к выходу из этого красочного палаточного городка. Мне не хотелось уходить, но я не могла ничего поделать. Когда мы уже подошли к выходу, я, случайно повернув голову, увидела, как из-за одной палатки выглядывал Джером. Я улыбнулась ему, на что он расплылся в еще более широкой улыбке и поманил меня к себе, прижав палец к губам. Я оказалась в затруднительном положении. Мне, конечно же, хотелось подойти к нему, но что придумать, чтобы родители не пошли за мной? В голове промелькнули разные мысли, но я зацепилась за самую, на мой взгляд, правдоподобную. Когда моя мать, уже села в экипаж, а Диана залезала в него, я быстро выпалила:

– Кажется, я потеряла сережку, пойду поищу ее. Я догадываюсь, где она может быть.

Не дождавшись разрешения, я развернулась и побежала по направлению к сцене, но, скрывшись от глаз родителей, резко свернула в сторону палатки, где меня ждал Джером. Сережка была у меня в руке, – я незаметно сняла ее, когда отец помогал матери забраться в экипаж. Я предполагала, что отец сейчас же кинется искать меня и я получу хорошую взбучку. Но и на этот случай у меня было оправдание: увиденное представление повергло меня в шок и я не совсем осознавала, что делаю.

Быстрым шагом я подбежала к улыбающемуся Джерому. Видя, что я запыхалась, он сразу же извинился:

– Простите, прекрасная фея, я не думал, что для того чтобы поговорить со мной, вам придется сбежать от стражи. Если бы я знал это, то сам бы подошел к вам.

– Все в порядке, не беспокойтесь, – ответила я.

– Как вам представление?

– О! Мне очень понравилось! Я никогда такого не видела. Я так рада, что пришла, – сказала я.

– Я верил, что вы придете, несмотря на то, что вначале говорили мне о возможных сложностях, связанных с этим.

– Было довольно трудно уговорить родителей прийти сюда.

– Но вы справились, красавица. Я все загорелась от его слов.

– Позвольте задать вам деликатный вопрос, времени у нас мало, поскольку я думаю, что вас скоро начнут искать, – начал Джером.

– Да, конечно, спрашивайте, – ответила я.

– Я наблюдал за вами во время представления. Вы так смотрели на нашего Алессандро! Вам он понравился? Самый высокий из братьев Хименес?

Мои щеки, наверное, окончательно выдали меня, я опустила ресницы и промямлила что-то вроде:

– Я была поражена его выступлением…

– Должен сказать, что и вы понравились Алессандро. Он очень хотел бы с вами познакомиться, но он также понимает, что это сложно осуществить из-за вашей семьи.

Я открыла рот, чтобы возразить, но Джером не дал мне возможности продолжить:

– Завтра в одиннадцать утра он будет ждать вас в том же месте, где мы с вами впервые встретились. Если не хотите, можете не приходить. Дело ваше. Он не обидится и все поймет. А сейчас бегите назад к родителям, – после этих слов Джером быстро развернул меня и подтолкнул вперед.

Когда до меня дошел смысл сказанного, я повернулась, чтобы что-то спросить, но Джерома уже не было. Впереди я увидела отца и медленно направилась к нему, все еще не осознавая того, что сказал мне Джером, и даже не думая о том, что мне сейчас достанется от родителей.

 

Глава 2

Я смутно помню, как отец начал бранить меня, как я показала ему сережку, которую недавно крепко сжимала в кулаке. Помню, что мать тоже принялась ругать меня, еще сильнее, но через какое-то время успокоилась, списав мое поведение на дурное влияние цирка. Когда мы приехали домой, я, как в трансе, поднялась к себе в комнату и рухнула на кровать, даже не сняв верхней одежды.

«Боже мой! Я понравилась ему! Как это здорово – знать, что ты кому-то нравишься. И он будет ждать меня. Я должна прийти! Хоть мне и будет немного неловко и страшно, но я приду. Обязательно приду», – примерно с такими мыслями я пролежала всю ночь, не сомкнув глаз. До этого на меня никто из молодых людей не обращал внимания, и мне так льстило, что такой красавец выделил меня из огромной толпы. Поначалу это показалось странным, так как я не заметила, чтобы за все представление он хотя бы раз взглянул на меня.

Однако я отмела эти мысли и продолжала тихо радоваться в предвкушении свидания. За утро я, наверное, раз сто подходила к зеркалу, чтобы пригладить волосы или расправить складки на платье. После завтрака, сказав родителям, что хочу прогуляться, я как ни в чем не бывало выпорхнула из-за стола. Когда я выходила из дома, часы показывали без десяти минут одиннадцать, и, конечно же, я боялась опоздать. Выйдя на дорогу, по обеим сторонам которой росли высокие деревья, скрывавшие меня от любопытного взора домочадцев, я пустилась бегом. В назначенном месте я в растерянности огляделась, и мое сердце болезненно сжалось. «Он не пришел», – решила я, увидев, что цыгана нигде нет. Но, пройдя немного вперед, я заметила, что за деревьями, на поляне, пасется черная лошадь. Спустившись на поляну, я увидела и самого цыгана, сидевшего на траве и смотревшего куда-то вдаль. Ветка под моей ногой хрустнула, и он обернулся. Мне показалось, что передо мной ангел, таким красивым и совершенным он был. Цыган внимательно посмотрел на меня, окинув взглядом с ног до головы, и только потом улыбнулся:

– Я ждал тебя, девушка.

– Простите, что опоздала, – сказала я.

– Как тебя зовут?

Меня удивил его вопрос. Я думала: раз нравлюсь ему, то он должен был узнать все обо мне у Джерома. Тем не менее я представилась. Он тоже, хотя и до этого я знала его имя.

– Тебе понравилось вчерашнее представление? – спросил цыган.

– Да. Особенно ваш номер. Он меня поразил. Как вы это делаете? – спросила я.

Алессандро усмехнулся и ответил:

– Это магия. Я не могу раскрыть тебе ее секретов.

– Жаль, – только и смогла сказать я.

Я представляла себе наше свидание совсем по-другому. Думала, что он, как в любовных романах, упадет на колени, начнет целовать мне руки и клясться в любви, но все мои фантазии были разбиты. Я стояла на поляне, ярко освещенной солнцем, и не знала, о чем с ним говорить, а его это, казалось, совсем не беспокоило.

– У вас красивая лошадь, – сказала я, чтобы нарушить затянувшуюся паузу.

– Тебе нравится?

– Да, она такая большая и кажется очень сильной.

– Хочешь покататься? – спросил Алессандро.

Я не знала, что ответить. Не могу сказать, что я действительно хотела покататься на лошади, но и отказать ему я не могла.

– Мои родители не одобрили бы, если бы узнали, что я каталась на вашей лошади, – ответила я.

– А твои родители одобряют то, что ты сбежала из дому, чтобы встретиться со мной? – спросил цыган, глядя на меня и проникая своими черными глазами в самую душу.

Я покраснела и не знала, что ответить. Я никак не думала, что он может сказать мне такое. Моим первым желанием было развернуться и уйти, но тут Алессандро подошел ко мне.

– Или ты боишься? Да, наверное, ты просто боишься, и я ошибся в тебе, раз ты сейчас прячешь от меня свои глаза, – сказал он.

Меня задели его слова. Не о страхе, а о том, что он ошибся во мне. Я смело подняла голову и в упор посмотрела на него.

– Ты ошибаешься, Алессандро, я не боюсь, – бойко сказала я.

Алессандро засмеялся. Его смех уколол меня еще больше, но я молча стерпела это. Похоже, свидание, которое в моих мечтах должно было пройти мило и романтично, превращалось в кошмар.

– Тогда пойдем, – и он протянул мне руку.

Я не долго раздумывала, и уже через несколько секунд Алессандро, крепко держа мою руку в своей, темной и загорелой, вел меня к лошади. Не спрашивая разрешения, он легко поднял меня и усадил на спину животного. Меня удивило, что на ней не было седла, и мне показалось, что я сейчас просто-напросто съеду вниз, так как платье начало скользить по гладкой шкуре животного. Но цыган не дал мне упасть. Он легко запрыгнул на лошадь впереди меня и, нащупав сзади мои руки, положил их на свою талию.

– Держись крепче, малышка, – сказал он и тут же легонько хлопнул лошадь по шее, от чего та быстро побежала по поляне.

Мне становилось все страшнее, так как лошадь все набирала и набирала скорость. А Алессандро просто сидел и держал ее за поводья, не отдавая никаких команд. Я вцепилась в цыгана мертвой хваткой.

Скакали мы по направлению к реке, и, как только я увидела впереди голубизну воды и услышала приятное журчание, лошадь замедлила ход. Я сидела, обняв Алессандро, и наслаждалась красивым прибрежным видом. Я так любила все это. Природа окружала меня с детства, была частью меня. Я не могла представить себя вне этой земли, вне этого леса, вдалеке от этой чистой и быстрой реки. Я перевела взгляд на Алессандро. Я не видела полностью его лицо, но, когда он смотрел по сторонам, я могла различить его профиль. Красивый прямой нос, губы приятной формы, темные брови и черные как ночь глаза, обрамленные длинными ресницами, – он действительно был похож на принца из сказки «Тысяча и одна ночь». Его темная кожа казалась такой непривычной для меня, что я захотела прикоснуться к его щеке, чтобы почувствовать ее.

Мы ехали молча, но в этом молчании было что-то необычное. Я решила разговорить Алессандро, снять напряжение:

– Я хотела узнать, давно ты в цирке?

– Да, много лет.

– А чем ты занимался до того?

– Много чем. Всего и не перечислишь.

– А это правда, что ты научился своему мастерству у гималайских мудрецов?

Алессандро улыбнулся и ответил:

– Ну, я жил в Гималаях и общался с мудрецами.

Такой и была наша беседа. Я пыталась узнать об Алессандро как можно больше, а он пытался уйти от ответа или отвечал очень пространно. Все же мне удалось узнать, что родом мой новый знакомый из Италии, а когда ему было около четырнадцати, он подался в бродячие артисты. Колесил по разным странам с разными труппами. До тех пор, пока лет пять назад не попал в цирк Энтони Шелдона, где и решил задержаться.

– Я видела этого Шелдона. Он показался мне довольно странным, – сказала я.

– Да, он странный. И он не любит, когда кто-то перечит ему или играет не по его правилам.

– Что ты имеешь в виду? – удивилась я.

– Да много чего, – ответил он.

Мы подъехали к месту, где река сужалась, и Алессандро предложил перепрыгнуть ее в этом месте. Я запротестовала, сказав, что это слишком большое расстояние для лошади.

– Дело не в лошади, а в том, кто ею управляет. И не забывай, я же волшебник, – сказал Алессандро, хитро улыбнувшись.

Он наклонился к животному и прошептал ему что-то на ухо. Лошадь, ускорив шаг, перешла на бег. Мне казалось, что мы почти летим. До реки оставалось около десяти ярдов, я зажмурилась от страха и еще крепче вцепилась в Алессандро. Копыта лошади последний раз коснулись земли, и она взмыла вверх над рекой. Время как будто остановилось. Я открыла глаза и увидела, что мы с Алессандро парим над рекой. Не было ни звуков, ни запахов, ни страха – ничего, кроме меня и Алессандро, улыбающегося и прекрасного.

Когда лошадь приземлилась на другом берегу реки, я и сама уже улыбалась во весь рот. Алессандро помог спешиться и спросил, понравилось ли мне.

– О да! Еще как! Где ты научился так управлять лошадью? Алессандро пожал плечами и коротко ответил:

– Все цыгане умеют это.

Он стоял и смотрел на меня с какой-то тоской в глазах.

– А ты хорошенькая, – вдруг заключил он.

Я, наверное, раскраснелась. Эти слова были как бальзам на душу, я так давно их ждала.

– И ты не трусиха. Может быть, это поможет тебе, – добавил он.

– Что ты имеешь в виду? – не поняла я. Алессандро ничего не ответил, только долго смотрел на меня, а потом аккуратно взял за руку и сказал:

– Давай я отвезу тебя домой. Прошло уже столько времени. О тебе, наверное, беспокоятся.

– Но… – хотела возразить я, однако цыган не дал мне продолжить.

– Ты хочешь, чтобы мы увиделись еще раз? – спросил он.

– Да, – тихо ответила я.

В лице Алессандро что-то изменилось. Мне показалось, что он расстроился, и это очень меня огорчило. Я-то думала, что нравлюсь ему. В молчании мы немного погуляли вдоль реки.

– Лучше не рисковать и не вызывать подозрений. Поехали назад, – сказал Алессандро и направился к пасущейся неподалеку лошади.

Обратно ехали молча. Мы снова перемахнули через реку, но никакой эйфории в этот раз я не испытала. До поляны, где мы встретились, лошадь шла довольно быстро. Я сидела и думала над словами Алессандро и над выражением его лица, когда я сказала, что хочу встретиться еще раз. Но понять, чем было вызвано это выражение, так и не смогла.

Приехав на поляну, цыган спешился сам и помог мне. Его руки все еще находились на моей талии, когда он сказал мне:

– Завтра в это же время приходи сюда.

Я не верила своим ушам. В душе все пело и плясало от радости, и я не могла вымолвить ни слова.

– Так ты придешь? – уже настойчиво спросил цыган.

– Да. Да, я приду! – ответила я.

– Тогда до завтра, – сказал Алессандро, запрыгнул на лошадь и, даже не попрощавшись, поехал в сторону города.

Я вышла на дорогу и, как сомнамбула, пошла домой. Мне не верилось, что все это произошло со мной. Дома, в гостиной, я столкнулась с матерью.

– Где ты так долго была, прошло уже два часа?! – спросила она у меня.

– Гуляла, – сказала я и направилась к себе наверх, где упала на кровать и зарылась лицом в подушку. Никто не мог видеть моего счастливого лица и широкой улыбки, кроме белой льняной наволочки, надетой на набитую гусиным пером подушку.

* * *

Я пришла к Алессандро на другой день, а также на следующий, в общем, мы начали видеться каждый день. Я приходила на полянку, он сажал меня на лошадь, и мы катались по окрестностям. Я болтала с ним о чем угодно – о своей жизни, об ухажере сестры, о прочитанной книге. Хотя и казалось иногда, что Алессандро не совсем понимает, о чем я говорю, мне было безразлично. У меня не было друзей, и этот цыган, с его спокойным лицом и бесстрастным голосом, был принят мной как посланник божий. Он тоже иногда рассказывал что-то, но это случалось довольно редко. Я так ничего больше и не узнала о нем. Меня удивляло, что он старался не смотреть мне в глаза и даже не делал попыток обнять меня или поцеловать. Вначале это настораживало, но потом я перестала думать о его странностях – мне было хорошо с Алессандро, и я не чувствовала надобности в его ласках.

В очередной раз никому не сказав, куда иду, я отправилась на поляну. На освещенной сентябрьским солнцем лужайке я не сразу заметила Алессандро. Он стоял, облокотившись о толстый ствол старого дуба. Я шла к нему, улыбаясь, но его лицо выражало какой-то страх, в нем чувствовалась неуверенность. Это сразу испугало меня.

– Что-то случилось? – спросила я, даже не поздоровавшись.

– Нет, все в порядке, – как-то слишком спокойно ответил Алессандро. Я продолжила расспрашивать его:

– Ты странно выглядишь.

– В каком смысле?

– Не знаю. Ты какой-то грустный.

– Вовсе я не грустный. Хватит болтать, пойдем лучше покатаемся. Хочешь, сегодня ты поедешь на лошади одна?

– Даже не знаю, смогу ли, – засомневалась я.

– Ты сможешь, это просто. Я буду рядом, – сказал Алессандро и, взяв меня под руку, повел к лошади.

Я с испугом смотрела на огромное животное, мирно пощипывающее травку. До этого я уже каталась на лошадях одна, мне это даже нравилось, но на них всегда надевали седло, причем, дамское, на этой же лошади не было ничего, кроме уздечки. Алессандро помог мне забраться на нее. Сев, я судорожно вцепилась в гриву животного, боясь соскользнуть с его спины.

– Так дело не пойдет, – сказал цыган.

– Это еще почему?

– Потому что ты сидишь неправильно. Сядь по-мужски, как я, так ты почувствуешь лошадь и сможешь крепче держаться на ней. Спускайся, я помогу тебе заново забраться.

Я подчинилась и легко спрыгнула с лошади. До этого я никогда не ездила по-мужски, и мне стало даже интересно. С помощью Алессандро я кое-как забралась на лошадь. Сидеть было очень непривычно, но гораздо удобнее, нежели раньше, правда, моя длинная юбка задралась, оголив ноги, но меня это не заботило. Теперь я чувствовала, что уже крепче сижу, и кивнула Алессандро в знак того, что готова ехать.

Цыган что-то шепнул лошади на ухо и легонько хлопнул ее по шее. Она медленно пошла вперед. Я сидела и радовалась, мне было так хорошо и легко в тот момент, как никогда в жизни.

– Хочешь, поедешь быстрее? – спросил меня цыган.

– Да, – не задумываясь, ответила я.

Алессандро хлопнул лошадь по ляжке, и она припустила. Я чувствовала себя такой свободной, – для меня не существовало ни границ ни законов. Я была, как ветер, – быстрая и дикая. Юбка развевалась, прическа растрепалась, но мне было безразлично. Я смеялась, как никогда раньше. Правда, через какое-то время мое торжество закончилось, и я поняла, что лошадь бежит чересчур быстро. Я начала тянуть ее за гриву, но ничего не менялось. Судорожно перебирая в памяти моменты, когда Алессандро останавливал это животное, я не могла вспомнить, как он это делал. Я начала кричать на лошадь, хлопать по шее, но ничего не происходило. В ужасе я обернулась назад, пытаясь увидеть Алессандро, но сзади был только лес, а на горизонте уже начала блестеть река, через которую мы перепрыгивали с Алессандро. «Если лошадь по привычке решит перемахнуть через реку, то я упаду», – подумала я. Я попыталась ударить ее ногами, сжать бока, но от этого только чуть сама не упала, – животному было все равно. И вдруг я услышала откуда-то сбоку громкий и повелительный голос Алессандро:

– Деспассио!

Лошадь очень резко замедлила темп и почти остановилась. Я, не будучи готова к этому, слетела с нее и упала на землю. Алессандро тут же подбежал ко мне и, нежно обняв за плечи, приподнял с земли:

– Все в порядке? Ты сильно ушиблась?

Мне было больно, но я чувствовала, что все кости целы, поэтому просто ответила:

– Нет.

Алессандро сильно сжал меня в объятиях и прошептал на ухо:

– Никогда больше не пугай меня так, малышка.

Мое сердце начало стучать, кажется, раз в десять быстрее обычного. Еще ни разу Алессандро не вел себя так со мной. Он осторожно помог мне подняться и, придерживая за талию, продолжил:

– Я должен сказать тебе кое-что.

Голос цыгана был напряжен, но лица его я не могла видеть, – он отвернулся и смотрел куда-то в сторону.

– Наш цирк уезжает, – сказал цыган, – сегодня мы даем последнее представление, а завтра, когда все артисты выспятся, мы соберем шатры и тронемся в путь. Я уезжаю вместе с ними.

Мое сердце упало. Я совсем забыла, что цирк должен уехать. Мне казалось, что Алессандро теперь будет со мной всегда. Я не могла ничего сказать. Только молча смотрела на него, а слезы уже начали предательски бежать по щекам. Алессандро привнес в мою скучную жизнь столько всего нового и интересного. Я так не хотела терять все это, что готова была вцепиться в него и умолять на коленях не покидать меня.

Алессандро нежно взял мое лицо в свои руки и смахнул слезы с моих щек.

– Не плачь, пожалуйста, не плачь. Не стоит грустить о таком, как я, – говорил он.

– Но я не хочу расставаться с тобой, я так привязалась к тебе, – сказала я.

– Но я должен, пойми.

– Но почему ты должен? Почему ты не можешь остаться здесь? Найти себе какую-нибудь работу и…

– Работать в поле, например, или подковывать лошадей? Ты это имеешь в виду?

– Нет… но, может, что-нибудь другое. Я не знаю, но не бросай меня, – умоляла я.

– Даже если я останусь, зачем я тебе такой нужен?

Я замялась, потому что не знала, что ответить. Не могла же я сказать, что мне просто нужен был друг, мне мешала моя гордость или, возможно, скромность.

– Ты мне очень нравишься, может быть, позже ты смог бы жениться на мне, если бы захотел, и жить в нашем большом доме. Ты бы ни в чем не нуждался.

– Ты же знаешь, что твои родители не допустят этого брака. Да я и сам не хочу. Я не смогу жить скучной жизнью семьянина. Мне нравится моя жизнь, понимаешь? Она мне нравится, и я ни на что не променяю свободу, даже если мне предложат жениться на принцессе.

Я не знала, что ответить на это. «Я не могу потерять друга, не могу. Что меня ждет потом? То же, что и мою сестру. Вскоре родители начнут искать мне жениха, потом выдадут замуж, и я перееду куда-нибудь, где стану просиживать все дни дома, рожать детей, а потом умру. Не понимаю, о чем сейчас говорит Алессандро, – не понимаю, как от жизни можно получать удовольствие», – думала я.

– Ты еще встретишь достойного тебя человека и будешь счастлива. А меня станешь вспоминать как детскую шалость. Пойдем, я провожу тебя до поляны, – сказал цыган, и мы медленно побрели сквозь негустой лес к поляне, которая должна была разлучить нас навсегда. Весь путь, занявший довольно много времени (правда, мне показалось, что пролетело всего пять минут), мы прошли молча. Алессандро смотрел под ноги, лишь изредка подавая мне руку, если на дороге возникало какое-то препятствие – в виде большого бревна, которое нужно переступить, или ямы, которую нужно перепрыгнуть. Мы уже подходили к поляне, когда у меня в голове родился сумасшедший план, который вскоре изменит всю мою жизнь.

Я взяла Алессандро за руку и остановилась. Он с удивлением посмотрел на меня.

– Я нравлюсь тебе, Алессандро? – спросила я смело. Цыган был ошарашен моим вопросом, но, увидев на моем лице упрямство, через какое-то время ответил:

– Да, ты мне нравишься.

– Ты бы хотел, чтобы мы не расставались?

– Это невозможно, ты же знаешь.

– Но ты сам, кажется, волшебник и можешь все, что угодно.

Цыган грустно усмехнулся и сказал:

– Если бы я мог все на свете, неужели ты думаешь, что я продолжал бы колесить по миру с цирком?

– Мне все равно, маг ты или простой смертный, и мне все равно, что ты подумаешь обо мне, но я скажу вот что: завтра я еду с тобой.

Какое-то время Алессандро молча смотрел на меня. Выражение его лица было непроницаемым, я не могла уловить каких-либо эмоций на нем. Пауза затягивалась, и я уже подумала, что сейчас он начнет отчитывать меня, но, к моему удивлению, он спокойно спросил:

– Ты уверена, что хочешь этого?

– Да.

– И ты не будешь потом реветь и ныть?

– Нет.

– Потому что, если ты начнешь плакать и проситься к маме, мне ничего не останется, как высадить тебя в первом же городе, откуда ты отправишься домой, где тебя вряд ли ждет радушный прием. И твоя репутация окажется испорченной навсегда, и тебе тяжело будет потом выйти замуж, и, возможно, ты навсегда останешься старой девой. Такая перспектива тебя не пугает?

– Нет. Я не вернусь домой, – твердо сказала я.

– Ты плохо себе представляешь бродячую жизнь. Не воображай никаких гостиниц и подушек с перинами. Спать иногда придется и на земле. И к тебе не будут относиться, как к королеве. Придется самой готовить еду и работать, как и всем остальным.

– Мне все равно.

– Наш хозяин не потерпит лишних ртов, которые не приносят ему дохода. Тебе придется заняться чем-то и научиться чему-то. Могут заставить участвовать в представлениях.

– Возможно, мне это даже понравится.

– Малыш, твоя жизнь изменится навсегда. Ты окажешься на дне и никогда уже не сможешь подняться наверх. Зачем тебе это? Я не верю, что ты так влюблена в меня, что ради меня готова перечеркнуть свою жизнь.

– Дело не в тебе. Я не хочу больше такой жизни, какая у меня есть.

– Ты не станешь ненавидеть меня за то, что я отобрал у тебя все, что ты имела?

– Нет, – пообещала я.

Алессандро отошел от меня и задумался. Видно было, что он сомневается. Да и я, по правде говоря, сомневалась в душе: правильно ли поступаю, убегая из теплого уютного дома.

– Сделаем так, – наконец произнес цыган, – завтра днем мы не увидимся. Но я приду сюда в одиннадцать вечера и буду ждать тебя ровно час. Наш караван к этому времени уедет уже далеко, но на моей лошади мы быстро его догоним. Если ты не передумаешь, то приходи. Я прожду час, после чего уеду, и больше мы не увидимся. Если ты передумаешь, то не приходи, даже чтобы сказать мне это. Я все пойму.

Я смотрела на него, такого уверенного в себе, такого загадочного и такого красивого. С ним я была другой. Я зависела от Алессандро, и я это чувствовала, как чувствовала и то, что эта зависимость может погубить меня.

– Согласна, – ответила я.

– Тогда иди домой и подумай обо всем, – сказал цыган.

– Хорошо, – сказала я и направилась к другому концу поляны, откуда можно было выйти на дорогу, ведущую к дому. – Но я не прощаюсь с тобой, – обернувшись, сказала я, – и приду завтра.

И я пришла.

* * *

Было несложно убежать из дома, было сложно на это решиться. Всю дорогу от поляны до Солнечного Ларца я размышляла, стоит ли игра свеч. Но, будучи очень юной, не знающей жизни и даже не догадывающейся об опасностях, которые меня поджидают, я была полна решимости бежать. Так и не выяснив для себя окончательно, от чего же на самом деле бегу, я была готова распрощаться с домом. Мне как-то не верилось, что этим побегом я навсегда закрываю двери в свое прошлое, в свой дом и свою семью. И я не хотела даже думать о том, что меня могут просто не пустить на порог, если я все же надумаю вернуться.

Дома я поднялась к себе в комнату и кинулась к стоявшей на комоде шкатулке. У меня не было денег, но имелись кое-какие украшения, которые, конечно же, не стоили дорого, но мне казалось, что это лучше, чем ничего. О том, что взять из вещей, я решила подумать после ужина. Мне было семнадцать, и в голове у меня гулял шальной ветер.

На следующий день после ужина, когда все разошлись и часы пробили уже полдесятого, я поняла, что нужно подниматься к себе и собирать вещи. Из-за своей глупости и наивности я решила надеть на себя все самое красивое, а теплую и практичную одежду оставила в шкафу. Когда кое-какие вещи были собраны, я завернула их в простыню, и у меня получилось что-то наподобие довольно легкого небольшого мешка.

Я оглядела свою комнату: кровать, комод, платяной шкаф, небольшой столик и стул. «Как же тут уютно», – пронеслось у меня в голове, но я тут же отогнала эту мысль. Я раздумывала: написать ли записку родным или не стоит. И пришла к выводу, что лучше все-таки написать. Тогда родители не будут теряться в догадках, что же со мной произошло, и полиция не станет прочесывать лес в поисках меня. Я не помню, что написала в записке, которую оставила на кровати. Думаю, что-то вроде «Дорогие, мама и папа, а также все, кого я искренне люблю, простите, что покидаю вас! Я должна была уйти. Надеюсь, вы меня поймете и не станете судить строго».

Взяв вещи, я тихонько спустилась вниз и вышла через черный ход. Не думаю, что кто-то мог увидеть меня. Когда я выходила из дома, на часах было уже начало двенадцатого. Идя по дороге, я ускорила шаг, но вскоре поняла, что оделась крайне неправильно. Туфли были на каблуках, поэтому идти быстро я не могла, в тонком шелковом платьице мне стало холодно, и я начала замерзать. К середине пути мои ноги очень болели. Я чувствовала, что до крови натерла их, но останавливаться и поворачивать назад не решалась. Мешок с одеждой уже не казался мне легким, и руки начали болеть. Я понимала, что опоздаю. Алессандро не станет ждать меня. И уже даже подумывала о том, чтобы снять туфли и пойти босиком, но ночи были прохладными, а заболеть я не хотела. Пришлось ковылять дальше. Когда я дошла до поляны, то обессилила окончательно. Вдалеке я увидела Алессандро, сидевшего на лошади. Он сразу же подъехал ко мне и, не спускаясь, спросил:

– Все в порядке? Кто-нибудь видел, как ты сюда шла?

– Нет вроде бы, – ответила я, задыхаясь от волнения. Он, видимо, только сейчас заметил мое состояние и помог сесть на лошадь позади него.

– Я уже подумал, что ты струсила и решила не приходить. Долго ждал тебя.

– Это все туфли, я не могла идти быстрее, – оправдалась я.

– А зачем ты надела такие туфли?

– Потому что это лучшее, что у меня было из обуви. Цыган усмехнулся и, выехав на дрогу, притормозил лошадь:

– Обернись назад и попрощайся. Больше ты этого не увидишь!

Я обернулась назад и посмотрела вдаль. Я не видела ничего, кроме темноты, и в тот момент до меня не дошел смысл слов Алессандро. Я была так измотана морально и физически, что ничего не чувствовала, только усталость.

Несколько часов, в течение которых мы догоняли цирк, пролетели, как секунды. Прижавшись к широкой спине Алессандро, я, казалось, забыла и свой дом, и родных, и все на свете – я была открыта новому миру, который ждал меня.

Мы настигли повозки с артистами поздним утром. Лошадь Алессандро выбилась из сил и, казалось, вот-вот рухнет под нами. Алессандро помог мне слезть и посмотрел на меня нерешительно.

– Пойдем, я отведу тебя в фургон. Ты поспишь немного, – наконец сказал он.

Я молча согласилась и пошла вслед за цыганом. Вскоре мы подошли к красиво разрисованному фургону, который Алессандро назвал «вардо». Отодвинув ширму, сделанную из тяжелой, грубой ткани, Алессандро сказал мне забраться внутрь и поспать. Я пробралась внутрь фургона и в полумраке смогла разглядеть, что он представлял собой маленькую жилую комнату, в углу стояло что-то наподобие кровати. Я села на этот лежак и тут же сняла туфли. Ноги ужасно болели и кое-где кровоточили. Мне не хотелось никого беспокоить и просить воды, чтобы отмыть кровь. Поэтому я продолжала сидеть на чьей-то кровати и тупо смотреть в стенку.

«И зачем я сбежала? Дома скоро поднимется настоящий переполох. Надеюсь, что они не будут сильно горевать обо мне. В конце концов, у родителей есть трое детей. Правда, мальчики сейчас далеко от дома, но зато Диана рядом. И все-таки я поступила нехорошо, бросив их. А тут мне совсем не нравится. Хотя, может быть, потом я привыкну».

С такими мыслями я легла на кровать и, повернувшись на спину, начала изучать потолок вардо. Незаметно для себя я задремала. Мне снилось, что я дома – сижу на скамейке под яблоней в нашем саду и разговариваю с Жанной. Как же мне было хорошо и спокойно во сне. Просто не верится, что все это я променяла на жизнь бродяги.

 

Глава 3

– Подъем, красавица! – кто-то сильно тряс меня за плечо и кричал чуть ли не в самое ухо.

Я открыла глаза и попыталась оглядеться. Вначале я не могла понять, где нахожусь, но через какое-то время события ночи ожили у меня в памяти.

– Да ты просто спящая красавица! Может, мне поцеловать тебя, чтобы ты наконец поднялась с этой чертовой кровати?! – продолжал кто-то кричать.

Я опешила от такой грубости: «Где Алессандро? Почему он не защитит меня?» Я села и вгляделась в лицо говорившего. В фургоне было темно, и только за приоткрытой ширмой я видела отсветы факелов.

– Выходи из фургона, да поживее! – голос показался мне знакомым.

Я встала и, не надев туфель, направилась к выходу. Спрыгнув на землю, я, к своему ужасу, увидела, что возле фургона, где я спала, собрались все артисты. Вокруг уже темнело, и только факелы освещали лагерь циркачей. Похоже, я проспала весь день. Сзади раздался голос:

– А вот и она! Наша новая игрушка!

Я оглянулась и удивилась еще больше, – громкий голос, так нагло разбудивший меня и сейчас потешавшийся надо мной, принадлежал Джерому. Увидев мой изумленный взгляд, он подошел ко мне и, положив руку на плечо, сказал:

– Добро пожаловать к нам в семью, дорогая! Ты должна познакомиться со своими новыми друзьями.

– Но где Алессандро?

Услышав мой вопрос, толпа расхохоталась. Слезы уже были готовы политься из моих глаз.

– Твой Алессандро сейчас напивается, как последний ишак, со своими дружками. Ему плевать на тебя, – ухмыляясь, сообщил Джером.

– Я вам не верю, – сказала я и услышала еще больший хохот толпы.

– Неужели ты подумала, что наш красавец Алессандро может влюбиться в такую дурочку, как ты? Не расстраивайся, мы найдем тебе тут принца. Их у нас полно.

Я ничего не понимала. Почему Джером, раньше такой милый, так странно ведет себя теперь?

– Пожалуйста, давайте поговорим наедине, – как можно вежливее попросила я Джерома.

Он посмотрел на меня и, взяв под локоть, грубо потащил куда-то. Мы приблизились, вернее, он дотолкал меня до большого шатра, куда мы и вошли.

– Ну, и о чем ты хотела поговорить? – как ни в чем не бывало спросил Джером. Сев на один из стульев, он начал чистить ножом яблоко, бросая шкурки на пол.

– Я не понимаю, почему вы так грубы со мной. И может быть, вы объясните мне, что тут происходит? И где все-таки Алессандро?

– Я начну с последнего: как я уже говорил, Алессандро сейчас напивается со своими друзьями. Видно, он думает, что залив алкоголем брюхо, он тем самым заткнет свою совесть, которая, надеюсь, у него еще есть. Касательно того, что здесь происходит, – ничего необычного. Ты проспала всю дорогу, пока мы ехали. Сейчас мы на пути в другую часть страны, где нас уже ждет Энтони. А груб я с тобой потому, что я не могу быть вежлив с глупыми девчонками, которые сбегают от своих родителей, сами не понимая зачем.

Я стояла и не знала, что мне делать. Я вспомнила, что Алессандро ни разу не говорил мне нежностей, за исключением того раза, когда я упала с лошади, не признавался в своих чувствах, вполне возможно, что и не питал их ко мне. Я ведь сама напросилась бежать с ним. Вот только зачем? Сейчас этот вопрос начал мучить меня сильнее прежнего. Зачем я сбежала?

– И что же мне делать? – в растерянности спросила я. Джером громко расхохотался.

– А зачем ты, черт подери, пришла к нам?

Я ничего не ответила, только слезы теплым соленым ручьем потекли по моему лицу.

– Ладно, так уж и быть. Сейчас я отведу тебя к старухе Герде. Она накормит тебя и расскажет о твоих обязанностях на первое время.

Он встал и, взяв меня под руку, вывел из шатра. Вечер был прохладным. Над каждым фургоном я видела зажженный факел. То тут, то там я слышала смех, но мне казалось, что сама я смеяться уже никогда не смогу. Мы подошли к очень старому фургону, если его вообще можно было так назвать. Фургон оказался обычной повозкой, на крыше которой держался навес, местами рваный.

– Герда, выходи, я привел к тебе нового ягненка, – прокричал Джером.

Через какое-то время из темноты повозки послышалось кряхтенье, и появилась старуха весьма неприглядной наружности.

– Что это за отребье ты мне привел? – проворчала она своим скрипучим голосом и, достав откуда-то из складок юбки трубку, начала ее раскуривать.

– Твоя новая ученица и помощница. Научи ее всему, чему нужно, – сказал Джером.

– Она какая-то другая. Не похожа на предыдущих, – сказала Герда. Я тогда не поняла, что она имела в виду.

– Неважно. Ты же знаешь, что потом будет, – ответил Джером.

– Да, это точно. Можешь идти, Джером, я пригляжу за ней.

Джером ушел, оставив меня один на один с этой ведьмой, дымящей как паровоз. До сих пор я не испытывала неприязни ни к кому из людей, но один вид этой старухи вызвал во мне жуткое отвращение.

– Иди сюда, – сказала Герда, поманив меня пальцем.

Я подошла, и старуха начала медленно рассматривать меня с ног до головы.

– Повернись, – сказала она.

Я стояла, не желая повиноваться ей.

– Повернись, кому говорят, – снова потребовала она.

Я по-прежнему не двигалась, и тут она со всего размаха дала мне пощечину. Я и сейчас не могу понять, откуда у этого старого создания взялась такая сила. Я почувствовала кровь во рту, все лицо горело, и из глаз сами собой брызнули слезы.

– Если я говорю повернись, значит, повернись! – закричала она. – Сейчас принесу тебе вещи. А этот наряд можешь припасти для бала, если, конечно, он еще будет в твоей жизни, – с этими словами старуха повернулась и, забравшись в фургон, начала искать одежду для меня.

«Надо бежать!» – подумала я, и, как будто прочитав мои мысли, из фургона донесся скрипучий голос Герды:

– И не думай о побеге. Если попробуешь бежать, то разбираться с тобой буду уже не я. И поверь, получишь ты сполна.

Через какое-то время она вышла с ворохом тряпок в руках и бросила их мне под ноги.

– Одевайся.

– Но у меня есть своя одежда. Она у меня в мешке, – сказала я.

– Твое тряпье давно разобрано нашими красавицами. Надевай это, ботинки возьмешь вот эти. – И она протянула мне пару жутких, старых, дырявых ботинок, которые были большими для меня.

«Лучше не спорить с ней сейчас, а позже попробовать найти Алессандро и поговорить с ним», – решила я. Подняв тряпки, которые должны были стать моей новой одеждой, я забралась в фургон, чтобы переодеться.

То, что дала мне старуха, оказалось жутким рваньем, которое принадлежало, по-моему, всему табору. Юбка болталась на мне, пришлось подвязать ее обычной веревкой. Нижняя рубашка была явно мужская и вся латанная-перелатанная. А жилет, который я надела сверху, был весь изъеден молью, но зато подходил мне по размеру. Ботинки оказались огромными, а так как мне не дали теплых чулок, то ноги болтались в этой обувке и то и дело норовили выскочить из нее. В таком вот жалком виде я и предстала перед старухой. Увидев меня, она криво улыбнулась и сказала:

– Пошли, поешь что-нибудь.

Она двинулась вперед, а я пошла за ней. Пока мы шли, я поняла, что фургоны и повозки стоят по кругу, в центре которого был разожжен большой костер, возле него сидело много людей.

Мы с Гердой подошли к костру, и все уставились на нас.

Возле костра лежали какие-то объедки, и старуха, подтолкнув меня к ним, сказала:

– Вот и твой ужин!

Все рассмеялись, за исключением меня. Я попыталась выбежать из этого круга, но дорогу мне перекрыл огромный детина. Я вспомнила, что он был клоуном на представлении, но сейчас на его лице я не увидела ни крупинки смеха или доброты. Попятившись назад, спиной я уперлась в кого-то другого. Обернувшись, я увидела беззубого цыгана, смотревшего на меня и улыбавшегося во весь свой беззубый рот. Он попытался обнять меня, но я отстранилась от него и попала в объятия кого-то другого – на этот раз толстого и низкого рыжеволосого человека. Они все начали пихать меня от одного к другому. Я слышала смех женщин и выкрики: «У нас не любят чужих!» Мне казалось, что этот кошмар и унижение будут длиться вечно. «Где же Алессандро? Он бы не позволил им так обращаться со мной!» – думала я.

– Хватит вам! Кому говорю! – услышала я голос Герды. – Она слишком хороша для тебя, бродяга. А ну, не тронь ее!

В конце концов, старуха, распихав мужчин, подобралась ко мне и, схватив за волосы, которые давным-давно выбились из прически и свободно спадали на спину, потащила от костра.

Дотащив до фургона, она пихнула меня к колесам и бросила на колени кусок хлеба.

– Ешь! – приказала она.

Я заливалась слезами и даже думать о еде не могла. Старуха отошла куда-то и вернулась с толстой грубой веревкой, на которую было прикреплено несколько колокольчиков. Опустившись на колени, Герда схватила мою ногу и обмотала веревку вокруг лодыжки. Она больно впилась в мою нежную кожу, от чего я еще сильнее взвыла.

– Прекрати реветь, идиотка! Второй конец я повяжу себе на руку и пойду, подремлю часок-другой. Не смей никуда уходить. Я наказала всем следить за тобой. И не думай, если ты никого не видишь, это значит, что рядом никого нет. У нас у всех глаза на затылке. Сиди тихо и ешь свой хлеб, – с этими словами Герда развернулась и залезла в фургон, оставив меня наедине со своим горем.

Я проплакала целую вечность, пока не поняла, что слезами я не смогу себе помочь. Я попыталась успокоиться и начать размышлять трезво. Я не понимала одного – почему со мной так грубо обходятся? Я ведь ничего не сделала и была готова помогать им во всем. И почему я не вижу нигде Алессандро? Обдумывая все это, я принялась есть хлеб, который дала мне старуха. К моему счастью, факел, прикрепленный над входом в повозку, давал мало света, и я не могла увидеть, что же я ем, но чувствовала, что ем очень черствый и местами заплесневелый хлеб.

«Я не знаю, почему они так поступают со мной, и я не знаю, где Алессандро, но я знаю наверняка одно – тут у меня нет друзей». – Придя к такому выводу, я окончательно успокоилась и начала думать о том, как убежать из этого ада.

* * *

Через какое-то время старуха вылезла из фургона и потащила меня к уже затухавшему костру. Возле него не осталось почти никого, только пара лилипутов спала на тонкой подстилке вблизи огня. Я могла свободно передвигаться, потому что старуха развязала веревку. Следуя ее указаниям, я принесла кое-какой еды, и мы начали готовить нечто, напоминающее суп. Дома я бы ни за что на свете не притронулась к таким помоям, но сейчас мне было все равно. Я жутко замерзла за ночь, и горячая жижа с противным привкусом согрела меня изнутри. Потихоньку к нам начали подтягиваться остальные артисты: мужчины с заспанными и отекшими от алкоголя лицами, женщины с не до конца смытым гримом, цыгане, калеки и уродцы, карлики и лилипуты. Я и не знала, что в цирковом караване столько людей. Это удивило меня, но и напугало одновременно, – от стольких глаз не скроешься. Я отошла в сторону, но старуха пошла за мной и стояла все время рядом, то и дело поглядывая на меня своими прищуренными глазами. Наверное, она догадалась, что в толпе я пытаюсь высмотреть Алессандро, но его все не было.

– Напрасно ждешь! Твой дружок далеко отсюда, – сказала старуха.

– Что это значит? – спросила я.

– А то, что он поскакал впереди каравана, чтобы сообщить о нашем скором прибытии и подготовить все наилучшим образом для твоего…

– Про что это вы тут говорите, голубки? – раздался сзади громкий голос Джерома.

От неожиданности я вздрогнула, а Герда недовольно сплюнула на землю.

– Негоже так пугать старуху, – проворчала Герда.

– Какая ж ты старуха? Еще недавно могла соблазнить любого, а сейчас называешь себя старухой? – рассмеялся Джером.

– Как себя чувствуете, леди? – поинтересовался Джером у меня.

– Преотлично, – злорадно ответила я.

– Вот и хорошо, скоро мы тронемся в путь, – сказал Джером и, развернувшись, ушел.

Мы действительно вскоре двинулись в путь. Я сидела рядом с Гердой, которая с завидной для ее возраста бодростью управляла лошадью, тащившей ее повозку. Большую часть времени мы молчали, лишь иногда она начинала ворчать, жалуясь то на больную ногу, то на плохое зрение, то еще на что-то.

Остановку мы сделали уже затемно. Опять все повторилось как в первый вечер моего знакомства с циркачами: большой костер и повозки, вокруг огня – пьяные крики мужчин и заливистый, кокетливый смех женщин.

На этот раз старуха не потащила меня к костру, а только принесла немного мяса и овощей, которые мы с ней и съели. Я заметила, что на протяжении всего вечера она не раз отхлебывала из своей фляжки, откуда доносился резкий запах алкоголя.

– Ром! – сказала старуха, – не хочешь глотнуть?

– Нет, благодарю, – отказалась я, но сама подумала, что это только мне на руку – она напьется и уснет крепким сном.

Все случилось, как я того и хотела: ближе к ночи старуха отправилась спать, предварительно привязав мою ногу к своей руке. На ее предложение тоже отойти ко сну я сказала, что еще немного посижу на свежем воздухе, а потом лягу. На улице я просидела, наверное, пару часов. Рядом постоянно кто-то ходил, и я никак не могла претворить свой план побега в действие. Наконец, когда возле меня не было никого, я решилась – очень медленно и осторожно начала развязывать веревку, обмотанную вокруг моей лодыжки. Пару раз колокольчики предательски звякнули, и мое сердце ушло в пятки, но старуха так и не проснулась. Я снова попыталась развязать узел, но, видимо, старуха была мастерицей завязывать их хитроумным способом. Я поняла, что поможет мне только нож, которого у меня, сами понимаете, не было. И начала думать, чем же можно заменить нож. Повозка старухи была довольно старой, поэтому я без труда вытащила из сколоченных наспех досок ржавый гвоздь. Он не оказался острым, но давал мне какую-то надежду на спасение. Медленно и осторожно я начала разрывать веревку гвоздем. Не знаю, сколько ушло на это времени, мне показалось – целая вечность. Веревка была почти что перерезана, но я не чувствовала рук, не ощущала холода ночи, и пот струился по моему лицу.

Наконец я освободилась от веревки и, осторожно встав, решила поскорее убежать как можно дальше от каравана. Изначально я хотела добраться до ближайшего города, сообщить полиции о случившемся и вернуться домой. Но за все время, пока мы ехали, я не заметила ни одного населенного пункта. Просматривалась только дорога, встречались опустевшие поля и редкий лес. Может быть, мы специально выбирали окольные пути. Поэтому я решила, что как только отойду на приличное расстояние от места стоянки цирка, то бегом пущусь до леса, где затаюсь на какое-то время. Не думаю, что из-за меня одной караван задержится и все бросятся на мои поиски.

Я осторожно пошла в темноту, старясь ступать бесшумно, как кошка. Позади остался почти весь караван, да затухающий костер светился угольками. Никто меня не видел и не слышал. Впереди было только два фургона, из которых не доносилось ни звука. Я подумала, что там, наверное, хранились декорации и костюмы артистов. Как же я ошибалась!

Поравнявшись с фургоном, я заметила на уровне моей головы маленькие окошки с решетками. Вдруг я увидела, что из этих окошек на меня кто-то смотрит. Одна, нет, даже две пары глаз. Я испугалась и, чтобы не закричать, зажала рот руками. Застыв в ужасе и понимая, что сейчас люди выбегут и схватят меня, я не смела ступить ни шагу. Однако постепенно до меня начало доходить, что глаза расположены слишком уж близко друг к другу, да и по форме чересчур круглые.

«Мартышки!» – пронеслось у меня в голове, и на душе сразу полегчало. Я продолжила медленно двигаться под внимательным взглядом этих животных. И когда я уже отошла на несколько ярдов от фургона и начала считать себя победительницей, эти существа принялись кричать. В отчаяньи я рванула что было сил, не разбирая дороги. Я бежала все время прямо, но уже через минуту поняла, что тяжелые, огромные ботинки мешают мне увеличить скорость. Я остановилась и скинула их. Обернувшись, я увидела, что в лагере началась неразбериха. То тут, то там зажигались факелы, слышались недовольные и возмущенные голоса людей. Я побежала так быстро, как только могла, но до леса было еще далеко и спрятаться было негде. Я поняла: все уже знают, что я сбежала, и погоня скоро начнется. Сердце колотилось как бешеное, а холодный ночной воздух обжигал легкие. Считанные ярды оставались до леса. Я не боялась заблудиться, в крайнем случае, я могла залезть на дерево – вряд ли кому-либо пришло бы в голову искать меня там.

Но тут вдруг что-то резко ударило меня в живот и подняло над землей. С перепугу я не поняла, что к чему, и только через несколько секунд увидела, что меня держит в своих руках огромный рыжеволосый клоун Джо.

– Ну что, попался, цыпленок, – злорадно сказал он, дыша мне в лицо алкоголем.

Я никак не могла отдышаться, да еще он держал меня так крепко, что казалось – сломает мне ребра. Поэтому я только закашлялась.

– Она здесь! – прогремел голос Джо.

К нам уже приближалась толпа людей с факелами. Я понимала, что погибла, и про себя начала читать все известные мне молитвы. Попыталась вырваться из железных лап Джо, но это оказалось мне не под силу. Впереди я увидела Джерома в белой ночной рубашке, на которую он небрежно набросил красивый дорогой халат.

– Чертова девка задумала удрать от нас! – заорал Джо. У Джерома от злости на лице ходили желваки. Он подошел и со всего размаху заехал мне рукой по лицу. У меня в глазах засверкали звезды, а в ушах раздался звон.

– Неблагодарная тварь! – проревел он, – отведи ее в фургон с обезьянами, из него она не сможет убежать, и задай ей хорошую трепку!

Джо, перекинув меня через плечо, пошел к лагерю. Все смотрели на меня с каким-то невыносимым презрением, как будто я была не человеком, а мерзким чудовищем, заслуживающим смерти.

Подойдя к фургону с мартышками, Джо скинул меня на землю. Первый удар пришелся в живот, второй – по голове, третий – по спине. О дальнейшем я помню весьма смутно. Удары сыпались на меня как град. Джо не гнушался бить даже ногами. Закончив экзекуцию, он поднял меня и швырнул в фургон, где стояли клетки с мартышками. Я лишилась сознания, а когда пришла в себя, то обнаружила, что лежу на полу. Тело болело, лицо было в крови, я почти ничего не видела, так как все лицо опухло от побоев. Во рту ощущался привкус крови. Дотронувшись языком до переднего зуба, я поняла, что от него осталась только половинка, которая едва держится. Я снова потеряла сознание и находилась в таком состоянии до утра.

Меня разбудил поток ледяной воды, вылитой мне на лицо. Рядом стоял ухмыляющийся Джером с пустым ведром в руках.

– Ну что, как себя чувствует наша беглянка?

От боли я не могла ничего сказать, даже толком увидеть Джерома, – все расплывалось перед глазами, которые сильно заплыли. Окинув меня взглядом и убедившись, что я жива, он ушел, заперев за собой дверь. Не знаю, сколько я пролежала в забытьи. Иногда пробуждалась от криков обезьян и тогда снова окуналась в поток боли, который накрывал все мое тело. Повозка тряслась, и я понимала, что мы едем дальше. Куда – мне было безразлично. Я хотела умереть, но в то же время мечтала выжить и сбежать. К вечеру я окончательно пришла в себя. Правда, все тело невыносимо ломило, но, к моему удивлению, я уже нормально видела, – отеки под глазами стали как будто бы меньше. Я кое-как села, опершись о стенку фургона. Через узкие окошки наверху просачивался свет от костра, – мы вновь остановились. Я с ненавистью смотрела на обезьян в клетке – это из-за них я опять очутилась в цирке. Меня начала мучить жажда, но я не собиралась кричать и звать на помощь. Я знала, что рано или поздно, но Джером заявится ко мне. Так и произошло.

Через какое-то время послышался звук отпираемого замка, и в дверном проеме появился Джером, державший керосиновую лампу в руке.

Я поморщилась от света, так как уже успела отвыкнуть от него, сидя все время во мраке.

Джером подошел ко мне, я убрала руку от лица и заметила, как ехидное выражение его лица сменилось на удивленное. Он отошел в сторону на несколько шагов и искоса посмотрел на меня.

– Ты можешь встать? – тихо спросил Джером.

Я попыталась встать и сделала это, правда, не без труда. Опершись спиной о стену, я подняла голову и с вызовом посмотрела на Джерома. От злости я даже перестала чувствовать боль, хотя недавно думала, что умру от нее.

Глаза Джерома стали круглыми, как монеты.

– Это невозможно… – пробормотал он, а потом уже громче добавил: – Выходи, если можешь, и иди поешь.

Я, пошатываясь, направилась к двери. Ноги были ватными и плохо меня слушались. Кое-как я спустилась на землю и поковыляла к костру. Несмотря на недавние побои, я ужасно хотела есть, думала, что быка проглочу за один раз. Я шла медленно, стараясь ступать осторожно и смотреть под ноги, но от меня не укрылось то, как странно на меня смотрели артисты. Некоторые в изумлении останавливались, другие начинали перешептываться. Джером шел сзади меня и то и дело ворчал: «Чего уставились?»

Подойдя к костру, я увидела сидевшую на траве Герду с трубкой во рту. Она была вся в клубах дыма, словно колдунья, возникшая из-под земли. Герда, заметив меня, чуть не выронила трубку изо рта.

– Мать честная! Вы поглядите на нее! – громко сказала она.

Собравшиеся возле костра прекратили заниматься своими делами, затихли смех и разговоры, – все уставились на меня.

– Похоже, Джо потерял свою хватку, – раздалось откуда-то слева.

– Как на собаке, надо же… – донеслось откуда-то справа.

Я не понимала, о чем они говорят, да и есть мне хотелось так, что я не могла думать ни о чем другом, кроме еды.

– Герда, дай мне что-нибудь поесть, я сейчас умру с голоду, – попросила я старуху.

Герда, кряхтя, встала и, взяв лежавшую возле нее тарелку, из которой, по всей видимости, она только что ела, налила мне в нее суп из общего котла. Я забыла свою брезгливость и с жадностью накинулась на похлебку. Я уверена, что она была ужасной, но в тот момент суп показался мне божественно вкусным.

Собравшиеся возле костра все так же продолжали глазеть на меня, только Джером куда-то исчез.

– Почему они все уставились на меня, Герда? – наконец спросила я.

– А ты как будто не понимаешь?

– Нет, не понимаю.

– Да потому что Джо избил тебя до полусмерти. Мы думали, что ты вообще не оклемаешься, а если и придешь в себя, то через несколько дней. А вышло, что сейчас ты сидишь среди нас, ешь этот суп, как будто это самая вкусная еда на свете, и на тебе ни одной царапинки или синяка. Только разве что одежда перепачкана и порвана.

До меня не сразу дошел смысл сказанных старухой слов. А когда дошел, я медленно опустила тарелку на землю и осторожно дотронулась пальцами до лица. Я думала, что сейчас меня пронзит боль, но ничего не произошло. Я потрогала веки – должны были быть опухшими, но на ощупь все оказалось в порядке. Даже рассеченная от удара губа не саднила, но что меня удивило еще больше, так это передний зуб – он снова был целым. Я не могла взять в толк, как такое возможно, ведь я отчетливо помнила, что мне его сломали.

– Герда, у тебя есть зеркало? И где здесь можно умыться? У меня все волосы в запекшейся крови, – сказала я.

– Пойдем, – ответила старуха, и мы пошли к ее фургону, где она отерла меня мокрой тряпкой от крови и дала новую одежду, вернее, новое тряпье. Я с удивлением рассматривала свое отражение в зеркале, поражаясь тому, как быстро все зажило.

По дороге к фургону все люди каравана с недоумением смотрели на меня. В их глазах, помимо удивления, я заметила страх.

* * *

Утром мы снова отправились в путь. Я все время была под присмотром Герды, да и предпринимать вторую попытку к бегству мне не хотелось. Я дремала в повозке. Мне снился дом, родители, Диана. Как хорошо было бы сейчас оказаться с ними, думала я.

К обеду мы добрались до какой-то маленькой, богом забытой деревушки. Стоянку устроили на ее окраине, а некоторые артисты из труппы пошли в деревню. Мне запретили куда-либо уходить, и я осталась стоять возле фургонов, глядя вспину удалявшимся счастливчикам. Там, в деревне, возможно, я нашла бы кого-то, кто помог бы мне сбежать и добраться домой.

Мы с Гердой приступили к приготовлению обеда. Припасов было мало, и старуха надеялась, что те, что ушли в деревню, скоро вернутся и принесут какую-нибудь еду.

Я чувствовала себя довольно сносно, правда, ощущалась слабость, и мне постоянно хотелось спать и есть. Я сама удивилась своему быстрому выздоровлению. Мне это показалось странным, хотя сравнить скорость моего выздоровления было не с чем, – за все годы моей жизни меня ни разу не били, я почти не болела, поэтому никогда не сталкивалась с подобным. Конечно, в детстве у меня были ссадины, но, признаться, я не помню, сколько времени уходило на то, чтобы они зажили.

Через час или два народ начал потихоньку подтягиваться к нам. Из деревни кто-то принес молоко, яйца, ветчину, хлеб. Мне показалось странным, но все почему-то пытались угостить меня. Я брала, так как ужасно хотела есть, но моя ненависть и презрение к этим людям не стали от этого меньше. Я думала, что, поев, мы тронемся в путь, но никто не торопился собирать вещи.

– Разве мы не должны ехать дальше? – спросила я Герду.

– Пока нет, мы ждем кое-кого, – ответила старуха.

И на самом деле на горизонте вскоре показались двое наездников. Они скакали к нам во весь опор. Я подумала, что у меня остановится сердце, когда в одном из них узнала Алессандро. Кровь закипела в моих жилах, а злость, казалось, сейчас захлестнет меня до такой степени, что я потеряю сознание. Невольно я сжала кулаки, Герда, заметив это, тихо сказала:

– Успокойся, не показывай гнева. Алессандро ни в чем не виноват.

Вторым наездником оказался брат Алессандро – Гордий. Они спешились и направились к стоявшему рядом со своей повозкой Джерому. Похоже, никто, кроме меня, не заметил приехавших, – все артисты продолжали заниматься своими делами.

– Я хочу поговорить с ним, – сказала я Герде и направилась к стоявшей вдалеке троице.

– Стой, глупая, не надо, – услышала я сзади голос старухи, однако догонять и останавливать меня она не стала.

Быстрым шагом я приближалась к цыганам. Гордий заметил меня и пихнул в бок Алессандро, чтобы привлечь его внимание, но тот никак не отреагировал на это. Он был слишком занят разговором с Джеромом. По лицам обоих я заметила, что спор разгорелся нешуточный, и, видимо, только какая-то причина заставляла их сдерживаться, чтобы не закричать друг на друга.

– Алессандро! – громко позвала я.

Цыган вздрогнул и, повернув голову, посмотрел на меня. Молчание нарушил Джером.

– Какого черта ты сюда пришла? Убирайся, пока я опять не натравил на тебя Джо.

– Я хочу поговорить с Алессандро! – сказала я.

– Я хочу поговорить с Алессандро, – передразнил меня Джером. – Наша капризная принцесса решила, что она может повелевать нами. А ну, убирайся отсюда!

Не знаю, показалось ли мне, но в глазах Алессандро мелькнул гнев.

– Я поговорю с ней, Джером, – спокойно сказал он и направился ко мне.

Он подошел и, с грустью посмотрев мне в глаза, тихо попросил:

– Давай отойдем.

Вся моя злость улетучилась, мне даже на какое-то мгновение стало жалко его, – настолько грустным и потерянным он выглядел. Мы отошли от Джерома и Гордия. Я нарушила молчание первой:

– Алессандро, я ничего не понимаю. Зачем я понадобилась тебе?

– Меня вынудили уговорить тебя поехать со мной.

– Но зачем?

– Я не знаю.

– Ты врешь! Ты опять врешь! – вся моя злость вернулась ко мне с новой силой. – Сначала ты меня привез сюда, потом непонятно куда исчез. Со мной обращались тут как с собакой, избили до полусмерти, не дают и шагу ступить. И я не понимаю, зачем все это! А ты мне опять врешь и говоришь, что ничего не знаешь!

Алессандро тяжело вздохнул и, положив мне руку на плечо, сказал:

– Послушай, я в таком же положении, как и ты. У меня не оставалось выбора. Я должен был увезти тебя или…

Тут Алессандро замялся, опустив глаза.

– Что же ты молчишь?

– Я и так сказал слишком много.

– Так что я для тебя? Просто приказ, который надо было исполнить? Цыгане, правильно меня предостерегали родители, весь ваш род – это род собак, которые ради собственной выгоды сделают все, что угодно! – я вся пылала от ненависти к нему и, сказав все это, плюнула ему в лицо.

Алессандро вздрогнул, вытер рукавом лицо, но ничего не сделал мне и не сказал.

– Ах ты тварь! – услышала я сзади гневный голос Джерома, и уже через несколько секунд сильный удар обрушился на мой затылок. Перед глазами все поплыло, я почувствовала, как сильные руки Алессандро подхватили меня, а дальше… я провалилась в черную бездну. Мне казалось, что я лечу в темноте, а где-то рядом слышится голос Алессандро. Он что-то громко говорил. «Наверное, Джерому», – пронеслось у меня в голове. Тот тоже что-то отвечал. Судя по голосам, оба мужчины были злы. Я пыталась прийти в себя, открыть глаза, как-то пошевелиться, но тело не слушалось меня. Я не хотела сдаваться и погружаться в темную глубину забытья, но и сопротивляться ей у меня уже не было сил.

 

Глава 4

Не знаю, сколько времени прошло с тех пор, как я очнулась, но мое пробуждение было далеко не самым приятным. Открыв глаза, я ничего не увидела перед собой. На какой-то момент мне даже показалось, что я ослепла. Я запаниковала и попыталась сесть, но, стоило мне привстать, как тут же я ударилась лбом обо что-то твердое. Теперь, помимо саднившего затылка, у меня заболел и лоб. Я стала судорожно колотить руками и ногами, но ничего не происходило. Я лежала в узком ящике. «Гроб! Я умерла, и меня похоронили заживо!» – подумала я. В ужасе я закричала и еще яростнее начала биться о его стенки. Через какое-то время, придя в себя, я оценила ситуацию и мои шансы на спасение. Пролежав несколько минут спокойно, я стала ощупывать руками ящик. Может, это все же не гроб и где-то есть защелка? Пространство было такое узкое, что толком ознакомиться со всей поверхностью оказалось невозможно. Она была гладкой, сделанной из дерева, а справа я нащупала два металлических зажима, но никак не могла понять, для чего они нужны. Провозившись с ними еще какое-то время, я решила раскачиваться. Если я лежу в земле, то, понятное дело, это ни к чему не приведет. А если ящик стоит на полу или на столе то, может, мне каким-то образом удастся его сдвинуть. Я вертелась как волчок, но ничего не менялось. Тогда я завопила во все горло. Кричала я так долго и громко, что через какое-то время сорвала голос. Но мои вопли дали результат: я услышала какой-то посторонний шум и затем звук открываемых замков. Наконец-таки крышка ящика, в котором я лежала, открылась, и я вздохнула с облегчением. Надо мной, склонившись, стоял Джером.

Я приподнялась и огляделась по сторонам: ящик, который я спутала с гробом, на самом деле служил цирковым инвентарем, точнее – ящиком для распиливания. Туда ложилась одна из девушек, которую потом «распиливали». Этот ящик я заметила еще во время моего пребывания в караване.

– Как поспала? – спросил меня Джером.

Все еще помня его удар по затылку, я злобно посмотрела на него и не менее злобно прошипела, так как голос мой был сорван:

– Спасибо, хорошо.

Я попыталась выбраться из ящика, но это оказалось не так уж и легко, – стенки были довольно высокими, а тело не хотело меня слушаться. Джером грубо схватил меня и вытащил из ящика. Мы находились в маленькой пыльной комнатенке, единственным источником света в которой была керосиновая лампа, принесенная Джеромом. Вокруг стояли и лежали другие цирковые принадлежности и чемоданы с костюмами артистов.

– Добро пожаловать в Шотландию, и приношу извинения за ящик, – сказал Джером шутливым тоном, указывая на сундук, в котором я только что лежала, – нам пришлось спрятать тебя.

– Спрятать? – спросила я, но Джером ничего не ответил. «Возможно, меня искала полиция. Это объясняет все», – с грустью подумала я, поняв, что еще один шанс на спасение был потерян.

– Вперед, тебя ждет комната наверху, – приказал Джером и подтолкнул меня к выходу.

По темной лестнице мы поднялись наверх, в то время как откуда-то снизу доносился шум и смех. «Наверное, мы в гостинице», – предположила я. Пройдя по коридору, мы подошли к двери, и Джером, распахнув ее, грубо втолкнул меня в комнату. Из кресла, стоявшего в углу, тут же поднялась молодая симпатичная девушка. Джером что-то сказал ей на непонятном мне языке, и та ушла, закрыв за собой дверь.

– Это Сабрина. Сейчас она принесет воды и поможет тебе умыться и переодеться во что-то более подобающее, – он с брезгливостью посмотрел на мой грязный и потрепанный наряд. – И не смей ничего вытворять. Девушка останется с тобой на всю ночь. – После этого он вышел из комнаты.

Комната, где я находилась, располагалась на чердаке, так как стена рядом с кроватью была скошена по форме крыши. В центре помещения стояла большая деревянная кадушка, наполненная горячей водой, от которой шел пар.

Вскоре вернулась Сабрина с двумя ведрами холодной воды, – она разбавила воду в кадушке. Потом девушка подошла и попыталась помочь мне раздеться. Но я, показав знаками, что не нуждаюсь в ее помощи, начала стаскивать с себя тряпье. Признаться, я сгорала со стыда, ведь служанка даже не потрудилась отвернуться. Мало того, она уставилась на меня так, что мне стало неловко. Однако я была очень измождена и чувствовала себя такой грязной, что решила не обращать на нее внимания, забравшись в воду, я закрыла в блаженстве глаза. Через какое-то время Сабрина нарушила мой покой, осторожно взяв мою руку, она стала намыливать ее и тереть щеткой. Я, уставшая, начала вяло сопротивляться, но вскоре бросила это занятие. Никогда еще теплая ванна не казалась мне такой приятной. Саднивший затылок к тому моменту давно прошел. Не было даже шишки от удара.

После купания я надела белую сорочку, которую подала мне служанка и, забравшись под одеяло, почти сразу уснула. До этого я заметила, что Сабрина села в кресло и взялась за рукоделие, попутно попивая чай.

Прошло, наверное, несколько часов, прежде чем я почувствовала, как кто-то трясет меня за плечо. Открыв глаза, я испугалась не на шутку, увидев перед собой лицо Алессандро с распущенными и взлохмаченными волосами. Я даже чуть было не закричала, но он быстро зажал мне рот рукой. Затем прижал палец к губам, давая понять, чтобы я молчала. Я послушно кивнула, и он убрал руку с моего рта. Осторожно Алессандро помог мне подняться с кровати, и я тихо засеменила за ним. Я заметила Сабрину, все так же сидевшую в кресле, и толкнула в бок цыгана, но он только отмахнулся и осторожно приоткрыл дверь. Я еще раз посмотрела на служанку и поняла, что та спит. Мы вышли в коридор. Отойдя немного вправо, Алессандро подошел к стенке и дернул за веревку, намотанную на крюк в стене, – открылось отверстие, ведущее на крышу. Он подставил руки, я осторожно встала на них, будто бы на ступеньку, и уцепилась за края отверстия, а потом почувствовала, как Алессандро выталкивает меня наружу. Кое-как я выкарабкалась наверх. Встав во весь рост, огляделась – я стояла на крыше двухэтажного здания. Вокруг было полно таких же домов. Над головой, в темном небе сияли звезды и тонкий золотистый полумесяц. В одной ночной рубашке мне стало холодно, но я отогнала мысли о холоде подальше от себя. Сейчас это было не так важно. Через несколько секунд рядом уже стоял Алессандро. Забраться через чердачный проем на крышу для него не составило труда.

– У нас мало времени, – сразу сказал он.

Я посмотрела на него и удивилась – насколько он был серьезен.

– Я должен тебе сказать кое-что, – начал он, глядя мимо меня куда-то вдаль. – Я не хочу, чтобы ты ненавидела меня. У меня не оставалось выбора. Я должен был уговорить тебя бежать со мной. Иначе… Иначе они бы совершили нечто ужасное с моей сестрой.

– Кто они? – хотела узнать я.

– Не перебивай, я должен рассказать все. Я не знаю точно, зачем ты им нужна. Но думаю, что не для благих целей. Уже давно в нашем караване периодически появляются разные девушки, которые потом внезапно исчезают. Что с ними случается, я не знаю. Но никто из наших их больше не видел. Я не хочу, чтобы тебе причинили вред, поэтому слушай меня внимательно. Ты должна попробовать сбежать ровно через одну ночь.

– Но почему я не могу сбежать сейчас?

– Ну, во-первых, снотворное, которое я чудом подложил служанке, скоро перестанет действовать, и она может проснуться. Если Сабрина проснется и не обнаружит тебя рядом, то начнется переполох, а ты в этой белой сорочке далеко не убежишь и не спрячешься. А, во-вторых, нужно подождать еще один день.

– Я не понимаю, – в отчаяньи сказала я.

– Помнишь ту молодую цыганку на представлении? Она была на белой лошади.

Я тут же вспомнила нежный перезвон монеток, пришитых к одежде молодой и очень красивой девушки, разъезжавшей на белом коне во время того рокового представления.

– Это моя сестра Ясмин. Она сейчас у них. И если ты сбежишь сейчас, то я не знаю, чем это закончится для нее, – сказал Алессандро.

– А чем это закончится для меня, если я не сбегу сейчас? – гневно спросила я.

Опять он думал только о себе. Все наши прогулки – это всего лишь игра, затеянная ради спасения его сестры. Какой же глупой я была!

– Мне плевать, что будет с тобой или с твоей обожаемой сестрой. Я не знаю, кого ты имеешь в виду под словом «они», но раз «они» могут причинить вред твоей сестре, то и мне они ничего хорошего не сделают. Я ухожу, цыган, спасибо, что предупредил об опасности, – с этими словами я отпихнула его и направилась к краю крыши, чтобы посмотреть, откуда можно спрыгнуть или каким-то образом спуститься.

Алессандро догнал меня и, больно сжав руку, развернул к себе.

– Ты не сделаешь этого, я насильно затащу тебя в комнату и закрою там, – пригрозил он.

– Тогда я подниму крик уже сейчас, и все узнают, что ты сам вывел меня на крышу.

– Я помогаю тебе, а ты хочешь предать меня.

– Но ты сам поступил не менее низко, заманив меня в ловушку. То, что это должно было спасти твою сестру, не искупает твоей вины. Нельзя рисковать жизнями других людей, пусть даже и незнакомых тебе, ради себя самого и своих близких. Ты просто не имел права так поступать со мной. И сейчас мне безразлично, что будет с тобой или с твоей Ясмин.

Я вырвалась и, подойдя к краю крыши, посмотрела вниз. В темноте трудно было различить что-либо, но мне показалось, что на земле, прямо подо мной, что-то лежит. Что-то, похожее на кучу тряпок или соломы.

– Ты убьешься, если прыгнешь, или все себе переломаешь. Подожди немного. Я обещаю, что помогу тебе бежать, – раздался сзади умоляющий голос Алессандро.

– А почему я должна тебе верить? – спросила я, даже не обернувшись. Глазами я искала водосточную тру бу, карниз, веревку или еще что-то, что можно было использовать для безопасного спуска, но ничего подходящего я не видела.

Я резко повернулась и посмотрела в глаза Алессандро. Сейчас он не казался мне прекрасным. Наоборот, он был каким-то жалким и унылым.

– Ты такая красивая, – вдруг сказал Алессандро.

– Перестань, – ответила я, а сама вся сжалась. Я ведь стояла в одной сорочке, которая облепляла мое тело, но от волнения я даже не ощущала стыда.

«Надо бежать», – звенело у меня в голове.

– Алессандро, помоги мне бежать сейчас, и мы спасем твою сестру, – предложила я.

– Нет, я не могу. Возвращайся к себе, я все устрою.

– Но я уже тебе не доверяю. Извини, – сказав это, я быстро развернулась, зажмурилась и прыгнула. Я до сих пор не понимаю, откуда во мне взялось столько мужества – прыгнуть со второго этажа, даже не раздумывая.

«Боже, это не сено!» – поняла я за секунд у до приземления. Это была куча наваленных дров. Я не почувствовала боли только потому, что потеряла сознание. Я даже вскрикнуть не успела.

* * *

– Похоже, у нее переломаны кости рук и ног и, мне кажется, несколько пальцев левой руки, – откуда-то издалека раздался тихий голос.

– Как долго она будет поправляться? – послышался голос Джерома.

– Месяц, два, может, и больше. Я не знаю. Она молодая, все зависит от организма и ухода за ней, – ответил другой голос.

– Нет, так не годится, это слишком долго. Я не могу ждать, – сказал Джером, – можно как-то ускорить ее выздоровление?

– Я всего лишь доктор, а не волшебник. Вы хотите слишком многого. Скажите лучше спасибо, что она не убилась насмерть. В конце концов, это вы фокусник, вот и вылечите ее одним из своих магических приемов.

Я услышала звук удаляющихся шагов и решила, что мужчины ушли. Я открыла глаза и поняла, что почти ничего не вижу – все расплывалось. Боль была очень сильной, я чувствовала себя хуже, чем тогда, когда меня избил Джо. На этот раз болело все тело, только лицо оставалось приятным исключением.

«Неужели я навлекла на себя гнев Бога, сбежав из дома? Наверное, так и есть. Почему же он тогда просто не даст мне умереть?» – думала я. События ночи пронеслись у меня в голове. Я вспомнила слова Алессандро о «них» и сопоставила со словами Джерома «я не могу ждать». «Что все это значит? Для чего я «им» нужна? От кухарки я как-то слышала, что в больших городах есть женщины, предлагающие некие услуги мужчинам за деньги. Неужели из меня хотят сделать одну из них? Но почему именно я? Неужели вокруг мало других девушек? В любом случае, пока я больна, никто не станет меня трогать. Может, меня просто убьют или все-таки отправят домой? А если они будут ждать моего выздоровления, то зачем им нужна калека? Не думаю, что смогу полностью оправиться», – мои размышления прервала сильная боль в ноге. Одна рука была перевязана, и я не могла ею двигать, вторая более-менее слушалась меня, только несколько пальцев оказались перебинтованы. Я попробовала отдернуть одеяло, чтобы посмотреть, что же случилось с моими ногами, но и это получилось у меня не сразу. Рука никак не хотела слушаться, но, наконец, я все же скинула одеяло. Левая нога была вся синяя. Видимо, ей хорошо досталось. А вот правая испугала меня гораздо больше, кое-где ее туго перевязали, наложили жгут, но вся марля уже пропиталась кровью, и пятно увеличивалось и увеличивалось. Боль становилась все невыносимей. Жгут, казалось, сдавливает ногу и усиливает боль, и мне тут же захотелось его снять. Я понимала, что нельзя этого делать, но боль не давала мне покоя. Я закричала. На мои крики прибежала Сабрина. Она смотрела на меня, хлопая длинными ресницами, и не понимала, чего же я хочу. А я и сама не знала, потому что боль раздирала меня изнутри. Девушка убежала и буквально тут же вернулась с пузырьком какого-то лекарства и дала мне его выпить. Вскоре я почувствовала, как боль отступает и я начинаю погружаться в приятное состояние безразличия. Мир уже не казался мне таким ужасным, а моя судьба и вовсе не интересовала меня. Я посмотрела на Сабрину, – она начала расплываться перед моими глазами, пузырек в ее руках тоже. Но, перед тем как окончательно провалиться в сон, я успела прочитать на этикетке «Опиум».

Когда я проснулась, мне показалось, что боль прошла, но я ошиблась, она с новой силой стала меня мучить. «Они, наверное, неправильно наложили жгут», – решила я и опять откинула одеяло, которым Сабрина заботливо укрыла меня. На этот раз моя рука слушалась меня гораздо лучше, да и болела куда меньше. Комнату освещал только свет полумесяца, пробивающийся сквозь незанавешенные окна, но даже при таком слабом освещении, я увидела, что все бинты на правой ноге темные от крови. Простыня, на которой я лежала, тоже была в крови. «Я умру от потери крови, если ничего не сделаю», – подумала я.

Я попыталась сесть на кровати, но резкая боль в груди помешала этому. Мне стало больно дышать и двигаться, словно в легкое впилось что-то острое. Я слабо простонала, мой стон разбудил спящую в кресле служанку.

Девушка подошла ко мне и спросонья долго не могла понять, что я от нее хочу. Потом она наконец увидела мою окровавленную ногу и, всплеснув руками, вышла куда-то. Нога горела огнем. Мне показалось, что Сабрины не было вечность, но скорее всего девушка вернулась довольно быстро. Она принесла с собой керосиновую лампу, а позже – тазик с теплой водой и чистые бинты.

Осторожно служанка принялась развязывать бинты на моей ноге. Каждое прикосновение доставляло мне невероятную боль. Я пыталась сдерживаться и не кричать, поэтому вся покрылась потом. Мне показалось, что я вся горю, – вероятно, у меня начался жар.

Девушка размотала марлю и сняла жгу ты. Она поставила лампу на столик, рядом с изголовьем моей кровати, и осторожно начала отмывать мою ногу от крови. Я решила взглянуть на то, во что превратилась моя нога, и пришла в ужас: на лодыжке был огромный разрыв, который и кровоточил, а из самого разрыва торчал маленький светлый кусочек. Кость! Я никогда не видела такого прежде, и мне сразу же стало дурно. Усилием воли я сдержала приступ тошноты. Голова закружилась еще сильней. Судя по бледному лицу Сабрины, она тоже видела такую жуткую рану впервые. Служанка уже хотела выбежать из комнаты и, возможно, позвать кого-то на помощь, но я машинально схватила ее за запястье. Уже одно то, что моя переломанная рука мертвой хваткой вцепилась в руку девушки, должно было насторожить как Сабрину, так и меня, но никто из нас не подумал об этом в тот момент. Новая волна боли пронзила мое тело, и я выгнулась на кровати. Невзирая на безумную боль в груди, я чувствовала, как кровь пульсирует в ноге. Все мое внимание было сосредоточено только на покалеченной ноге. Мне казалось, что я ощущаю каждую артерию, каждую мышцу, каждую ее клеточку. Я держала руку Сабрины крепко, как могла. Она уже не сопротивлялась, а только круглыми от удивления и страха глазами смотрела на мою ногу. На ее лице был ужас. Я повернула голову и не поверила своим глазам: кость, только что торчавшая из ноги, медленно погружалась в нее обратно. Мне показалось, что я даже слышу хруст. Боль была, но уже не такой острой, а скорее саднящей, противной и долгой. Я уже не видела кости, рваная рана также начала уменьшаться. Она словно затягивалась. Сабрина вскрикнула, наконец ей удалось вырваться из моей хватки, и она в панике выбежала из комнаты.

Я была предоставлена самой себе. Глядя на свою ногу, которая уже почти не болела, я не могла поверить в случившееся.

«Сам Господь Бог помогает мне, – почему-то подумала я. – Когда они увидят, что моя нога в полном порядке, это насторожит их, и, может быть, они отпустят меня». Мне хотелось верить в это, потому что сбежать самостоятельно я еще не могла. Я была очень слаба. Через какое-то время сон сморил меня.

Я проснулась от яркого света за окном. Открыла глаза и удивилась: в комнате по-прежнему никого не было. Откинув одеяло, я убедилась, что события ночи вовсе не приснились мне. С удивлением я заметила, что другая моя нога тоже в полном порядке, – огромный синяк бесследно исчез.

Я села на кровати и поняла, что и боль в груди прошла. Тогда я начала разматывать бинты на пальцах и переломанной руке. К моему восторгу и пальцы, и рука были совершенно здоровы.

– Как новенькая! – сказала я вслух и поспешила встать с кровати.

От резкого подъема у меня потемнело в глазах, и я была вынуждена сесть на край постели. Приступ дурноты прошел, и, осторожно встав, я начала искать свою одежду. На полу я нашла довольно широкую и теплую шаль Сабрины, которую она, очевидно, уронила ночью, выбегая из комнаты. Завернувшись в нее, я подошла к двери и повернула ручку. Я была в полной уверенности, что дверь не поддастся, и с величайшим удивлением обнаружила обратное. Приоткрыв ее, я никого не увидела и осторожно вышла в коридор. Мне хотелось скорее выбраться из этого дома. Я не слышала никаких звуков, пока спускалась по лестнице. Наверное, было очень рано, и все еще спали, а может, покинули дом вслед за Сабриной. Спустившись на первый этаж, я оказалась в таверне. Везде стояли стулья и столы. Выход находился в нескольких футах от меня. Я ринулась к двери. Меня не смутило даже то, что я была босая. Увы, дверь оказалась заперта. «Нужно искать заднюю дверь», – решила я, но тут услышала голос Джерома:

– Куда это вы собрались, леди?

Я обернулась и увидела, как он в своем ярком и пестром цирковом костюме стоит за барной стойкой и потягивает вино из бокала.

– Вы поражаете нас своим удивительно быстрым выздоровлением. Должен сказать, что никогда прежде не видел такого. Все наши фокусы – сплошная мишура по сравнению с вами.

Тут он с удивительной для его грузного тела легкостью перепрыгнул через стойку и направился ко мне.

Я не знала, следует ли мне бежать, и стояла завернутая в шаль, в оцепенении глядя на него.

– Милая, я прошу простить мне мою былую грубость. Я думаю, что такое доброе и очаровательное создание, как вы, уже успело позабыть все наши маленькие недоразумения. Вы же знаете, я действовал, исходя из обстоятельств, – сказал он с самым невинным видом.

– Ошибаетесь, я ничего не забыла, – ответила я.

– Ну-ну, не будем снова ссориться. Я мог оставить вас помирать на куче этих бревен, но нет, я вызвал самого лучшего в этом городе врача. Неужели вы не чувствуете себя обязанной мне?

– Нисколечко.

– Вы так молоды, так мало знаете жизнь. Пройдет время, и вы скажете мне спасибо. Не хотите ли поесть? Помнится, после прошлого инцидента с Джо у вас был волчий аппетит. Посмотрите налево! Видите? Стол накрыт специально для вас.

Я действительно умирала с голоду и, увидев обилие пищи на столе, не удержалась. Ноги сами понесли меня к яствам, и я набросилась на еду. Сладкое, соленое, жареное, вареное, мучное – я все ела вперемешку. Джером сел напротив меня и дружелюбно улыбался, время от времени подливая мне воды в бокал.

Почувствовав, что наелась, я отложила вилку и нож в сторону и внимательно посмотрела на Джерома.

– Сейчас, когда вы насытились и успокоились, я думаю, мне будет проще поговорить с вами.

– Я слушаю.

– Я хочу предложить вам сделку. Если мне не изменяет память, убегая с Алессандро, вы хотели колесить по миру с цирком, участвовать в представлениях. Я могу научить вас трюкам и фокусам, гораздо более впечатляющим, нежели те, что вы видели у себя в городке. Даже вашему Алессандро ничего не известно о них. Вы были бы звездой цирка, сколотили бы себе целое состояние и прославились бы. Вы смогли бы с достоинством вернуться домой.

– Что с Алессандро? – спросила я, вспомнив, что ничего не знаю о нем с той самой ночи на крыши.

– С ним все в порядке. Не беспокойтесь. Так что вы скажете на мое предложение?

– Я не понимаю одного, если я вам так нужна, почему вы предлагаете это только сейчас? – спросила я.

На секунду Джером замялся, но тут же ответил:

– Вся наша поездка была маленьким испытанием для вас, которое вы успешно прошли.

Я вспомнила о том, что говорил мне Алессандро. Про «них» и про то, что «они» давно занимаются похищением девушек, а также про то, что его сестра находится в опасности из-за «них».

– Мне кажется, вы мне врете. Я была нужна вам не для этого, но сейчас ваши планы почему-то изменились, – сказала я.

Джером резко встал и подошел ко мне. Я тоже встала и в упор посмотрела на него.

– Я хочу спасти вас, а вы сами отталкиваете меня. Хорошо, я скажу вам правду, раз вы так настаиваете. Вас везли сюда, чтобы передать в руки одному джентльмену. Я же предлагаю вам свободу.

– Что еще за джентльмен, и зачем я ему нужна?

– Долго рассказывать. Мы могли бы обсудить это во время нашей поездки. Экипаж уже ждет нас на улице. Нам нужно поспешить, пока еще рано.

– Вы не ответили про джентльмена. Я не сдвинусь с этого места, пока вы не расскажете мне о нем, – настаивала я.

– В таком случае придется тащить вас, – Джером уже было схватил меня за руку, как вдруг сзади нас раздался знакомый низкий мужской голос.

– Браво, браво, мой добрый друг Джером! – сказал мужчина, выходя из-под лестницы. – Я стоял тут с самого начала вашего разговора и слышал всю вашу душещипательную беседу от начала до конца.

Незнакомец вышел на свет. Он был высок и очень хорошо одет. Даже издали я уловила запах дорогих духов. Его темные волосы были зачесаны назад. Бледная кожа придавала ему болезненный, но в тоже время аристократичный вид. Его лицо со столь правильными чертами лица было мне знакомо.

«Да это же тот человек, которого я видела у доктора Айзека», – вспомнила я.

– Энтони Шелдон к вашим услугам, – обратился он ко мне. – Помнится, мы встречались с вами, только при других обстоятельствах.

– Энтони, – сказал Джером и тут же нервно сглотнул, – ты все не так понял. Я просто…

– Я все прекрасно понял. Ты предложил бежать ей сейчас только потому, что увидел, насколько она необычна. С ней ты бы смог устраивать хорошие представления и наживаться на ее страданиях. Это нехорошо. Тем более что ты вез ее сюда не для этого, – спокойно сказал Энтони Шелдон.

– Да нет же, я… – Джером не успел договорить, потому как Энтони молниеносно оказался возле него и, схватив за горло, приподнял над землей.

– Слушай меня, жалкий пес, – начал Энтони, – я сохраню тебе жизнь только для того, чтобы ты сегодня же собрал своих жалких людишек и убрался вместе с ними. И чтобы наши пути больше не пересекались! Или, клянусь, ты пожалеешь, что родился на свет!

Энтони разжал руку, и задыхавшийся Джером рухнул на пол, судорожно кашляя.

– Что же касается вас, мисс, то Джером не соврал, на улице действительно вас ждет экипаж. Вас отвезут ко мне домой, где вы переоденетесь и приведете себя в порядок. Вам нечего больше бояться.

Сказав это, Энтони обнял меня за плечи и повел к двери.

«Может, стоит ударить его и попытаться сбежать», – подумала я, но мои мысли о побеге рассеялись, когда я увидела, как Энтони ногой выбил дубовую входную дверь. Буквально перед дверьми стоял большой черный экипаж. Энтони подал мне руку и помог сесть в него, после чего забрался сам.

Лошади тронулись. Энтони сидел напротив и внимательно меня разглядывал. Мне было это неприятно. Я плотнее закуталась в шаль и отвела глаза.

– Можете считать, что все ваши страдания подошли к концу, – сказал Энтони, улыбнувшись.

 

Глава 5

Экипаж остановился возле красивого большого особняка. Энтони провел меня в дом, где царила странная для меня тишина. Я не увидела ни слуг, ни лакеев, да и экипаж оказался наемным.

– Я отведу вас в вашу комнату. Когда будете готовы, спускайтесь вниз. Подожду вас в библиотеке.

Мы начали подниматься по лестнице на второй этаж, где находилась приготовленная для меня комната. Пройдя по коридору, застеленному дорогими коврами, Энтони остановился перед одной из дверей и, открыв ее, пригласил меня войти.

– Можете не торопиться. Я умею ждать, – сказал он и, развернувшись, ушел.

По правде говоря, этот мужчина околдовал меня. Он был так галантен со мной, не пытался грубить, не проявлял насилие. Даже не запер за мной дверь. Все это подействовало на меня усыпляюще, однако, я все равно сразу подбежала к окну. К моему сожалению, оно было зарешечено. Путь к побегу оказался перекрыт. Я внимательно оглядела комнату и очень удивилась: мебель, сделанная из дорогого дерева, была обита бархатом, над огромной кроватью, каких я еще в жизни не видела, нависал балдахин. Рядом с кроватью стоял туалетный столик с большим зеркалом в позолоченной раме. Налево от кровати заметила узкую дверь. Открыв ее, я оказалась в чудесно обставленной ванной комнате. Выйдя из нее, я еще раз огляделась и увидела в углу шкаф, который проглядела только потому, что дерево, из которого он был изготовлен, было багровым, как и обои, покрывавшие все стены комнаты. Я открыла его и удивилась еще больше: он был полон женских нарядов, причем, самых разных фасонов и расцветок. Здесь висели и платья для верховой езды, и вечерние платья, и сорочки из нежного шелка. Все это великолепие поразило меня, ведь мой домашний гардероб ограничивался несколькими потрепанными платьями.

После осмотра комнаты я направилась в ванную и умылась. Сев на мягкий пуфик подле туалетного столика, я впервые за все это время посмотрела на себя в зеркало. От пухлощекой сельской девушки не осталось и следа, – на меня смотрело бледное, изможденное лицо женщины, которой можно было дать все тридцать лет, – под глазами залегли темные тени, а волосы потеряли весь свой прежний блеск.

Кое-как уложив волосы, я стала выбирать платье и остановилась на темно-зеленом, практически идеально подходящем мне по размеру. Оно не отличалось вычу рностью и яркостью, как остальные, но было сшито из дорогой тяжелой ткани с вставками из бархата и золотой нити.

Надев туфли на низком каблуке, я спустилась вниз, предварительно проверив все двери, попадавшиеся мне на пути. Может, все-таки мне удастся уйти из дома незамеченной. Но, к моему разочарованию, все двери оказались заперты. Перила лестницы, по которой я спускалась, покрывала пыль, у меня создалось впечатление, что в доме давно никто не прибирался.

Спустившись на первый этаж и поплутав немного по коридору, я наконец попала в просторную библиотеку, где, дымя сигарой, сидел Энтони и читал газету.

– Проходите, не бойтесь, – сказал мужчина, не прерывая чтения.

Я подошла к креслу, где он сидел, и опустилась на небольшой пуфик, стоявший неподалеку.

Наконец Энтони отложил газету и посмотрел на меня.

– Вы выглядите намного лучше, – произнес он, – хотите выпить?

– Нет, – ответила я.

– Тем лучше. Быстрее перейдем к делу.

Я внимательно посмотрела на него, и по спине у меня пробежали мурашки, – никогда прежде я не видела таких холодных и злых глаз на красивом лице. Он выглядел спокойным и даже дружелюбным, однако выражение его глаз говорило об обратном.

– Если бы не ваш глупый поступок той ночью, мы с вами уже были бы в Эдинбурге. Признаюсь, вы меня поразили вашей глупостью. Прыгнуть на кучу бревен! Вы что, хотели убиться?

Я ничего не ответила. Мне хотелось спросить, что стало с Алессандро, но я не рискнула. Может, он не знает, что цыган участвовал в моей прогулке по крыше.

– Но ваша глупость не очень опечалила меня, когда я узнал о вашем чрезвычайно быстром выздоровлении. Скажите, что вы сами думаете по этому поводу?

– В смысле? – не поняв вопроса, спросила я.

– Как вам удалось так быстро поправиться? Я говорил с доктором, он сказал мне, что травмы, полученные вами, должны были заживать в течение месяца. И вполне возможно, что вы остались бы калекой. Ну, а после того, что рассказала мне ваша служанка Сабрина, я чуть дара речи не лишился.

Он закончил и в ожидании ответа посмотрел на меня. Мне не хотелось больше глядеть в эти холодные глаза, и я перевела свой взгляд на окно, такое же зарешеченное, как и в моей комнате.

– Признаться, я не знаю, как ответить на ваш вопрос. Думаю, что травмы не были такими тяжелыми, – сказала я первое, что пришло в голову. – Или, может быть, Господь Бог оберегает меня.

Энтони громко засмеялся.

– Господь Бог? Дорогая, я даже и не думал, что вы такая деревенщина. Ну да ладно, может, это и к лучшему. Вы всегда так быстро поправлялись?

Меня задела его фраза о деревенщине, но я сумела не показать этого. «Лучше я прикинусь полной дурой, тогда, может быть, он потеряет бдительность, и я смогу сбежать».

– Не припомню ничего подобного, – ответила я.

– А в детстве? – не унимался Энтони.

– Я была обычным ребенком.

– Странно. Все как-то слишком странно. Подойдите сюда, – сказал, вернее, приказал он.

– Вы устроили мне допрос, позвольте и мне узнать у вас кое-что, – я сказала это, даже не подумав о том, какая реакция может последовать. Ведь жертвой была я, а не он.

Я посмотрела ему в лицо и заметила некое удивление, которое тут же сменилось маской безразличия.

– Ну, и что вы хотите узнать?

– Что я делаю в этом доме и зачем я вам?

Энтони потянулся за новой сигарой и, прикурив ее, глубоко затянулся, после чего ответил:

– Скажем так, вы были выбраны для одной очень важной миссии. Вы подходите нам по всем параметрам – молодая, из хорошей семьи, в какой-то мере образованная. Я остановил на вас выбор после нашей встречи у доктора Айзека. Я расспросил людей о вашей семье и убедился, что не прогадаю, остановившись на вас. А после разговора с Алессандро я еще больше укрепился в этой вере. Он говорил, что вам наскучила деревенская жизнь и вы жаждете перемен.

«Значит, Алессандро был всего лишь шпионом. Но почему он тогда говорил о своей сестре Ясмин и о том, что мне лучше бежать?» – подумала я.

– Так что же это за миссия? – спросила я.

– Пока что рано об этом говорить, – ответил Энтони. – Кстати, наверху, под кроватью, лежит чемодан. Соберите туда все, что вам может понадобиться в течение ближайшего времени. Платья, как вы уже успели заметить, висят в шкафу. Все остальное поищите в комоде, под зеркалом. Как только будете готовы, спускайтесь вниз.

– Мы куда-то уезжаем?

– Вопросы здесь задаю я. Подойдите сюда! – приказал Энтони.

Я боялась его. Не знаю почему, но за время нашего разговора он начал вызывать во мне дикий ужас. Тогда я еще не знала, о чем меня предупреждал Алессандро, но подсознательно чувствовала опасность. Надо было попробовать сделать что-либо для побега, но страх сковал меня.

– Вы не расслышали? Подойдите сюда, – еще раз повелительным тоном сказал Энтони.

Я встала и подошла к нему. Зная о его физической силе, мне не хотелось проверять ее на себе.

– Дайте мне свою руку, – приказал он.

Я протянула ему свою дрожащую руку и почувствовала, как ледяные пальцы сжали мое запястье. Хватка у него была сильной, но больше всего меня удивило его холодное прикосновение. Держа меня за запястье одной рукой, другой он поднял вверх манжету моего рукава, оголив локтевой сгиб руки.

– Какая тонкая, нежная, белая кожа, – усмехнувшись, сказал Энтони.

Вдруг я услышала щелчок, и в руке Энтони что-то блеснуло. Он резко провел этим предметом вдоль моей руки. Я даже не успела почувствовать боль, как предмет уже скрылся в рукаве мужчины.

Алой струей по моей руке полилась горячая кровь. Тут я почувствовала жгучую боль и попыталась вырваться, но Энтони держал меня мертвой хваткой. Тогда я попробовала ударить его рукой, но он перехватил ее и держал меня уже двумя руками. Быстро, словно кошка, он поднялся из своего кресла и в считанные секунды оказался у меня за спиной. Энтони держал меня так, что я не могла пошевелиться, тогда как моя правая рука с порезом оказалась вытянутой вперед. Повернув голову, я увидела, что мужчина сосредоточенно смотрел на мою руку, не обращая внимания ни на что вокруг себя. В отчаяньи, понимая, что не могу ничего сделать, я истошно закричала.

Энтони сильно тряхнул меня и ровным спокойным голосом, так обычно говорят о самых простых и обыденных вещах, сказал мне на ухо:

– Если ты не прекратишь орать, я отрежу по большому пальцу с каждой твоей маленькой ручки.

Меня испугала не сама угроза, а ледяной и спокойный тон, каким она была сказана. Поэтому я решила замолчать. Не поверить угрозе Шелдона было просто невозможно.

«Все же Алессандро был прав. Я попала в опасную ловушку. Нужно что-то делать», – подумала я.

От испуга и переживаний я совсем забыла, из-за чего все это происходит и почти не ощущала боли. Когда я снова посмотрела на свою руку, то увидела, что кровь перестала течь. Рана затягивалась очень быстро, и от пореза осталась лишь царапина с запекшейся кровью по краям, а через какое-то время и сама царапина пропала. Рука была снова целой и невредимой, только немного запачканной кровью.

Энтони резко отпустил меня, и от неожиданности я оступилась и упала на пол. Но он, как будто не замечая меня, отвернулся к окну и сказал что-то. Я не расслышала всей фразы, уловила только ее конец «…неужели я нашел это?».

Я встала и, осторожно выйдя из комнаты, сразу кинулась к входной двери, которая, конечно же, была заперта. Я бросилась в другой конец дома, пробуя открыть по пути все двери, но они были заперты. Незарешеченные окна были заколочены досками. Я в ужасе понимала, что мне некуда бежать. И никто не придет мне на помощь, хотя бы потому, что никто не знает, где я нахожусь. Даже если родители обратились в полицию, вряд ли меня станут искать так далеко от дома. Если им удалось проследить путь циркового каравана, то сейчас я была далеко и от него. Надежды на спасение со стороны не было. Меня могут убить, и никто не узнает об этом. Только в этот момент я наконец поняла, в какую страшную ситуацию попала. Цыганский табор показался бы мне сейчас раем.

Я стояла в темном углу, рядом с очередной запертой дверью, ведущей неизвестно куда. Сердце колотилось как бешеное, голова была полна мыслей. Как вдруг за спиной я услышала голос Энтони:

– Ты зря ищешь выход. Его здесь нет. Единственный выход для тебя – это собрать нужные тебе вещи и поехать со мной.

Я уже поняла, что лучше его не злить. Поэтому решила во всем подчиняться ему, по крайней мере, сейчас. А там будет видно. Не станет же он все время скрывать меня от внешнего мира? Я смогу выпрыгнуть из того же экипажа и убежать. Я повернулась к нему лицом и, смотря в пол, тихо спросила:

– Если я буду делать все, что вы мне говорите, вы меня потом отпустите?

– Даю слово, – сказал он.

Я знала, что он врет, как врал и тогда, когда объяснял, почему выбрал своей жертвой именно меня. Но что мне оставалось, кроме как согласиться с ним? Хотя бы на какое-то время.

– Хорошо. Я соберу вещи и спущусь вниз.

– Хорошая девочка, – услышала я вслед себе.

* * *

Мы выехали незамедлительно, как только я с чемоданом в руках спустилась в холл. На этот раз возле дверей нас ждал не экипаж, а большой автомобиль. Это была моя первая поездка на автомобиле. Жаль, что она случилась при таких обстоятельствах.

За рулем машины сидел водитель Энтони – бледный, светловолосый человек. Стоило мне закрыть за собой дверь, как он тут же завел двигатель и тронулся с места. Энтони опустил плотные шторы на окнах автомобиля, и мы погрузились в полумрак. Через какое-то время он закурил. Теперь я могла видеть ярко-красную огненную точку его сигары. Словно кровавый глаз, она смотрела на меня из темноты. От едкого табачного дыма мне стало плохо: закружилась голова и начало тошнить. Мне было так дурно, что я инстинктивно попыталась открыть дверь автомобиля, но она не поддавалась.

– Хотите сбежать? – услышала я голос Энтони.

– Мне дурно. Остановитесь, – взмолилась я. Энтони ничего не ответил, но через какое-то время взял меня за руку и положил на ладонь какую-то пилюлю.

– Проглоти это, и тебе станет легче, – сказал он.

– Откуда мне знать, что это не яд? – спросила я.

– Я мог убить тебя еще утром. Это было бы гораздо проще, нежели убивать тебя сейчас. Да и какой в этом смысл? – сказал Энтони.

Я проглотила таблетку, и через какое-то время мне действительно стало лучше, даже страх прошел, и в конце концов я задремала.

Меня разбудил свежий и прохладный поток воздуха, коснувшийся лица. Очнувшись от беспокойного сна, я увидела открытую дверь автомобиля и стоявшего возле нее Энтони.

Как только я вышла из авто, Энтони взял меня под руку и повел вперед. Была ночь, поэтому хорошенько разглядеть место, где мы остановились, у меня не получилось. К тому же я все еще была вялой после пилюли. Но все же я увидела, что мы идем к главному входу огромного, по всей видимости, старинного особняка, по обеим сторонам которого раскинулся парк. Тяжелая деревянная дверь, как по волшебству, отворилась. Оказалось, ее нам открыла полная женщина, державшая в руке серебряный подсвечник с толстой зажженной свечой.

– Господин! – удивившись, сказала она, – мы вас не ждали сегодня. Но, впрочем, вы же знаете, что ваша комната всегда готова.

Не обращая на ее слова никакого внимания, Энтони сказал:

– Эту девушку поселите в левом крыле дома. Комната «Орхидеи».

Женщина посмотрела на меня и пожала плечами:

– Как прикажете, – ответила она.

– И смотри, Эмма, не своди с нее глаз.

– Я знаю свое дело, господин, – ответила та и, взглянув на меня, сказала, – не думайте улизнуть от меня. Этого еще никому не удавалось сделать.

После этого она крепко взяла меня за руку и повела куда-то по темным коридорам этого загадочного дома.

Слабое пламя свечи не позволяло мне рассмотреть дом, но все же я поняла, что этот особняк, в отличие от предыдущего, обитаем: то тут, то там стояли вазы со свежими цветами, я не чувствовала запаха пыли или затхлости, а звуки, раздававшиеся в разных концах дома, говорили о том, что мы тут не одни. «Скорее всего, здесь много слуг, и, может быть, мне удастся с кем-то договориться о побеге», – подумала я.

Мы шли по левой части дома, не спускаясь и не поднимаясь куда-либо. Шли уже довольно долго, и я поняла, что особняк просто огромный. «Кто же такой этот Шелдон, раз может позволить себе жить в таком замке?» Мы подошли к одной из дверей, Эмма достала из складок своей юбки огромную связку ключей и без труда нашла нужный ей. Открыв дверь, она подтолкнула меня вовнутрь, а после зашла сама. Эмма дернула за шнурок, висевший по левую сторону от двери, и комната волшебным образом наполнилась светом.

– Здесь ты будешь жить. Еда три раза в день. Не делай никаких глупостей и не пытайся убежать. Если господин разрешит, сможешь иногда выходить на прогулку.

– Но, зачем… – я не успела закончить фразу, потому что Эмма уже хлопнула дверью перед моим носом, оставив меня в одиночестве. Помню, я какое-то время смотрела на дверь, а потом у меня началась истерика. Я кричала, рыдала, била руками и ногами в дверь, но никто как будто не слышал меня. Как чумная, я металась по замкнутому пространству. Не знаю, сколько длилось мое безумие, в комнате не было часов, да и окон тоже. Я понимала, что своим поведением делаю хуже только себе. Во-первых, я теряла жизненные силы, во-вторых, в любой момент мог прийти кто-то и поколотить меня, в-третьих, мне надо было собраться и хорошенько поразмыслить, а не тратить время попусту. Но моя истерика оказалась сильнее доводов рассудка. В конце концов, я легла на кровать, свернулась калачиком и уже совсем тихо заплакала.

* * *

Я проснулась от звука открывающейся двери и тут же села на кровати. В комнату с подносом вошла Эмма. Она окинула меня взглядом, ничего не сказала и, молча поставив поднос на столик, собралась уходить.

– Постойте, – взмолилась я и, вскочив, подбежала к ней, – прошу вас, помогите мне.

Эмма вопросительно посмотрела на меня.

– Пожалуйста, скажите, зачем я тут? Меня силой привезли в этот дом. Я из хорошей семьи, поверьте, вам хорошо заплатят, если вы поможете мне вернуться домой.

Толстое лицо Эммы скорчилось в презрительной гримасе:

– Я ничем не могу тебе помочь.

Она уже взялась за ручку двери и приоткрыла ее. Я решила во что бы то ни стало опередить ее, но толстая сильная рука служанки оттолкнула меня, словно я была пушинкой.

– Даже не думай сбежать отсюда и не подговаривай меня помогать тебе в этом. Я здесь для того, чтобы следить за тобой.

Эмма вышла из комнаты, ключ несколько раз провернулся в замке, и вся моя надежда на помощь с ее стороны испарилась.

Какое-то время я просидела на кровати, но потом все же посмотрела, что мне принесла Эмма. Оказалось, овсяную кашу, стакан молока и хлеб. Я немного поела, а потом опять сидела и смотрела на стену.

Прошло несколько дней. Мне казалось, что я схожу с ума. Время тянулось очень медленно. Эмма три раза в день приносила мне еду. Она также принесла чемодан с вещами, которые я взяла из дома Энтони Шелдона. Больше я никого не видела. В конце концов, я утратила какую-либо надежду на спасение и пребывала в унынии.

Через неделю (или около того) Эмма, как обычно, зашла ко мне, но в этот раз подноса в руках у нее не было.

– Вставай, пойдем со мной, – сказала она.

Я хмуро посмотрела на женщину, нехотя поднялась с кровати и пошла за ней. Мне было настолько безразлично, куда меня ведут, что я даже не обращала внимания на обстановку дома, по которому мы шли. Ноконец в какой-то комнате Эмма передала меня в руки молодой женщины, которой поручили привести меня в порядок – помыть, расчесать волосы, сделать прическу и переодеть.

Меня одели в ярко-красное атласное платье с открытым вырезом и довольно широкой юбкой. Оно было явно не современного кроя и к тому же очень вызывающим. Я чувствовала себя в нем неловко, мне хотелось прикрыть чем-то плечи и декольте.

Как только служанка закончила возиться со мной, на пороге тут же появилась Эмма с тяжелым бархатным плащом в руке, который она накинула мне на плечи.

– Пойдем, – сказала она мне.

После непродолжительных блужданий по дому мы вышли из этого огромного замка-лабиринта на улицу.

Было сумрачно, как ночью. Но, так как осенью темнеет довольно рано, я решила, что сейчас примерно часов восемь вечера. Я так давно находилась в закрытом помещении, что свежий запах травы и деревьев опьянил меня. Слезы брызнули из глаз, так мне захотелось оказаться где-нибудь подальше отсюда, но рука Эммы крепко сжимала мою выше локтя. Мы шли вдоль стены дома, я подняла голову и увидела, что во многих окнах горит свет, мне даже показалось, что я слышу голоса людей.

Наконец мы подошли к узкой двери. Эмма достала свою громадную связку и через секунду уже нужным ключом открыла дверь. Коридор, по которому я шла, был темным и узким, чтобы не оступиться и не упасть, я хваталась руками за стены. В какой-то момент я уперлась в дверь. Эмма сказала мне постучать, я повиновалась, и через время послышалась возня, – дверь открылась, и я увидела перед собой Энтони.

– Прошу вас, – сказал он.

Я зашла в комнату, и дверь за мной тут же захлопнулась. Эмма в комнату не вошла.

Я оказалась один на один с Шелдоном в довольно маленькой комнате. Стол, два кресла и шкаф. Больше тут ничего не было.

– Вы плохо выглядите, такая бледная. Мне следовало лучше о вас заботиться, – произнес Энтони.

Я посмотрела на него и, несмотря на свое апатичное состояние, удивилась его внешнему виду. Он шикарно выглядел, – ему очень шел фрак, а волосы были зачесаны назад и блестели.

– Дорогая, вам не следует грустить. Мы устраиваем праздник, и вы должны быть веселой.

Я по-прежнему не отвечала, а только смотрела на него. По-видимому, ему это не понравилось. Он подошел ко мне и, схватив за плечи, сильно тряхнул. Бархатный плащ соскользнул с моих плеч, оголив их, но Энтони даже не обратил на это внимания.

– Не разыгрывай комедию и не прикидывайся больной. Я знаю, что с тобой все в порядке. Сейчас мы пойдем в зал, и ты станешь танцевать со мной и другими гостями, будешь улыбаться и смеяться.

– А что если нет? – спросила я. – Вы побьете меня? Лишите воды и еды? Убьете? Или что?

Энтони ухмыльнулся, отпустил меня и, немного отойдя, закурил сигару.

– Тогда кое-кто пострадает.

– И кто же?

– Пойдем, я покажу тебе.

Энтони грубо взял меня за руку, и мы вышли из комнаты. Пройдя немного влево, мы оказались перед лестницей, ведущей вниз. Продолжая курить, мой мучитель сказал:

– Дамы вперед, – и подтолкнул меня к спуску. Приподняв подол платья, я начала спускаться.

В подвальном помещении Энтони повел меня по одному из его коридоров. Мы шли мимо закрытых дверей, откуда не доносилось ни звука. Несколько раз я видела крыс, и мурашки пробегали по моей спине. Тут пахло сыростью и гнилью. Наконец мы остановились возле одной из дверей, и Энтони кивком головы указал на нее.

– Встаньте на цыпочки и посмотрите в окошко. Может, узнаете кого-то.

С испугом и недоумением я посмотрела на него и в нерешительности подошла к двери. Я боялась заглянуть в окошко, потому что не знала, что могу там увидеть, но я все же собралась с духом и сделала это. Поначалу я ничего не увидела, кроме темной каменной камеры, но вскоре заметила в углу какое-то движение.

Я напрягла зрение, но все равно не понимала, кто или что передо мной. Вдруг это нечто поднялось и начало приближаться ко мне.

– Неужели это ты? – услышала я знакомый голос. Вначале я не поняла, кто это, но через несколько секунд узница с опухшим от синяков и ссадин лицом показалась мне знакомой. Это была… Диана.

– Диана! Господи! – закричала я. Мои апатия и безразличие улетучились в один миг. – Что они с тобой сделали?

– Милая, – тихо сказала Диана, – я не понимаю, что происходит.

Я в ужасе и испуге смотрела на то, во что превратилась моя красавица сестра. Когда-то она была крепкой красивой девушкой, а сейчас на меня смотрел обтянутый кожей скелет. Ее волосы были запутаны и сбиты в колтуны, а лицо и руки были синими от побоев.

– Что вы с ней сделали? – закричала я и набросилась на Энтони.

Мне хотелось расцарапать ему глаза, перегрызть горло, сделать что угодно, чтобы только отомстить за свою сестру. Но Энтони был слишком силен, он схватил меня и, прижав к стенке, сказал:

– Если ты не подчинишься мне, я убью ее. Если будешь хорошо себя вести, то уже утром отпущу вас обеих.

– Не слушай его, он убьет тебя, – раздался голос Дианы из камеры.

– Заткнись! – проревел Энтони и снова обратился ко мне: – У тебя все равно нет выбора. Если откажешься, то я убью ее прямо сейчас, на твоих глазах.

– Какой смысл мне верить вам? Вы меня обманете, – закричала я, вырываясь.

– Гарантий никаких нет, но лучше тебе согласиться.

Я перевела взгляд на измученное лицо Дианы. «Каким образом она оказалась у них в руках?» – подумала я. Надо было что-то предпринимать. Я понимала, что не могу доверять Энтони, но и не могла не подчиниться ему.

– Согласна, – тихо сказала я.

– Что ты сказала? – сделав вид, что не расслышал, переспросил Энтони.

– Я сказала, что согласна. Я сделаю все, что вы от меня хотите.

– Мудрое решение, – одобрил Энтони. – В таком случае нам нужно торопиться. Нас ждут.

Я со слезами на глазах посмотрела на Диану. Сквозь узкие решетки она протянула ко мне свою бледную тощую руку. Я губами прижалась к ней. Мое сердце сжигала боль, я чувствовала за собой огромную вину, ведь это из-за меня она оказалась тут.

– Крепись, сестра, – сказала Диана.

Я не успела ничего ответить, так как Энтони уже тащил меня к выходу.

Когда мы поднялись наверх, Энтони остановился возле одной из дверей и сказал:

– Сейчас мы пойдем в зал. Там будет много разных людей. Мы откроем с тобой бал своим танцем. Потом, возможно, тебе придется танцевать с кем-то из гостей. Не проси ни у кого помощи, или твоя сестра умрет.

Я кивнула в ответ и тыльной стороной ладони вытерла набежавшие на глаза слезы.

Энтони взял меня под руку, открыл дверь, и мы вошли в зал.

Прежде мне никогда не доводилось присутствовать на балах. Правда, я была несколько раз в гостях у родственников, где устраивались танцы. Но я никогда не видела ничего похожего на то, что открылось мне в тот вечер.

Мы с Энтони вошли в огромный зал, наполненный светом. Горели и лампы, и свечи, причем, в таком количестве, что казалось, сам зал светился изнутри. По его краям стояли столы, ломившиеся от еды и напитков. И самое главное – гости. Людей было довольно много, но танцующие пары не задевали друг друга, как не мешали и тем, кто хотел подкрепиться. Все приглашенные демонстрировали роскошные наряды. Дамы (как ни странно, их было значительно меньше, нежели мужчин), блистали в красивых ярких платьях, украшенных драгоценными камнями, а мужчины были в элегантных костюмах и фраках. Но самое удивительное – лица всех гостей скрывали маски. Даже музыканты, были в них. Как только мы вошли в зал, гости отвлеклись от своих занятий, а танцующие замерли. Энтони, не смотря ни на кого, шел по залу, крепко держа меня под руку. Все мужчины кланялись ему, а женщины приседали в реверансе. Я, стараясь смотреть в пол, просто шла рядом. Энтони подвел меня к небольшой сцене в конце зала, мы с ним взошли на нее, и он громко произнес:

– Добро пожаловать на наше очередное собрание! Я безмерно благодарен всем, кто пришел ко мне снова. Сегодня не просто бал, сегодня наш заключительный бал.

После этих слов люди в зале удивленно ахнули и переглянулись.

– Да, вы не ослышались. Сегодня, наконец, мы получим то, к чему так долго стремились. Но это будет потом. А сейчас отвлечемся от всех наших дел. Позвольте представить вам гвоздь программы.

Энтони указал на место, где я стояла, и все обратили свой взор на меня. Из-за масок я не поняла, как гости Энтони отреагировали на «гвоздь программы», но могу поклясться, что разглядывали они меня довольно долго.

После этого небольшого выступления Энтони, галантно подав мне руку, пригласил на танец.

Бал превратился для меня в настоящее мучение. Сначала я танцевала с Энтони, потом он передал меня какому-то невысокому мужчине, который, сильно стиснув мою ладонь, неуклюже двигался под музыку. Затем я танцевала с высоким брюнетом, говорившим со мной на чужом для меня языке. Были еще какие-то люди, смотревшие на меня и норовившие прикоснуться ко мне. Даже женщины, приближаясь ко мне, пытались дотронуться до моего наряда. Я устала и хотела только одного – окончания этого безумия. Спустя довольно много времени, Энтони снова вышел на сцену и громко сказал:

– Пора!

В это время я стояла в окружении четверых мужчин и одной женщины, которые изучающее смотрели на меня и шепотом обсуждали что-то между собой. Но, услышав призыв Энтони, они тут же отошли и начали выходить через заднюю дверь зала, за ними последовали и другие гости. Один из них подошел ко мне и, наклонившись, прошептал: «Ничего не бойся. Все будет хорошо». Странно, но мне показался знакомым его голос. Однако и этот человек вскоре покинул зал. Мы остались с Энтони одни. Он молча спустился с пьедестала, приблизился ко мне и, словно ни в чем не бывало, вежливо сказал:

– Вы ведь хотели участвовать в цирковых представлениях? Насколько я знаю, вы говорили об этом с Алессандро, перед тем как сбежать из дому. Так вот, сейчас вам выпадет шанс стать звездой, – сказал он, – не нужно ничего бояться. Эти люди пришли посмотреть на зрелище, и мы с вами им его покажем. После чего вы с Дианой отправитесь на все четыре стороны, если, впрочем, не захотите продолжить карьеру цирковой актрисы.

Энтони взял меня под руку и повел к сцене, где он только что стоял. За ширмой, скрывавшей стену, находилась дверь. Перед тем как открыть ее, Энтони достал из кармана своего фрака длинный черный платок.

– Повернитесь, я должен завязать вам глаза, – сказал он.

Я подчинилась и оказалась лишена возможности что-либо видеть. Энтони завязал очень тугой узел, вырвав при этом несколько моих волосинок. Повязка сдавливала голову, и я чувствовала себя еще более беспомощной.

– Вперед, – скомандовал он, и я неловко и неуверенно пошла вперед. Энтони подгонял меня и указывал путь. Наконец мы остановились. Я почувствовала запах благовоний.

Энтони положил мне руки на плечи и, надавив, заставил сесть. Я сидела на чем-то твердом, поверхность была шершавой и холодной. Мне показалось, что это был камень, вернее, каменная плита. Затем Шелдон поднял мои ноги на плиту, и я оказалась лежащей на спине. Он также запрокинул мои руки наверх, связал их и привязал к чему-то так, что я не могла ими пошевелить, ноги вскоре тоже оказались связанными и обездвиженными. Я ничего не видела, не могла пошевелить ни руками, ни ногами. Мне стало очень страшно, и я еле сдерживалась, чтобы не закричать.

На какое-то время Энтони отошел, и, как мне показалось, я осталось одна. Я не могла расслышать ни звука. Кругом царила тишина. Мой желудок свело от страха, а все тело начала бить сильная дрожь.

Но тут я услышала скрип открывающихся дверей и чьи-то шаги. В помещение заходили люди, и, судя по звуку шагов, довольно много людей. Шаги прекратились, и опять воцарилась тишина. Я могла различать только стук своего сердца.

Вскоре вновь послышалась какая-то возня. Шум приближался, и я уже могла различать женские жалобные стоны. Кого-то толкнули, и он упал рядом со мной, сильно застонав от боли. Потом опять в воздухе повисла тишина, которую прервал громкий голос Энтони.

– Наконец-то мы все собрались. Мы долго ждали, когда придет этот день и совершится наша воля, когда мы получим то, к чему стремились все эти годы. Но я приготовил вам и другой подарок. Расступитесь, чтобы его могли доставить сюда, – сказал Энтони, стоя довольно близко ко мне.

Я поняла, что люди расступились, и кто-то приближался к тому месту, где лежала я. К своему ужасу, я услышала голос своей сестры. Она слезно просила о помощи.

– Нет! Вы обещали не трогать ее! – тут же закричала я, но мне засунули кляп в рот, и я едва могла дышать. Я извивалась и пыталась вырваться, но все было тщетно.

Энтони начал говорить что-то на неизвестном мне языке, а толпа мычала и подвывала ему. Я услышала что-то наподобие мелодии, которая, казалось, разорвет мою голову. Я знала, что люди могут входить в транс, видимо, это тогда и происходило. Я пыталась освободиться от оков, но ничего не получилось.

Мычание толпы вдруг закончилось, все смолкли, и я услышала, как Энтони подходит ко мне. Я вздрогнула от прикосновения к моей шее холодного металла. Острое лезвие осторожно прошлось по моей щеке, спустилось к шее и подошло к груди. Я замерла в ожидании. Перед лицом смерти весь мой страх куда-то исчез.

Лезвие проникло мне в корсаж и резко распороло его. Мою грудь прикрывала только сорочка. Затем лезвие еще раз коснулось моей щеки, несколько раз прошлось вперед и назад и резким, но аккуратным движением разрезало повязку на глазах. Перед собой я увидела Энтони. На нем был все тот же фрак, только сверху он набросил черную накидку. Шелдон смотрел вроде прямо на меня, но в тоже время не видел меня. Его взгляд, такой холодный и злой, сейчас не выражал ничего. Я повернула голову и увидела толпу людей. Это были все те же гости в масках, только уже в таких же, как у Энтони, накидках. Я попробовала привстать, насколько это возможно, и увидела, что напротив меня и рядом лежали связанные девушки. Мои догадки подтвердились: мы находились на высоких каменных постаментах, которые были расписаны странными символами и изображениями. Справа от меня на каменной плите распласталась Диана. Она была так же связана, как и я, только ее глаза все еще скрывала повязка. Передо мной тоже лежала девушка, но я не могла увидеть, кто это был.

Энтони с ножом в руке подошел к Диане. Я хотела закричать, но кляп мешал мне сделать это. Он разрезал ее повязку, и она, повернув голову, тут же увидела меня. Мы обе заплакали от отчаяния и продолжали смотреть друг на друга, понимая, что вскоре умрем. Шелдон тем временем освободил от повязки глаза другой жертвы. После чего встал между нами троими, раскрыл книгу, которую принес один из его приспешников, и начал читать ее все на том же непонятном языке.

Толпа медленно окружала Энтони и плиты, на которых мы лежали, плотным кольцом.

– А сейчас я выберу из вас всех двоих, кто вместе со мной проведет ритуал. Этой чести будут удостоены только самые верные.

Люди загудели, кто-то пытался протиснуться ближе к Энтони, но он, я думаю, заранее решил, кого выбрать. Он положил книгу на алтарь, перед которым стоял, и подошел к одному из присутствовавших мужчин.

– Ты! Я выбираю тебя, – сказал ему Энтони. Мужчина тут же рухнул на колени и поцеловал подол плаща Энтони, затем поднялся и подошел к алтарю, откуда с ухмылкой посмотрел на стоявших вокруг людей.

Затем Энтони указал на женщину и сказал, что и ее он выбирает. Женщина проделала то же, что и выбранный до нее мужчина, и встала рядом с ним.

Кто-то поднес Энтони на бордовой подушечке три кубка и три кинжала, два из которых он отдал мужчине и женщине.

– Ты возьмешь ее, а ты – ее, – сказал он им. Мужчина с ножом в одной руке и кубком в другой подошел к Диане, а женщина – к третьей жертве. Сам Шелдон, тоже взяв кубок и кинжал, подошел ко мне. Не глядя на меня, он обратился к застывшим в ожидании людям:

– Сегодня, наконец, настала ночь, которую мы ждали вот уже столько лет. Я нашел ту, которая подарит нам все, о чем мы мечтали. Четвертая в семье отступника, кровь от крови ее и проклятая кровь. Все это нам удалось найти, но я скажу вам больше. Я не просто нашел тех, кто должен завершить ритуал, я нашел нечто большее. Посмотрите на эту девушку, – Энтони указал на меня. – Кто бы мог подумать, что она помечена знаком?! Глядите!

Энтони разорвал рукав на моем платье и провел ножом по коже выше локтя, сделав неглубокий разрез.

– Смотрите внимательно!

С раной произошло то же, что в гостиной Шелдона. Она зажила прямо на глазах. Люди в толпе удивленно смотрели на меня, кто-то начал перешептываться.

– Теперь вы можете быть уверены, что это то, что нам нужно. Ее сердце даст нам силы, каких лишены простые смертные, и мы сможем изменить мир и подчинить его себе! Так призовем же силы четырех стихий, дабы они помогли нам!

Толпа, Энтони и двое избранных начали петь странную песню, покачиваясь из стороны в сторону. Мужчина, стоявший возле Дианы, занес над ней кинжал, одновременно с ним Энтони направил свой кинжал на мое горло. Я зажмурилась изо всех сил и начала молиться. Вдруг раздался оглушающий взрыв.

– Какого черта?! – проревел Энтони.

Я осмелилась приоткрыть глаза и увидела, как комната наполняется зеленоватым едким дымом. Он шел откуда-то из середины комнаты и уже приближался к нам. Люди начали кашлять и хвататься за горло, толпа, еще недавно алчущая крови, кинулась к выходу. Только Энтони и двое избранных продолжали удивленно смотреть на все это. Дым заполнил комнату, и я не могла никого и ничего рассмотреть, даже стоявшего надо мной Энтони. Едкий дым щипал ноздри и не давал дышать. Слева от меня, там, где лежала Диана, послышалась борьба. Я слышала лязг ножей и чей-то сдавленный крик. Вдруг я почувствовала, как кто-то касается моих рук, через секунду они были свободны, а затем этот кто-то освободил и мои ноги. Я тут же вытащила кляп изо рта, – первым моим желанием было броситься к Диане. Но, встав с плиты, я тут же рухнула на пол: мне было нечем дышать. Чьи-то руки подхватили меня и поволокли к выходу. Дым, казалось, разъедал горло. Оказавшись в холле, я зашлась сильным кашлем, перед глазами все плыло.

– Скорее, потом будешь отдыхать, – сказал кто-то и потащил меня вперед.

Я пыталась задержать моего спасителя, чтобы вернуться за Дианой, но он только сказал:

– С ними все будет в порядке, – и, обхватив меня за талию, ускорил бег.

Из глаз текли слезы, мешающие мне разглядеть, куда же я бегу, но мне удалось увидеть, что сопровождал меня человек, присутствовавший при проведении ритуала. Он был в черной накидке, с капюшоном на голове, только сейчас нижняя половина его лица была скрыта темной тканью.

Пока мы бежали, я видела катавшихся по полу людей, кашлявших или державшихся за живот. Никто из них теперь не представлял для меня никакой угрозы. Через какое-то время, выйдя из коридора, мы очутились в холле, который я сразу узнала, – из него Эмма проводила меня в комнату «Орхидеи».

И вдруг Эмма, как по волшебству, появилась перед нами. В руках она держала ружье. Мы резко остановились в нескольких футах от дула.

– От моего хозяина еще никому не удалось скрыться, – сказала она.

Еще секунда – и мне и моему спасителю пришел бы конец, но вдруг служанка схватилась за сердце, лицо ее сморщилось, она упала на колени и рухнула на бок. Я заметила, что в области сердца торчала блестящая рукоятка. «Где-то я все это уже видела», – подумалось мне.

Наконец, мы были у главной двери. Я еле стояла на ногах, так как все еще не могла нормально дышать. Человек в черной накидке попробовал открыть дверь, но она не поддалась. Тогда он достал из-под плаща тонкую серебристую проволок у и, покрутив ею в замке, снова попытался открыть дверь. На этот раз у него получилось, и мы выбежали на улицу.

– Скорее, – сказал мужчина и, взяв меня за руку, потащил по направлению к саду.

Мои туфли то и дело увязали в земле, мне пришлось их скинуть и бежать по холодной траве босиком. Мне показалось, что я слышу конское ржание, и я не ошиблась. Выйдя на поляну, я увидела трех лошадей. На одной сидело двое людей, другие были без наездников.

На непонятном мне языке мужчина, стоявший рядом со мной, обменялся несколькими фразами с незнакомцами.

– Залезай, – сказал он мне и подтолкнул к лошади.

– Я никуда не поеду без Дианы, – хрипло произнесла я и зашлась в кашле.

– На, выпей, – мужчина достал из походной сумки, привязанной к крупу лошади, фляжку. В горле так пересохло, что в тот момент меня не волновало, что в ней – яд или вода. Я взяла фляжку и отхлебнула из нее. Приятная тягучая жидкость, напоминавшая сладкий кисель, обволокла мое горло. Боль и жжение внутри гортани уменьшились.

Мой спаситель, легко запрыгнув в седло, помог мне сделать то же самое.

Раздались шелест листьев и хруст веток. На поляну вышел человек, неся на руках Диану. Я тут же захотела броситься к ней, но сидевший впереди меня мужчина не дал этого сделать.

– С ней все будет хорошо, – сказал он, придержав меня. Человек, несший Диану, перекинул ее через лошадь и сам запрыгнул в седло.

Мужчины, как по команде, одновременно пришпорили лошадей, и мы тронулись в путь.

Мы галопом промчались через парк и, выехав через главные ворота поместья, очень скоро свернули налево, на узкую лесную дорожку. К нашему счастью, на пути мы не встретили преград, и никто пока что не гнался за нами. Мы поскакали через лес, и так как дорога была узкой и, по всей видимости, по ней редко кто ездил, она порядком заросла. Ветки то и дело хлестали меня по лицу. Мне пришлось зажмуриться и еще крепче вцепиться в своего спасителя. Через какое-то время мы выехали на более широкую дорогу, и лошади ускорили свой бег. До того момента я никогда не думала, что лошадь может скакать так быстро продолжительное время. Я постоянно оглядывалась, пытаясь понять, гонится кто-то за нами или нет, но не могла ничего разглядеть сквозь темноту ночи и сгустившийся туман. Казалось, что мы находимся вне времени: туман окутал все вокруг – не было видно ни куда мы мчимся, ни откуда. Однако, судя по глухому топоту копыт, с дороги мы не свернули.

– Куда мы едем? – наконец спросила я мужчину.

– Туда, где нас никто не найдет, – через какое-то время ответил он.

Может быть, он сказал еще что-то, но ветер унес его слова.

Я волновалась за Диану, то и дело оборачивалась, надеясь увидеть третьего наездника с ней, но мелькал только его силуэт. Мне показалось что-то знакомое в том, как он сидит в седле и правит лошадью, но тогда мне было не до раздумий. Мы все скакали и скакали, не делая остановок, лошади постепенно стали ослабевать и сбавлять темп. К счастью, туман мало-помалу рассеивался, и я уже могла разглядеть очертания уходящей в лес дороги.

– Нам долго еще? – поинтересовалась я.

– Нет, потерпи чуть-чуть. Скоро отдохнем, – услышала я в ответ, и мне не оставалось ничего, кроме как ждать.

Вскоре лошадь, скакавшая впереди нас с мужчиной и незнакомой мне девушкой, которую тоже спасли от смерти, остановилась. Мы подъехали, и я попыталась разглядеть двоих незнакомцев и своего спасителя, но на девушке был глубокий капюшон, скрывавший ее лицо, а лица мужчин по-прежнему закрывали повязки.

Через какое-то время нас догнал третий наездник с Дианой. Я увидела, что сестра сидит впереди него, спиной откинувшись на грудь мужчины. Глаза ее были закрыты.

– Диана, – позвала я, но жест мужчины, велевший мне оставаться в седле, опередил мой порыв спрыгнуть и кинуться к ней.

– Она без сознания, но жива, – услышала я. Лошади одновременно повернули в чащу леса. Мне снова пришлось пригнуться и спрятаться за широкой спиной наездника. Утренний свет, казалось, даже не проникал сюда, но лошади шли уверенно, как будто знали каждый кустик в этом лесу. Вскоре мы выехали на тропинку, которая привела нас к маленькому домику в самой гуще леса. Я помню, как в детстве мама читала сказки о ведьмах, живущих в лесу и поедавших непослушных детей. Так вот, этот домик напомнил мне об этих сказках. Он, весь покрытый мхом, даже покосился в левую сторону. Крыша прохудилась, а окон вообще не было.

Лошади остановились, и мы спешились. Диану взял на руки один из мужчин. Я тут же подошла к ней и заметила, насколько бледным было ее лицо. Все в ссадинах и синяках, оно еще хранило признаки былой красоты.

Мужчины направились к хижине, открыв дверь, попросили меня и другую девушку войти внутрь. Мы подчинились, и я удивилась, как чисто и опрятно оказалось в домике – ни мусора, ни пыли, ни грязи. Правда, там вообще ничего не было: только голый пол и сухая трава. Человек, несший Диану, аккуратно положил ее на солому. Я сразу же кинулась к сестре, осторожно положила ее голову к себе на колени и погладила грязные, сбившиеся волосы.

– Располагайтесь, мы привяжем лошадей и придем, – сказали мужчины и удалились.

Я не обратила на них ни малейшего внимания, поскольку занималась сестрой.

– Тебе чем-нибудь помочь? – спросила спасенная вместе со мной девушка.

Она уже сняла капюшон, и если бы в доме было достаточно света, я смогла бы разглядеть ее лицо.

– Нет, спасибо, – ответила я, так и не увидев, с кем разговариваю.

– Я спрошу, есть ли у них вода, – сказал она и ушла.

Я осталась вдвоем с Дианой. Сквозь ее одежду я почувствовала, насколько она похудела. Я слышала ее тяжелое дыхание и молила Бога о том, чтобы она выжила и поправилась.

 

Глава 6

Вскоре вернулись мужчины и девушка. Они уселись на полу подле меня и Дианы. Один из них зажег толстую свечу, которую вынул из походной сумки.

Хижина осветилась тусклым светом, и я наконец-то смогла всех разглядеть.

В первую очередь я посмотрела на девушку и узнала в ней Ясмин – красавицу-цыганку, участвовавшую в представлении в моем городке. В изумлении я перевела взгляд на мужчин, снимавших в это время повязки с лиц, и чуть не охнула, – это ведь были три брата Хименес! Все трое, в том числе и Алессандро!

– Но… – начала было я.

– А ты кого хотела увидеть? Святых апостолов? – спросил меня Гордий, цыган, вознесшийся над землей во время того представления.

– Я не думала… – запиналась я.

– Я же говорил, что спасу тебя, глупая девчонка, а ты не хотела мне верить, – сказал Алессандро и улыбнулся. – Гордия ты уже знаешь, а это Измир – он спас тебя, – цыган указал на другого мужчину, – ну, а Ясмин, я думаю, ты помнишь, – закончил он.

– Рада познакомиться. Жаль, что при таких обстоятельствах, – приветливо сказала Ясмин.

Она была действительно очень красивой девушкой – смуглая кожа, длинные волнистые волосы и большие печальные глаза. Любой мужчина в здравом рассудке пожелал бы обладать ею.

– Я даже не знаю, что сказать, – начала я, – спасибо, что спасли жизнь мне и моей сестре…

– С твоей сестрой все в порядке. Она потеряла сознание от слабости, потом пришла в себя, но я решил дать ей немного бренди с лекарством, чтобы она смогла уснуть, – перебил Алессандро.

– Лекарство? – удивилась я.

– Да, снотворное. Ей не помешает выспаться. А нам всем не помешает подкрепиться, – сказал он и начал развязывать мешок, принесенный с собой.

Алессандро достал сушеное мясо, несколько яблок и большую флягу воды, которую мы тут же пустили по кругу.

Меня все еще подташнивало от едкого дыма, поэтому я только несколько раз откусила от яблока и, поняв, что еще не готова к еде, спросила:

– Так что же все-таки это было?

– Что ты имеешь в виду? – спросил Измир.

– Все… Цирк, мой побег из дома, табор, Джером, потом Энтони, его дом и… это, – я не могла найти подходящих слов.

– Это жертвоприношение? – помог мне Гордий.

– Да, именно, это жертвоприношение, – наконец-то закончила я.

Все четверо сидевших передом мною цыган переглянулись.

– Думаю, что начать стоит мне, – сказал Гордий и, отхлебнув немного воды из фляги, стал рассказывать.

– Ты, может быть, думаешь, что мы братья? На представлении Джером назвал нас братьями Хименес, но на самом деле это не так. Мы никакие не братья, только эти двое, – Гордий указал на Алессандро и Ясмин, – находятся в кровном родстве. Они действительно брат и сестра. Правда, я и Ясмин собираемся пожениться, – при этом Гордий ласково взял цыганку за руку, – поэтому мы скоро станем семьей. Если ты думаешь, что это мы виноваты в том, что случилось с тобой и твоей сестрой, то смею тебя заверить, что ты попала бы в эту передрягу и без нас.

Для меня все началось с того, что я, пятнадцати лет отроду, был вынужден покинуть свой родной табор из-за одного мелкого недоразумения.

– Ничего себе, мелкое недоразумение, – встрял в разговор Измир, – ты же покалечил брата вашего барона.

– Он сам напросился, – парировал Гордий, – но, в общем, это неважно. Я решил продолжить бродячую жизнь, но уже в одиночку. Скитался по городам, выполнял мелкую работу. Мне никогда не сиделось на месте, и, пользуясь своим одиночеством, я решил посмотреть весь мир. Так судьба забросила меня в Индию. Я знаю, что мой народ происходит из этой страны, но ничего близкого для себя я там не нашел. Люди были грубы со мной, на улицах грязно, да и делать там, в общем-то, мне было нечего. Я уже договорился с моряками, чей корабль стоял в гавани, что они возьмут меня к себе юнгой, но судьба распорядилась по-иному. За несколько дней до отплытия корабля я решил прогуляться по городу. Мимо меня проехал человек на красивой большой лошади. Все цыгане любят лошадей, и я не исключение. Я залюбовался этим сильным грациозным животным, которое откровенно плохо подчинялось своему хозяину. Через несколько ярдов лошадь попыталась скинуть наездника, но тот чудом удержался в седле. Она встала как вкопанная, и человек принялся хлестать ее что есть мочи. Я решил вмешаться и, подбежав к лошади, взял ее под уздцы и погладил по морде. Хозяин животного уже хотел и меня огреть кнутом, но, видя, как быстро оно успокоилось, передумал. Наездником был Джером. Я приглянулся ему, и он пригласил меня поехать с ним. Он сказал: у него здесь дела, он набирает артистов в труппу, и, возможно, у него найдется работа и для меня. Так я попал в цирк. В Индии Джером нашел не только меня, но и заклинателя змей, близняшек, факиров и фокусников. Выдав нам всем небольшой аванс, он пообещал научить нас цирковому мастерству. Джером действительно учил нас, но делал это, как мне кажется, через силу. Его всегда волновало что-то еще. Мы должны были возвращаться в Европу, но, вместо того чтобы плыть по морю, он решил ехать по суше. Поездка, скажу я вам, была не из приятных. Заклинатель змей умер через несколько недель нашего путешествия, наверное, его старое сердце просто не выдержало разлуки с родиной, а может, он просто устал и решил сделать передышку, которую не захотел прерывать. Остальные артисты вместе с Джеромом продолжали путь.

Джерома узнавали, у него везде были друзья, он часто пропадал на несколько дней, а мы должны были ждать его в очередном глухом городке. Из-за таких остановок мы потеряли двух фокусников. Одному чертовски надоело столь утомительное путешествие, и он решил вернуться назад, а второй познакомился с дочкой хозяина одной из таверн, куда мы захаживали, и остался с ней. Я же относился ко всему происходившему спокойно.

Иногда мы устраивали уличные представления, которые Джером называл «маленькими пробами перед большой сценой», и получали за них кое-какие деньги. Я был доволен всем, разве что по ночам мне становилось жутко одиноко, – я скучал по дому, по табору, мне так хотелось встретиться с кем-то из своих друзей или родственников. К слову, жизнь пока что не предоставила мне такого случая, но тогда я приобрел друга, даже можно сказать брата, в лице Алессандро.

Алессандро к этому времени растянулся на полу, подложил руки под голову и уставился на полусгнивший потолок хижины.

– Мы тогда были вблизи Гималаев. Уж не знаю, почему именно таким маршрутом мы направлялись в Европу, но тем не менее мы оказались там. Нас окружала девственная природа, людей почти не было видно, не говоря уже о городах или даже крупных деревнях, но Джером упорно искал что-то. Однажды мы разбили лагерь в одной из низменных долин. Я думал, что это обычная остановка, но перед тем как идти спать, Джером подошел к костру (он был в походной одежде) и с очень серьезным видом приказал нам оставаться тут и ждать его. Он сказал, что ему нужно уехать на один-два дня и что мы должны обязательно дождаться его. Джером отрицал всякую возможность того, что с ним может что-то случиться, хотя, когда я спросил об этом, в его глазах забегали огоньки страха. Он отказался от всякого сопровождения и, сев на лошадь, ускакал. Мы прождали его день, второй, третий. На четвертый все уже начали волноваться. Мы ведь не знали, куда ехать дальше, как вернуться назад и вообще – что нам делать. Осложнялось все тем, что я не понимал некоторых артистов. Кто-то из них говорил только на хинди, а этот язык я не слишком хорошо освоил. Все решили разбежаться, назревал бунт, который закончился бы неизвестно чем, если бы ночью, когда мы уже ложились спать, не увидели одинокую высокую фигуру, приближавшуюся к костру. Человек был слишком высок и широкоплеч для Джерома. Но, может быть, незнакомец принес нам какие-то вести о нем. Мужчина подошел к костру и спросил, может ли он к нам присоединиться. Английский понимали я и один из фокусников, поэтому ответили ему мы. Я был за то, чтобы он остался с нами. Было видно, что он устал и вряд ли представляет собой опасность, фокусник же быстро подговорил всех остальных не подпускать его. Они говорили что-то про разбойников, которыми кишат Гималаи, привидений и оборотней. Меня взбесили эти глупые доводы, я поднялся и увел незнакомца от костра. Опустившись на землю, я протянул ему кое-что из своей еды. Он с жадностью набросился на нее. Было довольно темно, но я успел разглядеть в нем знакомые черты. И через какое-то время решил заговорить с ним на нашем, цыганском наречии. Стоило мне произнести несколько фраз, как незнакомец уже сжимал меня в объятиях и радостно говорил, как он счастлив встрече со мной.

– Ты преувеличиваешь, Гордий, я не кидался к тебе в объятия, – сказал Алессандро, даже не посмотрев на друга.

Ясмин уже лежала на соломе в углу хижины и, судя по ее спокойному лицу и ровному дыханию, спала.

– Это не столь важно Алессандро, ты же знаешь, – продолжил Гордий, – мы проболтали всю ночь и весь следующий день. Оказалось, что Алессандро, так же как и я, странствует по миру, правда, его не выгнали из табора, он ушел сам. О причинах, заставивших его сделать это, я не знаю до сих пор.

– Не думаю, что кому-то это может быть интересно, – ответил Алессандро, – я выйду на воздух, посмотрю, все ли тихо вокруг.

Я и Гордий проводили Алессандро взглядами, и молодой цыган продолжил свой рассказ:

– На рассвете мы с Алессандро подошли к затухающему костру и к моим просыпающимся попутчикам. Джерома все не было, и, насколько я понял, все уже решили покинуть это место. Большинство хотело возвращаться домой и решало, как это лучше сделать. Я не верил, что Джером бросил нас, и предложил отправиться на его поиски. Но мою идею отклонили. После того как я сблизился с Алессандро, все смотрели на меня настороженно, словно опасаясь, что я вступил в сговор с разбойником. Кое-как мне удалось убедить людей подождать еще одну ночь. К вечеру мы развели костер. Я все же уговорил артистов принять в труппу Алессандро, и теперь мы все сидели рядом, с тревогой глядя на пламя и раздумывая, что нам делать дальше. Вдруг один из факиров толкнул сидящего рядом с ним товарища, указывая пальцем куда-то вдаль. Я тоже посмотрел в этом направлении и увидел фигуру человека, устало бредущего к нам. Я поднялся со своего места и, уже через секунду поняв, что это Джером, бросился к нему на помощь. Подбежав, я заметил, что лицо его осунулось, покрылось щетиной, а одежда местами порвалась.

– Мы уже перестали надеяться. Что случилось с вашей лошадью? – спросил я.

– Потом, я расскажу потом, – прохрипел Джером. Подоспевшие мне на помощь Алессандро с фокусником подхватили Джерома и помогли ему добраться до костра. Напившись воды из фляги, Джером откинулся на мешки с вещами и с довольной улыбкой на усталом лице сообщил, что завтра днем мы снова трогаемся в путь. После этого он, не раздеваясь, отвернулся от огня и заснул. Джером растолкал меня рано утром следующего дня, еще до восхода солнца. Выглядел он уже не таким уставшим, правда, лицо было все еще небритым, но довольно чистым. Свою рваную одежду он сменил на новую. Джером велел мне собирать вещи и подготовить лошадей к переходу. Он расспросил меня и об Алессандро, слушал он, как мне показалось, вполуха и тут же согласился взять его в группу.

Мы снова пустились в путь. Через день, как ни странно, уже оказались вблизи большого и оживленного города. Вся наша команда, включая Джерома, выглядела на фоне горожан довольно жалко, хотя и они не походили на зажиточных людей. Но у Джерома и тут были свои знакомые. Мы подошли к богато отделанному дому, и слуга, только завидев Джерома, тут же впустил нас внутрь. Хозяин оказался очередным приятелем Джерома, и всем нам оказали радушный прием. Мы пробыли в этом городе около недели. Нам с Алессандро не хотелось все дни проводить, сидя взаперти, и мы много гуляли по городу, захаживая в пабы и таверны. Как оказалось, мы задержались не случайно. Из города никого не выпускали, так как полиция вела поиски убийцы одного из приближенных китайского императора. Его убили неподалеку от этого города, на границе Индии и Китая. Нам, насколько я понимал, нужно было попасть в Китай, а оттуда прямым ходом отправиться в Европу. Тогда я не придал значения всей это ситуации, однако, много позже я узнал, что в убийстве был замешан Джером. Человек, которого нашли убитым, вез своему императору какой-то груз. Этот груз представлял интерес для Джерома, вернее, для Энтони Шелдона, поэтому Джером и отсутствовал несколько дней, – ему было необходимо во что бы то ни стало заполучить его. Собственно, это и оказалось целью нашего многодневного перехода из Индии в Китай.

– Но что это был за груз? – спросила я.

– Амулет, очень древний и могущественный, способный наградить его владельца долгой жизнью и оградить от болезней и старости. Он предназначался для императора, но каким-то образом Джерому удалось его заполучить. Признаться, я не верю в подобные байки об амулетах, но Шелдон помешан на них. Мне как-то удалось побывать в его доме, так там буквально все завалено подобным хламом – разные древности, скульптуры, карты и прочее старинное барахло. Он всегда придавал ему огромное значение. Даже тот замок, откуда мы тебя вызволили, полон таких предметов. Похоже, Шелдон – коллекционер. Только вот зачем ему нужны эти вещи?

– Но как ты узнал про тот амулет и убийство?

– Случайно, но позволь мне продолжить. Через несколько дней границу открыли, и вся наша группа переправилась в Китай. Для меня эта страна до сих пор кажется загадкой, и вернуться туда мне едва ли захочется. По пути к порту, где нас ждал корабль, мне довелось познакомиться с бытом китайцев, а также отведать их еду, после которой хотелось умереть, лишь бы не мучиться животом. Но все невзгоды, поджидавшие нас в пути, я переносил все же легче, нежели другие артисты: у меня появился друг – Алессандро.

Путешествие по Китаю заняло чуть больше месяца. Добравшись, наконец, до порта, мы погрузились на корабль, который действительно нас ждал. Капитан корабля был испанец, как и вся команда, однако отправились мы не в Испанию, а в Италию. Путешествие оказалось изнурительным и скучным. Как-то вечером я случайно подслушал разговор капитана и Джерома. Они говорили на испанском. Я немного знал этот язык, о чем никто из них не подозревал. Джером тогда выпил лишнего и, достав из кармана мешочек, вытащил оттуда что-то вроде монеты. Повертев ее перед глазами столь же пьяного капитана, он рассказал, что это древний китайский амулет и что он еле заполучил его у одного человека, которого уже нет в живых. Конечно, Джером не рассказал об убийстве того подданного, и я не могу с уверенностью утверждать, что это дело его рук, но у меня хорошо развита интуиция, и она мне говорит, что это был именно Джером. Позже я видел этот амулет на шее у Энтони. Несколько раз я замечал его у него под рубашкой. Впрочем, я не верю во все эти амулеты, как верит в это Ясмин, – на несколько секунд Гордий замолчал и повернул голову в сторону спящей цыганки. Его взгляд был полон любви и нежности.

– Из-за долгого путешествия наша группа начала нервничать, – продолжил Гордий. – И Джером, видя состояние артистов, каждый день увеличивал наши будущие гонорары в Европе, правда, на словах. Нам некуда было уйти с корабля, поэтому мы продолжали терпеть. Я не стану описывать все путешествие. Не думаю, что тебе это интересно. Хотя, судя по твоему усталому виду, тебе уже ничего не интересно. Может быть, ты приляжешь?

Мне не хотелось прерывать его рассказ, но я и вправду очень устала. Гордий обещал продолжить свою историю завтра, и я, успокоившись, что все же узнаю причину всех недавних событий, отправилась к Диане на соломенную подстилку.

Диана крепко спала, только иногда слегка постанывая. Я легла рядом с ней. Мне казалось, что я должна провалиться в сон, но мысли, заполнившие мою голову, не давали уснуть. Однако через какое-то время я все же заснула. В ту ночь мне снилось, будто я лежу у себя дома в кровати, на улице ночь, а вокруг меня – сплошная тишина. Вдруг ручка моей двери начинает медленно поворачиваться. Я натягиваю одеяло до самого подбородка, но какой-то страх мешает мне встать с кровати и убежать. Дверь медленно открывается, и в комнату проскальзывает темная тень. Она приближается ко мне, а я не могу пошевелиться от страха. Из тени вырастают длинные когтистые лапы и тянутся ко мне. Я зажмуриваюсь, прекрасно понимая, что это не поможет избежать страшной смерти от когтей этого чудовища, но ничего не происходит, я открываю глаза и вижу перед собой улыбающегося Энтони. Он смотрит на меня своими холодными глазами, потом начинает громко смеяться. Я не могу понять причины его смеха и пугаюсь еще больше. «Это ты во всем виновата! Глупая девчонка!» – продолжает смеяться Энтони и указывает пальцем мне на колени. Я медленно опускаю глаза и вижу, что сквозь одеяло проступают красные пятна. Я боюсь откинуть одеяло, боюсь увидеть, что находится под ним, но мои руки сами собой медленно поднимают ткань. У себя на коленях я вижу отрубленную голову Дианы. Мне так страшно и больно, что слезы сами текут по щекам. «Диана!» – шепчу я и протягиваю руку к ее забрызганному кровью лицу. К моему ужасу, Диана открывает глаза и со злобой смотрит на меня, а изо рта доносятся булькающие глухие звуки: «Это ты во всем виновата!»

С ужасом я проснулась и несколько секунд не могла понять, где нахожусь. Мое лицо было мокрым от слез, а тело все в поту, несмотря на прохладу, царившую в доме. Я тут же посмотрела на Диану, боясь увидеть только ее отрубленную голову, но, к моему облегчению, сестра все еще продолжала спать. Я же больше не хотела спать и решила немного погулять.

Осторожно выскользнув из хижины, я оказалась в лесу. Было еще темно, – деревья, да и темные тучи закрывали солнце, поэтому я не могла представить, сколько сейчас времени. Неподалеку я услышала фырканье лошадей и сразу почувствовала себя уютнее.

– Почему ты не спишь? – раздался сзади голос Измира. От неожиданности я вздрогнула. Не дав мне ответить, Измир тут же извинился за то, что напугал меня.

– Тебе лучше пойти поспать. Скоро мы снова тронемся в путь. Ты не должна быть уставшей, – сказал он.

– Не волнуйся за меня, – ответила я, – мне бы хотелось знать, куда мы едем?

– Туда, где все мы будем в безопасности.

– Думаешь, за нами устроят погоню?

– Уверен, что уже устроили, – ответил Измир, сняв с себя куртку и набросив мне ее на плечи.

– Но зачем мы им нужны? – спросила я.

– Мы слишком много видели. Им не нужны свидетели. А на счет тебя я точно не знаю. Думаю, они захотят продолжить свой ритуал.

– Измир, может, ты расскажешь мне все?

– Но Гордий должен был все рассказать тебе… Хотя, зная его любовь к долгим беседам, могу представить, что наговорил он тебе много чего, но ничего толкового ты так и не услышала.

– Ну, не совсем так. Он рассказал про свою встречу с Джеромом и про то, как они добрались до Европы, – сказала я.

– Не возражаешь против табачного дыма? – спросил Измир, доставая из кармана брюк трубку.

– Нет, хотя этот запах, наверное, до самой моей смерти будет напоминать мне о старухе Герде, – ответила я, поежившись от нахлынувших воспоминаний.

– Прости. Если бы я только мог догадаться, как с тобой будут обращаться, то не позволил бы Алессандро так поступить с тобой.

– Может быть, ты расскажешь мне правду? – не выдержав, спросила я.

Измир, набив трубку табаком, прикурил ее и, пустив в небо кольцо дыма, начал свой рассказ:

– Я дольше других моих друзей находился в труппе, принадлежавшей Энтони Шелдону. Попал я туда совсем мальчишкой. Меня продал в цирк родной отец за бочонок с вином. И должен признаться, что я никогда не жалел об этом. Моя каждодневная работа в цирке продолжалась вплоть до того, как мне исполнилось семнадцать лет. До этого времени я даже не видел Энтони, с труппой мы колесили по городам, я часто попрошайничал, а также показывал разные акробатические номера. Мне нравилась такая жизнь, и я ни за что бы не променял ее на размеренную жизнь горожанина или крестьянина. Но однажды, когда я уже почти что был мужчиной и мои трюки с каждым разом становились все лучше, а интерес со стороны молодых девушек все сильней, на репетицию пришел высокий, хорошо одетый господин. Он подошел к фургону и, облокотившись на него, начал разглядывать артистов. Я тогда исполнял довольно сложный трюк – меня связывали и клали в ящик, а я должен был за очень короткое время распутать узлы и вылезти из него. Я легко справлялся с веревками и проделывал все играючи. К слову, делал я это не просто так. Я видел, как на меня смотрела дочка одной из наших артисток, и, признаться, был не против свидания с ней. Закончив репетицию, я уже хотел подойти к ней, как вдруг кто-то из акробатов окликнул меня и, указав на Энтони, сказал, что наш хозяин хочет поговорить со мной.

– Хозяин? – удивился я.

– Да, он нечасто показывается, но все здесь, в том числе и ты, принадлежит ему, – ответил артист и подтолкнул меня к Энтони.

Мне не понравились слова о том, что я принадлежу этому мужчине. В конце концов, я не был вещью и считал, что вправе распоряжаться собой, как хочу. Подойдя к Энтони, я поздоровался и молча уставился на него. Он так же молча смотрел на меня, как будто не собираясь прервать затянувшуюся паузу.

– Ты хорошо справляешься с заданиями, – наконец сказал Энтони. – Я узнал, что ты один из самых способных юношей в труппе, и хотел бы предложить тебе кое-что. Думаю, ты не против заработать немного денег, выполняя для меня кое-какую работу, одновременно учась чему-то новому.

Я ничего не ответил, продолжая смотреть на него.

– Собери свои вещи, через час экипаж будет ждать тебя на дороге, ведущей в центр города, – сказал Энтони, видимо, собравшись уходить.

– Но как же моя работа в цирке? – удивившись, спросил я.

– Не беспокойся, я ведь тут хозяин. Ты еще будешь выступать, поверь мне, – сказал он и, не попрощавшись, ушел.

Собрав свои вещи, я сел в уже ожидавший меня экипаж и вдруг отчетливо почувствовал, что для меня началась новая жизнь.

Экипаж привез мне в загородный дом Энтони Шелдона. Поселился я в одной из комнат для прислуги и первые недели ничем не занимался, разве что помогал по хозяйству. Меня уже начали посещать мысли о побеге, как вдруг в одно раннее утро в мою комнату зашел высокий крупный человек и приказал следовать за ним. Звали его Умберто. Он был из Италии, и почему-то я сразу его не взлюбил. Мы прошли на задний двор и встали друг напротив друга. Я ждал от него каких-либо указаний, но вместо этого он ни с того ни с сего ударил меня в живот. Я согнулся от боли, судорожно хватая ртом воздух.

– С этого дня ты во всем будешь слушаться меня, – сказал Умберто, – вставай и защищайся.

Я кое-как поднялся и, стоя на непослушных ногах, попробовал принять боевую стойку, но тут же получил удар под ребра.

– Да ты, я вижу, совсем сопляк. И зачем хозяин выбрал тебя? – говорил Умберто, прохаживаясь вокруг меня.

Я вновь встал и попробовал неожиданно напасть на Умберто, когда он стоял ко мне спиной, но каким-то образом мои руки тут же оказались вывернутыми и плотно схвачены Умберто. Он проделал со мной еще несколько болезненных трюков, после которых у меня из глаз искры посыпались, – я лежал на земле и корчился от боли.

– Я должен научить тебя защищаться. Каждое утро ты будешь приходить сюда, и мы будем заниматься. Пока что от тебя толку, как от комара. Ты ни на что не способен, парень, – сказал Умберто и, сплюнув на землю, ушел прочь.

Еще какое-то время я лежал, приходя в себя. Мне казалось, что все мои кости сломаны и я останусь калекой, если еще хоть раз встречусь с Умберто. Я не понимал, зачем мне это нужно, ведь я и так хорошо справлялся с работой в цирке. А если Энтони хотел приобрести для Умберто боксерскую грушу, то почему для этого выбрали именно меня?

Все это не укладывалось в моей молодой голове, которая раскалывалась от ударов моего «учителя». Я встал и доплелся до ку хни, где кухарка еще долго отпаива ла меня куриным бульоном.

К моему удивлению, утром я чувствовал себя не так плохо, как ожидал. Кое-где виднелись синяки, но сильных повреждений я не заметил. Умберто был мастером боевых искусств, и не дай Бог тебе с ним когда-нибудь встретиться. Если бы он тогда находился в подвале, откуда мы вас вытащили, то я не уверен, удалось ли бы нам сбежать. По крайней мере, всем нам.

В то утро я пошел к Умберто. Все повторилось вновь, но я уже был готов к этому. Мы начали заниматься каждый день. Наши занятия все затягивались и затягивались. Моя природная ловкость, а также навыки акробатики здорово помогали мне уворачиваться от тяжелых кулаков Умберто. Вскоре я начал вполне прилично драться и научился защищать себя, – у Умберто все реже появлялась возможность украсить меня еще одним синяком. Помимо борьбы, мы занимались и акробатическими трюками, благодаря которым я еще больше развил свою гибкость и ловкость. Я видел в глазах Умберто одобрение, да и сам понимал, что превращаюсь в хорошего бойца. Мое тело окрепло, я больше не походил на юношу, я стал мужчиной.

Однажды, холодным декабрьским утром, я проснулся и, как всегда, пошел на задний двор, но вместо Умберто встретил там Энтони. Он неторопливо прохаживался по покрытой легким снегом земле, смотря куда-то вдаль.

– Добро утро! – поздоровался я.

– Здравствуй, Измир! – ответил Энтони. – Умберто передал мне, что ты делаешь большие успехи. А как ты сам считаешь?

– Я не знаю. Ему виднее, – сказал я.

– Я думаю, пришла пора проверить твои способности. Сегодня вечером ты отправишься в город и сделаешь кое-что для меня.

Так как он не спрашивал моего согласия, я продолжал молча стоять и смотреть на него.

– Ты поедешь в дом к мисс Ледуш. Где он расположен, тебе подскажут в любом пабе. Там сегодня вечером будет находиться один господин. Его невозможно не узнать. У него волнистые рыжие волосы до плеч, он довольно высок и полон. Тебе нужно будет взять у него одну вещь. Эта вещь лежит в кожаном мешочке, который он носит на шее. Тебе незачем знать, что это за вещь. Просто принеси мне ее.

Я выслушал Энтони и подумал, что все это будет не так уж и сложно проделать. В конце концов, срезать какую-то побрякушку с шеи совсем не трудно.

– Думаю, я справлюсь с этим делом, – сказал я.

– Отлично, я хорошо заплачу тебе. Сейчас иди в дом, служанка даст тебе одежду на вечер. Коня возьмешь из конюшни. Мой конюх подготовит его.

Я уже собрался уходить, как Энтони добавил:

– Совсем забыл уточнить. Никто не должен пострадать сегодня ночью, и все должно быть сделано незаметно даже для этого господина.

– Но как? – удивился я.

– Не знаю, прояви смекалку, ты, кажется, неглупый парень, если я не ошибаюсь. Никто не должен тебя видеть и уж тем более подозревать. Пусть все будут думать, что эта вещь просто потерялась.

После этих слов Энтони, развернувшись, ушел, оставив меня наедине с моим недоумением. Поразмыслив и не придя ни к какому выводу, я вернулся в дом. Время пролетело удивительно быстро, я и не заметил, как наступил вечер. Служанка и вправду дала мне новую одежду, в которой я выглядел довольно неплохо. А в конюшне меня ждал оседланный черный жеребец.

Я поехал в город, то и дело рассматривая окрестности. Ехать было около получаса, и спешить мне совсем не хотелось. Ночь еще не наступила, но темнота уже окутала землю. Морозный воздух слегка обжигал легкие, и мне это даже нравилось, ведь я столько времени провел в поместье Шелдона, словно узник. Я ехал и думал об артистах, с которыми провел столько лет, о милой застенчивой девушке, – я так и не смог пригласить ее на свидание, и даже о своем отце, наверное, к тому времени уже отошедшем в мир иной.

Наконец я приехал в город. Он оказался небольшим и находился недалеко от Лондона. На улицах было мало народу, только из пабов раздавались шум и громкий смех. Остановившись перед одним из них, я привязал лошадь и смело зашел внутрь. Мне хотелось остаться незамеченным, но, стоило переступить порог этого заведения, как все головы сразу повернулись в мою сторону. Растерявшись на секунду, я все же собрался и подошел к стойке бара.

В карманах одежды я еще днем обнаружил небольшую сумму денег. И сейчас решил потратить часть ее на выпивку.

Бармен, лицо которого было в рытвинах от оспы, окинул меня недовольным взглядом.

– Чего тебе? – грубо спросил он.

– Я бы хотел выпить, – ответил я.

– Чего именно? Или, по-твоему, я должен сам догадаться? – так же неприветливо продолжил он.

– Виски, если можно, – сказал я.

На самом деле я вовсе не хотел пить, тем более виски. Я вообще не люблю алкоголь и быстро от него хмелею. Понял я это еще в юности, когда мы с труппой давали представления. Я нередко выпивал со старшими артистами, но вскоре забросил это занятие. Мне было неприятно пьяное состояние, и в свое свободное время я либо отрабатывал новые трюки, либо просто бездельничал.

Бармен с неохотой нашел бутылку виски, плеснул напиток в давно не мытый стакан и грубо поставил его передо мной.

– Спасибо, – сказал я.

– Лучше заплати, – рявкнул бармен.

– Что-то ты слишком груб с ним, старик, – раздался голос справа от меня. Я повернулся и увидел пожилого мужчину. Судя по его опухшему лицу и заплывшим глазам, он был тут частым гостем.

– Не твоего ума это дело, Лу, – сказал бармен, но уже не так грубо.

– Ты скалишься на этого мальчишку, будто он украл у тебя всю выручку за месяц, – продолжил незнакомец.

– Ты сам знаешь, что я не люблю незнакомцев. Тем более сейчас. Сам ведь в курсе, что творится.

– Парень тут ни при чем. Ты посмотри на него. Он даже чем-то похож на моего сына. Эх, где ты сейчас, сынок…

– По мне, так он похож на цыгана, черт бы их побрал, – сказал бармен.

Я уже не мог дальше терпеть, что меня обсуждают прямо у меня под носом, и встрял в разговор:

– Простите, если заставил вас волноваться. Я впервые в этих краях, еду в столицу к родителям и остановился у вас только переночевать.

– Вот видишь, а ты говоришь, что он ободранный цыган. Да он же самый настоящий господин, – сказал пьянчужка, улыбаясь мне почти беззубым ртом.

Бармен недовольно поморщился и отошел в сторону – якобы проверить запасы вина.

– Как тебя зовут, парень? – спросил меня незнакомец.

– Джек, – соврал я.

– А меня Лу, – представился он, – садись поближе, давай выпьем.

Я подсел к нему, и на меня тут же градом посыпалась обрывочная информация о жизни Лу, его сварливой жене, сбежавшем несколько лет тому назад сыне и еще о многом другом.

Я слушал все это и никак не мог придумать, как же узнать у него о доме мисс Ледуш. Время летело, и нужно было торопиться.

В какой-то момент пиво у Лу кончилось, и он с горестью посмотрел на дно своей пустой кружки.

– Черт бы побрал эту стерву, отбирает все деньги. Уже даже выпить не на что, – посетовал Лу.

– Послушай, я куплю тебе выпивку, только, может быть, пойдем куда-нибудь в другое место. Мне тут что-то не очень нравится, – сказал я, надеясь таким способом узнать у него о мисс Ледуш.

– А что? Идейка неплохая, – сказал Лу, – вот только куда отправимся? Сейчас в городе стало опасно ходить по ночам.

– Ты это про что? – спросил я, недоумевая.

– Как? Разве ты не слышал? Хотя откуда ты мог слышать, если приехал к нам только сегодня, – начал Лу. – У нас тут просто жуть что творится. Порой кажется, что сам дьявол вышел из ада и разгуливает по улицам этого жалкого городка. Все началось с тех убийств, что произошли около двух месяцев назад.

– Убийств? – удивленно переспросил я. Все это время я находился в доме Шелдона и ничего не слышал об у бийствах, хотя слуги ходили в город и должны были обсуждать такие события.

– Да. Убили двух девушек. До чего же это были невинные и прелестные создания, – сказал Лу, и пьяные слезы потекли по его морщинистым небритым щекам, – их тела нашли возле озера. Не знаю, надругался ли над ними злодей, но тела их были изуродованы. Те, кто видел, говорят, что их убил какой-то зверь, но я этому не верю. Вроде на них видели раны, как от когтей животного, но у нас тут, кроме кабана, никто не водится. Да я и не думаю, что кабан мог так их убить. Одна – дочка пекаря. Если бы ее не убили, то через неделю она бы вышла замуж за нашего кузнеца. Бедный парень, узнав, что приключилось с его невестой, тронулся умом. Хотя кое-кто считает, что это его рук дело, но я этому не верю. Вторая девушка – сирота. Жила у одной женщины, помогала ей по хозяйству. Она была славной и кроткой девчушкой. Жалко их обеих.

– Убийцу так и не нашли? – спросил я.

– Нет, какое там. Ведь через несколько недель случилось еще кое-что, и про эти убийства почти забыли.

– А что случилось?

– В одно воскресное утро все прихожане стояли на пороге церкви в ожидании, когда наш настоятель отворит двери. С задней стороны церкви раздался леденящий душу крик. Все бросились туда и увидели жену садовника, которая пришла помочь нашему священнику – поработать в саду, так как сам садовник был в отъезде. Бедная женщина стояла и истошно кричала, уставившись на что-то во внутреннем помещении церкви. Те, кто был посмелее, подошли к ней и увидели страшно зрелище. Наш священник болтался в петле. Веревка была привязана к крюку, торчавшему в стене прямо при входе в заднюю дверь кухни. Но его не просто повесили, его живот вспороли, и все содержимое его брюха лежало на земле. Ты можешь вообразить, что творилось с прихожанами в тот день? После всего этого и начались разговоры о дьяволе. Но, сказать честно, я не верю во всю эту мистическую чушь. Думаю, тут виновен человек, причем, делает он это сознательно, а не из-за того, что в голове у него помутилось.

Последние слова Лу показались мне чересчур умными и правильными для такого забулдыги, как он.

– А есть какие-то подозреваемые? – спросил я.

– А то! Подозреваемые всегда есть. Вот только доказательств никаких нет, – сказал Лу.

– И кто, вы думаете, это был?

– А ты чересчур любопытен, парень. Ты так не думаешь? Кажется, ты обещал угостить меня выпивкой, а не донимать допросами, – ответил Лу.

Я и сам понял, что слишком разболтался и уже почти забыл, зачем сюда приехал.

– Собирайся и пойдем, куда скажешь, – сказал я, вставая со стула.

Лу оглядел меня и, махнув рукой, сообщил:

– Я вижу, что ты хороший парень. Пойдем. Я знаю, куда нам стоит зайти, – сказал Лу.

Мы вышли из кабака, и холодный воздух обжег наши раскрасневшиеся от тепла лица.

– Какой у тебя хороший мерин, – сказал Лу, разглядывая коня.

– Послушай, Лу. Пока я ехал сюда, встретил одного человека. Он сказал, что-то про мисс Ледуш. Ты ничего про нее не знаешь?

– Эгей, парень. Во дела! Так сказал бы сразу, куда тебе надо. Пошли, я провожу. Сам я уже слишком стар для этого, – ответил Лу, хитро прищурившись.

– Для чего, для этого? – не поняв, спросил я.

– Хватит тебе строить из себя пай-мальчика. Ведь тебе, как и мне, хорошо известно, что мисс Ледуш держит бордель. Причем, в сравнении со старым, довольно неплохой.

В душе я расстроился еще больше. Украсть вещь в борделе с шеи незнакомого мне мужчины, да еще и чтобы этого никто не заметил, было, как мне казалось, довольно сложно. Но ради Лу я улыбнулся и, подмигнув ему, попросил указать мне дорогу.

Мы шли по улице, и мне то и дело приходилось поддерживать беднягу, не то он упал бы и уснул прямо на дороге. Лошадь я держал под уздцы другой рукой.

– Ты спросил, кого мы подозреваем. Я так и не ответил тебе, – сказал Лу.

– Верно, но мне это не слишком и важно, я ведь завтра у ед у.

– Да, правда. Но я все же скажу тебе. Мы все в городе думаем, что виновен в этих убийствах Энтони Шелдон.

Я на секунду замер, и глаза у меня округлились от удивления, но Лу этого не заметил.

– Ты, конечно, не слышал про него. Он живет недалеко от нашего городка в шикарном поместье. Его черная карета с закрытыми черным бархатом окнами иногда проезжает по здешним улицам. Но обычно он едет прямиком в столицу. Правда, однажды нашему покойному священнику довелось поговорить с ним с глазу на глаз. После он рассказывал, что никогда не видел столь красивого мужчины со столь злыми глазами. Не знаю, правда ли это. Но я почему-то тоже считаю, что он и есть убийца. Или, может быть, убийства совершаются по его приказанию.

– Но что указывает на него? – спросил я.

– Не знаю. Вроде и ничего. Но он не такой, как все. Ты бы понял это, если бы сам увидел его, – сказал Лу. – Стой! Вот мы и пришли.

Я повернул голову и увидел широкий переулок, в конце которого яркими огнями светились окна дома, откуда доносились музыка и смех.

– Пойдем, Лу, – пригласил его я.

– Нет, Джек, с меня на сегодня хватит. Правда, если ты отблагодаришь меня звонкой монеткой за то, что я привел тебя к мисс Ледуш, то я, пожалуй, соглашусь принять столь ценный подарок.

Я дал ему денег и, попрощавшись, пошел по направлению к борделю.

Прежде мне доводилось захаживать в такие места, но бывал я там за компанию и быстро уходил. Мне претило покупать любовь за деньги, и я искренне жалел девушек, зарабатывавших себе на жизнь подобным образом. Но не об этом я думал, пока подходил к дому. Я размышлял об Энтони Шелдоне и этих страшных убийствах. «Может быть, старый пьяница попросту выдумал все?» – сомневался я. Но почему-то я поверил его рассказам об убийствах. Правда, поверить в то, что Энтони убил всех этих людей, я не мог.

Подойдя почти вплотную к дому, я спохватился. Может, мне все же не стоило подходить к главному входу, а войти через черный? Но тут парадная дверь открылась, и на пороге появилась высокая плотная женщина с сильно накрашенным лицом. Улыбнувшись во весь рот, она сказала хриплым голосом:

– Добро пожаловать ко мне в гости, молодой человек! Меня зовут мисс Ледуш! Прошу, не стойте на пороге и проходите внутрь, а о вашем коне позаботятся.

Не успел я опомниться, как она подошла ко мне и, взяв под руку, повела в дом. Обернувшись, увидел, что моего коня взял под уздцы мальчик лет десяти и повел куда-то.

В доме я словно погрузился в другой мир. Отовсюду лилась музыка, слышались девичий смех и звон бокалов. Мисс Ледуш провела меня в большую комнату, где несколько человек играло в карты за большим столом, а остальные расположились вокруг них. Кто-то из мужчин попивал шампанское или виски, кто-то, как завороженный, разглядывал девушек, а кто-то разговаривал с другими посетителями. Я сел в кресло возле окна, а мисс Ледуш удалилась, чтобы распорядиться о выпивке. Ко мне тут же подбежала молоденькая (на вид – лет пятнадцати) симпатичная девушка, одетая как куколка.

– Вы у нас впервые? – спросила она тонким голосом, теребя подол своей коротенькой юбки.

– Да, впервые, – ответил я.

– Надеюсь, вам у нас понравится. Хотите, я буду вашей девушкой сегодня?

Я замялся и не знал, что ответить. Я уже оглядел всех людей в комнате и не нашел высокого рыжеволосого человека, который был мне нужен.

– Дело в том, что я проездом в вашем городе и еще не совсем отдохнул от дороги… – начал я.

– Так я вам помогу! – бойко ответила девица, пытаясь усесться ко мне на колени.

Я резко встал и столкнулся нос к носу с мисс Ледуш, державшей в руках поднос с бокалом красного вина, который, по всей видимости, предназначался мне.

– Вам что-то не нравится у нас? – спросила она, недовольно глядя на девушку, а не на меня.

– Нет, нет. Просто я немного устал и хотел бы посидеть спокойно, а тут так шумно, – сказал я. – Могу ли я пройти в другую комнату?

– Конечно. Чувствуйте себя как дома. Я позову Эстель. Она устроит вам небольшую экскурсию и найдет для вас тихое местечко, – сказала Ледуш, протянув мне бокал.

Отозвав в сторону девицу, еще недавно пытавшуюся сесть ко мне на колени, она попросила привести Эстель.

Эстель не заставила себя ждать. Высокая, стройная девушка с кожей оливкового цвета, карими глазами и черными как ночь волосами была старше предыдущей и держалась более уверенно. Медленной, томной походкой она подошла ко мне и, посмотрев мне в глаза, прошептала:

– Пойдемте, я покажу вам дом.

Своей прохладной рукой она взяла мою ла донь и, немного сжав ее, пошла вперед, ведя меня за собой. Мы неспешно прохаживались по дому, в то время как Эстель рассказывала разные забавные истории про посетителей борделя, которых мы встречали. Она нашептывала все эти истории мне на ухо таким нежным и спокойным голоском, что я немного отупел и перестал обращать внимание на все остальное.

– Может быть, вы хотите пойти наверх и немного отдохнуть? – спросила она, когда наша маленькая экскурсия уже подходила к концу.

– Пожалуй, да, – медленно ответил я, глядя в ее бездонные глаза.

Она начала подниматься по лестнице, нежно маня меня пальчиком за собой. Я пошел за ней, и мы оказались в коридоре со множеством дверей, ведущих в комнаты к девушкам. Эстель взялась за ручку одной из них и, приоткрыв ее, позвала меня. Я, как зачарованный, уже хотел подчиниться ей, как вдруг дверь напротив отворилась, и оттуда вышел высокий рыжеволосый человек с раскрасневшимся лицом, застегивающий на ходу пиджак. Весь мой рассудок тут же вернулся ко мне. Я понимал, что если сейчас упущу его, то провалю задание Энтони.

В нерешительности я смотрел вслед удаляющемуся мужчине и думал, как лучше поступить, чтобы не вызвать подозрений.

Эстель заметила мою нерешительность и легонько потянула меня за рукав.

– Милая, мои деньги остались в попоне у лошади. Я совсем забыл про них. Мне нужно взять их, и я тут же вернусь к тебе, – соврал я.

На лице Эстель отразились недоверие и страх потерять клиента.

– Давай я пошлю кого-нибудь за деньгами? – предложила девушка.

– Нет, я бы не хотел. Я скоро вернусь, – сказал я, разворачиваясь и направляясь к лестнице, по которой недавно спустился рыжеволосый человек.

Сбегая по лестнице вниз, я столкнулся с мисс Ледуш.

– Куда вы? – спросила она меня, но я ничего не ответил, так как нужный мне мужчина уже выходил из дома. Я не должен был потерять его из виду.

На улице мужчина свернул за левый угол борделя. Я осторожно последовал за ним. Дойдя до угла дома, я слегка высунулся и увидел, что незнакомец направился к конюшне. Ступая тихо, как кошка, я пошел за ним, стараясь не выходить на свет. Рыжеволосый скрылся в дверях конюшни, и я решил прокрасться за ним, только через крышу. Мне повезло, конюшня оказалась невысокой, и я легко и бесшумно забрался на нее. Лег на крышу, вытащил из кармана зеркальце, которое было всегда со мной, и опустил к окну, чтобы увидеть, что же происходит в конюшне.

А происходило там следующее: рыжеволосый мужчина разговаривал о чем-то с мальчиком-конюхом. Видимо, приказал привести свою лошадь, а сам оперся о стену конюшни и прикрыл глаза. Быстро думая, что же могу предпринять, чтобы задержать мужчину, я решил сделать вот что. В таборе нас учили обращаться с лошадьми. Уже в детстве я мог спокойно оседлать строптивую лошадь и тем более умел обращаться с прирученными животными. Я прекрасно знал, что они любят, что ненавидят и чего боятся. Я достал из кармана маленький перочинный ножик и, вытащив лезвие, приготовился.

Через какое-то время я услышал, что лошадь оседлали и она вот-вот должна выехать из конюшни. Несмотря на мороз, мужчина, судя по всему, не спешил домой. Лошадь медленно вышла из конюшни, неся на себе своего хозяина. Это был действительно красивый жеребец, породистый и очень дорогой. Было жаль причинять ему боль, но другого выхода я не видел. Нацелившись на сухожилие, находящееся под коленом животного, я метнул лезвие, которое угодило точно в цель. Лошадь дернулась от неожиданности и встала на дыбы. Наездник пытался угомонить ее, но я знал, что она успокоится, только когда вытащат лезвие из раны. Лошадь продолжала неистовствовать и уже через секунду скинула наездника на землю. Мужчина упал и, видимо, ударившись головой, потерял сознание. Маленький конюх бегал возле лошади, не зная, что делать. Наконец он сообразил, что надо позвать кого-то на помощь, и убежал. Я быстро спрыгнул с крыши и, подбежав к упавшему, начал искать то, что должно было висеть у него на шее. Вскоре я нащупал веревку и, потянув за нее, снял с шеи мужчины небольшой кожаный мешочек. Уже через секунду я оказался возле лошади и быстро вытащил лезвие у нее из ноги. Животное сразу же успокоилось, а я отскочил в сторону, спасаясь в темноте от людей, которые должны были вот-вот явиться. Обойдя дом с другой стороны, я заметил, что двери борделя открыты и многие посетители стоят на улице, разговаривая о чем-то. Как ни в чем не бывало я подошел к толпе и поинтересовался, что случилось. Молодой мужчина, явно навеселе, сказал, что лошадь сбросила какого-то очень важного господина, и сейчас хозяйка заведения хлопочет над ним. Я не стал задерживаться и, поймав за плечо перепуганного мальчишку, отвечавшего за лошадей, попросил привести моего жеребца.

Я не был единственным гостем, покидавшим бордель: многие посетители после этого несчастного случая решили разъехаться по домам.

Поплотнее закутавшись в куртку, я поскакал прочь из этого городка. На середине пути остановился, чтобы дать лошади передохнуть. Ночное небо было без туч, и ничто не мешало яркому месяцу освещать мне дорогу. Я всегда был любопытен и поэтому решил заглянуть в мешочек, который только что снял с шеи незнакомого мне человека. Я развязал его и засунул туда руку, но тут же отдернул ее. На своей ладони я увидел небольшой порез, из которого сочилась кровь. Решив быть осторожнее, я надел перчатку и повторил попытку. Ухватившись за что-то твердое и гладкое, я вытащил предмет наружу. Вначале я не мог разглядеть, что же я держу перед собой, но вскоре понял, что это было что-то вроде перчатки только без пальцев. Вместо них к коже прикреплялись четыре больших и острых как бритва когтя. Один из них – в моей крови. По моему телу побежали мурашки, и я почувствовал тошноту и омерзение. Поскорее засунув странную перчатку в мешочек, я поскакал дальше. В поместье Шелдона я отвел лошадь в конюшню, снял с нее седло и поставил в стойло. После я отправился в свою комнату, лег на кровать и думал, что усну, но мысли об этой странной вещице, о рассказах пьяницы из паба про убийства и о высоком рыжеволосом человеке гнали сон от меня.

Так и не сомкнув глаз, я пролежал весь остаток ночи, глядя в потолок. Рано утром в комнату постучалась кухарка, которая передала, что хозяин ждет меня в холле. Встав с кровати, я тут же направился к нему, не забыв захватить с собой то, за чем он меня посылал.

– Я слышал, этой ночью в городе было не совсем тихо, – сказал Энтони, как только я вошел в холл. Он смотрел на меня не мигая, как будто хотел загипнотизировать.

– Не думаю, что кто-то догадался о случившемся и о моем причастии к этому делу, – попытался оправдаться я.

– Где она? – спросил Энтони.

Я протянул ему мешочек. Энтони взял его, но не стал заглядывать внутрь. Вместо этого он вплотную подошел ко мне и тихо, мне показалось даже ласково, спросил:

– Ты заглядывал внутрь?

Я посмотрел ему в глаза и честно ответил:

– Да.

– И как ты думаешь, что это?

– Не знаю. Никогда раньше не видел такого.

Лицо Энтони ничего не выражало, но вдруг он резко и сильно ударил меня по лицу. От такой пощечины я отлетел, кажется, на несколько ярдов, настолько силен был его удар.

– Больше не смей так делать! Мои дела – это мои дела. Я приказал тебе привезти вещь, а не разглядывать ее по дороге! Но если тебе так интересно, то я могу приоткрыть завесу тайны, – эти когти, по преданию, принадлежали вервольфу, и их обладатель может потерять рассудок, если не знает, как их использовать. Это и случилось с владельцем когтей. Он убил двух девушек и священника. Если бы он не вел себя столь вызывающе, то я бы даже не стал тратить на него свое время. Мне не нужна эта безделушка, но, возможно, она понадобилась бы кому-то другому, узнай он о ней. Поэтому я решил, что все же хочу заполучить ее. Мне не нужны соперники, – сказал он.

Я поднялся на ноги и с вызовом посмотрел на Энтони. Увидев, что я не собираюсь просить прощения, он продолжил:

– Ты мне нравишься, Измир. Ты талантливый и сильный парень. Работая на меня, ты бы имел хорошие деньги.

Я не скуплюсь. И даже за это задание, которое ты выполнил, скажем, не самым добросовестным образом, я хорошо заплачу.

Он вытащил из кармана конверт и протянул мне:

– Бери.

Я взял конверт, но открывать его не стал.

– Пока что можешь отдыхать. Вечером придет Умберто и скажет тебе, что делать дальше.

Я вернулся в свою комнату и, сев на кровать, решил открыть конверт. Сумма, которую дал мне Энтони, не шла ни в какое сравнение с моими ожиданиями. Она была в несколько раз больше того, о чем я мечтал.

Ближе к ночи пришел Умберто и приказал мне собираться. Мы отправлялись в столицу по еще одному заданию Энтони.

Не знаю, стоит ли тебе рассказывать, что было дальше. Несколько месяцев мы с Умберто выполняли различные поручения Энтони. Иногда их было много, по нескольку в месяц, иногда совсем мало. После той пощечины я перестал интересоваться, ради чего я исполнял то или иное задание. В какой-то момент Умберто покинул нас. Он уехал к себе на родину. По крайней мере, так мне сказал Энтони. И я продолжал работать на Энтони в одиночку. Таких людей, как я, у него было несколько, но мы никогда не пересекались. В свободное время я тренировался в цирке, если, конечно, находился рядом с труппой, и иногда выступал. Задания Энтони становились все сложнее и жестче. Пару раз мне приходилось убивать людей, но тогда меня это мало заботило. Я думал только о деньгах, которые смогу заработать.

Все поменялось, когда я познакомился с моими нынешними друзьями. Я встречал корабль, на котором плыли Гордий и Алессандро, в порту. Гордий, наверное, рассказывал тебе об их приключениях в Индии. Так вот, прибыв в Европу, они повстречали меня. Я привез Джерому деньги, которые к тому времени у него уже закончились, и должен был проследить, чтобы все будущие артисты цирка добрались до Франции, где мы тогда выступали, в целости и сохранности. За время поездки я сблизился с парнями. Как оказалось, все мы – цыгане. Мы много говорили о нашей кочевой жизни, вспоминали каждый свое детство. Я больше не чувствовал себя одиноко и бесконечно радовался встрече с ними. Во Франции я обучил их нескольким зрелищным трюкам, и мы начали выступать втроем. Оттуда и пошло наше прозвище – братья Хименес, которое дал нам Джером. Не думаю, что внешне мы очень похожи, но зрителям все равно. Я не всегда выступал с ними. Иногда я отлучался по поручениям Энтони. Гордий с Алессандро ничего не знали про мою вторую жизнь, но я часто замечал их подозрительные взгляды. Гордий даже спрашивал меня, не к тайной ли возлюбленной я убегаю, но я со смехом отвергал эту версию.

– О чем вы тут болтаете? – раздался сзади голос Алессандро. Я вздрогнула от неожиданности.

– Рассказываю бедной девушке о нас, – ответил Измир.

– Тебе нужно было поспать, а не болтать, – обратился ко мне Алессандро.

– Я поспала немного.

– Иди в дом. Скоро проснется твоя сестра, я думаю, ты будешь нужна ей.

Я отдала куртку Измиру и пошла в дом. Гордий спал рядом с Ясмин, обняв ее рукой. Диана лежала в той же позе, в какой я ее оставила. Я подошла и села рядом с ней.

– Бедная. Что тебе пришлось пережить из-за меня? И что делают наши родители? – прошептала я. Так я и сидела рядом с ней, пока она не проснулась.

Открыв глаза, она не сразу узнала меня. Диана с испугом смотрела на меня, а потом, вздохнув, тихо сказала:

– На секунду я подумала, что умерла и попала в рай, где и увидела тебя.

– К счастью, тебе это только показалось, – улыбнулась я и погладила ее по голове.

– Можно попить? В горле так пересохло, – попросила сестра.

Я тихо встала и, подойдя к сумке Гордия, которая лежала неподалеку, достала оттуда флягу с водой.

– Только не выпей все, – сказала я, поднося флягу к ее губам.

Диана пила с жадностью, вода текла по подбородку, и, в конце концов, мне пришлось отнять у нее флягу.

– Я так много должна рассказать тебе, сестра, – сказала Диана.

– Я знаю. Но вначале я хотела извиниться перед тобой, – ведь в том, что случилось, виновата только я одна.

– Не думаю, что ты права, – ответила Диана.

– Диана, ты знаешь что-то про родителей? Что с ними и где они?

Диана отрицательно покачала головой:

– Я ничего не знаю о них с той самой ночи, как меня похитили.

– Это случилось сразу после моего побега? – спросила я.

– Твоего побега? – удивилась Диана, – я думала, тебя тоже похитили.

– Как? Разве ты не видела мою записку?

– Нет. О чем ты вообще?

Мы обе задумались на какое-то время, а потом я догадалась.

– Я, кажется, поняла. Мы исчезли из дому в один день. Вернее, в одну ночь. Только я ушла сама, а тебя похитили. Бедные мама с папой. Что с ними сейчас?

– Не знаю, – сказала Диана.

Мы обе замолчали. Я в ужасе представила, что подумали родители, когда утром поняли, что обе их дочери исчезли. Наверняка поднялась паника. У отца могло стать плохо с сердцем. Может быть, они до сих пор плачут о нас и ищут, а может, уже перестали надеяться, что мы живы. Но были и другие мысли – страшные и жуткие. Вдруг Энтони и его люди добрались и до них? Возможно, их убили, а наш дом сожгли. А как же наши братья? Мои грустные размышления прервала Диана:

– Помоги мне подняться, я бы хотела размять ноги и выйти на улицу. Правда, не знаю, получится ли это у меня, – сказала мне сестра.

Осторожно и медленно мы вышли на улицу, и Диана вдохнула свежий воздух полной грудью.

– Даже не верится, что все мои несчастья остались позади, – задумчиво сказала она.

Лучи солнца робко проглядывали сквозь деревья, и крохотная полянка, на которой мы стояли, постепенно наполнялась золотистым светом. Алессандро и Измир стояли в стороне, рядом с лошадьми, разговаривая о чем-то.

– Не знаю, – поежившись, сказала я, – мне все равно страшно. Я боюсь, что они догонят нас.

– Я тоже про это думаю, – ответила Диана. Какое-то время мы молчали, стоя плечом к плечу и смотря вдаль. Измир с Алессандро приблизились к нам. Их лица были настолько изможденными и усталыми, что мне стало жаль их обоих, и безмерная благодарность к ним заполнила мое сердце.

– Как ты себя чувствуешь? – обратился Алессандро к Диане.

– Спасибо, гораздо лучше, но я почти не помню событий прошлой ночи, – ответила она.

– Может быть, это даже хорошо. Пойдемте перекусим, вскоре мы снова отправимся в путь, – сказал Алессандро.

– А куда мы едем? – спросила я.

– Мы хотим переправить вас в Англию. А там придумаем что-нибудь, но домой вам пока возвращаться нельзя, – ответил Алессандро.

– Но наши родители… – взволнованно сказала Диана.

– Это наша забота. Мы отправимся к ним и попробуем узнать, все ли с ними в порядке. Не думаю, что вам стоит возвращаться к ним. По крайней мере, не сейчас. Я уверен, что с ними все нормально и они очень обрадуются хорошим новостям о вас.

От меня не могло укрыться, как на протяжении всего разговора Измир смотрел на Диану. В этом взгляде теплились и восхищение, и жалость, и злость одновременно. Но злость не на мою сестру, а на тех людей, что издевались над ней.

 

Глава 7

Мы вошли в дом. Ясмин и Гордий все еще спали, но Алессандро прервал их сон. Диана же наконец смогла познакомиться со всеми и поблагодарить своих спасителей. Мы сели завтракать припасами, которые остались у цыган, попутно обсуждая дальнейшие действия. Так как ехать по дороге было опасно, ведь нас могли искать именно там, мы решили добираться до Англии лесными тропами. Не факт, что нас не станут разыскивать в лесу, но все же шансов уйти от погони у нас было больше. Выяснилось, что, перед тем как нас спасти, циркачи изучили прилегающую к поместью Шелдона местность вдоль и поперек. К тому же Измиру приходилось приезжать сюда и раньше, поэтому он и знал о существовании хижины, в которой мы сейчас сидели.

Собрав вещи и кое-как скрыв следы своего пребывания, мы двинулись в путь. И шли мы не по тропам, а просто через лес, то и дело цепляясь за ветки и колючие кусты. Вскоре мои руки покрылись мелкими порезами, а ноги – синяками. Алессандро и Гордий шли рядом с лошадьми, держа их за поводья, и только Измир с Дианой ехали верхом, причем, на одной лошади. Сестра сидела впереди цыгана, прислонившись к его груди и болтая о чем-то со своим спутником. Гордий и Алессандро двигались то впереди, то сзади, внимательно вглядываясь в окружающую нас местность и проверяя, правильно ли мы идем. До этого я даже не знала, как ориентироваться в лесу, цыгане же, в том числе и Ясмин, чувствовали себя в нем очень уверенно. Не понимаю, как им удавалось с точностью определять нужное направление. Видимо, этому их учили с детства, либо этот дар им был дан еще при рождении.

Почти весь путь в тот день я прошла рядом с Ясмин, удивительной девушкой. Помимо чарующей внешности, она обладала отличным чувством юмора и жизнерадостностью. Видя мою усталость и неловкость, во всем помогала мне.

– Знаешь, я так рада, что познакомилась с тобой. Надеюсь, мы подружимся. Я всегда хотела иметь сестру или близкую подругу, но судьба распорядилась иначе. Все детство я провела рядом с Алессандро. Он был еще тот сорванец, – говорила Ясмин.

– А почему он ушел из табора? – спросила я, вспомнив рассказ Гордия.

– Да на этот вопрос никто, кроме него, не ответит. Просто однажды мы проснулись и поняли, что он ушел. Исчезли все его вещи и одна из наших лошадей. Взрослые поговаривали, что настал тот момент, когда он должен был почувствовать себя мужчиной. Не знаю, так ли это. Мне тогда было одиннадцать лет, а ему четырнадцать.

– А как ты жила все это время? И как ты оказалась в цирке Джерома? – поинтересовалась я.

– Я, как все наши девчонки моего возраста, страдала по мальчикам, танцевала, пела и гадала на картах. Наш табор ездил по странам в поисках места, где мы смогли бы осесть. Наконец, такое место нашлось в чудесной стране. Нас окружали холмы и даже горы. Поля весной и летом покрывались роскошным ковром из цветов и травы. Кормов для животных было предостаточно, да и земля отличалась плодородием. Там мы встретили много наших земляков, и решили начать нормальную, оседлую жизнь. Мужчины занялись постройкой домов. Мои родители хотели стать крестьянами и завести свое хозяйство. Я была не против, но только до поры до времени. Мне исполнилось уже семнадцать, но я все еще не была замужем. Ты, может быть, не знаешь, но у нас девушки часто выходят замуж и в тринадцать лет. Я же, по мнению всех наших, засиделась в девушках. Родители начали искать мне мужа, но из тех, кого предлагали, никто мне не приглянулся. Однако мое мнение уже ничего не значило. Свадьбу назначили через месяц, и я с ужасом считала дни до этого события. Жених, конечно, был не так уж и плох, но мне он совсем не нравился.

Я забыла сказать, что через страну, где мы решили осесть, словно артерия, текла широкая полноводная река. Мы жили не так далеко от одного из ее рукавов. Я иногда ходила туда, чтобы полюбоваться на заходящее солнце или просто помечтать о чем-то. Часто я провожала глазами корабли, которые, казалось, плыли в далекие земли, где их пассажиров ждали приключения и несметные сокровища. В очередной раз я пришла к реке. Я долго всматривалась вдаль, думая о своей будущей супружеской жизни. Признаться, меня даже посещали мысли о том, чтобы броситься в реку и утопиться. Как вдруг я увидела плывущий по реке небольшой корабль, который тем не менее стремительно приближался к берегу. Я решила дождаться его и, не сходя с места, пыталась разглядеть людей, находящихся на нем. Солнце слепило меня, поэтому, когда суденышко уже причалило к берегу, я увидела только силуэты нескольких мужчин. Каково же было мое удивление, когда один из них бросился мне навстречу. Я испугалась и чуть не закричала, но мужчина не дал мне опомниться, подхватил на руки и поднял над землей.

– Сестренка! Как же ты выросла! – услышала я знакомый голос, который, правда, звучал несколько ниже, чем раньше.

– Алессандро! – тут же закричала я, обвив его шею руками.

Мы долго стояли вместе, как будто не могли насмотреться друг на друга. Наперебой говорили что-то, даже не замечая, что люди, приплывшие вместе с Алессандро, подошли к нам.

Оказалось, что вместе с братом были Гордий и еще два их товарища, не цыгане, но артисты, также принимавшие участие в выступлениях.

Я повела их к нам в дом. Родители и старые друзья обрадовались, увидев Алессандро, но все заметили, как он изменился. Не было больше юношеского блеска в глазах, отсутствовала и мягкость в его словах. Он стал чужим для всех. Для всех, но не для меня.

Я рассказала Алессандро о предстоящей свадьбе, и он опечалился вместе со мной. Я спросила, как он нашел нас в этой стране, и, к своему удивлению, узнала, что он никогда не упускал нас из виду. Он знал почти обо всех наших передвижениях благодаря множеству знакомых, которых он приобрел во время странствий. Когда же их цирк остановился недалеко от нашего поселения, он решил навестить нас. Мне было хорошо с Алессандро – словно дни беспечного детства снова вернулись в мою жизнь. Но я знала, что скоро все это закончится, ведь цирк уезжал через несколько дней.

Люди, прибывшие с Алессандро, проводили время в свое удовольствие. Я почти ни с кем из них не общалась, за исключением Гордия. Мы сразу нашли общий язык, и я чуть не надорвала живот, смеясь над его шутками и забавными историями. Не знаю, возможно ли это, но буквально через пару дней я поняла, что влюблена в него. Мне было нелегко осознавать, что вскоре он уедет и я, наверно, больше его не увижу. Не знала я и о его чувствах ко мне, поэтому и мучилась по ночам сомнениями. За день до их отъезда я ходила сама не своя, не могла ни на чем сосредоточиться. Заметив это, Гордий прямо спросил у меня, все ли со мной в порядке. Я не смогла ничего ответить, молча уткнулась лицом ему в грудь и заплакала. А потом, не знаю даже как, я поняла, что целую его, а он меня. Так мы и стояли, не говоря друг другу ни слова, то прижимаясь, то целуясь. Никто нас тогда не заметил, и мы решили не показывать никому своих чувств, предварительно договорившись о дальнейших действиях.

Следующим вечером Гордий, Алессандро и их друзья должны были уезжать. Все простились с ними, как полагае тся, и разошлись по домам. Я же сказала, что не хочу прощаться с братом, и ушла. На самом деле я пробралась на их с уденышко и спряталась под пустыми мешками. Когда мужчины зашли на борт, я даже дышать боялась, ведь, обнаружив меня, они тут же высадили бы меня на берег. Гордий осторожно сел рядом с мешками, чтобы никто другой не смог к ним приблизиться и случайно заметить меня.

Приплыли мы довольно скоро, мужчины сошли на берег и ушли. Я просидела под мешками еще какое-то время, пока не вернулся Гордий. Мы тут же поспешили к цирковому каравану, который уже трогался в путь. Обо мне решили пока никому не говорить. Гордий посадил меня в повозку с инвентарем, где я должна была пробыть всю ночь. А утром мы были бы уже далеко от моих родных краев, и у Алессандро не получилось бы сопроводить меня к родителям и будущему мужу.

Когда артисты сделали остановку, чтобы позавтракать и дать лошадям передохнуть, я решила выйти из повозки и предстать перед братом. Я легко выбралась из вардо, – циркачи с удивлением смотрели на меня, не понимая, кто я такая и что тут делаю.

В стороне ото всех стояли Алессандро, Гордий и Измир, что-то со смехом обсуждая. Я тихо подошла сзади, однако, Гордий увидел меня, и по его лицу пробежал легкий испуг.

– Алессандро, – тихо позвала я брата.

Тот, видимо, не поверив своим ушам, замер на какое-то мгновение, а потом медленно повернулся ко мне. Его глаза округлились от удивления, и сам он выглядел явно ошарашенным.

– Ясмин?! – закричал он, так и не поверив своим глазам.

– Да, брат, это я. Ты должен понять меня. Я не хотела оставаться дома… – сказала я, но меня перебил Гордий.

– Алессандро, это и моя вина. Я помог ей бежать и не позволю тебе отослать ее обратно. Мы собираемся пожениться, – сказал он.

– Пожениться? – взревел Алессандро и, не дожидаясь объяснений, кинулся на Гордия с кулаками. Они повалились на землю, награждая друг друга тумаками. Измир попытался их разнять, но это было бесполезно, как были напрасны и мои просьбы прекратить эту бессмысленную драку. Вскоре вокруг дерущихся собралась толпа, но вдруг раздался выстрел. Гордий с Алессандро застыли каждый в своей позе.

– Я не потерплю драк среди своих работников, – услышала я сзади мужской голос.

Сквозь толпу к нам пробирался невысокий, плотный мужчина с коротенькой бородкой. Ты, наверное, уже поняла, что это был Джером.

– Что тут происходит? – грозно спросил он.

Я не выдержала и, кинувшись ему в ноги, рассказала, как все было и что во всем виновата я.

Гордий и Алессандро к этому времени уже поднялись на ноги и, тяжело дыша, смотрели на меня. У Гордия были рассечены губа и бровь, а у Алессандро начал постепенно заплывать правый глаз.

Выслушав мой сбивчивый рассказ, Джером попросил меня подняться и, пристально посмотрев на меня, сказал, что я могу остаться в труппе, правда, каждый съеденный мною кусок мне придется отрабатывать, участвуя в представлениях. Я была только рада этому.

– Так как я отвечаю за Ясмин, то вот мое слово – я не разрешаю Гордию жениться на Ясмин до тех пор, пока не сочту это нужным, – сказал Алессандро.

Джером посмотрел сначала на меня, потом на Алессандро и сказал:

– Я согласен с тобой. Можете работать в цирке, но пока что никаких свадеб.

Я слезно поблагодарила его и подошла к брату, надеясь, что он сможет простить мой побег, но он тут же развернулся и ушел. Мне ничего не оставалось делать, как подойти к Гордию и помочь обработать ему раны.

Такие невеселые отношения с братом длились довольно долго. Он старался избегать меня и Гордия, но мало-помалу мы начали общаться. Я постепенно стала жить интересами цирка, и мне казалось это куда увлекательнее, чем жизнь с родителями. Правда, иногда меня смущал Джером, который задавал довольно странные вопросы о моем происхождении и жизни до цирка. Порой я удивлялась тому, что в нашей труппе появлялись новые девушки, которые внезапно исчезали, как только я успевала с ними подружиться. На все мои вопросы Джером отвечал, что они разочаровались в бродячей жизни и решили вернуться домой. Только теперь я понимаю, что судьба этих бедняжек, вероятно, складывалась куда более плачевно. Думаю, что они попадали в руки к этому Шелдону. А что было с ними дальше, одному Богу известно.

Вот так мы все и оказались в твоем городке. После одного из наших выст уплений Джером подозвал меня к себе и сказал, что наш хозяин, то есть мистер Шелдон, хочет со мной познакомиться. Я тогда еще не знала его и пошла на встречу с совершенно спокойной душой, не сказав ни Гордию, ни Алессандро об этом. Экипаж ждал меня у дороги, которая вела из города. Как только я подошла, из него вышел сам Энтони Шелдон. Меня приятно удивила его внешность. Он заботливо помог мне забраться в экипаж и предложил прокатиться и обсудить какое-то его предложение. Я наивно села напротив него. Не знаю, сколько точно мы проехали. Он при этом не умолкал. Рассказывал какие-то увлекательные истории, но ни разу не упомянул о своем предложении. Когда я поняла, что наша поездка слишком уж затягивается, то прямо спросила его, что же он хотел от меня. На мой вопрос он только улыбнулся и закурил сигару. Я попросила его остановить экипаж и выпустить меня, но он не отреагировал на мою просьбу. Как только я дернулась к двери, он толкнул меня на сидение и, приподняв полу пиджака, показал сверкающий револьвер.

«С тобой ничего не случится», – пообещал он. Внезапно экипаж остановился, и Шелдон приказал мне выйти из него. Мы оказались где-то посреди дороги, проходящей через лес. Вокруг была кромешная тьма. Сзади я услышала топот лошадей и опомниться не успела, как чьи-то руки подхватили меня и перекинули через седло. «Если ты хоть пикнешь, то твоему братцу и жениху придет конец», – услышала я вслед слова этого негодяя.

Похитивший меня человек вскоре остановился и на всякий случай связал мне руки, ноги и завязал рот. В таком виде меня доставили в чей-то дом, где нас уже ждали. Меня освободили от веревок и дали поесть. На все мольбы о помощи никто не отвечал. Потом меня под дулом пистолета усадили в экипаж и дали что-то выпить, от чего у меня стало двоиться в глазах и я заснула. Меня поили этой гадостью почти каждый день. Я не могу вспомнить, что со мной делали и как я оказалась в поместье, откуда нас увезли наши спасители. Просто однажды я открыла глаза в закрытой незнакомой комнате и стала кричать и плакать, но никто не приходил мне на помощь. Позже полная женщина принесла мне еду и питье. Иногда меня водили мыться, но моя надсмотрщица всегда находилась рядом. Несколько раз я пыталась удрать, за что серьезно получала от нее. Энтони Шелдона я не видела до той ночи, когда нас должны были принести в жертву.

– В жертву? – задумчиво переспросила я.

– Насколько я поняла, злодей Шелдон и люди, собравшиеся возле него, занимаются черной магией. Нас должны были принести в жертву дьяволу, для того чтобы все участники этой мессы обрели великую силу.

– Откуда ты все это знаешь?

– Я ведь цыганка. Конечно, мы верим в христианского бога, но мы также много знаем о магии. О черной и о белой.

Моя бабушка была ведуньей в нашем таборе. По идее, я могла перенять ее дар, но родители противились этому. Они хотели вести христианский образ жизни и старались оградить меня от язычества. Однако мне все же удавалось общаться с бабушкой, и кое-чему я от нее научилась, а также узнала много интересных вещей. Нет, я не знаю черной магии. Я умею гадать и знаю кое-что о белой магии, но бабушка много рассказывала о людях, продавших свою душу дьяволу, и о том, как она сама в молодости помогала им заключать такие сделки. Я тогда с недоверием относилась к ее рассказам, но, оказавшись сама на ритуальном алтаре, поняла, что древняя магия зла не исчезла с земли.

– Как думаешь, почему они выбрали именно нас? – спросила я.

– Не знаю, но, насколько я поняла, ты была их главной целью. Ты не такая, как все, и знаешь это.

Я на минуту задумалась. В словах молодой цыганки была доля правды. Ведь мои быстрые выздоровления и заживление ран никак нельзя назвать чем-то обыденным.

– Возможно, ты и права, Ясмин, но мне не дают покоя слова Энтони, сказанные там, в подвале. Помнишь, «четвертая в семье отступника, кровь от крови ее и проклятая кровь»? Что это могло значить?

– Не знаю… – медленно произнесла Ясмин. – Но мне кажется, что «проклятая кровь» относится ко мне. Джером расспрашивал о моей жизни, и я как-то говорила, что моя бабушка занималась черной магией. А ведь те, кто занимался темными делами, как и она в молодости, прокляли сами себя и свой род. Хоть я и не до конца верю в это, но думаю, что для ритуала нужен был кто-то из проклятого Богом рода. Этим человеком и была я.

– Может, ты и права, но что значит «четвертая в семье отступника и кровь от крови ее»? – спросила я.

– Не знаю, думаю, тебе следует поговорить с сестрой. Возможно, она что-то знает про это, – ответила Ясмин.

Мы еще какое-то время разговаривали, но тут Измир сообщил, что буквально через считанные минуты мы сделаем привал. Все облегченно вздохнули, ведь мы шли с самого утра. От усталости я не чувствовала ног.

Мы действительно скоро остановились. После небольшой трапезы решили отдохнуть еще какое-то время. Диана все это время сидела рядом с Измиром, и я с удивлением смотрела на них. Наконец, когда цыган отошел от сестры, я подсела к ней. Выглядела она неважно, но все же куда лучше, нежели тогда, в подвале поместья Шелдона.

– О чем вы постоянно говорите с Измиром? – спросила я.

– Да ни о чем. Чтобы я совсем не упала духом, он рассказывает разные истории из своей жизни. Но мне почему-то кажется, что он многое придумывает, чтобы удивить меня.

– Твой тайный ухажер разозлится, если я расскажу ему об этом, – подмигнув, сказала я ей.

От моих слов Диана вспыхнула, и на ее бледных щеках выступил яркий румянец, но это была краска не смущения, а скорее гнева.

– Даже не смей упоминать о нем. Это из-за него я оказалась в плену.

– Из-за него? – удивившись, спросила я.

– Да. Ночь, когда меня похитили и ты сбежала из дома, началась как обычно. Я легла и, уже засыпая, услышала стук в окно. Наши спальни находились на втором этаже, поэтому я крайне удивилась стуку и решила, что это птица. Но он повторился еще и еще. Не выдержав, я подошла к окну и, приоткрыв занавеску, увидела, что внизу стоит Мартин и знаками показывает, чтобы я спустилась к нему. Я накинула на плечи шаль и вышла из дома через заднюю дверь. Он тут же кинулся ко мне и сказал, чтобы я шла за ним. Я удивилась и потребовала объяснений, но он только твердил, что у нас мало времени. Мы прошли через сад, но он все еще тащил меня за руку по направлению к лесу. Я попыталась остановить его, сказала, что он делает мне больно, но Мартину было все равно. Он уже силой тянул меня в лес. Очень скоро мы оказались на поляне, где находились двое мужчин. Мартин толкнул меня к одному из них. Я закричала, но мужчина зажал мне рот рукой. Второй принялся связывать руки. Я с мольбой смотрела на Мартина, но он избегал моего взгляда. Один из мужчин кинул к его ногам мешочек, в котором что-то звякнуло. Наверное, это были деньги. Мартин подобрал его и скрылся в чаще леса. Я словно обезумела, начала вырываться что было сил, но один из мужчин дал мне такую пощечину, что я лишилась чувств. Очнулась я уже в повозке. Мои руки и ноги связали, во рту был кляп. Я лежала буквально на досках в открытой повозке, которая, должно быть, предназначалась для перевозки домашнего скота и птиц. Глядя в ночное небо, я понимала, что попала в беду, и надеялась только на то, что родители смогут отыскать меня. Днем мы приблизились к лагерю циркачей. Меня, связанную по рукам и ногам, перенесли в закрытый фургон. Вскоре пришла женщина, назвалась Гердой и, развязав меня, сказала, чтобы я не кричала. Она дала мне немного еды и воды. Но, несмотря на ее слова, я кинулась на нее и попыталась вырваться.

– Да, Герду я тоже буду ненавидеть до конца моих дней, – произнесла я.

– Ты знаешь Герду? – удивилась Диана.

– Ты не поверишь, но мы находились рядом. Я тоже была в этом караване, только попала туда другим путем.

– И как же?

– Сначала закончи свой рассказ, – попросила ее я.

– Хорошо. Итак, меня опять связали, насильно влили в рот немного воды, снова заткнули рот и оставили в фургоне. Вечером пришел невысокий плотный мужчина. Освободил мой рот и сказал, что если я выпью то, что мне даст, он развяжет мне руки и принесет поесть. Я согласилась, и незнакомец влил мне в рот какую-то горькую жидкость. По телу пробежала волна жара. Он развязал меня, но мне не хотелось никуда убегать, на меня навалилась огромная усталость. Даже голод отступил. Я съела принесенную им пищу, после чего тут же провалилась в сон. Так я просуществовала несколько дней – полуживая или полумертвая. Потом я помню, как мне помогли выйти из фургона. Яркий свет ослепил меня, я зажмурилась. Звуки и шум, казалось, разорвут мою голову. Мы явно находились в каком-то городе, так как я слышала стук копыт лошадей и голоса людей, а ноги мои касались булыжной мостовой. Однако у меня не было сил закричать. Меня привели в дом, скорее всего, это была таверна или паб, потому что я помню, что на первом этаже стояли столы и стулья. Меня отвели на второй этаж, помыли и уложили в кровать. Разумом я понимала, что должна что-то предпринять, но мое тело не слушалось меня. Тогда я решила, что больше не позволю вливать в себя эту жидкость, от которой я становилась просто куклой.

– А ведь я была в соседней комнате, – перебила я Диану, – как же все глупо получилось. Мы все время были рядом и даже не догадывались об этом.

– Если бы мы только знали… Но что говорить теперь. Утром пришла женщина с кружкой в руках, которую тут же протянула мне. Я взяла ее и, приблизив к губам, сказала, что мне холодно и я бы хотела накрыться чем-то еще, кроме одеяла. Женщина отвернулась, чтобы достать покрывало из сундука, а я тем временем быстро вылила содержимое кружки под подушку, на матрас. Конечно, она могла проверить простыню, но я надеялась на лучшее. Мне повезло, – я протянула ей пустую кружку, и женщина ушла. Я немного полежала, думая, что же мне предпринять. Наконец я встала, и подошла к двери, но, попробовав открыть ее, поняла, что дверь заперта. Оставлять все как есть и надеяться на то, что меня спасут, я не хотела, так как предполагала, что любой из дней может стать последним для меня. Тогда я решила действовать так: женщина, которая прошлым вечером помогла мне умыться, а утром принесла питье, отличалась не слишком крепким телосложением. Я решила, что наилучший выход – это оглушить ее чем-нибудь тяжелым и сбежать. Притаившись за дверью, я ждала ее, предварительно взяв в руки тяжелый подсвечник. Раздались шаги, но мне показались они слишком тяжелыми для женщины, тем не менее я приготовилась к удару. Ключ повернулся в замке, и дверь приотворилась. Человек несколько секунд постоял на пороге, а потом вошел в комнату. Я только успела разглядеть, что это был высокий мужчина, и быстро нанесла удар. Однако за долю секунды мужчина резко отпрыгнул в сторону, и уже через мгновение сам бросился на меня, сбив с ног. Подсвечник выпал из моих рук. Я лежала, распластавшись на спине, мужчина подошел, одним движением резко поднял меня и потащил к кровати.

– Ты думала ударить меня? – гневно сказал он, после чего сам нанес удар. Я отлетела на кровать.

– Сейчас же вставай и иди за мной! И без всяких выходок, – сказал незнакомец.

Я встала с кровати, держась рукой за горящую от удара щеку.

– Вперед! – скомандовал он, подталкивая меня к двери. Я, как была, в ночной рубашке, спустилась вниз. Там уже стоял мужчина, который приносил мне в фургон еду и питье. И я вспомнила, что он тоже участвовал в том представлении, что мы видели. Помнишь?

– Да. Это был Джером, – подтвердила я.

– Ты знаешь его имя? – удивилась Диана. – Впрочем, неважно. Все уже позади. Этот Джером сразу понял, что я не выпила того, что мне принесла женщина.

– Придется насильно ее тащить, – сказал он высокому мужчине, – у меня уже кончился наш волшебный сонный напиток.

– Мне все равно, в каком виде, но она должна быть доставлена ко мне в поместье как можно быстрее, – сказал мужчина.

Джером кивнул и, взяв меня за локоть, сказал:

– Сейчас сюда придет один человек. Он доставит тебя в дом вот этого господина, – и он указал на высокого мужчину. – Ты поедешь с ним и будешь вести себя, как хорошая девочка, а если нет, то мы убьем твою сестру.

Я не поверила ему и сказала об этом. Тогда он отошел в сторону и, порывшись в мешке, который стоял неподалеку, достал твою блузку. Я узнала ее. Ведь это была одна из твоих любимых, та, что сшила тебе Эмма, но я все равно не хотела верить, что ты у них.

– Я вам не верю, – сказала я.

– Придется поверить, у тебя нет другого выхода. Если ты будешь делать все, как мы тебе скажем, то очень скоро ты отправишься домой.

Конечно же, я не верила ему и не понимала, зачем я им. Самым подходящим объяснением мне виделось то, что они хотели получить выкуп у родителей. Тогда, возможно, и ты была у них в руках. Решив, что это и есть причина, я сказала:

– Родители заплатят за меня хорошо. Только отпустите. Джером на секунду задумался. Сейчас я уже понимаю, что он просто не понял меня, ведь похитили нас не из-за выкупа. Но потом сказал:

– Мы на это и рассчитываем.

Дверь в таверну распахнулась, и в нее вошел высокий худощавый мужчина, которому меня и отдали. Мы сели в автомобиль и тут же поехали прочь из города, а мне становилось все страшней. Я пыталась разговорить мужчину, но он угрюмо молчал. Потом, оставив свои попытки, я сидела, уставившись взглядом в колени. Казалось, дорога длилась вечно, но мы все же остановились. Мне приказали выйти из автомобиля, мой попутчик последовал за мной. Я увидела поместье, из которого нам помогли сбежать эти чудесные люди, – Диана кивком головы указала на Алессандро, Гордия и Измира. – Толстая женщина уже ждала нас. Она велела мне идти за ней, но я не хотела и тут же получила толчок в спину от мужчины. Меня отвели в комнату без окон и закрыли за мной дверь. Я пробыла взаперти несколько дней, в течение которых одна и та же женщина приносила мне еду и воду. А накануне нашей встречи с тобой пришел долговязый мужчина (он привез меня в поместье) и, избив, отвел в подвал, где меня опять заперли. Я уже решила, что мне пришел конец, как вдруг услышала шаги по коридору. Оказалось, это была ты. А я ведь до конца не хотела верить, что и ты у них в руках! Увидев тебя, я поняла, что наши дела плохи. После того как ты и тот человек ушли, пришла полная женщина и принесла мне рубашку, в которой я до сих пор хожу. Она велела мне надеть ее, а после завязала глаза и, схватив за руку, повела куда-то. Меня уложили на каменный стол, связали руки и ноги. Ну, а все, что произошло потом, ты знаешь.

Я кивнула в ответ, и мы немного помолчали. Измир, Гордий и Алессандро уже собирались в путь, и мы тоже встали. Диана подошла к Измиру и сказала, что окрепла и может идти сама, но он все равно не разрешил ей этого и посадил на лошадь нас обеих.

– Скоро мы выедем на узкую дорогу и опять быстро поскачем, а пока что посидите вдвоем, вам есть о чем поговорить, – сказал он.

Я рассказала Диане о том, как сама оказалась в поместье Шелдона, умолчав о том, насколько я быстро оправлялась от ран. Она слушала меня внимательно, не перебивая. А в конце, так же, как и я, спросила, почему выбрали именно нас. Я рассказала, что думает об этом Ясмин, – о черной магии и жертвоприношении.

– Как ты думаешь, что может значить «четвертая в семье отступника, кровь от крови ее и проклятая кровь»? – спросила я Диану.

– Не знаю, но думаю, что это как-то связано с нашей семьей.

– Но почему отступники?

– Не знаю. Родители должны знать ответ. Мне почему-то так кажется, – сказала Диана.

Мы уже выехали на узкую дорогу, и я пересела на лошадь к Алессандро, а Измир занял место рядом с Дианой, Ясмин, конечно, сидела с Гордием. Мужчины погнали лошадей во весь опор. Ветер звенел у меня в ушах, и, возможно, благодаря этому я наконец-то смогла сосредоточиться и подумать о себе самой и о тех странностях, которые недавно обнаружились у меня.

Я не могла вспомнить, когда я серьезно чем-то болела. Несколько раз я простывала, но поправлялась очень быстро. Значительно быстрее, нежели все. То же самое случалось и в детстве. Что касается ран и порезов, то о них я вообще не могла вспомнить. На ум пришел только один случай, когда несколько лет назад я упала с лошади и поцарапала ногу о камни. Эмма тогда приложила какой-то компресс из трав, и на следующий день нога оказалась в полном порядке, а царапины прошли через пару дней. Я тогда удивилась, но решила, что это помог компресс. Сейчас же я начала сомневаться в этом. Диана не была такой. Она много раз болела, да и ссадины заживали у нее долго. Я знала это точно, ведь не так давно она ушибла руку, и синяк красовался на ее белой коже больше недели. Мама и папа тоже болели и ничем не отличались от других. Что касается братьев, то и тут я знала, что они подвержены всем тем же рискам, что и остальные люди. Оставалась только я. Но что же со мной не так? И была ли я такой всегда или стала особенной только недавно? Мне следовало рассказать обо всем Ясмин, ведь она, похоже, что-то знала о таких вещах. Я решила, что поговорю с ней об этом, как только мы остановимся на ночлег.

На этот раз мы ночевали не в лесу, а в маленькой гостинице, в которой, по словам Измира, мы были в полной безопасности. Хозяин гостиницы провел нас наверх. Я, Диана и Ясмин разместились в одной комнате, тогда как мужчины – в другой. Наша комната оказалась довольно опрятной, но маленькой. Хозяин принес нам еще один матрас и положил на пол, сказав, что две из нас смогут спать на кровати, а третья – на матрасе. Ясмин сразу согласилась спать на матрасе. Жена хозяина дала нам ночные сорочки, а также кое-какую одежду назавтра. Мы все безумно устали и, умывшись, почти тут же легли. Когда Диана погасила лампу, стоявшую на столике рядом с кроватью, я решила рассказать девушкам о своих необычных способностях. Было проще сделать это в полной темноте, не смотря ни на кого, ведь говорить о подобных вещах я немного стеснялась. Меня слушали, не перебивая, а когда я закончила, сестра и Ясмин еще какое-то время молчали. Я уже подумала, что они уснули, но тут тишину нарушила Диана:

– Я никогда не знала, что ты такая. А ты уверена, что тебе это все не показалось?

Я не стала отвечать, а, встав, зажгла свечу и попросила у Ясмин маленький перочинный ножик, который ей дал Гордий. Она протянула мне его, но тут же сказала:

– Что ты задумала? Уж не хочешь ли ты… – Ясмин не успела договорить, как я быстро порезала себе руку ножом.

Диана вскрикнула и, вскочив с кровати, подбежала ко мне.

– Зачем ты это сделала? – спросила она, глядя на мою руку, из которой струйкой текла кровь, окрашивая деревянный пол в багровый цвет.

– Смотрите, – сказала я, и, будто по волшебству, кровь постепенно перестала вытекать из раны, которая начала затягиваться. И вскоре на моей коже даже и следа не осталось от пореза. Боль я почувствовала, только когда порезала себя, а после я ощутила некое пощипывание, переходящее в жжение.

– Удивительно! – прошептала Диана.

– Я никогда такого раньше не видела, – сказала Ясмин, нахмурив брови.

– Видите! Я же говорила, что со мной творится что-то странное, – сказала я.

Все мы смолкли, уставившись на огонек свечи.

– Я никогда не думала, что такое возможно, но мне кажется, что ты – не совсем человек, – медленно произнесла Ясмин.

– Но это невозможно! Я человек! – запротестовала я.

– Может быть, ты только с виду человек, а на самом деле – нет. Может, в тебе человеческого – только это тело, которое тебе дали, чтобы ты смогла прийти в наш мир. Это объясняет и то, что все твои родственники не наделены подобным даром. У нас, цыган, есть легенды и рассказы о таких, как ты. Ты неуязвима и послана на Землю ради чего-то важного.

– Это не может быть правдой. Это все сказки. Мы живем в реальном мире! – сказала Диана.

– В таком реальном, где ты недавно чуть не стала жертвой на алтаре черной магии, – усмехнувшись, сказала Ясмин. – Энтони Шелдон и его люди знают о твоем даре?

– Да, Энтони специально продемонстрировал его, сделав мне порез, и все видели, как быстро зажила на мне рана.

– Тогда ты, конечно, была им нужна. Получить в жертву тебя – за это они многое отдадут. Наши мужчины знают про это?

– Нет, я им еще не говорила.

– Тогда нужно обязательно сказать, думаю, ради тебя люди Шелдона обязательно отыщут нас.

– Утром я скажу им, – ответила я.

– Хорошо, а теперь давайте спать, – предложила Ясмин. – Возможно, кто-то из мужчин расскажет тебе более моего. Они все же видели куда больше чудес.

Мы легли спать, но заснула я не скоро. Из головы не выходили слова Ясмин о том, что я не человек. Но если я не человек, то кто тогда?

* * *

Наконец мне удалось заснуть. Проснулась я среди ночи от какого-то необъяснимого предчувствия. Несколько минут я лежала неподвижно, боясь даже пошевелиться.

Кругом стояла тишина, и я уже начала успокаиваться, как вдруг дверь в нашу комнату приоткрылась. Я села в кровати и стала будить Диану. Чья-то тень проскользнула в комнату и приблизилась ко мне. Диана не проснулась, а только застонала во сне, я машинально потянулась к столику, на котором лежал перочинный нож Ясмин. Моя рука коснулась его гладкой рукоятки, когда я услышала знакомый голос Алессандро.

– Тсс! – прошептал он, – нужно скорее уходить отсюда. Только тихо.

Я еще раз толкнула сестру, и она наконец-то проснулась.

– Что происходит? – испуганно спросила она, но я тут же зажала ей рот. Алессандро в это время разбудил Ясмин.

Шепотом он объяснил нам, что нужно как можно скорее уйти из дома, так как нас, судя по всему, обнаружили. К гостинице подъехало несколько мужчин, и сейчас они разговаривают с хозяином, но хозяин – давний знакомый Измира, он сможет потянуть время.

Измир и Гордий ждали нас на улице. Мы как были в ночных сорочках, так и последовали за Алессандро, только одна Диана успела накинуть на плечи плед, который до этого принесла жена хозяина заведения. Тихо, на цыпочках, мы спустились по лестнице, ведущей к черному входу, и выскочили на улицу. Гордий и Измир на этот раз не взяли лошадей. Тихо и молча мы последовали за ними. Мы хотели, как можно быстрее уйти подальше от таверны. Алессандро упомянул реку, возле которой находилась лодка. Я поняла, что это – наш единственный шанс на спасение. Как только мы дошли до леса, то ускорили шаг, но в ночной сорочке идти оказалось нелегко, она все время цеплялась за ветки и путалась в ногах.

Вдруг сзади прогремели выстрелы. На секунду мужчины замерли, а потом велели нам идти еще быстрее. Несколько раз я оборачивалась и вскоре заметила, как небо над лесом, там, где стояла гостиница, озарилось оранжево-красным светом.

– Они подожгли дом, – сказал Измир, – нам нужно торопиться.

Мы спешили что есть силы, и, казалось, до реки рукой подать, ведь я уже слышала плеск воды.

– А помнишь, ведь все начиналось тоже у реки? – спросила я у Алессандро.

Он только нервно улыбнулся в ответ.

Люди Шелдона вышли на наш след, и, как бы мы ни торопились, сзади уже слышались треск веток и голоса. Преследователи находились совсем рядом.

– Я вижу лодку. Еще чуть-чуть, – сказал Гордий.

Мы – три девушки – были отличными мишенями для наших врагов. Ведь белые рубашки хорошо видны в темной гуще леса.

Раздалось несколько выстрелов. Диана взвизгнула и остановилась. Я думала, что она просто испугалась, но вдруг на ее белой сорочке начало проступать темное пятно. Я закричала и бросилась к ней, но Алессандро схватил меня и потащил к реке.

– О ней позаботиться Измир, – сказал он. Насильно он притащил меня к лодке. Оказалось, что их было две. Ясмин и Гордий уже сидели в одной из них, и с согласия Алессандро Гордий начал грести от берега.

Мы с Алессандро залезли в лодку и замерли в ожидании Измира с Дианой.

Через какое-то время они появились, – Измир шел медленно и нес на руках Диану. Алессандро тут же бросился ему на помощь и помог положить мою сестру в шлюпку. Измир и Алессандро налегли на весла, нужно было уплывать как можно быстрее. Как только мы отдалились от берега на несколько ярдов, к реке выбежали трое мужчин и открыли по нам стрельбу.

– Пригнитесь, – услышала я Алессандро, но было слишком поздно. Сильная боль пронзила мою грудь, я даже не успела закричать, а только почувствовала, как неимоверная слабость охватывает меня. В глазах все поплыло, и я лишилась чувств.

 

Глава 8

Я приоткрыла глаза и увидела над собой голубое небо с желто-оранжевым отливом. Очень хотелось снова закрыть глаза и погрузиться в сон, но я решила пересилить себя.

– Диана, – тихо прошептала я, пытаясь сесть, но сильная боль в груди не дала мне этого сделать.

– Тсс, не двигайся, – прошептал мне на ухо мужской голос.

Я медленно повернула голову и увидела Алессандро, склонившегося надо мной. Влажной тряпкой он провел по моему лицу. Моя голова, судя по всему, покоилась у него на коленях, в то время как тело лежало на дне лодки. Я попыталась оглядеться, но Алессандро не дал мне этого сделать: он придержал мою голову и еще раз попросил не двигаться.

– Нам удалось сбежать от них? – спросила я.

– Да. Сейчас мы в безопасности. Не волнуйся, – сказал он.

– А где остальные? Что с ними? – кое-как выдавила я из себя. На грудь, казалось, давило несколько тонн, так тяжело мне давалось дышать и говорить.

– Все хорошо. Не беспокойся. Скоро мы причалим, и я отвезу тебя к врачу. А сейчас отдохни, – сказал Алессандро и бережно переложил мою голову со своих колен на что-то мягкое. Я смогла повернуть шею и увидеть Измира, лежащего рядом со мной. Он был жив – его грудь вздымалась, но находился он без сознания. «Где же Диана? Я же видела, как Измир нес ее», – думала я. Но у меня не хватало сил, чтобы привстать и оглядеть другой конец лодки. Я услышала мерные всплески волн и поняла, что Алессандро гребет веслами. Спокойное покачивание лодки убаюкивало меня.

Нас сильно тряхнуло, и я ударилась о борт лодки, от чего тут же проснулась. Уже совсем рассвело, и, судя по темным кучевым облакам, скоро должен был пойти дождь. На этот раз я почувствовала, что у меня найдутся силы сесть. Руками я ухватилась за борт лодки и, набрав воздуха в легкие, села. Боль в груди стала невыносимой, но сознания я не потеряла.

– Что ты делаешь? Тебе нельзя двигаться, – Алессандро хотел отцепить мои руки от борта, но я не дала ему этого сделать.

– Скажи мне, она мертва, да? – спросила я, глядя ему в глаза.

– Да, – ответил Алессандро и посмотрел в противоположный край лодки. Там, свернувшись в клубок, словно котенок, лежала Диана с закрытыми глазами. Лицо ее было бледным, как снег. Ее ночная рубашка, в которой она бежала по лесу, вся пропиталась кровью.

– О Господи, Алессандро, – прохрипела я и прижалась к его груди, захлебываясь рыданиями.

– Тише, тише. Все будет хорошо, – говорил он, поглаживая меня по голове.

– А остальные? Что с ними? – наконец смогла спросить я.

– Измир тяжело ранен, но, думаю, он поправится. Ясмин и Гордий оторвались от нас. И где они сейчас, я не знаю, – сказал он.

Мне не хотелось, чтобы Алессандро отпускал меня, но он все же сделал это.

– Я перенесу тебя на берег, – сказал он и осторожно приподнял меня. Я опустила голову и увидела, что и моя сорочка в крови. Кровавое пятно тянулось от груди к животу.

– Я сильно ранена? – спросила я.

– Все образумится, – только и сказал Алессандро, перешагнув со мной через борт лодки. Вскоре я уже лежала на каменистом берегу. От холода меня начало трясти.

– Я перенесу Измира и Диану, и тогда накрою тебя чем-нибудь, – сказал Алессандро.

Несмотря на рану и боль в груди, здравый рассудок вроде бы вернулся ко мне. Я поняла, что у нас почти нет шансов на спасение, ведь мы находились в лесу, помощи ждать неоткуда. Да и нас должны были найти, а идти дальше мы не могли. Эта мысль даже слегка обрадовала меня, ведь тогда я останусь рядом с сестрой. Навсегда.

Тем временем Алессандро положил рядом со мной Измира и укрыл меня своим плащом. Измир застонал и приоткрыл глаза.

– Что с Дианой? – спросил он.

– Ты как? Давай осмотрю твою рану, – сказал Алессандро и потянулся к рубашке Измира, но тот отвел его руку в сторону и посмотрел ему в глаза.

– Она умерла, – ответил Алессандро.

Измир зажмурился, но через мгновение открыл глаза и прохрипел:

– Я убью их. Каждого.

– Я знаю. Мы сделаем это вместе, – сказал Алессандро и все же расстегнул ворот рубашки Измира. Пуля угодила ему в предплечье. Сама по себе рана выглядела несмертельной, но он потерял много крови.

Потом Алессандро подошел ко мне и, посмотрев на меня, спросил:

– Можно?

Я кивнула в ответ. Тогда он осторожно развязал ленту, которой завязывалась горловина моей сорочки, и почти что полностью оголил мою грудь.

Я не хотела опускать глаза вниз, боясь увидеть разорванную плоть и кровоточащую рану, поэтому смотрела все это время на Алессандро, но вдруг выражение его лица изменилось. Он глядел на мою грудь с недоумением, без ужаса и страха.

Я медленно опустила голову и поняла, чему так удивился цыган.

Меня ранили на пару дюймов ниже правой ключицы. Все было в запекшейся крови, но сама ранка оказалась совсем крошечной и больше не кровоточила. Но самое странное заключалось в том, что из нее торчало что-то серебристое. Как будто кто-то вставил туда затычку, чтобы остановить кровь.

– Я попробую вытащить, – сказал Алессандро и, не дождавшись моего ответа, осторожно притронулся к металлическому кусочку, – сейчас, потерпи немного, – и он проник пальцами в мою рану.

Я закусила губу от невыносимой боли и почувствовала, что прокусила ее.

– Готово, – услышала я откуда-то издалека голос Алессандро. – Удивительно, ведь пуля должна была пройти гораздо дальше, но твое тело, словно не пропустило ее или вытолкнуло позже наружу, – говорил Алессандро, рассматривая лежавшую на ладони окровавленную пулю, которую он только что достал у меня из груди.

– Надо промыть и прижечь рану. У меня осталось немного воды и рома, сейчас… – но тут Алессандро замолчал на полуслове.

То место, откуда он вытащил пулю, горело огнем и без прижигания. Мне хотелось расчесать рану, пусть даже я бы разорвала ее. Я уже поднесла руку к груди, но вовремя остановилась, посмотрев на рану. Кожа на месте разрыва стягивалась, и рана уменьшалась с каждой секундой. Через минуту она исчезла вообще, о ней ничего не напоминало. Разве что запекшаяся кровь.

– Это… удивительно, – сказал Алессандро, но в голосе его звучал страх, – значит, это все же правда.

– Что правда? – тихо спросила я. На меня постепенно наваливались какая-то тяжесть и сонливость. Я уже не могла контролировать свое тело и даже поворачивать голову.

– То, что говорили в таборе, и то, что говорил Джером. Ты особенная, ты… – дальше я уже ничего не слышала. Мои глаза закрылись, и я погрузилась в сон. Долгий, глубокий и спокойный.

* * *

– Ты меня слышишь? – Алессандро легко похлопал по моим щекам, и я наконец-то очнулась.

– Думаю, что ты должна попрощаться с… – он замялся, но тут же продолжил, – с сестрой.

Я в недоумении посмотрела на него.

– Попрощаться? – переспросила я.

– Да. Мы похороним ее здесь. Я приготовил для нее место. Мы не сможем двигаться дальше и нести ее.

– Но ведь родители должны попрощаться с ней, – слезы сами собой потекли по моим щекам, – и она так любила свой дом. Ей бы хотелось покоиться там, а не здесь, в этом незнакомом лесу.

– Я верю, – услышала я слева голос Измира. Он уже пришел в себя и сидел, прислонившись к стволу дерева, с перевязанной рукой. – Она была удивительной девушкой. Мне еще не доводилось встречать таких. Хоть я и знал ее недолго, она навсегда останется в моем сердце.

Слова Измира не успокоили меня, а разбередили мои чувства еще больше. Я зарыдала и попыталась встать, чтобы помешать Алессандро опустить тело Дианы в яму, которую он вырыл, но тут же рухнула на землю.

– Диана, – рыдала я, – это я виновата во всем. Только я.

– Я чувствую себя еще более виноватым, ведь это я привел тебя в табор, – сказал Алессандро. После чего бережно положил тело моей сестры в могилу и подошел ко мне.

Мне захотелось чем-то кинуть в Алессандро, ударить его, но силы словно покинули меня. Он обнял меня. Вместо того чтобы накричать на него, я теснее прижалась к его груди и заплакала. Так хорошо было чувствовать кого-то рядом с собой.

Мы похоронили Диану и еще какое-то время сидели молча. Измир был бледен, как полотно, и не проронил ни слова. Успокоившись и перестав плакать, я спросила:

– Куда мы направимся?

Измир ничего не ответил, Алессандро тоже. Тогда я повторила свой вопрос.

– Я не знаю. Я даже не могу сказать, где мы находимся, – сказал Измир.

– Мы в Англии. Это я точно знаю. Но где именно, я понятия не имею, – вздохнул Алессандро.

– Я хочу вернуться домой, – сказала я.

– Это слишком опасно для тебя, – возразил Измир. – Зная Энтони, могу поклясться, что возле твоего дома дежурят люди, и при первом твоем появлении они начнут действовать.

– Но ведь нас с Дианой все равно ищут, – возразила я.

– Возможно, а возможно, и нет, – ответил Измир.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Только то, что Шелдон очень хитер. И я почти уверен, что твои родители думают, что вы уже давно мертвы. Причем у них даже есть доказательства. Вас уже никто не ищет.

– Но почему?

– Я работал на Шелдона, и сам проделывал подобные вещи. Это не так сложно. У тебя есть кто-то, у кого можно пожить какое-то время и кто не выдаст тебя?

– Да что ты такое говоришь, Измир, – встрял в разговор Алессандро. – Ведь если она появится у кого-то из своих родственников, то те тут же сообщат об этом ее родителям или в полицию, и ее жизнь окажется снова под угрозой.

– Ты прав, – сказал Измир, и мы все смолкли.

– Постойте, – сказала я, – у меня ведь в столице учатся братья. Артур вряд ли поможет, но вот Марк умеет держать язык за зубами. Он изучает медицину в колледже. Думаю, если я обращусь к нему, он сумеет найти выход.

Измир и Алессандро переглянулись.

– Может, ты и права, но перед этим мы устроим ему небольшую проверку. Согласна?

– Какую еще проверку? – спросила я.

– Удостоверимся, что ему можно доверять. А в это время ты поживешь у одной нашей знакомой.

– Ты про Катрину? – спросил Алессандро.

– Про нее самую, – ответил Измир.

– Но ведь она…

– Не важно. Она поможет ей. У Катрины девушку никто не будет искать.

– Ты, пожалуй, прав, – согласился Алессандро, – вот только нам необходимо найти Гордия и Ясмин. Я чувствую, что с ними все в порядке, но все равно волнуюсь.

– Чувствуешь? – удивилась я.

– Да. У меня как будто есть какая-то связь с Ясмин. Я знаю, что с ней все в порядке, но мне нужно найти их.

– За это не волнуйся. Как только мы выберемся отсюда и дойдем до ближайшего города, мы разделимся. Я найду твою сестру и Гордия и сразу сообщу тебе об этом. Можешь поверить.

– Но ведь ты ранен, – возразил Алессандро.

– Это ерунда. Мне доставалось и больше, – сказал Измир.

Все время, пока он говорил, меня беспокоили его глаза. Хоть он говорил спокойно и уверенно, его взгляд пылал ненавистью. Я тогда подумала и не ошиблась, что он хочет вернуться, чтобы найти убийц Дианы и отомстить им.

– Я спрятал лодку. Теперь никто не сможет понять, что мы причалили здесь, – сказал Алессандро.

– Люди Шелдона смогут, но у нас есть время. Нужно двигаться, – сказал Измир и, держась за дерево, медленно встал. Я подумала, что он снова упадет, но он устоял.

– Я готов, – тихо сказал он, – а вы?

– Я думаю, что да, – ответила я и, опираясь на руку Алессандро, встала. Конечно, я чувствовала слабость, но идти могла.

– Тогда вперед, – скомандовал Алессандро, одной рукой придерживая меня за плечи, а другой – под локоть Измира.

Так мы и пошли. Сквозь лес, оставив позади шумную реку и тихую могилу Дианы, в которой она покоится и по сей день.

* * *

Я чувствовала себя хорошо, только сильно хотелось есть, и я жутко замерзла, ведь на мне из одежды были только льняная сорочка, шаль Дианы и плащ Алессандро, а вот Измир весьма ослаб. Несколько раз он терял сознание, но потом снова шел. Вечер выдался холодным, и к тому же пошел дождь. Идти дальше становилось глупо, и мы решили переночевать в лесу. Усевшись под деревом, которое хоть как-то защищало нас от дождя, я спросила Алессандро, что он намерен предпринять, ведь еще один день без пищи и тепла мог убить Измира.

– Я покину вас ненадолго, – сказал Алессандро.

– Ты хочешь бросить нас? – удивилась я.

– Нет, я вернусь. Втроем мы тратим слишком много времени. Я сейчас уйду – попытаюсь дойти до ближайшего поселения, где попрошу у людей еды и одежды.

– Но ведь тебе никто не даст просто так.

– Почему?

– Ты ведь знаешь, как люди относятся к цыганам.

– А что ты предлагаешь?

– Я пойду с тобой.

– При виде тебя поднимется шум. Не годится.

– Тсс, – раздалось позади нас.

Мы обернулись и увидели Измира, показывающего на что-то. Повернув голову в ту сторону, куда он указывал, я заметила огонек.

– Кто это? – шепотом спросила я. – Люди Шелдона?

– Не похоже, – тихо ответил Алессандро, – думаю, это кто-то из местных.

– Нужно сходить проверить, – сказал Измир.

Алессандро кивнул и отправился в сторону огонька, я схватила его за руку, но он только покачал головой. Мне ничего не оставалось, как отпустить его и отойти в сторону.

– С ним все будет в порядке, – успокоил меня Измир. Мы сели на бревно, лежавшее рядом, и стали ждать возвращения Алессандро. Несколько раз я слышала, как треснула ветка под его ногами, но потом наступила тишина. Я задремала, но через какое-то время меня осторожно разбудил Измир.

– Он возвращается.

Я открыла глаза и напрягла слух, но так ничего и не услышала. Вначале я подумала, что, может быть, Измиру показалось, но через несколько минут из темноты вышел Алессандро.

– Все в порядке, – сказал он и протянул мне что-то тяжелое, – это тебе – куртка.

– Что это за люди? – спросил Измир.

– Местный священник с семьей. Я сказал им, что на нас напали, а тебя ранили.

– Его не смутило, что ты цыган?

– Наверное, нет. Или он не заметил в темноте. В любом случае, думаю, сейчас нам лучше присоединиться к ним. У них есть огонь и еда. А завтра утром уже решим, что делать. Отец Алан сказал, что до их городка рукой подать, а после можно будет добраться и до столицы.

Я закуталась в куртку, оказавшуюся явно большой мне, и последовала за Алессандро. Мысли мои тогда были только о еде, даже воспоминания о смерти сестры и страх перед Шелдоном отошли на задний план.

Мы вышли на просеку, где возле костра сидело четыре человека. Мужчина с женщиной и дети.

– Это мой брат Том и наша кузина Джесс, – сказал Алессандро.

– Добро пожаловать! – пригласил мужчина и, встав, подошел к нам. На вид ему было лет тридцать с небольшим.

Он уже потерял большую часть своих волос и выглядел довольно полным.

– Меня зовут отец Алан, а это – моя сестра Луиза и ее дети – Мари и Денис. Она жила во Франции, но ее муж умер, и сейчас я везу их к себе домой. Мы будем очень рады, если вы присоединитесь к нам.

После всего зла, которое мне причинили люди, слова отца Алана показались мне фальшивыми, но, скорее всего, он говорил искренне.

– Мы ничего не ели сегодня. Не найдется ли у вас что-нибудь поесть? – спросил Алессандро.

Женщина тут же кивнула нам в ответ и указала на еду, разложенную возле костра:

– Угощайтесь, – только успела сказать она, как я уже стояла на коленях и жадно обгладывала куриную ножку.

– Спокойнее, – шепнул мне на ухо Алессандро, – ты напугаешь их.

Я умерила свой темп, а тем временем Луиза уже осматривала рану Измира.

– Вам нужен доктор. Похоже, рана загноилась, – сказала она, – Мари, принеси мне мою корзину с травами.

Девочка лет двенадцати тут же встала и пошла к повозке, на которой лежали сундуки и мешки, и стала искать что-то.

– Никогда еще не видел, чтобы леди так ела, – сказал сын Луизы Денис, глядя на меня.

Я ничего не ответила, только отвела взгляд в сторону. Сильный голод был утолен, и я чувствовала, как силы возвращаются ко мне. Кровь как будто побежала по телу быстрее, согревая меня изнутри.

Отец Алан о чем-то беседовал с Алессандро, после чего последний подошел ко мне и тоже взял кое-что из еды.

– Мы переночуем здесь, а утром поедем вместе с ними, – сказал он.

Тихо, чтобы меня не услышал Денис, я спросила:

– Ты думаешь, это безопасно?

– Думаю, им можно доверять. А как приедем в город, посмотрим.

– Дорогая, – обратилась ко мне Луиза, – что на вас надето?

Я замялась, не зная, что сказать.

– Я дам вам кое-что из своей одежды. Пойдемте со мной. Мы подошли к повозке, женщина открыла один из сундуков и начала доставать оттуда одежду, протягивая ее мне. Она даже нашла пару ботинок для меня. Взяв все это, я отошла в сторону и переоделась. Как же было приятно надеть на себя что-то теплое и сухое.

Отец Алан и его сестра с детьми легли спать возле костра, мы же втроем – немного поодаль.

Встав на рассвете и позавтракав, мы отправились в путь. У отца Алана имелась только одна лошадь, которая и тянула повозку с вещами, а все мы шли пешком. Измир был все так же бледен, но старался не показывать своей слабости. Он шел, опираясь на палку, отвергая помощь всякого, даже Алессандро. Несколько раз ко мне подходила Луиза и задавала вопросы о моей семье и о том, откуда и куда мы идем. Я отвечала так, как утром мне сказал Алессандро: мы едем к моей матери, неважно себя чувствующей. До этого я жила у тети, помогая ей по хозяйству, но в связи с болезнью мамы вынуждена вернуться. Два моих кузена вызвались сопровождать меня. По пути на нас напали и ограбили. Думаю, Луиза догадалась, что в моей истории нет ни капли правды, но не подала виду. Ее дети – Денис и Мари – часто крутились возле Алессандро, который забавлял их фокусами, на меня же они смотрели с опаской.

Когда, наконец, дети отошли от Алессандро, я воспользовалась случаем и подошла к нему, чтобы поговорить.

– Ты очаровал тут всех, – сказала я.

– Приходится, – ответил Алессандро, – Измиру совсем плохо, надеюсь, в городе хороший врач.

– Но чем мы ему заплатим? И вдруг люди Шелдона уже ждут нас там?

– Не думаю, что его люди ждут нас там. А вот чем мы заплатим, я и вправду не знаю. Все деньги у Гордия, а где он сейчас, я могу только гадать.

Несколько минут мы шли молча, потом я все же осмелилась спросить:

– Зачем ты уговорил меня бежать с тобой тогда? Из-за Ясмин?

– Да. Шелдон грозился убить ее, если я не выполню его приказа. Поверь, мне очень стыдно, и я безмерно сожалею обо всем, – сказал Алессандро.

– Верю, – я действительно верила ему и знала, что он говорит правду. – А как ты попал к Шелдону?

– Я думал, Гордий рассказал тебе все.

– Да, он рассказал, как вы встретились в Гималаях. Но что ты там делал и почему ушел из табора?

Алессандро посмотрел куда-то вдаль и не сразу ответил.

– Сейчас ты не поймешь меня.

– Почему?

– Потому что я знаю, что не поймешь. Я бежал от самого себя.

– От самого себя? Что это значит? – недоумевая, спросила я.

– Я же говорил, что не поймешь. Давай не будем об этом. Поговорим как-нибудь в другой раз.

– Хорошо, раз ты так настаиваешь, – меня удивил его ответ, и, признаться, тогда я действительно не поняла Алессандро. Я смогла понять его только много лет спустя, когда тоже решила убежать от самой себя.

Мы некоторое время молчали. Я заметила, что Мари и Денис с любопытством смотрели на нас, но не решались подойти.

– Алессандро, что со мной?

– В каком смысле? – спросил он.

– Ты знаешь, что я имею в виду. Почему пуля не убила меня? Почему раны заживают так быстро?

– А, ты про это. Думаю, только ты сама сможешь ответить на этот вопрос.

– Но я не знаю, – растерянно сказала я. Алессандро остановился, взял меня за руку и посмотрел в глаза:

– Ты все сама поймешь, когда придет время.

– Откуда ты знаешь?

– Я видел немало странных вещей, когда бродил по миру. Я искал ответы, как и ты пытаешься это сделать сейчас. В свое время ты найдешь их.

Я ничего не поняла из его слов, и, если честно, меня они обидели. Ведь если он знал, что со мной происходит, то почему не поделился со мной?

Больше с Алессандро этой темы я не касалась.

Под вечер мы наконец-то пришли в маленький город, где все с улыбкой приветствовали отца Алана и его сестру с детьми и с недоверием смотрели на нас троих. Я могла их понять. Мы были сильно истощены, Измир уже еле шел. Да к тому же Измир и Алессандро внешне мало походили на англичан.

Мы подошли к небольшому домику, принадлежавшему отцу Алану. Комнат было всего три, поэтому я, Луиза и Мари спали вместе, отец Алан остался в своей комнате с Денисом, а в комнате для гостей положили Измира, который к тому времени впал в беспамятство. Алессандро отказался оставаться в доме и отправился спать в хлев, сказав мне перед этим, что, в случае опасности, он постарается предупредить нас.

Кровать, на которой мы спали с сестрой священника и ее дочкой, оказалась довольно узкой. Поэтому я почти не сомкнула глаз и с нетерпением ждала наступления утра. Когда оно наконец наступило, я тут же отправилась к Измиру. Отец Алан находился уже рядом с ним.

– Я позову врача, его рана не заживает, потому что гноится. Я боюсь последствий, – сказал он.

Я только понимающе кивнула и с ужасом посмотрела на рану, вокруг которой кожа приобрела синевато-черный цвет.

«Нужно найти Алессандро», – подумала я, но отец Алан опередил меня.

– Ваш кузен отправился к одному моему другу, – сказал он.

– Зачем?

– Он сказал, что вам необходимо торопиться и нужна лошадь, а хорошие лошади в нашем городке есть только у одного человека, к нему-то ваш кузен и пошел.

Вскоре ушел и отец Алан, оставив меня с Измиром. Луиза с детьми тоже уже встали и занялись домашними делами.

Я с жалостью смотрела на Измира. Его смуглая кожа приобрела желтоватый оттенок, он весь был в испарине и бредил во сне. Несколько раз говорил на незнакомом мне языке и даже открывал глаза, но я думаю, что меня он не видел. Его взор был устремлен сквозь меня.

«Ведь со мной могло случиться то же самое, если не хуже», – подумала я. Не зная, кого благодарить за свое очередное спасение и выздоровление – Бога или везение, я все же прочла про себя несколько молитв. Через какое-то время вернулся отец Алан с местным доктором. Они попросили меня удалиться, и я вышла во двор. Дом священника находился на окраине небольшого городка. Дорога перед домом утопала в грязи. Присмотревшись, я узнала Алессандро, который вел рядом с собой лошадь. Когда он подошел ближе, я увидела, что он в одежде отца Алана, оказавшейся ему маловатой: рукава заканчивались, не доходя до запястий, а брюки были чересчур коротки. Но это смотрелось лучше грязных лохмотьев, которые были на нем до этого.

– Как тебе удалось достать лошадь? – спросила я его.

– Благодари за это отца Алана. Он поистине добрый человек – дал нам денег, чтобы я смог купить ее, – ответил Алессандро. – Сегодня после обеда мы уедем отсюда.

– Но как же Измир?

– О нем позаботятся врач и семья священника. С ним все будет в порядке, я уверен.

– Но ведь сюда могут нагрянуть люди Шелдона, и тогда они убьют не только Измира, но и всю семью отца Алана. Нельзя подвергать их такой опасности, – возразила я.

– Я думал об этом и решил рассказать отцу Алану правду. Тогда они будут осторожнее. А позже, когда Измир поправится, то найдет нас, или же я вернусь сюда, после того как улажу все дела с тобой.

Мне было нечего ответить Алессандро, и я молча проводила его взглядом до дома, перед которым он привязал лошадь.

Я сама с нетерпением ждала встречи с братом. Зная его тонкий ум, предприимчивость и умение найти выход из любой ситуации, я верила, что могу положиться на него. Еще раз окинув этот сонный городок взглядом, я вернулась в дом отца Алана.

Священник, врач и Алессандро как раз разговаривали, и, чтобы не мешать им, я направилась на кухню к Луизе.

Луиза и Мари готовили обед. При виде меня Мари поспешила выйти из кухни.

– Я не нравлюсь вашей дочери? – спросила я и взялась нарезать морковь, которой до меня занималась Мари.

– О, вовсе нет, – ответила Луиза, – просто девочка стесняется вас. Они с Денисом считают вас принцессой, которая сбежала от злодеев.

Я улыбнулась, а про себя подумала, что дети не далеки от истины.

– Расскажите о своем доме, – попросила меня Луиза.

Я начала описывать Солнечный Ларец, не упоминая ни о ком из его жильцов, но почти сразу слезы подступили к горлу: на меня нахлынули воспоминания о родителях и о Диане, которой уже не суждено с ними встретиться.

– Ну, дорогая, не надо плакать, – Луиза подошла ко мне и обняла. – Бедная девочка, простите меня, что заставила вас огорчиться. Скоро вы вернетесь домой.

Я вытерла слезы и попыталась улыбнуться:

– Да, вы правы. Не буду больше плакать.

– Вот и хорошо. И не расстраивайтесь из-за Дениса и Мари. Я уверена, что вы подружитесь, пока будете жить у нас.

– Но мы уезжаем сегодня, – сказала я, уже почти успокоившись.

– Уезжаете? Так скоро? А как же ваш второй кузен? Он ведь тяжело ранен, – удивилась Луиза.

– Я думала, отец Алан сказал вам, что мы должны спешить и вынуждены покинуть вас. Но Алекс (так Алессандро представился) вскоре вернется за братом. Не беспокойтесь на этот счет, он привезет деньги. Мы вам очень благодарны и заплатим за все.

– Не стоит переживать из-за денег. Люди должны помогать друг другу. В любом случае знайте, что двери этого дома всегда для вас открыты, – сказала Луиза.

Мы еще раз обнялись, и мне стало жалко расставаться с ней. За последнее время я отвыкла от добрых, бескорыстных людей и уже перестала верить, что такие вообще существуют. Пройдя через все ужасы и потеряв сестру, я поняла, как важно, чтобы подобные люди были в моей жизни.

 

Глава 9

После обеда мы с Алессандро действительно покинули дом отца Алана, оставив Измира на попечение Луизы и местного доктора. Луиза собрала нам в дорогу еды на несколько дней и дала мне теплую одежду на случай, если придется ночевать под открытым небом. Отец Алан дал Алессандро немного денег, от которых, правда, цыган поначалу отказывался, но потом все же взял.

Как только мы выехали из городка и двинулись в сторону Лондона, пошел мокрый снег. Я накинула теплый плащ Луизы, спрятав волосы под капюшон. Алессандро сказал, что ему не холодно, хотя я с трудом поверила в это. Почти весь день мы ехали молча. Каждый думал о своем. Меня не покидали мысли о Диане, и временами теплые слезы скатывались по щекам. Я знала, что когда-нибудь мы проедем и мимо моего родного города, и мне хотелось завернуть туда. Я даже сказала об этом Алессандро, но он запротестовал.

– Это может быть опасно как для тебя, так и для твоей семьи. Если тебе не дорога своя жизнь, то подумай о родителях, – сказал Алессандро, и я решила не перечить ему.

В любом случае, прибыв в Лондон, я могла многое узнать от Марка. О, как я ждала этой встречи! Я ведь не видела брата почти год, да к тому же последние события заставили меня пересмотреть свое отношение к близким. Теперь я понимала, как все они дороги мне и как я не хочу терять кого-либо из них.

К тому времени как стемнело, мы проехали несколько деревень и один небольшой городок, но Алессандро, похоже, не собирался останавливаться. Снег перестал идти, но воздух был холодным. Мне вовсе не хотелось спать возле костра, поэтому я спросила цыгана:

– Алессандро, где мы будем ночевать сегодня?

– Я думал остановиться на ночлег в какой-нибудь долине.

– Но ведь на улице холодно! – возразила я.

– У меня есть теплое покрывало, и я разведу костер.

– Мне казалось, что отец Алан дал тебе денег, и мы смогли бы попроситься к кому-нибудь на ночлег.

– Деньги нам еще понадобятся в Лондоне, да и небезопасно останавливаться у кого-то. Нас могут запомнить и потом выдать людям Шелдона. А может, они уже рыщут где-нибудь неподалеку, – сказал Алессандро.

Я думала возразить ему, но отчасти он был прав. Конечно, мерзнуть мне не хотелось, но это лучше, нежели снова попасть в руки Шелдона.

Мы остановились возле старой полуразрушенной каменной изгороди, отделявшей владения одного фермера от другого. Невысокий барьер все же немного защищал от ветра. Привязав лошадь к дереву, Алессандро развел небольшой костер и, постелив на начинающую замерзать землю теплое покрывало, предложил мне сесть и поужинать тем, что у нас имелось.

– Что мы будем делать по приезде в Лондон? – спросила я.

– Я отвезу тебя к одной знакомой. Ее зовут Катрина, и она держит небольшой паб. Ты поживешь у нее, а я попробую разыскать твоего брата.

– Но как ты это сделаешь? Я знаю, что мой брат учится, но где он живет, я понятия не имею.

– Думаю, что я смогу найти его. Просто это может занять время. Возможно, Катрина попросит тебя помочь ей в ее деле. Не отказывай ей. Она очень хорошая женщина, хоть и может показаться странной, – сказал Алессандро.

Я кивнула в ответ и плотнее закуталась в плащ, натянув капюшон, кажется, до самого носа.

– Тебе очень холодно? – спросил меня Алессандро.

– Достаточно холодно, чтобы схватить воспаление легких и не доехать до Лондона, – ответила я.

– Если тебя не берут пули, то с чего ты взяла, что холод сможет навредить тебе? – улыбнулся Алессандро.

– Неужели тебе не холодно? – спросила я, попутно обдумывая его слова.

– Не т, я привык к разным погодным условиям. Главное – натренировать дух, а тело потом само станет подчиняться ему. Если хочешь, я лягу рядом и обниму тебя, будет теплее. Правда, я постараюсь иногда просыпаться, чтобы проверять, все ли спокойно вокруг.

Я согласилась. Мы легли на толстую подстилку, но даже через нее и свою одежду я чувствовала холод, идущий от земли. Поджав колени к груди, я тесно прижалась к Алессандро. Он обнял меня, – мне стало спокойней. Незаметно для себя я уснула.

Утром Алессандро разбудил меня. Костер уже потух, и все наши вещи были собраны. Видимо, несмотря на холод, я спала довольно крепко, раз не слышала, как Алессандро собирался. Мы перекусили и снова тронулись в путь.

Светило солнце, но я чувствовала, что стало еще холоднее, чем вчера. Мы ехали окольными дорогами, которые, к моему удивлению, Алессандро знал отлично. На мой вопрос откуда, он ответил, что не раз пересекал всю страну вдоль и поперек.

Мы избегали крупных дорог, но несколько раз нам встречались экипажи и путешественники-одиночки. Мы ни с кем не вступали в длительную беседу, но я чувствовала, что люди все равно запоминают нас. Мы ведь представляли собой довольно странную пару: я, укутанная, сидела на лошади, спрятав лицо под капюшон. Смуглая кожа цыгана также заставляла обратить на себя внимание, к тому же вся одежда была ему маловата.

Запасы еды почти закончились, и чувство голода потихоньку начало мучить меня. Алессандро не показывал виду, но по его уставшему лицу, красным глазам и темным кругам под ними я понимала, что и он устал не на шутку.

– Я думаю, что к вечеру мы доберемся до Лондона, если, конечно, поторопимся, – предположил Алессандро.

– Но лошадь совсем выбилась из сил. Не думаю, что мы сможем заставить ее идти быстрее, – сказала я.

– Я попробую продать ее в ближайшем городке, к которому мы вот-вот подойдем, – ответил цыган.

Мы действительно вскоре оказались в небольшом, но очень чистом городке, который сразу напомнил мне мой собственный. На деньги, одолженные нам отцом Аланом, Алессандро купил поесть, после чего, оставив меня в небольшом пабе, пошел продавать лошадь.

Пока я сидела одна, ко мне несколько раз подходили незнакомые мужчины и заводили беседу. Я опускала глаза и, теребя подол платья, отвечала что-то невпопад. Я не понимала, что нужно этим незнакомцам, и крайне боялась, что они, возможно, работают на Энтони Шелдона.

Наконец вернулся Алессандро, и мы ушли. Оказалось, что он сумел продать лошадь, правда, получил за нее совсем немного. Я же рассказала Алессандро о мужчинах, отчего лицо цыгана потемнело.

– Ты что-то говорила им про себя? – спросил он.

– Нет. Я еле заставляла себя открывать рот.

– Вот и хорошо. Ты очень красива, и они, скорее всего, запомнили тебя и потом могут проболтаться тому, кому не следовало бы.

– Я красива? Ты смеешься? Я не мылась и не причесывалась пару дней, а про свою одежду вообще молчу, – удивилась я словам Алессандро.

Алессандро ничего не ответил, только покачал головой и вздохнул.

Мы пошли быстрее. Когда мы оказались в пригороде Лондона, уже стемнело и пошел мелкий холодный дождь со снегом.

– Нам еще долго идти? – спросила я цыгана.

– Часа два, не меньше. Выдержишь?

– Думаю, да, – ответила я.

Мы шли по узким улицам, утопающим в грязи. То и дело где-то неподалеку слышались гневные крики и ругательства. Я ни разу не была в столице и, признаться, представляла себе Лондон по-другому. Я думала, что это красивейший из городов, по улицам которого ездят шикарные экипажи и автомобили с хорошо одетыми пассажирами. Я же оказалась в каких-то трущобах, где каждый второй походил на пьяницу или преступника, а почти возле каждого дома стояли вульгарно одетые женщины, кричащие что-то вслед прохожим. Все это испугало меня, и я прижалась к Алессандро, крепко вцепившись ему в руку.

– Не бойся. Все хорошо, – сказал он, но я ему не поверила.

Мой плащ пропитался дождевой водой, и двигаться в нем стало тяжело. Волосы под капюшоном тоже намокли и темными прядями спадали мне на лицо. Я, стараясь не смотреть ни на кого из прохожих, опустила голову.

Наконец мы остановились перед двухэтажным домом, в окнах которого горел свет и откуда слышались громкие голоса и смех.

– Вот мы и пришли, – сказал Алессандро и потянул меня на порог этого дома.

Мы зашли внутрь, и мне в нос тут же ударил запах алкоголя, а лицо защипало от тепла. В зале за столами сидело много мужичин. Все они пили и разговаривали друг с другом. Кое-кто играл в карты. На нас с Алессандро они не обратили никакого внимания, разве что по мне скользнуло несколько любопытных взглядов.

– Пойдем, – подтолкнул меня Алессандро.

Мы подошли к стойке, и Алессандро спросил у бармена, мужчины лет сорока, где Катрина. Тот кивнул головой в сторону, и Алессандро направился туда, оставив меня стоять возле стойки. Я увидела, как он подошел к высокой рыжеволосой женщине, наливавшей в это время одному из посетителей пиво.

– Катрина! – позвал Алессандро.

Женщина обернулась и, заулыбавшись, кинулась обнимать Алессандро.

На вид ей было за тридцать, но выглядела она очень хорошо, я бы даже сказала – соблазнительно. Ее рыжие волосы, зачесанные наверх и убранные в высокую прическу, заставляли останавливать на ней взгляд. Одета она была немного вызывающе – глубокое декольте, платье очень фривольного покроя с красной вышивкой. Женщина под руку с Алессандро уже приближалась ко мне, одаряя меня белоснежной улыбкой.

– Рада познакомиться с тобой, – сказала она, протягивая ру к у.

В ответ я протянула ей свою руку и улыбнулась.

– Боже, да девочка совсем замерзла. У нее рука холодная, как у покойника, и она вся дрожит. Алессандро, да ты чуть не убил ее! Скорее, дитя, пойдем наверх, там мы тебя согреем.

Она взяла меня за руку и повела наверх, но тут я вспомнила, что не успела договориться с Алессандро о том, что мы предпримем завтра. Я обернулась, чтобы спросить его об этом, но его нигде не было. Меня окутал страх, и я в недоумении посмотрела на Катрину. Поняв мое удивление, женщина ответила:

– Не беспокойся за Алессандро. Утром он придет сюда. А сейчас мне поручено позаботиться о тебе, как о королеве, – и, улыбнувшись, Катрина повела меня наверх.

* * *

Катрина провела меня в маленькую, но весьма уютную комнатку. Она помогла мне снять мокрую одежду и, забрав ее, взамен дала полотенце и чистую одежду. Я вытерлась, но волосы все еще оставались мокрыми, поэтому чувство холода не покидало меня. Однако Катрина вскоре принесла мне поднос с чашкой горячего супа, несколькими булочками и горячим чаем. С благодарностью я приняла эту еду, – она показалась мне божественной.

– Ты, наверное, очень устала. Поспи, а утром мы поболтаем, – сказала Катрина. – Я тоже скоро лягу, наша с мужем комната находится через одну дверь, налево. Он всю ночь будет работать, а утром я его сменю.

– Вы не могли бы меня разбудить, если я сама не проснусь, когда придет Алессандро?

– Не беспокойся, – сказала Катрина и ушла, закрыв за собой дверь.

Я залезла под одеяло и погасила лампу. Оказавшись в полной темноте, в теплой постели, я вдруг подумала, что произошедшее похоже на сон, настолько нереальными были все недавние события. Я еще долго размышляла над этим, временами отвлекаясь на шум дождя, барабанившего по крыше, или на чьи-то громкие крики, доносившиеся с первого этажа.

Когда я проснулась, лучи солнца уже осветили комнату. Я потянулась и еще несколько минут позволила себе понежиться в кровати. Я ведь так отвыкла от комфорта. Часов в комнате не было, поэтому я решила все же не тянуть время и спуститься вниз.

Я надела платье, которое дала мне Катрина. Из-за того, что я сильно похудела, оно болталось на мне, как на вешалке, туфли же оказались впору. Причесавшись, я вышла из комнаты и направилась вниз – в паб.

К моему удивлению, он был пуст. От вчерашнего веселья не осталось и следа. Все столики оказались прибраны, как и сам зал. Я огляделась: в левом углу заметила Алессандро и Катрину, сидевших за одним из столов и весело болтавших о чем-то. Помню, я тогда даже немного разозлилась на Катрину, приревновав к ней Алессандро. «Интересно, что связывает этих двоих?» – подумала я. Катрина – довольно интересная женщина, и почему-то мне показалось, что между ней и Алессандро было что-то посерьезней дружбы.

Я подошла к их столику и, так как они меня не замечали, кашлянула несколько раз.

– О, ты уже проснулась! – радостно воскликнула Катрина. – Я решила не будить тебя. Ты ведь так вымоталась. Да и нам с Алессандро было о чем поговорить.

Пауза, во время которой мы смотрели друг на друга, затянулась. Но тут Катрина встала и сказала:

– Пойду, узнаю, что там творится на кухне, а то скоро появятся посетители.

Я села на место Катрины и вопросительно посмотрела на Алессандро.

– Что ты так смотришь? Может, поешь что-нибудь? Я попрошу Катрину принести тебе завтрак, – он уже собрался уходить, но я остановила его. Мне хотелось узнать про их отношения с Катриной, но я решила сдержаться.

– Постой, давай поговорим. Поесть я всегда успею, – сказала я.

– Хорошо.

– Как мы найдем моего брата? – спросила я.

– Не беспокойся, я уже разузнал, где он может учиться. Осталось только найти его самого. Думаю, что сегодня-завтра мне удастся встретиться с ним.

– Но как ты узнал это? – удивилась я. Алессандро улыбнулся и ответил:

– У меня в Лондоне свои связи. Ты думаешь, я вчера ночью отдыхал? Нет, я отправился к своим старым друзьям и выяснил, где здесь учат медицине. Оказалось, что в нескольких местах. Итак, еще раз: его имя? Как он выглядит?

– Эго зовут Марк Эллингтон. Он высокого роста, как ты, у него темно-русые волосы, которые он раньше очень любил зачесывать набок, и носит очки. Не знаю, что еще тебе сказать о нем, – ответила я.

– Мне хватит и этого. Я сейчас вернусь, – сказал Алессандро и вышел из-за стола.

Вернулся он буквально через несколько секунд, неся в руках листы бумаги и карандаш.

– Брат знает твой почерк? – спросил меня Алессандро.

– Не думаю, он ведь уехал из дому несколько лет назад, и, признаться, я ему не писала. Он, возможно, вообще не помнит, как я выгляжу, – ответила я.

– Тогда сделаем так: сейчас ты напишешь ему письмо, где укажешь какие-то события, о которых могут знать только члены вашей семьи. Также попроси его не говорить никому об этом письме. Напиши, что твоя жизнь в опасности, хотя так оно и есть.

– Думаю, что смогу написать такое письмо, – сказала я.

– Тогда пиши, не стану тебе мешать. Я попрошу Катрину приготовить нам завтрак, – Алессандро ушел, а я начала писать письмо.

Сначала в голову ничего не приходило, но, как только я написала несколько строк, словесный поток полился из меня как из рога изобилия. Я писала о нашем детстве, о доме, о моментах, которые можем помнить только мы. Потом я кратко рассказала о своем похищении и о том, что мне удалось сбежать, но возвращаться домой я не могу. Я ничего не написала о смерти Дианы, решив сказать Марку об этом при встрече.

К тому времени, как я закончила письмо (оно уместилось на трех страничках), на столе уже стоял обильный завтрак, от запаха которого у меня потекли слюнки. Алессандро сидел напротив и доедал свою порцию.

– Закончила? – спросил он. Я кивнула в ответ.

– Тогда возьми, – сказал мне Алессандро, протягивая перочинный ножик, – срежь прядь своих волос.

– Зачем?

– Ну, если он не помнит твой почерк, то, может, твои волосы вспомнит. Да к тому же у нас ведь нет никаких вещей, доказывающих твое пребывание в Лондоне. Прядь волос, конечно, тоже не веское доказательство, но все же что-то.

Я срезала небольшую прядь и протянула ее вместе с письмом Алессандро.

– Как ты передашь ему все это? – спросила я.

– Придумаю что-нибудь. Насчет этого не беспокойся, – сказал цыган, кладя письмо вместе с моими волосами в небольшой конверт.

– Я пойду. Лучше сделать все как можно быстрее, – сказал Алессандро. – Как только я что-то узнаю, то сразу же сообщу тебе.

– Как много времени это займет? – спросила я.

– Трудно сказать. В любом случае никуда не выходи отсюда, ни с кем не разговаривай и слушайся Катрину.

– Но что мне здесь делать?

– Катрина найдет для тебя занятие. Я ничего не рассказывал ей о тебе. Сказал только, что ты попала в беду. Она не настолько любопытна и не станет вдаваться в подробности. Мне пора идти. До встречи!

Алессандро вышел из-за стола и покинул паб. Я с грустью посмотрела ему вслед. Он ведь был моим единственным знакомым в этом городе, и без него я сразу почувствовала себя одиноко. Весь мой аппетит пропал, но я принялась за уже успевший остыть завтрак.

Когда я почти доела его, ко мне подошла Катрина.

– Алессандро ушел? – спросила она.

– Да.

– И даже не попрощался! Как же это в его духе! – сказала Катрина. – Я вот что подумала: ты все равно пока поживешь у нас, почему бы тебе не помочь нам тут? Конечно, ты можешь отказаться, но мне кажется, тебе самой так будет легче скоротать время. Алессандро настрого запретил отпускать тебя в город, поэтому все свое время тебе придется проводить здесь.

– А что нужно делать? У меня ведь совсем нет опыта в таких вещах, – сказала я.

– Ничего сложного! Помогать обслуживать посети телей – носить им еду и протирать столы.

Я помнила о том, что Алессандро попросил помогать Катрине, да и сама я не была против. Ведь работа помогла бы мне отвлечься от тяжких мыслей и переживаний. Поэтому я тут же согласилась.

Катрина дала мне передник и показала весь паб, кухню и кладовку с припасами. Как только в зал начали заходить первые посетители, она позвала меня, и я внимательно слушала и смотрела, что она делает. Основными ее клиентами были рабочие, днем хотевшие получить сытную порцию обеда, а вечером – до краев наполненную кружку пива.

Этот день пролетел для меня как один час. Я постоянно носилась с тарелками из кухни в зал, убирала за посетителями, следила за порядком и передавала заказы на кухню. Вечером, когда народу в пабе стало больше, сверху спустился муж Катрины – Уилл. Он сразу же пошел за барную стойку, и алкоголь полился рекой. Паб пользовалась большим успехом, и, несмотря на не слишком благополучный район города, в котором он располагался, посетители, в общем-то, не напоминали преступников.

Вскоре Катрина отправила меня наверх. Я обрадовалась этому. От усталости мои ноги гудели, да и меня начали порядком раздражать пьяные приставания посетителей. Хоть Катрина и сказала не обращать на них внимания, мне все же это было непривычно и неприятно. Умывшись, я легла в кровать и тут же провалилась в сон.

Весь следующий день прошел, как и предыдущий. Правда, тянулся он значительно дольше. Я все время ждала Алессандро, но он так и не пришел. Катрина заметила мое понурое настроение и попыталась как-то развеселить меня, рассказывая смешные истории, случившиеся в пабе.

– Как давно у тебя это заведение? – спросила я Катрину.

– Уже несколько лет. Я всегда мечтала иметь свой паб, но открыть его мне оказалось не под силу. Дело было даже не в деньгах, – никто не хотел мне доверять, поскольку я – женщина. Тогда я решила выйти замуж за Уилла, который и помог мне с открытием.

– Ты вышла замуж за Уилла только ради паба? – удивилась я.

– В принципе, да. Уилл – отличный парень, но он никогда не любил меня. Да к тому же знал о моем не слишком невинном прошлом, – редкий мужчина сможет полюбить такую женщину. Но сейчас, по крайней мере, у нас обоих есть крыша над головой и постоянный доход. А много ли еще надо человеку?

Мне стало любопытно, что за тайну хранила Катрина, но она не захотела больше говорить на эту тему и поспешила удалиться на кухню.

В тот вечер я задержалась в пабе, пропуская мимо ушей пошлые шуточки посетителей и уворачиваясь от их рук. Я не хотела ложиться спать и простояла долгое время в темном углу зала в ожидании Алессандро, но он не пришел. Разочарованная, я пошла наверх.

Алессандро не приходил еще в течение нескольких дней. Я начала не на шутку беспокоиться. Ведь если с ним что-то случилось и люди Шелдона убили его, то я так ничего и не узнаю об этом и просто потеряю время. Утром очередного дня я подошла к Катрине и сообщила ей о своем беспокойстве.

– Не волнуйся, с Алессандро все в порядке. Я это точно знаю, – ответила мне Катрина.

– Откуда ты знаешь? – удивилась я.

– Он заходил сюда пару раз ночью, когда ты уже спала. Меня взволновали слова Катрины. Если он приходил, то почему не хотел поговорить со мной? И почему Катрина не рассказывала мне о его визитах? Увидев мой растерянный вид, Катрина уверила, что мне не следует беспокоиться и очень скоро все наладится.

Недовольная и встревоженная, я весь день не могла прийти в себя. Тарелки то и дело падали у меня из рук, что не могло укрыться от внимательных глаз Катрины. Наконец она подошла ко мне и, взяв у меня кружку пива, которую я должна была отнести одному из посетителей, сказала:

– Отдохни немного. На тебя жалко смотреть.

Я сняла передник и, не сказав ей ни слова, пошла к себе наверх. Мне не нравилось, как складывались обстоятельства. Уже почти неделю я провела в этом пабе, словно пленница. Мне в голову пришла мысль – тайком уйти отсюда, но я даже не знала, куда идти. Конечно, у нас были знакомые и родственники в Лондоне, но где они жили, я понятия не имела. Для себя я решила: если завтра Алессандро не удосужится прийти и поговорить со мной, то я покину это заведение. К счастью, мне не пришлось этого делать.

На следующий день я спустилась вниз и уже успела повязать передник, как вдруг кто-то положил мне руку на плечо.

От неожиданности я вздрогнула и медленно обернулась. К моему удивлению, передо мной стоял Марк, смотря на меня такими же ошарашенными глазами, как и я на него.

Какое-то время мы молча смотрели друг на друга, а потом кинулись в объятия. Марк поднял меня над собой:

– Я все еще не могу поверить, что это ты! Мы все думали, что ты умерла! – сказал он и еще раз крепко обнял меня.

Я так обрадовалась встрече с братом, что не сразу заметила Алессандро, стоявшего сзади и улыбавшегося мне. Вскоре он подошел к нам и сказал:

– Если бы ты только знала, чего мне стоило найти твоего брата и, главное, уговорить прийти сюда.

– Это точно, – ответил Марк, – ты уж прости меня, Алессандро, что не поверил тебе сразу, – после этих слов Марк протянул руку Алессандро, и тот ее пожал.

Втроем мы прошли к самому дальнему столику и сели за него.

– Сестренка, как же ты изменилась. Ты так осунулась. Тебе необходимо поправиться. Сегодня же ты уйдешь отсюда, и я сниму тебе хорошие комнаты в центре Лондона, – сказал Марк.

Я уже обрадовалась словам брата, но тут вмешался Алессандро:

– Не думаю, что это хорошая идея. Ей безопаснее здесь.

– Но тут ей не место, – сказал Марк.

– Возможно, Алессандро прав. После всего произошедшего мне действительно лучше оставаться незамеченной, – сказала я.

– Так что же с тобой случилось? Со слов Алессандро я понял, что тебя похитили, но так и не понял зачем.

– Я обо всем расскажу, Марк, но вначале скажи, как родители? И что они знают о случившемся? – спросила я.

– Вам двоим есть о чем поговорить. Думаю, что вам лучше подняться наверх, в комнату, чтобы не притягивать любопытные взгляды. Там и поговорите, – сказал Алессандро.

Мы встали из-за стола и направились к лестнице, но тут я вспомнила, что даже не поблагодарила Алессандро. Оставив на минуту брата, вернулась к цыгану и обняла его.

– Спасибо! – прошептала я ему на ухо. Алессандро тоже обнял меня и так же тихо ответил:

– Не за что. Это самое малое, что я мог для тебя сделать.

– Ты уже уходишь? – спросила я, немного отстраняясь от него.

– Да. Я должен уйти.

– Но я бы хотела поговорить с тобой.

– Я приду вечером, и мы обсудим, что предпримем дальше.

– Обещаешь, что придешь сегодня? – недоверчиво спросила я.

– Клянусь, – сказал Алессандро.

Я поверила его словам и, попрощавшись, вернулась к ожидавшему меня на лестнице брату.

Мы прошли в мою комнату и, сев на кровать, еще раз обнялись. Я была так счастлива, что вижу кого-то из своей семьи, что слезы потекли по моим щекам. Марк нежно вытер их и стал рассказывать о том, что случилось после моего побега.

– Я сам точно не знаю, что творилось дома, когда вы с Дианой исчезли. Мне пришла срочная телеграмма, когда я был на одной из лекций, – меня вызывали домой. Бросив все, я в тот же день выехал из Лондона. Дома я застал рыдающих родителей. После того как отец немного успокоил мать, он рассказал мне, что несколько дней назад вы с Дианой исчезли из дома, не оставив даже записки. Сначала родители решили, что вы дурачитесь, но после того, как вы не вернулись на следующий день, они обратились в полицию. Полиция обыскала весь лес, опросила всех жителей, но никто ничего не знал и не видел. Единственной зацепкой стало исчезновение сына садовника, которого и подозревали в вашем похищении. Через несколько дней его нашли в другом городе, неподалеку от нашего. Он клялся, что ничего не знает о вас, но его все равно посадили в тюрьму до окончательного выяснения обстоятельств. Отец уже собрался сам поговорить с ним, но парня нашли в камере повешенным. Полиция решила, что он виновен и поэтому покончил с собой, не дождавшись суда. Мне показалось это глупым и недоказательным, но буквально на следующий день в лесу нашли сожженные до костей тела двух женщин. Полиция и местный врач сказали, что, вероятнее всего, это были вы с Дианой. Сын садовника, наверное, убил вас, а потом, чтобы скрыть улики, сжег ваши тела. Я попросил, чтобы мне показали останки. С неохотой полиция допустила меня к ним. Я принес свой чемодан с инструментами и, проведя около костей приблизительно час, пришел к выводу, что это не вы. Судя по скелетам, женщины были гораздо старше вас, причем, одна из них, скорее всего, имела детей. К тому же строение черепа оказалось не характерным для европейцев. Однако меня никто не стал слушать. Тела этих женщин покоятся на местном кладбище, в склепе нашей семьи. Как я ни пытался переубедить родителей, что, скорее всего, они похоронили не вас, все было бесполезно. Дошло до того, что я и сам поверил в вашу смерть. Вернувшись в Лондон, я получил два письма от отца. У них с матерью все в порядке, но они так и не пришли в себя после случившегося. Артур не смог приехать ни на похороны, ни после них, так как сейчас находится на службе в Африке. Он уехал туда буквально накануне вашего исчезновения. До этого он сообщил мне, что ему предложили пройти там полугодовую службу, и он решил променять дождливый Лондон на солнечный континент. Я не стал возражать. Кто мог подумать, что случится такое! А теперь расскажи, что же произошло на самом деле.

Я начала рассказ со своего побега из дома. Упомянула и об оставленной мной записке, которая бесследно исчезла. Скорее всего, люди Шелдона, после того как я ушла, проникли в мою комнату и забрали ее. Я также рассказала о похищении Дианы и о роли сына садовника в нем. После этого я без лишних подробностей описала Марку дальнейшие события, умолчав о том, что происходило со мной после различных травм. Сказать про смерть Дианы я так не решилась. Я говорила больше часа, и, когда закончила, Марк сказал:

– Теперь все стало ясно. Понятно, почему те тела показались мне странными, скорее всего, это были цыганки. Это объясняет и удивившее меня строение скелетов. Но, постой, где же Диана? Почему она не с тобой?

Я опустила голову, и слезы вновь потекли из глаз. Марк взял меня за подбородок и поднял мою опущенную голову. Наши глаза встретились.

– Она погибла, да? – тихо спросил Марк.

Я кивнула, так как была не в силах что-либо сказать. Марк прижал меня к себе, теперь и его глаза стали влажными.

– Не могу поверить, что ее нет, – прошептал он, – я найду тех, кто это сделал. Эти люди ответят за содеянное.

Я оторвалась от Марка и срывающимся от слез голосом сказала:

– Прошу тебя, не делай этого! Ты не знаешь, как опасны эти люди. Ты погибнешь! Я не хочу потерять тебя! Алессандро и Измир найдут их и отомстят. Они знают, как нужно действовать.

– Я бы на твоем месте не доверял им настолько. Это по вине Алессандро ты оказалась в руках у Шелдона.

– А ты не думаешь, что и без его вмешательства я бы оказалась у него?

– Возможно, но все равно я бы не стал полагаться на них. Они способны на многое. Ты сама могла в этом убедиться.

– Но они спасли мне жизнь, – заступилась я за цыган.

– Они в первую очередь спасали ту цыганку, сестру Алессандро.

– Но ведь Алессандро нашел тебя. Это ли не доказательство того, что он хочет помочь?

– Может быть, он просто хотел побыстрее избавиться от тебя, а бросить тебя в лесу ему не позволила совесть.

– Но он обещал вернуться сегодня вечером и обсудить дальнейшие действия, – сказала я.

– Сомневаюсь, что он придет. Сегодня ты уйдешь отсюда со мной.

– Но я обещала дождаться Алессандро, – запротестовала я. – И потом, куда мы пойдем? Я боюсь возвращаться домой.

– Ты и не вернешься домой. Родителям я пока не буду ничего говорить. Я отведу тебя в более подобающее место, где тебе не придется таскать тарелки и вытирать столы.

Я не хотела соглашаться с Марком, потому что верила Алессандро. Мы решили до шести вечера ждать Алессандро, а если он не придет к этому времени, то я уйду с Марком. Мы просидели в моей комнате до пяти, после чего спустились вниз. Я попросила Катрину принести нам супу и спросила, не приходил ли Алессандро. Катрина отрицательно покачала головой и вскоре принесла нам еду. Когда на часах пробило шесть, Марк начал уверять меня в том, что Алессандро больше не придет.

– Пойми, он нашел меня и перепоручил тебя мне. Он не вернется. Тяжкий груз упал с его плеч, – говорил мне брат.

– Давай подождем еще немного, – попросила я.

– Милая, мы только зря тратим время, – ответил он. Тем не менее мы просидели за столом еще полчаса, после чего Марк встал и сказал, что нам пора идти. С грустью я встала и последовала за ним к выходу. Катрины и ее мужа не оказалось поблизости, и я решила, что невежливо уходить, не попрощавшись, ведь они приютили меня, но Марк отговорил меня и от этого:

– Не стоит этого делать. Ты только вызовешь еще больше подозрений. Я думаю, они в курсе того, что Алессандро больше не придет, и сами будут рады избавиться от лишнего рта.

Я не хотела верить тому, что говорил Марк, но понимала, что он делал это из лучших побуждений, чтобы защитить меня. Не оглядываясь назад, я вышла из таверны вслед за Марком. Брат почти сразу поймал экипаж и назвал адрес.

– Куда мы едем? – спросила я, хотя на самом деле все еще думала об Алессандро.

– К моим друзьям, – ответил Марк, – они ничего не знают про тебя. Так безопаснее.

– И что ты им скажешь?

– Я скажу, что ты моя кузина, которой негде остановиться в Лондоне, так как ты – сирота и всю жизнь провела в приходском пансионате.

– Они могут спросить, почему ты не отправишь меня к себе домой.

– Я придумаю что-нибудь. Это очень гостеприимные люди. Они не станут задавать лишних вопросов и примут тебя как родную.

– А кто они? И откуда ты их знаешь? – спросила я.

– Я учился с Джоном. Он – племянник леди Джейн Робинс, хозяйки этого дома. Сам Джон и его семья из Америки, но учиться он решил в Лондоне. Год назад он закончил колледж и сейчас работает в одной из больниц. Леди Джейн Робинс – сестра его матери, и он живет у нее. Увидишь, у них очень большой и красивый дом со множеством слуг. Леди Джейн – вдова, и ей безумно скучно, так что она будет рада принять тебя. Главное, не болтай лишнего. И никому не говори, что ты моя сестра. Тебя я представлю им как Элизабет.

– Почему Элизабет? – удивилась я.

– Мне нравится это имя, – ответил Марк, – так звали мою первую любовь.

– И где она сейчас?

– Уже неважно. Я передумал жениться. По крайней мере, сейчас.

Мы еще немного поговорили с Марком. Придумали историю моей Элизабет и условились о том, что Марк станет приходить ко мне почти каждый день после занятий.

– Но ведь я не смогу жить у этой леди вечно! – наконец сказала я.

– Конечно, не сможешь. Это временно. Пока я не придумаю что-нибудь, – ответил Марк.

– А что ты предпримешь?

– Не знаю. Попробую разузнать, кто такой Энтони Шелдон.

– Нет, – чуть ли не закричала я, – не надо. Он слишком опасен.

– Сестра, не преувеличивай. И потом, ты меня знаешь. Я всегда отличался осторожностью.

Я вздохнула и пожала плечами. В конце концов нужно было хоть как-то действовать. Возможно, узнав больше о нем, мы смогли бы найти какой-то выход.

Экипаж остановился, и брат помог мне спуститься на мостовую.

Меня поразила разница между тем местом, где мы сейчас находились, и тем, где был паб Катрины. Мы стояли на красивой и широкой улице, вдоль которой расположились роскошные дома. По дороге проезжали экипажи, а по тротуарам прогуливались, очевидно, жители этих домов. Я никогда не видела столь ухоженных женщин в таких красивых платьях, да и мужчины выглядели очень элегантно и богато. Я заметила, что, пока Марк рассчитывался с извозчиком, люди, проходившие мимо, с недоумением оглядывали меня. Их, видимо, удивлял мой внешний вид – простое платье, волосы собраны в узел, да и сама я выглядела, как узница, только что выпущенная из тюрьмы.

– Пойдем, – услышала я голос Марка. Он подхватил меня под руку и повел к стоявшему впереди дому.

– Марк, я, наверное, выгляжу ужасно. У меня ведь нет никаких вещей и одежды. Что подумают о тебе и обо мне эти люди?

– Не беспокойся. Я скажу, что твою одежду еще не прислали. А на днях мы сходим и купим тебе что-нибудь. У меня есть кое-какие сбережения. Этого должно хватить.

Мы подошли к дому, и Марк позвонил в дверь. Открыла нам молодая симпатичная девушка и, увидев Марка, широко заулыбалась:

– Входите! Я передам леди Джейн Робинс, что вы пришли, – сказала она, пропуская нас в дом. На меня служанка посмотрела с удивлением.

Мы прошли в большую гостиную. Марк указал на изысканную софу, сделанную в античном стиле, куда я и села. Сам он остался стоять в ожидании хозяйки дома.

– А твой друг, Джон, тоже тут? – спросила я.

– Не знаю. Должен быть уже дома, – ответил Марк.

В коридоре послышались шаги, и в комнату вошла довольно полная женщина, невысокого роста, с каштановыми волосами, убранными в пышную прическу. Марк тут же подошел к ней и поцеловал руку.

– Очень рад вас видеть, леди! – сказал он.

– И я вас, мой мальчик, – ласково ответила женщина.

– Позвольте познакомить вас с моей кузиной Элизабет! – сказал Марк, подводя леди Джейн ко мне.

Я встала и присела в реверансе.

– Рада с вами познакомиться, – сказала я.

– И я с вами, прелестное дитя, – ответила женщина, но мне показалось, что в ее словах слышалось недоверие.

– Элизабет только что из приходского пансионата. Это ее первый визит в Лондон, – сказал Марк.

– О, как интересно! В каком пансионате вы жили? – тут же спросила леди Джейн.

Я не знала, что ответить, и испуганно посмотрела на Марка.

– Элизабет жила на юге Уэльса. Она сирота и провела там все детство, – не растерявшись, ответил Марк.

– Бедняжка. Жизнь в пансионатах действительно сурова, – сказала леди. – Ах, что это я! Давайте выпьем чаю. Ваш друг Джон должен прийти с минуты на минуту.

– С удовольствием! Позвольте проводить вас, – сказал Марк и, взяв под руку леди Джейн, повел ее из гостиной в другую комнату. Мне ничего не оставалось, как следовать за ними. Краем уха я слышала, что Марк что-то нашептывал хозяйке дома на ухо, от чего та иногда охала и удивленно смотрела на моего брата.

В большой комнате, посередине, стоял стол, уже накрытый для чаепития, за который мы и сели. Леди Джейн Робинс то и дело промокала слезы белым кружевным платочком. Думаю, что причиной этому послужила выдуманная история моей Элизабет, которую Марк уже успел рассказать вдове.

Тем не менее, леди Робинс не решилась расспрашивать меня о проведенном в пансионате времени, вместо этого она много рассказывала о Лондоне и постоянно осведомлялась у Марка, права ли она. Прошло около часа, и, признаться, мне уже успела надоесть эта беседа. Хотелось остаться одной и все обдумать.

Скоро в комнату зашла одна из служанок, и я уже решила, что чаепитие подошло к концу, но оказалось, что она пришла сообщить о приезде домой племянника леди – Джона, который должен был вскоре присоединиться к нам.

Через несколько минут в комнату вошел Джон – среднего роста молодой человек с темно-каштановыми густыми волосами, зачесанными назад, сильно выдающимся вперед волевым подбородком и карими глазами. Джон не был красавцем в обычном понимании этого слова, но в нем присутствовала какая-то манящая притягательность. Двигался он легко и плавно, словно танцуя, и, увидев меня, тут же подошел и поцеловал руку, после чего чмокнул свою тетушку в щеку и сел рядом с Марком. Брат представил ему меня, и мы еще какое-то время говорили о вещах, никакого отношения не имевших к нам самим, но тут леди Джейн серьезным тоном произнесла:

– Элизабет, дорогая! Марк рассказал мне о вашем бедственном положении, и я, как хозяйка этого дома, просто настаиваю на том, чтобы вы остановились у нас.

– Не знаю, как благодарить вас, – ответила я.

– Пустяки! Мы с Джоном будем очень рады такой гостье, как вы. Можете оставаться у нас, сколько пожелаете. Не правда ли, Джон?

– Конечно, тетушка. Уверен, с Элизабет мы подружимся. Ведь смог же я подружиться с вашим кузеном, – подмигнул Джон Марку.

Я улыбнулась в ответ и опустила глаза. Несмотря на мою физическую и моральную истощенность, от меня не укрылось, как на меня смотрел Джон. Очень скоро мы встали из-за стола. Марк отвел меня в сторону и еще раз заверил в том, что мне не о чем беспокоиться. Мы обнялись, и он ушел, обещав зайти завтра, после трех.

Я осталась наедине с леди Робинс и Джоном. Они оба с любопытством разглядывали меня, от чего мне стало еще больше не по себе.

– Вы, наверное, очень устали. Вы ведь только сегодня прибыли в Лондон. Как это я раньше не додумалась предложить вам прилечь?! Сейчас я позову служанку, и она проводит вас в комнату, которая, надеюсь, на долгое время станет вашей.

Леди Джейн позвонила в колокольчик, и буквально через несколько секунд в комнату вошла молоденькая девушка, которой и поручили проводить меня в комнату.

– Утром я покажу вам весь дом, а сейчас – ложитесь спать, – сказала мне тетушка на прощание.

Пожелав ей и Джону спокойной ночи, я отправилась за служанкой по лестнице на второй этаж. В какой-то момент я обернулась и заметила, что хозяйка дома уже успела отойти куда-то, в то время как Джон стоял и смотрел на меня. Растерянно улыбнувшись ему, я продолжила подниматься по лестнице.

Служанка провела меня в просторную комнату, где стояла большая кровать с балдахином. Вся мебель была в пастельных тонах, а обои на стенах расписаны бледно-розовыми бутонами и цветами роз. Создалось впечатление, что я попала в комнату из кукольного домика. Попросив служанку разбудить меня рано утром, чтобы успеть принять ванну, я отпустила ее, сказав, что сама могу раздеться.

Оставшись одна, я села на кровать и уставилась на рисунок на ковре. «Может быть, все же стоило дождаться Алессандро? Какой смысл мне оставаться тут?» – думала я. Промучившись с этими мыслями еще какое-то время, я сделала то, что считала самым правильным в сложившейся ситуации, – легла и на удивление очень скоро крепко заснула.

 

Глава 10

Весь следующий день до обеда я провела с леди Джейн Робинс. Она показала мне дом и рассказала о себе и своей семье.

Оказалось, что она и ее сестра Марта, мать Джона, происходили из довольно знатного рода, который, однако, успел обеднеть. Но так как девушки отличались чрезвычайно привлекательной внешностью, им удалось удачно выйти замуж. Муж Марты, богатый торговец, очень скоро увез ее в Америку, где и родился Джон. Родителей этот брак, конечно, радовал, ведь их дочь была окружена заботой и любовью, не нуждалась в деньгах, что немаловажно, но муж Марты не имел аристократического происхождения. С этой точки зрения Марта совершила мезальянс, но об этом ей, разумеется, никто никогда открыто не говорил. Джейн, по мнению родителей, повезло больше – она вышла замуж за богатого человека, который при этом был лордом. Не смущало родителей даже то, что он был старше Джейн на тридцать лет. К тому же еще в молодости потерял руку, участвуя в одной из военных кампаний. Джейн и ее мужа некоторые знакомые за глаза даже называли «красавицей и чудовищем», что, по словам леди Робинс, нисколько не смущало ни ее саму, ни ее мужа. Несмотря ни на что, эти двое сильно привязались друг к другу, и смерть мужа леди Джейн перенесла крайне тяжело:

– Меня спасала только мысль о том, что, когда он умер, ему уже было за восемьдесят. Это хороший срок для человека. Да и жизнь его оказалась довольно счастливой, – рассказывала вдова.

Детей им с мужем Бог не послал, о чем она всегда очень горевала. После смерти супруга она наняла еще больше слуг, только чтобы не чувствовать себя одинокой. А когда пришло письмо от Марты о том, что ее сын Джон хотел бы учиться в Лондоне, радости леди Джейн не было конца:

– Марте очень повезло. У нее есть Джон. Долгое время у нее с мужем не было детей, но, в конце концов, Бог смиловался над этой четой и дал им такого прекрасного сына, – говорила она.

Джон приехал в Англию несколько лет назад. Первый год жизни в Лондоне он потратил на развлечения – ездил на балы, кутил с друзьями, просаживал деньги. Этого следовало ожидать, ведь у себя на родине он не мог этого позволить из-за чрезмерной опеки родителей. Через год Джон все же взялся за ум – поступил в колледж, где, будучи на последнем курсе, подружился с моим братом, который тогда только приехал в столицу. Закончив колледж с отличием, Джон пошел работать в одну из больниц Лондона, а также часто выезжал на вызовы знакомых и друзей. Родители неоднократно звали его домой – в Америку, но Джон не хотел ехать. Леди Робинс только радовалась этому – она не хотела отпускать племянника от себя. Об истинных причинах, удерживавших Джона в Лондоне, она не знала. Да они ее и не сильно волновали.

– Было бы неплохо, если бы он встретил в Лондоне какую-нибудь красивую и богатую девушку из знатного рода. Не хочется, чтобы он поступил, как Марта, выбрав себе в супруги Бог весть кого, – сказала мне леди.

Я слегка устала слушать ее и была безмерно благодарна приходу Марка, которой зашел за мной якобы под предлогом прогулки. На самом же деле мы прошлись по магазинам и купили мне кое-что из одежды, что могло бы сойти за мой гардероб. Все эти вещи Марк забрал с собой, сказав, что сложит их в чемодан и занесет мне завтра. Так выглядело бы более правдоподобно.

Мы не уходили далеко от дома леди Робинс, расположенного в престижном районе Лондона, но я постоянно с волнением оглядывалась по сторонам.

– Что ты вечно озираешься? Кого ты высматриваешь? – спросил меня Марк.

– Сама не знаю, – ответила я, что было правдой. Я оглядывалась и со страхом, – боясь увидеть Энтони Шелдона, и с волнением, – надеясь встретиться глазами с Алессандро.

После магазинов мы прошлись вдоль одной из улиц и вышли в маленький сквер. Марк предложил посидеть немного и поговорить, на что я с радостью согласилась.

– Сегодня ты выглядишь куда лучше, – сказал брат, – глаза блестят, как и раньше, и на щеках появился румянец.

Я поправила выбившуюся из прически черную прядь и улыбнулась Марку.

– Завтра, когда ты наденешь новую одежду, станешь еще красивее. С тобой будет не стыдно ходить по улицам, – пошутил Марк, за что получил от меня локтем под ребра.

Поболтав еще немного, я наконец осмелилась спросить у брата:

– Ты узнал что-нибудь об Энтоне Шелдоне?

– О нем – нет. Однако я на верном пути, – ответил Марк.

– В каком смысле?

– Со мной учится один молодой граф. Он всегда казался всем странным и надменным, но я ладил с ним. Сегодня он случайно уронил свой перстень, который носил на мизинце правой руки. Я поднял перстень и подал ему, заметив, что рисунок на нем очень красивый. Мой знакомый ухмыльнулся на эти слова и сказал, что такое кольцо есть у всех, кто вместе с ним входит в одно из тайных обществ Англии. Я сразу вспомнил твой рассказ о поместье Шелдона. Как бы невзначай я начал расспрашивать молодого графа об обществе, к которому он принадлежит, и, на мое удивление, он отвечал с большой охотой. Завтра вечером мы с ним пойдем в библиотеку, где я смогу поговорить с одним из магистров общества.

Внимательно выслушав брата, я тут же спросила:

– Если это тайное общество, то почему он так легко рассказал тебе о нем?

– Насколько я понял, он не прочь, чтобы я стал его членом. Мы ведь с тобой из хорошего рода, к тому же не слишком бедны, да и я не глуп. Им нужны такие люди.

– Не стала бы я на твоем месте вступать в это общество, – с недоверием сказала я.

– Да я и не собираюсь, сестра, – ответил Марк. – Я лишь хочу через этого магистра узнать о других обществах, тем самым, возможно, выйти на Шелдона. Завтра я собираюсь узнать побольше и о том бродячем цирке.

– Каким образом? И при чем тут цирк?

– Опять ты выгораживаешь своих цыган! Мне кажется, что они все тут замешаны. К счастью, Алессандро не знает моего адреса. Долгое время я не выходил с ним на связь, несмотря на постоянные записки, которые мне на занятия приносил один попрошайка. Но, даже встретившись с этим цыганом, я не упоминал о том, где живу. Конечно, это можно узнать, но будем надеяться, что этот человек больше не появится в нашей жизни.

Я ничего не ответила.

– Допустим, ты узнаешь, кто такой этот Энтони Шелдон. И что дальше? – через какое-то время спросила я.

– Если он не очень опасен, то думаю, что мы сможем с ним справиться.

– Что ты имеешь в виду?

– Обратимся к закону. Ты вернешься домой и будешь в безопасности.

– А если он окажется еще опаснее, чем я тебе его описала?

– Тогда не знаю. Придумаю что-нибудь. Лучше расскажи, как тебе понравилось у тетушки Робинс?

Долго рассказывать мне не пришлось, так как пошел сильный холодной дождь, и мы были вынуждены взять экипаж, чтобы не промокнуть до нитки, добираясь до дома вдовы.

– Ты пойдешь со мной? – спросила я, когда мы уже почти приехали к дому.

– Нет, не сегодня. Мне нужно готовиться к завтрашним занятиям, но я обязательно загляну к тебе после них, – сказал Марк.

Зайдя в дом, я думала подняться к себе и отдохнуть, но леди Джейн Робинс, стоило мне переступить порог, тут же оказалась рядом со мной и наотрез отказалась слушать меня.

– Вы ведь ничего не ели. Я знаю, что для ужина еще слишком рано, но Джон уже пришел, и я распорядилась, чтобы накрывали на стол. Так что мы с племянником очень просим вас присоединиться к нам в столовой через минут десять.

Мне не хотелось отказывать леди Джейн, хотя я не была голодна, поэтому я согласилась отужинать с ними. У себя в комнате я поправила платье и прическу, после чего спустилась в столовую.

Леди Джейн о чем-то беседовала с Джоном, но, как только я вошла, они тут же прервали беседу и стали расспрашивать меня о нашей с Марком прогулке.

– Элизабет, позвольте узнать, что вы делаете в субботу днем? – спросил Джон, не отрывая глаз от моего лица.

– В субботу? – переспросила я.

Я совсем забыла, какой был день недели.

– Да, это послезавтра. У меня выходной, и я хотел бы свозить вас на прогулку, – сказал Джон.

– Ну какие у вас могут быть дела, Элизабет, поезжайте, конечно же, с Джоном. Развеетесь после вашего пансионата, – сказала вдова, даже не дав мне ответить.

– Я не знаю. Мне бы очень хотелось, но… – начала я.

– Вот и отлично. Договорились. В субботу после завтрака мы с вами совершим небольшую поездку. Вам есть что надеть? – не дав мне закончить, спросил Джон.

– Мой багаж должен прийти со дня на день, – ответила я.

Признаться, мне совсем не хотелось никуда ехать. Во-первых, я должна была дождаться известий от Марка, ведь завтра вечером он собирался идти в библиотеку на встречу с магистром, во-вторых, я боялась, что могу встретить кого-то из людей Шелдона. Ведь там, в подвале, мог быть кто угодно, и я бы ни за что их не узнала, а вот они меня – как раз наоборот.

После ужина Джон сказал, что пойдет в библиотеку. Я еще немного посидела с леди Робинс, но вскоре покинула ее, сославшись на усталость. Вдове я сказала, что пойду к себе в комнату, но на самом деле я пошла в библиотеку. Я хотела поговорить с Джоном и вежливо отказаться от поездки. Мне было неловко, ведь я жила в доме у его тети, но и ехать с ним я совершенно не хотела.

Я дошла до библиотеки и застыла перед дверьми. Простояв так несколько минут я наконец решилась войти. Когда я заходила в комнату, дверь скрипнула, сидевший в кресле Джон поднял на меня глаза и, тут же отложив книгу, встал. Ни он, ни я не проронили ни слова. В полной тишине я закрыла за собой дверь и подошла поближе к нему.

– Я хотела поговорить с вами, – сказала я, старясь не смотреть на Джона.

– Конечно. Присаживайтесь.

– Не стоит. Я ненадолго. Просто я хотела сказать, что не могу поехать с вами, как бы мне этого ни хотелось.

Джон какое-то время молчал, но потом ответил:

– Конечно. Как пожелаете. Я не хотел ничего дурного, если я вас каким-то образом оскорбил, то прошу простить меня.

– О, нет! Дело вовсе не в вас.

Мы еще какое-то время молча простояли друг напротив друга. Я чувствовала его взгляд на себе, но поднимать глаза не хотела.

– Я не хочу навязываться, но, может, вы сами скажете, как бы вы желали провести время? – спросил меня Джон.

Больше всего на свете мне бы хотелось сейчас отправиться домой и забыть обо всем случившемся, но я только отрицательно покачала головой.

– Не знаю, что вам ответить, – сказала я.

Опять повисла пауза, и я уже думала уходить, но Джон явно не хотел отпускать меня.

– Мы можем поехать на прогулку в такое место, где мало людей. Почти никого. Пригласите Марка, если желаете. Не думаю, что вам стоит проводить все дни взаперти. Погода, конечно, не радует, но еще не так холодно и можно насладиться природой.

«Если бы ты только знал, Джон, как я недавно «наслаждалась» природой, ночуя на голой земле», – подумала я, но вместо этого сказала:

– Вы так настойчивы, что загоняете меня в угол. Я подумаю и поговорю завтра с Марком.

– Отлично. И сообщите мне о своем решении.

– Непременно. А сейчас, с вашего позволения, я пойду в свою комнату, – сказала я и, все так же не поднимая глаз, вышла из комнаты.

Я не отличалась стеснительностью, но смотреть прямо на него я не могла себя заставить. У него были такие проницательные глаза, что мне казалось: он видит меня насквозь, а я никому не хотела раскрывать своих тайн.

* * *

На следующий день пришел Марк с моими вещами, которые «только что прислали из пансионата». Леди Джейн Робинс тут же вышла поздороваться с моим братом и пригласила его на обед. Пока мы ждали, когда накроют стол, вдова завела разговор о вчерашнем предложении Джона:

– Марк, вы знаете, что ваша кузина в субботу едет с Джоном на прогулку?

– Нет, – ответил Марк, удивленно глядя на меня, – а меня вы не хотите взять с собой?

– Марк, что ты такое говоришь? Я без тебя никуда не поеду, ты же знаешь, – тут же сказала я, – и Джон прекрасно осведомлен об этом.

– Ну, милая кузина, я пошутил! Тебе придется ехать одной. В субботу я слишком занят.

– Но я думала, что ты зайдешь после обеда, и мы поговорим… – я надеялась на то, что он расскажет мне, как прошла встреча с магистром общества.

– К сожалению, мне придется отлучиться из города на выходные. Я зайду в понедельник. Я хотел сообщить тебе об этом после обеда.

Я с испугом посмотрела на него, но он незаметно для леди Джейн сделал жест рукой, и я поняла, что мы поговорим с ним позже.

К нашему с Марком счастью, после обеда хозяйке дома пришлось уехать, – ее ждали в доме одной из ее подруг, где они занимались рукоделием на благо неимущих. Леди Джейн Робинс и другие женщины Лондона делали различные вещи своими руками и отдавали их на продажу, а вырученные деньги шли на благотворительность.

– Почему ты должен уехать, Марк? – спросила я, как только леди Джейн вышла из комнаты.

– Тише. Не кричи так, – ответил Марк, – я не могу сказать тебе, куда я еду. Это связано с тем тайным обществом, в которое входит мой знакомый.

– Но я думала, что ты встретишься с магистром этого общества в одной из лондонских библиотек.

– Я тоже так думал, но все поменялось.

– Что именно?

– У них состоится что-то вроде небольшого собрания. В пригороде Лондона, в доме одного из членов общества. Мой знакомый пригласил меня туда, чтобы меня представили всем членам общества сразу.

– Нет! – чуть ли не завизжала я, – это может оказаться ловушкой!

– Не думаю.

– Шелдон мог узнать, что я в Лондоне и что мы видимся. Это опасно! Прошу тебя, Марк, не надо туда ходить.

– Все будет хорошо. Доверься мне.

– Ты не знаешь, что это за люди.

– Вот именно, мы не знаем ничего про этих людей. Это все твои догадки. Гораздо опаснее, если я вообще ничего не стану предпринимать.

– Но…

– Никаких «но»! Все образумится. Слышишь? Я приеду в воскресенье днем и пошлю к тебе кого-то с запиской, что со мной все в порядке. Сам я зайду в понедельник. Я не хочу сюда захаживать слишком часто. Это может вызвать подозрения. И ходить вместе по улице мы тоже перестанем. Если за мной следят, то могут узнать, где ты находишься.

– Скорее всего, они уже знают.

– Не паникуй раньше времени.

– Марк, что делать, если они придут сюда, когда тебя не будет?

– Они не придут. Леди Джейн Робинс – слишком известная личность. Не думаю, что они проникнут к ней в дом.

– А если ты не вернешься?

– Я вернусь. Запомни – я вернусь! – сказал Марк, и почему-то я ему поверила. – Если что, то можешь положиться на Джона. Расскажешь ему все, и он поможет тебе уехать из города в безопасное место.

– Я не доверяю ему, – сказала я.

– Почему? – удивился Марк.

– Не знаю. Не могу объяснить. Может быть, потому, что я его совсем не знаю и он мне чужой. Он предложил мне поехать в субботу на прогулку, прошу, отговори его от этого. Я не хочу ехать.

– Почему?

– Как это почему?! Потому что это опасно. А если на нас нападут?

– С Джоном ты в безопасности. Поверь мне.

– Но если они уже вычислили меня, то стоит нам выехать куда-то, как на нас нападут.

– Так прогуляйтесь в центре.

– Нет, Марк, я не могу. A если кто-то из людей Шелдона увидит меня?

– Ты что, собираешься всю жизнь провести взаперти? Я понимаю, что тебе страшно, но, поверь, с Джоном тебе нечего бояться. Поезжай с ним.

– Я не могу, – сказала я, умоляю ще глядя на брата.

– Все ты можешь, – ответил он, после чего встал и, взяв мои руки в свои, сказал:

– Мне пора идти. Завтра я уезжаю. Пожелай мне удачи и не бойся за меня.

Я поцеловала Марка в щеку, после чего крепко обняла его.

– Я стану ждать тебя. Будь осторожен, – сказала я.

– Обязательно, – ответил он и ушел.

* * *

До самого вечера я просидела у себя в комнате, пытаясь читать одну из книг, которую взяла в библиотеке вдовы.

Но сосредоточиться на чтении я никак не могла, мысли постоянно крутились вокруг Марка и того, что он затеял.

Вечером, когда леди Джейн Робинс вернулась домой, я спустилась к ужину. Джон еще не пришел, и я чувствовала себя более комфортно, чем в его присутствии. После ужина мы еще несколько часов просидели с вдовой. В основном говорила она, мне лишь оставалось поддакивать.

– Джона что-то нет. Он так часто задерживается у себя на работе, – сказала хозяйка дома.

– А чем он занимается в больнице? Конкретно, чем? – спросила я скорее из вежливости, нежели потому, что меня действительно это интересовало.

– Ох, дорогая, даже не спрашивайте. Я не знаю. Завтра сможете сами узнать у него, когда поедете на прогулку.

Я вздохнула и ничего не ответила. «Раз они все так хотят, чтобы я поехала с Джоном, то придется согласиться», – решила я.

Так и не дождавшись прихода Джона, мы с леди пожелали друг другу хорошей ночи и пошли спать.

Утром я встала и, надев одно из своих новых платьев, спустилась вниз к завтраку. Я все еще надеялась, что Джон отменит поездку или его вообще не окажется дома, но, к моему сожалению, он уже ждал меня в столовой.

– Какое красивое платье! Вам оно очень идет, – сказал он мне, как только я вошла. Его тетя еще не пришла, поэтому мы стояли вдвоем.

– Спасибо, – ответила я.

– Погода сегодня как раз подходящая. Снега или дождя, судя по всему, не ожидается. Вы готовы к прогулке? Я думал выехать почти сразу после завтрака. Тетушка сообщила, что Марк не сможет к нам присоединиться.

– Да, это правда. Мы поедем вдвоем, – унылым голосом сказала я.

Меня удивляла настойчивость этого молодого человека. Я ясно давала понять, что не хочу никуда ехать, но ему, казалось, было все равно.

Вскоре подошла леди Джейн Робинс, и мы сели завтракать, после чего у меня оставалось еще немного времени, чтобы собраться и спуститься вниз. Экипаж должен был ждать нас через полчаса.

Я поднялась к себе и надела теплую накидку с капюшоном. Сев перед зеркалом, я несколько минут разглядывала свое отражение. Мне казалось, что я сильно изменилась за последнее время. Вроде бы лицо осталось прежним, но само выражение и взгляд стали другими. Из зеркала на меня смотрела вовсе не наивная девушка семнадцати лет, а взрослая женщина с жестким, даже озлобленным взглядом. Черные волосы придавали моему лицу еще больше серьезности, а губы, которые уже давно не улыбались, делали меня печальной.

«Скорей бы вернуться», – подумала я, вставая с пуфика и направляясь к двери комнаты.

Спустившись вниз, я, как и ожидала, увидела там Джона, державшего в руках корзину.

– Я думаю, что уже поздно и прохладно для пикников, – удивившись, сказала я.

– Это на случай, если нам захочется перекусить в экипаже, – ответил Джон.

– Но ведь мы едем недалеко, так ведь?

– Да, но, может быть, вам так понравится место, куда я хочу вас отвезти, что мы задержимся и проголодаемся.

Я ничего не отве тила на это. Джон подал мне руку, вместе мы вышли из дома, предварительно попрощавшись с леди Джейн, и сели в экипаж вдовы, который уже стоял рядом с домом.

Некоторое время мы ехали молча, я не могла себя заставить не думать о Марке и смотрела в окно экипажа ничего не замечающим взглядом.

– Вас даже не интересует, куда мы едем? – спросил меня Джон.

– Простите? – переспросила я, так как слишком углубилась в свои мысли, чтобы расслышать то, что сказал Джон.

– Я спрашиваю, вас что, даже не интересует, куда мы едем?

– Интересует. И куда мы едем? – равнодушным тоном спросила я.

– Вы так не похожи на других девушек вашего возраста.

– Что вы имеете в виду?

– Думаю, вам и самой известно. Впрочем, не важно. Мы едем в очень интересное и загадочное место, такое же, как и вы. Наверное, не стоит вам про него рассказывать, чтобы не испортить сюрприз.

– Как пожелаете, – сказала я и наконец посмотрела на Джона.

Он глядел на меня с улыбкой, его взгляд светился добротой. Невольно я улыбнулась ему в ответ. Мне захотелось сделать и ему что-то приятное, ведь он старался развлечь меня этой поездкой.

– Я спрашивала у вашей тетушки, чем вы занимаетесь в больнице. Она сказала, что ничего не знает про это. Может быть, вы расскажете мне сейчас?

– Если вам это интересно, то, конечно, – ответил Джон и начал рассказывать о своей работе. Вначале я слушала его довольно невнимательно, но потом увлеклась. Он был отличным рассказчиком, и я наконец-то смогла расслабиться и ненадолго забыть о своих тревогах.

Оказалось, что Джон был хирургом, но выполнял и другую работу в больнице. Много времени уделял детским болезням. Госпиталь, где он работал, предназначался для людей из среднего класса, но иногда туда привозили и совсем бедных. Джон не видел ничего плохого или унизительного в том, что помогал им. Многие его знакомые и друзья осуждали его за это, но он продолжал работать. Платили там мало, и жить той жизнью, к которой привык Джон, на эти деньги было невозможно. Спасало то, что он не платил за жилье и еду, так как жил у тети.

Я вспомнила, что леди Джейн говорила о том, что его родители очень богаты. Мне хотелось узнать, почему он не примет их помощь или не вернется домой, но я не стала.

Время, которое еще недавно тянулось, словно нуга, начало бежать гораздо быстрее, когда я оказалась вовлечена в разговор с Джоном. Он много говорил о своих пациентах, которые иногда были так благодарны ему, что приносили последние деньги. К счастью, он не расспрашивал меня о моей жизни «в пансионате» и вообще почти не задавал вопросов.

Однако мы ехали уже довольно долго, и это стало настораживать и пугать меня. Когда в очередной раз я спросила, скоро ли мы приедем, Джон ответил:

– Еще немного.

– Вы говорите это уже в пятый раз. Я думала, что мы едем недалеко, а прошло уже несколько часов, и мы не сделали ни одной остановки, – сказала я.

В душу ко мне закрались страх и сомнение. А вдруг Джон – один из людей Шелдона, который сумел ловко обмануть моего брата?

– Подождите еще совсем малость, – попросил Джон. Я посмотрела на него и твердым тоном сказала:

– Разворачивайте экипаж, я хочу вернуться.

– Но мы еще не приехали. Осталось совсем чуть-чуть.

– Вы слышали, что я сказала. Если вы не остановите экипаж, то я выпрыгну.

– Элизабет, что с вами?

Мне сделалось очень страшно, теперь я была уверена, что он везет меня к Шелдону, и я судорожно кинулась открывать дверь. Открыв ее, я уже хотела выпрыгнуть. Меня не волновало, с какой скоростью мы ехали.

– Элизабет! Не надо! Эй, Мэт, останови экипаж! – крикнул Джон, одновременно хватая меня, не позволяя выпрыгнуть.

Как только экипаж остановился, я вырвалась из рук Джона и, выскочив на дорогу, побежала назад. Я даже не осознавала, что догнать меня Джону ничего не стоит. Мной руководил страх, а не разум.

– Куда вы? – услышала я сзади голос Джона и ускорила бег, насколько мне позволяла моя одежда.

Через несколько секунд я обернулась и увидела Джона, которой уже почти догнал меня. Спустя мгновение, он схватил меня сзади. Я пыталась вырваться, но он держал меня очень крепко.

– Ну за что? Прошу, отпустите меня, – простонала я и, перестав сопротивляться, упала на колени. – Прошу, отпустите меня, – сквозь слезы повторяла я.

Я обессилила и словно впала в ступор, не видя и не слыша ничего вокруг. Из него меня вывел Джон, слегка тряхнув за плечи.

– Элизабет, что случилось? – услышала я его голос и, подняв на него заплаканные глаза, удивилась, увидев в них испуг и непонимание.

– Что случилось? – еще раз взволнованно спросил Джон.

Я с недоверием смотрела на него. «Не может быть. Он просто играет со мной, чтобы ввести меня в заблуждение», – подумала я.

– Зачем вы это делаете? – спросила я его. – Вам за это хорошо платят или вы получаете от этого удовольствие?

– О чем вы? Я не понимаю, – удивленно спросил Джон.

– Зачем вы врете сейчас? Сами все знаете. Я пойду с вами. Только прошу вас, не причиняйте вреда моим родным и Марку. Умоляю! Если в вас осталась хоть капля сострадания…

– Элизабет, все в порядке. Я друг. Я не причиню вам зла, – уже более уверенным голосом сказал Джон. Он поднял меня с колен и повел назад к экипажу.

Слезы, не переставая, текли из моих глаз, но я не сопротивлялась.

– Пойдемте, я покажу вам кое-что, – сказал Джон, все так же поддерживая меня за талию. Мы прошли еще немного вдоль дороги, после чего свернули на тропинку, ведущую в небольшой пролесок, который вскоре закончился, и мы остановились. Все это время я шла, опустив голову, смотря только себе под ноги, и даже не обращала внимания на то, что меня окружает.

– Мы пришли. Вы слышите? Мы пришли, – оглянитесь. Я оторвала взгляд от земли и посмотрела вокруг. Увиденное поразило меня: мы находились на холме, где в центре, выстроившись в круг, стояли огромные каменные глыбы. Часть из них представляли собой нечто, похожее на ворота, – на двух огромных и высоких камнях сверху лежал третий. Другие стояли поодиночке, остальные почти разрушило время. Я была так ошеломлена этим зрелищем, что совсем забыла о Джоне и об опасности. В восторге оглядываясь, я даже не заметила, как отошла от своего спутника и подошла к одной из каменных колонн. Прикоснувшись к ее холодной, шершавой поверхности, я словно снова обрела способность размышлять. Все только что произошедшее вновь пронеслось у меня в голове, и я поняла, что совершила глупую ошибку, приняв Джона за одного из злодеев. Всю эту поездку он устроил для того, чтобы я увидела это удивительное место, а не ради моего похищения. Мне стало ужасно стыдно и неловко перед Джоном, который стоял в нескольких шагах от меня. Я подошла к нему и спросила:

– Мы ехали сюда так долго, чтобы вы смогли показать мне это место?

– Да, – ответил он.

– Ох, – вздохнула я, – простите меня за глупое поведение.

– Все в порядке, – ответил Джон, продолжая внимательно смотреть на меня, – пойдемте, осмотрим этих великанов поближе.

Мы обошли все каменные колонны еще раз и сейчас стояли в самом центре выстроившихся фигур.

– Никто не знает, кто и зачем их построил, – прервал молчание Джон, – им сотни, а может, и тысячи лет.

Я присела на одну из упавших колонн и посмотрела вдаль.

– Вы такая же загадочная, как и эти камни, – вдруг тихо произнес Джон, продолжая стоять и смотреть на меня.

– Я не могу рассказать вам всего, – сказала я.

– А я и не прошу. Расскажете, когда сочтете нужным. Могу я спросить: Марк вам действительно родственник или, может быть…

– Да, мы близкие родственники. Я его сестра, – ответила я.

– Но его сестры… – наверное, Джон хотел сказать «мертвы», но вовремя остановился.

– Вы не хотели сюда ехать, потому что боитесь кого-то, верно? – спросил Джон.

Я кивнула. Конечно, мне ужасно хотелось рассказать ему правду, ведь для меня носить все в себе было чрезвычайно тяжело. Порой так хотелось раскрыть кому-то свою душу, но я не могла этого сделать.

– Простите, что принудил вас к этому. Я не знал.

– Все в порядке. Место удивительное. Никогда ничего подобного я не видела, – ответила я, и это была чистая правда.

Тогда я по-настоящему радовалась, что согласилась поехать. Мы еще довольно много времени провели на холме. Я совсем успокоилась, но по-прежнему чувствовала себя неловко.

– Джон, простите за случившееся. Я вам так благодарна за то, что вы с тетей приняли меня у себя в доме. Прошу вас, не сердитесь на меня и не думайте, что я сумасшедшая, – сказала я, когда мы уже возвращались по тропинке к ожидавшему нас экипажу.

– Я не думаю ничего такого. Не беспокойтесь. Давайте больше не вспоминать об этом, – предложил Джон.

– Хорошо, – сказала я, хотя понимала, что ни он, ни я этого не забудем.

Вернувшись в экипаж, Джон предложил перекусить. Я согласилась и с удовольствием набросилась на еду, захваченную из дома. Экипаж тем временем вез нас обратно в город.

– Расскажите мне про вашу родину, – попросила я Джона.

– О, это замечательная страна. Я надеюсь, что вы когда-нибудь сами увидите ее. В Америке есть такие места, которых никогда не увидишь тут, в Европе: огромные каньоны с красным песком, глубокие озера с прозрачной, как стекло, водой, леса с деревьями, которых здесь нет, водопады, от одного взгляда на которые дух захватывает. Там столько всего, что я не могу даже все это описать.

– Вы много путешествовали?

– Да, в юности я ездил по стране и увидел почти всю Америку. И Юг и Север. Обе части потрясающие.

– Но почему вы не вернетесь назад? – спросила я.

– Сложно сказать. Думаю, что еще не пришло время. Я не очень хорошо расстался с семьей, и пока что меня не тянет домой, но по самой стране я скучаю.

– Расскажите о ваших любимых местах, – попросила я. Почти весь путь назад Джон рассказывал о местах, в которых побывал, и о том, что видел там, о людях, с которыми общался. Мне нравилось слушать его, и дорога домой показалась очень короткой.

Когда мы въехали в город, я от чистого сердца поблагодарила Джона:

– Большое спасибо вам за поездку. Мне очень понравилось.

– Что ж, я рад это услышать, – ответил Джон не слишком уверенно.

– Если хотите, то как-нибудь можно будет еще куда-то съездить. Если вы, конечно, захотите, – предложила я.

– Я буду только рад, – ответил Джон, и мне показалось, что он говорит правду.

Мы больше ни словом не обмолвились о случившемся. Поскольку мы приехали довольно поздно, я отказалась от ужина и решила перед сном принять горячую ванну.

Сидя в теплой воде, я наконец-то смогла расслабиться и окончательно прийти в себя. «Бедный Джон, он так старался, а я все испортила», – думала я. Еще какое-то время подумав о Джоне, я вспомнила о Марке. Я ведь совсем забыла о нем и сейчас надеялась, что завтра получу записку о том, что с ним все в порядке, а в понедельник услышу его рассказ. Мне не терпелось разделаться со всеми проблемами и вернуться домой. Возможно, дома я бы смогла найти какие-то ответы на вопросы о том, что со мной происходит.

* * *

Утром следующего дня я спустилась вниз раньше всех, подошла к окну, и с нетерпением начала вглядываться в прохожих: вдруг среди них я увижу посыльного, несущего мне записку от Марка. Вскоре в комнату вошел Джон и немало удивился, застав меня стоящей у окна.

– Не думал, что вы проснетесь так рано, – сказал он.

– Да, я решила встать пораньше.

– Не хотите ли сегодня поехать со мной к моим друзьям? – предложил Джон.

– Нет. Я не могу.

– Простите, – замялся Джон, – меня не будет сегодня днем. Надеюсь, вы не станете скучать. Мне так жаль, что вы не можете посмотреть Лондон. Это такой замечательный город.

– Когда-нибудь я осмотрю все его достопримеча тельности, – ответила я.

Вместе со спустившейся леди Робинс мы пошли к столу. Леди Джейн расспрашивала нас с Джоном о вчерашней поездке. На вопросы отвечал в основном Джон, и, к счастью, он ни словом не обмолвился о моей глупой попытке сбежать.

После того как Джон уехал, мы остались с вдовой одни. Она предложила прогуляться, но я отказалась и продолжала с волнением поглядывать в окно, одновременно занимаясь рукоделием.

После обеда я так и не получила записки и уже не на шутку разволновалась. Леди Робинс заметила это и несколько раз спрашивала, что случилось, но я ей ничего толком не ответила.

Наконец, ближе к шести часам вечера в дверь постучали. Я замерла на мгновение, пытаясь услышать, что происходит в прихожей. Вскоре рядом с гостиной раздались шаги. В комнату вошла одна из служанок и протянула мне белый конверт:

– Просили передать вам лично в руки, – сказала девушка и удалилась.

К счастью, вдовы не оказалось рядом: она поднялась к себе в комнату. Дрожащими руками я распечатала конверт и вытащила оттуда маленький кусочек бумаги, на котором было написано:

«Завтра после четырех вечера зайду к тебе. Марк»

Я немного расстроилась, ведь ожидала получить более подробное письмо, но я могла понять Марка, – рисковать и писать пространные письма не стоило.

Вздохнув, я разорвала записку и бросила ее в камин, после чего пошла в библиотеку, где просидела весь вечер, раздумывая над тем, что мог узнать брат. Из библиотеки я вышла только перед ужином, после которого отправилась спать, даже не удосужившись спросить, как прошел день Джона.

Спала я в ту ночь плохо, все время просыпалась и с нетерпением смотрела на часы. Мне хотелось, чтобы утро наступило скорее, а за ним и четыре часа дня.

На следующий день я все утро не находила себе места, что начало раздражать леди Джейн. Еще больше ее раздражало то, что я отказывалась отвечать на ее вопросы. В итоге мы чуть было не поругались, но я вовремя взяла себя в руки и поспешила закончить разговор на дружеской ноте.

Время тянулось медленно, но я дождалась четырех часов. Однако Марка все не было. Не пришел он и в половине пятого, и в пять. С каждой прошедшей минутой мне становилось все страшнее. К восьми часам вечера я была совсем никакой, сидела, сложа руки на коленях, и молилась про себя за Марка.

Через какое-то время я услышала, что возле дома остановился экипаж. Кто-то шел к его двери. Она почти тут же открылась, и я услышала голос Джона. Он весело говорил что-то. Я грустно вздохнула, поняв, что это не Марк. Но, к моему счастью, через какое-то время раздался и голос Марка. Вскочив, я бросилась в прихожую и чуть не сбила с ног служанку. Я кинулась на шею брату и повисла на нем. Меня не заботило, что подумают об этом слуги или Джон.

– Что случилось? – удивилась стоявшая сзади леди Джейн.

Я с неохотой оторвалась от брата и встала рядом.

– Милая, вы так радуетесь при встрече с кузеном, что это поражает меня, – сказала леди и после небольшой паузы пригласила нас всех на ужин.

За ужином Марк и Джон рассказывали о прошедшем дне, – Марку пришлось помочь Джону в больнице, так как один из врачей заболел. Скорее всего, он станет помогать другу всю неделю, что плохо скажется на его занятиях. Все это, конечно, было интересно, но я ждала, когда мы наконец сможем остаться с братом наедине. После ужина леди Джейн, судя по всему, не собиралась отпускать меня и Марка и то и дело обращалась к нам с разными вопросами. Прошло более двух часов, а я по-прежнему оставалась в неведении о том, что узнал брат.

Когда стрелка на часах уже стала приближаться к десяти вечера, Джон вдруг сказал, что хотел бы остаться с тетей наедине. Я удивилась этому, но потом поняла, что он догадался о том, что нам с братом необходимо поговорить, и решил помочь. Я с благодарностью посмотрела на него, а он слегка кивнул в ответ. Мы с Марком встали и вышли из комнаты.

– Пойдем в библиотеку, – предложила я. Оказавшись там, я тут же закрыла за нами двери и шепотом обратилась к брату:

– Что ты узнал?

– Много чего. Ты попала в опасную ловушку, сестра, – ответил Марк.

– Рассказывай!

– Хорошо. Думаю, я успею рассказать тебе все до того, как тетушка Джейн захочет выпроводить меня отсюда. В субботу днем мы с моим приятелем выехали из Лондона. Я думал, что мы будем ехать долго, но ошибся. Экипаж привез нас в один из пригородов столицы. Приехав в маленький городок, мы свернули на широкую дорогу, которая привела нас к большому красивому имению, окруженному ухоженным садом. Мой приятель (кстати, зовут его Оскар) сказал, что тут будет проходить очередное заседание. Я ожидал, что увижу нечто, похожее на описанную тобой оргию, но, к моему удивлению, все вышло не так. На пороге дома меня с Оскаром встретил лакей, который провел нас в большую комнату, где уже сидело несколько человек. Все они были мужчинами довольно преклонного возраста, среди них был и дядя Оскара. Мой приятель представил меня всем, после чего мы сели и начали беседовать на различные, ничем не примечательные темы. Постепенно стали прибывать другие члены общества. Среди них только двое или трое оказались примерно моего возраста (тоже знакомые Оскара), остальные же больше походили на дряхлеющих стариков. Мы успели даже перекусить, прежде чем собрались все члены и мы перешли в другую комнату. Один из стариков вышел на ее середину (Оскар до этого сказал, что это и был магистр, с которым он хотел меня познакомить.) и долго говорил о том, как он рад всех видеть и благодарен всем за присутствие. Вопросительно глядя то на Оскара, то на меня, он спросил, кем я являюсь. Оскар еще раз представил меня, после чего я заверил, что питаю искренние чувства ко всем присутствующим и наслышан об их обществе от Оскара. Я уже думал, что старик похлопает меня по плечу и скажет, что я принят в их члены, но он только сказал, что рад меня видеть, но принять в члены сразу не может. Членство в обществе нужно заслужить, а я пока что этого не сделал. Мне хотелось спросить, как же именно нужно его заслужить, но я промолчал. Меня не выгнали с их заседания, что уже было неплохо. Я сел на свое место, с интересом ожидая, что же случится дальше.

Но ничего интересного я не услышал и не увидел. Все старики по очереди выходили на середину комнаты и несли какую-то околесицу. Кто-то говорил про свои саженцы возле дома, кто-то рассказывал, как в прошлом году охотился на лис, кто-то долго описывал, в каком живописном месте находится новое поместье его сына. Я сидел и не понимал ничего из того, что происходит. После выступления всех присутствующих (не выступали только я, Оскар и еще трое молодых людей, имен которых я даже не запомнил) я спросил у приятеля, что это вообще было. Он только улыбнулся и сказал, что если я стану присутствовать на всех заседаниях, то пойму.

Я так разочаровался, что хотел уехать, но все же остался. Это было бы невежливо по отношению к моему приятелю и остальным гостям. Мы прошли в другой зал, где нас ждали закуски и напитки. Одни решили сыграть в покер, другие просто курили сигары и общались. Оскар отошел к дяде, и я остался в одиночестве. Глядя на происходящее, я не мог понять смысла всего этого. Из приглашенных я узнал некоторых, – это были довольно известные богатые и влиятельные люди. Я налил себе пуншу и отошел к окну. Тогда мне казалось, что я зря потратил день, приехав сюда. Через какое-то время я почувствовал на себе взгляд и обернулся. На меня, хитро прищурившись, смотрел магистр их общества. Я улыбнулся ему, тогда он кивнул головой в сторону выхода и сам пошел к нему. Я стоял в растерянности, потому что не понял, нужно ли мне следовать за ним или нет. Я все же решил последовать и, поставив недопитый бокал на стол, вышел из зала. Оказавшись в коридоре, я никого не увидел и уже решил вернуться. Как вдруг одна из дальних дверей приоткрылась, и на ковер упал луч света из комнаты. Я решил посмотреть, что это значит, и направился к приоткрытой двери. Стоило мне только подойти к ней, как из комнаты раздался голос:

– Входите, юноша!

Я вошел в небольшой кабинет. За столом в высоком кресле сидел магистр и курил сигару. Сейчас он показался мне еще старше. Мне показалось, что ему далеко за восемьдесят, хотя Оскар заверил меня в том, что ему только пятьдесят пять. Я подошел к магистру и сел напротив.

– Вы что-то хотели? – спросил я.

Старик, вытащив из кармана пиджака пенсне, которое начал протирать платком, обратился ко мне:

– Я бы хотел знать, какова истинная причина вашего присутствия тут?

Я ожидал этого вопроса и поэтому изложил ему уже готовую версию: мол, много наслышан об их обществе от Оскара и сам захотел стать его членом.

– Что вы знаете о нас? – спросил магистр.

– Только то, что говорил Оскар.

– Значит, ничего. В таком случае мне непонятно, отчего вы так хотите вступить в наши ряды. Вы думаете – это престижно, или, возможно, полагаете, что это поможет вашей карьере? Спешу вас заверить, что это не так.

Я молчал, так как не знал, что ему ответить на это.

– Мне кажется, молодой человек, вы приехали сюда вовсе не за этим. Я видел много молодых людей, желавших примкнуть к нам, но все они знали, зачем это делают. Вы же забрели сюда либо по ошибке, либо с другой целью. И я уверен, что ошибки с вашей стороны тут нет. Я хорошо знаю Оскара и уверен, что он не привел бы сюда недостойного человека. Поэтому я хочу знать, какова ваша цель?

Я подумал и решил сказать ему правду. Конечно, в таком виде, в каком она не принесла бы тебе вреда.

– Я хотел узнать о других обществах, – сказал я.

– Это уже больше похоже на правду, – сказал магистр, внимательно глядя на меня. – О каких обществах?

– О тех, которые практикуют ритуалы и жертво приношения.

– Позвольте узнать, зачем вам это?

– Я думаю, что близкий мне человек может пострадать из-за такого общества.

– В таком случае вам стоит быть начеку.

– Это все, что вы можете мне сказать? – спросил я разочарованно.

– А чего вы ожидали? В мире всегда существовали различные общества. Часть из них пыталась укрепить мир и помочь людям, часть – хотела власти и денег. Наше общество одно из самых старых в Англии. Мы боремся за мир и стараемся изменить жизнь к лучшему, противостоять злу, которое всегда было и есть. Вы и окружающие вас люди, возможно, не замечаете этого, но нам не нужно признание. Есть и другие люди, которые, как вы сказали, практикуют различные ритуалы, используя для этого древние знания. Большинство этих обществ ничего собой не представляют. Все, на что они способны, – это пробубнить несколько молитв дьяволу и перерезать горло петуху. Я думаю, что вам не стоит понапрасну опасаться их, но будьте внимательны.

То, что сказал магистр, не объясняло ничего, и, отчаявшись, я решил спросить напрямик:

– Вы слышали о таком человеке, как Энтони Шелдон? Стоило мне произнести это имя, как лицо старика сразу приняло серьезный вид.

– Так вы о нем хотели узнать? – помрачнел он.

– Да.

Магистр встал и, закурив сигару, начал расхаживать по комнате.

– Я знал этого человека. Мало того, он был моим учеником. Юный, подающий надежды юноша из хорошей семьи. Считался самым лучшим в колледже и вступил в наше общество по рекомендации его отца, когда ему исполнилось шестнадцать лет. Я ездил с ним по стране, выполняя различные миссии. И меня уже тогда начало удивлять его стремление постигнуть и узнать абсолютно все. Мы гордились им и его успехами во всех делах, за которые он брался. Он решал любые конфликты, участвовал в политических дебатах, отлично фехтовал, а также был очень красив. Все шло замечательно, но постепенно я начал замечать, что с моим учеником что-то происходит. Он исчезал куда-то на несколько дней, не объясняя ни нам, ни семье, где пропадает. Стал более замкнутым, а в его словах слышалась и чувствовалась жесткость, которой раньше не было. В один прекрасный день он пришел ко мне и сказал, что хочет выйти из общества. Я очень удивился, ведь на то не было каких-либо причин, к тому же он прекрасно знал, что из нашего общества нельзя просто так выйти. Я попытался поговорить с ним и узнать, что произошло, но он начал угрожать мне и, в конце концов, чуть ли не накинулся с кулаками. Слуги выпроводили его из моего дома, но он обещал вернуться и отомстить.

Я был так шокирован, что решил выяснить, что случилось с моим лучшим учеником, и послал одного из наших людей проследить за ним. В итоге через пару дней посыльный принес мне коробку, в которой находилась голова моего человека с запиской во рту следующего содержания: «Не тратьте силы на то, чтобы понять меня». Я не обратился в полицию только потому, что Энтони являлся сыном очень уважаемого в Лондоне человека. Тем не менее, я рассказал обо всем его отцу. Тот обещал принять меры, но не успел, так как скоропостижно скончался. Причин смерти никто не установил. Его сын стал единственным наследником и прибрал к рукам все, что только можно. Он скупил несколько фабрик и других предприятий. Как бизнесмен он действовал чрезвычайно умно для его возраста, но как человек – ему не было равных в жестокости. Прошло много лет, он уже стал взрослым, очень богатым мужчиной. И с каждым годом становился все богаче. Никто из нас с ним больше не общался и не знал того, что его так изменило. Однако Лондон кипел слухами о том, кем на самом деле являлся этот человек. Поговаривали, что он продал душу дьяволу. Может, вам покажется это смешным, но я скорее поверю в это, нежели в то, что в один прекрасный день добрый, отзывчивый юноша ни с того ни с сего превратился в чудовище. Его работники и слуги боялись его как огня. Часто в Темзе находили кого-то из его людей, избитых до смерти, но, как вы сами понимаете, наш герой оказывался вне подозрений. Благодаря деньгам и связям он сам был законом и вытворял вещи, от которых мурашки шли по коже.

Ему пришлось уехать на время из страны только один раз. Произошло это около десяти лет назад. У одного из моих знакомых была дочка – прелестное милое создание. Ей исполнилось всего пятнадцать, и она обещала стать одной из самых красивых девушек Лондона. К несчастью, судьба столкнула юную леди с Энтони. Он пришел в дом ее отца, адвоката, по какому-то личному делу. Как вы, может быть, знаете, Энтони всегда отличался и отличается очень привлекательной внешностью. Милая девушка не могла не заметить этого и влюбилась в него. Начала писать ему записки и просить о встрече. Энтони игнорировал ее, но потом по только ему известной причине рассорился с ее отцом. Энтони требовал денег, а адвокат угрожал передать в суд бумаги и свидетельства, говорящие против Энтони. Никто не хотел идти на уступки, и тогда мой бывший ученик решил действовать по-своему. Он ответил на письмо дочери адвоката и назначил встречу в одном из парков. Девушка, обрадованная приглашением, согласилась прийти. Хоть она и взяла с собой няню, это не помешало Энтони похитить ее. Конечно, сам он никого не похищал, кто-то сделал это за него. Узнав о случившемся, отец похищенной тут же поехал к мерзавцу, который, естественно, отрицал свою причастность к преступлению.

Через какое-то время адвокату пришло письмо, в котором дочь просила, чтобы все свои средства он отдал одному из благотворительных фондов, а сам продал бы дом и переехал в загородное поместье, куда и она вскоре последует. Она не писала, кто ее похитил, но уверяла, что с ней все хорошо. Адвокат отказался выполнить эту просьбу. Он не стал отдавать своих денег, а подключил к расследованию полицию и сыщиков, что не дало никакого результата. Через неделю пришла коробка, в ней лежали письмо от любимой дочери и, к ужасу отца, ее отрубленный палец с кольцом, которое он подарил ей на день рождения. Дочь просила отдать все деньги, иначе ее убьют. Растерянный отец не знал, что делать. Полиция находилась в тупике. Особняк Энтони прочесывали несколько раз, но ничего не нашли. Прямые улики отсутствовали, но тем не менее все начали подозревать его. Не выдержав, отец отдал все, что у него было в фонд, о существовании которого никто даже не знал. Люди, имевшие доступ к его средствам, были не из Англии, и связаться с ними никто не мог. Разоренный адвокат уехал из Лондона и ждал, что его дочь вернется, но этого так и не случилось.

Спустя несколько месяцев один из сыщиков, искавших девушку, увидел очень похожую на нее женщину в бедных трущобах Лондона. Бедняжка торговала телом на улице, но, похоже, даже таким способом она не могла заработать себе на хлеб: одна половина лица несчастной была изуродована до неузнаваемости. Сыщик подошел к ней, прикинувшись клиентом, чтобы выяснить, действительно ли это пропавшая дочь адвоката. Он обратился к ней, но девушка только промычала в ответ – говорить она не могла, ей вырезали язык. Тогда сыщик схватил ее за руку и, к своему ужасу, увидел, что у нее не хватало одного из пальцев. Пребывая в недоумении, сыщик назвал имя и фамилию ее отца – девушка испугалась и попробовала убежать, но мужчина смог ее удержать. Несчастную отвезли в госпиталь, где присматривали за ней, пока не приехал ее отец. Увидев, во что превратили дочь, он стремглав помчался к дому Энтони в надежде застрелить это чудовище. Совершить задуманное у него не получилось, так как Энтони уехал из Лондона. Однако адвокат устроил погром в доме Шелдона, за что его забрали в полицию. Сыщик и полицейские пробовали узнать от девушки, кто это с ней сделал, но, казалось, она выжила из ума. По настоятельным просьбам друзей отца полиция решила устроить последнюю проверку: Энтони должен был встретиться с ней. Если это его рук дело, реакция девушки на злодея выдала бы ее. Энтони попросили вернуться в Лондон и явиться в полицию, на что он прислал телеграмму, в которой заверил, что незамедлительно прибудет в столицу. Он действительно приехал в Лондон и тут же пошел в полицию, а оттуда – в госпиталь, где находилась несчастная девушка. Но как только все зашли в ее комнату, то увидели страшное зрелище: бедняжка повесилась на собственной простыне. Сердце отца девушки не выдержало, и он вскоре встретился с ней на небесах. На Энтони все смотрели с подозрением и опаской, но никто не хотел верить, что он замешан в этом деле. Однако через какое-то время в полицию принесли стопку писем, которые девушка писала Энтони еще до того, как ее похитили, а также цепочку с медальоном, которая была на ней в день похищения. Женщина, принесшая улики против Шелдона, просила, чтобы ее имя осталось в тайне. Она работала в доме у Энтони и нашла эти вещи в его кабине те. Служанка слышала о похищенной девушке, и ей стало жаль бедняжку, поэтому она решила принести найденное в полицию. Это были уже довольно веские улики, и полиция еще раз наведалась к Энтони. Тот все отрицал и требовал, чтобы ему назвали имя женщины, донесшей на него. Не добившись от хозяина дома ровным счетом ничего, полиция ушла ни с чем. Все случившееся сильно сказалось на репутации Энтони: никто не хотел иметь с ним дело или, по крайней мере, делал вид, что не хочет. Тогда мой бывший ученик решил исчезнуть на некоторое время, – он уехал на полтора года в Америку. Не знаю, чем он там занимался, но, насколько я знаю, вернувшись, он стал еще богаче, нежели был. О скандале в Лондоне почти забыли, и сейчас он снова занимает видное место в городе. В любом случае я советую вам держаться от него подальше.

– Вы так и не сказали, – спросил я старика после его мрачного рассказа, – Энтони состоит сейчас в каком-либо обществе?

– Я не знаю, что вам на это ответить. Не могу ручаться за достоверность информации, которая у меня есть, так как это только слухи, но если она вам поможет, то я поделюсь ею. Говорят, что Энтони пошел дальше – он не вступал ни в какое общество. Он сам создал свое общество, куда привлек множество знатных и богатых людей мира. Я слышал про оргии, устраиваемые в их поместьях, и о забытых всеми средневековых ритуалах, которые якобы там практикуют. Не знаю, правда это или нет, но друзей среди европейской элиты у Энтони действительно полно.

Я размышлял над тем, что мне сказал магистр, и страх все больше сковывал мое сердце. Я надеялся, что нам удастся доказать полиции вину Энтони, но в тот момент я понял, что лучше этого не делать.

– Вы знаете, что у Энтони Шелдона есть свой бродячий цирк? Зачем он ему? – спросил я напоследок старика.

– Я слышал что-то про это, но не знаю, что ответить на ваш вопрос, – сказал он.

Я поблагодарил магистра за рассказ и уже собирался выйти из кабинета, как вдруг он окликнул меня и сказал:

– Совсем забыл сказать. Шелдон – фамилия матери Энтони, он называет себя так после возвращения из Америки. Его настоящая фамилия Робиньяр.

Я еще раз поблагодарил старика и вышел из кабинета. Вскоре я нашел Оскара и сказал, что хотел бы вернуться в Лондон. Оскар, видимо, поняв по моему лицу, что что-то не так, согласился, и мы почти тут же выехали в столицу. Я прибыл домой на рассвете. Переодевшись, решил не спать, и отправился в библиотеку. Я хотел найти газе ты за прошлые годы, где могла идти речь о случае с той девушкой. Магистр не назвал мне имен, но я думал, что такое событие не могло пройти мимо глаз прессы. В библиотеке я пошел в отдел публицистики. Провел там несколько часов. Мои глаза уже ничего не видели, и очень хотелось спать. Признаться, я даже забыл о том, что должен был послать тебе записку.

– Я, между прочим, места себе не находила. Думала, что с тобой что-то случилось, – перебила я Марка.

– Поверь мне, я тогда был слишком уставшим и не мог думать еще и об этом. Однако, несмотря на усталость, я оставался в библиотеке, что-то удерживало меня там. Я прекратил поиски газетных статей и сел за стол, уставившись в стену. Прокрутив в голове еще раз весь рассказ магистра, я пытался понять, что мне не дает покоя. И тут меня осенило – Робиньяр! Я уже слышал эту фамилию, и пытался вспомнить где. Я рассматривал окружавшие меня предметы и старался зацепиться хоть за что-то. Как вдруг мой взгляд упал на толстый переплет одной из книг. Почти такая же книга хранилась у нас дома, правда, это была не книга, а альбом отца, хранившийся у него еще со студенческих времен. Я в детстве часто листал его и разглядывал забавные надписи и карикатуры, оставленные там отцом и его друзьями. Один рисунок я помню до сих пор – черный всадник, держащий меч в вытянутой руке, на черной лошади. Рисунок был очень красивым и постоянно привлекал мое внимание, впрочем, как и затейливая подпись под ним – Э. Робиньяр. Вспомнив это, я испугался еще больше, правда, чего именно, не могу понять до сих пор. Я вышел из библиотеки и пошел домой. По пути я вспомнил об обещанной записке и послал к тебе мальчишку. Вот, пожалуй, и все, что я узнал.

Я какое-то время помолчала.

– Ты уверен насчет подписи в альбоме? – спросила я Марка.

– Абсолютно.

– И что ты намерен делать?

– Я не знаю. Сначала я хотел написать отцу или, может, даже поехать к родителям, но это займет время, а у нас его мало. Я понял твои страхи, сестра, и разделяю их. Тебе опасно находиться здесь, тем более бывать на людях. Надеюсь, во время вашей с Джоном прогулки тебя никто не смог как следует разглядеть?

– Нет, мы поехали в очень отдаленное и тихое место, – сказала я, а сама еще раз со стыдом вспомнила свое глупое поведение.

– Тем лучше. Но больше не рискуй – старайся вообще не выходить из дома. Скажи, что ты приболела.

– Хорошо, – ответила я, – так что же ты собираешься делать?

– Мой учитель истории, преподававший у нас на первом курсе колледжа, как-то сказал, что имел честь учить моего отца и что тот был таким же хорошим студентом, как и я. Думаю, что наведаюсь к своему учителю, если, конечно, найду его, – он уже не преподает у нас, – и расспрошу об отце и этом Робиньяре.

– Главное, не сообщай ничего родителям.

– Конечно, я не стану этого делать. Иначе и их жизнь может оказаться под угрозой.

Мы снова замолчали. Стрелки на часах приближались к половине двенадцатого, и Марку пора было уходить.

– Когда ты сообщишь мне о том, что тебе удалось узнать? – спросила я.

– Не знаю. Наверное, не раньше, чем в конце недели. Нужно помочь Джону в больнице и сдать экзамен. Я ведь и так сейчас забросил занятия.

– Все-таки постарайся не тянуть. Это может стоить нам жизни, – попросила я.

– Я понимаю. Сделаю все, что в моих силах.

Мы попрощались с Марком, и он ушел, я же поднялась наверх, в свою комнату.

 

Глава 11

Всю неделю я, как и велел Марк, не выходила из дома, объясняя это тем, что простыла во время прогулки с Джоном. Я усиленно кашляла, как только рядом со мной появлялась леди Джейн Робинс или кто-то из ее слуг. В конце концов леди Робинс настолько напугала моя болезнь, что она велела Джону осмотреть меня. Я всячески пыталась сопротивляться, но это было все равно, что сражаться с ветром: хозяйка дома отличалась своей непреклонностью. Наступил четверг, а от Марка по-прежнему не было новостей. Джон пришел домой поздно, я уже отужинала и поднялась к себе. Я читала очередную книгу, когда в дверь постучали.

– Войдите, – сказала я.

– Простите за поздний визит, но тетя просила, чтобы я осмотрел вас. Она говорит, вы серьезно заболели, – извинился Джон, войдя в мою комнату.

Я отложила книгу в сторону и несколько секунд обдумывала, стоит ли продолжать притворяться или сказать правду о том, что вовсе не больна.

– Джон, со мной все в порядке, – сказала я, решив не лгать, – но дело в том, что я не хочу выходить из дома. Болезнь – самый подходящий предлог для этого.

– Я так и подумал, – ответил Джон после продолжительного молчания. – Но вы ведь не можете провести взаперти всю жизнь. Почему вы не хотите переехать куда-нибудь за город? Подальше от Лондона.

– Возможно, мне придется сделать это, но не сейчас. Пока что мне лучше быть здесь, – ответила я.

– Что ж, я передам тетушке, что вы больны и вам необходимо оставаться дома, – наконец сказал Джон.

– Я буду очень благодарна вам за это, Джон.

– Если вам станет скучно, скажите об этом, и я постараюсь вас развеселить, – предложил он и вышел из комнаты.

В тот момент в мою душу закралось подозрение: а не влюблен ли в меня Джон. Взгляды, слова и поступки приятеля Марка говорили о чрезвычайном его расположении ко мне, но ведь он меня совсем не знал.

* * *

Неделя пролетела довольно быстро. Все дни я проводила дома, занимаясь различными мелкими делами или общаясь с леди Джейн. По вечерам иногда беседовала с Джоном или же лежала у себя на кровати и размышляла. В субботу вечером, после ужина, Джон предложил научить меня играть в шахматы, и мы отправились в библиотеку, где как раз стояла доска с фигурами.

– Элизабет, я позвал вас не только ради шахмат. Я хотел сообщить, что Марк вынужден был уехать из Лондона на несколько дней. Может, на неделю.

– Что? – спросила я, испугавшись.

– Не волнуйтесь, у вас нет причин для страха. Он попросил, чтобы я передал вам: он отправился домой. Какие-то семейные дела. Марк вернется, как только сможет.

В растерянности я села в кресло и случайно задела локтем бокал, стоявший на столике, который находился рядом с креслом. Бокал со звоном разбился, осколки рассыпались по всей комнате.

– Какая я неловкая, – машинально посетовала я и, опустившись на колени, начала подбирать осколки.

– Элизабет, не нужно. Служанка все уберет, – сказал Джон, но сам тоже опустился на колени, чтобы помочь мне.

– Вы правы, – ответила я, все еще не в силах прийти в себя от услышанного. – Марк ведь обещал, что не уедет домой.

Я потянулась за очередным осколком и, видимо, неловко взяв его, порезала палец. Вскрикнув от неожиданной боли, я тут же отдернула руку.

– Вы порезались? Покажите руку, – попросил меня Джон и, не дожидаясь моего разрешения, осторожно взял мою руку и приблизил к глазам.

– Ранка неглубокая, давайте я промою ее, – предложил он, все еще не выпуская моей руки.

Я уже начала чувствовать легкое покалывание в пальце и поняла, что сейчас ранка заживет. И объяснить это будет не так уж легко.

– Не надо, – ответила я, пытаясь освободить руку. Джон уже почти выпустил мою ладонь, но снова взял ее в свою руку и сказал с удивлением:

– Постойте.

Я уже догадалась, что происходит, и с силой дернула руку на себя. Джон отпустил меня, я тут же встала на ноги и отошла в сторону. Он с удивлением продолжал смотреть на меня.

– Я хочу подняться к себе, – сказала я.

– Конечно, идите, – через какое-то время ответил Джон. Я развернулась и чуть ли не бегом поднялась по лестнице и закрылась в своей комнате.

Мало того, что Джону было известно о том, что я скрываюсь от кого-то, так теперь он знал и о другой моей тайне. Мне хотелось собрать вещи и уйти из этого дома. Отправиться следом за Марком к родителям или еще куда-нибудь.

Немного успокоившись, я подошла к окну, выходившему во двор. На улице шел сильный дождь, и я почти ничего не видела. Я стояла и смотрела на толстые капли дождя, скатывающиеся по стеклу. И думала, как долго еще продлится мое пребывание здесь и так ли уж оно необходимо. Простояв так несколько минут, я уже хотела отойти, как вдруг услышала стук в окно. Прижавшись лбом к стеклу, я попыталась разглядеть, что могло удариться об окно, но дождь и темнота помешали мне увидеть что-либо. Тем не менее, звук повторился. Сначала я испугалась, подумав, что это люди Энтони, и быстро отошла от окна, но потом решила все же проверить, кто или что это было. Открыла окно и осторожно высунула голову на улицу. Уже через несколько секунд мои волосы промокли, но я так ничего и не сумела разглядеть. Предположив, что мне показалось, я хотела закрыть окно, как вдруг за подоконник зацепилась чья-то рука. Я отпрыгнула в сторону и уже хотела закричать, но страх сковал меня. Я не могла заставить себя пошевелиться. Следом за первой появилась вторая рука, и вот уже в окно моей комнаты залезал мужчина. Увидев, что он направляется ко мне, я наконец-то взяла себя в руки и кинулась к двери. Но не успела дотронуться до нее, как незнакомец схватил меня и тут же зажал мне рот. Каково же было мое удивление, когда я оказалась лицом к лицу с Алессандро, как только он развернул меня. Цыган весь промок, и волосы облепили его лицо, возможно, поэтому я его сразу не узнала. Поняв, что я не стану кричать, Алессандро отпустил меня.

Секунду я стояла в нерешительности, а потом бросилась ему на шею. Только тогда я поняла, как мне его недоставало. К моему удивлению, Алессандро оттолкнул меня и, отойдя в сторону, сказал:

– Я потратил немало усилий, чтобы найти тебя. Хотел удостовериться, что с тобой все в порядке. Сейчас я вижу, что у тебя все хорошо. Так что прощай.

После этих слов он направился обратно к окну. Удивившись его словам, я подбежала к нему и положила руку ему на плечо:

– Почему ты уходишь?

– А зачем мне оставаться?

– Ты мог бы рассказать мне, как Гордий, Ясмин и Измир. И как ты сам…

– Не думаю, что тебе это интересно, – ответил цыган.

– Я не понимаю, что случилось. Почему ты сердишься на меня? – спросила я, хотя сама осознавала, что виновата перед ним. Ведь я исчезла из паба, ничего никому не сказав.

– Почему ты ушла, не дождавшись меня? – спросил Алессандро, хватая меня за плечи. – Я рисковал ради тебя жизнью, а ты убегаешь от меня со своим братом, будто бы я мог причинить тебе зло!

– Все совсем не так. Мы ждали тебя в тот вечер, но ты не пришел.

– Я пришел. Это тебе скажет любой, кто был в тот вечер у Катрины, но вас там не оказалось. Я чуть не набросился на Катрину, узнав, что вы сбежали и она не уследила за вами. Ты могла хотя бы сказать ей, что уходишь.

– Я хотела, но Марк торопил меня.

– Марк тут ни при чем. Ты прошла через такое, что должна уже понимать жизнь и людей. Но ты, как я вижу, думаешь, что все можно вернуть назад и что ты снова станешь прежней.

Эти слова укололи меня в самое сердце. Я ведь действительно верила в то, что все еще может наладиться и я смогу вернуться назад и жить, не боясь ничего и никого.

Я отошла от Алессандро и села на кровать.

– Прости, что сбежала тогда. Я знаю, что поступила подло, – сказала я.

– Сам себе удивляюсь, почему решил найти тебя. Мне следовало уехать из города, как только я узнал, что ты исчезла, – со вздохом сказал Алессандро.

– Так почему же ты не уехал?

– Сам не знаю. Не мог уехать, не убедившись, что у тебя все хорошо.

Я слабо улыбнулась ему и предложила сесть в кресло.

– Я все испачкаю. Я же мокрый с ног до головы, – сказал Алессандро.

– Я могу спуститься вниз и принести горячий чай, – предложила я.

– Не стоит. Я не должен тут долго находиться.

– Понимаю.

На какое-то время мы замолчали. Потом я повторила свой вопрос про Гордия, Ясмин и Измира.

– Я еще не нашел Ясмин и Гордия, но получил письмо от Измира. Он полностью оправился и возвращается в Шотландию, чтобы найти тех людей и отомстить за Диану. Думаю, что я присоединюсь к нему.

Испугавшись за их жизни, я тут же сказала:

– Не нужно этого делать. Пожалуйста, отговори Измира и сам не делай этого. Вы можете погибнуть, а мою сестру уже не вернуть.

– Это мужское дело. Ты этого никогда не поймешь. А что ты сама намерена делать?

– Что ты имеешь в виду?

– Ты собираешься прожить в этом доме всю жизнь?

– Нет, конечно. Я живу здесь, потому что это безопасно. Марк пытается помочь мне. Он собирает информацию об Энтони Шелдоне, – сказала я.

– И что, нашел что-нибудь?

– Да. Он узнал о юности Шелдона и о его жизни до отъезда в Америку, а также о том, что он, возможно, связан с моей семьей.

– Вот как? А знаете ли вы с Марком, чем он на самом деле занимается?

– Нет. О нем ходит столько слухов, и никто точно не знает, что – правда, а что – нет.

– Так вот, пока ты скрывалась ото всех в этом доме, я узнал о своем бывшем хозяине очень много.

– Расскажи, прошу тебя, – попросила я Алессандро.

– Ладно. Когда ты исчезла, я все же решил разузнать об Энтони все, что только можно. В конце концов, из-за него чуть не погибла моя сестра. Сначала я тоже сталкивался только со слухами и небылицами, но потом мне посчастливилось вс третить одного старика. Он был лакеем еще при отце Энтони, а потом несколько лет служил и у него самого, но вскоре решил сбежать от нового хозяина. Когда отец Энтони был еще жив, Сайман – так зовут бывшего лакея – не знал горя. Ему жилось хорошо, и он не жаловался на хозяев, но все изменилось буквально за месяц. Энтони, тогда еще юнец, ввязался во что-то и стал вести себя не так, как раньше. Стал жесток, бил слуг и даже насиловал служанок. Родители закрывали на это глаза, думая, что юноша исправится, но все оказалось гораздо хуже. Он отравил собственного отца, чтобы завладеть его деньгами. Конечно, никто не выдвинул против него обвинения, но в доме все знали о страшной правде, даже мать Энтони, которая после смерти мужа поспешила уехать в загородное имение, где скончалась через несколько лет. Энтони получил полную власть. Он богател с каждым днем. В доме постоянно находились чужие люди, которых Сайман никогда прежде не видел. Не все они были благородной наружности, среди них встречалось и отребье, с которым Энтони иногда проводил целые дни, запершись у себя в кабинете.

Через какое-то время в доме начали давать балы. Многие знатные люди приезжали к Энтони и кутили там дни и ночи напролет. Балы ничем не отличались от обычных, однако, после них некоторые гости удалялись с Энтони к нему в кабинет, где задерживались надолго. Однажды Сайман проследил за ними и, увидев, чем они занимаются, почувствовал к своему хозяину отвращение. В кабинете приглашенные и сам Энтони раздевались догола, становились в круг и со свечами в руках начинали читать непонятные слова и заклинания из толстой книги, которую Энтони хранил у себя в сейфе. На полу же, под дорогим ковром, который на это время убирали, были начерчены странные знаки. Людей, удалявшихся с Энтони в кабинет, становилось все больше. Причем среди них, по словам Саймана, было много очень влиятельных и известных людей Лондона. В конце концов приспешников у Энтони стало так много, что в кабинете они уже не помещались и собирались на чердаке, который было велено убрать, чтобы полностью расчистить пространство. Слугам хозяин приказал хранить молчание. Те, кто вызывал подозрение у Энтони, часто просто бесследно исчезали.

Балы, которые давал Энтони, стали теперь закрытыми. На них присутствовали только те, кто после удалялся на чердак. Несколько раз Энтони просил слуг отводить на чердак живых животных – петухов, кошек, собак, овец, козлов. Кого только они ему не доставляли. Наутро изуродованные тела животных слуги сжигали за домом. У всех мурашки бегали по спине из-за того, что творилось на чердаке, но уйти от Энтони Саймана вынудило следующее событие. В доме проходил очередной бал, однако, к удивлению слуг, никаких приказаний насчет животных отдано не было. Энтони, казалось, даже и не собирался приглашать гостей на чердак. К полуночи к дому подъехала карета, из которой вышли мужчина и женщина. Они прошли в дом и, что сразу удивило Саймана, так это внешний вид женщины. Она явно не относилась к высшему сословию. Одета была очень бедно и со страхом оглядывалась по сторонам. Мужчина, с которым она пришла, провел ее в зал. Там они пробыли какое-то время, после чего гости, а также эта женщина все же удалились на чердак. Слуги пожимали плечами – никто не знал, что должно произойти. Сайман решил быть начеку и поднялся на второй этаж на всякий, как он мне сказал, случай. Примерно через час после того, как туда поднялись люди, раздался крик. Кричала женщина и молила отпустить ее. Сайман растерялся и не знал, что делать. Позже он решил подняться на чердак и постучать в дверь. Однако на его стук никто не открыл, да и женский голос стих. Недоумевая, лакей спустился вниз, после чего собрал свои вещи и ушел от Энтони. Он уехал в свой родной город на юге Англии и вернулся в Лондон только год назад.

– Похоже, что проводить ритуалы и жертвоприношения Энтони начал очень давно, – тихим испуганным голосом сказала я.

– Я, конечно, не знаю, чем увлекается высший свет Лондона, но то, что описал Саймон, походит на ритуалы черной магии.

– Ясмин сказала мне то же самое, – подтвердила я.

– Я думаю, что Энтони серьезно занимается подобными делами. Кроме того, он привлек к себе очень много влиятельных людей. Противостоять ему – глупо. Вы с Марком не добьетесь ничего, если сами попытаетесь разоблачить его или обратитесь в полицию.

– Мы и не думали этого делать. Просто выяснилось, что, возможно, в молодости мой отец и Энтони были знакомы. Может, это объяснит, почему ему была понадобилась именно я.

– Допустим, вы узнаете это. А что потом? Что ты станешь делать дальше?

– Не знаю. Я думаю об этом целыми днями и не могу найти выход.

– Тсс! – прошипел Алессандро и прижал палец к губам.

Я с недоумением посмотрела на него и замолчала. Какое-то время я ничего не слышала, но тут поняла, в чем дело. Кто-то шел по коридору по направлению к моей комнате. Дверь была заперта, но, конечно, у хозяев имелись вторые ключи. Звук шагов затих возле двери, раздался стук.

– Элизабет, с вами все в порядке? У вас горит свет, и, мне показалось, что я слышал голоса, – спросил меня из-за двери Джон.

Алессандро знаком показал, чтобы я ответила.

– Все хорошо, Джон. Я, наверное, принялась вслух читать книгу. Со мной такое бывает. Я уже ложусь спать.

– В таком случае спокойной ночи, – сказал Джон, и я услышала удаляющиеся шаги.

Облегченно вздохнув, я шепотом обратилась к Алессандро:

– Он ушел.

– Кто это был?

– Племянник хозяйки дома.

– Понятно. Я должен идти, – встав, сказал Алессандро.

– Но… ты ведь еще придешь? – спросила я, разочарованная тем, что Алессандро вскоре покинет меня.

– Если ты этого хочешь.

– Да. Мне очень хочется, – сказала я, не понимая, почему говорю это.

– Тогда я еще приду. Как долго ты собираешься пробыть в этом доме?

– Не знаю.

– Хорошо, я постараюсь прийти, как только смогу.

– Но что ты будешь делать все это время? Надеюсь, ты не собираешься мстить Энтони.

– Нет, но вчера я узнал, где он живет.

– Ты ведь не пойдешь к нему? – испугавшись, спросила я.

– Не думаю. Но в любом случае мне пора идти, пока кто-нибудь еще нас не услышал.

Алессандро подошел к окну. Я встала и приблизилась к нему.

– Будь осторожен, – прошептала я.

Какое-то время мы смотрели друг другу в глаза, после чего Алессандро медленно приблизил свои губы к моим и нежно поцеловал меня. Мои руки, помимо моей воли, обняли его, и я прижалась к Алессандру всем телом. Он же крепко сжимал меня в объятиях и продолжал целовать. Оторвавшись от моих губ, он сказал:

– Я должен уйти.

Я не хотела, чтобы он покидал меня, но все же отпустила его. Цыган открыл окно и уже через мгновение скрылся в темноте. Как он мог забраться ко мне на второй этаж и спрыгнуть так, что я не услышала удара от приземления, я не знала. Видимо, работа в цирке сделала его таким ловким.

В ту ночь мне так и не удалось сомкнуть глаз. Я пролежала все ночь, уставившись в потолок, не в силах сосредоточить свои мысли на чем-то конкретном. Мои губы горели от поцелуя цыгана, а на щеках пылал ярко-красный румянец. Наутро я действительно выглядела больной, и у леди Джейн не могло возникнуть причин подозревать меня в притворстве.

* * *

Я должна была переживать из-за тех ужасов, что произошли со мной, но на самом деле все случившееся казалось мне далеким прошлым. Тогда даже смерть сестры, которая потрясла меня, не так терзала мое сердце, как спустя многие годы. Безусловно, я волновалась за Марка и за свою жизнь, но вместе с тем не могла отделаться от мыслей об Алессандро. Моя прежняя влюбленность снова вернулась ко мне, и я не знала, что с этим делать.

Каждый вечер я ждала, что он снова придет ко мне, но мои надежды не сбывались. Я часами просиживала в темноте в ожидании его прихода, но, как мне думалось, он забыл о своем обещании.

Не было вестей и от Марка. Я ежедневно осведомлялась о нем у Джона, но он только отрицательно качал головой. Случай с порезом пальца Джон не вспоминал, и я решила, что он, возможно, ничего не понял.

По вечерам мы иногда сидели за шахматной доской, – он все же научил меня играть. Джон пытался изо всех сил развеселить меня и как-то скрасить мое добровольное затворничество, но я, по большей части, оставалась невнимательной к нему, за что часто ругала себя, но ничего поделать с собой не могла. Джон мне нравился как друг, и проводить с ним время было для меня в удовольствие, но он не вызывал в моей душе такого трепета, как Алессандро.

– От Марка есть какие-то новости? – спросила я в очередной раз, садясь перед камином за столик, на котором уже стояла шахматная доска с фигурами.

– Как раз хотел сказать вам, что получил от него письмо, – ответил Джон. – У него все в порядке, и он думает возвращаться в Лондон.

– О! – воскликнула я от удивления. – А больше он ничего не написал?

– Боюсь, что нет.

– Сколько примерно времени займет его дорога до Лондона? – спросила я.

– Думаю, несколько дней. Зависит от того, когда он выедет и как поедет. Но в любом случае на следующей неделе вы с ним увидитесь.

– Я так рада это слышать! Джон, вы умеете поднять мне настроение!

Джон покраснел и улыбнулся мне:

– Ну что вы! Я просто передал вам то, что должен был.

– Знаете, я так привыкла к этому дому, вашей тетушке и к вам, что мне будет тяжело покидать все это, – в порыве радости сказала я, что, впрочем, являлось правдой.

Я действительно успела привыкнуть к своему новому дому и его обитателям.

– А вы собираетесь уезжать? – удивившись, спросил Джон.

– Не знаю, но я ведь не могу вечно злоупотреблять вашим гостеприимством. К тому же Марк привезет новости из дома, что и повлияет на мой отъезд, – ответила я.

– Элизабет… я не знаю, как сказать, не хочу, чтобы вы восприняли это как дерзость, но вы должны знать – вы всегда можете положиться на меня. Я буду рад помочь вам в любой ситуации. Только попросите.

Меня встревожили слова Джона и тон, каким они были сказаны. В глазах этого молодого человека я увидела страсть и пыл, которых не замечала прежде. Его взгляд, казавшийся мне изучающим, сейчас был полон любви. Потупившись, я поблагодарила Джона и как можно быстрее перевела разговор на другую тему. Я почувствовала себя неловко, ведь ответить взаимностью я ему не могла.

* * *

Узнав, что Марк скоро должен приехать, я не на шутку встревожилась. Мне не терпелось увидеть его и узнать, что он выяснил у отца. Временами мне казалось, что я в безопасности, но иногда на меня находил такой ужас, что хотелось кричать. Страх оказаться снова в руках Шелдона никуда не делся, он всегда был со мной.

Я считала дни и часы в ожидании приезда Марка и прихода Алессандро. Я ждала их обоих так, словно от этого зависела моя жизнь, что являлось правдой.

Зима уже почти вступила в свои права, и иногда я сидела у окна, глядя, как мокрый снег ложится на улицы Лондона. Из дома я так и не выходила. Леди Джейн Робинс чрезвычайно расстраивалась из-за этого, ведь она надеялась, что я стану ее компаньонкой во многочисленных походах по подругам и знакомым. Когда я в очередной раз отказалась от визита к одной, по словам леди Джейн, многоуважаемой даме, вдова поджала губы и что-то невнятно пробормотала. Однако на следующий день к обеду к дому леди Джейн подъехало несколько экипажей. Я удивленно посмотрела на хозяйку, а та с улыбкой сказала:

– Я решила, что раз вы не хотите посещать моих подруг, то пусть они приедут к нам и познакомятся с вами.

Я крайне удивилась такому повороту дел и захотела отказаться, но леди Джейн не дала мне этого сделать. Она взяла меня под руку и повела в холл, где уже стояли четыре женщины. Две из них были примерно одного с вдовой возраста, другие две оказались довольно молодыми. Все они с любопытством смотрели на меня, ожидая, когда леди Робинс представит нас.

– Это Элизабет, кузина одного моего хорошего знакомого, – сказала она, после того как поздоровалась со своими подругами.

Я поприветствовала женщин и отправилась вслед за ними в столовую, где уже начали подавать обед.

Я не помню имен этих женщин и кем они точно являлись. Все они, безусловно, принадлежали к высшему свету Лондона и вели себя соответственно своему статусу. За столом все, без исключения, пытались разговорить меня и поэтому забросали вопросами, на которые я подчас не знала, как ответить. В тот момент я пожалела, что Джона нет рядом. Он бы уж точно освободил меня от обязанности отвечать на все эти вопросы. Вначале мне было немного страшно, ведь я не знала, что собой представляли эти женщины, но потом я успокоилась и пришла к выводу, что они попросту болтушки, под стать хозяйке дома.

Гости пробыли в доме несколько часов, после чего разъехались, обещав еще вернуться. Я с облегчением вздохнула, но тем не менее выразила свой восторг леди Джейн по поводу проведенного с ее подругами времени.

Джон приехал только к ужину и очень удивился, узнав, что я присутствовала на обеде с подругами его тети.

– Но ведь Элизабет больна, вам не стоило заставлять ее сидеть с вашими приятельницами, – укоризненно сказал он.

– Мне кажется, наша гостья скорее пойдет на поправку, если начнет общаться хоть с кем-то, кроме нас. Посмотрите, она даже выглядит здоровее, чем вчера, – ответила леди Джейн.

Я только вздохнула и продолжила есть. В конце концов я решила, что вдова, может быть, и права. Мне действительно надоело проводить все дни в заточении и изоляции от мира. С ее подругами мне было не совсем весело, но время все же пролетело куда быстрее, чем если бы я провела его у себя в комнате.

От Марка еще не было вестей, но, по словам Джона, он должен приехать со дня на день.

Через два дня к леди Джейн снова приехали подруги, правда, на этот раз три: две женщины, с которыми я уже познакомилась до этого, и другая – лет тридцати, рыжеволосая и очень красивая.

– Моя подруга столько мне о вас рассказывала, что я непременно захотела познакомиться с вами, Элизабет, – сказала она, целуя меня в щеку.

На этот раз мы не обедали, а вместе занимались рукоделием, правда, это не мешало гостям вновь донимать меня вопросами. Особенно любопытной оказалась рыжеволосая женщина. Она много расспрашивала меня о жизни в пансионате, а также пыталась узнать, кем я прихожусь леди Джейн Робинс, кто мои родители и что я делаю в Лондоне. Заметив, что меня начинают раздражать эти вопросы, леди Джейн быстро перевела разговор на Джона и его работу, и до конца вечера обо мне как будто и не вспоминали.

Женщины покинули дом вдовы только за час до ужина. Как только их экипажи отъехали, к воротам подъехал другой экипаж – Джона. Зайдя в дом, он тут же поспешил найти меня и сообщить, что видел сегодня Марка.

– Когда он придет сюда? – тут же спросила я.

– Завтра днем. Я не поеду в госпиталь и постараюсь увезти тетушку из дома. Пройдемся с ней по магазинам, а вы тем временем сможете спокойно поговорить, – сказал Джон.

– Спасибо вам, Джон! Но как Марк? Он что-нибудь говорил? – спросила я.

– Нет, мы с ним виделись минут пять, не больше. Он только заехал предупредить, что завтра хотел бы навестить вас. Выглядел он усталым. Думаю, что сейчас он отдыхает, – ответил Джон.

– Скорей бы наступило завтра, – вздохнула я.

 

Глава 12

На следующий день я на удивление была спокойна, как никогда. Волнение от предстоящей встречи с братом, не дававшее мне заснуть, исчезло. Я чувствовала, что Марк расскажет мне нечто такое, от чего я не сомкну глаз еще много ночей, поэтому я решила взять себя в руки и не поддаваться панике раньше времени.

Брат приехал к обеду. Я, Джон и леди Робинс сидели в гостиной, когда он зашел в дом. Я не бросилась Марку на шею, как в прошлый раз, и только поприветствовала спокойной улыбкой, что немало его удивило. Выглядел он неважно: похудел, темные тени залегли у него под глазами. Было видно, что брат почти не спал и очень устал. Леди Джейн приказала подавать чай и начала расспрашивать Марка о его визите домой, на что он отвечал очень коротко и пространно. Через какое-то время Джон предложил своей тете проехаться по магазинам. Он якобы хотел заказать себе новый костюм, и ему непременно требовался ее совет. Обрадовавшись, что ее мнение весьма ценят, хозяйка дома тут же засобиралась, и вскоре они с Джоном оставили нас с Марком наедине.

– Что ты выяснил? – спросила я брата.

– Я до сих пор не могу поверить в то, что узнал, – сказал Марк, ставя чашку с чаем на кофейный столик, – и я не знаю, как рассказать тебе обо всем.

– Скажи сначала, все ли в порядке у родителей? – попросила я.

– Мне показалось, что у них все в порядке. Когда я приехал, мама с папой немало удивились, ведь я не предупредил их. Сначала они испугались, но я сказал, что просто захотел увидеть их, – мне было невыносимо тяжело одному в Лондоне. Мама решила, что я терзаюсь из-за случившегося, и больше не задавала мне никаких вопросов.

– Но почему ты решил поехать к ним? Что ты узнал у того учителя, к которому собирался пойти? – спросила я.

– Именно визит к нему и заставил меня покинуть Лондон. Я без особого труда разыскал адрес, по которому живет мой учитель, и он принял меня с радостью. Какое-то время мы говорили о моей учебе, а также о делах в колледже. Старик едва ли понимал, зачем я на самом деле явился к нему. Почувствовав, что плавно перевести разговор на моего отца не получится, я напрямик спросил у учителя, что он думает о моем отце. Сначала учитель говорил только хорошее – каким способным, умным и прилежным студентом был наш отец. Но я заметил, как бегали при этом его глаза. Я почувствовал, что он что-то не договаривает. Тогда я сказал, что недавно виделся с отцом и тот передает своему бывшему учителю привет. Я солгал, сказав, что якобы наш отец пытается разыскать своих бывших друзей по колледжу и был бы рад, если бы учитель помог ему в этом. После этих слов старик и вовсе отказался говорить со мной – он резко покачал головой и сказал, что не знает ничего о своих бывших учениках. Мне даже показалось, что он хотел выгнать меня из своего дома, и тогда я решил быстро спросить у него про Робиньяра. Услышав эту фамилию, учитель изменился в лице, сел в кресло и задумчиво посмотрел в окно. «Если ваш отец ищет этого человека, то передайте ему, чтобы он оставил свои поиски», – после нескольких минут молчания сказал старик.

Я пытался настоять на том, чтобы учитель рассказал мне хоть что-то о Робиньяре, но все мои попытки оказались тщетны. После моего вопроса старик словно полностью погрузился в себя и едва ли слышал меня. В конце концов, я был вынужден уйти, так ничего толком и не узнав. Однако реакция учителя показалась мне настолько странной, что я решил поехать домой и поговорить с отцом напрямую.

Оказавшись дома, я первые два дня не мог придумать, как спросить у отца о той записи в альбоме. Отец совсем ушел в себя и почти не разговаривал, что еще больше осложняло дело. Тогда я решил найти этот альбом. Я перерыл всю библиотеку, что вызвало много вопросов у мамы, но так ничего и не нашел. Уже даже начал думать, что, возможно, мне показалось и я просто додумал все сам. Однако визит к учителю истории не давал мне поверить в свою ошибку. На следующее утро я заглянул к отцу в кабинет. В это время он помогал Георгу в саду. Я оглядел кабинет, но альбома не увидел, тогда решил посмотреть в ящиках стола. Возможно, это было некрасиво, но от этого зависит твоя жизнь, поэтому я забыл о правилах приличиях. Я осторожно перебрал все бумаги в столе, но и там не оказалось альбома. Расстроенный, я сел в кресло отца и еще раз оглядел всю комнату. Так ничего не обнаружив, я уже собирался уходить, как вдруг моя рука случайно дотронулась до небольшого ящика, который находился под крышкой стола. Я опустился на колени и потянул ящик на себя. Небольшая черная коробка из дерева легко съехала по специальным рельсам мне в руки. Осторожно открыв ее, я вытащил оттуда альбом, который так долго искал, пожелтевшие исписанные листы бумаги и небольшую книгу в кожаном переплете. Я решил, что заберу все это с собой, по крайней мере на какое-то время. Вернув теперь уже пустой ящик на прежнее место, я вышел из кабинета и отправился на прогулку, чтобы спокойно изучить найденное. Я пошел к реке. Не дойдя до нее, присел на камень и вытащил из-за пазухи альбом. Пролистав его, я нашел ту картинку, о которой рассказывал тебе. Правда, сейчас мне она показалась куда более зловещей, чем в детстве. Всадник напоминал какое-то существо, державшее в когтистых лапах меч. Под рисунком действительно оставили надпись широким красивым почерком: «Э. Робиньяр». Я пролистал альбом еще несколько раз в поисках каких-либо записей, сделанных этим же почерком, но так ничего и не нашел. Тогда я достал листы бумаги и узнал почерк отца, но я не сумел разобрать, что на них написано. Записи он сделал на немецком языке, а ты ведь знаешь, что этот язык я так и не освоил. Я понимал отдельные слова, но сложить все в единое целое никак не мог. Отложив листы, я достал книгу в кожаном переплете. Она казалась довольной старой, и я сперва решил, что, возможно, книга досталась отцу от нашего деда, но, раскрыв ее, понял, что это далеко не так. Это был настоящий гримуар на староанглийском языке, которому, судя по всему, около двухсот лет. Несмотря на это, книга имела вполне приличный вид, и я сумел прочитать несколько страниц. Не стану рассказывать тебе все мерзости, о которых я там вычитал. Помимо различных молитв и заклинаний дьяволу, там описывались и ритуалы, исполнение которых требовало жертвоприношений и человеческой крови. Захлопнув книгу, я решил, что в этот же вечер поговорю с отцом, чего бы мне это ни стоило.

Сделать это оказалось не так уж и сложно. Вечером этого же дня, после ужина, к которому я едва прикоснулся, отец ушел к себе в кабинет. Мать сказала, что у нее болит голова, и вскоре поднялась к себе. Воспользовавшись удобным моментом, я пошел к отцу. В дверь кабинета я стучал несколько раз, но, так и не услышав ответа, решил зайти. Отец сидел в ресле, развернувшись спиной к двери, и смотрел в окно.

– Можно с тобой поговорить? – спросил я.

Отец ничего не сказал. Тогда я подошел ближе и повторил свой вопрос.

– Ты не видишь, что я занят? – услышал я голос отца, так и не соизволившего повернуться ко мне.

– Я думаю, ты не настолько занят, чтобы не поговорить со мной об Энтони Робиньяре, – сказал я.

Услышав это имя, отец медленно повернулся и удивленно посмотрел на меня.

– Я все знаю, – сказал я и положил на стол альбом, гримуар и его записи.

– Как ты посмел взять их? – закричал отец.

– Послушай, мне сейчас не до криков. От того, что ты сейчас мне скажешь, возможно, зависит жизнь всех нас. Ты должен мне рассказать все, что знаешь об этом человеке.

– Прошлое должно остаться прошлым, – сказал отец и замолчал.

– В таком случае мне придется самому искать Робиньяра и расспросить его о тебе, – сказал я.

– Не делай этого ни в коем случае, – тут же ответил отец, – этот человек опасен и может натворить много зла.

– Тогда расскажи мне про него сам.

– Я не понимаю, зачем тебе это знать?

– Пока я не могу тебе этого сказать, но обещаю, что объясню все, как только овладею достаточной информацией.

Отец долго не решался начать свой рассказ и всячески пытался выяснить, где я услышал про Энтони и почему хочу знать о нем больше, однако, я так ничего и не сказал. Поняв, что расспрашивать меня бесполезно, отец, наконец-таки, согласился поделиться со мной тем, что знал.

– Я предполагал, что рано или поздно кто-то из семьи узнает обо всем, и даже рад, что это ты, Марк. Прежде, чем я поведаю тебе что-либо, пообещай мне, что не расскажешь это матери и брату. Я не могу просить, чтобы ты понял или простил меня, но прошу не судить. За свои грехи я плачу сполна, – начал свой рассказ отец.

«Когда я учился в колледже, познакомился с одним интересным молодым человеком – Энтони Робиньяром. Мы быстро нашли общий язык и сдружились. И я, и он принадлежали к хорошим семьям, и перед нами были открыты все двери в высший свет, но нам этого казалось мало. Светские вечера, балы и гулянья нам вскоре наскучили. Учеба в колледже тоже приелась, и мы не знали, чем занять свое свободное время. Энтони всегда любил историю и литературу и увлек этими науками и меня. Мы могли проводить часы в библиотеке, изучая старинные книги, предания и фольклор. Казалось бы, это являлось невинным увлечением, но внезапно оно переросло в нечто большее, – Энтони случайно нашел одну из средневековых книг, описывающую различные ритуалы. Нам и до этого встречались подобные книги, но мы не относились к ним серьезно. Чаще всего в них приводились глупые рецепты, заговоры и заклинания от различных недугов, но книга, которую обнаружил Энтони в одном из залов библиотеки, оказалась совсем другой. Даже прикосновение к этой книге вызывало непонятный страх и… желание прочесть ее. Страницы в книге затерлись, и мы мало что могли разобрать, но все же о нескольких ритуалах мы смогли прочитать. В шутку Энтони предложил исполнить один из них. Заклинание предназначалось для уничтожения врага. В качестве жертвы мы решили выбрать нашего декана. Я не хочу описывать тебе ритуал, мы его выполнили той же ночью. Утром у нас стояло занятие с деканом, и для приведения ритуала в действие мы должны были незаметно приколоть заговоренную булавку к его одежде. Подкравшись сзади, Энтони легко проделал это, после чего вернулся ко мне. Началась лекция, и мы с нетерпением ждали, что же произойдет. Для нас это явилось скорее шуткой, нежели осознанным наложением проклятья. По крайней мере, для меня. Лекция уже подходила к концу – ничего так и не случилось. Мы с Энтони уже успели позабыть о нашей проделке, как вдруг, ни с того ни с сего, наш декан начал задыхаться. Он кашлял и кашлял и вскоре весь посинел. Кто-то из студентов бросился ему на помощь, решив, что он подавился чем-то, пытался хлопать его по спине, но ничего не помогало. Декан вскоре упал и еще какое-то время корчился на полу, после чего испустил дух. Мы с Энтони стояли и остолбенело смотрели на распростертое тело декана. В тот день мы даже не разговаривали и разошлись по домам. Причину смерти декана так и не установили.

Через некоторое время мы с Энтони все же обсудили произошедшее. Нас обоих напугало это событие, но в тоже время и заинтриговало. Мы выкрали книгу из библиотеки и просидели над ней несколько дней, пытаясь восстановить другие записи. Нам повезло, и мы преуспели в этом деле. Подумав, что не стоит выбирать столь страшный ритуал, мы решили заговорить одно из колец Энтони, чтобы, надев его, он выигрывал в карты. Можешь не верить мне, но заклинание сработало. В тот же вечер, после ритуала, мы отправились в игорный дом, где мой друг обыграл всех и ушел оттуда с приличным состоянием. Но поверить в то, что книга заклинаний действительно работает, мы не хотели и списали все на счастливый случай. Поэтому мы попытались проверить и остальные заклинания. Большинство из них имели успех, однако в книге отсутствовало много страниц, и часть записей мы так и не смогли прочесть, что расстроило нас. И мы решили: раз есть одна такая книга, должны быть и другие. Мы всерьез занялись поисками других книг-гримуаров, а также различных артефактов, связанных с магией. О нашем занятии никто не знал, но нам часто приходилось отлучаться из города ради поиска каких-либо вещей, что не могло не вызвать подозрений. Наши родители и друзья заметили в нас перемены и начали беспокоиться, но оставлять свои занятия мы уже не хотели. За год нам удалось найти несколько подлинных магических книг, древних амулетов и других оккультных вещей. Тогда все наши силы направлялись на поиски предметов, а не на исполнение ритуалов. Но пришло время, когда мы захотели опробовать все, что смогли найти. Начали мы с невинных забав, которые очень быстро переросли в более серьезные вещи – мы могли заставить людей заболеть, влюбиться, с нашей помощью их сажали в тюрьму или они теряли все свое состояние. Нам постоянно везло в игре, и втайне от родных мы скопили довольно много денег. Я был рад тому, что имел, и считал, что нам стоит остановиться. Мы – молоды, у нас все еще впереди, а с полученными знаниями будущее казалось и вовсе безоблачным. Но Энтони было этого мало. Он хотел получить еще больше знаний и навыков. Я не возражал и помогал ему. К моему стыду, я даже не противился восхвалять дьявола и приносить в жертву животных, но, когда дело дошло до человеческой жертвы, я отказался помогать Энтони. Для одного из ритуалов требовалось принести в жертву ребенка. Я напрочь отказался от этого и пытался отговорить Энтони, но он не хотел слушать меня. В итоге мы сильно поругались, и я пригрозил ему, что донесу на него в полицию, если он осмелится сделать это. На что мой друг только рассмеялся и сказал, что теперь ему не страшна даже полиция. Я в ужасе отшатнулся от Энтони и наконец-то понял, как далеко мы зашли. Осознав, что мы уже успели сделать и что можем еще натворить, если ничего не предпринять, я притворился, что согласен помочь Энтони найти ребенка. Помирившись, мы разошлись. Все наши книги и находки хранились в специально отведенном месте – в пристройке дома Энтони. Ночью я пробрался туда, облил всю пристройку керосином и поджег. Мне было все равно, что пропадет весь наш труд. Я хотел покончить с черной магией и не видел другого выхода. Мне удалось скрыться незамеченным. На следующий день я собирался прийти в колледж как ни в чем не бывало, но стоило мне выйти из дома и повернуть за ближайший особняк, как я тут же наткнулся на Энтони. Весь белый от злости, он чуть не набросился на меня.

«Я знаю, что это ты! – закричал Энтони. – Как ты мог поступить так?»

Я всячески отрицал свою вину, но, наверное, делал это не совсем умело, потому что друг не поверил мне. Высказав все, что он думал о случившемся, он как будто бы успокоился и даже улыбнулся мне.

– В конце концов, это только книги. Не так ли? Их еще полным-полно на свете. И я найду их. Ты со мной? – спросил он.

Я отрицательно покачал головой.

– Так я и думал, – ответил Энтони, – что ж, в таком случае, прощай. Но знай, однажды наши с тобой пути пересекутся, и ты заплатишь мне сполна за то, что сделал.

После этих слов Энтони ушел, и больше я с ним никогда не разговаривал. Не объясняя причин, я попросил отца отправить меня учиться в другую страну. Он согласился, и я уехал в Сорбонну, где и получил свое образование. После этого я много ездил по миру, а по возвращении работал архитектором в Лондоне. Я много слышал об Энтони, и до меня доходили слухи о том, что он занимается чем-то весьма нехорошим. Я лучше других понимал, чем именно, и ужасался тому, что многие высокочтимые люди Европы стали его друзьями. Думаю, что мой бывший друг всегда следил за мной издалека и был в курсе основных событий моей жизни, но мы так и не общались.

Этот альбом, что ты держишь в руках, остался еще со времен колледжа. Энтони любил рисовать, и на одной из лекций он сделал этот рисунок. Гримуар на староанглийском языке, который лежал вместе с альбомом, я получил от одного человека, когда путешествовал по Ирландии. Не знаю, как он понял, чем я раньше занимался. Он просто подошел и отдал мне его. Я никогда им не пользовался, но и сжечь его не смог, сам не знаю почему. Записи на немецком языке – это заклинания защиты, которая должна была уберечь нашу семью от зла, но, судя по всему, они потеряли свою силу».

На какое-то время отец умолк, после чего обратился ко мне:

– Я рассказал тебе все, что мог. Не знаю, как ты станешь относиться ко мне после услышанного. Это твое дело.

Я немного помолчал, а потом подошел и обнял отца, а также поблагодарил за откровенность.

Он еще раз спросил, зачем мне понадобилась эта информация и откуда я узнал про Энтони, но я так ничего и не сказал. Я уже собирался уходить из кабинета, как вдруг отец задержал меня.

– Есть еще кое-что, что не давало мне покоя всю жизнь. Если я решился рассказать тебе про Энтони, то должен рассказать и это.

Я удивленно посмотрел на отца.

– Помнишь, когда твоя мать носила под сердцем твою младшую сестру? – спросил он меня.

– Я тогда был еще маленький и мало что помню, – ответил я, что было правдой.

– Когда до рождения твоей сестры оставался примерно месяц, к нам в город приехал цирк. Вы с братом и сестрой уговаривали меня пойти посмотреть представление, и я согласился, оставив твою маму одну. Когда мы вернулись, я застал Лору в слезах. Я спросил, что случилось, но она только покачала головой. Твоя мать очень долго оправлялась после родов, и я часами сидел возле ее постели. Однажды ночью она сказала мне, что когда я с тобой, Дианой и Артуром были в цирке, в дом постучали. Служанка открыла дверь и весьма удивилась, увидев на пороге цыганку. Цыганка сказала, что хочет видеть хозяйку, причем, назвала ее по имени. Лора спустилась вниз и спросила, что нужно цыганке. Без разрешения, женщина вошла в дом и дотронулась рукой до живота матери. «Ты носишь под сердцем ребенка, который никогда не был и не будет твоим. Ты родишь существо, которого еще свет не видел. Я почувствовала это еще издалека, когда мы только приближались к городу. Избавься от него». После этих слов цыганка развернулась и ушла. Лора стояла, пораженная, и не знала, что предпринять. Она сильно боялась, что ребенок родится больным, но ее опасения оказались напрасными. На свет появилась прекрасная, очаровательная девочка, – отец на какое-то мгновение замолчал, а потом тихо добавил, – которую мне уже не суждено повести под венец.

– Я еще какое-то время провел у отца в кабинете, пытаясь отвлечь его от грустных мыслей, а через несколько дней уехал из дому. Вот, пожалуй, и все, что мне удалось выяснить. Не знаю, стоило ли тебе говорить про цыганку, но в любом случае ее предсказание не сбылось. Ты ведь совершенно нормальный человек, – сказал Марк и взял меня за руку.

Я слабо улыбнулась ему, а сама подумала, что цыганка, наверное, оказалась права: со мной явно что-то не так.

– Как думаешь, что мне стоит предпринять сейчас? – спросила я брата.

– Думаю, что ничего, но долго оставаться в Лондоне тебе нельзя.

– Может, мне все-таки стоит вернуться домой?

– Я тоже так думаю, но в этом случае придется рассказать все родителям, что может привести к самым непредсказуемым последствиям, – сказал Марк.

– Так что же нам делать?

– Нужно подумать. Время пока есть, и я надеюсь, что вскоре мы найдем выход, – сказал Марк.

Мы посидели еще какое-то время, после чего он ушел. К сожалению, времени на раздумья у нас не оказалось.

 

Глава 13

Следующий день прошел как обычно, но меня не покидали мысли о том, что отец когда-то был другом этого монстра – Энтони – и что они вместе занимались черной магией. Я также довольно много размышляла о словах цыганки, сказанных моей матери. В конце концов я так измучилась этими мыслями, что рано пошла спать. Леди Джейн нездоровилось, и она последовала моему примеру, а Джон вызвался провести ночь в госпитале.

Я уже переоделась в ночную сорочку и медленно расчесывала свои черные волосы перед зеркалом, как вдруг мне показалось, что в окно что-то ударило. Я подошла и распахнула окно. Холодный зимний воздух обжег мою кожу. На небе не было ни облачка, и поэтому я смогла сразу разглядеть, что под окнами кто-то стоит. Однако уже через секунду я поняла, что это Алессандро, и отошла от окна, давая ему возможность вскарабкаться наверх и залезть ко мне в комнату.

Какое-то время мы неотрывно смотрели друг на друга, а потом я кинулась к нему в объятия.

– Почему ты так долго не приходил? – прошептала я.

– Я не мог. И сейчас я еле сумел выбраться к тебе. Ты в опасности, – сказал Алессандро.

– Когда я с тобой, мне ничего не страшно, – сказала я и прикоснулась губами к его губам. Он ответил на поцелуй, одновременно еще крепче сжимая меня в объятиях.

– Я так скучал по тебе, – сказал цыган.

– Я думала, что ты забыл меня, – ответила я.

– Как можно тебя забыть? – с этими словами Алессандро подхватил меня на руки и все страхи тот час покинули меня.

Мы провели несколько незабываемых часов вместе, их я вспоминаю до сих пор. Ни с кем мне не было так хорошо, как тогда с Алессандро.

Когда стрелки часов уже перешли за три часа ночи, я наконец-то смогла оторваться от его губ и спросила, что он узнал.

– Ты в опасности, и тебе нужно уезжать отсюда как можно дальше, – сказал Алессандро. – Я следил за особняком Шелдона, и мне удалось несколько раз проникнуть туда. В первый раз я сделал это утром, когда хозяин уехал куда-то, но, так как в доме находилось много прислуги, мне пришлось быстро уйти. Во второй раз мне повезло больше. Я непрестанно вел наблюдение за домом и увидел, что большинство слуг отпустили, но сам Шелдон оставался в доме. Решив воспользоваться случаем, я проник в особняк через чердак. Дом у него, конечно, шикарный. Никогда прежде не видел такой роскоши. Я старался красться как кошка и смог спуститься на первый этаж. Никого не было видно, но тут я заметил слегка приоткрытую дверь, находившуюся под лестницей и ведущую, судя по всему, в подвал. Осторожно спустился по ступенькам и наткнулся на еще одну дверь, тоже незапертую. Открыв ее, я оказался в каком-то прохладном помещении. Было темно. В нос мне сразу ударил едкий запах медикаментов и разлагающейся плоти. Я вытащил из кармана спички и зажег одну. Огонек осве тил только часть комнаты. На столах лежали разрезанные человеческие тела. У некоторых не хватало частей тела, у других были зашиты глаза и рот. Я почувствовал спазмы в желудке, быстро погасил спичку и поспешил убраться из этого места. Мне показалось, я остался незамеченным, но я не уверен в этом.

– Какой ужас, – сказала я, теснее прижимаясь к Алессандро, – но почему ты думаешь, что они знают, где я?

– Потому что сегодня днем я решил еще раз пробраться в его дом и убить его.

– Что? – с ужасом спросила я.

– Это не человек, это – дьявол! Если его не остановить, он натворит много бед. Но мне не удалось этого сделать. Он ходит с охраной. Я пробрался в одну из комнат в поисках его спальни, чтобы потом неожиданно напасть, но тут услышал шаги и спрятался в шкафу, стоящем в комнате. Сквозь щель между дверями шкафа я увидел: в комнату вошли Энтони, трое его охранников и женщина. Женщина говорила, что догадывается, где ты можешь находиться, и собирается это проверить.

– А как выглядела эта женщина? – спросила я.

– Довольно молодая и рыжеволосая. Толком мне не удалось разглядеть ее лица.

– Боже, она приходила сюда! – воскликнула я.

– Что?!

– Да, к хозяйке дома недавно приезжали гости, и среди них была рыжеволосая женщина. Меня еще удивило, как настойчиво она расспрашивала меня обо всем.

– Мне нужно было выскочить тогда из шкафа и убить его, – сказал Алессандро.

– Нет, нет! Мы не знаем, какой силой обладает этот человек. Ясно только одно: мне необходимо уехать отсюда.

– Да. Завтра же собери вещи и скажи брату, что тебе надо скрыться. Боюсь, что за вами могут следить, поэтому покинуть дом следует осторожно, – посоветовал Алессандро.

– Но куда мне ехать? Прошу, Алессандро, забери меня сейчас с собой. Я уйду, куда скажешь, – попросила я.

– Я не могу тебе ничего дать. Ты достойна гораздо лучшего.

– Но я… я люблю тебя, – наконец сказала я. Алессандро притянул меня к себе и, поцеловав в губы, прошептал: «И я тебя. Я буду любить тебя всю жизнь».

Слезы навернулись мне на глаза. Я не хотела расставаться с Алессандро. Найдя любовь, я боялась потерять ее.

– Прошу, сбежим сейчас, – еще раз взмолилась я.

– Ты не можешь убегать всю жизнь. Поверь мне, я знаю, что такое скитаться по миру. Я ушел из дому совсем мальчишкой и все эти годы пытался найти смысл жизни. Я побывал почти везде, даже год провел в монастырской келье, но так и не понял самого простого – того, что понимаю сейчас. Мы живем ради любви, и я сделаю все, чтобы твоя жизнь была в безопасности. И если для этого придется отпустить тебя, я готов, – сказал Алессандро.

– Но я не готова, – ответила я.

– Нужно поговорить с твоим братом. Хоть я ему и не нравлюсь, но он, кажется, разумный парень.

– Да, он узнал кое-что об Энтони, – сказала я и вкратце передала Алессандро рассказ Марка о нашем отце и Энтони.

– В таком случае тебе нельзя возвращаться домой, – сказал Алессандро, выслушав меня. – Но мы что-нибудь придумаем.

Алессандро встал с кровати и потянулся за своей одеждой.

– Куда ты? – спросила я его. – Останься со мной до утра, прошу.

Улыбнувшись, Алессандро отбросил свою одежду и лег рядом.

– Попробуй уснуть, – прошептал он.

– Не хочу. Мне так хорошо сейчас, что я не хочу терять ни секунды, – ответила я.

– У нас еще будет время, – сказал Алессандро. Согретая теплом его тела, я довольно быстро погрузилась в самый сладкий сон в моей жизни.

* * *

– Проснись, – сквозь сон услышала я голос Алессандро.

– Что случилось? – спросила я.

– Сейчас мы тихо встанем, оденемся и уйдем из дома, – сказал он.

Я тут же встревожилась и спросила, в чем дело.

– Я уснул и поэтому не уверен до конца, но я думаю, что кто-то пробрался в дом.

– С чего ты взял?

– Мне показалось, я слышал шаги на чердаке. Он ведь над нами, не правда ли? Кто-то проник через крышу. Нужно уходить.

Мы быстро встали и оделись.

– Если за домом следят, то лезть через окно слишком опасно. Кроме главного входа, как можно еще выйти из дома?

– спросил Алессандро.

– Есть дверь, ведущая на задний двор, но и там могут быть люди. Еще подвал – там есть окно, что выходит на другую улицу. Вряд ли про него кто-то знает, – сказала я.

– Отлично. Так и пойдем.

– Но я не могу бросить леди Джейн. Вдруг ее убьют из-за меня, – сказала я.

– В доме есть слуги, которые могут помочь ей?

Я вспомнила, что вечером вдова отпустила почти всех слуг. Остались только две служанки и старый лакей.

– Где спальня леди Джейн? Нам придется взять ее с собой.

– В противоположном крыле дома, – ответила я.

– Тогда пойдем, держись сзади меня. Вот, возьми, – с этими словами Алессандро протянул мне револьвер, – целься в живот, а не в голову. Меньше шансов, что промахнешься.

– Но я не умею им пользоваться.

– Тут уметь нечего.

Второй револьвер Алессандро оставил у себя. Мы тихо подошли к двери комнаты, и цыган немного приоткрыл ее.

– Вроде, никого, – прошептал он, и мы осторожно вышли в коридор.

Крадучись направились в другое крыло дома, где спала хозяйка.

Вдруг Алессандро резко остановился и буквально вдавил меня в стену. Чья-то тень проскользнула недалеко от нас и скрылась за углом. Уже через секунду Алессандро кинулся туда. Я даже не успела испугаться, как он уже вернулся.

– Быстрее, он наверняка пришел не один, – сказал цыган и, взяв меня за руку, повел вперед.

Через несколько шагов я увидела распростертое на полу тело мужчины. Из спины у него торчала рукоятка ножа.

До комнаты леди Джейн оставалось несколько футов, как вдруг Алессандро покачнулся и упал на колени. Не понимая, что случилось, я тут же склонилась над ним.

– Быстро уходи отсюда, – сказал он.

Я увидела, что руками он держится за бедро, и сквозь пальцы у него сочится кровь.

– Давай же, – и Алессандро подтолкнул меня.

Я обернулась и увидела двух людей, бесшумно бегущих по коридору к нам. Вскочив на ноги, я кинулась к спальне леди Джейн. Рванув на себя дверь и вбежав в комнату, я подбежала к кровати и начала трясти несчастную вдову.

– Просыпайтесь, – чуть ли не кричала я ей в ухо, – на нас напали, нужно уходить из дома.

– Что такое? – не понимая, спросила женщина.

Я силой вытащила ее из кровати и, несмотря на сопротивление с ее стороны, потянула к двери.

– Надо бежать, – говорила я, а сама уже слышала звуки борьбы и крики в коридоре.

– Что случилось? Что там за шум в коридоре? – все еще не понимая, спросила леди Джейн.

– Нужно бежать, или нас убьют, – пыталась втолковать ей я.

Неожиданно дверь в комнату распахнулась, и в спальне оказался Алессандро.

– Что вы возитесь, скорее! – закричал он. – Они подожгли дом.

– Кто вы? – испуганно завизжала вдова, увидев Алессандро. Его руки и рубашка были в крови, и в тот момент он сам выглядел, как разбойник.

– Скорее, – схватив женщину за руку, Алессандро потащил ее к двери, я поспешила за ними.

В коридоре на полу лежали двое мужичин, которых я видела до того, как вбежала к леди Джейн. Я сразу же почувствовала резкий запах дыма, он уже начал заполнять коридор, а рядом с лестницей виднелись красно-оранжевые языки пламени.

– Где вход в тот подвал, про который ты мне говорила? – спросил меня Алессандро.

– На первом этаже, но выход туда перекрыт огнем, – сообщила я.

– На первый этаж можно спуститься через кабинет моего покойного мужа, – сказала вдова. До нее только сейчас дошло, что происходит.

– Тогда быстрее туда, – сказал Алессандро, и мы побежали к кабинету лорда Робинса. Он находился недалеко от комнаты самой леди.

Я заметила, как хромает Алессандро, и увидела, что его брюки были мокрыми от крови. Мое сердце одновременно сжалось от жалости к нему и ненависти к людям, ранившим его.

Оказавшись в кабинете, леди Джейн подбежала к книжным полкам, а Алессандро остался стоять в дверях.

– Тут должна быть задвижка, которая откроет дверь. Я уже не помню, где она, – говорила леди Робинс, шаря руками за книжным стеллажом.

Ноги женщины путались в ночной сорочке, и она несколько раз чуть не упала, пока искала задвижку. Наконец стеллаж отодвинулся, и перед нами появились небольшой проход и лестница, ведущая вниз.

– Быстрее, бегите! – сказал Алессандро.

– А ты? – спросила я.

– Я задержу их, – услышала я голос Алессандро, даже не видя его. Дым уже успел заполнить эту комнату и обжигал мне горло.

Мы с леди Джейн побежали по лестнице вниз. Через несколько секунда я услышала сзади выстрелы и крики. Мне хотелось вернуться к Алессандро, но я не могла бросить несчастную, ни в чем не виноватую вдову.

Как оказалось, лестница вела в библиотеку, где уже все книжные полки были полностью охвачены пламенем.

Мы направились к выходу из библиотеки, но только мы успели добежать до двери, как в проходе показался крупный мужчина. На секунду все замерли, а потом он кинулся на нас.

Я услышала визг леди Джейн и гром выстрела, который словно оглушил меня. Я зажмурилась, а открыв глаза, увидела тело мужчины, лежавшее на полу, и свою руку, державшую револьвер, из дула которого поднималась струйка дыма. Я первый раз убила человека, но тогда даже не задумалась над этим. Схватив леди Джейн за руку, я поспешила убраться из библиотеки, – мы бросились в другое крыло дома, где находилась дверь, ведущая в подвал. Первый этаж поглотил огонь. Я старалась почти не дышать. Людей Энтони не было видно. Вдова еле бежала, она то и дело пыталась остановить меня, судорожно глотая ртом воздух. Тогда я подумала, что нет смысла покидать дом через подвал, а проще выбежать из главной двери. Но, оказавшись в холле, объятом огнем, поняла, что выход перекрыт. Кто-то сложил мебель перед дверью и поджег ее.

«Подойдет любое окно», – решила я и вбежала в гостиную. К одному из окон можно было пробраться, и, схватив с камина подсвечник, я разбила им стекло.

– Давайте, леди, еще чуть-чуть – сказала я, помогая женщине выбраться через окно.

Зеваки уже начали окружать дом. Я не сомневалась, что вскоре прибудут и пожарные, а также Марк и Джон, но я не могла ждать их.

Я также увидела слуг леди Джейн, которые спаслись и сразу же кинулись к нам, чтобы помочь своей хозяйке вылезти из оконного проема. Убедившись, что вдова выбралась из дома, я развернулась и побежала назад, в объятое пламенем здание. Я должна была найти Алессандро во что бы то ни стало!

Когда я осталась одна, без леди Джейн, спокойствие и самообладание вернулись ко мне. Едкий запах дыма уже не казался таким противным, а жар от огня уже не так обжигал мою кожу, и я смело помчалась к библиотеке. Оказавшись там, я перепрыгнула через труп убитого мной мужчины и подбежала к потайной лестнице, ведущей наверх, где, к счастью, столкнулась с Алессандро. Он еле стоял на ногах. Ему прострелили грудь, и кровь алой струйкой стекала на пол.

Я подхватила его за талию, и мы быстро, насколько позволяло состояние Алессандро, пошли к выходу из комнаты. Я хотела опять дойти до гостиной и выбраться через окно.

Стоило нам выйти из библиотеки, как сзади нас рухнул потолок. Мне казалось, что я нахожусь в аду, – огонь охватил все, я не могла ничего различить, но, как это ни странно, мне не стало плохо или страшно.

Дом рушился на наших глазах, но нам все же удалось добраться до гостиной. Однако, едва мы успели переступить порог, как нас свалили с ног двое мужчин. Один тут же схватил меня и потащил из комнаты в коридор, второй с ножом в руке пытался убить Алессандро. Последнее, что я видела, – это то, как они катались по полу. Нож мужчины находился в дюйме от шеи Алессандро, который из последних сил сопротивлялся смерти.

Меня же тащили из гостиной в другом направлении. Я догадалась, что на заднем дворе, скорее всего, меня уже ждут другие люди Энтони Шелдона. Револьвер я выронила еще в библиотеке, и сейчас у меня не оказалось под рукой никакого оружия. Тогда я изо всей силы укусила мужчину за руку, которой он держал меня. От неожиданности он отпустил меня, я вырвалась и побежала прочь от него, в сторону подвала. Мужчина кинулся за мной, но дым мешал ему куда больше, чем мне. Он закашлялся, и я смогла оторваться от него. Распахнув дверь в подвал, я быстро спустилась вниз. Вокруг было темно, и я не могла ничего разглядеть. Пока я пыталась добраться до окна, несколько раз упала и еще несколько раз сильно ударилась обо что-то. Наконец впереди блеснуло стекло. Это и было окно – мой единственный шанс на спасание. Сзади раздался шум, скорее всего, мой преследователь не хотел позволить мне убежать. Я подбежала к окну и, встав на ящик, попыталась открыть его, но задвижка никак не поддавалась. Тогда я локтем выбила стекло, сильно поранив при этом руку. Окошко было узкое, но я все же смогла пролезть в него. Я уже почти очутилась на свободе, однако, меня схватили за ногу и потянули вниз. Я бы не удержалась и соскользнула обратно в подвал, но чьи-то руки подхватили меня и вырвали из окна. Придя в себя через несколько секунд, я поняла, кто только что спас меня, – это был Джон.

– С вами все в порядке? – спросил он.

Я кивнула, и тогда он, взяв меня за руку, тут же повел подальше от дома. Мы оказались на главной улице. Толпа зевак с любопытством и благоговейным ужасом смотрела на объятый пламенем особняк. Пожарные только что приехали и еще не успели приступить к тушению.

Я хотела кинуться к дому, ведь там остался Алессандро, но Джон крепко держал меня и не давал вырваться.

– Там человек! Там живой человек! – кричала я, но меня как будто никто не хотел слышать.

– Нужно спасти его! – закричала я, но мой крик перекрыл страшный грохот – пылающий дом леди Джейн Робинс обвалился. Народ, стоявший ближе всех к дому, с криком отбежал от него. От красивого величественного особняка осталась груда полыхающих обломков.

Я все еще продолжала кричать и пыталась вырваться. Откуда-то, точно из другого мира, до меня донесся голос Джона: «Нам уже не спасти никого. Нужно уезжать».

Вскоре к нам подъехал экипаж, оттуда выбежал Марк, и они с Джоном силой затащили меня в него. В экипаже я все еще плакала и просила их вернуться, хотя сама понимала, что спасти Алессандро уже не удастся. Осознав это, я прижалась к Марку и зарыдала так, как еще никогда не рыдала в своей жизни.

* * *

Экипаж остановился возле небольшой гостиницы. Марк закутал меня в свой плащ, чтобы скрыть изорванное платье и окровавленную руку. Заплатив управляющему, он помог мне подняться наверх, и на какое-то время мы остались вдвоем.

– С тобой все в порядке? Покажи руку! – тут же попросил меня брат.

– Со мной все будет хорошо. Мне нужно побыть одной, – сказала я. – А ты, прошу, поезжай обратно и узнай, нашли ли Алессандро.

– Алессандро? Что он мог там делать?

– Он пришел, чтобы предупредить меня о том, что Энтони стало известно, где я нахожусь, но на нас напали. Дом подожгли. Он ранен, и я не знаю, что с ним. Возможно, он жив, и ему нужна помощь. Прошу, Марк!

– Хорошо. Я съезжу и попытаюсь помочь ему, если еще не поздно. Но ты должна понимать, шансов, что он жив, почти нет, – сказал Марк.

Я кивнула, и Марк уже собрался уходить.

– Джон внизу, его тетю мы отправили к друзьям. Я постараюсь вернуться как можно быстрее. Если тебе нужна помощь, то попроси Джона. Я вижу, что у тебя порезана рука.

– Это ерунда. Езжай, Марк, – попросила я.

Он ушел, и я осталась одна. Находясь все еще в шоке, я села на кровать и просидела неподвижно, наверное, около часа. После чего встала, сняла с себя плащ Марка, порванное и местами тронутое огнем платье и подошла к умывальнику. Моя рука, которую я поранила о стекло, как я и ожидала, оказалась в полном порядке. Не осталось даже царапинки. На всем теле у меня не было ни единой ссадины или синяка, правда, лицо испачкалось в копоти и волосы – в пепле. Я умылась и снова вернулась на кровать. Мне до последнего хотелось верить, что Алессандро удалось спастись. Я просто не могла поверить в то, что он может умереть.

Марк вернулся примерно через полтора часа. Он постучал в дверь и, войдя, положил мне на кровать новое платье.

– Все, что я смог достать для тебя, – сказал он, – оденься. Я закажу обед на троих, и мы обсудим, что делать дальше.

– Ты узнал? – дрожащим голосом спросила я. Брат подошел и взял мои руки в свои.

– Пожар почти что потушили. Под обломками уже удалось обнаружить несколько тел, но среди них нет Алессандро. Скорее всего, пожарные еще не нашли его. Надежды нет. Ты должна смириться с этим. Я до конца своей жизни стану благодарить этого человека за то, что он спас тебе жизнь.

– Но он не мог погибнуть. Пожарные смотрели там, где находилась гостиная? – спросила я.

– Да. Там не нашли ни одного тела. Возможно, ему удалось уйти куда-то, и там его завалило обломками. Ты же видела, как рухнул дом.

– Я не смею поверить, что он умер.

– Иногда нам приходится смириться со смертью, – сказал Марк и обнял меня.

Несколько минут мы простояли молча. У меня не было сил, чтобы плакать.

– Одевайся и спускайся вниз. Нам нужно поговорить, и у нас не так много времени, – сказал Марк.

Когда он ушел, я надела принесенное братом платье, убрала волосы и, почти ничего не соображая, спустилась вниз.

Марк и Джон уже ждали меня за столиком в углу. Я молча села рядом с братом, напротив Джона.

– Как вы, Элизабет? – спросил меня Джон.

– Нормально, – тихо ответила я.

– Как ваша рука? Я видел, что вы поранились.

– Пустяки, – сказала я.

– Я понимаю, что тебе сейчас нелегко, но прошу, расскажи нам все, что ты узнала от Алессандро, – попросил меня брат.

Я пересказала рассказ цыгана, стараясь не думать о его смерти.

– Ты больше не должна оставаться в Англии, – сказал Марк, – это слишком опасно.

– Я согласен. Думаю, вам нужно покинуть эту страну как можно быстрее. Позже вы сможете вернуться, но сейчас этот пожар наделает много шуму, как и леди Джейн, которая не станет молчать, – сказал Джон.

Нам принесли завтрак, состоявший из запеченной картошки и овощного рагу. Я без всякого удовольствия ковырялась вилкой в тарелке, так как не в состоянии была проглотить ни кусочка. Это показалось мне странным, ведь до этого, после каких-либо ранений, у меня появлялся волчий аппетит. Я толком не слушала, что говорили Джон и Марк, и только иногда кивала головой, делая вид, что мне не безразличны их беседа и собственное будущее.

– Вчера мы говорили с Джоном и пришли к выводу, что наилучшим для тебя будет уехать в Америку. Вряд ли люди Шелдона станут искать тебя там. А даже если и станут, то это слишком большая страна. В ней куда легче затеряться, чем тут, – сказал Марк.

Я кивнула в знак согласия.

– Я понимаю, что вам может показаться глупым мое предложение, – сказал Джон. – Я ни на чем не настаиваю, но думаю, что одинокой девушке, без родственников и друзей в моей стране будет тяжело. Не знаю, как сказать так, чтобы вы не обиделись, но я хочу жениться на вас. И не только для того, чтобы на вас никто косо не смотрел, но и потому, что вы мне очень нравитесь. Марк знает о моем отношении к вам и согласен отпустить вас со мной.

Я кивнула в ответ.

– Ты согласна? – удивленно спросил брат.

Я оторвала взгляд от тарелки и посмотрела сначала на брата, потом на Джона.

– Да, я согласна, – ответила я.

– Что ж… Признаться, я не ожидал, что вы сразу согласитесь. Вы сделали меня очень счастливым, Элизабет. Благодарю! – сказал Джон и, взяв мою руку, нежно поцеловал ее.

– Если так, то нужно спешить. Я узнал, что корабль в Америку из Саутгемптона отплывает сегодня вечером, – сказал Марк.

– Сегодня? Ты хочешь, чтобы я уехала сейчас? – удивленно спросила я.

– Это самое безопасное для тебя, – ответил Марк.

– Но как же документы? У меня ведь ничего нет, – сказала я.

– Об этом не беспокойтесь. Я раздобуду по пути необходимые бумаги. Нужно лишь заехать в госпиталь, – успокоил меня Джон.

– Но ведь еще ничего не ясно… Нужно точно узнать об Алессандро, – сказала я.

– Я беру это на себя. Я разузнаю все, что только можно, и напишу тебе. Я продолжу следить за деятельностью Энтони. Стану писать тебе каждую свободную минуту, – сказал Марк.

– Я бы хотела увидеться с родителями.

– Ты сделаешь это позже. Ты ведь всегда сможешь вернуться, но сейчас тебе лучше уехать из страны и исчезнуть на некоторое время.

Мне оказалось нечего возразить. Я только спросила:

– Нам действительно нужно незамедлительно покинуть эту страну?

– Да. Немедленно, – сказал Марк.

Мы встали из-за стола и направились к выходу. Попутно Марк расплатился с управляющим.

– Сначала мы заедем в госпиталь, а потом – сразу на вокзал Лондона и оттуда на поезде до Саутгемптона. Все мои вещи сгорели, ваши тоже. Так что багажа у нас не будет.

– Мне все равно, – сказала я.

Марк поймал экипаж, и мы направились в госпиталь, где Джон раздобыл для меня документы на имя некой Софии Мур, недавно умершей девушки-сироты. Она была примерно одного со мной возраста, и ее документы вполне подходили для меня. Из госпиталя мы отправились на вокзал. Марк отдал другу все деньги, что у него имелись, так как воспользоваться банком мы не успевали, а наличные сбережения Джона пропали в огне. В итоге Джону удалось купить для нас два билета на поезд, а оставшихся денег должно было хватить на билеты до Америки.

Перед тем как мы с Джоном зашли в поезд, брат крепко обнял меня. У нас обоих побежали слезы по щекам. Он говорил, что будет писать мне постоянно, что постарается часто наведываться к родителям и, возможно, даже приедет навестить меня. Я слушала его, не говоря ни слова, и только кивала головой. Зайдя в поезд и сев, я посмотрела в окно. Мои глаза застилали слезы, но тем не менее внезапно у меня екнуло сердце, когда мне показалось, что в толпе провожающих я увидела хорошенькую черноволосую девичью головку. Я решила, что это Ясмин, и уже хотела выбежать из вагона, но через секунду потеряла девушку из вида и решила, что мне она привидилась.

Добравшись до Саутгемптона мы с Джоном поспешили в порт, где мой спутник купил нам два билета до Америки. Очередь на корабль была огромной, и мы простояли в ней около часа. Оказавшись на борту, мы пошли на палубу и еще долго стояли там с Джоном, мысленно прощаясь с Англией. Я пребывала в состоянии, когда все происходящее похоже на сон. Горящий дом и смерть Алессандро не казались мне чем-то реальным, а свое ближайшее будущее я даже не могла представить.

Вот так в один день моя жизнь в Англии закончилась. Я была не готова к другой жизни, но выбора у меня не осталось.

 

Глава 14

Путь по океану до родины моего будущего мужа Джона занял около недели. Меня не мучили ни морская болезнь, ни теснота каюты, из которой я почти не выходила. Джон пытался все время находиться рядом и как-то развеять мою грусть историями о стране, в которую я отправлялась. Я была благодарна ему за поддержку. Мы каждый день гуляли по палубе, и, случалось, что свежий морской бриз уносил с собой все мои грустные мысли. Но ночью, оставаясь одна в своей каюте, я подолгу не могла заснуть. Перед глазами у меня стояло лицо Алессандро. Мои губы все еще чувствовали прикосновения его губ.

Конечно, я ничего не рассказала Джону о нас с Алессандро, хотя не думаю, что из-за этого он бы отказался жениться на мне. Он уже отослал телеграмму родителям, где сообщил, что едет домой с невестой.

– Вы не против остаться и дальше под именем Софии Мур? – спросил меня Джон, когда мы вечером вышли на палубу подышать свежим воздухом перед сном.

– Нет. Мне как-то все равно. В любом случае я же возьму вашу фамилию, – ответила я.

– Но, Элизабет, вас не смущает, что вас начнут называть Софией? Мне самому будет трудно привыкнуть к этому имени.

– Джон, наверное, я должна сказать вам одну вещь. Меня вовсе не зовут Элизабет, – сказала я. – Я думала, что брат назвал вам мое настоящее имя.

– Нет, Марк мне ничего не говорил. Может, вы скажете мне?

– Думаю, что не стоит. Теперь меня будут звать София Митчелл. Так кажется ваша фамилия?

– Да, – немного расстроившись, ответил Джон, – я хотел бы многое у вас узнать, но, боюсь, вы мне не ответите, по крайне мере сейчас. Так что лучше я не стану донимать вас расспросами. Но знайте, что вы всегда можете мне довериться.

– Знаю, – сказала я и положила ладонь на его руку. Он накрыл мою руку своей и посмотрел в глаза. Я видела, что он хотел поцеловать меня, и быстро повернула голову в другую сторону. Я была еще не готова к этому. Джон вздохнул, но рук своих не убрал.

– Когда мы приедем в Америку, – сказал он, – то сразу же отправимся в банк. Я сниму деньги со счета, и мы купим вам много красивых платьев и украшений.

– Благодарю вас, но, может, не стоит слишком тратиться? – спросила я.

– Стоит. Вы ведь моя будущая жена, а моя семья довольно богата. Мы пробудем несколько дней в Нью-Йорке, после чего отправимся на юг, в Вирджинию. Моя семья живет в Ричмонде. Вам понравится этот город, он очень не похож на Англию.

– Мы будем жить с вашими родителями? – спросила я.

– До свадьбы – да, а после я надеюсь переехать в другой дом. У меня есть один на примете. Он – на краю города, но очень красивый. Я с детства любовался им. Может, мне удастся договориться с владельцем и купить его.

– Как скоро вы планируете сыграть свадьбу? – спросила я.

– Это я хотел узнать у вас. Все зависит от вашего желания, – ответил Джон.

– В таком случае мне бы не хотелось ждать или медлить. Чем быстрее мы поженимся, тем лучше, – ответила я.

– Хорошо, – немного удивившись, сказал Джон, – я буду только рад.

Я хотела просто переехать в отдельный дом и скрыться ото всех на какое-то время.

– Только одна просьба, Джон, – сказала я.

– Все что угодно, – ответил он.

– Прошу, пусть свадьба будет тихой, – попросила я. Он ничего не ответил. Только поцеловал мою руку, но по его взгляду я поняла, что он полностью меня понимает.

До конца путешествия оставался один день. И, признаться, мне не хотелось, чтобы он заканчивался. Я мечтала остаться на этом корабле навечно и плыть всю оставшуюся жизнь куда-то, просто так, без определенной цели, но это были лишь фантазии.

Мы приплыли в Нью-Йорк ранней зимой. Здесь было гораздо холоднее, чем в Англии, что, однако, мне даже понравилось. Сам город, как только я сошла на пристань, казалось, навалился на меня. После Лондона, который я считала необъятным и шумным, Нью-Йорк еще больше испугал и поразил меня. Толпы народа, экипажи и автомобили, огромное количество магазинов и витрин. Здания представлялись мне громадными исполинами, которые вот-вот рухнут.

Джон с улыбкой смотрел на мое изумленное лицо.

– Я же говорил, что вам понравится, – сказал он. Джон нанял такси, и мы сразу отправились в банк.

Мне было немного не по себе, когда мы зашли в его здание. Внутри оно казалось таким большим и давящим, словно ты попадаешь в собор, где чувствуешь себя букашкой перед лицом Бога.

Из банка мы поехали в отель, где Джон снял нам два номера. Когда я вошла в свой, то изумилась роскоши и вкусу, с которым его обставили. Все выглядело изысканным и красивым, но в тоже время чересчур ярким. Позже мы с Джоном отправились по магазинам, где купили мне несколько платьев. У меня никогда в жизни не было таких красивых нарядов. Почти все платья выбирал для меня Джон, так как, все, что нравилось мне, представлялось ему немного не совместимым с жизнью в Америке.

В конце дня я ощущала себя такой уставшей, что отказалась от ужина и пошла спать. Из-за впечатлений я даже не успевала думать о своем прошлом, о том ужасе, который пережила, и о потере Алессандро. Но перед сном эти мысли вновь посещали меня. Я просыпалась по нескольку раз за ночь. Мне казалось, что в комнате кто-то стоит и смотрит на меня, но это были всего лишь кошмары. Я находилась далеко от Энтони, слишком далеко, чтобы он достал меня. Конечно, он мог узнать, куда и с кем я уехала, но я знала, что он не покинул бы Англию и не уехал бы за океан, только чтобы поквитаться со мной.

Утром я чувствовала себя немного разбитой, но красивое платье, которое я надела, так шло мне, что Джон не заметил моей апатии. Мы позавтракали в отеле, после чего он сказал, что хочет показать мне город, ведь завтра днем мы покинем его.

Я поднялась к себе в номер, надела теплую накидку и снова спустилась в холл, где меня ждал Джон. Легкий снег падал с самого утра, но это меня вовсе не беспокоило. Джон заказал такси к отелю, и, когда мы вышли из его стеклянных блестящих дверей, черный автомобиль уже ждал нас. Мы ехали по шумным улицам, и я, сама того не осознавая, влюблялась в город. Меня словно околдовал ритм этого мегаполиса, и я пообещала себе, что еще вернусь сюда, причем, не раз. Такси остановилось возле странного, на мой взгляд, для этого города места. Джон вышел из машины и, открыв дверь, подал мне руку. Я вышла и огляделась еще раз. Мы стояли перед парком. После городских улиц это место казалось другим миром, случайно затесавшимся в этом городе. Я взяла Джона под руку, и он повел меня по запорошенной снегом дорожке.

– Что это за место? – спросила я удивленно.

– Это Центральный парк Нью-Йорка. Я хотел вам его показать, прежде чем мы уедем, – сказал он.

– Но мы ведь всегда сможем сюда вернуться?

– Конечно, если только вы этого захотите, – с улыбкой ответил Джон.

Мы гуляли по заснеженным аллеям. Все деревья стояли в инее, казалось, что я попала в чудесную сказку. Навстречу нам шли люди, с улыбкой и умилением глядевшие на нас. Одна пожилая женщина даже сказала нам, что мы очень красивая пара. Я только усмехнулась про себя.

Мы поднялись на небольшой мостик, под которым протекала река. Отсюда открывался вид на город и на сам парк. Я попросила Джона задержаться на этом месте и с восторгом разглядывала открывшийся моему взору пейзаж.

«Алессандро, тебе бы здесь понравилось», – подумала я, и снова на меня навалились грустные мысли.

– Софи, – позвал Джон.

Я сначала не поняла, кого он имел в виду, и подумала, что он увидел какую-то знакомую. Но потом до меня дошло, что он решил называть меня по новому имени.

– Простите, если вам не нравится, но я подумал, что должен привыкнуть к этому имени, – сказал он.

– Нет, нет. Так даже лучше. Я ведь сама должна привыкнуть к нему.

– У меня есть для вас кое-что, – сказал Джон и засунул руку в карман. – Оно, конечно, не такое прекрасное, как вы, но я надеюсь, что вам понравится.

Джон достал из кармана маленькую черную коробочку и протянул ее мне.

Я, недоумевая, осторожно взяла ее и не менее осторожно открыла.

– О! – вырвалось у меня от изумления. В коробочке лежало красивое кольцо из светлого золота с крупным бриллиантом посередине.

– Какое красивое! – воскликнула я.

– Позвольте, – сказал Джон, после чего нежно снял перчатку с моей руки и надел мне на безымянный палец кольцо. – Теперь вы действительно моя невеста.

Я ничего не ответила, но подошла ближе к нему и поцеловала в щеку.

– Благодарю, – прошептала я возле его уха, и слезы чуть было не потекли у меня из глаз.

Но не от радости или умиления, а от того, что мне предстояло выйти замуж за человека, к которому я не испытывала ничего, кроме дружеских чувств.

Джон обнял меня крепко и осторожно поцеловал в губы. Это был скорее братский поцелуй, нежели поцелуй жениха, но, судя по счастливому выражению его лица, Джон остался доволен и этим.

* * *

На следующий день мы покинули Нью-Йорк и на поезде отправились в Ричмонд. Тряска поезда немного утомила меня, и к концу путешествия я чувствовала себя уставшей. Поезд прибыл на главный вокзал Ричмонда, где нас обещали встретить родители Джона. Я немного нервничала перед встречей с ними, ведь, собственно говоря, теперь я была никто. Без денег, без рода, без друзей.

Мы с Джоном сошли с поезда, и он начал всматриваться в толпу, стоявшую на перроне, ища глазами родителей.

– Я вижу их, – через несколько секунд сказал он и повел меня в сторону зала ожидания.

Мы с Джоном остановились перед пожилой парой. Очень красиво одетая женщина, немного надменно смотрела на меня. Отец Джона не обратил особого внимания на меня, зато очень внимательно посмотрел на сына.

– Наконец-то ты вернулся, – сказал он и обнял Джона, после чего и мать повисла у него на шее и поцеловала в обе щеки.

– Мама, папа, – начал Джон, – я хочу представить вам свою невесту Софи.

Миссис Митчелл поцеловала меня в щеку и сказала, что очень рада познакомиться со мной, отец Джона поцеловал мою руку и тоже поприветствовал.

– Ну, теперь мы можем наконец-то ехать домой! – сказала мать Джона, – где ваши вещи?

– Они у носильщика, – ответил Джон, указав на парня, стоявшего неподалеку и державшего наши чемоданы.

Мы пошли за родителями Джона и, пройдя через зал ожидания, вышли к проезжей части дороги, где стоял автомобиль бордового цвета.

– Вам раньше доводилось ездить на автомобилях? – спросила меня мать Джона.

– Да. У нас в Англии они тоже есть, – ответила я. После этого мы разместились в автомобиле, за рулем которого сидел личный шофер семейства Митчелл.

Всю дорогу мы молчали, но я старалась не думать ни о чем, а просто наслаждалась поездкой и, как и в Нью-Йорке, рассматривала город. Он был совсем другим – более медленным и не таким шумным, да и дома не наваливались друг на друга.

Автомобиль остановился возле огромного, на мой взгляд, особняка. Водитель открыл нам дверь. Отец Джона вышел первым и подал руку своей жене. Хоть эта пара и старалась казаться образцом семейного счастья, мне подумалось, что у них очень сложные отношения.

Мы с Джоном также вышли из автомобиля, и все вместе отправились в дом.

Чернокожая служанка сразу же повела меня наверх и показала мою комнату.

Вскоре Джон поднялся ко мне и предложил показать дом. Я согласилась, и он устроил мне небольшую экскурсию. Все выглядело потрясающе роскошным, но каким-то неживым. Даже мой родной дом казался уютнее этого, хотя был гораздо менее красиво обставлен. В этом доме царила мертвая тишина, а от стен словно веяло холодом.

Осмотрев дом, я отправилась к себе в комнату, где провела несколько часов, разбирая вещи и отдыхая после дороги. Хоть вечером я и хотела пойти спать, Джон уговорил меня спуститься к ужину.

В обеденной комнате уже накрыли стол, и родители Джона ждали нас. Я думала, что его родители накинутся на меня с вопросами, но за весь ужин они только спросили, нравилась ли мне еда. Разговоры велись о жизни Джона в Англии, а также о том, как обстоят дела у их семьи.

После ужина я отправилась спать. Служанка пришла помочь мне переодеться ко сну, после чего оставила меня одну в комнате. Я быстро уснула, но потом что-то разбудило меня. Сначала я подумала, что, может быть, мне показалось, но потом снова услышала крики, доносившиеся снизу. Мне стало не по себе, но я все же пересилила страх и, встав с постели, босиком и в ночной рубашке направилась вниз. Я старалась идти тихо, как только могла. Мне не хотелось, чтобы кто-то услышал или увидел меня. Проходя возле часов, я увидела, что время позднее – половина третьего ночи.

Спустившись на первый этаж, я поняла, что крики раздавались из кабинета отца Джона. Я тихо подошла к двери и прислушалась.

– Кто эта девушка, и зачем ты привез ее сюда? – кричал отец Джона.

– Мы нашли тебе здесь достойную невесту из богатой и влиятельной семьи, – вторила ему миссис Митчелл.

– Я люблю ее и женюсь на ней, и это не обсуждается, – послышался из-за двери спокойный голос Джона.

– Ты даже не хочешь нам ничего рассказать о ней! Вдруг, ты и сам толком ничего о ней не знаешь?! Может, она преступница или воровка, – сказала мать Джона.

– Ты ставишь под удар не только свою жизнь, но и честь нашей семьи. Что скажут о нас люди? Как мне дальше вести бизнес, когда все только и станут говорить о том, что мой сын женился черт знает на ком, – прокричал мистер Митчелл.

Не в силах больше слушать этот разговор, я так же тихо поднялась к себе в комнату и залезла под одеяло. Я могла понять родителей Джона, хоть их слова и были мне неприятны. Мне не стоило соглашаться на его предложение, и я жалела о том, что вообще приехала в Ричмонд. Обдумав все еще раз, я решила, что утром поговорю с Джоном. Может, он сумеет найти мне какую-нибудь работу в Нью-Йорке и одолжить немного денег. Тогда я бы просто уехала отсюда и начала бы жить самостоятельно.

Утром, как только мне удалось остаться наедине с Джоном, я попросила его отвезти меня на прогулку. Он удивился моей просьбе, но согласился. По его лицу и тому, как он этим утром разговаривал с родителями, нельзя было даже заподозрить, что ночью в семье произошел скандал.

Мне хотелось поговорить с Джоном с глазу на глаз, но мне мешал шофер, который должен был отвезти нас в ближайший парк на прогулку. Джон заметил мое нетерпение и попросил его остановить автомобиль, не доезжая до парка, сказав, что мы пройдемся пешком.

Выйдя из машины, мы пошли по довольно узкой улице, вдоль домов. Я уже могла разглядеть деревья парка, но до него оставалось идти еще минут десять.

Я не знала, с чего начать и какое-то время молчала, поэтому Джон спросил меня первым:

– Что-то случилось? Вы сегодня немного бледны. Вам не нравится ваша комната?

– Нет, комната хорошая. Спасибо! – ответила я. – Дело в том, что вчера ночью я услышала крики и решила спуститься вниз. Я знаю, что подслушивать нехорошо, но я не могла удержаться…

– Ах, вот оно что! Мне очень жаль, что вы стали невольной свидетельницей этой сцены. Поверьте, все не так плохо, как вам кажется. Мои родители всегда были такими. Они хотели решать за меня мою судьбу еще с детства.

– Джон, я считаю, что ваши родители абсолютно правы и вам не в чем их винить. Они хотят вам лучшего, а я – не лучший выбор.

– Элизабет, то есть Софи, – остановившись и взяв меня за руку, сказал Джон, – для меня вы – самый замечательный выбор на свете. Я влюбился в вас, как только увидел. Мне следовало сказать вам это раньше, но я боялся, что вы обидитесь.

– Но, Джон, я ведь никто в этой стране – без денег и без имени. Я буду только портить и осложнять вашу жизнь. Поэтому я хотела попросить вас об одной услуге, если вы не против, конечно.

– Для вас все что угодно, но не просите отправить вас обратно в Англию. Я этого не допущу! По крайней мере, не сейчас. Если вы не хотите выходить за меня замуж, то можете жить у нас как гостья.

– Да нет же! Я совсем о другом. Я не хочу обременять вашу жизнь и жизнь ваших родителей, поэтому прошу у вас немного денег на обратный билет в Нью-Йорк и на какое-то время, пока я не найду там работу, – сказала я.

Джон несколько минут шел молча, после чего сказал:

– Нет, я этого не одобряю. Одна вы в Нью-Йорк не поедете и работать там тоже не будете.

– Но я не хочу становиться преградой в вашей жизни.

– Скажите мне сейчас одно, – попросил Джон, когда мы уже заходили в парк, – вы хотите стать моей женой или нет? Я растерялась на мгновение. Солгать ему и сказать нет, значило бы ранить этого человека в самое сердце. Я не любила его и не могла заставить себя сделать это. Когда я думала о чувствах к Джону, у меня перед глазами возникало лицо Алессандро. Лицо человека, которого я успела полюбить и которого я потеряла.

– Да, Джон, я бы хотела, чтобы вы были моим мужем, – сказала я таким голосом, чтобы он поверил в мою искренность. В этих словах присутствовала доля правды: с Джоном я себя чувствовала уверенно и легко. Я знала, что смогла бы прожить с ним годы.

– В таком случае я все устрою. Не бойтесь, конфликтов с родителями у меня не возникнет, но какое-то время нам придется обойтись без роскошного дома. Вы не против?

– Нет, – ответила я, так и не поняв, что он имеет в виду. Больше этой темы за всю прогулку мы не касались, а, проводив меня до дому, Джон сказал, что ему необходимо отлучиться по делам – навестить старого знакомого, и ушел. Я уже представляла, как на меня набросятся его отец с матерью и начнут уговаривать уехать из их дома, но этого не случилось. Меня просто игнорировали, словно я являлась привидением. Возможно, так было даже лучше.

На следующий день выяснилось, что решил сделать Джон. После прогулки он пошел к своему приятелю, которого знал уже много лет. Это был довольно пожилой мужчина, работавший в больнице Ричмонда. Джон наведался к нему, чтобы узнать, не нуждается ли госпиталь в людях. Ему, вернее, уже нам, повезло, – в больнице действительно требовался врач. Джон тут же согласился. Жалованье поначалу предлагали небольшое, так как это больница предназначалась для простых жителей Ричмонда, вся знать предпочитала частные визиты. Однако Джону также выделили небольшой двухэтажный домик с двумя спальнями, кухней и гостиной, находящийся недалеко от больницы. Туда-то мы с ним и переехали в тот же день. Родители Джона были настолько поражены случившимся, что даже не успели прочитать сыну нотацию. На меня они вообще не смотрели, когда я выходила из дверей их роскошного особняка.

Джон нанял машину, которая повезла нас к новому дому.

– Конечно, дом совсем никакой, но жить там можно. Я очень надеюсь, что вы не пожалеете об этом.

– Нет… Но не станут ли говорить у вас за спиной, что вы живете с девушкой в одном доме, даже не женившись на ней, – сказала я.

– Ох, да! Как я мог не подумать об этом?! – медленно сказал Джон. – Сделаем так: как только мы приедем, я схожу в ближайшую церковь и спрошу, можем ли мы обвенчаться сейчас.

– Сейчас? – удивившись и испугавшись одновременно, спросила я.

– Ну, я имел в виду, что мы просто станем считаться мужем и женой… Не беспокойтесь насчет остального. Я никогда бы не подумал…

– Все в порядке, – перебила я его, – я только за то, чтобы обвенчаться сегодня.

Как только экипаж приехал к дому, Джон отдал мне все ключи и ушел. Я, не вполне понимая, что происходит, обошла все комнаты. Не знаю почему, но дом мне понравился. Может быть, потому что своей простотой и отсутствием роскоши напоминал мне родной дом.

Вскоре Джон вернулся и сказал, что через час мы можем идти в церковь. Я пожала плечами и решила переодеться в более подобающее такому случаю платье. Когда я вышла из своей комнаты, то увидела, что и Джон оделся торжественно.

– Позвольте, – он галантно подал мне руку.

Я невольно улыбнулась и, взяв его под руку, пошла вместе с ним.

Церковь находилась буквально через улицу. К моему удивлению, возле ее дверей нас ждали двое мужчин, весело помахавших рукой Джону.

– Это Кларк и Ллойд. Они будут свидетелями. Кларк – тот, что постарше. Он и устроил меня в больницу, а Ллойд – его друг. Я мало знаком с ним, но это все, кого я смог найти, – сказал мне Джон, пока мы переходили улицу и подходили к церкви.

Мужчины поздоровались со мной, и я с ними, после чего мы вошли в церковь.

Внутри она оказалась совсем крохотной. Мы прошли к алтарю, где нас уже ждал священник.

Он немного удивленно посмотрел на меня и мое платье, совсем не соответствующее образу невесты. Я надела голубое платье с черным кружевом. Оно было очень красивым, и я решила, что пусть хоть оно напоминает мне о том, что свадьба, по идее, прекраснейшее и счастливейшее событие в жизни девушки.

Наверное, Джон хорошо заплатил священнику, потому что тот без всяких вопросов начал читать и говорить то, что обычно говорится на свадьбах. Я слушала и не слушала его одновременно. То, что происходило в тот момент со мной, не поддавалось никакому описанию. Мне хотелось выбежать из этой церкви и убежать куда-то. Я вовсе не желала, чтобы моя жизнь менялась так сильно и так стремительно.

Но я тем не менее смирно стояла, разглядывая церковный пол. Я подняла глаза только тогда, когда услышала: «Объявляю вас мужем и женой. Можете поцеловать невесту». Я посмотрела на Джона, он улыбнулся мне и легко поцеловал в губы, почти не касаясь их. Я с облегчением вздохнула и, взяв его под руку, поспешила выйти из церкви. Свидетели, скорее всего, были в курсе положения Джона и, улыбнувшись нам на прощание, удалились. Мы же пошли в «наш» дом.

– Я не очень-то умею готовить.

– Это ничего. Утром я найду служанку и пришлю ее к вам. Она поможет. Я бы не хотел нагружать вас работой, – сказал Джон, помогая мне снять теплую накидку.

– Но чем мне заниматься, пока вы работаете? – спросила я Джона.

– Не знаю. Я про это как-то не подумал, – растерявшись, ответил он.

Видя, что он сразу же расстроился, я поспешила утешить его, сказав, что найду чем заняться.

– Вы были очень красивой невестой. Мне жаль, что я не смог устроить такой свадьбы, какой вы заслуживаете, и я прошу прощения за этот дом. Надеюсь, что вскоре мы сможем переехать в куда лучшее место, – сказал он.

Я улыбнулась, но ничего не ответила, а просто продолжала стоять и смотреть на него. Я боялась, что он тут же потребует, чтобы я действительно стала его женой, но Джон только поцеловал меня в щеку и, сказав, что хочет лечь пораньше, ушел спать в свою комнату.

Постояв еще немного в коридоре, я отправилась к себе в комнату и, сняв красивое платье, какое-то время пролежала без сна, после чего встала, зажгла свечу и, взяв книгу, оставленную кем-то на шкафу, принялась ее читать. Книга представляла собой учебник по физиологии, но тогда мне было все равно, что читать.

* * *

Прошла неделя моей замужней жизни с Джоном, а я так и не могла свыкнуться с этим. Джона я почти не видела, он работал, как лошадь, чтобы скорее заработать больше денег для нас. Конечно, с одной стороны, мне становилось без него немного одиноко, но, с другой, такое положение вещей даже устраивало. Служанка, которую нанял Джон, чернокожая молодая женщина, исправно выполняла свою работу по дому и готовила. Но, так как мне было скучно часами просиживать, ничего не делая, я стала помогать ей, и мало-помалу мы сдружились. Ее звали Туди, и поначалу она не могла понять наших отношений с Джоном. Несколько раз она говорила, что представляла молодоженов немного иначе, чем нас. Мне очень хотелось поделиться с кем-то своей историей, но я все же молчала и на подобные замечания отвечала что-то несвязное. Но с Туди мне было легко и интересно общаться на другие темы. Она рассказывала про свою семью, про то, как жили в рабстве ее мать и отец, про войну, о которой она слышала от них. Истории Туди умела рассказывать, и слушать ее мне нравилось, но я все равно хотела вырваться из дома, ставшего в каком-то смысле моей тюрьмой.

Однажды я попросила Туди показать мне город. Служанка с удивлением посмотрела на меня, – она думала, что Джон уже показал мне его, но, услышав обратное, с радостью согласилась выполнить мою просьбу.

Так я начала постепенно узнавать Ричмонд. Я старалась выходить с Туди в город каждый день и даже ходить с ней за покупками. Очень скоро я немного освоилась и перестала чувствовать себя чужой в этом городе.

Каждый вечер, как только Джон приходил с работы, я его сразу спрашивала: «Пришло ли письмо от Марка?» Но писем не было. Тогда я попросила Джона написать Марку на адрес колледжа, где он учился. Джон сказал, что сделает это и отправит письмо завтра.

В нетерпении и страхе я прожила еще около двух недель, пока не получила первую весточку от брата. Джону доставили письмо в госпиталь, и он тут же отпросился с работы, чтобы принести его мне. Вместе мы открыли конверт, и я чуть ли не выхватила письмо из рук Джона.

Так как письмо во избежание подозрений Марк адресовал Джону, то про меня там ничего сказано не было. Марк писал, что у него все хорошо, занятия проходят как обычно, дома все спокойно, а тетя Джона чувствует себя гораздо лучше. Она переехала в загородное поместье и после пожара еще ни разу не объявлялась в Лондоне.

Пробежав письмо глазами второй раз, я сильно расстроилась, ведь там не писалось о том, чего я так ждала, – ни слова про Алессандро, ни слова про Энтони, ни слова про то, когда я смогу вернуться домой.

Джон сочувственно посмотрел на меня:

– Может, он еще напишет вам.

– Не знаю, я надеюсь на это. Мне очень тяжело жить в неведении, – ответила я.

– Понимаю, – сказал Джон.

Несмотря на то, что Джон много работал, при мне он не показывал своей усталости. Я иногда спрашивала его, как дела на работе, но он только улыбался и говорил, что все отлично и очень скоро мы сможем жить куда лучше. Но мне не нужна была лучшая жизнь, мне хотелось нормальной жизни. Этого Джон понять не мог. Однако он оказался прав насчет второго письма. Буквально через несколько дней почтальон принес мне письмо. Я очень удивилась, ведь написано оно было от имени какой-то женщины, о которой я никогда не слышала. Но, открыв конверт, я чуть не завизжала от радости, – его прислал Марк.

Я села в кресло и внимательно прочитала письмо несколько раз:

«Дорогая сестренка,

Извини, что не писал тебе так долго. Не хватало времени, и к тому же я решил, что не стоит торопиться с этим. После пожара мне несколько раз казалось, что за мной следят. Не знаю, правда ли это или я стал слишком подозрительным, но в любом случае стоит соблюдать осторожность.

Пожар наделал много шума. Около недели весь Лондон только и говорил о нем. Бедная леди Джейн Робинс была так подавлена и испугана случившимся, что буквально через пару дней уехала из Лондона. Я навещал ее пару раз. Попросил, чтобы она не распространялась о том, что видела на пожаре. О тебе я сказал лишь то, что после пожара ты уехала. Я не стал говорить ей о том, что ты переехала с Джоном в Америку. В любом случае она, возможно, уже знает об этом от своей сестры. Даже уверен в этом.

На удивление она оказалась не такой болтливой и вроде бы не слишком много рассказывала подругам и знакомым о пожаре. По крайней мере, я ничего не слышал ни о тебе, ни о том цыгане.

Полиция начала расследование. Из-под обломков достали несколько мужских тел. Следствие так и не установило, кто они, но пришло к выводу, что, скорее всего, это грабители. Зачем им понадобилось поджигать дом, никто так и не соизволил объяснить. Что ж, ничего не поделаешь. Я не исключаю и того, что сам Шелдон оказал влияние на полицию, что и привело к такому скоротечному выводу и закрытию дела.

Я сам лично осмотрел тела мужичин, сгоревших в доме. Увы, сестра, но в одном из них я узнал Алессандро. Как это ни печально, но он погиб. Тебе нужно смириться с этим. Ему уже нельзя было помочь, но, как и говорил, я на всю жизнь останусь благодарен этому человеку за то, что он спас тебя тогда…»

Мои глаза наполнились слезами, когда я прочитала эти строчки. Это значило, что мой Алессандро мертв и мне не на что надеяться. Я больше никогда не увижу его, не услышу его голос, не почувствую его прикосновения…

Вытерев набежавшие на глаза слезы, я постаралась успокоиться и продолжила читать письмо:

«…Я решил не бросать личного расследования и попытаться узнать что-нибудь еще об Энтони. Мой друг Оскар предложил мне снова посетить собрание их общества. Думаю, я схожу туда и опять поговорю с магистром. В конце концов, Шелдон – не бог, на него должна найтись управа. Собрание общества состоится через несколько дней. Как только я узнаю что-либо, то сразу напишу тебе.

С родителями все хорошо. Я несколько раз посылал им телеграммы и два раза получал письма от матери. Не волнуйся за них и за меня. С нами все будет в порядке!

Я очень надеюсь, что тебе неплохо живется в Америке и что Джон – хороший муж. Хочется верить, что в скором времени мне удастся навестить вас.

Когда станешь писать мне ответ, то пиши на адрес и имя женщины, указанной на конверте. Это одна моя знакомая. Она согласилась помочь мне, но не беспокойся, – про тебя она ничего не знает. Будет здорово, если ты тоже сможешь отправить письмо от другого лица и с чужого адреса. Поговори об этом с Джоном, думаю, он поможет.

Не унывай!

Любящий тебя брат Марк».

В тот вечер я показала Джону письмо и спросила, как я могу ответить брату. Джон успокоил меня и попросил, чтобы я написала письмо, а за остальное не волновалась. Он сам все устроит. Услышав это, я тут же ушла к себе в комнату и полночи писала письмо Марку. Иногда я не могла сосредоточиться, слезы застилали глаза, – подтверждение смерти Алессандро разрывало мое сердце.

Ответ я все же написала и утром, заплаканная, передала его Джону. Увидев мое распухшее от слез лицо и красные глаза, Джон ничего не сказал, только поцеловал меня в лоб. Мне было достаточно и такой поддержки.

Дни проходили медленно. Иногда мне казалось, что все происходящее нереально. Я перестала гулять по городу и что-либо делать. Часами могла сидеть в комнате, уставившись в стенку. Туди заметила мое состояние и пыталась помочь, но я только отмахивалась от нее. Джон несколько раз хотел поговорить со мной насчет моего странного поведения, но я объяснила ему, что просто жду ответа от Марка. Пришло письмо, однако, ничего не изменилось. Марк писал, что магистр ничего не сообщил. Никакой слежки за собой брат не замечает, инцидент с пожаром все почти забыли, и жизнь продолжается. Письмо было настолько кратким и сухим, что я расстроилась еще больше.

Возможно, жизнь в Лондоне и продолжалась, но для меня она будто бы закончилась. В очередной раз я лежала без сна, пытаясь сосредоточиться и подумать хоть о чем-то, но ничего не получалось. Слезы сами собой потекли по щекам и, чтобы не разбудить всхлипами Джона, спящего в спальне напротив, я уткнулась лицом в подушку. Мои рыдания прервал тихий стук в дверь.

– Можно войти? – раздался из-за двери голос Джона. Я не хотела его видеть в тот момент, но все же ответила, что можно.

Джон зашел в комнату и, подойдя к кровати, осторожно присел на нее.

– Вы плачете каждую ночь. Может, скажете, в чем дело? Я очень волнуюсь за вас и не знаю, как помочь, – мягко сказал Джон.

– Вы ни в чем не виноваты. Дело во мне, и только во мне, – немного охрипшим от слез голосом ответила я.

– Но так не может больше продолжаться. Вы погубите себя.

– Мне все равно.

– Я не хочу потерять вас, – сказал Джон и взял меня за руку, – вы очень дороги мне. И все, что я делаю, я делаю ради вас.

Я вздохнула и посмотрела на него. В комнате было темно, но сквозь окно пробивалось немного лунного света, поэтому я могла разглядеть Джона. Он выглядел очень испуганным. Его темные волосы спадали на лоб, и сейчас он казался мне гораздо старше, чем когда мы первый раз увиделись.

– Я знаю, что вы стараетесь, – сказала я, – простите, что веду себя так.

– Скажите только, что вы хотите, и я сделаю это, – сказал он и дотронулся кончиками пальцев до моего лица.

Его прикосновение словно пробудило меня ото сна. Пальцы были такими теплыми, такими живыми, что мне не захотелось, чтобы он убирал их. Своей рукой я приложила его ладонь к своему лицу и на какое-то время закрыла глаза. Мне стало спокойно и хорошо.

Джон и я застыли на несколько секунд, а потом я медленно села в кровати и обняла Джона, стараясь спрятать свое лицо у него на груди. Наверное, он не ожидал такого, потому что на мгновение окаменел, но потом обнял меня. Я слышала стук его сердца, и этот звук успокаивал меня. Тогда казалось, что в мире, кроме нас двоих, никого больше нет. Я оторвалась от груди Джона и посмотрела на него. Он, не сказав ни слова, взял мое лицо в свои руки и начал осторожно целовать его. Сначала он поцеловал меня в лоб, потом в мокрые от слез глаза, потом в кончик носа и, наконец, прикоснулся губами к моим губам. Я ответила на поцелуй, и он еще крепче обнял меня. Я и сама не заметила, как мои руки обняли его и потянули на себя.

Утром мы проснулись в одной постели. Я проснулась раньше Джона и, повернувшись к нему, посмотрела на него, спящего. Он был таким спокойным, умиротворенным, что я невольно улыбнулась.

В то утро я пообещала себе, что выкину из головы прошлое, начну нормальную жизнь и постараюсь сделать Джона счастливым.

Я легонько поцеловала его в щеку, и он проснулся.

– Значит, это был не сон, – тихо произнес он.

Я отрицательно покачала головой, улыбаясь при этом.

– Какая же ты красивая, – сказал Джон и притянул меня к себе для поцелуя.

Позже утром даже Туди заметила, что я стала какой-то другой. Она ни о чем не спросила, но по выражению ее глаз я поняла, что она догадалась обо всем.

С того дня я делала все, чтобы исполнить свое обещание. Я снова начала гулять по городу, читать книги и газеты, а по вечерам ждала Джона домой. Несколько раз мы ходили на ужин к его друзьям, и я даже обзавелась знакомыми. Все смотрели на нас с Джоном, как на влюбленную пару. Что ж, может, с его стороны и была любовь, но я, как ни старалась, так и не смогла полюбить своего мужа. Я привязалась к нему и дорожила им, но не питала тех чувств, которые испытывала к Алессандро.

Джон оказался действительно талантливым врачом. Он считался одним из лучших в госпитале, где работал, и все чаще стал получать приглашения на частные визиты в дома богатых горожан. Поначалу Джон соглашался посещать больных на дому, но позже он начал отказывать и просил, чтобы люди обращались в госпиталь. Конечно, если человек был серьезно болен и не мог приехать на прием, Джон наносил ему визит, но в остальных случаях он хотел видеть пациентов в госпитале. Некоторые его больные брезговали и не приезжали, но с каждым днем тех, кто соглашался на прием в больнице, становилось все больше. Увеличивалось и состояние Джона. И уже в конце весны мы смогли снять другой дом – просторный и красивый – в богатом районе Ричмонда, тот, о котором муж мечтал еще с детства.

* * *

В новый дом мы въехали в мае, и на его обустройство у меня ушло около месяца. Штат слуг увеличился: теперь, кроме Туди, у нас работали еще одна девушка и довольно молодой дворецкий. Я, конечно, обрадовалась переезду – в просторном доме было куда лучше, но моя жизнь все равно мало изменилась. Те знакомые, которых я приобрела, мало интересовали меня. К ним в гости я ходила только вместе с Джоном, что случалось довольно редко, так как он почти все дни пропадал в больнице или на выездах. И хоть мне и было одиноко без него, не жаловалась – я знала, сколько стоят наш дом и наша жизнь, и понимала, что по счетам нужно платить. Примерно раз в месяц я получала письмо от Марка. Меня удивляло, что с каждым разом письма становились все сдержаннее, словно брат скрывал что-то от меня. В одном из своих писем я намекнула ему на это, но он проигнорировал мое замечание. Никогда брат не писал о том, когда я смогу приехать в Англию или когда он сможет навестить меня. Все это казалось мне странным. Я знала, что Марк иногда пишет Джону, и пыталась узнать, о чем именно пишет ему мой брат. Джон обычно отвечал, что в основном они обсуждают медицинские вопросы. Но почему-то писем он мне никогда не показывал.

Иногда, сидя одна в комнате, я вспоминала о тех событиях, из-за которых оказалась здесь, и эти воспоминания казались мне просто дурным сном. Мое короткое пребывание в таборе, моя попытка побега, Энтони, ужасный ритуал, бегство – всего этого словно и не было. В моей новой спокойной жизни такие события просто не могли иметь место. Может, я бы и согласилась с мыслью о том, что все произошедшее было не больше, чем моей фантазией, если бы не одно «но». Моя особенность – быстрое заживление ран – никуда не исчезла. Как-то ночью, лежа рядом со спящим Джоном, я вспомнила, как погибла моя сестра и какое ранение я получила при этом. Я никак не могла поверить в реальность случившегося и решила удостовериться в том, что это не мои выдумки. Я тихо встала с кровати и спустилась вниз. Пройдя через холл на кухню, подошла к разделочному столу и взяла в руки большой острый нож. Было темно, но я не решилась зажечь свет. Подошла к окну, сквозь которое пробивалось немного света с улицы и, оголив руку, провела лезвием ножа под сгибом локтя. Руку словно обожгло огнем, и на пол закапала темная, горячая кровь. Я сделала достаточно глубокий порез. Боль оказалась сильной, но я не решилась закрыть рану и просто наблюдала за тем, что произойдет с моей рукой. Какое-то время она сильно болела, а кровь стекала на пол, но вдруг в месте пореза возникло легкое покалывание, которое я ощущала, перед тем как раны затягивались. Это чувство, такое необычное, невозможно было забыть. Кровь из раны постепенно перестала течь, и на моих глазах она начала затягиваться. По мере того как порез заживал, покалывание становилось еще сильнее, и прекратилось только после того, как от раны не осталось и следа. Я вымыла нож и руку, замыла следы крови на полу и поднялась к себе в комнату.

Я пролежала без сна всю ночь, думая о том, что со мной не так и почему я отличаюсь от других людей, а также о словах цыганки, сказанных моей матери, когда она была беременна: «Ты носишь под сердцем ребенка, который никогда не был и не будет твоим. Ты родишь существо, которого еще свет не видел. Я почувствовала это еще издалека, когда мы только приближались к городу. Избавься от ребенка». Возможно, следовало рассказать обо всем Джону. В конце концов, он – врач и, может, что-то слышал о подобных вещах, но сделать это я так и не осмелилась.

Эта загадка не давала мне покоя, и я решила, что вначале попробую сама разобраться во всем. Я попросила Джона раздобыть для меня пропуск в лучшую библиотеку Ричмонда. Он удивился моей просьбе, но я сказала, что просто хочу расширить свой кругозор. Муж понимал, что мне было довольно скучно просиживать все дни дома, поэтому через несколько дней принес карточку на имя миссис Софи Митчелл, – теперь я могла попасть в библиотеку.

На следующий день я отправилась в библиотеку, где меня встретили весьма странно. Джон предупредил меня об этом – женщины считались редкостью в подобных местах. Клерк, взявший пропуск, долго рассматривал меня, после чего все же пропустил. Я прошла в первый зал и остолбенела: меня окружали тысячи томов. Я побывала еще в нескольких залах, все так же удивленно оглядываясь – такого количества книг я нигде прежде не видела. Я чувствовала, что на меня не менее удивленно смотрят посетители библиотеки, но через какое-то время перестала замечать их присутствие и углубилась в поиск нужных книг. Я долго думала, с чего начать, вернее, с какого отдела, но потом решила, что осмотрю все, что тут есть. Я переходила из зала в зал, брала то одну, то другую книгу и, садясь с ней в удобное кожаное кресло, погружалась в чтение, забывая обо всем на свете. К концу моего первого дня в библиотеке я и вовсе забыла, зачем туда пришла. Я сидела и читала книгу о путешествии Марко Поло, когда вдруг чья-то рука легла мне на плечо. Я вздрогнула и обернулась – на меня смотрел отец Джона. Отложив книгу, я тут же встала и поздоровалась.

– Никак не ожидал вас тут увидеть, – сказал мистер Митчелл.

– Я, наверное, зачиталась, – сказала я, оглядываясь по сторонам: в зале уже никого не было, а за окнами стемнело.

– Любите книги?

– Да, мне не хватало их, поэтому я решила зайти сюда.

– Вы пришли одна?

– Да, Джон в больнице.

Отец мужа покачал головой и недовольно посмотрел на меня.

– Джону следовало бы лучше заботиться о вас и вашей репутации. Мы живем недалеко от вас, и нам постоянно задают вопросы о вас. Возможно, вам с Джоном следовало бы чаще являться на приемы и заходить к нам.

Я не совсем поняла, что он имеет в виду, поэтому ничего не ответила.

– Позвольте я подвезу вас домой, – предложил он.

Я согласилась и последовала за ним к выходу из библиотеки.

Блестящая машина семейства Митчелл уже ждала нас у входа.

Мы сели в автомобиль, и отец Джона назвал наш точный адрес. Я и не думала, что родители моего мужа так приста льно следят за нашей с ним жизнью.

– Вам нравится в Америке? – спросил меня мистер Митчелл.

– Мне нравится, – просто ответила я.

Какое-то время мы ехали молча. Наконец мой свекор сказал:

– Я давно хотел поговорить с вами наедине, без посторонних. Не думайте, что мы с женой относимся к вам враждебно. Джон, судя по всему, счастлив с вами, и мы рады за него. Но подумайте сами: наш сын женится на девушке, о которой никто ничего не знает, весь город полон слухов, а мы даже ничего ответить не можем.

– Для меня это новость, – сказала я, имея в виду то, что весь город, оказывается, сплетничал о нас.

– Мало того, я пробовал сам разузнать о вас что-либо, но это ни к чему не привело.

Я испугалась, – если он начнет узнавать обо мне, то, возможно, однажды действительно найдет какую-либо информацию.

– Наша семья считалась одной из самых уважаемых в Ричмонде, а теперь она стала самой обсуждаемой. Я прошу вас положить этому конец, – сказал, вернее, судя по тону, приказал мистер Митчелл.

Автомобиль уже стоял перед нашим с Джоном домом.

– Что вы хотите от меня? – спросила я напрямик.

– Мы хотим устроить прием в вашу с Джоном честь. Будут приглашены лучшие люди Америки, возможно, гости из-за границы. Мы бы смогли вас представить всем, и слухи понемногу бы затихли. Вы ведь живете как отшельники. Почти ни с кем не общаетесь. Это неправильно.

Мысль о приеме, куда придет столько неизвестных мне людей, напугала меня. Я не знала, кто они, и не представляла, что может случиться, если я появлюсь там. Если у Энтони и тут есть свои агенты (а я знала, что он жил в Америке), то они могли слышать обо мне. Может, вероятность этого и была мала, но меня она испугала.

– Я поговорю с Джоном об этом, – сказала я и выскочила из машины, даже не попрощавшись.

Быстрым шагом я подошла к дому и вошла в холл. Джон уже ждал меня.

– Я видел, ты приехала с моим отцом. Что он хотел? – спросил меня Джон, помогая снять верхнюю одежду.

– Он хочет, чтобы мы присутствовали на каком-то грандиозном приеме, – ответила я.

– Зачем?

– Чтобы твои родители могли представить меня всем, и слухи о нас поутихли бы. Оказывается, твоя семья самая обсуждаемая в городе, и все из-за меня.

Джон усмехнулся:

– Я знаю.

– Ты знал? Но почему ничего не говорил? – удивившись, спросила я.

– Потому что мне все равно, что про нас говорят. Они просто завидуют, что у меня такая красивая жена, – сказал Джон, обняв меня и поцеловав в кончик носа.

– Значит, на прием мы не пойдем? – спросила я.

– Нет. К тому же скоро всем станет не до нас и не до приема, – вздохнув, ответил Джон.

– О чем ты?

– Ты читаешь газеты?

– Да, иногда, – ответила я, краснея. Последний раз я держала газету в руках довольно давно.

– Тогда начни читать их чаще, – сказал Джон и, обняв меня за талию, повел в столовую, где нас уже ждал ужин.

* * *

Вскоре о нас с Джоном действительно все забыли: убийство эрцгерцога в Сараево 28 июня 1914 года положило начало тяжелому времени. Никто не ожидал, что начавшийся конфликт перерастет в страшную бойню, куда окажется втянут практически весь мир. Уже через два месяца после этой даты моя страна – Великобритания – объявила войну Германии.

Обо всем я узнавала из газет – я просила слуг покупать их как можно чаще. Каждое утро я просыпалась в страхе за свою семью и с ужасом ложилась спать, думая о том, что, возможно, для кого-то из дорогих мне людей этот день может стать последним. Если бы до этого меня не поглотили мои проблемы, то, может, я была бы больше осведомлена о том, что война неизбежна. Тогда же эта новость сразила меня. О войне я знала только из книг и учебников и понятия не имела, что это такое на самом деле. Я пыталась говорить с Джоном на эту тему, но он, видя мой перепуганный вид, пытался утешить меня и говорил, что у Англии нет повода для беспокойства и война скоро закончится, не успев начаться.

Первые месяцы Марк продолжал писать мне. Он, как и Джон, говорил, что я попусту терзаю себя. Но мне казалось, что в его письмах чувствовался страх.

Последнее письмо от Марка (совсем короткое и, судя по всему, написанное второпях) я получила в октябре. Брат написал, что Артур вернулся в Лондон, и они оба вскоре присоединятся к английской армии. Марк еще точно не знал, куда их отправят, но был готов ко всему. Брат шел на войну не воевать, а лечить, он был уверен в своих силах. Также упомянул, что отец рвался на фронт, но его не взяли, поэтому мне тем более не следует беспокоиться о родителях. Помню, я ходила сама не своя от мысли, что оба моих брата отправлялись на войну, а жизнь родителей может быть под угрозой, в то время как я сижу далеко за океаном и попиваю чай в своем красивом доме.

Я надеялась, что еще получу от брата письмо, но, не дождавшись ответа, в один из вечеров решила поговорить с Джоном.

После ужина, как только он отложил вилку с ножом, сказала:

– Я хочу уехать.

– Куда? – удивившись, спросил Джон.

– Домой. Я давно не видела родителей и очень беспокоюсь за них.

– Ты в своем уме? – в ужасе посмотрел на меня Джон. – Сейчас же война!

– Поэтому я и решила, что это наилучшее время для поездки. Не думаю, что кто-то ищет меня. Сейчас всем явно не до меня.

– Софи! Ты что, не понимаешь? Там сейчас война! Там опасно находиться. Я понимаю, что ты беспокоишься за родных, но ты не сможешь им ничем помочь, – ответил Джон.

– Но я не могу сидеть тут, ничего не делая, в то время как там идет война, – сказала я.

– Миллионы людей во всем мире в таком же положении, как и ты. Поверь, ты не сможешь ничего изменить. Твои родители были бы рады, если бы знали, что с тобой все в порядке и ты в безопасности.

– Тогда давай я напишу родителям, и мы попробуем переправить их сюда, к нам, – предложила я.

– Не уверен, что получится, но попытаться можно.

– Я хочу сама написать. Возможно, они вначале не поверят, но, увидев мой почерк, поймут, что письмо от меня.

На этом мы закончили разговор. Я написала письмо и отдала его Джону в надежде, что скоро получу ответ.

Каждое утро я ждала почтальона и с каждым днем расстраивалась все больше, – ответ не приходил. Туди с грустью смотрела на меня, но помочь ничем не могла. Меня начал раздражать даже Джон. Он боялся отпускать меня домой, в Англию, думая, что меня могут ранить или убить. Возможно, мне следовало продемонстрировать ему свои способности, и тогда он бы отпустил меня. Хотя сомневаюсь, ведь Джон ни за что не хотел терять меня. И что больше всего меня раздражало, так это то, что в дни, когда в Европе шли бои, и погибали мои соотечественники, и я всей душой была с ними, Джон будто бы не замечал этого и начинал говорить о ребенке.

– Джон, я пока не хочу детей. Я еще успею родить тебе сына или дочь, – протестовала я.

– Но ведь тебе тяжело одной. Если бы у тебя был ребенок, ты бы не чувствовала себя так одиноко.

– Но я и вправду не хочу детей. Не сейчас.

– Как скажешь, милая, как скажешь.

Так обычно и заканчивались наши разговоры о детях.

В январе 1915 года я наконец-то получила письмо от Марка. С дрожью в руках я вскрыла перепачканный конверт и достала оттуда помятый желтый листок бумаги. Слезы счастья и облегчения от того, что мой брат жив, побежали по моим щекам. Я прочитала письмо, но, так и не поняв ничего, перечитала его несколько раз. Вскоре до меня дошел смысл написанного. Оказывается, мои братья недавно участвовали в тяжелом бою. Где именно, Марк не указал, – им было запрещено писать о подобных вещах. Почти все их товарищи погибли. Артура ранило в ногу, но, по словам Марка, несерьезно, и вскоре он снова станет участвовать в сражениях. Марк также написал, что отправил письмо домой и надеется, что с родителями все в порядке. После его отъезда из Лондона у него не было возможности связаться с ними. Он сообщил мне, куда я могу отправить ответ, но и предупредил, что не гарантирует, что мое письмо дойдет до него.

Обрадованная я написала ответ, где рассказала Марку о том, что послала письмо и родителям, но вестей от них пока не получила. Возможно, мое письмо затерялось, а может, они просто не поверили мне.

Свое письмо брату я положила на письменный стол, рядом с остальной почтой, которую Джон должен был отправить утром. Скрестив руки на груди, я подошла к окну, выходившему на проезжую часть, и посмотрела вдаль. «Рано или поздно война закончится. И рано или поздно в моей жизни что-то изменится. Я не верю, что награждена такими способностями просто так и судьбой мне уготовано сидеть пленницей в этой золотой клетке и притворяться, что я счастлива», – подумала я.