Фоксли, довольно обширное поместье в нескольких милях от Рединга, лежало в амфитеатре холмов, а вокруг высились леса, менявшие симфонию красок и запахов в зависимости от времени года. Особняк стоял напротив покатого склона холма, и перед его окнами расстилался изумрудный травяной ковер; сады же вокруг были расцвечены бордовыми, золотыми и красными тонами.
Экипаж стал замедлять ход, и Грэнби снова подумал о том, что скоро в Фоксли появится хозяйка, а у него – жена; эта мысль не оставляла его последние два дня.
Как только он выбрался из кареты, его приветствовал Бриггз, дворецкий. Узнав, что милорд собирается пожить в Фоксли, Бриггз покинул лондонский особняк хозяина и отправился в поместье, чтобы надлежащим образом приготовиться к приезду графа.
– Добро пожаловать домой, милорд, – проговорил Бриггз зычным голосом.
– Я здесь действительно как дома, – с улыбкой ответил Грэнби.
Граф нисколько не кривил душой, он с детства любил это старое поместье, пусть даже иногда здесь бывало скучновато. И он очень надеялся, что и Кэтрин полюбит Фоксли.
«Здесь хорошо растить детей», – подумал он неожиданно, и эта мысль совершенно его не удивила.
Возможно, Кэтрин уже забеременела, ведь он не принял никаких мер предосторожности... Что ж, ничего удивительного – он же не знал, что произойдет на поляне, случившееся застало его врасплох. Разумеется, следует написать ей... и деликатно осведомиться о ее здоровье. Если Кэтрин беременна, то они могут перенести свадьбу на более ранний срок.
Их второе прощание – перед лицом ее отца и Фелисити – было «обыкновенно вежливым». Он высказал желание увидеть Кэтрин на приеме в честь регаты, а она, не говоря ни слова, улыбнулась ему в ответ. Затем последовал поцелуй в щечку, и на этом церемония прощания закончилась.
Но граф постоянно думал о Кэтрин. Казалось, он грезил наяву, хотя прежде с ним ничего подобного не случалось. Временами ему казалось, что Кэтрин сидит с ним рядом в экипаже и он беседует с ней – в такие моменты граф улыбался, сам себе удивляясь.
Войдя в дом, Грэнби сразу же понял, что ему предстоит много работы. Теперь, когда его будущее определилось, у него появилось желание приступить к делам, причем немедленно.
Граф прежде всего принял горячую ванну и переоделся. Затем направился в кабинет – туда же ему принесли легкий ужин. Закончив разбирать письма, он начал спускаться вниз, но на лестнице его встретила одна из горничных; она поздравила хозяина с предстоящей свадьбой.
– Пек уже все рассказал Бриггзу, милорд, – с робкой улыбкой добавила горничная. – Бриггз, конечно, не стал бы сплетничать, но их разговор случайно услышал слуга, и он рассказал повару, а тот – мне. Так замечательно, что скоро у нас опять появится хозяйка. Нам всем очень не хватает вашей матушки.
– Спасибо, Луиза, – ответил Грэнби. Луиза когда-то была камеристкой его матери, и граф знал, что ей хотелось бы вернуться к своим обязанностям. – Я уверен, что мисс Хардвик очень всем понравится.
Он спустился в библиотеку и застал там Бриггза, наполнявшего графины бренди и винами. Дворецкий, обычно не склонный высказывать свое личное мнение, даже когда его об этом просили, – качество, которое, по мнению Грэнби, следовало перенять Пеку, – также поздравил хозяина.
– Весь дом гудит от новостей, милорд. Осмелюсь заметить, что наше старое поместье немного оживет с появлением молодой леди.
– Принимая во внимание ее характер, могу это гарантировать, – с улыбкой ответил Грэнби. – Эта молодая леди предпочитает бриджи юбкам и держится в седле лучше любого мужчины.
– Бриджи? – ухмыльнулся Бриггз.
– Да, бриджи. С ней не соскучишься.
Дворецкий на сей раз промолчал, но было очевидно, что он чрезвычайно рад предстоящей женитьбе хозяина. Видимо, Бриггз полагал, что в Фоксли обязательно должна быть хозяйка.
Прошло несколько недель, и за это время Грэнби заново познакомился с жизнью провинциального джентльмена. Неловкость, которую он почувствовал, когда понял, что Кэтрин занимает слишком много места в его мыслях, скоро превратилась в горячее желание увидеть ее. Он написал ей – само по себе занятие не очень-то приятное, так как Грэнби раньше никогда не писал женщинам, – но не получил ответа.
Молчание Кэтрин безмерно его огорчило, он думал об этом, даже сидя за письменным столом. Действительно, почему она не ответила на его письмо? Может, сожалела о том, что дала согласие на брак? Может быть, помолвка ее не радовала? Грэнби подозревал, что Кэтрин относится к нему гораздо серьезнее, чем ей хотелось бы признать, однако чувство тревоги не покидало его: он опасался, что Кэтрин может изменить свое решение.
Его будущая жена отличалась от остальных девушек, и для него это было и благословением, и проклятием. Его мало волновал скандал, который последовал бы за расторжением помолвки. Граф боялся вовсе не скандала – он боялся остаться без Кэтрин.
Тяжко вздохнув, Грэнби принялся подсчитывать расходы, связанные с предстоящими перестройками в поместье. Следовало привести в порядок егерский дом и конюшни, а также произвести основательный ремонт на кухне. Что же касается комнат, то граф решил, что Кэтрин сама определит, что в них изменить, если у нее, конечно, появится желание что-либо менять в доме.
Внезапно дверь библиотеки отворилась, и Бриггз доложил, что прибыл виконт Ратбоун. Граф сразу же отложил бумаги и приготовился встретить гостя. Минуту спустя в комнату вошел виконт, и Грэнби, поднявшись из-за стола, приветствовал своего лучшего друга.
Ратбоун же улыбнулся и проговорил:
– Заехал узнать, не захочешь ли ты прокатиться со мной в Бат. Если, конечно, у тебя есть настроение немного развлечься...
Грэнби прекрасно знал, что виконт подразумевает под словом «развлечься». Он с улыбкой ответил:
– Я совсем недавно приехал в Фоксли, поэтому мне придется отклонить твое предложение.
– Черт побери! – проворчал Ратбоун, наливая себе бренди. – Ведь здесь, наверное, ужасная скука. А вот в Бате, – продолжал он с ухмылкой, – Рамсбери устраивает веселую вечеринку.
Грэнби отрицательно покачал головой. Уиллард Рамсбери отличался извращенными вкусами, он частенько приглашал в свое родовое поместье шикарных проституток и устраивал там оргии. В отличие от некоторых мужчин Рамсбери не испытывал отвращения к продажным женщинам.
– Ты только представь себе... – Ратбоун уселся в кресло и сделал глоток бренди. – Нортон, представь себе: множество хорошеньких девочек – и все в твоем распоряжении, стоит только сказать. Блондинки, брюнетки – у Рамсбери всегда богатый выбор.
Грэнби снова покачал головой:
– Нет, спасибо, приятель.
– Только не говори, что тебе надоели женщины. – Ратбоун рассмеялся. – Кувыркание в постели продлевает молодость, сам знаешь.
Граф тоже рассмеялся. Налив себе бренди, спросил:
– А как же красавица леди Кендрик? Ты так быстро устал от ее запретных прелестей?
– Месяц в постели с одной и той же женщиной – это слишком утомительно, – пробормотал Ратбоун, пожимая плечами, обтянутыми элегантным сюртуком (портной виконта, безусловно, являлся одним из лучших в Лондоне). Снова пригубив из своего бокала, Ратбоун продолжал: – Если тебя не интересует вечеринка у Рамсбери, то какие еще будут предложения?
Грэнби пристально посмотрел на приятеля и проговорил:
– Я собираюсь жениться.
Виконт молча опустил свой бокал и в изумлении уставился на друга; он смотрел на Грэнби так, словно тот чаявил, что отрекается от титула и уходит в монастырь.
Граф рассмеялся. Именно такой реакции он и ожидал.
Тут виконт наконец-то обрел дар речи и с усмешкой осведомился:
– Жениться, то есть предстать перед алтарем и поклясться хранить верность до гробовой доски?
– Совершенно верно.
Ратбоун осушил свой бокал и тут же снова его наполнил.
– Проклятие! – воскликнул он. – Неужели ты действительно решил жениться? Какая нелепость! И не смей просить, чтобы я стоял рядом с тобой в церкви, потому что я не соглашусь. Не желаю иметь ничего общего с подобными церемониями. У меня живот разболелся, когда я увидел, что Уолтем с улыбкой расставался со своей свободой. Женитьба... – Ратбоуна передернуло, словно он вдруг обнаружил, что в его бокале оказалось не бренди, а касторовое масло. – Меня пробирает дрожь при одной лишь мысли об этом.
Граф молча пожал плечами; он прекрасно понимал, что новость ошеломила виконта.
– Черт побери... – проговорил Ратбоун. – И когда же свершится это знаменательное событие?
– В сентябре, – с невозмутимым видом ответил граф. – Я приглашаю тебя на свадьбу. Морленд будет присутствовать в качестве друга жениха, если тебе эта роль слишком уж не по душе.
– Кто она? – спросил виконт.
– Мисс Кэтрин Хардвик из Уинчкома. Ее отец держит конюшни, и очень хорошие. Я привез с собой двух кобыл. И ты еще увидишь, какой жеребец прибудет вместе с невестой. Он великолепен.
– Звучит так, как будто ты заинтересован в лошадях будущего тестя больше, чем в невесте. Как же вы познакомились?
– Это длинная история, – ответил Грэнби. – Можно сказать, что именно жеребец нас познакомил.
– Жеребец? Лучше расскажи все по порядку. Ты скомпрометировал девчонку, ведь так? И где же это случилось? На сеновале? Нет ничего лучше, чем провести послеобеденное время, кувыркаясь в сене.
– Нет, это случилось не на сеновале. – Грэнби понял, что придется поделиться с другом кое-какими деталями. – Все произошло в спальне, в доме ее отца. Нас застала леди Фелисити Форбс-Хаммонд. И я не скомпрометировал девушку, то есть... не до конца.
Это была не вся правда, но ее вполне хватило, чтобы удовлетворить Ратбоуна. Женитьба, на которую мужчину толкали соображения чести и морали, совершалась против его воли. Следовательно, Грэнби избегал тяжких обвинений со стороны друга.
Ратбоун громко расхохотался. Отсмеявшись, он налил себе очередную порцию и, сделав глоток, спросил:
– Она красивая?
– Очень.
– Насколько?
– Ее волосы приятного каштанового оттенка, глаза карие, и она надевает бриджи, когда отправляется на верховую прогулку.
– Бриджи? Это восхитительно! Буду с нетерпением ждать встречи с ней.
– Запомни только, что она моя невеста.
– Да-да, разумеется, – кивнул Ратбоун. – Знаешь, никак не могу привыкнуть к мысли, что ты без борьбы согласился стать семьянином. В глазах света я высокородный распутник, но и ты не лучше. Помнишь ту ночь, когда мы пошли в заведение мадам Ранье? Мы заключили пари, у кого из нас будет больше женщин за одну ночь, и ты выиграл. Их было шесть, верно?
– Двадцать две. Но те времена в прошлом. Можешь не сомневаться.
– Значит, Хардвик?.. – пробормотал виконт. – Что-то не припомню такого имени.
– Ее отец – сэр Уоррен Хардвик. Ему пожаловали титул за участие в Крымской войне. Кстати, знает Фит-ча. Они вместе служили.
Виконт выслушал рассказ о родословной Кэтрин, и приятели надолго умолкли. Грэнби знал, что Ратбоун пытался найти способ поздравить его так, чтобы это поздравление не было похоже на зачитывание смертного приговора. По мнению виконта, существовали лишь две категории женщин – те, которых вели в постель, и те, которых вели под венец. Виконт предпочитал первых. Грэнби первый нарушил молчание:
– Ты увидишь мисс Хардвик на приеме у Уолтема. Она приедет вместе с леди Форбс-Хаммонд.
– Это произойдет только через месяц, – заметил Ратбоун. – А пока что ты свободный мужчина. Так почему бы тебе не воспользоваться своей свободой и не поехать вместе со мной в Бат?
Грэнби не знал, что ответить. Ему совершенно не хотелось спать с другими женщинами, и в то же время он не хотел показывать, что его чувства к Кэтрин были гораздо глубже, чем предполагал виконт. Граф сказал приятелю, что оказался в затруднительном положении, и долг чести требовал, чтобы он женился на девушке. Ратбоун мог согласиться с долгом чести, мог расценить такой поступок как благородный и оправдать подобный брак. Но как объяснить виконту, что он просто не хотел спать с другой женщиной? Ведь это походило на любовь, а в соответствии со сводом правил Ратбоуна такое состояние являлось полным поражением мужчины.
Грэнби не хотелось сейчас думать о том, что Кэтрин изменила всю его жизнь, все перевернула в ней, во всяком случае, он не собирался признаваться в этом Ратбоуну.
– Тебе придется обойтись без меня, – сказал граф. – У меня слишком много дел.
– Много дел? – усмехнулся виконт. – Ты уверен? Это больше походит на капитуляцию. Только не говори мне, что ты влюбился в эту девушку. У меня было достаточно потрясений за один день.
Пока граф принимал своего друга в Фоксли, его невесту все еще мучили сомнения. Хотя за окном был чудесный летний день, Кэтрин сидела в своей комнате и вспоминала то последнее утро, что граф провел в Стоунбридже. Она тогда проснулась с твердым намерением положить конец фарсу, именуемому их помолвкой, но вместо этого отдалась графу на поляне и еще раз подтвердила, что принимает его предложение.
Да, она не сопротивлялась, она сдалась. Тогда казалось, что это замечательно, но сейчас... Сейчас Кэтрин начала в этом сомневаться.
Она не относилась к тем девушкам, которые непременно потребуют обручальное кольцо взамен потерянной девственности. Ее взгляды шокировали бы и отца, и тетю Фелисити, но Кэтрин твердо их придерживалась. К тому же прошло достаточно времени, чтобы она поняла, что беременность ей не грозила.
Кэтрин вновь перечитала письмо Грэнби. Он беспокоился о ее здоровье, и это являлось недвусмысленным напоминанием о том, что произошло между ними перед его отъездом.
И тут Кэтрин вдруг почувствовала, как на нее накатилось невыносимое ощущение одиночества.
Она скучала по нему.
Будь проклят этот мужчина за то, что завладел ее сердцем!
Несмотря на все усилия, которые Кэтрин прилагала, чтобы насладиться последними днями лета, Грэнби всегда был с ней – скрывался за каждой ее мыслью, даже приходил к ней во снах. Женщина, которую он пробудил в ней, желала еще раз испытать то, что испытала в его объятиях. И конечно же, она скучала по его улыбкам и его смеху.
Кэтрин со вздохом закрыла глаза. Когда же она их открыла, оказалось, что мир за окном не изменился. Птицы все так же пели, зеленые силуэты деревьев по-прежнему вырисовывались на голубом небе, и лошади щипали сладкую летнюю травку. А она была все так же одинока.
«А не прокатиться ли к замку Садли, чтобы встретиться с Эммой Дент и поболтать с ней до вечера? – подумала Кэтрин. – Нет, пожалуй, не стоит». Если бы она спустилась вниз, тетя Фелисити непременно завела бы разговор о свадебных приготовлениях, так что ей пришлось бы до конца дня слушать ее упреки.
Кэтрин хотела успокоиться, хотела покончить с сомнениями и мучительными вопросами, но каким образом? Впрочем, она прекрасно знала, что все ее сомнения исчезнут, как только Грэнби посмотрит на нее.
В конце концов, она все же решила спуститься. Кэтрин подумала, что ее настроение, возможно, улучшится, если она проведет какое-то время в конюшне.
Она вышла из комнаты и тотчас же увидела Гэбса.
– К вам посетительница, – сообщил дворецкий.
– Кто именно?
– Леди Данвейл.
– Сара здесь?! – радостно воскликнула Кэтрин; она не видела подругу уже несколько месяцев. – Сара в гостиной?
Дворецкий кивнул:
– Да, я сразу же провел ее туда, но леди Форбс-Хаммонд решил не беспокоить. Я заметил, что она дремала в кресле у себя в комнате.
– Очень хорошо. Пожалуйста, подайте нам чаю в гостиную.
Гэбс молча кивнул и направился к лестнице. Кэтрин ненадолго задержалась в коридоре, чтобы успокоиться, потом посмотрелась в зеркало. Впрочем, глупо было предполагать, что кто-нибудь при взгляде на нее мог догадаться о том, что произошло между ней и Грэнби. Фелисити никак не отреагировала, хотя она на редкость проницательная.
Сделав глубокий вдох, Кэтрин изобразила улыбку на лице и, шагнув к двери, вошла в гостиную, залитую в эти часы солнечным светом. Сара была в элегантном голубом платье; этот наряд явно свидетельствовал о том, что ее портниха живет в Лондоне, а не в маленьком городке Фармкотт, где пришлось поселиться самой Саре.
Гостья, миловидная брюнетка, тотчас встала с дивана и обняла подругу.
– О, Кэтрин, я так по тебе соскучилась.
– Я тоже соскучилась, дорогая. Но почему ты не написала и не предупредила, что приедешь? – спросила Кэтрин.
Подруги уселись на диван, и Сара проговорила:
– Я узнала, что смогу приехать, всего несколько дней назад, а карета Сайласа движется быстрее, чем почтовая. Он поехал по делам в Брокхемптон и спросил, не хочу ли я сопровождать его до Уинчкома. Мы прибыли вчера. Он уехал утром и оставил меня погостить у родителей до следующей недели.
– Как ты поживаешь? – спросила Кэтрин.
– Лучше, чем прежде, – с улыбкой ответила Сара. – Во всяком случае, мне так кажется.
Тут в комнату вошел Гэбс с чайной тележкой. Подруги ненадолго умолкли. Когда дворецкий удалился, Сара вновь заговорила:
– Да, жизнь моя действительно изменилась к лучшему. Я кое-что переделываю в доме. Не во всех комнатах, разумеется. В основном в детской.
Намек был настолько прозрачный, что Кэтрин не могла его не понять. Кэтрин радостно воскликнула:
– У тебя будет ребенок?!
– Да, моя дорогая. Думаю, это произойдет незадолго до Рождества. Сайлас, конечно, очень рад. Он хочет мальчика, но я уверена, что у нас будут еще дети, если я разочарую его на этот раз.
«Необходимый наследник», – промелькнуло у Кэтрин.
Судя по всему, Сара или простила мужу измену, или решила игнорировать ее. Как бы то ни было, говорить об этом не стоило. Тем не менее Кэтрин заметила:
– Ребенок не должен приносить разочарование вне зависимости от его пола.
– Да, конечно, – пробормотала Сара. – Но мне действительно хочется порадовать мужа и подарить ему в первый раз мальчика.
Кэтрин мысленно улыбнулась. Похоже, ее подруга верила, что ребенок способен волшебным образом изменить характер мужа. Кэтрин очень в этом сомневалась, но вслух свои сомнения не выразила. Она поздравила Сару и сказала, что будет с нетерпением ждать известий о радостном событии.
Сара же с улыбкой продолжала:
– Ты не можешь себе представить, насколько по-другому я себя теперь ощущаю. Мама была права, когда говорила, что дети – это подлинная радость замужества.
Кэтрин же подумала о том, что подлинной радостью замужества должна быть прежде всего любовь. Однако поведение Сары не удивило ее. Подруга просто делала то, что делали почти все женщины, – примирялась с тем, что выпало на ее долю.
– Ты слышала что-нибудь о Веронике? – спросила Кэтрин. – Я написала ей, но ответа пока не получила.
Улыбка Сары угасла.
– Лорд Кертли обращается с ней так же жестоко, как и раньше. Вероника ничего не может с этим поделать. Он даже вскрывает ее письма. Я была у нее в прошлом месяце, и она уверяет, что скоро все наладится. Ее внимание теперь обращено на благотворительность. Это ее единственное занятие, в котором лорд Кертли не находит изъяна.
– Хотела бы я, чтобы в жизни Вероники было больше счастья, – сказала Кэтрин, понимая, что она не имеет власти над сердцем лорда Кертли, так же как и над сердцем лорда Грэнби.
– Я бы тоже очень хотела, – проговорила Сара. Она внимательно посмотрела на подругу и вдруг спросила: – А как твои дела? Весь Уинчком кипит от слухов, касающихся тебя и графа Грэнби. Он действительно был здесь, в Стоунбридже? Зимой я видела его в Лондоне. Он такой редкостный красавец. Не могу представить его сидящим за столом напротив меня. Я не смогла бы и слова вымолвить. Как ты это пережила?
– Очень даже неплохо, – с улыбкой ответила Кэтрин. – Мы помолвлены и собираемся пожениться.
– Пожениться?! – Сара подскочила на диване, как будто уселась на подушку с иголками. – Ты помолвлена с графом Грэнби? Боже мой... Так расскажи мне все побыстрее. Как он сделал тебе предложение? Стал на колени?
Кэтрин невольно рассмеялась.
– Мы встретились на дороге.
Сара с удивлением смотрела на подругу:
– Неужели ты познакомилась с ним, когда скакала верхом в своих ужасных бриджах?
– На мне была амазонка, – сказала Кэтрин. – Во всяком случае, в первый день нашего знакомства. Но граф, похоже, не возражает против бриджей. Мне кажется, они ему по душе.
Сара тоже рассмеялась.
– С Сайласом случится припадок, если я надену бриджи. Но, увы, я не такая храбрая, как ты.
«Но насколько хватит моей храбрости?» – подумала Кэтрин. Действительно, решится ли она рискнуть и выйти замуж за мужчину, который ни словом не обмолвился о любви? А если решится, то не обнаружит ли она в один прекрасный день, что находится в той же ситуации, что Вероника или Сара? Хватит ли у нее храбрости поверить, что им с Грэнби было суждено найти друг друга и их встреча на дороге стала зарождением любви?
И если не любовь, то что же зародилось между ними в то утро на поляне? Только лишь страсть? Или тогда к ним впервые пришло осознание того, что они действительно созданы друг для друга? Если так, то тогда стоило пойти на риск.