– Лот номер пятнадцать. Что я слышу? Девяносто? Прекрасно! Ваша цена, Эли, девяносто. Кто больше? Девяносто пять? Вы назначаете цену, Дигби, или у вас просто нервный тик? Ясно. Очень жаль. Итак, кто дает девяносто пять? Марша, вы еще ничего не купили, может быть, вы?

Изабелла Беллинг выступала к качестве аукциониста и молотком намечала очередную жертву с такой же решительностью, с какой прицеливалась в фазанов из своего любимого ружья. Стоя на ступеньках возле камина, между двумя спящими лабрадорами, она обозревала пространство перед собой, примечая малейшее шевеление. За спиной у нее стояла ее верная помощница, домоправительница Глэдис, делавшая пометки в блокноте по ходу аукциона.

Сливки местного общества, собравшиеся в Голубой гостиной Оддлоудского особняка, сидели, чинно сложив руки, с выражением невозмутимой невинности на лицах – чтоб леди Беллинг, не приведи бог, не подумала, что они хотят сделать заявку. Никто не желал попасться ей на глаза из страха, что ему навяжут лот номер пятнадцать – обед на двоих в ресторане «Утиная протока», без вина.

Эллен внимательно изучала каталог аукциона, где перечислялись лоты с краткой характеристикой предлагаемой услуги и фамилией благотворителя. В конце от руки было приписано «Лот 69. Комплексный массаж от нового спортивного физиотерапевта Эллен Джемисон (по методике, применяемой в сборной Англии по регби и в команде Оксфордского университета по гребле)».

– Итак, кто мне даст девяносто пять фунтов? Прекрасный лот. Он стоит этих денег. – Изабелла Беллинг кашлянула и добавила:

– Подумайте о благородной цели нашего аукциона. Кто предложит мне девяносто пять фунтов на реставрацию восхитительного «Речного каприза»? Я должна получить девяносто пять фунтов.

Леди Беллинг была метра полтора ростом и примерно столько же в ширину. Она совсем не походила на утонченную аристократку, какой Эллен представляла себе жену высокого элегантного сэра Джона, и все же от нее невозможно было отвести глаз, как и от ее огромного дома. Лицо с высокими скулами, очень бледной веснушчатой кожей и серебристо-серыми глазами обладало необычайным своеобразием. Волосы – копна упрямых черных завитков – не поддались усилиям сотен парикмахеров укротить их. Как и ее любимый дом, леди Беллинг царила над округой, не только благодаря своему возрасту, габаритам и богатству, но также и благодаря загадочным, необъяснимым чарам, исходившим от нее.

– Девяносто пять! Благодарю вас, мистер Хорнтон! – объявила Белль. – Итак, кто мне даст сто фунтов? – Она взглянула на Эллен поверх молотка, блестящие глаза выстрелили, как серебряные пули в оборотня.

Под прицелом ее глаз Эллен почти перестала дышать. Если Плэд Тайдинг могла с одного взгляда на человека определить его генетический код, то ее хозяйка, похоже, могла одним взглядом изменить его. Многообещающая парочка, подумала Эллен.

– Не шевелись, пока она не отведет глаз, – углом рта выдохнула Фили; так руководитель сафари дает указания туристу, встретившемуся на тропе со львом.

Наконец, серебристый взгляд наметил себе другую цель, и подруги облегчено вздохнули.

Как опоздавшие, они сидели в последнем ряду, составленном, подобно всем прочим, из разнокалиберных стульев, которые Белль с Глэдис собрали со всего дома и перенесли в Голубую гостиную, самую официальную залу особняка. Фили достался изъеденный древоточцем виндзорский стул, а Эллен разместилась на трехногом пуфике, отсутствующую ножку которого заменяла стопка книг.

Перед ней возвышались спины хорошо одетых местных жителей, сидевших на разнообразных креслах, табуретах, садовых скамейках.

– Посмотри-ка на Хирурга. – Фили указала на высокую фигуру мужа Белль, с трудом удерживавшего равновесие на детском стульчике. – Бьюсь об заклад, она его специально сюда посадила, чтоб он не заснул. В церкви Хирург храпит, как иерихонская труба.

Сэр Джон больше не был тем блистательным завоевателем, который одолел свору политиков благодаря обаянию, как у спаниеля, и хватке, как у добермана. Теперь он напоминал стареющего бладхаунда, седого, с отвисшим подбородком, на голубые глаза приспустились тяжелые веки, а знаменитая шевелюра сильно поредела. И все же у него оставалось еще достаточно наследственного магнетизма Беллингов, чтобы оддлоудские дамы, готовясь к сегодняшнему аукциону, не пожалели ни пудры, ни духов и надели лучшие туалеты. Не одна пара женских глаз украдкой следила за ним сейчас.

Между тем Эллен с тревогой заметила, что сама стала объектом внимания нескольких стареющих джентльменов в блейзерах и спортивных жакетах, поглядывающих на нее через плечо. Они отмечали слезящимися глазами и ее загар, и светлые волосы, и голый пупок.

Почти все сливки местного общества были гораздо старше Фили и Эллен. Поскольку хозяйка придерживалась принципа строгого отбора приглашенных, то покупателей оказалось гораздо меньше, чем лотов. Эллен быстро прикинула, что даже если каждый присутствующий купит по два лота, то и тогда до ее массажа под номером 69 останется еще полстраницы. Она надеялась, что ее новоявленные поклонники исчерпают к тому моменту свои денежные ресурсы или уйдут домой в сопровождении жен во время перерыва, объявленного после лота номер тридцать («Один день в Специальной ложе на Королевских скачках в Аскоте в качестве гостя сэра Джона Беллинга»).

Вдруг Эллен вспомнила:

– А где же Джаспер?

– Шпора? – Фили обвела взглядом присутствующих. – Его здесь точно нет, если только за одиннадцать лет парень не облысел и не поменял пол. Тут сидят одни лишь старые кобели да перечницы.

Эллен почувствовала разочарование. Раззадоренная рассказами Фили, она надеялась хоть издали увидеть легендарное чудовище.

– Может быть, Джаспер появится позже, когда будет разыгрываться его лот?

– Какой лот? – Фили заглянула в каталог. Эллен указала номер 45, под которым значились загадочные слова «Три желания купившего этот лот исполнит Джаспер Беллинг».

Фили фыркнула, что не ускользнуло от чуткого уха леди Беллинг.

– Итак, сто фунтов. Благодарю вас, Офелия. – Белль торжествующе подняла молоток.

– Черт подери, – сказала Фили, не разжимая губ, как чревовещательница. – Уж не хотят ли всучить мне обед в «Блядиной протоке», будь она неладна.

– Итак, остановимся на ста фунтах? – провозгласила хозяйка аукциона.

– Давайте, же, торгуйтесь, ну, кто-нибудь, – бормотала Фили, не разжимая растянутых в улыбке губ. – Жиль, прошу тебя, выручай! – Она умоляюще посмотрела на учтивого господина в мятом льняном костюме, сидевшего у противоположной стены. Он улыбнулся в ответ и озорно подмигнул.

– Сукин сын. – Фили сжали руки.

Эллен, которая была очень не прочь перекусить сейчас, когда кайф стал проходить, сама бы купила этот лот, если бы обед принесли немедленно.

– Итак, лот уходит к мисс Джентли за сто фунтов. – Леди Беллинг подняла молоток. – Сто фунтов раз, сто фунтов два…

– Сто десять фунтов, – раздался ленивый голос, и мужчина в мятом костюме поднял палец.

– Ура! – выдохнула Фили.

– Благодарю вас, Жиль. – Леди Белль сияла. – Ваша очередь, Офелия?

– Я пас, – поспешно затрясла головой та.

Глэдис деловито пометила, к кому ушел лот 15, а Фили послала Жилю воздушный поцелуй.

– Жиль Хорнтон, адвокат, – пояснила она Эллен. – Живет в Речном Доме. Дилли держит свою лошадь у него на лугу. Наш главный защитник. Во всех смыслах слова. Имей в виду, он купил этот лот, чтобы поближе познакомиться кое с кем, он обожает новых девочек. – Фили наклонилась к самому уху Эллен. – В этой комнате ты, наверное, единственная женщина, с которой он пока не переспал. Этот тип неотразим, моя дорогая.

Жиль, которому было хорошо за сорок, с усиками, багамским загаром и рассеянным взглядом голубых глаз, совсем не показался Эллен неотразимым. Он слегка ей подмигнул, и девушка поспешила уткнуться в каталог.

– Лот номер 16 любезно предоставила нам Прюденс Хорнтон. Шесть уроков рисования, включая акварельные краски и бумагу, – объявила леди Беллинг и величественно указала на худую рыжеволосую женщину неопрятного вида, в черных очках, которая, нахмурившись, сидела у окна.

– Это жена Жиля? – Эллен подумала: ничего удивительного, что у бедняжки столь мрачный вид, когда со всех сторон ее окружают живые памятники побед собственного мужа.

– Бывшая. – Фили скорчила рожу. – Преглупая корова. Она содержит галерею на Сидровой аллее. Открывает ее не раньше, чем взойдет луна, да и тогда не пускает туда этих козлов. Месяцами не может продать мои скульптуры.

Эллен удивилась – неужели скульптуры Фили покупают только козлы? Но спросить ее побоялась, потому что леди Беллинг снова оглядывала зал, намечая очередную жертву.

– Пятьдесят фунтов. Кто начнет?

В конце концов, уроки рисования Прю кое-как ушли со скидкой, за сорок фунтов.

Лоты следовали один за другим, и Фили, не разжимая губ, рассказала Эллен много интересного об участниках аукциона.

– Это Лили Любовски, хозяйка магазина. Вышла замуж за Джоэла, когда тот служил на американской базе ВВС, и на двадцать лет загремела с ним в Арканзас. Когда муж вышел в отставку, Лили уговорила его вернуться. Ее мечтой было открыть кондитерскую в Нижнем Оддлоуде, а удалось открыть лишь магазин в Оддлоуде. Поэтому в нем такой большой выбор пирожных.

Несмотря на сожженные перекисью волосы и явную подтяжку лица, Лили выглядела совершенно безобидно. Эллен не понимала, почему подруга назвала ее ненормальной.

– Лили убеждена, что каждый покупатель приходит в магазин ради того, чтобы украсть что-нибудь, – шептала Фили. – Однажды сцапала мою девочку. Эта идиотка двадцать лет не видела ничего, кроме телевизора в Арканзасе. Оттуда все ее представления о жизни.

Судя по всему, в городке не имелось ни одного человека, к которому милая Фили относилась бы с почтением или с которым у нее не было бы счетов. Но за обидными прозвищами и тлеющей неприязнью чувствовалась горячая привязанность.

– Ваш сосед, Хантер Гарднер, большой приятель твоей мамы.

По прямой спине Эллен узнала фигуру военного в отставке, местного активиста и кляузника. Его Полевая Ферма отделяла Гусиный Дом от земель Беллингов. Они с Дженнифер успешно провели не одну кампанию, в том числе и ту, которая завершилась запретом на пеший проход через их владения.

– Я, пожалуй, купила бы его лот, – сказала девушка, заглянув в каталог. Хантер Гарднер выставлял услуги своего садовника Гарри – тот будет ухаживать за газонами выигравшего лот в течение месяца.

– Ты что! И не вздумай! Гарри – местный вредитель. Он напалмом выжигает любую травинку, если та хоть на сантиметр возвышается над уровнем земли.

Фили находила возражения против любого лота, который вызывал интерес у Эллен. Впрочем, это было ей на руку, ведь она не располагала лишними деньгами, чтобы конкурировать с местными жителями, которые назначали подчас фантастические цены. У нее создалось впечатление, что здесь происходит негласное соревнование за звание самого богатого и щедрого гражданина Оддлоуда. Уход за газонами ушел за двести фунтов.

– Лот номер 20. Эли Гейтс соберет ваш урожай яблок, сделает из них для вас сидр и разольет его по бутылкам. Кто даст мне сто фунтов за этот лот?

Следующие семь лотов также предложил Гейтс. На взгляд Эллен, они были самыми интересными на аукционе, например: путешествие на воздушном шаре над долиной, во время которого Эли Гейтс в качестве экскурсовода расскажет вам ее историю, дегустационная экскурсия по винным погребкам Нижнего Оддлоуда с коллекцией марочных вин в придачу; еженедельная доставка свежих цветов в течение года.

Высокий, худой, бородатый Эли Гейтс – успешный предприниматель и истово верующий прихожанин, сидел в первом ряду на одном диванчике со своей маленькой толстой женой Фелисити, которой вздернутый нос придавал такой вид, словно она прижалась лицом к оконному стеклу.

– Не понимаю, почему Эли Гейтс швыряется деньгами? – Эллен вспомнила, что ее мать называла этого доморощенного оддлоудского магната тираном-пуританином, говорила, что он держит всю семью в ежовых рукавицах.

– Леди Белль делает вид, что это она заправляет в Оддлоуде, но реальная власть в руках Эли, – мрачно пояснила Фили. – Его отец воспользовался изменениями в законе об аренде земли и выкупил у Константинов Усадебные Поля. Потом Гейтсы стали перепродавать эту землю по кускам за огромные деньги и полностью перекроили облик наших мест. Теперь Гейтс невероятно богат. Вот и выпендривается!

И правда, Эли не только сам предоставил много лотов, но и купил больше половины предложенных. Его рука поднималась так часто, что Эллен казалось, будто он пританцовывает на месте. Его конкуренты, обитатели активно застраивавшегося района рядом с Усадебными Полями, который Фили презрительно называла Пригорками, не могли угнаться за ним. Он выложил уже не одну тысячу фунтов, но Эллен никак не могла согласиться с собеседницей, что Гейтс «выпендривается»: скромное достоинство и тихий голос выгодно отличали его от местного «мачо» Жиля.

Лот двадцать восьмой, предоставленный Жилем Хорнтоном, в каталоге характеризовался как «Десять часов юридической консультации», но он сам вмешался, не дав леди Белль возможности объявить:

– Хочу внести изменения, ваша светлость, – вальяжно пророкотал Жиль, посмотрев на Фили. – Мне сказали, что мой лот слишком скучен.

– Вот именно, – прошептала Фили, и Эллен подумала, уж не она ли ему это сказала. – Предложил бы бесплатную процедуру развода. От желающих отбою бы не было.

– Поэтому я хочу сделать замену. Я предоставляю покупателю на сутки мой «астон», со мной в качестве шофера или без.

По оживлению и возгласам в зале Эллен поняла, что это необыкновенный жест.

– Ну дает! – У Фили глаза вылезли из орбит. – Вот уж точно разошелся!

Как выяснилось, автомобиль «астон мартин» был единственным существом в жизни Жиля, которому тот хранил верность. Редкая старинная модель, итальянский шедевр с инкрустацией из карельской березы, любовно восстановленный им во всем великолепии, «астон мартин» являлся предметом зависти горожан. И никто не жаждал его с такой страстью, как Эли Гейтс.

Торги начались сразу с тысячи фунтов. У Эллен брови полезли на лоб от изумления. За эти деньги можно арендовать целый автомобильный парк. Она никогда не понимала сумасшедшей страсти мужчин к автомобилям.

Сначала Эли торговался с Хантером Гарднером и с отцом одного семейства с Пригорков. На тысячи пятистах фунтах Хантер выбыл из борьбы. Он утешал себя, лелея план мести: на предельно допустимой скорости поедет на своем «бентли» впереди того, кто выиграет лот, и не даст себя обогнать.

Обитатель Пригорков, сам обладатель «рейндж- ровера» и «порше», решил непременно одержать верх над человеком, у которого он купил молочную ферму, чтобы построить свой дом в стиле Тюдоров с пятью спальнями. Но Эли не сдавался. Цена достигла двух тысяч, потом сразу перескочила на три. Леди Белль пребывала в экстазе.

– Три тысячи двести фунтов! Вы, Эли? Три тысячи триста фунтов! Три тысячи четыреста!

Жиль сидел у стены, развалившись, и смотрел на Фили и Эллен.

– Хитрый, зараза, – пробормотала Фили. – Знает, чем пронять Эли. Тот пытался купить этот автомобиль у Жиля несколько лет назад. Предложил столько денег, что с лихвой хватило бы на новый, самый лучший, – рассказывала она. – И Жиль уже почти соблазнился. Ведь эта машина доставляла ему кучу проблем. Она слишком приметна и бросается в глаза, когда стоит под окнами у какой-нибудь неверной женушки, чей муж отбыл по делам в Лондон. Для адюльтеров она слишком приметна. Но Жиль так любит свой автомобиль, что в последний момент отказал Эли, а для поездок по любовным делам купил себе «ауди». Эли чуть с ума не сошел от ярости.

– А почему Гейтсу так приспичило заполучить эту машину? – недоумевала Эллен, глядя, как оддлоудский магнат то и дело поднимает руку, решив за любые деньги исполнить свою мечту хотя бы на сутки.

– Из сентиментальности, моя дорогая. Когда-то она принадлежала его отцу. Символ успеха. Разбогатев, старик приобрел ее, но почти не ездил и продал ее Жилю в восьмидесятые годы, а на вырученные деньги купил ферму Виков. Эли хочет вернуть семейную реликвию. Он обожает ее с детства. Мой отец рассказывал мне, что еще подростком Эли катался на ней по старой оранжерее, как слаломист, объезжая яблоневые деревья. Можешь себе представить, что он сейчас чувствует?

– Три тысячи восемьсот фунтов! Ваша очередь, мистер Льюис.

Эллен заметила, что Эли называет цену с такой интимной интонацией, словно они с леди Белль ведут очень личный диалог, который касается только их двоих.

Если не считать самой хозяйки, то Гейтс понравился Эллен больше всех. Благородный профиль, темные волосы, контрастирующие с золотистыми бровями и аккуратно подстриженной бородкой. Она легко представляла его молодым, похожим на знаменитого киноактера, – местный Питер О'Тул. И этот пыл в глазах, который не остудила даже многолетняя преданность идеалам капитализма и христианства.

Эллен всегда подозревала, что ее мать тайно влюблена в Эли, хоть та неизменно называла его «неотесанный дубина», «начинающий капиталист» и «грабитель». Она кляла его с утра до вечера, обвиняя во всех тяжких грехах, и его имя не сходило у нее с языка. В те немногие дни, которые Эллен провела в Гусином Доме, она только и слышала, что «Эли» да «Эли». При этом Эллен никогда его не видела, а теперь, увидев, убедилась в правильности своей догадки. Она не сдержала улыбки – каждый раз, когда ей удавалось вывести маму на чистую воду, девушка испытывала прилив постыдной радости.

– А дети у него есть? – спросила она Фили и затаила дыхание в надежде услышать волшебный ответ: «Неженатый сын лет тридцати, копия отец».

Но ответа не последовало, потому что молоток леди Белль возвестил об окончании торгов. «Астон мартин» достался на один день Эли за четыре тысячи фунтов, а следующим шел собственный лот Фили.

– Господи, не дай мне опозориться, как Прю, – шептала она.

– Лот номер двадцать девять, – объявила распорядительница аукциона, ее щеки раскраснелись после только что закончившейся схватки. – Портрет выигравшего лот или любого члена его семьи создаст местная художница Офелия Джентли, дочь известного скульптора Норманна Джентли. Она вылепит бюст из глины, для чего потребуются несколько сеансов позирования у нее в студии. Кто даст мне пятьсот фунтов?

Сливки общества сидели, чинно сложив руки. Всем не терпелось дождаться лота с королевскими скачками и обещанного после него перерыва. Глэдис уже выскользнула из залы, чтобы как следует поработать штопором, передав свои записи сэру Джону, который с изумленным видом просматривал их.

– Тогда, может быть, четыреста фунтов? – сжалилась леди Белль, решив поскорее покончить с этим лотом. – Триста фунтов? Хорошо, давайте начнем с двухсот пятидесяти.

Фили становилась бледнее с каждой секундой.

– Двадцать пять, – с ленцой предложил Жиль Хорнтон.

– Благодарю вас, мистер Хорнтон. Ваша цена двадцать пять. Кто мне предложит тридцать фунтов?

Эллен не решалась даже взглянуть на Фили. Она понимала, что перенести такое унижение выше человеческих сил.

– Сто фунтов, – вдруг крикнула Эллен, даже не подумав, что она будет делать в кругосветном путешествии с огромным глиняным идолом.

– Из последнего ряда поступило предложение сто фунтов. Благодарю вас. Кто следующий? – леди Белль указала молотком на Эллен, затем перевела его на Жиля, но он отрицательно покачал головой и усмехнулся.

– Сволочь, – прошептала Фили. – Ты не должна была этого делать. Эллен. Честное слово, напрасно.

– Но я хочу, чтобы ты вылепила мой бюст, – ответила Эллен, в душе надеясь, что та не изобразит ее похожей на гоблина.

Леди Белль ждала ответа, но никто не шевелился. Наступила длинная пауза.

– Итак, остановимся на ста фунтах? – с надеждой спросила она, поглядев на большие настенные часы. Время приближается к девяти, а продано еще меньше половины лотов.

– Сто двадцать пять фунтов, – объявил глава какого-то семейства с Пригорков.

– Ну слава богу, для тебя все обошлось. – Фили пожала Эллен руку, все еще убитая тем, что ее лот не вызвал никакого интереса.

– Сто пятьдесят. – Эллен вернулась в игру.

– Сто пять… прошу прощения, двести фунтов, – объявила леди Белль новое предложение, не успев повторить предыдущее.

– Двести пятьдесят!

– Прекрати, – одернула подругу Фили, но румянец стал постепенно возвращаться на ее лицо. Она оглянулась посмотреть, кто вступил в спор с Эллен. Спустившиеся с Пригорков отцы семейств хранили молчание. Видимо, конкурент Эллен очень незаметно подавал знаки леди Белль.

– Туриста фунтов, – тем временем объявила хозяйка, и Эллен подумала, уж не сама ли владелица поместья состязается с ней.

– Триста пятьдесят!

– Четыреста!

– Пятьсот! – Эллен не представляла, надолго ли у нее хватит нервов. Таких трат ее бюджет не выдержит. Это будет невосполнимая брешь в сбережениях, с таким трудом отложенных для кругосветного путешествия.

– Семьсот пятьдесят! – ответила леди Белль.

– Остановись, – шепнула Фили, но было уже поздно.

– Тысяча! – заявила Эллен.

– Одна тысяча фунтов! – объявила леди Белль. – Кто больше?

В зале воцарилась тишина.

Ужас охватил Эллен. Господи, что она натворила?

– Одна тысяча пятьсот фунтов, – из первого ряда раздался глубокий низкий голос с оксфордширским акцентом.

Лицо Фили, недавно такое бледное, пылало огнем.

– Накинь еще, – прошипела она Эллен.

– Я не могу. У меня нет столько.

– Итак, тысяча пятьсот фунтов… Слово за вами, молодая леди. – Ее светлость посмотрела на Эллен.

– Ну прошууууу тебя, – канючила Фили капризным голоском маленькой девочки.

Но Эллен не хотела больше рисковать. Она и так зашла слишком далеко. Как бы сильно она ни любила Фили, не могла же она вместо путешествия потратить все деньги на свое глиняное изваяние.

– Итак, тысяча пятьсот фунтов раз, тысяча пятьсот фунтов два, тысяча пятьсот фунтов три… Продано мистеру Гейтсу.

– Приехали, большое спасибо. – Фили со злостью откинулась на спинку стула. – Ненавижу возиться с бородами.

Эллен взглянула на Фили, не в силах поверить: неужели просто из-за нежелания изображать растительность на мужских лицах та предпочла бы ее разорить?

– Может, он хочет заказать бюст жены? – попыталась Эллен ее утешить.

– Еще чего не хватало! Тогда я на глине разорюсь – посмотри на нее, какая туша, – безжалостно ответила Фили, не скрывая крайнего недовольства.

Эллен молча погрузилась в свои чувства: смесь обиды и недоумения, и не заметила, как завершилось состязание между местными мужьями, стремившимися приобрести для жены целый день в обществе сэра Джона на королевских скачках.

– Итак, пять тысяч триста фунтов! Продано мистеру Хитон-Джонсону! – подытожила хозяйка. – Поздравляю вас. Можете доверить моему мужу что угодно, даже свою жену, только умоляю, не одалживайте ему денег на тотализатор. – Леди Беллинг очень удивилась, услышав смех в зале: она говорила абсолютно серьезно. Она ударила молотком в гонг, требуя внимания. – Благодарю вас, леди и джентльмены. А теперь объявляется пятнадцатиминутный перерыв. В оранжерее вас ждут напитки, а ровно в девять вновь встречаемся здесь.

– Пошли в паб. – Фили взяла сумку и поднялась.

– Ты разве не хочешь остаться?

– А чего тут делать? – Она проследила взглядом, как Эли вместе со всеми вышел из зала, через террасу направляясь к оранжерее. – Вино будет отвратительное, Джаспера не видно.

Эллен не понравился ее командирский тон, и она заупрямилась.

– Я хочу дождаться своего лота.

– Мы можем вернуться через час. – Фили уже двинулась прочь, поманив Эллен за собой к другой двери, ведущей к заднему коридору. – Что мы потеряли в этой давке? Пошли. Я сто лет не была в «Лоудз Инн». Скорее, к нам приближается Жиль.

– Я хочу остаться, выпить глоток вина, – сопротивлялась Эллен упорному намерению Фили увести свою новую подругу, с которой она ни с кем не желала делиться.

– Офелия! Блистательная, как всегда! – Усатый Жиль завладел рукой Фили для поцелуя. При этом лукавые голубые глаза смотрели на Эллен, просвечивая девушку, как рентгеном, и задержались сначала на груди, затем на пупке с пирсингом. – Кажется, не имел чести быть представленным?…

– Жиль Хорнтон – Эллен Джемисон, – буркнула Фили, не глядя на них.

– Очень рад. – Жиль поцеловал руку Эллен, благодаря чему та смогла убедиться, что усы у него вовсе не колючие, а мягкие, как шерстка у плюшевого мишки. От него исходил сильный аромат дорогого лосьона после бритья. – Позвольте, леди, проводить вас в оранжерею. – И одна многоопытная рука обвила за талию Фили, а другая – Эллен.

Через пять минут толкотни в душной оранжерее Эллен пожалела, что не послушалась подругу и не пошла в паб. Вино – теплое и сладкое – напоминало отраву, общество наводило тоску. Кроме донжуана Жиля ее атаковали Хантер с вопросом «Как поживает ваша дражайшая матушка?», несколько обитателей Пригорков с предложением «Не хотите ли вы поохотиться?» и даже сам сэр Джон: «Вы, наверное, та самая молодая леди, с которой я еду на скачки в Аскот?»

Когда Фили – категорически не желавшая общаться ни с кем – решительно вышла на террасу покурить, Эллен извинилась и выскочила следом за ней.

– Говорили тебе – сваливать надо. – Фили прикурила и протянула Эллен пачку «Мальборо».

Но та, не желая сдаваться, собрала всю волю в кулак и отрицательно покачала головой, продолжая сопротивление.

Вечер был хорош. Догорал закат, и в его лучах сад поместья выглядел торжественно и пышно, розы вокруг террасы старомодно благоухали. В зарослях тиса птицы пели свои вечерние серенады. Если прислушаться, можно было разобрать даже грохот, доносившийся из кафе: это «Ночные убийцы» играли второе отделение.

Сейчас, когда Эллен оказалась на свободе, ей уже совсем не хотелось возвращаться на аукцион. Ей хотелось сидеть в пабе, за столиком под открытым небом, потягивать холодное пиво и чувствовать, как прохладный ветерок развеивает тяжелую усталость этого долгого дня. Не будь Фили такой бесцеремонной, Эллен взяла бы ее за руку и предложила сбежать. У них за спиной раздались шаги, и к запаху «Мальборо» примешался другой, более крепкий.

– Офелия!

– Чу, я слышу запах серы, – присвистнула Фили, оборачиваясь.

Перед ними стоял Эли Гейтс, окутанный облаком дыма, с толстенной гаванской сигарой в руке. Вблизи он производил еще более сильное впечатление: высокий, с загорелым лицом в морщинах – лицо стареющего супермена с ярко-синими глазами. Он кивнул Эллен безо всякого интереса и обратился к Фили:

– Офелия, можно вам сказать пару слов наедине?

– Если это необходимо. – Фили пожала плечами.

Эллен чуть помедлила, ожидая, что ее представят загадочному Эли, но напрасно.

– В таком случае я вас покину, – сказала она и вошла в дом через дверь в дальнем конце террасы, чтобы миновать толчею в оранжерее.

Девушка оказалась в гигантской темной столовой, обшитой от пола до потолка дубовыми панелями. Огромный стол красного дерева, без стульев, был завален субботними газетами и приложениями к ним. Эллен огляделась по сторонам, пытаясь сориентироваться. Открытая дверь прямо перед ней вела, судя по всему, в бильярдную. Был виден угол зеленого стола и доносились удары кия по шарам. Ей хотелось заглянуть туда и спросить дорогу к туалету, но послышался знакомый баритон леди Беллинг:

– Вот ты где, оказывается! Я тебя везде ищу! Через пять минут ты должен быть в Голубой гостиной.

– Зачем? – спросил мужской голос, слишком ровный и лишенный классовых признаков, чтобы принадлежать сэру Джону.

– Ты сам знаешь, зачем.

– Она там?

– Нет.

– Зато он там, не так ли?

– Естественно, он там. Ты должен исполнить свой гражданский долг. Через пять минут.

Раздался звук удаляющихся шагов, а затем такой сердитый удар кия, что красный шар вылетел в открытую дверь, прямо под ноги Эллен. Последовала серия еще более сердитых ударов, и она подумала, что, пожалуй, не время наводить справки о расположении уборных в этом доме.

Эллен заметила справа две обитые панелями двери и решительно пошла к ним, носком ноги отправив шар обратно в бильярдную. Дернув ближайшую дверь, она неожиданно оказалась в огромном шкафу со столовым серебром.

– Интересуетесь серебром? Лучшие экземпляры проданы. Но если постараться, можно найти парочку настоящих древностей, – раздался за спиной тот же мужской голос.

Оглянувшись, Эллен увидела в дверном проеме силуэт мужчины. В руке он держал красный бильярдный шар. В полумраке трудно было разглядеть его лицо и определить возраст, но почему-то у нее возникла уверенность, что это и есть Джаспер Беллинг, или Шпора.

– Простите. – Эллен закрыла шкаф и повернулась к нему. – Но меня больше интересуют… как бы это сказать… фаянсовые изделия.

Он подбросил шар вверх и поймал его.

– Веджвуд? Минтон?

– Биде и унитазы.

Он рассмеялся, блеснув белоснежным зубами, и кивнул в сторону второй обитой панелями двери.

– Тогда вам туда. Свернете налево, пройдете до конца коридора, потом через двойные двери в главный зал, а оттуда под арку направо.

Эллен поблагодарила и, благословляя судьбу за то, что она избавила ее от участи жить в таком огромном запутанном доме, выскользнула в указанную дверь. За ней находился внутренний вестибюль, от которого ответвлялись бесчисленные коридоры. Открыв первую слева дверь, как ей и было велено, она очутилась в бильярдной, куда в тот же самый момент вернулся из столовой Джаспер – Шпора.

Он удивленно посмотрел на Эллен, и она, в ярком свете огромной люстры, на этот раз увидела его лицо. И едва она его рассмотрела, как тяжелая кувалда опустилась ей на сердце и расплющила его.

Эллен прекрасно знала, что такое выброс адреналина – ей не раз приходилось переживать это ощущение во время опасных спортивных экспериментов. Она прыгала с самолета, доверяя свою жизнь нескольким метрам парашютного шелка, бросалась с мостов и высотных кранов, привязанная эластичным жгутом за лодыжки, спускалась с гор на сноуборде, скользила по шестиметровым волнам на деревянной доске со скоростью двадцать миль в час Она знала вкус адреналина не хуже, чем вкус колы, и любила его, потому что в эти минуты чувствовала, что живет по-настоящему.

Но в тот момент, когда Эллен впервые увидела лицо Джаспера Беллинга, она не смогла справиться с охватившим ее страхом. Тут не помогут ни парашют, ни жгут. Ужас словно сковал девушку, и она почувствовала себя совершенно мертвой.

Глаза его – две серебристо-серые пули на колдовском лице – просто ослепляли.

– Черт подери, – сказала Эллен вместо «извините», отвела взгляд и попятилась.

– Ничего страшного. Мне в ту же сторону. Заодно провожу вас до пункта назначения.

Пригласив Эллен следовать за ним – и не заметив произведенного впечатления – Джаспер быстро пересек огромную комнату. Они прошли мимо кожаного дивана, напарник которого отсутствовал – отправился в Голубую гостиную на время аукциона. Стул возле рояля также отсутствовал. Одна эта комната была размером с весь Гусиный Дом. Потертый бильярдный стол казался в ней не больше чайного подноса. Идя за Джаспером, Эллен разрывалась на части и не знала, куда ей глядеть – на траченную временем роскошь, в которой живут аристократы, или на самого аристократа. В рваных джинсах, старой футболке и кедах, с копной черных кудрей, со спины он выглядел, как строительный рабочий, а не наследник обладателя титула. Да он и фигурой походил на рабочего: широкоплечий, с мускулистыми загорелыми руками и узкими бедрами. От него ощутимо пахло лошадьми.

– Мне сюда. – Джаспер открыл дверь, которая вела в большой коридор. По нему сливки общества с бокалами в руках возвращались в викторианское крыло особняка, в Голубую гостиную. Некоторые обернулись на звук открывшейся двери и замерли на месте, увидев Шпору. – А вам как раз напротив.

– Спасибо. – Эллен была не в силах взглянуть на него. Она бросилась в туалет, как в убежище, и прижалась лицом к прохладной стене. Молодец, Эллен, сокрушенно подумала она. Швыряем в аристократа бильярдным шаром, вваливаемся в шкаф с фамильным серебром, а затем просим отвести нас в уборную. Круто, нечего сказать.

Лицо Джаспера стояло у нее перед глазами. Она могла бы и раньше сообразить, что блудный сын Беллингов является обладателем лучшего набора генов в округе. Никакие безумные выходки, махинации с наркотиками и прочие ошибки молодости не могли лишить его врожденной, беспощадной красоты. Это характерно для аристократов: на них работают и природа, и воспитание, наделяя своими лучшими дарами. Само собой разумеется, Джасперу Беллингу достались от матери необыкновенные серебристые глаза, бледная кожа с веснушками и буйная шевелюра, а от отца – фигура игрока в регби и нежные изогнутые губы. Этой внешности прекрасно соответствовала небрежно-надменная манера, с которой он держался. Но не от этого у Эллен так закружилась голова, что она чуть не потеряла сознание.

Джаспер Беллинг, безусловно, обладал экстрим-фактором, этим удивительным свойством, которое делает человека неуязвимым перед опасностью. За многие годы общения с фанатиками экстремальных видов спорта, особенно с серфингистами, Эллен считанное число раз встречала людей, действительно обладавших экстрим-фактором. У Ричарда, всегда так мечтавшего о нем, не было его ни грамма.

Джаспер Беллинг являлся носителем чистого, неразбавленного и неподдельного экстрим-фактора. И это делало его в высшей степени опасным. Эллен должна избегать этого человека любой ценой. Поэтому сейчас нужно отправиться прямиком домой. Она дождалась, пока шаги сливок общества затихли в коридоре, вышла из туалета и спустилась по лестнице к выходу.

– Вы опять заблудились, – послышался сверху знакомый голос.

Прикрыв глаза, девушка остановилась.

– Вы начисто лишены способности ориентироваться на местности.

Эллен обернулась и адресовала извиняющуюся улыбку паре длинных мускулистых ног на верхней площадке лестницы, не в силах посмотреть ему в лицо.

– Если честно, то я хочу уйти. Моя собака сидит одна уже несколько часов, и я…

– Мама будет в ярости, – удивленно ответил он.

– Боюсь, что мы не знакомы с вашей мамой, но будьте добры, передайте ей мои извинения. Меня зовут Эллен, если она вдруг спросит.

– Вы можете сделать это сами. Мама! Эллен хочет принести тебе свои извинения!

– Извинения? За что? – Рядом с парой длинных мужских ног появилась пара коротких женских.

Эллен посмотрела наверх и выдавила широкую улыбку:

– Леди Беллинг, мы не встречались раньше, но я…

– Вы дочка Джемисонов, я знаю. – Хозяйка явно торопилась к своим гостям.

– Да. Я как раз объясняла вашему сыну, что мне пора домой. Боюсь, что я не смогу остаться до конца аукциона, видите ли…

– Глупости. Вы должны вернуться. Малышка Офелия разыскивает вас повсюду. Невежливо бросать ее.

– Но я… Но она…

– Пойдемте же, и побыстрее. И ты, Джаспер, тоже. Нечего отираться в коридоре, ты не дворецкий. – И леди Беллинг отконвоировала их обоих в Голубую гостиную. По дороге Джаспер шепнул Эллен на ухо:

– Я куплю ваш лот, если вы купите мой.

Эллен удивленно обвела взглядом зал. Почти все разнокалиберные стулья были пусты. Остались только самые верные горожане – среди них Эли с женой, Хантер Гарднер, несколько старичков. Ушли обитатели Пригорков и чета Любовски, и донжуан Жиль, и его рыжеволосая хмурая жена.

Сидевшая в среднем ряду поближе к выходу Фили посмотрела на Эллен, изображая на лице беспокойство.

– Где ты была?

– Заблудилась по дороге в туалет. А как ты?

– Эли Гейтс, будь он проклят, меня доконал. Кто это вошел вместе с тобой?

– Джаспер Беллинг, насколько я понимаю. Разве нет?

Фили свернула шею, но мужчина опустился на диван через несколько рядов от них.

– Не может быть, это не Джаспер. Тот был необычайно красив! Мой папа сравнивал его с ангелом. К тому же, он был блондин.

Не теряя достоинства и несмотря на опустошение в рядах, леди Беллинг невозмутимо взошла на свое возвышение и продолжила аукцион как ни в чем не бывало.

– Лот тридцать один.

Эллен с грустью смотрела, как лот за лотом уходят по сниженным ценам, почти все в одни и те же руки – к Эли Гейтсу. Исчез дух соревнования и мужской конкуренции, аукцион превратился в пустую формальность.

Джаспер – если, конечно, это был он – не участвовал в торгах. Подруги – тоже. Придвинувшись друг к другу, они обсуждали план бегства.

– Мобильный телефон у тебя с собой? – шептала Фили.

– Да. Но он выключен.

– Включи и позвони по этому номеру. – Фили продиктовала свой собственный номер. – Когда раздастся звонок, я сделаю вид, что это звонит Дилли, что у нее что-то случилось и я должна срочно ехать. А подвезти меня некому, кроме тебя. Ясно? Мы вырвемся отсюда и пойдем в паб.

– Я хочу что-нибудь купить перед уходом. А то совестно как-то.

– Совсем спятила. Набирай номер, тебе говорят.

– Лот пятьдесят три. Курс верховой езды от Рори Мидвинтера. Кто даст мне сто фунтов?

– Я бы взяла. – Эллен решила поднять руку. – Мне нужно научиться ездить верхом, чтобы передвигаться по Монголии.

– Ни в коем случае. – Фили схватила ее за руку, не давая поднять. – Рори – племянник Белль. Он учил Дилли верховой езде, и бедняжка все время падала с лошади. Как педагог он пустое место.

Лот вызвал интерес у старичков, желавших обеспечить обожаемых внучат дешевыми уроками верховой езды на пони. Эллен смирилась и потянулась за телефоном.

– Лот пятьдесят четыре. – Леди Белль откашлялась и строго посмотрела в сторону дивана. – Три желания выигравшего этот лот исполнит Джаспер Беллинг. Кто даст мне пятьсот фунтов?

Участники аукциона отвели глаза в сторону и превратились в каменные изваяния.

– Тогда двести пятьдесят? – Величественная улыбка тронула аристократические губы, когда леди Белль уговаривала горожан вступить в борьбу за лот ее сына.

Несколько человек покинули зал. Все единодушно игнорировали этот лот. Стояла зловещая тишина, в воздухе запахло ненавистью.

– Продолжаем. Может быть, сто фунтов? Воспользовавшись затишьем, Фили посмотрела на Эллен, потом на телефон, который та сжимала в руке, и прошептала:

– Ну давай же!

– Пятьдесят? – простонала леди Белль и, немного подождав, яростно закончила: – Я отдам этот лот за любую цену, которую вы предложите.

В этот момент телефон в руке Эллен запикал, оповещая, что ей пришло сообщение.

– Это предложение? – Леди Белль торжествующе приподняла подбородок. Она взяла девушку под прицел своих глаз, зная, что та полностью в ее власти. Почти детская улыбка появилась на ее веснушчатом лице:

– Как насчет пяти фунтов?

Эллен растерянно улыбнулась, не понимая: это шутка?

– Ответь «нет», – шептала Фили. – Нет, ни за что, ни за что на свете.

Но хозяйка аукциона уже приняла улыбку Эллен за согласие.

– Пять фунтов предлагают за лот номер 54. Кто больше? Пять фунтов раз, пять фунтов два, пять фунтов продано. Запишите фамилию молодой леди, Глэдис.

– Да, ваша светлость. – Глэдис с сочувствием взглянула на Эллен.

– Балда, – пробормотала Фили.

Два серебристых глаза, на этот раз принадлежащих не леди Беллинг, пристально смотрели на Эллен и под их гипнотической властью она не могла отвести от Шпоры своего взгляда – как кролик от удава.

– Черт подери! Этого еще не хватало. Надо срочно сматываться отсюда. – И Фили, выхватив телефон из руки Эллен, набрала свой собственный номер. Мгновение спустя в огромной гостиной старинного особняка раздался звонкий голосок маленького «Нокиа».

– Прошу прощения! Видимо, какие-то чрезвычайные обстоятельства, – объявила Фили и, притворившись испуганной, ответила в трубку:

– Алло! Солнышко! Что? ЧТО? И когда это случилось? Боже мой! Конечно, еду. Перестань плакать. Слышишь, перестань. Я же сказала, еду, с подругой. Она меня подбросит.

Фили прикрыла трубку рукой и спросила голосом более громким, чем требовалось, если учесть, что Эллен сидела в сантиметре от нее:

– Дорогая, ты сможешь меня подбросить до Троубриджа на своем джипе? С Дилли стряслась беда.

– Сейчас? – Эллен, которая никогда не блистала актерским талантом, произнесла это так, словно говорила на иностранном языке.

– Конечно, сейчас! А когда же? Не теряя ни минуты! – В отличие от нее, Фили прекрасно играла роль перепуганной матери и кричала в трубку. – Мы уже в пути! Не плачь, солнышко! И смотри, не наделай глупостей до нашего приезда! Прошу прощения, господа! Жаль покидать вас, но Дилли в беде. Волшебный вечер, Изабель. Благодарю.

Они уже были в дверях, когда их нагнала Глэдис:

– Дорогая, вы кое-что забыли, – обратилась она к Эллен.

– Что? Ах, да! – Эллен нашарила в кармане десятку и протянула домоправительнице.

– Минутку, я принесу сдачу.

– Не стоит! У вашего аукциона такая благородная цель!

Глэдис понимающе взглянула на девушку, словно признавая это пожертвование самым ценным из всех.

Последнее, что заметила Эллен, – это взгляд Шпоры, по-прежнему направленный на нее. На его неулыбающемся лице был написан интерес. У Эллен закружилась голова, как будто она стояла у люка самолета и смотрела на проплывающие внизу облака. Фили схватила ее за руку и потащила за собой.

– Ты уверена, что здесь безопасно? – спрашивала Эллен, потягивая пинту пива за столиком в «Лоудз Инн». Паб был в двух шагах от усадьбы Беллингов. – А вдруг кто-нибудь зайдет сюда после аукциона?

– Не зайдет, – отрезала Фили. – Никто из этой публики сюда не ходит. Да и я обычно тоже. Но мне кажется, тебе тут должно понравиться. Тут есть атмосфера, правда?

Ценителей атмосферы в пабе явно хватало. Местных жителей в основном зале набралось столько, что к барной стойке не протиснуться. Подруги расположились в «холле», где, кроме пары липких столиков, у стены с дартсом стоял шкаф со щетками. Во время разговора им приходилось все время дергать головами, чтобы увернуться от пролетавших мимо стрел и потных подмышек игроков, которые вынимали попавшие в цель стрелы.

К удивлению Эллен, завсегдатаи не обратили на двух женщин особого внимания. Она очень ошиблась, полагая, что их появление вызовет удивление. «Лоудз Инн» находился вблизи туристских маршрутов, и здесь привыкли к незнакомцам. Хозяин Алекс Хеншалл сделал, правда, все возможное, чтобы отвадить чужаков: в пабе не подавали никакой еды и были подчеркнуто неприветливы, но пара-другая туристов постоянно забредала сюда. Все подумали, что загорелая блондинка и ее пышногрудая спутница остановились в туристическом отеле или гостевом домике.

Фили была здесь такой же незнакомкой, как и Эллен, и, похоже, ее очень возбуждала эта анонимность.

– Правда, блестящая идея? Надо было прийти сюда сразу, как только я предложила! Тогда бы ничего не произошло. Ты бы не впуталась в эту ужасную историю с тремя желаниями, а меня бы не заставили лепить бюст божественной Годспелл всего за пять недель. Ума не приложу, как придать этой особе человеческий вид – у нее не лицо, а посмертная маска.

– Годспелл? – Эллен вспомнила это имя. – Это вамнирша в черном пальто?

– Ты в самую точку попала! Да, проклятый Эли хочет, чтобы я изваяла это чучело, причем непременно к его традиционному празднику в саду – а до него осталось шесть недель.

– Речь идет о том бюсте, который Эли купил на аукционе?

– Да, ему хочется увековечить свою драгоценную дочурку вот этими волшебными руками. – Фили посмотрела на свои сильные артистические пальцы, сжимавшие кружку пива. – Слава богу, что он не попросил меня изваять Еноха. Его сынок просто чудовище.

– Так Годспелл – дочь Эли? – Эллен не поверила своим ушам. – Она совсем не похожа на своих родителей.

– Ну, это трудно сказать, – рассмеялась Фили. – Она ведь приемная дочь. И Еноха они тоже усыновили. Фелисити не может иметь детей.

– Вот как?

– Это случается. Уверяю тебя, и Годспелл, и Енох избалованы не меньше, чем родные дети, даже хуже, – с досадой сказала Фили. – Послушай только этот жуткий вой, который доносится из кафе. «Ночные убийцы». Годспелл – их солистка. Эли покупает им все оборудование, включая усилители, и разрешает репетировать в своем сарае. Он даже пригласил их играть на празднике, вместе с классическим струнным квартетом. Ужас.

Эллен подивилась несколько старомодным вкусам подруги.

– Эли клянется мне, что Годспелл отсидит как минимум двенадцать сеансов, но мне верится с трудом, – продолжала Фили. – Эта девчонка живет по своим законам. Днем она спит. А вечерами визжит в микрофон или возится со своими отвратными любимцами. Знаешь, у нее третья по величине частная коллекция земноводных и насекомых во всей Англии. – Фили передернуло. – Да и девчонкой ее не назовешь. Опыта ей в двадцать три не занимать.

– А Рег сейчас здесь? – спросила Эллен.

– Что-то не видно. Наверное, наяривает с подружкой в Гусином Доме, пока тебя нет, – рассмеялась Фили, увидев, что Эллен испугалась. – Не переживай, в девять он отсюда перебирается в «Легион». По нему можно сверять часы. – Фили закурила. – Если тебе повезет, то Джаспер не сдержит своего обещания. В конце концов, кто станет напрягаться из-за пяти фунтов?

– Между прочим, я заплатила десять, – обиделась Эллен.

– Дорогая, этот мальчик – теперь уже мужчина – сигареты прикуривает десятками. Пойми, это дурацкий лот. Он явился на аукцион потому, что старая ведьма его заставила. Чтобы отвязаться.

– А что, он сильно изменился? – Теперь, когда Фили сама заговорила о Джаспере, Эллен не могла удержаться от расспросов. – Ты его даже не узнала.

Фили прикрыла зеленые глаза длинными ресницами:

– Да уж…

– Ты говорила, раньше он был блондином? – не унималась Эллен.

– Да уж… Был. По крайней мере, в детстве. Потом, кажется, потемнел. Трудно сказать – он всегда красился в дикие цвета. Помню, одно лето ходил с ярко-розовыми волосами.

– Может быть, он неоромантик? – Эллен вспомнила, что сама подростком питала пристрастие к синим прядкам.

– Кем-кем, а романтиком Шпору назвать нельзя.

– По оддлоудским стандартам он был совершенно неприемлем, да?

– Да уж, это точно. У нас его не терпеть не могли.

– Почему?

– Да потому, что он – само зло во плоти. – Фили вздохом дала понять, что не хочет углубляться в эту тему. Мотылек опять упорхнул.

Господи, Эллен ведь совсем не хотела впутываться в местные дрязги. Все, что ей требовалось, – время и спокойствие, чтобы разобраться в своих отношениях с Ричардом. С хорошим, добрым, честным Ричардом. Ну почему, почему грешники всегда привлекали ее больше, чем праведники? Будь Ричард из породы грешников, возможно, они бы сейчас путешествовали вместе. Плохого мальчика она чуяла издалека – и шла на запах. Но если Сола Вика можно без труда обойти, то Джаспер Беллинг сулит неминуемую погибель.

– Надеюсь, что к утру ты забудешь о самом дешевом лоте сегодняшнего аукциона. Тебе же будет лучше, – неожиданно сказала Фили.

– Но что в этом Джаспере такого ужасного?

Фили подняла кружку с черным пивом.

– Видишь? Его душа такого же цвета.

Эллен уставилась на кружку Гиннеса.

– Мой отец любил Шпору, – продолжала Фили, – и папа был одним из немногих людей, которые продолжали верить в него, когда тот сбился с пути. Папа говорил, что он – птица, посаженная в золотую клетку, что дома его не любят и не понимают. Он убедил Шпору заняться рисованием. Ведь у него талант, у этого сукина сына, но он все растратил на пакости. И наплевал в душу моему отцу. Он обкрадывал его – из дома пропадали сотни фунтов, ценные вещи, но папа не заявлял в полицию. Я на несколько лет старше Шпоры. Я тогда была двадцатилетней девушкой, с маленькой дочкой на руках. Наверное, я что-то упустила, не уберегла отца. Он всегда был такой сильный и независимый, и я даже не догадывалась, что у него рак. Он сказал мне это за несколько недель до смерти, почувствовав, что ему уже немного осталось.

Фили говорила с трудом, явно страдая.

– И в эти последние дни у отца был один свет в окошке – Шпора. Знать никого не хотел, кроме Шпоры. Считал его своим сыном, о котором всегда мечтал, – ведь моя мама умерла очень давно, а Шпора все также воровал, врубал на полную катушку телевизор с порнухой, хлестал виски, устраивал в отцовском доме оргии, курил крепкие сигареты, когда отец задыхался. Это его и доконало. Когда он умер, парень изуродовал все его скульптуры в саду. Я вернулась с похорон – Шпора на похороны не пошел – и обнаружила, что все каменные скульптуры обезглавлены. Прекрасные папины птицы, собаки, лошади изуродованы, везде валяются обломки. Бронзу трудно разбить, но он постарался – выцарапал глаза отверткой, скинул фигуры с постаментов. Как будто ему показалось мало, что он сократил отцу жизнь. Этот гад хотел еще поплясать на его могиле, уничтожить все, что осталось на свете после папы.

Эллен прижала пальцы к губам, ей было тяжело видеть, как боль и ненависть до неузнаваемости исказили прелестное детское лицо Фили.

– Я сказала, что не смею продать работы отца. Это не совсем правда. Под слоем мха ты не разглядела жуткие царапины и повреждения. Эти работы невозможно восстановить. Отец завещал дом Даффодил, а скульптуры мне, но в таком состоянии за них не заплатят ни гроша. Бросить их я тоже не могу. Шпора превратил меня в пленницу замка. Если б я и решилась уехать отсюда, мне просто не на что.

– А ты уверена, что именно он переломал скульптуры?

– Абсолютно. Он оставил свою визитную карточку. – Фили смахнула слезинку. – Надругавшись над кем-нибудь, он всегда оставляет на память подкову. Я нашла ее в вытянутой руке обезглавленной танцовщицы. Вместе с венком из маргариток. Думаю, это был поминальный венок для отца. Трогательно, правда?

Эллен взяла Фили за руку и почувствовала, как острые ногти подруги впились в ее ладонь.

– Не знаю, какие три желания ты загадаешь. Что до меня, то я бы хотела, чтоб много лет назад Джаспер Беллинг не повстречался на пути моего отца. Чтоб Джаспер Беллинг узнал, каково это – быть пленником, только без золотой клетки. А больше всего на свете я хочу, чтобы он никогда сюда не возвращался.

Потерявшая невинность сказочная принцесса стояла, погруженная в темноту. Эллен вошла в ворота и чуть не вскрикнула, когда из открытого окна навстречу ей метнулась тень.

– Снорк! – рассмеялась Эллен мгновение спустя. – Ты в порядке, моя девочка?

Сноркел повалилась на спину и, повизгивая, подставила пятнистый живот. Пахло от нее отвратительно. Похоже, не зная, чем развлечься, она плавала в пруду.

Фонарь у крыльца не горел, а ночь была безлунная. В кромешной тьме Эллен нащупала замочную скважину. За вечер она выпила две пинты пива и с самого утра ничего не ела, поэтому в голове был туман. Неожиданно на крыльцо ей под ноги упал какой-то предмет. Сначала она решила, что это ее мобильный телефон, но потом сообразила, что он так и остался в сумочке Фили. Наклонившись и подняв что-то твердое, зазубренное, с неровным краями, она подумала, что сломала дверной замок и от него отвалилась деталь.

Войдя в дом, девушка включила свет и увидела, что держит не часть замка, как она думала. В руках у нее была старая лошадиная подкова, из которой торчали три гвоздя, как три кривых зуба.

– О господи! – Эллен пошатнулась и, чтобы не упасть, прислонилась к притолоке.

Тут она ощутила сильный аромат роз, заглушавший не только запах лаванды, расставленной повсюду в молочных бутылках, но и неистребимый запах сигарет.

Эллен закрыла входную дверь, но запах не исчез, даже усилился. Она вошла в гостиную и включила свет. Игровая приставка исчезла, а на полу, там, где она стояла, кто-то выложил розовыми лепестками одно-единственное слово: «СПАСИБО».