ГЛАВА 1

В горле у Джуно так пересохло, что с каждым быстрым вдохом ее легкие, казалось, прилипали к ребрам, как флажки к древку под порывами ветра. Она коснулась языком верхней губы и ощутила соленый вкус пота.

– С народом нам сегодня повезло, – ободряюще произнес Боб, подвигаясь к ней поближе с непочатой бутылкой «Айса». Он ожидал момента, когда нужно будет подняться к микрофону. – Если уж они смеялись над одной из сдохших от старости шуток Эрика, значит, они восхитительно непривередливы.

Джуно бросила на него быстрый взгляд, она слишком нервничала, чтобы отвечать. Между барной стойкой и сценой царил полумрак, и даже в нем было хорошо видно, как радостно блестели его глаза, когда он ободряюще подмигнул ей. «С какой легкостью я бы стала великим комиком, как Боб, будь у меня от рождения такое же смешное лицо», – мечтательно подумала Джуно.

Боб Уэрт вот уже почти десять лет выступал как комик-разговорник на лондонских подмостках и был постоянным ведущим вечеринок в пабах и клубах Вест-Энда, где он проводил ночь за ночью, практически неотделимый от микрофонной стойки, щедро потчуя всех своим фирменным блюдом – импровизированным юмором, вырвавшимся за границы приличий. Все считали, что Боб добился бы настоящего успеха, если бы за границы приличий не выходил так часто не только его юмор, но и он сам.

Джуно услышала отчетливый щелчок – это на ее кожаных брюках расстегнулись кнопки. Уже не оставалось времени зайти в туалет, чтобы застегнуть их: у бара стала собираться очередь, и Боб торопливо допивал свой «Айс», готовясь подняться на сцену и объявить ее выход. Она подумала, может быть, в зале не заметят ее возню, если она, стоя в полумраке, застегнет эти самые кнопки, но решила все же не рисковать. Парочка молокососов из публики время от времени посматривала на нее, в ожидании свежей крови, которая вот-вот прольется, когда она, как Христос, будет распята на сцене.

«Почему я это делаю? – обреченно подумала Джуно. – Зачем так истязаю себя?»

На маленьком полукруглом возвышении, служившем сценой, унылый студент с рыжеватой козлиной бородкой, чудовищно не гармонировавшей с супермодной морковно-оранжевой рубашкой «Дизель», нес бесконечную чушь из жизни студентов, которые тем временем жевали кокосовые хлопья. Вряд ли хоть один человек в зале его слушал. Смеялись только близкие друзья из группы поддержки. Публика стала проявлять беспокойство: бокалы опустели. Народ потихоньку потянулся к барной стойке – запастись еще выпивкой, пока не началось что-нибудь интересное.

– Есть сегодня в зале кто-нибудь из твоих друзей? – спросил Боб, расстроенно взглянув на часы и поморщившись: каждый из выступавших до сих пор превышал отпущенное ему время.

Джуно отрицательно покачала головой. Обычно она могла поручиться, что ее брат и Триона, его темпераментная подружка, сидят за передним столиком, вместе со своими горластыми друзьями.

Но сегодня вечером все было иначе. Шон совершал перелет через Атлантику, направляясь в Нью-Йорк, где собирался провести шесть месяцев в качестве свободного фотографа. В связи с этим обстоятельством Триона заперлась в своей квартире, обливаясь горючими слезами, а шайка преданных друзей Шона не видела никакого смысла в том, чтобы поддерживать сестру человека, которого они называли Топ-кадр, когда сам кумир покинул их. Собственным же друзьям Джуно запретила появляться на ее выступлениях в кабаре и клубах, потому что в их присутствии она еще сильнее нервничала.

Студент сменил пластинку на вовсе унылую. Боб прижался лбом к плечу Джуно и застонал.

– Видит Бог, мне не хочется этого делать, но ведь ему дали пять минут, а он трахает всех вот уже четверть часа.

– Может быть, время траханья течет иначе? – стуча зубами, спросила Джуно, осознав, что ее юмор пока при ней. – Может быть, мы имеем здесь дело с нижепоясным временем? Мужским нижепоясным, так сказать?

Боб покачал головой и наморщил свой длинный нос:

– Этот сорт феминистского юмора уже вышел из моды, детка, – слишком тонко. Годится только для внутрисемейного и дружеского употребления.

Джуно почувствовала себя еще более отвратительно. Боб обычно баловал ее, подшучивая над приступами сценического страха, – акт милосердия, который редко позволяли себе обычные огрубевшие конферансье. Но сегодня он просто вручил ей свою недокуренную сигарету и отправился на сцену, чтобы завладеть микрофоном.

– Жуткое дело, леди и джентльмены! Перед вами Рори Хансон – звезда будущего. Если наше будущее такое же рыжее, как его рубаха, то лично я намерен покончить с собой сегодня вечером. Итак, вслушаемся еще раз в эти звуки – «Рори Хансон!».

Говоря это, Боб потихоньку-полегоньку локотком вытеснил сконфуженного студента со сцены, а потом напустил на себя загадочный вид, вступая в заговор с публикой, – глаза, устремленные в глубь зала, прищурены, длинный нос сморщен. Толпа трепетала перед Бобом, он завораживал ее пристальным взглядом, едким юмором и ощутимостью физического присутствия.

– Я же сказал ему перед выходом на сцену, что в его распоряжении на все про все не более пяти минут, – Боб округлил глаза и пожал плечами. – Но, девочки, вы ведь хорошо знаете, что из себя представляют парни. Для вас это пять минут скучнейшего траханья, а для нас полчаса упоительного вдохновения, труда и усилий, взлетов и падений, насаженных на пятнадцатисантиметровый кол орудия любви, который входит туда и выходит обратно, снова входит и снова выходит, входит – выходит, входит – выходит и, наконец, сдувается и испускает дух. Просто у вас, у женщин. Женское нижепоясное время, а у нас, мужчин, – Мужское нижепоясное, вот и все. Я думаю, мы все сходимся в одном, – не то, чтобы Рори Хансон начал слишком рано, просто он кончил слишком поздно.

Парни, сидевшие рядом с Джуно, заржали, несколько девиц в зале визгливо захихикали. Боб одним махом добился от публики чего хотел: все опять сфокусировали внимание на сцене, застыли на полпути к барной стойке или к уборной, снова слушали и смеялись, перемигивались с приятелями, шокированные и восхищенные.

Джуно почувствовала укол ревности и обиды на Боба за то, что он украл у нее шутку насчет Мужского нижепоясного времени и, что еще хуже, умудрился-таки сделать ее в высшей степени смешной для всех. Но через несколько секунд она уже почти простила его.

– Итак, сегодня вечером я намерен совершить самоубийство, но, мальчики и девочки, у меня есть одно последнее желание: перед смертью я хочу непременно посмотреть следующий номер нашей программы. Это одна дьявольски привлекательная малютка. Она сексуальна, она забавна. Она пока еще не оставила свою дневную работу, но я думаю, что, когда вы увидите ее, то согласитесь со мной – эта женщина создана для ночи с ее грехами и утехами, и прежде всего она создана для вашего наслаждения, господа. Давайте же послушаем божественную Джуно Гленн!

Подхваченная с места этими словами, Джуно сжала в руке футляр со своим верным аккордеоном. Под одобрительные возгласы и свист она прокладывала путь к сцене и в последний момент решила впрыснуть в привычное движение немного физической энергии, вскочив на возвышение, как это делал Боб.

Смех публики – вот пагубная страсть комедианта. Чем больше доза шума, тем сильнее зависимость. Взрыв всеобщего хохота, который приветствовал появление Джуно на сцене, был самым мощным, самым громогласным, самым продолжительным и самым безудержным из всех, которые когда-либо выпадали на ее долю. Люди буквально визжали. Пока это было ее наивысшее сценическое достижение, а ведь она еще не произнесла ни слова.

Джей Маллиган сидел на заднем сиденье черного такси, поставив на кожаный рюкзак ноги в байкерских ботинках и всматриваясь сквозь ветровое стекло в вереницу красных огней на шоссе М4.

Здание какой-то конторы мерцало справа под радугой рекламы. По сравнению с небоскребами Манхэттена оно казалось приземистым и неуклюжим. Слева на фоне серой бетонной стены в квадратной рамке из тусклых желтых лампочек высвечивались время и температура – 21°. Он вздрогнул от ужаса, но потом сообразил, что это по Цельсию, а не по Фаренгейту. И все равно он ежился от холода и сырости и мучительно мечтал о горячем душе.

Путешествие в северную часть Лондона затянулось гораздо дольше, чем он предполагал. Те районы города, которые ему встречались по пути, выглядели не очень респектабельно и довольно неряшливо: тускло освещенные пабы с пыльными окнами, ряды домишек с облупившимися дверьми, приземистые конторы и узкие улочки, изредка расцвеченные автомобильными фарами.

– Как называется этот район? – спросил Джей у водителя.

Водитель не расслышал, поэтому Джей слегка отодвинул в сторону стеклянную перегородку.

– Что это за район? – повторил Джей, глядя на тротуар, по которому шатались стайки пьяных молодых людей, ковыляя мимо закрытых магазинчиков и круглосуточных фаст-фудов.

– Камден, приятель, – просипел водитель. – Дно жизни. Слева от тебя канал. Битком набит шприцами и парнишками.

Все, что Джей мог разглядеть в темноте, – низкая стена, а за ней – большое кирпичное здание с намалеванными краской буквами «Дингуоллз», которые исчезли, как только такси въехало под металлический мост и продолжило движение, хрипя дизельным двигателем.

Когда они наконец добрались до Белсайз-парка, вырулив на верную дорогу, водитель кивнул в сторону нарядной улицы и разговорился.

– Вот это хорошая улица, – он указал на шеренгу оштукатуренных особняков, с цветами на балконах и портиками над входными дверьми.

– Простите? – Джей как раз ощупывал карманы своего кожаного пиджака, чтобы выудить из них пачку денег.

– Приехал сюда погостить у друзей? – Водитель начал выгружать на тротуар кое-что из багажа Джея.

– Нет. Я поменялся квартирами с одним знакомым.

– Славненько, – присвистнул водитель. – А неплохая, знать, у тебя хибара, если ты обменял ее на такое местечко.

– Моя что?

– Твоя хибара, говорю. Дом, а, приятель.

– Я живу один, у меня нет дома приятеля. Джей старался не вспоминать о своей огромной, полной воздуха квартире на верхнем этаже, с деревянными полами, немногочисленной мебелью и просторной фотолабораторией. Ему не очень нравилось жить в этом богатом районе, да еще бенгальский кот по кличке Багель отравлял жизнь. С ним было жутко трудно ладить, но он служил более надежной защитой от взломщиков, чем три добермана и кольт 45-го калибра. Единственным утешением для Джея явилось то, что этот Шон Гленн оказался классным парнем, который не только пришел в восторг от его квартиры, но и безумно влюбился в самого вздорного кота во всей Америке. Джей полагал, что его дом и домочадец будут в хороших руках.

На тротуаре Джей передал по назначению пачку банкнот и приступил к поискам в тех же карманах мешочка с ключами, который Шон оставил для него в Хитроу на стойке авиакомпании «Бритиш эруэйз» вместе с запиской. В записке сообщалось, что собаку, Рага, заберут родители Шона, а вот что касается Пуаро и Джуно, то о них Джею придется заботиться самому.

«Впрочем, это сущие пустяки по сравнению с твоим Багелем, – писал Шон. – Хотя должен тебя предупредить, когда Пуаро в плохом настроении, он кусается, а если их с Джуно оставить дома одних надолго, то они устраивают дикий гвалт и кавардак».

Прочитав это, Джей пришел в некоторое замешательство. Он знал, что Пуаро – это попугай ара, который непотребно ругается, а вот что за живность этот Джуно, он понятия не имел. Он решил, что это еще одна птица, скорее всего, тоже попугай. Правда, Джей не понимал, почему Шон ничего не упомянул о нем, когда в прошлом месяце они встречались в Нью-Йорке, чтобы обсудить детали этого обмена. Шон входил в мельчайшие подробности – начиная с хитроумной конструкции своего бойлера и вплоть до того, по каким дням приходит уборщица и какой сорт ваксы для полов она предпочитает. Джей, напротив, просто купил дополнительное количество кошачьего корма и аннулировал адрес электронной почты. Он с легкостью покидал места обитания – ему приходилось это делать всю жизнь.

Дом, в котором находилась квартира Шона Гленна, выглядел практически так же, как и все остальные дома на этой улице, – высокий, узкий и строгий. Черная блестящая дверь с медной ручкой посередине. Слева располагались три звонка – по одному на каждую квартиру. Звонок Шона был самый верхний, но на маленькой табличке рядом с ним ничего не значилось, кроме слов «Просьба не звонить до полудня».

Джей вошел в темный общий холл. Там стоял низкий дубовый стол с неразобранной почтой, в центре которого возвышалась щербатая ваза, приютившая несколько пыльных сухих стеблей. Ковер на лестнице полысел и сбился. Лампочки выключались по таймеру, давая человеку менее 10 секунд, чтобы одолеть три этажа, и Джей не раз рисковал жизнью, бегая вверх-вниз по лестнице, затаскивая свой багаж и аппаратуру. Наконец, подняв все вещи, он вошел в квартиру, весьма смущенный тем, что дверь, оснащенная тремя надежными замками, была закрыта на хлипкую автоматическую защелку.

В квартире, когда он осознал размеры помещения, ему немного полегчало. В прихожей, где он очутился, был высокий наклонный стеклянный потолок, через который проникал уличный свет в сочетании с лунным сиянием, превращая склад спортивного оборудования в скульптурную композицию. Прямо пред собой он увидел открытую двойную дверь, которая вела в огромную комнату, освещенную плещущим голубым светом, исходившим от гигантского подсвеченного аквариума и двух высоких незашторенных окон, размером напоминавших гаражные двери. Не сумев отыскать выключатель, Джей в полутьме пробрался к окнам, выходившим в огромный сад, за которым, по направлению к центру Лондона, тянулись ряды крыш и террас. Джей мог разглядеть похожие на булавочные головки огоньки окон на далеких зданиях-башнях, расположенных на расстоянии нескольких миль. Слева была стеклянная дверь, которая, похоже, вела на балкон, а справа – просторная арка, за которой мигали зеленые и красные лампочки приборов и поблескивали обширные оцинкованные поверхности: все свидетельствовало о том, что там находится кухня.

В аквариуме вдруг раздалось слабое бульканье. Взглянув туда, Джей заметил чрезвычайно уродливую физиономию какой-то рептилии, которая вопрошающе таращилась на него. Взгромоздившись на башню в виде затонувшего корабля, сложенную из пластмассовых кубиков от детского конструктора, смутно темнея на фоне светящейся воды, сидела черепаха неизвестной породы. Она была размером с коробку из-под обуви, с плавниками в форме лепестков лилии, клювастой мордой и странными, прикрытыми кожистыми капюшонами глазами навыкате. Зрелище заставило Джея вздрогнуть от отвращения.

– Да, черт побери, ты по-настоящему уродливое создание. – Джей подошел к ней, по дороге споткнувшись обо что-то: оказалось, коробка из-под пиццы. – Полагаю, ты и есть Джуно. А где же Пуаро?

Рядом с аквариумом стояла высокая лампа, похожая на софит. Протиснувшись за ее основание, Джей обнаружил ножной выключатель, щелкнул по нему и повернулся, чтобы осмотреться.

Несомненно, это была одна из самых красивых комнат, когда-либо виденных им. И одна из самых захламленных.

Стены были выкрашены в глубокий, энергичный зеленый цвет, такой интенсивный, что резал глаз. Кругом висели не фотографии, как ожидал Джей, а сотни карикатур и рисунков в рамках, исключительно подлинники с автографами, и на некоторых стояли известные Джею имена, – Стедман, Скарф, Серл. Там был даже крошечный набросок Хогарта. Джей удивился. Пол (судя по той его части, которая просматривалась из-под слоя мусора) был сделан из полированных досок пепельного, скорее даже серебристого цвета, так что казался отлитым из металла. Пышный диван размером с фургон, обитый шелком цвета ржавчины, располагался в центре комнаты, напротив камина с полкой из серого мрамора. Она была так заставлена подсвечниками и семейными фотографиями в рамках, что едва ли не прогибалась под их тяжестью. Застывшие струйки разноцветного воска свешивались с подсвечников, как сосульки с водосточных труб зимой. Под огромными окнами стоял дубовый стол, будто прокладывая себе путь в комнату. Его полировка поблескивала, как влажная смола.

Мебели было мало, но вся старинная и прекрасных пропорций. И практически вся она была завалена бутылками из-под вина, жестянками от напитков, окурками, выпавшими из переполненных пепельниц, и одеждой, которая, судя по всему, принадлежала женщине. Невысокой женщине. Все прочее (пол, диван, крышка аквариума, старомодные крашеные радиаторы и даже роскошная клетка для попугая, расположенная возле балконной двери) пребывало в том же плачевном состоянии. Подойдя к клетке, Джей приподнял рукав алой атласной блузки и увидел тощего красного попугая. У него был вид раздраженного пьяницы, которого в шесть часов утра разбудил сосед, чтобы позаимствовать сахарку. Злобно моргая, попугай разинул клюв, высунул серый язык и завизжал: «Деньги на бочку!», а затем стремительно бросился на стенку клетки.

Джей поспешно накрыл клетку рукавом блузки и отвернулся.

Открыв какую-то дверь рядом с клеткой, Джей наткнулся на тот самый бойлер, о котором ему рассказывал Шон. Бойлер тоже был увешан одеждой, уже несомненно женской: в основном, кружевным бельем. Джей знал из разговора с Шоном, что у того есть подружка по имени Триона, которая пришла в ярость из-за его отъезда в Штаты на целых полгода. Но из мести устроить в квартире такой бедлам при помощи жестянок и панталон – в этом было что-то сверхъестественное.

Кухня была так завалена объедками и грязной посудой, что Джей сразу же выскочил обратно, почти не разглядев разные навороченные кухонные штучки и горшки с живыми травами на подоконнике. Запах старой гориллы, разлагающейся во всех этих пластмассовых контейнерах, был уж слишком силен.

Вернувшись в прихожую, он с трепетом заглянул в четыре оставшиеся двери. Одна дверь вела в огромную, заставленную растениями ванную, в которой, как над болотцем, еще витал легкий пар от недавно принятого душа и какой-то сладкий аромат. Две другие двери вели в спальни. Первая была огромная, чисто убранная и безличная, как в номере роскошного отеля, ожидающая своего обитателя на одну ночь. Другая спальня была поменьше, в ней царил хаос из книг, одежды и грязных кружек, а главенствующую роль играла металлическая кровать, которая могла бы служить не только ложем для сна, но и ареной для сексуального марафона. Плетеная проволочная вешалка, брошенная поверх скомканного пухового одеяла кремового цвета, напоминала силок.

Но то, что Джей обнаружил за четвертой дверью, вознаградило его за все потрясения, пережитые по приезде. Он простил Шону весь этот нечеловеческий беспорядок и месть его сумасшедшей подружки, когда заглянул в эту дверь. Там была фотолаборатория, оснащенная по последнему слову техники. Джею хотелось бы воспользоваться ею, пока он в Англии, но это было не более вероятно, чем встретить наяву всех тех диковинных персонажей, которых запечатлели фотографии Шона Гленна, оставленные им на штативах для просушки.

Стрелки приближались к полуночи, когда Джуно вернулась домой. Она была несколько обескуражена, обнаружив, что все три замка закрыты на оба поворота. Это обрекло ее на досадную возню с громыханием ключей и проклятиями. Она не помнила, чтобы закрывала эти замки, уходя, но тогда она дико спешила и была невнимательна.

Джуно сбросила туфли, проходя через холл, и еще больше встревожилась, заметив, что помещение стало чище, чем было, когда она покидала его.

Совершенно сбитая с толку, она остановилась по дороге в гостиную. Но потом вспомнила, что Сими, их домработница, обещала заскочить и быстренько привести квартиру в божеский вид перед завтрашним прибытием фотографа, с которым Шон обменялся квартирами. Наверное, она приходила после того, как Джуно ушла в клуб.

Разгадав эту загадку Джуно расстегнула блузку и посмотрела на свой живот, изучая сломанную застежку на кожаных брюках. С большим облегчением она сняла смертельно узкие потные брюки и зашвырнула их подальше, через голову стянула блузку и прошлепала на кухню за соком, притормозив на секунду, чтобы послать воздушный поцелуй Убо, которая покачивалась на своем пластмассовом рифе и с обожанием смотрела на Джуно.

– Я знаю, что ты любишь меня, дорогая, – шепнула Джуно, про себя задаваясь вопросом, сможет ли она на этот раз устоять перед соблазном, не раскиснув перед телевизором, лечь в постель.

Открыв холодильник, она вновь почувствовала тревогу и поневоле задумалась. Во-первых, на полке появились двадцать банок диетической колы, которых там точно не было раньше, а во-вторых, куда-то исчезли недоеденная вчера пицца с карри, на которую она сейчас очень рассчитывала, а также йогурт, упаковка салата с авокадо и половинка пахучего сыра, который ее подруга Лидия привезла ей из Франции на прошлой неделе.

– Как, и шоколадный пенис тоже исчез? – она засунула голову поглубже в холодильник.

– Кто вы такая, черт подери, – раздался разъяренный голос у нее за спиной.

Джуно оглянулась в испуге, и ее глазам предстало восхитительное зрелище в образе длинноволосого узкобедрого Адониса в тунике из полотенца. «Грабители же не носят полотенец», – здраво рассудила Джуно, заметив, что на нем, правда, были еще и потертые байкерские ботинки.

– Я Джуно, – робко пискнула она. – А вам идет этот наряд.

Джей в ужасе отступил. Освещенная металлическим синим светом, падавшим из открытого холодильника, перед ним стояла какая-то чокнутая девица в чем мать родила, если не считать кружевных трусиков кремового цвета.

– Так это вы Джуно? – сдавленно прохрипел он.

– Боюсь, что да. Простите, а вы Джей? – Она безуспешно пыталась прикрыться коробкой супа быстрого приготовления и упаковкой готового салата. – Добро пожаловать в Лондон! А сейчас, если вы не возражаете, я, пожалуй, лягу посплю – у меня сегодня был трудный день.

Проскользнув мимо Джея, она скрылась в захламленной спальне и захлопнула за собой дверь.

Джей с грохотом закрыл дверцу холодильника и отправился к телефону, чтобы позвонить к себе в Нью-Йорк.

Там было сейчас восемь часов вечера, и Шон, конечно, еще не приехал. Джей прослушал свой собственный голос на автоответчике и после звукового сигнала наговорил разгневанное сообщение, требуя объяснений по поводу того, как Шон посмел оставить ему квартиру в таком диком беспорядке, да еще с сумасшедшей девицей в придачу. Почувствовав после этого некоторое облегчение, хотя по-прежнему сбитый с толку и ошарашенный, Джей вернулся в постель, тщательно заперев за собой дверь.

 

ГЛАВА 2

– И что, застежка у тебя на брюках взяла и лопнула? – Лидия аж задохнулась. – На глазах у публики? Прямо на сцене?

– Вывалилась наружу, как какой-то бесстыжий язык, – Джуно даже застонала, вспомнив об этом позоре. – Это было так ужасно. Молния совершенно сломалась, поэтому застегнуть ее я не могла. Я просто притворялась, что все так и задумано, но когда после выступления уходила со сцены, вид у меня был весьма жалкий, как на похоронах в мелодраме. Да еще потом, когда я вернулась домой, на меня набросился этот сумасшедший американец.

– На тебя что? Прямо в твоей квартире? – Лидия была в ужасе, глаза на ее прекрасном лице сочувственно округлились.

Джуно кивнула:

– Я чуть не умерла от страха – он возник буквально ниоткуда, бесшумно, как следопыт, а из одежды на нем только и было, что полотенце да байкерские ботинки. Я уж подумала, что пробил мой последний час.

– Так кто же это был? Он убежал? Ты вызвала полицию?

– Нет, – Джуно с тихим стоном спрятала лицо в ладонях. – Это парень, с которым мой брат обменялся квартирами. Джей Маллиган – фотограф из Нью-Йорка. Я-то думала, что он приедет только сегодня.

– Боже мой! – рассмеялась Лидия. – И как же он выглядит? Что он сказал?

– Совсем немного, – Джуно прижала ладони к глазам.

Рабочее кресло Лидии скрипнуло, когда она вновь откинулась на спинку.

– Но он оценил всю прелесть ситуации, когда узнал, кто ты такая?

– Ммм, не совсем.

Джуно потерла глаза ладонями и, убрав руки, с изможденным выражением лица посмотрела на Лидию.

– Он был еще в постели, когда я утром уходила на работу. Я оставила ему записку с извинениями. Мне кажется, сегодня вечером я должна официально представиться ему. Надеюсь, он узнает меня по одежке.

– Пригласи его на нашу вечеринку по случаю твоего дня рождения! Тогда мы все сможем познакомиться с ним. Он симпатичный?

– Я не уверена, – Джуно попыталась восстановить в памяти видение в полотенце, явившееся ей прошлой ночью и вызвавшее столько эмоций, но, для того чтобы как следует разглядеть его, она сначала была слишком испугана, а затем слишком смущена. Ей удалось припомнить только длинные светлые волосы, мускулистые плечи и кельтскую татуировку на правом бицепсе. Представить же его лицо она не смогла, если не считать сверкающих глаз, которые рассыпали созвездие серебристых искр прежде, чем он отвел их от ее обнаженного тела.

– У него неплохой торс, – неуверенно промолвила Джуно.

– В таком случае, ты обязана пригласить его сегодня вечером, – решительно сказала Лидия. – У нас нет ни одного свободного мужчины, если не считать Джеза, и как минимум три свободные девушки – даже четыре, если считать Лулу. В кого-нибудь из нас должен же он влюбиться.

Джуно слабо улыбнулась, прекрасно понимая, в кого, по мнению Лидии, он должен влюбиться. Струящаяся грива платиновых волос, живые глаза, голубые и опьяняющие, как кюрасо, – Лидия была сиреной их компании, и мало кто мог устоять перед ее чарами.

– Я думала, ты собираешься прийти с… ммм… Клодом? – сказала Джуно, силясь припомнить имя последнего любовника Лидии – маленького, коричневого, как жук, французского флейтиста с атлетически развитым языком.

– Я хочу немного отдохнуть от него, – Лидия наморщила свой безупречный нос. – Он тупой собственник.

Джуно вздохнула и посмотрела на подругу с изумлением. Быстрая смена приятелей Лидии объяснялась тем, что все они на поверку оказывались либо «тупыми собственниками», либо «патологическими ревнивцами». Впрочем, это можно понять, поскольку Лидия была женщиной, с которой практически каждый встречный мужчина хотел поужинать, лечь в постель и позавтракать.

Высокая, с точеной фигурой, Лидия была дочерью звезды тенниса пятидесятых годов и чуть ли не двухметровой шведки, на 30 лет моложе мужа. Она выглядела как манекенщица Гуччи и практически не ела, чтобы поддерживать фигуру столь изящную, что ребра можно было пересчитать даже под шубкой. Цвет ее платиновых, как на рекламе шампуня «Тимотэй», волос был столь же натуральным (чего нельзя сказать о Джуно), как и ее горячий, раскаленный добела темперамент. Лидия обладала запасом энергии, невероятным для существа, которое потребляло меньше калорий, чем самые невесомые балерины Королевского балета. Они с Джуно были знакомы почти пять лет, одно время даже снимали на пару жуткую квартирку в Камдене и теперь оставались неразлучными подругами, несмотря на их комическое внешнее различие: одна – высокая, тонкая, другая – маленькая, толстенькая. Вода и пламень и то имеют больше сходства.

– Сколько ему лет? – Лидия продолжала проверять кандидатуру Джея.

– Пожалуй, еще нет тридцати, – ответила Джуно, вздрогнув от мысли, что сама она к этой возрастной категории больше не принадлежит.

– Богат?

Слабостью Лидии были маленькие чернявые мужчины, которые и мечтать не смели о ее благосклонности. Поэтому сперва они с отчаянным упорством завоевывали ее, а затем, когда надоедали ей, начинали дико ревновать.

– Не уверена, – рассмеялась Джуно. – Но утром в гостиной я заметила кучу дорогущей с виду фотоаппаратуры и еще какой-то навороченный ноутбук, из которого торчало множество проводков. Я сначала подумала, что это взрывное устройство.

– Ну пожалуйста, пригласи его к нам, – Лидия умоляла, голубые глаза танцевали от возбуждения. – Я еще никогда в жизни не встречалась с американцем.

– А может, он не натурал, – сказала Джуно.

– Да брось ты, – Лидия не приняла всерьез это предположение. Намотав длинную прядку блестящих волос на карандаш, она сосредоточенно смотрела в монитор компьютера. – Бьюсь об заклад, что он сногсшибательный. У парней из Нью-Йорка репутация настоящих мачо. Я заберу из химчистки мои брючки от Джозефа. А ты, конечно, должна надеть свой новый топ.

– Ммм, – Джуно с сомнением посмотрела на облачко кружевной ткани, лежавшее на куче смятой оберточной бумаги у нее на столе. Подарок Лидии был, как всегда, невероятно дорогим: писк моды, дизайнерская кофточка из шифоновых кружев легче пуха. Как выразилась Лидия, «этот подарочек напоминает тот костюм, в котором тебя мама родила». Не учла она, как всегда, лишь одно: как Джуно будет выглядеть в ее подарке.

Джуно боялась предстоящей встречи с Джеем Маллиганом, хотя и пошутила по этому поводу: у нее было такое ощущение, что с костюмом, в котором ее мама родила, он уже и так знаком предостаточно. Полноценный 16-й размер, торчащая вперед грудь, бедра, на которых поместится по пол-литровой кружке пива, – да, Джуно понимала, что кружевной топ подчеркнет самые ужасные складки на животе и боках. Гораздо лучше он смотрелся бы на самой Лидии, с ее четким силуэтом, маленькими грудками, напоминавшими шарики сливочного мороженого, и длинной нежной шеей.

Но ничего не поделаешь, Джуно, конечно, наденет сегодня вечером этот топ, чтобы не обидеть подругу, хотя и будет выглядеть в нем как кочан капусты в продуктовой сетке.

– Мне тридцать лет, – простонала она, не обращая внимания на звонивший у нее на столе телефон. Это была фраза, которую Джуно твердила целый день в надежде, что в конце концов хоть немного привыкнет к ее звучанию.

– Да, пока ты еще не достигла своего сексуального расцвета, – неунывающим голосом парировала Лидия, не отрывая глаз от монитора. Она уже с девяти часов утра утешала подругу расхожими поговорками.

– Ты пребываешь в состоянии сексуального расцвета без малого десять лет, а тебе всего лишь двадцать семь, – ответила Джуно. – Моя жизнь катится под горку, а оргазм с любимым мужчиной у меня еще впереди.

Смеясь, Лидия зажмурила глаза и оторвалась от компьютерной игры.

– Ты собираешься снять трубку? – она кивнула в сторону телефона.

– Ни за что, – Джуно откинулась на спинку кресла и вздохнула. – У меня ярко выраженная депрессия. Скажи, что меня вызвал шеф.

– Нет, это не тридцатилетие приводит тебя в такое отчаяние, – Лидия нажала три клавиши на своем аппарате, чтобы переключить звонок на себя. – До отчаяния тебя довел этот жалкий недоносок… Да, Лидия слушает. О, привет, моя радость, – как поживаешь? – с улыбкой на лице, она устроилась поудобнее и подмигнула Джуно.

Джуно догадалась, что звонивший был, несомненно, мужчина, к тому же удостоенный титула «моя радость», что сужало круг кандидатов до двух человек – это мог быть либо ее брат Шон, либо ее «бывший», Джон. Мысль, что это может быть именно последний, привела Джуно в такое волнение, что она сжала руки. Поздравительной открытки от него утром не было, но Джуно не исключала, что он может позвонить. Это было как раз в его стиле – вспомнить про ее день рождения в последний момент, когда уже поздно отправлять поздравление почтой, и позвонить ей, чтобы сообщить: у него, дескать, заготовлены открытка и подарок, он хотел бы с ней встретиться, чего-нибудь выпить и вручить их.

Его не очень активные попытки возродить их отношения были даже более оскорбительны, чем сделанное ранее заявление, что он хочет поселиться вместе с девицей по имени Дебби, которую он присмотрел, фактически, за спиной у Джуно. Да не так-то легко это сделать, обитая вместе с Джуно в маленьком домике в Клапаме, на который не имеешь особых прав. Джуно была так потрясена и разгневана, что поступила самым идиотским образом: упаковала чемоданы и освободила гнездышко для этой сладкой парочки, а надо было остаться там и дождаться, чтобы Джон сам убрался восвояси. Через весь Лондон она дотащилась до Шона и несколько дней безвылазно скрывалась у него в свободной комнате, рыдая без передышки, так что ее брат – сначала не жалевший для нее ни чая, ни сочувствия – в конце концов переутомился от сострадания и посетовал, что она оставляет влажные следы на полированном деревянном полу.

Два месяца спустя Дебби бросила Джона, и теперь он пытался пролезть обратно в жизнь Джуно. Правда, пытался довольно вяло. Порой у него возникала потребность пообщаться – а это случалось примерно раз в неделю, как правило, ближе к полуночи, когда он засиживался в пабе допоздна. Тогда он звонил ей, говорил, что любит и хочет видеть. Подозревая, что ему просто-напросто приспичило трахнуться, Джуно все же разговаривала с ним тепло и доброжелательно, предлагала перезвонить утром, вместе пообедать и все обсудить. Повесив трубку, она замечала, что перспектива этой встречи занимает и волнует ее гораздо больше, чем ей бы хотелось. Память начинала с нежностью прокручивать эпизоды из их лучших времен, услужливо пропуская агонию финала. Но наутро Джон никогда не перезванивал, и еще целая неделя проходила, пока вдруг в полночь не раздавался очередной звонок. Во время последнего разговора он даже не удосужился приглушить громкость телевизора, и в трубку проникал звук порнографического фильма, который он смотрел, предлагая ей оплатить такси до Клапама. Иногда Джуно задавалась вопросом: интересно, а Дебби он звонил до или после нее?

– Нет, по-прежнему одна, – засмеялась Лидия. – Ты же знаешь меня – зачем менять внимание многих на невнимание одного мужчины, который не прочь заплатить за меня. – По взгляду, который она бросила на Джуно, было совершенно ясно, что, если потребуется, она готова поддерживать болтовню сколь угодно долго.

– Это Джон? – прошептала Джуно.

Лидия утвердительно кивнула в ответ. Джуно провела ладонью по горлу, изображая, будто ее режут, и пробормотала: «Меня нет».

Сбежав в туалет, Джуно с ужасом обнаружила, что руки, которые она прижимала к лицу, были испачканы чернилами, и сейчас она выглядела так, словно ее щеки и лоб покрыли ритуальной индейской татуировкой.

Когда Джуно вернулась в офис, Лидия уже повесила трубку и снова играла на компьютере в свой «Солитер», одновременно болтая с Финлэем из отдела рекламы, который завладел стулом Джуно и, как ребенок, крутился на нем.

– Привет, золотко, – он радостно поприветствовал Джуно, не прекращая своих пируэтов. – С днем рождения тебя.

Будучи наркоманом, Финлэй был абсолютно бесполезен как работник, но очень полезен директору по рекламе как поставщик колумбийского порошочка, поэтому увольнение ему не грозило. Весь женский персонал обожал его за добродушную обаятельную развязность и милую незадачливую бесполезность. У него было лицо купидона, обрамленное локонами маленького лорда Фаунтлероя, которое совершенно не вязалось с его высокой худой фигурой. Только сломанный нос и щербатый передний зуб намекали о бурной молодости и беспутной душе. Он практически никогда не сидел за своим столом. Бродил по офису, как заблудившийся породистый пес, позволяя приласкать себя и погладить по холке, останавливаясь то тут, то там, чтобы пофлиртовать и поиграть.

Он все крутился на стуле, улыбался, хохотал, посылал Лидии воздушные поцелуи. Джуно смотрела на него с благоговением, пытаясь понять, объясняется его неуемная энергия кокаином или же тем обстоятельством, что ему еще нет тридцати.

Наконец он убежал поклянчить бисквитов у Умы, симпатичной секретарши производственного отдела, которая обожала его, как блудного сына, и Джуно смогла занять свое место.

– А, вот и ты, – ласково улыбнулась ей подруга. – Это Шон звонил. Он как раз завтракал в кафе, которое порекомендовал ему Джей, на углу квартала.

Говорит, что официантка там – вылитая Вайнона Райдер. Он хотел узнать насчет часов. Ему кажется, что он забыл их на бортике ванны. Еще он просил передать тебе, чтобы ты больше не расхаживала голышом перед Джеем, так как, судя по всему, ты шокировала его прошлой ночью. Ну вот и все, пожалуй. Ах, да. Он поздравляет тебя с днем рождения. Какая я сволочь – чуть не забыла такую деталь.

– Так это был Шон? – Джуно изумленно воззрилась на нее.

– Да, я же тебе кивнула, – невинно посмотрела Лидия.

– Но я спрашивала: «Это Джон?»

Лидия подняла голову и терпеливо проговорила:

– Ступай обратно к зеркалу, в которое ты только что пялилась, прошепчи, глядя в него, «Джон», затем «Шон», постарайся заметить разницу по губам, а потом вернешься и объяснишь мне.

Джуно стиснула зубы.

– Ладно, я иду обедать.

– Скажи-ка, уж не Мел ли пригласил тебя на обед по случаю твоего дня рождения? – Лидия хихикнула. – Это щедрый подарок!

Мел был охранник офиса, на редкость противный тип, – горилла без шеи с дурным запахом изо рта. Он питал страсть к Джуно, причину которой однажды объяснил, желая ей польстить: «Полные женщины лучше в постели».

– Нет, он подарил мне кукиш с маслом, – Джуно прошлась расческой по волосам. – Я обедаю с Трионой.

– Тогда лучше не упоминай о двойнике Вайноны Райдер. Слушай, а в честь чего ты устроила этому Джею стриптиз прошлой ночью? Я знаю, что тебе не хватает секса – ты все время жалуешься на это, но, мне кажется, стриптиз – немного чересчур, Джу.

– Да так. Оказала радушный прием в традициях доброй старой Англии.

 

ГЛАВА 3

Джуно работала всего в нескольких минутах ходьбы от миниатюрной эксцентрично обставленной квартирки Трионы. Джуно не переставала удивляться, каким образом подружка ее брата ухитрилась запихнуть в эту квартирку столько вещей. Триона была изящна, как статуэтка, и между заваленными столами в стиле пятидесятых, надувными стульями, кичевыми лампами в виде стекающей лавы передвигалась танцующей походкой, словно дуновение ветерка, почти не тревожа воздух на своем пути. А Джуно, большеногая и неуклюжая, всегда боялась у нее в гостях что-нибудь нечаянно задеть и вызвать цепную реакцию падений, как в детском домино.

Поэтому она испытала несказанное облегчение, когда Триона предложила перекусить в итальянском ресторанчике неподалеку.

– Я пригласила тебя, чтобы перво-наперво вручить тебе вот это, – она подала Джуно два свертка – один большой, а сверху маленький. – Большой пакет от Шона, он просил отдать его тебе сегодня. Я думаю, что тебе лучше распаковать его прямо здесь, а не в ресторане.

– Что, это настолько ужасно? – Джуно с тревогой взяла сверток. В прошлом году брат подарил ей надувного мужчину по имени Энди Пенди. Через шесть месяцев, на Рождество, Шон нарядил его в костюм Санта Клауса и отправился в путь, усадив на заднее сиденье автомобиля. Родители очень удивились, когда к их крыльцу прибыл резиновый странник, подрагивая мишурой, привязанной ко всем движущимся частям его тела. Энди Пенди и сейчас валяется в сарае у ее родителей, потихоньку выпуская воздух из дырочек.

Триона скорчила гримасу и почесала очень коротко остриженный затылок, который она каждые три недели перекрашивала в новый цвет.

– Это не лучшая его идея, но он ужасно спешил в свой дурацкий Нью-Йорк. – Она сощурила глаза, по-прежнему злясь на Шона за разлуку, на которую он ее обрек. – Свинья.

Под упаковочной бумагой в стиле семидесятых была большая желтая пластмассовая коробка для игрушек с надписью «Набор для оказания первой помощи при наступлении тридцатилетия».

Шон напихал в коробку всякой бестактной чепухи: пара старушечьих ботиков на молнии, массажная подушечка с подогревом, комплект бигуди «Кармен», краска для закрашивания седины, брошюра, посвященная семейным праздникам, видеокассета с Омаром Шарифом, несколько компакт-дисков Даниэля О'Доннела, крем против морщин «Эсте Лаудер», банка джина и три пары подтягивающих колготок. На самом дне коробки, под буклетом косметической клиники, в котором рекламировалась принципиально новая технология омолаживающего пилинга, пряталась книга из серии «Сам себе психолог» о преодолении кризиса, связанного с наступлением старости.

Ничего не сказав, Джуно аккуратно сложила в коробку все ее содержимое и захлопнула крышку на пластмассовую защелку.

– Черт возьми, и из-за этого придурка я тоскую, – Триона с досадой стукнула по коробке. – Слушай, я была в такой ярости прошлой ночью после его отъезда, что собрала в кучу все шмотки, которые он оставил у меня, и в шпильках попрыгала на них как следует. – Она протянула Джуно свой сверточек и подмигнула. – Не забывай, что мне уже тридцать семь.

– Это не имеет значения, – уныло вздохнула Джуно, принимая сверточек. – В душе ты гораздо моложе меня.

В сверточке оказался комплект из искусственной змеиной кожи – пояс с подвязками, трусики с меховой отделкой и бюстгальтер с чашечками «балкончик».

– И что мне с этим делать? – удивленно рассмеялась Джуно, вытаскивая треугольную нейлоновую прокладку из чашечки. – Ведь мои сиськи появляются раньше меня минут на десять.

– Между прочим, модель из нашей последней коллекции, – Триона постаралась скрыть обиду. – Я заказала все точно по твоим меркам. В этом ты будешь выглядеть великолепно. Кроме того, можно вынуть прокладки из чашечек и воспользоваться свободным местом, чтобы пронести свою дозу в клуб. Ни один держиморда не заметит разницы между поролоновой прокладочкой для поддержки груди и тремя граммами кокаина.

Триона Истфорд и ее бывший муж держали в Сохо широко известный магазин ультрамодного дамского белья под названием «Скандальная репутация», который действительно имел громкую славу и являлся местом паломничества туристов со всего мира. Триона и Марк не только закупали самые дерзкие коллекции у самых известных дизайнеров, но и создавали собственные вещи под своей маркой, – плоды их необузданной фантазии.

Неутомимая тусовщица, Триона была известной фигурой в лондонских клубных кругах. Ее мальчишеский силуэт, слегка прикрытый суперстильным нарядом, мелькал только в самых элитарных и самых сомнительных заведениях.

Ее партнер по бизнесу и бывший муж, Марки Истфорд, рыжеволосый красавец с пирсингом на губах, в восьмидесятые годы учился дизайну чуть ли не в колледже Святого Мартина. Они с Трионой поженились в Лас-Вегасе, когда оба были еще студентами, а несколько месяцев спустя Марк переехал к танцовщику кордебалета из мюзикла «Кошки». К тому времени Триона уже ждала сына, Волана, который ныне делил свою жизнь между Лондоном и Калифорнией, где его «второй папа», бывший танцовщик кордебалета, тем временем стал одной из голливудских звезд первой величины. Джуно знала, что он больше не живет с Марком, но таковы жизненные парадоксы: актер через американский суд добился частичного опекунства над Воланом, который был к нему привязан куда больше, чем к Трионе с Марком. Поэтому мальчик проводил большую часть года в Беверли-Хиллз, рассекая по бассейну на лодке в форме лимузина, а его биологические родители жили и работали в Лондоне. Такое положение дел всех идеально устраивало.

На протяжении восьмидесятых и девяностых годов Триона сменила целую армию любовников из числа самых знаменитых мужчин, в большинстве своем имевших как минимум двух официальных подруг, трех экс-жен, несколько особняков и одного проблемного ребенка. Сойдясь с Шоном – который пришел в ее магазин в Сохо сделать фотографии для репортажа в «Фейс», – она угомонилась и на рекордно долгое для нее время подпала под чары моногамии. Кроме того, начала активную борьбу за то, чтобы втиснуть Джуно во французские панталончики и ночные рубашки с рюшечками, без устали повторяя, что это нижнее белье на пухленьких женщинах смотрится столь же сексуально, как и на худеньких.

– Я и не сомневаюсь, что это будет смотреться просто фантастически, спасибо тебе, – Джуно виновато поцеловала Триону. – Ты не возражаешь, если я пока оставлю подарки у тебя и заберу их в другой раз?

– Конечно, не возражаю. – Триона уже собиралась включить сигнализацию и нащупывала ключи, готовясь к выходу. – Я заброшу все это тебе сегодня вечером по дороге на Трэш. Я собираюсь захватить кое-кого из друзей, они живут в двух шагах от тебя, а заодно заберу свои туфли «Вествуд», которые оставила в комнате Шона на прошлой неделе, – хочу надеть их сегодня вечером.

Джуно с трудом удержала улыбку, когда до нее дошло, что Триона планирует сегодня вечером отправиться на одно из самых модных, популярных, скандальных и труднодоступных ночных мероприятий клубного календаря – Триона, изнемогшая от слез, пролитых по вине Шона. Сплясав чечетку на его одежде прошлой ночью, она, похоже, решила найти своим танцевальным способностям лучшее применение и пойти на вечеринку одна, без Шона.

– Меня же не будет дома, – вдруг спохватилась Джуно. – У нас ужин в «Хаусе».

– Ну тогда я открою своими ключами, – Триона включила охранную сигнализацию и вытолкала Джуно за дверь. – Я просто закину твои подарки, заберу свои туфли и скажу «приветик» Пуаро и этой твоей отвратительной рептилии.

– И Джею, – угрюмо пробормотала Джуно, стоя на площадке.

– Фотографу? – присоединилась к ней Триона, захлопнув дверь и натягивая крохотный жакетик от Александра Маккуина. – А что, он уже приехал? Я думала, он приедет сегодня вечером.

– Я тоже, – Джуно поморщилась.

– Ну и что он из себя представляет? Мне не довелось встречать его в Нью-Йорке.

– Пока не знаю, – честно призналась Джуно. – Коротышка, и довольно злобный, по-моему.

– Звучит немного устрашающе. – Триона начала спуск по лестнице в 12-сантиметровых платформах «Док Мартен». – Надо будет держаться от него подальше. Не хочешь пригласить его в «Хаус» вместе с твоими закадычными друзьями?

– Возможно, – Джуно еле поспевала следом. – Честно говоря, я не уверена, что произвела на него приятное впечатление при первой встрече.

– Ничего, он научится любить тебя, – рассмеялась Триона, двигаясь невероятно легко, если учесть ее каблуки. – Шон твердо считает его суперзвездой, хотя и сделал кое-какие предупреждения на его счет.

– Вот как? – испуганно вскрикнула Джуно, едва поспевавшая за Трионой, и чуть не скатилась с последних пяти ступенек.

Триона уже стояла на мраморном полу холла.

– Какие предупреждения? – взволнованно спросила Джуно. В ее голове замелькали всевозможные предположения. Наркоман? Уголовное прошлое? У него ведь татуировка, между прочим. Хотя у Шона их несколько, да и у Трионы тоже. Сексуальные извращения? Душевная болезнь? Отвращение к женщинам? Или может быть, страсть к переодеванию в их платье? Она заметила утром, что ее красная атласная блузка пропала, и еще несколько вещей, которые, она точно помнила, оставались в гостиной. Вот оно!

– Неужели он трансвестит? – простонала Джуно.

Триона разразилась смехом:

– Джуно в своем репертуаре. Только тебе могла прийти в голову такая мысль. Поговорим об этом за обедом.

– Шон говорит, что он один из самых крутых фотографов в Нью-Йорке, – через несколько минут рассказывала Триона с полным ртом спагетти.

– Шон еще и не такое о себе скажет, – Джуно испачкала ладонь оливкой. – У моего братца самомнение размером с Китай.

– Да он про себя, а про Джея говорит, балда.

Каждый уважающий себя художественный редактор в Нью-Йорке знает номер телефона Джея наизусть. Назови мне какое-нибудь место, где ты ни за какие коврижки не согласилась бы провести свой летний отпуск, а он объездил их все за последние пять лет: Заир, Афганистан, Босния, Алжир, Тибет, Ангола.

– Ты разыгрываешь меня, да? – от удивления Джуно проглотила оливку целиком.

– У него прозвище Джей-лихач, потому что он может отправиться куда угодно, лишь бы сделать хороший снимок, и рискует как сумасшедший. Он известен тем, что у него стальные нервы, он шляется по зоне военных действий после того, как все журналисты уже давно смотались, и делает снимки, за которые другие уж точно поплатились бы жизнью. Да и сам тоже несколько раз чуть не поплатился. Когда опять встретишь его в полотенце, поищи следы от пуль.

– Bay, – присвистнула Джуно, начиная понимать, кого она ослепила прошлой ночью. – Ну и что же он выслеживает в Лондоне? Уж не съезд ли лейбористской партии?

– Не иначе как он получил весточку от своих друзей из ИРА, – Триона поежилась.

– Нет, черт возьми, ты меня разыгрываешь, – другая оливка проскользнула неразжеванной, и Джуно отчаянно закашлялась.

Триона как следует стукнула ее по спине.

– Я не хотела бы с ним об этом говорить – точнее, Шон не хотел бы. У него возникла эта версия, когда мы гадали, зачем Джею понадобилось приезжать в Англию. Сам он молчал – просто в упор не слышал, когда Шон его спрашивал. А знаешь, многие из этих американцев ирландского происхождения действительно сочувствуют делу освобождения. Особенно в Нью-Йорке.

Ока оглянулась по сторонам. Джуно попыталась внести ясность в ее слова и прошептала:

– Уж не хочешь ли ты сказать, что я буду делить кров с террористом?

– Нет, Джуно, конечно, не хочу, – ответила Триона, сняв камень с души Джуно. – Я понятия не имею, что он собирается тут делать. И Шон тоже. Мы знаем только одно: в своем агентстве в Нью-Йорке он сказал, что берет шестимесячный отпуск и отныне намерен фотографировать только ветер. Не очень понятные планы для человека, у которого только что прошла одна из самых успешных выставок за всю историю МЦФ.

– А что такое МЦФ?

– Международный центр фотографии в Нью-Йорке. Шон может только мечтать о таком зале. Джей делает и другие работы не хуже, чем репортажи, – спецзадания, тематические съемки, портреты. Ты знаешь, что Мапплторп действительно просил Джея щелкнуть его незадолго до того, как умер от СПИДа? Можешь себе представить? Сам Мапплторп.

Теперь у Джуно просто отвисла челюсть.

– Мапплторп просил Джея Маллигана прикончить его…

– Сфотографировать, Джуно. Он просил Джея сфотографировать его.

– Ааа…

– Ступай в книжный магазин Диллона на Лонг-Акр и посмотри там фотоальбомы. Ставлю 10 фунтов, что Джей среди них есть. А он холост, как тебе известно.

– Ты меня все-таки удивляешь. Неужели ты думаешь, что есть женщины, которые мечтают ходить на свидания на кладбище? Я уверена, что его шлепнут во время очередного турне по Руанде.

– Шон говорит, что Джей как раз в твоем вкусе.

– Благодарю покорно, но я не уверена, что визиты в тюрьму входят в мои жизненные планы, – и Джуно поморщилась. – Я просто не могу поверить, что мой брат добровольно пустил к себе в дом какого-то странного типа, возможно, главаря террористической ячейки, чтобы тот руководил антигосударственным заговором прямо из нашей гостиной. Знаешь, сегодня утром кое-что мне показалось странным, например бомба на столе. Я подумала, что это компьютер, но сейчас я в этом не уверена.

– Лучше бы я тебе ничего не говорила, – Триона налила себе еще немного вина. – Я думала, тебя все это так же очарует, как и меня.

– Бьюсь об заклад, что пока мы тут с тобой разговариваем, он мастерит взрывные устройства в фотолаборатории. Она здорово подходит для таких дел. – Джуно раскусила очередную оливку. – Надеюсь, он все-таки не тронет мои проклятые будильники – не так-то просто вставать утром без них.

Поняв, что Джуно дразнит ее, Триона бросила в нее кусочком чиабатты и рассмеялась.

– Итак, тебе тридцать, солнышко, – умное личико Трионы лучилось улыбкой. – Отныне для поддержания цвета лица тебе следует спать больше – и желательно с мужчиной, который младше. Джею двадцать семь.

 

ГЛАВА 4

Когда вечером Джуно вернулась, Джея не оказалось дома. Она дико торопилась, чтобы подготовиться к вечеринке, потому что, как всегда, кругом опаздывала.

Открыв воду, чтобы наполнить ванну, она побежала было в спальню за полотенцем, но вернулась обратно, еле переставляя ноги, словно узнала какую-то неслыханную новость.

– Часов нет, – пробормотала она, обшарив в ванной каждый угол. – Часов Шона здесь нет. Он сказал, что оставил их на краю ванны.

Быстро удостоверившись, что Джея действительно нет дома, она зашла в темную фотолабораторию и принюхалась.

– Шон, скотина! – завопила она: ей в глаза сразу же бросилось огромное изображение мужского галстука, покоящегося меж двух шарообразных грудей.

Это Шон оставил на сушилке увеличенную фотографию из числа недавно сделанных по пьяной лавочке снимков, когда они впятером дурачились – Джуно, Триона со своей подружкой Суши и Шон с приятелем Хорсом. Джуно, Триона, Суши и Хорс изображали группу «Абба» со всеми присущими диско прибамбасами. Триона в белом парике, в шортиках с изящными загорелыми ножками великолепно выглядела в роли Агнеты, чего, впрочем, и следовало ожидать. Суши со своей японской мордашкой, завитыми локонами, покрашенными рыжим спреем, изображала кокетку Фреду. Из Хорса (музыкального журналиста на вольных хлебах, питавшего слабость к наркотикам) вышел вполне пристойный Бьёрн. Но Джуно, в старом отцовском вельветовом костюме с широченными клешами, прихваченными скрепками, в роли Бенни выглядела чудовищно. Нещадно потея, страдая от накладной бороды, после которой у нее еще несколько недель не сходила сыпь, потому что Шон приклеил эту бороду канцелярским клеем «Копидекс», она имела монстроподобный вид. Рукава были такими длинными, что Джуно больше напоминала шимпанзе. К тому же пиджак нещадно жал, и ее грудь прорвалась на волю через дешевую блузку с рюшами; на виду оказался бюстгальтер из красного латекса, надеть который уговорила ее Триона. И вот, к ярости Джуно, Шон щелкнул ее шесть или семь раз, увековечив ее позор.

– Скотина, – повторила она, разорвав самый ужасный снимок с сиськами. Она так разозлилась, что провела только беглую инспекцию помещения на предмет обнаружения следов деятельности по производству бомб (таковых улик не оказалось), и вернулась в ванную, где вовсю лилась вода. Ее настроение ничуть не улучшилось, когда она обнаружила, что забыла заткнуть ванну пробкой.

Стараясь успокоиться, она включила стерео и пустилась в пляс по квартире под последний диск «Ралпа», даже не обратив внимания, как стало просторно: куда-то исчезли привычные залежи одежды, журналов и консервных банок. Она открыла бутылку вина, чтобы побаловать себя глоточком-другим, пока будет принимать ванну, но встреча с грудастым Бенни так ее расстроила, что она прихватила в ванную всю бутылку, забыв бокал. Забыла она и полотенце, валявшееся на кровати.

Быстренько намылившись и потерев себя губкой, она налила вина в стаканчик для полоскания рта и тут заметила новый набор туалетных принадлежностей, слегка потеснивший ее собственную заляпанную коллекцию. На всех баночках-бутылочках были незнакомые американские этикетки, среди прочего красовались увлажняющий крем, тоник и бальзам для бритья. Джуно с удивлением уставилась на них. Никогда раньше ей не приходилось сталкиваться с мужчинами, которые пользуются увлажняющим кремом, да и четкого представления о том, что такое бальзам для бритья, у нее тоже не было. Из чистого интереса она выдавила немного бальзама себе на ноги, и прошлась по ним туповатой бритвой. Бальзам пах восхитительно – свежескошенной травой. Придя в восторг, она увлеклась и потратила почти половину тюбика, пока не сообразила, что дико опаздывает.

Как раз в тот момент, когда, прикрывшись маленьким поблекшим полотенцем для рук, она мчалась из душа в спальню, Джей вошел в квартиру с пачкой газет. Они столкнулись в холле нос к носу.

– Привет, – сказал он, явно испытывая неловкость, и вежливо отвел взгляд от ее распаренного после ванны тела.

Джуно приросла к полу, в один миг остолбенев от зрелища, открывшегося ее взору.

Она явно недооценила прошлой ночью всю степень его великолепия. Да, он не был особенно высок – скорее среднего роста, но прекрасно сложен, а цвет его волос просто завораживал – глаз невозможно отвести: бледно-золотистый мед на поджаристом хлебце. Эти волосы, длиной почти до плеч, падали небрежными прядками вперед и задевали ресницы. Он не был красавчиком в обычном смысле слова, но обладал парой самых потрясающих глаз, которые Джуно когда-либо встречала: удлиненные, чуть раскосые, золотисто-желтого цвета, как львиная грива. Сногсшибательное сочетание.

Разглядела Джуно и пиджак из толстой потертой кожи, длиной до колен, и белую футболку, и выцветшие джинсы «Ливайс», и тяжелые байкерские ботинки. Супергерой из американского боевика.

Она подумала: а может, он как раз вернулся после тайной встречи с командиром ячейки – пили «Гиннесс» где-нибудь в грязном пабе в Килбурне и говорили о деле.

– Привет, Джей, – Джуно поздоровалась хриплым голосом, ей хотелось верить, что ее внезапно низкий тембр звучит сексуально. Она сообразила, что смотрит на Джея не мигая вот уже которую секунду кряду и наверняка опять его несколько шокировала. – Я просто не понимаю, в чем тут штука, но стоит мне только встретить тебя, как я сразу же чувствую себя раздетой. – Она пожала плечами, скорчила комическую гримасу, кивнув на полотенчико трогательного детского размера, и как бы недоумевающе улыбнулась.

Это была слабенькая шутка, и он, конечно, ее не понял. Фактически он стал пятиться обратно к двери, озабоченно сдвинув свои золотистые брови. Это были роскошные брови, она хорошо разглядела, – четко очерченные, более темного оттенка, чем волосы, изогнутые над его поразительными глазами с таким изяществом, как на рисунке Берделея. Джуно всегда была ценительницей бровей. По ее шкале оценок Джей получал на балл больше Кристофера Пламмера, но на балл меньше Дирка Богарда. А, да чего там говорить, умопомрачительные брови.

– Прости – я пошутила, – поспешно сказала она, сообразив, что пора возобновить диалог, чтобы не выглядеть законченной ослицей. – Послушай, а почему бы тебе не налить нам по бокалу вот этой штуки, – она помахала перед его носом бутылкой. – А я тем временем оденусь. И мы немного поболтаем перед моим уходом. Хотя ты тоже можешь пойти со мной, если у тебя нет других планов. Мы тут с друзьями собрались поужинать вместе. И у нас с тобой была бы возможность поближе узнать друг друга, – она поежилась, осознав, как двусмысленно это прозвучало.

– Я не пью, – спокойно ответил он, прилагая усилия, чтобы взять протянутую бутылку, не уронив при этом пачку газет, которую держал в руках.

– Значит, ты испытываешь адскую жажду, – с готовностью откликнулась Джуно.

– Что? – Ни на один миг эти нежные выразительные губы не сложились в улыбку. Это был на редкость чувственный рот – изгиб верхней губы напоминает виолончель, подумала Джуно, ощущая, что у нее закружилась голова.

– Я хочу сказать, что ты должен страдать от обезвоживания организма. Если не пьешь, – пробормотала Джуно, не в силах оторвать глаз от его рта.

Его губы раздраженно дернулись.

– Я имел в виду алкоголь.

– Ясно… – Джуно сразу упала духом. Итак, она была обречена жить целых шесть месяцев в одной квартире с соседом-трезвенником. Какая пытка. – Ну, в таком случае давай ее обратно. – Принужденно смеясь, она довольно неуклюже выхватила бутылку у него из рук. В результате этого маневра большая часть его газет упала на пол, и туда же чуть не соскользнуло полотенце, которое она придерживала локтями. Испуганно вскрикнув, она метнулась в свою спальню и захлопнула за собой дверь.

Какое-то время Джуно, еле дыша, прислушивалась к тому, как он с хрустом и шелестом собирал газеты, а потом прошел в гостиную.

– Черт, – прошептала она, позволив наконец полотенцу соскользнуть на пол и сделав хороший глоток прямо из бутылки. – Он решил, что по мне психушка плачет. Я должна реабилитировать себя в его глазах.

Они с друзьями договорились встретиться в восемь вечера в баре, в Хэмпстэде. Было уже двадцать минут восьмого, но Джуно знала, что в запасе у нее как минимум час. Она всегда опаздывала, и друзья учитывали это. Столик в ближайшем ресторане «Хаус» был заказан на десять. Поэтому в распоряжении Джуно было предостаточно времени, чтобы убедить Джея, какой невыносимо нормальной и здравомыслящей особой она является, а затем уговорить его пойти с ней, чтобы познакомиться со всей честной компанией. Лидия уж точно умрет от счастья, увидев его.

Она надела утягивающие талию штанишки и, мысленно попросив прощения у Трионы, застегнула свой любимый бюстгальтер с уменьшающим эффектом – она называла его «мой честный работяга». Только при его поддержке она рискнула бы показаться в кружевной кофточке, подаренной Лидией.

И тут она застонала.

Кружевная кофточка осталась в ее сумке в гостиной. Мало того, льняные брюки, которые она хотела надеть и для этого постирала сегодня утром, так и лежат влажные в пластмассовом тазике, ожидая, когда же их повесят сушиться.

Чтобы собраться с мыслями, она занялась макияжем, расчесала влажные волосы, с огорчением заметив, как сильно отросли темные корни. Она мысленно поклялась завтра утром первым же делом отправиться в магазин и закупить побольше осветлителя.

– Это просто смешно, – сказала она своему отражению. – Ты тридцатилетняя женщина.

Часы показывают восемь, она не одета, ее друзья с минуты на минуту соберутся в баре поздравить ее с днем рождения, а она прячется в своей комнате, изобретая различные способы раздобыть собственную одежду из-под носа у малознакомого мужчины с потрясающими волосами и сомнительными политическими пристрастиями.

И тут ее взгляд упал на балахон, который надевают роженицы у индейцев Перу. Его подарили Джуно на день рождения родители, сказав, что из него получится славная ночная рубашка. Сейчас это было то, что надо.

Джей разложил все газеты на полу гостиной, в которой он днем навел порядок, а затем сел на диван, даже не взглянув на них. Черепаха снова таращилась на него, взгромоздившись на башню. Она совершенно выбивала его из колеи, как и беспрерывно сквернословящий попугай, наверняка страдавший чесоткой – Джей был в этом уверен.

– Черт подери! – визжал Пуаро, а затем издавал звук, в точности имитирующий телефонный звонок, и Джей вскакивал и бежал к дубовому столу, на котором стоял огромный цифровой телефон с факсом.

Проклятая птица развлекалась этим фокусом с телефонным звонком целый день, и все же Джей ничего не мог с собой поделать – каждый раз он вскакивал, хватал телефонную трубку и говорил «Алло».

– Деньги на бочку! – заорал Пуаро и, подпрыгнув на жердочке, склонил голову набок, чтобы получше разглядеть Джея.

Снова раздался звук телефонного звонка. Джей прикрыл глаза и секунду-другую прислушивался, размышляя о том, что, может быть, стоит сейчас же позвонить Шону и сказать, что завтра он возвращается и пусть тот выметается из его квартиры. Но, открыв глаза, Джей увидел этот великолепный лондонский пейзаж за окном, отчетливый и прихотливый силуэт на фоне медленного заката, монохромные тени, упавшие на сады и крыши, уходящие вдаль, в загадочный туман. Он понял, что должен остаться.

У него просто нет выбора.

Он прошел на кухню взять бутылку диетической колы и замер, увидев, что Джуно бросила недоеденный кебаб прямо на цинковую поверхность, рядом со штопором и фольгой от бутылки. Он потратил почти два часа, все тут отмывая и оттирая, выскребая грязь из каждой трещинки. Да эта особа просто неряха. Он сгреб все – включая штопор – в мусорное ведро и пошел обратно в гостиную.

– А вот и я! – раздался бодрый голос, и Джей удивленно приостановился, увидев перед собой пышную фигуру и огромном платье, похожем на мешок с голубой вышивкой. Джуно робко просунулась в дверь, прижимая к груди комочек кружев. Он обратил внимание, что у нее накрашен только один глаз.

– Прости, я конечно, понимаю, что вряд ли ты можешь знать, куда подевалась всякая разная одежда, которая лежала тут кругом на полу.

– Почему же, я знаю, – он уничтожающе посмотрел на Джуно. – Она находится в стиральной машине.

– Но некоторые вещи были только что из химчистки! – воскликнула она.

– А я разве сказал, что засыпал стиральный порошок и включил воду? Я просто сложил все в стиральную машину, поскольку нигде не обнаружил запасного сортира.

– О-о-о, отличная идея, – она моргнула и скрылась в своей комнате.

Джей пошел в ванную и обнаружил, что тюбик с его бальзамом валяется в раковине, с отвинченной крышкой и полупустой, а в стаканчике для полоскания рта краснеет вино.

Приведя все в порядок, он услышал, что в гостиной включили музыку – какая-то жуткая британская попса, которую он не переваривал. Он подумал, может быть, не выходить из ванной, а погрузиться в горячую воду, но решил, что это не самый лучший способ наладить отношения со странной девицей.

Когда он вошел в гостиную, Джуно танцевала перед Пуаро, помахивая бокалом красного вина. Тощий красный попугай возбужденно скакал на жердочке вверх-вниз, выкрикивая «Черт подери!» в паузах между имитацией телефонных звонков.

– Все это так восхити-и-и-и-тельно, – пела Джуно на удивление мелодичным голосом, слишком увлеченная, чтобы заметить Джея, который разглядывал ее с порога.

Он вынужден был признать, что в одежде она выглядит вполне нормально. Более того, очень даже недурно выглядит – напоминает девушек, которых парни из его родного Бронкса характеризуют словами «аппетитная красотка»: пухлая, с нежной кожей и округлыми линиями фигуры. Его старик обычно называл женщин такого типа «пышками». Спору нет, оделась она так, чтобы подчеркнуть сном роскошные формы, а отнюдь не скрыть их. Приталенный атласный жакет красного цвета был расстегнут, под ним виднелась черная кружевная блузка с большим декольте. Диковинные брюки-клеш в стиле семидесятых из полосатого бархата обтягивали ее пышные бедра в нужных местах, на ногах кожаные сапожки на высоких каблуках с металлической отделкой.

Джей видел нежное и милое лицо под слоем макияжа, обезоруживающую улыбку и копну светлых кудрей. У нее были огромные глаза, серые с темными крапинками, как спинка у пони.

– Сапожки действительно классные, – сказал он, входя в комнату.

– Твое здоровье, – она протянула бокал в его сторону и перестала танцевать.

Джей прочистил горло и снова сел на диван. У нее была занятная манера смотреть на него – точно так же она смотрела, стоя в прихожей. Волнующая манера.

Джуно как раз прикидывала, как навести разговор на возможные связи Джея с ИРА.

– Смотришь, что из себя представляют другие фотографы? – Она показала на разложенные повсюду газеты.

– Типа того, – Джей откинул прядку волос, упавшую на глаза.

Она взяла пачку сигарет и вытащила одну, пристально глядя на него.

– Так ты занимаешься тем же, что и Шон, – заказы от журналов и все такое прочее?

– Бывает, – он пожал плечами.

Да, крепкий орешек. Не расколешь. Джуно призадумалась. Она залюбовалась бледно-голубой кельтской татуировкой, видневшейся из-под высоко закатанного рукава футболки. Ей ужасно захотелось спросить, где он ее сделал. Но раз уж она начала проявлять интерес к его профессиональным занятиям, то на этом фоне тема татуировки покажется недостаточно серьезной.

Она зажала сигарету в губах и вопросительно посмотрела на него:

– А в Лондоне ты собираешь материал для американских газетных агентств?

– Вроде того, – Джей смотрел на ее губы, а не в глаза, и у Джуно опять закружилась голова, как в невесомости, от нахлынувшего желания. Его удлиненные желтые глаза по-настоящему волновали, мускулистое тело на шелке дивана, цвет которого так гармонировал с цветом его волос, было достаточно привлекательным, чтобы у девушки поехала крыша.

Нет, Джуно, ты не влюбилась, строго сказала она сама себе. Просто ты не занималась сексом целых три месяца. И элемент опасности заводит тебя. И он смотрит на твои губы.

Джей пошевелился на диванных подушках:

– Слушай, может, это звучит немного нагло, но я не поклонник пассивного курения.

– Надо же! И я тоже не поклонник, – Джуно спокойно зажгла сигарету и закурила. – Купи свои и кури активно, черт возьми, – Джуно ухмыльнулась и подмигнула, весьма признательная ему за то, что он таким банальным образом вывел ее из приступа сладострастия.

Джей потерял дар речи.

– Квартирка выглядит просто блеск, – сказала она, желая снискать его расположение и избежать дебатов по поводу курения. – Тебе, наверно, было нелегко провести целый день с нашей уборщицей.

– Не понял??

– Симми-то приходила? – Обнаружив, что все пепельницы исчезли, Джуно пошла на кухню взять что-нибудь под пепел.

Джей железно контролировал свой голос, и все-таки каждое его слово несло такой заряд ярости, что било Джуно по голове:

– Я убирал квартиру сам. Она была похожа на помойку.

Закашлявшись, она вернулась в гостиную и вновь столкнулась с ним лицом к лицу.

– Ну, я не ожидала, что ты прилетишь из Штатов так рано.

– Я вижу, – он бросил испепеляющий взгляд скорее на ее сигарету, чем на нее.

– Послушай, я понимаю, что я не очень…

– И потом, извини, но я не могу жить здесь с этой плавучей кикиморой, – перебил он, кивая на аквариум. – Неужели нельзя ее убрать?

– Как ты смеешь называть Убо кикиморой? – вскрикнула Джуно. – Она флоридская мягкопанцирная черепаха, и к тому же красавица!

Джон подарил Убо ей на день рождения, когда Джуно исполнилось двадцать восемь. Два года назад в этот самый день. Он вообще-то хотел раздобыть для псе игуану, но зоомагазин подвел, за что ему, конечно, большое спасибо. Это произошло всего несколько недель спустя после того, как они стали жить вместе. Стояли те золотые денечки их отношений, когда, готовя чай, они то и дело целовали друг друга в щечку, а любовью занимались на каждом новом предмете мебели, появлявшемся в их обиталище, – даже на сборных кофейных столиках из «ИКЕА». Это было задолго до того, как Джон стал постоянно жаловаться, что он не в форме: то переутомился, то выпил лишнего, то просто убит счетом футбольного матча. Это было задолго и до того, как он стал приходить, весь благоухая, и Джуно от души восхищалась его новым лосьоном после бритья, даже не подозревая, что это были духи Дебби. И только когда все уже было кончено, она заметила, что флакон с лосьоном, который он купил для отвода глаз, стоит в ванной даже не распечатанный.

Короче говоря, Убо была единственной ценностью, оставшейся у Джуно после их разрыва.

– Черепахи негигиеничны, – Джей смотрел по-прежнему решительно и без тени раскаяния. Джуно почувствовала, как заиграли желваки на ее щеках.

– Давай-ка мы хорошенько во всем разберемся, – и она села на стул, стоявший возле аквариума Убо, чтобы сигаретный дым не попадал на Джея. – Значит, ты в руки не берешь алкоголя, сигарет, наркотиков, черепах, ничего, кроме диетической колы, «Мистера Мускула» и жидкости «Фейри», правильно я понимаю?

– Что-что? – Джей посмотрел нее, прижав подбородок к плечу и приподняв свои прекрасные брови. Это был один из самых покоряющих и сексуальных жестов, когда-либо виденных Джуно, – вылитый Джеймс Дин.

– Постарайтесь усвоить одну вещь, леди, – угрожающе прорычал он, на нью-йоркский манер растягивая слова. – Нам придется жить под одной крышей в течение некоторого времени, а из этого следует, как я полагаю, только одно: мы должны попытаться поладить между собой. Поэтому чем скорее ты перестанешь кусаться и начнешь по-человечески относиться ко мне, тем скорее получишь то же самое в ответ.

Джуно даже вздрогнула. Атака была предпринята без предупреждения. Он начинал серьезно пугать ее.

– Впервые ко мне обратились «леди», как к пожилой женщине, – словно про себя сказала она.

– Ты все зарубила на носу? – Джей в отчаянии отвернулся, откинув волосы со лба. – Черт побери, я еще до приезда сюда знал, что англичане считают иностранцев тупицами, знал про ваш хваленый юмор, от которого никому не смешно, но я понятия не имел, что окажусь в одной квартире с самой Британией во плоти. Боже правый, вы тут так задираете носы, словно вам по-прежнему принадлежит Империя.

Джуно насторожилась.

– Почему ты так говоришь?

– Что говорю? – он снова обернулся к ней.

– Почему ты говоришь, что у нас имперские замашки?

Он раздраженно вздохнул:

– Джуно, я не хочу сейчас пускаться в политические дискуссии, ясно? Тебе пора уходить, а у меня еще есть на сегодня кое-какая работа.

– Какая работа? – спросила она, намереваясь приступить к допросу.

Он приподнял подбородок и пристально, с недоумением посмотрел на нее, прежде чем произнести низким, почти удивленным голосом:

– Я фотограф, Джуно. Моя работа – делать фотографии, щелк, щелк. – Он на секунду скорчил гримасу, развел руки ладонями кверху и приподнял брови, в голосе послышалась снисходительность. – Уловила, Джуно?

– Уловила, Джей, – она попыталась изобразить сердечную улыбку, но улыбка вышла кривой и двусмысленной. Тогда она решила прибегнуть к психологической хитрости и, приподняв голову, спросила как бы невзначай:

– Ты собираешься заехать в Ирландию, если уж оказался так близко?

Он наморщил лоб, пытаясь перестроиться в связи с внезапным изменением курса.

– С чего бы это?

– Я думала, что все вы, американцы ирландского происхождения, любите исследовать свои кельтские корни, – она уже пожалела, что затронула эту взрывоопасную тему, и постаралась смягчить ее простодушными биографическими подробностями:

– У меня вот бабушка живет в графстве Слито. Она католичка, конечно.

– Неужели? – Его подбородок дрогнул от раздражения.

– Старая пьянчужка, – с энтузиазмом продолжала Джуно. – Я останавливаюсь у нее иногда. Очаровательные места – множество прелестных пейзажей для съемок. Яркие человеческие типы. Тебе стоит проехаться туда и пощелкать – я имею в виду, пофотографировать. Пофотографировать там немного.

Он ринулся к ней, причем так стремительно, что на какой-то жуткий миг ей показалось – сейчас он вцепится ей в горло. Но вместо этого он присел перед ней на корточки и сжал руками ее плечи. Его поразительные золотистые глаза оказались на одном уровне с ее глазами, ужасающе близко. Они сверкали от гнева.

– О'кей, Джуно. Попробуем еще раз, – тихо сказал он. – Я попытался тебе объяснить, но вижу, что ты ничего не поняла. Я в Англии по делу – я приехал сюда, чтобы сделать одно дело. Для этого мне потребуется, может, неделя, может, месяц, не знаю сколько. И пока я не сделаю свое дело, нам придется жить вместе в этой квартире.

Она шумно сглотнула и вздрогнула, когда он вынул у нее из пальцев сигарету и воткнул в пепельницу. Его глаза по-прежнему приковывали к себе ярким золотистым блеском, его руки по-прежнему сжимали ее плечи. Его слова наполнили ее страхом. Ей безумно хотелось узнать, какое такое «одно дело» он должен сделать. Это звучало зловеще. Она с трудом перевела дух.

– И пока я здесь, – продолжал он, и изрядная порция иронии окрасила нью-йоркский акцент, – я совсем не хочу отправляться в Ирландию фотографировать твою бабушку-алкоголичку. Или вести дурацкие политические дискуссии. Или тратить по полдня на то, чтобы разгребать грязь за тобой. У меня нет на это времени, ясно тебе?

– Не то чтобы я… – открыла она рот.

– Это же так просто, Джуно, пойми, – оборвал ее Джей и сексуальнейшим движением прижал подбородок к плечу. – Ты, безусловно, толковая девушка, я же вижу это.

– Неужели видишь? – она нервно вздохнула.

– Ну конечно, – он ответил спокойно, без улыбки. – Просто я должен тут поработать, и если кто-нибудь вроде тебя будет все время морочить мне голову, меня это будет отвлекать.

– Вот как? – Джуно была уже совершенно запугана и даже не могла сообразить, воспринимать его слова как комплимент или нет.

Он кивнул, по-прежнему сжимая ее плечи и откинув голову назад, чтобы лучше видеть ее лицо. Его взгляд был таким пристальным и серьезным, что Джуно пришлось поджать пальцы на ногах, чтоб унять дрожь в коленях. Она была уверена, что он прицеливается, куда выстрелить, если она задаст еще один вопрос.

– У тебя на щеке тушь, – сказал он.

– Правда? – она испытала облегчение от того, что дело приняло такой безобидный оборот. – Где? Ты не мог бы вытереть?

Она не вкладывала в свою просьбу никакого намека на интимность, но что-то очень похожее мелькнуло в замедленном, отчетливом движении, которым он, поднеся палец к ее лицу, смахивал пыльцу тунги. У нее свело живот от возбуждения. Горючая смесь из трех частей страха и одной части вожделения подожгла ее чрево, как керосин, и она изо всех сил боролась с порывом схватить его руку и прижать к губам.

В этот момент зазвонил телефон. Джуно подпрыгнула так резко, что ее каблуки выбили чечетку на деревянном полу. Рука Джея даже не дрогнула.

Так же не спеша он стер остатки туши с ее лица, взглядом сосредоточенно оценивая свою работу.

– Вот так-то лучше, – он снова откинул голову назад, отбросив светлые волосы с глаз. – Пожалуй, ты злоупотребляешь косметикой.

Черт подери, да он просто хам! Она почувствовала острую боль уязвленного самолюбия. С каким наслаждением она залепила бы ему пощечину, если б только не была так испугана.

Пуаро обуял приступ бешенства, и он выкрикивал ругательства в паузах между телефонными звонками. Телефон монотонно аккомпанировал ему.

– Не мог бы ты снять трубку? Я опаздываю, – Джуно соскользнула со стула и попыталась дотянуться до своей мохнатой сумки, брошенной на диване, но Джей перехватил ее руку, и она напряженно застыла.

– Итак, друзья? – спросил он, и на его губах появился слабый намек на улыбку.

– Вообще-то я никогда не смотрю этот сериал, – пробормотала она, – но думаю, что он идет на пятом канале в девять тридцать. Тут где-то есть журнал с программой, если хочешь уточнить. – Она вырвалась и бросилась к выходу.

Она была уже почти у двери, когда Джей наконец снял трубку.

– Эй, это тебя, – обернулся он к ней. – Некто по имени Джон.

– Скажи, что меня нет, – прошептала она.

– Но ты же здесь, Джуно, – он бросил на нее выразительный взгляд.

– Уже нет – вот, убедись, – и она захлопнула за собой дверь.

Несясь вниз по лестнице, она столкнулась с Трионой, которая поднималась с набором для «оказания первой помощи».

– Ты выглядишь гениально! – затормозив, присвистнула Триона.

Джуно благодарно улыбнулась в ответ и воззрилась на платье Трионы, которое целиком состояло из полосок чешуйчатой коней, соединенных пластмассовыми колечками:

– А ты выглядишь обалденно – как русалочка в переходной стадии!

Триона рассмеялась:

– Я хочу забрать свои туфли, помнишь?

– Ну конечно. Прости, не могу задерживаться – я бы предложила тебе чего-нибудь выпить, но зверски опаздываю.

– О'кей, я угощусь сама.

– Но сначала ты должна будешь получить разрешение у этого вонючего трезвенника, – Джуно кивнула головой в сторону входной двери. – И еще, заклинаю тебя, ни в коем случае не зажигай сигарету. А то он вызовет пожарную машину.

У Трионы вытянулось лицо:

– Насколько я могу судить, он не идет с тобой на ужин?

– Он сказал, что должен остаться дома и вытряхнуть меня из головы.

– Я дам тебе один хороший совет, – Триона подмигнула. – Немного потерпи – и когда ты вернешься домой сегодня вечером, он встретит тебя с распростертыми объятьями. Клянусь.

– Благодарю покорно. Но мне меньше всего на свете хотелось бы видеть подмышки его распростертых объятий, – Джуно понизила голос. – Слушай, я уже наполовину согласна с Шоном. – Она перешла на шепот. – Он что-то темнит насчет своих дел здесь. И потом, он ненавидит англичан. Только что негодовал по поводу тирании Британской империи.

– В самом деле? – умное личико Трионы оживилось. – В таком случае я поспешу представиться ему. Лично мне ужасно интересно. Жаль, что Шона нет – ему бы это пришлось по вкусу.

– Вот как раз по милости Шона все и заварилось, – уточнила Джуно. – Вполне возможно, что моя жизнь в опасности. И над Убо тоже нависла страшная угроза.

– Ну что же, – сказала Триона, возобновив свое восхождение по лестнице, – это воистину божественное приключение.

 

ГЛАВА 5

Несмотря на почти сорокапятиминутное опоздание, Джуно обнаружила на месте сбора, в очень стильном баре в Хэмпстеде, только двух своих друзей. Прижав нос к стеклянному окошку входной двери, чтобы рассмешить их, она радостно помахала Эльзе – миниатюрному и кудрявому сгустку энергии, по заряду равному шаровой молнии. Эльза работала диск-жокеем на одной из ультрамодных лондонских FM-радиостанций. Из всех известных Джуно людей лишь она одна была в состоянии не перепутать между собой хард-грув, техно-фанк, гараж, драм-энд-бас и джангл.

Спутник Эльзы – Эйван – был не менее выдающейся личностью. Сегодня он сражал наповал крутых завсегдатаев бара неоново-синим сюртуком из искусственного меха, брюками из змеиной кожи и солнцезащитными очками, столь узкими и длинными, что казалось, будто это его брови опустились ниже отведенного им места. Высокий и тощий уроженец Глазго, с экзотической стрижкой, по количеству пирсинга на теле опережающий вождя африканского племени, Эйван был журналистом «Аутинга», очень популярного лондонского журнала. Они с Эльзой всегда могли достать для всей компании бесплатные билеты на самые модные тусовки, куда ни пожелаешь, а сами чаще всего предпочитали сидеть дома и смотреть телевизор, балуя себя пиццей «Домино». Они были фантастическими домоседами, и Джуно считала их отношения идеальными, хотя энциклопедические познания Эйвана и его пристрастие к наркотикам, пожалуй, пугали ее.

Бар был переполнен. Когда Джуно открыла дверь, то целый сонм прекрасных, возбужденных мужских лиц обратился к ней. И, как всегда, быстро определив размер: где-то между 16 и 18, все сразу же отвернулись и возобновили разговор.

Эльза и Эйван стояли возле стойки бара, бутылка вина между ними была почти пуста.

– С днем рождения! – приветствовали они ее, одновременно целуя с двух сторон, так что на секунду она оказалась начинкой своеобразного сэндвича из кожи и искусственного меха.

– Мы хотели занять столик, солнышко, но свободных мест к восьми уже не осталось, – извинялась Эльза, отводя назад спирали кудрей, облаком окружавших ее голову, и распахнув выразительные серые глаза.

– Ничего страшного, мы тронемся, как только все соберутся, – Джуно огляделась вокруг и заметила Лидию, направляющуюся к ним из туалета, где, судя по идеальному контуру губ, она только что завершила косметический ремонт.

– Джез был здесь, но выскочил минуту назад купить сигарет, – Эйван вынул из синих недр своего сюртука поздравительную открытку и маленький сверток с подарком.

– А что, разве здесь нет сигаретного автомата? – Джуно завертела головой.

– Есть, конечно, но ты ведь знаешь его – жертва моды, он может курить в данный момент только легкие ментоловые «Дьюкардос» или что-нибудь в этом роде, – Эльза рассмеялась, перекинув копну своих волос с одного плеча на другое, чем вызвала в воздухе легкую бурю.

– Большой Джеззи полагает, что они делают его более привлекательным, – Эйван приподнял бровь, пронзенную пирсингом. – Добавляют этакого изысканного шарма.

– Он у нас прямо-таки Сига-Ретт Батлер, – засмеялась Джуно, принимая подарок, которым Эйван помахивал перед ней. – Спасибо вам, ребята.

– Привет, Джу, – подойдя, сказала Лидия и поцеловала Джуно, оставив на ее щеке отпечаток идеальных, как у Купидона, губ. Она источала восхитительный аромат «СКВ». – Блузка смотрится на тебе просто фантастически – впрочем, я и не сомневалась. Ты выглядишь потрясающе, Джу.

– Благодарю, – Джуно застенчиво улыбнулась.

Сама Лидия в черной атласной блузке от Гуччи и белых шелковых брюках, явно демонстрировавших отсутствие трусиков под ними, выглядела умопомрачительно. Между тем парочка соискателей уже расположилась у бара с двух сторон от Лидии, и сейчас они пытались перехватить ее взгляд, но она была слишком занята распихиванием крохотных записных книжечек по своей сумочке, чтобы заметить их.

– А твой сосед по квартире не придет? – спросила Эльза. – Лидия говорит, что он просто великолепен.

– Да она его еще ни разу не видела, – возбужденно засмеялась Джуно. – Отвечаю: нет, не придет, и нет, не великолепен. Он полное говно. Сидит дома, стирает пыль с компакт-дисков, расставляет их в алфавитном порядке и заносит в каталог.

Эльза посмотрела на нее через завесу кудрей серыми глазами, умными и проницательными. Они с Джуно дружили со времен колледжа, и Эльза знала ее как книгу, с детства выученную наизусть. Слава богу, Эльза была гораздо тоньше Лидии и ничего не сказала при Эйване, но прекрасно поняла не только то, что Джей был действительно великолепен, но и то, что Джуно, скорее всего, по уши в него влюбилась.

– Обидно, что он не придет, – сказал Эйван. – У нас куча пропусков на Трэш сегодня. Присоединяйся к нам, Джуно, попозже вечерком, – предложил он, внимательно глядя на нее поверх супермодных очков в черной оправе. – Там ожидается несколько странствующих знаменитостей, мы сможем взять тебя в VIP-гостиную.

Джуно наблюдала за тем, как один из соискателей предложил Лидии заплатить за порцию, заказанную ею.

– Я предпочитаю расплачиваться в конце, но все равно спасибо, – самодовольно сказала Лидия.

– Как твое выступление прошлой ночью? – Эльза вылила себе остатки вина. – Или мне не следует об этом спрашивать?

– Если не хочешь услышать нецензурные слова, то не стоит, – Джуно благодарно обернулась, так как в зал с шумом вошел Джез, ведя кого-то за собой.

– Посмотрите-ка, кого я тут встретил! Она, бедняжка, в полном смятении металась по Хэмпстеду и подавала отчаянные сигналы тревоги, – проорал он, жизнерадостно улыбаясь и заставляя почти всех присутствующих вытянуть шеи и тоже улыбнуться.

Джуно прыснула со смеху, увидев Луду, идущую следом за Джезом с выражением притворного неодобрения на лице. Метаться в смятении мог кто угодно в мире, только не Лулу. Она целеустремленно маршировала по улицам, вставив в уши стереонаушники и уткнувшись носом в книгу. Джуно вообще диву давалась, как Лулу всегда умудряется находить дорогу.

– С днем рождения, старая зануда, – приветствовала она Джуно резким хрипловатым голосом. Полы длинного черного пальто хлопали ее по ногам. Лулу круглый год носила широченное длинное черное пальто военного покроя – даже сегодня, когда температура не опускалась ниже двадцати и все девушки воспользовались случаем показать стройную талию и проколотый пупок. Джуно была убеждена, что девушки с проколотыми пупками всегда такие худенькие потому, что серебряные колечки каким-то образом утягивают им желудок. Из этих соображений она и сама подумывала пройти через процедуру косметического прокалывания, но боялась, что для этого потребуются гарпун и технический болт.

– Я так рада, что тебе удалось прийти, – Джуно обняла Лулу, прихватив при этом изрядную часть самой себя: дело в том, что Лулу под огромным черным пальто было совсем немного.

– Ну-ну, только давай без сладкого дерьма, детка, – Лулу хрипло рассмеялась и оттолкнула Джуно, так что та плюхнулась на свою пышную сумку. – Как вам известно, в настоящее время я по принципиальным соображениям являюсь противницей обычая дарить подарки. Но для тебя делаю исключение, потому что иначе ты меня ведь сровняешь с землей.

– Еще бы! – засмеялась Джуно, прекрасно зная, что ее подруга терпеть не может приходить с пустыми руками.

Лулу была комической актрисой. Она работала на полной ставке. Ее агрессивная манера поведения на сцене и откровенно воинствующая феминистская направленность выступлений подчас отталкивали от нее публику и часто порождали врагов среди мужчин. При этом она умела смешить до колик и имела верных поклонников в Лондоне и Шотландии. Сначала Джуно боялась ее, но потом, поняв, что это обычная манера поведения, попробовала подружиться с ней и прорваться через защитную оболочку иронии и язвительности. Поначалу Джуно делала это из спортивного интереса, а закончилось все тем, что она приобрела в лице Лулу вернейшего друга. Под слоем грубости и бесцеремонности скрывалось большое сердце, которое непросто было завоевать, точно так же, как под огромным пальто скрывалась крошечная женщина с огромными голубыми глазами и россыпью веснушек вокруг вздернутого носика.

– Одна водка, семейный размер, – объявил радостный голос. Лидия протягивала, расплескивая, свой стакан через плечо Джуно и тут увидела Лулу. – О, привет, Лу. Я не заметила, что ты уже здесь, – она приветствовала мини-амазонку с настороженной любезностью. – Что ты будешь пить?

– Привет. Я закажу себе сама, – буркнула Лулу. Она постаралась скрыть, как неприятно ей слышать из уст Лидии это уменьшительное обращение, пользоваться которым дозволялось только Джуно. Джу/Лу – это была их старая шутка, предназначенная только для них двоих, и Лулу не нравилось, что Лидия лезет куда не следует. Если бы Джуно не отчитывала Лулу столько раз за суровое отношение к Лидии, уж она бы ей сейчас не спустила.

– Не будь смешной, Лу, – весело настаивала Лидия. – Белое вино годится? Я уже купила бутылку, так что просто возьму еще один стакан.

– Предпочитаю красное «Ньюкасл Браун», детка, – Лулу ядовито улыбнулась. – И никаких стаканов.

По правде сказать, большинство друзей Джуно боялись Лулу, несмотря на то, что благодаря ей им доводилось так много смеяться. Единственный человек, который, судя по всему, обожал эту острую приправу к их компании так же искренно, как и Джуно, был Джез.

Вот и теперь он придвигал Лулу высокий барный стул и принимал у нее из рук сумку с театральной галантностью. Ему доставляло удовольствие это джентльменское ухаживание, которым он вообще-то редко удостаивал женщин.

Если б Джуно не знала Джеза как облупленного, она могла бы подумать, что он влюблен в Лулу. Но она была знакома с Джезом дольше всех – с тех пор, когда он, почти десять лет тому назад, снимал квартиру этажом ниже. Они начали общаться очень длинной холодной зимой, когда у него в квартире не было горячей воды и он регулярно поднимался к Джуно, чтобы принять ванну. Они так подружились, что она, бывало, сидела на корзине с грязным бельем и болтала с ним, пока он намыливал и тер себе бока. В те дни он был нищим студентом-музыкантом.

Сейчас Джез Стоукс был бас-гитаристом легендарной английской группы «Слэнг». Слава в сочетании с чувством юмора наделяла его исключительно притягательной силой. Он являлся постоянным объектом охоты со стороны рано созревших школьниц, хотя внешность имел на редкость уродливую. На лице его, как у боксера наилегчайшего веса, нос располагался асимметрично, одна губа была рассечена, а белесые брови так изъедены шрамами, что казались выбритыми. Эта грубая внешность уличного торговца так же не вязалась с его быстрым и острым умом, как бурный флирт с поклонницами не соответствовал его подлинной сексуальной ориентации.

Джез восхищался Лулу, потому что ее юмор был таким же реактивным, как и его собственный. А Лулу, несмотря на все свои тирады, направленные против мужчин, обожала Джеза. Любовь к нему – единственное, пожалуй, что было общего у нее с Лидией.

– Вы выглядите великолепно, – обратился Джез к ним обеим. – Впрочем, я тоже. Не кажется ли вам, девочки, что Лидия толстеет? Бьюсь об заклад, что она снова жирует, съедая не меньше трех крошек в день.

Джуно рассмеялась, но тут же раскаялась, так как Лидия бросила на нее обиженный взгляд, чувствуя себя скорее задетой, чем польщенной намеком на исключительную худобу. Она только что купила бутылку «Ньюкасл Браун» для Лулу и для нее же стащила со стойки блюдце с сухариками. Джуно благодарно улыбнулась и подмигнула Лидии, но ту уже снова отвлек очередной обожатель, предлагавший ей сигарету.

– Спасибо, но у меня все руки заняты, – извинилась Лидия, пытаясь протиснуться мимо него поближе к Лулу и передать ей свои подношения.

Еще несколько мужчин попытали счастья с Лидией, пока собирались остальные приглашенные Джуно друзья. Следующими появились Элли и Дункан. Они жутко извинялись за то, что задержались из-за няни. Это была очень дружная пара. Джуно их знала несколько лет и полюбила с первой встречи. Дункан тогда управлял клубом под названием «Деливери», а Элли была его верным соратником, выполняя обязанности то актрисы, то официантки – по необходимости. Сейчас, покинув прокуренный клуб, Дункан состоял в штате Би-би-си, писал сценарии, а Элли получила передышку – она делила свое время между правкой текстов Дункана и воспитанием шестимесячной малышки по имени Чайна, которая золотистым цветом волос и добрым нравом пошла в родителей.

Они подарили Джуно двухлитровую бутылку шампанского. Если добавить к этому симпатичный штопор в виде рыбки от Эйвана и Эльзы, бутылку коньяка от Джеза и бутылку бренди от Лулу, то к моменту появления извиняющейся Одетты Джуно почувствовала себя законченным алкоголиком, который не пропадет от жажды.

– Никак не могла поймать такси – я принесла тебе «Джек Дэниел», я знаю, ты любишь. Прости, не было времени завернуть, – Одетта протянула пакет и всех перецеловала. – Я побуду в ресторане совсем немного, я должна успеть до десяти тридцати на прием, а потом сводить одного клиента на ночное шоу у Джоджо.

Одетта училась в колледже вместе с Эльзой и Джуно, а сейчас работала коммерческим директором компании, зарабатывая бешеные деньги, тратить которые у нее уже не оставалось времени. Работая двадцать четыре часа в сутки, она жила на Ислингтонском канале, одна в огромном доме, до реконструкции служившим складом. Дом был по-больничному стерилен и безличен, потому что сама хозяйка проводила там гораздо меньше времени, чем ее домработница, и даже не успела обставить его до конца. Этот дом был идеальным местом для вечеринок – в нем нечего было разбивать. Хотя в костюме от Донны Каран Одетта выглядела как Линда Лусарди, а сумму ее банковского счета украшало больше нулей, чем показания высотомера у астронавта, Одетта была слишком занята, чтобы заводить романтические знакомства.

Теперь, когда все были в сборе, Джуно расслабилась и позволила себе пропустить глоток-другой водки. Стоя между Лидией и Одеттой, она заметила, что трое лиц мужского пола потихоньку приблизились к ним с явным намерением застолбить. Затем они вклинились в их компанию и разделили ее по схеме мальчик—девочка, мальчик—девочка. Короче говоря, классическая комбинация парной игры в группе была разыграна блестяще.

Один из игроков отважился притязать на Лидию и из кожи вон лез, чтобы снискать ее расположение. Высокий, скользкий тип – явный функционер, с пепельными волосами и голубыми глазами. Ему повезло больше, чем его предшественникам, прежде всего потому, что он был куда более настойчив и довольно быстро сумел организовать диалог с глазу на глаз. Бедная Одетта стала жертвой дубоватого регбиста с огромными плечами и оглушительным смехом. Джуно с восхищением смотрела, как стремительно тот перешел к деду, сократив вступление до минимума: «У тебя классные титьки, детка!»

Надеясь, что он не зайдет слишком далеко, Джуно отвернулась и обнаружила около себя невысокого мужчину с оленьими глазами и растрепанной кудрявой шевелюрой. На щеках под двухдневной щетиной виднелись ямочки. Просторная рубашка была ему великовата, и он отвернул манжеты. Пожалуй, он был старше, чем казался на первый взгляд, но в нем было неуклюжее обаяние мальчишки, который совершает свою первую вылазку в паб. Он выглядел таким растерянным, настолько не в своей тарелке, что Джуно почувствовала легкую жалость к нему.

– Руки коротки, – она улыбнулась, показывая свои собственные руки с отвернутыми рукавами. – Мы генетически запрограммированы так, что не сможем стащить порножурнал из газетного киоска.

Секунду он смотрел на нее, как бы не понимая, а затем расхохотался – неожиданно хрипловатым сексуальным смехом, который заставил Джуно улыбнуться еще шире. Он очень даже привлекателен, и зубы у него прекрасные, – отметила Джуно.

– Меня зовут Бруно, – он протянул ей руку. У него был очаровательно мягкий акцент, несомненно, ирландский.

– Джуно, – ответила она.

– Звучит как парочка братьев Маркс: Джуно и Бруно.

Ей понравилось, как он объединил их имена. Вообще, он с каждой секундой казался ей все более и более привлекательным, особенно эти огромные, как у олененка, глаза со смешными длинными ресницами.

– В таком случае, можно считать, что мы находимся на марксистском митинге. Интересно, а как зовут твоих друзей? – спросила она, отметив, что Лидия со своим функционером уже находится на стадии негромкого хихиканья и перешептывания на ушко. Все-таки она гроссмейстер по части флирта.

– Их зовут Кевин и Даррен. Такие славные ирландские имена. Здесь они не очень популярны, не знаю почему.

– А сами они тоже ирландцы?

– Не совсем, – он понизил голос до шепота. – Просто подделывают акцент, чтобы нравиться девушкам. Кевин чуть-чуть перебарщивает, если прислушаться.

Регбист Кевин между тем развлекал Одетту рассказами об умопомрачительной жизни редакторов почтовой продукции. Его чудовищный акцент с равным успехом можно было принять как за ольстерский, так и за техасский.

Джуно рассмеялась:

– Ну, а ты?

– Извините, у меня все настоящее, без обмана, – он поднял свою пинту «Гиннесса» так, словно это служило доказательством, и пристально посмотрел ей в глаза. – Скажи, а в твоей крови не течет ничего ирландского?

Джуно прекрасно знала эту шутку про виски.

– Нет, сегодня нет, – рассмеялась она.

Так они болтали минут десять, и чем дальше, тем больше он нравился Джуно. Оказалось, что Бруно, как и его спутники, работает в Сохо, в издательстве, выпускающем почтовую продукцию. У него было приятное чувство юмора, с которым он относился прежде всего к самому себе. Оказалось, что точки зрения на самые разные предметы у них с Джуно абсолютно совпадают, как у близнецов, так что они несколько раз договаривали фразу хором и потом изумленно смеялись. Во время разговора взгляд его оленьих глаз притягивал ее взгляд, путешествовал по залу, жадно все впитывая, и снова возвращался к ней, когда он отвечал на ее замечание или задавал ей вопрос.

Охваченная восторгом, Джуно заметила, что Лидия смотрит в их сторону. Она попыталась перехватить ее взгляд, чтобы по-девичьи перемигнуться, но Лидия отвела глаза.

– А твоя подружка, похоже, запала на своего ирландствующего кавалера, – сказал Бруно, проследив за направлением взгляда Джуно.

– Не спеши с выводами, – Джуно посмотрела, как Лидия снова повернулась к своему блондину, и засмеялась в ответ на его слова. – Она чертовски разборчива.

– Вот как, – он продолжал смотреть на Лидию еще в течение секунды, а затем снова повернулся к Джуно. – И по какому поводу вы собрались здесь сегодня вечером? Или это ваш дежурный бар?

– Мы отмечаем сегодня день рождения, – сказала она несколько туманно, чтобы увести разговор подальше от своего тридцатилетия. – Слушай, давай я познакомлю тебя со всеми, – она просто умирала от нетерпения выяснить, как он справится с Лулу, этой лакмусовой бумажкой для дураков. Испытание предстояло не из легких.

Вся компания с ходу приняла его, у Джуно просто камень с души свалился. Это был хороший признак. Лучше всего было то, что Лулу хохотала над шутками Бруно почти так же оглушительно, как он над ее. И он ничуть не обиделся, когда однажды она назвала его «грязным бродягой».

Пока он непринужденно болтал с Эльзой и Эйваном о каком-то клубе, Джуно незаметно пожала руку Лулу.

– Молодец, сучка, – Лулу повернулась к ней, улыбаясь и понизив свой хриплый голос до шепота. – Недурен. Я одобряю. Он еще не попросил у тебя номер телефона?

Джуно знала, что Лулу бессмысленно обманывать пустой болтовней типа: «Ну вот еще, не хватало, я и не собираюсь его давать», тем более что она торопилась вернуться к Бруно, который смотрел в ее сторону, тщетно ловя ее взгляд. Поэтому она ответила просто:

– Нет еще. Надеюсь, что попросит. Он славный, правда?

– Ты влюбилась, детка? – голубые глаза Лулу сияли.

– Вовсе нет! Ну, может быть, чуть-чуть, – Джуно пожала плечами, по-прежнему глядя на Бруно, расстояние до которого несколько сократилось. Он был действительно классный.

– Мне кажется, он ужасно застенчив, – добавила она.

– А мне кажется, детка, тебе следует взять инициативу в свои руки, – Лулу засмеялась своим изумительно низким, грубым, скрежещущим смехом. – Сделай первый шаг. Действуй в нужном направлении.

– Действовать в нужном направлении? – Джуно поежилась. Единственный мужчина, у которого она как-то раз рискнула попросить номер телефона, шутки ради дал ей телефон бюро знакомств.

Но Лулу была непреклонна. Она резко хлопнула своими крошечными белыми ручками:

– Да. Действуй в нужном направлении, старая зануда. Отправляйся к своему славному маленькому ирландцу, и я гарантирую тебе самый грандиозный день рождения в твоей жизни. У тебя оторвались две пуговицы на блузке, так что я бы на твоем месте, детка, скрестила руки на груди.

Бруно, судя по всему, был в восторге, когда Джуно снова добралась до него:

– А я как раз тебя разыскиваю. Я услышал, что у вас с Лидией просто поразительная работа.

– Правда? – Джуно улыбнулась, догадываясь, что должно за этим последовать. В конце концов, какая разница. Эти огромные темные глаза так пристально всматривались в ее собственные, что она могла взахлеб хоть до утра говорить даже и на эту тему.

С этими днями рождения вечно одно и то же, размышляла Джуно в туалете спустя полчаса: много выпивки. Она получила наслаждение от весьма увлекательного, хотя и довольно сдержанного флирта с Бруно. Оказалось, что у них не только одинаковое чувство юмора, но и множество общих вкусов, историй и любимых шуток. Он пока еще не спросил номер ее телефона, но она полагала, что за этим не станет. В какой-то момент он погладил пальцами ее шею сзади, и это было просто восхитительно.

Мечтательно проводя помадой по губам, она думала о том, что в ресторане, наверное, не будут возражать, если за заказанным столиком будет на трех человек больше. Если она пригласит всех троих, то количество гостей станет четным и она сможет продолжать свою упоительную болтовню с Бруно. Она ждала, что он назначит ей свидание, была практически уверена, что назначит. Приподняв голову, она изучала отражение своего разгоряченного, возбужденного лица, пухлые губы, словно ждущие поцелуя, сияющие глаза. Сирена в самом расцвете сексуальности подмигнула ей и причмокнула свежепокрашенными губами. О боги, как замечательно быть тридцатилетней!

– Так вот ты где! – Хлопнув дверью, влетела Лидия, которая тоже горела от возбуждения. – А я повсюду разыскиваю тебя. Девичьи секретики, девичьи секретики! – Она с заговорщицким видом потерла руки.

– Неужели ты влюбилась? – спросила Джуно, отметив яркий румянец на щеках Лидии и губы со стершейся помадой, что свидетельствовало о быстром поцелуе, где-то украдкой сорванном с ее губ. – Он просто без ума от тебя.

– Правда, это заметно? – обрадовалась Лидия.

– Это просто невозможно не заметить, – рассмеялась Джуно, вынимая из сумочки тушь для ресниц.

– Так, может, он сам тебе что-нибудь сказал об этом? – улыбаясь, спросила Лидия, проведя рукой по своей волнистой платиновой гриве.

– Мне? – Джуно наморщила лоб и воззрилась на Лидию. Лидия в тревоге смотрела на грудь Джуно.

– Джу, у тебя оторвались две пуговицы!

– Да, очень жаль, они как-то отскочили, – извинилась Джуно. – Я завтра пришью новые.

– Не имеет значения, я подарю тебе еще одну блузку на следующей неделе. Один бог знает, как мне хочется потолковать с ним наедине, – Лидия вздохнула и огорченно уставилась в потолок. – Можно сойти с ума.

– Давай пригласим их в «Хаус», – Джуно мечтательно прикусила губу.

– Да они уже ушли, – Лидия взглянула на Джуно с выражением «ничего не поделаешь, такова жизнь». – Бруно хотел с тобой попрощаться, но мы не смогли тебя найти.

– Он ушел? – Джуно вытаращила глаза.

– Да – только что, – Лидия наклонилась и стерла пятнышко туши с носа Джуно. – Им нужно на прием или что-то в этом роде. Они предложили куда-нибудь сходить вместе после ужина. Но я не в восторге от этой идеи, а ты?

Джуно почувствовала, что ее охватывает дрожь. Но она взяла себя в руки и сосредоточилась на перспективе возможной встречи. Она обожала такие вечера, особенно с участием сексуальных незнакомцев.

– Но почему же, ты могла бы получше узнать Даррена, – заметила она, сгорая от желания воспользоваться предложением, и поскорее. Перед глазами у нее по-прежнему стоял бедный Бруно, которого уводят приятели, несмотря на все его протесты, несчастный Бруно, который не смог отыскать ее, чтобы попрощаться и взять номер ее телефона. Это была настоящая трагедия.

– Пощади меня! – рассмеялась Лидия, доставая из крошечной сумочки подводку для губ «Ланкастер». – Если б эта пытка продлилась, я б не выдержала и завыла. А его акцент просто чудовищен.

– Но я думала…

– Малыш Бруно так смеялся, чуть не падал, ты заметила? – продолжала она, подвинувшись поближе к зеркалу и обводя контурным карандашом свои прелестно изогнутые губы. – Он все время помахивал мне из-за твоего плеча. Слава богу, Даррен ничего не заметил.

Джуно смотрела, как Лидия убрала подводку и стала заполнять готовый контур губ помадой «Шанель». К животу подкатил огромный шар тошноты и распался на чувство ужаса и чувство, что это с ней уже было. «А мне-то казалось, что он гладит меня по шее», – с тоской подумала она.

– Но ты же сказала, что влюбилась в него.

– Как сумасшедшая, золотко, как сумасшедшая, – рассмеялась Лидия, ее голос искажался, так как она говорила с открытым ртом. – Он совершенно в моем вкусе, правда? От его глаз можно просто умереть, и он такой забавный, плюс ко всему – его отец жуткая кинозвезда. – И она произнесла, смакуя, имя одного из самых популярных ирландских актеров. – Это мне Даррен сказал. Он просто бомба! Мы встречаемся в воскресенье. Пригласил меня в клуб «Гручо» – он состоит его членом, как и Джез, представляешь себе? Он сказал, что это будет место наших тайных встреч, как у марксистов. Он такой остроумный!

– Кто, Даррен? – Джуно понимала, что хватается, как утопающий, за соломинку.

Не поняв значения этого вопроса, Лидия закатила глаза и приступила к нанесению следующего слоя помады.

– Даррен хотел заполучить мой телефон, но я перехитрила его, сказала, пусть лучше даст мне свой. Вся проблема в том, что он – начальник Бруно в «Имэдж ай», в издательстве, где они работают, и, судя по тому, что он мне с гордостью о себе нарассказывал, сущий подонок. Короче, он стал наезжать на Бруно. Через десять секунд после их ухода Бруно примчался обратно. Приятелям он сказал, что забыл сигареты. Он оттащил меня в сторонку, поцеловал – ты себе не представляешь как – и назначил свидание. Все это меня так взбудоражило, – ее глаза сияли как два жарких синих пламени.

– И все это произошло только что? – Джуно попробовала изобразить сочувственный интерес, но, увидев в зеркале сумасшедшие глаза на лице, мало похожем на ее собственное, оставила эти попытки.

– Ну правда же, романтично? – Лидия кивнула в ответ. – Мне так жалко, что ты все это пропустила, Джу. Тебе бы понравилось – настоящее кино. Должна признаться, что я была удивлена не меньше, чем все прочие. Бруно до самого ухода не предпринимал никаких шагов, я уже решила, что совсем его не интересую. Я даже подумала, что он немного влюбился в тебя.

«Я и сама так подумала», – мрачно усмехнулась про себя Джуно.

– Честно говоря, меня это даже немного задело, потому что он пробовал заговорить со мной раньше, – сказала она с легким неодобрением в голосе, поскольку право отвергать она признавала только за собой.

– Пробовал заговорить? – переспросила Джуно, глядя на свое отражение. Ее лицо больше не пылало. Оно выглядело как раскаленная подкова, вынутая из ведра с ледяной водой.

– Да, – Лидия подтерла длинным блестящим ногтем воображаемые пятнышки в углах губ. – Это было как раз тогда, когда я покупала бутылку для Лулу, помнишь? Он стоял у бара, рассмеялся и спросил, неужели я это пью, ведь, на его взгляд, я похожа на супермодель.

Джуно прикрыла глаза на секунду. Она слишком хорошо представляла эту сцену.

– Этот его смех, он убийственно сексуален, – продолжала Лидия. – Когда он вернулся к своим приятелям, я подумала, что упустила свой шанс, особенно когда его мерзкий босс прицепился ко мне со своей болтовней. Но он все время старался перехватить мой взгляд и даже пытался флиртовать глазами, представляешь, – в своей блаженной слепоте, подкрашивая теперь уже глаза, она совершенно не замечала застывшего лица Джуно.

– Могу себе представить, – вздохнула Джуно. Конечно, она замечала, что Бруно посматривает на Лидию, но не придавала этому значения – ведь все и всегда смотрели на Лидию, прекрасную, словно дивная картина, которая висит в комнате и неизбежно притягивает взгляды.

– Что же он говорил тебе?

– О чем? – Джуно припомнились все шутки, которыми они обменялись, болтая о юности, о любимых фильмах, о путешествиях.

– Да обо мне, о чем же еще, – рассмеялась Лидия и, вдруг оборвав смех, обернулась в ужасе. – Боже мой, Джу! – Она в изумлении прижала руку к губам. – Прости меня. Ты что, ни о чем не догадывалась…

– Ну вот еще, черта с два, – Джуно так энергично тряхнула головой, что она слегка закружилась. – Он сказал мне, что ты великолепна. – Он действительно так сказал, и Джуно согласилась с ним, потому что это была сущая правда.

– Ты просто прелесть! – Лидия крепко обняла ее. – Спасибо тебе. А знаешь, я сразу поняла, что он тебе нисколечко не нравится.

– Неужели?

– Да-да, – закивала Лидия. – Это было совершенно ясно, потому что ты все время скрещивала руки на груди и обстреливала его своими шутками, чтобы сохранять дистанцию. Он совершенно не в твоем вкусе, правда?

– Уж это точно, – глухо подтвердила Джуно, внезапно осознав, как убога ее техника флирта. Точнее сказать, она вообще отсутствует. И все, что Бруно хотел получить от нее, находясь рядом, это ее остроты и шутки.

 

ГЛАВА 6

Медленно поднимаясь по лестнице домой, Джуно услышала тихие звуки классической музыки.

Значит, Джей еще не спит. Осознав это, Джуно повисла на перилах, призывая на лицо дружескую улыбку, чтобы вместе с ней переступить порог. В результате предпринятых усилий ее лицо исказила гримаса. Меньше всего в эту минуту Джуно была расположена улыбаться.

Она бесшумно вставила ключ в замок и глубоко вздохнула.

Застигнутый сном врасплох, Джей лежал на диване в неудобной позе. Джуно немного помедлила в холле, чтобы полюбоваться цветом его золотых волос, которые казались более темными, почти русыми, в слабом свете единственной горевшей в комнате лампы.

Музыка взяла легкий веселый темп, и Джей шевельнулся во сне, словно потревоженный этими музыкальными шалостями. Внимание Джуно привлекли его ногти: они были так обгрызены, что от них почти ничего не осталось – только две узкие полоски на коже, загрубевшей от постоянного соприкосновения с фотореактивами. Джуно подумала: интересно, когда он грызет свои ногти, какие страхи грызут его. Если учесть его очевидную красоту, вряд ли они имеют что-либо общее с унижением, пережитым ею сегодня вечером.

Сегодня вечером она превзошла самое себя, вспомнила она, и ее кольнуло острое чувство вины. Вся компания нещадно ее дразнила по случаю тридцатилетия, именно этому обстоятельству приписывая ее грусть и подавленное настроение. Она решила не быть мрачной занудой, которая портит всем веселье, и постаралась вытянуть себя за волосы с помощью единственного подъемного средства, которое знала, – юмора. И она воспользовалась своим новым соседом-американцем как козлом отпущении. Бедный Джей, спящий сейчас на диване: он и не подозревал, сколько красноречия она потратила, живописуя и доводя до абсурда короткую историю их необычного знакомства, – и все для того, чтобы посмешить своих друзей. Она представила его педантичным террористом, питающим патологическую ненависть к черепахам. Она с обилием эффектов разыграла их встречу неглиже у холодильника. Да, она не пощадила и себя, сделав наравне с Джеем мишенью для собственных шуток, но все-таки на душе теперь было очень муторно.

Вечер был так отвратителен, что она не смогла бы заснуть, не побаловав себя дополнительной порцией калорий и не пропустив стаканчик снотворного. Короче, она хотела выпить и съесть основательный сандвич с сыром и маринованными огурчиками, и причем немедленно.

Конечно, лучше бы Джей при этом не присутствовал. Так, царственно распростертый в центре комнаты, он своим физическим совершенством служил ей молчаливым укором.

В холодильнике все продукты были рассортированы по категориям, завернуты в несколько слоев пищевой пленки и фольги и упакованы в самозаклеивающиеся мешки. Потратив уйму времени, Джуно сумела-таки отыскать засохший кусок чеддера двухнедельной давности, но вот попытка освободить его из-под множества слоев пленки потерпела фиаско. Проклиная Джея на чем свет стоит, Джуно безуспешно дергала полиэтиленовую пленку. В конце концов она сдалась, ограничившись сооружением из хлеба, майонеза и маринованных огурцов, которое понесла в гостиную на растопыренной ладони.

Тихонько пробираясь мимо Джея, она заметила, что он открыл один глаз и смотрит на нее.

– Привет, – он зевнул и лениво потянулся. – Вечер удался?

Джуно неопределенно кивнула головой, не желая вдаваться в подробности. В ее планы не входило рассказывать совершенно незнакомому человеку, как в очередной раз ее лучшая подруга-красавица сразила наповал мужчину, в которого Джуно влюбилась.

Он заметил сэндвич у нее в руке:

– Я думал, ты уходила поужинать.

– Именно так. Тогда я уходила, чтобы поужинать, – она пожала плечами. – А теперь я пришла, чтобы поужинать. Я люблю разнообразие. Хочешь? – она протянула ему часть своего неуклюжего сооружения. Большой кусок огурца воспользовался этим моментом, чтобы спрыгнуть на пол, и приземлился посреди журналов. Джуно с удивлением увидела, что «Чирз!» раскрыт на странице с фотографией Белль Винтер, звезды мыльной оперы «Лондонцы». Она милостиво улыбалась, сидя на огромном полосатом, как тигр, диване в своем особняке, похожем на Букингемский дворец. На одном глазу у нее красовалась заплатка из огурца. Вместе с недоумением – чего это ради Джею вздумалось читать «Чирз!»? – в сознании Джуно неожиданно возникла сумасшедшая картинка: общенациональная любимица, стареющая секс-кошечка как потенциальная жертва ирландских террористов.

– Спасибо, я уже поел, – ответил Джей и приподнялся на локте.

Джуно стояла в нерешительности. Если она усядется рядом с ним, он, вероятно, сочтет себя обязанным поддерживать разговор, размышляла она. А час для разговоров слишком поздний, да и настроение у нее неподходящее.

– Ты, наверно, безумно устал, – сказала она. – И хочешь пойти спать. Не обращай на меня внимания.

– Я не устал, – он посмотрел на нее своими желтыми глазами. – Я все еще живу по нью-йоркскому времени. К тому же я вообще мало сплю. Уж скорее это ты должна валиться с ног. Ты ведь работала целый день.

– Если это можно так назвать, – неохотно ответила Джуно. Глаза у него были действительно потрясающие. Золотистые, раскосые, густо опушенные ресницами. Их взгляд как будто касался ее кожи, и у нее возникало ощущение, что он не просто ее раздевает, а просвечивает рентгеном. Она вспомнила, как он дотронулся до ее лица, стирая тушь, и невольно вздрогнула от возбуждения.

– Так чем ты занимаешься? – спросил он, слегка подпрыгнув, потому что аквариум с Убо громко булькнул.

Боже правый, он намерен вступить в беседу, поняла Джуно. Но его взгляд, холодный и сексуальный, был при этом отнюдь не дружеским, а строгим и оценивающим – словно взгляд школьного учителя. Ей совсем не хотелось обсуждать сейчас график уборки по квартире.

– Ну, знаешь, это что-то вроде оказания помощи людям в трудных ситуациях, – пробормотала ока, прислоняясь к противоположному подлокотнику дивана и откусывая большой кусок бутерброда.

– Звучит весьма торжественно, – он приподнял брови, но развивать тему не стал. Вместо этого он ударил прямо в самое больное место. – Похоже, вечер прошел неудачно?

Джуно откусила такой огромный кусок, что чуть не подавилась. Без сыра сэндвич был ужасно невкусным, и она долго-долго жевала, прежде чем смогла проглотить.

– С чего ты взял? – осторожно осведомилась она.

Он уперся подбородком в костяшки пальцев, не сводя с нее глаз:

– Так, интуиция. Тебя бросил любовник? Она чуть не заскрипела зубами, услышав его снисходительную, как у врача, интонацию.

– У меня нет любовника, – она отшвырнула сэндвич на кофейный столик.

– Нет любовника? – его интонация стала еще более снисходительной.

– У меня не любовник, а любовники, – запальчиво сказала она, нимало не заботясь о фактической стороне своего заявления. – Во множественном числе. Я практикую случайные сексуальные связи.

Очень похоже на занятия сексом с моим бывшим любовником, только более регулярно. – Это была дежурная шутка из ее номера, она железно гарантировала как минимум легкий смех в зале.

Но Джей даже не улыбнулся. Он только приподнял одну золотистую бровь, а глаза цвета виски смотрели не мигая.

Джуно не поняла, как это произошло, но в течение минуты они пристально смотрели друг на друга, не говоря ни слова. Все это время она героически боролась с разными физиологическими феноменами, как назло, одолевшими ее тело: то бурчание в животе, то приступ отрыжки, то неудержимое желание выпустить газы, но она поклялась не проронить ни слова и не отвести взгляда. Это был нешуточный поединок, и она решила выйти из него победителем.

Сигнал об окончании поединка подал звонок телефона. Джуно с облегчением повернулась в его сторону и не сразу осознала, что чего-то не хватает. Она с тревогой посмотрела на клетку с Пуаро, кочую Джей, как оказалось, накрыл подарочным перуанским балахоном.

– Я не нашел ничего другого – такого же большого, чтоб хватило накрыть клетку, – извинился он.

На полпути к телефону она остановилась, предчувствуя, кто это звонит.

– Джуно, киска, это Джон, – после тирады автоответчика раздался густой маслянистый голос с йоркширским акцентом. – Ты слышишь меня, Джуно? Похоже, нет, – после длинной паузы отчетливо заиграла музыка, и на этом фоне послышалось, как Джон закуривает и затягивается сигаретой. – Знаешь, я не уверен, что этот янки тебе передал – кто он вообще-то такой? – но я тебе уже звонил. Я хотел поздравить тебя с днем рождения, киска. Я подумал, может, ты еще не легла, – и может, даже не прочь приехать ко мне. У меня есть для тебя подарочек. Приезжай, и он будет твой. Позвони мне, – и в комнате раздались гудки.

Джуно по-прежнему стояла на полпути между диваном и телефоном, ее сердце очутилось подозрительно близко к дыхательному горлу. Если бы Джея не было в комнате, она бы сняла трубку. Сегодня ночью, один-единственный раз, она предприняла бы эту поездку на такси в Клапам. Она бы залезла в их старую постель так же привычно, как немолодая актриса залезает в костюм перед поднятием занавеса. Она бы занялась любовью с Джоном – о, как ужасна была бы эта любовь, тусклая, наверняка пропитанная пивом, и все-таки, несмотря ни на что, приносящая наслаждение – наслаждение почувствовать себя желанной. А затем она подождала бы, когда он заснет. И, услышав его глубокое, с сонным причмокиванием, дыхание, она уткнулась бы лицом в его теплое плечо, как ребенок в уютное одеяло, и погрузилась бы на несколько часов в драгоценное ощущение безопасности, пока утро с его беспощадной трезвостью не напомнило бы ей, какая же она идиотка.

Сегодня ночью, будь Джуно одна, она бы обязательно сделала это. Вместо того чтобы вести тут поединок с незнакомцем, который не только раздражает ее, но и внушает страх. И все же подложечной ямкой она ощущала, что все еще здесь потому, что этот незнакомец сексуально притягивает ее, как магнит. А вот о Джоне ничего подобного уже сказать нельзя.

– Как тебе Триона? – спросила она с деланным интересом, поворачиваясь к Джею. Она решила вернуть ситуацию в нормальное русло.

– Шон ее очень точно описал.

– Как же он ее описал?

– Сказал, что описать ее невозможно. Джуно улыбнулась и кивнула:

– Да, это именно о ней.

Она вышла на кухню за выпивкой. Налив водки и глядя на нее, она вздохнула:

– Что ж, поживем немного. – Наблюдая за пузырьком воздуха на поверхности стакана, она вспомнила слова, произнесенные Лулу этим вечером: «Действуй в нужном направлении, детка».

Одним махом она опрокинула содержимое стакана и вновь наполнила его, перед тем как вернуться в гостиную.

Дальше события развивались спонтанно. На полпути к дивану Джуно ощутила в себе готовность к импровизациям и всплескам остроумия, так как водка, двигаясь по пищеводу, сметала все преграды.

– С тобой все в порядке? – с тревогой спросил Джей, наблюдая за ее упорными попытками глотать и дышать в одно и то же время.

– Не то слово, – ответила она и закашлялась. Глазами она обследовала местность в поисках подходящей позиции, чтобы начать «действовать в нужном направлении».

Джей по-прежнему занимал большую часть дивана, глядя на нее снизу вверх, не мигая и не отводя глаз. Джуно вдруг почувствовала себя невероятно одинокой и беззащитной.

– Я думаю, мне пора помыться, – неожиданно заявила она и сама удивилась, почему именно эти слова пришли ей в голову. Она ведь уже принимала ванну этим вечером. Она чувствовала себя как Бланш Дюбуа из «Трамвая „Желание"», когда та пытается ускользнуть от сексуального гиганта Стэнли.

Джей посмотрел на нее слегка удивленно, но от комментариев воздержался. Она быстрым шагом направилась в ванную, чтобы открыть кран.

Опустившись на пол и прижимаясь лбом к прохладной эмали, она пробормотала:

– Боже, ну отошли его спать, ну пожалуйста. – Она вылила водку в пенящуюся воду.

Собравшись с силами, она вылила туда же полбутылки успокоительной пены для ванн и прильнула к зеркалу, чтобы обозреть, пока стекло не запотело, результаты воздействия этого сокрушительного вечера. Местами проблемы, конечно, были, но в целом она выглядела куда лучше, чем ожидала. Она сбросила одежду и надела старый махровый халат Шона, висевший на двери, на его крючке. Жаль, что она не заметила его раньше, когда принимала ванну в первый раз. Он был восхитительно мягкий и пушистый.

Закрыв кран, она вернулась в гостиную. Джей по-прежнему сидел на диване с «Чирз!» в руках и с благоговением разглядывал фото Белль Винтер, как мусульманин суры в Коране.

– А тебе идет, – подняв глаза, он заметил купальный халат.

– Скажи это Шону, – Джуно вынула сигареты из кармана своего пиджака, висевшего на спинке дивана. – Он считает, что в этом наряде я похожа на обитателя психушки из «Пролетая над гнездом кукушки».

– Я купил его на прошлой неделе, – спокойно сказал Джей. – Мой старый халат поистрепался.

Она приоткрыла рот, словно пытаясь проглотить его слова, чтобы переварить их.

– Так это твой наряд?

– Ну да, наверное, это и есть то, что вы, англичане, называете нарядом. Я никогда не понимал смысла этого выражения, но сейчас наконец-то уловил, – впервые за все это время он улыбнулся.

Эффект оказался настолько потрясающим, что Джуно с трудом устояла на ногах. Его лицо было как далекая и маняще прекрасная долина, которая вдруг, на миг, покажется более доступной и еще более прекрасной, когда ее внезапно озарит солнечный луч. Джуно захотелось побежать, раскинув руки, словно аэроплан.

Собрав волю в кулак, она постаралась сосредоточиться.

– Прости, но я думала, что это заряд Шона, то есть, я хочу сказать, наряд Шона. – Она хотела оставаться холодной, но в этой невероятной улыбке было что-то поджигающее. Короче, она боялась вот-вот взорваться.

– Триона сказала, что ты очень много даешь компании, – сказал он, откинув волосы со лба. – Я подумал, что речь идет о каких-то инвестициях.

Джуно понятия не имела, почему она сказала то, что сказала. Точно так же, как понятия не имела, почему чуть раньше она заявила, что ей пора помыться. Но в обоих случаях она пожалела о сказанном, едва только слова сорвались с ее губ вместе с горячим дыханием и замешательством:

– Ага. Обожаю все делать в компании. И принимать ванну тоже. Пойдем нырнем, если ты не против?

Она подумала, что он или растеряется, или рассердится, или пошлет ее к черту. В конце концов, если он уже немного попривык к ее юмору, то может принять это за шутку. Но он даже не шелохнулся, его глаза неотрывно смотрели на нее.

– Ты делаешь пас в мою сторону? – наконец спросил он, прижимая подбородок к плечу этим своим настороженным, щемяще сексуальным движением, из-за которого у нее живот сводило от желания.

Еще никогда в жизни Джуно не чувствовала себя такой погибшей и несчастной. Она была абсолютно уверена, что сейчас он таким же спокойным и холодным тоном объяснит ей, что не находит ее сексуально привлекательной. Конечно же, не он первый не находит. Но она так сейчас нуждалась хоть в каком-то самоутверждении, пусть жалком, примитивном и временном. Ей важно было доказать самой себе, что она еще может, несмотря ни на что, нравиться. И ей нужна была причина, чтобы сегодня ночью не брать такси и не ехать в Клапам.

– Да. Я делаю пас в твою сторону.

Он не шелохнулся. Он не отвел глаз. Джуно подумала, что она уже второй раз за вечер совершает дикую ошибку.

– Не люблю напарываться на затычку, – проговорил он.

Решив, что затычкой на нью-йоркском жаргоне называют назойливую тетку, которая пристает к мужчинам с целью потрахаться, Джуно понимающе кивнула и попятилась назад.

– На редкость затруднительное положение, не правда ли? Прошу прощения… Как это говорят… попытка девушке не пытка. Ну что ж… Пожалуй, я пошла к черту.

– Пожалуйста, не убегай опять, Джуно. – Он быстрым плавным движением поднялся с дивана и подошел к ней. – Я как-нибудь справлюсь с затычкой.

– Ты… с чем ты справишься? – Она растерянно помедлила, готовая в любую секунду ретироваться.

– С пробкой. – Джей коснулся подушечкой длинного, разъеденного химикатами пальца ее разгоряченной щеки, и она чуть не умерла на месте. – Я справлюсь с пробкой.

Джуно пошатнулась. Надо же, от прикосновения пальца. Происшедшее с ней превращение было таким внезапным, как ожог от клейма на коже. Отныне она не подчиняется Джону. Она подчиняется чему-то куда более властному – собственному сексуальному инстинкту. Как мальчишка-хулиган без ключа зажигания замыкает провода для запуска чужой машины, так Джей одним прикосновением запустил ее. А ведь у Джона ключ был столько лет – и он не сумел высечь искру. Импульс был такой силы, что кровь стучала в ушах, как барабанная дробь. Ей ничего другого не оставалось, как самой нажать на акселератор.

Мало что соображая, она приподнялась на цыпочки и прижала свои губы к его губам, таким пленительным, виолончельно-изогнутым. Ей показалось, что она окунулась в растопленный шоколад, так тепло и нежно приоткрылись его губы навстречу. Она не могла остановиться. Чем дольше она пила, тем больше он давал, тем слаще становился вкус. Наконец, задержав дыхание, чтоб не захлебнуться от наслаждения, она восхищенно рассмеялась и выдохнула: «Приступим к погружению!»

 

ГЛАВА 7

Ванную комнату освещали две оплывшие свечи. Они мерцали на шкафчике с лекарствами, и Джуно ничуть не тревожилась – а что, если она выглядит не очень-то соблазнительно, плескаясь в воде, как розовый гиппопотамчик. Она ощущала себя женщиной с картины Дега и была в полном восторге. Проглоченная водка поджигала ее изнутри, а блуждающие прикосновения Джея – снаружи, превращая ее плоть в расплавленную лаву. Он на удивление нежно и терпеливо исследовал ее влажное тело своими длинными пальцами с загрубевшими от фотореактивов подушечками.

Сейчас, уже оказавшись с ним в одной ванне, Джуно чувствовала себя куда более уверенно и лучше управляла собой. Истерическое возбуждение быстро опадало, как пена вокруг их теплых и блестящих тел.

– Мне нравится, – пробормотала она, благосклонно взирая на то, как он положил ее лодыжку себе на плечо и провел мочалкой по ее бедру. Вдруг что-то острое коснулось ее икры, она даже вздрогнула. Джуно разглядела у него на шее кожаный ремешок, с которого свисал кулон, по форме напоминавший акулий зуб.

– Он настоящий? – Джуно постаралась дотянуться, но ее зад заскользил по дну, и она чуть не ушла под воду.

– Конечно, – он нежно опустил ее лодыжку снова в воду. – Это волчий зуб.

– Волчий? Bay… Он что-нибудь означает? – Джуно пришла в восхищение, мгновенно представив себе, как Джей живет вместе с настоящими американскими индейцами, принявшими его в свое племя, и за общепризнанную храбрость получает имя Волчий Клык.

– В каком смысле? – Он приподнял голову. – Я не подрабатываю стоматологом в зоопарке, если тебя это интересует.

– Нет, я подумала, может быть, это ритуальный амулет.

Джей удивленно изогнул губы:

– Я купил его у уличного торговца на Ист-Сайде. Это украшение, Джуно.

– Вот как, – она почувствовала себя немножко идиоткой, с такими-то вопросами. Тут ей припомнились ее собственные подозрения и болтовня Трионы за обедом.

– Что ты делаешь, Джуно? – чуть погодя спросил он.

Она рассматривала странный серебристый шрам круглой формы у него под коленом и ответила:

– Ищу следы от пуль.

– С чего бы это? – он взглянул недоуменно.

– Просто так. Мне пришло в голову, что у тебя могут быть следы от пуль, вот и все, – она небрежно пожала плечами.

Он ничего не сказал, только протянул теплую мыльную руку и провел по ее щеке, склонив голову набок и сосредоточенно изучая ее лицо своими глазами цвета светлого ячменя. Его большой палец с невероятной нежностью огибал все впадинки и выступы ее лица. Это было чертовски романтично. Джуно пришла в какой-то экстаз от того, что они были вместе, в джакузи. Она не понимала, как еще вода вокруг нее не закипела.

Когда он наконец отвел взгляд, она закрыла глаза и на несколько секунд провалилась в забытье, прежде чем снова вспомнила про шрам.

– Так это один из них? – она протянула руку и потрогала пальцем участок мягкой серебристой кожи под его коленом.

– Один из каких? – он вздохнул, с трудом сдерживая раздражение, его настроение, судя по всему, мгновенно испортилось.

– След от пули?

Он отвел глаза в сторону раковины.

– Да, – наконец сказал он ровным голосом.

– Bay! – Джуно посмотрела на него с благоговением. – А где ты его получил? А у тебя есть еще?

Он продолжал сузившимися глазами смотреть на раковину, на щеке начал подергиваться желвак.

– Да. У меня есть еще, – он произнес медленно, с металлом в голосе. – Но я не провожу экскурсий по этим местам.

Джуно хотела было подлизаться к нему, чтобы он показал все шрамы и все про них рассказал, но настороженно-оборонительное выражение его лица остановило ее. У нее вдруг закралось сомнение: а может быть, эта совместная ванна не такая уж блестящая затея. Как если бы она хотела поплавать с дельфином, а оказалась в одном бассейне с акулой. Ей вдруг захотелось уплыть из соображений безопасности.

Словно догадавшись, что встревожил ее, Джей медленно провел пальцем от ее лодыжки наверх, к паху, наклонив голову, чтобы проследить за этим движением.

– Ты чертовки много болтаешь, – он посмотрел на нее почти робко.

Пока Джей мыл ей ноги, она спокойно лежала на спине, но сейчас резко встала и повернулась, подняв в ванне целую бурю и выплеснув воду на пол.

– Что ты делаешь? – Джей в тревоге отклонился, пытаясь увернуться от накатывающей волны.

– Хочу, чтобы ты потер мне спинку, – Джуно снова опустилась в воду и потянулась за огромной потешной губкой в форме ладони – подарок Лидии на прошлое Рождество.

– Обязательно, – Джей охватил ногами ее талию и начал сцеловывать ожерелье из ароматных пузырьков, образовавшееся вокруг ее шеи. Теперь волчий зуб касался ее позвоночника. В то же время его руки скользнули вперед, и, обхватив ее груди, он удивленно взвесил их на ладонях:

– У тебя грандиозные сиськи.

– Да, меня можно доить, – пробормотала она, пробираясь пальцами сквозь пену к мягким волоскам на его ногах. Они были такого же золотистого цвета, как и волосы на голове, а намокнув, приобретали каштановый отлив, словно жженая карамель.

– Что? – он, казалось, вообще не воспринимал ее шуток: либо решил на них не реагировать, либо не понимал.

– Сегодня был мой день рождения, – вздохнула Джуно, пониже наклонив голову, так как он тер губкой ее плечи.

– Ты мне ничего не сказала об этом, – губка с бульканьем опустилась под воду – Джей сжал ее, выпуская воздух.

– А чем тут хвастаться?

– Сколько тебе исполнилось? – Он провел губкой по ложбинке на ее спине.

Джуно под водой скрестила пальцы на руке. Двадцать пять, – она почувствовала, как краска бросилась ей в лицо, и, чтобы скрыть смущение, наклонила голову пониже и подвинулась к нему поближе:

– Пожалуйста, продолжай.

– Мне нравится эта штучка у тебя на спине, – он провел губкой вдоль ложбинки. – У большинства женщин тут торчат позвонки, как шишки.

Я вообще та еще штучка, – Джуно сжала пальцы у него на ногах.

– Да уж, это я заметил.

Они еще долго лежали в ванне, так что кожа у них на пальцах сморщилась, а на теле уже скрипела, хоть и была покрыта сладкой испариной предвкушения.

– Вода остыла, – сказал Джей. – Чуть теплая, как ваше английское пиво.

– И тоже без пены, – в тон ему ответила Джуно, подхватив шутку.

Снимая полотенце, она почувствовала острый приступ смущения, и вновь волна сомнения прокатилась у нее в душе, словно отражение волны, поднявшейся в ванне, когда она вставала.

Джей по-прежнему лежал в воде, глядя на нее прищуренными блестящими глазами. Совсем как у волка: бледно-золотые, чужие и опасные, – подумала Джуно. Недаром же ему нравится носить этот зуб на шее. Он волк в волчьей шкуре. Несмотря на розоватый цвет разогретой кожи, в его удлиненном теле было что-то не только притягательное, но и пугающее. Кроме традиционной кельтской татуировки на правой руке, на плече была вытатуирована маленькая сосулька: казалось, что неаккуратный рисунок синего цвета с неровными краями выполнен при помощи обычного ножа и чернил.

Она обмоталась полотенцем и сделала шаг назад:

– Пойдем в постель?

Джей оставался в воде, желтые глаза не мигая смотрели на нее:

– В твою или в мою?

Она хотела шутки ради сказать «в общую», но передумала. Вместо этого, заметив краем глаза в запотевшем зеркале свое распаренное лицо и растрепанные волосы, она произнесла, совершенно упав духом:

– В любую – тебе выбирать.

– Ну что ж. Твоя завалена разным хламом. У меня чистая простыня.

Что-то уж очень по-домашнему все это происходит, в панике подумала Джуно. А ведь она собиралась сыграть роль необузданной соблазнительницы, а не домохозяйки. Еще немного, и они прихватят с собой в постель по чашечке какао и грелку с теплой водой. Нужно срочно пробудить в себе внутреннюю роковую обольстительницу, где, черт возьми, моя femme fatale.

Джуно подошла поближе к зеркалу. Ей показалось, что ее внутренняя роковая обольстительница настоятельно рекомендует ей срочно принять кое-какие меры и причепуриться. Волосы были в полном беспорядке, а на подбородке начал набухать предменструальный прыщ.

– Тогда идем в твою, – по-прежнему не оборачиваясь к нему, Джуно обшаривала глазами полки над раковиной в надежде найти завалявшийся тюбик с маскирующим кремом или пудру, которыми она могла бы украдкой воспользоваться под предлогом чистки зубов, например. Но там не оказалось ничего подходящего. Косметичка была у нее в комнате. Необходимо срочно изобрести предлог, чтобы зайти туда. За расческой – это отличный предлог, но вот только расческа лежит в ванной, на самом видном месте.

– Мне нужно взять противозачаточный колпачок, – объявила она, прежде чем до нее дошел смысл сказанного.

У себя в спальне она громко застонала и несколько минут билась головой об кровать. Боже, как это все неаппетитно, несексуально! Господи, Джуно, что с тобой? Сначала ты, как дежурная горничная, организуешь размещение по спальням, затем в припадке самонадеянности заявляешь, что тебе необходим противозачаточный колпачок, который к тому же ты еще в прошлом месяце как-то ночью проколола булавками – чтобы неповадно было, поддавшись соблазну, откликнуться на телефонный призыв Джона подогреть их остывшую, словно пицца навынос, любовь с доставкой на дом. Ты тупица, Джуно! Вспомни об искусстве спонтанного обольщения! Похоже, ты плохо понимаешь смысл слов «действуй в нужном направлении». Ты не Самка, о, нет! Ты просто жалкая дуреха.

А всему виной эта неожиданно нахлынувшая самонадеянность. После Джона ей не так уж часто приходилось обмениваться с мужчинами не то что телесными флюидами, но даже номерами телефонов. Совсем несложно держаться уверенно, когда ты одета, но вместе с платьем ты расстаешься с этим замечательным качеством, превращаясь в болтливую истеричку, острящую кстати и некстати. Ее тело кричало: «Да, да, да!», в то время как ее рот нес всякую околесицу. Она находила Джея безумно сексапильным, у нее кружилась голова от желания быть сегодня вечером непобедимой обольстительницей и уложить его в постель с всезнающей улыбкой на устах и сонмом бесстыдных замыслов в голове, но вряд ли она блестяще справилась с этой задачей. Какая-то часть ее существа хотела, чтобы он повелевал ею и взял управление ситуацией в свои руки. А он, несмотря на холодный и резкий тон, похоже, предпочитал игру «следуй за лидером».

Итак, я намерена лицом к лицу встретиться со своей внутренней роковой обольстительницей, со своей подлинной сексуальностью, твердо сказала себе Джуно. Я хочу быть в сексе такой же беззаботной, распутной и безудержной, как Лидия. Я занимаюсь этим для своего собственного удовольствия и развлечения, как и подобает зрелой, сексуально раскрепощенной женщине, которая умеет в постели быть властной и эгоистичной, которая обладает высоким либидо и позитивным я-образом и не стыдится своего тела. Сейчас-сейчас, вот только сначала нужно замазать этот дурацкий прыщик на подбородке…

Из ванной комнаты донеслось громкое журчание, которое свидетельствовало о том, что Джей вынул пробку из ванны.

– Джуно, все в порядке? – донесся его голос из коридора.

– Все отлично, – она торопливо обрабатывала подбородок рассыпчатой пудрой.

Повернувшись, она увидела, что он стоит на пороге в своем пушистом зеленом купальном халате.

– Ты выглядишь немного бледной, – он прислонился плечом к дверному косяку и стал вытирать свою мокрую гриву капюшоном халата.

– Это из-за освещения, – Джуно взглянула наверх, на светильники в потолке, и зажмурилась. По собственному опыту она знала, сколь непривлекательно выглядит лицо в их свете. Недавно, на одной из самых отвязных вечеринок у Шона, она забрела сюда в поисках его приятеля Барфли – тот голышом неподвижно распростерся на кровати, питая слабую надежду на какие-либо ответные действия с ее стороны. В ярком свете галогеновых лампочек он выглядел скорее как труп в ожидании вскрытия, чем как объект желания. Она легла на диване в гостиной.

Джуно бросилась к двери и повернула регулятор, чтобы уменьшить яркость света, но впопыхах перестаралась, и комната погрузилась в полную темноту. Пытаясь найти наиболее приемлемый уровень освещенности, она устроила Джею довольно длительное световое шоу со стробоскопическими эффектами и вспышками, совсем как в дискотеке.

– Я думал, мы идем ко мне в комнату, – встревоженно сказал Джей.

Так оно и есть, подумала Джуно, наконец-то добившись желаемого результата. И тут она вспомнила, что в комнате Шона нет регулятора яркости. Там может быть либо ослепительно светло, как в анатомическом театре, либо абсолютно темно, как в преисподней.

Так-так, подумала Джуно, история приобретает чересчур технический характер, из домашней хозяйки я превратилась в инженера-электрика. Необходимо этот сюжет с обольщением вернуть в надлежащее русло. Итак, призовем на помощь роковую женщину, которая прячется где-то внутри. Где же ты, роковая женщина, ау, твой час пробил, твоя кровь зажглась, а свет притушен.

– Джей, возлюбленный, – она охватила волчий зуб пальцами и притянула Джея к себе. – Где же твоя спонтанность?

И в тот самый момент, когда она потянулась к нему для поцелуя, предвосхищая этот миг свободного падения, это потрясающее ощущение, когда губы приникают к губам, волчий зуб, который она по-прежнему держала в руках, оторвался от серебряной заклепки и из него посыпалось что-то колючее.

– Ох! Да в нем полно волос! – она в ужасе отшвырнула зуб.

– Черт подери! – Джей так резко присел на корточки, что ударился головой об ее колени. Он поднял зуб и стал собирать с ковра рассыпавшиеся волосы, методично выскребая в ладонь каждый волосок соломенного цвета, прихватывая заодно прядки волос Джуно, обрезки ее ногтей и прочие побочные продукты жизнедеятельности, осевшие на ковре.

Джуно присела рядом с ним, чтобы помочь, и начала старательно скрести по ковру, но всю ее добычу составили горстка пуха и обрывок фантика.

Джей упаковал собранные волосы обратно в зуб и прикрутил его на место. Увидев плотно сжатые челюсти Джея, Джуно сообразила, что произошел капитальный облом.

– Чьи это волосы? – нервно спросила она. – Ты задаешь слишком много идиотских вопросов, – ответил он, и лицо его снова приобрело замкнутое, отчужденное выражение.

Джуно несколько секунд смотрела на него, взвешивая, как ей дальше поступить. Ее так и подмывало послать все к черту в этот самый момент, но Джей был слишком соблазнителен, чтобы ссориться с ним из-за пучка белокурых локонов. Он стоял так близко, что она ощущала запах зубной пасты у него изо рта.

– Есть только один способ заставить меня заткнуться, – сказала она.

– Какой же? – глаза Джея сузились, глядя все так же враждебно.

– Поцелуй меня, сукин ты сын, – она улыбнулась. – И давай не будем ссориться.

Его губы обрушились на нее, как порыв ветра на вершину скалы. Затем, после мгновенного затишья, он руками сжал ее щеки так, что ее губы раскрылись, и она ощутила внутри энергичное, мускулистое движение его скользящего языка. Покачнувшись, она почувствовала, как он запустил пальцы и ее волосы и, поддерживая ее голову, запрокидывает ее все дальше и дальше.

Сексуальное впечатление было фантастическое. Несмотря на определенные физические неудобства.

Она совсем не думала, что на ее предложение он ответит с такой пылкой и неподдельной страстью.

Боже, я недостаточно гибка для этого, в тревоге подумала она. Наслаждение было слишком сильным, чтобы его прерывать, но ее колени уже дрожали от напряжения. Закрыв глаза, она упивалась этим танцем двух горячих, жадных языков, которые извивались, как два бесстыжих угря. Но бедро Джея впивалось ей в ляжку, а левая нога вывернулась в лодыжке.

– Погоди секундочку, – шепнула она, – я только – ох – попробую освободить – ой – ногу.

Она на мгновение отстранилась и поправила ногу, которая уже совершенно онемела.

– Извини, – он отодвинулся.

И тут глаза Джуно расширились от удивления. Он не только самое прекрасное и волнующее творение Божье из всего, виденного ею в жизни, но у него еще и эрекция, оказывается, – как в сказке. Его член был великолепен – гладкий и розовый, как мороженое, крепкий и мощный, как рука гребца, прямой и величественный, как небоскребы его родного Нью-Йорка. Она никогда не видела подобного зрелища.

– Ты хочешь прекратить? – неохотно спросил он.

Испугавшись, что прекрасное видение исчезнет, Джуно энергично замотала головой и решила, что нужно еще раз взять инициативу в свои руки. И ей-богу, инициатива была не единственным, что ей хотелось взять в руки в эту минуту.

– Нет, не хочу. Если ты не хочешь. – Ей вспомнились слова Джона, что манипуляции с членом очень похожи на манипуляции с джойстиком игровой приставки. Его шутки всегда сводились к аналогиям из сферы спорта или телевидения. Но сейчас эта аналогия вдохновила ее. Итак, вперед…

(«Оттягиваем кожицу крайней плоти, выполняем захват, работаем с этой красной кнопочкой, наша цель – отбить атаку инопланетян, молодец, девочка».)

– Может, мне прекратить? – спросила она.

Джей застонал и закрыл глаза.

(«Инопланетяне подступают со всех сторон, Джуно, детка, не подкачай. Они захватят нас, если ты не перестреляешь этих маленьких ублюдков. Мы обречены».)

– Как понимать твой ответ, Джей, – да или нет? («Кажется, инопланетяне отступают, – расслабься, моя радость».)

– Нет – не прекращай. Пожалуйста, не прекращай.

(«Ого, да они перестраивают свои войска! И возвращаются с новыми силами! Матерь Божья, тут просто полчища инопланетян! Сейчас мы вам покажем! Крепче держи джойстик, Джуно, умница. Вам капут, зеленые твари!»)

– Господи, это фантастика, – простонал Джей, смятенно целуя ее в шею. – Клянусь Богом, это просто фантастика.

Джуно наклонила подбородок пониже, чтобы их губы оказались рядом. Он впился в ее губы, его дыхание становилось все чаще и чаще, она чувствовала это верхней губой.

И тут Джуно прониклась абсолютной уверенностью в себе.

Она повалила его на иол. Когда она уселась верхом, обхватив сто ногами, он посмотрел на нее с чувством, близким к обожанию. Увидеть это выражение в его светлых хищных глазах – момент, который дорогого стоит.

Здесь я не новичок, подумала она, прижимаясь лицом к его животу. Как пахла его кожа! А на вкус еще лучше. Когда она проникла языком в солоноватую ямку его пупка, там оставались мельчайшие ароматные капельки воды после ванны.

Если Джон хотел ее по-настоящему уязвить, он обычно говорил, что в пухлых болтливых девчонках самое ценное – это голова: ведь именно там находится язык, наиболее тренированная часть их тела. Но сейчас Джуно это ничуть не огорчало. Она прекрасно знала, что умеет и любит это делать. В отличие от искусства ручного управления эрегированным мужским членом, совершенствование которого потребовало от нее нескольких лет (так же постепенно она овладевала навыком плавного переключения передач в автомобиле), языком она всегда пользовалась совершенно естественно, как гладила мурлыкающую кошку, перекусывая в баре «Галакси». Правда, мурлыкание Джона больше напоминало урчание танка, набирающего обороты.

– Боже, как хорошо. Боже! Чер-р-р-т! Ей-богу, хорошо.

Да, это всегда ей удавалось.

– Боооже! Ооо, – его голос стал одновременно хриплым и мягким – словно мохер. Это была удивительная перемена. Не обращая внимания на колени, горевшие от ковра, на сквозняк, дувший из холла, Джуно решила пустить в ход свои коронные приемы. За «слизыванием капелек подтаявшего мороженого с кромки вафельного стаканчика» последовало «быстрое сглатывание пены с поверхности горячего капуччино», а завершалось все убойной фишкой – «высасыванием шоколада из складочек глазированного орешка кешью».

Джей, который все это время не вынимал пальцы из ее растрепанных волос, издав низкий рык наслаждения, резко откинул ее голову назад.

– Прости, – хрипло выдохнул Джей, притягивая ее лицо к своему, ярко пылавшему, и нежно целуя в губы, затем в подбородок, затем по очереди в обе ямочки на щеках. Потом он опустил руки вдоль ее тела и подтянул ее повыше так, что его яички оказались у нее между ног, а член напротив лобка.

– Так ты вставила свой противозачаточный колпачок? – спросил он, целуя ее в ухо.

Джуно хотела проигнорировать его вопрос, который звучал как на приеме у гинеколога, но не получилось.

– Я подумала – лучше, если наш секс будет полностью безопасным, – ответила она таким же стерильным тоном.

Джуно постаралась вернуть потерянный настрой. Она твердо решила ни за что не упустить эту неприрученную жар-птицу, эту проснувшуюся в ней роковую женщину. Это самое прекрасное приключение в ее жизни. Только нельзя уклоняться от сценария. Она чувствовала острое вожделение, более острое, чем когда-либо, и при этом вдруг возникло странное ощущение – словно она наблюдает за происходящим со стороны, спокойно и уверенно.

– В таком случае, у тебя есть резинка? – спросил он между поцелуями, изогнувшись под ней, и его великолепный розовый член оказался в опасной близости от ее щелки.

Джуно тесно прижалась к нему и вдруг совершенно перестала заботиться о чем-либо, смятенная порывом безумия. Она желала только одного – чтобы он немедленно вошел в нее. Она не хотела прерывать мелодию этого изумительного ощущения, звучавшую у нее между ног, ради того, чтобы мчаться в ванную и там рыться в поисках устаревшего «Дюрекса» или перетряхивать сумочку в поисках новинки – презерватива со-вкусом-лайма-светящегося-в-темноте, купленного забавы ради в туалете паба. В конце концов, завтра или послезавтра у нее должны начаться месячные, так что она в полной безопасности, и точка, и хватит об этом.

– Есть у тебя презерватив, Джуно? – переспросил Джей, головка его члена дразнящее поглаживала ее по клитору, как умелый, настойчивый палец.

К черту, к черту, к черту! Джуно чуть не завыла в голос. Я могла бы кончить, подумала она. Если он сейчас вставит, я сразу же кончу. А с Джоном мне никогда этого не удавалось. Ничего подобного и близко не было, никогда. В любую минуту все мое тело готово взорваться, как в ядерной топке, а он хочет, чтобы я одним махом повернула назад из-за какой-то резинки.

– Я вставила колпачок, – прохрипела она, обвиваясь вокруг него. И, со скрещенными пальцами вознеся к небесам безмолвную молитву покаяния за свой безрассудный обман, она откинулась назад, чувствуя, как в нее погружается толстый и гладкий стержень.

Охватившее безумие сделало ее требовательной. Еще ей казалось, что внутри у нее зажглось множество лампочек, словно она – елка на Рождественской ярмарке. И она сунула свою руку между ног, и думала только о себе, и классно себя чувствовала, и была, черт подери, кругом права. Лаская себя там, где он не мог достать, она получила крепчайший коктейль из телесных ощущений такой силы, что громко застонала.

– Ты умница, – хрипло бормотал Джей. – Ты такая чувственная.

Его руки были на ее груди, он сжимал ее соски, поглаживал нежную кожу вокруг них и потом пропускал ее грудь между пальцами, как старатель золотоносный песок. Джуно напряглась, стремясь, чтобы он еще глубже вошел в нее. Так, так, так. Вот, вот, вот. Ах, мой бог, вот восторг. Джей был таким чистым, и новым, и небывалым. Это как надеть новое платье – чем-то похоже.

Вдруг Джуно представила себя в невероятно дорогом, безумно шикарном, немыслимо красивом наряде. Она была Лиз Тэйлор в «Цезаре и Клеопатре», Золушка на балу, Лидия – все равно где… Она была обновленной и прекрасной и вызывала всеобщее восхищение. Неожиданно платье куда-то исчезло. Она приближалась к одной светящейся точке, приближалась, приближалась, приближалась… вот она уже… еще чуть-чуть… О, господи, наконец!

– О – Ооо – ООООО!

Она оказалась совершенно не готова к этому. Никакие самодеятельные оргазмы не подготовили ее к этому. Тридцать лет жизни, шестнадцать лет сознательных сексуальных экспериментов, двенадцать лет активного секса, десять лет изучения специальной литературы, шесть месяцев психотерапии (прерванной по финансовым соображениям), несколько недель виртуального секса на чате в Интернете, два или три чрезвычайно эротических сна с участием Малкольма из сериала «Соседи» – и все это не шло ни в какое сравнение с тем, что только что произошло. Как будто ее подвергли электрошоку, сила которого измерялась, наверное, в тысячу «ООО!», исторгнутых из ее груди.

Ее первый в жизни настоящий интерактивный оргазм (показательные выступления с Джоном не в счет) был близок к совершенству. Очень близок, но все же чуть-чуть не дотягивал до него. Он был бы совершенным, если бы Джей тоже кончил следом за ней. Но, с другой стороны, для первого раза этого, наверное, и требовать-то нельзя – надо же и совесть знать. Как бы то ни было, но прошло уже более двадцати минут, когда Джуно обнаружила, что она по-прежнему накрывает Джея своим телом.

В своем обескураживающем и, если вдуматься, абсолютно эгоистичном экстазе самораскрытия-самопознания она абсолютно забыла про Джея. И хотя у него был совершенно довольный вид: он постанывал, его тело извивалось под ней, его потрясающие желтые глаза не отрываясь смотрели в ее глаза, прекрасное худое лицо горело румянцем и блестело от пота, а на плечах играли мускулы, но все же ее охватило отвращение к себе, переходящее в омерзение. Она почувствовала себя такой виноватой перед ним, словно обокрала его. Никуда не деться от того факта, что они совсем чужие. Присев на корточки, она подалась вперед, чтобы охватить его плотнее, и стала двигаться быстрее. Она подумала, что использует те же приемы, что и с Джоном. Да, потребовались годы, чтобы их отработать и отточить. А теперь, с Джеем, она всего лишь механически повторяет заученные движения просто потому, что он мужчина. Его же самого она совсем не знает.

Когда наконец он откинулся, дыша тяжело и быстро, как марафонец после финиша, Джуно осознала, что она не в силах его поцеловать. Он все еще был внутри нее, его сперма стекала по ее телу, а она не могла его поцеловать. Ей стало страшно.

Его глаза были почти прикрыты длинными ресницами цвета ржавчины, к щекам прилила алая, как вино, кровь, сардонически изогнутые губы изумленно улыбались. Он выглядел так же неотразимо и сексуально, как два часа назад, – а ей хотелось не восхищаться, а просить прощения.

Она еще чувствовала, как теплые отблески ее недавнего экстаза догорают в кончиках ее пальцев, вокруг пупка. И шейка матки продолжает слегка пульсировать, словно копошилась пчела, собирающая пыльцу с тычинок в самой сердцевине цветка. И все же, когда Джей простер руку, чтобы притянуть ее для поцелуя, она отстранилась и осторожно извлекла его член из своего тела.

– Мне нужно взять салфетку, – сказала она, поднимаясь и направляясь к шкафу. Она словно окоченела. Было такое чувство, что ее использовали, но и сама она тоже попользовалась. Товар и покупатель в одном лице. Доступная и настырная, как гвоздь.

– Джуно, – позвал он, по-прежнему лежа у двери, голова покоилась на локте.

Она не обращала на него никакого внимания, пока не вытерлась и не выбросила салфетку в мусорное ведро. Она ощутила с полной ясностью, что происшедшее не оставило у нее в душе никаких эмоций. Она совершенно холодна. Холодна, как морозилка. Совсем никакой нежности.

Но взглянув наконец на него, она почувствовала, что не так уж и холодна. Он повернулся на живот и смотрел на нее, положив подбородок на руки. Его поза – открывавшая одновременно и широкую, мускулистую спину, и упругие ягодицы, навела ее на мысль, что, пожалуй, сегодняшняя ночь была не такой уж ошибкой. Она уложила в постель – точнее, на пол – мужчину самой высокой пробы, мужчину, которого она хотела всеми печенками. И тут, ощутив толчок в сведенном от чувства вины животе, она осознала, что по-прежнему хочет его. Напившись, она не утолила жажды. Напротив, жажда возросла десятикратно.

– Да, что тебе? – спросила она смятенно.

– Джуно, не старайся полюбить меня, – сказал он. Желтые глаза смотрели настороженно и проницательно.

– Что-что? – она поперхнулась, захваченная врасплох.

– Я не хочу, чтобы ты старалась полюбить меня, – спокойно повторил он. – Людям это не дано. Просто не дано. Обещай, что ты не будешь пытаться. Обещай мне это, Джуно.

– Конечно, – она выдавила из себя веселый смех. – Если ты пообещаешь не влюбляться в меня.

– Я серьезно, Джуно, – он выглядел очень взволнованным. – Ты должна поклясться. – Он понизил голос: – И всегда помнить об этом.

Джуно изумленно уставилась на него, ни слова не говоря. Причуды продвинутого американца? Что-то вроде этого их обычая, когда женщину перед свиданием просят подписать письменное согласие на тот случай, если на следующий день она вздумает заявить об изнасиловании.

Он требовательно смотрел на нее, ожидая ответа.

– О'кей, – она говорила медленно, эта бредовая ситуация не укладывалась у нее в голове. – Я клянусь, что не влюблюсь в Джея – как твоя фамилия, напомни? – с подчеркнутой иронией спросила она, хотя прекрасно помнила его фамилию.

– Маллиган.

– В Джея Маллигана, – закончила она саркастически, с трудом удержавшись от соблазна добавить после фамилии: «самонадеянного козла». – Теперь ты доволен?

Ничего не говоря, он поднялся и подошел к ней. Охватив ее лицо ладонями, он наклонился и поцеловал ее с непередаваемой нежностью. Это был колдовской поцелуй, он сразу вошел в ее картотеку поцелуев под номером один. Призрак именно такого поцелуя преследовал ее всю жизнь в беспокойных и страстных снах, она приоткрывала губы ему навстречу, но стоило проснуться, как он ускользал. Если только возможно единственным поцелуем пробудить любовь, то это был именно такой поцелуй.

Джей по-прежнему держал ее голову в своих руках. Прижавшись лбом к ее лбу, так что их глаза оказались совсем близко, он неожиданно улыбнулся:

– Можно, я лягу с тобой этой ночью? Я хочу побыть рядом.

Джуно понятия не имела, что сказать. Просто ну ни малейшего понятия. Она сказала первое, что пришло ей в голову, – а для этого потребовалось некоторое время:

– Пойдем в постель, Джей. В мою постель. Мы сегодня ляжем вместе, если ты этого хочешь. А сказать всю правду друг другу успеем и завтра.

 

ГЛАВА 8

Джуно долго не могла заснуть, а когда наконец ей это удалось, ее одолели странные сны, в которых Джей принимал обличье самых разных людей – то Джона, то Бруно из бара, а то Малкольма из «Соседей».

Проснувшись, она испытала облегчение. Теперь Джуно могла поразмышлять о содеянном. С одной стороны, она, пожалуй, гордилась своей то ли дикой, то ли детской выходкой – она всегда подозревала, что в ней есть что-то от сирены. Но, с другой стороны, она очень мучилась от стыда и смущения. Разве это не ужасно – переспать с мужчиной, с которым у тебя не было ни одного свидания? С мужчиной, который внушал тебе некоторый страх? И, что еще хуже, с мужчиной, который тебе понадобился просто потому, что тебя отвергли этим вечером и ты срочно нуждалась в самоутверждении.

Да, в те годы, до Джона, когда она была одна-одинёшенька, ей приходилось несколько раз ложиться в постель с мужчинами, которых она едва знала, но во всех случаях этому предшествовала хоть какая-то история знакомства – по крайней мере, соблюдался ритуал, состоящий из обмена отредактированными устными биографиями в баре, ужина или двух в «Белла Паста» и совместного просмотра фильма Вуди Аллена. За всю жизнь у нее только дважды были мужчины на один вечер, после чего она испытывала сильнейшие приступы отвращения к себе, но ведь ни с одним из этих мужчин ей не предстояло впоследствии жить бок о бок в течение полугода.

Рядом с ней беспокойно спал Джей, он часто переворачивался, неровно дышал и иногда что-то бормотал во сне.

Джуно, уже начиная свыкаться с его лицом, доставила себе удовольствие неспешного любования мельчайшими его деталями сейчас, ранним субботним утром, в стальном и бледном свете наступившего дня.

Джуно рассматривала его почти полчаса.

Неожиданно Джей открыл глаза и не мигая посмотрел на нее. Затем из жарких недр одеяла он выпростал руку – теплую и сухую, с удивительной нежностью погладил ее по лицу сверху вниз, потом его пальцы разжались, а глаза снова смежились.

Джуно не хотела просыпаться, потому что ей снился дивный сон. Джей – или это был Малкольм из «Соседей»? – медленно целовал ей бедра. Изумительно. Она даже чувствовала прикосновение прохладных губ на разогретой под одеялом коже. Ммм. И влажные волосы щекотали ей живот. Ммм, ммм. А свежевыбритый подбородок зарылся глубоко в нежную плоть между ее ног. И язык вытворял какие-то невероятные штуки, и эти ощущения были совершенно реальными, просто нереально реальными. Нет, это не похоже на сон, это происходит наяву.

Если я сейчас открою глаза, то этого не произойдет, подумала она. Голова кружилась. Если я открою глаза, то этого не произойдет. Но это уже происходит, сейчас. Во сне или наяву, но я кончаю. Боже, я никогда не думала, что это так легко! Что же я делала неправильно все эти годы? Вот мы и прибыли… О небо! Ооо! Гром, плеск, звон, блеск, благодарю тебя, дядя Сэм.

– Доброе утро, моя прекрасная леди! – между ее грудей возникло лицо Джея. Он прижался гладковыбритым подбородком к ямке у нее на шее и улыбнулся ей. Она заметила, что он в спортивной форме для бега трусцой. – Я принес тебе завтрак. Ты, наверное, проголодалась. – Густые ресницы слегка дрожали, он смотрел на нее своими опасными желтыми глазами, и теперь они сияли радостью.

– Умираю от голода, – почти пропела она, все еще переполненная ликованием от последействия того химического взрыва, который только что произошел в недрах ее тела.

– Парк просто великолепен, – в восторге говорил Джей. спрыгивая с постели за подносом. – Клянусь, этот естественный водоем создан словно специально, чтобы я в нем плавал.

Моргая, Джуно уставилась на него из-под одеяла. Неужели этот общительный и улыбчивый, любезный и неотразимый кавалер утреннего пробуждения и есть тот самый мрачный тип, неразговорчивый террорист, с которым она легла в постель ночью? Она ущипнула себя и поморщилась от боли. Определенно, она не спит.

– Хэмпстед-Хит? – Она приподнялась на подушке и недоверчиво посмотрела на его безупречно подтянутую задницу. – Ты что, добежал до прудов? – Добраться туда – для нее целая история. Обычно она брала такси.

– Так вот как это место называется? – Он осторожно нес поднос. – Да, я был там. И возле этого внушительного здания тоже. Как оно называется? Кенвуд? Великолепно.

Джуно кивнула:

– Шон частенько берет туда Рага – тому нравится облаивать туристов.

– Раг – кто это такой?

– Старая собака Шона – сейчас ее забрали к себе мама с папой.

– Ах, вот что, – Джей улыбнулся. – А я люблю собак. Лучше б он оставил Рага здесь – был бы мне товарищ для пробежек.

Его неожиданная энергичность и жизнерадостность действовали на Джуно невероятно заразительно. Он не был больше неприступным, как айсберг, хулиганом из Бронкса, подозреваемым в связях с ИРА. Теперь он был ее новым любовником, который спит с ней в одной постели и кормит ее завтраком. Она ощутила довольно-таки низменное желание позвать сюда девчонок, чтобы похвастаться.

Они провалялись все утро в постели, обильно усыпав крошками всевозможные воскресные приложения к газетам. Когда Джей разложил газеты – ей показалось, он скупил всю англоязычную прессу в Лондоне, – она свернулась калачиком и задремала на стопке отброшенных страниц с объявлениями. Если учесть, что они были совершенно незнакомы, спать возле него оказалось на редкость уютно.

Она проснулась к обеду, чувствуя себя гораздо более выспавшейся, чем утром, и еще более голодной, просто зверски голодной, несмотря на весьма плотный завтрак. Рядышком Джей изучал в «Индепендент» статью о политических беженцах, одновременно слушая по радио «Любые вопросы». Джуно поражалась его неумеренному интересу к английской общественной жизни. Она гадала – это связано с тем, что в Англии он работает для каких-то американских газет или же его интерес имеет более зловещую подоплеку.

Выглядел он в лучах полуденного солнца, проникавших в комнату через высокое узкое окно за кроватью, просто потрясающе. Эти лучи окрашивали его волосы в цвет отполированной до блеска меди с оттенком creme anglaise.

Джуно подумала не без тщеславия – интересно, а как она сама сейчас выглядит. Она взглянула на себя и Джея как бы со стороны и осталась весьма довольна романтической сценкой, которая открылась бы взору нежданного гостя – ну, допустим, если бы Трионе вздумалось заскочить за парочкой видеокассет. Джей, с гривой медных волос и светлой татуированной кожей, а рядом она – нежная, золотоволосая и довольно взлохмаченная. Может быть, Джулия Кристи, только пухленькая? Образ получился весьма привлекательным. Она лелеяла его несколько минут, словно любуясь своей персиковой кожей, соблазнительно рассыпанными локонами и аппетитными изгибами роскошного тела. Такая концепция собственного образа вызвала у нее новый приступ сексуального возбуждения. Она украдкой вынула из-под подушки руку и протянула в направлении возвышавшейся рядом груды газет и журналов.

Скоро «Индепендент» весело похрустывал под телами Джуно и Джея, которые в одной связке дружно прокладывали свой путь к вершине наслаждения.

Зайдя в ванную пописать и поймав взглядом отражение в зеркале, Джуно с трудом узнала себя. На нее смотрело дикое существо – пунцовый подбородок, под глазами мешки, на голове копна соломы. Какая там к черту Джулия Кристи, выскользнувшая из теплого гнездышка любовных утех. Скорее уж, какое-то утраченное звено человеческой эволюции. Прыщ на подбородке распух, увеличившись раза в три. Тушь, наложенная вчера вечером, распределилась по всему лицу – ее присутствие было хорошо заметно возле носа, на бровях и даже на лбу. Хуже всего обстояло дело с волосами – они выглядели так, словно всю ночь там трудолюбивое пернатое семейство вило гнездо, а потом обзавелось многочисленным потомством.

Короче, облик был сатанинский, к тому же после своих сексуальных излишеств она испытывала сильную боль. Ее походка напоминала поступь ковбоя после попытки поставить рекорд на американском чемпионате по объездке диких лошадей. Двигаться было так тяжело, что она не сразу смогла переступить через бортик ванной, чтобы принять душ.

Пока теплая вода разглаживала ее волосы и смывала тушь с лица, она постаралась сделать упражнение для укрепления мышц влагалища и поморщилась. Лидия сказала, что если делать это упражнение по тридцать раз ежедневно, это революционизирует ее интимную жизнь. Но поскольку последние несколько месяцев у Джуно не было постоянной сексуальной практики (а перед этим, в течение последних недель с Джоном, секс тоже был не очень-то регулярным), она отлынивала от этой монотонной работы над собой: «напрячь – расслабить». Теперь было самое время наверстать упущенное.

Джуно принялась за дело и вскоре заметила, что по ту сторону прозрачной занавески кто-то стоит, и волосы у него цвета золотой патоки, а кожа пахнет клевером и медом. И он имеет к ней самое прямое отношение.

О, ни с чем не сравнимое блаженство – когда любовник моет тебе голову. Пустяки, что Джей отчитал ее за посеченные концы и потратил полбанки кондиционера, чтобы придать гриве, растрепанной, как у английской сторожевой, сходство с афганской борзой. Его длинные сильные пальцы так чувственно погружались в ее волосы и так мастерски массировали кожу на голове, что еще до того, как он начал смывать шампунь, Джуно уже едва не извивалась от желания.

Вода становилась все холоднее и холоднее (старый бойлер обычно выдыхался, если его заставляли работать более 10 минут). Джуно наклонилась к крану, чтобы увеличить напор горячей воды, и почувствовала, как Джей крепко сжал ее ягодицы и – вот он уже был внутри нее, двигаясь, словно пневматическая дрель, с таким напором, что она чуть не въехала головой в кафельную стену.

Это было и впрямь рискованно. Джуно еле-еле удерживала неустойчивое равновесие на скользкой эмалевой поверхности, мыльная вода с головы затекала ей в глаза, но она ни за что на свете не остановила бы Джея, – она только покрепче ухватилась за кран и предалась опасности и наслаждению. Поток воды через несколько минут стал ледяным, а они трахались под ним за милую душу. «Надо же, а всегда считалось, что холодная вода снижает либидо», – весело подумала Джуно.

Обедали они на крыше, на террасе, сидя за складным деревянным столиком. На коленях – салфетки, на устах – вежливая беседа. Джуно казался смешным этот официальный обмен банальностями после всего, что было между ними за последние двенадцать часов. Но Джей снова как-то отдалился, приняв неприступно корректный вид.

День был знойный. Джей, в синих джинсах и выгоревшей футболке, положил себе на тарелку гору ветчины и салата и уплетал их с жадностью гончей.

Джуно с интересом наблюдала за его способностью без единой передышки заглатывать еду, запивая ее диетической колой.

– Почему ты так быстро ешь? – спросила она, играя листом салата.

– Потому что я так ем, – ответил он с набитым ртом. – Тебе что-то не нравится?

– Нет, что ты. Это очень симпатично. Я просто подумала, что ты, наверное, вырос в большой семье и за обедом вы соревновались, кто быстрее съест? У меня в школе были друзья из таких семей.

– В самом деле? – он отхлебнул еще колы. Она кивнула:

– Так у тебя, правда, много братьев и сестер? Он стал загребать салат, держа вилку в правой руке, на американский манер.

– У меня шесть старших сестер.

– Bay! – Джуно присвистнула. – Бьюсь об заклад, что вы поднимали большой шум, чтобы утром прорваться в ванную. Так ты самый маленький?

Он настороженно наклонил голову. Джуно ясно видела, что он не хочет говорить на эту тему.

– В таком случае, у тебя должно быть множество племянниц и племянников? – продолжала расспрашивать Джуно. Любопытство разбирало ее тем больше, чем меньше он хотел его удовлетворять.

Джей долго жевал, прежде чем ответить. Его глаза сузились.

– Я в ссоре со своими сестрами. Мы не поддерживаем отношений. Думаю, что какое-то количество детей они имеют.

– Ты в ссоре со всеми своими сестрами? – Джуно аж задохнулась. – Что же ты натворил? Укокошил родителей?

– Что-то вроде этого, – его лицо становилось все более и более напряженным. – Скажи, а мы не могли бы поговорить о чем-нибудь другом? Я не люблю рассказывать о своей семье.

– Конечно, – она нервно сглотнула и решила сменить тему. – Давай поговорим о погоде или еще о чем-нибудь столь же глубоко личном.

Он допил банку колы и потянулся за следующей.

– Например, ты могла бы рассказать мне, какое отношение имеет твое двадцатипятилетие к коробке с надписью «Набор для оказания первой помощи при наступлении тридцатилетия», – и он неожиданно одарил ее своей обезоруживающей, потрясающей улыбкой.

Джуно от смущения прикусила губу. Черт возьми, он вывел ее на чистую воду. И зачем только ей понадобилось врать, когда вся квартира завалена открытками «Поздравляем с тридцатилетием!».

– Это значит, что к будущему надо готовиться заблаговременно, – невнятно пробормотала она. – Готовь сани летом.

– Вообще-то я предпочитаю женщин постарше, – он все еще улыбался, прижимая банку с колой ко лбу.

– При случае представлю тебя моей бабушке, – она встала и подошла к перилам террасы.

Она ощутила, как его пальцы забрались ей под платье и скользят вверх по ноге. Взглянув через плечо, она увидела, что он по-прежнему улыбается, его магические глаза лучились на солнце. И вся ее обида мигом улетучилась от осознания того, как он прекрасен. Ее настроение поднялось, словно воздушное суфле, пронизанное пузырьками счастья и желания.

– Хочешь прогуляться на пруды? – спросила она, нежась под его пальцами, которые поглаживали ее ногу под коленом.

– Не особенно, – он искоса посмотрел на нее. Солнце находилось как раз у нее за спиной, так что он мог видеть каждую выпуклость и складочку ее тела под платьем. Джуно предпочла бы оказаться в тени.

– Чем тогда ты хочешь заняться?

Она надеялась, что он ответит: «Поговорить о нас с тобой». Она просто умирала от желания узнать, что происходит у него в голове, что он думает о ней, как будут дальше развиваться их отношения, но ей также хотелось, чтобы он сам завел этот разговор.

– Я хочу лечь в постель, – его пальцы поднялись выше.

– Разве ты устал? – игриво спросила Джуно, вполне, впрочем, допуская, что именно так оно и есть. Вряд ли он снова хочет ее. В конце концов, у каждого человека существует предел возможностей в этой сфере. У Джона, по крайней мере, существовал.

– Ничуть, – теперь его пальцы исследовали шов на ее трусиках.

С восторгом осознав, что худшие предположения не оправдались, Джуно взяла его за руку, чтобы отправиться в спальню, но он отвел свою руку и протянул ее к тарелке.

– Только сначала уберем посуду.

– Что? – Джуно удивленно подняла брови. Это предложение плохо вписывалось в сценарий спонтанного обольщения. – А что, посуда не может подождать?

– Нет – если мы оставим ее, то очень скоро налетят мухи, – он уже начал ловко собирать тарелки со стола.

Джуно глубоко вздохнула и пожала плечами:

– Ну хорошо. Только при одном условии.

– При каком же? – он перекладывал практически не тронутый ею салат из тарелки обратно в миску.

– Посуду будем мыть голышом.

 

ГЛАВА 9

Остаток субботнего дня они провели в постели. Время от времени в гостиной трезвонил телефон, на звонок отвечал автоответчик, и яростные вопли Пуаро заглушали сообщение звонившего. Солнце зашло, сменившись ярким алым заревом на горизонте. Джуно подумала – само небо зарделось краской стыда, став свидетелем ее немыслимой сексуальной распущенности.

Позже, уложив Джея на коврик возле камина, она делала ему массаж. Не спеша прорабатывая каждый сантиметр его тела, она обнаружила еще один мягкий круглый шрам, на этот раз на правой лопатке, ближе к подмышке, и еще длинный тонкий рубец на левом бедре. Ей очень хотелось расспросить о них, но она была уверена, что это снова испортит ему настроение.

– У тебя очень хорошо получается, – он блаженно потягивался под ее проворными, смазанными кремом пальцами и постанывал от удовольствия.

– Я когда-то закончила курсы массажисток. Думала всерьез заняться этим ремеслом – в дополнение к выступлениям на сцене, но ничего не получилось.

– Почему же?

– Потому что чаще всего люди хотят делать массаж по вечерам. На дому после работы. А выступать меня тоже приглашают по вечерам.

Джей обернулся к ней:

– Шон никогда не говорил, что ты артистка.

– Пытаюсь ею стать – и все-таки не могу позволить себе бросить дневную работу.

– И что же ты делаешь днем? – он уперся подбородком в сложенные ладони. – Ты ведь работала в пятницу, да?

– Послушай, почему так выходит, что ты можешь задавать мне подобные вопросы, а я тебе нет? – она шутливо ткнула пальцем в его ягодицу столь совершенной формы, что сам Микеланджело не сумел бы изваять ничего лучшего.

– Потому, что ты отвечаешь на мои вопросы. Ты любишь говорить о себе. А я нет.

Джуно прикусила губу и улыбнулась. По крайней мере, впервые за этот день их диалог превысил три предложения, не оборвавшись. Она подумала, что ее работа – идеальная тема, которая позволит развить достигнутый успех, хотя, в принципе, она терпеть не могла рассказывать о своей работе.

– Я нянька при тяжелобольных, – призналась Джуно, как обычно, пытаясь ускользнуть в самоиронию.

– Кто-кто? – Он недоуменно взглянул на нее через плечо.

– Веду в журналах раздел «советы и консультации». В нескольких журналах. Но под разными именами, конечно. Отвечаю на вопросы людей, у которых есть эмоциональные или сексуальные проблемы.

– Черт подери! – Джей перевернулся на бок, чтобы посмотреть ей прямо в глаза. – Так ты что-то вроде аналитика?

– Ну что ты, нет. Я вляпалась в это дело совершенно случайно.

– Как это? – Он еще больше удивился.

– Я обычно устраивалась на временную работу, – объяснила она. – Печатала и сразу получала наличными. Тогда я делала первые попытки пробиться на сцену. И вот, несколько лет тому назад, я пришла подработать на две недели в издательство под названием «Иммедиа» – оно выпускает все эти бесплатные журналы, которые раздают в метро. У вас в Нью-Йорке есть что-нибудь подобное?

– На станциях подземки? Да, пассажирам в лицо суют тонны разной макулатуры.

– Именно, макулатура – самое подходящее название для того продукта, который производит «Иммедиа», – вздохнула Джуно. – Пять раз в неделю выходит специальный номер, каждый – под своим названием. В одном из них была страничка вопросов и ответов, называлась «Деловая девушка». Сейчас ее прикрыли. Все письма читателей на этой странице были вымышленными, и каждому сотруднику по очереди вменялось в обязанность играть роль Бетти Анвин – такой выдуманный персонаж, консультант рубрики. Это называлось «поработать тетушкой Бетти», и все это жутко ненавидели. И вот как раз на той неделе, когда я к ним пришла, никто не смог поработать тетушкой Бетти, и эту роль возложили на меня. На временную сотрудницу.

– И ты тоже все напридумывала?

Джуно кивнула:

– Да. Полагаю, что мне удалось придумать несколько действительно свеженьких, по-настоящему непристойных проблем. Обычно в этих поддельных письмах пережевывались навязшие в зубах ситуации типа: «Помогите, я влюбилась в шефа» или «Подскажите, как заставить бой-френда сделать мне предложение». Честно говоря, не думаю, что кто-либо просматривал эту страницу перед ее отправкой в печать – кроме редактора выпуска, конечно, а та была горькая пьяница, за что ее и выгнали с предыдущей работы. Итак, я добавила перчику в эту пресную страницу, и никто в редакции не обратил на это ни малейшего внимания, пока газету не начали раздавать в метро на станциях. Но тут уж было поздно.

– И что же ты понаписала? – облокотившись, Джей слушал как зачарованный.

Джуно мысленно вернулась в прошлое, пытаясь припомнить ту первую неделю, когда она беззаботно считала это одноразовым развлечением, которое останется без последствий.

– Ну, там было про мужчину, который в состоянии достичь эрекции только в том случае, если девушка заворачивает его член в полиэтилен с пузырьками, а потом лопает эти пузырьки языком. Или еще было письмо от женщины, которая обожает пукать в вагоне метро, в час пик, а потом наблюдать за реакцией соседей, – и ничего не может с собой поделать.

– Ты шутишь? – Чтобы лучше ее видеть, Джей откинул волосы со лба, куда чуть не вылезли его глаза. – И тебя после этого не выгнали?

Джуно отрицательно покачала головой:

– На следующей неделе Бэтти получила целый мешок писем. Ты учти, что эти газетки вообще мало кто читает, не говоря уж о том, чтобы писать туда письма. Короче, редактор сошел с ума от счастья и уговорил директора издательского концерна зачислить меня в штат. Неважно, что половину этих писем написали неудачники, а вторую половину – сумасшедшие. Я была принята в штат, и страничку вопросов и ответов они ввели почти во все свои бесплатные журналы. И вот уже больше четырех лет я занимаюсь этим. В настоящее время я Эдна Догерти, Клер Фрэнкел, Брайан Бивен и Грета Рэйсон. Еще по договору делаю рубрику «Спросите у Энни» для «Ньюс он санди», ну и разовые заказы для кабельного ТВ.

– И ты по-прежнему выдумываешь все проблемы сама? – он был просто в восторге.

– На девяносто процентов. Я, конечно, меняю стиль в зависимости от журнала, но в основном речь идет о сексе.

Она покраснела, сообразив, что вся история ночного обольщения – несмотря на счастливую развязку – вряд ли свидетельствует о наличии у нее профессиональных навыков эксперта по сексуальным вопросам.

Но Джей продолжал восхищенно смеяться:

– Обалдеть можно! Мне дико нравится вся эта потрясающая фигня! Ей-богу, нравится! – И он крепко поцеловал ее в губы. – Знаешь, ты самая интересная женщина, которую я встречал за последние сто лет.

– Ты серьезно? – спросила Джуно, чувствуя, как ее переполняет счастье. Большинство людей находило ее работу нечестной и безнравственной. По большому счету, она и сама так считала.

– Абсолютно серьезно, – он потихоньку подмял ее под себя. – Сначала ты появляешься на кухне голышом, потом с чисто британским апломбом третируешь меня, как полное ничтожество, затем соблазняешь, – он проскользнул между ее ног, – а в заключение заявляешь, что зарабатываешь на жизнь враньем. Да это же офигенный дурдом. Мне кажется, я могу серьезно втюриться в тебя, Джуно.

– Ты в меня? Мне кажется, ты уже во мне, Джей, – засмеялась она.

Зрелище двух обнаженных тел, возлежащих друг на друге посреди раскиданных подушек, привело Пуаро в неистовое возбуждение, и он начал выкрикивать проклятья вперемешку со старыми шутками Бернарда Мэннинга.

– Этот попугай меня доконал, – пожаловался Джей, замедляя безупречный ритм своих движений внутри Джуно. – Мне кажется, он выставляет нам оценки по десятибалльной шкале.

– Просто он пересмешник, – засмеялась Джуно и потянулась, чтобы нежно поцеловать Джея. Она быстро осваивала эту науку.

Чуть позже, растянувшись на ковре, Джуно играла прядкой его волос. Она оперлась на локоть, чтобы видеть его лицо. Он лежал на спине, глядя прямо в потолок. Ей так хотелось спросить, о чем он думает, но она понимала, что это будет верхом идиотизма. Еще ей очень хотелось курить, но она оставалась лежать, – сначала надо было кое-что обмозговать. У нее возникло такое чувство, что если она не спросит, как он представляет их будущее, то оно рассеется, словно туман, и шанс будет навсегда потерян. В конце концов, он только что сказал, что мог бы серьезно влюбиться в нее – и это спустя несколько часов после того, как взял с нее клятву не влюбляться в него. Она погибала от желания узнать, зачем он это сделал. Может быть, это его обычная манера поведения? Немного странная, чтобы не сказать больше. Большинство мужчин на его месте просто отряхнулись бы и заснули с легкой душой. Может быть, осторожненько намекнуть ему, что его поступок не совсем нормален?

– Джей… Можно тебя кое о чем спросить? – она прижалась губами к его плечу. От него пахло мылом и дезодорантом, с явной примесью пота и секса.

– Да? – Его взгляд скользнул, но не задержался на ее глазах. Она готова была поклясться: он прекрасно просчитал легко предсказуемый ход ее мыслей и полагает, что она спросит: «О чем ты думаешь?» На его лице появилось явное выражение напряженного ожидания – губы сжались, брови нахмурились.

– Хочешь послушать музыку? – спросила она. Напряжение сошло с его лица.

– Да, конечно, поставь что-нибудь.

– Что ты предпочитаешь?

Памятуя о том CD с классикой, который он слушал прошлой ночью, она уповала на то, что Вагнера он не закажет. Эти жирные женщины в шлемах викингов, вопящие о войне. Сегодня был не тот день.

– Мне все равно, выбери сама.

Да, трудно угадать, что же ему понравится, размышляла Джуно, перебирая гору принадлежавших Шону дисков с панком семидесятых годов, перемежавшихся тем немногим, что ей удалось вынести из квартиры в Клапаме (Джон разрешил ей взять только то, что сам не любил).

О, как ей хотелось понять, что творится у Джея в голове. То он смеется и шутит, открытый, почти как ребенок, а через минуту закрывается, становясь абсолютно непроницаемым. Она пока не разобралась, что является тем ключом, который «открывает» его, – ясно только, что не секс сам по себе. Это могли быть какие-то случайные слова, сказанные ею, или даже выражение ее глаз, когда она смотрела на него. Одно только становилось ей все яснее – стоит спросить его о чем-то личном, как он в тот же миг мрачнеет и отключает контакт.

Наконец она остановила свой выбор на Ллойде Коуле – он был вполне безопасен и мелодичен.

Она вернулась на прежнее место рядом с Джеем и приняла то же положение, вытянувшись на ковре бок о бок с ним, и по ее телу пробежала счастливая дрожь от соприкосновения с его кожей.

Он лежал рядом очень тихо, вслушиваясь в песню, как она заметила. Он даже напрягся, стараясь разобрать каждое слово. Джуно тоже прислушалась и рассмеялась:

– Здорово, правда? У него очень умные песни, вот за что я его так люблю.

Джей ответил не сразу. Он дождался конца песни.

– Почему ты выбрала эту дорожку? – тихо спросил он.

Джуно повернулась к нему и подняла бровь, но это осталось незамеченным, так как он по-прежнему смотрел в потолок.

– Это первая дорожка альбома.

– Славная песенка, – саркастически бросил он.

– Я поставлю что-нибудь другое, если хочешь. – Джуно вдруг стало стыдно за свой музыкальный вкус, и это уже не в первый раз. Мужчины всегда находили его чудовищным. Джон чуть не умер со смеху, когда впервые увидел ее коллекцию записей, и среди них – заслушанный диск «Барбара Стрэйзанд поет баллады о любви».

– Нет, оставь. Я хочу дослушать, – он прикрыл глаза и рассеянно погладил ее по бедру.

Невольно вслушиваясь вместе с ним, Джуно пришла к выводу, что Коул не является ни безопасным, ни мелодичным. Она ставила этот диск тысячу раз, ей нравилось его настроение, она выхватывала из целого то интересный ритмический рисунок, то остроумную фразу, но никогда не слушала так, как сейчас. В одной песне речь шла о любви на одну ночь, в другой – о двадцативосьмилетней женщине, которая выглядит гораздо старше и слишком много пьет, третья вообще называлась «Потерянный выходной». Тут она уже не выдержала и прервала молчание.

Это действительно так? – спросила она, приподнимаясь на локте.

– В смысле? – он сощурился, открыв глаза, – казалось, он вернулся откуда-то издалека.

– Это потерянный выходной? – Задав вопрос, она почувствовала, что получилось довольно-таки глупо – переумничала. Сосредоточенность на стихах лишает человека трезвости восприятия и заставляет драматизировать собственную жизнь.

– А разве мы в амстердамском отеле? – не сразу спросил он, немного подумав и внимательно вслушиваясь в текст.

– Нет, насколько я могу судить.

– Тогда в чем же дело? – Он пристально посмотрел на нее. Она затруднилась бы точно определить выражение его глаз – была в них насмешка или что-то более безобидное.

Они лежали рядом в полутьме. Свет поступал только из люминесцентного аквариума Убо и через огромное окно, которое они не удосужились закрыть шторами. Остатки заката, догорая в темнеющем небе, проникали в комнату и окрашивали воздух в пурпурные тона, и желтые глаза Джея благодаря этому приобрели теплоту, которой не было в них до сих пор.

И тут она пережила странное душевное состояние – словно лопнула скрипичная струна, сломался стебель розы, вылетела пробка из бутылки шампанского. Этот миг был незабываем. Хотя возникшее ощущение, новое и сильное, больше напоминало чувство невосполнимой утраты, чем переполняющей любви. Да, она поняла – то, что она испытывала сейчас, было не только вспышкой головокружительной страсти к незнакомцу, но и осознанием того, что теперь, раз и навсегда, она выбралась из пут своих отношений с Джоном. Это ощущение свободы было радостным и желанным. Но в то же время – незнакомым и пугающим.

– А как по-твоему, мы выходной потеряли? – неожиданно спросил Джей.

Джуно посмотрела ему в лицо, колеблясь. Ей не хотелось портить ему настроение предложением снять запрет на любовь и опустить над разделявшей их пропастью разводной мост. Она не стала рисковать.

– По-моему, мы ничего не потеряли. – Она нежно поцеловала его в подбородок. – Мы только-только находим.

Он кивнул и чуть улыбнулся:

– Вот именно. – Он перенес свою руку с ее живота на правую грудь. О, как Джуно мечтала, чтоб на ее грудь не так действовала сила гравитации. Она где-то прочитала, что началом отвисания груди нужно считать тот момент, когда ты можешь стоя удержать под ней карандаш. Она под своей могла бы удержать три маркера и еще клавиатуру в придачу, нет проблем.

– А твой бывший, – спросил Джей, играя ее соском. – Джон, если не ошибаюсь?

– Да. – Джуно вдруг стало зябко. – Что тебя интересует?

– Как у вас все закончилось?

– Он встретил другую, – она поежилась.

Джей не мигая смотрел ей в лицо. Она предполагала, что он как-то отреагирует, скажет что-нибудь – выразит сочувствие, досаду, может быть, удивление, ну хоть что-нибудь. Но он молчал.

Тем временем Ллойд начал сокрушаться о судьбах неизвестных детей с бледными личиками. Джуно почувствовала острую жалость к себе.

– Меня бросили, – заявила она весьма драматически, в очередной раз досадуя на свою склонность заимствовать эмоции из популярных песенок.

Джей продолжал смотреть на нее. Он даже не моргал.

– Меня тоже, – проговорил он так тихо, что она с трудом разобрала эти слова сквозь звуки музыки, хотя лицо его было совсем близко.

Она постаралась не обижаться на то, что он так бессовестно перевел разговор на себя, и сложила губы в печальную улыбку:

– Ты очень ее любил?

– У меня никогда не было такой возможности. Джуно не поняла, что он имеет в виду. Никогда не было такой возможности? Речь идет о том, что она не пришла на свидание? О безответной влюбленности? Может быть, о встрече на одну ночь или еще о чем-то, столь же банальном? Вряд ли это можно сравнивать с годами жизни, потраченными ею на отношения с Джоном, и с той болью, которую она испытала, когда он отшвырнул все их прошлое ради Дебби.

– Я очень хочу полюбить ее, – прошептал он.

Итак, в сердце у него другая женщина, с грустью поняла Джуно. Какая-то загадочная злодейка, которая даже не дала ему времени полюбить ее, что бы это ни значило.

Острые занозы ревности вонзились ей в сердце, и она решила, что даже не хочет сейчас ничего больше знать об этом.

Она рассеянно провела ладонью по его щеке. Она не знала, что сказать, поэтому решила, что наступила ее очередь хранить молчание. К тому же она начала всерьез замерзать. Французские окна на террасе оставались открытыми, и легкий ветерок овевал их обнаженные тела.

– Я не могу выразить, что я чувствую к ней. – Он внезапно прижал руки к лицу, бормоча вполголоса: – Любовь, ненависть, пустота… Я не могу это выразить.

Затем опять наступила болезненная тишина. Джуно не была уверена, что все правильно расслышала. Единственное, что она разобрала наверняка: он ощущает пустоту.

– Пойду приготовлю ужин, – бодро сказала она, садясь. – В холодильнике тонны продуктов.

Он открыл глаза и взглянул на нее:

– Ты собираешься готовить?

Она дружески кивнула, приняв светски непринужденный вид, хотя это было и непросто в ее положении: голышом, вся покрыта гусиными пупырышками, как картинка из порножурнала для слепых.

– Да, приготовлю роскошное чилли.

– Чилли?

Смотри, я почти окоченела. Я пойду, хорошо?

Джуно по праву гордилась своими кулинарными талантами. В течение многих лет она ассистировала матери на кухне и стала асом. Но сейчас задача оказалась не из легких – резать, разделывать, пассеровать и тушить под пристальным наблюдением Джея, который сопровождал ее действия критическими замечаниями.

Его отношение к гигиене граничит с помешательством, подумала Джуно, когда Джей потребовал, чтобы она и третий раз простерилизовала разделочную доску.

Результат стараний, может быть, чуть-чуть не дотягивал до обычного ее высокого стандарта, но получилось, безусловно, вкусно. Конечно, Джуно, как профессионал, могла бы отметить кое-какие недочеты (пришлось воспользоваться банкой консервированного мяса, которым был завален холодильник), но Джей был искренно потрясен.

– Где ты научилась так готовить? – спросил он, в третий раз подкладывая добавку.

– Моя мама пишет книги по кулинарии, – ответила она, подливая себе вина. – Она у нас в Англии ужасная знаменитость – ведет собственную передачу на телевидении. «Рецепты Джуди Гленн» называется.

– Вау! – Джей поднял брови. – Неудивительно, что ты так замечательно готовишь. А что же делает твой папа? Если не считать того, что дегустирует мамины блюда.

В его голосе прозвучала ирония, которую Джуно не уловила.

– Он пишет музыку – в основном, для фильмов и ТВ. – Она отложила вилку и пальцами подобрала несколько зернышек риса, упавших на стол рядом с тарелкой. – И еще для дополнительного заработка читает лекции по музыке в разных колледжах. Я думаю, он переживает из-за того, что Ma зарабатывает гораздо больше него.

Ну, теперь наступил ее черед задать вопрос, решила Джуно:

– А что делают твои родители?

– Отец был строителем. Мать воспитывала меня и сестер. Они оба умерли, – он произнес эти слова без всякого выражения, как будто они ничего не значили.

Помолчав, Джуно тихо спросила:

– Давно они умерли?

– Старик отдал Богу душу одиннадцать лет назад, когда мне было шестнадцать, – Джей продолжал отвечать тем же невыразительным безразличным тоном, не глядя на нее.

– А твоя мама?

– Старуха-то? В этом году. Я точно не знаю, когда. Скорее всего, в феврале.

– Ты точно не знаешь? – От удивления Джуно поперхнулась, чуть не забрызгав его вином.

– Она долго болела, – пояснил он. – Мне не разрешали навещать ее в больнице и не позвали на похороны. О том, что она умерла, я узнал только в апреле.

Джуно отхлебнула глоток побольше и снова закашлялась:

– А почему тебе не разрешали навещать ее? Он поднял глаза, совершенно непроницаемые на бесстрастном лице.

– Она меня ненавидела, – сказал он просто. – А теперь, может быть, сменим тему?

– Конечно, конечно, – поспешно согласилась Джуно. Голова у нее пошла кругом от этого нового трагического ракурса, в котором явилась ускользающая и противоречивая личность Джея. – Расскажи, как ты занялся фотографией.

Он поморщился:

– Джуно, под другой темой я не имел в виду себя.

Разговор сразу оборвался. Обычно Джуно готова была рассказывать о себе часами без передышки, но тут у нее язык словно присох к небу.

– Ну… О чем же ты предлагаешь поговорить?

– Совсем не обязательно говорить, – он пожал плечами.

– Хочешь еще послушать музыку?

– Нет, – он откинулся на спинку стула.

– Посмотреть телевизор?

– Нет, – он внимательно глядел на нее.

– Заняться уборкой?

– Довольно тупая идея.

– Так что же тогда?

– Думаю, мы могли бы заняться любовью, – и золотистая бровь приподнялась. – Мы еще не опробовали мою кровать.

Бог ты мой, да он ненасытен, взволнованно подумала Джуно, распутно улыбаясь ему через стол.

«О да, его не назовешь особо разговорчивым, – мелькнуло в одурманенной голове Джуно двадцать минут спустя. – Ну и черт с ним, если он находит своему языку куда лучшее применение».

В темной гостиной Пуаро мрачно дожевывал второй рукав перуанской рубахи для рожениц, которой была накрыта его клетка. Он был настолько деморализован, что даже не присоединился к зазвонившему телефону. Мгновение спустя в пустынной комнате раздался голос Шона. Пуаро склонил голову набок и прислушался.

– Привет, ребятки. Надеюсь, вы там уже подружились. Не нашли пока мои часы? Еще я забыл заряжалку для телефона – в моей комнате, в розетке. Тут такие не продаются, так что не могли бы вы мне ее выслать экспресс-почтой? Буду благодарен. Ах да, еще забыл сказать. В холодильнике на нижней полке я оставил запас корма для Рага – консервированное мясо. Смотрите, не слопайте его. Если хочешь, можешь отвезти его, Джу, когда в следующий раз поедешь навестить родителей. Ну вот, пожалуй, и все, пока, ребятки.

 

ГЛАВА 10

Было около двух часов ночи. Джуно очнулась от полузабытья меж сном и явью и с ужасом вспомнила, что лежит в пропитанной сексом постели, без противозачаточного колпачка.

Но ведь сегодня должны начаться ее критические дни, не так ли? Она знала, что не очень аккуратно следит за графиком, но в любом случае на этой неделе, не позже. Все будет хорошо.

И тут в ее мозгу загорелись большие красные буквы: СПИД. Она попыталась задавить эту мысль в зародыше.

В конце концов, Триона ведет себя так постоянно. Или, по крайней мере, вела до встречи с Шоном. Они там, в восьмидесятые годы, регулярно предавались незащищенному сексу – не говоря уже об огромном количестве алкоголя и прочего, и вот вам результат: Триона – самая здоровая женщина из всех, кого она знает. Она же позволила себе незащищенный секс всего один раз в жизни, с типом, который свихнулся на гигиене и здоровом образе жизни. И вот теперь она вбивает себе в голову, что у нее незапланированная беременность плюс СПИД. Это же просто смешно. Нужно успокоиться.

К трем часам утра ее тревога достигла стадии умопомешательства.

Джей спал рядом с ней крепким сном. Он ничего не ведал о том, сколько раз она уже была готова растолкать его, чтобы собрать сведения обо всех его предыдущих сексуальных партнерах.

В половине четвертого Джуно добралась до гостиной и перерыла сумку в поисках номера телефона ближайшей клиники Мэри Стоупс.

– Мне требуется экстренная контрацепция и анализ крови на СПИД, – прохрипела она истерическим шепотом, услышав в трубке спокойный голос. И тут только сообразила, что говорит с автоответчиком, сообщающим расписание работы клиники.

Джуно швырнула телефонную трубку и посмотрела на часы. Она знала, что в течение трех суток после незащищенного секса можно принять таблетку с последействующим эффектом. Поскольку первый непрерванный коитус произошел с таким оглушительным успехом на рассвете в субботу, у нее еще есть уйма времени.

Она зажгла сигарету и глубоко затянулась, краем глаза посматривая на Убо.

Неожиданно Джуно ощутила в животе спазму острой боли, переломившую ее надвое. И почти в тот же самый миг в высокие окна ударил раскат грома и заглушил преждевременное чириканье ранних пташек.

– Ты хочешь мне что-то сказать? – Она посмотрела в направлении потолка с выражением раскаяния и благодарности – по крайней мере, она надеялась, что именно так.

Пуаро из-под своего покрывала издал жуткий вопль.

Когда первые капли дождя забарабанили по крыше, Джуно проковыляла в ванную, чтобы проглотить нурофен и принять ежемесячную пытку с улыбкой на лице.

Полчаса спустя улыбка покинула ее лицо. Никогда в жизни она не испытывала такой боли. Теперь она уже не сомневалась, что Бог существует, что он охраняет моральные устои и сейчас наказывает ее за измену католицизму, полное отсутствие силы воли и неспособность к воздержанию.

Спазмы следовали одна за другой, с каждым разом становясь все сильнее. Джуно покрылась холодным потом, у нее стучали зубы, живот скрутило от боли. Вдобавок ко всему начался дикий понос, и она провела в ванной, не выходя, несколько часов кряду.

Очередной приступ боли сокрушил ее. Джуно вскрикнула и зажмурила глаза. Когда чуть полегчало, она разобрала отчетливые стоны по ту сторону двери. Сидя на унитазе с куском туалетной бумаги в руках, она постаралась не стучать зубами, вытянула шею и прислушалась.

Звуки повторились – низкое, сдавленное рычание. Даже более, чем сексуальное.

– Джуно? – прошептал хриплый голос. – Ты тут?

Тембр голоса был глубоким, Джей явно пытался придать ему силу и убедительность. О боже, нет, только не сейчас, мелькнуло у нее в голове.

– Пусти меня, – прорычал Джей требовательно. Неужели он никогда не угомонится? – подумала она, теряя силы. А что, если он страдает какой-нибудь формой сексуального расстройства? Хронический приапизм или что-то вроде.

Она не могла даже шевельнуться на унитазе. Джей набрасывается на нее сейчас в порыве страсти – эта картинка вызвала бы у нее смех, если бы она не чувствовала себя так погано.

– Ступай, – простонала она. – Мне плохо. Наступила тишина, и Джуно показалось, что он вернулся в постель, но тут снова раздался его голос. На этот раз голос донесся откуда-то снизу – словно Джей присел на корточки и подглядывает в замочную скважину.

– Джуно, пожалуйста, пусти меня. – В его словах послышалось отчаяние. Она поняла, что ему очень сильно хочется. Он похож на этих обезьян, которые трахаются каждые десять минут и, чтобы утолить свой ненасытный аппетит, пользуются даже дуплом дерева, если рядом нет ничего получше.

И снова острый нож вонзился ей в живот и пронзил аж до позвоночника.

– Я не могу, – промычала она, сгибаясь и кусая зубами коленку. – Я подыхаю. Похоже, у меня критические дни или черт знает что.

– У меня тоже, – прохрипел он.

Джуно прижалась подбородком к коленям и наморщила лоб, уставившись на дверь. С каждой секундой Джей становится все эксцентричнее.

– Ты хочешь сказать, что у тебя тоже подошли критические дни?

– Да нет же, черт подери, – прорычал он, сползая все ниже вдоль двери, – Джуно решила, что он хочет подсматривать за ней сквозь щель между дверью и полом. Она смущенно сдвинула колени.

– А что тогда? – Она промокнула покрытое потом лицо куском туалетной бумаги. – Потому что, знаешь, у меня сейчас, честно, неподходящее настроение.

И тут ока погрузилась в темноту. Она подумала, что Джей выключил свет – выключатель находился за дверью. В темноте до нее донеслось:

– Мне очень нужно, Джуно… – И его голос снова перешел в рычание.

Джуно собралась с силами.

– Я не могу тебе сейчас помочь, – простонала она. – Вернись в постель и сделай все сам. И пожалуйста, включи мне свет.

Джей издал дикий яростный рев:

– Это пищевое отравление! Ты, сука, накормила нас какой-то отравой. А теперь пусти меня, или я уделаю весь ковер.

Когда Джей, рыча, ворвался в ванную, Джуно попятилась к выходу, добралась до своей комнаты и рухнула на кровать. Она страдала от слабости, жажды и тошноты, но все же чувствовала себя гораздо лучше. Гроза на улице стала затихать, и сквозь темные тучи проглянуло солнце.

От простыней исходил запах вчерашнего секса и потных тел. Джуно хотела поменять их, но не могла собраться с силами. Она лежала, совершенно опустошенная и подавленная.

– Никакой отравой я нас не кормила, – сказала она громко, стараясь разжечь в себе искру злости, но глубокая печаль подавила все прочие эмоции. Он назвал ее сукой. Это слово звенело у нее в ушах.

Да, прошлой ночью, когда она готовила, она была слишком возбуждена и заряжена страстью. Но несмотря на это, она все сделала правильно. Она готовила мясо под соусом чилли много лет – еще со времен студенчества. Это было одно из ее коронных блюд. Джей и сам то и дело повторял, что очень вкусно. Она могла бы приготовить чилли с закрытыми глазами. И все же нужно признаться – ей сразу показалось, что в кушанье что-то не так, как всегда.

Прислушиваясь к отдаленному рычанью, доносившемуся из ванной, Джуно закрыла глаза и от огорчения прикусила нижнюю губу. Они не созданы друг для друга, это ясно, как божий день. Малейшая трудность – и вот они уже не просто играют на нервах друг у друга, но готовы вцепиться друг другу в глотку. Ссора давних любовников – это одно, а вот размолвка между практически незнакомыми людьми, которые знают тела друг друга лучше, чем фамилии, – это гораздо более опасная вещь.

Джуно заснула лихорадочным сном и проспала несколько часов. Ей снилось, что Джей пытается наладить ирригационную систему в пересохших землях английских колоний, пока они путешествуют в переполненном автобусе номер 13.

К обеду она выползла из постели, чтобы посмотреть «Лондонцев», свою любимую мыльную оперу. Джуно по-прежнему мучилась от слабости и обезвоживания.

По дороге в холл она заметила, что дверь в ванную открыта и там работает вентилятор, отбивая ритм, как танцор фламенко кастаньетами. Дверь в спальню Джея, напротив, была плотно закрыта.

Бедный Пуаро сидел, по-прежнему накрытый рубахой для рожениц, и когда Джуно стянула ее, отказался даже взглянуть на нее. Джуно покормила его, а потом Убо, которая приветливо захлопала плавниками и радостно высунула из воды свой длинный клюв.

Сериал уже начался, когда Джуно включила телевизор. Лили Фуллер, которую играла легендарная секс-киска Белль Винтер, громко спорила со своей норовистой дочуркой.

Вполглаза следя за экраном, Джуно подошла к автоответчику. Ни она, ни Джей не отвечали на звонки в течение 24 часов. Дисплей сердито мигал, показывая, что автоответчик переполнен.

Понимая, что большинство сообщений оставили ее друзья, Джуно виновато нажала кнопку «прослушивание» и сходила на кухню за минеральной водой.

Она пила воду и слушала, как Одетта и Элли, перебивая друг друга, спешат обменяться впечатлениями от пятничной вечеринки, Лулу приглашает на свое выступление в ночной клуб в субботу вечером, Эльза и Эйван назначают ей встречу в баре, а Джэз интересуется, не пообедает ли она с ним в воскресенье. Все эти приглашения безнадежно устарели. Кроме того, звонили ее мама – убедиться, что дочь «все еще жива», Триона – просто так, и Боб Уэрт – предложить ей освободившееся в последний момент место в новой комической программе «Машина смеха», в среду вечером.

Джуно почувствовала знакомое отвращение, услышав: «Джуно, это Джон. Ты дома, Джуно? Похоже, нет…»

Потом она рассеянно слушала, как Шон что-то говорит про свою заряжалку, но, не дослушав до конца, пошла на кухню, потому что раздался пронзительный свист закипевшего чайника. Затем следовал очень поздний звонок Лидии – она была в панике и хотела посоветоваться, в чем утром идти на свидание с Бруно.

И только одно сообщение предназначалось Джею. Это было последнее сообщение, его содержание – и личность звонившей – настолько заинтриговали Джуно, что она прекратила всякие попытки заварить чай и вернулась в гостиную, чтобы прослушать его еще раз.

– Джей, это я, – женский голос. Мягкий, хрипловатый, очень американский. – Ты просил меня не звонить, а я все-таки ослушалась. Мне очень жаль, что мы поссорились. Послушай, возвращайся домой. Я не хочу, чтобы ты занимался этим. И никто из наших не хочет. Это может очень плохо кончиться для тебя. Возвращайся в Нью-Йорк, малыш, и мы все обсудим.

Абсолютно ничего не соображая, Джуно, не глядя, нажала кнопку «сохранение» и поплелась на кухню. Там она прижалась лбом к ручке настенного шкафчика и сделала глубокий вдох.

Загадочное сообщение было, безусловно, от той особы, которая «не дала ему возможности полюбить себя». Его надо было срочно, срочно стереть. И в то же время она не могла опуститься до такой низости.

– Я слишком, я чертовски добропорядочна, – и она выругалась, направляясь в душ.

Там, стоя под струей воды, она начала строить другую версию. А что, если звонившая—тоже член нью-йоркской ячейки террористической организации и она пытается отговорить Джея от выполнения безумно опасной, связанной с риском для жизни миссии: «Никто из наших не хочет, чтобы ты это делал. Это может очень плохо кончиться для тебя». Похоже, он собирается пожертвовать собой ради дела.

Джуно решила нанести на волосы кондиционер и, пока он впитывается, прослушать сообщение еще раз. Разбрызгивая повсюду капли воды и оставляя на полу мокрые следы, она прошлепала в гостиную и наклонилась над автоответчиком. На индикаторе сообщений светилась цифра «О».

Она выглянула в коридор. Дверь в комнату Шона – точнее, Джея – была все так же плотно закрыта. Она нажала клавишу «прослушивание».

– На вашем автоответчике нет зарегистрированных сообщений. Время: 13 часов 37 минут, воскресенье, – объявил механический голос синтезатора речи.

– Черт! – Джуно прикусила губу. Значит, она нажала по ошибке не ту клавишу и удалила все сообщения, вместо того чтобы сохранить их. Теперь придется признаваться Джею, что она опять опростоволосилась. Да и потом, ей так хотелось снова прослушать это сообщение. Черт, черт и еще раз черт!

Она натянула на себя кое-какую одежонку и отправилась в магазин за шоколадной взяткой.

Когда Джуно вернулась, Джей досматривал последние кадры «Лондонцев». Очевидно, он только что работал на своем замечательном ноутбуке, который тихонько жужжал на дубовом столе.

В данный момент, однако, Джей, растянувшись на диване, наблюдал за тем, как героиня Белль Винтер в пятнистом камуфляжном костюмчике шпионит за своей непослушной дочерью.

Прижав пакет с покупками к груди, Джуно остановилась на пороге и подождала несколько секунд, пока не зазвучала знакомая мелодия финала и не поплыли титры.

– А у вас в Нью-Йорке показывают «Лондонцев»? – спросила она, когда Джей заметил ее присутствие.

– Только по кабельному. У нас этот сериал не особенно популярен. Его находят слишком унылым.

Джуно почувствовала огромное облегчение – он все-таки разговаривает с ней.

– А я считаю его гораздо лучше прочего английского мыла – благодаря Белль Винтер, – закончил Джей.

– Ну да, она ведь снималась в Америке во всей этой культовой фантастике шестидесятых годов, – вспомнила Джуно, решив, что Джей, наверное, тайный поклонник Белль. Это хорошая новость, потому что Белль была блондинкой маленького роста со склонностью к полноте. Когда-то она страдала алкоголизмом, радостно вспомнила Джуно, а еще почти в каждой сцене «Лондонцев» Белль дымит длинными ментоловыми сигаретами. Тогда понятно, почему он проявил такой необузданный темперамент в эти дни. Получается, что я как раз в его вкусе, заключила Джуно.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила она, невольно воспроизводя акцент кокни, с которым говорила Белль Винтер.

– Паршиво, – он потер лоб. Выглядел он по-прежнему бледным и вялым.

– Как насчет порции шоколадных круассанов и воскресных газет? – Она протянула пакет, как мирный договор, размышляя, как бы приступить к теме стертых сообщений.

Одна из золотистых бровей насмешливо поползла вверх, и только тут Джуно заметила, что он СО всех сторон обложен воскресными газетами, причем там были не только «Обсервер» и «Ньюс оф уорлд», которые лежали у нее в сумке, но вообще все английские газеты.

– Я уже выходил поплавать. Ты еще спала.

– Ты сегодня плавал? – пакет чуть не выскользнул из рук Джуно.

– Да, мне это было необходимо. – Его интонация изменилась, как только они закончили обсуждать «Лондонцев». – Не мог же я весь день проваляться в постели, – это прозвучало уже как осуждение в ее адрес.

Именно так Джуно это и восприняла.

– По-моему, мне было гораздо хуже, чем тебе, – ровным голосом сказала она, понимая, что это его разозлит. – Поэтому мне и потребовалось больше времени, чтобы прийти в себя.

– Чушь собачья!

– Так, значит, ты отказываешься от шоколадных круассанов, я правильно понимаю?

– Да, черт подери, еще как отказываюсь, – и он склонился над компьютером.

– Прекрасно – мне больше достанется. – Джуно пошла на кухню за тарелкой. Проклятье! Опять они сцепились!

На кухне что-то изменилось, но она была слишком раздражена, чтобы задумываться над этой переменой.

Она вернулась в гостиную. Джей стучал по клавиатуре своего компьютера.

– Пойду в свою комнату, сделаю несколько звонков, – она вытащила телефон из розетки, чтобы взять его с собой.

– Не сделаешь, – он продолжал печатать. – Я подключил модем к телефонной линии.

– Вот что… – Она поставила телефон на место. – И надолго?

– На несколько часов, – он даже не взглянул на нее. – Я установил связь со Штатами. Буду работать до утра.

– И это ты называешь на несколько часов?

– Именно так, – он не собирался даже извиниться.

– Но мне нужно сделать кучу ответных звонков, – жалобно сказала она.

– Могла бы сделать их и раньше. Хотя ничего срочного там нет, правда?

Джуно спросила сквозь зубы:

– А тебе откуда известно?

– Я прослушал сообщения, – он оставил клавиатуру и защелкал мышкой.

– Ты не мог этого сделать, – она уставилась ему в затылок. – Я их стерла, случайно.

– Еще утром, тупица, – он раздраженно вздохнул. – Я прослушал их еще утром.

– А… хорошо, – тут до Джуно дошло, что он слышал все предназначавшиеся ей сообщения, в том числе и от Джона.

– По-моему, из слов Шона ясно, как тебе удалось нас отравить, – проговорил он, по-прежнему не глядя на нее.

– Что?

– Ты разве не слышала? Ты накормила нас собачьим кормом, Джуно!

– Чем-чем? – ужаснулась она.

– Ты ведь взяла мясо с нижней полки холодильника, не так ли?

– Да – и что из того? – Лучше бы он взглянул на нее, чем безотрывно пялиться в экран компьютера.

– Это был собачий корм, – ледяным голосом процедил он. – Шон говорит об этом в своем сообщении.

Джуно начала хихикать.

– Я не нахожу это столь забавным, – бросил он.

Она продолжала смеяться все громче и громче, потому что его неподвижная, склоненная над компьютером спина выводила ее из себя.

– Ничего удивительного, что ты не преуспела как комик, – прошипел Джей.

– Что? – Джуно смеялась и не могла остановиться. – Что ты сказал?

Наконец-то он обернулся к ней, критически глядя через плечо:

– Я нисколько не удивляюсь, что ты не можешь позволить себе уйти из редакции. Ведь чувство юмора у тебя весьма незрелое и примитивное.

Джуно сжала губы, но неуместный смех вырывался у нее из груди и застревал в горле:

– Кто тебе сказал, что я не могу уйти из редакции?

Он не ответил.

– Кто тебе это сказал? – повторила она, хотя какое это имело значение. Она действительно не могла – после четырех-то лет выступлений, это была горькая правда, и она этого бесконечно стыдилась.

Опять ничего не ответив, Джей просто повернулся к компьютеру и продолжил печатать. Затем он произнес:

– Мне это сказала ты, Джуно.

В этот момент ей показалось, что она люто ненавидит его. Она даже не в состоянии находиться в одной комнате с этим высокомерным выродком. Она совсем было собралась уйти с шоколадными круассанами в свою комнату, когда он бросил через плечо:

– Не хочешь ли ты меня поблагодарить?

– Поблагодарить – за что?

Холодно глядя на нее вполоборота, он кивнул в сторону кухни. Джуно понуро поплелась туда, чтобы взглянуть.

Там не было ни соринки, последствия вчерашнего пиршества были убраны, все сияло чистотой и порядком. Ничего удивительного, что он подкалывает ее. Он, конечно же, решил, что она все принимает как должное. И потом, никуда от этого не денешься – она накормила-таки его собачьим кормом прошлой ночью. Вернувшись в гостиную, она уже хотела поблагодарить его и попросить прощения, но тут он метнул в нее бомбу:

– Я решил переехать. Постараюсь подыскать себе что-нибудь к концу недели. Я не смогу жить здесь с тобой, Джуно.

Она смотрела на него, а он уже снова наблюдал за курсором, метавшимся по экрану.

– А как же…? – Слова застряли у нее в горле. Что она собиралась спросить? «А как же мы?» Она не смогла этого выговорить. Она осознала, что никакого «мы» не существует – есть только несколько постыдных сеансов игры в любовников. Они почти не разговаривали друг с другом, они не в состоянии нормально общаться, их ничто не объединяет. Они даже ни разу не вышли вместе за пределы квартиры. Все, что они могут делать вместе, – это заниматься сексом или ругаться. Поскольку сейчас секс не стоит на повестке дня, домашняя обстановка далека от идиллии.

– Послушай, мне жаль, что все так получилось, – произнесла она, подходя к нему. Она по-прежнему держала в руках тарелку с круассанами, как некий примирительный дар. Она хотела ее куда-нибудь поставить, но Джей по всему столу разложил диски и кабели, и она не смела поставить тарелку среди них, чтобы не вызвать еще большее неодобрение с его стороны.

– Тебе жаль, что ты нас отравила… или что мы спали вместе? – равнодушно спросил он.

– Мне кажется, и то, и другое – досадное недоразумение, не так ли? – Джуно сказала неправду, потому что была уверена – он хочет это услышать. – Давай признаем, что во всем виновата я. Сначала я попользовалась тобой, потом попыталась убить, а в конце разозлила. Давай подведем подо всем этим черту. Я избавлю тебя от своего присутствия, когда Джон продаст дом. Я получу достаточно денег, чтобы уехать отсюда. Это будет примерно через пару недель. Кое-кто уже интересовался и…

– Ты попользовалась мной? – прервал ее Джей. Его челюсть опустилась в недоумении, угол рта изогнулся в защитной усмешке.

Джуно кивнула. Похоже, он уязвлен, подумала она. В его умишке мачо из Бронкса не укладывается мысль, что женщина способна на такое, – по крайней мере, уж только не с ним. Нет, голубчик, это был мой разгульный уикенд, а не твой!

– Я была пьяна в пятницу вечером, – насмешливо сказала Джуно. – И потом, я совершенно тронулась умом из-за того, что мне уже тридцать, и из-за этой истории с Джоном, и вообще… – она чуть было не рассказала про Бруно и Лидию, но вовремя одумалась. – А ты был здесь, рядом, совершенно доступный, и в тот момент показался мне очень привлекательным, вот я и совершила эту ошибку, которой позволила слишком затянуться. Я приношу тебе свои извинения. И давай покончим с этим, хорошо?

Его челюсть по-прежнему была опущена, а бровь изогнута.

– Так мне следовало прислушаться тогда к твоим словам?

– К каким словам?

– Ты сказала, что практикуешь случайные сексуальные связи, помнишь? – ядовито уточнил он. – Это похоже на секс с Джоном, только более регулярно, так ты сказала. Я подумал, что это всего лишь шутка. Представь, я не предполагал, что ты такая раскрепощенная. Выходит, это сущая правда. Скажи мне на милость, – глаза его сузились, – сколько точно любовников было у тебя и как ты можешь гарантировать, что все они здоровы? Я ни в чем теперь не полагаюсь на тебя, детка. Я далее пальцем не прикоснулся бы к тебе.

Шоколадные круассаны полетели с тарелки на пол – Джуно отскочила назад.

– Наши чувства взаимны, – проговорила она.

– Так, сообщи мне, где тут поблизости можно сделать анализ крови?

– Анализ крови? Ты намекаешь, что я тебя чем-нибудь заразила?

– Если учесть, что ты трахаешься как шлюха, пьешь почти как алкоголичка и еще – судя по тем сообщениям, которые я услышал сегодня утром, – водишь весьма сомнительные знакомства, такая возможность не исключена, ты согласна?

– Сволочь! – прошипела она. – Убирайся! Выметайся к черту из этой квартиры!

– Я передумал, – он откинулся на спинку стула. – Я никуда не поеду. Если кто-нибудь и уедет отсюда, то это ты.

– У меня сейчас нет денег, черт подери! – заорала Джуно.

– Ну что ж, прекрасно, – он вернулся к компьютеру. – В любом случае – держись от меня подальше, а я буду держаться подальше от тебя.

– Это меня устраивает! – и с единственным оставшимся на тарелке круассаном она пошла к себе в спальню.

– Джуно, подожди! – позвал он, и у нее на долю секунды мелькнула надежда.

– Два правила внутреннего распорядка, – он бесстрастно посмотрел на нее. – Ты не должна курить в квартире – раз, ты должна убирать за собой сама – два.

Она сжала зубы.

– В таком случае, у меня тоже есть одно требование.

– Какое же? – он спросил, как потерявший терпение начальник, которому смертельно надоел дебошир-подчиненный.

Последовала дурацкая пауза. Проклятье! Джуно не могла придумать ничего остроумного или хотя бы умного, поэтому брякнула первое, что пришло ей в голову:

– Ты не должен… ммм… разговаривать со мной, – совершенно по-детски выпалила она. – Мне отвратителен звук твоего голоса.

Он спокойно кивнул и снова отвернулся к компьютеру.

Единственным источником звуков, которые раздавались в их квартире той ночью, был Пуаро. Получив полную свободу слова перед молчащей аудиторией, он отвел душу, выдавая самое непристойное из своего репертуара, и больше двадцати раз назвал Джея подонком.

С чем Джуно, мрачно сидевшая в своей комнате, была всей душой согласна.

 

ГЛАВА 11

В понедельник Джуно проспала, потому что все ее будильники остановились. В панике вскочив в 8.30, она обнаружила, что Джей основательно засел в ванной, принимая водные процедуры после утренней пробежки. Переминаясь с ноги на поту, она поинтересовалась, когда он выйдет. Не получив ответа, она вспомнила о введенном ею идиотском правиле внутреннего распорядка и сдалась. Все равно она безбожно опаздывала. Кроме того, у нее не оказалось чистого белья – ведь в выходные ей не удалось ничего постирать. К тому же она опять потеряла пропуск (это с ней случалось примерно раз в месяц, обычно в преддверии критических дней).

В результате на работу она отправилась с грязной головой и притом довольно странной походкой: пришлось надеть отделанные мехом трусики, подарок Трионы на тридцатилетие. Хуже всего было то, что ради проникновения на рабочее место пришлось вступить в переговоры с Мелом – игриво настроенным охранником.

– Ты не то что пропуск, ты бы и голову забыла, если б она не была прикручена к шее, – он, как обычно, старался блеснуть оригинальностью.

– Я ничего не забыла, Мел. Я просто потеряла.

– Чего – пропуск или голову? – Он был в восторге от собственного остроумия.

– И то, и другое, – честно ответила Джуно.

– Я могу возместить тебе потерю, если хочешь, – он плотоядно посмотрел на нее. – Как насчет сегодняшнего вечера?

– Прости?

– Ты свободна?

– Ну что ты, занята, так занята, что свободных мест нет. Полный аншлаг, – и Джуно рванула по лестнице, не дожидаясь лифта.

С пыхтеньем поднявшись наверх, она застала Лидию в настроении, характерном для понедельничного утра. Одета та была в свой обычный деловой костюм: едва прикрывающая ягодицы полосатая юбка и прозрачная блузка цвета зеленого лайма. Лидия метнула из-за монитора многозначительный взгляд на Джуно.

– У тебя телефон был занят вчера все время! Я уже собиралась прийти взломать твою дверь! Ты не представляешь, как мне нужно было поговорить с тобой! – ее огромные голубые глаза смотрели укоризненно.

– Я все понимаю, прости, что так получилось, – Джуно отодвинула на край стола скопившуюся почту и пошла к автомату за кофе для Лидии и для себя. – Но сейчас я уже здесь и ты можешь мне все рассказать.

– Не уверена, что сейчас я захочу. – Лидия скорчила гримасу. – Кроме того, спасибо тебе, конечно, но я предпочла бы чай с лимоном.

Джуно все-таки поставила кофе перед ней на стол и села на свое место.

– Ну что ж, в таком случае, если хочешь, я сама расскажу тебе, как провела выходные, – Джуно откинулась на спинку стула и вздохнула, приготовляясь облегчить душу подробной исповедью.

– Ну ладно, ладно, так и быть, расскажу тебе о моем свидании, – Лидия поспешно подъехала на стуле поближе к ней, предполагая, что Джуно собирается угостить ее длинной тоскливой историей о том, как она стирала белье и обучала Пуаро новой скабрезной шутке.

Джуно отхлебнула кофе и постаралась скрыть досаду.

– Он действительно великолепен, – Лидия вздохнула и мечтательно посмотрела на Джуно. – Я без ума от его ирландского акцента. И еще – эта дико сексуальная манера понижать голос почти до шепота, так что ты должна приблизиться к нему вплотную, чтобы расслышать…

– Это ты о Бруно, да? – Джуно с напряжением потерла глаза.

– О ком же еще? – нетерпеливо сказала Лидия. – Проснись, Джу, выпей кофе, ты чуть не вылила его на меня.

– Ну, может быть, о Клоде, – предположила Джуно. Она всегда путалась в любовниках Лидии.

– О, я дала ему отставку в субботу. Я никогда не проигрываю одну пластинку по второму разу, ты же знаешь. Это жестоко.

– Прости, – Джуно не удержалась от улыбки. – Какая я все-таки тупица. Куда вы ходили? В клуб «Гроучо»?

– Нет, в его любимый ирландский паб. Диковатое местечко. – Лидия наморщила носик. – Я предпочла бы какой-нибудь симпатичный ресторанчик или что-нибудь в этом роде, поинтимнее. В конце концов мы очутились в пивном дворике, на заляпанных пивом скамейках – мои шелковые брюки от Джозефа безнадежно испорчены.

– По крайней мере, день был солнечный, – заметила Джуно. – После грозы стояла прекрасная погода.

– Я знаю, но в этом году загар не в моде, – просто ответила Лидия, как будто других причин бывать на свежем воздухе не существует. – А еда была невероятно жирная. Мой куриный салат буквально плавал в масле.

– Ну хорошо, а что же происходило между вами?

– О, Джу, детка, все было прекрасно, – Лидия прикусила белоснежными зубами пухлую нижнюю губку и многозначительно улыбнулась. – Мне ужасно поправилось.

– А ему? Впрочем, тут и спрашивать нечего. Лидия засмеялась:

– Он все время повторял, что любит меня, – по-моему, даже слишком часто.

– А о чем еще вы говорили?

– Ну… Обычные в таких случаях разговоры – где работаем, где живем, где бываем, какие фильмы смотрим, какую музыку слушаем, – она пожала плечами.

– Обнаружили много общего?

– Так, кое-что, – Лидия призадумалась. – Он тоже любит «Слипер». И еще, у нас с ним очень чувствительные соски.

– Так ты спала с ним! – Джуно поперхнулась кофе и забрызгала письмо от бухгалтера средних лет, который просил совета по поводу своего сексуального влечения к пылесосу. Она совершенно упустила из виду, насколько секс для Лидии нечто само собой разумеющееся и естественное, как дыхание. А для Джуно секс скорее похож на приступ астмы – нерегулярный, связанный с риском для жизни и требующий восстановительного периода.

Лидия посмотрела на нее ясными глазами:

– Разумеется, я не спала с ним. Мы слушали «Слипер», а потом занимались сексом. Это большая разница. Если я и могу заснуть рядом с посторонним мужчиной, то только на втором или третьем свидании, ты же знаешь.

– Ах да, – спохватилась Джуно. – У тебя на редкость твердые правила.

– У него квартира в Ислингтоне – всего в пяти минутах ходьбы от этого паба, и я захотела посмотреть, как он живет, – Лидия озорно подмигнула. – Как оказалось, оба его приятеля свалили, и у нас было достаточно места и времени. Один раз, потом еще, и…

– Короче, вы трахались всю ночь напролет, – перебила Джуно.

– Точнее, весь день, – Лидия попробовала свой кофе и поморщилась – он был без молока. – Я пришла домой как раз вовремя, еще успела посмотреть последний выпуск новостей с Рут Ренделл и поболтать с Нэтом.

Лидия жила в огромной квартире, которую купил обожавший ее отец. Чтобы пополнить свой бюджет, она сдавала одну из комнат эксцентричному студенту-дизайнеру по имени Нэт, который почти каждый месяц декорировал ее по-новому. В настоящее время комната была задрапирована тканью на манер бедуинского шатра. При этом Нэт был отчаянно влюблен в Лидию, поэтому девушек в гости никогда не приводил.

– Ну, и как это было? – Джуно прикинула, что Лидия легла с Бруно в постель как раз в тот момент, когда у них с Джеем разгорелась ссора.

– Полный экстаз, – Лидия затрепетала. – Если честно, ужасно непристойно, зато божественно.

Джуно, которая до этого момента считала свое собственное приключение весьма авантюрным и разнузданным, почувствовала себя чопорной ханжой.

– Ты собираешься с ним встретиться еще раз? – Джуно подумала, что говорит тоном ворчливой старой матушки.

– Думаю, что придется, – пожала плечами Лидия.

– Придется? – Джуно понимающе посмотрела на нее. – И что же ты прихватила с собой?

Лидия изобразила шутливое негодование на лице.

– Что ты стащила, Лид? – настаивала Джуно.

– О, всего лишь несколько CD и часы, – Лидия невинно хлопала огромными голубыми глазами.

– Сущие пустяки, значит, – Джуно усмехнулась. – Что за часы?

Лидия потрясла запястьем, на котором оказалось нечто более массивное, чем ее обычные часики от Картье. Это были мужские часы – солидные, профессиональные, устойчивые к погружению на глубину нескольких сот метров. Потертые и поцарапанные, они показались Джуно до странности знакомыми.

– У Шона такие же, – пригляделась Джуно. – У Бруно не очень хороший вкус, прямо скажем.

И тут Джуно заметила синюю ленточку вокруг ремешка:

– Боже мой, Лид, но это и есть часы Шона!

– Чепуха – это часы Бруно. Они лежали на подоконнике у него в гостиной, – Лидия мечтательно понюхала запястье. – Они даже пахнут его лосьоном после бритья.

– «Ральф Лорен», спортивная серия? – поинтересовалась Джуно.

Лидия утвердительно кивнула, аккуратно выщипанные светлые брови взлетели вверх.

– А на обратной стороне выгравировано «Серфинг, секс, дерьмо».

Запястье у Лидии было таким тонким, что ей даже не пришлось расстегивать ремешок, чтобы взглянуть на оборотную сторону часов:

– Черт! А ты откуда знаешь? – выдохнула она, прочитав надпись.

– Это часы Шона, – уверенно сказала Джуно. – Не спрашивай меня, как это вышло, я не знаю, но это точно часы Шона.

Как-то само собой получилось, что Джуно не удалось рассказать Лидии о том, что произошло между ней и Джеем в выходные. Лидия была переполнена впечатлениями после своего свидания, и Джуно не могла ввернуть даже словечка. Кроме того, Джуно пришлось трудиться как проклятой, чтобы закончить страницу советов для журнала. Еще она позвонила Бобу Уорту и дала свое согласие насчет среды.

Лидия же, пребывавшая в эйфории, не была настроена работать. Он болтала с красавчиком Финлэем из рекламного отдела, который имел чрезвычайно романтический вид в белых джинсах и атласной рубашке того же светло-золотистого цвета, что и его кудрявая шевелюра.

Джуно печатала двумя пальцами с кучей ошибок, посматривая вполглаза на эту парочку. Финлэй пришел в «Иммедиа» примерно в то же время, что и Лидия. С появлением этих двух необычайно красивых, но в практическом смысле почти бесполезных людей все сотрудники, как мужского, так и женского пола, стали гораздо больше внимания уделять личной гигиене и внешнему виду, чего ни красавец Финлэй, ни красавица Лидия, правда, не замечали, поскольку видели только друг друга. Подчиняясь классической закономерности, в соответствии с которой красивые люди тянутся друг к другу, словно представители особой человеческой породы, Лидия и Финлэй вскоре стали неразлучны. Но, насколько знала Джуно, их отношения были абсолютно платоническими и не выходили за рамки дружеской болтовни в офисе, если, конечно, не считать случайных походов по магазинам во время ланча. Финлэй при этом играл роль «суррогатного бой-френда»: ожидал Лидию по ту сторону примерочной кабинки, чтобы высказать свое мнение по поводу того или иного прикида, который она приобретала для свидания с совсем другим мужчиной.

– Почему ты не влюбишься в него? – как-то раз спросила Джуно. – Он великолепен, и к тому же вы все время флиртуете.

– А я и влюблена в него, – засмеялась Лидия. – Просто как сумасшедшая, Джу. А ты разве нет?

– Тогда почему же ты ничего не предпринимаешь?

– Джу, он же голубой. Это видно за версту.

– Ты его спрашивала?

– Нет. Я и так знаю. Мне комфортно с ним. Мы флиртуем, да, но в этом нет ничего сексуального. Я всегда чувствую, когда мужчина хочет переспать со мной, и, уж можешь мне поверить, Финлэй не хочет. Это такое свежее, необычное ощущение, представляешь?

Джуно немного помолчала.

– Определенно могу тебе сказать, что мне слишком хорошо знакомо это ощущение – когда мужчина не хочет переспать со мной. Не нахожу в нем ничего свежего и необычного.

Лидия опять играла на компьютере в свой «Солитер», когда Джуно предложила пойти что-нибудь купить на ланч и перекусить в Рассел-сквере. Всю дорогу Лидия возбужденно болтала, поглощенная интригой с часами. Она рассматривала этот загадочный случай как счастливый знак того, что судьба одобряет ее отношения с Бруно.

– Единственно возможное объяснение: Бруно с Шоном знакомы и как-то перепутали часы, а может, Бруно попросил их у Шона, – вслух размышляла Лидою, без особого аппетита жуя ржаной сандвич с латуком. – Скажи, а не могли они вместе играть в сквош или что-нибудь в этом роде?

– Последний раз Шон играл в сквош в незапамятные времена, – рот Джуно был набит бутербродом с авокадо, беконом и двойным майонезом на чиабатте. – Кроме того, Шон в пятницу позвонил из Штатов и сказал, что забыл часы в ванной, я же тебе говорила.

– Может быть, Джей что-нибудь знает об этом? – предположила Лидия и сразу загорелась этой идеей. – Знает, как часы оказались в квартире Бруно? Возможно, он знаком с Бруно.

– Джей?

– Подумай сама, Джуно. Только он был в ванной после отъезда Шона, кроме тебя, ну и, может, Трионы.

– Ты хочешь сказать, что за эти три дня, которые Джей провел в Англии, он встретился с Бруно и передал ему мужские часы, принадлежащие хозяину квартиры, в которой он поселился? Немного странно, чтобы не сказать абсурдно, тебе не кажется? – Джуно отогнала осу, крутившуюся возле нее.

– Ну ты же сама говорила, что он темная лошадка, – Лидия сделала глоток из бутылочки с минеральной водой. – Мне это кажется ужасно захватывающим. Я обязательно расспрошу Бруно обо всем.

– Уж не собираешься ли ты признаться, что стащила у него часы?

– Ну зачем так ставить вопрос, Джу. Я просто скажу ему, что по ошибке надела его часы и теперь хочу их вернуть – за ужином, – порывшись в сумочке, Лидия достала мобильный телефон.

– А как насчет CD?

Но Лидия уже набирала номер на своем крошечном телефончике.

– Бруно, это Лидия, – проворковала она: тембр ее голоса совершенно изменился. Теперь он был грудным, мягким и обольстительным. – Не правда ли, все было чудесно? Ты тоже так считаешь? Замечательно!

Джуно дожевала свой бутерброд и подставила лицо солнышку, чтобы позагорать несколько минут, пока Лидия болтает с Бруно. О, восхитительная легкость, с которой Лидия общалась с ним! Весело хохоча, не задавая лишних вопросов, в меру рассказывая о себе – ровно столько, чтобы заинтересовать собеседника, при этом не позволяя разговору прерваться и не допуская пауз. Джуно прекрасно знала, как в аналогичной ситуации повела бы себя она: скованная и напряженная, занявшая оборонительную позицию, она держала бы собеседника под непрерывным обстрелом острот и шуток. Да если вдуматься, в аналогичной ситуации она не оказалась бы, потому что вообще бы не позвонила. Мыслимое ли дело – первой звонить на следующий день после свидания? И еще хуже – стащить у него из квартиры вещи, чтобы иметь повод встретиться снова. Но в том-то и заключалось блаженство быть Лидией: она позволяла себе роскошь не только пренебрегать общепринятыми правилами, но и пользоваться давным-давно устаревшими правилами, прибегать к уловкам, уходящим в глубь веков, во времена пудреных париков и придворных фавориток. А поскольку она была так прекрасна, мужчины даже и не замечали, что ими ловко манипулируют.

– Сегодня вечером? Это было бы так славно! – продолжала она. – Но, к сожалению, у меня аэробика в семь тридцать, а потом я еще час плаваю. После этого? Еще ведь нужно принять душ… Я подумаю… – она сделала большой глоток из своей бутылочки, охватив прелестными губами горлышко, и закончила:

– Ну хорошо, можешь прийти ко мне в клуб, если так хочешь.

Джуно прикрыла глаза и с горечью подумала о своем возвращении в квартиру, где ей предстоит делить с Джеем напряженное, настороженное молчание. Нечего сказать, она весьма преуспела в качестве обольстительницы без комплексов. Она знала, что ей следовало бы все рассказать Лидии о своем фиаско с Джеем, но вместо этого вдруг замкнулась и затаилась. Только сейчас, на фоне блестящей партии обольщения Бруно, разыгранной Лидией, как по нотам, Джуно полностью осознала постыдный масштаб своей неудачи. И когда Лидия спросила ее о Джее, Джуно промямлила невразумительно, что, дескать, он все выходные болтался туда-сюда. Кстати, это было не так уж далеко от истины.

– Бруно сказал, что он не носит часов, – объявила Лидия, спрятав наконец телефон в сумочку. – Вечером он собирается зайти за мной на аэробику. Ну не фантастика ли все это?

– Так, значит, он ничего не знает о часах? – Джуно была потрясена.

Лидия отрицательно покачала головой:

– Думаю, тут замешан один из его приятелей, вместе с которыми он снимает квартиру. Постараюсь сегодня вечером что-нибудь разведать. А ты спроси у Джея, не брал ли он эти часы случайно или еще как.

– В настоящее время мы с ним не разговариваем, – призналась Джуно. – У нас произошла небольшая стычка – из-за очереди в ванную. Он тот еще фрукт.

– В таком случае, мне самой придется встретиться с ним. Завтра вечером я забегу к тебе, посидим, выпьем. Тебе как можно скорее нужен посредник для примирения с Джеем.

 

ГЛАВА 12

Сидя в пустом офисе после ухода Лидии и всех прочих сотрудников «Иммедиа», Джуно пыталась сконцентрироваться на работе, но безуспешно. Она все больше и больше винила себя за то, что они с Джеем оказались в такой ситуации, за то, что так бездарно закончились эти чудесные, страстные, потерянные выходные, за то, что теперь она торчит в офисе, вместо того чтобы торопиться домой.

До Джона сердечная жизнь Джуно состояла из безнадежных влюбленностей в мужчин, которые не отвечали ей взаимностью, и из редких встреч с мужчинами, которые ей совсем не нравились.

Подростком она представляла собой симпатичный шарообразный сгусток энергии и энтузиазма, она готова была пойти на все, лишь бы развеселить окружающих. С ней все дружили, но в нее никто не влюблялся. Ее же сердце всегда сжигала тайная и разрушительная страсть, дни и ночи напролет она бредила какой-либо очередной безответной и мучительной любовью навек. Все ее романы всегда были оторваны от реальной почвы. В качестве объекта она выбирала самых красивых старшеклассников из своей школы или самых привлекательных друзей своего брата – этих широкоплечих, пышноволосых, самоуверенных мальчиков, которые всегда ухаживали только за самыми красивыми, самыми уравновешенными ее подружками и разбивали ей сердце, даже не подозревая об этом.

В университете Джуно стала более уверенной в себе, у нее появилось чувство стиля, она превратилась в забавную, эксцентрично одевавшуюся девушку, завсегдатая студенческих вечеринок. Полубоги колледжа, которые встречались только с самыми хорошенькими девушками, по-прежнему были недосягаемы для нее, но от грез она перешла к делу и стала предпринимать кое-какие шаги: облачившись в облегающий топик, проталкивалась через битком набитый танцпол студенческого клуба, пробиралась в дальний угол на пивной вечеринке, занимала конкретный столик в кофейне – и это все, чтобы попасть в поле зрения объекта своей любви. Полубоги охотно болтали с ней, хохотали над ее шутками, по-дружески симпатизировали ей, но совершенно не воспринимали ее как женщину – некоторые деликатно, некоторые откровенно, и всегда причиняли ей боль, сами того не желая:

– Привет, Джуно. Очень рад тебя видеть. Как раз хотел спросить тебя кой о чем. У твоей подружки Эльзы/Одетты/Джильды никого нет? Понимаешь, весь семестр схожу по ней с ума.

Такие разговоры повторялись регулярно, и вдруг она обнаружила, что сама стала объектом желания – даже принявшего форму религиозного культа. Оказалось, что она привлекла группу тихих, серьезных, увлеченных наукой очкариков с естественного факультета, которые были совсем не в ее вкусе. Они на некотором расстоянии следовали за ней повсюду, посылали ей анонимные признания в любви, с обожанием смотрели на нее в столовой, застенчиво расспрашивали ее подруг, есть ли у них какой-нибудь шанс, и наконец набирались храбрости и – заикаясь, краснея и не глядя ей в глаза – приглашали на свидание. Джуно ужасно не хотелось признавать, как они похожи на нее саму. Она стеснялась их, за глаза издевалась над ними в дружеской компании, но все закончилось тем, что стала-таки целоваться с ними – потому что до сих пор никто ее не хотел, потому что ей было жаль их и еще потому, что она думала – с бессердечным оптимизмом юности – что они вполне годятся для того, чтобы отрабатывать на них технику поцелуя в ожидании того восхитительного дня, когда из гадкого утенка она превратится в лебедя.

Но в лебедя она так и не превратилась. И смириться с тем, что мужчины не замечают ее, не смогла. Она так и не научилась быть неуязвимой перед мужским пренебрежением. И все эти годы до тридцати, годы ее активной, независимой, честолюбивой молодости, она была лишена любви, ни с кем не встречалась целыми месяцами, если не считать случайного флирта в пабе или на вечеринке (обычно с каким-нибудь застенчивым субъектом в очках). Это были невыразительные, застенчивые, неуверенные в себе мужчины, чьи имена перепутались у нее в памяти, потому что она, не умолкая, трещала о себе и даже не удосуживалась поинтересоваться ими. Они изо всех сил смеялись над ее шутками и были слишком застенчивы, чтобы дотронуться до нее. К одному-двум экземплярам из этой серии она прониклась симпатией, сострадательной и сентиментальной. Но это не имело ничего общего с той раскаленной добела, до испарины страстью, которая сжигала ее по ночам.

Иногда она думала, что встречается с этими кошмарными безликими субъектами ради единственной цели – чтобы использовать их как сырье для устного творчества в общении с подругами, которые составляли бесценную маленькую группу поддержки психического здоровья, ее «компанию». В эту компанию входили Эльза, Одетта, Элли, позже к ним присоединилась Лидия. Чем нелепее был кавалер, тем смешнее получалась история. Джуно устраивала подругам небывалые пиршества, угощая такими анекдотами о своих, будь они трижды прокляты, поклонниках, что все хохотали до слез, до колик, и Джуно чувствовала себя совершенно счастливой.

Она понимала, что в этом заключается ее роль в их компании. В ту пору ее личная жизнь служила пищей для веселья самым разным людям. Джуно добровольно выставляла себя на посмешище. Сколько раз случалось, что Эльза, Джез или Луду знакомили ее с кем-нибудь на вечеринке и, услышав ее имя, новый знакомый спрашивал:

– Как вы сказали, Джуно? Вы та самая Джуно, которой пришлось удирать из бара через окно уборной, спасаясь от чокнутого компьютерщика из Канады? Он еще рассказывал, что увлекается садо-мазо и показывал под столом свой пенис с пирсингом? Значит, вы и есть та самая Джуно?

Честно говоря, было ужасно обидно иметь репутацию такой кретинки в любовных делах. Как ей хотелось походить на Эльзу или на Лидию, которые, не щадя ни сердец, ни постелей, порхали от одного головокружительного романа к другому. Ей тоже хотелось участвовать в обмене впечатлениями, но ее безответные страдания никак не могли развлечь подруг – скорее уж навели бы на них тоску, как добросовестный пересказ вчерашнего сна. Видимо, в ту эпоху, эпоху-до-Джона, Джуно и осознала, что готова встречаться с кем угодно, лишь бы только иметь возможность присоединиться в баре к этой бесстыдной, не предназначенной для чужих ушей, называющей все своими именами женской болтовне о сексе.

Как-то случайно она переспала с наиболее симпатичным из безликих своих кавалеров, руководствуясь, в принципе, теми же соображениями, по которым раньше целовалась с обожавшими ее застенчивыми студентами. Это был неумелый, потный, рассудочный сексуальный опыт, который все же повысил ее технические навыки, хотя и понизил самооценку. Так она потеряла девственность, точнее, отделалась от нее с тем же облегчением, что и от пережившего свой век, ставшего уже неприличным диска Клиффа Ричарда.

Продолжения эти отношения не имели. Как, впрочем, и все другие в этом роде. Тем персонажам ее анекдотов, которые упорствовали в своей страсти (а стоило Джуно переспать с ними, как практически все они начинали упорствовать), не оставалось ничего другого, как обрывать ее телефон, оставлять десятки сообщений на автоответчике (она никогда не перезванивала) либо беседовать с ее соседками по квартире (они послушно отшивали звонившего, пока Джуно, съежившись, сидела на диване и отчаянно трясла головой, показывая, что ее нет дома). Рано или поздно все отступались. А на душе у Джуно оставалась мутная смесь – ощущение пустоты и бессилия, неуверенности и тоски. До сих пор она фильтрует все звонки с помощью автоответчика. Эта привычка, которая ужасно бесит ее друзей, сохранилась от тех времен, когда ей приходилось избавляться от своих ни в чем не повинных, но таких постылых воздыхателей.

И в течение всего того периода, который Эльза и Одетта назвали «эпохой романов с занудами», продолжались ее страстные, саморазрушительные влюбленности в недостижимых и мужественных красавцев. Она находилась в неустанном поиске подходящего объекта для своих чувств, пристально всматриваясь в мужские лица на улицах, в барах, на работе. Но ей все реже и реже встречались мужчины, способные увлечь ее бедное измученное сердце. Возможностей для выбора становилось все меньше – на смену шумным тусовкам молодости, где было полным-полно незнакомцев, пришли степенные обеды в компании старых знакомых. Ее социальный круг становился все более тесным и дружеским, сжимая ее в своих объятиях наподобие медведя. Но ее маниакальная потребность в любви требовала выхода. И вот уже пару раз, к полному своему ужасу, она ловила себя на том, что готова влюбиться в новых бой-френдов своих подруг, и ей приходилось, срочно засунув это открытие на самое дно души, безмолвно задыхаться и страдать бессонными ночами, дожидаясь, пока лихорадка пройдет.

Вот тогда-то она и решила пойти на сцену – выступать в клубах с разговорными номерами, вкладывая в них и свою страсть, и энергию, и ненависть к себе. Комики зарабатывают – по крайней мере, у Джуно сложилось такое мнение – на своей нелепости, а ей постоянно твердили, что она уморительна. Она сопоставила эти два обстоятельства и таким образом вычислила точку приложения своих сил. Но ее сценический дебют оказался более трудным, чем она предполагала. Пожалуй, за всю свою жизнь наиболее остро она почувствовала себя отвергнутой тогда, когда, в самый первый раз, публика категорически отказалась смеяться над ее шутками. Ее друзья охотно покатывались от хохота над каждым ее анекдотом, но публике, которая заплатила деньги, желая, чтобы ее развлекали, Джуно совсем не казалась такой уж забавной. В ней ощущались боль и обида, в ее словах звучало слишком много горечи. И только после множества неудач, напряжения сил и нервов, слез отчаяния и трудной, целеустремленной работы она усвоила этот непринужденный, легкий и самоироничный тон, который отличал ее сейчас. Но, как и прежде, Джуно продолжала страдать приступами безнадежной влюбленности, хотя и более краткими, чем раньше.

Вместе с Лидией они поселились в Камдене. Ее прекрасная, неотразимая, легкомысленная подруга меняла одного роскошного мужика за другим – блестящие, умные супермены, с которыми Джуно сталкивалась, когда утром они, бывало, выходили из душа, прикрываясь лишь махровым полотенцем и застенчивой улыбкой. Жизнь в одной квартире с Лидией была нелегким испытанием: болтовня всю ночь до утра, бурные вечеринки, последующий отходняк, воскресный сон до обеда. Джуно никогда не имела подобного опыта – опыта всепроникающей, как инфекционная болезнь, дружбы, которая засосала ее всю целиком, без остатка, которая была и обременительна, и упоительна одновременно.

А мириады поклонников Лидии неизменно становились друзьями Джуно. Когда, явившись с букетом цветов и двумя билетами в оперу, они обнаруживали, что Лидия до сих пор в душе, или еще не вернулась, или уже ушла с другим, – тогда Джуно проявляла всю свою изобретательность, сочиняя с ходу разные истории. Лидия обходилась с мужчинами жестко и безжалостно, но всегда рядом оказывалась Джуно – она готовила для несчастных бутерброды, наливала выпить, подавала сигареты, рассказывала смешные истории и, утешая их, тешила себя иллюзией, что они пришли именно к ней, а не к забывчивой и незабвенной Лидии.

Затем в жизни Джуно появился Джон, и все переменилось. Он положил на нее глаз во время ее выступления в камденском пабе. Это было одно из первых по-настоящему удавшихся ей выступлений. Он заорал: «Покажи свои титьки!» (не очень-то оригинальное начало – такие выкрики в ее адрес раздавались очень часто). Она, с микрофоном в руке, взглянула на него. Огромного роста, сексапильный, голубоглазый, с густыми бровями – классический объект ее безнадежных влюбленностей. Он имел только один недостаток – чрезмерное пристрастие к гелю для создания эффекта мокрых волос. Джуно ухватилась за эту зацепку:

– А что у тебя с волосами, парнишка, – ты приходишь сюда поплавать?

После выступления он подошел к ней в баре и заговорил. Он ее заговорил в буквальном смысле слова: сексуальные шуточки, улыбка, выразительные жесты, самоуверенность, ярко-голубые глаза, раздевающий взгляд, – а в те дни она выступала в выцветшей черной футболке, леггинсах и пыльных лодочках. Она влюбилась в него не тогда, когда он сказал: «Ты ужасно забавная», и не тогда, когда он сказал: «Я влюбился в тебя в ту минуту, когда ты мне ответила на выкрик». Она влюбилась в него в тот момент, когда он сказал, почти удивленно: «Боже мой, да ты в самом деле красавица!» Она захотела его так сильно, словно в ее теле образовалась новая железа, вырабатывающая желание в чистом виде.

Она просто не могла поверить, что мужчина столь великолепный хочет тратить на нее свое время, держать ее за руку на людях, обнимать за плечи, гладить по щеке. Она с самого начала понимала, что у нее и язык, и ум острее, чем у него, но какое это имело значение. Друзья и подруги предупреждали, что он донжуан, неисправимый бабник, ограниченный и недалекий тип, что он ее бросит, и вообще ее не стоит, но Джуно никого не слушала. Она так устала от бесцветных зануд, а Джон был образцом физической силы и эмоциональной определенности. Наконец-то супермен ответил ей взаимностью. Этот прекрасный мускулистый викинг влюбился в нее и взял с собой. Кстати, гелем для создания эффекта мокрых волос он больше никогда не пользовался.

После стольких лет одиночества и разочарований чувство разделенной любви явилось как чудо. В те первые головокружительные недели было так легко. Похоже на сорок секунд свободного падения перед раскрытием парашюта, когда можно оглядеться вокруг, любуясь открывшейся панорамой.

Ей хотелось вновь испытать это чувство. Но не с Джоном – уж это точно. Их трехлетний романа завершился сокрушительным падением: парашют валяется на земле, кости переломаны, сердце разбито.

Ночью в пятницу Джуно поначалу рассматривала Джея как разновидность известного ей типа зануды, только с улучшенной до стадии совершенства внешностью. Своего рода возврат в до-Джонову эпоху, но уже с после-Джоновым опытом. Она считала, что сможет переспать с Джеем просто ради острых ощущений и самоутверждения: он был рядом, он был сексуально привлекателен, а она одинока и слегка на взводе. Но все это было до того, как он прикоснулся к ней и заставил ее либидо фонтанировать, как струя воды из пожарного шланга. До того, как он не захотел ей открыться, охраняя свою внутреннюю жизнь, словно драгоценную жемчужину. До того, как он отверг ее, – так же, как Бруно, как Джон.

Джей спал с ней, похоже, потому лишь, что она сама преподнесла себя на блюдечке, как бесплатную закуску. Теперь ему противно даже находиться с ней под одной крышей, а она вот взяла и влюбилась в него.

 

ГЛАВА 13

Когда Джуно вернулась с работы, ни Джея, ни его компьютера дома не было. Не теряя ни минуты, она натянула рубаху для рожениц и уселась на диван к телефону, поставив рядом бутылку джин-тоника. Не переводя духа, она позвонила Эльзе, Джезу, Эдди, Лулу, Одетте (которая, как всегда, еще не пришла с работы или презентации) и маме. После этого Джуно пришла к выводу, что сатиры на тему Джея отполированы до блеска. Милая, ядовитая Лулу дала ей несколько ценных советов. Джуно, не колеблясь, намеревалась включить этот номер в свое выступление, намеченное на среду, и даже начала делать кое-какие заметки. Само собой разумеется, она не говорила никому, что спала с Джеем, – просто расписывала его жуткие привычки, разыгрывала свою реакцию на них. Чувство вины затрепыхалось в глубине ее души, но она задушила его. В конце концов, он наговорил ей жутких гадостей, обозвал ее сукой. И потом, он взял с нее клятву, что она не будет его любить. Клятвы, что она его не будет ненавидеть, он с нее не брал.

Налив вина в бокал, Джуно набрала номер Трионы.

– Как мне стало известно, ты ужасно обходишься с Джеем? – небрежно спросила Триона, но в голосе явно слышалось неодобрение.

– Откуда тебе это стало известно? – спросила Джуно, ее карандаш замер на полуслове.

– От него самого. Мы сегодня обедали вместе. Он сказал, что вы не разговариваете.

– Ах, вот что. А что он еще сказал? – Джуно сглотнула. В сердце робко задрожала надежда.

Триона не оправдала ее:

– Сказал, что ты чуть не свела его в могилу в субботу ночью.

Интересно, что он имел в виду – неумеренный секс или чилли, разочарованно подумала Джуно.

– Ты накормила его собачьим кормом, Джуно, – Триона не выдержала и рассмеялась. – Шон не верит. Я говорила с ним, обещала, что попытаюсь помирить вас. Он собирается сам позвонить тебе сегодня вечером и попросить, чтобы ты была добрее с Джеем.

Джуно отметила про себя, что нужно будет непременно снимать трубку телефона, и сменила тему, поняв, что Джей говорил только о ее кулинарных опытах, и ни слова – об их сексуальном марафоне.

– Ну, как там Трэш?

– Да как обычно. Много шампанского, много его любителей, еще больше ча-ча-ча. Между прочим, встретила твоих друзей – Эльзу и Эйвана.

– Да, Эльза мне сказала, – ответила Джуно. Еще Эльза сказала, что Триона напилась до потери платья из рыбьей чешуи – что случилось, видимо, в туалете, а позже была замечена танцующей в чулках телесного цвета и носочках.

– Потом договорим – «Лондонцы» начинаются, – сказала Триона под знакомые звуки музыкальной заставки, раздавшиеся в обеих гостиных на противоположных концах телефонного провода. – Ты где-нибудь выступаешь на этой неделе?

– В среду, в одном местечке в Финсбери-парке.

– Постараюсь прийти посмотреть. Приведу мальчишек – Барфли все время спрашивает о тебе.

– Весьма польщена. Не думаю, что тебе стоит приходить. По-моему, намечается выступление в низком, даже низменном, регистре.

– Чем ниже регистр – тем лучше звучит. До встречи, – рассмеялась Триона и положила трубку.

Джуно пошла на кухню за чипсами и кетчупом. Она возвратилась в гостиную как раз тогда, когда Белль Винтер в роли Лили заперла свою дочь Сандру в спальне, чтобы воспрепятствовать ее бегству с возлюбленным.

В этот самый момент ворвался Джей.

Решительно отказываясь смотреть в его сторону, Джуно как можно раскидистей разлеглась на диване, чтобы занять побольше места и утвердить тем самым свое право собственности на него. Поза была неудобной почти до болезненности, и поддерживать ее стоило больших трудов, особенно поедая при этом чипсы, но Джуно крепилась. Джей прошел у нее за спиной: он подошел к дубовому столу и поставил на него компьютер и сумку с фотоаппаратом.

Сосредоточиться на попытках малышки Сандры освободиться из заточения становилось все трудней, поскольку Джей приблизился к телевизору и зловеще замер, присев на диванный подлокотник у ног Джуно.

Джуно изо всех сил постаралась дотянуться ногой, хоть кончиком пальца, до этого подлокотника – пусть знает, кто тут хозяин, но у нее ничего не вышло. Ей не хватало то ли роста, то ли гибкости. Черт подери, надо было не лениться, а заниматься йогой! Боковым зрением она заметила, что одна упругая и округлая ягодица скользит по подлокотнику, за ней последовала другая.

Секунда – и Джей плюхнулся ей на ногу, схватив при этом телевизионный пульт.

– Ой, – взвизгнула Джуно, когда ее лодыжка хрустнула.

– Черт, – он вскочил. – Дерьмо! Прости, Джуно, я не заметил тебя, – сухо сказал он, увеличивая громкость звука с помощью пульта до тех пор, пока стены не задрожали и Пуаро не заорал в восторге.

Джей снова присел на подлокотник и стал пристально наблюдать за происходящим на экране.

Совершенно оглушенная, Джуно поглаживала свою пострадавшую ногу, на глаза навернулись слезы от жгучей боли.

«Как он мог не заметить меня?» – думала Джуно в бешенстве. Это исключено. Она прекрасно представляла себе каждое его движение с того момента, как он вошел в комнату, хотя и не смотрела на него. Сукин сын. Он просто измывается над ней.

Спустя несколько секунд она решилась украдкой взглянуть на него. Он пожирал глазами экран телевизора, как маньяк. Скользнув взглядом в сторону экрана, Джуно увидела Белль Винтер – она как раз потрясала зрителей своим прославленным искусством, сутью которого являлась рафинированная пошлость. Ее макияж был, как всегда, безупречен, освещение продумано так, чтобы выигрышно подчеркнуть высокие скулы, из-под платья кокетливо выглядывало кружево комбинации. Она рыдала:

– Моей Сандре всего лишь семнадцать! Она еще не видела жизни! Оставь ее в покое, злодей!

Джуно снова откинулась назад и кисло наблюдала, как Джей не отрываясь следит за действием «Лондонцев». Она уже стала подумывать, что, может, он и впрямь не замечал ее присутствия вплоть до того момента, когда плюхнулся ей на ногу. У дивана была очень высокая спинка, а Джуно, в своем стремлении оккупировать как можно больше места, лежала плашмя. Если он и тогда был поглощен «Лондонцами» так же, как сейчас, то весьма вероятно, что, войдя, перемещаясь, присаживаясь на подлокотник дивана, он не сводил глаз с экрана и не видел ее.

Серия закончилась. Он быстро поднялся, собрал свои вещи с дубового стола и, не взглянув на Джуно, не сказав ей ни слова, ушел к себе в комнату и захлопнул дверь.

Поздним вечером раздался телефонный звонок.

– Джуно, говорит твой брат. Высокий такой парень, увлекается серфингом. Помнишь меня? Ты дома? Сейчас вечер понедельника, я знаю, ты где-то поблизости, так что сними-ка трубку.

– Хорошо, уговорил, – Джуно подняла трубку. Он рассмеялся:

– Рад слышать твой голос, сестричка.

– Я соскучилась. Как твои дела?

– Потихоньку. Осваиваюсь. У Джея потрясающая квартира.

– И, наверное, очень чистая, – усмехнулась она. Шон издал глубокий дипломатичный вздох.

– Вы не очень-то ладите друг с другом? – спросил он.

– Ну как тебе сказать, – она посмотрела в коридор, в сторону закрытой двери в спальню Джея.

– Потерпи немного. Думаю, что со временем вы подружитесь. Триона находит его загадочным – и говорит о нем без конца. А мне он, без дураков, понравился, когда мы встречались тут, в Нью-Йорке. Классный фотограф, и душа у парня большая.

– Это точно, как моя задница, – согласилась Джуно.

– Просто он стеснительный.

– Ага, а я девственница.

– Я серьезно, – ответил Шон. – Я знаю, что ты и твои друзья этим недугом не страдаете, но, видишь ли, на свете есть очень застенчивые люди. Они чувствуют себя неуютно рядом с такими шустрыми остряками вроде вас, особенно, с женщинами. Люди, подобные тебе, пугают их.

– Ты так считаешь? – Джуно оживилась при мысли, что она напугала Джея. До сих пор она считала напуганной себя.

– Сто процентов.

– Благодарю, – она приняла его слова как комплимент.

Он вздохнул с досадой:

– Мне пора идти. Так ты обещаешь быть хорошей девочкой?

– Обещаю, – Джуно скрестила пальцы. Она заметила, что Джей вышел из спальни и идет на кухню с видом нераскаявшегося хулигана.

– Я на тебя надеюсь. На днях позвоню. И пожалуйста, вышли мне мои часы поскорее.

– Что касается твоих часов, – начала Джуно, но он уже повесил трубку.

Джей деловито хозяйничал на кухне. Она присела к дубовому столу и задумалась, не предпринять ли ей каких-нибудь шагов к примирению. Мысль, что он застенчив, раньше не приходила ей в голову. Ее вдруг охватило исступленное чувство вины за свое недомыслие.

Джей тем временем что-то вынимал из холодильника и выглядел более холодным, чем содержимое этого агрегата.

Ей удалось разглядеть, что именно он вынимает – это были небольшие баночки без этикеток с кусочками мяса для собак. Одну за другой он поставил их на пол возле холодильника. Вынув все, он закрыл холодильник, сгреб свою добычу и исчез из поля зрения. Несколько секунд спустя она услышала грохот сбрасываемых в мусоропровод банок.

– Надо же, застенчив и пуглив, как серна, – пробормотала Джуно, удаляясь подальше от грохота в свою комнату. – Вонючая, мерзкая задница, вот он кто.

Проходя позже на кухню за чаем и бисквитами, она услышала, как Джей говорит по телефону в своей комнате, и остановилась около двери. Она напрягала слух, но из-за воплей Пуаро с трудом разбирала обрывки фраз:

«Вы же знаете, я отошел от дел сейчас… Я говорил в пятницу вечером… Да, конечно, стоит встретиться…»

Джуно прищурилась. Ага, значит, он все-таки выходил из дома в пятницу вечером. И, может быть, Лидия права. Может быть, он надел по ошибке часы Шона и потерял их либо сделал с ними что-то злонамеренное, в результате чего они и попали в жилище Бруно.

«Серьезно, я больше не занимаюсь этим дерьмом… Мне плевать, сколько это может стоить… Я здесь не ради этого…»

Низкий хрипловатый голос Джея звучал довольно-таки раздраженно:

«Это очень опасное дело, старина. Я поставил на кон слишком много. Я не хочу засвечиваться…»

Тут Пуаро разразился истерическим монологом, и Джуно пропустила несколько фраз. То, что она услышала затем, заставило ее похолодеть от ужаса:

«Говорю же, я не хочу ее щелкать раньше срока. Мне просто нужно найти выход на нее. Я думаю, ваши ребята могли бы узнать распорядок ее дня…»

О мама дорогая! Триона все-таки была права. Речь идет о будущей жертве теракта, разве не ясно? Он вроде убийцы, никуда от этого не денешься.

«…у меня мало времени. Я рассчитывал, что можно будет не спешить, когда ехал сюда. Но события развиваются стремительно. Сейчас нужно действовать очень быстро, либо эта штука рванет мне прямо в морду..»

Бомба! В квартире бомба. Джуно метнула взгляд в сторону фотомастерской.

«Ну хорошо, я встречусь с ними, если ты считаешь нужным, но я ни слова больше не скажу, уловил? Я ломаю голову, разрабатывая план. Ситуация усложняется. Кто-то стоит у меня за спиной.

Я больше не могу сейчас говорить. Мне кажется, они и так уже слишком много узнали обо мне…»

Джуно в панике стала пятиться прочь от двери. Он говорит о ней. Безусловно, он говорит о ней. Тут она с грохотом рухнула на спортивный инвентарь для гольфа.

– Джуно? Это ты? – окликнул Джей.

Она опрометью бросилась в свою комнату и захлопнула дверь. Сердце стучало, словно она пробежала марафонскую дистанцию. Итак, я живу под одной крышей с киллером, который разрабатывает свою жертву, в ужасе думала она.

Не будь смешной, Джуно, она попыталась взять себя в руки. Скорее всего, это был совершенно невинный разговор с агентом.

Оля-ля, возражала ее внутренняя роковая женщина со зловещим акцентом, позаимствованным из шпионских фильмов о советской угрозе. С агентом-то с агентом, но вот с каким агентом?

 

ГЛАВА 14

Джуно с Джеем по-прежнему не разговаривали, когда к их дому в Белсайз-парке подъехала Лидия, нагруженная бутылкой «Пинот Гриджио» и шаткой башней из контейнеров со всевозможной снедью из магазина деликатесов, источающей изумительные запахи.

Весь день на работе Джуно пыталась отговорить Лидию от этой затеи, но та была непоколебима.

– Не может он быть таким ужасным – я уверена, что мне он понравится, – беззаботно отрезала она и упорхнула из офиса до конца рабочего дня: нужно было сделать ароматерапевтический массаж кожи головы у знаменитого японского парикмахера, о котором она столько слышала, а потом забежать в спортзал.

И вот теперь, стоя на пороге, Лидия выглядела еще более сногсшибательно, чем обычно. Новая стрижка, свежий маникюр, только что сделанный макияж – она излучала здоровье, аромат духов «СКВ» и была настолько совершенна, что Джуно захотелось немного приглушить освещение. Она с тревогой подумала о том, что из-за введенного ею режима молчания даже не предупредила Джея о предстоящем визите.

Лидия чмокнула Джуно в обе ее горячие, розовые щеки, оставив следы помады. Затем, вручив Джуно коробки, она скользнула в гостиную с бутылкой в руках.

Только вид сзади позволил Джуно до конца оценить туалет Лидии. Ее маленькая упругая попка была затянута сеткой – вроде той нейлоновой, в которую обычно фасуют апельсины. Это был новейший хит сезона – сетчатые шорты от Дольче и Габбано, и только обладатели абсолютно идеальной фигуры могли их себе позволить. Под шортиками просматривались зачаточные трусики телесного цвета – исключительно для приличия. Крошечная белая кофточка, словно сшитая из распашонки для новорожденного, а на ногах – белые кожаные сапоги до колен. Короче говоря, не земная женщина, а мечта модельера, красотка категории люкс.

– Привет, ты и есть Джей, наверное, – пропела она, присаживаясь рядом с Джеем, который, лежа на диване, смотрел Си-эн-эн.

– Так и есть, малышка, – Джей даже не взглянул на нее.

Хоть Джуно и ненавидела его в эту минуту, ее восхитила эта приводящая в бешенство выдержка. Она хотела отправиться на кухню и там избавиться от коробок, но тут ее глазам предстала картина: Лидия одной рукой растерянно теребит на макушке белые очки от Версаче, а другой раскачивает вверх-вниз, как жезл, бутылку с вином.

– Джей, это моя подруга Лидия, – вынуждена была пробормотать Джуно: не могла же она бросить Лидию на этом диване пропадать, как рыбу на песке, хотя она прекрасно понимала, что заговорить с Джеем непосредственно – это чудовищное поражение.

По дороге на кухню она заметила мельком, что Джей наконец-то взглянул на Лидию. Его желтые глаза округлились.

Ускорив шаг, Джуно вошла на кухню, побросала коробки на стол и сжала зубы, давая себе клятву ни за что не ревновать. Она решила задержаться, чтобы не видеть происходящего в гостиной, и занялась тем, что стала открывать бутылку дешевого «Мерло». Из гостиной доносились голоса Джея и Лидии, вступивших в разговор – сначала скованный, односложный, затем переросший в оживленный поток реплик. Они перебивали друг друга от нетерпеливого желания высказаться.

Джуно аккуратно сняла фольгу с горлышка бутылки, не спеша поставила на поднос три бокала, подозрительно прозрачных – похоже, Джей протер полотенцем всю посуду в шкафу, а затем, чтобы убить время, стала обследовать и обнюхивать коробки, принесенные Лидией.

Поскольку Лидия потребляла не более тысячи калорий в сутки, причем девяносто процентов из них в виде рисовых сухариков, то она абсолютно ничего не смыслила в гастрономическом искусстве. Все деликатесы, которые выстроились перед Джуно, были, несомненно, очень дорогими и исключительно вкусными, но друг с другом совершенно не сочетались.

Там были черные оливки, артишоки, фенхель в масле, тирамису огромных размеров, сырая телячья печень, паштет из кролика и кусок горгонцолы размером с семейную пиццу. Джуно заглянула в хлебницу и в холодильник: там не было ни хлеба, ни овощей. Джуно подумала, что даже ее кулинарных талантов не хватит, чтобы превратить эту немыслимую смесь в съедобное меню ужина.

Лидия как раз оповестила Джея, что она притащила кучу всякой вкуснятины. Обращаясь на кухню, к Джуно, она крикнула:

– Я там принесла телячью печенку, так что ты сможешь приготовить эту дивную штучку с базиликом – помнишь, ты делала нам пару месяцев назад, когда приходили Элли с Дунканом, это был их первый выход в люди после рождения Африки.

– Не Африки, а Чайны, – Джуно скрипнула зубами. Для приготовления «дивной штучки с базиликом» потребовалось несколько часов, не считая вымачивания печенки в маринаде из красного вина, с использованием множества ингредиентов, ни одного из которых у нее на кухне сейчас не было. Холодильник пуст, если не считать диетической колы, обезжиренного молока и витаминного йогурта. Джуно подумала и бухнула на поднос, рядом с вином и бокалами, банку диетической колы, яростно взболтав ее перед этим.

Когда Джуно вошла в гостиную, Лидия изящно расположилась рядом с Джеем на диване, блестя и переливаясь каждым сантиметром своего невесомого тела, словно драгоценное украшение, то ли приклеенное, то ли пришитое, то ли прибитое гвоздиками к обивке из ржавого шелка.

– Согласен, история просто супер, – говорил Джей хрипловатым голосом, растягивая слова в своей обычной нью-йоркской манере. На Джуно, шлепнувшую поднос на кофейный столик, он не обратил ни малейшего внимания.

– Вот именно, – выдохнула Лидия, повернулась к Джуно и улыбнулась. – Не могла бы ты это открыть, Джу? Ты знаешь, я предпочитаю белое, – она протянула бутылку «Пинот Гриджио».

– Конечно, конечно, – Джуно передразнила нежный задыхающийся голосок Лидии, схватила бутылку и протопала обратно на кухню.

Я не буду дуться, как ребенок. Я не буду ревновать. Я ведь люблю Лидию. Так уговаривала себя Джуно, вынимая пробку с такой яростью, что та раскрошилась.

Пять минут спустя, сидя на средневековом стуле с высокой спинкой, который она сама для себя подтащила от аквариума Убо, и с вызывающим видом потягивая свое «Мерло», Джуно сделала открытие: «Я не в состоянии смотреть на Джея». И не могла она на него смотреть вовсе не потому, что он был с ног до головы залит диетической колой – хорошо взболтанная, она радостно хлынула ему навстречу, когда он отогнул язычок на банке. Джуно не могла на него смотреть потому, что он смотрел на Лидию. Если бы эти желтые глаза умели есть, пить, заглатывать, то от прекрасного, идеально вылепленного лица Лидии ничего бы не осталось. Он прямо пожирал ее глазами.

Не замечая его обожания, Лидия беззаботно вылавливала крошки от пробки из своего бокала и смотрела на Джуно любящими глазами, которые просто сияли от воодушевления. Четко определив свою роль как роль посредника в мирных переговорах, Лидия приступила к делу, не теряя времени понапрасну. Она повела разговор по маршруту «квартира, дружеские отношения между соседями, дружба как феномен».

– Мы с Джуно одно время вместе снимали квартиру, – рассказывала она Джею. – Но потом она встретила Джона, и они решили жить вместе, а я осталась одна-одинешенька.

Это не было чистой правдой. Отец Лидии купил ей роскошную квартиру за несколько недель до того, как Джуно с Джоном приняли окончательное решение поселиться вместе. Просто отец Лидии настаивал, чтобы квартиру декорировали перед переездом дочери, поэтому Лидия ненадолго задержалась в Камдене после того, как Джуно уже переехала в Клапам.

– Ты до сих пор живешь одна? – ревниво спросил Джей.

Джуно заметила, что начинает дрожать на своем стуле с высокой спинкой. Она бы дорого дала, чтобы оказаться сейчас подальше отсюда. Может быть, в клетке с бешеным медведем гризли? Или на стадионе среди озверевших фанатов «Ливерпуль Юнайтед»?

– Я живу с парнем по имени Нэт, – Лидия ободряюще подмигнула Джуно – ее обескураживало гробовое молчание подруги.

– Он твой любовник? – Джей отхлебнул колы.

– Нет, сейчас нет, – Лидия рассмеялась. – Вы, американцы, очень прямолинейный народ, правда?

– Не могу утверждать. Не знаком с каждым американцем лично.

Лидия восхищенно рассмеялась.

– Джуно прекрасный товарищ, нам с ней так здорово жилось под одной крышей, – горячо продолжила она. – Она готовила как бог, никогда не ворчала, если я где-то пропадала всю ночь, никогда не просила у меня одежду поносить, предпочитала тот же шампунь, что и я. Тебе очень повезло, Джей, точно могу сказать.

– Не сомневаюсь, – сухо сказал он.

– Конечно, секс создает определенные неудобства, но тебе и тут повезло – она ведь сейчас, по-моему, ни с кем не спит, правда, Джу?

Несомненно, Лидия задумывала это как непринужденную шутку, но ни Джуно, ни Джей даже не улыбнулись.

– Я уже говорила, – продолжала Лидия. – Джуно потрясающе готовит – у нее мама что-то вроде нашего национального кулинарного идола.

– Это заметно, – Джей наколол оливку на палочку для коктейля.

– Так она уже успела тебе что-нибудь приготовить? – удивилась Лидия.

Джуно пристально вглядывалась в оливку. Джей держал ее перед глазами, как медицинский экспонат.

– Пожалуй, я включу музыку, не возражаете? – Джуно бросилась к стереосистеме и включила ее – там уже стоял какой-то диск.

Проникновенные и печальные звуки наполнили комнату. Это было что-то неузнаваемо знакомое. Джуно пожалела о том, что все эти годы не удосуживалась прислушаться к рассказам отца, который пытался научить ее с Шоном разбираться в классической музыке.

– Как хорошо, – Джуно отчаянно хотела вспомнить, что это, чтобы продемонстрировать свои познания. – Это Шуберт?

– По-моему, это музыкальная тема из рекламы внедорожника, – Лидия обратилась к Джею, когда к мелодии присоединился сумрачно звучавший хор.

Джей прокашлялся:

– Это Моцарт, «Реквием».

Лидия радостно вскрикнула и приступила к расспросам:

– Расскажи-ка мне о Нью-Йорке. Где ты живешь? Ты снимаешь квартиру на пару с кем-то или один? А ты вырос в Нью-Йорке? Чем занимаются твои родители? Сколько вас в семье?

Лидия весело задавала вопросы, ответы на которые отчаялась получить Джуно несколько дней назад. И что самое удивительное – Джей отвечал, правда, без лишних подробностей:

– Сейчас я живу в центре, в Манхэттене. А детство провел в Вудсайде. Когда стал подростком, мы переехали в Бронкс.

– Какой ужас! – Лидия была захвачена вновь открывшимися обстоятельствами. – Это там, где на каждом углу торгуют наркотой и каждые полчаса раздаются выстрелы?

– Это в Южном Бронксе, – его лицо оставалось неподвижным. – Банды орудуют там. А мы поселились в восточной части. Публика там довольно грубая, но с Южным Бронксом не имеет ничего общего.

Джуно вышла на кухню – попробовать сделать что-нибудь сенсационное из телячьей печенки. Какая разница, что приготовить: она была уверена, что Джей все равно не притронется к этому. Наливая оливковое масло на сковородку, она услышала, что Моцарта сменил «Гарбидж» – ясное дело, по выбору Лидии. Ей вдруг пришло в голову вызвать Лидию и попросить ее не заговаривать с Джеем о религии и политике, но потом она решила, что в этом нет никакой необходимости: Лидия вообще никогда не говорит о религии и политике. Джуно бросила в красное вино пару чудом найденных, сморщенных луковиц и горстку перца.

– Попробуй кусочек, Джей, это просто бесподобно, – и Лидия поднесла свою вилку с кусочком печени так близко к его губам, что ему ничего не оставалось, как разомкнуть их, иначе кусочек шлепнулся бы ему на колени.

– Да, вкусно, – с облегчением сказал он, осторожно прожевав и проглотив.

Лидия лучезарно улыбнулась ему. Он пристально смотрел на ее стеблеобразные ноги. Джуно подумала, что она здесь лишняя, и набила рот шпинатом. Глядеть ему в глаза она была по-прежнему не в состоянии.

Теперь Лидия рассказывала Джею, какое удовольствие – работать вместе с Джуно:

– Так здорово, что Джуно устроила мне эту секретарскую работу в «Иммедиа». Деньги, конечно, смешные, но зато шеф такой душка, – при этом она то клала одну длинную ногу на другую, то убирала, так что сетчатые шортики задрались, полностью открывая ее ноги с шелковистой кожей. Джуно готова была побиться об заклад, что Джей абсолютно не улавливает ни словечка из ее болтовни.

Своим раненым сердцем Джуно поняла: подруга не просто кокетничает с Джеем по привычке – он ей безумно нравится. А уж он Лидию, конечно, не отвергнет.

Джуно почувствовала, как воздух со свистом вырывается у нее из груди, – словно развязали надутый воздушный шарик.

– Ты в порядке, Джу? – Лидия повернулась к ней в тревоге. – Или у тебя спазмы? Помнится, ты говорила утром, что у тебя начинаются критические дни.

– Спасибо, я чувствую себя прекрасно, – Джуно сжала зубы.

– Знаешь, тебе нужно ходить со мной на аэробику, если ты действительно хочешь похудеть.

– Я не хочу, – резко ответила Джуно.

– Ну и правильно. Я вообще не понимаю, из-за чего ты переживаешь, – Лидия поспешила исправить свой промах. – Ты и так выглядишь великолепно – как спелое, сочное яблочко. Правда, Джей?

Медленно переведя взгляд на банку с колой, Джей пожал плечами и ничего не ответил.

Наступившее молчание было таким невыносимым, что Джуно брякнула первое, что пришло в голову, лишь бы прервать его:

– Ну и как, Бруно отличился прошлым вечером?

– Он славный, но находится не в лучшей спортивной форме. – Лидия наморщила носик. – Он выдохся, когда мы делали упражнения для икроножных мышц, а плавать с нами вообще отказался.

– Лидия сейчас встречается с парнем по имени Бруно, – быстро пояснила Джуно, по-прежнему не глядя на Джея. Она решила еще в зародыше разрушить у него все надежды на то, что Лидия свободна, – хотя Лидия изо всех сил стремилась создать у него именно такое впечатление.

– Подумаешь, парочку раз трахнулись, да несколько раз поболтали по телефону – и это ты называешь «встречаться», – Лидия опять одарила Джея лучезарным взглядом огромных голубых глаз и подмигнула ему. – Но вот что действительно интересно, это то, что ты знаком с приятелем Бруно, да? Вилл Пиджен, так его зовут?

– Кто это? – Джей, похоже, удивился.

– Да, кто это? – Джуно была ошеломлена не меньше.

– Ну как же, Вилл, распространитель билетов, – Лидия поставила бокал с вином и повернулась к Джею: – Он работает в районе Вест-Энда. Впрочем, распространяет он не только билеты, но и не менее популярный порошочек, вы меня понимаете. Газетные репортеры дали ему кличку Распространитель Грез. По словам Бруно, он знает всех и вся в Лондоне. Он в курсе, кто с кем встречается, кто с кем обедает, кто что нюхает, а также где и когда.

– Конечно, я знаю о нем, – в сжатых губах Джея была досада. – А кто не знает?

– Я не знаю, – пискнула Джуно, отчаянно желая переменить тему разговора. У нее возникло ощущение, что они попали в очень опасную область. – Кому еще паштета?

– Я так и думала! – Лидия прерывисто вздохнула: она нащупала связующее звено цепочки, и ей было не до Джуно. – Вот как у него оказались часы Шона! Ты общался с ним?

Джуно закрыла глаза и чуть не уронила блюдо с паштетом на пол, представив, как Лидия проводит расследование у нее за спиной.

– Часы Шона? – Бровь Джея надменно приподнялась.

– Бруно говорит, что это Вилл принес их, – Лидия обернулась к Джуно за поддержкой, но у той глаза были по-прежнему закрыты. – Это связано с его делами, как он объяснил Бруно, но больше ничего не сказал. Он всегда берет плату натурой, ему годятся самые неожиданные вещи – ювелирные украшения, театральные билеты, приватная информация…

– Еще печенки? – безнадежно предложила Джуно. Она совсем забыла предупредить Лидию насчет часов. Теперь ее уже не интересовало, каким образом часы ее брата очутились в квартире у Бруно и имеет ли Джей к этому отношение. Это было слишком несерьезно по сравнению с подготовкой к террористическому акту и всем прочим, что она узнала, подслушав телефонный разговор Джея прошлой ночью. Он и так считает, что она «знает слишком много».

– И какое отношение вся это фигня имеет ко мне? – У Джея был умеренно удивленный вид. Он не походил на человека, у которого только что разрушили долго вынашиваемые планы, связанные с покушением на убийство.

– Мне нравится, как ты растягиваешь слова, – Лидия засмеялась, подражая его акценту. – У вас в Нью-Йорке все так говорят?

– Да, конечно, даже женщины.

Но Лидия не собиралась отклоняться от курса:

– Понимаешь, мы с Джуно подумали, что ты как-то связан с тем, что часы Шона – а он считает, что оставил их на бортике ванны, – оказались в квартире Бруно. Которая в то же время и квартира Вилла. Ну, Вилла – Распространителя Грез.

– Вот как? – Джей был, по своему обыкновению, немногословен.

Лидия горячо продолжала:

– Но вот в чем настоящая загадка – я познакомилась с Бруно только в пятницу вечером. Удивительное совпадение, правда? А он ирландец, понимаешь, ну вот, мы и подумали… – ее голос как-то сник.

– Так что же именно вы подумали? – глаза Джея вспыхнули гневом.

– Ну, что, может, вы с Бруно знакомы. Правда, он сказал, что нет.

– Он сказал правду, – глаза Джея напоминали две только что зажженные спички.

– Ну да, ты не знаком с Бруно, – Лидия прокашлялась. – Но зато ты знаешь Вилла.

– Я знаю о Вилле, – медленно поправил он.

Атмосфера все больше накалялась, Джуно стала собирать тарелки, чтобы вовремя передислоцироваться на кухню.

– Позволь мне уточнить, – Джей смотрел на Лидию сузившимися глазами. – Часы Шона пропали из этой квартиры, так?

– Да, – она кивнула, выражая полную готовность повторить вместе с ним еще раз весь ход рассуждений.

– А потом обнаружились в квартире какого-то парня – того самого, с которым ты начала встречаться, так?

– Да…

– Но этот парень ничего не может сказать насчет часов, кроме того, что они оказались у его мерзкого соседа по квартире в результате темных делишек, которые тот обстряпывает где-то на перекрестке, так?

– Ну, не совсем такими словами, он сказал немного не так. Он сказал…

– И вы решили, что я, выходец из нью-йоркских низов, украл эти часы и расплатился ими с этим, как вы его называете, Распространителем Грез. За что же я ему отдал часы, по-вашему? За информацию? За порошок? За билеты в партер на «Кошек»?

– Все это стоит подороже, чем поцарапанные часы Шона, – пробормотала Джуно, направляясь в кухню.

– Джуно! Иди куда шла или в задницу! – крикнул Джей.

Джуно, не оборачиваясь, прошествовала на кухню и там демонстративно громко стала мыть тарелки.

Спустя несколько секунд Джей возник рядом.

– Что ты ей наговорила обо мне?

– То есть? – она вышвырнула в помойное ведро остатки печенки.

– Ты сказала своей подруге, что я украл часы твоего брата? – шипел он.

– Нет, – проблеяла Джуно, глядя на подсохшее пятно колы у него на груди.

– А что ты ей сказала?

– Ну, часы Шона исчезли. А потом нашлись у Бруно. А он ирландец, как и ты, ну и…

– Что это за чушь? Я американец, а не ирландец, черт возьми!

Глядя, как он откидывает волосы со лба таким теперь знакомым, таким сексуальным жестом, Джуно вдруг осознала, что вся его ярость вызвана просто-напросто тем, что его скомпрометировали перед Лидией. И ей даже подумалось, что никакой он не террорист.

Она вздохнула:

– Да, мне тоже кажется, что все это притянуто за уши. Я так и сказала Лидии, но она почему-то убеждена, что за этим что-то кроется.

– О'кей, Джуно, – он устало потер глаза. – Вся эта паршивая история с часами меня не касается, я тут ни при чем. Я никогда не видел эти сраные часы и видеть их не хочу. Не приплетай меня больше сюда, и точка. А если в следующий раз захочешь распускать сплетни обо мне, то сначала проконсультируйся у адвоката, черт подери.

– Отвали, – сказала она, разозлившись.

– Того же и тебе желаю.

* * *

– Ты влюбилась в него, Джу! – Лидия бросила Джуно своего плюшевого ежика.

– Вовсе нет, – Джуно швырнула ежика обратно.

– Ну, а я влюбилась, – поймав ежика, Лидия поцеловала его в нос. – Обожаю решительных мужчин. А он ужасно серьезный и суровый, правда же?

Не очень подходящий разговор, подумала Джуно. На часах девять утра, начальник каждые две минуты бомбардирует ее сообщениями по электронной почте, вызывая к себе, и кидает на нее мрачные взгляды через жалюзи на стеклянной перегородке своего кабинета.

– Но ведь он был так груб с тобой – бросил одну посреди разговора. А уж меня-то чуть не убил.

– Ты же фактически обвинила его в воровстве и терроризме.

– Да, но о об этих проклятых часах заговорила ты, – Джуно с лихорадочной скоростью перебирала бумаги. – И вообще, ты не имеешь права влюбляться в Джея. А как же Бруно?

– Мне кажется, он становится немного навязчив, – Лидия сморщила нос. – И потом, я всего лишь сказала, что Джей мне понравился, я же не говорила, будто собираюсь что-то предпринимать. Да я с самого начала знала, что у тебя будет именно такая реакция. Ты сама без ума от него.

– Вовсе нет! – Джуно стиснула зубы.

– Следует ли из этого, что я могу приударить за Джеем?

Джуно пристально посмотрела на Лидию.

– Джуно?

Джуно подумала – а может, рассказать во всех подробностях о потерянных выходных своей легкомысленной, необузданной подружке, которая за час болтовни наверняка произвела на Джея большее впечатление, чем она за три дня со всей своей страстью.

– Джуно? – Лидия теребила ее, как очаровательный щенок, которому невтерпеж пошалить: передние лапы широко расставлены, глаза горят надеждой. – Почему ты молчишь? Ну скажи, можно мне поиграть с Джеем?

– Пожалуйста, не стесняйся, – Джуно пожала плечами. – Ну а сейчас, если ты не возражаешь, я пойду к шефу.

Когда через пять минут Джуно вернулась, она была так ошарашена, что даже мысли о Джее временно вылетели у нее из головы.

– Что случилось, Джу? – Лидия оторвалась от новой компьютерной игры, сменившей «Солитер».

– Я получила первое официальное предупреждение. Еще одно – и я вылечу отсюда.

– Предупреждение? За что? – Лидия была воплощенное негодование.

– Нарушаю сроки, небрежно набираю тексты, подрабатываю по совместительству для «Нью он санди» в рабочее время на рабочем компьютере, слишком долго обедаю, мало времени уделяю обдумыванию новых идей.

– Бедняжка Джу. Он просто сволочь. Ты работаешь как вол.

Джуно знала, что это не совсем так, но все же была благодарна Лидии за поддержку и поэтому ничего ей не сказала, хотя прекрасно понимала, что львиная доля вины в том, что она попала в немилость, лежит на Лидии. Именно Лидия не печатала вовремя тексты, затягивала обеды и отвлекала Джуно бесконечной болтовней. В те дни, когда Лидия отсутствовала на работе, Джуно успевала сделать вдвое больше. Но шеф обожал Лидию, просто помешался на ней. С его точки зрения, она все делала безупречно, а вот Джуно была ленива, недобросовестна и не справлялась с работой. Джуно понимала, что сама во всем виновата, – надо было проявить характер, приструнить Лидию, но она боялась, что это разрушит их дружбу.

– Послушай-ка, что я скажу, может, это поднимет тебе настроение. – Лидия скорчила смешную гримасу. – Я только что позвонила Джею, пригласила его посидеть где-нибудь вечерком, немного выпить, а он дал мне от ворот поворот. Сказал, что у него уже назначена встреча.

Джуно в ужасе посмотрела на нее:

– Что ты только что сделала?

– Предложила Джею встретиться – чисто по-дружески, у него ведь в Лондоне никого нет, ему, наверное, одиноко. Я подумала, что это будет благородный жест с моей стороны, – совершенно искренне говорила Лидия. Единственный человек на этом свете, которого она обманывала, была сама Лидия. – И вот, он сказал, что уже занят. Шустрый малый, правда? Интересно, кто она такая? Кого он уже успел тут подцепить?..

 

ГЛАВА 15

«Мой сосед по квартире – американец. Прошлым вечером я предложила приготовить ему ужин, – нет, не годится. Полное дерьмо!» – бормотала про себя Джуно, сидя в вагоне метро.

Кентиш-Таун. Следующая остановка Тафнелл-парк, а она все еще не придумала, как качать выступление. У нее была куча нового материала, но склеить его в единое целое никак не удавалось.

«Мой новый сосед по квартире – американец. Я с удивлением обнаружила, что он говорит на неизвестном мне языке. Как-то на днях он заявил, что хочет вступить со мной в оральный контакт. Я разделась, легла в постель, и тут выяснилось, что он просто-напросто хочет поговорить». Нет, боже мой, это еще хуже.

Джуно взглянула на часы. Боб велел быть в пабе в 19.30, а сейчас уже десять минут восьмого. Она слишком долго одевалась – как назло, выяснилось, что практически все ее платья сели, в общем, как-то уменьшились в размере. Джуно застревала в них. Она пыталась было убедить себя, что это цена, которую женщина платит за обладание фигурой в форме песочных часов: на пути к тонкой талии платье встречает препятствие в виде выдающейся части тела. Но тот факт, что трое брюк не застегивались на тонкой талии, опровергал эту теорию.

В панике Джуно схватила черное мини-платье из лайкры – оно обладало способностью растягиваться до любых размеров. Когда она садилась, платье аккуратно обтягивало складки на ее животе, и они становились похожи на сосиски в блестящей черной упаковке.

Кроме того, она забыла взять свой футляр. В принципе, это не большая проблема. Будучи рассеянной, она регулярно обнаруживала, приехав на выступление, что ее любимый аккордеон остался дома. В конце концов она научилась выступать без него ничуть не хуже – даже лучше. Но песни служили хорошим подспорьем в тех случаях, когда публика не откликалась на шутки, особенно при обкатке новой программы.

Бар «Треска и огурец» был заполнен на одну треть. Джуно обратила внимание, что в зале присутствовали только две женщины. Среди посетителей выделялось несколько, судя по всему, завсегдатаев.

– Привет, крошка, работаешь сегодня? – осклабился один из них.

– Да! – весело ответила Джуно и только потом сообразила, что он имел в виду.

Отшатнувшись к противоположному концу барной стойки, она обнаружила на стене несколько плакатов с обещанием: «СЕВОДНЯ ВЕЧЕРОМ РАЗВЛЕКАТЕЛЬНАЯ ПРОГРАММА», и сердце у нее екнуло. Внизу приписка: «Начало в 20.00», затем зачеркнуто и исправлено: «20.30». Списка выступающих не было, просто: «Знаменитый конферансье Боб Уэрт представляет самых популярных молодых комиков Лондона. Всю ночь севодня кружка пива за полцены».

Поднявшись на несколько ступенек, Джуно вошла в зал для выступлений. Это было небольшое, еще более мрачное, чем основной зал, помещение с нависающим потолком и мини-баром. Перед наскоро сделанной маленькой черной сценой с микрофоном стояла дюжина столиков, только три из них были заняты. За одним обнималась молодая парочка. За другим, ближайшим к сцене, обосновалась группа гогочущих парней. Свистуны. Джуно поежилась. Она эту породу узнавала за версту, и, судя по шеренге пустых стаканов, ребята хорошо разогрелись перед грядущей словесной перепалкой.

– Джуно, черт тебя дери, ну наконец-то! – из-за самого дальнего столика в темном углу выскочил Боб. Он обнял Джуно и потащил к себе в полумрак.

– События принимают дурной оборот, – шептал он ей на ходу. – Мы все хотим отказаться, но Фрэнк настаивает на этой мерзости. Он поклялся хозяину, что выступление состоится.

Сидевший за столиком Фрэнк оказался промоутером. Это был бородатый проныра, увешанный золотыми цепочками. Он приподнялся за столиком навстречу Джуно:

– Джуно, очень рад. Вообще-то я терпеть не могу женщин-комиков, но Бобби так расхваливал мне тебя, что я решил дать тебе шанс. Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Если ты мне понравишься, мы поладим. Ты пьешь?

– Да, «Будвар», пожалуйста.

Он направился к бару прыгающей петушиной походкой. Джуно в замешательстве посмотрела на Боба:

– У меня такое чувство, что я его где-то видела.

Боб подмигнул:

– А разве я тебе не говорил, что это шоу Гарри Фрэнкела?

– Бог ты мой! – Джуно чуть не упала со стула. – Нет, ты не говорил. Так этот Фрэнк и есть Фрэнкел?

– Он самый.

– Однако!

Джуно посмотрела на Фрэнка, который заказывал выпивку и одновременно громко говорил по мобильному телефону, прищелкивал пальцами и был преисполнен сознания собственной важности. В нем бурлило столько энергии, что хватило бы для обеспечения топливом небольшого городка. Гарри Фрэнкел был одним из самых опытных и преуспевающих промоутеров клубного шоу-бизнеса: он организовывал развлекательные программы для пабов, частных клубов, малых сцен по всему Лондону. Он был известен своей неприязнью к женщинам-комикам, неграм-комикам, геям-комикам, персонажным комикам – Джуно подозревала, что он ненавидит комиков вообще. Джуно с презрением относилась к его славе и ко всему, что он делал, но спору нет – он был одной из самых влиятельных фигур, диктующих законы на нижних этажах шоу-бизнеса.

– Мне потребовалось все мое красноречие, чтобы он согласился включить тебя в сегодняшнюю программу, – рассказывал Боб. – Тем более, что он никогда не видел тебя в деле. Зато он много слышал о твоем бешеном успехе в прошлый раз. Он заявил, что это его давнишнее убеждение: сочетание комической репризы и стриптиза является оптимальным для современного кабаре. Поэтому в знак особого расположения он выпустит тебя. Знаешь кого-нибудь из этой компании? – и Боб кивнул в сторону сидевших за отдельным столиком участников программы.

– Да, всех. Привет, мальчики.

– Привет, Джуно, детка, – я слышал, ты сегодня показываешь стриптиз? – обратился к ней Гари Блумфилд, который вне сцены вызывал гораздо больше смеха и симпатии, чем на сцене. Джуно надеялась, что Гари, обладавший свойством усыплять публику, не будет выступать сегодня первым номером.

– Привет, Гари. Да вот, снова буду обнажаться перед вами. Хорошо, что эта шутка еще не очень поистерлась, правда? – беззаботно ответила Джуно.

– Да, да, – Гари уставился на ее грудь, детально обтянутую лайкрой. Джуно нервничала, и от возбуждения соски торчали, как вишенки на торте.

– А народ-то собирается, мальчики – и девочка! – радостно объявил Фрэнк, подходя с подносом, уставленным бутылками и бокалами. – Внизу очередь за билетами, и даже эта лысая сучка их не отпугивает – это я про твою подружку, Ферджи, голубчик.

– Слушай, ты, кретин. Во-первых, Милли не сучка. Во-вторых, очередь, наверное, стоит в уборную – она как раз рядом, – пробурчал Ферджи Уолт, шотландец и панк, чей анархический юмор если не все, то многие находили неприемлемым.

– Погоди, погоди, – Фрэнк улыбнулся, обнажив зубы, большие и желтые, как у ламы. – Еще полчаса, и здесь все будет переполнено.

– А я уже переполнен, – вставил Пит Дженкинс, симпатичный преподаватель английского языка и литературы, склонный себя недооценивать. Его нервозная манера и деликатный юмор были слишком изысканны для пьяной, улюлюкающей публики, и, несмотря на остроумные наблюдения и удивительное чувство абсурдного, он часто терпел провалы. – Пойду пописаю.

Отлично, думала Джуно, снимая стакан с горлышка бутылки, которую Фрэнк поставил перед ней. Я попала в компанию комиков-женофобов, никого из которых не нахожу смешным, если не считать Боба, во главе с промоутером, который мог бы завалить меня работой выше крыши, так что я ушла бы из редакции, при условии, конечно, если стану первой женщиной, которую он сочтет занимательной на сцене. Отставив стакан в сторону, она сделала огромный глоток прямо из бутылки и чуть не подавилась.

– Взял для тебя фруктовое, – Фрэнк похлопал ее по колену, садясь на стул рядом. – Терпеть не могу, когда девушки пьют пиво. Итак, не знаю, предупредил ли тебя Боб, но я категорически против всей этой похабщины. Я не хочу, чтобы ты говорила о сексе, о критических днях, о женских проблемах, а вот шутки по поводу липшего веса будут очень кстати. Короче, оставь всю грязную работу мужчинам. Между прочим, у тебя на колготках дырка. Надеюсь, ты взяла запасную пару – переоденься, пока есть время. – У него зазвонил мобильный телефон. – Погоди минутку.

– В каком порядке выходим? – Джуно увидела в руках у Боба листок с пометками.

– А какой ты бы хотела выйти? – Боб улыбнулся и достал ручку.

– Предпоследней, – Джуно воспрянула духом.

– Черт, а я-то надеялся, ты скажешь – первой, – он спрятал ручку за ухо. – Потому что ты должна выйти именно первой.

Она хотела заехать ему по башке бутылкой, но передумала, потому что слишком сильно нуждалась в ее содержимом. Выходить первым номером программы – хуже этого ничего не придумаешь, потому что нужно одновременно и разогреть публику, и проверить ее на реакцию, и принять на себя первые удары, как мальчик, точнее, девочка для битья. Джуно давно заметила, что в программе, составленной из исполнителей-мужчин, эту роль, требующую героизма и мужества, обычно предоставляют единственной женщине, если таковая имеется.

Гари и Ферджи язвили по поводу ревю, которое состоялось в понедельник вечером в «Финнеганс Вэйк». Это была сцена, на которой многие известные комики проверяли свой новый материал на второсортной публике, чтобы выяснить – работает или нет, внести коррективы и потом уж выйти на публику избранную.

Джуно терпеть не могла этих разговоров. Именно по этой причине она совершенно сознательно опаздывала, стараясь прийти за несколько минут до начала программы. Прокуренная, нервозная, ожесточенно-раздраженная атмосфера гримерки или того, что ее заменяло, всегда выбивала ее из колеи. Сплетни, ядовитые шуточки, ребячливое подтрунивание друг над другом для многих являлись необходимым компонентом разогрева перед выступлением, но Джуно не желала принимать в этом участие. К тому же в этих разговорах принято было хвастаться количеством полученных приглашений, турами по университетам, работами на радио, а подчас, правда редко, и на телевидении. А у Джуно все планы на будущее, как правило, не простирались дальше ближайшей недели. Кроме того, комики-мужчины были убежденными женоненавистниками, и поэтому Джуно часто исключалась из разговора. Если в шоу участвовала еще одна женщина, они общались друг с другом. Вечера же такие, как этот, обычно сулили ей полную изоляцию.

Публика с билетами начала наконец собираться. Хотя свободных мест было по-прежнему предостаточно, по крайней мере шесть столиков оказались заняты, и бармену приходилось заполнять пивом несколько кружек одновременно: у бара образовалась небольшая очередь из жаждущих. Джуно с тревогой отметила, что шумная компания свистунов заказала по две пинты на брата.

До 8.25 Фрэнк сделал еще несколько телефонных звонков, Пит Дженкинс еще несколько раз сходил в туалет, заслужив от коллег соответствующее прозвище, а Боб распечатал новую пачку сигарет.

Джуно нервно теребила дырку на колготках, так что та вдвое увеличилась и от нее стремительно поползли стрелки. Подтянув платье вниз, Джуно убедилась, что срамную дырку прикрыть не удастся. Ничего другого не оставалось, как снять треклятые колготки и появиться перед публикой с не слишком-то длинными голыми ногами, покрытыми искусственным загаром.

– Отлучусь в туалет, – Джуно начала выбираться из-за столика.

– Только не задерживайся, ягодка, через пять минут начинаем, – вслед ей крикнул Фрэнк. – Заодно переодень колготки, договорились?

Джуно вышла. Бритоголовая девушка (подружка Ферджи, оказывается) продавала жетоны для туалета и читала толстую книгу под названием «Дидактическая полемика в английской литературе 1947–1980 гг.».

В туалете Джуно стянула колготки и швырнула их в мусорное ведро, затем посмотрела в зеркало. Платье и впрямь было очень тесным – просто трещало по швам. А что, если Фрэнк заставит ее делать стриптиз, подумала она. Ну и пусть, зато это фантастический шанс. Лишь бы только Лулу или Триона пришли поддержать ее.

– Я живу в одной квартире с американцем. На что это похоже? Как вам объяснить – представьте, что вы живете с канадцем, у которого ампутировано чувство юмора, – сказала она и скорчила рожу своему отражению. – Не годится. Слишком тонко. Где тонко, там и рвется.

Она наложила на губы еще один слой ярко-розовой помады и сделала еще одну попытку:

– Я живу с очень домовитым террористом из ИРА, он американец…

Когда на обратном пути Джуно проходила мимо лысой девушки, та обратилась к ней:

– Простите, вы Джуно Гленн?

– Лучше бы я ею не была. В чем дело? – Джуно заметила, что книга открыта на той же странице.

– Тут приехали ваши друзья, они искали вас.

– Отлично, – Джуно приободрилась. Она подумала, что прибыла Триона со своей шайкой.

– Надеюсь, дальше будет интереснее, – Джуно кивнула на книгу.

Войдя в зал для выступлений, Джуно едва успела краем глаза заметить подружку своего брата, отходившую от барной стойки, как тут же была сметена, будто ураганом, порывом обращенной на нее энергии возбужденного Фрэнка.

– А я уж думал, ты сбежала. А теперь дыши глубже – у нас в зале VIP-персона. Не буду говорить, кто именно, чтоб ты не дергалась, – а то вы, девочки, сразу начинаете нервничать при знаменитостях. И помни, что я говорил: никаких тампаксов, никаких ругательств на сцене. Предоставь это мужчинам. У тебя все должно быть чистенько и красиво. Погоди минутку, – зазвонил мобильный, и Фрэнк вступил в разговор.

Прямо перед собой Джуно увидела Триону – она сидела за столиком слева от сцены. С ней пришла ее подруга Суши, а также Барфли и Хорс – закадычные друзья Шона. Барфли был крепкий, мускулистый и напористый, Хорс – высокий, долговязый и начисто лишенный как физической силы, так и агрессивности. Барфли знал о криминальных кругах больше, чем компьютер Главного полицейского управления, но при этом ни разу не сидел в тюрьме. Хорс отсидел три года за хранение героина с целью распространения. Они любили друг друга, как братья, почему – Джуно не понимала. Рядом с Трионой сидел еще один человек, разглядеть которого Джуно не удалось – его загораживала зеркальная колонна. На столике стоял целый лес бутылок «Будвара», а в центре – бутылка текилы. Джуно потягивала свое сладкое фруктовое пойло, и больше всего на свете хотела сейчас оказаться вместе с ними. Пит повернулся к ней:

– Ты знаешь, кто сегодня в зале? Пирс Фокс. – Он вытер пот с верхней губы. – Пришел, пока ты была в туалете.

Джуно застонала от удовольствия:

– Это твоя самая удачная шутка, Пит!

– Благодарю. Посмотри на столик у бара и убедись своими глазами.

Джуно впилась глазами в чем-то знакомую рыжеволосую фигуру мужчины за маленьким столиком у задней стены. Он приподнял бокал с вином и критически рассматривал его на просвет.

– И правда, он, – с трепетом признала Джуно. – Какого черта ему здесь понадобилось? Он же имеет дело с кинозвездами и супермоделями, а не с несчастными комиками.

– Я его пригласил, – небрежно бросил Гари. – Я послал ему десять минут девятого очень убедительное приглашение, ясно? Полагаю, он слышал о моих успехах – вот и разыскал.

Пирс Фокс был одним из самых выдающихся рекламных агентов современности. Недавно Джуно читала о нем большую статью в «Санди таймс», знала, как и все, огромное количество циркулировавших о нем слухов, например, как однажды к нему обращалась Мадонна; не далее как на прошлой неделе Джуно видела его фото в «Чирз!» – он чокался на премьере с Брюсом Уиллисом.

Каждый мечтал о том, чтобы его персону представлял Пирс Фокс. Он мог сделать имя кому угодно – старлетке, политику, писателю, фотомодели и тому, кто хотел быть известен просто своей известностью.

Джуно с благоговейным страхом уставилась на него, ломая голову над тем, что же привело его в этот паб. Это было все равно, что встретить Ивану Трамп в закусочной быстрого питания. Но времени на построение гипотез у нее практически не оставалось, потому что Боб со свойственной ему стремительностью уже взлетел на сцену и выдернул микрофон из стойки, словно это был зверь, готовый вцепиться ему в глотку.

– Добрый вечер, леди и джентльмены. Меня зовут Боб Уэрт, и я рад приветствовать вас на нашей программе «Машина смеха» в Тафнелл-парке, – на всякий случай он сделал секундную паузу – но аплодисментов не последовало, и он продолжал своей отрывистой скороговоркой, пародирующей кокни:

– Прежде чем я представлю вам первый номер нашей фантастической программы, позвольте мне задать вам один вопрос. Всего лишь один – не пугайтесь.

Пока Боб раскачивал публику, Джуно смеялась, судорожно курила и изо всех сил старалась не слушать его. Нужно придумать свою первую реплику. Потому что этот момент все ближе, он неотвратим, она знала по опыту. И надеялась, что выброс адреналина заставит работать ее мозг и слова, которые она сейчас безуспешно ищет, придут сами собой. Надо вот только первую фразу… Теперь ей было плевать на Гарри Фрэнкела. Что значит Фрэнкел, когда в зале сидит сам Пирс Фокс?

Она перевела взгляд и заметила, что Пирс Фокс смотрит в ее сторону. Взгляд его проницательных зеленых глаз, говоривших «меня не проведешь», будто хлестнул ее по лицу. «Черт возьми, я вас всех сделаю! Вот только поймаю первую фразу!» – пронеслось в голове у Джуно, и тут она услышала:

– …несмотря на это, она не бросила свою дневную работу.

«Господи, это обо мне. Мой выход!» – Широко раскрытыми глазами Джуно смотрела на сцену, которую Боб уже готовился покинуть. «Ни первой фразы. Ни единой мысли. Мой выход».

– Позвольте представить нашу великую – просто огромную – бесподобную Джуно Гленн!

Она как пуля пролетела мимо пустых столиков к сцене, понятия не имея, что она скажет через секунду. Сердце стучало, голова молчала. Пирс Фокс смотрит. Гарри Фрэнкел смотрит. У нее нет первой фразы. Ее платье вот-вот лопнет по швам. Пот льет изо всех пор. Тушь размазалась под глазами. Когда она взяла микрофон, ее ладони были липкими от пота.

– Привет и добрый вечер! На прошлой неделе у меня появился сосед по квартире, – произнесла она низким грудным голосом, каким предлагают секс по телефону. Она смотрела в глаза зрителям, словно была их закадычной подружкой и ей не терпелось поболтать с ними по душам. – Он из Нью-Йорка, и, естественно, не говорит по-английски. Будучи американцем, он изъясняется на трансатлантическом диалекте. Сегодня утром он попросил меня «эвакуировать из помещения биоразлагающиеся вещества, временно сосредоточенные в отсеке для сбора отходов жизнедеятельности». Естественно, я опорожнила помойное ведро, – она сделала паузу для пущего эффекта, – ему в трусы. Там еще оставалось место для бумаг и бутылок, но я экологически грамотна и сдаю их на повторную переработку.

Джуно окинула взглядом зал, оценивая первую реакцию. Публика была доброжелательной и отзывчивой, но пока не поймала ее волну. Обнимающаяся парочка пристально изучала глаза друг друга, словно два офтальмолога. Фрэнк снова кивал в свой телефон. Пирс Фокс нажимал на клавиши электронной записной книжки. Парни за передним столиком переговаривались между собой, показывая на ее ноги, которые оказались прямо у них под носом. Джуно вошла в азарт и сорвалась с привязи. Она заставит их забыть о своих делах, они будут только слушать, слушать ее и просить добавки.

– Все знают, как американцы обожают свои пистолеты. А ведь пистолет не что иное, как заместитель пениса, давайте посмотрим правде в глаза. И не потому ли американцы так обожают свои пистолеты, что уж они-то всегда действуют безотказно, если нужно уложить женщину на обе лопатки?

Сработало. Они среагировали. Они бросили ей спасательный круг, разразившись дружным громким смехом. Они никак не ожидали от этой симпатичной улыбчивой девчонки с ямочками на щеках ничего подобного. Она предложила им нечто совершенно неожиданное, и они вознаградили ее за храбрость.

– Вы только подумайте, сколько преимуществ у пистолета по сравнению с другим орудием, простите, оружием, – продолжала она с невозмутимым видом. – Он безотказен, он в любой момент готов к употреблению, для его перезарядки достаточно считанных секунд.

Гогот и возбуждение в зале усилились. Джуно бросила победный взгляд в сторону столика Трионы. Ей показалось, что на дерзком лице ее приятельницы написано замешательство, но тут из-за переднего столика раздался выкрик:

– Достань свои титьки!

Она ласково улыбнулась в ответ:

– Зачем? Разве вы еще не вышли из возраста грудного вскармливания? Как трогательно!

Вспышки восхищенного смеха в зале – это все, что требовалось, чтобы пришпорить ее.

– Мне кажется, правительство делает большую ошибку, накладывая запрет на ношение оружия. Скорее стоило бы запретить ношение пениса моему соседу по квартире. Кстати, они очень похожи друг на друга. Оба коротенькие и тупые, – очаровательно улыбаясь, она дождалась, когда смех затихнет. – Вы, наверное, спросите, откуда мне известны такие подробности. Все очень просто. Однажды он зашел в гостиную, когда я читала статью в «Космо» о том, как обольщать мужчин, – она понизила голос до интимного, сексуального мурлыканья. – Я взглянула на него и скомандовала: «Пожалуйста, сними бюстгальтер… чулки… и трусики…» – Последовала пауза удивления, готовая взорваться смехом: аудитория живо представила себе американца, срывающего с Джуно все перечисленное. Джуно спокойно закончила:

– После того, как он это исполнил, я сказала ему: «И больше никогда не разгуливай в моем нижнем белье!».

Взрыв смеха действительно последовал, да еще какой. Фрэнк размахивал руками, как регулировщик, жестами требуя, чтобы она сменила тему. Но куда там, Джуно не обращала на него внимания.

Она снова посмотрела на столик Трионы и увидела Барфли, у которого от смеха аж слезы выступили. Хотя он в течение многих лет был преданным поклонником Джуно, на него куда большее впечатление производила ее грудь, чем ее юмор, поэтому она привыкла к его более спокойной реакции на свои шутки. Реакция столь бурная была неожиданной и, по правде говоря, насторожила Джуно. Она перевела взгляд на Триону и была поражена выражением ледяного осуждения на ее лице.

За зеркальной колонной, почти не глядя на сцену, сидел Джей. Всем своим видом он показывал, что ничего не слышит и не видит, но желваки скул знакомо подергивались. Джуно вздрогнула и почувствовала, что микрофон скользит у нее из рук, словно жирная рыбина.

Смех тем временем затих. Она понимала, что не должна терять ни минуты. Залу нужно срочно бросить наживку, чтобы не упустить его. Пересохшим ртом она втянула в легкие шершавый шарик воздуха и безнадежным взглядом обвела аудиторию.

К ее ужасу, Пирс Фокс теперь сосредоточил все свое внимание на ее персоне и не сводил застывших глаз с ее горящего лица – ее словно обдало холодком ментола. Взглянув на него, она, как загипнотизированная, уже не могла отвести взгляда.

На самом деле молчание длилось несколько секунд, но Джуно показалось, что за это время она бы успела сварить яйцо вкрутую, порезать его тонкими ломтиками, выложить поверх блюда и украсить цветочками, выдавленными из тюбика майонеза. Пот струился у нее по вискам. Публика между тем начала ерзать в недоумении. Джуно поежилась. Кто-то кашлянул. Джуно тоже прокашлялась. Наконец она перевела взгляд с Пирса на Джея – тот перестал изучать носки собственных ботинок и смотрел прямо на нее, на лице полное отсутствие интереса.

Затем Джуно взглянула в зал, удивляясь, что, несмотря на затянувшуюся паузу, он все еще хранит ей верность, похрустывая чипсами, хотя, может статься, теперь народ ждет, что станет свидетелем ее позора.

Джуно снова прочистила горло. Она уже хотела поставить заезженную пластинку о «чокнутой ирландской бабушке» и выдавить из аудитории хоть каплю смеха, но тут на помощь ей пришли парни-свистуны:

– Ты дерьмо!

Джуно побледнела, но обрадовалась тому, что положен конец тишине, ставшей невыносимой.

– Прошу прощения, – она прибегла к стандартному ответу, припасенному у нее на такой случай. – Но если вы заглянете в учебник биологии для начальной школы, то обнаружите подлинный смысл вашего заявления, а именно: вы сейчас мне сообщили, что на восемьдесят процентов я состою из воды, на пять процентов из кальция и только на два процента из твердых шлаков.

Реакции не последовало. Эти недоучки потягивали пиво и скрипели стульями. С упавшим сердцем Джуно поняла, что потеряла их. Как проигравшего гладиатора, они приговорили ее к смерти и теперь ждут только кровавой развязки.

Она хотела что-то сказать, чтобы вернуть их расположение, сделать своими союзниками. Если бы она не забыла аккордеон, она бы спела. Да даже и без пения, ей не раз случалось выходить победителем из таких безнадежных ситуаций. Но сегодня было совсем другое дело, и Джуно это прекрасно понимала. Если бы она выступала со своей старой программой, вернуть аудиторию было бы гораздо проще: ее юмор был добрым, она всегда высмеивала только себя, поэтому зрители симпатизировали ей и в то же время чувствовали, что говорит она о каждом из них, об их жизни. Публика никогда не боялась ее. Сегодня же она попробовала другую тактику – решила добиться смеха, дразня, провоцируя и шокируя. По опыту она знала, что такая манера общения с залом требует жесткого, почти пулеметного ритма, безостановочного темпа и железных нервов. И ей бы все удалось, если б она не увидела в зале Джея…

Вдруг ее охватила ярость. Она проклинала себя за то, что плохо рассчитала свои силы и попала в это унизительное положение, и ненавидела Джея за то, что он находится в зале, а Триону за то, что та привела его. Ей хотелось запустить микрофоном в безмозглых идиотов за первым столиком, приказать обнимающейся парочке сложить руки на коленях, одернуть стайку хихикающих девчонок, бросить в лицо Фрэнку, что он мерзкий сексист, наорать на Боба за то, что он поставил ее первым номером в этой проклятой программе. А больше всего ей хотелось залить в глотку Пирсу Фоксу бокал вина, стоявший перед ним не тронутым.

И тут она ощутила, как по жилам разлилось сверхъестественное спокойствие, словно передозировка адреналина заморозила ей нервы. Она широко улыбнулась, очень медленно поднесла микрофон к губам и, уверенно глядя в зал, заговорила низким чарующим голосом:

– А слышали вы когда-нибудь историю об одной артистке, которая выбирает мужчину из числа зрителей в зале, приводит его к себе домой, густо намазывает «Нутеллой» и приглашает своих подружек, одиноких красавиц, отведать это лакомство? Нет, не слыхали? Тогда сейчас своими глазами увидите, как это бывает.

Ее обворожительная улыбка стала еще шире, когда она до конца осознала, что, по сути, играет в русскую рулетку, а на кон поставлены ее будущая карьера, ее достоинство, ее репутация. Но выбора не оставалось. Ее обычная манера не сработает сейчас, после того, как она начала столь дерзко и затормозила столь резко. Теперь они среагируют только в том случае, если она угостит их чем-нибудь покрепче, другого выхода нет.

– Я думаю, вы гадаете, кто же будет этот счастливчик? Будет ли это Генри, наш швейцар с прекрасными манерами, или Боб, ведущий нашего вечера, который считает, что я великолепна? Нет, это будет кто-либо из вас. Возможно, ты, – она указала на парня, который недавно крикнул «дерьмо»: он струсил и уставился в кружку пива. – Как ты считаешь, может ли тебе сегодня вечером улыбнуться удача?

Джуно пересекла священную черту и спустилась со сцены в зал. У нее было такое чувство, словно она одним прыжком одолела бездонную пропасть:

– В жизни мне нравится все простое, – она подошла к избранной ею жертве и плюхнулась ему на колени. – Может быть, поэтому меня так тянет к тебе. Поверь мне, уж я-то знаю, как сделать мужчину счастливым, – сказала она с интонацией Мэй Уэст и погладила его по щеке. Он вздрогнул, вызвав смех своих приятелей. – Но ты не мужчина, ты еще мальчик, поэтому, я думаю, нам следует подождать. Если в течение ближайших пяти минут я замечу, что ты дозрел, то вернусь к тебе, обещаю, – подмигнула она. – Но среди нас есть настоящий мужчина, просто выдающийся экземпляр!

И Джуно переключилась на Барфли, который не сводил с нее удивленных глаз.

– Бьюсь об заклад, что сегодня вечером запах твоих феромонов могут обонять даже в Кенте.

Она отчетливо услышала шепот Трионы: «Какая бешеная муха ее укусила!»

Но остановиться было уже невозможно, и под одобрительное гиканье довольной публики Джуно продолжала нести околесицу. Зрители все больше оживлялись. Их будоражило зрелище артистки, которая преодолела прозрачную стеклянную стенку, всегда отделявшую зал от сцены, и перескакивает с колен на колени. При этом у Джуно появилась возможность использовать свой старый материал, приспосабливая его к конкретным персонажам из зала. Она начала с Барфли потому, что была уверена – он не обидится на нее.

Выбранная ею тактика сработала даже лучше, чем она предполагала. Через пять минут парни за первым столиком уже снова визжали от ликования, неразлучная парочка расцепилась-таки и от смеха пускала пузырьки в свои бокалы, хихикающие девчонки стали ее лучшими подружками, а Фрэнка чуть не хватил удар.

И вот она стояла посреди зала, за ней тянулся хвостом провод от микрофона, а она не могла выбрать – кто следующий. Она медленно переводила взгляд с Пирса Фокса на Джея и обратно. У обоих были совершенно непроницаемые глаза. Оба сохраняли ледяное безразличие посреди шабаша, который она учинила в этом сомнительном заведении. Оба совсем не годились для ее целей – могли оскорбиться, уйти из зала или устроить скандал и спутать ей все карты. Но Джуно пошла ва-банк. Надо только выбрать, что сейчас поставить на кон – сердце или карьеру.

Джуно решила рискнуть сердцем. Она направилась к сцене, словно бы намереваясь туда вернуться, но потом резко повернула направо и проворно села на колени Джею. Охватив свободной ладонью его окаменевшее лицо, она обратилась к нему, интимно дыша в микрофон:

– А тебя, рыжик, как зовут?

Он продолжал смотреть в сторону, но она заставила его повернуться.

– Прости, я не расслышала, – и она прижала ухо к его холодным неподвижным губам. – Ах, Джей! Американец, – торжественно объявила она аудитории. Та послушно засмеялась, находясь в ее полной власти.

– Послушай, Джей, солнышко, если ты пойдешь со мной сегодня вечером, я буду просто целовать землю, по которой ты ступаешь, – она осеклась, потому что в ее словах не слышалось иронии. Они прозвучали как горькое, безнадежное признание. – Впрочем, это опасно. Могу тебя отравить за ужином. Знаешь, я ведь чудовищно готовлю, – с горем пополам закончила она, снискав-таки улыбки своих новых поклонников.

Джей оставался недвижим, словно мраморная статуя. Она посмотрела ему в глаза, словно умоляя о прощении, и привстала с его колен, чтобы уйти, но тут он схватил ее за руку:

– Ты грязная дешевка, – прошипел он. Джуно зажмурилась, словно ей в глаза сыпанули перца. Его рука, как клещи, сдавила ее запястье.

– Нет ли в зале переводчика? – тихо спросила она. Публика, все еще бывшая на ее стороне, зашумела одобрительно.

– Триона сказала, что мне стоит прийти сегодня вечером, – он шептал так тихо, что микрофон не улавливал его голос. – Она сказала, что у меня сложилось о тебе превратное мнение, что ты выдающаяся личность. Я и впрямь чуть было не подумал, что ошибался на твой счет, – и он едва не столкнул ее с колен.

Повернувшись к зрителям, Джуно пояснила:

– Джей сказал мне по секрету, что у него есть хороший друг Эрик, который приготовил макароны с сыром и ждет его к ужину, так что кандидатура Джея, видимо, тоже отпадает.

– Минуточку! А как там поживает наш малыш? – и она устремилась к переднему столику, за которым сидела самая первая ее жертва. Не успела она наклониться, как получила весьма полновесный поцелуй – его язык ворвался ей в рот, она поспешила отстраниться и, вытирая губы, сказала:

– Bay! Должна признаться, что это было очень… мокро. Судя по всему, ты перецеловал на своем веку столько женщин, что мог бы это делать с закрытыми глазами.

Она поднялась на сцену и, прикрепив микрофон к стойке, поблагодарила аплодировавших зрителей:

– С вами была я, Джуно Гленн. Со мной были вы, мои зрители. Думаю, нам нужно чаще встречаться. Благодарю вас и доброго вам вечера.

Спустившись со сцены и проходя мимо первого столика, она прихватила свою красную, как помидор, жертву и потащила за собой к пожарному лифту. Реакция для столь небольшого зала была просто оглушительной. Она разобрала даже крики: «Еще!» за спиной.

В коридоре она сказала:

– Огромное тебе спасибо, ты большой молодец. Я поставлю тебе пинту пива. Прости меня за все, – и, не оборачиваясь, она пошла к туалету.

– Погоди минутку! – крикнул он ей вслед, но она уже захлопнула за собой дверь.

 

ГЛАВА 16

Слезы хлынули у нее из глаз, будто прорвало плотину. Она закрыла глаза пальцами, но слезы просачивались сквозь них и стекали вдоль носа по губам, по горлу прямо на проклятое платье из лайкры.

– Джуно! Джуно! Где ты там? Выходи, – Триона колотила в дверцы кабинок, как тюремный надзиратель.

Джуно приложила к глазам по пучку туалетной бумаги и как следует их промокнула.

– Там восемнадцатилетний мальчик не отходит, твердит, что хочет взять у тебя номер телефона, – громко объявила Триона с холодным осуждением в голосе.

– Джуно, выходи же наконец. Я хочу знать, что происходит. У тебя нервный срыв?

Джуно печально улыбнулась сквозь слезы. Как это характерно для Трионы – предположить, что у Джуно нервный срыв после неудачного выступления.

– Я в полном порядке! – Джуно выскочила из кабинки с наигранной веселостью на лице и в голосе.

– Это просто замечательно! Потому что Джей вне себя, Барфли убежден, что свел тебя с ума, Хорс хочет устроить тебе разборку, а я не прочь тебя пристрелить. Неплохой результат, не так ли? – Сделав паузу, Триона окинула ее критическим взглядом. – Ты выглядишь ужасающе.

– Спасибо на добром слове, – Джуно подмигнула своему отражению в пятнах туши на покрасневшем носу.

– Скажи, пожалуйста, в какую игру ты играла сегодня вечером? Сначала ты несешь всю эту оскорбительную чушь с намеками на Джея, потом начинаешь тянуть невозможную тягомотину в духе Мэй Уэст. Я никогда не видела тебя в подобном безобразии.

– Я просто хотела попробовать что-нибудь новенькое, – пожала плечами Джуно, плеская холодную воду себе в лицо. – И между прочим, это сработало, разве не так? Все смеялись.

– А теперь ты выплакиваешь глаза тут в уборной. Я не понимаю тебя, Джуно. Раньше твои тексты были всегда смешными. Твой новый путь чертовски опасен. Тебе крупно повезло, что тебя не побили.

– Всем же понравилось.

– А Джею нет, – холодно отрезала Триона. – И мне нет. Я нахожу это безвкусным, вульгарным и непристойным. Люди смеялись не только вместе с тобой, но и над тобой.

Из глаз Джуно снова хлынули слезы. Горячие и соленые, текли они по распухшему лицу.

– Ты же такая светлая, добрая, веселая, – Триона приблизилась к ней. – Я просто не понимаю, какой бес в тебя вселился.

– Джей, – бессильно ответила Джуно.

– Почему ты его так ненавидишь? Я думала, он преувеличивает, когда твердит, что ты его ненавидишь. Но теперь я понимаю, что он имел в виду. Ты сегодня возмутительно издевалась над ним. Я даже не предполагала, что ты можешь себя так вести.

– Откуда я знала, что ты приведешь его сегодня, – взвыла Джуно. – У меня был новый материал, я хотела его опробовать. Мой номер практически провалился, когда я увидела Джея. Я ни за что не стала бы говорить о соседе-американце, если бы увидела его раньше. К тому же для комика нет ничего святого. Ты же знаешь, как часто я всему свету рассказывала о себе, если считала это смешным, или о Шоне и его друзьях, да и о тебе тоже.

– Это совсем другое. Все твои истории обо мне, или о Шоне, или о других членах твоей семьи всегда были добрыми и ироничными, и за ними всегда стояли реальные события. Сегодня же ты опустилась до грубого зубоскальства – это низшая форма юмора.

Джуно понимала, что ее приятельница права, но из гордого упрямства она отказывалась это признать. В конце концов, ей удалось произвести здесь пусть небольшую, но сенсацию.

– Благодарю, что ты поделилась со мной своими соображениями о принципах комического в искусстве. Я буду всегда сверяться с ними прежде, чем рассказать анекдот за обедом. Ни единого упоминания о пенисах американцев больше не сорвется с моих губ.

– Не сердись на меня, Джуно, – Триона задумчиво посмотрела на нее и устало потерла лоб. Прости, что я наехала на тебя, но ты меня совершенно огорошила сегодня. Я согласна, ты имела успех, публика влюбилась в тебя. Просто я не узнаю тебя, вот и все.

– Хочешь правду? – Джуно стерла размазавшуюся помаду. – Я и сама себя не узнаю. Вот поэтому и плачу. Ты не представляешь, как это ужасно – выйти на сцену и там обнаружить вместо себя совершенно незнакомого человека, который просто натянул твое платье.

– А что с Джеем? – заботливо спросила Триона.

– А что с Джеем? – переспросила Джуно, гадая, известно ли что-нибудь Трионе о потерянных выходных.

– Я про вашу вражду. За ней ничего не стоит, кроме того, что ты его отравила, а он считает тебя неряхой? За ней не стоит ничего больше?

– Он считает меня неряхой? Он так и сказал?

– Между вами ничего не произошло? – Триона проигнорировала ее вопрос. – Джей говорит, что у вас личные разногласия.

Когда они вернулись в зал, выступление Пита Дженкинса уже закончилось и на сцене снова был Боб: он объявил перерыв на двадцать минут.

Размышляя, как ей поступить, – присоединиться к коллегам-комикам или хорошенько выпить, Джуно заметила, что с одной стороны на нее смотрит Фрэнк с яростью, а с другой – новый обожатель с надеждой.

– Пойдем, посиди с нами, – Триона сжала ее руку.

Но Джуно решила, что лучше она предстанет перед искаженным лицом Фрэнка, чем перед каменным лицом своего разгневанного соседа по квартире.

– За всю жизнь мне не приходилось вытерпеть столько стыда во время выступления. Я не стал бы с тобой вообще разговаривать, но должен тебе заявить: пока я живу на свете, пока я дышу, я тебя даже близко не подпущу..

– Позвольте вас прервать, – посреди этой филиппики раздался спокойный ясный голос.

– Не позволю! – оборвал Фрэнк и только потом посмотрел на обратившегося. Рядом стоял Пирс Фокс.

– В таком случае, приношу свои извинения, – Пирс холодно улыбнулся Фрэнку и перевел взгляд на Джуно. – На меня произвело большое впечатление ваше сегодняшнее выступление. Буду очень рад, если вы зайдете ко мне в офис для разговора, – он сразу перешел к делу и протянул ей визитную карточку. Для Джуно это была не визитная карточка, а билет в страну мечты. Она смотрела на нее, скосив глаза, и не решалась взять.

– Я считаю, что у вас большие способности, – он положил визитную карточку на стол перед ней. – То, что вы сегодня делали, не было в точном смысле слова смешно, но это было смело и оригинально. Мне понравилось. Давайте не спеша обо всем потолкуем, не откладывая в долгий ящик, – он подвинул ей визитную карточку. – Позвоните мне.

– Благодарю вас, – выдохнула Джуно. Ей казалось маловероятным, что простой смертный может не спеша обо всем толковать с Пирсом Фоксом.

– Не стоит меня благодарить. Это моя работа, – просто сказал он. – Так позвоните мне. – Пирс Фокс быстро взглянул на Фрэнка, кивнул и отошел.

Рот у Фрэнка так и остался открытым. Впрочем, у Джуно тоже. Но рядом с ней возник Барфли с явно протекционистскими намерениями, и ей пришлось крепко сжать челюсти.

– Что, этот чудак достает тебя, детка? – пророкотал Барфли, метнув на Фрэнка взгляд, за которым по логике вещей должен следовать удар.

Фрэнк еще шире разинул рот, оценив размеры Барфли и количество золотых коронок на его желтых зубах.

– Нет, нет, Барфли. У нас с Фрэнком деловые отношения, не так ли? – проблеяла Джуно, отчаянно пытаясь избежать назревавшей драки. Дружок ее брата был знаменит своим взрывным темпераментом.

Посмотрев на Фрэнка скептически, Барфли положил руку, напоминавшую гроздь бананов, на плечо Джуно. При этом он нечаянно задел лямку лифчика, и та соскользнула вниз по плечу.

В тот момент, когда одна ее грудь резко опустилась вниз, Джуно собрала все свое достоинство и вложила его в улыбку, обращаясь к Фрэнку:

– Кажется, вы что-то говорили, когда нас прервали…

– Ничего, это не к спеху, – он с тревогой посмотрел на Барфли, затем проследил взглядом за Пирсом Фоксом, который снова сел за свой столик перед тем же нетронутым бокалом вина.

– Что-то насчет вашего дыхания. Вы сказали, пока вы дышите… – услужливо подсказала Джуно.

– Я потерял нить, – и Барфли фальшиво улыбнулся. – Поговорим попозже, мое сокровище, – и он пошел прочь.

Джуно, трепеща от возбуждения, бросилась к Трионе, которая стояла у бара.

– Ты не поверишь, что сейчас произошло! – прошептала она в экстазе.

– Неужели ты извинилась перед Джеем?

– Нет! Ничего подобного. Господи, Триона, ко мне только что подошел агент. Да не какой-нибудь завалящий. Нет, самый что ни на есть…

– Погоди, Джуно. Я что-то не в настроении. Скажи, ты остаешься на второе отделение?

Сумасшедшее возбуждение Джуно вмиг испарилось.

– Нет, я поеду домой, – вяло сказала она.

– Тебе все же стоило бы извиниться перед Джеем, – Триона бросила на нее уничтожающий взгляд.

– Я поговорю с ним попозже, дома, – пообещала она, лишь бы отвязаться, плохо представляя себе эту перспективу. – Для этого нужно место потише.

– В таком случае держи, это тебя поддержит, – Триона вручила ей бутылку «Будвара». – Пей. Мы уезжаем, как только Джей освободится – у него здесь назначена встреча.

– Встреча? Звучит очень таинственно. Прибыл связной из Белфаста?

– Суди сама, – Триона слегка повела головой в сторону столика, за которым сидел Пирс Фокс.

Джуно широко раскрыла глаза. Теперь с Пирсом Фоксом за столиком сидел, угрюмо сгорбившись, Джей. Еще более загадочным являлось то обстоятельство, что изысканный Пирс обращался к Джею с заискивающей раболепной улыбкой.

– Значит у него тут назначена встреча с Пирсом Фоксом? – Джуно заглотнула воздух.

– Это светский лев? Так он и есть Пирс Фокс? – Триона оглянулась уже с интересом. – То-то я смотрю, лицо знакомое. Джей просто сказал: «Тут один парень хочет со мной встретиться», но не уточнил, кто именно. Какой он скрытный, черт подери.

– Так вот почему Пирс Фокс пришел сюда сегодня вечером, – недоуменно произнесла Джуно. – Чтобы повидаться с Джеем. Зачем?

– Понятия не имею, – Триона вытаращила глаза. – Ты же знаешь, какой он неуловимый. Вот все, что я знаю, слушай. Я позвонила ему напомнить про твое выступление сегодня вечером, и он сказал – я цитирую: «Тут один парень очень хочет со мной встретиться, все время звонит мне после моего приезда в Лондон. Я согласился прийти сегодня в восемь в какое-то место под названием Оксо-тауэр. Может, это недалеко от Тафнелл-парка?» Потом он перезвонил мне и сказал, что перенес встречу с «одним парнем» в этот самый паб. Он упомянул, между прочим, что «один парень» почему-то не очень обрадовался этому предложению. Теперь мы знаем почему. Пирс Фокс не бывает в таких местах. Мало того, ему еще пришлось выслушать весь этот кошмар… – спохватившись, Триона виновато замолкла.

Джей сидел, сгорбившись над своей диетической колой, глядел вниз и барабанил пальцами по столу. Он не проронил ни слова, говорил только Пирс Фокс, сопровождая слова, для вящей силы и убедительности, выразительными жестами, словно торговец, который хочет заключить сделку. Но, судя по холодному молчанию Джея, Пирсу никак не удавалось растопить лед. Гари прохаживался мимо, нервно потягивая пиво и бросая на Джея раздраженные взгляды.

Значит, Пирс Фокс пришел потому, что Джей перенес сюда их встречу, а вовсе не в целях охоты за новыми талантами. Интересно, что ему нужно от Джея? Насколько Джуно известно. Пирс Фокс никогда не являлся агентом ирландских террористов.

– Так будешь ты извиняться перед Джеем или нет? – снова принялась за свое Триона.

– Да, мамочка. Обязательно, мамочка. Принесу ему свои извинения. А также благодарность. Ты не представляешь, какую услугу он мне оказал.

Джуно пробралась к Бобу попрощаться. В его глазах светилось удивление:

– Ну ты сегодня и отчебучила, девочка. Напугала меня до дуриков.

– Да ничего особенного. Решила попробовать что-нибудь новенькое.

– Пошли-ка ты к черту это новенькое. Уже уходишь?

– Да.

– Я позвоню тебе, – он закурил и взглянул на сцену – пора было выходить. – Мы еще поработаем вместе.

Возвращаясь к Трионе, она столкнулась с Гари, летевшим навстречу, как ураган. Поравнявшись с Джуно, он схватил ее и разгневанно сказал:

– Подлый гад уже ушел. Когда мне наконец удалось представиться ему и сказать, что это я посылал ему сообщение, он ответил, что никакого сообщения не получал и вообще первый раз слышит обо мне. Он даже не остался на мое выступление, каков, а?

– Мне очень жаль, – Джуно из всех сил старалась сдержать свои эмоции.

– Тоже мне, важный прыщ, – Гари фыркнул и посмотрел на нее с выражением уязвленной гордости. – Говорит, что комиками вообще не занимается. Интересно, почему он тогда беседовал с тобой?

На секунду у Джуно взыграло самолюбие:

– Потому что он занимается звездами, Гари.

– Скажите на милость, – Пари презрительно усмехнулся. – Если тебе интересно мое мнение, то я считаю, что он сюда приперся ради этого рыжего типа, американца, того самого, который назвал тебя дешевкой, ясно?

– И что ему нужно от этого американца, – поморщилась Джуно.

– Мне удалось расслышать, как Фокс предлагал этому янки контракт прямо сейчас, ясно?

– Неужели?

– Да, сулил ему золотые горы и вообще обхаживал, как старый торговец на рынке. А янки ничего ему не отвечал. А Пирс готов был на все. А потом янки вдруг ему и говорит:

«Вы знаете, разговаривать с Джуно – самая увлекательная вещь на свете. Мы с ней можем разговаривать часами – один начинает фразу, а другой ее заканчивает, даже если не расслышал начала». А потом он сказал Пирсу Фоксу, чтобы тот катился к черту.

– Что он сказал? – Джуно рассмеялась, не поверив.

– Послал Пирса Фокса к черту. Не моргнув и глазом. Своими ушами слышал, – Гари надул щеки, как лягушка-вол, показывая всю степень своего изумления. Затем он ядовито улыбнулся. – Поэтому, Джуно, душка, может, конечно, Пирс Фокс и обратил на тебя внимание, но получить-то он хочет не тебя, а этого янки.

– Спасибо, Гари, – Джуно рассеянно пожала ему руку. Мысли ее были далеко. – Ты настоящий друг.

– Всегда к твоим услугам.

Он отошел, а Джуно все стояла в задумчивости. Джей говорил о своих отношениях с ней – и кому: Пирсу Фоксу! Как это следует понимать? Значит ли это, что она не выходит у него из головы?

В помятом «саабе» Трионы, к счастью, звучала музыка – это избавляло от необходимости говорить. Джуно была зажата на заднем сиденье между Барфли и Суши. Джей сидел рядом с Трионой на пассажирском месте. Хорс остался в пабе досматривать программу. Какое-то время ехали молча. Остановились на красном светофоре.

– Так ты говорила, Джуно, к тебе подошел агент. Кто это был? – спросила Триона, наклоняясь, чтобы лучше видеть светофор. – Извини, я не дослушала тебя в пабе.

– Это был Пирс Фокс.

Наступила пауза, а за ней последовал громкий смех Джея, в котором слышались издевка и недоверие:

– Ты продолжаешь шутить? – проговорил он, глядя перед собой. – В таком случае это твоя первая удачная шутка сегодня.

– Да, забыла одолжить у тебя мозги на этот вечер, – яростно огрызнулась Джуно, больно уязвленная, ее желание повиниться перед ним как ветром сдуло.

– Ребятки, ну прошу вас! – вмешалась Триона, принужденно засмеявшись, когда машина тронулась. – Сейчас мы все дружненько поедем к вам, так что прошу спрятать все острые предметы.

– Тогда нужно начать с языка Джуно, – прошипел Джей.

Джуно хотела дать сдачи, но вовремя удержалась.

 

ГЛАВА 17

Джуно безуспешно искала ключи в таинственных недрах своей сумки размером с ведро. Джей вынул связку ключей из кармана джинсов и впустил компанию в квартиру, издав долгий страдальческий вздох и презрительно отстранившись, когда Джуно проходила мимо.

Зазвонил телефон.

– Пусть автомат ответит, – Джуно прошмыгнула на кухню, чтобы избавиться от настойчивого внимания Барфли. – Кто что будет пить?

– Позвольте, я все-таки сниму трубку, – Джей решительно направился к телефону. – Мне может позвонить мой агент.

Барфли вошел на кухню. Джуно доставала из шкафы бокалы, догадываясь, что сейчас последует.

– Как ты думаешь провести остаток недели? – Его бледно-серые глаза были посажены очень близко, и поэтому никогда нельзя было точно сказать, куда он смотрит. Но сегодня вечером сомнений не возникало – его взгляд был прикован к ее соскам, выпиравшим из-под лайкры, когда она протягивала руку за бокалами. «Хорошо, хоть не спрашивает, как я думаю провести конец жизни», – успокоила себя Джуно.

– Да так и сяк, а что?

– Хотел пригласить тебя на собачьи бега, – вдруг предложил он. – Там сейчас просто шикарно, симпатичный ресторанчик – можно делать ставки прямо за столиками. Хорошие вина и кухня, и все такое.

– Спасибо, дружок, но я не горю желанием. Мне и так приходится слишком часто иметь дело с собаками, – она попыталась аккуратно убрать его руку со своей правой груди.

– Ну ладно, как знаешь, – замял он разговор, приняв ее отказ, как всегда, без обиды.

Когда Барфли вышел, Джуно прижалась лбом к дверце шкафа. Он приглашал ее, наверно, уже раз двадцать, а она так и не привыкла отказывать ему со спокойной душой. Она к нему очень хорошо относилась, и каждый раз, отшивая, испытывала чувство вины. Но пытаться полюбить его – все равно что пытаться полюбить свой целлюлит.

Джей вошел на кухню, когда она обшаривала шкаф в поисках чипсов. Не обращая на нее внимания, он открыл дверцу холодильника, чтобы вынуть диетическую колу. Джуно с тоской посмотрела на его руки – она слишком хорошо помнила их нежные прикосновения.

Ей стало еще тоскливее, когда вспомнила, как мерзко вела себя этим вечером, издевалась над ним, над его страной и, что уж совсем незаслуженно, над этим великолепным орудием, спрятанным в его штанах.

– Прости меня, – вдруг выпалила Джуно. Джей не ответил, его лицо скрывала дверца холодильника.

– Это было недостойно с моей стороны – так измываться над тобой, – она говорила негромко, чтобы не слышали в соседней комнате. – Это было ужасно. Я не знаю, что на меня нашло, я никогда не вытворяла ничего подобного.

– Весьма похвально, что ты признаешь это, – скупо ответил он.

– Я понимаю, что всю неделю вела себя как надутая индюшка, как последняя сука. Я понимаю, почему тебе противно жить тут со мной. Я сама себе противна сейчас. Но на самом деле я не такая ужасная, поверь.

– Именно это твердят мне все вокруг, – тихо ответил он, глядя, как магнит притягивает дверцу холодильника.

– У меня перед критическими днями гормоны расшалились, а тут еще неприятности на работе. А то, что случилось между нами на прошлых выходных, конечно, не самое удачное начало для знакомства. Давай забудем это.

– Мне казалось, что об этом мы уже договорились, – он посмотрел на нее тусклым и враждебным взглядом.

Она вдруг почувствовала себя такой виноватой перед ним, что готова была на четвереньках проползти до Манчестера и обратно, сделать что угодно, лишь бы все исправить. Лишь бы он снова улыбнулся ей.

– Нам с тобой нужно заключить мир.

– Ты уверена? – Джей потер подбородком о плечо, глядя на нее.

– Абсолютно! Я ведь ничего такого не имела в виду, когда сказала, чтоб ты со мной не разговаривал. И акцент мне твой очень нравится. Он ужасно милый, – она боялась остановиться. – На самом деле нам как раз нужно больше разговаривать. Давай попробуем стать друзьями, найти общие интересы. Мне кажется, мы ужасно похожи. Я, конечно, не предлагаю впадать в крайности, выворачиваться друг перед другом наизнанку, нет, это слишком. Я просто хочу, чтобы ты дал мне шанс стать самой собой, подойти поближе к тебе, исправить ужасное впечатление, которое я на тебя произвела. Ты увидишь, я совершенно нормальный человек – несмотря на то, что толстая и неряха, которая много курит и тупо шутит за счет других, – она хотела закончить в оптимистическом ключе, сказав несколько добрых слов в свой адрес, но получилось сплошное самоуничижение.

– Итак, предполагается, что я должен тебя простить, да? – сдержанно спросил Джей. – Коль скоро эта маленькая выдумка имела успех, то, значит, все в порядке, так? Народ ведь смеялся, соответственно, я должен все принять, будто так и надо.

– Да не потому, что народ смеялся, Джей, – она умоляюще посмотрела на него. – А потому, что я ужасно жалею об этом. Потому, что обидела тебя, я знаю. Я должна была ограничиться парнями типа Барфли или Хорса, которые спокойно принимают такие шутки.

Его глаза сузились:

– Неужели ты думаешь, что меня шокируют непристойные шутки в духе предменструальной охоты на самцов? Что я их не принимаю? Конечно, я спокойно могу их принять, Джуно. Только не могу понять, вот и все. Я не могу понять, почему ты ведешь себя как дешевая грязная шлюха и считаешь это забавным.

Она отвернулась в отчаянии. Он выстроил вокруг себя такие высокие заборы, не перескочишь. Ей стало ясно, что он никогда не простит, и она пожалела, что затеяла этот разговор. Он просто злопамятный сукин сын, и чувства юмора у него нет ни капли.

Не проронив ни слова, Джуно взяла поднос и направилась в комнату к гостям. Когда она поравнялась с холодильником, он вдруг спросил:

– Скажи мне, Джуно, ну почему ты под конец позволила этому придурку выделывать с тобой бог знает что?

Она споткнулась, бокалы съехали на край подноса. Джуно удивленно обернулась, чтобы как следует разглядеть его лицо. Оно было строгим и осуждающим.

– Насколько помню, это я выделывала с ним бог знает что, – сказала она осторожно, внимательно наблюдая за выражением его лица. – Я выволокла его из зала. Это было частью представления.

– Да, но ты сделала это после того, как он засунул свой поганый язык тебе в рот.

– Он просто застал меня врасплох.

– У тебя был такой вид, как будто тебе очень даже приятно, – дрожащей рукой он откинул волосы с глаз.

Они шептались, как два пенсионера в библиотеке, но в их голосах было столько страсти, что никакие крики не могли сравниться с этим шепотом. Внезапно Джуно подумала, что во всей этой ситуации есть что-то странное. Они пререкаются, как супруги. Не как двое чужих людей, а как семейная пара, у которой общий дом и общая жизнь. В голове всплыли подслушанные Гари слова Джея, которые тот сказал Пирсу: «Разговоры с Джуно – самая увлекательная вещь на свете. Мы с ней можем разговаривать часами – один начинает фразу, а другой ее заканчивает, даже если не расслышал начала». Они знакомы меньше недели, а он уже говорит с посторонним человеком о ней как о жене.

– Этого не может быть, – она понизила голос, не веря своим ушам, и волнение нажало на кнопочку у нее в животе. – Неужели ты ревнуешь?

Он смотрел на нее долю секунды, потом холодно улыбнулся:

– Пойми меня правильно, Джуно. Просто этот эпизод взбесил меня. Мне ужасно любопытно, почему ты позволила ему это сделать. Это такая дешевка!

Она не знала, куда деваться от стыда, но не отвела глаз:

– Я разрешаю любому целовать меня, независимо от степени его привлекательности. Уж тебе ли это не знать.

Он язвительно послал ей воздушный поцелуй. Она решила не реагировать на это и спросила с порозовевшими щеками:

– А что ты говорил обо мне Пирсу Фоксу?

– То есть? – он удивленно вскинул брови.

– Мой знакомый подслушал, как ты говорил ему обо мне.

– Джуно, ты так зациклена на себе, что можно с ума сойти, – он горько рассмеялся.

– Не мог бы ты повторить свои слова еще раз?

– Повторить?..

Джуно выровняла поднос и пошла в гостиную, бормоча себе под нос:

– Вы знаете, разговоры – самая увлекательная вещь на свете. Мы можем разговаривать часами – и все равно кажется, что самого главного еще не сказали.

В гостиной Барфли развалился на диване перед телевизором, потягивая пиво из бутылки, как младенец молоко из соски. Суши сидела на стуле с высокой спинкой, изящно скрестив ноги. Триона болтала по телефону.

Джуно поставила поднос на кофейный столик и на секунду прислушалась к разговору:

– …Болан отлично. Да, по-прежнему в Беверли-Хиллз с Кейт…

Джуно начала разливать вино по бокалам, но руки так тряслись, что большая часть оказалась на столике. Пытаясь совладать с собой, она сделала глубокий вдох и закусила нижнюю губу.

– Это она с Шоном? – спросила Джуно, повернувшись к Суши и кивая в сторону Трионы.

Суши мало разговаривала, предпочитая хранить загадочное молчание, которое больше шло ее восточному облику. В ответ она только отрицательно помотала изящной головкой и махнула крошечной ручкой в сторону родительской фотографии, которая стояла на столике возле аквариума Убо.

– С папой?

Суши наморщила крошечный носик и слегка тряхнула головой.

– С мамой? – Джуно протянула Суши бокал с вином.

Та поблагодарила вежливым кивком.

Другой стакан Джуно поставила перед Трионой, которая обожала Джуди и сейчас получала подлинное удовольствие от болтовни со своей почти свекровью:

– А что ты? Великолепно! Слушай, Джуно рядом, если хочешь с ней поговорить. Да нет, никого, только мы, пара старых друзей, и еще Джей. Хорошо, я передам ей, – Триона отстранила Джуно и сама продолжила разговор.

Судя по всему, Джуди спросила про Джея. Триона, не стесняясь, удовлетворяла ее интерес, хотя Джей стоял совсем рядом:

– Отличный парень. Много не болтает, но чертовски умен и дьявольски талантлив. Да, похож. Нет, скорее на Эрика Штольца, так я бы сказала.

Триона всегда говорила с Джуди как с закадычной подружкой, пересыпая свою речь модными словечками и намеками на модных персонажей. Джуно думала, что ее мать понимает, дай бог, одну восьмую из слов Трионы, но тем не менее обе души друг в друге не чаяли.

Джуно не сводила пристального взгляда с потолка, лишь бы только не встретиться глазами с Джеем.

Наконец Триона положила трубку. Джуно посмотрела на нее с возмущением:

– Мне кажется, мама звонила мне?

– Ну да, сначала она хотела узнать, как прошло твое выступление, но потом сказала, раз у тебя гости, ты можешь позвонить ей завтра с работы.

– Отлично, – Джуно обиделась. Сама-то Триона трепалась бог знает о чем почти двадцать минут. Неужели, если бы Джуно перемолвилась с матерью парой слов при гостях, это было бы так уж неуместно? В такие минуты, как эта, Джуно остро нуждалась в том, чтобы услышать спокойный, мягкий, как мех, голос матери.

– Она сказала, что уезжает в Шотландию на съемки рождественского выпуска передачи.

– В июле! – расстроенная Джуно плохо соображала.

– Ты же знаешь, они все снимают заранее. А твой папа в то же самое время отправляется с лекциями в Германию. Поэтому они просят тебя посидеть с собаками, пока они в отъезде.

– Вряд ли меня отпустят с работы, – Джуно налила еще вина, и перспектива уехать на несколько дней из Лондона – и от Джея неожиданно показалась ей весьма заманчивой. Она будет валяться в родительском саду и опустошать их запасы джина. А на выходные можно будет позвать компанию, устроить попойку.

– Джуди сказала, чтобы я привезла Джея на ужин в воскресенье – пока они еще не уехали.

– Что-что? – Джуно пришла в ужас.

– Она безумно хочет с тобой познакомиться, – Триона уже обращалась к Джею. – Говард и Джуди просто потрясающие. Они целиком из шестидесятых. Рядом с ними чувствуешь себя как в коммуне хиппи: тебе ничего не остается, как только греться на солнышке, плести венки из маргариток и заниматься любовью.

– Я думаю, именно так Джей представляет себе ад. К тому же он ужасно занят, не правда ли, – сказала Джуно, не адресуясь ни к кому конкретно.

– Ну, там посмотрим, – сказала Триона, садясь на диван рядом с Барфли. – Ты тоже мог бы поехать с нами, дружок.

– Да, почему бы и нет, – Барфли не отрывал глаз от экрана телевизора: там две полуобнаженные блондинки весело резвились в постели. – Правда, я не очень-то люблю бывать за городом. Вечером сигарет не купить. Но домик родителей Шона – классное местечко, это точно. Бывало, мы там отлично проводили время. А уж как его мама готовит – просто молчу.

– Телезвезда? – Джей проявил неожиданный интерес.

– Джуди? Да, – Триона повернулась к нему. – Ты не постигнешь, что значит оральный секс, пока не попробуешь ее шедевров. Не понимаю, как Говард сохраняет стройность, если учесть, сколько десертов ему приходится поглощать. А их дом – богемное чудо. Перестроенная англо-саксонская церковь недалеко от Оксфорда. Это такая заброшенная готика, в саду есть даже могильные плиты.

– Bay! – воскликнул Джей.

– А на чердаке летучие мыши, – мрачно добавила Джуно. – Если выходишь прогуляться вечером, нужно брать зонтик, а то они сыплются тебе на голову. А теперь, если вы не возражаете, я пойду приму ванну.

– Похоже, ты превращаешься в Бланш Дюбуа, – сказала она себе двадцать минут спустя, лежа в сугробе пены. Джуно поглубже погрузилась в ванну и стала размышлять о своей недавней встрече с Пирсом Фоксом. Удача поманила ее. Да не просто поманила – она сигналила изо всех сил, размахивала что есть мочи руками, стараясь привлечь ее внимание, похлопала ее, можно сказать, по горячим раскрасневшимся щекам. И плевать на разрыв с этим надутым американцем, окутывающим себя такой таинственностью. Какое это имеет значение по сравнению с тем, что она все-таки добилась успеха в шоу-бизнесе и ее карьера вот-вот взлетит вверх!

Но тут, как всегда, вступил второй внутренний голос. Пирс Фокс дал ей свою визитную карточку потому, что она выступила с провокационным, рискованным номером, повторить который немыслимо – он родился на свет благодаря внезапной встрече с Джеем. И чувство торжества покинуло Джуно – ему на смену пришло дурное предчувствие. Ведь Пирс Фокс появился в пабе только потому, что ему позарез понадобился Джей. Джей, который ненавидит ее. Джей, который считает, что она бездарь, что она зациклена на себе, что с ней невозможно жить под одной крышей. Джей, который был самым невероятным, самым мужественным, самым загадочным мужчиной из всех, кого она когда-либо встречала. Джей, который заставил ее поклясться, что она не полюбит его, а потом, ночью, проснулся и, как ребенок, погладил ее по лицу, высунув руку из-под теплого одеяла. Джей, который смотрит на нее с отвращением, как на отраву, которой она его накормила.

«Разговоры с Джуно – самая занимательная вещь на свете, – сказала она вслух. – Вечно она открывает свой рот, чтобы выдать какую-нибудь дешевую остроту, которую стоило бы оставить при себе».

Некоторое время спустя до Джуно донеслись прощальные фразы Трионы и Барфли: «Пока, детка, будь умницей», потом их удаляющиеся шаги. Суши шагала бесшумно.

В купальном халате Джея (полотенце забыла на кровати) она прокралась к себе мимо гостиной, из которой доносились благородные звуки Баха. Усталость свинцовыми руками придавила ей плечи.

– Джуно, мы можем поговорить? – неожиданно раздался голос Джея.

Ухватившись за дверную ручку, она представила себе свое красное от скраба лицо со следами еще не впитавшегося крема, жирные волосы, припухшие поросячьи глазки.

Он собирается потребовать, чтобы я покинула квартиру, в панике подумала Джуно. Он будет настаивать, чтобы я выметалась, а то он велит Шону освободить квартиру в Нью-Йорке. Он хочет застать меня врасплох, когда я лишена защитной раскраски и наиболее уязвима.

Джуно метнулась в глубь комнаты, защелкнув дверь на замок, и рухнула на кровать. Она была настолько обессилена, что заснула поверх одеяла, как была, в зеленом халате, источавшем запах ментолового геля для душа, который преследовал ее даже во сне.

 

ГЛАВА 18

Следующим утром Джуно воспользовалась тактикой «избегания Джея», которую она продумала в перерывах между кошмарами, донимавшими ее всю ночь.

Она помчалась в душ сразу же, как только захлопнулась за ним входная дверь. Через десять минут, оставляя мокрые следы по всей кухне, она приготовила себе несколько тостов и заварила чай. Этот завтрак отнесла к себе в спальню, по дороге поприветствовав Пуаро и Убо воздушными поцелуями.

В ее распоряжении было двадцать минут, которые она потратила в свое удовольствие, завтракая и слушая новости. Когда, надев платье, она красилась, снова хлопнула входная дверь: Джей вернулся с пробежки минута в минуту и сразу прошел в ванную. Это дало ей возможность выскочить из дома, не столкнувшись с ним.

В редакции обнаружилось, что Лидия не вышла на работу (сославшись, как обычно, на плохое самочувствие), и на Джуно свалилась двойная нагрузка, мрачный шеф, тосковавший без своей белокурой наяды на временной ставке, и две статьи, сроки сдачи которых уже прошли.

Сходив на перекур, проведя в туалете неспешное исследование размеров своей правой ноздри в сравнении с левой (левая оказалась больше), обсудив с Финлэем преимущества чиабатты перед фкокачией, изучив все свои гороскопы из разных ежедневных газет, поболтав с Умой, по-матерински заботливой секретаршей производственного отдела, и разжившись у нее печеньем, Джуно вернулась на свое рабочее место.

Сев за стол, она занялась организацией своего культурного досуга на грядущие выходные с тем расчетом, чтобы не бывать дома по вечерам. И тут, к ее огорчению, выяснилось, что друзья либо уезжают из Лондона, либо уже назначили неотменяемые встречи. Все извинялись, все сожалели – но ведь в прошлые выходные с ней невозможно было связаться, поэтому пришлось строить планы без нее. А теперь… Ужасно обидно… Позвоним, как только вернемся. Может, сегодня вместе выпьем чаю?

В отчаянии, Джуно уже хотела позвонить в службу мужского эскорта, но вовремя сообразила, что это ей не по карману, и набрала номер мобильного телефона Лидии.

– Где ты? – в трубке был явственно слышен дорожный шум.

– Я и сама не знаю. Где мы сейчас? – в сторону обратилась Лидия, и ей ответил мягкий голос с ирландским акцентом. – На шоссе М25. Мы собираемся устроить небольшой пикник.

– Очень рада за тебя. Значит, чувствуешь себя уже получше?

– Еще отдает в груди. Я подумала, что мне не стоит в таком состоянии выходить на работу, лучше подлечиться, – Лидия не ведала стыда.

– А как там Бруно, тоже простудился? – ласково спросила Джуно, рисуя большого хомяка на своем ежедневнике.

– Нет, он отравился. Бедный Бру, – в трубке послышался громкий взрыв мужского смеха. – Тут, кажется, связь пропадает. Послушай, Джу, наверное, я завтра тоже не приду, – призналась Лидия. – Я ведь немного простужена. Точнее, очень простужена.

– Сходишь со мной в субботу в кино? На новый фильм Альмодовара. А потом поужинаем вместе, а?

– О, я мечтала его посмотреть! – с энтузиазмом отозвалась Лидия, и в душе у Джуно забрезжила надежда. – Но ты знаешь, в субботу мне, пожалуй, будет сложновато…

– А в воскресенье?

– Ну… Давай я тебе позвоню, хорошо?

Лидия не хотела говорить ей прямо, что намерена посвятить все выходные исключительно Бруно – с ним и Альмодовара посмотреть. Впрочем, и Джуно не горела желанием услышать это прямым текстом. В конце концов, в такой ситуации есть своя положительная сторона – чем больше Лидия занимается Бруно, тем меньше она интересуется Джеем.

– Хорошо. А если я уеду на неделю с понедельника, ты меня заменишь?

– Конечно, солнышко, конечно, – беззаботно согласилась Лидия.

– Это будет нелегко, – Джуно зажмурилась, представив агонизирующие столбцы текста, нашпигованного ошибками, с ответами, которые не имеют никакого отношения к вопросам. – Я сделаю все, что смогу, но несколько писем останется тебе. И потом, тебе придется ходить на работу каждый день.

– А как же, солнышко. Обязательно, – Лидия рассеянно успокоила ее. – Короче, я тебе позвоню. Пока, Джу, дорогая, и смотри, не переутомляйся там.

Джуно повесила трубку и нахмурилась. Странно, но она чувствовала досаду на себя, а не на Лидию. Подруга была неисправима, но чертовски обворожительна, и сердиться на нее невозможно. Как Джуно хотела бы походить на нее: жить мгновением, быть безрассудной и импульсивной, простой и ясной во всех своих поступках и намерениях. Именно это она попыталась осуществить в прошлые выходные – и потерпела полный крах.

Размышляя о трех предстоящих скучных днях, Джуно сделала на своем ежедневнике несколько набросков, подозрительно напоминавших профиль Джея, позвонила домой и наговорила сообщение для Пуаро, который всегда ценил подобные знаки внимания. Подкрасив два ногтя, она наконец собралась с духом и отправилась к шефу, чтобы отпроситься на следующую неделю.

Его кабинет напоминал аккуратно убранное святилище его семейства. Кругом взгляд натыкался на увеличенные глянцевые фотографии в рамочках. Что ж, может быть, это не так уж плохо, подумала Джуно, если учесть, что на винчестере у шефа хранится по крайней мере три мегабайта порнографических картинок, скачанных из Интернета, а также обоймы посланий от бывших любовниц. Джуно с Лидией знали это, потому что как-то вечером взломали его компьютер. Его пароль был «Лидия». Джуно даже огорчилась из-за того, что угадала его только со второй попытки.

Джуно сформулировала свою просьбу с тяжким пыхтеньем и сопеньем.

– Что ж, нет проблем… эээ, Джуно, – он не сразу извлек из памяти ее имя, несмотря на четырехлетнюю совместную работу.

Он оказался на удивление сговорчив. Еще не успев остыть после телефонного разговора с очередной крошкой и предвкушая продолжительный деловой обед с «новым заказчиком рекламы», он смотрел на нее свысока в прямом и переносном смысле слова (его черное кожаное кресло с подлокотниками было на несколько сантиметров выше, чем серый стульчик с нейлоновой обивкой, предназначенный для посетителей) и милостиво дал свое согласие, при условии, что она обеспечит себе замену на время отсутствия, чтобы кто-нибудь занимался «всеми этими штучками-дрючками».

– Лидия уже согласилась, – ответила Джуно с тревогой, ожидая, что он выразит свое неудовольствие, так как Лидия недостаточно ответственна.

– Ах – Лидия, – его маленькие похотливые глазки загорелись. – Прекрасно. Я буду помогать ей, насколько смогу, естественно.

– Естественно, – улыбнулась Джуно сухо. К счастью, он был слишком занят перспективой предстоящего «делового обеда», чтобы заметить ее сарказм.

Джуно – а ей нравилось чувствовать себя незаменимой – была несколько обескуражена таким легким согласием. Выйдя от шефа, она стала снова грызть ногти и мучить себя тревожными мыслями. Как всем известно, раньше он категорически отказывался ее отпускать даже на полдня, потому что никто не мог заменить ее по части изобретательности. А сейчас, похоже, она могла бы предложить на замену себе хоть разносчика пиццы и в ответ услышала бы «нет проблем». Это встревожило ее. Затем подступило чувство вины из-за того, что она уже два часа как на работе и не написала за это время ни строчки. Она заразилась от Лидии дурными привычками и наплевательским отношением к срокам.

Джуно села за стол и выбрала из мешка с письмами два наиболее абсурдных. Этого недостаточно, чтобы заполнить страницу. Значит, остальное придется придумать самой. Она запаслась кофе и леденцами и провела остаток утра, печатая как сумасшедшая, придумывая сначала все более и более невероятные проблемы, а потом способы их решения, и посмеивалась про себя в случае удачи.

За десять минут до наступления критического срока («не сдашь – хоть в петлю лезь») ей не хватало всего одной проблемки для завершения колонки Клэр Фрэнкел.

Она прищурилась, усмехнулась и начала: «Дорогая Клэр! Я влюбился в мою новую ужасно сексуальную соседку по квартире. В прошлые выходные, когда я приехал, она соблазнила меня и мы занимались сексом во всех комнатах по очереди. Она – самая лучшая любовница из всех, которые у меня были. Но мне кажется, что я надоел ей – она более яркая и интересная личность, чем я, кроме того, она потрясающе готовит и имеет потрясающую внешность. Сейчас она меня, можно сказать, игнорирует. Я предложил ей объясниться, но она и думать об этом не хочет. Она меня практически не замечает. Проблема в том, что я люблю ее по-настоящему. Подскажи, что мне делать. С уважением, Джей». На это письмо тетушка Клэр проникновенно ответила: «Дорогой Джей! Почему бы тебе не раздеться догола, не обмазаться земляничным джемом и не начать бродить по квартире, жалуясь на то, что пижама куда-то задевалась».

Джуно быстренько проверила орфографию и наградила себя пригоршней леденцов.

За секунду до наступления критического срока она отправила по электронной почте текстовые файлы в производственный отдел. На радостях прочитала статью в «Космо» (об одиноких женщинах в возрасте тридцати) и набрала номер телефона матери.

– Привет, ма.

– Кисонька моя! Очень рада! Подожди секунду – я только покормлю собак. Ну, вот и все. Чавкают, как голодные хиппи. Как ты выступила вчера вечером? Они там все попадали со смеху?

Джуно улыбнулась. Джуди представляла каждое ее выступление как некий карнавал, сопровождаемый непрерывным гомерическим хохотом.

– Если честно, я была не на высоте, – Джуно никогда не держала секретов от матери. – То есть смеяться-то все смеялись, но я обидела, наверное, столько же людей, сколько и рассмешила. У меня никогда не хватит духу повторить этот номер. Ко мне, правда, потом подошел один агент.

– Но это же просто классно! Почему же ты говоришь, что была не на высоте, киска? И агенту ты понравилась!

– А еще я задела Джея, жильца-американца. Он дико разозлился. В общем, мы до сих пор не разговариваем.

– Объясни мне, детка, что происходит между тобой и этим парнем? Когда мы с тобой разговаривали в последний раз, ты назвала его кретином, а Три считает его крутым.

Джуди, в прошлом хиппи, обожала всякие жаргонные словечки. Она быстро их усваивала, общаясь с Трионой.

– У него просто очень трудный характер, – осторожно сказала Джуно.

– Да, среди американцев встречаются люди со странностями, – согласилась Джуди.

Джуно глубоко вздохнула. Оценив тактичное молчание матери, она решилась открыть карты:

– Ma, я спала с ним, а потом мы ужасно поссорились. А прошлым вечером, на своем выступлении, я все окончательно испортила, и теперь он буквально ненавидит меня. Мало того, Лидия влюбилась в него, а я не рассказала ей, что было между нами. Такой вот винегрет.

– А ты, кисонька? Ты тоже влюбилась в него?

– Как последняя идиотка.

– Так я и думала, – мягко вздохнула Джуди.

– Вот как? – Джуно даже не очень удивилась. У ее матери было развито шестое чувство, как у гуру. Тертая пташка, много повидавшая на своем веку. Вот кому бы вести страничку советов в «Иммедиа», подумала Джуно.

– Ты его смешивала с дерьмом с таким маниакальным энтузиазмом. Было ясно, киска, что ты просто немножко помешалась на нем.

– Вот как? – опять повторила Джуно. Господи, как, оказывается, легко ее раскусить.

– Понимаешь, у меня ведь было время, чтобы тебя изучить и понять, что ты всегда делаешь обратное тому, что говоришь, а говоришь обратное тому, что думаешь. А теперь скажи-ка мне – ваш секс был хорош? Стоило ради этого пачкать штанишки?

Иногда Джуно хотелось, чтобы мама не во всех вопросах была таким ярким цветком шестидесятых.

– И да, и нет, – смущенно ответила она.

В этот момент она, к своему неудовольствию, заметила Финлэя, который стремительно направлялся к ней с двумя факсами в руках. Он удобно устроился в свободном кресле Лидии и стал вставлять себе в ноздри карандаши, чтобы рассмешить Джуно.

– У него проблемы с эякуляцией? – Джуди имела обыкновение брать быка за рога: по специальности она была сексопатолог.

– Нет, что ты, у него все прекрасно по этой части, – Джуно прочистила горло и торопливо улыбнулась Финлэю.

– Так в чем же дело, детка? – пыталась разобраться Джуди.

– Я не могу сейчас говорить об этом.

– А, Лидия рядом?

– Нет, не Лидия, нет.

– Ясно, кто-то другой. Я понимаю, – Джуди разочарованно вздохнула. – Ты должна мне все рассказать как можно скорее. Жаль, что я не смогу позвонить вечером тебе домой – ведь он, скорее всего, будет рядом, да? Ты должна обзавестись этой мобильной штучкой. Очень удобно. Я обожаю свой телефончик, правда, все время забываю его заряжать.

Быстро сменив тему, Джуди добавила напоследок:

– Триона тебе сказала, что я собираюсь в Шотландию, а папа в Германию? Ты могла бы приехать и пожить у нас на следующей неделе?

– Эээ… да, – Джуно отвлеклась, потому что Финлэй выложил перед ней странички, полученные по факсу. На одной крупным жирным шрифтом было написано: «ДЖУНО! ПРОСТИ МЕНЯ. Я ЗНАЮ, ЧТО МОЕ ПОВЕДЕНЬЕ БЫЛО НЕПРОСТИТЕЛЬНО. СНОВА ДРУЗЬЯ? 9.00 ПЯТНИЦА. БАР „ОКО". ДАВАЙ ПОГОВОРИМ. ЛЮБЛЮ. ДЖ.»

Второе послание было еще короче: «ДЖУНО! И ДАЖЕ ЛЮБОВНИКИ? 9.00 ПЯТНИЦА. ДЖ.»

Джуно перевернула страницы вниз текстом. Неудивительно, что Финлэй отирался возле нее, сгорая от нетерпения поболтать.

– Значит, договорились, кисонька? – уточнила Джуди.

– Да, решено, – Джуно снова заглянула в сообщение – ее интересовала верхняя строка, где указывается отправитель, но там значилась только цепочка из цифр.

– Отправлено с компьютерного модема, – понимающе подсказал Финлэй, водружая флакончик с лаком для ногтей на кончик носа. – Почему-то это пришло на наш факс, в рекламный отдел, а не к вам, в редакционный, так что мы все здорово повеселились.

– Кто там рядом с тобой? Голос очень сексуальный. Он шотландец, да? – Джуди спрашивала в одно ухо, а другое тем временем занимал Финлэй:

– На проводе тот самый Дж.?

Джуно пожалела, что Лидии нет рядом и не с кем сбегать в туалет обсудить все это. А с другой стороны, Лидия ведь все равно ничего не знает про ее отношения с Джеем, про их потерянные выходные.

– Это Финлэй, ма, – ответила Джуно, снова изучая первый факс.

– Это моя мама, Финлэй, – рассеянно добавила она, просмотрев второй факс.

– Джуди Гленн, знаменитый кулинар? – переспросил Финлэй.

– Кто этот Финлэй? – настойчиво интересовалась Джуди. – А он в твоем вкусе? Или это тот самый херувим из отдела рекламы, которого считают геем?

– Я обожаю Джуди Гленн! – воодушевился Финлэй. – Лидия говорила мне, что она твоя мама, но я не поверил – подумал, она просто хочет вызвать интерес к твоей особе.

Больше всего на свете Джуно хотелось сейчас оказаться в каком-нибудь тихом месте – в курилке, например, и как следует изучить факсы, каждое слово, в поисках скрытого смысла. Джуно прижала странички к груди, и тут ее осенила идея:

– Ma, Финлэй перепробовал все те же наркотики, что и ты, так что вы можете обменяться впечатлениями. До встречи в воскресенье вечером, – и Джуно передала трубку Финлэю.

– Перекинься парой словечек с Джуди Гленн.

В курилке не было ни единой души. Джуно разложила свои факсы на столе под лампой и задумалась. Похоже, их прислал Джей. Она прикоснулась к словам «И даже любовники?» как к талисману и подумала, что, возможно, он хотел ей вчера вечером сказать совсем не то, чего она так боялась. Как это характерно для него – строго и романтично – назначить ей свидание за пределами дома, чтобы обсудить их отношения. Бар «Око» – одно из самых изысканных и уютных мест на земле. И самое модное в Лондоне в этом месяце. И совсем недалеко от дома…

Да, но почему завтра вечером? Почему не сегодня вечером? Она встревоженно закусила губу, закрались сомнения. Не могу же я сидеть смотреть с ним «Лондонцев» и ни словом не обмолвиться об этом? Может быть, он просто занят сегодня вечером, – постаралась успокоить себя Джуно.

Он всегда пользовался своим классным компьютером. Конечно, он мог и факсы посылать с его помощью. Вот почему его сообщения пришли в рекламный отдел – ведь именно этот номер указан в журналах, которые валяются по всей квартире. Он же не знает ее электронного адреса или рабочего телефона.

И тут ей в глаза бросилась еще одна улика, которая однозначно свидетельствовала, что факсы от Джея: ПОВЕДЕНЬЕ. Написано по правилам американской орфографии. Все сходится.

Весь остаток дня улыбка не сходила с ее лица.

– Что, спешим на свидание? – ревниво спросил Мел, когда она выбегала из проходной ровно в пять вечера.

Придя домой, она обнаружила, что Джей еще не вернулся. Она почувствовала разочарование, но не удивление.

Кругом все было так же безупречно чисто, как обычно. Вся посуда, оставшаяся со вчерашнего вечера, вымыта, пепельницы убраны, крошки от ее утренних тостов ликвидированы.

В первый раз за всю неделю Джуно пришла в восхищение от этой сияющей чистоты, и к ее восхищению примешивалась робкая благодарность, а к благодарности – что весьма опасно – обожание.

Прежде, чем включить «Соседей», Джуно выпустила Пуаро из клетки – немного полетать, он это любил. Серия закончилась, начались новости. Джуно слонялась по кухне в надежде, что на нее снизойдет кулинарное вдохновение. Открыла по очереди несколько шкафчиков, заглянула в холодильник.

– В это трудно поверить, но я совершенно не хочу есть, – сказала она Пуаро. – Вот что делает безумная страсть с человеком.

Время медленно тянулось. Телефон безмолвствовал. Никто не звонил. Друзья молчали.

– В конце концов, мне уже назначено свидание в пятницу вечером, – Джуно вздрогнула от счастья.

Ее охватило искушение зайти в комнату Джея и там украдкой осмотреться. Решительно поборов его, Джуно заперлась в ванной. Сняла макияж с лица, наложила пробную маску, вырванную из журнала «Мэри Клэр». Вернулась к телевизору, включила «Лондонцев» и начала жевать вчерашние чипсы (которые Джей предусмотрительно упаковал в мешочек и убрал в холодильник). За чипсами последовали несколько батончиков «Баунти», пакетик орешков, справиться с которыми помог Пуаро. Она посмотрела все викторины, потом вышла на крышу покурить. Ее окликнула соседка, которую привлек огонек Джуно:

– Привет, Шон уехал, да?

– Да, в Штаты, – маска на лице Джуно пошла трещинами, когда она широко ей улыбнулась – она была рада поболтать с дружески настроенным существом женского пола. – Курю на террасе, мой новый сосед терпеть не может запах табака.

– Этот обалденный парень, который выходит по утрам, весь обвешанный аппаратурой? – Соседка, молодая мамаша, питающая пристрастие к узорным леггинсам, энергично перегнулась через заборчик между террасами. – Такой романтичный, с длинными светлыми волосами?

– Скорее, с рыжими, – Джуно вздохнула. – Да, это он. Он из Нью-Йорка.

– Боже, он неотразим! – Соседка с удовольствием затянулась сигаретой. – Мы все только о нем и говорим. Вся улица. Все скучающие мамаши Белсайза высовываются каждое утро из окон полюбоваться на него. Какой же он душка! Чего, впрочем, не скажешь о компании, с которой он водится.

– Вот как? – Джуно постаралась не выдать волнения и сделала вид, что прекрасно понимает, о чем речь. – Да нет, ну почему же.

– На мой взгляд, просто шайка бандитов – особенно этот мужик с хвостиком, как у пони, и с сумасшедшими глазами.

– Да, этот, пожалуй, немного настораживает, я согласна, – Джуно понимающе кивнула, не имея ни малейшего представления, о ком они рассуждают.

– А кто, интересно, этот красавчик в костюмах от Армани и со шрамом через бровь? Похож на гладиатора. Ну, ты знаешь, он еще водит красный спортивный автомобиль, и шея у него в три обхвата. Что, разве он не настораживает? Меня так просто пугает.

– О, он совсем не так ужасен, когда его узнаешь поближе, – Джуно уже жалела, что с самого начала взяла этот тон холодного превосходства по части осведомленности: теперь он лишал ее возможности как следует порасспросить соседку, а этого ей сейчас больше всего на свете хотелось.

Они познакомились именно здесь, на крыше, во время случайных перекуров. Джуно даже не знала, как ее зовут. О ней было известно только то, что у нее есть муж и маленький ребенок, которого она именовала то Брэт, то Бьёрк, то Белчер.

– Так ты видела их вместе сегодня? – Джуно попыталась продолжить разговор.

– Да, так же как и вчера, – кивнула соседка. – Они собрались возле махины Шона, переговорили по мобильникам и рванули с места, каждый на своей машине. Должна тебе сказать, что он водит этого монстра гораздо лучше, чем твой брат. Чем он вообще занимается, этот новый жилец, – мы все тут ломаем головы.

– Он ездит на «Лендровере» Шона? – Джуно аж взвизгнула, не в силах совладать с собой.

– Да, как бог. Или как дьявол, – восхищенно выдохнула соседка, не обратив внимания на реакцию Джуно. – Сесиль из дома напротив убеждена, что он профессиональный телохранитель. А лично я думаю, что он работает в кино, – я угадала?

– Не совсем, – Джуно прикусила язык. – Он продает фильтры для воды. Сетевой маркетинг. Ой, у меня что-то горит! Пока! – Она бросила окурок в сад и побежала в комнату.

Было десять часов вечера. Джей еще не вернулся. Она смыла маску с лица, вышла на улицу и обследовала ряды машин, припаркованных слева и справа от входа. Она изо всех сил постаралась припомнить, где именно стоял «Лендровер» 70-го года выпуска, краса и гордость ее брата, и покаянно подумала, что не проведывала машину с самого отъезда Шона. Огромное большеколесное чудовище, которое Шон обожал до безумия и ласково называл своим птенчиком, как-то совершенно выпало из круга ее забот. Автомобиль могли обворовать, побить, даже угнать, и она бы ничего не заметила. А ведь Шон ясно просил ее каждый день навещать его любимца.

И вот теперь она не обнаружила его на месте. Джуно уж было решилась позвонить в полицию и заявить об угоне – посмотрим, что Джей будет делать, когда вернется, но вместо этого, вернувшись в квартиру, вынула странички с факсами из сумки.

Она перечитала каждое слово – как это похоже на Джея, выразить так много, сказав так мало. Возможно, он специально хочет сегодня прийти как можно позже, чтобы у нее не было возможности заговорить с ним об этих факсах или отказаться от свидания.

Не вернулся он и к тому моменту, когда она легла спать. Джуно лежала без сна, в тревоге. Попыталась читать, но обнаружила, что у нее развилась временная дизлексия: буквы прыгали перед глазами, а в слова не складывались. Включила радио, но никак не могла ухватить, о чем идет разговор в эфире, тогда нашла канал с ретромузыкой и самозабвенно погрузилась в сопереживание, не устояв, как всегда, перед лирическим натиском этих сентиментальных песенок.

Было два часа ночи, когда наконец хлопнула входная дверь. Джуно быстро вырубила радио и замерла в темноте, даже не убрав руку с регулятора громкости. В ней заговорила своего рода гордость: не хотелось, чтобы он знал, как она лежит тут без сна, слушает разные чувствительные песенки и мечтает о завтрашнем свидании.

Она слышала, как он ходит по квартире – осторожные шаги человека, который старается никого не разбудить.

Спустя какое-то время шаги участились и стали существенно громче. Чуть погодя к ним прибавились грохот и проклятья. Она отчетливо различала, как Джей бегает по гостиной, натыкаясь на мебель, и порыкивает. Ей кажется, или он зовет кого-то? Джуно приподняла голову и прислушалась. Быть может, его охватил приступ бешенства от тоски по ее телу? Может, он совсем потерял рассудок от неудовлетворенности и желания? Он мечется по комнате и зовет ее по имени, сгорая от страсти? И тут у нее вырвался вздох досады и разочарования – она разобрала его шипение: «Пуаро – Пуаро! Иди сюда, паршивая птица!»

Черт, она забыла посадить попугая обратно в клетку после его тренировочных полетов.

– Пуаро, проклятый, иди ко мне! – кричал Джей, все более выходя из себя. – Как же ты сумел выбраться, вонючая ты куча перьев! Ну, теперь давай лети сюда.

Джуно слушала со все возрастающим интересом, как Джей охотится за Пуаро по всей гостиной. Незаметно для себя она повернула регулятор громкости в предельное положение. Тем временем попугай пришел в экстаз от столь пристального внимания к своей особе со стороны нового жильца, который всегда им пренебрегал, и начал описывать стремительные круги, подражая телефонным звонкам и с пулеметной скоростью выкрикивая скабрезности одну за другой, быстрее, чем комик в рабочем клубе.

Джуно ужасно хотелось оказаться в эту минуту в гостиной. Она приподнялась еще чуть-чуть, чтобы лучше слышать, и тут стены обвалились от дикого шума – Джуно нечаянно нажала на радио кнопку «Включить». Звук был такой чудовищной силы, что на секунду она подумала – значит, бомба все-таки взорвалась. Та самая бомба.

Какой позор. Хуже, чем появиться в общественном месте голышом. Такого стыда Джуно еще не испытывала за всю свою долгую жизнь, а уж ей-то не раз приходилось краснеть от стыда, и еще как краснеть.

Она выключила звук, подобрала упавшее одеяло. В наступившей тишине не было слышно ни голоса Джея, ни голоса Пуаро. Преследование прекратилось. Либо Джей воспользовался шумовой атакой и настиг попугая, либо они оба свалились от сердечного приступа. Как бы то ни было, но у Джуно не хватило духу подкрасться к двери и выглянуть. Она укрылась с головой одеялом и довольно большой кусок его даже засунула в рот.

* * *

В пятницу утром Джуно долго мылась в ванне, не спеша поглощала завтрак у телевизора и все-таки ушла на работу, так и не повидав Джея – он не возвращался с пробежки. Поэтому ей не удалось рассказать ему сляпанную на скорую руку историю о неправильно заведенном будильнике. Не смогла она и упомянуть вскользь о том, что Пуаро иногда – правда, очень редко – умудряется открыть дверцу клетки клювом.

– Теперь он будет избегать меня до вечера, – вздохнула она с нежностью, подходя к метро.

Джуно полезла в сумку за проездным, и тут на глаза ей попалась визитка: небольшими скромными буквами напечатано просто «Пирс Фокс», пониже номер телефона и адрес. Если она не встретится с ним сегодня, то встреча отодвинется на целую неделю – до ее возвращения от родителей. Оттягивать так надолго чертовски рискованно. У нее не оставалось выбора.

И Джуно решила по дороге на работу, раз уж она все равно опоздала, заехать к Пирсу Фоксу.

 

ГЛАВА 19

На фоне кабинета Пирса Фокса даже палата, обитая войлоком, выглядела бы перегруженной. Черная мебель от Старка – три предмета, два кактуса и один телефон были расположены в строгом соответствии с принципами фэн-шуй. Это пространство было организовано на минималистский манер в духе дзэн, так что Джуно, поискав, на чем бы остановить взгляд, вынуждена была избрать правый башмак Пирса.

– Вообще-то я предпочитаю, чтобы мне предварительно звонили, – сдержанно сказал он ей, щелчком открыв свою маленькую электронную записную книжку.

Бледная благоухающая секретарша с внешностью супермодели, которая провела Джуно в кабинет, всем своим видом также не одобряла безалаберного поступка Джуно, явившейся без предупреждения. На Оксфорд-стрит Джуно попала под ливень, промокла и испачкалась. Экстравагантный красный жакет потемнел на плечах от влаги, а спереди выглядел как двухтонная роба игрока в рэгби.

– Вы сказали, чтобы я как-нибудь зашла к вам в офис, ну вот я и зашла, – сказала Джуно с непробиваемо жизнерадостным видом. Она была уверена, что Пирс Фокс любые извинения воспримет как проявление слабости. Ее задница просто тряслась от страха, но она изобразила открытую улыбку по всем канонам шоу-бизнеса.

– Все в порядке, – сказал он, напечатав пару слов в своей книжице. – У меня сегодня выдалось относительно свободное утро. Рад видеть вас. Должен признаться, для меня полная неожиданность, что женщина такого типа, как вы, участвует в программе совершенно допотопного, как говорят, Гарри Фрэнкела. В самом деле, я был просто поражен, встретив у Фрэнкела человека, обладающего по-настоящему самобытным талантом. Вы же понимаете, что я пришел на это весьма унылое мероприятие не ради того, чтобы посмотреть на комиков.

Джуно ужасно хотелось спросить, а ради чего же он туда пришел и что именно ему было нужно от Джея. Но вместо этого заговорило ее польщенное самолюбие.

– Так вы считаете, что у меня по-настоящему самобытный талант? – с восторгом переспросила Джуно, стряхивая перо попугая со своих лучших атласных брюк.

Он пристально и довольно долго изучал ее лицо – теперь, если потребуется, он мог бы составить ее фоторобот. Она вытаращила глаза, чтобы они казались больше, чуть-чуть надула губы и самым обворожительным образом склонила головку набок.

– Вполне возможно, что у вас есть талант, – наконец произнес он ровным бесстрастным голосом. – Но в таком виде, как сейчас, вам еще очень далеко до успеха. А ваши тексты я вообще пока оставляю за скобками. Должен сразу предупредить, я вас пригласил вовсе не с целью предложить вам работу на телевидении, если вы на это рассчитывали. В своем нынешнем виде вы на это не тянете, и я не собираюсь тратить свое время на раскрутку Джуно… – он взглянул в записную книжку, чтобы уточнить ее фамилию. – На раскрутку Джуно Гленн в качестве еще одной Розанны.

– Ну что вы, я все понимаю, – поспешно кивнула Джуно, хотя только что обласканное самолюбие разочарованно вздохнуло. – Я же практически неизвестна. Я не выступала на настоящих площадках – например, в «Жонглерах», в «Ха-Ха». Я немного работала на радио, а на телевидении вообще никогда. Если честно, на жизнь я зарабатываю другой работой.

– Понятно-понятно, – остановил он ее.

Наступила длинная пауза – он занялся просмотром каких-то файлов. Джуно чувствовала себя как нерадивый ученик, ожидающий решения своей участи в кабинете у директора школы. Ей очень хотелось кофе, но его не предложили, а попросить, наверное, будет неприлично. Интересно, а Розанна на ее месте попросила бы?

Тут Джуно с ужасом подумала: наверное, Пирс Фокс замолчал, потому что она плохо подает себя. Согласно последним исследованиям, опубликованным в новом американском руководстве под названием «Как современной женщине самоутвердиться и завоевать место под солнцем», которое Джуно основательно проштудировала, более низкая стоимость женщин на рынке труда, по сравнению с мужчинами, объясняется их заниженной самооценкой. Джуно решила немедленно исправить положение:

– Но у меня есть и несомненные достоинства – сообразительность и наблюдательность, – произнесла она бодрым голосом продавца, расхваливающего свой товар. – «Аутинг» недавно написал обо мне: «Новая женская фигура заслонила собой комиков меньшего масштаба. У нее локоны золотого цвета и юмор самых разных оттенков: от светлого до черного». – Какая разница, что это написал Эйван? Это была настоящая восторженная рецензия.

– Вот как? Это обнадеживает, – неопределенно ответил Пирс Фокс, по-прежнему не отрываясь от своей чудесной электронной игрушки и нажимая на разные кнопочки. – Должен признаться, что я о вас ничего не слышал вплоть до среды.

Он так увлекся своей электронной записной книжкой, что Джуно решила: его невнимание к ее персоне означает, что аудиенция окончена. Пора прощаться. И тут он открыл рот:

– Я ведь не занимаюсь исполнителями как таковыми, – он говорил, не глядя на нее. Его голос звучал монотонно, как у студента, в сотый раз повторяющего надоевшую таблицу спряжения латинских глаголов. – С индустрией развлечений связаны менее пятидесяти процентов моих клиентов, из них с комической эстрадой – менее пяти процентов, да и для тех я выполняю функции не столько агента, сколько представителя по связям с общественностью. Я больше привык иметь дело со знаменитостями на излете их карьеры, а не на старте. Я возрождаю некогда гремевшие имена, стираю с них пыль и вдыхаю в них новую жизнь. Я спасаю репутации оступившихся политиков и бизнесменов. Я специалист по возмещению ущерба, нанесенного популярности, а не по ее приобретению.

Последняя фраза была буквальной цитатой из посвященной ему статьи в «Санди таймс», которую Джуно прочла пару недель назад. Слушая его, Джуно подумала, что он играет с ней в игру «наша встреча была ошибкой, расстанемся без обид, детка».

– Да, я все понимаю… – она прочистила горло, стараясь не глядеть на часы: она уже почти на час опоздала на работу. – Не понимаю только одного, зачем вы просили меня прийти?

Он ответил не сразу.

Покусывая губы от волнения, Джуно незаметно изучала его лицо. Даже рыжие веснушки у него на переносице выглядят так аккуратно, словно нарисованы по трафарету. У Джея тоже рыжие волосы, подумалось ей, но никаких веснушек и в помине нет – абсолютно гладкая кожа светло-золотистого цвета. У Пирса волосы были темнее, чем у Джея. Цвет, скорее, тициан. А у Джея – солнечный закат на берегу океана, благородное золото величественных рам на шедеврах старых мастеров, ирландский сеттер резвится в поле спелой ржи…

– Дело в том, что я подумываю об одном проекте, – донесся до нее ставший вдруг энергичным голос Пирса Фокса, который наконец-то оторвался от электронной записной книжки и обратил свой взор на нее. – В настоящее время я только начинаю его представлять широкой публике и не знаю, перерастет ли он в нечто рентабельное. Если честно, моя затея обусловлена не столько коммерческими соображениями, сколько чистым интересом: с моей стороны это эксперимент по воспроизведению готового продукта для широкого рынка. Но я уже ознакомил со своей идеей владельцев респектабельных клубов, промоутеров главных комедийных фестивалей и независимых телевизионных продюсеров. Должен сказать, что их реакция далека от безразличия.

– Вот как? – Джуно мысленно перелистала «Справочник бизнесмена» в поисках термина «рентабельный». Она плохо уловила суть его монолога, но на слух звучало приятно.

– Моя идея заключается в создании «комической группы» по аналогии с вокальными группами, которые функционируют в поп-музыке. Помимо мужской предполагается и женская группа.

– Зови меня просто «спайс-герл», – наконец-то въехала Джуно. – Я как раз то, что вам нужно.

– Основным условием является то, что я подбираю ансамбль, – он проигнорировал ее реплику. – Если угодно, труппу. Мне нужны начинающие сексапильные женщины-комики, которые будут работать вместе: здесь, в Лондоне, на Эдинбургском фестивале, в провинциальных театрах, в университетских клубах, на радио и в конце концов на телевидении. Может быть, в будущем снимем фильм с их участием. Программа должна состоять и из индивидуальных номеров, и из коллективных сценок. Большое значение имеет способность к взаимодействию с партнерами. Речь идет о тяжелой работе – не меньше года гастрольных туров и рекламных акций прежде, чем что-нибудь получится.

И когда я говорю, что члены группы должны работать вместе, я имею в виду – исключительно вместе. Если я подписываю с вами контракт, то, значит, вы имеете дело со мной и только со мной, – в его зеленых глазах мелькнуло что-то мефистофельское.

Грандиозный масштаб начертанной им картины привел Джуно в состояние умопомрачения.

– Гениально! – только и могла она ошалело выдохнуть.

– Благодарю вас, – иронически ответил он, нимало не интересуясь ее мнением.

– Так вы хотите включить меня в состав этой группы? – Джуно аж задохнулась от волнения и уже представляла себе, как пишет заявление об увольнении с работы: «Многоуважаемый шеф! Позвольте послать Ваши дерьмовые журналы в задницу, где им самое место».

– Я еще не уверен. Возможно, вы для нас слишком экстравагантны, – он посмотрел на нее с холодной и спокойной прямотой. – Я не знаю точно, насколько вы забавны, насколько привлекательны и насколько безупречен ваш вкус.

– Благодарю за рецензию, теперь буду ссылаться на вас в своем резюме: «Экстравагантна… забавна, привлекательна, безупречный вкус», – Джуно прищурилась.

– Да, вы действительно заслуживаете внимания, – он пропустил мимо ушей ее шутку – Вы обладаете эротическим зарядом, который не укладывается в стандартные рамки. Я давно уже ищу девушку очень пышных форм, с необычной внешностью, чтобы сбалансировать состав группы. Передо мной прошла целая вереница словно клонированных девиц в полинявших черных футболках и леггинсах, проклинающих мужчин, диеты и модные бутики. Они никак не вписываются в тот ансамбль, который сложился в моем воображении. Вы же позиционируете себя как роковую соблазнительницу, это бесстрашно до наглости, абсолютно оригинально и очаровательно смешно.

– Благодарю, – сердце в груди у Джуно скакало, словно мячик. Пирс Фокс считает, что она заслуживает внимания. Подумаешь, он обозвал ее формы очень пышными (в конце концов, быть девушкой с очень пышными формами и с необычной внешностью куда лучше, чем обычной толстушкой), зато он назвал ее «очаровательно смешной». Пирс Фокс так рекомендует Джуно Гленн. Она решила сделать на лбу татуировку: «Очаровательно смешная. Пирс Фокс».

– Для меня очень важно, чтобы эта труппа стала целостным организмом, а не простой суммой входящих в нее участников, – сказал он ей с крайней серьезностью. – Вот почему я так осторожен в своем выборе. Мне не нужна компания феминистски настроенных выпускниц колледжей, которые хотят пробиться на сцену пабов и клубов и собрались на время в кучу, чтоб как-то перекантоваться в ожидании индивидуальной карьеры. Мне претят неудовлетворенные амбиции, привычка утешать себя алкоголем, комплексы из-за лишнего веса.

От огорчения Джуно позабыла все рекомендации из новой американской Библии для женщин и ляпнула:

– Боюсь, что все это вы уже видите перед собой. Похоже, мое место за бортом.

К полному ее удивлению, он кивнул с юмористическим выражением на лице:

– Я думаю, мы оба понимаем, что это не так. Иначе я не стал бы при первой же встрече столь подробно рассказывать вам о своем проекте. Я уверен, что в ближайшем будущем мы сможем приступить к совместной работе. Однако до поры до времени попрошу вас относиться к нашему разговору как к сугубо конфиденциальному.

Ошеломленная, Джуно пролепетала:

– Так вы меня берете? Берете?

– Мой опыт подсказывает мне, что кот в мешке порой приносит удачу, – он снова перевел взгляд в электронную записную книжку. – Пока осмелюсь утверждать только одно: на данном этапе вы включены в список наиболее вероятных кандидатов. А отбор в этот список жесточайший, – и на его лице появилась белозубая улыбка, как у большой акулы. – В течение двух недель я свяжусь с вами и сообщу, где и когда будет просмотр.

– Просмотр? – она вздрогнула. – Я еще должна пройти что-то вроде пробы?

– Ну конечно, не могу же я набирать людей, исходя лишь из тех впечатлений, которые получил от их индивидуальных выступлений. Я должен оценить потенциальных участниц с точки зрения их способности взаимодействовать друг с другом, чтобы составить представление о том, вырастет ли из группы живой организм. Кроме того, у меня есть менеджер, который должен посмотреть на всех. Он будет заниматься группой. Я уже сказал, что это опыт создания продукта массового спроса. Как только у нас будет готова временная команда, я планирую провести мини-тур, чтобы проверить реакцию публики и опробовать различные варианты состава и различные версии программ. Только после этого мы произведем окончательный отбор и приступим к подготовке большого рекламного тура.

– Понятно, – только теперь Джуно начала осознавать, какой длинный путь отделяет ее от славы и успеха. – А кого еще вы отобрали?

– Еще человек двадцать, – уклончиво ответил он. – Комические артистки, среди них есть широко известные в узком кругу, есть и совсем неизвестные, вроде вас. Но все должны пройти просмотр, независимо от подготовки и опыта. В конце месяца я собираюсь провести недельный семинар где-нибудь в Лондоне. Надеюсь, вы сможете отлучиться на это время с работы?

– О, без проблем, – Джуно совсем забыла, что она уже договорилась с шефом насчет следующей недели. – Я могу сама планировать свою загрузку.

– Ну вот и хорошо, – он показал зубы в знак окончания разговора. – В таком случае, я с вами свяжусь.

Джуно наклонилась, чтобы извлечь свою сумку из-под стула, и не заметила, как несколько взятых на всякий случай тампонов выпали на аспидно-серую циновку Пирса Фокса. Ее критические дни до сих пор не начались.

– Может быть, запишете мой телефон и все такое? – по-идиотски спросила она, как девочка-подросток, которую первый раз пригласили на свидание.

– Все это у меня уже есть, – ответил он, провожая ее до двери и по дороге пробуя наманикюренным пальцем почву в горшке с кактусом.

– Уже есть? – Джуно обернулась к нему в дверях, улыбка расползалась по ее губам, словно растаявшее масло.

Ничего не ответив, Пирс Фокс крепко и быстро пожал ей руку, многозначительно улыбнулся и вернулся в свое минималистское логово, плотно закрыв за собой толстую пепельно-черную дверь.

Когда в одиннадцать часов Джуно прокралась за свой рабочий стол, шеф говорил по телефону. Она приветливо помахала ему, а он бросил выразительный взгляд на свои наручные часы и повернулся к ней спиной, продолжая разговор.

– Черт побери, – пробормотала Джуно. Она очень рассчитывала на то, что шефа не будет на работе: сегодня не сдается ни один из выпусков, поэтому он мог распрекрасно руководить и дома, как он частенько делал в подобных случаях. Его появление в пятницу – редчайший случай.

Но все это ее не слишком занимало. Она была слишком переполнена впечатлениями от встречи с Пирсом Фоксом. Интересно, будет ли в группе у каждой участницы свой псевдоним, как в «Спайс-герлс»?

Ящик голосовой почты оказался переполнен сообщениями. Прослушав их, она обнаружила, что ее вчерашние усилия обеспечить себе культурный досуг на выходные принесли плоды, причем даже слишком обильные.

Ее друзья неожиданно откликнулись огромным количеством предложений, как провести оба дня и все три вечера. Среди прочего были приглашения на новую пьесу в театр, на девичник, на вечеринку, на представление в клуб, на встречу школьных друзей, на барбекю за городом, в кино, на чай с Лулу, на обед с Джезом, на завтрак с Одеттой, в Корнуолл к Эльзе и Эйвану.

Джуно нацарапала на клочке бумаги все полученные приглашения и с тревогой смотрела на внушительный список. Одинаково немыслимо было и повсюду успеть, и кому-то отказать. Тем более что она сама просила всех этих людей включить ее в свои планы на выходные. Еще вчера она чувствовала себя покинутой и решила, что у нее нет настоящих друзей. Сегодня она убедилась, что ее друзья – лучшие в мире, и в знак благодарности теперь придется подвести большинство из них.

Как всегда в моменты кризиса, когда нужно действовать изобретательно и оперативно, чтобы свести к минимуму возможный ущерб, Джуно не предпринимала ничего. Вместо этого она решила навестить Уму и разузнать, откуда растут ноги у начавших гулять слухов о грядущем сокращении штатов.

– Только, пожалуйста, не ссылайся на меня, – сказала Ума шпионским шепотом, протягивая Джуно коробку с песочным печеньем. – Но Ванесса Фарнесс говорит, скоро всех так тряхнет, что понадобится шкала Рихтера.

Ванесса Фарнесс была личным секретарем президента концерна и бесценным источником всевозможных слухов, циркулировавших внутри редакции.

– А я нахожусь под ударом? – напрямик спросила Джуно.

Ума сокрушенно покачала головой:

– Мне ужасно жаль, но твое имя было в списке сотрудников, подлежащих увольнению в процессе реорганизации. Правда, далеко не на первом этапе, а сейчас только самое начало реорганизации.

– Что это еще за реорганизация?

– Консультанты по управлению дали рекомендации, – Ума смахнула крошки со стола большой темной ладонью. – Помнишь, мужчины в костюмах ходили тут весной и все вынюхивали?

– Мужчины в костюмах?

– Ну, ты еще их обозвала ищейками.

– Ах, эти? Которые собирались купить «Иммедиа»? Еще целую неделю донимали всех расспросами?

Джуно в ту пору как раз переживала разрыв с Джоном и не обращала особого внимания на происходящее, потому что почти не выходила из служебного туалета – плакала с утра до вечера.

– Ничего они не собирались покупать, – Ума неодобрительно потерла подбородок. – Их наняло руководство компании, чтобы они дали рекомендации, как увеличить доходы от журналов. Сейчас они как раз докладывают о своих выводах, и, как ты понимаешь, речь идет не о том, что нужно экономно расходовать скрепки для бумаг. Совещание в зале заседаний совета директоров продолжается все утро. Твой шеф бесится, потому что его не позвали. Он, собственно, ради того и притащился сегодня – надеется разведать, какая участь его ожидает.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что его тоже…того? – У Джуно отвисла челюсть.

Ума кивнула:

– Причем раньше, чем тебя, детка. Гораздо раньше.

– Но тебя-то они не тронут? – Джуно посмотрела на нее с тревогой.

– Надеюсь. Мамаша Ума не сойдет с этого стула – она к нему приросла всем своим жиром. Да и кто позарится на мое место?

Джуно облегченно улыбнулась.

– А ты, я смотрю, не очень-то и расстроилась? – Ума лукаво посмотрела на нее. – Я думала, тебя это больше огорчит.

Джуно поскребла подбородок недоеденной половинкой печенья. Ее так и подмывало рассказать о своей встрече с Пирсом Фоксом, но она понимала, что не следует рисковать.

– Так, есть кое-какие наметки на случай, когда отсюда погонят.

– Вот как? «Ньюс он санди» наконец-то приглашает тебя в штат?

– Нет, это совсем из другой оперы, – Джуно с упоением вообразила себя в составе комической труппы Пирса Фокса. Она страстно хотела репетировать с утра до вечера, а потом отправиться в гастрольное турне. На ее губах непроизвольно появилась широкая счастливая улыбка.

– Ладно, я ни о чем не спрашиваю. Но ты особенно не торопись. Твои колонки – единственное, что можно читать в этих протухших журналах, поэтому тебя уволят не завтра.

– Спасибо, – Джуно на крыльях своей фантазии унеслась так далеко навстречу славе и успеху, что ей даже захотелось – пусть увольняют поскорее.

Проходя мимо ксерокса, она встретила Финлэя.

– Ну, как там Лидия? Я соскучился по ее ногам.

– Полагаю, что как раз в этот момент ее ноги обвиваются вокруг субъекта по имени Бруно, – безжалостно сообщила Джуно.

– Какая досада, – вздохнул Финлэй. – А я собирался прошвырнуться с ней сегодня по магазинам. У нее это классно получается, а я люблю выбирать женскую одежду.

Он увязался за Джуно и сел в пустующее кресло Лидии:

– Слушай, через полчаса шеф свалит на уик-енд. Почему бы нам не последовать его примеру? Пройдемся по магазинам. Знаешь, как говорят в народе, если дела идут неважно и настроение на нуле, подними его с помощью магазинотерапии.

Джуно взглянула на длинный перечень мероприятий культурного досуга, лежащий перед ней на клавиатуре, и ответила:

– Мне нужно сделать кучу звонков.

– А как твое свидание с «Дж.»? Ты сегодня идешь? Разве тебе не нужно обновить свой гардероб по такому случаю? Бар «Око» – божественное место.

– Меня приглашают на новую пьесу Патрика Марбера как раз сегодня вечером, – расстроенно сказала Джуно.

– Черт возьми, мечтаю посмотреть ее! Да никак не могу достать билета…

И тут Джуно осенила прекрасная идея. Пригласившие ее Элли и Дункан, безусловно, будут вне себя от ярости, если она откажется от их блестящего предложения. Но если она вместо себя пришлет такого забавного красавца, как Финлэй, они ее, конечно, простят. Они все время сожалеют о том, что после рождения ребенка совсем не видят новых людей, совсем не балуются травкой.

– Так ты свободен сегодня вечером?

– Абсолютно. Перво-наперво мы отправимся по магазинам. Встретимся у выхода, когда шеф слиняет.

Сорок минут спустя Джуно подняла трубку.

– Дамы и господа, шеф покинул здание, – радостно возвестила она.

– ????

Бродить по магазинам с Финлэем оказалось занятием столь же приятным, как болтать с лучшей подружкой в пабе.

– Понимаешь, бар «Око» требует определенного стиля. И этот стиль, как известно, – гламур плюс амур, с ударением на последнем. Вот это как раз то, что нам нужно, – и он протянул ей декольте из замши.

– Ну, как сидит? – спрашивал он пару минут спустя, стоя по другую сторону бархатной занавески.

– Как перчатка. Стянуть можно только с мылом.

Через час Джуно начал утомлять беззаботный оптимизм, с каким Финлэй оценивал ее габариты.

Высокие длинноногие красавцы типа него не в состоянии понять смысл выражения «размер мал».

– Я не влезаю в четырнадцатый размер, – объясняла ему Джуно, когда они вернули целую груду перемеренной ею одежды продавщице с проколотым пупком и кошачьими глазами, которыми она смотрела на Финлэя едва ли не с обожанием. – Мне даже шестнадцатый будет тесноват.

– Вот еще, глупости. У тебя дивная фигура, – отрезал он. – Не правда ли? – он повернулся к продавщице.

– Ну, да… В общем, неплохая… – неуверенно ответила та, переводя взгляд с бюста Джуно на Финлэя, словно спрашивая при этом: «Ты совсем тронулся? Что у тебя общего с этой жирной коровой? Взгляни на мой плоский животик и плачь, милашка».

По крайней мере, Джуно не сомневалась, что в голове у продавщицы крутились именно такие мысли. Сама Джуно, в поту и пене, все глубже и глубже погружалась в пучину отвращения к собственной персоне, с каждой молнией, которая не сходилась на ее мягком пышном теле, с каждой пуговицей, которая отказывалась влезать в предназначенную для нее петлю. В принципе, она усвоила позитивное отношение к своему внешнему облику, грешившее, может быть, даже излишней снисходительностью. Она смирилась с полнотой и с тем, что мала ростом. Она перенесла ненависть со своего тела на магазины. Годы унижений, наподобие сегодняшнего, пережитых возле стоек с одеждой, в примерочных и у касс, ожесточили ее сердце.

Пирс Фокс ошибался, когда полагал, что она не из тех женщин, которые бранят бутики за то, что четырнадцатый размер там причисляют к «большим». Нет, она проклинала, конечно, магазины, которые классифицируют все разнообразие женских фигур по размерам 1, 2 и 3, причем в реальной жизни размер 1 налезает только на вешалку, а размер 3 – на страдающую анорексией девушку, которую кормят через капельницу. Джуно терпеть не могла и те магазины, в которых можно купить одежду 16-го размера, при условии, что у тебя рост метр девяносто и ты предпочитаешь бурую цветовую гамму. Конечно, все эти аномальные явления выводили ее из себя, но не настолько, чтобы делать их темой выступлений перед публикой. Ничего не попишешь: если индустрия моды отказывается рассматривать женщину большого размера иначе, как ходячий и говорящий каркас для палатки, на который следует натянуть водоотталкивающий нейлоновый тент, то и дело с концом. В распоряжении Джуно были темы посмешнее, чем пирожные и мода. Мужчины, например.

– Нет, вы только посмотрите, посмотрите на нее, какая женственность, какие формы. С ума сойти, – Финлэй пребывал в эстетическом экстазе. – Я думаю, в этом магазине просто-напросто размеры неправильные. Пошли-ка отсюда. Я знаю один чудный магазинчик в Сохо. Тебе понравится.

И он, стремительно шагая своими длинными ногами, направился к выходу, Джуно, тяжело дыша, еле поспевала за ним, а продавщица, открыв рот, смотрела им вслед.

 

ГЛАВА 20

– Финлэй, я не пойду туда, – жалобно блеяла Джуно у входа в крошечный, плохо освещенный магазинчик на боковой улочке, мощенной булыжником. В витрине светилось ярко-розовыми неоновыми буквами слово «ПРЕОБРАЖЕНИЕ». – Это же магазин для трансвеститов.

– А тебе, моя упрямая леди, немного преображения сегодня как раз не помешает, – и Финлэй затащил ее внутрь.

Через час они обессиленно рухнули на стул в клубе «Неро», у ног Джуно громоздились пакеты с покупками.

– Я никогда не надену это, – хихикнула Джуно.

– Наденешь как миленькая.

Подошел официант, с интересом поглядывая на Джуно.

– Привет, Ральф. Как дела? Нам бутылочку красного для повышения гемоглобина и две порции знаешь чего.

– Хорошо, – официант еще раз взглянул на Джуно с нескрываемым интересом и удалился.

– А я и не знала, что ты член этого клуба, – прошептала Джуно, с почтением оглядывая темные стены, эксцентричные картины современных художников и массивные диваны с обивкой из красного бархата.

«Неро» являлся одним из самых элитарных заведений Лондона, это был закрытый клуб, в который допускались только его члены. Он находился в Сохо, в месте, известном как «писательский квартал», – хотя бары, рестораны и частные клубы, расположенные тут, гораздо чаще оказывали гостеприимство популярным актерам, телезвездам и поп-музыкантам, чем голодающим мастерам слова. Из любопытства – посмотреть, как поживает вышеозначенная публика, Джуно посетила несколько подобных заведений вместе с самыми успешными из своих друзей: Джез был членом клуба «Гроучо», но редко бывал там, потому что предпочитал более демократичный «Кобден» или вообще паб возле дома; Одетта регулярно ходила в «Юнион», который облюбовали молодые респектабельные деятели из телерадиовещательных компаний; Эльза и Эйван состояли членами «Сохо-хауса». Из всех мест, посещаемых звездной публикой, «Неро» считался самым блестящим и самым труднодоступным. Все знали, что легче быть причисленным Папой Римским к лику святых, чем принятым в члены клуба «Неро».

– Мой брат Калам – один из учредителей «Неро», поэтому меня и пускают сюда: семейственность, сама понимаешь, – пояснил Финлэй.

– Ах ты, хитрюга, – Джуно удивленно покачала головой. – Скажи, пожалуйста, а что заставляет тебя заниматься продажей рекламных блоков в «Иммедиа»? Я думаю, стоит пару раз посидеть в этом баре, и ты получишь работу, где пожелаешь.

– Все не так просто, как ты думаешь, солнышко, – он слегка улыбнулся, показав свой сколотый зуб. – Я наркоман, я лентяй, я безответственный тип. Я подвожу людей. Мой брат большая шишка в газетном бизнесе, но это не значит, что для меня есть там место. Он уже не раз устраивал меня на работу, и везде я с треском проваливался. Никто из его именитых друзей-газетчиков меня и близко к себе не подпустит. Кроме того, карьера меня в принципе не интересует, – он поежился. – Это адский труд. А мне больше нравится всю ночь болтаться по клубам и барам. В деньгах я не нуждаюсь – Калам ничего не жалеет для меня. Он купил бы для меня хоть Колумбию, если б это принесло мне счастье, – его беззаботность поражала своей откровенностью.

– Тогда зачем вообще ты работаешь?

– Я пробовал было спать с утра до вечера, но мне быстро надоело, – просто ответил он. – Отец твердит, что я зря занимаю место под солнцем. Вот мне и пришло в голову заняться продажей места – места под рекламу. Я питаю слабость к каламбурам. Я задержался в «Иммедиа» потому, что смотреть на Лидию мне нравится больше, чем дома пялиться в экран телевизора. Полагаю, я могу себе позволить удовольствие болтаться по редакции и болтать с Лидией, пока меня не выгонят.

– Ты неисправим, – рассмеялась Джуно и взяла в рот сигарету.

– Мы с Лидией очень похожи, – Финлэй зажег Джуно сигарету. – Мы с ней члены еще более избранного клуба, чем этот. Наш клуб называется «Без руля и ветрил». Вход абсолютно свободный, а вот выход… Стол накрыт, веселись сколько хочешь, но тебя мгновенно лишат членства, как только тебе надоест пить и ты захочешь сделать из своей жизни что-нибудь стоящее…

– По-моему, ты несешь чушь. Монолог вроде: «Ах, я такой особенный. Родители, не жалея денег, всегда учили меня в самых дорогих школах, а теперь лечат в самых дорогих клиниках…»

– Это не чушь, Джуно, – он тряхнул белокурой головой, и шелковистые кудри разлетелись в разные стороны. – Жизнь таких иждивенцев, как мы с Лидией, невыносимо легка. У нас отсутствует честолюбие, побуждающее людей напрягаться. Мы ловим свой кайф, избегая усилий и предаваясь излишествам. Большинство наших друзей добились гораздо больших успехов и занимают гораздо более высокое положение, но мы свободно вращаемся в том же кругу, что и они, потому что благодаря родительской щедрости располагаем такими же средствами. Все нас любят, потому что мы ужасно милы, далеко не глупы, остроумны, умеем радоваться жизни и не представляем никакой опасности.

– Не забудь еще упомянуть про вашу исключительную скромность, – подмигнула Джуно, но он уже повернулся к официанту, который принес вино.

– Молодец, Ральф, – Финлэй взял у него бутылку и стал изучать этикетку.

– Калам просил присмотреть за вами, чтобы вы снова не напились, – предупредил Ральф.

– В таком случае, Джуно напьется вместо меня, – и Финлэй наполнил ее бокал до краев.

– Ты забыл, у меня сегодня свидание, – рассмеялась она.

Финлэй, дурачась, захлопал глазами на девичий манер:

– О как же, помню-помню. Роскошный бар «Око», загадочный «Дж.». Ты, кажется, работал там? – обратился он к Ральфу, который снова с интересом смотрел на Джуно.

– Да, прекрасное место, – Ральф продолжал внимательно рассматривать ее лицо.

Джуно заерзала на стуле, чувствуя себя неуютно под прицелом его взгляда. Ей показалось, он намерен сообщить, что она нарушает одно из правил строжайшего кодекса клуба «Неро»: член клуба обязан иметь комплекцию, не превышающую 10-й размер.

Внезапно его лицо осветила радость узнавания:

– Вы ведь комическая артистка, верно?

– Иногда, – кивнула Джуно.

– Я так и знал! – он прищелкнул пальцами. – Я попал на ваше выступление пару недель назад, на верхнем этаже кафе «Блю». Вы были лучше всех.

– Неужели? – удивилась Джуно. Она напрягла память. Она несколько раз выступала в кафе «Блю». Это было одно из любимых ее мест. Тамошний менеджер, Фэйт Гауэр, был хорошим приятелем Дункана еще со времен «Деливери» и старался при любой возможности приглашать Джуно.

– Моя девушка с тех пор просто бредит вами, – рассмеялся Ральф. – Она затащила меня в тот вечер на выступление этого симпатичного ирландца, забыл его фамилию. Джерри, не помню дальше…

– Мэлони? Джерри Мэлони? – подсказала Джуно, не веря своим ушам.

– Точно! Славный парень, бывает тут иногда с Диланом Мораном. Но вы нам понравились куда больше.

Боже правый! В тот вечер Джуно выступала в одной программе с Лулу, Миком Коллинзом и фаворитом месяца Джерри Мэлони. Она так волновалась в этой звездной компании, что отбарабанила свой номер за пять минут, но публика оказалась на редкость отзывчивой и все ловила на лету. Потом она спела под аккордеон. После выступления у нее возникло радостное ощущение удачи.

– Серьезно вам говорю, – Ральф собрался уходить. – Вы просто бриллиант.

– Спасибо, – Джуно не могла совладать с улыбкой, которая не хотела покидать ее лицо.

– Между прочим, это говорит тебе человек, который каждый день обслуживает самых лучших комиков Лондона, – присвистнул Финлэй, сделав большой глоток вина прямо из бутылки, когда Ральф отошел.

– Со мной такое впервые в жизни – меня узнал незнакомый человек! – возбужденно сказала Джуно.

– Вино неплохое. Попробуй-ка.

Джуно сделала глоток. Вино было восхитительное – такое же гладкое, круглое и богатое, как Мохаммед аль Файед.

– Великолепно! Ты знаешь, сегодня у меня самый лучший день за всю неделю, будь она проклята. А когда подумаю, какой вечер мне предстоит, то, кажется, через минуту умру от переизбытка счастья.

Финлэй удивленно взглянул на нее.

Джуно смотрела на него сияющими глазами, вбирая в себя растрепанную ангельскую красоту: тонкий искривленный нос, чувственные губы, длинное гибкое тело, облаченное в щегольскую одежду. Он напомнил ей некогда виденную фотографию Боси, молодого любовника Оскара Уайльда. Боси небрежно сидел в соломенной шляпе на скамейке, глядя куда-то вдаль.

– Скажи, ты хочешь переспать с Лидией или ты гей? – неожиданно спросила Джуно.

Финлэй поперхнулся.

Джуно ободряюще улыбалась ему, пока он вытирал губы тыльной стороной ладони, недоверчиво глядя в сторону.

Она закурила еще одну сигарету, наблюдая за ним: он снова повернулся к ней лицом, его ресницы чуть подрагивали, а один уголок рта приподнялся в насмешливо-надменной улыбке:

– Ты всерьез рассчитываешь получить ответ на свой вопрос? – наконец проговорил он.

– А почему бы и нет? – кивнула она, действительно не понимая, что особенного он находит в ее вопросе. Ведь минуту назад он с такой откровенностью рассуждал о своем бездарном и бессмысленном существовании, что произвел на нее впечатление человека, который не станет скрытничать по поводу своей сексуальной ориентации. Лидия неотразима, и, очевидно, он зациклен на ней. На вопрос Джуно возможны два простых ответа: «Да, я один из сотен мужчин, которые влюблены в Лидию Морли» или «Я гей, но ценю Лидию Морли как прекрасное произведение искусства».

– Ты удивительная женщина, Джуно, – рассмеялся Финлэй. – Ты не привыкла говорить обиняками, да? Хорошо, золотко, – он подлил себе еще вина. – Дай мне сигарету, и я расскажу тебе, почему я не хочу переспать с Лидией, хоть я и не гей.

Он не столько курил, сколько в течение некоторого времени играл с сигаретой, постукивая ею по краю пепельницы, прежде, чем заговорил.

– У меня не стоит, – произнес он почти равнодушно. – А если встает, я не могу его удержать. А если могу удержать – пару раз в году, заметь, – то не могу кончить. Проблема не в моей сексуальной ориентации, Джуно. Проблема в ее отсутствии. Наркоманы ни к черту не годятся в постели. Я люблю кокаин больше, чем женщин. Давай назовем это моим осознанным выбором, – он задумчиво посмотрел на Джуно. – Последний раз я занимался сексом – точнее, пытался им заняться – более года тому назад. С тех пор я соблюдаю целибат, как Римский Папа.

Он снова забарабанил сигаретой по краю пепельницы.

Джуно не отрываясь смотрела на него и ловила его слова, поражавшие своей бесхитростной откровенностью. Когда эти слова проникли в нее, она ощутила сильный прилив горячей жалости к нему:

– Так, значит, тебя все-таки интересуют женщины?

Он прищурил один глаз и внимательно посмотрел на кончик своей сигареты:

– Да, конечно, но я прекрасно понимаю, что на этом спектакле я всего лишь зритель, а не участник.

Я могу флиртовать с утра до вечера, но моему члену плевать на это, – он сделал глоток. – Черт, сам не знаю, зачем я тебе все это рассказываю.

– А что же Лидия? – произнося ее имя, Джуно по-прежнему не сводила с него глаз. Он возвел очи к потолку и вздохнул, словно Архангел Рафаил, испрашивая совета у своего шефа – как ответить.

А Джуно потягивала вино и обдумывала его историю. Одна половина ее существа полагала, что он заслуживает такой кары, как импотенция, за ту непутевую и саморазрушительную жизнь, которую ведет. Но другой своей половиной она его жалела, потому что, несмотря на открыто исповедуемый гедонизм, он явно не чувствовал себя ни счастливым, ни даже довольным.

– Знаешь, вы с Лидией совсем непохожи, – сказал он. – Меня всегда удивляло, как вы умудряетесь дружить. Хотелось разобраться. Это одна из причин, почему я позвал тебя сегодня заняться шопингом. Честно говоря, я ведь тебя скорее недолюбливал.

– Вот как? – Джуно была поражена. Ей всегда казалось, что у них с Финлэем самые что ни на есть теплые, приправленные юмором, дружески-деловые отношения.

– Да. Лидия в тебе души не чает, а ты ее все время шпыняешь, – критически пояснил Финлэй.

– Она моя лучшая подруга, но на службе я ее начальник, – Джуно с горячностью встала на свою защиту. – Я обожаю ее, но иногда она совсем распускается, и мне приходится на нее давить.

– Как я и говорил, ты – ее полная противоположность. Лидия открыто демонстрирует свое великолепное, безупречное тело и прячет свой ум. А ты сознательно скрываешь свое тело, но изо всех сил стараешься подчеркнуть, как ты умна и остроумна.

– А ты когда-нибудь слышал о том, что людям свойственно акцентировать внимание на своих достоинствах, а не недостатках? – Джуно как раз подливала вина в бокалы, и на столе появилось пятно: по сути, она заявила, что ум не числится среди достоинств Лидии. Джуно открыла рот, чтобы поправиться, но Финлэй уже заговорил сам:

– Как ни смешно, но что-то происходит с человеком, когда он знает, что не сможет заняться любовью с женщиной, которую хочет, – особенно если она составляет единственный смысл его существования. – Финлэй поставил оба локтя на стол и серьезно посмотрел на Джуно. – Он начинает глядеть на нее другими глазами. Пойми меня правильно, я по-прежнему хочу узнать, как она выглядит без одежды, каково это – раздевать ее, касаться ее тела. Но если ты не можешь осуществить все это на деле, то очень скоро начинаешь интересоваться тем, что происходит у нее в голове. Если не можешь проникнуть внутрь ее тела, то невольно пытаешься проникнуть внутрь ее головы. Тело у Лидии так прекрасно, что кажется нереальным. Но в голове у нее царит безобразный бардак.

– Она фантастическая женщина! – Джуно сразу же бросилась защищать свою самую любимую, самую непутевую подругу, из-за которой ей приходилось столько страдать. – Да, может быть, она немного неуправляема, немного взбалмошна, но на свете нет человека добрее, щедрее, искреннее, чем она. Она моя лучшая подруга. А ума у нее не меньше, чем у прочих моих знакомых.

– Готов подписаться под каждым словом, – он резко рассмеялся. – Неужели же ты не видишь, Джуно, что, независимо от того, хочу я с ней переспать или нет, я ее обожаю? Я не большой специалист по части любви, но мне кажется, я подошел к этому состоянию так близко, как никогда. Пелена спала с глаз Джуно.

– Наконец-то ты начала хоть что-то понимать, – он взял ее за руку. – Я не собираюсь расписывать тебе свои чувства к ней. И не собираюсь что-нибудь менять в наших с ней отношениях. Меньше всего на свете ей нужен сейчас роман со мной. Не собираюсь я и выведывать у тебя, как это принято у подростков, что она думает обо мне.

– Тогда зачем ты мне это все рассказываешь? – Для Джуно было невыносимо, что теперь придется скрывать его признание от Лидии.

– Я принял решение. Только что, и потому стал тебе все это рассказывать. Я решил кое-что предпринять. Вся штука в том, что мне нужна твоя помощь.

– Что же ты решил предпринять?

– Я решил изменить свою жизнь. – Он смотрел прямо ей в глаза, и у нее не возникло ни малейших сомнений в серьезности его слов. – Я хочу избавиться – и от наркотиков, и от бессмысленности. А потом попытаюсь спасти ее.

– О, Финлэй! Это так романтично! – У нее на глаза навернулись слезы, и ей захотелось немедленно позвонить Лидии на мобильный.

– Ты так считаешь? – он цинично рассмеялся.

– Я знаю, я понимаю, это будет непросто, – Джуно смутилась из-за того, что его слова так ее взволновали.

Он уставился в потолок:

– Я дважды ложился в клинику. Я посещал групповые сеансы, читал брошюры, пил лечебный чай, курил сигареты, общался с унылыми мудаками, которые норовят рассказать историю своей жизни еще до того, как назовут свое имя. Я ел диетическую пишу, гулял в диетическом парке, смотрел диетические передачи по телеку – чтобы в мою жизнь не просочилось ни малейшего соблазна послать к черту эту диетическую жизнь. Пока с этим не столкнешься, не постигнешь всей издевательской иронии, – он горько рассмеялся. – Я знаю, что такое лечиться, Джуно. Я прекрасно знаю, как убедить докторов, что я в порядке. Я даже могу убедить себя, что я в порядке. Я только не знаю, как продержаться без наркотиков дольше недели после выписки.

Она моргала, не зная, вставить ли ей комментарий вроде: «У моего брата есть друг, Хорс. Он был в таком же положении. Ему удалось выкарабкаться», – но решила лучше хранить молчание.

– Иногда в клинике заставляют повторять идиотские заклинания: «Я ценю себя» или «Я ценю свое тело», или еще: «Я люблю себя больше, чем кокаин». И знаешь, о чем я мечтаю? В один прекрасный день, стоя в гостиной большого старинного дома где-нибудь в Кенте, иметь право сказать: «Я ценю Лидию больше, чем кокаин». Вот о чем я мечтаю, клянусь тебе.

– Фантастика! – Джуно была потрясена его решимостью. В ее душе родился непримиримый протест против всех форм наркотического рабства, унижающего человека, и она выбросила в пепельницу недокуренную сигарету. В своем пылу она даже не заметила, что впервые в жизни выслушивает откровения и признания одного из обожателей Лидии, не испытывая ни малейшей ревности.

Финлэй посмотрел на нее. На его прекрасных губах возникла загадочная полуулыбка:

– Чтобы выполнить мой план, мне потребуется какое-то время. И пока не наступит срок, я должен для нее оставаться прежним легкомысленным, вероятно, голубым Финлэем, коллегой, с которым можно безобидно пофлиртовать. С ним она всегда может обсудить своих любовников, свои сердечные дела, свои романы или пройтись по магазинам, чтобы поднять настроение в паузах между романами. И если ты меня выдать, если разболтаешь ей хоть слово из нашего разговора, то я откажусь от своего плана и исчезну. Я не смогу показаться ей на глаза, если она все узнает.

– Хорошо, а что требуется от меня? Я должна исподволь убеждать ее в том, что вы созданы друг для друга?

– Нет. Я же сказал, что мне требуется твоя помощь, Джуно.

– Я что-то не понимаю, – Джуно с ужасом представила себе, как она ежедневно навещает его в закрытой клинике в Кенте, чтобы давать подробные отчеты о личной жизни Лидии.

– У тебя свидание сегодня вечером. С неким «Дж.». Это твой новый сосед по квартире? Тот самый сексуальный американец, в которого влюбилась Лидия?

– Так она рассказала тебе о нем? – Джуно в испуге закусила губу. Вопрос был сугубо риторическим и не требовал ответа. Вместо ответа Финлэй разломил спичку пополам и стал теребить обломки:

– Почему ты не сказала Лидии, что между вами что-то есть? – спросил он.

– Сложно ответить.

– Мне тоже было сложно.

Так, пришла пора платить по счету – откровенность за откровенность, подумала Джуно. Она рассказала ему и о своих потерянных выходных, и о хищном аппетите, который разыгрался у Лидии при виде Джея и который она искренне принимала за бескорыстное желание развлечь иностранца в чужом городе. Финлэй слушал, приподняв одну бровь, эту короткую печальную историю и ни разу не засмеялся. От бедной спички остались мелкие щепки, когда Джуно поведала ему, что предоставила Лидии зеленую улицу и полную свободу действий в отношении Джея, если ей прискучит Бруно.

– Но ты же любишь Джея?

– Нет, конечно, – усмехнулась Джуно. – Я его практически не знаю. Он в Лондоне всего неделю, и большую часть этой недели мы вообще не разговаривали. А меньшую провели, ругаясь и трахаясь. – Она смущенно отвела глаза в сторону и иронически улыбнулась.

Финлэй поднес обломки спички так близко к глазам, что они съехались к переносице.

– Имей в виду, что Лидия не выкинет его из головы – он там засел очень прочно, – Финлэй снова перевел взгляд на Джуно.

– Да, я знаю, он ей понравился. Но в тот момент она была слишком поглощена Бруно. Странно, именно из-за Бруно я переспала с Джеем и из-за него же Лидия до сих пор не занялась Джеем. Я думаю, мне следует поблагодарить Бруно за все, что он для меня делает.

Пальцы Финлэя замерли.

– Бруно не продлится долго. Мы оба это прекрасно понимаем. Так же как и то, что преемник ему уже найден. И в тот момент, когда бедняга Бруно станет слишком ревнивым или докучливым, Лидия постучит в твою дверь, солнышко. И вовсе не затем, чтобы повидать тебя.

– И что же мне остается? – деланно рассмеялась Джуно. – Я не льщу себя надеждой, что у меня будет хоть малейший шанс, если Лидия возьмется за Джея. Я знаю, что до сих пор перед ней не устоял ни один мужчина. Ты не представляешь, какое было лицо у Джея, когда он ее увидел. Между ними сразу возникла взаимная симпатия. По-моему, вместе они могли бы хоть строительную фирму основать. Не думаю, что, расскажи я ей про себя и про Джея, что-нибудь бы изменилось. Ты ведь знаешь ее.

Финлэй пожал плечами:

– Думаю, ты права, солнышко. Это то, что мне всегда в ней нравилось, – ее абсолютная, невинная преданность наслаждению. Она считает мораль потрепанной картинкой, прикнопленной к стене. Поэтому рано или поздно она придет за Джеем. И только ты можешь помочь мне сохранить ее.

Джуно поморщилась:

– Каким же образом? Сказать ей, что Джей плох в постели?

Теперь уже поморщился Финлэй. Он вынул еще одну спичку из коробка, зажег, поднес поближе и посмотрел на пламя.

– А он не плох?

Джуно покраснела до корней волос:

– Он самый потрясающий любовник из всех, кого я знала. И он сломал мне жизнь.

– В таком случае ты обязана пойти сегодня на свидание и снова уложить его в постель, – Финлэй бросил горящую спичку в пепельницу и поднял глаза на Джуно. – Заставь его полюбить тебя, солнышко. В конце концов, приглашает-то он именно тебя. Возможно, он тебя уже любит.

Джуно громко рассмеялась:

– Прости, Финлэй, но ты попал пальцем в небо! Он здесь всего неделю, и почти всю эту неделю я вела себя омерзительно.

– А ты слышала о любви с первого взгляда? Джуно захохотала еще сильнее:

– В тот момент, когда он бросил на меня первый взгляд, я шарила по холодильнику без ничего, в одних трусах и дурацких носочках. И это был еще не самый худший момент.

– Ну ты даешь! Просто прелесть!

– О, Финлэй, ты не знаешь и половины всего, – Джуно вытерла выступившие от смеха слезы. – Как бы то ни было, спасибо тебе на добром слове.

Финлэй откинулся назад и серьезно смотрел на нее:

– Если ты его действительно любишь, скажи ему об этом сегодня вечером. И узнай, как он относится к тебе.

– Опомнись, Финлэй! Миссия невыполнима. Он ничего не рассказывает о себе. Даже зачем приехал в Англию, не говорит.

– Посмотри на факсы, которые он тебе прислал, солнышко. Ясно же, как божий день, что он хочет наладить отношения, – Финлэй убеждал ее с интонацией диктора телемагазина. – Полдела уже сделано. Сделай другую половину. Сегодня вечером у тебя есть шанс перекрыть нашей распрекрасной, непобедимой Лидии эту дорожку. Ты должна надеть новое платье, новые туфли, настроиться на победу – и вперед! Этот парень в твоих руках!

– Сдаюсь, – Джуно подняла руки. – Хорошо, убедил. Допустим, он влюблен в меня. Я неотразима. Осталось только натянуть новое платье, задрать вверх сиськи, войти в бар «Око», играя бедрами, и он совсем потеряет рассудок и начнет твердить мне о своей бессмертной страсти. Ну и что дальше? Каким образом это помешает Лидии вступить в игру и заняться им?

– Ты абсолютно права. Никак не помешает, если все, чего ты добьешься, – еще разок переспать с ним. У нее не возникнет ни малейших сомнений, тут ты права. Но если у вас с Джеем завяжутся серьезные отношения, возникнет настоящий союз, то это уже совсем другая история. В глубине души Лидия старомодна и романтична. Подлинные узы для нее священны.

Джуно смотрела на него, прижав пальцы к губам: светловолосый, нервный, отчаявшийся, измученный, запутавшийся в своих настроениях. Ей очень хотелось поверить в правильность его расчетов, но она была слишком цинична для этого.

– Увы! – усмехнулась Джуно. – Даже самое роскошное платье из магазина для трансвеститов не заставит Джея полюбить меня, Финлэй.

– Общение с тобой заставит. У вас ведь столько общего!

Джуно снова расхохоталась, но его лицо оставалось спокойным и сосредоточенным.

– Только не рассказывай Лидии о нашем разговоре. Не говори ей о моей любви. Но знай, что все это правда, все, что я тебе сказал.

Джуно нехотя пообещала, но для подстраховки скрестила пальцы под столом.

Ральф через зал прокладывал путь к их столику с двумя большими оранжевыми тарелками, на которых красовались шедевры высокого кулинарного искусства.

– Кушать подано, – он успел улыбнуться Джуно прежде, чем отойти к соседнему столику, за которым сидели Эмма Томпсон, Колин Фирт и Джек Дэвенпорт.

Джуно заметила, что, пока они с Финлэем разговаривали, зал наполнился знаменитостями. Она еле успевала крутить головой:

– Смотри-ка, Джонни Воган! А вон Сандра из «Лондонцев»! Боже мой, Вайнона Райдер!

Финлэй приподнял бокал, приветствуя компанию за соседним столиком. Ему ответили тем же.

– Ты что, со всеми знаком? – Джуно была под большим впечатлением.

– Немного, – Финлэй пожал плечами и углубился в тарелку.

И без того перегруженный взаимными откровениями, разговор принял легкий характер, вращаясь вокруг тривиальных тем и служебных сплетен. Оба увлеченно жевали, не забывая наполнять бокалы.

– А что, твои родители действительно дико богаты? – нахально спросила Джуно.

– Ужасно, – Финлэй с улыбкой передразнил ее.

Она покраснела:

– Интересно, а я всегда думала, что ты наподобие уличного хулигана из Глазго, который прилично закончил университет, а потом сбился с пути.

– Вот как?

– Извини, – Джуно покраснела еще сильнее.

– Да нет, на самом деле ты недалека от истины, – он рассмеялся. – Наверное, все так бы и было. Могло бы быть. Отец у меня по профессии сварщик. Это такой человек, который присоединяет одну металлическую фиговинку к другой, – снисходительно пояснил он. – Ну вот, а пятнадцать лет назад он выиграл два миллиона. Это была немыслимая удача. Мой отец надеялся, что с помощью денег сумеет «сделать нас лучше». Из бедной государственной школы – там я был единственным способным ребенком, который интересовался учебой, меня перевели в закрытый интернат для снобов, где я вообще перестал учиться. Можешь себе представить? Я даже их аристократическим произношением не владел, чего уж там говорить о латыни. Меня дразнили с утра до вечера, а я сидел наказанным каждый день, потому что отбивался с помощью кулаков – другого способа постоять за себя я не знал. Калам, мой брат, в это время учился уже в университете в Англии, поэтому он не так пострадал от культурного шока. Может, именно из-за этого у него до сих пор сохранилось пролетарское, по сути, мировоззрение – на жизнь надо зарабатывать. А я считаю, что должен все получать даром.

Подходила к концу вторая бутылка. Только тут Джуно заметила, что это был «Пойяк», бутылка которого стоила не меньше ее недельного заработка. Финлэй взглянул на нее и рассмеялся.

– Мне пора домой, я должна привести себя в порядок перед вечером, – взволнованно сказала Джуно.

– Выпей кофе, когда придешь, – посоветовал Финлэй, целуя ее в обе щеки. – Позвоню тебе на следующей неделе, когда ты будешь у родителей. Узнаю, как все у тебя прошло, и расскажу о своих делах.

Оба они слегка захмелели.

– Желаю удачи, – сказала Джуно.

– Тебе тоже, – подмигнул Финлэй.

Сидя на заднем сиденье такси, Джуно позволила себе закрыть глаза и подумать о Джее. Она встретится с ним в самом эротическом баре Лондона всего через несколько часов. Она не сомневается, что он снова будет напряженным, неразговорчивым и мрачным, как подросток. Но он захотел, чтобы она туда пришла, и захотел, чтобы они вновь стали любовниками.

 

ГЛАВА 21

Придя домой, Джуно решила, что нужно прилечь ненадолго, прежде чем приступить к длительной процедуре наведения лоска.

Незаметно для себя она уснула на диване перед телевизором, на плече у нее сидел Пуаро, а на коленях – Убо.

– Черт! – Джуно вскочила и посмотрела на часы: без двадцати минут девять.

Она бросилась в спальню и вытряхнула на пол содержимое пакетов. Платье, которое они с Финлэем купили, было умопомрачительное, но в качестве дополнения требовало уверенности, как у Кортни Лав, и килограмма профессионально наложенной косметики.

– Может, это чересчур даже для бара «Око»? – засомневалась Джуно. В ее распоряжении было пятнадцать минут на подготовку. До бара «Око» десять минут ходьбы – но в купленных к платью туфлях из золотого бархата на двенадцатисантиметровой платформе, безусловно, больше.

Впрочем, на выбор другого туалета времени уже не оставалось. Джуно прекрасно знала себя – обычно мучения по поводу того, в чем пойти на важное свидание, продолжались гораздо дольше самого свидания.

За рекордно короткое время ей удалось нарисовать самый радикальный вариант своего вечернего лица. И только наложив третий слой туши на ресницы, она вспомнила слова Джея о том, что она чересчур увлекается косметикой.

– Да чепуха это, – она посмотрела на свое отражение. Превращение из страдающего печенью хроника с красными глазами и потрескавшимися губами в обольстительницу с глазами газели и нежным сочным ртом убедило ее, что она все сделала правильно. «Джей уже достаточно насмотрелся на мои голые щеки», – подумала она.

Времени помыть голову не было, но, пышно взбитые и приподнятые, волосы выглядели весьма привлекательно: эта прическа делала ее лицо более узким и скрывала отросшие темные корни. Затем Джуно достала большие золотые серьги, которые не носила из-за их вызывающей экстравагантности. Они имели форму китайских иероглифов: один означал «трахни», второй – «меня». Вульгарные и безвкусные, они ужасно нравились Джуно, но ей редко выпадала возможность их надеть: практически все вечеринки в компании ее друзей заканчивались посещением ночных китайских ресторанов, и после одного крайне неприятного эпизода Джуно убрала их подальше.

Полагая, что Джей не очень хорошо знает китайские иероглифы, Джуно нацепила серьги и приступила к нелегкой операции вползания в платье. По окончании она взглянула в зеркало: результат превзошел все ожидания, наполнив ее радостной, безоблачной уверенностью.

Джуно с самого раннего детства любила наряжаться – она стала проявлять интерес к материнскому гардеробу и шкатулке с украшениями еще до того, как научилась ходить. И если в ее одежде можно было найти недостатки в крое или цветовой гамме, то скучным и невыразительным ее стиль назвать было нельзя.

Сегодняшний наряд отличался, пожалуй, большей изощренностью, чем обычно, и он привел Джуно в восторг. На первый взгляд платье казалось очень скромным: кремового цвета, с одним плечом, плотно облегающее фигуру, длиной до щиколоток – из-за маленького роста Джуно. Скроенное с таким расчетом, чтобы придать мужской фигуре сходство с женской, платье было снабжено изнутри специальным корсетом, который делал талию осиной, бедра крутыми, а грудь высокой. В сочетании с любимым жакетом из старинных кружев кремового цвета, золотыми туфлями, серьгами и браслетами вид был блистательный и сексапильный.

Прежде чем покинуть спальню, Джуно быстро прибрала разбросанные вещи, обрызгала себя с ног до головы духами «Эскейп», а комнату – ароматерапевтическим освежителем воздуха под названием «Амур», убедилась в свежести постели, понюхав одеяло, и взбила подушки, придав им манящую пышность. После этого она отправилась в бар «Око», забыв запереть Пуаро и Убо, выключить телевизор и включить автоответчик.

Она остановилась возле банкомата и с удовольствием отметила, что мужчина, выгуливавший собаку, чуть на эту собаку не упал, потому что не мог оторвать глаз от Джуно. Да здравствует сексапил! Ну погоди, малыш Джей, мы тебе покажем сегодня! Она нажала на кнопку банкомата напротив суммы 50 фунтов и в ответ получила:

ПРИНОСИМ ИЗВИНЕНИЯ

НА ВАШЕМ СЧЕТЕ НЕТ СРЕДСТВ

– Черт! – Джуно затребовала выписку со счета и обернулась к стоявшей за ней женщине. – Похоже, он сломался. Вот же, напечатано, что у меня на счете пятьсот фунтов, а он не хочет отдать даже пятьдесят.

– Это у вас перерасход пятьсот фунтов, вы не заметили знак «минус» перед цифрой, – сочувственно ответила женщина.

И вот, без копейки денег, опаздывая на двадцать минут, рассерженная Джуно приближалась к легендарному бару «Око». Похоже, она стала тратить слишком много денег в последнее время. Особенно с учетом нынешнего финансового положения, когда ей приходится не только платить Шону за комнату, но и оплачивать половину счетов за дом в Клапаме, и это помимо процентов по закладной и страховке. Проклятье! Она снова забыла позвонить агенту по недвижимости. Еще раз проклятье! Она даже остановилась у входа в бар «Око» и застонала, когда сообразила, что деньги, которые она потратила сегодня с Финлэем, еще не зарегистрированы и, следовательно, ее перерасход даже превышает пятьсот фунтов.

Воспользовавшись удобной позицией, Джуно стала вглядываться внутрь бара через открытые двери: ей хотелось заранее определить местонахождение Джея. Она знала, что, войдя, из-за своего маленького роста окажется затерянной на уровне подмышек и воротничков. А его золотые волосы можно без труда разглядеть даже издалека.

Но она ничего не увидела, кроме модных туалетов ярких цитрусовых расцветок, пышных блестящих волос и сильно обнаженных загорелых тел, теснившихся в жарком возбуждении от близости, смеха и болтовни. Публика была шикарная и в высшей степени уверенная в себе.

И вдруг Джуно увидела его. Он стоял, прислонившись спиной к стойке бара, потягивая пинту горького пива – напитка, ни имеющего ничего общего с элегантной жизнью. Его глаза быстро двигались под длинными пушистыми ресницами – он следил за залом. На нем были йоркширская кепка для крикета, футболка болельщика «Лидс Юнайтед» и белые джинсы, а на ногах – массивные ботинки с красными шнурками. Джуно, прерывисто дыша, рассматривала его в течение минуты словно незнакомца, как будто загипнотизированная его мужской привлекательностью, сразившей ее наповал, когда они впервые встретились в каком-то богом забытом клубе в Камдене.

Она заново пережила то впечатление, глядя на стоявшего у стойки Джона.

Сначала она удивилась прихоти судьбы, которая именно в этот вечер привела Джона в бар «Око». Она снова и снова оглядывала зал в поисках Джея. Но голова уже выдала ответ: «Дж.» – это Джон. Все до смешного просто. Это не пришло ей в голову раньше по одной причине: Джон был заядлый техноман, который общался с миром посредством электронной почты. Но ведь он мог с таким же успехом отправить и факс с компьютера, стоявшего у него на работе. А что касается орфографии, то она у Джона была варварской. Так что «поведенье» – это вовсе не соблюдение американских норм. Это просто незнание английских.

Джуно понятия не имела, какой сокрушительной силой может обладать разочарование. Ей захотелось лечь на грязный асфальт, закрыть глаза, свернуться калачиком, как зародыш в материнской утробе. Джей совсем не хотел ее видеть. Он не назначал ей свидания. Он не предлагал стать «друзьями и даже любовниками».

Она подумала: а не сбежать ли домой, пока Джон ее не заметил? Она была раскрашена и разряжена в пух и прах. Они не виделись два месяца, не говорили по телефону более двух недель. И все-таки, сознавая, что это слабость, она не смогла заставить себя уйти домой. Прежде всего потому, что Джей мог вернуться в любой момент, Джей, который по-прежнему ненавидит ее и хочет, чтобы она исчезла из квартиры и из его жизни. Оказаться наедине с этой реальностью было невыносимо после двухдневного пребывания в счастливой иллюзии.

С тяжелым, как свинец, сердцем она переступила порог бара «Око» и проследовала через шумную толпу в более тихий уголок бара, где стоял Джон.

Сначала он смотрел, как она приближается, с тем восхищенным и похотливым выражением, которое обычно появлялось у него на лице при виде любой привлекательной представительницы женского пола. Широкая белозубая улыбка расползалась по его лицу, словно пролитое молоко. Потом он узнал ее и присвистнул – громко и самонадеянно, что было очень неприятно. Джуно совсем не чувствовала себя польщенной, и больше всего на свете ей сейчас хотелось, чтобы на ней каким-то чудом оказались старые джинсы и футболка.

– Черт меня подери! – он отвернулся на секунду, чтобы поставить кружку с пивом на стойку бара, а потом широко открыл объятия навстречу ей. – Ты выглядишь просто фантастически, Джуно!

– У меня сегодня назначена встреча, – быстро сымпровизировала она. – Так что я не смогу остаться с тобой надолго.

– Ужасно обидно, – его взгляд восхищенно скользил вверх-вниз по ее затянутому в корсет телу, словно смакуя его. – А я заказал столик в твоем любимом ресторане. Я понимаю, это немного самоуверенно с моей стороны и все такое. Но я надеялся, что ты все-таки придешь, если учесть, как недалеко этот бар от твоего дома.

– Ты заказал столик в ресторане? – удивилась Джуно.

– Да, а что? Я позвонил им аж за неделю, и все равно они смогли предложить свободный столик только на поздний вечер. Но я знаю, тебе там нравится, ягодка.

Джуно была озадачена: ее любимым рестораном было крошечное бистро в Сохо, и никому никогда не приходило в голову бронировать там столики. Она не понимала, почему Джон остановил свой выбор на нем.

– Но ты же ненавидишь рестораны. Ты всегда считал, что сходить куда-нибудь раз в месяц – это значит регулярно питаться вне дома.

– Это потому, что мне очень нравилось, как ты готовишь. Никакой ресторан тебе в подметки не годится.

– Вот как, – Джуно даже обиделась. – Мы же почти каждый вечер брали готовые обеды на дом.

Он жизнерадостно засмеялся:

– Как я рад тебя видеть, Джуно, ягодка! Тебе пинту сидра?

– Нет, спасибо. Мне апельсинового сока и содовой. Я не пью.

Джон раскатисто расхохотался:

– Вот это да! Впрочем, ты всегда была забавной девчушкой.

– Апельсиновый сок и содовая, – обратилась Джуно к подошедшему бармену.

– И еще пинту этой штуки, – Джон указал на свою полупустую кружку. – И еще два пакета сухариков и парочку вон тех чипсов. – Надеюсь, ты не бросила пить всерьез и надолго?

Он вынул из кармана пачку «Мальборо» и протянул ей:

– А с этим ты тоже завязала?

После быстрой ходьбы легкие еще не пришли в норму, поэтому Джуно утвердительно кивнула:

– А как же. Просто смешно, как легко человек может обходиться без того, что совсем недавно казалось жизненно необходимым, – и она многозначительно улыбнулась.

Он удивленно посмотрел и спрятал сигареты в карман, тоже не закурив. Джуно испытала легкую досаду: она рассчитывала, что сможет затянуться выпускаемым им дымом: курение сэконд-хэнд. В зале практически никто не курил – стильная публика, помешанная на здоровом образе жизни и тренажерах. Нетренированные ноги Джуно устали даже после небольшой прогулки пешком. Она осмотрелась в поисках свободного стула возле стойки, но все места были заняты.

Зал бара «Око» был пышно и стильно оформлен – как гостиная французского замка 17 века. На кроваво-красных стенах висели картины в витиеватых рамах с полустершейся позолотой, с высоких потолков свисали люстры, на мраморном полу стояли великолепные диваны, обитые синим и зеленым бархатом, и позолоченные столики. Пресса сходила с ума из-за этого места, но, пожалуй, оно было уж чересчур напыщенным.

– Тут славно, правда? – неуверенно спросил Джон.

– Чересчур блестяще, – Джуно сморщила нос.

– Мы можем пойти в другое место, если хочешь, – с готовностью предложил он.

– Не стоит, в любом случае мне скоро уходить, – у нее не было ни малейшего желания перебираться с ним в какой-нибудь грязный паб.

Это было так странно – снова оказаться наедине с ним: и привычно, и в то же время неловко. Пока он расплачивался с барменом, Джуно поймала себя на том, что смотрит на него оценивающе. Он был очень высоким. Общаясь с Джезом, Дунканом, Шоном и, в последнее время, с Джеем, она привыкла к мужчинам меньшего роста – хотя все они гораздо выше нее, но до Джона им далеко. Правда, Эйван и Хорс имели рост под два метра, но тощими были, как скелеты. А у Джона косая сажень в плечах, широкие запястья, огромные ладони и ступни. Ей всегда нравилось, что он такой большой: рядом с ним она чувствовала себя хрупкой и изящной.

– Я поправился в последнее время, – он перехватил ее оценивающий взгляд, передавая ей сок с содовой.

– Ты выглядишь нормально, – она с безразличным видом пожала плечами, подумав, что он, наверное, после отъезда Дебби перешел на диету из пива и чипсов. Она опять оглянулась кругом в поисках стула.

– А ты выглядишь невероятно! – он одарил ее одной из самых игривых своих улыбок и задержал свою руку на стакане с соком, когда она протянула свою. Они смотрели в глаза друг другу – Джуно нахмурившись, Джон улыбаясь.

Она почти забыла, какие голубые у него глаза. Они были неправдоподобно голубые – настолько, что первое время после знакомства она подозревала, что он носит тонированные контактные линзы. Джон возмущенно отрицал это – он же, дескать, не педик. Ему удалось окончательно разубедить ее, только показав свои детские фотографии.

Став взрослым, он совершенно не изменился – в этом было даже что-то противоестественное. Тело увеличилось в размерах, обросло мускулами, а лицо осталось прежним, как на детских фотографиях: тот же ясный взгляд широко раскрытых глаз и невинное выражение, будто говорившее: «Я и сам не знаю, чего хочу». Благодаря этому взгляду ему удавалось водить людей за нос, не вызывая ни малейших подозрений. Благодаря этому взгляду он вовсю трахался с Дебби у нее за спиной, а она ни о чем не догадывалась.

При мысли об этом Джуно прищурила глаза и вырвала стакан из его руки, расплескав немного сока с содовой. Вкус у напитка оказался такой, что просто заряжал здоровьем. Она пожалела, что не ушла. Вид Джона вызывал у нее почти физическую боль.

– Орешки? – предложил он.

– Нет, спасибо, – холодно ответила Джуно. И тут она заметила, что у него за спиной вот-вот освободится стул. Как человек с большим опытом, Джуно знала, что медлить нельзя. Стая гиен уже нацелилась на эту добычу с другой стороны, пока сидевшая девушка надевала жакетик. Джуно подалась вперед. Джон решил, что она бросилась навстречу ему в порыве нахлынувших чувств, распростер руки и заключил ее в свои объятья:

– Я тоже скучал без тебя, мой пухлясик!

– Прочь с дороги, идиот, – прошипела Джуно, вывернувшись из его объятий и перехватив стул перед самым носом у конкуренток, которые наградили ее возмущенными взглядами, так же, впрочем, как и Джон.

– Ты назвала меня идиотом, – произнес он с глубоко уязвленным видом.

– А ты назвал меня пухлясиком, – ответствовала она, разместив свой стул на безопасном расстоянии от Джона и усевшись.

– Но ты раньше любила, когда я тебя так называл.

– Нет, раньше я любила тебя и потому терпела, когда ты меня так называл, – уточнила она. Сидя, она обнаружила, что у платья имеется побочный эффект: оно перекрывает циркуляцию крови в нижней части тела и пропускает в легкие не более двух молекул воздуха за один вдох. Встроенный корсет вдавил ребра в легкие, а грудь поднял так, что она могла положить на нее подбородок.

К счастью, эта поза, чреватая для нее наступлением комы, произвела на Джона такое впечатление, что он мгновенно забыл про «идиота» и в полном молчании смотрел несколько секунд на возникшие перед его глазами две сферы – ее грудь.

Джуно получала удовольствие от ощущения собственной власти. С самым скромным видом она потягивала сок. Заставим подлого изменника немного попотеть, подумала она с радостью.

Она взглянула на его часы. Половина десятого. Останусь до десяти, решила Джуно.

– Как я уже сказал, сегодня ты выглядишь великолепно, ягодка, – с нежностью обратился он к ее бюсту.

– Спасибо, – Джуно глазами пожирала орешки.

– Просто великолепно! – последовал многозначительный взгляд. – И ты надела серьги, которые я тебе подарил!

Черт! Как она не сообразила снять их прежде, чем подходить к нему!

– Просто они сочетаются с моими туфлями, – она выставила ногу так, что ударила его по голени. – У меня нет других золотых украшений – ты же знаешь, это не мой стиль.

– Вот как? – он искренне удивился и немного огорчился. – Что ж ты мне раньше не сказала? А те часы, которые я тебе подарил?

– Никогда не надеваю их, – она презрительно сморщила нос.

– А брошка в виде микрофончика?

– Потеряла, – она пожала плечами.

– Вот тебе и на, – его густые брови сошлись на переносице. – Ужасно жаль. А я-то думал, они тебе нравятся. Я так старался, выбирал.

Джуно почувствовала угрызения совести, но промолчала.

Джон опять уже улыбался, самоуверенное выражение вернулось на его загорелое лицо.

– Итак, ты получила мой факс, – он подвинулся к ней поближе. – И более того, ты пришла. Я сомневался, что ты придешь.

– А я сомневалась, что значит подпись «Дж.», – она отодвинулась. – И все же ты был уверен настолько, что заказал столик в ресторане.

– Подумал, подцеплю кого-нибудь здесь, если ты не придешь, – нервно пошутил Джон и сам, как всегда, первый засмеялся своей шутке.

Джуно сохраняла невозмутимый вид и наблюдала за его реакцией.

– Шучу-шучу, – он поспешил сменить тему. – А ты по-прежнему общаешься со своей чумовой компанией?

– Ты же знаешь меня. На что еще я способна? Только бить в барабан и водить дурную компанию.

Он понимающе засмеялся:

– Дир Стрэйтс. «Ромео и Джульетта». 1980 год.

Это была его любимая игра: по одной строчке текста угадать песню и исполнителя, причем к игре допускались песни, написанные не позже 1990 года. Он был асом в этой игре. Джуно однажды здорово повеселилась, устроив ему большой экзамен. Теперь она поняла, как много делала, потакая ему из благодарности – просто за то, что он любил ее, дарил ей чувство безопасности, был настоящим мужчиной и любовником после всех этих лет одиночества и неприкаянности.

– Почему ты послал факс в офис? Почему не отправил «емелю», и лично мне, как всегда?

– Я потерял твой адрес, ягодка, – он сделал круглые глаза. – Я потерял электронные адреса почти всех друзей и знакомых. Мой компьютер глюкнулся в прошлом месяце.

– И ты ему после этого доверяешь?

Он не среагировал на шутку. Он редко реагировал.

– Это был настоящий кошмар. Пропала очень важная работа и моя личная база данных. Поэтому я нашел номер редакционного факса в одном из твоих журналов – они лежат у меня везде.

– Ты что, до сих пор читаешь мою колонку? – Джуно почувствовала невольную нежность к нему.

– Нет, я просто не делал генеральной уборки после твоего ухода, ягодка.

– Прекрати называть меня ягодкой, – кисло сказала она. – Не бери с собой меч, отправляясь по ягоды в лес. – Черт подери, она снова играет в эту игру!

– Джон Леннон. «Пройти сквозь ночь». 1974 год, – мгновенно ответил он и посмотрел на нее с азартом. – Давай еще.

– Почему ты пустил ее в свое сердце, а меня вышвырнул на улицу? Ведь я так любила тебя.

Он тер лоб, уставившись в одну точку от напряжения, он долго думал, потом тряхнул головой и признал свое поражение:

– Ты сделала меня, девочка. Сдаюсь. Может, это «Полиция»?

Она отрицательно покачала головой:

– Это Джуно Гленн. Апрель этого года. Клапам. На его лице промелькнуло выражение раскаяния.

– Мне очень приятно, что журналы, для которых ты писала, остались в доме, – он прижался к ее бедру своим бедром, таким теплым и знакомым. – Словно ты по-прежнему со мной – частичка тебя. Ты знаешь, Дебби ужасная хозяйка. Она вообще не убиралась. Она просто свалила все вещи в одну кучу, и вместо множества маленьких кучек получилась одна большая куча, в которой я ничего не мог найти, представляешь, ягодка.

– Не называй меня «ягодка», – огрызнулась Джуно. Она не могла его больше слушать. Своими жалобами на Дебби он причинял ей нестерпимую боль, хоть это и не входило в его намерения.

Джон погладил своей огромной квадратной ладонью ее по руке, касаясь нежной кожи между подмышкой и локтем. Это было приятно, и Джуно не сразу отвела руку.

– Итак, вы расстались потому, что не смогли договориться, кому вести хозяйство? – Она атаковала его в больное место: он не признавал равенства полов.

– Мы расстались потому, что ей надоело слушать, как я без конца говорю о тебе, – вздохнул он.

– Что-что? – недоверчиво переспросила она, не уверенная, что правильно расслышала его из-за шума в зале.

– Я люблю тебя, Джуно, – неожиданно сказал он. Голубые глаза усиленно моргали: то ли он страдал от конъюнктивита, то ли пытался удержать слезы. – Да, я был влюблен в Дебби, не отрицаю, но я не любил ее. Я никогда не любил ее, теперь это ясно вижу. Я любил тебя, ягодка. Может, я не всегда тебя хотел, но все равно любил тебя и никогда не переставал любить. Хотел перестать, уж поверь мне. Я старался не звонить тебе в полночь. Я ходил кругами вокруг телефона и уговаривал себя не приближаться к нему. Совсем, как ты с холодильником, помнишь? – он опустил голову и с нежностью улыбнулся ей. – Я помню тебя каждой клеткой, люблю тебя и не могу без тебя.

И он поцеловал ее. И Джуно, к своему несмываемому позору, позволила ему это сделать, и он целовал ее долго-долго. Она позволила ему это сделать, потому что хотела вспомнить вкус его поцелуя. Она позволила ему это сделать, потому что хотела снова почувствовать знакомый, большой язык на своих губах. Она позволила ему это сделать, потому что он хотел этого. Она позволила этому восхитительному, проворному, как дельфин, языку танцевать в паре с ее языком, потому что это служило доказательством: Джон – большой, загорелый Джон, которого она больше не хочет, – предпочел ее Дебби. И еще она позволила ему это сделать, потому что знала: хоть озолоти она Джея, он не поцелует ее.

Наконец она отстранилась. Неважно, что ее сердце все еще учащенно билось, руки горели от желания прикоснуться к его коже, а в паху было такое ощущение, словно холодным утром заводится двигатель автомобиля. Похоже, она еще не вполне излечилась от Джона, но она уже страдала новой болезнью, симптомы которой были гораздо сильнее этих.

Она подхватила лихорадку по имени Джей. И тот факт, что этот мрачный неразговорчивый сексапильный американец из Нью-Йорка служил подлинной причиной ее сегодняшнего появления в баре «Око», позволил ей прервать поцелуй без сожаления. Еще две недели назад она ответила бы на поцелуй Джона с безрассудной страстью, горя желанием доказать, что она лучше Дебби. Две недели назад она постаралась бы с помощью этого поцелуя найти обратную дорогу в их прошлое: в эти два года смеха и ссор, скуки и страсти, домашнего уюта и романтической влюбленности. Но сегодня этот поцелуй оказался досадной ошибкой. Она знала Джея всего неделю, но он украл ее сердце, словно уличный хулиган – кошелек: выхватил и удрал, нимало не заботясь о том горе, которое причинил.

– Я безумно рад, что ты пришла, ягодка, – повторил Джон. По его прозрачным глазам и розовым губам было видно, что поцелуй пришелся ему по душе, а ему очень трудно угодить. – Я так сильно скучал по тебе.

– Так сильно, что забыл адрес моей электронной почты за два месяца?

Он отвел глаза в сторону.

– И потом, зачем понадобилось посылать факс мне на работу? Почему не домой? У Шона есть факс.

– Я не хотел, чтоб этот чертов американец прочел его, вот почему, – в его глазах загорелся огонек враждебности. – Тот самый, который вечно берет трубку, когда я звоню. Кто он такой, в конце концов?

Теперь Джуно отвела глаза в сторону. При упоминании о Джее лицо у нее загорелось, а платье стало так тесно, что она слышала скрип собственных ребер.

– Просто один американский фотограф, с которым Шон поменялся квартирами на шесть месяцев.

– Ты хочешь сказать, что живешь с ним вдвоем в одной квартире? – от этой мысли Джон пришел в ужас.

– Да, – в голове у Джуно замаячила какая-то догадка. – Так ты говорил с Джеем по телефону не один раз?

– Его зовут Джей? Какое бабское имя. Он часом не гомик?

– Я спрашиваю, ты говорил с ним по телефону не один раз? – настаивала на своем вопросе Джуно, не обращая внимания на вспышку его ревности.

– Ну да, несколько раз на этой неделе, – Джон кивнул. – Я хотел пригласить тебя в бар сегодня вечером. Но он порядочный грубиян, ты не находишь? Отвечает: «Ее нет дома» и сразу же бросает трубку. Вот почему мне пришлось послать факс тебе на работу.

Джуно знала только об одном телефонном разговоре Джея с Джоном – в день ее рождения вечером. На этой неделе она почти все вечера провела дома, сидя в своей спальне. Она слышала, как звонил телефон, и предоставила Джею отвечать на звонки. Ей показалось несколько странным, что ни один из этих звонков не предназначался ей. Не менее странным показалось и то, что на работе она получала огромное количество сообщений по голосовой почте, а домой ей никто не звонил. Неужели Джей от злости даже не звал ее к телефону?

– Так почему же ты пришла сегодня? – спросил Джон игриво, приблизившись к ней и бедром прижимаясь к ее коленям.

Ей хотелось заорать: потому что я думала, что факс от Джея, сукин ты сын! От того самого Джея, который бросает трубку, когда ты звонишь, который не передает мне сообщения, которому настолько наплевать на меня, что он вообще не хочет себя этим утруждать, который заставил меня поклясться, что я не полюблю его, который занимался со мной любовью так, как никто и никогда…

– Потому что я хотела бы узнать, как подвигается продажа дома, – замешкавшись, сказала она, отодвигая колени. Тут она вспомнила его второй звонок в день ее рождения, который прервал безмолвную дуэль взглядов между ней и Джеем, его запинающийся голос после всего выпитого в баре. – И еще я подумала, может, ты захватишь с собой подарок, который приготовил к моему дню рождения.

– Прости, ягодка. Оставил его дома, – он старался не смотреть ей в глаза.

– Да его у тебя и нет, правда? – она горько рассмеялась. – Тебе просто нужен был предлог заманить меня в Клапам в тот вечер.

На секунду его большие голубые глаза наполнились обидой. Потом он тоже рассмеялся:

– Я натуральная сволочь, правда?

– Ты не натуральная сволочь. Ты сверхъестественная сволочь, Джон.

Он перестал смеяться и откашлялся:

– Честно говоря, вот уже две недели никто не приходит смотреть дом, – он сделал извиняющееся лицо. – Я думаю, что агенты потеряли надежду заработать на нем свои проценты.

– Да, но я тем временем свои проценты плачу исправно, – сказала она с нескрываемым раздражением.

– Я позвоню им в понедельник, ягодка, пошевелю их, – успокоил ее Джон.

Джуно бросила взгляд на его наручные часы. Десяти еще не было. Он схватил ее руку и крепко сжал:

– Ты ведь еще не уходишь, нет?

Джуно посмотрела ему в лицо: открытое, выразительное, с глазами, в которых отражались все его чувства. Его эпизодические неуклюжие попытки помириться вызывали у нее то надежду, то раздражение. Джон вел себя как избалованный ребенок в кондитерской: ему хочется всего сразу, и он закатывает истерику, когда выясняется, что денег на все не хватает. Бездумный гедонизм превратил его в человека, который разбивает сердца, не задумываясь об этом. На Рождество он дарил подруге тысячу поцелуев и открытку ручной работы, а через неделю забывал про ее день рождения. Он был ленив, рассеян, безответствен.

– Я не могу тебя пока простить, Джон, – Джуно забрала свою руку. – Это все еще слишком больно.

– Ты сказала «пока», – он вздохнул. – Значит, есть надежда, что со временем ты меня простишь?

– Что? – Джуно не расслышала его слов из-за шума в зале.

Он повторил вопрос так громко и отчетливо, что несколько человек поблизости обернулись и посмотрели на них.

– Мне пора идти, – Джуно огляделась в поисках своей сумки.

– Побудь еще чуть-чуть, – умоляюще попросил он. – Или давай пойдем в «Рац». Ты выберешь себе что-нибудь вкусненькое. Ты ведь всегда уговаривала меня сходить туда.

– В «Рац»? – Джуно удивленно посмотрела на него. Ужасное воспоминание выпало из ящика Пандоры, куда она заперла все ночи, которые провела без сна в слезах и терзаниях, когда поняла, что отношения с Джоном рушатся, ночи, о которых стремилась забыть.

– Да. Я знаю, ты любишь это место, – он поднял подбородок, гордясь тем, как замечательно все устроил. – Говорю тебе, заказать там столик было чертовски трудно, но для меня ведь не существует слова «нет». Это мое кредо. Сегодня я угощаю. Я плачу. Пожалуйста, прошу тебя, Джуно. Я никогда там еще не был, – он напоминал маленького мальчика, который уговаривает маму сходить с ним в цирк.

«Рад» – один из самых модных ресторанов в северной части Лондона. Это было снобистское заведение с хорошей кухней и идиотски строгим дресс-кодом. Его обожали молодые светила масс-медиа и всевозможные стиляги. Джуно терпеть не могла «Рац».

Она смотрела на Джона почти с ужасом. Как он мог так жизнерадостно, так глупо все перепутать? Это Шон любил «Рац», а вовсе не Джуно.

– О, Джон, неужели ты все забыл?

– Что забыл?

– День рождения Шона в марте, – она попыталась расшевелить его память.

– В марте… – он наморщил лоб, потом отрицательно покачал головой.

О, этот треклятый март! Джуно хотелось завыть. Она откинулась на спинку стула и начала свой рассказ непринужденным голосом, хотя ей стоило отчаянных усилий, чтобы он не дрожал:

– По этому случаю Триона заказала большой стол в ресторане, – Джуно осторожно подталкивала его память.

– Да, она вообще молодчина, – кивнул он с воодушевлением.

– А мы с тобой опаздывали…

– На нас это очень похоже, – он нежно погладил ее по щеке.

– Мы хотели сделать Шону сюрприз: его введут с завязанным глазами, а когда повязку снимут, он увидит всех своих друзей за столом с бокалами шампанского в руках.

– Да, да, что-то припоминаю, – неуверенно соврал он, поглядывая на часы.

– Помнишь, да?

– Ну конечно, девочка, конечно, – подтвердил он, дотронувшись до ее руки. – А почему бы нам не отправиться в «Рац»? Продолжишь свой рассказ за ужином. Предадимся, так сказать, воспоминаниям.

– Ты действительно считаешь, что сегодня у тебя больше шансов пройти туда, чем в прошлый раз? – прорычала она.

– То есть? – непонимающе взглянул он.

– День рождения Шона праздновали в «Раце», Джон.

– Не может быть! – он искренно удивился. – Ты ошибаешься, ягодка. Я никогда не ужинал в «Раце», клянусь.

– Да, ты не ужинал с нами в тот день, – спокойно сказала она.

– Как это?

– Когда мы приехали в ресторан, тебя не пропустили, потому что ты был без галстука, – она посмотрела на его футболку с логотипом «Лидс Юнайтед», который расплывался у нее перед глазами, полными слез.

– Неужели?

– Они требуют, чтобы мужчины были в галстуках. Это глупо, но ничего не поделаешь, у них такой дресс-код: не допускаются мужчины без галстуков, не допускаются женщины в брюках, не допускаются посетители в темных очках. Я ужасно нервничала из-за нашего опоздания, и забыла проверить, в галстуке ты или нет.

– А я был без галстука? – его ошарашила эта история.

– Без галстука. На тебе была футболка с надписью «Мерзкий Гарри, ты слопал мои бутерброды».

– Точно, моя любимая футболка! – его глаза расширились при этом приятном воспоминании. – И что же дальше?

– Ты сделал вид, что ужасно оскорблен отказом метрдотеля пропустить тебя без галстука, – Джуно изо всех сил старалась не расплакаться, даже челюсть заболела от напряжения. – Ты настоял, чтобы я пошла без тебя: ведь это был день рождения моего брата. Ты сказал, что быстренько смотаешься в Клапам, наденешь смокинг с бабочкой, вернешься на такси обратно и покажешь этим гадам, кто есть кто.

– Вот как? Неплохо придумал, по-моему, – он был доволен собой.

– Но ты не вернулся, Джон. И когда я пришла домой в полночь, тебя не было дома. Я ждала, гадая, что с тобой: напился ты или попал под машину. Ты ввалился в два часа ночи, ты на ногах не стоял, и разговаривать с тобой было бесполезно. Утром ты сказал, что по дороге домой встретил старых друзей, заболтался и потерял счет времени.

– Неужели? – Джон закашлялся.

– Да, – Джуно сжала зубы. – Но ты был совсем не с друзьями. Ты был с Дебби.

Он опустил голову от стыда.

– Ты совсем забыл этот вечер, да?

– Ну, только то, что касается ресторана, – с подкупающей честностью признался он. – Вот сейчас, когда ты рассказала мне, я восстановил в памяти какие-то эпизоды. Помню, как этот идиот не пускал меня без галстука. Черт, сегодня же тоже нужно было надеть галстук! Какой я дурак, правда, ягодка?

Джуно посмотрела вверх, на ставший уже знакомым потолок с сияющими люстрами.

– Прости меня, Джон, но я не могу пойти с тобой сегодня в «Рац», – спокойно сказала она и перевела взгляд на его лицо – лицо маленького мальчика. – Как там поется в песне: «Я не могу пойти с тобой, ведь эта нить оборвалась».

– Фил Коллинз. «Жизнь после разлуки». 1985 год, – грустно угадал он.

– Милый Джон… – она вздохнула, целуя его в щеку. – Милый Джон… – Она поправила свое шикарное платье и, громко стуча высоченными каблуками туфель, купленных специально ради «Дж.», вышла из бара «Око».

 

ГЛАВА 22

Джуно ужасно не хотелось возвращаться домой. Балансируя на своих каблуках, она обшарила сумку по дороге к метро и обнаружила три фунта монетами, пригоршню мелочи и месячный проездной билет. Часы на станции показывали пять минут одиннадцатого.

Она села на поезд, идущий в южном направлении, намереваясь добраться до Вест-Энда и подождать появления Элли и Дункана в «Меццо». Стакан минеральной воды она сможет себе позволить. А когда они придут после спектакля, она займет у них немного денег. Приставить же к их столику еще один стул – не большая проблема. Финлэю будет интересно посмотреть на нее в новых тряпках, кроме того, ей не терпелось узнать, что Элли с Дунканом думают о нем. Элли была, естественно, несколько удивлена, когда Джуно позвонила ей – довольно пьяненькая – из клуба «Неро» и сообщила, что она не сможет пойти в театр, но пришлет вместо себя одного совершенно нового человека.

– Но кто он, Джуно? – спросила Элли, рядом слышалось лепетание Чайны. – Это тот самый Финлэй из «Иммедиа», который похож на Эйвана Макгрегора и который дружит с Лидией?

– Да, и мне ужасно интересно узнать, как вы его найдете, потому что… – Джуно так и подмывало сказать, что на самом деле он не просто дружит с Лидией, а он безумно влюблен в Лидию, и хочет завоевать ее, и спасти, и правда ведь, ужасно романтично? Но удержала свой обычно непослушный язык. – Мне кажется, он должен понравиться вам с Дунканом, – спокойно закончила она.

Элли засмеялась так же ласково и всепрощающе, как всегда. Большинство людей на ее месте выразили бы неудовольствие, недоумение, задали бы кучу вопросов. Но Элли была самым легким человеком из всех, кого знала Джуно, и она просто согласилась, издав, впрочем, вздох удивления:

– Хорошо, передай ему, что встречаемся в баре возле театра в семь. Если он выглядит как Эйван Макгрегор, я думаю, мы без труда его узнаем. И все-таки, Джуно, ты ведешь ужасно странную жизнь.

Джуно ехала в метро, разглядывая рекламу на стенках вагона и размышляя, как они там втроем провели этот вечер в театре.

Но минуту спустя она выскочила в Камден-Тауне, сообразив, что, во-первых, она должна Финлэю двадцать фунтов, во-вторых, она ему обещала, что снова сделает Джея своим любовником этим вечером. Она прекрасно понимала, какой долг важнее. У Джуно часто заканчивались наличные, и она занимала. Она всегда возвращала долги – в конечном итоге. Беда заключалась в том, что она вспоминала, кому и сколько должна только тогда, когда вновь возникала необходимость занять.

Джуно сделала пересадку. Не обращая внимания на заигрывания пьяного соседа, она сидела на деревянной скамейке, закрыв глаза и гадая: вернулся Джей домой или нет. Два предыдущих вечера она сумерничала одна, предаваясь приятным мыслям о том, что он влюблен в нее, что он из-за своей застенчивости боится встретиться с ней лицом к лицу до их «свидания», что он проявляет удивительную предусмотрительность, нигде не пересекаясь с ней. А он просто-напросто избегал ее. Он был все тот же скрытный и язвительный Джей Маллиган, который приехал неделю назад, навел в квартире идеальный порядок, а ее жизнь перевернул вверх тормашками.

Джуно шла от метро к дому мимо кафе «Фло». На противоположной стороне улицы за столиками сидели парочки, они наклонялись навстречу друг другу, разговаривали, смеялись, держались за руки. Интересно, для кого из них это первое свидание? Из-за слез она видела их будто сквозь туман. Как она мечтала об этом вечере – о вечере первого свидания с Джеем. Тоже сидя за уличным столиком, она бы вглядывалась в его лицо, освещенное мерцанием свечи, слушала его, отвечала на вопросы и мечтала, чтобы он обнял ее.

Внезапно Джуно осознала, что ей мучительно хочется именно поболтать с ним, даже сильнее, чем всего прочего. Да, она хотела, чтобы он снова касался ее кожи, хотела почувствовать вкус его языка, погладить его теплую, влажную от страсти грудь и вновь уснуть рядом с ним. Но еще больше хотелось, чтобы он поговорил с ней.

Переходя через дорогу, Джуно задалась вопросом: а почему, собственно, она не рассказала никому из своих друзей всю правду о том, что произошло между ней и Джеем? Получился бы классический анекдот от Джуно Гленн. И, подумав, она ответила на этот вопрос: скорее всего, потому, что, рассказывая о своей личной жизни друзьям, она обесценивала ее. А Джей не подлежал уценке. Возможно, потому она и вела себя с ним так нелепо. В ту первую ночь, когда они спали вместе, он сказал: «Поклянись, что не полюбишь меня». А Джуно всегда была девочкой «наоборот».

Оказавшись теперь совсем рядом со столиками, Джуно заметила группу мужчин за одним из них. Она решила, что будет выбивать клин клином. Попробует влюбиться в совершенно незнакомого человека, а не в этого молчаливого скрытного американца, который ненавидит ее. Один из мужчин смотрел на нее с явным одобрением. Коренастый, броско одетый, как клубный промоутер, с живыми карими глазами, подстриженный под горшок, он напоминал средневекового жулика и безусловно заслуживал улыбки, брошенной мимоходом. Джуно лучезарно ему улыбнулась, получила в ответ слепящую россыпь белоснежных зубов, и тут чуть не пустилась бежать со спринтерской скоростью. За столиком рядом с ним, спиной к Джуно, закатав рукава полинявшей футболки так, что видна была кельтская татуировка на правом бицепсе, сидел Джей.

Джуно не стала оборачиваться, чтобы выяснить, оглянулся ли Джей посмотреть, с кем это его приятель обменивается улыбками.

Дома ее приветствовал радостным воплем Пуаро: он с важным видом прогуливался по дубовому столу, на котором Джей обычно держал свой компьютер. К счастью, компьютера там сейчас не было, но Пуаро сжевал пару проводков для подключения компьютера к аккумулятору или еще к чему-то и в припадке неприязни к Джею сбросил на пол все оставленные им дискеты. Джуно постаралась скрыть причиненный ущерб, посадила Пуаро в клетку, накрыла перуанской рубахой и вытащила из-под раковины в ванной Убо, которая залезла туда, страдая без воды.

– Прости меня, малышка, – Джуно виновато посадила ее в аквариум, поцеловав в макушку и погладив плавники.

Затем она обвела взглядом комнату, чтобы найти пульт и выключить телевизор, прооравший весь вечер. Ее внимание привлек включенный автоответчик. Но едва она начала слушать первое сообщение, как внизу хлопнула входная дверь и кто-то начал подниматься по лестнице.

Сообщение было от Шона:

– Привет, Джуно и Джей. Говорит ваш хозяин. Я… – и тут она нажала кнопку «стоп» и замерла, прислушиваясь к шагам на лестнице.

Но это вернулась в сопровождении мужчины с низким голосом одна из хорошеньких итальянок, живших на первом этаже.

Вечер пятницы тянется медленно, грустно подумала Джуно и пошла на кухню за печеньем, забыв дослушать сообщения на автоответчике, потому что ее голову целиком занимали печальные мысли о Джее и о свидании, которого не было.

Она заварила себе большую кружку чая, взяла печенье, захватила свой талмуд с заповедями, как женщине завоевать место под солнцем, стопку журналов и уединилась в своей комнате.

В гостиной зазвонил телефон. Джуно виновато подумала, что наверняка звонит кто-то из ее друзей, но не вышла из комнаты и не сняла трубку из опасения, что Джей вот-вот вернется.

Прошло десять минут, входная дверь безмолвствовала, и Джуно рискнула пробраться в гостиную и прослушать сообщения на автоответчике. На дисплее значилась цифра «5». Все пять сообщений предназначались ей, и это подтверждало ее предположение, что Джей уничтожает адресованные ей послания, если ему удается первым перехватить их.

Все звонки были от обеспокоенных знакомых, которые взывали к ней: «Ну где же ты?» в надежде, что она присоединится к ним в выходные, и называли ее обормоткой за то, что она просила развлечь себя, а сама исчезла. В качестве фона доносились музыка, смех, шум и болтовня, потому что все спешно звонили по мобильному телефону или по таксофону из самой гущи пятничной ночной жизни. Слушая эти звуки в мрачной тишине квартиры, Джуно почувствовала себя безмерно, безысходно одинокой.

Она составила список людей, перед которыми нужно будет завтра извиниться, и вернулась к себе в комнату изучать главу из своего талмуда. Она пришла к выводу, что относится к так называемому оральному психологическому типу: для утешения она выкурила пару сигарет, попила чаю и погрызла печенья.

Вдруг ее охватило навязчивое беспокойство: ей стало казаться, что она неправильно процитировала Джону строчку из песни Фила Коллинза. Она сказала: «Я не могу пойти с тобой, ведь эта нить оборвалась». А нужно было: «ведь эта ложь оборвалась». Или все-таки нить? Она уже сто лет не слушала эту проклятую песню.

Джуно решила обследовать собранную Шоном богатейшую коллекцию пластинок и записей. Модная альтернативная музыка, панк стояли на видном месте. Старые исполнители, купленные в пору отрочества, были спрятаны подальше от посторонних глаз, но иногда по ночам Джуно отчетливо слышала звуки песен Криса де Бурга или «Квин», доносившиеся из комнаты Шона. Где-то среди них, в алфавитном порядке, пристроившись между Джо Кокером и «Кул», стояла наверняка и пластинка Фила Коллинза. Плохо одно: Шон хранил коллекцию звукозаписей в своей – а теперь Джея – спальне.

Решив про себя, что она не будет подглядывать, Джуно, не зажигая света, направилась прямиком к большому шкафу, в котором обитала музыка второго сорта (или, как Шон ее деликатно называл, «ироническая антология»). Джуно стала быстро просматривать конверты в слабом свете луны и уличных фонарей, проникавшем в комнату через окно.

– Бог ты мой! У него ест Шина Истон, Дюран Дюран – с ума сойти, Дана!

И вот, наконец, пластинка с избранными песнями старины Фила. Она хотела было выскользнуть из комнаты, не оставив ни малейших следов своего пребывания, но тут сообразила, что единственный проигрыватель, имевшийся в доме, стоит перед ней.

Джуно не хотелось хозяйничать в этой комнате, источавшей запах Джея, одолевая при этом соблазн немножко здесь пошпионить, но ей необходимо было убедиться в том, что она правильно процитировала строчку. Это был вопрос чести и самоуважения. Она подошла к окну, чтобы рассмотреть конверт, – но текстов песен не было ни на нем, ни на вкладыше с портретом Фила.

Она прислушалась, не доносится ли звук шагов с лестницы, потом поставила пластинку в проигрыватель и включила его.

Зазвучала «Это, конечно, любовь».

– Боже, я не слышала этого сто лет, – обратилась она к темноте, пропитанной незнакомым запахом, словно обитатель этой комнаты лежал на кровати и ждал ее.

Ей вспомнилось, как она танцевала в обжимку на вечеринках, когда ей еще не исполнилось восемнадцать (или, что случалось гораздо чаще, наблюдала за тем, как танцуют ее подружки), как безнадежно влюблялась в шестиклассников, которые даже ни разу не взглянули в ее сторону, как покрасила волосы в розовый цвет, а ресницы в черный. Воспоминания обрели такую реальность, что можно было ощутить их запах.

– А он совсем не дурак, старина Фил, – Джуно присела на краешек кровати и начала притопывать носками в такт, забыв про осторожность от нахлынувших эмоций.

А вот «Еще одна лишь только ночь»: Фил умоляет любимую в последний раз сбросить платье. Джуно тихонько шмыгала носом, забившись в уголок кровати. Что бы с ней сталось, если бы Джей не разбудил в ней женщину и не показал, как много она потеряла за эти годы. Секс с Джоном никогда не представлял собой пьесу из пяти актов, а в конце и вовсе превратился в маленькую комедию. Они редко занимались любовью в последние месяцы, а когда это случалось, то каждый раз все происходило по одной и той лее схеме, словно заученный ритуал. Постепенно ритуал сокращался. Сначала исчезли поцелуи, поглаживания, ласковые слова, затем они перестали пользоваться языком – и в конце концов исчезло все, что предшествовало «вводу».

В темной комнате Джея послышались звуки «Расставаться с тобой мне легко», они заставили Джуно и плакать, и смеяться одновременно. Она вспомнила, как уходила из Клапама, сжимая в руках аквариум с Убо.

Да, эпоха жизни и любви с Джоном позволила ей на время почувствовать себя лебедем, которым она всегда стремилась стать. Но по-настоящему счастливой она может быть, только уплыв подальше от Джона. Окончательно понять это она смогла лишь теперь, когда эта эпоха завершилась. В течение многих лет она мечтала о мужественном, ярком мужчине, как те полубоги с шелковистыми волосами, в которых она всегда так мучительно влюблялась. И Джон был одним из них. Мускулистый, обаятельный – и неглубокий, как лужа. Она думала, гадким утятам лужи по душе, а на поверку оказалось, что этого мало. И ей даже ходить далеко не пришлось: чудо явилось само и поселилось под одной с ней крышей. И вот она сейчас сидит в его комнате, на его кровати.

Наконец началось вступление к «Жизни после разлуки». Замерев в напряженном ожидании нужной строчки, Джуно осознала, как точно слова песни ложатся на ее собственную жизнь: у нее даже уши вспыхнули. И вот она вздохнула с облегчением, когда услышала нужные слова: «Я не могу пойти с тобой, ведь эта нить оборвалась».

– Эта девчонка никогда не перепутает ни строчки, – с гордостью похвалила себя Джуно.

Она свернулась было калачиком на одеяле и замурлыкала в такт следующей песне «На улице сегодня», как услышала хлопок двери, ведущей в парадную, и говор быстро приближающихся голосов.

Неужели Джей не один?

Сомнений нет, несколько человек поднимались, шагая через ступеньку.

Царапая пластинку, Джуно перекинула иголку на место и выключила проигрыватель. Времени снять пластинку и положить ее в конверт не оставалось, поэтому она захлопнула проигрыватель крышкой, а конверт сунула под кровать.

Она выскочила в холл, когда дверь уже открывалась. Ее спальня была напротив входа, и Джуно шмыгнула в ванную.

 

ГЛАВА 23

Джуно сидела в ванной на крышке унитаза, сердце рвалось из груди, как борзая за зайцем. Сквозь его бешеный стук она с трудом разбирала звуки шагов, проследовавших в гостиную, звонок мобильного телефона и мужской смех.

Вот позор-то был бы, если бы Джей застукал ее в своей комнате, в темноте, впавшей в экстаз и проливающей слезы от песен Фила Коллинза. Слава богу, ей удалось этого избежать. Оставалось еще пробраться в свою комнату незамеченной. Для этого нужно невидимкой пересечь холл мимо открытой двери гостиной. Джуно подумала, что это невыполнимая задача для упитанной и неспортивной женщины, затянутой корсетом.

Восседая на унитазе и кусая ногти, она думала, что следует освободить место прежде, чем кто-либо из гостей почувствует зов природы. Судя по разноголосице различных тембров и акцентов, с Джеем пришли еще не меньше трех человек (сердце постепенно успокаивалось, и она обретала способность лучше слышать). Женщин, похоже, среди них не было. Джуно так обрадовалась этому, что даже стала противна сама себе.

Ну что ж, придется держаться нахально и развязно, иного выхода нет, решила она. Подумаешь, что тут особенного, если она появится дома в вечернем платье в пятницу, примерно в то время, когда люди возвращаются из ресторанов и клубов? В этом нет ничего странного, компрометирующего или постыдного. Она просто с царственным видом проплывет мимо гостиной, приветливо кивнет им и загадочно улыбнется.

Она быстренько оценила свое отражение в зеркале над раковиной. Ее боевая раскраска ничуть не пострадала, если не считать губной помады. Волосы пребывали в живописном беспорядке. Потерялась, правда, одна сережка, но в целом она выглядит весьма эффектно – приободрила себя Джуно.

Напевая «На улице сегодня», она в качестве алиби спустила воду в унитазе и, покачивая бедрами, прошествовала в холл.

Проходя мимо открытой двери гостиной, она обернулась как бы случайно, предусмотрительно придав лицу выражение «ну-ка, ну-ка, а что у нас тут происходит?».

Трое мужчин окружили Джея, который сидел за дубовым столом и нажимал на клавиши своего компьютера. Кажется, сжеванные Пуаро провода не стали Джею помехой, с облегчением отметила Джуно. Все мужчины были обращены к ней спиной. Она помедлила в полумраке, чтобы получше их рассмотреть.

– Отличный вид отсюда открывается, парень, – каким-то шутовским голосом сказал один из гостей, растягивая слова на эссекский манер, – он глядел в окно на тающие в небе очертания Лондона. Даже со спины Джуно узнала его – это был тот самый крепыш, стриженный под горшок, с белозубой улыбкой, которому она сегодня строила глазки у кафе «Фло». Тот еще типчик, наметанным глазом определила Джуно.

Рядом с ним стоял высокий мужчина в очень дорогом костюме, и, даже не оборачиваясь, он вызвал у Джуно перебой пульса. Он был сложён как супермен из мультика, у него были густые блестящие волосы цвета кофейных зерен, очень коротко остриженные на затылке, переходившем в стройную крепкую шею, и уложенные гелем в строгие волны на макушке. Из-за плеча, обтянутого полосатой тканью безупречно сшитого костюма, поднимался дымок сигары. От него пахло деньгами и сексом, и этот запах Джуно могла обонять, даже стоя в холле.

По другую сторону от Джея расположился мужчина более худой и менее высокий, и, пожалуй, больше остальных интересовавшийся тем, что делал Джей на компьютере. Его волнистые лысеющие волосы были собраны на макушке в лошадиный хвост. Он заговорил, и от его гнусавого голоса, напоминавшего жужжание москита, Джуно стало не по себе.

– Так тебе удалось продать этот снимок Майкла Кэйна в пятнадцати разных странах, причем меньше, чем через два часа после того, как ты его сделал? И это, черт возьми, в пятницу вечером? – недоверчиво прогудел москит.

– Вот именно, – ответил Джей. Его мягкий хрипловатый голос коснулся ушей Джуно как живительный бальзам. – Посмотри-ка сюда, Дормус, вот классное фото.

– Согласен, – прожужжал Дормус, на этот раз довольно обиженно. – Я все-таки не понимаю, как тебе удалось связаться со всеми так быстро. Моему агенту потребовалось бы для этого несколько дней.

– Цифровые камеры, Дормус, цифровые камеры. За ними будущее. Не надо пленки, не надо фотолабораторий, не надо слайдов, не надо курьеров на мотоциклах, никаких потерь времени, – спокойно объяснял Джей. – Я переслал фотографии Кэйна моему агенту в Лос-Анджелесе с помощью компьютера, модема и мобильного телефона через десять минут после того, как сделал их. Если б я сделал их пораньше днем, я смог бы их послать и на Западное побережье. Проблема лишь в разнице часовых поясов. Гораздо чаще я посылаю фотографии непосредственно художественному редактору, если знаю, что у него разыгрался аппетит и он готов платить за эксклюзив.

Джуно вздрогнула, потому что у крепыша зазвонил мобильный телефон. Он отошел чуть в сторону и ответил, по-прежнему стоя к ней спиной, поэтому она не покинула своего укрытия.

– Теперь ясно, почему ты так свихнулся на этом волшебном ящичке, – Дормус поскреб залысину.

– Это не волшебный ящичек. – Резко ответил Джей. – Это мое орудие производства.

Супермен повернулся к Дормусу, открыв идеальный, как у древнегреческой статуи Аполлона профиль, омраченный лишь одним недостатком – незагорелым шрамом, пересекавшим бровь безупречной формы. У Джуно снова перехватило дыхание, когда она увидела, что ему не больше двадцати пяти лет.

– Неужели твои коллеги, Паркер, не используют цифровые технологии? – судя по американскому произношению, но без нью-йоркского акцента, супермен был соотечественником Джея.

– Ну, может быть, несколько специалистов, связанных с королевским двором, – Дормус неодобрительно хмыкнул. – Мы, охотники за знаменитостями, более консервативны.

– Ты пещерный человек, Дормус, – Джей рассмеялся, но вполне доброжелательно. – Я встретил тут не меньше десятка парней, которые работают с цифровой техникой. Конечно, они не так хорошо оснащены, как я, но фотолаборатория им уже ни к чему.

Стоя в сумраке холла, Джуно поняла, почему в фотолаборатории Шона по-прежнему царит оставленный им беспорядок: Джей не пользуется фотопленкой. Она как-то читала о том, что существуют цифровые фотоаппараты и камеры, которые сохраняют изображение в карте памяти; эту карту можно вставить в компьютер, переписать файл на жесткий диск и просмотреть картинку на экране компьютера, а потом переслать по модему в любой конец света.

Джуно в задумчивости закусила губу. Значит, он все-таки приехал в Англию, чтобы фотографировать. У нее словно камень с души свалился. Но при чем тут Майкл Кэйн? Может, он делает портреты знаменитых кинозвезд. Опять зазвонил мобильный телефон. Она быстро отступила назад, пока ее не заметили.

Закрывая за собой дверь в комнату, она успела расслышать за спиной шутовской голос с эссекским акцентом:

– Тимон, дружище, тут одна пташка стоит на пороге. Это твоя подружка, Джей? Аппетитная, ничего не скажешь.

– Ты что, спятил? – едко рассмеялся Джей.

Очень интересно, почему этот тип спятил? Спятил, потому что назвал ее подружкой Джея? Или спятил, потому что назвал ее аппетитной? В любом случае, Джей – сукин сын.

Джуно в ярости металась по спальне. Ей безумно хотелось присоединиться к компании в гостиной и доказать – прежде всего, Джею, – что она на самом деле очень, очень аппетитная. Она такая аппетитная, что Джон хочет ее вернуть. Барфли ее обожает. И даже Финлэй сказал, что просто влюбился в нее в этом платье – великолепный Финлэй, который любит Лидию до безумия. Уж это наверняка доказательство того, что она аппетитная.

И если она пообщается с приятелями Джея, они смогут объяснить ему, что она очень аппетитная, – вон, пожалуйста, крепыш уже так считает. Джуно была готова переменить свое мнение о нем – несомненно, он человек преуспевающий, умный. Джей должен уважать такого человека и прислушиваться к его оценкам.

До нее доносились голоса, звонки мобильного телефона, мужской смех – самый сексуальный из всех звуков на свете, когда раздается в ответ на твои шутки, и самый оскорбительный, когда мишенью для шуток являешься ты.

Джуно хотелось выйти из своего убежища и отвоевать себе место под солнцем. Ей хотелось познакомиться со всеми, узнать, кто они такие, чем занимаются, особенно Тимон-супермен, который до смешного напоминал Джона Кеннеди младшего, коллекционирующего яхты, особняки и блондинок. Дормус с гнусавым голосом (он напугал Джуно больше, чем помойная крыса) – тоже, безусловно, фотограф. А вот мясистый крепыш с эссекским акцентом имел повадки махинатора и проныры, который и грязными делишками вряд ли гнушается. Все трое абсолютно не подходили друг другу, и Джуно умирала от желания понять, что их всех связывает с Джеем. Эти трое – словно фрагменты головоломки, которой является для нее жизнь Джея. Черт подери! Джуно потерла лоб тыльной стороной ладони. Она ненавидела Джея за то, что попала в такую зависимость от него, но ничего поделать с собой не могла. Ей хотелось только одного: быть рядом с ним, участвовать в его жизни. Ей невыносимо было оставаться в стороне.

В гостиной зазвонили два мобильных телефона одновременно. В ее практике люди звонили в пятницу вечером другим людям только для того, чтобы сообщить, в каком клубе/баре/ресторане они так классно веселятся, и пригласить присоединиться к ним.

Значит, в любой момент эти гости могут уйти. И Джей, может быть, никогда больше их не позовет. И его жизнь останется для нее такой же неразгаданной тайной, как и сейчас.

Джуно взглянула в зеркало. На ней было платье, «внушающее любовь», которое помог ей выбрать Финлэй. Она купила его для Джея, и несмотря на тяжелое разочарование, пережитое, когда выяснилось, что никакого свидания он не назначал, ей все-таки хотелось показаться ему в этом платье. В конце концов, на прошлой неделе он уже предостаточно видел ее в перуанском балахоне. Пусть теперь он будет ошеломлен. Она не сдастся без боя, отказавшись выполнить данное Финлэю обещание разжечь любовь в сердце Джея. Если Джей и не полюбит ее сразу, как только увидит в этом платье, то хоть поймет, какой аппетитной она может быть.

Но ей нужен предлог, чтобы выйти. Нужна уловка, которая позволит ей продемонстрировать, какая она обворожительная и вместе с тем недоступная, неотразимая и вместе с тем ускользающая, сексапильная и вместе с тем очень, очень разборчивая.

И тут ей пришло в голову: они ведь понятия не имеют, что она одна. А может быть, у нее в комнате гость. Чем это не законный повод надеть вечернее платье в пятницу вечером? Эврика! Просто, естественно и эффективно: это заставит Джея взглянуть на нее совсем другими глазами – возможно, сверкающими от дикой ревности глазами!

Не размышляя о возможности более серьезных последствий выбранной стратегии, Джуно вставила подходящую кассету в магнитофон, вытащила пару грязных бокалов из кучи грязной посуды, скопившейся у нее в комнате, бросила контрольный взгляд в зеркало и открыла дверь.

И тут весь ее план чуть не рухнул, потому что она уткнулась носом в кожаный пиджак крепыша, который в темном коридоре разговаривал сразу по двум мобильным телефонам.

Джуно быстро захлопнула за собой дверь, пока тот не успел заметить, что ее комната пуста. Одной рукой она сжимала ручку двери, другой – грязные бокалы и виновато улыбалась.

– Привет! – крепыш белозубо улыбнулся в ответ и возобновил телефонный разговор, не сводя порочных карих глаз с ее лица. – Нет, не могу дешевле пятидесяти. Пойми, это идет на вес золота. Ты живешь здесь? – он перевел взгляд на ее грудь. – Нет, Жустин. Двадцать я не хочу. Дюжина максимум. Прекрасное платье. Меня зовут Вилл.

– Спасибо, – ответила она оживленно и приветливо. – А меня Джуно. Вы заняты, простите, что помешала.

Приближаясь к гостиной, она услышала, как в кармане его пиджака зазвонил третий телефон.

Компьютер стоял в гостиной на столе и заряжался. Дормус зачарованно смотрел на Убо, а любимица Джуно, в свою очередь, бесстрастно изучала Дормуса. Между ними существовало несомненное внешнее сходство: крючковатый нос, выпученные глаза, срезанный подбородок. Супермен Тимон сидел на шелковом диване, согнувшись, как шахматист, обдумывающий ход, над кофейным столиком, и постукивал по нему пальцами. Джея в комнате не было. Джуно споткнулась на пороге, бокалы звякнули у нее в руке. Ее охватил внезапный ужас: господи, что она затеяла?

За спиной раздался отчетливый звонок четвертого мобильного телефона – на этот раз начальные аккорды Пятой симфонии Бетховена. Это не человек, а телефонная станция!

В этот момент Дормус отвел взгляд от немигающих глаз Убо и заметил Джуно.

– Кто такая? – грубо спросил он.

– Меня зовут Джуно. Я здесь живу, – обворожительно улыбнулась она. – А кто вы?

– Знакомый Джея, – сказал он так, будто дал исчерпывающий ответ.

Его большие, близко посаженные глаза делали его слегка похожим на психа.

Джуно кивнула и сделала несколько осторожных шагов вперед, чувствуя себя при этом нарушителем границ, хотя была у себя дома.

– А где же он сам?

– В сортире, – Дормус критически покосился на ее платье.

– Вы тоже фотограф? – любезно спросила она.

– Что, похож? – его взгляд достиг ее босых ног, а затем опять поднялся наверх. Он посмотрел ей в глаза с насмешкой. – А у вас лак на ногтях облупился.

– Дело в том, что у меня закончился флакон. Это мой любимый цвет, – Джуно ласково посмотрела на него.

Дормус осклабился, что придало его лицу неожиданно симпатичное выражение: открылся ряд белоснежных голливудских зубов, а вокруг глаз сумасшедшего собрались добродушные морщинки.

– А вы довольно забавная, – сказал он с большим удивлением.

– Благодарю. Так, значит, вы с Джеем приятели? – Джуно перевела взгляд на Тимона-красавчика, который по-прежнему отбивал ритм на кофейном столике.

– Впервые увидел его несколько дней назад, – фыркнул Дормус. – Славный малый. Мы с ним занимаемся одним делом. Нас познакомил Тимон.

Супермен поднял голову и посмотрел на Джуно, заставив ее временно потерять дар речи. Он был прекрасен без преувеличения.

– А вы, значит, подружка Джея? – Дормус понимающе гоготнул.

– Не совсем. Точнее, совсем нет. Чтобы я с Джеем? Да вы, похоже, спятили! – Джуно по-прежнему не отрывала взгляд от Тимона. Это праздник для глаз, это шедевр, а не мужчина. Она снова вернулась на школьную спортплощадку, в университетское общежитие, на студенческую вечеринку – короче, туда, где она столько раз замирала от восхищения, пожирая глазами местного мачо и чувствуя, как тысячи иголок пронзают легкие.

Тимон опустил голову, не проявив к ней никакого интереса, и Джуно заметила, что ее смятение прошло так же быстро, как и возникло, подобно панике «я не выключила плиту», которая внезапно накатывает, хотя плита выключена. Короткая вспышка прошлой жизни, оставшейся позади, та проторенная дорожка, на которой она себе ноги сбила, безнадежно влюбляясь в образцовых самцов. Она оглянулась через плечо в поисках Джея, зная, что именно он – новый крутой маршрут, на котором захватывает дыхание и лопаются сосуды. Но в поле ее зрения попал только Вилл, который, по-прежнему болтая по одному из своих телефонов, игриво ей подмигнул.

Когда Тимон возобновил постукивание по столику, она снова повернулась к Дормусу с самой чарующей улыбкой и открыла рот, чтобы поинтересоваться, каким именно делом он занимается, но не успела.

– Подумать только! – торжествующе воскликнул Дормус, его крысиные глаза были обращены на широкие плечи Тимона. – Все вы, девчонки, одним миром мазаны, что ли?

– В каком смысле? – осеклась Джуно. Кто этот человек? Он умеет читать мысли? Что он имеет в виду? Что она пережила короткий и острый приступ сладострастного волнения? Он уже прошел. Она – взрослая, зрелая женщина, в чем сможет убедиться и Джей, когда войдет в комнату и увидит, как она развлекает его гостей.

– Так в каком же смысле? – повторила она менее напряженно, более уверенно и сопроводила слова игривой, искушенной улыбкой.

– В том смысле, что всем вам хочется, – Дормус обнажил свои дорогостоящие зубы и кивнул в сторону Тимона. – Вы что, его запах за версту чуете? – Джуно не могла понять, что вызвало столь бурную реакцию с его стороны. Она даже чуть не потеряла присутствие духа из-за того, что он счел ее столь низкопробной, примитивной особой.

– Мне что-то не хочется, – она легко рассмеялась. – А теперь прошу прощения, вынуждена вас покинуть. Меня дожидается гость.

Очутившись в безопасности на кухне, Джуно бросила бокалы в раковину и включила чайник. Дожидаясь, пока он закипит, она услышала, как Джей вернулся в гостиную. Сердце забилось быстрее. Джей выражался в своей обычной лаконичной манере:

– Какого черта ты делаешь, Тимон?

– Набрасываю план наступления, – ответил голос супермена, гибкий, шелковистый и уверенный, как персидский кот, обвивающийся вокруг щиколотки.

– Чур не здесь, дружище, – ласково сказал Джей. – Это не подходящее место, здесь проходит граница, приятель.

– Погоди, Джей, не гони, – вмешалось гнусавое жужжание москита. – И вообще, пусть старина Тимон проветрит свой инструмент. Там на кухне одна девчонка просто мечтает отведать этой штуки. Маленькая толстенькая блондиночка – вылитый телепузик.

– Могу себе представить, – прорычал Джей. Лицо Джуно вспыхнуло от двойного оскорбления.

Она лихорадочно искала две чистые чашки и кофеварку, ожидая, что вот-вот на кухню ворвется разъяренный Джей. Ей просто не терпелось посмотреть, какое будет выражение у него на лице, когда он увидит ее платье, две чашки на подносе и поймет, что она этим вечером не одна. Будет знать, как насмехаться над тем, что она аппетитная.

Неожиданно слева от нее возникла фигура и облокотилась на холодильник.

– Значит, живешь тут с Джеем, лапочка? – Два карих глаза скользили по ее телу, как руки массажиста. – Счастливчик Джей. Повезло парню.

Это был Вилл: прядка волос упала на нос, на губах похабная улыбочка. Его лицо говорило само за себя. К этому ничего не добавить, даже написав у него на лбу: «Скользкий тип и хам, помешанный на сексе». Он был один из тех мужчин, которые живут, чтобы клеиться ко всем и везде и рассказывать об этом всем и везде. Он напомнил Джуно Лидию – более откровенный, грубый и опасный экземпляр, по сути, все той же породы, основными чертами которой являются неуправляемое стремление к наслаждению и непробиваемая самоуверенность.

– Я думаю, Джей с этим не согласился бы, – непринужденно ответила она, подсыпая еще кофе в колбу.

– Что-то ты очень нажимаешь на кофеин, лапочка. Если я правильно понимаю, спать сегодня ночью ты не собираешься? – он подвинулся поближе к ней, увидел две чашки, стоящие наготове, и остановился, опираясь локтем уже на микроволновку. Улыбка не сходила с его лица.

– У нас гости? – он приподнял брови. Вполне пристойные брови, между прочим, но, конечно, до бровей Джея им далеко.

– Просто мучает жажда, – лукаво ответила она, прекрасно понимая, что не существует другого способа раздобыть информацию, кроме как через флирт. В принципе, она не чувствовала к этому особого расположения, но если, кокетничая, удастся подчеркнуть, какая она аппетитная, а заодно разузнать что-нибудь о тайных делах Джея, она постарается.

– Безобразие. Такая славная сладкая малышка. Неужели не найдется настоящего парня, который побаюкал бы нас перед сном? – он поднял голову и подпер щеку изнутри языком.

Джуно так и подмывало сказать: «Скажи это Джею», но она рассмеялась:

– Ничего, как-нибудь я сведу концы с концами, не беспокойся.

– Не сомневаюсь в этом. Но если тебе вдруг вздумается свести свои концы с моими концами, знай, что я всегда к твоим услугам, – коричневая бровь приподнялась, усиливая значение сказанных слов.

– Буду иметь в виду, – ответила Джуно, поперхнувшись: она не привыкла к таким откровенным диалогам. Наверное, что-то есть в атмосфере этой кухни возбуждающее, решила она, вспомнив Барфли. Может быть, Шон не совсем безобидные травки выращивает в горшочках на подоконнике? Может быть, среди них прячутся афродизиаки, возбуждающее желание? Но в таком случае, почему на Джея они не действуют?

– Послушай, что я хочу тебе сказать, тебе понравится, – он сделал шаг вперед в неспешной, непобедимой уверенности. – Скажи, куда ты хочешь пойти, и считай, что мы уже там. Интересуешься оперой – я тот, кто тебе нужен. Хочешь поглазеть на знаменитостей – пойдем на премьеру.

Глаза Джуно раскрылись от удивления, когда ее осенила догадка:

– Ты сказал, тебя зовут Вилл?

– Самый лучший Вилл в мире, моя сладенькая, готов тебе служить, – он подмигнул ей.

– Вилл Пиджен? Продавец Грез?

Его лицо расползлось в улыбке:

– Ха, эта девочка знает, о чем говорит. Можешь не сомневаться, я мужчина твоих грез. Чем могу быть полезен, лапочка?

Вот оно что! Это и есть то звено, которого ей недоставало. Если она справится со своей ролью, она узнает все, что Джей скрывает от нее.

Джуно била точно и стремительно прямо в цель, она понимала, что времени у нее мало.

– Я интересуюсь часами. Марки «Таг Хойер». – Она весело улыбнулась.

– В таком случае мы пойдем с тобой в ювелирный магазин, лапочка, – он не терял времени зря и подошел к ней совсем близко, смекнув, что ему дают зеленый свет. – Наутро после нашего свидания куплю тебе маленькие часики, если ты хочешь.

Он придвинулся вплотную и теперь дышал выдыхаемым ею воздухом, пристально глядя на ее декольтированную грудь. Джуно почувствовала себя припертой к стенке, зажатой в угол, но ей безумно хотелось разузнать как можно больше, не вызывая у него подозрений. Она понятия не имела, во что сейчас впутывается: торговля оружием, наркотиками или билетами в «Овал».

– Мне нужны часы с надписью «Секс, серфинг, дерьмо», – она вздрогнула, так как чайник наконец-то засвистел.

Он опять улыбнулся и коснулся пальцем ее плеча:

– Мне нравятся женщины, у которых есть собственный стиль. Но не кажется ли тебе, что это капельку неженственно? Лично я предпочел бы выгравировать что-нибудь более романтичное.

Его палец скользил по направлению к ее шее. Она стояла так близко, что могла видеть шрамы на его лице – не такие заметные, как у Тимона, но гораздо более зловещие. Один шрам, совсем тонкий, пересекал губу, другой – от глубокой раны, еще не до конца зарубцевавшейся, прятался под волосами на лбу. Вот почему он подстрижен под горшок, подумала Джуно.

И вдруг она испугалась. Судя по всему, Джей, Тимон и Дормус могли состоять в одной ячейке, если не банде, возглавляемой Биллом. Она вспомнила подслушанные обрывки телефонного разговора Джея: «Я не хочу ее щелкать раньше времени… Кто-то стоит у меня за спиной». Она играет в жмурки на минном поле, вот что она делает.

Резко повернувшись лицом к плите, она выключила газ под чайником. Стояла спиной к Виллу и смотрела на конфорку, собираясь с духом. Нет, она не даст запугать себя несколькими шрамами. В конце концов, у Джея тоже есть шрамы – от пуль. Правда, это гораздо благороднее. Она не хочет Джею ничего плохого. Она просто хочет узнать, зачем он приехал в Англию и что сделал с часами ее брата. Он отрицал, что передал их Виллу, даже солгал, что не знаком с Виллом. Должна же быть этому причина… И поскольку Джей отказался дать разъяснения, придется ей разбираться самой.

– Наш общий знакомый передал тебе такие часы на прошлой неделе в обмен на одну услугу, помнишь? – Джуно трепетала от страха, рассчитывая только на то, что он не заметит ее неуверенности. Ни в коем случае нельзя оборачиваться, чтоб не встретиться с ним глазами.

Он придвинулся к ней сзади, и она чувствовала его дыхание на своей шее.

– Возможно, да… Возможно, нет… Напомни-ка. Джуно передернуло, когда она почувствовала, что теплая рука обнимает ее за талию. Она отчаянно хотела только одного – узнать, как к нему попали часы Шона, как он оказался в ее квартире сегодня вечером, если Джей отрицал самый факт знакомства с ним. Но она прекрасно понимала, что на его самоуверенную, уклончивую, игривую манеру нужно отвечать в том же тоне, как можно непринужденнее и беззаботнее. Ей совсем не нравилось, что он к ней прикасается, но она была уверена, что он потеряет к ней всякий интерес, если она его отошьет.

Джуно заливала кипятком кофейные зерна, наблюдая, как поднимается пена, вдыхая аромат кофе. И вдруг ей в голову пришла идея:

– Просто мне может понадобиться такая же услуга.

– Тебе? – он громко рассмеялся и положил другую руку ей на талию. Потом тесно прижался к ней, и она почувствовала, как: вырос его интерес к ней.

– А что тут такого? Почему бы и нет? – кивнула Джуно. Чайник дрогнул у нее в руке, и вода полилась мимо. Она изо всех сил боролась с желанием как следует двинуть ему между ног.

– Так тебе все известно? – прошептал он ей в самое ухо, очевидно, пораженный тем, что она имеет отношение к этому – бог его знает, какому делу. – Да, мало кто может похвастаться этим. Сверхсекретная информация. Эти педрилы к ней никого не подпускают. Учти, обойдется недешево.

– Я заплачу, – прохрипела она. У нее не было ни гроша – она могла только выписать просроченный чек. Интересно, какого рожна она тут покупает? Калашникова? Вряд ли банк предоставит ей для этого кредит.

Он восхищенно засмеялся, прижимаясь все теснее, наклоняясь все ниже, дыша тепло и интимно ей в самое ухо:

– В таком случае я должен сделать несколько звоночков, и считай, что дело в шляпе…

– Пора, Вилл, – раздался мягкий хрипловатый голос с акцентом жителя Бронкса. – Тимон собирается уходить.

– Сейчас, Джей, мальчик мой. Дай мне закончить одно важное дело с твоей прелестной соседкой. – Даже не обернувшись, Вилл продолжал наседать на Джуно своим грузным телом, вдавливая ее в плиту.

– Немедленно, Вилл, – рассерженно рыкнул Джей.

С сожалением посмотрев на Джуно, подмигнув ей и послав воздушный поцелуй, Вилл вразвалочку покинул кухню.

Вздохнув от облегчения, что он наконец-то перестал тискать ее, и от возбуждения, что она на пороге разгадки тайны с часами, Джуно отвернулась от плиты и отерла покрывшийся испариной лоб тыльной стороной руки. И тут она увидела Джея, стоявшего в дверном проеме.

Осознав, что он застал ее в компрометирующем положении, с горящими щеками и задравшимся платьем, Джуно облизнула губы и поправила юбку. Джей молча смотрел на нее, от его взгляда не ускользнуло ничего – ни ее наряд, ни смущение, ни пара приготовленных кружек. Джуно почувствовала, как растерянная улыбка появилась на ее губах.

Он по-прежнему молчал.

– Слушай, Джей, дружище, – из гостиной послышался мягкий замшевый голос супермена. – Нам тут нужна твоя помощь. – Последовал мужской смех.

Бросив на нее взгляд, полный презрения, Джей вышел из кухни.

Ничего аппетитного, в панике подумала Джуно. Совсем ничего аппетитного.

Когда она вышла из кухни с кофейником и двумя чашками, все уже собирались уходить и обменивались прощальными фразами.

– Приятно было почти познакомиться с тобой, лапочка. – Вилл Пиджен с сожалением окинул ее взглядом и многозначительно кивнул в сторону кофейника. – Надеюсь, с его помощью твой гость продержится всю ночь. Если нет, только свистни – и Вилл примчится. У Джея есть мой телефон. И мы доведем наше дельце до конца… – Снова зазвонил мобильный телефон, не дав ему договорить.

– Мы с вами нигде не встречались? – спросил сливочный голос.

Джуно поняла, что Тимон обращается к ней.

Джуно злилась на себя, но его невероятное мужское совершенство парализовало ее и она ничего не смогла ответить.

– Так вы живете здесь? – задал он более простой вопрос.

Она кивнула, словно онемев под его взглядом. Джей выглядел миниатюрным рядом с ним. Тимон был крупнее Джона и гораздо, гораздо красивее.

– Как ее зовут? – Тимон повернулся к Джею, показывая пальцем на Джуно так, будто она была домашним животным.

– Джуно Гленн – Тимон О'Келли, – без энтузиазма сказал Джей, хрипловатый голос перешел почти в шипенье.

– Рад познакомиться с вами, Джуно, – кивнул Тимон и отвернулся к зеркалу над камином, чтобы исследовать свое отражение.

Вилл прикрыл ладонью микрофон мобильного телефона, по которому он говорил, и хитро улыбнулся ей:

– Пусть тебя не вводит в заблуждение его вид светского льва. В душе он застенчивый зануда, правда, Ти?

– Что-что?

– Давай, расскажи о себе малышке Джуно, старина Тимон, – Вилл повернулся к ним спиной и возобновил телефонный разговор. – Да, у меня все с собой. Нет, в «Лягушку» не приду. Давай встретимся в «Сортире». Хорошо, там и отдам.

– Тимон О'Келли… – Джуно напрягла мозги, чтобы придумать необыкновенно оригинальную и остроумную реплику. Она отвела голову назад, чтобы получше видеть его, и изрекла:

– Какое необычное имя! – Браво, Джуно! Блестяще!

– Мой отец ирландец, а мама гречанка, – Тимон пожал плечами, не улыбнувшись.

– Ах, вот что! Чудесно! – Последовала длинная пауза. Джуно, задрав голову, смотрела на его подбородок. – И к-как же вы познакомились с Джеем? – пробормотала она. От него исходил очень сильный запах «Хьюго Босс». Она вспомнила Джона и почувствовала легкую тошноту.

– Мы познакомились в Латинской Америке, – подбородок у нее над головой поднялся, потом опустился. – Мы там работали вместе, давным-давно, еще до того, как Джей сошел с ума и начал лезть под пули. А неделю назад он мне позвонил.

– Вспомнить прежние времена?

– Он не любит говорить о тех временах, – покачал головой Тимон. – А ведь тогда он был самим собой. В своей лучшей форме. Полностью сосредоточен на деле.

Кровь отлила от лица Джуно. На каком деле сосредоточен? Тимон только что упомянул, что он наполовину ирландец, так? Может быть, он и есть тот человек, с которым Джей встретился в первый же вечер своего пребывания в Англии, с которым говорил по телефону? Может быть, у нее под носом происходит собрание террористической ячейки, прямо у Шона в гостиной?

– Я думаю, ребята, вам пора идти, – проворчал Джей.

Джуно посмотрела в коридор: он уже давно стоял там, держа входную дверь открытой, в тщетной надежде, что это подтолкнет гостей поскорее уйти, но на них это не производило ни малейшего впечатления. Вилл стоял у камина и продолжал говорить по одному телефону, а на другом тем временем набирал номер. Дормус исчез в фотолаборатории, оттуда доносился его гнусавый голос: судя по всему, он отпускал какие-то ехидные замечания. До Джуно дошло, что исполненный дикой ярости взгляд Джея относится к ней, и она побледнела еще больше.

В этот момент Дормус позвал Джея в фотолабораторию.

– Он был самим собой в чем? – спросила Джуно Тимона, торопясь воспользоваться отсутствием Джея.

– В том, чем он занимался, естественно, – ответил Тимон, не тая сожаления по поводу ее безмерной тупости. – В скрытых съемках.

Скрытые съемки! Джуно была сбита с толку. О чем идет речь? О скрытых съемках будущих жертв терактов?

– Вам нравятся мои волосы? – неожиданно спросил Тимон, наклоняя голову и внимательно глядя на Джуно.

– Ваши волосы? – растерялась Джуно.

– Да. Мои волосы, – он коснулся рукой своей безупречной укладки, как бы ощупывая ее, и наклонил голову еще ниже, так, что она оказалась на уровне глаз Джуно.

Джуно сжала губы, чтобы не расхохотаться, и кивнула с самым серьезным видом. У нее возникло искушение спросить: «Вы уже успели поплавать сегодня вечером?», но она поборола его и ответила, впрочем, совершено искренно:

– Ваши волосы выглядят… великолепно. Она посмотрела в холл: там вновь появился Джей, а с ним Дормус. Джей метнул на нее презрительный настороженный взгляд, потом отвернулся и засмеялся в ответ на слова Дормуса. Джуно почувствовала, как сердце упало в груди. Теперь Дормус гундел достаточно громко. Джуно застыла от ужаса: в его жужжании повторялись слова «Бенни» и «АББА». Джуно вспомнила, что большая часть фотографий, сделанных Шоном на празднике юных талантов, была по-прежнему разбросана по фотомастерской. Сомнений нет, их так развеселил ее бородатый персонаж с растопыренной грудью.

– Вам не кажется, что они коротковаты?

– Что? – Джуно перевела взгляд на Тимона. Господи, он опять про свои волосы. Внешность Кэри Гранта, разговор первоклассницы.

– Нет, у них идеальная длина, – заверила она его. Он пристально посмотрел ей в лицо сквозь длинные, черные как смоль ресницы:

– Вы действительно так считаете? Не коротковаты?

Она кивнула и добавила погромче, чтоб Джей услышал:

– Чем короче, тем лучше. Терпеть не могу длинные волосы у мужчин. Слишком женственно.

Теперь Тимон, казалось, был полностью удовлетворен. Неожиданно он одарил ее рекламной улыбкой:

– Как, говорите, вас зовут? – Он уже снова смотрел на свое отражение в зеркале.

– Джуно.

– Так вот, Джуно. Вы идете с нами в кафе «Де-Пари»? – он не столько приглашал, сколько требовал подтверждения факта. – Потому что мы сегодня собираемся как следует повеселиться.

Ого! Похоже, ей удалось произвести даже более сильное впечатление, чем она рассчитывала. Наверное, все дело в платье. Она нервно посмотрела на сердитого Джея, но тот и бровью не повел.

– Она не может, приятель, – Вилл, покончив со своими телефонами, снова включился в беседу. По-дружески похлопав Джуно по заднице, он кивнул в сторону подноса с кофейником и чашками, который она временно поставила поверх аквариума Убо. – Ты что, не видишь, у девочки гость сегодня вечером? Бедный парень у нее в комнате, наверное, решил, что она отправилась за кофе в Бразилию.

Так удачно придуманный «предлог» совсем вылетел у Джуно из головы. Смущенно закусив губу, она взглянула на Джея, стоявшего в коридоре. Он по-прежнему смотрел на нее с каменным выражением лица.

– Ну что ж, – Тимон не выразил чрезмерного огорчения. Он посмотрел на часы, потом еще раз на свое отражение в зеркале и, не попрощавшись, пошел прочь из гостиной.

– Я думаю, ты в порядке, – шептал Вилл ей на ухо. – Старина Ти не силен по части ухаживания. В постели, конечно, не так хорош, как я, но выглядит довольно сносно, в люди с ним выйти можно. Смешно сказать, я ведь был уверен, что ты – подружка Джея, когда увидел тебя. Такая маленькая миленькая пташка, очень секси, – его карие глаза сияли. Он стоял слишком близко к ней и разговаривал слишком фамильярно для человека, с которым она общалась две минуты.

– Ты всегда себя так ведешь?

– Как так? – игривая улыбка не покидала его лица.

– Так… – Джуно поискала нужное слово. – По-дружески.

– Как аукнется, так и откликнется. Что посеешь, то и пожнешь, – он жизнерадостно ощупал глазами ее фигуру, потом взял поднос и вручил ей. – А ты, моя сладенькая, заслуживаешь хорошего посева. Неудивительно, что старина Джей хранит тебя в таком секрете. Позвони дядюшке Виллу насчет нашего дельца, договорились?

Тут Джуно вспомнила про часы Шона. Она открыла рот, собираясь что-то сказать, но он уже направлялся к двери, а в его кармане опять звонил телефон.

– Увидимся, ребята, – Джей нетерпеливо теребил дверную задвижку.

– Пока, – прожужжал Дормус и вышел первым, за ним, слегка хлопнув Джея по плечу, Тимон, а потом Вилл, который не преминул послать Джуно воздушный поцелуй:

– Всего хорошего, детка, до встречи. Дверь со стуком захлопнулась.

Джуно осталась посреди гостиной с двумя чашками (удачно придумано, ничего не скажешь) и кофейником в руках, один на один с молчанием Джея. И она точно знала, что такой сценарий не входил в планы Финлэя.

Она попыталась найти выход из ситуации.

– Как насчет кофе? – предложила она, рванувшись к кофейному столику. Тут она и увидела, чем занимался Тимон. На поверхности виднелись аккуратно насыпанные четыре тонкие полоски кокаина, а рядом лежала туго свернутая пятидесятифунтовая банкнота. Забыть в гостях пятидесятифунтовую бумажку, как недокуренную пачку сигарет, – это было выше разумения Джуно.

– Боже мой! Посмотри-ка, что тут лежит! Джей не ответил.

Оглянувшись, Джуно увидела, что он стоит в коридоре, прислонившись к стене, глаза прищурены.

– Интересные люди, эти твои приятели, – она откашлялась. – Славные. Хотя очень, как бы это сказать… непринужденные.

– Ты тоже, – процедил он. – Очень непринужденная.

– Ммм, – Джуно замялась. Ах вот, часы. Она должна по свежим следам расспросить его про Вилла и про часы. – Вилл Пиджен, безусловно, личность. Помнится, ты сказал, что незнаком с ним, когда Лидия тебя спросила?

К ее удивлению, он улыбнулся, откинув голову и глядя в аквариум Убо.

– Как это прикажешь понимать? – небрежно спросила она.

– Что понимать? – он высокомерно посмотрел на нее.

– Твою улыбку, – ей показалось, что ее голос прозвучал обвинительно.

– Тебе понравился Вилл, да?

– Это один из тех наших диалогов, которые состоят из одних вопросов?

– А тебе как угодно?

– А тебе?

– А ты не догадываешься? – он приподнял одну бровь почти игриво.

Боже мой, неужели мы флиртуем, легкомысленно предположила Джуно. Но Джей внес беспощадную ясность:

– Твоя подруга Лидия спросила меня об этом потому, что ты ее так настроила, – он пожал плечами. – Ты ей сказала, что я вор, Джуно.

– Я не говорила! – вскипела она. – Ее друг снимает квартиру вместе с Биллом – и она нашла там эти чертовы часы. Стащила их, если хочешь знать. И все-таки ты, черт подери, отрицал тем вечером, что знаком с Биллом Пидженом, хотя и ежу понятно, что ты с ним знаком.

– Я не был знаком с ним тогда, ясно! – Джей повысил голос от злости.

– Вот как? – Джуно улыбнулась тонко и проницательно, чувствуя себя как мисс Марпл, которая сейчас с самым невинным видом подкрепит возникшие подозрения железными аргументами. – Но Тимон сказал, что ты позвонил ему на прошлой неделе. И кроме того, – она сделала паузу, чтобы усилить эффект, – наша соседка каждое утро видит тебя вместе с этой троицей.

– Ну и что с того, вонючий Коломбо? Пойду, возьму коку, – он рассмеялся и пошел на кухню.

– Тут уже есть немного коки, – тускло пошутила Джуно, глядя на полоски кокаинового порошка. У нее возникло желание вдохнуть его, чтобы поднять себе настроение. Ей нужно перестать цапаться с Джеем и начать с ним нормально разговаривать.

Она плюхнулась на диван и уставилась на пятидесятифунтовую банкноту. Эта бумажка позволила бы ей сейчас взять такси, добраться до какого-нибудь клуба и весело провести вечер с друзьями. У нее есть на выбор, по крайней мере, три места, куда она может сию секунду поехать, прочь из этой квартиры. Она весело поздоровается, извинится за опоздание и закажет на всех по штрафной. Но дело в том, что ей никуда не хочется ехать. Ей хочется только одного – побежать на кухню вслед за Джеем и помириться с ним, сказать ему, что она никогда не встречала такого человека, как он, что он перевернул всю ее жизнь, что она хочет поцеловать его и не ссориться с ним никогда.

– Послушай, прости меня, – позвала она, стукнув рукой по столику так, что полоски, насыпанные Тимоном, образовали букву Z. – Я только хочу… – Она споткнулась. Чего она, собственно, хочет? Дружить с ним? Знать о нем все? Убедиться, что он не террорист? Целовать, пока не зазвенит в ушах? Чего?

Наступила пауза. На кухне хлопнули дверцей холодильника и стали открывать банку.

Джуно взяла свернутую в тугую трубочку банкноту со столика и держала ее в пальцах, как сигарету. Пятьдесят фунтов. Поднесла к носу. Понюхала. Вместе со струей воздуха в нос попали крупинки белого порошка, забившиеся внутрь трубочки. Господи, что она делает. Джуно в ужасе отшвырнула банкноту и изо всех сил стала тереть нос, в котором усиливалось пощипывание.

– Так вот, я никогда не отрицал, что слышал о Продавце Грез, – Джей вернулся из кухни. – Я так и сказал твоей подруге. И очень удивился, когда она назвала его имя – я сам незадолго до того его узнал.

Джуно заморгала. Боже мой – он начал с ней общаться. Впервые за все это время. Только бы не сорваться и не начать трещать самой. Необходимо сконцентрироваться. Сохранять спокойствие и железную логику.

– Это Тимон познакомил тебя с Виллом?

– Да, в среду. Когда я приехал, мы встретились с Тимоном, выпили, и он сказал, что Вилл такой человек, который в Лондоне пригодится.

Голова у Джуно стала кружиться, как барабан стиральной машины. Белый порошок начал действовать. Она попыталась сосредоточиться. Лидия нашла часы Шона в квартире Вилла в воскресенье днем, за несколько дней до того, как Джей впервые с ним встретился. Если это так, то как же он мог совершить какую-то сделку с Продавцом Грез? А нет сомнений, что часы ее брата оказались у Вилла в результате какой-то сделки. В обмен на какую-то услугу. На кухне Вилл сам это более или менее подтвердил. Главное, не терять нить.

– В пятницу вечером? Ты встречался с Тимоном в пятницу вечером, да? – Ей показалось, что она крепко схватила нужную нить.

– Да. И что?

– Именно в тот вечер часы Шона пропали из квартиры.

– Что? – он растерялся на мгновение.

Джуно была уверена, что она вышла победителем. Она скажет ему: «Я допустила одну ошибку, правда? ТЫ передал часы Тимону, а не Виллу. Но тебе нечего бояться. Я не скажу Шону. Мне и часы-то эти не очень нравились, я только…» Тут до нее дошло, что она бормочет вслух, и она прикусила язык.

– Господи, Джуно! Сколько раз можно повторять? – Джей горько рассмеялся и отпил из банки. – Я ни разу не видел этих проклятых часов.

– Я не верю тебе.

Наконец-то ей удалось сосредоточиться. Голова работает быстро. Приоритеты расставлены правильно. У нее две цели: во-первых, разобраться с часами, во-вторых, добиться поцелуя. Все логично. Все отлично. Нить не потеряна. Действуем.

– Не веришь, вот как? – Джей с любопытством посмотрел на нее.

– Вилл знает все про часы, – Джуно осознала, что улыбается весьма кокетливо, и постаралась убрать улыбку с лица. Неужели она теряет нить? Нельзя путать две цели: часы сначала, поцелуй потом.

– Ах, Вилл?

Джей стоял в проеме арки, ведущей на кухню. Он прекрасно смотрится, стоя в арках, решила Джуно. Наверное, в нем говорит инстинкт фотографа – стремление заключить себя в рамку. Надо поделиться с ним этим соображением. Хотя нет, нельзя отклоняться в сторону. Нужно держать нить. У нее сформировалась твердая уверенность, что часы непосредственно связаны со всей его сверхсекретной деятельностью. Часы сначала, поцелуй потом.

– На что ты их обменял? Тимон выступал посредником? – спросила она, пряча подбородок в ладонях.

Он покачал головой:

– Ты совершенно не понимаешь слов, Джуно. Ты сводишь меня с ума.

– Это приятно слышать! – она улыбнулась как можно язвительней.

Он довольно пренебрежительно взглянул на нее, а потом – к полному ее удивлению – рассмеялся. Он действительно смеялся, по-настоящему: двигалась диафрагма, глаза улыбались.

– Я не хочу, чтобы ты впутывалась в это, понятно? – он перестал смеяться.

– Во что в это?

Он подошел поближе к ней.

– В то, ради чего я здесь. В то, чем я занимаюсь в Англии. В то, с кем я общаюсь тут. Поняла меня, Джуно? Держись подальше от этого. Это не твое дело. Ты только заработаешь неприятности на свою голову, а я, видит бог, не хочу причинять тебе неприятности, – он подошел совсем близко и присел, так, что она чувствовала его дыхание на своей щеке.

Поцелуй меня, поцелуй меня, поцелуй меня, зачарованно заклинала она.

– Все уловила?

Так близко за эти дни он еще не подходил.

– У-любила. У-ловила, – поправилась она заплетающимся языком, кивнув головой, как во сне.

Они улыбались друг другу – наяву улыбались. Джуно улыбалась все шире и шире, а сердце просто лупило по стенкам груди. Пока изнутри. О господи! Сейчас он меня поцелует!

– По-моему, пора вернуться, – он перевел взгляд.

Джуно продолжала улыбаться ему: конечно, пора вернуться – к объятиям, например.

– Вернуться к чему? – уточнила она.

– К кому. К тому, для кого ты приготовила кофе, – он резко выпрямился.

– Нет – понимаешь – я просто…

– Спокойной ночи, Джуно, – он вышел из комнаты.

Джуно подошла к зеркалу и стала внимательно изучать незнакомое лицо. Толстенькая мордашка с размазанным макияжем. Она не имела ничего общего с аппетитной штучкой, которую Джуно видела в зеркале раньше. Джей наверняка счел ее шлюхой, подумала она. Она привела гостя. Она заигрывала с его друзьями. Она заигрывала с опасностью.

Пыталась заигрывать с ним. Она прижалась лбом к каминной полке и закрыла глаза.

Если б он только знал, что я не могу думать ни о чем, кроме него.

– Это твое, наверное.

Легкий шум за спиной вспугнул ее. Джей что-то протягивал ей через плечо. Она открыла глаза и увидела в зеркале его лицо: прекрасное, опасное, с враждебным взглядом.

– Ты забыла свою сережку в моей комнате, – он бросил китайский символ на каминную полку. – Когда соберешься шпионить в следующий раз, предупреди меня, я тебе нарисую план.

Лицо Джуно вспыхнуло:

– Я совсем не шпиони…

– Забери. И почему ты никак не отнесешь кофе тому, кто так давно его ждет? Видит бог, кофе ему не помешает, если он собирается провести с тобой ночь.

С горящими щеками Джуно схватила поднос и вылетела из гостиной.

Через час в темной гостиной зазвонил телефон, и автоответчик записал следующее сообщение:

– Привет, Джуно и Джей. Это снова Шон. Почему ж вы, ребята, трубку-то не берете? Слушайте, бросьте искать мои часы. Я полный кретин, согласен. Я все перепутал. Я забыл их в ванной у Трионы, а не у себя. Простите, ребята. Надеюсь, вас не очень затруднили их поиски. Я только что оставил Трионе сообщение, попросил их привезти – она собирается ко мне через пару недель. Не знаете, кстати, где она пропадает сегодня вечером? Ее мобильник отключен. Напомните ей про часы в воскресенье – я думаю, все вы будете обедать у предков. Передавайте им привет. Здравствуй, Пуаро. Папочка любит тебя, малыш.

Из-под перуанского балахона пискнул тонкий птичий голосок:

– Я люблю тебя, малыш. А теща – подлая крыса.

 

ГЛАВА 24

Джуно проснулась и лежала в медленно перемещавшейся по ее телу полосе солнечного света, падавшего через зазор в шторах. Она слышала, как Джей вернулся с пробежки, принял душ и прошел в свою комнату. Джуно уткнулась лицом в подушку и застонала. Вчера ей удалось все окончательно испортить. Пожалуй, результат этого вечера превзошел все прочие.

Хлопнула входная дверь, послышались удаляющиеся шаги. Джуно бросилась к окну и успела увидеть волну золотых волос, исчезающую в пыльной кабине внедорожника Шона. Два точных движения – и «птенчик» выскользнул из узкого пространства между двумя соседними автомобилями и рванул по улице.

Встав в десять, Джуно вытряхнула все карманы, обшарила забитые хламом ящики комода и даже полазала за спинкой дивана. В результате ей удалось наскрести почти пятнадцать фунтов мелочью. Пятидесятифунтовая банкнота Тимона по-прежнему валялась на кофейном столике, но Джуно ее гордо проигнорировала. Прошлой ночью она сослужила ей плохую службу. У Джуно было такое чувство, что в вопросе о часах она зашла слишком далеко, уклонившись от более важных тем. Она, например, ничего не успела спросить о занятиях скрытой съемкой. Полоски кокаина были аккуратно вытерты со стола.

Пока Джуно прихлебывала чай и пересчитывала свою добычу на дубовом столе, она заметила, что индикатор сообщений на автоответчике мигает, и включила его. Она прослушала извинения своего брата от начала до конца.

– О господи! Джей действительно не имеет к часам никакого отношения, – прошептала она, покусывая ноготь большого пальца, отдававшего старой медью и диванной пылью. Ни компьютера, ни камеры Джея на столе не было. Рядом с кабелем, разжеванным Пуаро, лежала бумажка с надписью: «Тебе об этом что-нибудь известно?» Джуно перевернула листок и написала: «Я думаю, у нас завелись мыши».

После этого она полтора часа по телефону извинялась перед друзьями за то, что вчера не пришла, болтала о всякой чепухе и пыталась уточнить планы на ближайший день. Она решила как можно дольше не попадаться Джею на глаза, чтобы он успел поостыть. Она уже давно собиралась повидаться кое с кем из старых знакомых – с теми, с которыми она встречалась не чаще раза в году. Сейчас как раз благоприятный случай, спасибо Джею.

Она набрала номер Элли и Дункана, чтобы узнать, как Финлэй вел себя в театре.

– Мы в восторге от него! – рассмеялась Элли. – Милейший человек. Я серьезно испугалась, что у Дункана разовьется гомосексуальная влюбленность. Я-то имею полное право влюбляться в Финлэя, что, между прочим, и сделала. Спасибо, что прислала его, Джуно. Это был просто писк – лучший вечер за последние сто лет.

– Я рада, – Джуно хотелось, чтобы проведенный ею вечер был хоть наполовину столь же веселым.

– После того как мы поужинали в «Меццо», он повел нас в ночной бар в Сохо, называется «Сортир». Ты о нем ничего не слышала?

– Даже очень слышала, – ответила Джуно: это было одно из любимейших мест Шона, Хорса и Барфли. – Там немного грубовато, тебе не показалось?

– Ну что ты, там здорово! Полным-полно трансвеститов и хулиганов.

– Хороший отзыв, – засмеялась Джуно.

– Ты ни за что не угадаешь, кого мы там встретили!

– И кого же?

– Подружку Шона. Как ее зовут?

– Триону?

– Вот-вот. Она была с одним парнем, Финлэй его узнал. Он сказал, что это законченный мошенник – какой-то спец по темным делишкам разного рода.

– Уж не Продавец ли Грез? – Джуно прикусила язык. Она точно помнит, что во время одного из многочисленных телефонных разговоров Вилл Пиджен вчера договаривался с кем-то о встрече в «Сортире». А Триона, как выяснилось, была единственным человеком, в распоряжении которого находились часы Шона.

– Ты его знаешь? – встревоженно воскликнула Элли.

– Так, чуть-чуть.

Джуно не нравилось, как раскручивается сюжет, вовлекая ее в сеть взаимоотношений между людьми, которые, по ее мнению, и знакомы-то быть не могли. У нее возникло чувство, словно вот-вот должно случиться что-то важное, а она даже не догадывается что.

– Финлэй говорит, это действительно опасный тип, – сообщила ей Элли, конспиративно понизив голос. – Он связан с мафией, Джуно. Триона должна быть осторожна. Сегодня утром в постели мы обсудили это с Дунканом. Он убежден, что Триона встречалась с этим типом, потому что ей нужна защита от рэкета. Как-никак ее магазин в самом центре Сохо.

– Тебе не кажется, что это притянуто за уши? – усомнилась Джуно. – Скорее всего, ей нужны VIP-пропуска на какое-нибудь клубное мероприятие, вот и все.

– Ну, может быть, – не стала спорить Элли. – К сожалению, нам пришлось уйти практически сразу после их прихода, поэтому мне ничего не удалось разузнать. Наша няня была вне себя из-за того, что мы так задержались. Сказала, что уходит от нас. Так что мне, наверное, придется воспользоваться твоим предложением. Помнишь, ты сказала, что могла бы иногда посидеть с Чайной? Ты не возражаешь?

– Нет, конечно, – рассеянно ответила Джуно, ее голова была забита мыслями о рэкетирах и защите от них, об отмывании денег, о торговцах наркотиками и оружием. Какое отношение все это может иметь к Трионе, часам Шона, малышу Бруно и фотографиям Майкла Кэйна?

Положив трубку, Джуно закрыла глаза и попыталась соединить разрозненные точки, чтобы вышел рисунок: есть такая детская игра. Полученная картинка напоминала бессмысленные каракули младенца. Ключ к этой загадке находился у не в меру разговорчивого Вилла Пиджена, Джуно ничуть не сомневалась в этом. Но к какой загадке? В любом случае в ней были замешаны Джей и Триона. Джуно опять почувствовала себя покинутой и бесконечно виноватой перед Джеем за то, что так неправильно судила о нем. Похоже, он пытался вытащить Триону из какой-то передряги, вступив в контакт с Виллом. А она своими намеками Виллу насчет часов, насчет дельца могла прошлым вечером спутать Джею все планы. Если бы только они с ним нормально общались!

Она стерла свое послание к Джею и написала заново: «Это я виновата. Я выпустила Пуаро. Прости меня. Если провода испорчены, я куплю новые. Кстати, я знаю теперь, что ты не имеешь никакого отношения к исчезновению часов Шона. Еще раз прости. Я клянусь тебе, что я не шпионила в твоей комнате вчера вечером – просто мне нужно было прослушать…» Черт! Не хватает места. Она нашла блок бумажек для заметок, на каждой написала «Прости» и расклеила их по всей квартире: на зеркале, на холодильнике, на микроволновой печи, на всех дверях, на телевизоре и на сиденье унитаза.

Обклеивая аквариум Убо, она заметила стопочку разноцветных листков на столике рядом с аквариумом. Джуно взяла один. На нем было написано: «Звонил Джон, 8.05, понедельник, перезвонит». Она взяла другой: «Звонила Одетта, 9.00, суббота. Она получила твое сообщение, предлагает позавтракать завтра у нее. Просила перезвонить». На третьем листке: «Звонил Джон, четверг, 9.30. Отправит факс тебе на работу».

Джуно опустилась на стул с высокой спинкой. Ей было стыдно. Он все это время регистрировал звонки! Как она могла о нем подумать иначе! Конечно, такой пунктуальный и аккуратный человек, как Джей, записывал каждый звонок и клал записки на видное место, чтобы она могла заметить их. Не виноват же он, что она не заметила!

Она просмотрела остальные записки и обклеила извинениями весь стол.

Затем она решила обновить обращение на автоответчике, начав с такого варианта: «К сожалению, Джуно Гленн и Джей Маллиган не могут сейчас подойти к телефону, а Шон Гленн в отъезде. Оставьте ваше сообщение после звукового сигнала». Она опробовала еще несколько вариантов, переставляя и меняя местами «Джуно и Джей» (Боже, какое наслаждение она получала, сопрягая эти два имени, соединяя их союзом), и наконец записала следующее: «Мы не можем подойти к телефону. Оставьте ваше сообщение». Вполне удовлетворенная результатом, она наклеила несколько бумажек на телефон, взяла бутылку красного вина, запихнула в сумку запасную обувь и одежду, не забыв положить туда «Как отвоевать себе место под солнцем», и покинула квартиру, стены которой были покрыты яркими пятнами бумажек, как будто страдали чесоткой.

Была середина лета, в Лондоне стояла ужасная жара. Метро было переполнено туристами, по тротуарам разгуливали прелестные юные создания с плоскими загорелыми животиками, в густом воздухе витал запах секса.

Первый привал на длинном субботнем маршруте ей предстояло сделать у старой университетской подруги, которая работала учительницей и собирала гостей на барбекю. Последний раз Джуно виделась с ней на свадьбе полгода тому назад, когда та поклялась хранить верность высокому бородатому мужчине, преподавателю той же школы в Актоне.

– Джуни! Я не надеялась, что ты придешь! Замечательно! Нам нужно будет как следует поболтать, – подруга поцеловала Джуно, держа в одной руке шампур, а в другой тарелку с кебабами тофу, и исчезла в толпе.

Никого из присутствующих Джуно не знала. Они работали, как и подруга, учителями, почти все – семейные, вегетарианцы и не пили, потому что были за рулем. Несколько младенцев орали в переносных кроватках, несколько малышей ползали по траве. Родители не обращали на них никакого внимания. Никто не курил.

Джуно стояла в саду на солнцепеке среди незнакомых людей и пыталась вникнуть в особенности общенационального учебного плана, трудности школьного финансирования, проблемы жестокого обращения с детьми и причины освобождения некоторых преподавателей от должности. Она слишком часто прикладывалась к своей бутылке, пытаясь проглотить соевые сосиски, трогала обгоревший на солнце нос и недоумевала – зачем она сюда притащилась. С этими людьми у нее не было ничего общего. В студенческие годы подруга сидела на наркотиках, а сейчас их разделяют десять лет эволюции – целая эпоха. Глядя на приветливые, ненакрашенные лица женщин, на искренние, доверчивые лица мужчин, Джуно чувствовала себя представителем другого биологического вида и неожиданно для себя осознала, что в чем-то им завидует. Завидует их либеральным взглядам и здоровому образу жизни, их интересам и их искренности и даже их орущим, пукающим ребятишкам.

Она прикрыла глаза и сразу вспомнила, как лежала вчера на кровати Джея и слушала Фила Коллинза. Ей показалось, что она теряет рассудок. Она выбралась из дома специально, чтобы отвлечь себя от мыслей о Джее, а сейчас выясняется, что ни о чем, кроме него, она не может думать. Его лицо мерещилось ей в лучах слепящего солнца, его желтые глаза преследовали ее, а в шипении барбекю слышался его голос: «Ты сводишь меня с ума, Джуно».

Она решила, что пора сменить обстановку. К тому же она уже опаздывала на следующую встречу: она договорилась с другой приятельницей встретиться возле станции метро «Бэйкер-стрит» в три часа.

– Но мы ведь даже не поболтали с тобой! – сказала хозяйка, пробегая мимо Джуно с подносом, на котором лежали луковые хлебцы из цельного зерна и стояла миска зеленого салата. Ее лицо покраснело от огня, на котором она жарила вегетарианские котлетки. – Я обожаю твои сумасшедшие истории. У тебя такая интересная жизнь, не то что у меня.

– Поболтаем в другой раз, – извинилась Джуно. – Прекрасный пикник. И жизнь у тебя замечательная.

Так и прошла суббота: она все время опаздывала, все время чувствовала себя посторонней и не преставала думать о Джее.

Приятельница, с которой Джуно встречалась на Бэйкер-стрит, раньше работала журналистом-стажером в «Иммедиа», а теперь устроилась в штат журнала «Новости стоматологии». Она не хотела идти на новый фильм Альмодавара, пришлось смотреть новый фантастический фильм Вилла Смита, в котором Джуно ни фига не поняла. За чаем после фильма приятельница без передышки крыла почем зря своих коллег из «Новостей стоматологии», жаловалась, как она ненавидит свою работу и скучает «без славных, чокнутых наших», которые остались в «Иммедиа». Джуно вспомнила, как они точно так же пили чай год назад и ее собеседница обзывала сотрудников «Иммедиа» «ничтожествами, дилетантами и неудачниками, которые понятия не имеют о настоящей журналистике».

Джуно придавала своему лицу соответствующее выражение, произносила все положенные в таких случаях фразы, но мысли ее были далеко. Она гадала – обнаружил Джей ее бумажки или еще нет. И если да – то посмеялся и простил ее или вздохнул с досадой, потому что опять она учинила беспорядок, который ему убирать.

– Ты же такая талантливая, Джуно, – неистовствовала ее приятельница. – Это тебе надо было бежать из «Иммедиа», а не мне. Ты бы уже стала известным комиком. О господи, как я все это ненавижу, – и она заплакала. – Если мне еще хоть раз в жизни придется писать про кариес, я не выдержу. Я сойду с ума. Ты знаешь, о чем я сейчас мечтаю? Чтобы у меня выпали все зубы. Я больше не могу их видеть.

Джуно потребовалось немало времени, чтобы успокоить ее, поэтому на следующую встречу она тоже опоздала. Она встречалась с Алисией, которая выступала на сцене в паре со своей подружкой из театральной школы. Они частенько работали и в «Ха-Ха Хаусе», и в «Жонглерах», вели свою передачу на Радио-4 и все чаще и чаще появлялись на телевидении. Их дуэт назывался «Супермодели».

– Четвертый канал предлагает нам записать пилот программы: хотят заключить с нами контракт на сериал, – возбужденно рассказывала Алисия, пока они пропускали по кружке пива в новом клубе «Встань и говори» на Брюер-стрит, перед дневным шоу, к которому обе относились с недоверием. – Мне сообщили об этом только вчера. Поскорее бы рассказать Кэрол, она на неделю уехала на Корфу вместе с Сило. Я сейчас одна, как я это ненавижу, черт возьми. У тебя с Джоном по-прежнему все в порядке?

Вот в чем сложность общения со знакомыми, с которыми встречаешься пару раз в году, подумала Джуно. В пять минут нужно уложить всю свою жизнь за шесть месяцев.

Представление в «Встань и говори» и впрямь оказалось невыносимо скучным, в программе не было ни одной женщины. Единственное, что скрасило впечатление, – это выступление Пита Дженкинса, немного нервного преподавателя английского языка, который проверял на публике совершенно новый материал, и с большим успехом.

– Это было здорово! – Джуно подошла к нему в перерыве. – Тебе замечательно удаются характеры. Французский студент – просто блеск, да и фанат «Оазиса» не хуже.

Пит радостно улыбнулся:

– Между прочим, эту идею мне подала именно ты, – он слегка покраснел. – Помнишь, твое выступление в среду, когда ты разыграла из себя проститутку? Твою манеру общения с публикой?

Когда они отошли в сторону, Алисия сказала ей, протягивая новую кружку пива:

– Я слышала о твоем номере в среду. Мы с Бобом вчера встречались, он сказал, что ты, похоже, в тот вечер наглоталась галлюциногенов.

– Нет, я просто хотела произвести впечатление на одного парня, в которого влюблена, он тоже был в зале, – грустно вздохнула Джуно, внезапно осознав, что это и есть трагическая, никем не понятая правда того вечера.

– И тебе это удалось?

– Смотря с какой стороны посмотреть.

– Все ясно, – Алисия кивнула головой и горько рассмеялась. – Опомнись, Джуно, черт возьми, и посмотри правде в глаза. Ты слишком необычна, чтоб быть сексуально привлекательной для обычных мужчин. Женщины вроде нас, даже занимаясь сексом, не отключаются и продолжают сочинять реплики для будущих скетчей. Ирония в тебе съела самку. У нас другое предназначение в жизни, мы – как повивальные бабки, которые облегчают страдания тем, кто рожает, а сами при этом остаются старыми девами.

Началось второе отделение. Джуно заметила, что практически ничего не воспринимает. Она снова думает о Джее. Это просто наваждение. Она попыталась сосредоточиться на выступлении, убеждала себя, что ушла из дома с целью отвлечься, развеяться, но она ничего не видела перед собой, кроме его холодных золотых глаз, когда он велел ей отправляться к вымышленному «любовнику). Любовнику, которого, она, оказывается, в принципе не может привлечь: слишком необычна. Точнее сказать, «слишком смешна».

Не дожидаясь конца программы и пообещав Алисии позвонить на днях, Джуно зашла в туалет, переоделась в помявшееся платье и отправилась на вечеринку, которую устраивал приятель с факультета журналистики, учившийся курсом младше.

Мероприятие проходило в безукоризненно сияющей квартире, в особняке, расположенном в Эрлз-Корте, при большом стечении влиятельнейших, остроумнейших, одетых с иголочки корреспондентов национальных изданий, рассуждавших о политике. Почти все они были холосты, не старше тридцати, беспрерывно курили и много пили, но Джуно и здесь чувствовала себя неуютно. Ей осточертело, что ее представляют как ходячий анекдот:

– Познакомься, Джуно, это Холл, он политический обозреватель «Таймс». Холл, это Джуно – с ней не соскучишься. Предоставляю тебе самому в этом убедиться.

Не в силах удержать в голове состав теневого кабинета министров, стесняясь своего статуса тетушки-советчицы из бесплатного журнальчика, она и пила больше, и тосковала о Джее больше, чем на пикнике, и в конце концов, поправив в туалете макияж, помчалась в Вест-Энд, на встречу с одноклассницами, которые собирались «клубиться» всю ночь напролет.

На этот раз она опоздала почти на час и в наличии имела пятьдесят пенсов на все про все.

– Да брось ты, оставайся, что, мы не купим тебе выпить, – настаивали девчонки в ответ на ее запыхавшиеся объяснения, что она только взглянет на них и побежит, чтобы успеть на последний поезд в метро. – Будем шататься вместе, ей-богу, Джуно, мы слишком редко тебя видим, чтобы так легко отпустить.

Слезы благодарности навернулись ей на глаза, успевшие уже слегка покраснеть от выпитого за день, хотя в глубине души, истерзанной любовью, ей больше всего хотелось сейчас поехать домой и посмотреть, обнаружил ли Джей ее извинения. Слишком много она уже выпила, слишком много людей сегодня встретила. Четыре школьные подружки, с которыми она виделась все реже и реже, были симпатичными и энергичными одинокими женщинами (две разведены, две не выходили замуж), которые всю неделю жили в предвкушении такого субботнего вечера, как этот: готовясь к предстоящей ночи, они посетили косметолога и массажиста, прошли курс обертываний и сеанс ароматерапии. Рядом с ними Джуно чувствовала себя нечесаной дворняжкой, уставшей как собака и плохо одетой.

В три часа утра она обнаружила, что сидит на банкетке, обитой искусственным мехом, в темном душном клубе и из горлышка пластиковой бутылочки пьет воду, которую набрала из-под крана в туалете, потому что у нее не было трех фунтов купить холодной минералки в баре.

Джуно ненавидела ночные клубы – настоящий ад для женщин с избыточным весом, рай для зеленых девчонок. Люди здесь превращались в стадо причудливых существ, глотали маленькую таблетку и начинали дергаться под музыку, каждый сам по себе, усиленно потея всю ночь напролет.

Три из четырех ее одноклассниц вскоре растворились в темных углах с подозрительно молодыми на вид людьми, а четвертая так надралась, что Джуно пришлось держать ее над унитазом, пока та пыталась избавиться от всех выпитых коктейлей, включая четыре «Маргариты» и три «Морских Бриза».

– Ты… настояшшая пподруга, Джуно, – доносился слабый голос из недр фаянсовой посудины. – Бедненькая, тебе, тоже, наверное, хошется немношко поблевать…

– Не волнуйся, я в порядке, – Джуно отвела в сторону прядь каштановых волос, прилипших к щеке одноклассницы.

Когда рвота закончилась, она оторвала кусок туалетной бумаги, вытерла губы, распрямилась и посмотрела на Джуно туманным взором:

– Мне кажется, Тина шмылась ш каким-то типом. Я не уверена, что шмогу добраться до дома одна. Ноги немного дрожат. Поехали шо мной? Оштанешься у меня. Я плачу за такси.

Джуно подумала о Джее, о своих бумажках с извинениями. В голове у нее промелькнуло, что на завтра у нее назначен завтрак с Одеттой и чай с Лулу, что надо во что бы то ни стало добраться до дома сегодня, что хотела утром подкрасить корпи волос, что нужно покормить Пуаро и Убо и что она хочет лечь в свою собственную постель.

– Боже, как мне плохо. Это все Тина, с-сучка. Закадрила моего мужика и потом шмылась ш ним. Как всегда. С-сучка.

– Пойдем, я провожу тебя, – Джуно спустила воду в унитазе. – Пойдем, возьмем твое пальто, сядем в такси.

Квартира в Баттерси представляла собой типичное жилье, снимаемое девушками в складчину: трусики на радиаторах, репродукции Климта на стенах, кассета «Четыре свадьбы и одни похороны» в видеомагнитофоне. По сравнению со стерильными апартаментами в особняке на Эрлз-Корт, с их отполированными полами и белоснежными диванами, эта квартирка показалась до дрожи родной и знакомой. Джуно словно перенеслась в студенческое прошлое. Тина с подружкой жили здесь много лет: Джуно помнит, как приходила сюда на вечеринки еще до появления Джона, разряженная в пух и прах в надежде подцепить кого-нибудь, и обнаруживала в наличии штук двадцать девиц, одетых куда лучше, чем она, и человек пять мужчин: четверо с подружками и один гей.

Попав на собственную территорию, одноклассница перешла на автопилот, взяла прямой курс на койку и вырубилась.

Джуно сидела за столом, пила чай и размышляла о Джее. Она представляла себе, как он раздевается, ложится в постель – в постель, которую она так недолго, всего несколько часов, делила с ним, но этого было достаточно, чтобы узнать, как он засыпает, как дышит, как ворочается и бормочет во сне, одержимый своими демонами. Она хотела оказаться рядом с ним, лежать – если не под одним одеялом, то хотя бы под одной крышей. Ведь следующую ночь она проведет уже в своей маленькой детской кровати в Оксфордшире, далеко от Джея с его секретами.

В четыре часа утра, когда она, одетая, задремала на диване, ввалилась Тина, врубила свет на полную мощность и завизжала, увидев Джуно.

– А, это ты! А что ты здесь делаешь? – она неуверенно стояла на ногах, пуговицы на атласной юбочке были застегнуты как попало.

В школе в Тину были влюблены абсолютно все мальчики. Она получала пачки открыток на день Святого Валентина, и все авторы могли рассчитывать на ее благодарность – отнюдь не письменную. Ее звездный час пришелся на восемнадцать лет, когда в их прогрессивной школе в Оксфорде не было такого старшеклассника, который не мечтал бы залезть в ее ультрамодные трусики танго. Она никогда не проявляла большого рвения в учебе и, бросив университет, закончила прекрасный частный колледж, готовивший секретарш. Пока ее школьные товарищи и товарки бурно прожигали студенческие годы, она носила строгие деловые костюмы, встречалась с солидными мужчинами и задерживалась допоздна на работе, выполняя обязанности личного секретаря исполнительного директора и подавая шампанское в зал заседаний. После того как ее школьные подруги позаканчивали университеты, их зарплаты стали неуклонно расти, обгоняя ее оклад, их приятели выглядели моложе и успешнее, чем ее разведенные программисты неопределенного возраста «за тридцать», ее собственная работа стала казаться неинтересной и однообразной. И вот по прошествии десяти лет она по-прежнему оставалась личным секретарем какого-то исполнительного директора, с той только разницей, что солидные мужчины теперь интересовались цыпочками помоложе, да и ей самой пришлось переключиться на молоденьких мальчиков. Очень молоденьких.

– Девятнадцать лет! Представляешь? – Она шлепнулась на диван рядом с Джуно. – Живет пока у мамочки. Зато целуется – высший класс. Хотела притащить его сюда, но я временно завязала с сексом, поэтому мы пообнимались пару часиков в баре, и я дала ему несуществующий телефон. А ты все еще живешь с этим, как его там? С Джоном?

Джуно была сыта по горло своей ролью недотепы.

– Нет. Я живу с парнем по имени Джей.

– Ого! Крутой поворотик! – присвистнула Тина, сбрасывая парадные туфли. – Помнится, в школе ты была такой застенчивой девчушкой, что со страху всегда задирала мальчиков, которые тебе нравились.

– Что я всегда делала? – Джуно открыла было рот, чтобы зевнуть, да так и застыла.

– Помнишь Джеми Хиксона?

– Господи, Джеми Хиксон! – Джуно вздрогнула, произнося имя, которое не вспоминала со школьных лет. – Мне было четырнадцать лет. Он еще от страсти укусил Габби Алсоп, и я проплакала целую неделю.

– Ты изводила его по-черному, – алкоголь сделал Тину откровенной. – Ты была влюблена в него как сумасшедшая – ты много раз нам об этом говорила, но стоило ему оказаться поблизости, как начинала дразнить его, шлепала своей линейкой и заставляла его краснеть.

– Неужели? – Джуно помнила только бессонные ночи, которые она провела, рыдая из-за него.

– Ну да. Мы все тогда объясняли это тем, что ты не уверена в себе и думаешь, что у тебя есть только один способ привлечь его внимание – превратить его жизнь в кошмар. Ты часто проделывала это с мальчиками. Почти все они тебя боялись, но зато и обожали. Ты и с Джаредом Вильямсоном так поступала. Я ужасно ревновала, когда он пригласил тебя на бал.

– Ты ревновала? – Джуно подумала, уж не снится ли ей этот разговор. Джаред Вильямсон был ее кавалером на выпускном летнем балу в школе, он вел себя весь вечер как образцовый джентльмен, после бала поцеловал в щечку, сказал, что она совершенно особенная, и потом больше ни разу в жизни не позвонил. Джуно даже порой приходила в голову мысль, что ее мама заплатила ему, чтобы он пригласил Джуно на этот бал. С наступлением летних каникул он начал встречаться с Тиной, и их отношения продолжались до тех пор, пока все осенью не разъехались по разным университетам. Они с Тиной даже совершили совместное путешествие на континент, что в ту пору было равносильно чуть ли не вступлению в законный брак.

– Ммм. Он был божественный, правда? – Тина с ногами забралась на диван. – Помнишь, как ты приперла его к стенке, предложив сыграть в ассоциации. Ты была дока по этой части и победила, а он выглядел весьма бледно. А еще ты любила показывать, как он танцует на вечеринках. А помнишь твое сочинение по английской литературе? Где ты изобразила Джареда под видом Эдмунда из «Мэнсфилд-парка»? Тебя попросили прочитать его вслух, и все попадали со смеху.

– Я думала, что все смеются надо мной, – Джуно устало потерла глаза. Тина вытягивала одно болезненное воспоминание за другим, словно больные зубы. Это было одно из самых убийственных: тот смех преследовал ее и по сей день. Ей сказали прочитать сочинение вслух – привилегия, которой удостаивали авторов самых лучших сочинений. Этот день мог стать одним из особенных дней ее школьной жизни, а стал ужаснейшим. Целый класс, двадцать человек семнадцати лет, ржали, держась за животики, когда она читала, заикаясь. Именно в тот день она выкурила первую в жизни сигарету, в туалете на перемене.

– Конечно, мы смеялись, – фыркнула Тина. – Мы же прекрасно понимали, над кем ты издеваешься – как всегда, впрочем. Он так смутился. Его приятели еще долго потом дразнили его Эдди. После этого он окончательно в тебя влюбился. Но боялся с тобой поговорить насчет бала и поэтому послал ту записку. Господи, как же я ревновала! – Тина откинулась на спинку дивана и закрыла глаза. – Когда ты потащила меня по магазинам выбирать платье для бала, мне так хотелось, чтоб ты выбрала то безобразное коричневое. Ты была в нем такая толстая. Ты вообще была толстая, – казалось, Тина говорит сама с собой во сне. – И выглядела ты всегда не как все люди. У меня в голове это не укладывалось. Почему он влюбился в тебя, а не в меня.

– Но закончилось-то все тем, что встречаться он стал с тобой, Тина.

– Да уж, стал, – она сонно вздохнула. – Сучка я, вот кто. На следующий день после бала он с приятелями зашел в кафе «Браун». Помнишь? То самое, где я летом подрабатывала официанткой. Он спросил меня, как я считаю: нравится ли он тебе. Потому что, судя по твоему поведению на балу, ему показалось, что нет. И я – прости меня, Джуно, – я была такая зараза в то время. Я сказала, что ты пошла на бал с ним ради смеха, чтобы поиздеваться. И вообще, ты находишь его жирным.

– Да ты что? – задохнулась Джуно.

– Я приписала к его счету лишние двадцать фунтов – у него с собой не было столько – и дала свой домашний телефон. Прости меня, Джуно.

– Так он был влюблен в меня? Это правда? – в горле стоял комок.

– Правда, – Тина икнула. – Знаешь, ты ведь не красавица. Не была красавицей, – с опозданием поправилась Тина. – Но ты была всегда ужасно популярна, черт тебя подери. Как преуспевающие мужчины привлекают красивых женщин, так и популярные женщины привлекают лучших мужчин. Разве не так? Взять хотя бы тебя.

– Вот уж меня брать точно не надо, – Джуно считала, что на шкале женской популярности она занимает самое последнее место.

– Нет уж, давай возьмем тебя. Сегодня вечером ты опоздала – как всегда. Без гроша в кармане – как всегда. Выглядишь не по-людски – как всегда, – Тина снова икнула. – И когда мы спрашиваем, чем ты занималась, выясняется, что ты объездила весь Лондон, где только не тусовалась, общалась с кучей народа – и все хотят тебя видеть, заметь, ну просто Мисс Популярность, да и только. А хочешь знать, чем я занималась перед тем, как мы встретились? Купила лотерейный билет, выщипала брови, позвонила маме. Все.

– Ну что ж, и у меня часто бывают такие выходные, – заметила Джуно.

Но Тина, не обращая внимания на ее слова, продолжала свое пьяное бормотание:

– И вдобавок ко всему, что мы тут сейчас слышим? Что ты сдала в утиль этого бесподобного, великолепного, умопомрачительного красавца Джона, которым мы все восхищались – если ты, конечно, удосуживалась посреди своей занятой-презанятой жизни пригласить нас куда-нибудь за эти три года. И вот теперь ты живешь уже с новым парнем, как будто так и надо. Иногда мне хочется возненавидеть тебя, Джуно. Ты такая… такая особенная, черт тебя подери.

Джуно сделала робкую попытку обнять ее и почувствовала необычайную благодарность, когда эту попытку не отвергли. Хрупкая Тина утонула в ее руках, словно ребенок.

– Никакая я не особенная, Тина, – Джуно поцеловала ее в макушку. – Клянусь тебе, я безнадежна. И сегодняшний день прошел ужасно: я все время опаздывала, в кошельке у меня нет ни гроша. Я хотела повидать людей, с которыми так редко удается встретиться, но все, что я успевала, – это в прямом смысле слова взглянуть на них, и летела дальше. Джон сам ушел от меня к девице помоложе и покрасивее, а Джей просто мой сосед по квартире, и он ненавидит меня, если хочешь знать.

– А ты любишь его? – сонно всхлипнула Тина, зарываясь поглубже в мягкую грудь Джуно.

Джуно закрыла глаза и подумала о Джее в тысячный раз за этот день:

– Я извожу его. Извожу его по-черному.

Их с Тиной разделяли десять взрослых лет, но объединяли детство и юность, и поэтому не зарастала та дорожка, которая кратчайшим путем ведет от сердца к сердцу.

– Ничего, не переживай… Я готова биться об заклад, что он уже втрескался в тебя по уши. Как Джаред… – Тина уютно устроилась на груди Джуно и заснула, а слезы текли по ее лицу и капали на дешевое мятое платье Джуно.

Она не спала, смотрела, как светлеет за окном, и размышляла о странном путешествии в прошлое, предпринятом ею накануне. Она словно посмотрела на себя с разных сторон глазами всех этих давно знавших ее людей, и получилась объемная картинка. И картинка не очень привлекательная. Выходит, она чокнутая, сумбурная, задиристая хулиганка без царя в голове. Нечего удивляться, что Джей до сих пор не рухнул к ее ногам. Чтобы помириться с ним, требуется больше, чем пачка бумажек с извинениями. Даже целый мешок писем с извинениями вряд ли теперь поможет ей вернуть его уважение.

Наступившее утро застало бывших одноклассниц страдающими от ломоты в спине, онемения в ногах, похмелья и неловкости. Джуно не хотелось быть свидетелем утреннего синдрома, неизбежного после бурной ночи, но, чтобы уехать, нужно было занять денег у хозяек, а для этого – набраться мужества. Наконец, допив третью чашку чая и докурив довольно противную сверхлегкую сигарету, предложенную Тиной, Джуно извиняющимся голосом попросила взаймы фунтов пять.

– Конечно, держи, – Тина протянула десятку. Мешки под ее уставшими глазами были испачканы черной тушью. – Мельче у меня нет.

– Я пришлю тебе чек, – пообещала Джуно.

– Не к спеху, – Тина потерла глаза, размазав тушь по лицу. – Надо нам чаще встречаться, правда?

Джуно кивнула, они улыбнулись друг другу, обе прекрасно понимая, что в следующий раз увидятся не раньше, чем через полгода. У каждой дружбы свои законы, печально размышляла Джуно, стоя на автобусной остановке и дожидаясь автобуса, который доставит ее в Ислингтон, на завтрак к Одетте. Есть отношения, безусловно, значимые, однако слишком болезненные: так много вместе пережито, что за пережитым прячутся бесчисленные маленькие мины, невольно на какую-то наступишь – и происходит взрыв травмирующих воспоминаний, и ты уходишь, прихрамывая, и нужно время, чтобы рана затянулась.

Ее нынешние друзья, ее «компания», служили ей утешением и прибежищем. У них было много общего: юмор, одинаковые ценности, при этом на их плечи не давил груз детских обид и недетской зависти по поводу того, кому чего удалось достичь в жизни.

Одетта радостно приветствовала Джуно на пороге своего великолепного огромного дома, потом покачала головой:

– Да, выглядишь ты неважно, детка.

Она была в легком спортивном костюме, лицо сияло свежестью под тонким слоем тонального крема, а короткие черные волосы были откинуты назад.

– А я тут потела, пыталась хоть немного тонизировать свои вялые мышцы, – Одетта провела Джуно через открытые пространства своей квартиры в кухню-столовую, оснащенную самой современной техникой. – Купила себе кучу оборудования, но все не хватало времени даже распаковать. Здорово, правда? – Одетта кивнула на разнообразные агрегаты и тренажеры, которые были расставлены на паркете, словно средневековые орудия пыток.

– Зачем? У тебя же нет лишнего веса, – Джуно удивленно посмотрела на нее.

– Ну не скажи, корпоративные фуршеты дают себя знать, – Одетта похлопала по безупречно плоскому животу, и стала вытаскивать на стол готовые деликатесы из холодильника ресторанных размеров. – Выпьем шампанского.

– У нас есть повод?

Одетта подмигнула и ловко сняла фольгу с бутылки Таиттинджера:

– Еще какой! Я бросила работу в пятницу.

У Джуно отвалилась челюсть как раз в тот момент, когда из бутылки вылетела пробка.

– Ты? Работу?

– Да, я сыта ей по горло. Я вообще не вижу людей. Не вижу жизни. Хватит. Я устала работать с семи до десяти. Мне осточертело без конца летать в Америку и есть там всякую гадость. Мне осточертело тратить свое время, чтобы зарабатывать бешеные деньги, и совсем не иметь времени, чтобы тратить эти деньги. Если встречается мужчина, который мне нравится, на него у меня тоже нет времени: все вечера я занята или измотана до бесчувствия. Я хочу пожить чувствами, Джуно! Пока у меня не выпали зубы от корпоративных фуршетов.

– Но чем ты собираешься заниматься? – недоумевала Джуно. Одетта была ярко выраженной деловой женщиной в течение столь долгого времени, что кейсом натерла на руке мозоль.

– Собираюсь заняться вложением денег, которые заработала. Пусть теперь они поработают на меня, – улыбнулась Одетта, чокаясь. – Пару месяцев побездельничаю, поболтаюсь по Лондону, а потом открою ресторан с баром в нижнем этаже и комедийным клубом на верхнем. Простенько и со вкусом, правда?

– Да ну тебя! – Джуно даже завизжала от восторга.

– Я без шуток, детка. Это не пустой треп. У меня есть просчитанный бизнес-план и все, что полагается. Все надежно. Я заручилась поддержкой пары крупных инвесторов, присмотрела помещение.

Это старая пожарная станция неподалеку, в октябре она будет сдаваться в аренду. Я все продумала, детка. Я даже с Каламом Форрестером договорилась, он поможет мне раскрутить этот проект. Так что, детка, – она отпила из бокала, – дело верное.

– Это брат Финлэя? – удивилась Джуно.

– Какой брат? Нет, – покачала головой Одетта. – Калам Форрестер – крупнейший ресторатор и клубный промоутер. Это величина.

– Он еще учредил клуб «Неро»?

– Он самый! У него есть шеф-повар на примете, восходящая звезда. И дизайнер – интерьер будет самый трендовый. Калам говорит, что это место станет легендой, через годик мы составим конкуренцию «Жонглерам». Попробуй-ка вот это.

На Джуно напал зверский аппетит, и она с удовольствие пробовала и то, и это, радостно слушая болтовню Одетты.

– В клубе будут идти первосортные шоу. Но мне нужен постоянный ведущий в клуб. Не знаешь кого-нибудь подходящего?

Джуно призадумалась.

– Боб Уэрт годится, но он недешево обойдется, – ответила она. – Мне нравится еще один парень, Пит Дженкинс его зовут. У него есть хороший материал, я видела вчера, но я не уверена в его стабильности.

– Это интересно, – кивнула Одетта. – Нам нужна настоящая личность: и конферансье, и артист в одном лице. Тут нужно быть по-настоящему смешным и обладать харизмой.

– Тогда я порекомендовала бы человека типа Мика Коллинза: он очень сексапильный и мастер импровизации.

Одетта отрицательно покачала головой:

– Слишком известен и слишком занят. Он полгода проводит на гастролях. Нам нужен человек, который первые шесть месяцев будет работать по крайней мере четыре вечера в неделю. И если честно, мы хотим, чтоб это была женщина. Или две – чтобы распределить нагрузку.

– В таком случае, «Супермодели»?

– Мы думали о них. Та же закавыка, что и с Ми-ком Коллинзом: слишком раскрученные. Плохо соображаешь, моя толстуха, ну-ка, шевели мозгами.

– Ну… – Джуно закусила губу и замолчала. Едва успевшая вспыхнуть надежда сменилась разочарованием.

– Ты ведь встречаешься с Лулу сегодня, да? Джуно кивнула.

– Ну вот и поговори с ней, может, она кого-нибудь присоветует. А теперь давай посмотрим «Лондонцев». Ходят слухи, что Белль Винтер убирают из сериала.

– Белль Винтер? Не может быть! – Джуно ужаснулась. Это все равно как услышать, что Королеву-мать отправляют в дом престарелых.

– Точно-точно. Мой приятель работает редактором на телевидении. Он говорит, что подходит срок перезаключения контракта с Белль, и она затребовала двойной гонорар. Точнее, ее новый агент затребовал – она наняла какую-то шишку с Вест-Энда, чтобы тот оживил внимание прессы к ее персоне. Короче, телекомпания дала им от ворот поворот.

– Но ведь «Лондонцы» без Белль – не «Лондонцы», – Джуно смотрела на знакомое, почти родное лицо Белль, появившееся на экране, и у нее на глаза навернулись слезы – Ведь «Лондонцы» – это прежде всего ее Лили.

– Согласна, – Одетта сделал большой глоток шампанского. – Ты знаешь, одна из причин, почему я так рада бросить работу? Я смогу смотреть «Лондонцев» своими глазами, а не слушать очередную серию в пересказе. В ресторане, у себя в кабинете, поставлю гигантский телик и буду там запираться на полчаса четыре дня в неделю.

На встречу с Лулу Джуно опоздала, поэтому у нее оставалось не так много времени, чтобы выпить с ней чашку горячего чая с кексом в кондитерской «Валери». Стараясь не выдать своих чувств, Джуно рассказала Лулу о планах Одетты и о том, что та озабочена поисками конферансье для клуба.

– Ты тупица, Джуно, – проскрипела Лулу. – Одетта хочет, чтобы это была ты, зайка. Это же ясно как божий день.

Джуно тряхнула головой:

– С чего ты взяла? Она мне не предложила.

– Нет, Джуно, я в отчаянии от тебя! – Лулу шмякнула свой кекс на стол с такой силой, что из него вывалилась вишня. – Ты всегда ждешь, что за тобой придут и будут тебя просить. Тебе нужно больше времени уделять своей карьере. Ты должна продавать себя. Неужели ты не видишь, чего хочет Одетта? Она твоя подруга, но при этом она и деловая женщина. У нее есть и промоутеры, и спонсоры, и всякая прочая шантрапа в этом роде. Они готовят ей почву, защищают ее интересы. А ты, в свою очередь, тоже должна уметь постоять за себя.

Крошечное самолюбие Джуно воспалилось, когда ее обвинили в неумении вести дела.

– Я тут понравилась одному человеку, – похвасталась она и, не удержавшись, рассказала Лулу о своей встрече с Пирсом Фоксом, о его проекте. Она понимала, что поступает ужасно неосмотрительно – ведь Пирс Фокс просил ее хранить их разговор в тайне. Правда, она тоже взяла клятву с Лулу хранить тайну.

Ее подруга охотно поклялась. И засмеялась. И взъерошила свои синие волосы, и скептически прищурила глаза:

– Все это чушь собачья, детка. Комическая реприза никогда не станет частью массовой культуры. Наш удел – малая сцена, пабы и клубы. На нас не работает очень важный фактор – сексуальность. Чтобы собирать стадионы, нужно, чтобы они тебя вожделели. Сексапильному красавцу легко вызвать вожделение, но очень трудно – смех. Либо вожделение, либо смех. А в случае с женщиной-комиком все еще сложнее. Добавь к этому твой возраст и размер бюста. Затея Пирса Фокса обречена.

– О-о-о, – простонала Джуно. – Так ты считаешь, я не пройду пробы?

– Я считаю, что ты должна сказать Одетте, что хочешь быть ведущей у нее в клубе, и даже настаивать на этом. И не смей предаваться упрямству и хандре, дожидаясь, пока тебя позовут, как ты привыкла это делать с мужчинами, детка. Ты только зря потеряешь время, точно тебе говорю.

В половине пятого Джуно вскрикнула, схватила сумку, поцеловала Лулу и убежала.

Он вернулась в Белсайз-парк около пяти. Триона уже приехала и в тревоге шагала по гостиной.

– Слава богу, ты цела! – бросилась она навстречу Джуно. – Мы боялись, что ты попала в аварию.

– В аварию? – Джуно провела рукой по грязным волосам с отросшими темными корнями. Все бумажки с извинениями были убраны.

– Джей говорит, что ты не ночевала дома, – Триона вопросительно приподняла тонкие брови.

Выяснилось, что Джуно не в состоянии взглянуть на Джея. Рядом с ней показались его ботинки, но она не сводила глаз с их шнурков. На большее не хватало сил. Она снова посмотрела на Триону:

– Я ночевала у знакомых.

– Ясно. Ну, ты готова? Нужно выезжать, а то приедем слишком поздно.

Джуно знала, что выглядит ужасно: помятая одежда, помятое лицо, несвежий запах ночного клуба. Ей было досадно показаться Джею в таком виде, хоть она и понимала, что это наименьшее из всех зол. В конце концов, она уже столько натворила: вела себя как задиристая шлюха, флиртовала с его знакомыми, обвинила его в воровстве, притворилась, что в комнате у нее мужчина (он-то до сих пор считает, что это правда), совала нос в его личную жизнь, короче – говоря его же словами – сводила его с ума. А теперь еще вынуждает его общаться с ее сумасшедшими родителями.

– Нет. Не готова. Мне еще нужно принять ванну и уложить вещи. Вы поезжайте вдвоем. А я вас догоню.

– Каким образом? Вызовешь вертолет?

– Поеду на машине Шона, – Джуно направилась в сторону ванной. – Она мне понадобится за городом.

– Но на ней ездит Джей, – заметила Триона.

– Шон разрешил мне ей пользоваться, пока он в Нью-Йорке, – отстаивала свои права Джуно.

– Не будь ребенком, Джуно, – Триона удерживала за ручку дверь ванной. – За городом ты сможешь ездить на машине своего отца.

– Я не умею управлять ею, – это была чистая правда. – Она из Германии, с левым рулем. – Джуно завладела дверью и закрыла ее.

Она включила посильнее воду, чтобы заглушить темпераментный монолог Трионы: дескать, это выходит за всякие рамки, они безумно опаздывают, на автоответчике множество сообщений, с которыми нужно разобраться, а Джуно еще затеяла принимать ванну, она просто не в своем уме.

Как следует оттеревшись и отмывшись, Джуно почувствовала себя гораздо лучше. Пробегая по квартире, она даже успела перехватить взгляд и улыбку Джея. Пока она засовывала кое-какую одежду для прогулок с собаками в дорожную сумку, Триона включила автоответчик:

– Ты можешь прослушать сообщения, пока укладываешься.

О боже! Новые пятна на ее уже заляпанной репутации.

Несколько сообщений от знакомых, которых она подвела за эти два дня. Затем раздался голос Финлэя, который интересовался, удачно ли прошло свидание.

– Надеюсь, платье сработало, о-ля-ля! – Финлэй рассмеялся, сообразив, что сообщение может прослушать Джей. – Я уезжаю на следующей неделе. Созвонимся позже. Обменяемся впечатлениями. – Последняя фраза была зашифрована, но тем более откровенна: – Уверен, тебе удалось отведать этот фрукт еще раз. Чую всеми печенками. Не мог же я так промахнуться?

Последнее сообщение было от Джона.

– Джуно, ягодка, – с трудом бормотал он. – Сегодня суббота. Я понимаю, что ты, может, и не захочешь говорить со мной после всего, что произошло вчера вечером, но я не могу это так оставить. Я хочу поговорить с тобой еще раз. Может быть, ты приедешь. Я готовлю карри. Тебе нравилось, как я готовлю карри, помнишь, моя Джуно?

Приезжай, моя Джуно. Прости, что я снова забыл надеть этот проклятый галстук, прости, моя ягодка. Я плохо соображал. Я так волновался. Я так хотел, чтобы ты пришла. И ты все-таки пришла. Это ведь что-нибудь значит, правда?

Он говорил с трудом, спотыкаясь и заикаясь, чуть не плача. Джуно чувствовала себя ужасно виноватой из-за того, что заставила его так страдать. Едва не забыв умывальные принадлежности, она сломя голову помчалась за ними и даже не заметила обращенного к ней печального взгляда Джея.

 

ГЛАВА 25

Гордо заявив, что она поведет «птенчика», Джуно, к своему стыду, не смогла выехать с парковки. В боковое зеркало она видела, что древний «Сааб» Трионы уже стоит, дожидаясь, на улице. Джуно должна была ехать первой, чтобы показать известный ей кратчайший путь до шоссе М40. Джей сидел рядом с Трионой, и под его критическим взглядом Джуно дергалась вперед-назад в течение получаса. Образовалась небольшая пробка, несколько машин начали гудеть. Дверца отворилась, и рядом с Джуно возник Джей.

– Двигайся, – приказал он.

– Ты разве не видишь, именно это я и пытаюсь сделать?

– Двигайся на соседнее сиденье, Джуно. Я выведу машину.

– Чувствуй себя как дома, – Джуно робко переползла на место пассажира, стыдясь своей несостоятельности. Еще один черный шар.

Джей вывел машину со стоянки тремя незаметными движениями руля.

– Я уже проделала самую трудную работу, – оправдываясь, сказала Джуно. – Я развернулась под нужным углом.

– Еще бы, – Джей открыл окно и жестом показал Трионе, чтобы она ехала следом.

– Дальше я в состоянии вести сама, – проблеяла Джуно. – Ты можешь ехать с Трионой, если хочешь.

Но машина уже рванула вперед, за пределы Белсайз-парка.

Оставшись с Джеем наедине в небольшом замкнутом пространстве кабины, Джуно испытала приступ клаустрофобии. Она чувствовала страх и стеснение, не решалась рта раскрыть, понимая, что любое сказанное слово зароет ее еще глубже в яму, из которой будет не выбраться.

– Я пока не очень хорошо ориентируюсь в этом городе, – сказал Джей, глядя на дорогу.

– Я буду подсказывать, как лучше ехать, я неплохо знаю Лондон, – обрадовалась Джуно.

Она давала короткие указания: «Теперь направо», «Поверни возле светофора – пока они не оказались со всех сторон заперты в гигантском потоке машин. За четверть часа они продвинулись метров на пять.

– Господи, это же закончился крикетный матч, – у Джуно упало сердце. Она похвасталась, что знает самый быстрый путь, и совсем забыла, что в субботу вечером проходят крикетные матчи, а после них толпы болельщиков на автомобилях заполоняют шоссе. – Ну ничего страшного, я знаю один объезд, – ее глаза радостно вспыхнули, когда она вспомнила про маршрут, который они с Шоном называли «черный ход». Его показал Шону знакомый таксист.

И опять она давала указания: «Направо», «Теперь налево» – которым Джей четко следовал.

– А ты представляешь, где мы сейчас находимся? Ты действительно знаешь Лондон? – спросил Джей, когда они лавировали по узкой дорожке, зажатые с двух сторон рядами конюшен.

– Теперь через мост, – улыбнулась Джуно. – И вон там синий знак – это шоссе М40. – Она посмотрела на часы. – Десять минут. Совсем неплохо. Ты хорошо водишь.

Он не ответил, но она почувствовала, что атмосфера потеплела. Джуно украдкой взглянула на него. Только сейчас она заметила, что он надел солнцезащитные очки. Модные, удлиненной формы, они придавали ему невероятно интеллектуальный и в то же время менее суровый вид.

Сидя рядом с ним, Джуно почувствовала необычайный прилив радости. Она всегда любила ездить пассажиром, это освобождало от всякой ответственности и переносило в детство. Кроме того, Джуно могла в полной мере оценить водительское мастерство Джея.

Его окно было открыто, и ветер трепал ей волосы, залепляя ими рот и глаза. Вдруг страшная мысль пришла ей в голову:

– А ты ухаживал за Пуаро и Убо, пока меня не было дома?

– Думаю, что да. А что, собственно, нужно делать? – ответил он без воодушевления.

– Нужно проверять, здоровы ли они, и кормить их два раза в день. Еще Пуаро нужно оставлять свежую воду и чистить клетку. Еще нужно проверять, работают ли фильтр и подогреватель воды в аквариуме Убо. Последнее время она плохо ест, поэтому за ней нужен глаз да глаз. Если возникнут проблемы, немедленно звони мне.

– А что они едят?

– Возле клетки Пуаро большой пакет птичьего корма, но если он не получает хотя бы кусочек свежего фрукта в день, он очень сердится. Убо ест куриную печень – ее много в холодильнике, иногда яйцо вкрутую. Все это лучше посыпать кальцием – он лежит возле аквариума. А еще она любит сыр – но только не чеддер. Чеддер она терпеть не может. Ты все запомнил?

– Конечно, – неохотно кивнул Джей.

– Спасибо тебе, – Джуно вздохнула с облегчением, заглотнув при этом большую прядь своих волос. Джей бросил на нее быстрый взгляд.

Она оглянулась удостовериться, что Триона не отстала, и почувствовала, что сквозняк исчез: Джей прикрыл свое окно.

– Я нашел твои извинения. Я их принимаю и ценю, – неожиданно сказал он.

– Надеюсь, ты не очень замучился, отклеивая их? – покраснела она.

– Нет, я очень веселился.

– Я рада, – она прокашлялась. – А теперь я уеду на неделю, и ты отдохнешь от меня. И не будешь опасаться, что за тобой кто-то шпионит. Хотя я совсем и не шпионила.

– Нет?

– Нет. Я вполне уважаю твои профессиональные секреты – ты ведь снимаешь знаменитостей и тому подобное.

– Кто тебе сказал, что я снимаю знаменитостей?

– Никто. У меня возникло такое впечатление.

– Я фотожурналист, а не фотопортретист, Джуно.

«Я не должна его раздражать, – подумала Джуно. – Я не должна задавать дурацких вопросов. Я буду сдержанна и миролюбива. Лучше я вообще буду молчать».

Какое-то время они ехали молча. Окрестности Оксфордшира пленяли глаз своей буколической красотой.

– Ты хорошо провела время вчера вечером? – неожиданно спросил Джей.

Джуно удивленно взглянула на него, но он внимательно смотрел на дорогу, его лицо ничего не выражало.

– Нормально.

Она вспомнила лощеных журналистов в Эрлз-Корт, напившихся одноклассниц и добавила:

– Немного утомительно. Я не предупредила тебя, что не приду ночевать. Извини.

– Ты могла бы позвонить – или оставить сообщение.

– Не получилось, извини.

Она предполагала, что опять наступит молчание, но Джей спросил, взглянув на нее сбоку (черные очки делали его взгляд очень серьезным и очень сексуальным):

– У тебя много знакомых, не так ли?

Джуно задумалась.

– Да, пожалуй, но близких друзей немного.

– И Лидия среди них?

Она догадалась, что он собирается ее расспрашивать о Лидии, как влюбленный подросток, и зубы у нее невольно сжались. Ничего, ничего. Главное, выдержка.

– Да, Лидия одна из моих ближайших подруг.

– Вчера вечером ты была с ней? – спросил он с надеждой, видимо рассчитывая получить информацию о прекрасной и ветреной блондинке.

– Нет. Не с ней. Кое с кем из старых знакомых. Было, правда, немного тоскливо, – вздохнула Джуно.

– В таком случае это еще один потерянный выходной? – спросил он с сожалением.

По-прежнему полагая, что он хочет что-нибудь выведать у нее про Лидию, Джуно не поняла, что он имеет в виду. Наверное, хочет сказать, что день можно считать потерянным, раз она не видела Лидии. У Джуно возникло искушение сообщить ему, что Лидия, вероятно, весь день не слезала с Бруно, но Джуно удержалась, чтобы не выглядеть инфантильным и жалким ничтожеством, которое завидует своей более привлекательной и сексуальной подруге.

– В каком-то смысле, – пожала она плечами.

– Одно время вы ведь жили вместе? – спросил он странно напряженным, неестественным голосом.

Джуно подумала, каких усилий ему стоит превозмогать собственную гордость, расспрашивая про Лидию. Значит, он дошел до крайней степени отчаяния и горько сожалеет о том, что отказался от встречи, когда та ему позвонила. А теперь квартира на целую неделю остается в его единоличном распоряжении – чем не подходящее место для встреч с Лидией?

– Да, одно время, – опять вздохнула Джуно. Она решила сохранять спокойствие несмотря ни на что, хотя, видит бог, как ей не хотелось рассказывать ему о Лидии. Она уже столько раз проигрывала этот сценарий с другими мужчинами, что заранее знала все вопросы и все ответы. Повторять его с Джеем было мучительно.

– Я не могу судить, но не кажется ли тебе, что ваши отношения не совсем нормальны?

– Прошу прощения?! – Она почувствовала себя учительницей начальных классов, которой ее ученик задал вопрос, как часто она занимается анальным сексом.

«Стоп, – сказала она себе, – не поддавайся на провокацию, не вступай опять в конфликт. Он собирает информацию о Лидии и просто не знает, с какой стороны зайти». Джуно постаралась подавить ревность и успокоиться. Главное, выдержка.

– Мы обожаем друг друга, – ровно ответила она. – Мы по-настоящему дружим.

– Дружите? Я думал, что вы не только дружите. Время от времени.

Она повернулась к нему в изумлении. На что он намекает? На то, что они оба любят одну и ту же женщину? Отлично! Теперь он считает ее вонючей, пронырливой, задиристой шлюхой, и к тому же лесбиянкой. Что можно к этому добавить? Может, намекнуть ему, что у нее пара судимостей за плечами?

– Мы довольно долго жили вместе, но у нас и мыслей подобных не возникало.

– Ты серьезно?

– Еще как.

– Ты хочешь сказать, что все это время вы только дружили? А Джона это устраивало?

Господи, что еще пришло ему в голову? Что Джон был не прочь заняться с ней и с Лидией любовью втроем? В любом случае, это слишком личное. Как смеет человек, который сам отличается патологической скрытностью, требовать от нее подобных откровений? И все только ради того, чтобы удовлетворить свой, столь закономерный, интерес к Лидии? Ну что ж, если он хочет правды, он ее получит. По крайней мере, избавится от фантазий на лесбийскую тему.

– Джону всегда нравилась Лидия. Он ничем не отличается от других мужчин. Сначала я изводилась из-за этого, а потом привыкла. Он никогда не предпринимал никаких попыток переспать с ней, хотя, думаю, и не отказался бы при случае. Но чего не было, того не было. Я тоже никогда не спала с Лидией. Теперь ты удовлетворен?

– Господи, Джуно, что тебе взбрело в голову? – расхохотался Джей, и «птенчика» резко занесло влево.

– Ты же сам расспрашивал меня об этом. Разве нет? – Джуно неуверенно посмотрела на него.

– Да нет же! Нет… как ты могла подумать… Я спрашивал тебя, как вы жили с Джоном, – Джей откашлялся и покраснел.

Тут до нее наконец дошло.

– Так ты спрашивал о Джоне? Не о Лидии? – она начала хихикать.

– При чем здесь Лидия? Это ты вдруг завела разговор о том, спали ли вы все там вперемешку.

– Да никогда не спали, я же тебе о том и толкую! Во мне нет ничего мужского – ну разве что спортивные ботинки.

Он снова засмеялся – на этот раз мягким хрипловатым смехом, в котором слышалась нежность.

– Скажи мне, Джуно, что делает тебя такой особенной?

– Что ты имеешь в виду? – она не поняла, комплимент ли это.

– Я никогда раньше не встречал людей, похожих на тебя. Я никак не могу тебя понять. С виду ты такая уверенная в себе и современная. Но на самом деле это не так, верно? – сказал Джей без тени насмешки. Выглядел он неожиданно доброжелательным. Джуно не понимала, чем вызвана такая перемена. Она отцепила от зеркала розовый нос, болтавшийся перед ветровым стеклом, и приложила его к своему лицу. От этого носа исходил отвратительный запах пластмассы и плесени.

– И вообще, в тебе столько всего – помимо твоих шуток, – он протянул руку и убрал пластмассовый нос с ее лица, задев теплым пальцем ее по верхней губе.

Джуно удивленно посмотрела на него, и на миг их взгляды встретились. Машина опять подалась влево, Джей быстро выправил ее и уже не сводил глаз с дороги.

Джуно поразили его слова и жест – они были такими теплыми, даже интимными. Лишенная защитной брони своих шуток, она почувствовала себя голой и слабой, как новорожденный младенец.

Опять ехали молча, потом Джуно сказала:

– Мне действительно жаль, что все так получилось в пятницу.

– Ты о чем? – его голос снова стал жестким.

Джуно надеялась, что он не заставит ее перечислять все допущенные ею промахи: она выпустила Пуаро, и тот сжевал кабель, без спросу зашла в его комнату прослушать песню, пыталась выглядеть аппетитной перед его знакомыми, притворялась, что у нее мужчина, совала нос в его жизнь, обвинила в краже часов, которых он никогда не видел, строила ему глазки вечером на диване. Она предпочла бы извиниться за все оптом, не уточняя.

– Я думаю, у каждого из нас бывают дни, о которых не хочется вспоминать. Взять резинку и стереть их из памяти, и начать все с чистого листа.

– Меня не касается, что ты там делаешь с резинками, Джуно, – ответил он так же холодно, как раньше. – Не вмешивай меня в это, хорошо? Я ничего не желаю об этом знать, – он почти разозлился.

– Теперь поверни налево, – пробормотала она. Господи, и угораздило же ее влюбиться в такое бесчувственное чудовище. Он даже извинение не может принять по-человечески.

Они молча проехали Оксфорд и выехали на пролегающую среди пшеничных полей дорогу, которую Джуно знала как свои пять пальцев: в течение пяти лет она ездила по ней на автобусе дважды в день: в школу, в Оксфорд, и обратно.

Джей с интересом рассматривал окрестности, его внезапная злость постепенно рассеивалась.

Джуно взволнованно повернулась к нему. Приближаясь к дому, она становилась все счастливее и больше не могла выносить затянувшееся молчание.

– Спасибо, что согласился поехать, я знаю, тебе не очень хотелось, – солнце тепло касалось лучами ее лица. – Мои родители гораздо лучше меня, клянусь. Они будут тебя баловать, как ребенка.

Он молча кивнул. Они проезжали окрестности Уэнтаджа, небольшого городка, старинную красоту которого оттеняли современные стильные особняки. Джуно впервые за последние несколько недель вздохнула легко и свободно, словно камень упал с ее души.

– Здесь родился король Альфред Великий, – сказала она с гордостью. – В центре города есть памятник ему. Он одержал победу над датчанами.

– Не шутишь?

Ура! Он снова разговаривает с ней. Всю оставшуюся часть пути она рассказывала ему о достопримечательностях, мимо которых они проезжали. Она была счастлива поделиться с ним тем, что знала и любила с детства.

– Да, вот теперь я чувствую, что я в Англии! – присвистнул Джей.

И вот дорога сузилась и последний раз повернула налево. Джуно бросило в жар. Наконец-то дома!

– Приехали, – у Джуно радостно колотилось сердце, и так бывало всякий раз, когда она возвращалась домой.

– Бог мой, да это и правда церковь! – констатировал Джей.

 

ГЛАВА 26

Как только «птенчик» затарахтел по посыпанной гравием дорожке, на крытом крыльце бывшей покойницкой, потягивая джин-тоник, появилась Джуди Гленн. Она радостно помахала подъезжающим, седые локоны выбились из ее небрежно заколотой асимметричной прически. В просторном зеленом сарафане, подчеркивающем ее садовый загар, она была обширна и кругла, как окрестные холмы. Два раскормленных мастиффа Гленнов поставили лапы на забор и приветственно залаяли, а маленький Раг, принадлежавший Шону, суетился рядом с ними, как недоросль между двумя громилами, подпрыгивая и пытаясь вскарабкаться на забор.

– Не обращайте на них внимания, – сказала Джуди своим глубоким контральто, нахлынув на Джея, как волна, когда он заглушил двигатель и выпрыгнул из кабины.

– Добрый вечер, миссис Гленн, – он официально протянул руку Джуди.

Та отмахнулась от его руки, взяла его лицо в свои большие, мягкие, как тесто, руки и сердечно поцеловала в обе щеки.

– Я так рада видеть тебя, Джей, – и, ради бога, зови меня Джуди! Ты пахнешь просто божественно… А, Джуно, котенок! – оставив Джея, она ринулась, раскрыв объятья, к дочери, вылезавшей из машины с сумкой в руках.

Это было идеальное материнское объятье. Джуди в совершенстве владела этим искусством. Джуно хотелось бы навсегда остаться в теплом ароматном коконе материнских рук.

– Соскучилась по тебе, котенок, – шепнула Джуди и, поскольку она была насквозь современная тертая пташка, добавила еле слышно на ухо дочери: – Как у тебя с ним?

– Ma! – испуганно оборвала ее Джуно, с благодарностью отметив, что Джей, нужно отдать ему должное, отошел за пределы слышимости.

– Он прекрасен! – Джуди спрятала вылезшую из-под топика у Джуно лямку бюстгальтера и, взглянув ей через плечо, радостно зааплодировала:

– Смотрите-ка, Три подрулила!

Отойдя в сторонку под сень ивы, Джей восхищенно смотрел на хозяйский «мерседес» последней модели.

– До чего же ты худенькая, Три, – говорила Джуди, обнимая Триону. – У меня такое чувство, будто я обнимаю собственный шарфик.

– Спасибо за приглашение, Джуди.

– А я очень рада, что вы смогли приехать – особенно Джей, – она кивнула в его сторону. – Я обожаю американцев.

– Благодарю, вас, мэм, – появившись из-за ивы, Джей бросил быстрый взгляд на Джуно.

Воображение ли у нее разыгралось, или он действительно улыбнулся ей почти по-дружески, взволнованно думала она.

Джуди, сияя, обращалась к Джею:

– Бедняга Говард – это мой муж! Трудится сейчас у себя в кабинете, как сумасшедший, над оркестровкой партитуры, поэтому ужинать будем поздно, что, по-моему, здорово, – она поймала столько рук, сколько могла удержать в своих ладонях, и повела всех к дому. – У нас будет время спокойно пообщаться. Я готовлю меню для съемок рождественской передачи в Шотландии, поэтому представим себе, что сегодня Рождество.

Собаки бросились следом.

– Кыш, кыш, ребята, – приказала им Джуди, но они не реагировали. – Джей, эти двое – близнецы: Эффи и Одноглазый, – она указала на мастиффов. – Эффи – сучка, она поменьше, а толстяк – это Одноглазый. Вообще-то его раньше звали Линус, но пару лет назад он потерял один глаз. Не бойся, они очень добродушные. Смотри, они уже признали тебя! А это маленькое чучело – псина Шона, – Джуди указала на реактивный клубочек белого мохера, который увивался за ботинком Джея. – Он сейчас сексуально озабочен и ведет себя непристойно, потому что у Эффи течка, а ему до нее не добраться. Одноглазый, слава богу, прооперирован. Кыш, кыш.

– Все в порядке, миссис Гленн, не беспокойтесь, – Джей, прихрамывая, пытался продвигаться вперед с повисшим на его ноге Рагом.

– Зови меня Джуди! – Джуди так сильно хлопнула его по плечу, что он чуть не свалился на могильную плиту.

Когда подошли к дому, из открытого светового окна на крыше послышались звуки фортепьяно, через равные интервалы перемежавшиеся чертыханьем.

– А что папа сочиняет? – спросила Джуно у матери.

Джуно приостановилась, чтобы вырвать несколько сорняков с дорожки.

– О, это музыкальное сопровождение к научно-популярной передаче о дельфинах – прислушайся-ка. Слышишь, как они резвятся в воде? – Из окна раздалось несколько энергичных арпеджио. – Он должен закончить оркестровку до отъезда в Германию.

– Здорово звучит, – откликнулась Джуно. Она заметила, что Джей удивленно разглядывает могильные плиты, разбросанные тут и там, и здание самой церкви с квадратной англосаксонской башней слева.

– Волшебное место, правда? – Триона попыталась отогнать Рага от Джея.

– Я думал, вы шутите насчет надгробий, – Джей приостановился возле одной из полуразрушенных покосившихся плит.

– Это старина Уолтер, – кивнула Джуно. У нее вдруг сковало язык от смущения. – Он нетвердо стоял на ногах и попал под карету в 1707 году.

Джуди засмеялась:

– Джуно с Шоном, когда мы переехали сюда, придумали для каждого захоронения свою историю и имя. Подлинные имена сохранились только на двух или трех плитах, остальные стерлись от времени. Последний раз здесь хоронили двести лет назад.

– Что вы говорите? – присвистнул Джей. – Да, люди в этих местах, должно быть, живут долго!

Джуно с любопытством взглянула на него, сообразив, что он пошутил – впервые за все время. Джуди оглушительно расхохоталась.

Вошли в дом, где витал божественный аромат высокого кулинарного искусства, рай для гурмана. Все стены и балки за двадцать лет пропитались запахом изысканных блюд Джуди Гленн. Сегодня в воздухе явственно пахло Рождеством: пряное и пьяное благоухание заглушало запах только что собранных фруктов и трав, разложенных на деревянных подносах на крыльце.

Просторная, современная кухня с зимним садом служила павильоном, где проходили съемки популярнейшей передачи «Рецепты Джуди Гленн». На сияющие мраморные поверхности и толстые пальмы с завистью смотрели миллионы телезрителей, даже не подозревая о диком беспорядке, который царил на остальной территории дома, не попадавшей в кадр.

– Мне нужно пи-пи, – Триона свернула налево.

Джуди обняла за плечи Джуно и Джея и потащила их направо – бывший церковный неф служил семейной столовой. Длинный стол из монастырской трапезной был завален старыми газетами, нераспечатанной почтой, книгами по садоводству и грязными чашками. Музыка над головой начала неистовствовать.

– Похоже, бедный дельфин запутался в сетях рыбака, – Джуди взглянула наверх. – Черт, мне нужно полить гуся соусом. Подождите в гостиной, я принесу вам выпить. Побалуйте себя глоточком-другим.

Не смея взглянуть на Джея, Джуно прошла под широкой круглой аркой в алтарь и опустилась на большой, массивный диван, обитый гобеленом. Вся мебель в доме ее родителей была старой и несоразмерно большой.

Джей подошел к окну и в волнении прижался к нему лбом.

– Это похоже на сон, – донесся до нее его шепот.

Джуно удивленно повернулась к нему, но он неподвижно стоял и сосредоточенно смотрел в окно.

– Ты что-то сказал? – спросила Джуно.

– Что? – взглянул он на нее.

На миг их взгляды встретились, и Джуно показалось, что на его лице мелькнуло престранное выражение – совершенно неожиданное и даже невероятное: в течение секунды его лицо выражало испуг, Джуно была в этом почти уверена. Потом он отвернулся, так как в комнату вошла Триона в сопровождении Рага.

– Это просто фантастическое место, – Джей окинул взглядом все вокруг, на лице было изумление, как у маленького мальчика. Он смотрел на массивную, удобную мебель, на музыкальные инструменты немыслимых форм, на башни из книг, возвышающиеся над полом, подобно колоннам, потому что на полках не хватало места. В шкафу громоздились странные предметы ритуального назначения, привезенные со всего света.

– Я же говорила тебе, что тут просто невероятно! – Триона развалилась на другом диване, и Раг сразу же вспрыгнул к ней на колени. – Теперь ты понял, почему я так настаивала, чтобы ты поехал? Я с первого взгляда сошла с ума от этого дома.

– Люди, это божественно, – Джей прохаживался по комнате, поглядывая в окна, выходившие в сад.

Стены были увешаны картинами и гравюрами: пейзажи местных художников, стилизованные гравюры, эклектичная подборка картин современных художников и множество оригинальных рисунков наподобие тех, что висели в квартире Шона.

– Отец Говарда был коллекционером, – пояснила Триона, заметив, что Джей останавливается возле каждой вещи и изучает ее. – Правильно я говорю, Джу?

– Что? – засмотревшись на идеальный зад Джея, обтянутый кремовыми джинсами, Джуно подпрыгнула от неожиданности.

– Это отец Говарда собирал картины? – Триона понимающе посмотрела на нее.

– О да, у пего их были тысячи, – кивнула Джуно, крепко обнимая подушку. – Часть из них хранится в сарае – некуда вешать, часть у Шона, как ты знаешь. Когда дедушка Гленн умер, мы нашли огромную амбарную книгу с подробным каталогом.

– Он был удивительный человек, – вздохнула Триона, откидываясь на спинку дивана и закладывая руки за голову. – Я видела его всего лишь раз, но он произвел на меня незабываемое впечатление.

– А он, похоже, был знатоком, – Джей рассматривал длинный ряд рисунков Герарда Хоффнунга.

– Между прочим, не только искусства, но и женщин, – смеясь, появилась из кухни Джуди с кувшином на подносе. – Он был три раза женат и, кроме того, имел множество романов. Настоящий повеса. Попробуйте мой новый пунш. Я назвала его в честь Джуно.

Пожевывая уголок своей подушки, Джуно в смущении посмотрела на мать:

– Но Джей не пьет, ма.

– Чепуха, сегодня же Рождество, – отмахнулась Джуди, налила большой бокал кроваво-красной жидкости, протянула Джею и потрепала его по голове, когда тот послушно взял бокал. Джей посмотрел удивленно на Джуди и сказал:

– Вы с Джуно так похожи.

Джуно обожала свою мать, но если учесть, что на той был брезентовый зеленый сарафан размером с дирижабль, весила она килограммов на шестьдесят больше дочери, а ее прическа по форме напоминала ядерный гриб, то это сравнение не очень порадовало Джуно. Джуди же пришла в полный восторг.

– Правда же? Нам все так говорят, – она протянула бокал Трионе, которая изо всех сил крепилась, чтоб не рассмеяться. – Мне кажется, у нас с ней схожее строение скелета.

Джуно мрачно взяла бокал, подумав, что строения скелета ее матери никто не видел уже лет тридцать.

– Это вы? – Джей указал на фотографии в рамках, стоявшие на крышке гигантского потертого рояля. На одной из них, черно-белой, была изображена круглолицая девочка с огромными сияющими глазами и улыбкой, которая могла бы растопить айсберг.

– Да, мне здесь десять лет. А это Джуно – она была такая симпатяга.

Джуно в отчаянии возвела глаза к потолку. Замечательно. Проклятые детские фотографии.

– А что это у нее на лбу? – спросил Джей.

– Цветок. Говард любил рисовать на ней: она была такая розовая и пухлая.

Джуно закрыла глаза. Безнадежно. Розовая и пухлая. Спасибо, мама. Очень аппетитно. Слава богу, на этот раз она хоть не сказала, что на лбу у Джуно написан размер ее бюста. Это была одна из любимых шуток Джуди.

– А здесь она только-только начала ходить – еще с соской. Она закатывала такие скандалы, если у нее отнимали соску. Она обожала сосать. Впрочем, я была точно такой же в ее возрасте.

– В районе тридцати? – небрежно спросил Джей.

Когда ее мама разразилась гомерическим смехом, Джуно быстрым взглядом заметила, что Джей смотрит на нее и на его губах играет легчайшая из улыбок.

Триона уже осушила до дна первый бокал и налила второй.

– Божественно, Джуди. Что это такое?

– Это моя версия зимнего пунша.

Джуди обошла рояль и села на большое кожаное кресло, мастиффы пристроились возле ее ног.

– Я смешала несколько сортов красных вин, добавила фрукты, клюквенный сок, в последний момент бросила кубики льда с побегами розмарина: они будут таять, пока вы пьете. Ужасно старомодно, но телезрителям понравится. Ну, на что вы мне намекаете? – обратилась она к мастиффам, которые, положив морды ей на колени, умильно смотрели. – Все ясно! Говард!

Дельфины прекратили прыгать, и сверху раздался голос:

– Да, пуделек?

– Ты сегодня гулял с собаками?

– Нет еще, мой пуделек.

И дельфины возобновили свои прыжки после передышки с удвоенной энергией.

Джуди посмотрела на старые часы, висевшие на стене:

– Черт! Уже почти восемь. А мне еще нужно приготовить соус из зеленого перца для устриц. Кто из вас спасет меня и прогуляется с этой бандой по полю?

– Чур, не я, – ответила Триона. – Вон у меня какие каблуки. Я увязну в поле. Пусть Джуно с Джеем сходят.

«Почему у меня такое чувство, что это все подстроено?» Так думала Джуно, обувая галоши. Джуди деловито наряжала Джея в прогулочную заплатанную ветровку Говарда.

– На улице очень тепло, ма, – сказала Джуно, наблюдая, как Джуди пытается убедить Джея надеть сверху охотничий жилет.

– На холме сильный ветер, – Джуди обмотала шарф вокруг его шеи.

– Кто сказал, что мы туда пойдем? – Джуно собиралась быстренько прошвырнуться неподалеку.

– Ну, а как же иначе? – рассмеялась Джуди. – Ты должна показать Джею лошадиный холм. Оттуда открывается такой вид! – Она водрузила на голову Джея старую садовую шляпу. – Можете не торопиться – обед не раньше чем через час. Ты, Джей, возьми Рага. Джуно поведет двойняшек. Девочке может понадобиться защита. Вдруг кто-нибудь вздумает ее изнасиловать. Она ужасная кокетка: сама первая начинает, а как дойдет до дела – сразу в кусты.

Джуно перехватила полный ужаса взгляд Джея, брошенный на нее.

– Мама имеет в виду Эффи, – пояснила она, выходя за дверь. – Не меня.

Они молча прошли по аллее, затем вышли на тропинку. Наряженный, как завзятый бродяга и любитель эля, Джей на коротком поводке вел Рага, который преданно трусил за ним. Мастиффы же взяли Джуно на буксир, и скоро она оказалась метров на пятьдесят впереди Джея. Единственная прелесть такого способа передвижения заключалась в том, что двойняшки тянули с такой силой, что Джуно практически не приходилось напрягать мышцы. Она оглянулась: вид у Джея в этом наряде был ужасно дурацкий.

Но Джуди оказалась права. Несмотря на жаркое вечернее солнце, на холме дул такой сильный ветер, что свистело в ушах. У Джуно слезились глаза: приходилось двигаться против ветра, потому что мастиффы взяли привычный курс на лошадиный холм. Совершенно запыхавшись, Джуно остановилась, чтобы дождаться Джея.

– Ты в порядке? – спросил он, взобравшись по склону. Шляпу он снял, а черные очки надел и теперь выглядел почти как обычный элегантный Джей.

– Все прекрасно!

Джуно пошла вперед по узкой тропинке. Он шел сзади, и ее толстая попа тряслась у него перед глазами. Она ужасно застеснялась и стала на ходу подтягивать мышцы так, чтобы ягодицы казались поменьше, что делало ее походку похожей на пингвинью. Они добрались до вершины известкового холма, напоминавшего собой белую лошадь, и остановились на открытой площадке. Джей огляделся вокруг и восхищенно присвистнул. Джуно прилегла на траву: ноги гудели. Джей присел рядом. С другой стороны лег, прижавшись к ней горячим боком, мастифф, и тепло разлилось по ее коже, от холода покрывшейся пупырышками.

– Да, стоящее место, – негромко заметил Джей.

– Правда же? – откликнулась Джуно, закрыв глаза: она заметила, что с закрытыми глазами ей легче разговаривать с ним.

– Тебе, наверное, уже надоело на это смотреть?

– Я думаю, что в первый раз этим видом лучше любоваться в одиночку, – ответила Джуно, по-прежнему плотно сжимая веки. – Тогда это место откроет свою тайну. Это целительное место, – добавила Джуно, подумав: неплохо, если бы оно исцелило ее измученные ноги.

– Ты часто приходила сюда подростком? Когда тебе было грустно?

– Постоянно. Когда хотелось спрятаться ото всех. Я предпочитала это место даже своей комнате. Особенно зимой, когда кругом вообще ни души и погода соответствует настроению.

– А я приходил к заброшенному дому, неподалеку от того, в котором мы жили, и отковыривал дерьмо от стен, – сказал Джей. – А потом этот дом облюбовала шайка наркоманов, и я украл в магазине баскетбольный мяч и стал лупить по кольцу, чтобы выпустить злость.

Джуно затаила дыхание. Наконец-то он начал рассказывать о себе. Пока совсем немного, но в голове у нее возник яркий образ: рассерженный подросток на пустыре. Ей хотелось узнать больше.

– Украсть мяч непросто, я думаю, – заметила она, ладонью прикрывая от солнца глаза.

– Пацаном я мог стырить что угодно, – его голос напрягся.

– А как ты это сделал: засунул мяч под футболку и притворился беременным?

Он ничего не ответил. Джуно выглянула из-под ладони и пожалела о невоздержанности своего языка.

– У тебя было безоблачное детство, да? – наконец спросил он.

– Не знаю. Наверное. Смотря с чем сравнивать.

– Еще бы, – он саркастически вздохнул.

– Ну хорошо, пусть безоблачное, – она поставила точку, хотя могла бы уточнить: вряд ли совсем безоблачным может быть детство девочки-толстушки, родители которой бывшие хиппи со странностями, падкие на выпивку.

– Примерно такая картинка висела на стене в моей спальне, – сказал Джей. – Я вырвал ее из библиотечной книги. На ней была изображена какая-то местность в Ирландии – не знаю, что именно. Там были такие же зеленые холмы, деревья и прочая дребедень. Очень красиво, знаешь.

– Да, в Ирландии славно, – осторожно отозвалась Джуно.

– Да, – он издал короткий горький смешок. – Она была очень красивой, моя картинка. Я любил представлять себе эту землю, откуда родом мои предки. Я все время расспрашивал моего старика о ней, но он только смеялся в ответ – какого дьявола он, дескать, может знать об Ирландии, если ни разу в жизни не выезжал за пределы штата Нью-Йорк. Его отец умер, когда ему было пять лет. А моя бабуля никогда не бывала достаточно трезвой, чтобы связно рассказывать о чем бы то ни было.

Джуно отодвинула ладонь и посмотрела в ясное небо. Она не верила своим ушам: неужели он и впрямь рассказывает о себе? Похоже, пунш ее мамы подействовал, как эликсир откровенности. Она не решалась смотреть прямо на него, чтобы не вспугнуть.

– Я смотрел на свою нарисованную Ирландию и мечтал жить там, – продолжал он. – Это был один из дешевых открыточных видов, которые делают с использованием фиолетового фильтра, чтобы небо казалось еще синее, а трава изумруднее. Конечно, я не знал этого тогда. Я верил, что Ирландия на самом деле такая прекрасная и мирная страна, особенно, по сравнению с нашей отсыревшей квартирой в убогом квартале. Стены в ней были такими тонкими, что мы слышали телевизор и ругань соседей. Все вокруг было омерзительно серым, грязным, дешевым. Я часами смотрел на яркую картинку, а рядом ругались сестры, родители, соседи. Я очень долго был убежден, что крик – нормальный способ общения между людьми, и никогда не слышал, чтобы люди разговаривали спокойно. Наверное, поэтому я так легко впадаю в агрессию сейчас. Мне до сих пор легче ссориться, чем разговаривать, понимаешь?

Он стал говорить быстрее:

– Мой старик не мог не кричать. Он работал на стройке бригадиром. Его действительно уважали, знаешь? Он был настоящий мужик. Он был груб, но не хотел никому зла. До того, как заболел, он обычно… – Джей резко оборвал свой рассказ.

Джуно смотрела в небо, пока глаза не начали слезиться. Ей хотелось, чтобы он продолжил свою историю, чтобы этот мягкий хрипловатый голос снова зазвучал. Наконец молчание стало невыносимым для нее.

– От чего умер твой отец?

Он ответил после долгой паузы:

– Можно сказать, что я убил его.

Джуно замерла, а сердце у нее стучало, словно пытаясь пробить ребра.

– Ты убил своего отца?

– Ну не в прямом смысле, конечно, – почти прошептал он. – Но я виноват в его смерти – точнее, мое поведение. Я никогда не прощу себе этого. Никогда.

Собакам наскучило сидеть на месте, и они нетерпеливо зашевелились. Джуно хотела сказать Джею тысячу разных слов, задать тысячу вопросов, но она молчала, опасаясь, что все это будет не то и он сразу же замкнется, если она откроет рот.

После паузы, которая показалась ей вечностью, он снова заговорил:

– Я думаю, он не мог простить моей старухе такого количества дочек. Она рожала их одну за другой, всего шесть девочек. Уходила уйма денег, чтобы их прокормить и одеть, а он мечтал об одном – о сыне. Это мучило его, терзало. А старуха не могла простить ему того, что он никогда не любил ее девочек так, как меня, – его голос дрогнул.

Джуно не в силах была больше выносить боль, звучавшую в его голосе.

– Он, должно быть, очень любил тебя, – сказала она.

– Да, любил, – его голос снова стал ровным и бесстрастным. – Но к этой любви столько всего примешивалось – особенно когда он вынужден был уйти с работы. Это его погубило. Он стал другим человеком.

– А почему он ушел с работы?

– Несчастный случай. Они строили дом, плохо закрепленная стальная балка рухнула и раздавила одного рабочего насмерть. Отец стоял рядом, видел, как тот мучается, и ничем не мог помочь. Он не был виноват, но это его сломало. Он много лет знал того парня, даже крестил его ребенка. Он начал пить, орал на старуху, пропадал ночи напролет, ну и мне тоже доставалось.

– Он тебя бил? – в ужасе спросила Джуно. Джей, казалось, не слышал ее вопроса.

– Сейчас это называется по-научному – посттравматический стресс. Но тогда все воспринимали это как слабость. Мужики считали его тряпкой. Когда его освободили от бригадирской должности, он совершенно упал духом. Стал брать бутылку на работу и там выпивать. В конце концов его уволили.

– Сколько лет тебе было?

– Не помню точно – лет двенадцать, наверное. Он целыми днями сидел дома, смотрел телевизор и читал бульварные газетки. Он обожал эти газетки, в них был смысл его жизни, если не считать выпивки.

– Он тебя бил?

– Не то чтобы очень сильно – просто он терял голову от ярости. Ему приходилось целыми днями сидеть дома среди женщин, как в курятнике. Он ненавидел это, чувствовал себя неполноценным, словно больше не мужик. Он вынужден был занимать деньги у старухи на выпивку. Бесконечные ссоры моих сестер действовали ему на нервы. Я был единственным мужчиной рядом с ним. И пойми, Джуно, в детстве я был чудовищем. Я был просто куском дерьма, от которого не приходилось ожидать ничего хорошего, и мой старик прекрасно понимал это, – Джей повернулся к ней, прижав подбородок к плечу, с выражением бессильной злости в глазах.

Одноглазый приподнялся в надежде, что они встанут и тронутся в путь.

– Я только хотел, чтобы ты поняла одну вещь, Джуно, – Джей продолжал, снова отвернувшись. – Ты должна знать… – он потер лоб, подыскивая слова. – У меня никогда не было того, что есть у тебя. Я свалился с другой планеты. Во всех этих местах есть что-то такое… Я не знаю, что это, но я не могу с этим справиться, – его голос задрожал. – Я не хочу морочить тебе голову, но у меня такое чувство, словно я схожу с ума. Мне нужно уйти отсюда, – он спрятал лицо в ладонях.

– Хорошо, пойдем домой.

– Нет! Ты не поняла! Я должен вообще уйти. Уехать отсюда. Из вашего дома. От твоей семьи. От тебя. У меня в голове все смешалось.

– Я что-то не понимаю, – она резко села. – Ты хочешь уехать обратно в Лондон?

– Да, вот именно. Впрочем, не знаю.

– Если тебе плохо тут, ты можешь взять «птенчика» и уехать. Не обязательно даже прощаться, – ей совсем не хотелось, чтобы он уезжал, пытаясь убежать от каких-то демонов, которых пробудило в нем это место, но она ясно видела, что он на грани срыва, и его состояние пугало ее.

– Но не могу же я так по-свински поступить с твоей семьей.

– Я все устрою, – убеждала она. – Я скажу, что ты вспомнил об одной важной встрече. Или, если хочешь, совру, что мы поссорились и я велела тебе убираться. Мне поверят, учитывая мою репутацию.

– Я не знаю, как мне быть, Джуно. Я не понимаю, что со мной, черт возьми, – он дрожащими руками провел по волосам. – Прости. Ты, наверное, считаешь меня сумасшедшим. Мы же почти не знаем друг друга. Черт подери! – он опять уткнулся лицом в ладони.

Джуно смотрела на его сгорбленную спину и не знала, как поступить. Он выпустил поводок из рук, и Раг убежал прочь. Джуно тоже отпустила двойняшек и на коленках подползла к Джею. Она обняла его за плечи и прижалась грудью к его напряженной спине. На секунду он напрягся еще больше, а потом положил свои руки поверх ее рук и еще плотнее прижал их к себе. Они замерли в этом странном тесном двойном объятии, таком надежном и уютном, что оба боялись пошевелиться.

– Ты, конечно, считаешь, что я полный мишугене, да? – пробормотал он.

– Если бы я знала, кто такой мишугене, я бы тебе ответила, – Джуно прижалась подбородком к его плечу. – В Лондоне они водятся?

Он нервно рассмеялся:

– Это значит «чокнутый» на идише.

– Я не считаю, что ты чокнутый, – Джуно покачала головой. – Я только хочу, чтоб ты мне рассказал…

– Не надо, – прервал он, сжав ее руку. – Если ты узнаешь всю правду обо мне, я стану тебе противен. Именно поэтому я злюсь, когда ты начинаешь задавать вопросы. Если я на них отвечу, ты не сможешь меня полюбить.

– Так ты все-таки хочешь, чтобы я тебя полюбила? – Ее сердце колотилось ему в спину.

– Да, – прошептал он.

– Ничего не зная о тебе?

Он не ответил. Прошло бог знает сколько времени, но они все сидели, молча прижавшись друг к другу Джуно не знала, о чем он думает, она обнимала его, чтоб он чувствовал себя в тепле и безопасности, и замечала, как напряжение постепенно уходит из его плеч, как расслабляется его тело, а дыхание становится спокойным и ровным.

– Спасибо, что выслушала меня, – сказал он наконец деланно беспечным и бодрым голосом. – Не понимаю, что на меня накатило. Наверное, сработал коктейль твоей мамы. Наговорил тут глупостей. Я не поеду сейчас в Лондон.

– Нет? – почувствовав огромное облегчение, Джуно прижалась щекой к его холодному уху и посмотрела вдаль. Там между деревьями едва заметно виднелась крошечная церковь.

– Ни за что. Должен же я попробовать рецепты твоей знаменитой мамы, в конце концов, – хотел пошутить Джей, но вышло натянуто. Он снял руки Джуно со своих плеч, как сбрасывают пальто, в котором стало душно, быстро поднялся на ноги и надел очки.

Сидя на корточках, Джуно потирала онемевшие ноги и глядела по сторонам. Она старалась не обижаться на него. То, что он все-таки принял ее участие, значило гораздо больше.

Вдруг она заметила, что собаки исчезли.

– Господи, где же собаки?

– Черт подери!

Они бросились на поиски, и это общая цель опять их пусть призрачно, но объединила. Впрочем, долго искать не пришлось: собачья шайка Гленнов терроризировала пожилого господина и его спаниеля.

– Это ваши собаки? Безобразие! – господин залаял гораздо громче, чем его аккуратно причесанный питомец.

Забрав собак, они спускались по склону холма. Джей шел впереди, не оборачиваясь. Джуно ковыляла следом, не чуя под собой ног, оступилась и чуть не упала. Джей схватил ее за руку, чтобы поддержать. Потом его рука скользнула вниз по ее руке, и на секунду их пальцы переплелись. Затем он опять пошел вперед, не глядя на нее, не говоря ни слова.

Джуно совсем не понимала его. Она понятия не имела, с какой планеты он свалился. Она знала, с горячим замиранием сердца, только одно: он еще побудет здесь.

К тому моменту, когда они вернулись, Джуди с Трионой успели осушить кувшин с пуншем до последней капли. Наверху все так же резвились и плюхались в воде дельфины, но проклятий больше не слышалось. Джуно прошла через столовую в гостиную, а Джей задержался, любуясь сервировкой стола.

– Хорошо погуляли, котенок? – сидевшая в кресле мама выразительно подмигнула. – Вас не было целую вечность.

– Отлично, – Джуно бросила матери предупреждающий взгляд, потому что в гостиную вошел Джей. – Стол – просто блеск.

– Да, мы тут пофантазировали всласть, пока вас не было, – Джуди послала Джею воздушный поцелуй. Ее зеленое платье сползло, глубоко открыв могучую загорелую грудь, заколотые локоны окончательно высвободились и теперь окружали ее лицо седой гривой. Джей вежливо протянул ей шляпу и ветровку, но она не обратила на это внимания.

Джуно перехватила взгляд Джея и напряженно улыбнулась. Его губы шевельнулись, чтобы что-то сказать, но он не сказал ни слова – только мускул пульсировал на щеке. Джуно автоматически погладила его по руке, как успокаивают нервную собаку. Она взяла у него из рук шляпу и ветровку:

– Я отнесу. Тебе диетической колы, Джей?

– Да, конечно, – проговорил он, глядя на Триону, и прочистил горло. – Отвезти тебя обратно в Лондон после ужина?

– Зачем? Я же на своей машине, ты забыл? – беззаботно ответила Триона и обратилась к Рагу, похлопав по дивану рядом с собой. – Иди сюда и расскажи мне, как ты погулял.

– Давай я поведу твою машину, – предложил Джей, с тревогой глядя на Триону: на ее высоких скулах проступил яркий румянец от выпитого, а зеленые глаза сверкали, как изумруды.

– Послушайте, ребятки, а почему бы вам не остаться ночевать? – вмешалась Джуди. – У нас достаточно кроватей – и односпальных, и двуспальных.

– Я не могу, – быстро ответил Джей, озираясь в поисках Джуно. – Мне нужно быть в одном месте в восемь часов утра.

– Джей присматривает за Убо и Пуаро, – Джуно вошла с бокалом диетической кока-колы. – Ему обязательно нужно сегодня вернуться, ма. Да и Триона завтра с утра должна быть у себя в магазине, не так ли?

Триона и Джуди обменялись взглядами, подчеркнуто выражая свое разочарование, как подростки, которым велят вернуться домой ровно в девять вечера.

– Ну ты и зануда, – недовольно проворчала Джуди.

Джуно перехватила взгляд Джея: он благодарно кивнул. Он все еще не пришел в норму после прогулки.

– Когда папа улетает в Германию? – спросила Джуно у матери, плюхаясь на диван с бокалом красного вина.

– Его самолет в десять, кажется. Говард!

– Да, пуделек? – музыка оборвалась.

– Когда твой самолет?

– В десять, пуделек. Через минуту спущусь, – и музыка вновь зазвучала.

– Тогда пойду доделаю соус из зеленого перца, – Джуди поднялась со своего кресла. – А вы, молодежь, можете спокойно поболтать на свободе и выкурить парочку сигарет с марихуаной, пока предки не видят.

– Это шутка, – поспешно пояснила Джуно, и бросила строгий взгляд на Триону, чтоб та не вздумала, поймав Джуди на слове, воспользоваться ее предложением, но Триона уже спала, опустив стриженую белокурую голову на подлокотник дивана.

 

ГЛАВА 27

Говарда Гленна можно было бы описать так: человек исключительного благородства и столь же исключительной скромности, обладающий умом острым, как лезвие, терпением таким безграничным, как у мистера Беннета, и доверием к людям таким раскидистым, как старый дуб у дороги, который встречает своей благодатной сенью всех путников, бредущих мимо. Он вышел из своего кабинета, когда стрелки часов приближались к десяти. К этому времени и его жена, и подружка сына уже успели изрядно набраться, что, впрочем, происходило всякий раз, когда они встречались.

На его резко очерченном лице появилась невольная улыбка, когда он увидел дочь, свою непричесанную, прелестную, розовощекую Королеву Маб, которая унаследовала строение тела от матери, а склад ума – от него. Сколько бы ей ни было лет, для Говарда она оставалась все той же маленькой дриадой, которую он некогда учил играть на флейте и лютне, отличать ель от сосны, делать кукол из кукурузы и петь народные песенки, из которых она сейчас не помнила ни одной. Но это неважно, все равно они живут у нее в подсознании, там же, где и сны.

Она сидела рядом с рыжеволосым парнем, которого окружала необыкновенная аура. Говард сразу же почувствовал его нервную энергию, ощутил его тревогу и оценил чистоту его духа. Они с Джуно не смотрели друг на друга и не разговаривали, но Говард понял, что между ними существует тесная связь.

Глядя на них с галереи, он откинул назад копну белых волос и кашлянул:

– Счастливого Рождества всем!

Джуди засмеялась, встала и послала ему воздушный поцелуй.

– А теперь будь добр, спустись к нам и познакомься с Джеем. Он сейчас живет в квартире вместе с Джуно.

Джуно приподнялась, чтобы обнять отца.

– Хорошо выглядишь, киска, – Говард охватил ее лицо худыми пальцами и посмотрел ей в глаза. – Цветок лотоса благоухает, не так ли?

– Брось ты эту восточную чушь, па, – Джуно нежно поцеловала его в нос. – У меня все в порядке. А ты прекрасно написал о дельфинах, мне очень понравилось. Это Джей – он поменялся квартирами с Шоном.

– Рад познакомиться с тобой, Джей, – Говард дважды пожал Джею руку, а потом похлопал его по спине, словно оценивая исходившее от того космическое излучение. Такой мошной ауры он не встречал уже многие годы – а точнее с 1969 года, когда общался с Джимом Моррисом.

Джей смотрел на Говарда скептически. Невероятно высокий, тощий и бородатый, Говард выглядел, как помесь Бернарда Шоу с Дон-Кихотом.

На нем была потертая рубаха и шорты, из которых выглядывали худые, как тростинки, ноги. Несмотря на хипповые фенечки – браслеты из бисера, плетеные сандалии, амулет на кожаном ремешке, он имел необычайно величественный и аристократический облик, который многим людям внушал трепет, хотя манера общения у него была невероятно доброжелательной и проникновенной.

– Надеюсь, моя дочь еще не окончательно свела вас с ума, – засмеялся Говард, слегка подталкивая Джуно локтем. – Мы прожили с ней под одной крышей восемнадцать лет, но так и не привыкли к ее фокусам, – он пристально посмотрел на Джея.

– У нас с ней нет никаких проблем, сэр, – ответил Джей.

– Говард, включи нам какую-нибудь подходящую рождественскую музыку, под которую нам будет приятно ужинать, – сказала Джуди.

– Сейчас поищу, пуделек.

– У бедного Говарда это шестой рождественский обед с мая месяца, – Джуди повела всех в столовую. – Я проверяю на нем новые рецепты. Сегодняшнее меню – его любимое, поэтому, если что не понравится – все претензии к нему. Триона, ты сядешь слева от Говарда, я справа, а Джей и Джуно вот здесь, – она указала на два стула, стоявших друг против друга чуть поодаль от остальных, словно после ужина им предстояло отправиться в общую спальню.

Длинный стол являл собой произведение искусства. В ход пошло фамильное серебро Гленнов. Чувствовалось, что, изобретая новые приемы декорирования стола, которые «телезрителям должны понравиться», хозяйка дала большую волю фантазии. Джуди славилась своим интересом к разным национальным традициям, любовью к спиртному и неизменной экстравагантностью. Ее кухня считалась весьма изысканной, зато стиль сервировки стола – воплощением английского юмора. В ее программе существовал обычай на каждое Рождество украшать стол в какой-либо местной традиции. В этом году она разрабатывала шотландскую тему. Все было в клеточку: салфетки, скатерть, открытки и петарды – все из шотландки. Толстые церковные свечи торчали из горшков, заполненных галькой и обтянутых шотландкой. В кувшине изо льда стояли побеги вереска и розмарина, а в воде плавали ароматические лепестки и кубики льда с вкраплениями разноцветных бусинок. Центр стола занимал большой шар, покрытый ягодами и листьями, сбрызнутыми серебряным спреем и кое-где перехваченными ленточкой из шотландки.

Неожиданно комнату заполнили дикие звуки, которые неслись из колонок мощнейшей стереосистемы наверху: призывный вой рогов в сочетании со скрипом крышек мусорных баков.

– Нашел потрясающую запись северных гимнов, – пояснил Говард, присоединившийся к небольшому обществу. – Один знакомый парень для своей докторской диссертации восстановил звучание музыки первобытных племен, населявших Европу. Чуть-чуть сложновато для восприятия, но это только поначалу.

Тем временем скрип мусорных баков сменился ревом больной коровы.

За ужином Джуди Гленн в очередной раз доказала, что ее рецепты заслуженно пользуются такой славой. Разговор непринужденно перескакивал с семейных анекдотов на политику. Под аккомпанемент северных гимнов, патетичность которых неуклонно возрастала вместе с громкостью, Говард умеренно флиртовал с Трионой, а Джуди с Джеем, но по-настоящему активно чета Гленнов флиртовала друг с другом, предчувствуя недельную разлуку.

Джуно окунала устриц в соус из зеленого перца и думала, что лучше бы еда была менее возбуждающей.

Между тем Джуди рассказывала Джею, как она изобретает свои рецепты.

– Главное – простота. Я краду новейшие идеи у ресторанов, которые занимают верхние строчки в рейтинге Мишелина, и извращаюсь как могу, чтобы упростить их до общедоступного уровня. Шеф-повары главных лондонских ресторанов считают меня чудовищем, но их мнение меня мало волнует: их книги далеко отстают от моих в списках бестселлеров.

– Пьяный гусь! – торжественно возвестила она десять минут спустя.

Основное блюдо всегда считалось коньком Джуди Гленн. На этот раз им оказался жирный гусь, фаршированный вымоченными в Кальвадосе абрикосами, орехами и целыми головками лука шалот. Джуди очень сокрушалась из-за того, что гусь был мороженым и, конечно, не шел ни в какое сравнение со свежим, специально откормленным декабрьским гусем, но даже деревянный стол, казалось, издал вздох изумления, почуяв запах, исходивший от этого гуся. К гусю подавалось пюре из картофеля и пастернака с большим количеством сливок и необычайно нежный соус из кислых яблок. Кроме того, на столе появился мясной рулет под соусом из слив и портвейна, а вместе с ним клюква со специями, жареный хрустящий картофель, гора обжаренного в масле сельдерея, маленькие морковки, глазированные в анисовой карамели, и брокколи в румяных шляпках.

– Всего-то? А где же брюссельская капуста? – засмеялась Триона, когда Джуди в очередной раз вплыла из кухни с огромным блюдом, на котором красовались овощи, обжаренные на медленном огне.

– Скоро будет готова, – серьезно ответила Джуди и, опустив свою ношу на стол, внимательно оглядела его. – Ну вот, теперь практически все. Принеси еще вина, Говард.

– Одну секунду, пуделек, – и Говард вышел на кухню, захватив с собой пару пустых бутылок из-под шампанского.

– Ну вот и слава богу – пока его нет, я поменяю музыку. Какой жуткий грохот, – и Джуди заговорщически прокралась в гостиную. Через несколько секунд оттуда раздались звуки Кланнада.

– Хрен редьки не слаще, – шепнула Триона Джею.

– Вам ведь должна нравиться поп-музыка, да, молодежь? – Джуди, пританцовывая, вернулась в столовую и исполнила экзотический номер: наполовину танец живота, наполовину лимба. Она так сильно прогибалась назад, что, безусловно, должна была растянуть мышцы, но она спокойно подошла к столу, не причинив себе ни малейшего вреда, только повергнув всех в изумленное молчание.

– Есть еще признаки жизни в этой старой птице, как вы считаете? – сказала она и приступила к разделке гуся.

– На мой взгляд, она таких признаков не подает, мэм, – ответил Джей с невозмутимым видом.

Джуди расхохоталась от всей души:

– Ты такой остроумный – не понимаю, почему Джуно сказала, что у тебя нет чувства юмора, – ее нож дрогнул. – Опс! Что я такое сболтнула, черт меня подери, – и она продолжала нарезать мясо тонкими ломтиками, а Джуно сидела с пунцовым лицом и боялась взглянуть на Джея.

Вдруг Джуно почувствовала прикосновение к своей щиколотке и подняла глаза на Джея, чтобы выяснить, не смотрит ли он на нее. Неужели он заигрывает с ней? С чего бы это, ведь ее мать только что сообщила во всеуслышание, что Джуно весьма нелестно отзывалась о нем.

Но Джей смотрел в сторону. Джуно подумала, что это, наверное, собака пролезала под столом.

Пришел Говард с бутылкой «Кру Буржуа» такого темного цвета, что оно казалось почти черным.

– Я переключаюсь на коку, спасибо, – смущенно сказал Джей.

– Сейчас я принесу тебе, – предложила Джуно: ей не терпелось остудить лицо, засунув голову в холодильник.

– Не достанешь ли ты брюссельскую капусту заодно, котенок? – спросила Джуди. – Она в левой верхней плите.

Кладя кубики льда в чистый бокал, Джуно заметила, что все собаки лежат в своих корзинах и крепко спят. Значит, они никак не могли быть причиной странного прикосновения к ее ноге. Она прижала кубик льда к щеке, когда осознала, что прикасаться к ее ноге мог Джей, и только Джей, – скрытный и мрачный Джей.

– Просто, наверное, хотел привлечь твое внимание, чтобы ты передала ему соль, – сказала она сама себе строго, отняла кубик льда от щеки, тоже бросила его в стакан и туда же налила кока-колы.

Она вынула из печи неглубокое блюдо с зеленой пюреобразной массой, украшенной оливками. Джуно попыталась донести одновременно и горячее блюдо, и стакан с колой, которая по дороге все же расплескалась.

– Знакомьтесь, итальянский пудинг из зеленого горошка и брюссельской капусты. Угощайся, Джей, – возвестила Джуди.

Джуно протянула ему стакан и опять заметила тревожное выражение у него в глазах: похоже, рецидив паники. Она ободряюще улыбнулась ему и положила пудинга.

– Спасибо, – пробормотал он, и начал поглощать еду со своей обычной скоростью.

– Как приятно кормить человека с хорошим аппетитом, – заявила Джуди. – И каков же ваш приговор – съедобно?

Возгласы «восхитительно» на секунду прервали дружное чмоканье.

– В таком случае, счастливого Рождества! – Джуди снова подняла свой бокал.

– Счастливого Рождества, пуделек! – Говард послал ей воздушный поцелуй.

Вкусовые рецепторы урчали от удовольствия. Джуно подумала с набитым ртом: это и в самом деле очень похоже на Рождество. За окном стемнело. Зажгли свечи.

– Жалко, что Шона нет, – вздохнула Триона, наливая себе минеральной воды: у нее наступила стадия самоограничения после невоздержанности, которую она проявила наедине с Джуди.

– Но душой он с нами, – глубокомысленно изрек Говард. – Джей является его представителем. Мы одного поля ягоды: я читаю это в его ауре. Наши корни соприкасаются.

Джей испуганно посмотрел прямо перед собой, залпом выпил всю колу и локтем смахнул вилку со стола.

Когда он наклонился, чтобы поднять ее, Говард продолжил свой проникновенный монолог:

– Я всегда узнавал родственную душу с первого взгляда, – он опирался локтями о стол и помахивал перед собой вилкой, полной фарша. – Наша личная карма не отработана. Встречаясь с близким по духу, ты глядишь в его глаза, как в глаза своего новорожденного сына.

Джуно почувствовала, как под столом ее схватили за лодыжку, как впиваются в кожу коротко обгрызенные ногти.

– Будет тебе, па, – промычала Джуно. – Расскажи-ка лучше нам про Германию. О чем ты будешь читать лекции?

– Подожди, киска, я должен договорить, это важно, – Говард сбросил фарш с вилки в тарелку. – Джею очень одиноко в Англии. Для него это духовное путешествие, а не только географическое, я это ясно вижу. Я думаю, мы должны поднять еще один тост, чтобы поприветствовать его: он стал членом нашей семьи, нашим вновь обретенным возлюбленным сыном, – Говард положил вилку и взял бокал. Его охотно поддержали Триона и Джуди. Они снизу вверх смотрели на главу семейства, готовые выполнить любое его повеление: король Артур напутствует своих рыцарей на берегу Аваллона.

Рука под столом настойчиво дергала Джуно за ногу.

– Присоединяйся к нашему клану, Джей, – мы с тобой разной крови, но одного духа! – громко и торжественно закончил Говард с поднятым бокалом. – Куда же он подевался?

– Хм, – у Джуно вытянулось лицо. Она не знала, как объяснить, что Джей прячется под столом возле ее ног, что с ним случился нервный припадок. – Мне кажется, своей любовью ты немного испугал Джея, па. Он сейчас…

– Кажется, я попал в ловушку, сэр, – раздался хриплый голос из-под стола. – Моя рубашка за что-то зацепилась.

Это был большой гвоздь, аккуратно прикрытый старинной скатертью.

– Я же говорила, нужно что-то делать с этим гвоздем, Говард, – возмущалась Джуди, когда Джей был извлечен из-под стола. – На прошлой недели бедняжка Либби Фиггис порвала об него свои колготки.

Джуди принесла зажженный рождественский пудинг, густой мускатный соус, бисквиты с фундуком и мороженое «Амаретто».

– Есть одна вещь, которую никак не затрагивают модные тенденции, – это рождественский пудинг, – объясняла Джуди, доедая третью порцию. – Прости нас, Джей, мы ужасные хамы. Ничего не спросили тебя о твоей семье, о твоей жизни.

– Одетта собирается открыть ресторан, – быстро вмешалась Джуно. – И не простой, а с комедийным клубом, – она встревоженно посмотрела на Джея. К ее удивлению, он улыбнулся ей – медленной, широкой, сексуальной улыбкой. Они ведут себя как заговорщики. Джуно почувствовала досаду. Кого она покрывает: возможно, одержимого патриотизмом маньяка-террориста, возможно, серийного убийцу из Бронкса. Что она о нем знает? И все-таки защищает его просто потому, что он не любит рассказывать о себе.

– Обожаю Одетту. Такая целеустремленная девочка, – расцвела Джуди. – Что она там затевает?

Рассказывая маме о будущем ресторане с клубом, Джуно опять поймала взгляд Джея. Желтый, пристальный, вызывающий.

– Она собирается взять в аренду старую пожарную станцию в Ислингтоне…

Господи! На ее ногу снова кто-то нажимает. Это невероятно. Джей сосредоточенно поглощает четвертую порцию пудинга, словно голодный щенок рыжего сеттера: челка свесилась на глаза, челюсти жуют с неимоверной быстротой, чтобы скорее положить в рот следующий кусок. Но воздействие на ее ногу тем не менее продолжается: и это не похлопывание и не ощупывание, но именно нажатие с постоянной силой давления.

В результате Джуно совершенно запуталась в своем рассказе, забыла, что на каком этаже будет находиться в ресторане Одетты, и, не в силах сдвинуться с этого пункта, мямлила что-то, пока Джуди ее не прервала:

– Звучит просто сказочно, котенок! – она подмигнула. – А теперь, пожалуйста, проводи Джея в гостиную, пока мы с Трионой приготовим кофе, а Говард поищет какой-нибудь напиток, способствующий пищеварению!

Джуно зажгла в гостиной свет и опустилась на диван.

– Прости, мои родители склонны к пафосу, – она посмотрела на Джея.

Он в задумчивости покусывал нижнюю губу.

– Знаешь, все прошло гораздо лучше, чем я предполагал. Я вроде бы даже немного привязался к ним. Нет, к черту ложь. На самом деле они мне ужасно поправились. Они у тебя такие… – он поискал слово. – Любящие. И вообще классные. Я думал, например, что они закидают меня дурацкими вопросами – о семье, обо мне и прочее. А они ни о чем не спросили.

– Просто они слишком поглощены собой, – пожала плечами Джуно. – По крайней мере, теперь ты знаешь, в кого я такая уродилась.

Он взглянул на нее и улыбнулся:

– Не сказал бы. Ты всегда задаешь кучу вопросов.

Она тоже смотрела на него, надеясь на продолжение: может быть, он добавит что-то еще, какую-то фразу, по которой она сможет судить о его отношении к ней, но он повернулся к ней спиной, подошел к другому дивану и сел напротив.

– Я рад, что приехал сюда, – он раскинул руки вдоль спинки дивана. – В моей голове все стало приходить в порядок. Ты была права, в этих местах есть что-то магическое.

– Ну вот и хорошо, – Джуно решила не задавать вопросов. Из кухни до них доносились смех и болтовня, тявканье Рага и бас Говарда, что-то напевавшего под аккомпанемент деревянных ложек.

Положив подушку на колени, Джуно все смотрела на Джея, пытаясь понять, что творится у него в душе. Чем дольше они были знакомы, тем более загадочным и противоречивым он казался. И никогда никого на свете она не хотела так сильно, как его. Еще точнее: никого на свете она не хотела узнать так сильно, как его.

– Спасибо тебе, – он приподнял подбородок и улыбнулся ей: неуверенной, мерцающей улыбкой, которая постепенно становилась все более открытой и теплой. Это была та самая улыбка, которая озаряла его лицо, как солнце, восходящее над долиной, и о которой она мечтала все это время.

– За что? – она поморщилась от досады на себя: черт, все-таки не удержалась и задала вопрос.

– За то, что не посмеялась надо мной, когда на меня напала дурь там, на холме. За то, что поддерживала меня весь вечер. Я понимаю, что приношу тебе одни неприятности. Ты совсем не обязана возиться со мной. Я тебе очень благодарен.

– По-моему, это я приношу тебе одни неприятности, – Джуно теребила подушку.

– Нет, я так не считаю, – он покачал головой, его голос был тихим и серьезным. – Ты особенная, Джуно.

– Правда? – она чуть не проглотила язык: опять вопрос. Джуно удержала готовую сорваться с губ фразу: «Это после всех-то безобразий, которые я учинила на прошлой неделе?» Она продолжала пристально на него смотреть. Слово «особенная» согревало ее, внушало какую-то надежду.

– Да, особенная, – он серьезно кивнул, впился взглядом в ее глаза. – Ты любишь спорить, с тобой нелегко, ты умеешь вывести из себя, ты непременно хочешь настоять на своем, ты противоречишь сама себе…

– О! – Разочарование проткнуло тонкую скорлупку ее сердца и высосало содержимое, как лиса высасывает яйцо. Вот, значит, почему она «особенная». Ничего хорошего не скрывалось за этим словом. Опс – и слезы уже на подходе. Тихо, тихо. Джуно никогда не плачет на публике. Джуно собирается сделать великодушный примирительный жест. Ради этого Джуно готова солгать.

Она с силой ударила по подушке. Ее отец запел «Все, что тебе нужно, это любовь», ему аккомпанировали мама на губной гармошке и Триона на крышках от кастрюль.

– Я хочу только одного, Джей, – чтобы мы стали друзьями.

Он закусил губу и снова улыбнулся, потом отвел глаза в сторону.

– Именно этих слов я и боялся больше всего. Джуно растерялась. Что это значит? Что ты имеешь в виду? Что происходит? – хотелось ей спросить, но тут застучали каблучки Трионы, и возникла она сама с подносом в руках.

– Посмотрите-ка, что у нас тут есть! И даже коньяк семидесятого года! Что вы, ребятки, предпочитаете? Выбирайте! Джуди с Говардом варят кофе и воркуют, как голубки. Просто загляденье! – жизнерадостно говорила она, лучась улыбкой. Она села на диван рядом с Джеем, а поднос поставила на пол.

– Так мы едем? – Джей встал с дивана.

– Что? Вообще-то я еще не… – Триона уперлась взглядом ему в спину: он уже был под аркой. – Ну хорошо, давай… Если ты так торопишься…

– Тороплюсь, – он нащупал в кармане ключи от «птенчика» и бросил их Джуно. – Держи. Она остается в твоем распоряжении.

Джуно поймала ключи и крепко сжала.

– Уезжаете?

– Уже первый час, – пожал плечами Джей. – У меня завтра куча дел. Пойду только попрощаюсь с твоими предками и поедем.

– Но… – начала было Джуно и замолчала: он уже вышел из гостиной.

Триона беспомощно развела руками, с сочувствием посмотрела на нее и последовала за Джеем.

Джуно вошла на кухню как раз в тот момент, когда Джей выкарабкивался из объятий Джуди.

– Я так рада, что наконец-то ты приехал! – Джуди сжала ему щеки с такой силой, что его губы раскрылись наподобие орхидеи.

– Я в Англии всего лишь несколько дней. Я тоже очень рад был познакомиться, мэм, – с трудом проговорил Джей вытянутыми в трубочку губами, высвободился и пожал руку Говарду.

– Я уверен, ты найдешь то, что ищешь, – загадочно сказал Говард, потом обнял жену и уткнулся носом ей в ухо: Рождество всегда настраивало их с Джуди на сентиментально-сексуальный лад.

– Спасибо, – сказал Джей. Он заметил Джуно, стоявшую в дверях с раскрытым от удивления ртом.

Пока Джуди с Говардом целовали и обнимали Триону, Джей пошел к выходу, не говоря ни слова.

Он уже почти прошел мимо Джуно, и ее сердце чуть не разорвалось на куски, но вдруг взял ее за руку и потащил за собой на крытую террасу, затем по лужайке до могилы бедняги Уолтера, и там резко затормозил. Прерывисто дыша, Джуно напряженно ждала, что будет дальше. Боже, надоумь его поцеловать меня. Я понимаю, что в твои замыслы это не входит, тем более что я атеистка, но умоляю, пусть он поцелует меня. Быстро, без выкрутасов, без всяких там языков и прочего. По-христиански. Просто – чтобы его голова склонилась к моей, его глаза приблизились к моим. Больше ничего, Господи.

– Итак, попугая нужно кормить раз в день, Джуно? – спросил он.

Джуно молча кивнула.

– Если возникнут проблемы, звонить тебе?

– Кнопка один на сокращенном наборе, – она все кивала и кивала, как лунатик, который сам себя укачивает, успокаивая.

– О'кей. Всего хорошего, – и Джей пошел к «саабу».

Еще несколько минут – и огни «сааба» исчезли за поворотом.

– О боже, он такой сексапильный, это что-то немыслимое, котенок, – Джуди взяла дочь под руку и повела ее к дому. – Влюблен в тебя без ума, сразу видно. Хотя ужасно застенчив. Послушай, мы с Говардом на ногах не держимся, пойдем завалимся спать. Покойной ночи, котенок.

А Джуно просидела в гостиной до утра, глядя на луну и гадая, что Джей имел в виду. Является она тем особенным существом, с которым он не хочет даже дружить, или тем, с которым он хочет не только дружить?

 

ГЛАВА 28

Кухня напоминала поле битвы после сражения, когда в полдень Джуно пришла туда, чтобы найти кукурузные хлопья на завтрак. Проведя ночь в размышлениях о Джее, в пять утра она сморилась и заснула, проспав до двенадцати. Вместо кукурузных хлопьев она нашла по одной записке от каждого из родителей: они желали ей хорошо провести время и извинялись, что не успели убраться и выгулять собак. Собаки встретили ее с подозрительно виноватым выражением на мордах и с подозрительно раздутыми животами: они подчистую подмели со столов все, что смогли достать: и гуся, и мясной рулет, и пудинг из зеленого горошка, и рождественский пудинг. Они так отяжелели, что во время прогулки Джуно пришлось едва ли не таскать их на себе по полю.

О, блаженство остаться одной дома! Она плюнула на гору грязной посуды и, перепачкав пальцы в пыли, разыскала в книжном шкафу у себя в спальне фолианты, которыми зачитывалась в пятнадцать лет: «Нумерология любви», «Астрология и психологическая совместимость», «Как с помощью игральных карт узнать, любимы ли вы», «Любовное гадание по рунам».

Вооружившись ручкой и блокнотом, Джуно погрузилась в тщательный всесторонний анализ своих отношений с Джеем. Результаты обнадеживали. Она и Джей просто созданы друг для друга. Передергивать ей почти не пришлось – так, сущие пустяки: то тут, то там заменить нечетную карту, подвинуть руну-другую, иначе написать имя Джея. Ясно, что в целом тенденция положительная.

В прекрасном настроении она походила по саду в поисках подходящего места, где можно было бы позагорать. Она хотела поваляться на солнышке и написать несколько новых скетчей, сочинить новую песню для исполнения под аккордеон и составить заявление об увольнении – такое вожделенное! Но жара оказалась невыносимой, а мухи чересчур надоедливыми, и она вернулась в дом.

По телевизору предстоял славный вечер: «Лондонцы», затем документальный фильм о восьмидесятых годах, затем фильм братьев Коэн. Обидно тратить такой вечер на писанину. В конце концов, это ведь только первый день ее отпуска. Успеется. Она покормила собак, достала из холодильника упаковку салата и большой пакет чипсов и расположилась на диване перед телевизором. Загорать, худеть и писать она начнет завтра.

По прошествии трех дней Джуно знала наизусть телевизионную программу. Собаки привыкали к тому, что прогулки становятся все короче, а трапезы все длиннее. У Джуно развилась странная склонность к зеленому горошку, который она ела прямо из банки чайной ложкой. Ее плечи и лицо оставались все такими же незагорелыми, корни волос незакрашенными, скетчи ненаписанными. Посуда после рождественского обеда, залитая водой, лежала в раковине, а сверху громоздились тарелки и чашки, скопившиеся за последние три дня.

Снедаемая тоской и одиночеством, она не расставалась с телефонной трубкой. И ланч для ближайших друзей грозил превратиться в грандиозный прием, для которого потребуется занимать стаканы.

Она хотела пригласить Джея. Больше всего на свете она хотела пригласить Джея. Но, собираясь с духом, она наприглашала множество других людей. Естественно, будут все «свои». Лидия приедет с Бруно (они все еще вместе, слава богу). Эльза с Айраном заедут за Элли и Дунканом. Джез заберет Лулу и Одетту, и у него останется еще одно свободное место, как раз для Трионы, которая пришла в восторг от перспективы опять приехать в Церковный дом.

– В таком случае, Джез тебя захватит, – говорила ей Джуно. – И ты сможешь преспокойно напиться.

Триона вздохнула, правда без всякого огорчения, давая понять, что поняла деликатный намек.

– Слушай, давай я прихвачу с собой Суши? Есть она все равно ничего не ест. Сделаем так: я приеду с ней на своей машине. Клянусь оставаться трезвой до конца.

– Ну конечно, привози, – Джуно сообразила, что на восемь женщин получается четыре мужчины, причем один из них гей. – А Барфли и Хорс свободны? – спросила она огорченно.

– Думаю, что да. Ты хочешь, чтобы я их прихватила? – удивилась Триона. – А Джея тоже позвать? – как бы между прочим спросила она.

– Я не уверена, что он впишется в нашу компанию, – ей так хотелось, чтобы Джей приехал, что одна мысль об этом вызвала у Джуно приступ сердцебиения.

– Я втисну его в мой «сааб» на заднее сиденье. Или пусть едет с Джезом. Ты говорила, у него в машине есть одно место?

– Хорошо, я сама позвоню Джею, – пообещала Джуно, добавив про себя: «после того, как перекушу, посмотрю новости и прочитаю свой гороскоп в телетексте».

И все равно женщин больше – Джуно в панике пересчитывала приглашенных.

Она решила позвонить в «Иммедиа» под предлогом узнать, как дела у Лидии, а на самом деле чтобы разведать, свободен ли в субботу Финлэй.

– У меня все прекрасно, Джу. С нетерпением жду субботы, – бодро ответила Лидия. – Подожди-ка секунду, – и она обратилась к кому-то, прикрыв трубку ладонью: «С точки зрения форматирования все прекрасно, но меня не устраивает эта американская орфография. Проверь еще разок, договорились?»

– Ты слушаешь, Джуно? – Лидия убрала ладонь от трубки.

Джуно слушала, онемев от удивления. Никогда раньше Лидию не волновала национальная принадлежность орфографии.

– Слушаю, – выдохнула Джуно и рассказала Лидии о возникшем дефиците мужчин.

– Если хочешь, я захвачу Нэта, – сказала Лидия. – Финлэй на этой неделе заболел. Мы ужасно скучаем без него. Без тебя, конечно, тоже. Но знаешь, как ни странно, без вас обоих работается гораздо лучше. Я переключу тебя на секретаря, она даст тебе его домашний телефон. Извини, я занята. Увидимся в субботу.

Джуно была поражена ее лаконизмом и деловитостью: словно позвонила себе самой, какой была три года назад.

Узнав у секретаря номер Финлэя, она набрала его. Ей ответил мужской голос, гораздо более грубый и менее приветливый, чем у ее нового друга.

– Калам? – нервно спросила Джуно.

– Да.

Джуно поняла, что этот человек не нуждается в условностях типа: «Говорит подруга одной вашей знакомой, которой вы помогаете открыть ресторан», поэтому она сразу взяла быка за рога:

– В какой клинике находится Финлэй? После долгой паузы последовал вопрос:

– Кто спрашивает?

– Джуно, его знакомая. Скажите, вы сообщите мне его координаты или нет? Если нет, я узнаю другим путем. Мне необходимо поговорить с ним.

Через две минуты она набирала номер телефона клиники в Хенли.

Дежурной медсестре не пришлось тратить много времени на поиски Финлэя. Тот как раз стоял у ее столика и болтал с ней. Джуно была польщена тем, что он сразу же узнал ее голос.

– Джуно, солнышко! Как я рад тебя слышать!

– Как твои дела?

– Отвратительно, солнышко! Подыхаю с тоски! Приезжай навестить меня.

– А тебя могут отпустить в субботу?

– Без присмотра? Вряд ли, – рассмеялся он.

– Я собираю всех на ланч. Лидия будет.

– Какой букет! – он издал смешок. – Ты хочешь сказать, что у тебя нечетное число гостей и не хватает одного мужчины для комплекта?

Джуно тоже рассмеялась, снова отметив, как с ним легко и приятно общаться.

– Так ты сможешь приехать? Доставку я тебе обеспечу.

Наступило молчание. Потом Финлэй ответил:

– Боюсь, что не смогу, солнышко. Я должен остаться здесь. Ты ведь знаешь, я серьезно решил, – Финлэй затянулся сигаретой. – А Лидия приедет с…

– С Бруно? Да. С ним.

– Они еще не расстались? Черт возьми. А ты, насколько я понимаю, пригласила своего американца? Как прошло свидание в прошлую пятницу? Было жарко?

– Порой просто обжигающе, – она решила свернуть тему.

– Значит, порядок. Пьеса Марбера тоже удалась на славу. Мне ужасно понравились твои друзья. Замечательная пара. Они тоже будут в субботу?

– Элли и Дункан? Да, конечно.

– Ей-богу, я очень хочу приехать, – сказал Финлэй, сгорая от зависти. – Посмотрю, может, удастся вырваться. Хотя вряд ли. Позвони мне потом и расскажи, как все прошло. Навестишь меня, хорошо? – он повесил трубку.

Джуно огорчилась. Она хотела, чтобы Финлэй приехал. Ей нравились его прямота и легкость.

Она немножко поколдовала над рунами, нимало не заботясь о том, что три из них потерялись. Перспективы открывались многообещающие. Очень.

Тогда она набрала телефон Белсайз-парка и сразу же повесила трубку. Начинались «Лондонцы». Она запаслась очередной банкой зеленого горошка и села к телевизору, а Джею решила позвонить на следующий день.

К пятнице проблема недостающего мужчины не разрешилась. Зато Джуно завершила мытье посуды после рождественского пиршества – дошла наконец очередь и до блюда из-под пудинга.

После этого она оседлала «птенчика» и поехала в магазин за продуктами. Выходя из магазина, Джуно вспомнила, что так и не купила краску для волос.

В аптеке ее заворожил богатый выбор оттенков с завлекающими названиями: «медовый шепот», «золото полей», «пепел любви», «цветущий миндаль». Она была убеждена, что любой из этих оттенков превратит ее в девушку из рекламы шампуня «Тимотей»: завтра она будет порхать по саду, осыпанная цветочной пыльцой, разносить коктейли и потряхивать волосами, словно у нее в ухе пчела. Она остановила выбор на «цветущем миндале»: он был проще других в использовании, а девушка на упаковке выглядела ослепительнее остальных. Заодно она прихватила лезвия для бритвы, скраб для тела, придающий коже атласный блеск, крем-автозагар, ароматическое масло для ванны (добавьте в воду несколько капель, и вы выйдете из пены, подобная Афродите), травяные пилюли для выведения шлаков из организма, маску для лица, лак для ногтей и тест для определения беременности.

Последнюю покупку она совершила как-то помимо воли: автоматически бросила пакетик в корзину и обратила на него внимание только тогда, когда выгружала содержимое корзины в машину.

Ее критические дни до сих пор не начались. Конечно, пищевое отравление подорвало ее организм. Но все признаки менструального синдрома присутствовали: повышенная слезливость во время просмотра «Лондонцев», жажда как у верблюда и болезненное напряжение в груди.

«Выкинула на ветер десятку, – сказала она себе. – Жрешь за двоих, вот и все. Ты жирновата, моя дорогая, а не беременна».

Вернувшись домой, Джуно пошла в туалет пописать на полосочку теста и тут столкнулась с миссис Паффет, уборщицей, которая встретила Джуно ворчанием: та не поливала вазоны с цветами на крыльце. Миссис Паффет была маленькая заскорузлая, как аптечный корень, женщина, которая приходила к Гленнам наводить порядок в Церковном доме после шумных приемов. Она страдала забывчивостью и рассеянностью, но обожала Джуди и еще больше обожала сплетничать с подружками о своей знаменитой хозяйке, при этом никогда не забывая упомянуть, что национальная любимица и ее муж – самые жуткие грязнули на свете.

На этот раз дом был завален газетами, раскрытыми на странице с кроссвордом или с телевизионной программкой, консервными банками из-под зеленого горошка, игральными картами и рунами, а также листами бумаги, испещренными какими-то фамилиями. Кухонная раковина потемнела от кофе, поверхности столов были усыпаны крошками, а все кресла, диваны и кровати – собачьей шерстью.

– Сегодня гораздо чище, чем обычно, – похвалила Паффет Джуно. Это была правда.

– А вазоны я как раз сегодня собиралась полить, – оправдывалась Джуно.

– Для некоторых петуний сегодня уже слишком поздно, – тут Паффет заметила бутылки с вином, которые Джуно засовывала в холодильник. – Что, намечается вечеринка? – поинтересовалась она.

– Так, несколько близких друзей. Приедут завтра на ланч, – Джуно прекрасно помнила, что после предыдущего визита ближайших друзей, который пришелся на время прошлого ее пребывания в отчем доме, они с Паффет убирались добрых три дня. Джуно уповала только на то, что Паффет уже успела забыть о раскиданных по саду обломках флагов и валявшихся у могильных плит презервативах.

– Хорошо, дорогая, если вам потом понадобится помощь, позовите меня, – подмигнула Паффет, вдохновленная перспективой внеурочной уборки. Она расцветала, прикасаясь к чужой кипучей жизни – даже в виде компрометирующей резины, валяющейся в кустах.

Паффет пробыла до вечера. Ей интересно было все, что касалось жизни Джуно в Лондоне, которую она в глубине души считала восхитительно развратной, – то-то будет чем поделиться с подружками, если только ничего не позабудет! В знак благодарности Паффет, в свою очередь, рассказала множество историй из жизни собственной семьи – и каждую не по одному разу. Джуно пропустила все телепередачи, красным карандашом подчеркнутые в программке, в пятый раз слушая, как пересдавали внуки Паффет (о каждом рассказывалось отдельно) экзамены в школе, с какой попытки им удалось улучшить оценку и по какому предмету, а какие оценки остались, увы, без изменений.

Джуно попыталась использовать это время, чтобы приготовить кое-что для завтрашнего ланча. Она отварила рис и макароны для салатов, порезала овощи, испекла хрустящую лепешку для флана из перца и овечьего сыра. Но, делая все это, она ни на минуту не забывала о полоске, на которую нужно пописать. В результате она переложила чеснока в масло для багетов, выбросила в помойное ведро сваренные вкрутую яйца, а скорлупки положила в никозийский салат. Взбитый со сливками творог маскарпоне для ватрушки она засунула вместо холодильника в печь, и он превратился в зловонную шипящую лужу.

– Матушкины таланты, похоже, не передались вам по наследству, да, дорогая? – посочувствовала ей Паффет. – На вашем месте я бы купила это все в готовом виде у Маркса.

Джуно рассеянно выкладывала фрукты в форму для выпекания, забыв положить на дно тесто.

Наконец раздался гудок, возвещавший, что Джордж Паффет в сияющем бежевом авто ждет свою супругу на аллее.

Выходя к нему, Паффет заметила пакет из аптеки, брошенный на полу.

– Дорогая, вы тут кое-что забыли, – она подняла пакет и заглянула внутрь.

Джуно покраснела и выхватила пакет:

– Благодарю вас.

– Есть кое-какие проблемки? – Паффет сложила руки под грудью и умудренно посмотрела на Джуно. – Или мои глаза меня подвели?

– Что вы имеете в виду?

– Заметила там у вас упаковку слабительного. В таких случаях, я слышала, хорошо помогает инжирный сироп – или сливовый сок? Вечно забываю. Ах, да, перед вашим приходом вам звонили. Кто же это был, сейчас вспомню, – она прижала палец к губам и задумалась.

От того, что Паффет не заметила ничего, кроме таблеток, выводящих шлаки, Джуно испытала облегчение и не придала особого значения сообщению о звонке. Наверное, это была Лидия: хотела посоветоваться, что ей завтра надеть.

– Нет, не могу… – Паффет расстроенно покачала головой. – До встречи, дорогая.

Попрощавшись с ней, Джуно подошла к телефону. Оказалось, что Паффет забыла положить трубку на рычаг, и та тихонько попискивала сама с собой. Джуно посмотрела на клавиши с цифрами, прикоснулась к ним. Конечно, Джей не сможет приехать завтра. Звонить ему поздно. Он уже спланировал завтрашний день. Она набрала 0171, и тут ее охватила столь острая потребность в зеленом горошке, что она побежала на кухню.

Выйдя из кухни, уставленной наполовину приготовленными блюдами, Джуно взяла аптечный мешок и пошла в ванную. Разложив свои покупки в порядке приоритетов: на первом месте тест на беременность, на последнем – краска для волос, она решила действовать в обратной последовательности и нанесла на волосы краску.

Надев шапочку, она села перед телевизором с банкой зеленого горошка смотреть «Колесо фортуны» и тут услышала шум подъехавшей к дому машины. Она никак не могла появиться перед кем бы то ни было в таком виде: лицо в красных пятнах после скраба, дурацкая шапочка и старая школьная футболка. Нужно спрятаться наверху.

Залаяли собаки, зазвенел звонок, но она была уже в спальне родителей и нырнула в уголок возле туалетного столика матери. Она забралась на стул и выглянула в окно на крыше, но кроме зеленой спортивной машины ничего не разглядела.

Наверное, кто-то из лондонских приятелей ее матери заскочил пропустить стаканчик. Видимо, с этим визитом и был связан звонок, о котором говорила Паффет.

А может быть, это служба доставки? Ей показалось, что внутри машины находится большой ящик. Но мама ее ни о чем не предупреждала, да и что могут доставить в пятницу вечером, в семь пятнадцать?

Джуно сполоснула лицо холодной водой в родительской ванной, намотала полотенце поверх шапочки, на футболку накинула кремовый шелковый халат матери с надписью «Сексуальная мамочка» и спустилась вниз под все более требовательные звуки звонка.

– Прошу прощения, я была в душе! – приветливо сказала она и, открыв дверь, нос к носу столкнулась с Майклом Стайпом. – Господи!

Собаки бросились вперед и чуть не сбили его с ног.

– Джуно! – отогнал он их.

Это был не Майкл Стайп. Перед ней стоял Джей – но Джей без волос. Точнее, почти без волос: роскошные локоны были срезаны чуть ли не под корень.

Несколько секунд Джуно собиралась с мыслями. Господи, до чего же он великолепен!

– Ты вроде не говорил, что собираешься в армию, – Джуно попыталась задрапировать халат так, чтобы спрятать многообещающий девиз на груди.

– Слава богу, ты дома, – выдохнул он. – Черепаха заболела.

 

ГЛАВА 29

– Что? – Джуно не сразу вникла в смысл его слов, потому что не сводила глаз с его прически: при ближайшем рассмотрении она выглядела чертовски сексуально.

– Черепаха – Убо. Ей плохо, – он взял Джуно за руку и потащил за собой. – Я звонил тебе днем. Какая-то женщина ответила, что передаст тебе и ты перезвонишь. Но ты не перезвонила. А я не мог дозвониться – было все время занято.

Скользя по гравию, они подбежали к машине.

– Ты привез Убо с собой? – Джуно сообразила, что неопознанный громоздкий предмет на заднем сиденье автомобиля – не что иное, как аквариум. Собаки громко облаивали незнакомый автомобиль.

– У меня не было другого выхода. Мне кажется, она умирает. Я позвонил ветеринару, но он сказал, что сможет приехать только завтра. Боюсь, что завтра будет поздно. Вот, смотри.

Аквариум занимал оба задних сиденья. Из него печально смотрели два выпученных глаза. Джуно могла бы, пожалуй, поклясться, что при виде ее черепаха подмигнула и облегченно вздохнула.

– С ней стало твориться что-то странное прошлой ночью, – рассказывал Джей. – Она выплескивала воду из аквариума, скакала по нему и все такое прочее. Утром она лежала в углу аквариума как неживая. Когда во время ланча я забежал домой проведать ее, она чуть не выпрыгнула из аквариума – как мяч для гольфа. Я боялся, что она шлепнется на пол. И еще она плохо ела всю неделю.

Вид у Убо был такой, словно ее вконец укачало и сильно тошнит. Она не особенно любила путешествовать. Крепость из гальки разрушилась от тряски. Единственным прибежищем Убо оставался корабль из кубиков. Содержимое аквариума представляло собой смесь грязной воды и камушков. Среди них виднелась кучка белых шариков размером с грецкий орех.

– Смотри-ка, что это? – Джей приподнял крышку аквариума и указал на кучку. – Клянусь, я кормил ее как положено. Не давал ничего кроме того, что ты велела.

Убо погрузилась на дно и попыталась собрать белые шарики поближе друг к другу.

– Это просто-напросто яйца, – Джуно наклонилась пониже. – Она отложила яйца, Джей.

– Яйца?

Джуно кивнула, придержав полотенце на голове.

– Она решила обзавестись потомством.

– Так это не дерьмо, а яйца? – Джей расхохотался.

И Джуно, и Убо удивленно смотрели на него, а он смеялся, схватившись за живот и чуть не до земли наклонив свою стриженую голову.

– Черт подери, Джуно! Ты не представляешь, как я испугался! – Он распрямился и вытер глаза. – Я думал, ты никогда не простишь мне, если она умрет по моей вине. Я подумал, что она заболела из-за меня. Я мчался сюда как сумасшедший.

– Насколько я могу судить, с ней все в порядке. Давай внесем аквариум в дом и поменяем воду, а яйца осторожненько вынем, пока она не видит.

Убо сидела в раковине, пока Джуно с Джеем наполняли аквариум чистой водой. Джуно восстанавливала разрушенные постройки, а Джей укреплял насос и обогреватель, проверял по термометру температуру воды. Им было по-домашнему уютно возиться вместе, хотя разговаривали они мало – но не ссорились, и то слава богу.

Джуно кормила Убо перепелиными яйцами, вынутыми из помойного ведра, – она их помыла под краном. Убо, изголодавшаяся за неделю, когда ей было не до еды, с жадностью глотала.

– Я захватил с собой немного куриной печени. Там, в машине.

– Она любит перепелиные яйца, – Джуно оглянулась в поисках большой упаковки креветок, которые она вынула из холодильника размораживаться.

– А что это за странный запах? – Джей потянул носом.

– Может быть, таблетки для очистки воды? – Джуно тоже почувствовала сильный запах аммиака с примесью паленых волос. Неужели она забыла что-то в печи? И где, черт возьми, эти креветки?

– А ты, я смотрю, затеяла большую готовку? – Джей оглядел миски с вареным рисом и макаронами, смеси для салатов и грязные разделочные доски.

– Да, готовлю, – тоже окинув взглядом рабочие поверхности столов, Джуно заметила, что повсюду вдоль мраморных столешниц образовалась зона подозрительной пустоты: ее ширина определялась расстоянием, до которого может дотянуться языком большая собака, если поставит лапы на край стола. Кроме креветок исчезли миска с чесночным маслом, козий сыр, предназначавшийся для флана, маринованный тунец – незаменимый компонент никозийского салата, которым она обещала побаловать гостей.

– Близнецы!

Они лежали на крыльце, положив морды на лапы, и печально смотрели на нее с явным раскаянием. Из полураскрытых ртов стекала слюна, распространявшая удушающий запах чеснока. Их мучила отрыжка. Потом Одноглазый встал, пошатываясь под тяжестью вздутого живота, и его вырвало прямо на горшок с цветами. Местонахождение креветок больше не представляло тайны.

Джей снова начал смеяться. Какая муха его укусила? Пусть уж лучше будет угрюмым и мрачным. И все-таки, откуда исходит этот запах? Даже сквозь чесночную завесу Джуно ощущала сильный химический запах.

Убрав за собаками, она предложила Джею кока-колы и только тут почувствовала, что кожа на голове под шапочкой горит.

– Черт подери, я забыла смыть краску! – вскрикнула она.

Нельзя было терять ни минуты. Она сорвала полотенце, шапочку и сунула голову под кран прямо на кухне.

– Ой, ой, ой, – ощущение было такое, словно голову обработали кислотой.

Краска высохла и склеила волосы. Судя по отвратительному запаху, аммиак должен был выжечь все волоски до последнего. В спешке Джуно плескала водой, смешанной с химикатами, и в глаза, и в рот.

– Господи, мне нужен пакетик со специальным шампунем, – она попыталась нащупать полотенце и промокнуть глаза, которые нещадно щипало.

Джей протянула ей кухонное полотенце:

– Где этот пакетик? Я принесу тебе.

– В ванной родителей, наверху, рядом с их спальней.

Он пошел наверх, а она ощупала волосы. Они стали жесткими, как пакля. Отлично. Опять она продемонстрировала Джею, что она законченная растяпа. И причесочка у нее будет соответствующая: как будто вместо парикмахера она вызвала садовника и он обработал ее волосы гербицидами.

Она больше не могла сдерживаться. Она начала хлюпать носом и быстро перешла к громким, сотрясавшим все ее тело всхлипываньям. Наверняка волосы сейчас отвалятся клочьями и ей придется носить парик.

Она стояла, согнувшись над раковиной, икая и всхлипывая, из глаз лились слезы от боли и стыда, из носа тоже текло.

Вернулся Джей, его голос был мягким и успокаивающим:

– Наклонись пониже. Я помою тебе голову, – распорядился он, подошел к ней вплотную и протянул руку, чтобы сделать воду похолоднее. – Тебе ничего не видно. Если ты будешь мыть сама, ты повредишь волосы еще больше. Тут нужна большая осторожность, – и он начал втирать шампунь в ее горевшую кожу, оставив воду довольно холодной, чтобы не усиливать раздражение.

Джуно продолжала какое-то время всхлипывать и шмыгать носом, предоставив себя его заботам. Она снова ощутила свою несостоятельность. И, как всегда в минуты унижения, Джуно попыталась защититься шуточками.

Но Джей не обращал на ее реплики никакого внимания. Он наклонился над ней и аккуратно взбивал шампунь в пену. Она проглотила последние всхлипывания и затихла. Всем своим телом он прижимался к ней, и с каждым его движением шелковый халат скользил вверх-вниз по ее телу.

– Скажи, в прошлом, которое ты так тщательно скрываешь, ты, наверное, работал учеником у Видал Сассуна?

– Я часто красил волосы, когда был подростком, – ответил он. – Пользовался, естественно, самой дешевой дерьмовой краской, которую надо держать часами, чтобы добиться результата. Поэтому я знаю, как надо обращаться с пережженными волосами. К тому же у тебя они повреждены не так уж сильно.

– Правда? – Джуно икнула.

– Все будет прекрасно, – он нежно коснулся пальцами кожи у нее за ушами, и она вздрогнула от острого наслаждения.

– Что, вода горячая?

– Нет, нет, все чудесно, – прошептала она. – Значит, ты думаешь, они не выпадут?

– Все в порядке, – подтвердил он. – Может, будут посветлее, чем обычно. Но блестеть будут, как всегда. Что-то мы с тобой оба в последнее время занялись волосами, заметила?

– Да, я заметила, что ты немного подстригся. Он язвительно рассмеялся:

– Я сказал парню сделать покороче, а когда взглянул в зеркало, увидел, что стал похож на новобранца.

– Зато какая экономия на шампуне, – весело ответила Джуно. – А почему ты решил сделать покороче?

– Одна моя знакомая сказала, что длинные волосы делают мужчину слишком женственным.

– Какая дура! – фыркнула Джуно.

Он промолчал, набрал воды в кружку и начал смывать шампунь. Вода потекла Джуно в глаза, и он быстро протянул ей полотенце.

– Я мою тебе голову во второй раз, – сказал Джей и намылил волосы еще раз.

– Разве? – Джуно не сразу сообразила. Конечно, она не забыла, как они принимали вместе душ, и он взял ее сзади под потоком холодной воды, и какое это было блаженство.

Она не забыла и никогда не забудет. Просто это воспоминание хранилось у нее в памяти в другом файле – под названием «Джуно счастлива». А сейчас она находилась в ситуации, которая относится к разделу «Джуно снова облажалась». И до сих пор эти две области ее жизненного опыта не имели между собой ничего общего. Но по мере того, как пальцы Джея бережно и терпеливо массировали ее голову, его подбородок касался ее плеча, его дыхание согревало ее шею, она чувствовала себя все более счастливой.

Он смыл шампунь во второй раз, и наступила очередь кондиционера. Джей тщательно обрабатывал каждый поврежденный волосок, втирая его от «корней до самых кончиков». Отныне и навсегда в памяти Джуно, как только она сядет в кресло парикмахера и закроет глаза, будут оживать эти мгновения, и на ее губах будет возникать еле заметная счастливая улыбка. Каждый раз она будет просить парикмахера, чтобы ее волосы обработали кондиционером, а если потребуется, то и настаивать, и умолять.

Ей вдруг пришло в голову, что сейчас они переживают минуты куда большей близости, чем тогда, в душе. Тогда была горячая, бессловесная, безличная страсть. А сейчас – несмотря на комизм ситуации – происходит что-то гораздо более значительное.

– Наклони голову чуть-чуть пониже, – Джей протянул руку за кружкой, чтобы смыть кондиционер.

Он смывал его долго, казалось, целый час, поливая водой вновь и вновь. Джуно стояла, согнувшись, и думала о том, что никогда в жизни шампунь с кондиционером не приводили ее в такое сексуальное возбуждение. Волосы у нее на голове становились мягче, зато все волоски на теле встали дыбом, как иголки у ежа.

Через несколько минут он закрыл горячую воду, а холодную включил на полную катушку.

– Ох! – она отпрянула. – Ты что?!

– От холодной воды твои волосы будут блестеть, – он настойчиво вернул ее голову под струю.

Джуно закрыла глаза и дрожа покорилась. Холодный поток наконец иссяк, и Джей обернул ее голову теплым пушистым полотенцем.

– Не вытирай досуха, дай высохнуть естественным путем, – предупредил Джей, быстро отступив назад. Он подошел к Убо, посмотреть, как у нее дела. Та плавала с довольным видом и восхищенно озирала свои обновленные владения. Аквариум стоял на морозильной камере, откуда открывался прекрасный обзор: она могла видеть и кухню в целом, и Джуно с Джеем, которые старались не смотреть друг на друга.

Джуно смутилась: а вдруг он окатил ее ледяной водой, чтобы охладить пыл ее страсти?

– Хочешь колу? – невпопад спросила она, чтобы как-то прервать затянувшуюся паузу.

– Чуть погодя, – ответил он, направляясь к входной двери.

– Ты еще не уезжаешь? – проблеяла она.

– Нет. Я только пойду закрою машину, – он вышел.

Джуно подумала: если поспешить, она успеет переодеться. Она взбежала по лестнице к себе в спальню и стала перебирать содержимое шкафа. К несчастью, все оно относилось к эпохе отрочества, а из города она привезла одежду, предназначенную для прогулок с собаками, если не считать нежно-голубого платья в китайском стиле, которое собиралась надеть завтра.

– Джуно, где ты? – раздался снизу голос Джея. – Тут звонит телефон.

– Не мог бы ты ответить? А если не хочешь, через минуту это сделает автоответчик.

Ага, вот то, что надо! Джуно нашла любимое когда-то платье: длинное, джинсовое, на пуговках спереди, из которых отсутствовала только одна нижняя. Оно делало ее выше и стройнее. Непонятно, почему она оставила его здесь, а не забрала с собой в Лондон вместе с прочей приличной одеждой.

Когда она спустилась вниз, Джей занимался на кухне уборкой: ставил еду в холодильник и вытирал столешницы после собак.

– Тебе не стоит с этим возиться, – сказала Джуно, подходя к холодильнику. – Кто звонил?

– Это была твоя подруга Лидия. Поэтому я решил не снимать трубку. Включился автоответчик.

– Вот как? – Джуно удивленно посмотрела на него. В глубине души ей было приятно услышать, что он не горит желанием поболтать с Лидией.

– Я подумал, вряд ли это что-нибудь важное.

– И что же она наговорила? – Джуно вынула бутылку вина из холодильника.

– Я не прислушивался. Почему бы тебе самой не прослушать автоответчик… – его голос оборвался, так как он заметил, что она наливает вино в бокал. – И ты собираешься это пить?

– Вообще-то я уже совершеннолетняя, – Джуно пожала плечами.

Он хотел было что-то сказать, но передумал и подошел к пачке писем, выложенной им на стол.

– Это пришло, пока тебя не было, – он протянул ей письма.

На самом верху лежал толстый бежевый конверт с логотипом Пирса Фокса.

Джуно торопливо разорвала его. В нем лежало размноженное на ксероксе письмо, в котором сообщалось, что предварительный просмотр состоится на следующей неделе. Его будет проводить промоутер Фрэнк Гроган, он отберет кандидаток для окончательного просмотра, на котором Пирс Фокс примет решение о составе комик-труппы. На предварительный просмотр Джуно должна явиться в один из следующих дней: понедельник, вторник, среда с 10.00 до 16.00. Джуно с тревогой подумала, что придется опять отпрашиваться с работы.

Окончательный просмотр состоится в среду вечером, в присутствии публики, в «Ха-Ха» – одном из самых элитарных клубов. Если она попадет в число отобранных, нужно будет выступить перед зрителями с пятиминутным номером. В конце письма Пирс Фокс нацарапал несколько слов от себя:

«Джуно! Рад был встретиться с Вами на прошлой неделе. Ваше выступление должно быть в духе „Машины смеха". На предварительном просмотре меня не будет, но надеюсь встретиться в среду вечером. Желаю удачи».

– О боже, – пробормотала Джуно, перечитывая список требований. Такое впечатление, что они набирают исполнителей для мюзикла на Вест-Энде, а не комическую труппу: необходимо явиться в платье для танцев, продемонстрировать навыки пения, игры на музыкальных инструментах, импровизации и клоунады. При себе иметь три профессиональных фотографии в полный рост формата десять на восемь.

Последний раз Джуно фотографировалась в ателье года четыре назад. Она забыла попросить Шона снять ее перед отъездом в Штаты. Может быть, найдутся в фотоальбомах родителей мало-мальски пристойные моментальные снимки.

– Хорошие новости? – Джей наблюдал за ней, пока она читала.

– Приглашают на просмотр. В следующую среду.

– В среду? Пирс Фокс? Не может быть, – Джей наморщил лоб.

– Здесь так написано, – Джуно протянула ему письмо, а сама стала просматривать остальные конверты: сердитое письмо из банка, извещение из налоговой инспекции и несколько счетов.

– Этого не может быть, – присвистнул Джей, дочитав письмо. – Здесь какая-то ошибка.

– Почему ты так решил? – спросила Джуно. – Я не думаю, что Пирс Фокс из тех людей, которые часто делают ошибки.

Джей не ответил. Он вынул свой мобильный телефон и попытался набрать номер.

– Черт, батарейка разрядилась, – он указал на стационарный телефон, висевший на стене. – Можно воспользоваться?

– Ради бога, – Джуно отпила немного вина. Она не понимала, что Джей находит странного в этом просмотре.

Джей набрал номер офиса Пирса Фокса, глядя в штамп, стоявший на конверте.

– Черт подери, автоответчик, – его голос изменился, когда он стал наговаривать сообщение. – Привет. Говорит Джей Маллиган. Прошу срочно связаться со мной по телефону… – он сказал номер, написанный на корпусе телефона, потом обратился к Джуно. – У тебя есть домашний телефон Пирса Фокса?

– Откуда? – удивилась Джуно. – У нас с ним не настолько дружеские отношения.

– Ладно, сейчас принесу компьютер, у меня там записан, – он повесил телефонную трубку и опять направился к входной двери.

– Да зачем все это? – крикнула ему вслед Джуно, но он уже вышел.

Джуно поела риса, приготовленного для салата (вполне съедобно, если добавить соуса «Винегрет», решила она), и задумалась: интересно, хватит ли у нее пороху предложить Джею остаться на ужин. Конечно, он откажется, учитывая ее предыдущее кулинарное достижение. Будет ужасно досадно, если он уедет, ничего не объяснив. Она глядела, как он идет по дорожке с компьютером через плечо, с непривычной пока короткой стрижкой, и ее сердце превратилось в боксерский кулак, который что есть мочи колотит по легким, словно это подвесная груша. Она прекрасно понимала, почему на самом деле хочет, чтобы он остался. Ей нравится вот так задыхаться, когда он рядом. Дышится тяжело, зато думается легко. Жизнь приобретает смысл.

Пока Джей включал свой компьютер, она прошла в столовую, размотала полотенце и рискнула посмотреть на себя в высокое полукруглое зеркало над камином. Джей был прав – волосы практически не повреждены, только сильно посветлели. Стали почти такие же платиновые, как у Лидии. В целом Джуно осталась довольна.

Укладывая их пальцами, она удивилась, какие они мягкие на ощупь. Руки Джея творят чудеса. Она услышала, как он оставил второе сообщение для Пирса Фокса – на этот раз по домашнему телефону. Еще через несколько секунд он послал ему сообщение на мобильный телефон по голосовой почте. Когда Джуно вернулась на кухню, он стоял возле компьютера и задумчиво грыз ноготь. Рядом с компьютером лежали сумки с камерами, портфель на молнии и комплект аккумуляторов.

– Нигде не могу его застать. Наверное, сукин сын, уехал за город на выходные.

– Из-за чего он тебя так волнует? – Джуно взяла свой бокал с вином и удивилась: он был пуст. Она точно помнила, что отпила совсем немного.

– Из-за тебя и из-за меня, Джуно, – он потерся подбородком о плечо, обтянутое синей выцветшей футболкой. – Мы слишком мелкие фигуры для Пирса Фокса. Мы пешки для него, детка.

– Что ты имеешь в виду? – Джуно обернулась к нему. «Детка» в его устах прозвучало ужасно сексуально – хотя как-то понарошку.

– Я не могу тебе ничего рассказать, – он покачал головой, лицо было непроницаемым, как прежде. – У нас с ним на среду назначена встреча, вот и все. Больше ничего не могу сказать. Все это довольно серьезно.

Джуно открыла холодильник, чтобы достать бутылку с вином, но та исчезла, что еще более странно. Джуно взяла пакет с соком и налила немного в бокал. Она постаралась произнести как можно небрежнее:

– Может, останешься поужинать?

– Конечно, – он нажал пару клавиш на компьютере и поставил свой мобильный телефон на подзарядку.

Господи, как все просто, радостно подумала Джуно. Ей даже не показалось странным – почему Джей взял столько техники, если поездка была такой экстренной. Теперь от нее требуется только одно: построить разговор таким образом, чтобы он снова открылся ей. Жаль, что она не спросила у мамы рецепт ее нового пунша.

Сидя рядом на диване в гостиной, они ели омлет, придерживая тарелки на коленях.

Лишь теперь Джуно поняла, почему она в свое время не взяла это платье с собой в Лондон: пуговицы на нем расстегивались от малейшего движения, стоило ей скрестить ноги, откинуться назад или повернуться в сторону. Поэтому она сидела, словно аршин проглотив, а это не способствовало созданию непринужденной атмосферы, в которой Джей мог бы расслабиться и разговориться. Похоже, сегодня вечером распахнется только ее платье, но никак не его душа.

– Твои волосы смотрятся прекрасно – только, может быть, чуть светловаты, – сказал Джей, беря у нее пустую тарелку и ставя поверх собственной.

– Это благодаря тебе, – она подняла руку, чтобы потрогать их. Удивительно шелковистые. Тут же расстегнулись две верхние пуговицы. – На следующей неделе мне нужно хорошо выглядеть. Этот просмотр имеет огромное значение. Я думаю, что этим тоже обязана тебе.

– Каким образом? – Джей настороженно посмотрел на нее.

– На прошлой неделе в Тафнелл-парк Пирс Фокс пришел из-за тебя. Ты ему там назначил встречу.

– Я не доверяю этому парию, – Джей коснулся рукой ежика у себя на голове. – Ты должна быть очень осторожна, Джуно.

– Почему?

– Потому что он использует людей в своих целях. Людей вроде нас с тобой.

– Он делает людей знаменитыми.

– Возможно, – Джей пожал плечами. – Но не всегда слава стоит той цены. Когда-то и я поступал с людьми так, как он. Чувствуешь себя потом очень мерзко, Джуно. Гораздо хуже, чем если использовали тебя.

– Он пытается сделать из тебя знаменитость? – Джуно откинулась на спинку дивана, и пуговицы на ее платье начали расстегиваться одна за другой. Она приняла прежнюю позу. В результате вопрос прозвучал не столь непринужденно, как ей хотелось.

Джей неопределенно поднял брови, открыл рот, хотел что-то сказать, потом передумал. Вместо этого он поднялся с дивана и понес на кухню грязные тарелки. Вернувшись, он спросил:

– Собаки сегодня вечером уже гуляли? Джуно подумала: может, он хочет опять поговорить с ней по душам на вершине лошадиного холма?

– Нет еще.

– Ты не возражаешь, если я выйду с ними? Мне нужно прогуляться.

– Ты не хочешь, чтобы я пошла с вами? – она повернулась, чтобы видеть его лицо. От обиды она даже не обратила внимание, что платье на груди расстегнулось, открыв веселенький красный бюстгальтер.

– Думаю, что я справлюсь сам. Мне нужно кое-что обдумать.

– Ну что ж, если ты уверен, что справишься с ними… Впрочем, они столько слопали, что вряд ли будут особо резвиться.

– Ну, вот и хорошо.

После того как Джей ушел, Джуно опять поднялась к себе наверх, чтобы еще раз переодеться. Она натянула узорные леггинсы и старый свитер. К вечеру стало прохладно.

Стоя на кухне, она размышляла, почему Джей не захотел взять ее с собой. Из жалости к черепахе он примчался как сумасшедший, он вымыл ей голову, он привел ее в возбуждение, он заинтриговал ее намеками, он разделил с ней трапезу, а потом ушел на прогулку один. Ну разве это логично?

Джуно вспомнила про сообщение Лидии и прослушала его вполуха, одновременно занимаясь приготовлением флана из сыра чеддер – в сложившейся ситуации придется проявлять изобретательность.

– Привет, Джу, это я. Наверное, ты вышла погулять с собаками. Нэт не сможет приехать на ланч. Он улетает в Милан подобрать мебель – не спрашивай меня, почему. Он был ужасно забавен на этой неделе. Но это не беда. Я знаю, что в субботу мужчин не хватает, поэтому Бруно пригласил своего приятеля. Ни за что не угадаешь, кого именно. Это сюрприз! На работе все в порядке. Ну… то есть более или менее. Наметились кое-какие перемены… Дело в том, что… Ну ладно, это при встрече. Расскажу завтра. Пока.

Джуно повернулась, чтобы взять нож, и ее взгляд упал на компьютер Джея, стоявший на столе. Он был включен. По экрану плавали рыбки. Достаточно как бы нечаянно коснуться мышки, и…

Ни за что, одернула она себя. Это шпионство. Она взяла в руку нож, не дотро1гувшись до компьютера, но уже знала в глубине души, что дальнейшее сопротивление бесполезно. Джуно отложила нож, и ее рука опустилась на мышку. Появилось окно с требованием ввести пароль.

«Только не это!» – Джуно аж задохнулась. Теперь, если она не введет пароль, окно так и останется торчать на экране красноречивой уликой.

Она нервно кусала губы. В «Иммедиа» у нее была репутация специалиста по разгадыванию паролей. Но сейчас задача не из простых. Джуно знала эту программу хранителя экрана. Она допускала только шесть попыток для ввода пароля.

Джуно лихорадочно соображала. Джей был такой загадочной личностью. Трудно представить, какой пароль он мог выбрать.

Джуно ввела «Багель» – кличку его кота. Неправильно.

Она осмотрела футляры с аппаратурой, нашла его любимую игрушку: цифровую камеру, которая стоила больше семи тысяч долларов, и ввела номер модели: «RDC-175». Неправильно.

Черт! Две попытки истрачены.

Джуно вытерла пот со лба. Попробовать на всякий случай и этот вариант? Она напечатала: «Джуно». Опять неправильно. Третья попытка минус. Ее самонадеянность ей дорого обошлась.

О'кей, будем рассуждать логически. Пароль, судя по всему, ей не разгадать. Нужно сдаться. Она притворится, что нечаянно задела компьютер и окно выскочило само собой. А может, Джей просто введет пароль, даже не заподозрив, что она ковырялась тут.

Она взглянула на экран и прочитала сообщение. Черт, черт и еще раз черт! В окне теперь значилось: «Пароль введен неправильно – сделайте еще одну попытку». Теперь не отопрешься, что она сделала по крайней мере одну попытку. Нужно идти до конца.

Джуно бросило в жар, она стянула свитер и ввела: «Кока-кола». Неправильно.

Осталось только две попытки. Как же мало она знает о нем, безнадежно подумала она, и ввела: «Дело». Неправильно.

Джуно потерла лоб. Она попыталась сообразить, что ее больше всего поразило в Джее за время их знакомства. В нем было много странного, но только одна вещь поражала полной необъяснимостью. Для англичанина это пристрастие было естественно: национальное развлечение, часть популярной культуры. Но для американца – непонятная причуда. И Джуно напечатала, словно подписывая себе смертельный приговор: «Лондонцы».

Рыбки уплыли, и открылся чистый экран. Победа!

– Благодарю тебя, Боже! – Джуно подмигнула Убо. – Итак, что у нас тут творится, самый скрытный и обольстительный из всех американцев?

Она прокрутила список с адресами и телефонами – больше там не было ничего. Таким образом, после стольких страхов и мучений она добралась всего-навсего до его записной книжки. Никаких примечаний, никакой дополнительной информации. Ничего.

И тут одно обстоятельство привлекло ее внимание. На букву «Г» после номера мобильного телефона ее брата значилось «Гленн – Джуно», затем номер телефона Церковного дома и три звездочки. Джуно понятия не имела, что значат эти звездочки, но выглядели они весьма романтично, словно букет астр. Больше ни одна фамилия во всем списке не была ими отмечена. Она сразу почувствовала себя очень аппетитной, очень темпераментной и очень, очень особенной.

Она решила, что из соображений безопасности этим лучше ограничиться. Тем более что чувство вины подсказывало то же самое, что и инстинкт самосохранения.

Когда Джей вернулся, по экрану компьютера снова плавали рыбки, а Джуно сидела в гостиной. Собаки ворвались в дом, бросились к ней и стали неистово лизать ей руки. Она ожидала, что следом за ними в гостиную войдет и Джей, но его не было.

– Привет, как погуляли? – крикнула она через плечо, но не получила ответа.

Она с испугом подумала: наверное, он каким-то образом догадался, что она шарила у него в компьютере, и теперь мечется по кухне в поисках ножа побольше.

Была половина десятого, на улице стало темнеть. Джуно растерянно поднялась с дивана.

– Джей? – окликнула она. Опять никакого ответа.

И тут она увидела его за окном, в саду. Он прохаживался между фруктовых деревьев, закусив фалангу пальца.

Он выглядел совсем другим с короткой стрижкой. Менее ранимым, менее поэтичным, но гораздо более мужественным и сексапильным.

О чем он думает, в сумерках бродя по саду ее родителей и кусая палец?

Джуно из солидарности тоже закусила палец и напрягла свою мысль, пытаясь понять, ради чего Джей Маллиган приехал в Англию, проник в ее жизнь и пометил тремя звездочками ее фамилию в своем списке.

 

ГЛАВА 30

Когда Джуно подошла к нему, он стоял, прислонившись к раздвоенному стволу старого яблоневого дерева, и задумчиво смотрел вдаль.

По дороге Джуно подобрала падалицу: крошечное неоформившееся яблочко, которое сорвалось с ветки, не успев созреть. Совсем как ее отношения с Джеем, подумала она. Маленький, изуродованный, горький зародыш, участь которого – сгнить под ногами.

Она швырнула его подальше за забор и проследила его траекторию в пятнистом вечернем небе.

Джей обернулся от неожиданности.

– Когда я была маленькая, я любила сидеть на этой развилке и воображать, что скачу на пони, – сказала она ему, погладив рукой по гладкому стволу. – Но если перейти на рысь – получаешь сразу столько заноз!

– Надо было сидеть в седле боком, как амазонки. Его желтые глаза смотрели на нее настороженно, словно он ждал повода, чтобы перейти к ссоре.

– Не верится, что ты в Англии всего две недели, – Джуно вздохнула и отломила кусочек коры. – У меня такое ощущение, будто гораздо дольше. А у нас ведь не так много общего, правда?

Он поднял руку, чтобы откинуть привычным жестом прядь волос со лба, но их там не было, и он просто провел рукой по голове.

– Я думаю, мы просто движемся с противоположных концов.

Джуно так и подмывало сказать что-нибудь ужасно пошлое типа: «Мы движемся навстречу друг другу или разминемся, как в море корабли?», но она удержалась и просто кивнула в ответ – с глубокомысленным, как ей хотелось верить, видом.

Она подумала, что разговор пойдет легче, если они займутся общим делом. Она окинула взором сад в поисках какой-либо идеи, но, судя по всему, никаких неотложных работ не требовалось.

И тут она вспомнила про набор для игры в крокет. Отлично! Он валяется где-то в сарае. Они могут сначала заняться его поисками, а потом установкой, и между делом она его разговорит.

– Не поможешь ли ты мне разыскать кое-что в сарае? – спросила она на ходу, уже направляясь к старой каменной постройке.

Он молча пошел за ней.

Черт! Опять Джуно повернулась к нему своей жирной задницей. Она сжала ягодицы и постаралась побыстрее преодолеть расстояние до дверей сарая.

В сарае было сумрачно и пыльно, пахло бензином от сенокосилки и навозом из открытых мешков.

Гленны были ужасные барахольщики и никогда ничего не выбрасывали – «вдруг понадобится в хозяйстве». Поэтому сарай был до потолка завален старой мебелью, детскими игрушками, садовыми принадлежностями, ржавыми велосипедами, кастрюлями, сковородками, чемоданами, отсыревшими книгами, старой одеждой и еще бог весть чем.

– А что мы ищем? – Джей огляделся.

– Крокет, – Джуно включила свет.

– Что это такое?

– Это такая игра: молотками загоняют мячи в кольца. Ищи деревянный ящик размером с футляр для гитары. Он должен быть поблизости: мы доставали его прошлым летом.

Джей приподнял несколько черных мешков и заглянул под них.

– Ничего себе! Тут чучело козла!

– Да, это Берди Верди. Он скончался много лет назад. У дедушки тогда была подружка – таксидермистка. Она и подарила ему это чучело. Жаль, изуродовала беднягу: глаза получились косые и живот толстый. В жизни он был куда симпатичней.

– Да, видок у него устрашающий.

– Она еще сделала дедушке пару чучел фазанов – из числа тех, что он задавил на дороге. Он обычно гонял как сумасшедший.

– Твой дедушка, похоже, был классным парнем, – Джей наткнулся на склад старых мониторов, клавиатур и принтеров.

– Я немного боялась его, – призналась Джуно.

– Боялась?

– Да. Вообще-то я обожала его. Но он никогда особо не любил меня. Он считал меня недисциплинированной и своенравной. После его смерти папа сказал, что мы с ним не ладили именно потому, что были слишком похожи. Я в этом не уверена.

– Но ты действительно такая, Джуно, – сказал Джей задумчиво.

– Разве?

– Я думаю, тебе всегда нравились парни такого типа, как твой дедушка. Большие бесшабашные мачо.

– Как дедушка? Нет, что ты! Совсем нет! Я предпочитаю более эээ… сдержанные характеры. Мне нравятся мужчины с сильной волей, – она чуть было не прибавила «и с рыжими волосами», но решила, что это будет слишком прямолинейно.

Но Джей заинтересовался попавшимися на глаза рисунками и, вопреки ее ожиданиям, не обратил вообще никакого внимания на ее слова.

– А где остальная коллекция? – он оглядел все вокруг. – Ты, помнится, говорила, что в сарае хранится часть рисунков?

– На чердаке, – Джуно указала на шаткую лестницу, которая вела к люку в потолке. – Там не так сыро.

– Можно посмотреть?

– Конечно, добро пожаловать.

Он полез наверх, а она колебалась: последовать его примеру или нет. Она знала, что крокета на чердаке пет, но нельзя прерывать возникший разговор, необходимо его поддержать и постепенно перевести на Джея.

Когда Джей скрылся на чердаке, она увидела знакомый деревянный ящик на шкафу. Что ж, она притворится, что не заметила его.

Она терпеть не могла эту лестницу: двух ступенек недоставало, остальные подточены жучком. Но делать нечего, вперед.

– Нашел что-нибудь интересное? – она просунула голову в люк.

– Еще бы! Рисунок Макса Бирбома и несколько карикатур Марка Боксера. Даже не верится!

– Ты, я смотрю, неплохо знаешь английских карикатуристов.

– Мой приятель работает карикатуристом в «Нью-Йорк пост». Он бы сошел с ума при виде этого богатства. У него дома целая библиотека книг об этих людях.

– Ты, наверное, скучаешь по своим друзьям?

– Конечно, – он улыбнулся. – Но больше всего мне не хватает Багеля.

Отлично! Джуно торжествующе улыбнулась. Будем танцевать от Багеля.

– Расскажи мне про Ба-аааах! – перекладина подломилась, и Джуно полетела вниз, обдирая руки и живот об лестницу. Как мешок с зерном, она плюхнулась на каменный пол.

– Джуно! – в проеме люка появилось бледное от испуга лицо Джея.

– Все в порядке, – она шмыгнула носом и быстро вытерла слезы. Копчик ныл, ладони были в занозах и ссадинах, но от стыда Джуно не чувствовала боли. Главное сейчас – не придавать этому эпизоду особого значения. Схватившись за лестницу, она приподнялась и невольно застонала, наступив на левую ногу.

– Осторожнее! Сейчас я спущусь, – Джей повис на руках и спрыгнул вниз.

Он взял ее за плечи и с тревогой заглянул ей в глаза:

– Как ты? Сильно ушиблась?

– Немножко ударила лодыжку, – сказала она, сжав зубы, чтобы не расплакаться. – Сейчас все пройдет.

Джуно ужасно стеснялась и своего падения, и внимания Джея. Она была уверена, что перекладина сломалась из-за ее непомерного веса. И он, конечно, такого же мнения.

– Честно-честно, все в порядке, – повторила она, отстранилась и попыталась добраться до старого дивана, стоявшего недалеко.

– Тебе вообще не следовало карабкаться наверх, Джуно, – строго, чуть ли не сердито, сказал он, следуя за ней. – Тебе нужно быть особенно осторожной сейчас.

Она села на диван и сняла спортивный тапок, взвизгнув от боли, которая, как гарпуном, пронзила ногу.

– Ты не должна рисковать. В твоем-то положении, – Джей склонился над ней.

Джуно закусила губу от унижения. Ну конечно, в ее-то положении, таская столько лишних килограммов на себе, не стоит сидеть на жердочках. Не птичка.

– Я просто поскользнулась, – пробормотала она. – Не придавай этому такого значения.

– Дай-ка я посмотрю, – Джей присел на корточки и взял ее ногу в свои руки.

Лодыжка была сильно содрана и начала распухать, по боль не усилилась, когда Джей осторожно покрутил ее из стороны в сторону.

– Небольшой вывих, – он поставил ее ногу на пол. – Обними меня за шею, и я отнесу тебя в дом.

– Нет! – Джуно схватилась руками за диван. – Я сама!

– Ну что ж, если ты уверена, что можешь идти…

– Идти? – она расхохоталась. – Да хоть танцевать чечетку!

Джуно не сомневалась, что путь от этого дивана до дивана в гостиной будет долгим, полным охов, вздохов, остановок и передышек. Ей совсем не хотелось, чтобы Джей стал свидетелем того, как она неуклюже ковыляет и подпрыгивает, и поэтому она, рискуя получить заражение крови, начала неспешно вынимать занозы из пальцев.

– Тебе не кажется, что лучше это делать пинцетом и после предварительной дезинфекции? – Джей встревоженно наблюдал за ее действиями.

– Потом помою, – беззаботно сказала она, вынимая щепку размером с зубочистку. – А ты разве не собираешься в Лондон?

– Я не спешу – он прислонился к старому пианино, заваленному старыми журналами.

Черт! Не может же она ковылять у него на глазах! Тогда она решила сменить тактику.

– Ой, посмотри! – она показал на шкаф. – А вот и крокет! Будь ангелом, достань его, пожалуйста.

Он повернулся к ней спиной, а она тем временем короткими перебежками, хромая, как плохой актер в роли Ричарда III, добралась до двери и тяжело привалилась к косяку, победно улыбаясь.

Когда Джей обернулся с крокетом в руках, он слегка удивился ее новому местоположению, но ничего не сказал. Джуно сделала приглашающий жест рукой:

– После тебя.

Как только Джей вышел, ему навстречу бросились близнецы, и он наклонился потрепать их и сказать несколько слов, так что у Джуно появилась возможность выбраться наружу. Она сделала несколько мучительных шагов и привалилась к стене сарая.

Почти стемнело. Это хорошо. Джей, похоже, не заметил, что она практически не в состоянии идти. Мысль, что он, надрываясь, понесет ее на руках, доставляла Джуно намного больше страданий, чем боль в ноге.

От входа в дом сарай отделяли метров десять дорожки, посыпанной гравием. Еще одно препятствие представляли близнецы, которые крутились рядом. Как только она оторвется от стены сарая, они бросятся к ней и собьют ее с ног. Нога болела, руки болели. И как она закончит готовку для завтрашнего ланча, если даже добраться до кухни – неразрешимая задача?

– Чудесный вечер, правда? – она вдохнула глубоко и с наслаждением.

– Да, – Джей кивнул.

– Так бы и стояла тут целую вечность и пила этот воздух! – с воодушевлением продолжила она.

Они постояли несколько секунд, делая вид, что пьют этот воздух, хотя на самом деле Джуно мечтала выпить хороший стакан виски в качестве обезболивающего. Лодыжка раздулась и стала в два раза толще.

– Если тебе срочно нужно в Лондон, не обращай на меня внимания. Я еще подышу тут, – сказала она, хотя, видит бог, ей совсем не хотелось, чтобы он усажал. Ей нужно было только, чтобы он отошел на пару минут.

– Я не поеду сегодня в Лондон, – он заглянул в сарай и выключил свет.

– Не поедешь?

– Нет. Я думаю, мне лучше сегодня вечером остаться с тобой. Если, конечно, ты не собираешься и вправду простоять тут всю ночь, упиваясь атмосферой.

– Говорю же тебе, я в порядке.

– О'кей, – он терпеливо вздохнул, сходил за тачкой, валявшейся в саду, и подкатил ее к Джуно. – Давай считать, что мы это делаем ради смеха. Загружайся, и я прокачу тебя с ветерком.

Джуно не успела опомниться, как оказалась на кухне, на кожаном диване. Еще несколько минут – и ее больная лодыжка покоилась на пакете с замороженным горошком, в руках была чашка горячего чая, рядом на полу возвышалась стопка журналов, а Джей пытался стянуть с нее леггинсы.

– Ты что? Ты что? – вскрикнула Джуно, натягивая их обратно.

– Ты испачкалась черт знает в чем, – пояснил он. Она крепко держала леггинсы за пояс: всю неделю она не брила ноги.

– Джуно, ты не должна меня стесняться, – опять вздохнул Джей и присел на корточки. – Ты разве забыла, что я уже видел твои ноги?

Он обращался с ней как врач, терпеливо и отстраненно. Испытываемые ею стыд и унижение превысили допустимую степень и сломили ее волю. Будь что будет, мысленно махнула она рукой и предоставила себя его воле.

Положив леггинсы в стиральную машину, Джей принес пинцет, пузырек с перекисью, расположился возле нее на диване и сосредоточенно погрузился в работу.

– Вот зараза, тут их сотни, этих заноз, некоторые засели очень глубоко, – он исследовал состояние ее ладоней. – Тебе, наверное, ужасно больно.

– Да, немножко неприятно, – поежилась она. Они соприкасались бедрами, ее рука была в его руке. Почему, ну почему они оказываются так близко только в минуты ее полного унижения: когда она с горя изображает Мэй Уэст, или сжигает волосы краской, или валится с лестницы?

– Ну ты даешь! Крепкий орешек! – засмеялся он, ловко вынимая занозу. – Если б я так изранил руки, я бы орал как бешеный.

– Ты, между прочим, был ранен пулями.

– Ну, так я и орал как бешеный, – он взглянул на нее неожиданно серьезно.

– А где это случилось?

Он опять занялся занозами, потом ответил:

– Никому не советую оказаться на моем месте.

– Прости. Я знаю, ты терпеть не можешь, когда я задаю вопросы.

– Дело не в этом, – он взял в руки перекись. – Просто я в то время по-идиотски себя вел и совершил кучу глупостей. И одна из них – то, что я лез под пули. Терпеть не могу, когда этим восхищаются. Я не герой. Фотограф, готовый пожертвовать жизнью в эпицентре боевых действий ради того, чтобы человечество узнало правду, и прочая чушь, которую писали обо мне газеты, – это полный бред. Просто мне было плевать на собственную жизнь, вот и все. А это крайне глупо, – он смочил перекисью ватный шарик.

Джуно, не дыша, отважилась еще на один вопрос:

– Но теперь-то тебе не плевать?

– Иногда, – он протер ватным шариком ее ладонь. – Раньше я считал себя куском дерьма, которому не место среди людей. Я по-настоящему ненавидел себя.

– Но почему?

– Сложный вопрос, Джуно.

– Ты хочешь сказать, что я ничего не пойму?

– Я хочу сказать, что ты не проникнешься симпатией ко мне, когда все поймешь. А мне меньше всего хотелось бы, чтобы ты ненавидела меня, уж поверь мне, Джуно.

– Но тебе также не хотелось бы, чтобы я любила тебя, – она сжала его пальцы. – Ты заставил меня поклясться, что я не полюблю тебя, помнишь?

Он не сводил глаз с их рук. А ей так хотелось, чтобы он посмотрел ей в глаза. Потом он погладил большим пальцем кончик ее ногтя:

– А ты грызешь ногти.

– Да. Грызу. Села на новую низкокалорийную диету.

– Тебе не стоит так комплексовать из-за своего веса, – он поднес ее руку к губам. – На мой взгляд, ты очень красивая.

Сердце у Джуно пропустило не один удар – наверное, целый десяток, чтобы потом наверстать упущенное с утроенной скоростью. Его мягкие и теплые губы коснулись ее ладони, а его дыхание согревало ее линию жизни.

– Ты это серьезно?

– Угу, – он нежно опустил ее руку и снова взялся за пинцет. – Я понял, что ты красавица, в тот момент, когда ты танцевала перед попугаем. Помнишь? В день твоего рождения. Это было самое балдежное зрелище, которое мне доводилось видеть за последнее время.

– Ты серьезно? – она почувствовала себя так, словно он вынул огромную занозу не из ее ладони, а из ее сердца. Ей хотелось кричать и хохотать, и уткнуться носом ему в шею, и сказать ему, как прекрасен он сам. Но что-то в его манере поведения – он держался как опытный врач скорой помощи, а не как любовник – остановило ее.

– Когда я летел сюда, я понимал, что мне придется разобраться с моими чувствами. Но я никак не собирался обзаводиться новыми. Если бы я знал, что так получится, я не спал бы с тобой, Джуно.

– Почему? – выдохнула она.

– Это перевернуло меня, – он внимательно всматривался в линии на ее ладони. – Я прилетел сюда, чтобы найти одного очень важного для меня человека, а нашел тебя. Самое смешное, что всю эту неделю о тебе я думаю гораздо больше, чем о ней. Забавно, правда?

Она посмотрела на волчий зуб, висевший у него на шее, в котором хранилась прядка волос соломенного цвета. Она вспомнила его слова о женщине, которая не дала ему возможности полюбить себя, вспомнила мягкий женский голос по телефону, который уговаривал его вернуться.

Ей показалось, что она разгадала, почему Джей не дорожил жизнью. Это психология бойца французского Иностранного легиона: рисковать головой, когда сердце разбито.

– Кто она?

Джей не попросил ее уточнить вопрос. Он сразу понял, о ком идет речь. Коротко вздохнув, он кивнул головой, но ничего не ответил.

– Она сейчас в Англии?

Джуно понимала, что у него, как у всякого человека, должно быть прошлое. Но его полная закрытость позволяла ей представлять его загадочным одиночкой, этаким персонажем Клинта Иствуда. Он, никому не ведомый, прибывает в чужой город и произносит несколько слов сквозь зубы, в которых зажата сигара. А потом выясняется, что все это время в баре неподалеку его поджидала, закинув одну длинную ногу на другую, белокурая Джейн Фонда в корсете.

– Дело в том, что я не знаю точно, где она сейчас. И как ее зовут.

– Как это понимать? – Джуно отвела свою руку.

– Дай мне закончить, и я все тебе покажу, – он аккуратно завладел ее рукой и продолжил свою кропотливую работу.

Джуно перебирала в уме один вариант за другим. Кто она? Женщина с загадочным прошлым?

Шпионка, которая живет по подложному паспорту? Подружка гангстера? Блистательная Никита, которая служит делу?

Только обработав перекисью последний палец, он заговорил снова:

– Я не рассказываю о ней никому, Джуно. Я не хочу, чтобы люди об этом знали. У меня из-за этого много проблем.

– Из-за чего из-за этого?

Он посмотрел на нее. Его глаза округлились, как у ребенка.

– Ты действительно хочешь знать?

Джуно резко кивнула, страдая от ревности и жгучего любопытства.

– Обещаешь, что не осудишь меня?

– Да! Обещаю! – она была вне себя от нетерпения. – Я не буду осуждать тебя. Я уже пообещала, что не полюблю тебя. Что еще я должна пообещать? Что после того, как ты мне все расскажешь, расшибу себе голову, чтобы потерять память?

Он пожал плечами и еще помедлил какое-то время.

Не в силах больше ждать, Джуно решила его подтолкнуть:

– Это та самая женщина, которая звонила тебе на прошлой неделе, да? Которая уговаривала тебя вернуться в Нью-Йорк? – она осеклась. Черт подери, что она городит? Женщина, на поиски которой он приехал в Англию, не может звонить ему из Нью-Йорка. Надо же хоть чуть-чуть соображать.

Джей устало вздохнул и ответил:

– Звонила Мария, Джуно. Моя сестра.

– О! – она смотрела, как он пальцем провел вдоль линии жизни на ее ладони, а потом отпустил ее руку.

– О'кей, ты все узнаешь, – он поднялся на ноги. – После смерти отца старуха хотела выкинуть эту папку, но Мария спрятала ее и отдала мне пару месяцев назад. Она обещала матери не говорить мне об этом ни слова. Они все поклялись.

Он принес свой портфель и открыл его. Там среди глянцевых фотографий, сделанных в разных странах мира, лежала потрепанная от времени папка. Джей протянул ее Джуно.

Джуно почувствовала, что прикасается к тому, что представляет для него такую же ценность, как свитки Мертвого моря. Он отошел на другой конец кухни и там стоял в тени, глядя, как она перебирает сложенные потертые страницы. Никогда в жизни она не узнала бы, что значит настоящая трагедия, если б не взяла в руки эту папку, на обложке которой красовался безобидный розовый слоник и стояло одно-единственное слово «Джей». Это была сцена из сериала «Династия».

Джуно развернула первую вырезку из «Дейли ньюс» и, прочитав напечатанный огромными буквами заголовок: «ПАССАЖИР ОСТАВЛЕН В ЗАЛЕ ОЖИДАНИЯ», поняла, что тайна Джея еще более фантастична, чем она предполагала.

Заметка была напечатана 15 сентября 1970 года. В ней говорилось, что в зале ожидания аэропорта найден новорожденный младенец в сумке. Заметка сопровождалась черно-белой фотографией улыбающейся стюардессы с крошечным большеглазым ребенком на руках. Заголовки в других газетах гласили: «Ребенок остался – мамаша улетела», «Мать-путешественница разыскивается», «Невостребованный багаж», «Поиски мамы малыша Джея не увенчались успехом», «Все его наследство – прядь волос». Постепенно заметки становились все короче, в них говорилось, что вероятность найти мать ребенка крайне мала. Младенец будет передан на воспитание, а впоследствии может быть усыновлен, если в течение шести месяцев его мать не обнаружится. Кроме того, в папке было несколько фотографий мальчика, играющего возле целой горы игрушек, сидящего на коленях у большого светловолосого мужчины – образчика мужской красоты и стати, в расклешенных джинсах и рубашке с вытянутым воротником, по моде семидесятых годов.

– Это твой отец? – Джуно вынула фотографию. Джей кивнул.

– Так, значит, это твои приемные родители? – Джуно понимала, что вопрос дурацкий, но от потрясения не могла собраться с мыслями.

– Сейчас по закону штата Нью-Йорк найденышей нельзя усыновлять – можно только брать на воспитание. Это делается на тот случай, если родной матери вдруг вздумается вернуть ребенка, – он говорил подчеркнуто бесстрастно: своего рода необходимый юридический комментарий. – Но в те годы брошенный ребенок приравнивался к сироте, и его можно было усыновлять. Мой отец мечтал о сыне, а мать больше не могла иметь детей после рождения Джадин. Она согласилась на мое усыновление – но при условии, что мне никогда не скажут правду о моем происхождении. Она не могла примириться с тем, что я безродный подкидыш, скорее всего, рожденный во грехе, а не выходец из семьи добропорядочных американцев ирландского происхождения. Она никогда никому не проговорилась. Они даже переехали после моего усыновления, чтобы соседи ни о чем не догадались.

– И ты не знал, что ты приемный сын?

– Я начал что-то подозревать после того, как отец потерял работу. Когда они ссорились, до меня долетали обрывки фраз. Мне, конечно, и в голову не приходило, что обо мне писали газеты, но я догадывался, что со мной что-то не так, в чем-то я не такой, как они. Не очень с ними связан, что ли. Самое странное, что меня это мало трогало. К тому моменту я уже достаточно опустился и использовал это обстоятельство как оправдание, чтобы стать еще хуже.

– А тебе никогда не хотелось узнать всю правду до конца? Найти своих настоящих родителей? Родную мать?

Он подошел к ней:

– Мне тогда хотелось одного: вырваться на свободу. Я не имел сердца, Джуно. Я воровал все подряд: кредитные карты, магнитофоны из автомобилей, ликер, сигареты из магазинов, а потом продавал. Деньги мне нужны были, чтобы покупать фотоаппаратуру и пленку – их я не в состоянии был красть. Я годами околачивался в специальных фотомагазинах, знал хозяев некоторых из них. Я считал позором украсть у них пленку. И при этом без зазрения совести стащил стереомагнитофон у соседа. Единственным человеком, с которым считался тогда, был я сам. Я прогуливал школу и ходил на все курсы фотографии, куда мог попасть.

Он снова сел на диван и, взяв в руки папку, стал перебирать страницы.

– Если бы мой старик показал мне тогда эту папку, думаю, я швырнул бы ее ему в лицо и расхохотался, честно тебе говорю. Мне было насрать на все, кроме фотографии. Когда мне исполнилось шестнадцать лет, он передал мне медальон с прядью волос – тот самый, с которым меня нашли. Он сказал, что это прядь волос моей ирландской бабушки. Он тогда был уже очень болен, почти не вылезал из больниц. Думаю, он боялся, что после его смерти мать мне не отдаст его. Это был золотой медальон, очень красивый, с гравировкой. Он взял с меня клятву, что я буду хранить его всю жизнь, как зеницу ока. Я поклялся и в тот же день продал его. Можешь себе представить? Я получил за него двести баксов.

– Но ты ведь сохранил прядь волос.

– Да просто парень, которому я продал медальон, волосы хотел выбросить, – Джей коснулся волчьего зуба. – Мне пришло в голову: вдруг они принесут мне удачу, если я сохраню их. Пошел и там же у уличного торговца купил этот клык. Мне казалось, с ним я выгляжу круто. Знаешь, что странно? Я много вещей потерял за эти годы: камеры, часы, кольца и целые чемоданы. Иногда я оказывался в чужой стране, не имея ничего, кроме штанов, которые на мне были. Когда ты летишь на фронт, у тебя нет возможности воспользоваться рейсом «Пан Американ» и оставить вещи в отеле. Но вот эта пятидесятицентовая безделушка ни разу никуда не запропастилась.

Он взял фотографию, на которой отец держал его на коленях и смотрел на него с обожанием.

– Он был бы еще жив, если б не я. Его печень отказала, когда ему было пятьдесят два. Я никогда не забуду его желтого лица. Из больницы его выписали, потому что он не прекращал пить: он не подпадал под действие медицинской страховки. Он сидел дома, смотрел сутками телевизор – как он обожал всех этих звезд – и читал про них всякую чушь в желтых газетках. Он пил и допился до смерти.

– Но ты же сказал, что у него случился нервный срыв. После того несчастного случая на работе. Ты не несешь за это никакой ответственности.

Джей посмотрел на нее глазами, полными стыда и муки.

– Джуно, он мечтал о сыне, которым сможет гордиться. Нет, он вовсе не хотел, чтобы я был примерным отличником, хорошим спортсменом, всегда мог постоять за себя и все такое. Он просто хотел, чтобы я был настоящим мужчиной. Человеком. А не маленьким скрытным злобным подонком.

– Но ты ведь добился настоящего успеха! Эти фотографии – их знают во всем мире!

– Ты не представляешь, Джуно, каким путем я шел к этому. Какую цену заплатил за право делать эти снимки.

– Ну, так расскажи мне.

– Ты хочешь меня возненавидеть?

– Нет.

– Но тебе придется, если я расскажу.

– Испытай меня. Он покачал головой:

– Я никому никогда не рассказывал об этом. Я отсек эту часть моей жизни, как раковую опухоль, Джуно.

– Прошу тебя, Джей, расскажи, – умоляла она. Он потерся подбородком о плечо, наморщил лоб. Рассказывая, он ни разу не взглянул на нее. Он говорил быстро, отрывисто, без выражения.

– Я уехал из Нью-Йорка без всяких сожалений в день похорон отца. Я собрал всю свою фотоаппаратуру и стал пробираться на Западное побережье. Для этого потребовалось несколько недель. Раньше я никогда не выезжал за пределы штата. Но у меня все было спланировано. Когда я приехал в Лос-Анджелес, я купил скутер и решил стать папарацци. У меня было достаточно денег, чтобы снять комнату на несколько недель, и я стал осваивать ремесло. Я был ужасно агрессивен в ту пору. Другие папарацци смеялись надо мной: тощий дикий пацан, который болтается один в мужском взрослом мире. У меня не было ни знакомых, ни агентов, ни комиссионных. Они подтрунивали надо мной, пропускали вперед. А звезды охотно улыбались мне: ведь я в их глазах был всего лишь ребенком. Но я-то всех ненавидел. Меня не волновало, что мои снимки причиняют людям боль. Я готов был ради этих фотографий подкупать, обманывать, распихивать. Очень скоро я стал одним из лучших. К девятнадцати годам мои фотографии разлетались по разным странам, в которых сам я никогда не бывал. – Так ты был папарацци?

– В течение семи лет, – кивнул он. – Когда я вернулся работать в Нью-Йорк, я даже не зашел навестить мою семью. Поверь мне, Джуно, я не в состоянии был любить, чувствовать, уважать другого человека. Я сам не был человеком тогда: я жил, чтобы работать. Ходячее приложение к фотокамере. Я мог сидеть в машине возле отеля в засаде неделю, чтобы сделать один-единственный снимок. У меня не было ни возлюбленных, ни друзей. У меня были только деньги. Я доверял только тем, кто платил. В один прекрасный день мне надоела такая жизнь, и тогда я захотел умереть.

– Почему?

– Это твое любимое слово, да?

– Но ведь за каждым желанием – а тем более за желанием умереть – стоит какая-то причина.

– Ты помнишь Дорку д'Эрмине?

Джуно высоко подняла брови:

– А как же! Звезда почище Гарбо. Я думала, что она умерла еще в семидесятых.

– Нет, постарев, она стала затворницей. Жила в своем особняке на Ривердаейле – это что-то вроде Беверли-Хиллз в Нью-Йорке. Он был окружен высоченной стеной, как государственная тюрьма, и примерно так же охранялся. Мы знали, что два раза в неделю она посещает врача в клинике, но все равно не могли выследить ее: время посещений постоянно менялось, окна в лимузине были тонированные, клиника оборудована подземной парковкой. Все хотели ее сфотографировать: ее последний снимок был сделан больше десяти лет назад. Я решил во что бы то ни стало быть первым и начал настоящую охоту на эту женщину. Я добился своей цели – как всегда. Я сфотографировал ее. У нее было абсолютно желтое лицо. Как у моего отца перед смертью. Чудовищно желтое. Она закричала на меня по-французски, размахивая палкой, зажатой в исхудавшей руке. Это была маленькая старушка, слабая и беспомощная.

Он уткнулся лицом в ладони и продолжал говорить сквозь пальцы, как человек в железной маске.

– Через неделю она умерла. Она заслужила красивого ухода. Она была великая актриса и необыкновенная женщина. В некрологах печатали ее фотографии в расцвете красоты. В них говорилось о том, сколько «Оскаров» она получила, как много сил отдавала благотворительности и что никогда не была замешана ни в каких скандалах. Но всю последнюю неделю ее жизни, до самой смерти, весь мир, будь он проклят, только и делал, что смаковал фотографию изможденной старой женщины с неизлечимо больной печенью. Я превратил божество в иссохшую мумию из кожи и костей и выставил на всеобщее обозрение и поругание.

На этой фотографии я заработал кучу денег. Помню, как снял со своего счета двадцать тысяч наличными, сидел у себя в квартире и рвал их на мелкие кусочки, бумажку за бумажкой. По всем каналам шли фильмы с участием Дорки д'Эрминэ. Один в квартире, усеянной обрывками сто долларовых банкнот, я смотрел их все подряд. – Он взглянул на Джуно измученными глазами. – Ты меня ненавидишь?

Джуно не знала, что сказать. Ей хотелось, чтобы он рассказал о себе, с того момента, как она увидела его. Но сейчас, рассказывая свою историю, он словно кромсал себя на куски, не оставляя ни одного живого места.

– Твое молчание, видимо, означает «да», – он отвел глаза в сторону и снова потер лоб. – Я тоже ненавидел себя, как последнюю сволочь. В те дни я и позвонил своей старухе – впервые за пять или шесть лет. Я расплакался. Как ребенок. Идиотизм, правда? Она повесила трубку.

Тогда я уехал, работал в разных странах. Стал «героем». Велика важность! Если ты продал душу, обратно выкупить ее нельзя. Я видел ужасы, от которых у людей волосы вставали дыбом, ехала крыша, а я налаживал свет, выстраивал кадр, нажимал на кнопку и уходил. Щелкал и уходил. Щелкал и уходил. Я ничего не чувствовал. Даже когда схлопотал эту чертову пулю. Ничего.

Прошлой осенью я приезжал в Нью-Йорк на пару недель. У меня там проходила выставка – подобрался хороший материал. Нормальный материал, которым я горжусь. Мария тоже пришла. Мы не виделись десять лет. Она сказала, что мать тяжело больна. Я хотел навестить ее, но Мария сказала, что нельзя. Понимаешь, наша старуха считала, что я убил ее мужа. Она винила меня в этом до самой смерти. Мне было запрещено даже явиться на кладбище в день ее похорон, чтобы попросить прощения. Меня не пустили на похороны. Так она меня ненавидела.

– Но ты не виноват в его смерти! – возмутилась Джуно.

– Может быть, но она хотела, чтобы я страдал так же, как она страдала из-за меня. Ей нужна была причина для ненависти. Потом Мария рассказывала мне, что мать чувствовала вину из-за того, что была плохой католичкой и не пыталась полюбить меня, как родного сына. По словам Марии, она часто говорила об этом перед смертью. Она была уверена, что Бог никогда не простит ей того, что она была мне плохой матерью. Она умерла в убеждении, что ее душа отправится в ад. Мария умоляла ее, чтобы мать разрешила мне прийти. Но она слишком ненавидела меня для того, чтобы примириться и спасти свою – и мою – душу. Это единственный раз, когда она захотела взять меня с собой. Она захотела, чтобы я последовал за ней в ад.

Я никогда по-настоящему не верил в Бога. А она была истовой фанатичкой, моя старуха. Мария говорит, что унесла с собой в могилу множество секретов. Один из них – тайна моего рождения. Она не знала, что Мария сохранила папку. Она одна из всех моих сестер общается со мной. Она мне сообщила, что мать умерла. И передала папку. Вот так и получается, что, умерев, моя старуха дала мне повод жить. Я решил разыскать свою мать. Хотя, казалось бы, кому нужна мать, которая бросила ребенка в аэропорту?

– Вот поэтому ты и в Англии?

Он закусил губу, чтобы не расплакаться.

– Знаешь, я всегда мечтал о нормальной семье. Я мечтал, чтобы мама читала мне перед сном. Моя старуха выросла в религиозной семье. Когда я был маленьким, она никогда не читала мне ничего, кроме «Апокалипсиса». Я, помню, каждый раз замирал от ужаса, когда всадники с железными бичами приходили мучить меня, – он засмеялся странным коротким смешком. – Во время чтения она всегда проделывала такую штуку. Я закрывал глаза и считал, сколько страниц она перевернет. Я знал точное количество страниц от первой главы до девятой. И всегда притворялся, что заснул, задолго до того, как она начинала читать про ключи от преисподней. Она захлопывала Библию, и я не мог сдержать вздох облегчения. Тогда она продолжала читать по памяти, наизусть, зная, что я не сплю и дрожу от страха.

Он посмотрел на Джуно:

– Да, я приехал в Англию, чтобы найти свою родную мать. Но нашел другое. Я нашел здесь воздаяние.

– Воздаяние?

– Да, Джуно. За все, чем я был. За все, что я натворил. Помнится, ты как-то пошутила, что американцы не понимают иронии. Кажется, я на собственной шкуре понял, что такое ирония.

 

ГЛАВА 31

Они сидели на противоположных концах дивана. Раг устроился между ними и посапывал во сне. Они разговаривали до пяти часов утра, выпив не одну чашку чая и не одну банку колы. Пакет горошка у Джуно под ногой растаял, и Джей заменил его пакетом замороженной кукурузы. За окнами стало светлеть.

Подчас разговор обрывался, и Джуно стоило труда его возобновить. Джей был уверен, что каждым сказанным словом подписывает себе приговор, что его откровения заставят Джуно его либо ненавидеть, либо жалеть, а он не хотел ни того, ни другого. Он говорил тихим спокойным голосом, без эмоций и жалости к себе.

Слушая его, Джуно понимала, что она действительно является первым слушателем истории его жизни, что ни с одной живой душой он никогда ничем не делился. Он жил абсолютно замкнутой жизнью, не рассчитывая на чье-либо участие, поэтому открыться кому-то для него было равносильно харакири: вспороть себе брюхо и выпустить кишки наружу. Его спокойствие было деланным, оно служило ему анестезией, без которой он вообще не смог бы проделать эту операцию.

– В детстве я был как волчонок, отбившийся от стаи, – говорил он, будто о ком-то постороннем. – Всеми гонимый. Словно чего-то искал, но бежал все время не в том направлении. Не могу объяснить это состояние. Я никогда никому не был нужен, никуда не вписывался… Вот и теперь. Опять кого-то выслеживаю, разыскиваю. А она, может быть, совсем и не хочет, чтобы я ее нашел.

– Но ты сам-то хочешь ее найти?

– Не знаю. Я просто хочу узнать, кто она, посмотреть на нее. Не понимаю, как я мог продать медальон. На нем было что-то выгравировано, но что – не зарегистрировано даже в полицейских протоколах тех дней. Я нанял частного детектива в Нью-Йорке, он расследует это дело. Он просто диву дается, как мало было сделано для того, чтобы разыскать мою мать.

Глаза Джуно наполнились слезами, но она незаметно смахнула их. Джуно понимала, если она начнет плакать или попытается его обнять, он сразу же замкнется.

– Ты что-нибудь знаешь о ней?

– Практически ничего. Ноль, – он погладил Рага, перевернувшегося вверх пузом. – Опросили всех сотрудников, которые в тот день дежурили в аэропорту, но никто не заметил ничего необычного. Странная история. Каким-то образом меня удалось пронести через паспортный контроль незамеченным. Сумку, в которой я был спрятан, не открывали. Рентгеновские установки тогда не использовались. Следствие пришло к выводу что человек, оставивший меня, кто бы он ни был, в тот же день улетел из Нью-Йорка.

– А ты знаешь, какие рейсы отправлялись в тот день?

Джей кивнул:

– Эйб, парень, которого я нанял, раздобыл составленный тогда отчет. В нем есть перечень рейсов и списки пассажиров. Меня нашли в три часа утра. В три пятнадцать был рейс в Лондон, а в четыре – в Цюрих, но его задержали, когда я был найден.

– Получается, что твоя мать могла улететь только в Лондон?

– Тут ничего нельзя сказать наверняка, Джуно. Слишком много времени прошло, слишком мало информации собрано. В списках пассажиров множество имен. Эйб нашел пару человек, которые летели тем рейсом, но они ничего не помнят за давностью лет. Хотя они слышали про найденыша. Один пассажир, правда, помнит больше других. Он летел первым классом, и ему в память запал этот полет, потому что с ним вместе летела знаменитость. Одна английская актриса.

– Ты хочешь сказать, что твоя мать знаменитая актриса? – у Джуно в который раз за время его рассказа перехватило дыхание. Это уже даже не «Династия». Это все бразильские сериалы вместе взятые.

– Я не говорю, что она моя мать. Я в этом очень сомневаюсь. Но она действительно летела тем рейсом. Вот, взгляни, – и он вынул из портфеля книгу в глянцевой обложке с закладкой.

Джуно взяла книгу. Она называлась «На поклоны, Белль!». С обложки сияла своей знаменитой улыбкой и бриллиантами на столь же знаменитой груди любимица всех английских семей.

– Это же автобиография Белль Винтер! – Джуно смотрела на хорошо знакомое лицо бывшей звезды Голливуда, которая теперь в роли бесстрашной Лили Фуллер украшала собой четыре раза в неделю голубые экраны англичан в сериале «Лондонцы».

– Открой там, где закладка.

– Я помню этот день, словно вчера, – читала Джуно. – Признаюсь, что я без всяких сожалений покидала Америку, несмотря на то что она сделала меня звездой. Мне безумно хотелось снова увидеть мою семью, моих родных после того, как я прошла курс лечения от наркомании и бросила пить. Америка украла у меня юность, из симпатичной девчушки я превратилась в алкоголичку с двумя неудачными замужествами за плечами. Я не могла Америке этого простить. Слишком много тяжелых воспоминаний. Но худшее было впереди… Когда мы приземлились в Англии, началась какая-то неразбериха и нас надолго задержали в самолете. Оказалось, что в аэропорту Джона Кеннеди, буквально в двух шагах от того места, где я сидела перед вылетом, нашли брошенного младенца. Я была потрясена до глубины души поступком женщины, которая посмела бросить свое дитя, и очень жалела бедного малыша. Я была бы счастлива помочь полиции, но, к сожалению, в ту ночь я так погрузилась в собственные мысли, что не замечала ничего вокруг. Все эти годы я часто вспоминала того младенца и хотела узнать, какая участь его постигла. Думаю о нем и сейчас. Встретился ли он со своей матерью? Обошлась ли с ним Америка ласковее, чем со мной? Странно, но я чувствую, что между нашими судьбами существует связь. Я тоже оказалась почти ребенком в этой стране больших надежд и возможностей, и она проглотила меня, чтобы потом выплюнуть. Надеюсь, ему повезло больше.

В конце глав была фотография той самой газетной заметки, которую Джуно уже видела.

– Вряд ли это она, правда? – спросила Джуно.

– Да, маловероятно. Я надеюсь, что ей удастся что-нибудь вспомнить. Вряд ли, конечно, что-нибудь существенное. Это один из следов, на которые мы напали. Когда Эйб показал мне эту книгу, я просто потерял голову. Мы никак не могли узнать ее адрес, поэтому связались с ее агентом и через него послали письмо. Через неделю ее агент мне позвонил, назначил встречу.

Джуно аж застонала – ее осенила догадка:

– И этот агент – Пирс Фокс?

– Он самый.

– Ты с ней поговорил? – Джуно подпрыгнула от нетерпения. – Она что-нибудь помнит?

– Джуно, Пирс дал мне определенно понять, что и близко к ней не подпустит.

– Но почему?

– Потому что он рассматривает Белль как свою клиентку. У нее есть проблемы с прессой, которые он взялся решить. И теперь никто не может даже словом перемолвиться с Белль Винтер без согласия Пирса Фокса. Этот парень – настоящая акула.

– Боже мой! Ходят слухи, что ее уберут из «Лондонцев», ты слышал?

Джей утвердительно кивнул.

– Ты, конечно, знаешь программу «Жизнь перед глазами»?

– Я обожаю ее! – не задумываясь, выпалила Джуно.

– Так вот, Белль Винтер в следующую среду будет героиней этой передачи. Рассказ о ее жизни в прямом эфире. Это держится в строгой секретности, как военная операция. Трансляцию будут вести со съемочной площадки «Лондонцев».

– Не может быть! – Джуно пришла в возбуждение. – Я все запишу на видео!

– А меня, Джуно, они припасли на закуску. Вот вам, дорогие телезрители, младенец, судьба которого так волновала Белль всю жизнь!

– Вот это да! То есть, я хочу сказать, ничего себе… Да уж, ей-богу… – Джуно замолчала по причине полной путаницы в мыслях и чувствах.

– Вот поэтому Пирс и вцепился в меня, – Джей устало потер глаза. – Ему позарез нужно обеспечить Белль новым контрактом. Он считает, что благодаря такой акции он одержит победу над продюсерами «Лондонцев». Особенно если во время телепередачи я воссоединюсь с родной матерью.

– Но ведь это действительно дает тебе невероятный шанс! Передачу смотрят миллионы. Ты сможешь обратиться к своей матери в прямом эфире! И вдруг она откликнется?

– Черт! Ты прямо сговорилась с Пирсом Фоксом, – он в отчаянии отвернулся. – Как ты не понимаешь, что от огласки всей этой истории выиграет только Белль Винтер, а не я!

– Ну почему же, Джей? У каждого будет свой выигрыш. Она заключит новью контракт на «Лондонцев», а ты получишь возможность обратиться сразу ко всей стране – об этом и мечтать-то нельзя было!

– Как ты не понимаешь, Джуно, – он закрыл глаза. – Я разговаривал с агентствами, читал книги, консультировался у специалистов. Все в один голос твердят одно. В этой стране вероятность с помощью телевидения найти мать, оставившую много лет назад своего ребенка, практически равна нулю. Кто захочет признаться, да еще перед миллионами телезрителей, что бросил своего ребенка в аэропорту? Публичное обращение не сработает. Телевидение не поможет. Более того, я думаю, что леди Белль не проникнется ко мне большой симпатией.

Он взял автобиографию Белль, раскрыл на какой-то странице и протянул Джуно.

– Читай, – вздохнул он. – Когда она узнает мою историю, вряд ли она решит, что «мне повезло больше, чем ей» в этой стране «больших надежд и возможностей». Вряд ли она вообще захочет иметь со мной дело.

Глава называлась «Бизнес на крови» и повествовала о непримиримом отношении Белль к папарацци: именно это племя, по ее мнению, довело ее до наркотиков, алкоголизма и даже до попыток самоубийства.

– И все же, услышав тебя, твоя мать захочет так или иначе связаться с тобой.

– Ты считаешь, стоит рискнуть ради нового контракта звезды мыльных опер? – Джей потерся подбородком о плечо.

Джуно взяла его руку в свою:

– Но ведь Пирс Фокс не может тебя принудить к участию в этом шоу, так ведь?

Он покачал головой, глядя на их сплетенные пальцы:

– Он может меня шантажировать. Если я откажусь, он не подпустит меня и близко к Белль Винтер.

– И какой же выход?

Он высвободил свои пальцы один за другим.

– Я зарегистрировался в юридических агентствах. Я разместил небольшие объявления во всех английских газетах. Эйб помог мне связаться кое с кем здесь, в Лондоне. Но перспективы весьма бледные. Больше всего надежд мы возлагали на объявления. Однако результат нулевой: обращаются одни придурки, и чем дальше, тем меньше надежд. Похоже, у меня действительно нет другого выхода, как только принять участие в этом шоу. Вот поэтому я до сих пор тяну кота за хвост и не отшиваю Пирса. То, что тебя именно в среду приглашают на просмотр с его участием, ужасно напрягает меня. Я не доверяю ему. Я не понимаю, какую игру он затеял.

– В этом нет ничего загадочного и зловещего, я уверена, – Джуно старалась говорить рассудительным трезвым тоном, поскольку ее слезы и нежности Джей отвергал. – Передача «Жизнь перед глазами» идет в прямом эфире, начинается в семь, так ведь? – Джуно прекрасно выучила за последние дни программу телепередач.

Джей кивнул, его пальцы мягко скользили по животу Рага.

– Ну так вот, – она пощекотала Рагу лапу: ей хотелось вступить в контакт с Джеем хотя бы через это совместное поглаживание Рага. – А программа в клубе «Ха-Ха» начнется не раньше девяти. Так что у него будет вагон времени.

Джей грустно кивнул:

– Да, скорее всего, ты права. Для такого крутого парня, как Пирс Фокс, это вопрос тридцати минут. Это для меня вопрос целой жизни.

Джуно стало стыдно, что она выказала себя такой чуркой бесчувственной. Она положила руку ему на плечо:

– Прости. Я совсем не хотела сказать, что это неважно.

Он стряхнул ее руку с плеча, как осу.

– Ладно, проехали. Ты права, Джуно. Я все понимаю.

Она закусила губу. Она изо всех сил пытается рассуждать логично и трезво, чтобы не дисгармонировать с его холодным сдержанным тоном, а на самом деле ей хочется одного: потянуться ему навстречу и согреть его в крепком объятии.

– Послушай, если тебе нужна поддержка, я могу пойти с тобой и держать тебя за руку, если хочешь, – осознав, как дико это звучит, особенно если учесть, что он все время отстраняется от нее, она покраснела и стала сосредоточенно чесать грудь Рага.

Раг пришел в совершенный экстаз: они оба изо всех сил его гладили, чесали и щекотали.

– Ты первый человек, которому я все это рассказал, – Джей смущенно опустил голову. – Прости, что нагрузил тебя. Я не хотел.

– Хорошо, что ты все рассказал мне, – она протянула руку, чтобы коснуться его, но он отклонился, и ей пришлось опять погладить Рага, чтобы оправдать свое движение. – Я воображала себе разные ужасы – даже думала, что ты террорист.

– Террорист? – он изумленно взглянул на нее. – С чего ты это взяла? – и тут он неожиданно улыбнулся. – Господи, Джуно, но это же полная чушь!

Она опустила голову от смущения и неловкости. Действительно, глупо, но он так скрытно себя вел, что можно было подумать что угодно.

– Понимаешь, это не столько из-за тебя, сколько из-за твоих приятелей. Вилл Пиджен, Тимон. И этот фотограф – как его, Дормус.

Он молчал, улыбка сошла с его лица. Джуно посмотрела ему в глаза и поняла, что он все еще что-то скрывает.

– Они помогают тебе разыскивать мать?

Он прижал палец к подбородку. Наконец он ответил:

– У меня возникла эта дурацкая мысль, когда я приехал сюда. Знаешь, это как лечь в постель с врагом. Я решил сойтись поближе с лондонскими папарацци, чтобы выстроить линию собственной защиты.

– Так они папарацци?!

– Только Дормус. Да и тот время от времени. Он может сдать свою камеру в аренду туристам и не брать ее в руки неделями. Вилл спекулирует билетами – по крайней мере, так он всем говорит. На самом деле он готов и душу продать за пару баксов – но с таким же успехом отдаст ее даром ради приятеля. Они оба хорошие парни, Джуно. Я понимаю, в это трудно поверить, но они искренние ребята.

Джуно посмотрела на него с недоверием:

– А Тимон?

– Тимон был хозяином фотоагентства в Латинской Америке – когда я с ним познакомился. Он может показаться тупым красавцем, но на самом деле он человек блестящего ума. Год назад он начал бизнес здесь. Вилл и Дормус – его приятели. Мы пообщались и решили поработать вместе.

– В качестве папарацци в Лондоне? – Джуно была в ужасе.

– Мы действительно нужны друг другу, понимаешь? Мне нравятся эти парни. Дормус и вправду интересуется, как я работаю, и хочет чему-то научиться. Тимон говорит всем, что я вернулся к делу, в котором силен. А Вилл знает все про всех: кто где, кто с кем…

– Да, но тебе-то, тебе зачем это нужно? – Джуно была обескуражена его слепотой. – Неужели ты не понимаешь, как испортит тебе все дело дружба с ними, если ты пойдешь на «Жизнь перед глазами» и журналисты раскопают твою историю? Они же растерзают тебя, если узнают, что ты снова занялся старым ремеслом, из-за которого люди типа Белль Винтер вынуждены прятаться за высоченными заборами!

– Да, это может плохо закончиться для меня, – кивнул он с равнодушным лицом.

– Тогда зачем ты с ними связался?

– Это мой долг, – его убежденность была неколебима. – Ты знаешь, я хочу расквитаться со своим прошлым. Для этого нужно искупить хоть часть тех гадостей, которые я совершил.

– И поэтому ты решил снова стать папарацци? – Джуно абсолютно ничего не понимала. Опять прятаться за мусорными баками, выслеживая знаменитостей, чтобы добыть сногсшибательный эксклюзив? Он, похоже, сошел сума.

– У меня есть одна идея, – его глаза оживились. – Она пришла мне в голову на прошлой неделе – в тот день, когда мы встречались с Пирсом Фоксом в этом паршивом клубе. И ты проделала со мной свой номер.

Джуно готова был провалиться сквозь землю от стыда и раскаяния.

– Ты знаешь, мне стало так тошно тогда: словно я опять попал в ловушку. Вроде пытался вырваться, да хвост прищемило. Тем вечером в клубе ты мне показала, какое же я, в сущности, дерьмо. Потом ночью я хотел тебе рассказать о матери, но ты не стала разговаривать со мной. И тогда я решил обратить свое оружие против себя.

– Что ты решил? – Джуно задохнулась. О боже, она чуть не довела его до самоубийства!

– Я сделал объектом охоты себе подобных. Я стал фотографировать папарацци, а не знаменитостей. Когда соберу материал, устрою выставку, – он откинулся на спинку дивана, глаза радостно светились. – Это будет подбор фотографий, сделанных тогда, когда я никого не жалел и всех ненавидел, и нового материала – скрытые съемки парней, которые до сих пор занимаются этим делом. Сначала проведу выставку в Лондоне, потом повезу ее в Италию, Францию, в Штаты. Я не хочу никого осуждать – я просто хочу показать изнанку профессии. Мне не нужна парадная сторона: журналисты, толпящиеся за ограждением на премьерах в ожидании Деми, Умы или Брэда. Это может сделать всякий. Я знаю, что могу показать то, о чем никто не подозревает. Я сам был по ту сторону и знаю, куда смотреть. Но я должен все держать в секрете от людей, которых фотографирую. Они должны принимать меня за своего. Только при этом условии я сделаю снимки, которые мне нужны.

– Это блестящая идея! – Джуно пришла в восхищение.

Он задумчиво улыбнулся и посмотрел на нее сквозь ресницы:

– Тимон, Вилл и Дормус помогают мне. Они в курсе. С этим связана еще одна причина, по которой я хочу встретиться с Пирсом Фоксом. Я не доверяю ему – он хочет поддеть меня на крючок и использовать, чтобы создать рекламу Белль. А Тимон является его конкурентом. Так что тут многое поставлено на карту.

– О, господи.

– Но знаешь, что самое странное? Я привязался к этим ребятам. Они мне по душе – такие же неприкаянные бродяги, как и я. Даже Дормус – который похож на канализационную крысу, правда? – очень славный парень. Ты знаешь, что его подружка – трансвестит по кличке Ванда Рингстар?

Джуно рассмеялась. Его виолончельные губы тоже дрогнули в улыбке, а вокруг глаз собрались морщинки.

– Тебе я не советовал бы водить дружбу с ними. А мне они подходят. В этой самой недружественной стране мира у меня есть только они – и ты.

– Я? – пискнула она.

– Да. Ты, Джуно. Но ты – это отдельная история.

– То есть я не являюсь неприкаянным бродягой?

Он покачал головой, по-прежнему улыбаясь. Рукой он нежно выводил восьмерки на животе у Ра-га, и Джуно охватило сильное желание спихнуть псину с дивана и подставить Джею собственный живот.

– А кто тогда?

– Ты – совершенно особенный человек, с которым я могу говорить обо всем.

У нее потеплело на душе. Она хотела коснуться его руки, но он вскочил и распахнул холодильник, чтобы достать еще одну банку диетической колы.

– Ну вот, я все тебе рассказал. До капли, – он вздохнул, голос снова стал напряженным и нервным. – А теперь давай забудем об этом на несколько часов, хорошо? Подумаем о чем-нибудь другом. Я хочу отвлечься. Кстати, почему ты не куришь?

– Что? – Джуно так растерялась от резкой смены тона и темы, что не сразу поняла вопрос. – А, у меня кончились сигареты.

– Ясно.

Джуно не хотелось вступать в банальный спор о вреде курения после их необыкновенного разговора. На нее навалилась сильная усталость. За окном совсем рассвело, хотя небо было затянуто тучами.

– Оставайся на ланч, – сказала она. – Если ты и правда хочешь отвлечься. Мне бы очень хотелось, чтоб ты остался, познакомился с моими друзьями. Я, конечно, не настаиваю, и если не хочешь…

– С удовольствием, – он поспешил прервать ее, посмотрел так, словно она подарила ему счастливый лотерейный билет, и широко улыбнулся – своей редкой неотразимой улыбкой. – Я очень тебе благодарен.

 

ГЛАВА 32

Всю неделю Джуно продумывала план действий на субботнее утро, чтобы все успеть. Не будучи образчиком пунктуальности и организованности, Джуно все же понимала, что подготовка к ланчу персон на двадцать требует планового подхода.

И в этот план совсем не входило проснуться с тяжелой головой в половине двенадцатого. Это было как гром среди ясного неба, который, кстати, не замедлил материализоваться, и по гравию застучали крупные капли дождя.

Джуно натянула подушку на голову и застонала. Потом она вспомнила, что в доме находится Джей.

Наверное, он все еще спит внизу на диване в обнимку с Рагом, и во сне его лицо расслабилось и утратило обычное напряженное выражение. Но вот что странно: если ей не изменяет память, сама-то она отключилась тоже на диване, на противоположном его конце. Значит, уже во сне она перебралась в постель?

Какая удивительная ночь. Ей никогда в жизни не случалось так много узнать о человеке за столь короткий срок. И при этом у нее было ощущение, что именно так и должно быть: такое развитие событий полностью соответствовало духу ее отношений с Джеем. Сначала они умудрились в одни сутки уместить месячную норму секса, а теперь – в одну бессонную ночь историю целой жизни.

– Джуууно! – позвал Джей снизу. – Ты проснулась?

– Не совсем, – пробормотала она, по-прежнему прижимаясь к подушке.

Заскрипели ступени лестницы – Джей поднимался наверх.

– Звонил некто по имени Финлэй и сказал, что постарается приехать на ланч. Спрашивал дорогу, – говорил он на ходу.

– И что ты ему сказал? – Джуно заглянула под одеяло, проверить, насколько прилично она одета, и обнаружила на себе футболку с надписью «Фрэнки рекомендует расслабиться». Она хорошо помнила, что оставила ее в ванной родителей. Значит, во сне она еще и сходила туда переодеться? Какие загадочные проявления лунатизма.

– Я объяснил ему, как проехать, – голос Джея раздался уже возле самой двери.

– Но у него же нет машины, – она села на кровати, пытаясь руками пригладить волосы и шлепками придать свежесть помятому со сна лицу.

– Наверное, он возьмет такси, – в комнату вплыл поднос с фруктами и тостами, а за ним – Джей.

Джуно смотрела на него и не верила своим глазам. Он был во вчерашней, мятой после сна одежде. Глаза опухли от усталости, волосы стояли дыбом. Но он улыбался, и это была самая радостная улыбка, которой когда-либо на свете приветствовали пробуждение Джуно. Джей улыбался редко, но когда это случалось, от его улыбки, казалось, оживали цветы на обоях.

– Я решил, что должен взять ланч под свой контроль, – он осторожно поставил поднос на пол и подошел к окну, чтобы раздвинуть шторы. – Я, конечно, не так силен в кулинарии, как ты, но я старался. Кроке я тоже установил.

– Крокет, – поправила Джуно. Она повернулась к окну. Деревянные кольца были вкопаны в землю змейкой. Такой диковинной расстановки крокета ей еще не приходилось видеть. Впрочем вряд ли удастся сегодня поиграть: дождь зарядил надолго. Но она чуть не расплакалась от умиления, когда поняла, чем он ради нее занимался все утро.

– Ты что, готовил? – удивленно спросила Джуно.

– Да, использовал продукты, которые нашел в холодильнике. Я думаю, собаки много слопали вчера. Ты сказала, что гостей будет пятнадцать?

– Может, побольше… Я сбилась со счета.

– Ничего страшного, – он поднял поднос и поставил его на колени Джуно. – Я позвонил Трионе. Попросил навестить попугая и привезти побольше еды на всякий случай. Как твоя нога?

Джуно была так оглушена его заботливостью, что не сразу сообразила, какую ногу вчера подвернула. Пошевелив обеими, она сразу вспомнила и поморщилась от боли.

– Немного побаливает. Наверное, со сна. Чуть погодя разойдусь.

– Ты должна сегодня соблюдать осторожность, – он присел на край кровати, словно доктор на обходе. – Тебе нельзя много ходить. Давай я займусь ланчем – ты просто говори мне, что нужно делать.

– Но это же свинство по отношению к тебе, – возразила она. – Я не могу заставить тебя батрачить у плиты ради людей, которых ты никогда в жизни не видел.

– Но я сам этого хочу, – он погладил одеяло над ее больной ногой. – Это как раз и отвлечет меня. Я очень рад, что выбрался из Лондона.

– А как же Пирс Фокс? – она положила киви обратно в вазу и выбрала персик. – Ты ведь хотел связаться с ним.

– Подождет до понедельника, – он протянул ей стакан. – Попробуй-ка сок. Я приготовил его по своему рецепту.

Он поднес стакан к ее губам и ждал, когда она сделает глоток.

Что же это у нас происходит? – в тревоге размышляла Джуно. Его забота, безусловно, необычайно трогательна, но вряд ли это похоже на отношение любовника. И даже братским его отношение, по большому счету, не назовешь. Скорее уж материнским. И хоть ей безумно приятно, что с ней так нянчатся, но все же ей не хотелось бы, чтобы Джей воспринимал ее как беспомощную развалину.

– Восхитительно! – она облизнула губы.

Он обрадованно улыбнулся и начал чистить апельсин.

– Твои друзья… – он настороженно поднял глаза. – Они любят задавать вопросы?

– Ну, как тебе сказать… – она отпила еще немного сока. – Думаю, что определенный интерес к тебе они проявят.

Он бросил оранжевую шкурку на поднос и начал делить апельсин на дольки.

– Ну, если ты будешь рядом со мной, я думаю, все обойдется?

Это прозвучало так по-детски доверчиво, что Джуно даже не нашлась, что ответить. Он тем временем положил ей в рот апельсиновую дольку и поднялся.

– Давай я помогу тебе одеться, – он поднял с пола одежду. – Или ты хочешь сначала принять душ?

О нет! Только не это! Не хватало при нем искать чистые трусики! С голыми волосатыми ногами!

– Нет! – она шмыгнула под одеяло. – В смысле, да! Мне нужно освежиться! Я приму душ!

– Хорошо, – он направился к двери. – Крикнешь, если я понадоблюсь.

Джуно подумала, какой неблагодарной свиньей она выглядит со стороны.

– Джей! – окликнула она.

– Да? – он обернулся.

Он стоял у двери и терпеливо ждал.

Джуно закусила губу. Она должна это сказать. Она взорвется, если промолчит. Отныне она будет себя вести как зрелая и правдивая личность. Впервые за всю историю ее отношений с мужчинами она адекватно выразит свои чувства.

Она набрала полные легкие воздуха:

– У тебя самые прекрасные брови на свете! Прекрасные брови вопросительно приподнялись, он открыл рот, словно хотел о чем-то ее спросить, но потом передумал, улыбнулся и вышел из спальни.

Джуно закрыла глаза и застонала. Ну каким бесом она одержима? Почему она произнесла эту дурацкую фразу, которая эхом отдавалась у нее в ушах. Она опять натянула подушку на голову. Спокойно, – сказала она себе. Спокойно. Если рассудить спокойно, то ее маленькая выходка выглядит очень мило и сексуально. Гораздо сексуальнее, чем прямолинейное признание. Она почувствовала даже гордость за себя. Она делает кое-какие успехи.

Она вылезла из-под одеяла и проковыляла в маленькую ванную, которая в детстве была у них с Шоном общей. Она умудрилась кое-как побрить ноги старой бритвой. Новую она забыла в родительской ванной. Там же остались ароматическое масло, пилинг и все прочие омолаживающие чудо-средства, которые она купила накануне. Ей казалось, что с тех пор прошла не одна неделя: настолько резкую границу между прошлым и настоящим провела последняя ночь.

Эта ночь полностью изменила ее отношение к Джею. Он больше не являлся продуктом ее фантазии, персонажем, которого она сама сконструировала и с которым вела мысленные беседы в своем воображении, в реальной жизни с ним практически не соприкасаясь. Больше она не могла тешить себя историями о киллере, который потерял голову от встречи с ней. Новое знание о Джее расставило все по своим местам, и она осознала, какое ничтожное место в его трагической жизни должно занимать их короткое физиологическое знакомство, при воспоминании о котором она тем не менее каждый раз боялась потерять сознание.

Подлинная история его жизни намного превосходила ее воображение. Он стал реальностью и вместе с тем – частью ее жизни, тем, кто нуждается в ее заботе, поддержке, защите. Если невозможно большее, она будет его другом. То обстоятельство, что он доверил ей свою историю, связывало их гораздо ближе и прочнее, чем те часы, которые они провели в постели две недели назад.

Джуно чувствовала себя хорошо. Несмотря на дождь, недостаток нужных продуктов, неготовность к приему гостей, боль в лодыжке и отсутствие чистых трусиков. Надев платье на голое тело, она посмотрела в зеркало: выглядела она тоже хорошо. Кожа сияла, волосы блестели, глаза горели. И тут она вспомнила, что бросила на полу в родительской ванной еще кое-что: неиспользованный тест на беременность. Если Джей заходил туда, он не мог его не заметить.

Осторожно спускаясь по лестнице, Джуно увидела, что на кухне Джей в переднике пританцовывает под радио со сковородкой в одной руке и полотенцем в другой. Зрелище было настолько поразительным, что она замерла на предпоследней ступеньке.

Перемена в его настроении была феноменальной. Джуно гадала, объясняется она тем, что прошлой ночью он снял с души бремя тайны, или же тем, что он думает, будто она носит его ребенка. Второй вариант маловероятен, логично заключила Джуно. Никогда в жизни ей не приходилось встречать мужчину, у которого бы резко поднималось настроение при виде теста на беременность.

Джуно не удержалась и представила их обоих в качестве счастливых родителей. Они с двух сторон держат за крошечные ручки рыжеволосого карапуза и прыгают с ним через лужи в парке.

Джуно сообразила, что один-то раз Джей точно заходил в родительскую ванную: когда брал пакетик с шампунем. Но он очень спешил тогда и мог не заметить тест в общей куче. Нужно срочно воспользоваться тестом, а потом уничтожить улики, решила Джуно и стала осторожно пробираться вдоль стенки, не замеченная ни Джеем, ни собаками, под всепонимающим взглядом Убо. Половица скрипнула у нее под ногами, и Джей, который клал куриные бедрышки в маринад, оглянулся.

– Джуно! Как ты здесь оказалась?

– Потайной ход! – ответила Джуно первое, что пришло в голову.

Раздался шум подъехавшего автомобиля. Собаки растерялись: то ли приветствовать Джуно, то ли прибывшего гостя.

– Пойдемте поздороваемся, – разрешила их сомнения Джуно.

– Я не могу отойти от таймера, – Джей кивнул в сторону печи. – Ты выглядишь на пять с плюсом. Очень секси.

Джуно от удивления споткнулась об Эффи и оглянулась, но он уже как ни в чем не бывало чистил лук, только что снятый с грядки.

Джез стоял с распростертыми объятьями на пороге.

– Детка, ты выглядишь сенсационно! Спасай меня! Всю дорогу я только и слышал, что про будущий ресторан, клуб, интерьер, программу.

Одетта и Лулу, лишь на мгновение оторвавшись от своего увлекательного разговора, чтобы поприветствовать Джуно, снова затараторили о грандиозных планах Одетты.

– Это фантастическая идея, правда? – Лулу засунула крошечные ручки в карманы и вынула две бутылки «Ньюкасл Браун».

– Лупу меня целиком одобряет! Она даже порекомендовала мне потрясающего конферансье, имя которого я собираюсь объявить вам сегодня, – Одетта чмокнула Джуно в щеку. – Погодите секунду, сбегаю в туалет.

– С погодой-то как не повезло, – Джез кивнул в сторону окна и тут заметил Джея. – Привет! Джуно скрывает тебя ото всех. Дай угадаю – ты скорпион?

Джуно боялась, что Джей холодно измерит его взглядом, но тот рассмеялся:

– Я Джей. Рад с вами познакомиться.

Джуно не могла понять, каким чудом он умудрился придать своей помятой после сна одежде отглаженный вид. Он был выбрит и источал аромат свежести, волосы идеально уложены.

– От меня пахнет мятой, – извинился Джей, вытирая руки полотенцем. – Я готовил маринад по-тайски.

Джез и Лулу – которые не раз уже слышали язвительные отзывы Джуно об американском зануде – восхищенно уставились на него, раскрыв рты.

О, это мучение, когда твою полудетскую коллекцию старых записей изучают ближайшие друзья! Джуно терпеливо сносила, как Джез и Лулу потешаются над ее подростковыми вкусами – вкусами, которые долго оставались неизменными.

– Клифф Ричард! Батюшки, Бонни Тайлер! – Джез визжал от смеха, держась за живот.

– О, я обожала их, когда была девчонкой! – вошла Одетта. – Поставь что-нибудь, Джез, мы потанцуем! Слушай, Джуно, что за чудо у тебя там на кухне?

– Божественен, правда? – вздохнул Джез, вынимая пластинку Клиффа Ричарда из конверта. – Но очень, очень скромен.

– Это Джей, – ответила Джуно. У Одетты вытянулось лицо.

– Джей – американец? – спросила она, так и не закрыв рот.

Джуно кивнула с чувством законной гордости владельца сокровища.

– Пойдем, я тебя познакомлю. Он бы и сам пришел, но он занят готовкой.

Джей обернулся с только что вынутым из печи большим румяным пирогом, который был красив, как театральный муляж. Джуно гордилась своим умением готовить, но у нее никогда не хватало терпения на разные косички и прочие украшения. Если бы он хотел произвести впечатление на ее подругу, ему бы это в полной мере удалось. Одетта стояла как громом пораженная, онемев от восхищения. Джуно была восхищена не меньше, но ей удалось привести язык в движение, чтобы произнести традиционную формулу представления:

– Джей, это Одетта. Мы вместе учились в колледже.

– Привет, Одетта, – он улыбнулся самой сдержанной из своих улыбок, но ее подруга растаяла на глазах у Джуно, как снегурочка на печке.

– Ты будешь белое вино? Или красное? – Джуно открыла холодильник и придержала дверцу локтем.

– Безусловно, – слабым голосом ответила Одетта, глядя, как Джей ловким движением выкладывает пирог на блюдо. – Вы не могли бы на мне жениться, молодой человек?

Джей застенчиво рассмеялся и снял с рук кухонные рукавички.

– Все, что я умею готовить, – мясной пирог да салат. Я думаю, вам быстро надоест.

– Ничего, я подарю тебе на свадьбу кулинарную книгу, – Джуно захлопнула холодильник, по-детски заревновав.

Джей растерянно взглянул на нее.

– Я пошутила, – сказала Джуно. – Естественно, я подарю вам на свадьбу кастрюлю.

– Джуно всем на свадьбы дарит кастрюли, – Одетта чарующе улыбнулась Джею и опять замолчала, любуясь им.

Джуно огляделась:

– Кажется, я где-то здесь оставила мой бокал с вином.

– Не думаю, – Джей пожал плечами.

Сидя на диване в гостиной, Одетта заметила:

– Кажется, у Лидии не все гладко с ее новым парнем.

– Вот как? – у Джуно упало сердце. – Но сегодня она собиралась приехать с ним.

– Не удивлюсь, если она приедет без него, – Джез зажег сигарету. – Согласно последним данным, она и малыш Бруно учинили драку на площадке возле ее квартиры, в которой приняли участие несколько соседей, старина Нэт и чуть погодя – полиция.

– Боже мой! – Джуно очень огорчила перспектива приезда совершенно одинокой Лидии. – А с виду он такой тихий, безобидный тип.

– Дело в том, что драку затеяла Лидия, – Одетта еще не вполне успокоилась после встречи с Джеем.

Джуно воспользовалась паузой и вышла в родительскую ванную, чтобы убрать с видного места тест на беременность. Но он уже лежал на полочке в настенном шкафчике рядом с лезвиями, ароматическим маслом и кремами. Значит, Джей все-таки обнаружил его, осознала она с ужасом. Неудивительно, что его так заинтересовала проблема курения. Не исключено, что к исчезновению ее бокала с вином причастен он.

Джуно села на крышку унитаза и стала читать инструкцию. В это время раздался стук в дверь.

– Лидия на проводе, – сказала Одетта. – Они заблудились где-то в районе Эбингтона.

Джуно спрятала тест обратно в шкафчик и взяла трубку.

– Мы тут кружим уже сто лет! – запричитала Лидия. – Твои инструкции совершенно никуда не годятся!

Джуно даже обиделась. Ее инструкции всегда были точны, как у дорожной инспекции: ей много раз пели дифирамбы за их четкость и ясность.

– Где вы сейчас находитесь?

– Что? Сделай музыку потише, Бруно, мне ничего не слышно. Говорят тебе, ПОТИШЕ!

Они серьезно сбились с курса. Джуно изо всех сил старалась им помочь, но без особого успеха. Судя по голосам, в машине не прекращался спор:

Лидия орала на Бруно, а тот нападал на кого-то третьего. Никто не обращал никакого внимания на подробный инструктаж Джуно. Снизу из гостиной доносилась музыка и голоса. Джуно почувствовала себя одиноко и вернулась к друзьям, решив, что тест немного подождет.

Лулу покачивала головой в такт музыке, одна бутылка была уже пуста.

– Встретила на днях твоего дружка, детка, как там его зовут, Джим? – Лулу взяла за правило не помнить имя Джона, выражая таким образом свое глубокое пренебрежение к этой персоне.

– Джон, – терпеливо поправила Джуно. Она не видела Джея, хлопотавшего в столовой.

– Вот-вот, этот самый. Похвастался мне, что встречался с тобой в пятницу. – Лулу погрозила Джуно пальцем. – А ты мне ничего не рассказала в воскресенье, между прочим!

– Да не о чем рассказывать. И что он тебе наплел?

– Ты же знаешь, я плохо разбираю его акцент. Общий смысл сводится к тому, что он по-прежнему хочет тебя, детка. И, кажется, уверен в том, что скоро получит. Сказал, ты ему многое позволила.

Джуно удивилась. Что Лулу имеет в виду? Да, в минуту слабости она позволила Джону поцеловать себя, но не говорил же он об этом Лулу? Они терпеть не могли друг друга. И что это за странная закономерность в поведении ее подруг и любовников: они и словом не хотят перемолвиться между собой, пока все в порядке, но стоит тебе расстаться с любовником, как они готовы часами болтать друг с другом бог знает о чем.

– Ты трахалась с ним, что ли, в пятницу, не пойму я, детка? – Лулу не ждала ответа, она прикрыла глаза и шевелила губами, повторяя слова песни. – Черт подери, вот это стишки, правда?

– Ты что, собираешься вернуться к Джону? – Одетта перестала подпевать и с тревогой посмотрела на Джуно. – Но я думала, что вы…

Джез внезапно закашлялся и скорчил Одетте столь странную рожу, что она, не договорив, протянула ему бокал вина.

– Ты в порядке? – обеспокоенно спросила Джуно.

– Да, да. Ничего страшного, – Джез перестал кашлять и невольно улыбнулся. – Эта песня… Так переполняет меня эмоциями.

– Можно у тебя свистнуть сигаретку? Мои кончились два дня назад.

Джез протянул ей пачку, но не успела Джуно взять ее, как в проеме арки появился Джей и попросил ее показать, как работает соковыжималка. Джез с Одеттой многозначительно переглянулись. Ничего кругом не замечая, Лулу поднялась и начала вальсировать.

– А разве ты не пользовался ею утром? – недоуменно спросила Джуно, ковыляя вслед за ним на кухню. – Мне показалось, ты принес мне све-жевыжатый сок.

– Рад, что ты заметила, – фыркнул Джей.

– Конечно, я заметила. Bay!

Все столы на кухне были заставлены блюдами, мисками, салатницами и тарелками с едой, которую ее мама с гордостью продемонстрировала бы телезрителям.

– Это просто… невероятно! – Джуно хотела найти другое слово, более подходящее, более точное, но в ее словаре такого не оказалось.

– Ты думаешь, сгодится? – он вытер руки о передник.

– Сгодится? – она рассмеялась и невольно обняла его. – Джей, да ты просто гений! В голове не укладывается, что это все сделал ты один! Невероятно! Я тебе так благодарна.

Он убрал со своих плеч ее руки и держал их за запястья.

– Я просто приготовил немного еды. Я люблю готовить, а у твоих потрясающая техника на кухне.

Джуно устыдилась своего порыва и отвела глаза.

– Да, у мамы все профессионально поставлено. Давай я покажу тебе, как работает соковыжималка.

Но он не отпускал ее рук.

– Я знаю, как она работает.

– О… – Джуно не нашлась, что сказать.

– Мне хотелось тебя поблагодарить, – он еще крепче сжал ее руки. – Я даже не представлял до прошлой ночи, как мне нужно с кем-то поговорить. Смешно, правда? Ты была моим психотерапевтом.

– Что же тут смешного?

– Если бы я сейчас обратился к психотерапевту, то говорил бы с ним о тебе, – он неуверенно улыбнулся.

Его губы были так близко – она потянулась, чтобы поцеловать его. На секунду его губы приоткрылись от неожиданности, потом он резко отстранился.

– Джуно, я хотел тебя кое о чем спросить.

– Джуууно, – раздался с улицы крик.

На крыльце стояла Эльза. Рядом с ней возвышался Эйван – ослепительно стильный в лимонно-желтой кожаной блузе и брюках из кожи пони. За ними стояли Элли с Дунканом.

– Моя мама осталась с Чайной, – радостно сообщила Элли. – Так что мы прибыли вдвоем, чтобы напиться вусмерть и посквернословить всласть.

Дункан поцеловал Джуно в обе щеки и вручил ей большую сумку с вином.

– Ты сегодня такая аппетитная! – он перевел взгляд на Джея. – Здравствуй! Мы, кажется, еще не знакомы. Дункан.

Джуно не переставала удивляться, как мило держится Джей с ее друзьями. Он вел себя ненавязчиво и скромно, даже застенчиво, не пытался произвести впечатление и не выпендривался, как это обычно делал Джон.

Ее банда была настроена оторваться на полную катушку. Джея все с ходу приняли как своего, а это отнюдь не была их обычная реакция на новичка. Они редко кого удостаивали такой безусловной симпатией без малейшей примеси высокомерия.

В течение следующего часа Джуно, ковыляя по гостиной, наполняла бокалы и разносила чипсы. Она прекратила поиски своего бокала и взяла себе другой, но и он таинственным образом исчез. Джей оказывался рядом и брал на себя функции хозяина каждый раз, когда боль в лодыжке усиливалась и ей нужно было присесть на диван. Улыбка на его лице проглядывала все чаще и чаще, как и солнце на небе.

Зазвонил телефон. Триона сообщила, что они задержатся и чтобы начинали без них. Несколько раз звонила Лидия, совершенно обезумевшая. Джуно не понимала, почему они не следуют ее указаниям. Последний звонок превзошел ожидания.

– У нас кончился бензин! – она рыдала в трубку. – Это все проклятый Бруно виноват! Они пошли пешком на поиски бензина, а я осталась караулить его сраную машину. Каждый раз, когда я говорю «налево», Бруно поворачивает направо – просто назло мне. Этот кретин не хочет слушаться твоих инструкций, вместо этого он смотрит в атлас семидесятого года. Он меня загонит в гроб. Черт, телефон разрядился…

Небо совсем расчистилось, дождь ушел за пределы Оксфордшира. Народ вытер столы и скамейки в саду и начал выносить еду. Джей больше не в силах был смотреть на ковыляние Джуно и приказал ей сесть, приподняв ногу кверху. Глядя на его застенчивую обворожительную улыбку, она готова была повалиться на пол, задрав кверху все конечности, как щенок, который хочет, чтобы его приласкали.

– Он просто потрясающий! – шепнула Эльза, проходя мимо Джуно с тарелками в руках. – Не удивительно, что ты спряталась с ним в этом укромном уголке. Вы, конечно же, безумно влюблены друг в друга, да? Все это так романтично, я просто балдею!

Из оранжереи вышли Джез и Лулу.

– Ну ты и фрукт, – говорил Джез, пытаясь найти свободное место на столе для чесночного масла. – Затаилась тут со своим фотожурналистом, и нам ни гу-гу.

– Некрасиво, детка, – пристыдила ее Лулу.

– Послушайте, вы все ошибаетесь, – горячо зашептала Джуно. – Джей приехал только вчера вечером. Он подумал, что Убо заболела, и привез ее ко мне. А я подвернула ногу, и ему пришлось остаться, чтобы ухаживать за мной. Вот и все.

Эльза выглядела разочарованной.

– Но ведь между вами все равно что-то есть, правда? – с надеждой спросила она.

Джуно не успела ответить, потому что из дома высыпали Джей и все остальные с тарелками, которые уже некуда было ставить.

За столом Джуно смотрела в лицо Джею, потому что он сел напротив нее, и вдруг поняла, почему его поведение так изменилось. Просто он освободился от напряжения. Впервые за все время их знакомства она видела его по-настоящему расслабленным. Улыбка освещала его лицо, он вел себя так, словно ничто в мире его не беспокоит.

 

ГЛАВА 33

Гости ели, пили, смеялись, болтали, отгоняли случайных ос, а собаки лежали под столом и лелеяли большие надежды.

– Что-то Джуно застряла в сортире, – Одетта посмотрела на часы. – Все ли с ней в порядке?

– Курит, наверное, тайком, – улыбнулась Элли. – Заметили, она за все время ни разу не закурила? И пьет немного. Наверное, снова ударилась в здоровый образ жизни.

Джуно еще раз взглянула на полоску теста: никаких признаков порозовения. Она поднесла ее к свету: тот же самый результат. Значит, пузо, из-за которого ее платья угрожают разорваться по швам, обязано своим происхождением тем часам, которые она в одиночестве проводит за столом, а не тем, которые она провела в постели вместе с Джеем.

Никогда до этого момента она не понимала смысла выражения: «Он не знал, плакать ему или смеяться». Джина всегда без труда определялась в своих душевных позывах, конечно, предпочитая, по возможности, смеяться, а не плакать. Теперь же вздох облегчения превратился в ее груди во вздох сожаления.

– Ты дура, Джуно. Когда же ты повзрослеешь, – сказала она своему отражению.

Лидия часто ругала Джуно за то, что она живет в мире собственных фантазий и домыслов. Она говорила ей сотни раз, что мужчины не склонны искать во всем скрытый смысл, как это делают женщины. Мужчины воспринимают слова буквально, они искренно верят тому, что ты говоришь им, пока на опыте не убедятся в обратном. Лидия считала, что женщины типа Джуно пытаются интерпретировать, в свою очередь, слова мужчин, словно это некий шифр, вместо того чтобы понимать их как прямую констатацию фактов.

В очередной раз Джуно проиллюстрировала справедливость теории своей подруги. Джуно заявила Джею, что совершила ошибку, переспав с ним, вместо того чтобы честно признаться, что впервые в жизни была счастлива, переспав с ним. А он и поверил, дурак несчастный!

Когда же Джей сам сказал, что это была ошибка, она стала истолковывать его слова в соответствии со своими извращенными представлениями. Она вообразила, будто на самом деле это значит, что он потерял из-за нее голову.

Пора, пора повзрослеть. Ей уже тридцать лет. Она прекращает домысливать реальность и влюбляться. Она будет больше трудиться, строить отношения с мужчинами на принципах открытости и сотрудничества, а Джею наконец предоставит ту товарищескую поддержку, в которой он так нуждается, вместо того чтобы любоваться его глазами, его волосами, его задницей, сгорая от желания.

Скоро, гораздо скорее, чем она ожидала, ей представилась возможность применить свои правила на практике.

Выйдя из ванной, она чуть не споткнулась о Джея, который сидел на лестнице.

«Господи, я еще не готова быть взрослой и открытой, мне нужно сначала выпить и перекурить», – подумала Джуно и сказала:

– Заходи, свободно. Прости, что заставила долго ждать.

– Подожди минутку, Джуно, – он вскочил. – У тебя все в порядке? Ты немного бледновата.

– В полном порядке, – кивнула она, не глядя ему в глаза.

– Это правда?

– Правда, правда.

– Ну и хорошо. Мне нравятся твои друзья – веселый народ.

– Ты им тоже, похоже, понравился.

– Эй, Джуно! – раздался снизу голос Эйвана. – Бери свой аккордеон и присоединяйся к честной компании. Хватит там нежничать вдвоем!

– Прости его, – вздохнула Джуно. – Они все вообразили, что между нами что-то есть. Я пыталась их разубедить, но безуспешно.

– Понятно.

Раздался скрип шин по гравию и приветственный гудок.

– Триона приехала, – сказала Джуно.

– Я думаю, тебе нужно пойти встретить ее, – пожал плечами Джей.

– Да, иду. Я не беременна, – вдруг выпалила Джуно.

Его глаза сверкнули таким гневом, что она отступила.

– Я не верю тебе, – процедил он сквозь зубы. – Ты лжешь.

Он резко повернулся и пошел вниз, бросив на ходу:

– Пойду вынесу еще чесночного масла. Джуно вышла в сад. У нее возникло странное чувство, словно она персонаж, по ошибке попавший в чужую пьесу. Сейчас ей нужен только один партнер – Джей Маллиган. Триона говорила:

– На шоссе все мчатся как сумасшедшие. Я чуть не сбила какого-то чокнутого автостопщика, но, слава богу, обошлось.

Барфли заметил Одетту и толкнул Джуно в бок изо всей мочи:

– Представь меня.

– Одетта, это Барфли. Барфли, это Одетта. Уверяю, ребята, у вас нет ничего общего. Надеюсь, вы не будете скучать.

Джей бросил на Джуно уничижительный взгляд и сделал вид, что поглощен рисовым салатом.

Итак, между ними снова война, с грустью подумала Джуно. Он сумасшедший. Почему же она хочет только одного – долго-долго ехать с ним в машине подальше от галдящих друзей и заняться любовью на заднем сиденье.

Поскольку беременность миновала, Джуно взяла бутылку пива и выпила ее залпом, но не почувствовала ничего, кроме легкой тошноты. Ясно, что за остальными ей сегодня не угнаться. Она стащила у Элли сигарету, не обращая внимания на гневный взгляд Джея.

Припекало все сильнее, народ разделся и старался ухватить как можно больше солнца. Эльза и Элли сидели в бюстгальтерах у стола. Триона, тоненькая, как лезвие, перекрасившая волосы в черный цвет, без платья, в просвечивающем белье из последней коллекции «Фам фаталь» походила на японского мальчика. Мужчины, кроме Джея, избавились от рубашек, а Хорс снял даже кожаные брюки и остался в трусах, в разрезе которых мелькало его мужское достоинство. Одетта все время роняла то вилку, то салфетку и подолгу искала их под столом почему-то рядом с Хорсом.

– Джуно, расслабься, наконец, и скинь к черту платье, – крикнул Эйван.

Джуно вспомнила, что она без трусиков, и решила этого не делать.

– Джуно совершенно права, – Лулу поплотнее закуталась в черное пальто. – Меланома – это вам не шутки, господа.

– Ну, как вы с Джеем, поладили между собой? – зашептала Триона, обращаясь к Джуно.

Джуно прекрасно знала, как заставить Триону переменить тему.

– А ты смотрела «Лондонцев» на этой неделе? Я пропустила пару эпизодов в последней серии.

Слава богу, Триона не пропустила ни одного эпизода за последние двадцать лет и могла говорить о «Лондонцах» часами. Через несколько минут Джуно, Триона и Одетта обсуждали личную жизнь Сандры Фуллер во всех подробностях.

Когда тема была исчерпана, Триона плюхнула себе в тарелку увесистый кусок пирога.

– Нет, ты не представляешь, что за придурки бывают на свете. Я про того автостопщика, которого мы встретили по дороге сюда, – вспоминала она. – У него в руках была табличка с надписью «Белая лошадь». Он бросился нам под колеса. Когда мы затормозили, он размахивал руками, смеялся и говорил, что сбежал, что должен попасть на ланч к большой белой лошади. Полная клиника. Понимаешь, откуда он сбежал, да?

– Как он выглядел? – простонала Джуно, заранее зная ответ.

– Высокий, белокурый. Какой-то взъерошенно-прекрасный, я бы сказала. Кричал, что человечество погибает от равнодушия и эгоизма. Естественно, я не рискнула посадить его в машину. И Барфлику он немножко не понравился.

Джуно подумала, что в таком случае Финлэю повезло: у Барфлика была неискоренимая привычка того, кто ему «немножко не нравился», отправлять в нокаут, а потом уже разбираться в нюансах.

Не отрывая глаз от груди Одетты, Барфлик положил себе кусок миндального торта, залил кетчупом и съел при помощи ножа и вилки. Джуно показалось, что на сарафанчике Одетты расстегнута пара лишних пуговок. Неужели она заигрывает с ним?

Никто, кроме Джуно, не обращал внимания на Джея, который бродил по саду и фотографировал всех подряд. Он заставил Эффи встать на задние лапы и щелкнул ее крупным планом. Джуно подумала: вот, он уже собак фотографирует, а на нее не истратил ни единого кадра.

– Грандиозно, – сказала Триона, вернувшись из туалета и снова принимаясь за еду. Несмотря на хрупкость, она ела, как боксер тяжелого веса. Джуно всегда ей завидовала. – Кстати, а черепаха что делает на кухне? – поинтересовалась Триона.

– Джей привез ее. Он думал, что она заболела. Вот почему он, собственно, здесь и оказался.

– Я же ему сказала, что она не больна, а откладывает яйца, когда он позвонил мне.

– Он звонил тебе насчет Убо?

– Ну да. Вчера днем. Он не мог связаться с тобой, и тогда позвонил мне. Я сказала ему, что для волнения нет причины, что я еду к тебе в субботу на ланч и все расскажу. Он как будто упокоился, мы потом еще поболтали.

– Тогда почему же он привез ее? – Джуно посмотрела на Джея, который на этот раз фотографировал старую яблоню. Отлично, даже деревья кажутся ему более фотогеничными, чем она.

– Думаю, потому же, почему он подстригся, – ответила Триона.

Джуно ужасно хотелось уточнить, что Триона имеет в виду, но та встала из-за стола, потому что затевались танцы и ее позвали.

– Пойдем потанцуем?

– Не могу, у меня нога.

Джей бесшумно двигался среди танцующих, наклонялся, настраивал свет, щелкал, но его, как невидимку, никто не замечал. Джуно впервые осознала степень его мастерства. Ей стало ясно, как ему удавалось фотографировать самых разных людей, будь то снайпер, поджидавший свою жертву, или кинозвезда, отправившаяся за покупками без парика, а они об этом даже не догадывались.

Танец закончился, и все стали уговаривать Джуно сыграть на аккордеоне.

Она пошла в дом, нашла подходящий инструмент в отцовской коллекции и возле кухни встретила Джея, который относил грязную посуду. «Веди себя нормально, – напомнила она себе, – ты ведь взрослая, зрелая, доброжелательная личность».

– Брось это, не возись. Я сама потом уберу, – сказала она.

– Прости, – сказал Джей.

– За что?

– Можно один вопрос? Это был Джон? В прошлую пятницу?

Надежда зашевелилась в сердце у Джуно. Он интересуется Джоном. Значит, есть шанс – пусть малюсенький, – что он ревнует. Опасный момент. Надо вести себя разумно. По-дружески. Но дать ему понять, что Джон больше не является частью ее жизни.

– Мы встретились в баре, – она хотела добавить: «Я пришла только потому, что думала – это ты меня пригласил», но не стала. – Немного выпили, поговорили и разошлись. Такое бывает сплошь и рядом между людьми.

– Мне не надо было рассказывать тебе всю эту чепуху прошлой ночью.

– Тогда почему же ты рассказал?

– Я подумал, может быть… Впрочем, нет… Из-за окна раздавались призывные крики:

«Джуууно!» Джуно не обращала внимания.

– Джуно, – наконец он нашел слова. – Ты такая щедрая. Ты никому не можешь сказать «нет». Ты готова с людьми делиться всем: деньгами, временем, сердцем, сигаретами. Ты вправе ждать того же от людей.

Крики усилились.

– Слышишь, как они тебя зовут – они тебя любят. Ты нужна им. Посмотри на своих родителей – вы так привязаны друг к другу. У меня никогда не было ничего подобного. Я даже такси ни разу в жизни ни с кем не разделил. Ты открыта и бесстрашна, а я осмотрителен, как черт.

Джуно переваривала новую информацию.

– Так почему же ты рассказал мне?

– Мне хотелось чем-нибудь поделиться с тобой, – он посмотрел вверх. – Вообще-то мой принцип – все или ничего. Я вообразил себе, вдруг это будет моя жизнь.

Сердце Джуно замерло, а потом заработало, как турбина.

– Дурацкая идея, правда? – он грустно улыбнулся. – Путаюсь у тебя под ногами. Мешаю жить. Наверное, ты еще больше ненавидишь меня теперь.

– Ненавижу тебя? – она ужаснулась. – Да с чего ты взял?

Он сказал, что хотел бы разделить с ней жизнь, или ей послышалось?

– Ты игнорировала меня с того самого дня, когда я наорал на тебя из-за собачьей еды.

– Я не игнорировала тебя! – возразила она.

– Ну, хорошо, ты не всегда игнорировала. Иногда ты ссорилась со мной.

Как он ее охарактеризовал? Бесстрашная? Ну что ж, бесстрашная так бесстрашная.

– Ну да, я игнорировала тебя. Настолько, что даже проигнорировала твое требование не влюбляться в тебя.

Она даже вздрогнула от собственной смелости. Вот это заявление! Прозрачное, как нижнее белье Трионы.

– Что? – он с подозрением взглянул на нее.

Кажется, Джуно опять сделала ложный шаг. Зашла слишком далеко. Фактически она только что призналась Джею в любви. А он, наверное, под словами «поделиться своей жизнью» разумел просто-напросто «поделиться историей своей жизни».

Невесть откуда взялся голый Хорс, сорвал листик с чайного деревца и прикрылся им. Свободной рукой он схватил Джуно и потащил за собой:

– Ну можно ли быть такой домоседкой! Меня послали за тобой! Чур, я на барабане!

Она успела бросить Джею на ходу, не надеясь, впрочем, что он откликнется на ее призыв:

– Выходи, немного попоем!

Как только Джуно коснулась клавишей аккордеона, нервы начали успокаиваться. Хором они прохрипели, провизжали, проорали и простучали хиты восьмидесятых.

Эльза с Элли сняли лифчики и легли на траву.

– Я уже и забыла, как хорошо Джуно поет, – вздохнула Эльза. – В колледже она часто это делала.

– Ей нужно больше петь на своих выступлениях, – Элли слушала дуэт Джуно и Джеза. – Сейчас она использует аккордеон, в основном, для подстраховки.

После этого начался концерт по заявкам. У Джуно был большой репертуар. Она начала сочинять еще в ранней юности, и часто, приезжая домой, засиживалась допоздна, пытаясь положенным на музыку юмором залечить душевную рану. Много было песен по случаю, шуточных песен про друзей и знакомых. У каждого из его гостей была своя любимая, и Джуно пела, в душе радуясь, что Джей не последовал ее приглашению и остался в доме.

– Теперь моя очередь! Давай, мою любимую, – потребовала Одетта.

Джей вышел из дома, не замеченный Джуно, с большим кофейником в руках. Он поставил его на стол и стал слушать. Сначала ему показалось, что это баллада о любви, такой нежной была мелодия, потом он разобрал слова, и волосы встали дыбом у него на голове.

Закончив петь, Джуно оглянулась и увидела спину Джея, который быстро шел от стола к дому.

– О, черт подери! – только и могла она сказать. В песне шла речь об одной легкомысленной мамаше, которая по рассеянности забыла свою дочку в троллейбусе, и та выросла тарзаном в юбке и промышляла разбоем в супермаркетах. Это был плод дурацкой фантазии, которая пришла ей в голову еще в университете. Конечно, Джей подумал, что она решила поиздеваться над ним.

Она бросилась в дом, но Джей исчез.

– Джу! – раздался голос за спиной у Джуно.

– Лидия!

Последовали радостные объятия и поцелуи. Оказавшись рядом с подругой, Джуно почувствовала, что должна рассказать ей про Джея, облегчить душу. И слезы уже готовы были брызнуть из глаз! Как Лидия вовремя появилась – словно почувствовала, что ей нужна поддержка.

– Я ненавижу его! – прошипела Лидия и сама разразилась громкими рыданиями. – Я не хочу, чтобы он оставался на ланч. Прогони его!

– Кого? – Джуно проглотила не успевшие пролиться слезы.

– Бруно! Кого же еще? – подруга драматически закатила голубые глаза. – Я не возражаю, если Вилл останется, пусть его, ради бога, но Бруно ты должна прогнать. Пусть убирается. Скажи ему, что ты не желаешь его видеть, ну пожалуйста, Джууу… Я не могу находиться в одном помещении с ним!

Джуно смеялась, всхлипывала, шмыгала носом и снова смеялась.

– О, Джууу… Ты такая хорошая. Ты плачешь из-за меня, – Лидия снова обняла ее. – Ты меня так любишь. Я тоже тебя люблю. Я знала, что ты меня поймешь. Ты всегда на моей стороне.

– Где он? – Джуно не была уверена, что справится с поставленной задачей – прогнать Бруно без всякой причины. Она ненавидела конфликты.

– Да в машине сидит, где ж ему быть? Я запретила ему выходить.

На Лидии были плетеные сандалии на высоченных, тонких, словно иголки, каблуках, маечка и коротенькие брючки в обтяжку – все алого цвета. Другая на ее месте выглядела бы вульгарно, но на Лидии этот прикид смотрелся словно экспериментальная разработка дома Шанель: безумно смело, но безупречно стильно.

– А где его приятель? – Джуно вспомнила, что Лидия собиралась привезти кого-то еще.

– Вилл, что ли?

– Вы меня звали? – раздался жизнерадостный голос с эссекским акцентом, и появился Вилл Пиджен собственной персоной. – Так вот, значит, к кому мы приехали! Та самая Джуно, с которой я познакомился у Джея. А Джей пошел гулять с собаками, я его встретил с целой сворой. Вот уж не знал, что он так любит животных.

 

ГЛАВА 34

Джей сидел на вершине Лошадиного холма и смотрел на Оксфордшир. Зазвонил мобильный телефон. У него мелькнула надежда: вдруг это Джуно решила извиниться, но ей, конечно, это и в голову не могло прийти. Она полностью поглощена своими друзьями и думать о нем забыла.

– Да? Эйб? Привет! Есть новости?

Несколько туристов, гулявших неподалеку, с удивлением смотрели на молодого человека, который неожиданно вскочил и закричал в трубку:

– Не может быть! Ты разыгрываешь меня? Это точно? Боже мой!

Бруно осторожно переступил порог дома. Обойдя пустые комнаты, он вышел в сад и наткнулся на компанию хорошо набравшихся гуляк: полуобнаженные парочки танцевали под музыку восьмидесятых. А неподалеку девушка в огромном черном пальто играла в крокет с абсолютно голым мужчиной.

Бруно стоял в растерянности. Наконец он увидел Лидию: под яблоней в дальнем конце сада она разговаривала со своей подругой, которая была чем-то расстроена. Джуно специально увела Лидию в этот уголок: отсюда можно было видеть дорогу, по которой ушел Джей.

– Я просто глазам своим не верю, – прошипела Лидия и прищурилась, заметив Бруно, который стоял возле стола и смотрел на нее. – Как он посмел выйти из машины! Ну и наглость у этого парня.

– Просто не обращай не него внимания, – посоветовала Джуно в надежде, что Лидия не потребует его прогонять. Вид у него был такой несчастный, что Джуно стало жалко его.

Вилл, который болтал с Джезом, хотел познакомить с ним Бруно, но тот резко отвернулся и решительно направился к Лидии.

– Скажи ему, что я не хочу разговаривать с ним, – Лидия вытолкнула Джуно вперед с такой силой, что та практически упала на Бруно.

– Прости, но она не хочет разговаривать с тобой, – как можно более ледяным тоном произнесла Джуно.

– И не смей просить у него прощения! – прошипела Лидия.

– Не понимаю, что я сделал неправильно? – умоляюще сказал Бруно.

– Пошел вон! – раздельно проговорила Лидия. Бруно беспомощно смотрел то на Лидию, то на Джуно, большие карие глаза были грустными, как у брошенного щенка.

Джуно почувствовала, что ее лицо принимает виноватое выражение. Она знала, что ничего неправильного он не сделал. Лидия просто устала от него: от его положительности и неуверенности. Эта ситуация многократно повторялась – порочный круг, который создала сама Лидия. Как ребенок, который находит цветную веревочку и, смеясь, обматывает ее вокруг шеи, а потом приходит в ужас, когда начинает задыхаться.

– Я прошу у тебя прощения за то, что перестал слушаться твоих указаний по дороге сюда, – мягкий голос Бруно дрожал. – Но ты же помнишь, фермер не очень обрадовался, когда мы на пастбище врезались в его стадо…

– Это был объезд! Так посоветовала Джуно, чтобы сократить путь! – рявкнула Лидия.

– Я знаю, я знаю, дорогая, не волнуйся! Я просто подумал…

– Какой еще объезд? – вмешалась Джуно. Через пастбище она уж точно не советовала ехать.

Бруно не обращал на нее никакого внимания.

– И потом, на военной базе был большой переполох, когда мы въехали туда. Я даже испугался, что нас арестуют.

– На военной базе? – Джуно обомлела. Куда ж это их занесло?

– Вот видишь! Вот видишь! Опять ты за свое! – огрызнулась Лидия. – Ты только и делаешь, что критикуешь, критикуешь, критикуешь меня. Убирайся к черту, надоело!

– Но Лидия, детка, – умоляюще бормотал он. – Я тебя обожаю. Я совсем тебя не критикую. Во всем виновата Джуно. Она неправильно нам объяснила дорогу, поэтому мы и заблудились. Ты тут ни при чем. Это все из-за Джуно.

– Минуточку, минуточку! – промычала Джуно.

– Катись к черту, Бруно, – повторила Лидия. – Мне нужно поговорить с подругой.

– Вот именно, катись к черту, – присоединилась Джуно.

Он заковылял прочь, к Виллу, который успел уже со всеми перезнакомиться. Джуно увидела, как из дома вышла Триона и, узнав Вилла, с радостным возгласом обняла его.

Вилл принес бутылку шампанского, которую все одобрительно приветствовали, так как запасы спиртного подходили к концу. Он наполнял бокалы, вел себя как хозяин и был сама любезность. Бедняга Бруно опустился на траву с безнадежным видом.

– Нет, ты видела, а? – возмущалась Лидия. – Этот проныра Вилл уговорил его остаться. Я только сегодня познакомилась с этим типом, но не верю ему ни на грамм. К тому же он жуткий бабник. Он сел за мной и всю дорогу гладил меня по шее, когда Бруно не видел.

Лидия сбросила сандалии, уселась поудобнее и начала перечислять непростительные грехи Бруно: его опоздания, бесхарактерность, его пещерные собственнические замашки, его неприспособленность и нерешительность. Все это Джуно уже не раз слышала. Она часто удивлялась странному вкусу подруги при выборе мужчин: именно те их качества, которые поначалу ее привлекали, через неделю начинали раздражать.

– Он вообще недоделанный, – кипятилась Лидия, заливая в себя изрядные порции Пинот Гриджио прямо из горлышка. – Ему всего не хватает: не хватает роста, не хватает характера, не хватает денег. Его отец баснословно богат, но он, видите ли, считает недостойным жить на его средства и занимается паршивой работенкой в этой жалкой фирмочке, которая печатает открытки. Ну не идиот ли?

Джуно кивнула и только потом осознала свой промах. Если вдуматься, слова Лидии можно с таким же успехом отнести и к самой Джуно.

Она пыталась слушать, но это ей удавалось все хуже и хуже. Во-первых, ее всерьез стало волновать отсутствие Джея. Во-вторых, Триона уединилась с Виллом Пидженом на скамейке и о чем-то секретничала.

– И вообще, он такой инфантильный, незрелый, – продолжала Лидия ругать Бруно. – Все время разглагольствует о политике, о разных проблемах, как студент-первокурсник. А потом дуется, если я скал су ему, что мне по барабану права рабочих банановых республик. Он меня ужасно бесит. Я теперь тебя прекрасно понимаю, каково тебе с Джеем. Я тоже не могу находиться с ним в одной комнате.

– С Джеем? – Джуно больше всего на свете хотела бы сейчас оказаться с ним в одной комнате, спрятаться ото всех и сказать ему, как ей стыдно за свой поступок.

– Да нет же, с Бруно. Я провожу аналогию. Бруно так же действует мне на нервы, как Джей тебе. Я хочу поскорее вычеркнуть его из своей жизни. Мне так жаль тебя: тебе приходится жить под одной крышей с человеком, которого ты терпеть не можешь. Не удивительно, что ты сбежала в Оксфордшир. Слава богу, что я не живу вместе с Бруно…

Джуно вдруг вспомнила о Финлэе. Где же он запропастился? Уже не один час прошел с тех пор, как Триона встретила его на шоссе М34. Он бы гораздо лучше Джуно сумел утешить Лидию. Он – подлинный рыцарь своей прекрасной дамы, который готовится к подвигу ее спасения из лап дракона со множеством голов: секс, эгоизм, безделье. Джуно опять прислушалась к тирадам Лидии.

– …я так много работала на этой неделе. А он совершенно не понимает, как я устаю. На работе лихорадка, большие перемены, идет реорганизация и все такое. Не удивительно, что вы с Джоном расстались: работа требует столько сил, она поглощает человека целиком. Ты просто не можешь думать ни о чем другом. Я в восторге от нее. У меня просто не остается сил для секса.

Джуно потерла лоб, силясь сообразить, что к чему. Неужели Лидия говорит о своей работе в «Иммедиа» – об этой мерзкой работе в «Иммедиа»?

– Я не ослышалась, ты в восторге от работы? Лидия смутилась и ушла от ответа.

– Да, я согласна с тобой. Ты совершенно права. Секс играет большую роль в нашей жизни. Нельзя жить только работой, – она икнула. – Но просто мне было немножко не до секса на этой неделе. Так много работы, и по вечерам тоже, особенно после того, как я приняла это предложение… – Лидия осеклась, отхлебнула вина и виновато посмотрела на Джуно.

– Какое предложение ты приняла?

Вид у Лидии вдруг стал чрезвычайно хитрым.

– Мне надо пи-пи. Сейчас вернусь, – и она побежала к дому, даже не надев свои плетеные сандалии.

Джуно тоже поднялась со скамейки и переместилась поближе к Трионе и Виллу. Тот заметил ее:

– А, это ты, моя радость! Как тесен мир!

– Еще бы, – кивнула Джуно. – Так вы знакомы друг с другом?

– Тыщу лет! – Триона потрепала Вилла за ухо. – Он снабжает моего бывшего муженька пропусками на закрытые мероприятия, а тот потом хвастается передо мной.

– Грех тебе жаловаться, Три! Вспомни-ка, что ты получила в обмен на часики! – и тут он взглянул на Джуно, и глаза его расширились. – Господи, ты ведь тоже меня просила, сладенькая! Я еще так удивился – как ты сумела об этом разузнать. Триона тебе, наверное, сказала, да? – Вилл погрозил Трионе пальцем. – Я ж тебе велел: никому ни слова, ни намека.

– Ничего я ей не говорила! – Триона восхищенно посмотрела на Джуно. – Ну ты даешь! Значит, ты тоже фанатка? Я не думала, что у тебя так далеко зашло! Слушай, Вилл, ты должен ей помочь.

Вилл не успел ответить, потому что зазвонил один из его мобильных телефонов.

Лидия босиком прошла на кухню. Она постояла немного, разглядывая фотографии на стене. На них были изображены несколько поколений невысоких пухленьких женщин и высоких худых мужчин.

Лидия обожала этот дом и людей, которые создали его. Он являлся частью ее собственной семьи. Она приезжала сюда в течение многих лет с тех пор, как познакомилась с Джуно. Невозможно было, общаясь с Джуно более трех дней, не познакомиться с ее родителями. Лидия виновато закусила губу.

Она ужасно трусила сегодня и даже не хотела ехать, изобретая разные предлоги, но Бруно настоял. Он считал, что она обязана сама все сказать Джуно, не дожидаясь, когда та придет в понедельник на работу и там все узнает.

Однако сделать это оказалось гораздо труднее, чем предполагала Лидия. Всю дорогу она психовала в машине, боясь, что не сможет признаться Джуно, а если сможет, то та не сможет ее простить.

Она все время давала Бруно неправильные указания, куда ехать, чтобы оттянуть встречу с Джуно. Конечно, она понимала, что рано или поздно они приедут. И тогда она решила порвать с Бруно: благодаря этому маневру удалось бы отвлечь Джуно, вот только надолго ли? Джуно, похоже, уже о чем-то догадывалась. Она пребывала в рассеянном, мрачном настроении, которое еще больше нервировало Лидию. Даже наверняка Джуно уже знала о неблаговидном поступке Лидии и сейчас просто хотела ее дожать, вынудить у нее признание.

О разрыве с Бруно она также сожалела. На самом деле он был славный малый, разве что немного занудный. Лидия понимала, что, конечно, рано или поздно с ним расстанется, но особой срочности в этом не было, и она не планировала это делать сегодня. Тем более что на следующий четверг он достал два билета на новую пьесу Патрика Марбера, и замены ему у Лидии пока не было. Она никогда не расставалась с любовником, не подыскав нового. Короче говоря, Бруно был сгоряча принесен в жертву.

В эту минуту хлопнула входная дверь. Она резко обернулась и увидела Джея.

– А, Линда, привет, – сказал он рассеянно, отстегивая собак с поводков.

Лидия простила ему, что он перепутал ее имя. Она обожала, когда скромные мужчины начинали волноваться в ее присутствии.

– Bay! Мне нравится твоя стрижка, – ей нравилась не только стрижка: она заново оценила его атлетическую и гибкую фигуру.

– Да? – он разогнулся. – А теперь, если не возражаешь, я хотел бы перед отъездом поговорить с Джуно.

– Погоди минутку! – она схватила его за руку, когда он хотел пройти мимо. – Ты собираешься обратно в Лондон?

Он кивнул, глядя в сад.

– Захватишь меня?

– Что? – он ее не слушал.

– Мне нужно в Лондон. Чем скорее, тем лучше. Если честно, то срочно.

– Ладно. Но сначала я должен поговорить с Джуно.

– Не думаю, что это хорошая идея, – Лидии не терпелось уехать поскорее и подальше от всех живых укоров, не попадаясь им на глаза.

– Что в ней плохого?

Что плохого? Что плохого? Лидия отчаянно шевелила мозгами.

– Потому что она у себя. В спальне. Заболела.

– Заболела? – он встревожился.

Лидия испуганно посмотрела в сторону сада. Их могут заметить. Надо его срочно уводить. Или стащить ключи от его машины и уехать самой. Ну, это на самый крайний случай. Она оглянулась в поисках ключей, но их не было на виду.

– Я должен зайти к ней, – и Джей направился к лестнице.

– Нет! Ни в коем случае! – Лидия опять схватила его за руку. – Я думаю, ей лучше побыть одной. Это такое… женское недомогание, – она надеялась, что это отобьет у него охоту поговорить с Джуно. Большинство мужчин терпеть не могут так называемых «женских» недомоганий. Она часто проверяла это на себе.

Джей пробормотал, обращаясь скорее к себе, чем к ней:

– Но ведь она сказала мне, что… Или она обманула…

– Она сущий дьявол, когда у нее болит живот, – Лидия начала теснить Джея к двери. – Никогда не забуду тот день, когда она вышла на работу после этого собачьего чилли.

– Значит, это был все-таки Джон. В прошлую пятницу, – Джей не слушал ее.

– Ну конечно, Джон! – радостно подхватила Лидия. Они были уже возле двери. – Ты совершенно прав.

– В таком случае, я напрасно тут теряю время, – он вырвал свою руку и забрал компьютер и аппаратуру. – Поехали.

– Ура! – она открыла дверь.

Он обратил внимание на ее босые ноги и удивился.

– Но ты же без туфель.

– Я лучше надену вот это, – и Лидия сунула ноги в заляпанные галоши Говарда Гленна, стоявшие на крыльце.

– Оригинальный выбор, – Джей вздохнул и бросил последний взгляд наверх.

– Хватит болтать, Вилл, – тормошила его Триона. – Ты должен помочь Джуно. Она тоже фанатка.

О господи, о какой загадочной штуке мы тут толкуем? Новомодный наркотик? Но я уже даже пить не в силах, сейчас кончусь, думала Джуно. Триона – просто верблюд, хлещет ведрами, а экстази жует пачками.

– Боюсь, что я не могу себе это позволить, – Джуно отступила назад.

– Я заплачу за тебя, – предложила Триона. – Считай, что это запоздавший подарок на день рождения. Мне кажется, комплект белья тебе не очень понравился.

– Нет, понравился, понравился! – запротестовала Джуно. – Мне не нужен другой подарок. К тому же, тебе самой пришлось отдать за это часы Шона. Я не могу вводить тебя в дополнительный расход.

– Да это был просто глупый жест с моей стороны. Ты же знаешь, как Шон издевается над моим пристрастием. Как раз в тот вечер, когда он улетел в Штаты, позвонил Вилл. Я заметила в ванной часы Шона и решила отомстить ему. Ты же знаешь, как я скучаю без этого крокодила. Ну, и отдала его часы Виллу в обмен. Я как раз хотела их выкупить обратно, когда ты подошла. Так что я плачу за тебя, и баста.

Вилл смущенно кашлянул.

– Дело в том, моя радость, что я не смогу тебе ничем помочь. Ты не представляешь, какая это редкость – как золотой песок, как звездная пыль. Только для семьи и друзей. У меня и была-то всего парочка. Так что уж прости. Виноват.

– О, я понимаю, – кивнула Джуно с видом глубоко разочарованной фанатки. – Я все понимаю.

– Не переживай, – сочувственно вздохнула Триона. – Посмотришь по телеку. А я тебе потом расскажу все-все, что не попало на экран.

– Расскажешь? – с сомнением переспросила Джуно.

– Господи, ну конечно! Все до последней мелочи! Даже не верится, что они будут записывать в студии «Лондонцев», на той же съемочной площадке! Мне кажется, я сойду с ума, когда окажусь там.

И Джуно все стало ясно.

– Белль Винтер? «Жизнь перед глазами»? – дошло до нее наконец.

От счастливого предвкушения Триона даже глаза закрыла.

– Не могу дождаться среды!

К Джуно подбежал Одноглазый. Собаки вернулись! Значит, и Джей тоже.

Она рванулась к дому и чуть не сбила с ног Джеза.

– У меня плохие новости, – шепнул он ей на ухо. – Я пошел взять из машины сигареты и видел, как твой американский друг уехал.

– Джей уехал? – Джуно стало трудно дышать.

– С ним была спутница. В больших галошах. Под яблоней валялись красные плетеные сандалии Лидии.

– О господи, неужели Лидия? Не может быть! – Джуно застонала. Как Лидия могла?

– Поблизости не так много высоких сексапильных блондинок, – пожал плечами Джез и обнял Джуно.

Потребовалась уйма времени, чтобы организовать отъезд: привести в чувство тех, кому предстояло сесть за руль, и найти хозяев раскиданной повсюду одежды.

Вилл Пиджен, болтая по одному из своих телефонов («Помнится, ты просил пару билетов на пьесу Марбера. Ты свободен в четверг? Кажется, я смогу тебе помочь»), как следует обнял Джуно на прощание. У нее даже не было сил сопротивляться. Подошел Бруно извиниться за устроенную сцену.

Парочки – пребывая в состоянии беззаботного пьяного блаженства – с благодарностью целовали Джуно перед отъездом. Все полагали, что Джей находится по-прежнему где-то рядом, придерживаясь избранной линии поведения: не мозолить глаза.

– Мне понравился твой новый друг, – Элли крепко обняла Джуно. – Попрощайся с ним от нашего имени.

В машине Джез обнаружил, что к ним присоединился еще один пассажир: Барфли с Одеттой теперь уже целовались и обнимались совершенно открыто.

– Когда она будет трезва, она пожалеет о том, что была так пьяна. Впрочем, когда я бываю трезва, я жалею о том, что была так трезва, – Лулу слегка шлепнула Джуно по руке и понизила голос. – Джез мне все рассказал. Мне очень жаль, что так получилось. Ну когда ты, наконец, научишься действовать в нужном направлении?

Джуно почувствовала, что вот-вот расплачется, и стала думать о Европейском валютном союзе. Это помогло. Оцепенев, она механически обняла Триону и Хорса, даже не заметив, что последний совершенно голый, и помахала всем вслед.

Пребывая в том же оцепенении, она хотела заняться уборкой, но кавардак был страшный и она не знала, с чего начать. Она просто перекладывала посуду с одного места на другое и, разбив три тарелки, сдалась.

Она подошла к телефону и стала набирать поочередно номер мобильного телефона Лидии и номер телефона в Белсайз-парке. Ни тот, ни другой не отвечали, а она все набирала и набирала.

Около восьми послышался шорох автомобильных шин по гравию, и Джуно выскочила из дома посмотреть, кто это.

Но это вернулась из Шотландии мама с Базом, ее водителем. За ними по дорожке шел кто-то третий.

– Котенок! – Джуди заключила дочь в свои уютные объятия, в которых та сейчас так нуждалась. – А мы тут кое-кого привезли! Подобрали его на обочине. Я подумала, что это кто-то из твоих.

Из-за ее спины выдвинулась высокая худая фигура.

– Прости, Джуно, я немного опоздал, – застенчиво сказал Финлэй. – Проблемы с транспортом, понимаешь.

И тут Джуно разразилась наконец слезами.

– О, Финлэй! Какой ужас – похоже, Лидия уехала вместе с Джеем.

– Ну что ж, золотко, я не исключал такого развития событий, – вздохнул Финлэй.

– Насколько я понимаю, речь идет о нашей дорогой Лидии и об этом славном мальчике Джее? – Джуди положила свои теплые руки каждому из них на плечо. – И в кого из них кто из вас влюблен?

Джуно с Финлэем переглянулись.

– Вот что, ребятки. Если бы Говард был здесь, он бы сказал вам много толковых вещей о душе и о любви. А я могу вам предложить только чашку чая и бесполезный материнский совет.

Вернувшись в Лондон в воскресенье вечером, Джуно нашла на камине записку от Джея, а на автоответчике – слезное сообщение от Лидии.

Финлэй приехал вместе с Джуно, помог затащить аквариум с Убо.

Лидия говорила на фоне сильного дорожного шума:

– Прости, что я так уехала. О, Джу, я люблю тебя, но я сделала нечто ужасное. Ты, наверное, меня никогда не простишь. Наверное, я клептоманка. Я у тебя кое-что украла. Но ты сама говорила, что ты терпеть это не можешь. Я думала даже, что оказываю тебе услугу. Но теперь я в этом не уверена. Я люблю тебя. Или я это уже говорила? Мне так плохо, поверь. О, мы въезжаем под мост…

Сообщение было отправлено меньше, чем через час после отъезда Лидии с Джеем.

Вслед за Финлэем Джуно прочитала записку Джея:

«Она просит меня приехать к ней. Я еду навстречу своему будущему. Надеюсь, у тебя тоже все сложится. Прости, что попался на пути. Удачи. Дж.».

Финлэй через плечо Джуно заглянул в записку:

– Не очень-то он высокого мнения о себе. Смотри, почерк мелкий, заглавная буква в подписи низкая. Это означает неуверенность в себе. Наша дорогая Лидия скушает его на завтрак и не поперхнется.

Но Джуно уже не слушала его: она была в спальне Шона.

Все веши Джея исчезли. Не осталось вообще никаких признаков его пребывания. Комната была такой же стерильной и необитаемой, как накануне его приезда. Джуно рухнула на кровать. От простыней исходил запах «Персила».

 

ГЛАВА 35

Шеф позвал Джуно в свой кабинет сразу же, как только в понедельник утром она приехала в «Иммедиа».

– Надеюсь, неплохо провели время? – спросил он.

Она растерянно отодвинулась чуть в сторону, чтобы вешалка для шляп не загораживала пустовавший стол Лидии, который был виден через стеклянную перегородку.

– Спасибо, – мрачно пробормотала она. Шеф выдержал паузу, прежде чем начать свою речь, которую он репетировал перед зеркалом все выходные.

– Мы в «Иммедиа» очень ценим вас, Джуно. Мы не хотим вас лишиться, – он вкрадчиво улыбнулся и погладил свой галстук. – Но мы полагаем, наступило время кое-каких перемен. В отделе рекламы освободилась вакансия – Финлэй уволился в конце недели. Вам, конечно, потребуется пройти обучение, но я бы рекомендовал вам попробовать себя на этом поприще.

– Продавать места под рекламные объявления? – Джуно крепко ухватилась за вешалку для шляп.

– В свете новых рекомендаций мы реорганизуем редакционный отдел. Нам кажется, что продажа – ваша стихия, учитывая ваш темперамент. Я думаю, вы согласитесь, что ваша колонка несколько выдохлась в последнее время. На нее следует взглянуть свежими глазами. Большими голубыми глазами, – мечтательно вздохнул он, потом спохватился и крайне неубедительно соврал:

– Это решение Совета директоров. Я не мог ничего изменить.

– И кто же будет вести колонку с советами?

– Как я уже сказал, это не мое решение… Лидия.

– Лидия? – переспросила Джуно и посмотрела на ее пустой стол. Всем в редакционном отделе было известно, что кроме компьютерных игр Лидия никогда ничем не занималась за этим столом.

– Да. Лидия, – шеф облизнул пересохшие губы. Ему не нравился интерес Джуно к вешалке для шляп. – Она произвела на нас большое впечатление на прошлой неделе. Исключительное впечатление. Ее успехи были отмечены на самом высоком уровне. Уверяю вас, ей нелегко было принять это решение. Мне пришлось ее долго убеждать, – шеф с удовольствием вспомнил тот обеденный перерыв.

– Неужели?

– Она чувствовала себя немножко виноватой из-за того, что фактически украла вашу работу у вас из-под носа.

Джуно открыла рот. Потом закрыла. Потом, к большому удивлению шефа, начала хохотать.

– Ах вот, оказывается, из-за какой кражи так переживала Лидия. Речь шла о моей работе. Я думаю, она прекрасно справится с ней. Она ведь такой специалист.

– Да, конечно, – шеф был очень доволен тем, что так ловко уладил дело. – Сейчас она в Тотнесе на трехдневном семинаре по психосексуальному консультированию. Она намерена разрушить существующий стереотип этой рубрики и превратить ее в подробный анализ конкретных случаев или проблем – например, начать с импотенции.

– Не сомневаюсь, тираж ваших журналов резко возрастет.

– Ха, ха! – шеф игриво улыбнулся. – Вы очень остроумны. Так я хотел бы знать, согласны вы использовать вашу светлую головку в сфере продаж? Зарплата там, конечно, несколько пониже, но, думаю, вы с вашим талантом быстро компенсируете эту потерю за счет комиссионных. Джуно, поставьте вешалку, будьте хорошей девочкой! Джуно!

Ума выглянула из-за своего монитора, так как в противоположном конце офиса раздались отчаянные крики и звон разбитого стекла. Персонал «Иммедиа» в полном молчании смотрел, как Джуно шагает к лифту.

– Джуно, детка, что ты натворила? – Ума преградила ей путь.

– Хотела попасть в стеклянный потолок, но промазала. Ухожу на сцену. Давно пора было это сделать.

Ума посмотрела на ее возбужденное лицо, горящие глаза и розовые щеки. Джуно не походила на человека, который огорчен потерей работы.

– О, детка, я всегда верила в тебя. Я знала, что ты добьешься успеха, – Ума крепко обняла ее. – Ты напрасно теряла время в этом болоте. Но я буду скучать по тебе. Забегай иногда, похрустим печеньем.

Известие о драматическом увольнении Джуно уже достигло Мела к тому моменту, когда Джуно выходила из лифта. Он смотрел на нее влюбленными глазами:

– Терпеть не могу этого придурка. Надо было зафутболить вешалку повыше. Не забывай нас. – Его губы дрожали, когда он глядел ей вслед.

Ее щиколотка отекла и посинела, но она не замечала боли, спускаясь по ступеням метро. Не думала она и о том, что осталась без работы и без средств к существованию. Все ее мысли занимал Джей. Где бы он сейчас ни был, какое-то чувство подсказывало ей, что не в Тотнесе. И на сердце чуть-чуть полегчало.

Когда она вернулась домой, автоответчик был полон: друзья благодарили за субботний ланч, мама хотела удостовериться, что она в порядке, сотрудники «Иммедиа» поздравляли с освобождением из-под ига. Джуно быстро пробежала сообщения в надежде, что среди них окажется сообщение от Джея.

Но он не звонил. Если бы она знала номер его мобильного телефона… В свое время не удосужилась спросить.

Она еще раз позвонила Лидии на мобильный, но он был выключен. Наверное, Лидия сделала это специально, полагая, что Джуно встала на тропу войны. Господи, да она готова простить Лидии что угодно, лишь бы только Джей был не с ней.

Джуно еще раз перечитала записку Джея. «Она просит меня приехать к ней». Кто? Лидия? Если не Лидия, то кто? Или все-таки Лидия? О, господи. С ума бы не сойти.

Вечером позвонил Финлэй из клиники:

– Что слышно, золотко?

Джуно рассказала ему об инциденте в «Иммедиа», о том, что Лидия уехала в Тотнес на семинар по импотенции.

– Где это – Тотнес?

– В Девоншире, по-моему. В клинике очень рассердились, что ты удрал в субботу?

– Нет, напротив. Они рассматривают мое бегство как позитивный феномен, связанный с моим личностным ростом. Это, так сказать, символическая манифестация моего стремления освободиться от старых моделей поведения или что-то вроде. Они так поражены резким скачком кривой моего личностного роста, что даже переводят меня на облегченный режим: десять часов душеспасительной болтовни в неделю плюс вонючий чай. Завтра они меня отпускают. Калам приедет за мной.

– Что ты собираешься предпринять с Лидией?

– А что я могу предпринять, пока они не вернутся в Лондон? – вздохнул Финлэй. – Не можем же мы брать штурмом Тотнес, словно разгневанные родители, правда, солнышко?

– Так ты считаешь, что Джей с ней? – воздушный шарик надежды лопнул.

– А ты так не считаешь? Представь себе. Машина. Окно открыто. Ветерок раздувает ее чудные волосы. Она обращает огромные голубые глаза к Джею и, приоткрыв дивные губы, спрашивает, бывал ли он когда-нибудь в Тотнесе. Неужели ты думаешь, что хоть один нормальный гетеросексуальный мужчина устоит?

– Как ты можешь так беззаботно говорить об этом?

Помолчав, он вздохнул и ответил далеко не беззаботным голосом:

– До среды, пока Лидия не вернется, мы все равно бессильны. Зачем же терзать себя понапрасну?

Черная среда. Где будет Джей находиться в среду вечером, она точно знает. Беда в том, что сама она там находиться не сможет. Павильон «Лондонцев» охраняется, как тюрьма для особо опасных преступников.

– Не знаю, доживу ли я до среды, – простонала она.

Финлэй стал охотно давать ей советы, которые вызвали у нее лишь раздражение.

– Займи чем-нибудь свою голову. Не сиди без дела. Найди какое-нибудь занятие, попытайся сочинить новый номер.

– Спасибо, мамочка. Слушаюсь, мамочка, – Джуно подумала, что он пересидел в своей клинике и хватил лишку психотерапевтических сеансов.

Она рассказала Финлэю о просмотрах, которые должны состояться в «Ха-Ха». Проект Пирса не вызывал у нее больше никакого энтузиазма. Но Финлэй стал ее уговаривать:

– Оторви свою задницу от дивана и иди. Тебе нечего терять. Если ты им не понравишься или они тебе – уйдешь, и все. Если пройдешь отбор, получишь возможность выступить в «Ха-Ха». Это же тебя ни к чему не обязывает. Не захочешь – не пойдешь в труппу этого мерзавца. Зато отвлечешься от дурных мыслей. После просмотра приходи ко мне в «Неро» – я буду там весь день.

– Понятно, как собираешься занять свою голову ты.

– Моя голова полна Лидией, – спокойно ответил он. – Просто я терпелив, и пока мне особо нечего терять.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты уже отведала желанного плода, а я пока только мечтаю о нем.

Простившись с Финлэем, Джуно пошла в комнату Джея и несколько часов пролежала на его кровати, уставившись в потолок. Она представляла себе, как он лежит в постели с Лидией, в Тотнесе, и рассказывает ей о своих бедах, о своем ужасном детстве, о матерях – одной и другой, о работе. И Лидия – во всеоружии свежих знаний, только что почерпнутых на семинаре, – дает ему советы. В отличие от Джуно, уж она-то знает, что ему сказать, как помочь раскрыться еще больше, а потом как успокоить и поддержать в преддверии среды. А от Джуно вместо помощи он получал только дурацкие шуточки. Потом Джуно представила, как Джей с Лидией занимаются любовью – два стройных гибких тела, извивающихся и не знающих усталости, как машины. А потом опять лежат, обнявшись, и Джей говорит:

– Джуно такая нечуткая. Я думал, она хороший человек, а она просто избалованная пустышка, которая относится к мужчинам, как к последнему дерьму.

– Все в порядке, бэби, – Лидия целует татуированную сосульку у него на руке. – Теперь я с тобой.

Во вторник утром Джуно без особого желания последовала наказам Финлэя и отправилась на просмотр с тяжелым сердцем и аккордеоном. Пошла она только потому, что сидеть в четырех стенах и тосковать о Джее стало невыносимо. У нее успела развиться почти патологическая ненависть к Пирсу Фоксу, что тоже не улучшало ее настроения.

– Ваши фотографии? – потребовала девушка при входе в зал.

Джуно протянула старые снимки.

– У вас волосы стали другие, – девушка перевела критический взгляд с улыбающейся фотографии на живую Джуно с печальными глазами.

– Я сама стала другая, – Джуно слабо улыбнулась и вошла в зал легендарного «Ха-Ха», выступить в котором, на знаменитой сцене в форме сложенных в улыбке губ, было мечтой каждого комика.

Оглядевшись, Джуно обнаружила себя в окружении длинноногих блондинок, которые, казалось, были крайне удивлены тем, что им придется говорить какие-то слова на сцене. Она пришла в полное недоумение относительно замысла Пирса Фокса. В любом случае ей тут не место. Она бы развернулась и ушла, если бы со вчерашнего дня не числилась в безработных.

Мероприятие было плохо организовано. Фрэнк Гроган, стареющий, некогда знаменитый ирландский комик, интересовался красавицей-секретаршей Пирса гораздо больше, чем происходящим на сцене. Во рту у него торчала неизменная сигарета «Ротман», одной рукой он сжимал бокал виски, другой – коленку секретарши. Всем кандидаткам он давал одно и то же задание: провести баскетбольный мяч по залу, каждый удар сопровождая шуткой. Дошла очередь и до Джуно. С кислым видом она приняла участие в этом спортивном состязании, и, к ее удивлению, в зале послышался смех. Фрэнк Гроган перевел взгляд с коленок секретарши на сцену и улыбнулся.

Потом последовало разыгрывание импровизированных сценок в парах. Джуно и выпавшая ей длинноногая блондинка несли какую-ту чушь, Джуно не переставала думать о Джее, а Фрэнк Гроган – о секретарше.

Потом Джуно поднялась на сцену одна, если не считать аккордеона. Фрэнк Гроган опять взглянул на сцену и даже приподнял свои припухшие веки. Джуно спела одну из своих баллад – историю про девушку, которая влюбилась в парня, а он стал встречаться с ее лучшей подругой.

Эта песня опять навела Джуно на мысли о Джее. Она исполнила ее с такой страстью, словно он мог ее услышать. Закончив, она сидела на сцене, совершенно опустошенная.

– Ступайте, вы свободны, – сказал Фрэнк Гроган.

Все ясно. Нужно идти на биржу труда. Джуно взяла аккордеон и понуро пошла к выходу.

– Ждем вас здесь завтра в половине девятого. Вы будете выступать в первом отделении, Джуно Гленн.

Как во сне, она добрела до клуба «Неро», где нашла Финлэя, и они погрузились в дружеское молчание. Джуно смотрела в чашку с черным кофе, думала о Джее, поставив ноги на футляр с аккордеоном, и в ее голове начала сочиняться песня обо всем, что случилось между ними.

Финлэй методично разламывал спичку за спичкой и складывал обломки в кучку перед собой.

Прошел примерно час. Он поднял глаза, спохватившись:

– А почему ты не идешь на просмотр? Ты же говорила, там до четырех.

– Я там уже была, – она вздрогнула от неожиданности. – Допущена на завтрашнее шоу. Но я не уверена, что пойду.

Финлэй кивнул, и они снова замолчали. Десять минут спустя он снова заговорил, отбросив белокурые локоны с глаз:

– Все, я еду в Тотнес. – Он поднялся и пошел к выходу. Потом вернулся. – Где, ты говоришь, это находится?

 

ГЛАВА 36

Лидия Морли строила глазки симпатичному молодому доктору, сидевшему на соседнем ряду в многолюдной аудитории клиники Тома Джонса в Тотнесе, когда в холле началась какая-то суматоха. Судя по шуму, кто-то рвался в аудиторию, а сильно напудренная и очень толстая дежурная пыталась этому воспрепятствовать.

Впрочем, Лидия не особо прислушивалась, так же как и к бесконечной лекции, которую читала весьма почтенная дама – консультант из «Релейта». Лидия пыталась разобрать имя на бэйдже миниатюрного темноволосого симпатяшки в вельветовой куртке. Лицо у него было выразительное и умненькое, чем-то напоминало сиамского кота: широкие скулы, большие голубые глаза.

Лекторша завела волынку о том, что если мужчина страдает импотенцией, то он должен в течение определенного периода времени спать вместе со своей партнершей, но не пытаться заниматься активным сексом. Как бы не так! Лидия перехватила взгляд вельветовой курточки и подмигнула. Он чуть не свалился со стула.

– Я хочу присутствовать на семинаре по импотенции! – настойчиво требовал голос за дверью.

– Конечно, терпение, терпение и еще раз терпение – залог успеха, – говорила лекторша неспешным усыпляющим голосом. – А именно терпения большинству из нас недостает, когда речь идет о сексе.

– Пропустите же меня, черт вас всех подери! – голос за дверью перешел в рычание.

Лидия облизнула губы кончиком языка и снова подмигнула курточке. Он смотрел на нее, как кролик на удава, челюсть отвисла, уши покраснели. Потом он судорожно дернул головой, чтобы удостовериться, что ее внимание адресовано ему, а не кому-либо другому, и уронил на пол блокнот.

Лидия самодовольно ухмыльнулась и тут же отвела глаза. Ей стало скучно. Какая тоска, всю жизнь одно и то же. Она только глазом повела – и вот у него уже в голове пусто, зато в штанах полно.

Спор за дверью между тем разгорался. Она прислушалась.

– Я не могу пропустить вас, сэр, потому что вашего имени нет в списках. Если вы не успокоитесь, мне придется попросить вас покинуть помещение.

– Нет, солнышко, я вас не покину, торжественно клянусь! – хрипел странно знакомый голос. – Я должен быть здесь и сейчас, ясно?

– Через десять минут начнется перерыв, и вы смонюте поговорить с ведущим семинара.

– Я ждал уже столько месяцев! Больше не могу ни минуты! Нет уж, дудки, ждите сами!

– Предупреждаю вас, я вызову службу безопасности.

Лекторше пришлось напрячь голос, чтобы перекрыть шум за дверью.

– Мужчины очень часто форсируют события, хотя их девизом в такой ситуации должно быть «воздержание, воздержание и еще раз воздержание», пока не будет гарантировано устойчивое удержание эрекции. Итак, воздержание – вот наш путь к удержанию. И тогда…

– Да ты ослепла, что ли, жирная корова! Не видишь, мне срочно нужна консультация? – раздался яростный вопль, дверь с треском распахнулась, и в проеме возникла фигура падшего ангела.

Это была поистине черная среда. Джуно с головы до ног облачилась в свой любимый цвет, что полностью гармонировало с ее настроением. Финлэй не позвонил, и она подумала, что он добирается до Тотнеса тем же способом, что и к ней на ланч.

День еще только начался, но она больше не могла находиться в этой квартире ни минуты. Все здесь напоминало ей о Джее: тут они занимались любовью, там – ссорились. Муки клаустрофобии усиливал Пуаро, который подражал телефонному звонку, а когда она подбегала к телефону, заявлял ей, что она жопа. Джуно была с ним согласна на все сто. Она потеряла любимого, работу и аппетит. Вместе с ними она потеряла и несколько явно лишних килограммов, что можно было считать единственным положительным результатом последних трех дней.

Она уже почти прошла мимо столика с почтой в общем холле, но ее внимание привлек большой конверт, подписанный от руки. Он был адресован ей. Внутри оказалось шесть глянцевых фотографий размером десять на восемь: копии снимка, сделанного во время ланча в Церковном доме. Джуно удивленно рассматривала их. Она даже не заметила, как Джей ее сфотографировал. Как живая, она хохотала, откинув голову назад, – судя по всему, на диване в гостиной. Она выглядела неомраченно счастливой и – почти без преувеличения можно сказать – красавицей. Снимок был сделан явно в начале ланча, до того, как они вынесли столы в сад, и задолго до того, как Джей стал бродить вокруг дома, фотографируя все подряд, кроме нее. Он щелкнул ее в тот момент, когда она безмятежно им восхищалась и предавалась тайным грезам о том, как они будут прыгать через лужи с рыжеволосыми ребятишками.

На обороте одной из фотографий было написано: «Давай возьмемся за руки». Самое романтическое послание, которое она получала в жизни.

Охваченная волнением, она искала почтовый штемпель, но его не было. Значит, Джей сам принес письмо! Он был тут, возле дома! Даже не позвонил в звонок, просто оставил письмо и ушел. Когда это было? Десять минут назад? Вчера вечером? Когда?

Она прижала конверт к груди и бросилась на улицу. Не помня себя, она добралась до Трионы. К счастью, та была дома. Она готовилась к участию в вечернем шоу о жизни Белль Винтер: штудировала «На поклоны, Белль», поедая одну за другой шоколадные конфеты из большой вазы для фруктов. В этот момент Джуно и позвонила.

– Ты знаешь мобильный телефон Джея? – донесся ее приглушенный голос из домофона.

– Нет, не знаю, – Триона рассмеялась. – Поднимайся, тогда поговорим.

Она впустила Джуно, увидела ее заплаканные глаза и сразу же открыла бутылку «Мерло». Выслушав Джуно, она молча протянула ей свой пропуск на съемки «Жизни перед глазами».

Джуно возвратила его ей. Триона снова отдала. Джуно опять вернула. Так продолжалось до тех пор, пока Джуно не признала свое поражение.

– Вот так-то лучше, – сказала Триона, бросив на прощание грустный взгляд на свой пропуск. – Парень потерял от тебя голову, как только приехал в Лондон.

– Да что ты? – Джуно посмотрела на нее недоверчиво.

– А то ты сама не знаешь!

– Он тебе что-нибудь говорил об этом?

– Конечно, нет. Ты же знаешь, какой он скрытный, – Триона критически осмотрела Джуно.

– В таком случае это всего лишь домыслы, – Джуно посмотрела на пропуск. – Может быть, он даже не хочет меня там видеть. Он не объявлялся с субботы. Только оставил фотографии.

– Конечно же, он хочет тебя там видеть! – Триона всплеснула руками. – Ты единственный человек, которому он рассказал об этом. И еще эта надпись – «Давай возьмемся за руки». Ты много значишь для него. Просто он думает, что тебе на него наплевать. Что ты хотела просто немного развлечься, потому что поссорилась с Джоном. А ты должна доказать ему обратное.

– Ты думаешь?

– Да вы просто созданы друг для друга, Джуно! Вы оба самые ужасные фантазеры на свете. Придумываете друг про друга самые дурацкие истории, которые не имеют никакого отношения к действительности, – Триона вспорхнула и начала поиски своего сундучка с косметикой.

– Но это не выдумки: его на самом деле бросила мать в аэропорту Джона Кеннеди, и у него на самом деле было ужасное детство, из-за чего он в жизни совершил много глупостей. Боюсь, сегодняшнее шоу доконает его.

Триона поставила сундучок на колени Джуно и сама села рядом с ней.

– Я все понимаю. Не такая уж я легкомысленная. Для него будет пыткой обнажать свою душу перед миллионами людей. Ты должна выглядеть как можно лучше, когда он в студии заметит тебя. Он поймет, что ты хочешь видеть его, что пришла ты ради него. А твой вид должен порадовать его глаз, – Триона открыла сундучок. – У меня есть потрясающее эластичное платье от Херви Леджер. Я думаю, ты в него как раз влезешь.

– Триона! – Джуно вздохнула. – Ты хоть понимаешь значение слова «легкомысленная»?

Поднимаясь по эскалатору в метро, Джей рассеянно разглядывал рекламные щиты. На одном из них огромными буквами было написано: «ОДИН ВЕЧЕР НА МАНЕЖЕ». И далее объявлялось: «Лучшие женщины-комики Лондона с самыми сногсшибательными номерами. Зрителям рекомендуется сидеть, чтобы не упасть. Предварительная продажа билетов на места за столиками». Пониже было приклеено другое объявление: «Все билеты проданы».

Вилл Пиджен стоял на своем обычном месте и, как всегда, разговаривал по нескольким телефонам одновременно.

– Джей, дружище! – он хлопнул Джея по спине. – Хорошо-хорошо, позвоню тебе позже, если увижу их вместе. Пока, – он нажал кнопку «отбой» и проигнорировал звонок другого телефона. – Где ты пропадал, дружище? Не видел тебя целую неделю.

– Так, пытаюсь разыскать кое-кого из родственников, – уклончиво ответил Джей. Он порылся в карманах и вытащил пачку денег, при этом уронив на тротуар авиабилет.

Вилл наклонился и поднял его.

– Ты что, улетаешь из Англии?

– Пока не знаю. Зависит от обстоятельств.

– А чем я могу тебе помочь? Правда, авиабилетами я не занимаюсь, – подмигнул Вилл.

– Мне нужен билет на одно шоу. Сегодня вечером.

Вилл широко улыбнулся и одобрительно щелкнул пальцами:

– Понимаю! Тебе нужен билет на то же самое шоу, на которое хотела попасть эта сладкая малютка – твоя соседка по квартире?

– То есть?

– Она просила пропуск на съемки телепрограммы в павильоне «Лондонцев». Ты это здорово придумал – сделать серию фотографий прямо во время передачи.

– Джуно просила билет на запись программы о Белль Винтер?

– К сожалению, туда пускают только по пропускам, а они не продаются. Я так прямо ей и сказал. Ты не представляешь, как она расстроилась. Впала в настоящую депрессию. И разогнала нас всех к черту.

– Разогнала? Откуда? Когда это было?

– Да в субботу и было. На ланче, дружище. Ты вроде тоже там был, помнишь? Я видел тебя, когда ты пошел патрулировать Оксфордшир с целой сворой собак. Устрашающее зрелище. В доме я сразу же натолкнулся на малышку Джуно. Приятнейшее ощущение, учитывая, какая она мягонькая. И какая хозяюшка, какой ланч, должен тебе сказать – это что-то! Гора отменной еды, куча замечательных людей!

– Я думал, она заболела.

– Заболела? – Вилл растерялся. – Не заметил. На мой взгляд, выглядела вполне здоровенькой. Если не считать того, что расстроилась из-за билетов. Как я уже сказал, это не в моих силах. Я бы тебе непременно помог, но к этим пропускам не подобраться. Все равно, что добыть звездную пыль.

– Мне не нужен пропуск на Белль Винтер, Вилл. Мне нужен билет на другое шоу. Я думаю, это в твоих силах.

Белль Винтер – крошечная фигурка в переливающемся голубом платье с блестками – лучезарно улыбалась на фоне собственной фотографии гигантских размеров и ерошила волосы пятилетнего внука.

– Белль Винтер, – торжественным голосом произнес традиционное заключительное заклинание ведущий программы Ричард Ансон, – сегодня вечером твоя жизнь прошла у тебя перед глазами. А завтра все вернется на круги своя. Доброй ночи.

– Как?! – не удержавшись, вскрикнула Джуно. – И это все?

В финальной части программы – «сюрприз для Белль» – были представлены ее внуки, специально доставленные из Австралии. С протянутыми ручонками и звонким смехом они выбежали на сцену, были подхвачены бабушкой, крепко прижаты к ее знаменитой декольтированной груди и зацелованы в пух и прах. О Джее не упоминалось ни слова.

И его самого нигде не было.

По экранам пошли титры, а в павильоне распорядитель вынес табличку с надписью «Аплодисменты», и присутствовавшие на записи – допущенные строго по приглашениям, в основном съемочная группа «Лондонцев», – начали хлопать и кричать. Камера скользила по их лицам и задержалась на маленькой пышногрудой блондинке в сильно облегающем платье с большим футляром в руке, которая пробиралась к выходу.

– Кажется, она сильно спешит, – кивнула в сторону Джуно гримерша «Лондонцев», обращаясь к своей приятельнице, костюмерше.

– Цистит, наверное, – ответила та. – Посмотри-ка на Белль. У нее слезы на глазах!

Джуно заметила, как Пирс Фокс выскользнул из зала с раскрытой электронной книжкой и телефоном возле уха.

Джуно последовала за ним.

– Студию покидать нельзя до специального распоряжения! – крикнула ей вслед женщина в наушниках, но Джуно не обратила на нее никакого внимания.

Боясь потерять Пирса Фокса в лабиринте коридоров, она спешила и на одном из поворотов поскользнулась. Туфли на высоченных каблуках, выданные Трионой, покатились, словно лыжи, и Джуно подъехала к кофейному автомату, возле которого как раз стоял Пирс Фокс и разговаривал по мобильному телефону. Чтобы затормозить, она ухватилась за автомат, задела какую-то кнопку, и горячий шоколад брызнул на брюки Пирса Фокса.

Он в ужасе отступил, по-прежнему прижимая трубку к уху:

– Подай машину к главному входу через полчаса. Я должен хоть ненадолго остаться на приеме в честь Белль, но в девять мне нужно быть на Вест-Энде. Все понял, Марк?

– Где он? – набросилась на него Джуно. – Почему не пришел на запись? Я спрашиваю, где он?

Пирс Фокс с суровым бесстрастным лицом оглядел маленькую взбешенную блондинку, похожую на песочные часы. Он где-то видел ее раньше, но не мог вспомнить, где. Скорее всего, это родственница Белль, может быть, одна из ее дочерей, судя по сходству. Наверное, она ищет своего отца. А если да, то какого именно? Бандита из Ист-Энда? Ресторатора из Вест-Энда? Итальянского графа? Ведущего популярного ток-шоу?

– Я думаю, что он в больнице, – на ходу сымпровизировал Пирс Фокс, холодно улыбаясь. – Программа ограничена по времени – некоторых участников пришлось выкинуть.

– Джея выкинули? Я должна с ним увидеться. В какой он больнице?

– Джей? Какой Джей? – улыбка сошла с лица Пирса.

– Да, Джей, Джей! – Джуно почти орала. – Брошенный ребенок, о котором Белль часто вспоминала. Он должен был появиться в конце шоу. Так в какой он больнице, черт возьми?

– Понятия не имею, о чем вы говорите, – спокойно ответил Пирс, привыкший общаться с разными людьми. Значит, девица не из окружения Белль. Но лицо очень знакомое. Наверное, журналистка, которая пытается разнюхать что-нибудь.

– Хватит прикидываться! – взбеленилась Джуно. – Я знаю, чего вы от него добивались. Хотели использовать в своих корыстных целях. Он согласился на это только ради того, чтобы разыскать свою мать. А вы его выкинули – время у вас, видите ли, ограничено.

– Съемочная группа пришла к выводу, что с Джеем очень сложно иметь дело, – прокашлялся Пирс Фокс. – Он крайне неконструктивен. К тому же риск отрицательного впечатления, я имею в виду его занятия в прошлом.

– А, вот вы где болтаете, Фоксик, – окликнул высокий голос с дальнего конца коридора. Затем послышался стук каблучков, на которых две самые известные в телевизионном бизнесе ножки приближались к Пирсу и Джуно. В свете неоновых лампочек блестки на голубом платье переливались всеми цветами радуги.

Джуно, не отрывая глаз, смотрела на суперзвезду: в жизни она оказалась ниже ростом, миниатюрней, приветливей и, как обычный человек, протянула Джуно пачку ментоловых сигарет с шелковым обрезом.

Джуно отрицательно покачала головой – она сообразила, что не курит уже целую неделю:

– Благодарю вас. Я бросила.

– Умница, – Белль Винтер щелкнула зажигалкой. – А я вот не могу. Черт бы побрал эти студии, в которых нельзя курить. Требуют, чтобы я вышла. Я сказала, что дальше коридора не пойду.

Джуно не верила ни своим глазам, ни своим ушам. Дива голубых экранов ворчала на запрет курить точно так же, как они у себя в «Иммедиа». Джуно подумала, что Белль, по-видимому, приняла ее за ассистентку Пирса, который сейчас расплылся в подобострастной улыбке и пытался оттеснить Джуно подальше от Белль. Но Джуно стояла неколебимо, ввинтив 12-сантиметровые шпильки Трионы в серый линолеум. Она решила во что бы то ни стало выяснить, где Джей.

Внизу, в студии, готовилось что-то вроде небольшой вечеринки, оттуда доносились смех и голоса. Двое из многочисленных внуков Белль промчались мимо с пронзительным криком. Пирс, который питал отвращение к детям, непроизвольно передернулся.

– Славный получился сюрприз, дорогой, – обратилась Белль к Пирсу, кивнув в сторону пробежавших внуков. – Так трогательно. Благодарю вас. Я должна вам кое-что сказать, Пирс. Мне не хочется вас огорчать, особенно после того, как вы потратили столько сил на организацию этой программы. Боюсь, это не очень хорошее известие для вас.

Белль, как бы извиняясь, взглянула на Джуно, явно рассчитывая, что та проявит деликатность и уйдет. Пирс, без всяких извинений, опять попытался локтем оттиснуть Джуно.

Джуно ужасно не хотелось выглядеть невоспитанной в глазах Белль Винтер, но должна же она выяснить, где Джей.

– Пирс, прошу вас, скажите мне, где Джей, и я сразу же уйду, – попросила Джуно. – Когда вы ему сообщили, что его вычеркивают из программы? Может быть, он еще здесь?

В глазах Белль вспыхнуло любопытство.

– Кто такой Джей? – спросила она. – И кто вы, моя дорогая?

– Я Джуно Гленн. Наконец Пирс вспомнил ее.

– А, маленькая отважная артистка? Я же чувствую, что где-то вас раньше видел. Вы перекрасили волосы, – он взглянул на часы. – Так вы едете на Вест-Энд? Надеюсь, вы сегодня выступаете?

– Я никуда не поеду, пока вы мне не скажете, где Джей. – Ей была невыносима мысль, что он, может быть, сидит в двух шагах от нее, за одной из дверей, тянущихся вдоль этого длинного коридора, а она ничего не знает.

– Я не вправе разглашать эти сведения, – ответил Пирс с явным удовольствием. Это была одна из его любимых фраз.

– Да скажите вы бедной девочке, Пирс, – вмешалась Белль, затоптав сигарету крошечной голубой туфелькой. – Смотрите, как она волнуется.

– Хорошо, Белль, ради вас, – Пирс сардонически усмехнулся. – Полагаю, что Джей сейчас находится на юге Ирландии.

– Ирландии? – Джуно поперхнулась. Пирс кивнул:

– В понедельник он решил, что не будет участвовать в программе. Это был очень неприятный сюрприз, должен вам сказать. Чего мне стоило привезти из Австралии всю эту ораву! О! – он прикрыл глаза, как от зубной боли.

Глаза у Белль, напротив, расширились.

– Как, ваш приятель, дорогая, должен был участвовать в моей программе? Я его знаю?

– Нет, вы его не знаете, – Пирс попытался увести Белль. – Джуно нельзя задерживаться, а то она опоздает на свое выступление. Давайте переговорим в сторонке, и вы сможете вернуться к своим родным и друзьям. Я договорился с «Чирз!». Они платят кругленькую сумму за эксклюзивное право освещать этот прием.

– Очень мило, дорогой, – ответила Белль. – Но это будут последние двадцать процентов, которые вы получите с меня…

Джуно лихорадочно соображала, как ей следует поступить в интересах Джея. Он ведь говорил, что Белль одна из его немногих ниточек, что она может хоть что-нибудь вспомнить. Не каждый день встречаешься с Белль в коридоре. Она одна из самых неуловимых знаменитостей Англии.

– Его бросили в аэропорту Джона Кеннеди в 1970 году, – выпалила Джуно в спину Белль. – В тот день, когда вы улетали из Америки.

Белль повернулась на одном каблуке:

– Кого?

– Заткнитесь, Джуно! Так о чем мы говорили, Белль? – Пирс заслонил суперзвезду от Джуно.

Белль подвинулась, чтобы видеть Джуно.

– Того младенца, которого нашли в сумке? – изумленно спросила она. – Это и есть ваш приятель Джей?

– Да. Так его потом назвали, – кивнула Джуно. – Он прилетел из Америки, чтобы поговорить с вами. Может, вы что-нибудь вспомните. Пирс хотел, чтобы он появился сегодня в качестве сюрприза на вашей программе. Но Джей не решился на это – миллионы зрителей и все такое. Он теперь просто в отчаянии.

Белль процокала к Джуно. Вечеринка началась – Белль уже звали. Корреспондентка просила ее попозировать для фотографий.

– Одну минутку, дорогая, – приветливо ответила ей Белль и взяла Джуно за руку. – Бедный мальчик. Неудивительно, что вы так переживаете за него. Я уверена, что он скоро вернется.

Пирс тоже подошел к ним и в упор посмотрел на Джуно.

– Как вы посмели беспокоить Белль этими глупостями? – холодно отчеканил он. – Она очень занятой человек с напряженным графиком, в котором расписана каждая минута. Вот и сейчас она должна…

– Закройте свой рот, Пирс, – отмахнулась от него Белль и коснулась разгоряченной щеки Джуно своей знаменитой рукой. – Послушайте, дорогая. Когда он объявится, я сделаю для него все, что в моих силах. Обещаю вам, – она щелкнула сумочкой, достала из нее визитную карточку и протянула Джуно. – Здесь указан телефон Мэри Хоуп. Она мой новый агент. Пусть Джей позвонит ей и договорится о встрече со мной.

– Что значит – ваш новый агент? – спросил Пирс ровным голосом.

– Именно это я и хотела сообщить вам, – вздохнула Белль. – Я собираюсь принять предложение продюсеров и подписать новый контракт на «Лондонцев». Они предлагают очень приличные деньги, которые меня более чем устраивают. А теперь я больше вас не задерживаю, вечеринка только для своих, – она улыбнулась своей фирменной улыбкой и зацокала прочь, послав Джуно через плечо воздушный поцелуй.

Пирс и глазом не моргнул. Он спокойно положил электронную книжку в карман, достал телефон и нажал кнопку:

– Мои планы изменились, Марк. Автомобиль нужен немедленно. Со мной будет пассажирка. Вас подвезти? – обратился он к Джуно.

– Вы сошли с ума? Я с вами никуда не еду. Я должна найти Джея.

– Джуно, – Пирс устало потер веснушчатый лоб. – У меня выдалась очень трудная неделя, и я не хотел бы больше говорить на эту тему. Заверяю вас, Джей сам отказался участвовать в программе. Это было его собственное решение.

– Его решение? Я вам не верю.

– Почему бы вам не спросить его об этом самой? – и Пирс протянул ей свой телефон.

Джуно тупо смотрела на аппарат: у нее в голове не укладывалось, что в любую секунду из этой штуки может раздаться голос Джея. Пирс достал электронную книжку и продиктовал ей несколько цифр. Джуно набрала их дрожащими пальцами. Гудки, затем:

– Да?

– Джей?

Длинная, длинная пауза. В трубке слышались звуки музыки и голоса.

– Да, слушаю, – сказал он наконец настороженным голосом.

Она постаралась говорить непринужденно и весело:

– Пирс сказал мне, что ты в Ирландии.

– Нет, я в Лондоне.

– Вот как?

Она услышала, как Джей глубоко вздохнул.

– А ты сейчас с Пирсом? В студии «Лондонцев»? Она сглотнула, полагая, что он не одобряет ее, и пробормотала:

– Да…

Но, к ее удивлению, хрипловатый голос Джея был мягким и теплым:

– Значит, тебе удалось-таки раздобыть пропуск?

– Я хотела взять тебя за руку, – тихо-тихо сказала она, прекрасно понимая, как глупо это звучит. – Помнишь, надпись на фотографии? Но тебя тут не оказалось. Где ты?

– Сижу в каком-то клубе в центре Лондона и жду выступления одной артистки, которая, на мой взгляд, подает большие надежды.

Он опять замолчал и спросил после паузы голосом, в котором появилась неуверенность:

– Или мне уйти?

– Нет! Ни в коем случае! Мне кажется, на нее стоит посмотреть…

 

ГЛАВА 37

От павильона, в котором проходили съемки «Лондонцев», по направлению к Вест-Энду машины продвигались невыносимо медленно. Джуно не отрываясь смотрела в ветровое стекло и прижимала к сердцу футляр с аккордеоном.

К популярному клубу подъехали почти без десяти девять.

Джуно выскочила из машины и ринулась к дверям. Ей хотелось скорее войти внутрь, чтобы увидеть Джея, но Пирс Фокс опередил ее, подал руку и стремительно повел через толпу, как телохранитель. Ей даже не удалось разглядеть, кто издал возглас «Джу!». Судя по голосу, это была Лидия.

Швейцар узнал Пирса и сразу пропустил их в крошечное фойе, где находилась касса и бойко торговали билетами – нарасхват шли даже оставшиеся стоячие места. Все места за столиками были проданы. Огромная афиша возвещала: «Только один вечер на нашей сцене», по ней были разбросаны фотографии размером восемь на десять. Некоторые из женских лиц Джуно, к своему удивлению, узнала – это были очень популярные артистки.

Пирс протащил ее мимо стеклянных дверей, ведущих в шумный зал, и затолкнул в маленькую гардеробную, где приказал Фрэнку Грогану не спускать с нее глаз.

– Но я должна поговорить с Джеем! – возмутилась Джуно. – Я должна рассказать ему о встрече с Белль Винтер.

– Давайте, я сделаю это вместо вас, – сухо предложил Пирс Фокс.

– Вы прикалываетесь? – Джуно взглянула на него. Он мало походил на Купидона, крылатого посыльного богини любви.

– Я никогда не «прикалываюсь» – и избавьте меня от этих мерзких словечек. – Пирс Фокс оглядел себя в высоком зеркале и недовольно поморщился, заметив на брюках пятно от шоколада.

– Он, скорее всего, не захочет с вами разговаривать, – Джуно оглянулась, оценивая обстановку и свои шансы удрать. Шансы практически нулевые. Фрэнк Гроган стоит, прислонившись к двери. Он приветливо улыбается, но глядит строго. Он ей, конечно, симпатизирует, но прекрасно помнит, кем оплачивается его дорогостоящая привычка курить «Ротман».

– Уверяю вас, у нас с Джеем сохранились вполне лояльные отношения, – гордо возразил Пирс Фокс. – Так вы хотите, чтобы я с ним поговорил или нет? У нас остается мало времени.

Джуно поняла, что другой возможности пообщаться с Джеем перед выступлением у нее не будет. Но она не доверяла Пирсу. Она вспомнила про визитную карточку, которую дала ей Белль. Порывшись в сумке, она нащупала ее среди вороха фантиков от шоколадок. Она вытащила карточку, ручку и нацарапала: «Белль хочет встретиться с тобой».

– Насколько я понимаю, вам угодно, чтобы я передал Джею от вас это маленькое послание? – Пирс спросил резким голосом. Ему надоело разыгрывать Купидона. Это было слишком хлопотно и несолидно для человека его статуса. Но он не мог рисковать. Джуно нельзя было отсюда выпускать во избежание каких-либо случайностей: она непременно должна была выйти на сцену. Она единственная из всех рекомендованных им кандидатур, которую Фрэнк допустил к выступлению в шоу. Пирс Фокс протянул свою усыпанную веснушками руку за карточкой.

– Секундочку! – Джуно написала еще три слова и передала ему карточку.

Бросив на нее страдальческий взгляд. Пирс вышел.

Гардеробная была набита женщинами в выцветших черных платьях, которые курили, накладывали грим и нервно переговаривались. Приглядевшись, Джуно увидела, что многие из них являются весьма известными артистками. С несколькими она выступала в одной программе, других видела на сцене. Длинноногих блондинок среди них не было. Некоторые кивнули Джуно и сказали «Привет». У Джуно хватило сил только улыбнуться в ответ. Она стояла, прижимая к себе аккордеон, и ждала.

Продажа билетов тем временем завершилась – закончились билеты, но не желающие их приобрести. В последний момент в зал внесли еще несколько столиков и стульев. Негде было даже стоять: зрители заняли все свободное пространство у стойки бара. В фойе Пирс с удовлетворением отметил толпу желающих прорваться в зал, которую сдерживала охрана. Его внимание привлекла крошечная женщина с синими волосами, в огромном черном пальто, которая требовательно повторяла:

– Пустите же меня! У меня там подруга! Войдя в зал. Пирс Фокс поискал глазами Джея, но из-за клубов дыма и огромного скопления людей вероятность найти здесь кого-то была весьма призрачной. Впрочем, Пирс остался доволен, поскольку такой интерес к программе сулил в перспективе успех его группе женщин-комиков. Постояв еще некоторое время, Пирс Фокс достал свой мобильный телефон: гораздо проще было попросить Джея выйти из зала, чем проталкиваться к нему сквозь дым и давку. Он нажал кнопку «Вызов» и вышел в фойе, прижимая трубку к одному уху, а другое зажимая пальцем, чтобы заглушить шум.

И тут Пирс увидел высокую, длинноногую, немыслимой красоты блондинку с точеной фигурой, которая стояла в стороне, среди отчаявшихся пробиться в зал. Ее облик настолько потряс Пирса Фокса, что он забыл, кому звонит. Божественная блондинка и ее спутник, тоже блондин, наблюдали за шумным спором между охранником и крошечной синевлаской.

– Если ты сейчас же не пропустишь меня, верста ходячая, я сорву с тебя шлем!

– Для этого тебе, крошка, понадобится стремянка! – охранник рассмеялся и пропустил ее.

Синевласка промаршировала в зал, бросив уничижительный взгляд на блондинку.

Пирс подпрыгнул, услышав голос в телефонной трубке:

– Алло? Слушаю. Кто говорит? Джуно – это снова ты?

Пирс Фокс закашлялся и нажал кнопку «Отбой», по-прежнему не сводя глаз с блондинки. Она была восхитительна. Словно во сне, Пирс Фокс сунул руку в карман, нащупал там визитную карточку и протянул блондинке:

– Зайдите ко мне. Нам есть о чем поговорить. Тут телефон, позвоните, – и он пошел в сторону гардеробной.

– Кто такой? – спросил Финлэй Лидию, которая рассматривала визитку.

– Его… ее зовут Мэри Хоуп, – прочитала Лидия и хихикнула. С другой стороны карточки было написано: «Давай возьмемся за руки».

– Парень слаб на головку, солнышко, – рассмеялся Финлэй.

– Будет моим первым пациентом! – обрадовалась Лидия.

– А я-то думал, что твой первый пациент – это я, – обиженно проворчал Финлэй.

– Нет, Фин, – Лидия поцеловала свой палец и прижала к его носу. – Ты мое новое хобби. Послушай, а мы в самом деле шесть месяцев будем спать в одной постели и не трахаться?

– Так сказала ученая дама на семинаре.

– Вот здорово! Давай купим побольше хороших книжек, – Лидия радостно тряхнула головой. – Обожаю читать в постели.

Фрэнк честно стоял на страже в гардеробной.

– Не очень-то рассчитывал, что ты придешь, – обратился он к Джуно с улыбкой. – Во вторник ты не проявила большого энтузиазма.

– Пирс не оставил мне особого выбора, – она поежилась, пытаясь представить, что он сейчас говорит Джею.

– Похоже, он возлагает на тебя большие надежды, – Фрэнк любовался ее бюстом, который в плотно облегающем платье Трионы походил на две подушки безопасности, возвышающиеся на переднем сиденье спортивного автомобиля. – А ты неплохо подготовилась к выступлению.

– Спасибо, – Джуно слабо улыбнулась, прикидывая, удастся ли его уломать, чтобы он выпустил ее на пять минут.

– Собираешься петь? – он кивнул на аккордеон.

Она не успела ответить. Широко улыбаясь, вошел Пирс Фокс.

– Что он сказал? – набросилась на него Джуно.

– Кто? А, он. Он сказал спасибо.

– Спасибо… – Джуно озадаченно наморщила лоб.

– Не стоит благодарности, – Пирс Фокс холодно улыбнулся, откинул голову и оглядел ее всю целиком, словно пытаясь вспомнить, кто она такая. Наконец это ему удалось. – А теперь, Джуно, послушайте меня. Я хочу, чтобы вы повторили ваш номер в стиле Мэй Уэст. Я очень многого жду от вас. Между нами говоря, я рассматриваю вас как лидера, – он не удосужился понизить голос, и сидевшие поблизости женщины испуганно посмотрели на него. – Спуститесь в зал, шокируйте аудиторию, напугайте ее. А это еще что такое? – он ткнул в футляр аккордеона, который до сих пор принимал за большой кейс для гримировальных принадлежностей.

– Он сказал «спасибо» и больше ничего? – переспросила Джуно и задумчиво добавила: – Это аккордеон.

– Что? Приберегите его для другого случая. Мне не нужна здесь дешевая самодеятельность. Мы не в провинции.

Не слушая его, Джуно повторяла слова песни, которую сочинила накануне. Писать ее она начала в клубе «Неро», а закончила в три часа утра, сидя на кровати Джея. Пирсу ее песенка, безусловно, не понравится, но ей плевать на Пирса. Потому что другой возможности проверить, есть у Джея Маллигана чувство юмора или нет, ей уже не представится.

 

ГЛАВА 38

Зал «Ха-Ха Хауса» был полон. Публика не устояла перед мощной рекламой, низкими ценами на билеты и обещанной дегустацией пива. Она, как обычно, состояла из студентов, туристов, молодых профессионалов и буйных подвыпивших крикунов, правда, сегодня последних было больше, чем обычно по средам. Пирс снял все ограничения на вход, чтобы добиться максимально активной реакции зрителей и на ее основе сделать выбор. Менеджеры клуба также прохаживались перед сценой: им было интересно, окажется ли среди участниц программы хоть одна талантливая. «Ха-Ха», как известно, редко приглашал женщин на свою сцену.

– Да, местечко забито до отказа, – говорила Одетта, которая приехала заранее, чтобы занять столик для «девчонок»: для себя, для Элли и для Эльзы. – Поскорее бы открыть мой ресторанчик. Они тут, похоже, гребут деньги лопатой.

– Но если Джуно возьмут в эту группу, сможет ли она работать у тебя в клубе? – спросила Элли.

– Очень на это надеюсь, – Одетта открыла пакетик чипсов. – Даже не верится, что она ничего не сказала нам о своем выступлении. Просто чудо, что мы оказались тут, правда, девчонки?

– Посмотри-ка, кто там! – радостно закричала Эльза, показывая на противоположный конец зала. – Это же твой поклонник!

– Ой! Спасите меня! – Одетта попыталась спрятаться за бокалом и рассыпала чипсы.

Поодаль за столиком сидел Барфли. По его лицу было видно, что он опорожнил уже не одну пинту пива. С ним были Триона с Суши, своим безмолвным модным аксессуаром, и Джей, который с мрачным видом беспощадно грыз свои ногти.

Одетта из-за бокала рассматривала Барфли.

– И что я в нем нашла, скажите на милость?

– Что-то, видимо, нашла, потому что тебе он, несомненно, пришелся по вкусу, – хихикнула Эльза. – Джез говорит, что ему пришлось врубить в автомобиле радио на полную катушку, чтобы заглушить ваше чмоканье.

– Не напоминайте мне! – Одетта от стыда закрыла лицо руками. – Я была тогда ужасно пьяная.

– А еще Джез сказал, что этот сексапильный американец уехал вместе с Лидией, – добавила Эльза конфиденциальным шепотом.

– Не может быть! – Элли задохнулась от негодования. – Бедная Джуно.

– Иди ты к черту! – Одетта выглянула сквозь пальцы.

– Тогда что же он сегодня делает в зале? – Элли посмотрела в сторону Джея, который, нервничая, грыз ноготь большого пальца.

– А вы лучше посмотрите-ка вон туда. Видите, возле бара? – Эльза показала глазами в противоположную сторону.

Там, затмевая всех в зале блеском волос и обнаженных плеч, возвышалась Лидия в крошечной юбочке с малоприличными разрезами по бокам. На окружающих мужчин она производила такое же впечатление, как обычно: забыв обо всем, они шуточками-прибауточками пытались привлечь ее внимание.

Подруги не заметили еще более высокую и еще более блондинистую фигуру мужчины, который стоял позади Лидии, облокотившись на барную стойку и улыбаясь от уха до уха.

– И у нее хватило наглости прийти! Точнее, у них обоих хватило, – присвистнула Элли и посмотрела на Джея.

В этот момент Фрэнк Гроган уверенно вышел на знаменитую сцену, имеющую форму сложенных в улыбке губ, и подруги замолчали вместе с залом. Фрэнк Гроган, личность культовая, мощная и вызывающая, являл зрелище сам по себе: вязаная шапочка скрывала лысый череп, рубашка с жабо в стиле семидесятых была расстегнута до пояса, а немыслимо узкие кожаные брюки угрожали треснуть на его пивном брюшке.

– Добро пожаловать на наше шоу! Меня зовут Фрэнк Гроган. Сегодня я изменяю своим принципам и впервые в жизни выхожу на сцену, чтобы представить любезной публике прекрасных дам.

Первые два номера программы, хорошо продуманные и отработанные, не поражали, однако, оригинальностью. Большая шумная аудитория реагировала на удачные реплики, но продолжала жить своей жизнью. Крикунам, в избытке имевшимся в зале, удавалось вызвать у зрителей не меньше смеха, чем артисткам. Публика хотела веселиться, а не проявлять милосердие. Разговоры за столиками почти не затихали, и выступавшим приходилось напрягаться, чтобы перекричать гул набитого битком зала. Возле бара стояла очередь, опоздавшие пробирались между столиками, разыскивая знакомых, кто-то направлялся в туалет, кто-то к автомату для продажи сигарет, официантки обносили столики кувшинами с пивом.

Объявляя третий номер, Фрэнк понизил голос до интимного шепота:

– Леди и джентльмены! Множество женщин за мою долгую жизнь пытались выжать из меня слезу. Есть несколько женщин – их очень немного, поверьте, – которым удавалось меня рассмешить. Но на свете существует только одна-единственная женщина, которой под силу заставить меня и смеяться, и плакать одновременно. Именно ее я хочу пригласить сейчас на сцену! Уверяю вас, она будет звездой! Она пробуждает в нас и смех, и слезы, и любовь! Обольстительная мисс Джуно Гленн!

Джуно вышла на сцену, ее оглушил шквал приветственного свиста.

– Не понимаю, что она на себя натянула? – Эльза откинула с лица кудрявую завесу.

– Какая разница, выглядит-то она сексуально, разве нет? – Элли прижала руки к щекам и с обожанием смотрела на Джуно, которая как раз взяла в руки микрофон.

– Она будет работать в моем клубе, чего бы мне это ни стоило, – присвистнула Одетта.

За столиком Трионы Барфли расплескал пиво, а Джей глубоко вонзил зубы в свой большой палец.

– Она сегодня бесподобна, не правда ли? – отчетливо произнесла Суши. Барфли с Трионой в изумлении уставились на нее: это был самый длинный монолог, который им доводилось слышать из уст Суши.

Джуно обвела зал огромными, подведенными черной краской глазами. Потом мило улыбнулась и заговорила самым чарующим голосом:

– Добрый вечер! Пару недель назад у меня появился сосед. Американец.

Триона застонала, не осмеливаясь взглянуть на Джея. Какого черта Джуно опять затеяла?

Джуно продела пальцы в ремешки своего верного аккордеона и глазами стала искать Джея. Наконец она увидела его: он сидел, сгорбившись и прищурив желтые глаза. В большом кожаном пиджаке он выглядел как самый опасный и самый прекрасный в мире хулиган из Бронкса, который забрел в безобидный английский клуб.

Она секунду помедлила, глядя на друзей, которых заметила в зале, словно заряжаясь их поддержкой.

– Можете ли вы себе представить что-то более ужасное, чем жить под одной крышей с человеком, в которого ты с первого взгляда по уши влюбилась? – обратилась она к залу, заметив у бара Лидию, которая радостно рассмеялась, и Финлэя, который стоял рядом с ней, понимающе улыбаясь. – Ты проводишь часы напролет в ванной: впервые за последние два года отбеливаешь зубы специальной пастой. А потом не можешь выйти и радостно крикнуть: «Свободно!», потому что твои десны истекают кровью, как Арни, раненный в живот…

В ушах у Джуно звенело. Она чувствовала, что аудитория прониклась к ней симпатией. Несомненной симпатией. Она отважилась опять посмотреть на Джея. Он пристально изучал свои колени. Потом вдруг взглянул на нее, и каждая клеточка ее тела пришла в возбуждение. На миг она забыла весь текст своего выступления. Публика потеряла всякое значение для нее. На свете существовал только один человек, к которому она обращалась.

– Ты красишь губы и надеваешь вечернее платье, чтобы сидеть вместе с ним перед телевизором и смотреть «Лондонцев». Мусорное ведро ты идешь выносить на самых высоких своих шпильках. Ты приходишь домой в два часа ночи и решаешь его соблазнить. А потом готовишь ему жаркое из собачьих консервов… Сейчас я спою вам историю моей любви. Подпевайте – я думаю, мелодия вам знакома.

После первых же аккордов в зале одобрительно засвистели и захлопали: песню «Волшебная сказка Нью-Йорка» лет двадцать как знали и любили все. Первые два куплета были медленными и меланхоличными, затем мелодия набирала темп. Склоняясь к микрофону, Джуно молила Бога, чтобы у этой жизнерадостной и легкомысленно настроенной публики хватило терпения дослушать до мажорной части.

Джуно пела своим чудесным глубоким голосом. Барфли так громко выразил одобрение, что несколько человек оглянулись на него.

Серые глаза Эльзы вылезли из орбит. Она обернулась к Одетте:

– Ты слыхала что-нибудь подобное?

Замерев возле бара с бутылкой «Ньюкасл Браун», Лулу взяла под руку Боба Уэрта и прошептала:

– Ты был абсолютно прав. Она станет знаменитостью.

Боб Уэрт взъерошил ее синие волосы и кивнул, с удовольствием слушая, как Джуно коверкает одну из любимейших его песен.

Джуно пела куплет за куплетом. Слова ее песни, то грустные, то смешные, то непристойные, перемежались припевом, который подхватывал весь зал. Это была идеальная клубная песня, словно специально предназначенная для такой вот аудитории, которая состояла из подвыпивших людей, сидевших близко друг к другу за столиками.

Пирс Фокс в сторонке за своим столиком потягивал красное вино. Его передергивало от отвращения – причиной тому были как вино, так и Джуно Гленн, поющая под аккомпанемент музыкального инструмента, которому место только в маленькой вонючей таверне с усыпанным опилками полом, где-нибудь в Килбурне. Он с грустью подумал, что на этот раз промахнулся: увы, Джуно Гленн совсем не попадает в струю и не вписывается в его будущую труппу.

А Джуно продолжала петь, все более непринужденно и естественно разворачивая свою невероятную историю. Ее голос звучал тем нежней и мелодичней, чем более жуткой и отвратительной казалась Фоксу ее песня. Он стал сомневаться в здравости ее рассудка. Из каких источников она почерпнула сюжет для своей песни? В любом случае ее воспитание внушает большие подозрения. В песни рассказывалась какая-то дикая и абсолютно неправдоподобная история про двух соседей по квартире, которые влюбились друг в друга. При этом героиня с маниакальной одержимостью совершала один нелогичный поступок за другим: вызвала у героя тяжелое пищевое отравление с расстройством желудка, вообразила, что он ирландский террорист, сделала вид, что прячет у себя в спальне бывшего любовника. Джуно Гленн – ненормальная, это ясно как божий день. Талантливая, но ненормальная.

Публика в очередной раз подхватила припев. Пирс Фокс аккуратно поставил бокал на стол и внимательно оглядел зал. Ничего не ускользнуло от его оценивающего взгляда: ни хохот, ни самозабвенно внимающие лица, ни слезы на глазах, ни руки на животах у зрителей. Всего удивительней для него было то, что больное воображение Джуно не вызывало у зрителей никакого протеста. Напротив, они были в полном восторге. Пирс прислушивался к восхищенным крикам и раскатам смеха в зале. Пожалуй, в этой ненормальной девице заключен определенный потенциал. С ней стоит поработать. Конечно, не в качестве участницы ансамбля, а индивидуально. Она обладает оригинальной манерой, восприимчивостью и быстротой реакции, умением подметить смешное в банальном. Глядя на ее невысокую, по-рубенсовски живописную фигурку, Пирс Фокс принял решение и даже засмеялся, заранее предчувствуя его безошибочность. Пирс Фокс не имел привычки ошибаться.

Песня между тем подходила к концу. Это был кич, странный, ни на что не похожий, но он зажег публику. Только один человек в зале знал, что каждое слово в этой песне – чистая правда. Несколько человек допускали, что это может быть правдой. Все остальные просто подпали под очарование этой сумасбродной, не щадившей себя пухленькой блондинки с необузданной фантазией.

Джуно закончила петь. Она без утайки рассказала историю своей короткой любви, от начала и до конца. Не умолчала она и о том, как хочет снова завтракать с ним в Белсайз-парке, видеть его улыбку, касаться его руки. Эта публичная исповедь принесла ей огромное облегчение, но она была предназначена только для одного человека в зале, и Джуно даже не заметила, какое впечатление ее песня произвела на публику.

– Благодарю вас. С вами была я, Джуно Гленн. Со мной были вы – мои зрители. Давайте чаще встречаться. До свидания!

Еще ни разу в жизни Джуно не покидала сцену не просто под гром аплодисментов, но и под барабанную дробь, отбиваемую бутылками по столикам. Спускаясь с легендарных губ «Ха-Ха», Джуно рискнула оглянуться на Джея. Она впервые в жизни видела, как он хохочет: по-настоящему хохочет, до колик, до изнеможения. Его желтые глаза сияли, подобно топазам в сполохах огня.

Фрэнк Гроган, который шел ей навстречу, тоже был в прекрасном настроении. Поравнявшись с Джуно, он широко улыбнулся, открыв желтые никотиновые зубы, и чмокнул ее в щеку.

– Смертоубийственно – но божественно! – хохотнул он, взяв в руки микрофон.

Джуно вышла в фойе через дверь за сценой. Она прислушалась к голосу Фрэнка, который объявлял следующий номер, и тут резко раскрылись тяжелые стеклянные двери зала, выпустив, вместе с волной горячего воздуха, шума и сигаретного дыма, Джея. Медленно-медленно Джуно протянула ему руку, он улыбнулся и взял ее, крепко сжав.

– Значит ли это, что каждый раз после того, как мы вместе примем ванну, ты будешь сочинять песню? – хрипловатый голос дрогнул.

Джуно опустила голову и разжала пальцы, поняв, что он шокирован ее откровенным и бесстыдным описанием их недолгих отношений. Но он сжал ее пальцы еще крепче.

– Думаю, что смогу это выдержать.

– Но сможешь ли ты выдержать меня? – пристально изучая рисунок на ковре, она не поднимала глаз, пока они не наполнились слезами от напряжения.

– Если честно, я ни дня не смогу выдержать без тебя.

Она подняла глаза. Потом подбородок. Потом губы. Потом поднялась на цыпочки.

Вот он, этот поцелуй! Больше нет пульса, нет дыхания, нет мыслей, нет времени, нет пространства. Как долго она ждала этого поцелуя! Как ждешь встречи со старым другом.

Опять хлопнули двери, кто-то вышел из зала, но они не шелохнулись. Послышались шаги, но они продолжали целоваться. Рядом раздался голос: «На минуточку можно, Джуно?», но они только плотнее закрыли глаза и еще плотнее прижались друг к другу: от губ до груди, от груди до живота, от живота до коленей, от коленей до кончиков пальцев – они словно пытались разрушить границу между их телами в надежде, что так же рухнет барьер между их душами.

Наконец они оторвались друг от друга. Пирс Фокс переминался с ноги на ногу.

– На минуточку, Джуно, – он улыбнулся своей бесстрастной улыбкой. – Я пропустил номер, чтобы поговорить с вами, – посетовал Пирс, не оставляя, однако, их в покое. – У меня есть одна идея, Джуно. Я думаю, мы могли бы…

– Позвоните мне, – на ходу бросила ему Джуно. Они с Джеем вышли из «Ха-Ха Хауса», поймали такси и целовались всю дорогу до Белсайз-парка.

Они болтали без умолку. К полуночи горло у Джуно саднило, хотя она говорила гораздо меньше, чем Джей. Они сидели рядом на диване в гостиной, освещенной лишь светом, падавшим из аквариума Убо, и Джуно чувствовала себя уютно и безопасно, как ребенок в волшебной пещере.

– Я ведь решил, что ты вернулась к своему бывшему, – Джей сжимал ее лицо в своих ладонях. – Я подумал, что ты переспала со мной просто для того, чтобы поквитаться с ним. А что еще я мог подумать? Он без конца звонит сюда. Триона, Шон и твои друзья все время вспоминают о нем. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что он большая личность и играет в твоей жизни большую роль. Когда он остался у тебя на ночь в прошлую пятницу, я боялся, что ворвусь к тебе в спальню, набью ему морду и вышвырну к чертовой матери, представляешь?

– Да не было его в моей спальне! Там вообще никого не было! Я притворялась, чтобы заставить тебя ревновать. Я ужасная дура, прости меня.

– Я чуть с ума не сошел от ревности! – рассмеялся он. – В тот вечер ты выглядела просто невыносимо шикарно: и все ради другого! Ради парня, который обращался с тобой как последнее дерьмо! Она опустила голову.

– Не ради другого, а ради тебя. Это все было ради тебя. Я вообразила, что ты назначил мне свидание по факсу. Когда вместо тебя я увидела Джона, я хотела просто убежать. А потом я решила произвести на тебя впечатление и показать, что я кому-то нужна.

– Это был жуткий уикенд – я чуть с ума не сошел, – он потряс головой. – Потом ты не пришла в субботу ночевать, и я понял, что обманывал сам себя, когда думал, что смогу жить рядом с тобой и не обращать на тебя внимания. Я не знал, как мне объясниться с тобой. А потом я познакомился с твоими родителями, и для меня это тоже было хорошей встряской. Они такие удивительные, открытые, добрые – совсем как ты в тот наш первый день. До того как я начал нападать на тебя, чтобы утаить свое прошлое. А потом ты мне вдруг сказала, что хочешь быть мне просто другом. Вот ужас-то!

– Но ты же сам заставил меня поклясться, что я не влюблюсь в тебя, Джей! – рассмеялась Джуно, прижавшись к нему.

– Ну не идиот ли? Это я в целях самозащиты, – он поцеловал ее в лоб. – Я подумал той ночью: наверное, я тебе понадобился просто потому, что у тебя скверно на душе. Ты ищешь развлечения на одну ночь. Вот я и принял кое-какие меры – взял с тебя клятву. Чтобы поменьше страдать.

Джуно обвела пальцами татуировку на его руке. Она наслаждалась возможностью гладить его, прикасаться к нему, не опасаясь, что он отбросит ее руку или отстранится.

– Когда я вернулся в Лондон, а ты осталась в Оксфордшире, я так тосковал. Я только о тебе и думал. Я даже начал разговаривать с попугаем! Я должен был под любым предлогом приехать к тебе.

– И тогда ты решил привезти Убо?

Он кивнул.

– Да. Триона объяснила мне, что черепаха не больна. Но мне нужен был предлог. Я не был уверен, что ты пустишь меня на порог. Ты знаешь, наши жизни так быстро переплелись. Какой-то внутренний голос мне шептал, что я должен довериться тебе. Да, у меня паршивое прошлое. И вполне возможно, что, узнав о нем, ты еще больше возненавидела бы меня. Но я хотел, чтобы ты увидела во мне меня, а не случайного парня, с которым ты перепихнулась от скуки.

– Но я никогда к тебе не относилась так, Джей. Ни одной минуты.

– Я должен был тебе объяснить, почему я такой злой, – он говорил очень быстро, и она не могла вставить ни словечка. – Я был так занят мыслями о моем прошлом, которым должен с тобой поделиться, что вообще не задумывался о твоем. О твоей жизни с Джоном, о твоих друзьях, о твоих попытках сделать карьеру на сцене. Ты была просто смешная сумасшедшая девчонка, которая, что самое странное, стала нужна мне, как воздух. А потом я увидел у тебя тест на беременность и вдруг понял, что твоя жизнь связана множеством нитей с другими людьми, у тебя куча своих проблем и забот, и все это уходит корнями в далекое прошлое, когда меня тут и в помине не было. И меньше всего на свете тебе нужно, чтобы на твою голову свалился я со своими заморочками.

Я хотел уехать, но не смог. Я остался рядом с тобой, я ждал—вдруг ты мне скажешь что-нибудь обнадеживающее. Я увидел, как любят тебя твои друзья, как ты им нужна, сколько тепла ты им даешь.

И я понял, что могу рассчитывать разве что на жалость.

Я всегда был одиночкой, Джуно. Неприкаянным бродягой. И я думал, что смогу вычеркнуть тебя из своей жизни, уехать от тебя так же легко, как уезжал всегда отовсюду. Просто уложил чемоданы – и вперед. Но на этот раз не смог. Не то что из Англии – даже из Лондона уехать не смог, зная, что ты скоро вернешься. Я бродил под твоими окнами каждый день, как глупый подросток, и ждал – может, твоя тень мелькнет за занавеской. Просто убедиться, что ты там.

– Ты бродил возле дома? – слезы хлынули у Джуно из глаз, когда она узнала, как близко он был все эти страшные одинокие дни. Она гладила ямку возле его шеи. – У меня ведь даже не осталось номера твоего мобильного телефона. Ты исчез, и все. Я понятия не имела, где ты. Думала, ты уехал вместе с Лидией.

– С кем? – он на секунду наморщил лоб. – А, с этой твоей приставучей подружкой. Я просто подбросил ее до Лондона, Джуно. Не знал, как отделаться от нее побыстрее: она врубила жуткую музыку. Хотел вышвырнуть из машины либо ее, либо магнитофон. – Он отвел глаза в сторону, на лице появилось выражение неуверенности. – Так ты не боишься связываться с вором, который завязал, но у которого дурной характер?

Джуно погладила его по подбородку.

– Не уверена насчет «завязал». Мое сердце ты стырил вполне профессионально, я и опомниться не успела. Даже отпечатков пальцев не оставил.

Он снова посмотрел на нее, улыбка вернулась на его лицо.

– Это большое сердце. Мне без него никак.

– А почему ты не пришел на телевизионное шоу? Пирс Фокс был уверен, что ты зачем-то уехал в Ирландию.

– Мне и правда нужно в Ирландию. Я собирался туда лететь.

– Ох, – и ее лицо погасло: он опять от нее ускользает.

– А вместо этого засел в квартире Тимона и пытался представить, как буду жить без тебя. Пирсу Фоксу сказал, что улетаю в Ирландию, чтобы отделаться от него. – Джей взял Джуно за руку. – Мне кажется, я нашел мою родную мать. Она в Ирландии.

– Нашел мать? – Джуно резко прижала обе их руки ко рту. – Ты серьезно? – Она впилась зубами в косточку пальца и удивилась полной потере чувствительности.

Джей осторожно вынул свой палец у нее изо рта и провел им по ее губам.

– Эйб разместил огромное количество объявлений в английских газетах пару месяцев тому назад. Все без толку. А неделю назад он получил письмо от одной женщины из Ирландии. Представляешь, из Ирландии. Он позвонил мне. Я хотел тебе сразу сказать, а потом подумал, что тебе не до того: ты вернулась к Джону, ждешь от него ребенка, и я для тебя – просто колика в печенках.

– Моя печенка никогда не чувствовала себя лучше, чем после знакомства с тобой. И все прочие органы тела тоже. Только бы это и вправду была твоя мать.

– Похоже, что так, Джуно, – он с трудом сдерживал радостное возбуждение. – А знаешь, как она прочитала объявление? В эту газету была завернута статуэтка, которую ей прислали по почте из Англии. Один шанс из миллиона сработал.

Представляешь, какой я везучий? Приехал в Англию – и нашел тебя. И мать нашел.

– Ты уверен, что тут нет ошибки?

– Практически на сто процентов, – он привычным жестом отбросил со лба несуществующие волосы. – В субботу вечером я говорил с ней по телефону. Недолго – полчаса. Мы оба так нервничали, что едва могли говорить. Она все время плакала, умоляла простить ее.

– Она не объяснила тебе, почему она это сделала? Почему бросила тебя?

– Это не телефонный разговор. Я знаю только, что ей было всего шестнадцать лет тогда. Она просила меня приехать. Я купил билет на самолет на понедельник. Но не смог улететь, не повидав тебя, – он посмотрел ей в глаза. – Я хочу, чтобы ты полетела к ней со мной. Держала меня за руку. Мне нужно, чтобы ты была рядом, когда я увижу ее.

– Правда?

Он снова охватил ее лицо ладонями.

– Она попросила меня рассказать о себе. И знаешь что? Я прожил на свете двадцать семь лет, а рассказывал ей только про последние две недели. Все, что я мог рассказать ей о своей жизни, – две недели с тобой. Так ты поедешь со мной в Ирландию, Джуно? Я понимаю, для первого свидания далековато приглашаю.

Она кивнула с такой силой, что его ладони подпрыгнули.

– Мы спали вместе. Мы жили вместе. Мы успели не раз поссориться. Ты познакомился с моими родителями. Думаю, теперь ты обязан, как порядочный человек, представить меня твоей маме.

Джей притянул ее лицо совсем близко к своему, глаза к глазам, и его удивительный хрипловатый смех наполнил комнату.

– Знаешь, раньше я думал, что юмор тебе нужен, чтобы защищаться от мира. А теперь я думаю иначе. Юмор тебе нужен, чтобы делать людей счастливее. Чтобы делать мир тем местом, где хочется жить.

– Мы с тобой начали не с того конца, правда? – она положила свои ладони поверх его и стала похожа на хомячка. – Сначала стали любовниками, потом друзьями. Сначала секс, а потом разговоры. Даже хуже: сначала секс – потом ссоры.

Джей склонился к ее губам и шепнул в миллиметре от поцелуя:

– Да. Но мы все исправим. Мы будем с тобой говорить, говорить, говорить…