Глава 1

Элисон опаздывала на первый в этот день визит — престарелому пуделю миссис Парди надо было сделать ревакцинацию от паравируса. И все же она остановилась на секунду перед воротами, чтобы полюбоваться на латунные таблички при входе, на одной из которых красовалось ее имя.

Элисон Вард, ветеринарный врач…

Вот уже три года, как Элисон закончила университет в Дэвисе, штат Калифорния, но буквы после ее имени, подтверждавшие, что она — полноправный врач-ветеринар, до сих пор приводили ее в восторг и придавали бодрости, когда приходилось тяжело.

А это бывало довольно часто. Конечно, Элисон уже выиграла несколько сражений, но борьба не закончена, далеко не закончена. Она завоевала доверие большинства клиентов, привозивших в клинику мелких домашних питомцев — животных-компаньонов, как называл их доктор Эрл, — но когда фермерам из окрестностей Санта-Терезы требовался ветеринар, они неизменно обращались к доктору Эрлу или доктору Хэбершэму. А если в этот момент ни один из двух врачей не мог ими заняться, они обращались к другим ветеринарам и никогда к Элисон.

«Все придет», — говорила себе девушка, непроизвольно расправляя при этом хрупкие плечи. В конце концов она ведь хороший ветеринар. И упорства ей не занимать. Ведь ей все же удалось закончить престижный ветеринарный курс в Дэвисе, пережить семь лет ординатуры, а потом получить место в штате у доктора Эрла Глассера, одного из известнейших в Северной Калифорнии хирургов-ветеринаров.

Примут ее когда-нибудь и фермеры — всему свое время. А сейчас… ее ждет миссис Парди, и кто сказал, что старенький полуслепой пудель менее важен, чем породистая кобыла. Для миссис Парди, например, ее песик гораздо важнее.

«И для меня тоже», — подумала, улыбаясь, Элисон.

Она откинула со лба прядку непослушных волос, поправила лацканы пиджака, придала лицу серьезное выражение — ей всегда казалось, что это должно располагать к ней клиентов. Элисон мрачно подумала, что внешность — один из ее недостатков. Кто станет воспринимать тебя всерьез, когда у тебя широко расставленные зеленые глаза, приподнятые словно в полуулыбке уголки рта и веснушки вокруг носа, как у тринадцатилетней школьницы, делающие тебя совсем уж не похожей на тридцатилетнего специалиста. Да еще рыжие волосы — ну как тут оценить твой профессионализм и выдержку?

Вот и приходилось стягивать волосы на затылке в тугой узел и репетировать перед зеркалом сосредоточенное выражение лица. Но это срабатывало не всегда. Большинство клиентов относились к ней подозрительно до тех пор, пока Элисон на деле не доказывала свой профессионализм.

Как только Элисон открыла дверь приемной, в нос ей ударили знакомые запахи эфира и хлороформа, а также мокрой шерсти, мочи и дезинфектанта. В длинной узкой комнате с ротановой мебелью, кафельным полом и фотографиями породистых лошадей в дубовых рамках на стенах уже собралось несколько клиентов со своими питомцами: мистер Арнольд с бультерьером, страдавшим астмой, Маргарет Чилтон, в корзинке которой копошился очередной выводок бирманских котят, и еще несколько незнакомых людей, сидевших с подавленным видом, какой бывает обычно у хозяев заболевших животных.

Элисон улыбнулась мистеру Арнольду, одному из первых принявших ее клиентов доктора Эрла, остановилась ненадолго, чтобы выразить восхищение котятами миссис Чилтон, обошла вокруг лужицы на полу, которую старательно не замечал смущенный владелец колли.

За конторкой в другом конце приемной сидела миссис Чэмберс, медсестра средних лет, работавшая с доктором Эрлом с тех пор, как он открыл ветлечебницу двадцать лет назад. Подняв голову, регистраторша неодобрительно посмотрела на Элисон.

— Вы опоздали, мисс Вард, миссис Парди уже здесь. Чтобы не терять время, я проводила ее в третий бокс.

У миссис Чэмберс был такой обвиняющий тон, что Элисон едва сдержалась, чтобы не пуститься в объяснения по поводу помятого обода на ее стареньком грузовичке. И почему это регистраторша все время называет ее мисс Вард, а не доктор Вард или хотя бы доктор Элисон? Впрочем, только после трех лет совместной работы миссис Чэмберс вообще удостоила ее имени. До этого она тщательно избегала прямых обращений, а когда это становилось невозможно, просто говорила Элисон «вы».

— Спасибо, миссис Чэмберс, — вежливо произнесла Элисон. — Не могли бы вы дать мне карту Клео?

Миссис Парди ждала ее в третьем боксе вниз по коридору. Это была пожилая женщина с нездоровым цветом кожи и тусклыми глазами. Она прижимала к себе довольно упитанного пуделя с выпученными глазами, затуманенными катарактой. Почуяв присутствие Элисон, песик визгливо тявкнул и приветственно завилял хвостом.

— О, доктор Вард, я так беспокоюсь за Клео! — похоже, миссис Парди собиралась вот-вот расплакаться. — Вчера у нее снова был припадок. Сначала она стала задыхаться, потом завалилась на бок. Я так расстроилась, что сама чуть не лишилась сознания.

— Ну что ж, сейчас посмотрим, — отложив сумочку и пиджак, Элисон облачилась в белый халат.

Хотя Элисон уже знала, чем именно больна собачка, она все же измерила бедняге температуру, записала пульс и темп дыхания, осмотрела даже десны и горло, пальпировала живот и ощупала грудь, прекрасно понимая, что именно такой тщательный осмотр способен хоть чуть-чуть успокоить миссис Парди. Эта пожилая женщина, бездетная вдова, жила на социальное пособие. Собака была для нее единственным близким существом и, как подозревала Элисон, единственным, что привязывало ее к жизни с тех пор, как миссис Парди похоронила мужа.

Поэтому Элисон, закончив осмотр, с большим удовольствием сообщила миссис Парди:

— Клео в очень хорошем состоянии для семидесятилетней собаки — ведь, по нашим меркам, ей именно семьдесят лет. У короткошерстных собак часто бывают проблемы с носовой смазкой. Когда возникают трудности с дыханием, просто потрите ей нос, заставьте чихнуть. Природа сама справляется с такими вещами, так что, даже если у собачки перехватит дыхание на несколько секунд, рот ее откроется сам по себе, прежде чем возникнет реальная опасность удушья. Но мы с вами не хотим, чтобы она ушиблась, упав во время такого приступа, так что в этом случае надо сразу же поместить собаку на пол.

— Я помню, что вы уже говорили мне, как поступать в таких случаях, доктор Вард. Но когда все это случилось, я… я так испугалась, что все забыла. Я ведь совсем одна, и… не могли бы вы прописать Клео какое-нибудь лекарство?

Элисон хотела было отрицательно покачать головой, но, разглядев тревогу в глазах миссис Парди, передумала и сказала:

— Я пропишу вам пищевую добавку, которая может помочь. Но лучше всего подержать Клео на диете, которую мы уже обсуждали. У нее по-прежнему излишек веса.

— Я стараюсь соблюдать диету, но бедняжка так просит, когда я ем. В конце концов Клео ведь всю жизнь кормили едой с нашего стола.

Элисон про себя вздохнула, но решила, что поздно учить миссис Парди правилам кормления собак.

— А как насчет физической нагрузки? — спросила она. — Это лучший способ сжигать лишние калории.

— О, мы гуляем теперь каждый день! — воскликнула миссис Парди. — Честно говоря, мне и самой нравится бывать на воздухе, и… доктор Элисон, не знаю, что бы я делала без этой старой глупой собаки. Соседка все время повторяет, что я сумасшедшая — нельзя так привязываться к животным, но, мне кажется, это вполне естественно. У меня ведь никогда не было детей.

— Вам с Клео предстоит провести вместе еще много лет, — утешила ее Элисон, надеясь в глубине души, что так и будет. Она сделала собаке прививку, затем достала из шкафчика и протянула миссис Парди баночку с витаминами.

— Одну пилюлю в день вместе с едой, миссис Парди. И следите за диетой!

Женщина спрятала баночку в сумку.

— Это лекарство очень дорогое, доктор Вард? — спросила она.

— Я даю его вам бесплатно. Это рекламный образец. — Элисон выписала квитанцию и протянула ее миссис Парди. — Будем считать это продолжением вашего прошлого визита. Так что заплатить придется только за укол.

Когда миссис Парди удалилась вместе со своей питомицей, бормоча слова благодарности, Элисон облокотилась о смотровой стол и рассеянно посмотрела в окно. Что-то из сказанного за последние несколько минут странно встревожило ее. Что-то про детей, про то, что у миссис Парди никогда не было детей.

— Доллар за ваши мысли, Элисон.

На пороге стоял улыбающийся доктор Эрл. Шефу Элисон было за шестьдесят, но возраст его выдавали только ежик седых волос да глубокие морщины на лице — у доктора Эрла было крепкое, сильное тело молодого человека. Впрочем, неудивительно, если вспомнить, как много он работал в своей жизни, подумала Элисон. Сам доктор Эрл сказал ей однажды, что толстых ветеринаров не бывает.

— Мои мысли не стоят и цента, доктор Эрл, — призналась Элисон. — Даже с учетом инфляции.

— Хм-м. Кстати, об инфляции. Я слышал конец вашего разговора с миссис Парди. Может быть, нам пора сменить вывеску на «Бесплатная клиника для животных Санта-Терезы»?

Элисон посмотрела на него испуганными глазами, но тут же поняла, что доктор Эрл просто шутит.

— Это действительно был незапланированный осмотр, — сказала она. — Миссис Парди принесла собаку на прививку. Это мне пришло в голову осмотреть Клео. А миссис Парди так верит в таблетки, что…

— Что вы дали пожилой леди плацебо для ее старенькой толстенькой собачки. Что ж, за последние десять лет этот песик принес клинике солидный доход. Думаю, мы способны покрыть стоимость осмотра и бутылочки витаминов.

Хотя доктор Эрл дружелюбно кивнул ей, прежде чем повернуться и выйти из бокса, Элисон стало вдруг почему-то не по себе. В конце концов это ведь его клиника, а она здесь всего-навсего наемный сотрудник, даже не младший партнер, как доктор Хэбершэм. И не стоило нарушать ценовую политику клиники только потому, что она поняла, что плата за этот визит заставит миссис Парди сократить до конца месяца расходы на еду. Прежде чем Элисон успела вызвать следующего пациента, в кабинет, изрыгая пламя, ворвалась миссис Чэмберс.

— Что это вы выдумали — не брать с миссис Парди за визит? — потребовала ответа медсестра. — Когда я говорила с ней вчера, она записалась на осмотр. Если все дело было в прививке, она могла прийти в пятницу утром — в прививочное время. Я знаю, вы неравнодушны к этой старухе Парди, но платить она должна, как все остальные. — Глаза за стеклами очков горели злобой. — В конце концов должен же кто-то в этой клинике заботиться о деньгах. Не все мы родились в богатых семьях.

Элисон почувствовала, как кровь приливает к лицу. Ей стоило большого труда заговорить спокойным голосом.

— Я позабочусь о том, чтобы в будущем миссис Парди пользовалась услугами прививочной.

— Что ж, доктору Эрлу полезно будет узнать о вашем…

— Не сомневаюсь, что вы расскажете ему, — Элисон все же не удалось сдержаться. — А пока меня ждут пациенты. Так что предлагаю вам продолжить свою работу и дать мне спокойно заняться своей. Кстати, миссис Чэмберс, раз уж мы коснулись вопроса разделения обязанностей в клинике, я думаю, вам пора называть меня доктор Вард.

Рот миссис Чэмберс непроизвольно открылся, потом закрылся. С дрожащим от негодования подбородком она повернулась и вышла из кабинета.

Элисон скорчила рожицу вслед ее удаляющейся спине, хотя, если честно, она уже жалела немного о том, что не смогла удержать язык за зубами. Что ж, по крайней мере, за ней хоть раз осталось последнее слово, хотя она прекрасно понимала: это всего лишь незначительная победа над миссис Чэмберс, которая мечтала подорвать ее авторитет.

В полдень двери клиники закрылись, как обычно, на два часа, но неотложный пациент — немецкая овчарка с травмой — задержал Элисон почти до часа. Слишком уставшая, чтобы испытывать голод, она развернула прихваченный из дома сандвич, посмотрела на него без малейшего интереса и отложила в сторону.

Откинувшись на спинку стула, Элисон закрыла глаза и стала перебирать в памяти пациентов, прошедших через ее руки за сегодняшнее утро. Погруженная в собственные мысли, она не расслышала легких шагов за дверью и обернулась, только когда в ноздри ей ударил знакомый аромат духов «Джой». Лишь тогда Элисон осознала, что мать решила нанести ей очередной визит.

Вошедшая в комнату женщина была стройной и гибкой. На голове ее царил «художественный беспорядок», но Элисон прекрасно знала, сколько времени было потрачено, чтобы достигнуть такого результата. Глаза матери, такие же ярко-зеленые, как и у Элисон, служили предметом зависти в том кругу, где она вращалась, а кожа лица, упругая и гладкая, как у подростка, обошлась отчиму Элисон в кругленькую сумму.

Сама Элисон не особенно интересовалась нарядами, но нетрудно было догадаться, что кремовый шелковый костюм матери был либо от Адольфо, либо от Билл Бласс. Даже в тех редких случаях, когда Марго снисходила до того, чтобы облачиться в джинсы, можно было не сомневаться, что на их заднем кармане красуется марка известного модельера.

Как всегда в присутствии матери, Элисон почувствовала себя замарашкой в обыкновенных джинсах и халате, уже испачканном к этому моменту. Однако чувство это было мимолетным. Одна из ее побед за последние несколько лет состояла в том, что Элисон не позволяла больше тревожить себя мыслями о том, что Марго разочаровалась в ней.

Поэтому она встретила оценивающий взгляд матери спокойной добродушной улыбкой.

— Опять бродишь по трущобам, Марго?

— Право же, Элисон, неужели обязательно быть такой… колючкой? Поскольку у тебя, как всегда, нет времени мне позвонить, я решила зайти посмотреть, как ты живешь. Звонила тебе несколько раз, но все время включался автоответчик клиники. А когда я позвонила сюда, мегера, которая отвечает на звонки, спросила, кто говорит, а потом сообщила мне, что ты слишком занята, чтобы отвечать на личные звонки.

— У нас действительно было много работы, Марго. Доктор Хэбершэм в отпуске, двое ассистентов слегли с гриппом и…

— Можешь не оправдываться, — сняв светлые бархатные перчатки, Марго положила их на стол. Она беспокойно двигалась по кабинету, рассматривая все вокруг, остановилась, нахмурившись, у плаката с породами собак, прошла вдоль ряда книг по ветеринарии и вернулась наконец к столу Элисон. На пальцах Марго мерцали бриллианты, она нервно обмахнулась элегантной сумочкой от Фенди.

— Уф! И как ты можешь переносить все эти запахи? Если уж тебе необходимо работать, почему бы не выбрать что-нибудь более… элегантное?

— Я горжусь своей профессией, Марго! Я готовилась к этой работе семь лет. И считаю великой честью, что доктор Эрл предпочел меня, хотя на эту должность претендовали более квалифицированные специалисты… — Элисон осеклась, осознав вдруг, что снова пытается оправдать выбор профессии перед человеком, который никогда не поймет ее мотивов. Никогда и ни за что. — Я люблю то, что делаю, — продолжала она уже более спокойным тоном. — Мне бы хотелось, чтобы ты поняла это и не пыталась меня изменить.

— Ты просишь слишком многого. Я никогда не понимала тебя и никогда не пойму.

Как и я тебя, дорогая Марго.

— Ты пришла поговорить о чем-то конкретном? — быстро спросила Элисон.

— А тебе не приходит в голову, что мне хочется иногда увидеть собственную дочь, не назначая свидания заранее? — под прямым взглядом Элисон веки Марго едва заметно задрожали. — Ну, честно говоря… у меня действительно есть к тебе дело. Я даю на следующей неделе обед человек на четырнадцать и хочу, чтобы ты пришла. Я пригласила кое-каких новых людей. Все они местные жители, но довольно забавны. Пора что-то делать с твоим досугом, Элисон. Ты живешь в Санта-Терезе уже три года, а не завела еще ни одного нужного знакомства. Теперь, когда мы с Филиппом тоже переехали сюда, пора это изменить. Для начала я внесла твое имя в список претендентов на членство в «Клубе Санта-Терезы».

— Пожалуйста, отмени это, Марго, — устало попросила Элисон. — У меня нет сейчас времени на гольф, теннис и другие развлечения.

— …и я пригласила для тебя на свой обед совершенно потрясающего мужчину. — Марго оценивающе посмотрела на дочь. — Как я поняла, ты уже знакома с Коулом Гамильтоном — по крайней мере, так он сказал. Должна признаться, я была удивлена, услышав, что ты хоть раз провела время с кем-то вполне презентабельным. Я уже начинала подозревать, что у тебя нет времени ни на что, кроме этих ужасных животных, которых ты подбираешь…

— Где ты познакомилась с Коулом? — резко прервала мать Элисон. — И что сказала ему обо мне?

— Странный вопрос! Как будто я стала бы обсуждать с незнакомым человеком твои дела! Я познакомилась с ним на прошлой неделе на одном благотворительном мероприятии — дегустации вина в Напе. Кажется, он имеет какое-то отношение к этому винному заводу. Когда я поняла, что он владеет также замечательным ранчо Буэна-Виста, я сразу упомянула, что моя дочь — ветеринар, и спросила, не знает ли он тебя. Он был очень удивлен. Кажется, вы обедали вместе с месяц назад, и, похоже, у него возникло ощущение, что ты — сирота. Ничего удивительного, ведь ты ходишь по городу такой замарашкой. Если ты не носишь то, что дарю тебе я, купи сама какую-нибудь приличную одежду и приведи в порядок голову. Конечно, цвет волос у тебя потрясающий, но длинные прически сейчас совсем не в моде.

— У меня нет времени и денег на салон красоты. И я хочу знать, что именно сказал обо мне Коул Гамильтон.

— Только что ты — симпатичная девушка. А что еще он мог сказать? Он сам, бесспорно, красив, и Филипп говорит, что богат. Помимо ранчо Буэна-Виста Коул владеет еще какой-то собственностью. Неплохой вариант для умной девушки. Конечно, — Марго приподняла аккуратно выщипанные брови, — он уже был женат. Это серьезный недостаток. Но сейчас он свободен и с удовольствием принял мое приглашение, когда я сказала, что на обед придешь ты.

— Марго, пожалуйста, не строй за меня планы. Мы говорили об этом уже много раз. К тому же Коул Гамильтон совершенно меня не интересует. — В ответ на недоверчивый взгляд матери девушка покраснела и поспешила добавить. — У меня нет ни времени, ни желания развлекаться.

— Нет ничего плохого в том, чтобы завести здесь друзей, с которыми можно проводить свободное время, — не сдавалась Марго. — И у тебя есть для этого вполне подходящие наряды. Я подарила тебе несколько милых вещиц и много раз предлагала отправиться со мной по магазинам, чтобы купить что-нибудь еще. Но нет, ты ходишь по городу одетая черт знает как! А этот сарай, в котором ты живешь! Конечно, туда ты не решишься пригласить гостей.

— Сарай, как ты его называешь, представляет собой весьма уютную квартиру. Мой хозяин и его жена — очень милые люди, плата вполне разумная и… да, мне необходимо место для животных.

— Для кучки калек, которые никому больше не нужны. Если тебе непременно нужны домашние животные, почему не завести что-нибудь породистое. А если бы ты не тратила столько денег на корм, у тебя как раз хватило бы на одежду и приличную машину…

— Дело не в животных. Ты же знаешь, что я выплачиваю долг за свое обучение.

— Ах да, конечно. Но тебе вовсе не надо было брать этот заем. Я хотела оплатить твое обучение сама.

— С условием, что я поступлю в женский колледж «Истерн».

— Почему бы и нет? Если хочешь подцепить приличного мужа, поступать надо туда, где водится эта рыбка.

Элисон поморщилась.

— Но я ведь хотела стать ветеринаром, а ни в одном из предложенных тобой колледжей не было подходящего курса.

— Но почему было не уступить один-единственный раз, Элисон?! Ты все делаешь по-своему. С тобой всегда было трудно, даже когда ты была ребенком.

Элисон почувствовала, как нарастает ее раздражение, но ответила матери спокойным, бесстрастным тоном:

— Каждый сам решает, что выбрать в этой жизни. Я никогда не ждала, что за мое решение заплатит кто-то другой. С тех пор, как я закончила академию миссис Лоуренс, я не попросила у тебя ни цента, Марго.

— О да, ты любишь напоминать мне, какая ты независимая, не правда ли? Но было очень глупо с твоей стороны отказаться…

— Марго, сегодня у меня нет на это времени…

— …от предложения Филиппа оплатить твое пребывание в Рэдклиффе. Он просто купается в деньгах, и… Но, погоди-ка, я ведь еще была замужем за Артуром, когда ты закончила академию? Ну да, Артур тоже хотел оплатить твое обучение. Ты всегда относилась к нему холодно, но он был очень щедр к тебе. И только твое упрямство…

— Мама!

На этот раз тон Элисон, а может, и сказанное ею слово подействовали: Марго остановилась, удивленно моргая.

— Я не могла принять помощь Артура, Марго. Я едва знала его. И он не нес за меня ответственности, как сейчас не несет ее и Филипп.

— Но он мой муж, ради всего святого! А твой отец — ему всегда было на тебя наплевать. Он даже не приезжал повидаться с тобой, после того как бросил нас. Честно говоря, когда мне сообщили, что Джек погиб в аварии, я едва могла вспомнить, как он выглядел.

«Зато я никогда не забывала об этом», — подумала Элисон, и ее захлестнула вдруг волна давно знакомой боли. Она видела отца последний раз в пять лет, но в ушах по-прежнему звучали сердитые голоса, доносившиеся из спальни родителей в тот вечер, когда Джек ушел от них. И никогда не забудет она перекошенного лица Марго, вопящей в истерике, что они прекрасно проживут и без него и что Элисон никогда, никогда не должна даже упоминать имени своего отца. А еще она помнила чувство вины, с которым прожила многие годы, словно была каким-то образом причастна к уходу отца, сделала что-то не так. Или сказала…

Предательски защипало глаза, и, чтобы не показать, как сильно задели ее слова Марго, Элисон встала и подошла к окну.

— Пожалуйста, не беспокойся обо мне, — сказала она, когда поняла, что снова может говорить спокойным тоном. — Я довольна своей жизнью. Через пару недель мне исполнится тридцать один год. Пора…

— Пора выйти замуж за кого-нибудь, кто мог бы дать тебе нормальный дом и детей. Смешно так противиться замужеству. Если тебе не подходит Коул Гамильтон, есть много других. У меня давно на примете один чудный молодой человек, который работает в брокерской фирме Филиппа.

Элисон мысленно застонала, стараясь не слушать, как Марго продолжает описывать достоинства чудного биржевого маклера. Остановить монолог ее матери было все равно что пытаться перекрыть водопад с помощью чайного ситечка. И как она не понимает, почему ее дочь не желает выходить замуж, — Марго, с ее опытом трех неудачных замужеств и бесчисленных неудачных романов. Все это не для Элисон: романы, мечты, надежды, а затем разочарования и болезненные попытки забыть того, без кого еще недавно ты не мыслила своего существования. Нет, ее не удастся заманить в эту ловушку, она не станет влюбляться лишь для того, чтобы ей сделали больно, когда все будет кончено. Слишком часто ей приходилось видеть, как проходит через этот ад ее мать.

Элисон поморщилась, вспомнив, что два раза она все же позволила себе расслабиться настолько, чтобы забыть о твердой решимости не связывать себя ни с одним мужчиной. Первый был сыном владельца ранчо, на котором разводили лошадей. Элисон работала на этом ранчо летом три года подряд. Она была без ума от парня — пока он не заманил ее однажды вечером в грузовик своего отца. Грубый, бесчувственный секс мигом излечил Элисон от романтической привязанности и укрепил решимость не заводить в будущем серьезных романов.

Только однажды с тех пор она совершила ошибку и дала чувствам взять над собой верх. В тот раз это был молодой ассистент одного из профессоров университета. Элисон была уверена, что влюблена, хотя секс между ними оставлял желать лучшего. А потом обнаружилось, что парень врал ей. Он не только оказался женатым, но у него было к тому же двое детей. С тех пор Элисон сосредоточилась на работе, а сердце свое держала под замком…

— …очень мило, если бы ты не впадала в транс, когда я разговариваю с тобой, Элисон.

— Пожалуйста, Марго, не начинай снова меня сватать. Когда я говорю, что мне это не интересно, — я говорю правду.

— Что ж, если тебе действительно нравится жить отшельницей, я умываю руки.

Элисон глубоко вздохнула и медленно произнесла:

— Извини, Марго, но тебе пора. Сейчас придет мой первый послеобеденный пациент. И не рассчитывай на меня в смысле обеда. Следующие две недели у меня ночные дежурства на дому на случай неотложных вызовов.

Элисон произнесла это так твердо, что Марго не стала спорить. Поправив с мрачным видом норковый полушубок, она взяла со стола перчатки и сумочку. Но Марго не была бы Марго, если бы уходя не оставила за собой последнее слово.

— Очень хорошо. Возись со своими грязными животными. Раз у тебя есть более важные занятия, я передам Коулу Гамильтону твои искренние сожаления… и наилучшие пожелания.

 

Глава 2

Когда Марго покинула кабинет, Элисон распахнула окно, чтобы развеялся тяжелый, навязчивый запах ее духов. Если бы можно было избавиться так же просто от собственных противоречивых чувств и мыслей! Она присела на край стола, ощущая себя измученной и немного озадаченной. Эти визиты, ставшие в последнее время довольно частыми, были совсем не в характере ее матери. Большую часть жизни дочери Марго предпочитала засовывать ее в частные школы зимой, в лагеря или на ранчо с пансионом летом и даже писала дочери довольно редко. Позже, когда Элисон стала взрослой, ее контакты с матерью ограничивались редкими письмами и еще более редкими телефонными звонками.

Так с чего же вдруг это неожиданное внимание? Может быть, она странная дочь, если ей внушает тревогу забота матери? И как это Марго всю жизнь удавалось заставлять ее чувствовать себя виноватой? В чем она была виновата? В том, что не хотела любезничать с очередным отчимом, которого едва знала? В том, что отказывалась принимать многочисленные подарки, купленные на деньги Филиппа? Но ведь жить, полагаясь только на свои силы, — это хорошо? Или нет?

Видит Бог, годы, проведенные в Дэвисе, не были легкими. Элисон переменила с дюжину работ, иногда работала на двух одновременно — помощником почтальона, санитаркой в приюте для животных, в студенческой столовой. Она шла на все, чтобы заработать деньги, которые позволяли ей удержаться на плаву. Последние два года было очень тяжело совмещать учебу и работу, и тогда Элисон приходилось обращаться за различными студенческими займами, которые она выплачивает до сих пор.

Ну да, она не думала ни о чем, кроме собственных амбиций. Но, с другой стороны, Элисон никогда не просила у матери денег. Так почему же теперь она сидит здесь и спорит сама с собой, словно все-таки виновата в том, что не позволила Марго дирижировать собственной жизнью?!

И что скажет ее мать Коулу Гамильтону? Что она оказалась неблагодарной и эгоистичной дочерью? Наверное. Не то чтобы Элисон очень волновало, что думает о ней этот плейбой…

В памяти неожиданно всплыла улыбка Коула и его слишком настойчивый взгляд. Элисон прекрасно помнила тот вечер, начинавшийся многообещающе, но закончившийся на весьма печальной ноте.

Доктор Эрл представил ей своего друга и владельца одного из прекраснейших окрестных ранчо, и Элисон показалось, что она хотела бы узнать этого человека ближе. И, когда Коул позвонил на следующий день и пригласил ее на обед, она была настолько обескуражена, что ответила согласием.

И все было очень мило — вначале. Коул выбрал французский ресторан, один из лучших в Санта-Терезе. Еда была превосходной, вино — великолепным, разговор — легким и непринужденным.

Они закончили обед и пили кофе с бренди, когда Коул вдруг спросил, почему такая привлекательная молодая женщина никогда не была замужем.

— А почему вы так уверены в этом? — парировала Элисон.

— Я вовсе не уверен, но ведь я же прав?

— Да, вы угадали, — довольно холодно ответила она. — А как насчет вас? Вы были женаты?

— Да, было и такое. Но, можете мне поверить, я не собираюсь повторять этой ошибки.

— Вы так уверены в этом? — вырвалось у Элисон, прежде чем она успела прикусить язык.

В карих глазах Коула появилось вдруг странное выражение.

— Да, уверен. Честно говоря, из чувства самосохранения я исключил из своей жизни любые длительные, серьезные отношения с женщиной. Риск слишком велик. Извините за банальность, но, обжегшись на молоке, дуешь на воду.

Хотя он и рассмеялся, Элисон сразу поняла, что это было предупреждением. «Руки прочь! Не сдамся!» — словно бы говорил этот человек. А так как Коул обратил сказанное в шутку, у Элисон не было возможности холодно объяснить, что с ней он в безопасности, поскольку она разделяет его взгляды на брак и тоже прекрасно живет на свете без зависимости от другого человека.

И все это не было бы таким отвратительным, если бы буквально через несколько минут Коул не начал приставать к ней.

Помогая Элисон садиться в машину, он бросил как ни в чем не бывало:

— Еще рано везти вас домой. И вообще зачем вам сегодня возвращаться туда? Почему бы не провести ночь на Буэна-Виста? Рано утром мы могли бы покататься на лошадях и полюбоваться рассветом. С удовольствием покажу вам долину при свете первых солнечных лучей.

Понадобилась вся выдержка Элисон, чтобы спокойно объяснить этому нахалу, что у нее сегодня был тяжелый день и она предпочитает отправиться домой. Только дружба Коула с доктором Эрлом помешала ей сказать все, что она думает по поводу его попытки так быстро добиться своего.

Элисон встряхнула головой, разозлившись на собственные мысли, и посмотрела на часы. До следующего пациента оставалось еще полчаса. У нее есть время съесть сандвич, а еще лучше прогуляться, чтобы голова окончательно очистилась от мыслей о матери и Коуле Гамильтоне.

Да, лучше выйти на свежий воздух. Элисон надела пальто и выскользнула через черный ход, так как не имела ни малейшего желания снова препираться с миссис Чэмберс, которая обедала прямо за конторкой вместе с ассистенткой доктора Эрла.

Быстрым шагом Элисон миновала ряд небольших магазинчиков и свернула на соседнюю улицу, где находились жилые дома. Она медленно пошла вдоль кустов мимозы, и постепенно спокойствие тихой улочки сделало свое дело — нервы Элисон начали успокаиваться.

Три года назад, когда Элисон приехала в Санта-Терезу на собеседование с доктором Эрлом, она тут же влюбилась в этот городок, раскинувшийся посреди зеленой долины и окруженный молочными фермами, виноградниками и яблочными садами Грейвенстайна. Санта-Тереза была достаточно велика, но сохранила очарование небольшого городка, типичного скорее для Запада, чем для современной Калифорнии, и это качество особенно привлекало Элисон.

Но если Санта-Тереза прекрасно соответствовала ее образу жизни, она, конечно же, была слишком скучной и провинциальной для Марго, которой куда больше нравились места вроде Палм-Спрингз, или Беверли-Хиллз, или ее любимого Нью-Йорка. И все же год назад они с Филиппом купили в Санта-Терезе один из самых живописных домов, и с тех пор Марго старательно завоевывала местное высшее общество.

Что ж, подумала Элисон, по какой-то неизвестной причине Марго осложняет ее жизнь непрошеными визитами и советами. Надо как-то дать ей понять, что дочь уже выросла и способна сама руководить собственной жизнью.

— С этой складкой между бровей, Элисон, вы выглядите очень мрачно, — произнес за ее спиной приятный мужской голос, показавшийся ей знакомым.

Первым побуждением Элисон было идти вперед не оглядываясь. Но Коул Гамильтон являлся одним из лучших клиентов клиники, личным другом доктора Эрла, поэтому она остановилась и подождала, пока Коул не поравняется с ней.

Он был выше среднего роста и рядом с хрупкой Элисон выглядел настоящим великаном. Коул улыбнулся, и Элисон почувствовала, что просто не может не обращать внимания на его густые черные волосы, крупные черты лица и стройную фигуру. И, как всегда, она испытала странную тревогу при взгляде на его улыбку — наверное, потому что эта улыбка не раскрывала души Гамильтона.

Сегодня он был одет в рабочую одежду, словно ковбой на ранчо. Но даже в потертых джинсах, поношенных сапогах и видавшей виды шляпе, нависавшей над его ярко-голубыми глазами, он все равно казался сильным и властным. Никто никогда не принял бы его за простого ковбоя, подумала Элисон, всем телом ощущая настойчивый взгляд Коула.

— А, это вы, мистер Гамильтон, — с заученным равнодушием произнесла Элисон.

— Мы же договорились, что вы будете звать меня Коул. Забыли? Но вы ведь помните наш совместный обед в прошлом месяце, до того как вы почувствовали себя слишком занятой, чтобы отвечать на мои звонки и просматривать собственную почту.

Тон его был легким, чуть шутливым, но в глазах мелькнуло сердитое выражение, от которого Элисон стало не по себе. Черт бы его побрал! Он прекрасно знает, почему она не отвечала на его звонки и не звонила сама, чтобы поблагодарить за присланные им цветы. А может, ему действительно невдомек? Вполне возможно, он просто считает, что она корчит из себя недотрогу. Или он считает, что Элисон не хочет встречаться из-за его предубеждения против брака. Да пусть думает что угодно, только бы оставил ее в покое.

Она поняла, что молчит слишком долго, и поспешила произнести:

— Извините, но мне пора возвращаться в клинику.

— Моя машина к вашим услугам, — Коул указал на темно-синий «Мерседес». — Я как раз ехал в клинику поговорить с Эрлом, когда увидел вас. Садитесь, подвезу.

Элисон не могла придумать вежливого способа отказаться от его предложения. Она молча села в машину и заговорила лишь после того, как Коул задал ей вопрос, требовавший прямого ответа.

— Насколько я понимаю, мы оба приглашены на обед к вашим родителям. Если у вас нет провожатого, не хотите воспользоваться моими услугами? С удовольствием заеду за вами.

— Вас неправильно информировали. У меня другие планы на тот вечер, когда Марго дает обед, — быстро выпалила Элисон. Видимо, слишком быстро, потому что тут же ощутила на себе его ироничную улыбку.

— Очень жаль. А я думал, что нам полезно будет узнать друг друга получше. — Припарковав машину позади грузовика, он добавил: — Я очень удивился, когда узнал, что вы — дочь Филиппа Вестфолла. Мне почему-то казалось, что вы совсем одна на этом свете.

— Правда? — холодно переспросила Элисон. — А почему вы решили, что Филипп мой отец?

Теперь наступила его очередь замолчать.

— Понимаю, — сказал Коул после паузы. — Если влез в ваши личные переживания, извините меня.

Они уже выходили из машины, и это избавило Элисон от необходимости отвечать. У нее не было желания обсуждать с незнакомым в общем-то человеком матримониальные забавы Марго. Сердито нахмурившись, Элисон вылезла из машины. Этот человек вообще не заслуживал, чтобы она разговаривала с ним. Его нахальное заявление о том, что он не хочет быть потенциальным мужем или даже любовником на длительный срок, все еще раздражало ее. Что ж, сегодня она вела себя достаточно грубо, чтобы Коул Гамильтон потерял к ней всякий интерес.

Оставшуюся часть дня Элисон была слишком занята, чтобы думать о ком-то, кроме своих пациентов. Когда она заканчивала обход боксов, где содержались животные, требовавшие больничного ухода, принесли раненую кошку. Элисон зашивала разорванное ухо отважной кошки, которая явно сразилась с более сильным — или более умным — противником, и вдруг почувствовала себя чудовищно усталой и голодной. Но искренняя благодарность восьмилетнего хозяина кошки стоила того, чтобы отложить обед. Она поделилась этим соображением с доктором Эрлом, который засиделся в клинике над своими научными статьями, и тот согласно кивнул.

— Для этого и существует наша профессия, — сказал он Элисон. — Есть и среди нас паршивые овцы, которые стали ветеринарами только ради денег, но это редкость. Надо быть очень преданным этому делу, чтобы вынести огромную нагрузку. Наша специальность не так престижна, но очень требовательна и в каком-то смысле куда сложнее того, что делают терапевты и прочие специалисты, имеющие дело с людьми. Ведь доктору надо выучить анатомию всего одного существа — человека. А нам приходится лечить всех — от канареек до китов. К тому же наши пациенты не могут сказать, где у них болит.

Когда Элисон выписала последнюю квитанцию, в клинике уже было тихо и темно. Госпитализированных животных усыпили на ночь. Из задней части здания слышался звук бегущей воды. Элисон догадалась: то Билл Крамер, ночной санитар, студент находящегося неподалеку университета Сонома, приступил к уборке клеток. Надевая пальто, Элисон подумала о том, что хорошо бы у Билла не было ночью повода вызвать ее для неотложной помощи или к одному из пациентов стационара, которому неправильно рассчитали дозу снотворного. Сегодня ей хочется спокойно поужинать, почитать немного и заснуть.

Но Элисон рано обрадовалась свободе. Когда она готовилась покинуть клинику, в приемной зазвонил телефон.

— Элисон? Как я рада, что застала тебя.

Элисон невольно улыбнулась, узнав голос Джинни Колетт. Хозяйка сдаваемой внаем квартиры, как всегда казалось Элисон, — это пожилая дама с резким голосом и подозрительным взглядом. Джинни была одного с Элисон возраста и, пожалуй, за прошедшие три года стала ее самой близкой знакомой в Санта-Терезе, почти подругой.

— Что случилось, Джинни?

— Я знаю, как это ужасно — беспокоить тебя на работе, но я буквально схожу с ума…

— Что случилось?

— Моя свекровь… Джон в Нью-Йорке на медицинской конференции, а его мать позвонила и попросила меня побыть с ней. Она попала в аварию — ничего страшного, никаких повреждений, просто она слишком возбуждена, чтобы оставаться одной. Я бы взяла девочек с собой, но миссис Колетт живет в одном из этих домов со строгими порядками — никаких детей после десяти вечера. А няне я не могу дозвониться. Я знаю, это нарушит твои планы, но не могла бы ты посидеть сегодня с близнецами? Ты ведь говорила как-то…

— Ни слова больше. Собирай вещи — я подъеду через десять минут. И не беспокойся. Мы с девочками прекрасно поладим.

Элисон повесила трубку, от души надеясь, что в ее голосе не слышно было разочарования по поводу того, что придется провести этот вечер, присматривая за двумя шустрыми шестилетними близняшками.

 

Глава 3

Когда Элисон только переехала в Санта-Терезу, она поселилась в небольшой квартирке в нескольких минутах ходьбы от клиники. Но потом она подобрала первого питомца, вернее, как часто казалось Элисон, это Петр Великий подобрал ее, и начала присматривать жилье попросторнее. Когда она пришла по объявлению Колеттов, хозяева понравились ей с первого взгляда, и переоборудованный ими под жилье сарайчик прекрасно подходил для ее нужд. Он был не только удобным, просторным и доступным по цене. Одним из главных его достоинств был огороженный задний дворик.

Хотя Элисон работала по ненормированному графику, а Джинни была занята заботами о муже-гинекологе, двух дочках-близнецах и о домашнем хозяйстве, между молодыми женщинами сразу же возникла привязанность, почти дружба. До сегодняшнего дня она сводилась к тому, что они пили вместе чай или кофе раз в месяц, когда Элисон приходила платить за квартиру. Пухленькая Джинни с карими глазами и облаком черных волос была очень симпатична Элисон.

Она без малейших колебаний согласилась помочь Джинни, но сейчас, на подъезде к дому, Элисон охватили сомнения.

В конце концов что она знает о детях? У нее не было старших братьев и сестер, которые могли бы подарить ей племянников, не говоря уже о младших братишках и сестренках, о которых она могла бы заботиться, будучи подростком. Элисон не знала, как обращаться с детьми, — разве что как со взрослыми, но такой подход вряд ли понравится их родителям. И как она будет развлекать весь вечер двух шестилетних девчушек? Ведь она даже не научилась до сих пор различать их.

Выпрыгнув из кабины грузовичка, Элисон с сожалением подумала о своих животных, которым придется сегодня ждать ужина куда дольше обычного. Петр Великий — ее борзая — будет ходить туда-сюда, скривив свой длинный аристократический нос по поводу опоздания хозяйки. Когда Элисон подобрала собаку на улице, Петр страдал от недоедания, и его густая белая шерсть была заляпана кровью, струившейся из разорванного уха. Он был очень старым, и Элисон подозревала, что хозяева просто-напросто выгнали его из дома.

А вот ее кот, Том-Том, наверняка родился на улице. Ему перебило ногу капканом, из которого Элисон его освободила. Том-Том страдал отвращением ко всем человеческим существам, включая подчас и свою спасительницу. Он наверняка будет ковылять на трех лапах по перилам, ведущим на чердак, останавливаясь иногда, чтобы издать жуткий вопль недовольства по поводу того, что его не накормили вовремя. А Шэмрок, самый терпеливый из ирландских сеттеров, будет лежать, свернувшись на коврике, и не сводить с двери своих ослепших глаз в ожидании хозяйки.

А что, если в один из вечеров ей вообще не удастся дойти до дома? Что, если с ней что-нибудь случится? Кто покормит, кто позаботится о них? Может быть, гуманнее было бы усыпить этих несчастных. Может быть, она лишь из эгоизма взяла в дом эти — как называет их Марго — отбросы с животной помойки?

Элисон уже поднималась по ступенькам дома Колеттов. Она улыбнулась, заметив две пары глаз, наблюдавших за ней через щелку во входной двери. Элисон мало общалась со своими маленькими соседками. Девочки были очень любопытными, но старались не подходить к бывшему сараю. Наверное, родители строго приказали им не беспокоить Элисон. Сейчас она пожалела о том, что сохраняла дистанцию. Если бы она останавливалась иногда поболтать с малышками, возвращаясь домой с работы, сегодня им легче было бы поладить.

— О, вот и ты! — Джинни уже стояла в дверях, держа ключи от машины. Выражение ее карих глаз было еще более испуганным, чем обычно.

— Я очень ценю твою помощь, Элисон, — сказала она. — У миссис Колетт, разумеется, есть друзья, которые с удовольствием побыли бы с ней, но — нет! — она не может даже подумать о том, чтобы их побеспокоить. Прости, что нарушила твои планы. Я обзвонила всех подруг, но они заняты…

— Не беспокойся, я все равно собиралась побыть сегодня дома, — заверила Джинни Элисон. Они были примерно одного возраста, но Элисон часто чувствовала себя старше Джинни. Может быть, потому что она всю жизнь заботилась о себе сама, а Джинни вышла замуж сразу после колледжа и не работала ни одного дня за пределами дома. Или потому, что в Джинни сохранилось до сих пор искреннее дружелюбие счастливого ребенка, которым Элисон не могла похвастаться даже в детстве?

— Я строго поговорила с девочками. Они не должны хулиганить. Да, ужин… Разогрей им суп в банках и сделай сандвичи с арахисовым маслом и джемом. Они наверняка попытаются уговорить тебя разрешить им не ложиться в девять, но будь непреклонна.

Обняв по очереди дочурок и виновато улыбнувшись Элисон, Джинни направилась к семейному фургону. Две маленькие фигурки, махавшие ей с крыльца, выглядели такими несчастными, что у Элисон защемило в груди.

В их возрасте Элисон чаще всего находилась на попечении очередной экономки, нанятой матерью, но она ясно помнила, какой одинокой и покинутой чувствовала себя, когда Марго, надушенная и сияющая, уезжала на уик-энд с очередным своим мужчиной.

Элисон прочитала имена, вышитые на футболках близняшек.

— Ну что ж, Лори и Лерлин, кажется, этот вечер вам придется провести со мной, — Элисон притворилась, что не замечает, как дрожит нижняя губка Лори, старавшейся держаться позади сестры. — Если хотите, можете звать меня Элисон. Прежде чем начнем готовить ужин, не хотите помочь мне накормить моих животных? У меня есть щенок с поврежденной лапкой, который наверняка уже проголодался.

Едва сдержав улыбку, Элисон смотрела, как меняются лица девочек. Похоже, путь к сердцу ребенка лежит через щенка.

— А как он поранил ножку? — спросила Лерлин.

— Ну, думаю, его сбила машина. Кто-то просто оставил беднягу в приемной клиники, где я работаю, так что он вроде подкидыша. Но это пока. Скоро, когда он поправится, я найду для него хороший дом.

Пока они шли по лужайке, отделявшей дом Колеттов от жилища Элисон, девочки забрасывали ее вопросами о щенке-подкидыше.

— Уф! — сказала она наконец. — Давайте задавать вопросы по очереди. Его зовут… честно говоря, я не знаю, как его зовут.

Элисон не стала объяснять девочкам, что, если не давать животному имени, с ним легче потом расстаться. — Я зову его просто «щенок».

— Но почему вы не дадите ему имя? — спросила более бойкая Лерлин.

— Ну, так нельзя! Ведь у него же есть имя, которое дала ему мама.

— Но собаки не разговаривают, — с сомнением произнесла Лерлин. — Как же вы узнаете его имя?

— В этом-то вся проблема. Иногда требуется много времени. Надо наблюдать за щенком или котенком, изучать их, и имя само придет тебе на ум. Но надо быть внимательным, чтобы это непременно оказалось настоящее имя. Если ошибешься, будешь называть маленькую веселую чихуахуа каким-нибудь дурацким именем вроде Бруно.

Девочки весело рассмеялись над ее шуткой. Лори просунула в руку Элисон свою теплую ладошку.

— А как вы думаете, мне удастся угадать настоящее имя этого щенка? — робко спросила она.

— Думаю, если будешь держать широко открытыми глаза и уши, это вполне может случиться сегодня вечером.

Когда они подошли к сараю, Петр Великий с высоко поднятым хвостом первым подбежал поприветствовать их. Уткнувшись носом в ладонь Элисон, он подозрительно покосился на близнецов. Потом вытянул длинную шею, чтобы изучить их повнимательнее. Элисон не удивилась, когда обе девочки спрятались за ее спиной.

— Это пони? — испуганно прошептала Лори.

— Это борзая, — ответила Элисон. — Некоторые называют их русскими волкодавами. Но на самом деле этот пес очень ласковый. Его зовут Петр Великий. В честь одного русского царя. Царь — это вроде короля. Если вы позволите ему обнюхать вас, Петр будет очень благодарен. Он так здоровается. А если хотите подружиться, почешите его за ушками. У него такие длинные лапы, что он не может сделать это сам.

Несколько секунд спустя Лерлин с воодушевлением почесывала за левым, а Лори — за правым ухом собаки. Прикрыв глаза, Петр Великий принимал их внимание с царственным достоинством, как и подобает особе благородной крови.

— А откуда вы знаете так много про собак? — спросила Лерлин.

— Потому что это моя работа.

— А я думала вы — ветер… как там дальше?

— Ветеринар. А знаешь, кто такой ветеринар? Это — звериный доктор.

— Как мой папа, — кивнула Лори. — Только он лечит людей.

— А у вас есть еще звери?

Элисон познакомила близняшек со старым ирландским сеттером Шэмроком, потом с Том-Томом, который, к ее удивлению, позволил девочкам погладить себя по мягкой спинке. Но когда Элисон отвела Лерлин и Лори к конуре, их сердца тут же завоевал щенок.

Это была дворняжка. Элисон подозревала, что в его жилах течет кровь не меньше дюжины разных пород, и, когда он прыгал на малышек, почти сшибая их с ног своими огромными лапами, становилось ясно, что это — взаимная любовь с первого взгляда.

Близнецы ни в какую не хотели расставаться со своим новым другом, и Элисон пришлось стряпать в своей небольшой кухоньке. Сама она плохо ела в детстве и до сих пор помнила все эти трапезы, когда приходилось запихивать в себя пищу под угрозы и брань, а иногда — чтобы получить предложенную за это взятку. Поэтому она с удивлением смотрела на девчушек, которые с удовольствием съели куриный суп с лапшой, по бутерброду с консервированной говядиной, а потом еще по стаканчику шоколадного мороженого.

Девочки помогли ей помыть посуду, а потом Элисон устроилась поудобнее на кушетке и стала наблюдать, как они резвятся, играя со щенком. И не удивилась, когда Лори придумала для щенка имя.

— Посмотри, Лерлин, — возбужденно произнесла девочка. — У него глаза совсем как пуговицы на пальто у мамы. — Она остановилась, и глаза ее радостно расширились. — Ой, да это ведь его имя, правда? Пуговка, правда, Элисон?

— Вполне возможно. Ты попробуй позвать, и если он отзовется, ты угадала.

И, конечно же, когда Лори ласково позвала: «Пуговка!» — щенок подбежал к ней, виляя хвостом.

— Что ж, решено, зови его Баттонз — это то же самое, что пуговка. — Тут Элисон пришла вдруг в голову замечательная идея. Мысленно извинившись перед Джинни, она сказала: — Странно. Обычно именно настоящий владелец собаки угадывает ее имя.

Она смотрела, пряча улыбку, как девочки переглянулись и стали перешептываться с видом заговорщиц. «В следующий раз подумаешь, прежде чем оставлять детей с ветеринаром, Джинни», — мысленно пробормотала Элисон, отгоняя остатки чувства вины.

Когда девочки начали позевывать, Элисон сняла с вешалки их пальтишки. Но у близнецов были совсем другие планы.

— Как бы я хотела остаться здесь на ночь… — затянула Лерлин.

— Да, поспать прямо здесь, — подхватила Лори.

Элисон подумала немного, затем кивнула.

— Почему бы и нет? Только если это одобрит ваша мама. Может быть, она предпочитает, чтобы ее дочки спали в собственных мягких кроватках.

— О, она не будет ругаться, — серьезно произнесла Лори. — Мама очень хорошо к вам относится. Я слышала, как она говорила папе, что никогда не понимала женщин, живущих ради карьеры, но что вы все равно очень милая.

— Хм-м. И все же я позвоню по номеру, который она оставила, и спрошу у нее разрешения оставить вас здесь.

— А потом, — продолжала вслед за сестренкой Лерлин, — папа сказал, что у вас потрясные ноги и что, если бы у него уже не было любимой женщины, он обязательно поухаживал бы за вами. А мама сказала, что только после того, как он перешагнет через ее бездыханное тело, а папа сказал, что, кстати, о телах, как насчет…

— Хватит, хватит! — смеясь, прервала их Элисон. — Мне кажется, вашим родителям не понравится, что вы пересказываете их разговоры.

— Они думают, что мы спим. А мы часто слышим все, что они говорят внизу. Иногда они ведут себя так смешно — говорят всякие глупости, щекочут друг друга и…

— Я думаю, лучше позвонить вашей маме. Если она разрешит, вы можете спать на чердаке, но если скажет «нет» — больше не спорим.

Час спустя все трое уже устроились поуютнее на большой кровати Элисон. Она помогла девочкам принять душ и переодеться в пижамы, дала им на ночь молока и крекеров с арахисовым маслом. Том-Том, объявивший перемирие в своей войне против человечества, занял место на коленках Лерлин, а щенок, подозрительно пахнущий арахисовым маслом, терся у ног Лори. Близнецы, устроившись по обе стороны от Элисон, внимательно слушали ее рассказ о том, как она унаследовала Шэмрока от одного из посещавших их клинику пенсионеров.

Наконец глаза девочек начали закрываться, и Элисон перенесла их наверх. При свете стоявшей у кровати лампы чердак, заставленный дубовой мебелью, выглядел весьма симпатично. Висевшие в кашпо папоротники отбрасывали кружевные тени. Укладывая девочек, Элисон не без сожаления подумала о том, что сама она будет сегодня спать внизу, на кушетке.

Пришлось выслушать молитвы малышек, главным героем которых был Баттонз, а затем Лерлин потребовала песенку. Элисон не могла вспомнить ни одной колыбельной и выбрала старинную балладу о верной любви. Где-то на середине песни девчушки заснули.

Элисон выключила лампу, но не стала сразу спускаться вниз. Она долго стояла у кроватки, вглядываясь в личики спящих близняшек и чувствуя себя странно подавленной. Как это здорово — спать так крепко и безмятежно, целиком отдавшись сну. И как повезло этим двоим, что они есть друг у друга, а у них — заботливые, любящие родители. Но так ли это хорошо на самом деле? Ведь они вырастут, ожидая от окружающих той же любви, которую давали им родители. Может быть, лучше еще в детстве узнать, что люди, которых любишь, могут бросить тебя, уйти и никогда не вернуться, несмотря на то, что ты так в них нуждаешься. Элисон отвернулась, вдруг разозлившись на себя. Что-то слишком часто в последнее время она ведет с собой подобные разговоры. Это — нездоровое явление, которое приводит лишь к возникновению беспричинной тревоги.

Элисон переоделась в халат и постелила себе на кушетке. Шэмрок, безошибочно найдя ее в темноте, устроился в ногах. День был тяжелым, и неудивительно, что Элисон заснула, едва коснувшись головой подушки.

Она проснулась так неожиданно, что не сразу поняла, что прижавшийся к ней сбоку комочек — одна из девочек.

Элисон села и включила лампу.

— Что такое? — сонно спросила она. — Что случилось, Лерлин?

— Я Лори, — тихо сказала девочка. — Я увидела что-то большое, белое и… страшное. Я толкнула Лерлин, но она спрятала голову под подушку и не проснулась. Поэтому я пришла сюда.

Элисон посмотрела на чердак и вздохнула с облегчением, увидев белый, похожий на плюмаж, хвост, раскачивающийся над перилами.

— Это Петр Великий, — успокоила она девочку. — Он делает свои ночные обходы.

— Обходы? — удивленно посмотрела на нее Лори.

— Хм. Он смотрит, все ли у нас в порядке.

— А… но он такой большой, что я… испугалась.

— Петр очень расстроится, если узнает об этом. Ему нравится думать, что он платит за жилье и еду тем, что охраняет дом, пока я сплю.

— А Шэмрок? Чем он платит за дом и еду?

— Тем, что составляет мне компанию. А иногда я разрешаю ему спать в ногах моей кровати, когда я… — Элисон вдруг осеклась.

— Когда вы что?

— Когда у меня мерзнут ноги. А Том-Том отпугивает мышей, чтобы они не ели нашу пищу.

Лори захихикала, но по-прежнему не сводила с мансарды напряженного взгляда, и Элисон понимала, что девочка не успокоилась до конца.

— Хочешь выпить молока, чтобы быстрее уснуть? — спросила она.

— Нет… но можно мне остаться здесь до утра?

— А если твоя сестренка проснется ночью и увидит, что тебя нет?

— О, Лерлин никогда не просыпается по ночам. Только если я не могу заснуть и начинаю пихать ее как следует.

— И часто ты не можешь заснуть?

— Только когда ем шоколад.

— Ну почему же ты не сказала мне? — а впрочем, Элисон знала ответ на этот вопрос. — Что ж, здесь хватит места для нас обеих. Я расскажу тебе сказку — хочешь?

Вместо ответа Лори залезла под плед, сложила на груди руки и выжидающе посмотрела на Элисон.

Та начала довольно сбивчиво сочинять что-то о потерявшемся щенке, зная, что ее сегодняшняя аудитория не слишком требовательна. Когда дыхание Лори стало глубоким и ровным, Элисон выключила лампу, но почувствовала, что сама уже не сможет уснуть. Она лежала, подложив ладони под щеку Лори, и вспоминала другие события сегодняшнего дня — визит матери, встречу с Коулом Гамильтоном, неотложных пациентов. Но мысли ее странным образом возвращались к словам, сказанным самой первой пациенткой, о том, что у той никогда не было детей, и поэтому она так привязана к своей собаке.

«Неужели это про меня? — неожиданно подумала Элисон. — Неужели животные заменяют мне детей, которых у меня никогда не будет?»

От этой мысли стало так больно, что Элисон тут же попыталась прогнать ее от себя. Но мысль не желала исчезать, потому что в ней было слишком много правды. Сколько раз она уже испытывала недовольство собой, чувствуя, что чего-то в ее жизни не хватает. Может быть, это потому, что, несмотря на забитые делами дни, она очень часто бывает одна? Может, она уже давно втайне хочет ребенка, с которым могла бы разделить свою жизнь?

Если так, то ей не повезло. Потому что замужество с его проблемами и риском — не для нее. Она уже видела, к чему может привести женщину зависимость от таких непрочных и недолговечных вещей, как брак и любовь. А если она не готова к браку, можно забыть и о материнстве.

Конечно, тысячи вдов и разведенных женщин растят своих детей без отцов. Вполне можно обзавестись ребенком, не будучи замужем. Такое случается довольно часто и стало даже модно в наши дни. Да, чтобы забеременеть, не нужен муж, но, к сожалению, нужно вступить в близкие отношения с мужчиной. А ей не хотелось заводить романов, даже очень коротких.

Мысли ее стали путаться, глаза закрываться, но, прежде чем уснуть, Элисон сказала себе, что должна подумать обо всем этом еще раз, когда не будет такой усталой…

 

Глава 4

Утром, когда Элисон разбудили крики близняшек и веселый визг щенка, ночные мысли показались ей всего лишь сном. Или скорее кошмаром, решила Элисон, отправляясь ставить воду для кофе.

Девочки, возбужденные тем, что ночевали в мансарде, а не дома, поглощали огромное количество пищи, постоянно пытаясь болтать с полными ртами. После полудня благодарная Джинни наконец-то забрала дочурок. Элисон чувствовала себя усталой. Но когда все ушли, она вдруг взглянула на свой притихший дом другими глазами.

Несмотря на теплые цвета отделки и удобную мебель, несмотря на греющуюся в солнечных лучах на подоконнике кошку, на старого ирландского сеттера, прикорнувшего на коврике у двери, дом казался удивительно пустым. Или скорее каким-то безжизненным, бесплодным.

Элисон вдруг почувствовала беспричинное раздражение. Казалось несправедливым, что девочки, наполнившие этот дом шумом и смехом, исчезли вдруг, словно их и не было.

Внимание Элисон привлекло какое-то розовое пятно у двери. Она подняла с пола тапочку одной из близняшек. А через несколько секунд вдруг поймала себя на том, что поглаживает ее, словно она живая. Снова разозлившись на собственное поведение, Элисон бросила тапочку в кресло.

Надо прекратить это безобразие, причем немедленно, пока ситуация не вышла из-под контроля. Она слишком долго и тяжело трудилась, чтобы добиться своего теперешнего положения, и поздно думать об альтернативах. Жизнь практикующего ветеринара сопряжена с физической нагрузкой, работать приходится много, профессия требует полной самоотдачи. Неожиданно охватившее ее желание родить ребенка не имело под собой никакой реальной почвы. Кто она такая, чтобы в тридцать лет вдруг решиться завести малыша? Если боязнь неудачного замужества заставила ее вообще отказаться от идеи выйти замуж, то каковы ее шансы стать хорошей матерью — с мужем или без? Нет, она должна выкинуть из головы эту идею, забыть раз и навсегда.

Но Элисон не могла этого сделать. Зародившаяся в ее голове идея уже жила собственной жизнью, неуязвимая для холодных доводов рассудка.

Элисон продолжала вести привычный образ жизни — прививки в пятницу, запланированные хирургические операции в понедельник, среду и четверг, неотложные пациенты в любое время дня и ночи. Но дети словно сговорились преследовать ее. Они сидели в приемной с родителями и со своими больными животными. Они доверчиво наблюдали, как она делает прививки их собакам и кошкам. Отправляясь утром на работу, она видела их, играющих на лужайках или идущих в школу. В супермаркетах дети застенчиво улыбались ей, выглядывая из-за материнских юбок или свешиваясь со специальных сидений на тележках для продуктов. А коляски — Элисон никак не могла вспомнить, всегда ли на улицах было так много колясок, или это потому, что наступила весна?

Но хуже всего было то, что теперь, когда она взглянула на собственное существование новыми глазами, ее жизнь показалась вдруг ей пустой и бессмысленной. Раз уж в ней возникла жажда материнства, Элисон, всегда считавшая себя особой здравомыслящей и сдержанной, невольно продолжала рассматривать возможности и строить планы, словно полностью лишившись собственной воли. Когда в один прекрасный день Элисон остановилась перед магазинчиком с детской мебелью и, засмотревшись на кроватку, стала гадать, поместится ли та в углу ее мансарды, она поняла, что необходимо с кем-то поговорить.

И пришла со своими проблемами к Джинни Колетт. С того вечера, когда Элисон оставалась с близняшками, они с Джинни сблизились еще сильней, и Элисон все больше уважала свою черноволосую подругу, которая, несмотря на кажущуюся легкость, оказалась очень умной и проницательной.

— Страсть к материнству — инстинкт, старый, как мир, — вздохнула в ответ Джинни. — Рано или поздно она приходит к каждой женщине — так говорит Джон. А он ведь акушер и знает такие вещи. Я, наверное, не говорила тебе, но, когда мы поженились, я хотела несколько лет поработать, прежде чем заводить детей. А что получилось на самом деле, ты видишь сама. Древние инстинкты победили, я перестала пить таблетки, и появились близняшки. Так пришел конец моей карьере.

— Ты думаешь, дело всего-навсего в этом? В биологической потребности?

— Ничего себе «всего-навсего»! Инстинкт размножения движет миром со дня его сотворения. Именно благодаря ему преуспевающие деловые женщины с хорошими перспективами заводят романы со всякими проходимцами, а старые девы сбегают из дома с женатыми хормейстерами. — Джинни затихла, и лицо ее стало серьезным. — Честно говоря, Элисон, учитывая твои взгляды на брак, тебе было бы лучше просто забыть об этом.

— Я пыталась забыть, но ничего не могла с собой поделать. С тех пор как… — Элисон осеклась, понимая, как невежливо указывать Джинни на то, что именно благодаря ее дочуркам началось все это безумие.

— Что ж, — вздохнула Джинни, — значит, инстинкт сильнее логики. Конечно, из тебя получилась бы замечательная мать. Мои девочки обычно неохотно общаются с чужими, но тебе удалось прорваться через их замкнутость друг на друга. Они раскрылись перед тобой, потому что ты — добрый, отзывчивый человек. К тому же какой ребенок устоит перед таким количеством домашних животных? Но ты думала обо всем этом серьезно? Брак только для того, чтобы завести детей, — весьма сомнительное мероприятие.

Элисон поставила кофейную чашку на стол.

— А я и не собираюсь выходить замуж.

Джинни удивленно присвистнула.

— То есть ты хочешь… просто родить ребенка и вырастить его одна? А ты уже обсуждала это с выбранным тобой мужчиной? Он согласится?

— У меня нет никакого мужчины. Если я действительно решу это сделать, то постараюсь, чтобы в это было вовлечено как можно меньше народу.

— Ты говоришь об искусственном осеменении?

Элисон поморщилась.

— Нет, вовсе нет. Это должно произойти естественным путем, с мужчиной, которого я знаю и уважаю. Вот в этом-то и заключается главная проблема. В моей жизни нет такого мужчины.

— И даже никого, кого ты выделяла бы среди остальных?

— Боюсь, что нет.

— Но разве мы с Джоном не видели тебя пару месяцев назад в ресторане «Мисьон» с весьма привлекательным брюнетом? Вы выглядели так, словно вам хорошо вместе. Джон даже не дал мне подойти к вам поздороваться, потому что вы были слишком заняты друг другом.

— Это было обычное, ни к чему не ведущее свидание, — поспешила заверить ее Элисон.

— Ну не думаю, что тебе трудно будет найти подходящего кандидата, — заметила Джинни. — Иногда я замечаю даже, как мой нежно любимый муж заглядывается на твои рыжие волосы, как старый пес на кусок говяжьего филе.

Элисон рассмеялась, прекрасно зная, что Джинни не стоит беспокоиться относительно соперниц. У них с Джоном был один из тех браков, которые, если и не заключаются на небесах, то, по крайней мере, совершаются под счастливой звездой. Неожиданно Элисон почувствовала уколы… нет, только не зависти. В конце концов по закону о средних величинах, некоторые браки должны быть удачными. Она никогда не сомневалась в этом. Просто Элисон знала, что лично она не годится для тех предельно близких взаимоотношений с мужчиной, которые подразумевает брак.

— Ты очень счастливая женщина, Джинни, — порывисто сказала Элисон. — У тебя есть то, за что многие отдали бы правую руку.

— Но только не ты?

— Не я, — честно призналась Элисон. — У меня нет того терпения, которое требуется в браке, и, наверное… той смелости. Хотя мне очень хотелось бы иметь ребенка, связывать свою жизнь с мужчиной я не стану.

— А как насчет усыновления? В наши дни суды более благосклонны к одиноким усыновителям.

Элисон задумалась на секунду, затем покачала головой.

— Нет. Это должен быть мой собственный ребенок.

— Что я и говорила. Инстинкт продолжения рода. Знаешь, я не должна даже разговаривать с тобой на эту тему, тем более давать советы. Ты ведь так подставила меня с этим щенком. Теперь я слышу Баттонз на завтрак, Баттонз на обед, Баттонз вместо «спокойной ночи». Никто не умеет так рассказывать сказки, как мисс Элисон, ни у кого нет таких умных домашних животных, ни у кого не бывает так весело. Ну как мне тягаться с таким божеством, как доктор Элисон? Только для того, чтобы доказать, что я из той же породы, пришлось пообещать им, что они смогут оставить щенка у себя.

— Так ты в конце концов откажешь мне в квартире, — пошутила в ответ Элисон.

— Вот чудный будет денек! А ты уверена, что этот пес наполовину терьер? Уж слишком огромные у него лапы.

— Уверена. И считаю, что милый щенок — как раз то, чего не хватает вам для полного счастья.

— Ты подстроила все это специально, — обвинила ее Джинни. — Ты знала, что дети не смогут устоять перед щенком. Но я ведь совершенно не знаю, как ухаживать за собаками, как кормить их…

— А что ты знала о близнецах до того, как они появились на свет?

Джинни весело рассмеялась.

— Ничего. Ни единой вещи. Ты победила. Но не жалуйся, если я подниму тебя в один прекрасный день с постели, потому что твой щенок воет на луну.

— А ты не жалуйся, когда я позвоню среди ночи твоему мужу, потому что у моего малыша начались колики. — Элисон осеклась, но по телу ее пробежала волна теплоты и нежности. «У моего малыша». Как хорошо, как правильно это звучит. И Элисон, всегда считавшую себя адептом логики, охватило вдруг совершенно нелогичное желание заплакать.

— Вижу, ты уже все решила, — голос Джинни был спокойным, но в глазах застыла тревога. — А что, если я напомню тебе, что Санта-Тереза — весьма консервативный город. Как только выяснится, что ты беременна, про тебя поползут сплетни. Ты ведь помногу работаешь, а найти для ребенка приличную няню может оказаться не просто. Это остановит тебя?

— Нет. Наверное, я действительно все решила, хотя и не отдавала себе в этом отчета.

— Ну что ж, если кто-то и способен справиться со сплетнями и проблемами одинокой матери, то это именно ты. В тебе есть нечто такое, что заставляет людей замолкнуть и отступить назад. И, возможно, я преувеличиваю значение сплетен. Я ведь из огромной итальянской семьи. И моя мать умерла бы на месте, если бы узнала, что я зачала ребенка вне брака. Но у тебя ведь нет семьи — так что же тебя остановит? Раз тебе этого хочется, остается только пожелать удачи.

Элисон встала, чтобы снова наполнить чашки кофе. Может быть, наступило время сообщить Джинни о том, что у нее не только есть мать, но и что она ведет активную светскую жизнь здесь же, в Санта-Терезе.

— Могу я спросить, как ты собираешься решить вопрос с отцом для своего отпрыска? — сказала Джинни. — Не так-то легко будет найти мужчину, готового спокойно уйти из жизни собственного ребенка.

Элисон прикусила губу. Что ж, Джинни была права. Ей предстоит решить множество проблем на пути к намеченной цели. И главная из них — выбрать для ребенка отца.

— А что, если этот человек влюбится в тебя по-настоящему? — не унималась Джинни. — Тогда он не захочет уйти в сторону. И, возможно, ты причинишь ему боль.

— Возможно. Хотя, насколько я знаю, от неудавшихся отношений страдают обычно женщины. Но в одном ты права. Я должна позаботиться о том, чтобы в результате моей затеи никому не было больно.

— И какого мужчину ты хотела бы на эту роль?

— Ну какого-нибудь умного, здорового, симпатичного, хорошей сильной породы. Ничто не вечно в этом мире, но у ребенка должна быть, по крайней мере, хорошая наследственность. — Элисон печально улыбнулась. — Конечно, я сама — не лучший образец в этом смысле. Совершенно не помню своего отца, а моя мать… — Элисон замолчала, поняв, что и так сказала слишком много. — Самое меньшее, что я могу сделать для своего ребенка, это дать ему шанс, внимательно выбрав отца.

— Ты говоришь так, будто собираешься вывести новую породу лошадей, — покачала головой Джинни.

— Что ж, будучи ветеринаром, я, возможно, преувеличиваю значение хорошей наследственности, но я слишком часто вижу результаты плохой селекции, чтобы относиться к этому равнодушно.

— Думаю, ты идешь на большой риск, Элисон. Большинство женщин не способны вступить в близкие отношения с мужчиной и остаться равнодушными. Что, если ты влюбишься в этого тщательно отобранного папашу? Тогда ты подумаешь о браке?

— Нет, — твердо сказала Элисон. — Я насмотрелась на неудачные браки с детства. Моя мать то и дело влюблялась в кого-нибудь, старалась приспособиться целиком и полностью к его вкусам, а потом впадала в депрессию, когда мужчина покидал ее. Я почти не видела ее, только между браками и… романами. И даже в этих случаях только потому, что она не могла быть одна. Я давно решила, что не позволю ни одному мужчине так много значить в моей жизни. И собираюсь сдержать данное себе слово.

Прежде чем Джинни успела ответить, в комнату ворвались близняшки, тут же потребовавшие внимания, и разговор прекратился.

Но Элисон часто думала об этом разговоре в течение следующей недели. Впервые в жизни она смотрела на встречавшихся ей мужчин как на потенциальных любовников. И отцов. Выбирать было особенно не из кого. Элисон сразу же исключила женатых знакомых, тех, кто был слишком стар или слишком молод, и осталось всего несколько кандидатов. На какой-то момент Элисон задумалась даже, не принять ли ей предложение матери познакомиться с тем «восхитительным молодым человеком из одной старой, уважаемой на Востоке семьи». Но она тут же отказалась от этой затеи: если этот молодой человек казался Марго верхом совершенства, можно было не сомневаться, что ее дочери он не понравится с первого взгляда.

К счастью, у Элисон было не слишком много времени на размышления. Ее ассистентка по-прежнему болела гриппом, а доктор Хэбершэм решил продлить отпуск еще на неделю, поэтому Элисон и доктор Эрл были так загружены, что приходилось даже отправлять некоторых клиентов к другим ветеринарам.

Элисон от всей души обрадовалась, когда наступила наконец суббота — короткий день. В этот день в клинике не оказалось стационарных больных, что бывало довольно редко, и, уходя домой, Элисон позволила себе помечтать о том, что у нее будет свободный вечер, а может быть, и свободное воскресенье.

Решив, что надо эффективно использовать затишье в работе, Элисон тут же принялась драить квартиру, потом вымыла и уложила волосы, постирала и даже почистила духовку. Чувствуя себя почти героиней и испытывая чудовищную усталость, она поставила размораживаться бифштекс, сделала салат из свежих овощей, засунула в сияющую чистотой духовку завернутый в фольгу картофель и отправилась принимать душ.

Когда она вылезала из ванны, зазвонил телефон, но Элисон не спешила взять трубку. Пусть звонок перехватит телефонная служба, а если там что-нибудь срочное, вызов переадресуют доктору Эрлу. Он сам вызвался принять все вызовы, которые могут последовать сегодня, сказав, что Элисон провела достаточно бессонных ночей на кушетке в клинике, ожидая, когда потребуется дать новую дозу снотворного одному из четвероногих пациентов.

Она как раз готовилась положить бифштекс на противень, когда телефон зазвонил снова. Выругавшись сквозь зубы, Элисон все-таки подняла трубку и довольно злобно произнесла:

— Алло!

На том конце провода несколько секунд помолчали, затем знакомый голос произнес:

— Это Коул Гамильтон. Я просил доктора Эрла.

Сердце Элисон вдруг подпрыгнуло в груди, но она сказала абсолютно спокойно:

— Наверное, он уехал по срочному вызову, иначе ваш звонок не перевели бы ко мне.

— И как же мне связаться с ним?

— Надо было спросить об этом телефонную службу. Но если он на вызове, я сомневаюсь, что с ним можно связаться.

— А как насчет доктора Хэбершэма?

— Его нет в городе. Если вы скажете, в чем проблема, может быть, я смогу помочь?

— У меня проблема с одной из кобыл. Она никак не разродится. Черт, наверное, мне лучше поискать другого ветеринара…

Элисон вдруг почувствовала прилив гнева.

— Между прочим, вы говорите с ветеринаром, мистер Гамильтон. Доктора Эрла и доктора Хэбершэма вызвать нельзя, но я-то здесь. И я вполне способна справиться с родами, какими бы трудными они ни были. Если бы мне не хотелось заниматься активной практикой, я занималась бы наукой или работала в инспекции. В течение последних трех лет я постоянно ассистировала доктору Эрлу и доктору Хэбершэму в операциях на крупных животных, и если бы не предубеждение местных фермеров по поводу женщины-ветеринара, я сделала бы гораздо больше. Доктор Эрл считает меня высоко-, я подчеркиваю, высококвалифицированным специалистом. Этого для вас недостаточно?

На этот раз тишина была настолько долгой, что Элисон могла бы сосчитать про себя до десяти. Поскольку Коул так и не заговорил, она добавила.

— Вижу, что недостаточно. Что ж, обратитесь к одному из ветеринаров округа. Конечно, все они лечат в основном кошек и собак, но они отличные специалисты, а главное, мужчины.

И Элисон повесила трубку, не дожидаясь ответа. В зеркале, висящем над полкой с телефоном, она увидела свои горящие глаза и перекошенное от гнева лицо. Элисон нервно рассмеялась, мысленно обругав себя за отсутствие выдержки.

Сердито отвернувшись от телефона, она сосредоточилась на приготовлении пищи. Когда Элисон засовывала бифштекс в гриль, телефон зазвонил снова. На этот раз она пропустила звонков десять, прежде чем поднять трубку.

Элисон не успела произнести ни слова — голос Коула оглушил ее.

— Как скоро вы сможете сюда добраться? Мое ранчо в трех милях от поворота на шоссе номер двенадцать…

— Я знаю, где ваше ранчо. Буду через двадцать минут.

Элисон получила удовольствие, снова повесив трубку, прежде чем Коул успел что-либо ей ответить.

Она с сожалением выключила гриль. Ей пришлось работать без обеда, а потом она была так поглощена уборкой дома, что не успела поесть. Кофе и тост на завтрак — все, что она ела сегодня. Что ж, она попытается спасти бифштекс, когда вернется. Если повезет, это будет часа через полтора.

Элисон доехала до ранчо Коула ровно за двадцать минут, хотя ей и пришлось заехать в клинику, чтобы захватить инструменты и спецодежду. Остановившись на подъездной дорожке, она бросила беглый взгляд на внушительный дом из серого камня, но тут Коул открыл дверцу ее автомобиля. Элисон привыкла видеть его уверенным в себе и даже надменным, но когда Коул процедил сквозь зубы:

— Что вы так долго, черт возьми! — она вдруг с удивлением поняла, что ему не по себе.

— Вы звонили всего двадцать минут назад, — сказала Элисон.

Коул провел ладонью по волосам, взъерошив их. И лицо его тут же приобрело мальчишеское выражение. Но Элисон знала, что это впечатление обманчиво.

— Черт побери, извиняюсь. Я забыл, что не вызывал вас заранее. Эта кобыла — результат почти десятилетней работы по селекции. Я не собирался случать ее еще несколько сезонов, но один из моих работников — идиот — зазевался, и жеребец покрыл ее, прежде чем мы успели что-нибудь предпринять. Надо было мне попросить Эрла сделать лошади аборт, но она была… ну, она была так довольна собой… Черт побери, сейчас уже поздно сожалеть. Надеюсь, вы сможете что-нибудь для нее сделать. Ей так тяжело, бедняге.

Элисон была несказанно удивлена. Она вспомнила, как во время все того же самого обеда Коул возмущался теми, кто пестует своих домашних любимцев, забывая о том, что вокруг голодают дети. Она никак не ожидала от него такой сентиментальности, даже в отношении дорогой кобылы.

Достав из машины чемоданчик с инструментами, Элисон последовала за Коулом в самый большой сарай из всех, что ей когда-либо доводилось видеть. Огромное деревянное строение заливал естественный свет из прорубленных в крыше отверстий. За приоткрытой дверью в кладовку она увидела множество уздечек, седел и другого снаряжения, аккуратными рядами развешанного на деревянных крюках. С профессиональным одобрением она отметила про себя чистые полы, запах свежего сена и особый аромат хорошо ухоженных лошадей.

Коул остановился перед стойлом и отступил, пропуская вперед Элисон. Кобыла стояла, опустив голову, на свеженастеленной соломе. Вокруг нее молча сгрудилось несколько мужчин. Даже с выпученными глазами и покрытой каплями пота холкой кобыла была очень красива. Элисон сразу поняла, почему Коул сказал, что это особенное животное.

Она провела рукой по вздымающимся бокам, чтобы определить положение плода. Ноздри лошади задрожали, она словно просила Элисон о помощи.

— Все хорошо, мамочка, — ласково произнесла Элисон, зная по опыту: ничто не способно успокоить измученное болью животное лучше, чем ласковый человеческий голос. — Не бойся, Элисон с тобой.

Один из мужчин ухмыльнулся. Элисон сурово и оценивающе посмотрела в его сторону.

— Мне потребуется теплая мыльная вода, — резко произнесла она. — И выйдите все отсюда — мне нужно больше места.

Элисон заметила, что мужчины покинули стойло лишь после согласного кивка Коула.

Лошадь была измучена шоком и болью, поэтому Элисон вколола бедняге успокоительное. Принесли воды, Элисон обмыла кобылу и разделась, оставшись в рубашке без рукавов, которая была у нее под пиджаком.

Она заканчивала мыть руки, когда кобыла тяжело застонала и приняла положение для родов. Она напряглась до предела, но ничего не произошло.

— Что не так? — требовательно спросил Коул.

— Причин может быть множество. Сейчас осмотрю ее и выясню.

Элисон надела пластиковые перчатки, доходившие ей почти до плеч. Глаза кобылы закатились, когда она почувствовала внутри себя руку Элисон, но брыкаться животное не стало. У Элисон нервно забилось сердце, когда она нащупала тазовые кости плода. Жеребенок шел одной ногой вперед, головой между ногами. Если ей не удастся развернуть плод в правильное положение, роды будут очень тяжелыми.

— Твой жеребенок идет не тем боком, мамочка, — сказала она кобыле. — Держись, я посмотрю, что можно сделать.

Элисон примерно полчаса билась с жеребенком, никак не желавшим принимать нужное положение. Это была тяжелая, изнурительная работа, так как было особенно важно не дать острым копытцам малыша порвать внутренние ткани матери. Элисон прекрасно понимала, что стоит ей сделать только одну ошибку — и ни кобыла, ни жеребенок не выживут. Наконец убедившись, что она добилась того, чего хотела, Элисон отступила назад, устало потирая затекшую руку. Она так сосредоточилась на работе, что уже забыла о присутствии Коула, и, когда он откашлялся, напоминая о себе, Элисон испуганно вздрогнула.

— Все идет как надо? — спросил Коул.

— Плод жив и находится в правильном положении — теперь роды пойдут естественным путем. Я, разумеется, останусь здесь до конца.

Она сняла перчатки и вымылась остатками мыльной воды, все время ощущая напряженное молчание Коула. Интересно, о чем он думает? О том, что доктор Эрл справился бы с этой работой лучше?

— Вам нет необходимости здесь оставаться, — сказала Элисон. — Это может продлиться долго. — Но Коул не пошевелился, и девушка добавила: — Мне нужно еще воды. И я, кажется, заметила в кладовке кофейник. Не откажусь от глотка кофе.

Коул с неохотой кивнул.

— Хорошо. Но я буду рядом. Если начнутся роды, позовете. Я хочу быть здесь на случай… — не договорив, он повернулся и ушел.

«На случай, если вы не справитесь», — договорила за него Элисон. Как доказать ему, что она знает, что делает? И почему ее так волнует мнение этого человека, когда… Мысли ее прервал легкий стон. Обернувшись к кобыле, Элисон увидела, что плод выходит, причем выходит быстро.

Несколько минут спустя мокрый жеребенок, гнедой, как и его мать, уже стоял на подгибающихся ножках, тыкаясь в мягкий живот кобылы.

Элисон испытывала ни с чем не сравнимое удовольствие. Она погладила влажные ноздри лошади.

— Ты родила красивого малыша, мамочка. И ведь в конце концов ты сделала это сама!

Причесав жеребенка, Элисон вколола антибиотик и успокоительное его матери и стала собирать инструменты. Но, когда она склонилась над гинекологическим набором, то почувствовала вдруг слабость в коленях и даже присела, привалившись спиной к кормушке.

Дурнота не проходила, и Элисон прикрыла глаза. Но ей тут же пришлось открыть их, услышав грубый окрик.

— Какого черта? Почему вы не позвали меня?

К величайшему своему смущению, Элисон вскочила на ноги так быстро, что на этот раз колени ее подогнулись. Она выкинула вперед руки, но уже не успела предотвратить падение и ударилась головой о кормушку. Вспышка боли — и Элисон погрузилась во тьму.

 

Глава 5

Очнувшись, Элисон услышала голос Коула, повторявшего ее имя. Она почувствовала, как он поднимает ее, а его сердце бьется у нее под ухом. Хотя падение было вызвано сердитым восклицанием Коула, она вдруг с удивлением поняла, что не сердится на него. Ей почему-то казалось правильным, что Коул несет ее на руках, а она уткнулась носом ему в плечо. И даже когда он коснулся пальцами пульса на ее шее, Элисон не открыла глаза. Во-первых, она чувствовала себя в полной безопасности, а во-вторых… испытывала такую чудовищную усталость…

Потом она услышала какой-то незнакомый голос и, открыв глаза, увидела склонившегося над ней седовласого мужчину. Узнав профессиональные прикосновения доктора, Элисон покорно дала себя осмотреть. Кто-то успел снять с нее бахилы и испачканную кровью спецодежду, но сейчас это не имело значения.

Наконец мужчина выпрямился и произнес:

— Конечно, у нее может быть трещина или сотрясение, но я сомневаюсь в этом. Череп в порядке, опухоль совсем небольшая.

Элисон посмотрела на стоящего рядом Коула. Как странно он выглядит… Она действительно увидела в его глазах тревогу или ей показалось, и Коул испытывает только раздражение по поводу того, что она доставила ему столько хлопот.

— Пульс у нее ровный, дыхание нормальное, — продолжал доктор. — Думаю, у девушки обычное переутомление, плюс небольшая травма от удара. Сомневаюсь, что имеет место гематома или что-нибудь в этом роде, но выглядит она очень слабенькой. Не удивлюсь, если… — Склонившись над Элисон, он повысил голос. — Мисс Вард, когда вы ели последний раз?

Элисон посмотрела на него блуждающим взглядом.

— За завтраком. Кофе и тост.

Она начала было объяснять, что проспала утром, пропустила ленч, чтобы оформить все документы и закончить пораньше, о звонке Коула как раз, когда она готовила обед. Но голос Коула прервал ее:

— Вот дуреха! Чем тоньше женщина, тем больше она помешана на диете!

Элисон попыталась сесть, но вновь накатившая волна дурноты заставила ее откинуться на подушку. На подушку? Так она лежит в постели? Что она делает в этой постели и в этой незнакомой комнате?

— Не дурите, — в голосе Коула слышалось неодобрение. — Вы еще слишком слабы, чтобы пытаться встать. — Он посмотрел на доктора. — Можно дать ей что-нибудь съесть?

Доктор как раз убирал в чемоданчик свой стетоскоп.

— Только немного сока. До утра больше ничего. Сотрясения скорее всего нет, но рисковать не стоит. Я могу забрать ее в больницу для наблюдения или оставить здесь. Но кому-то придется сидеть всю ночь рядом и будить ее каждые два часа, чтобы убедиться, что она в сознании.

— Я позабочусь о ней, — быстро произнес Коул.

Мужчины вышли из комнаты, и Элисон закрыла глаза. Она дремала, когда вернулся Коул со стаканом апельсинового сока и капсулой.

— Ну вот, проглотите это и выпейте сок. А потом отдохните. И не будьте в следующий раз такой дурочкой. Диету нельзя сочетать с тяжелой физической работой.

Элисон укоризненно посмотрела на него, но она была слишком слаба — и слишком упряма, чтобы пытаться что-то объяснить. Тем более что Коул не дал ей такой возможности. Вручив Элисон стакан, он подождал, пока она проглотила таблетку и запила ее соком. По-прежнему испытывая слабость и не желая признаваться в этом, Элисон откинулась на подушку и закрыла глаза. Она слышала, словно где-то вдалеке, как Коул дает указания своей экономке. Не прошло и минуты, как Элисон погрузилась в глубокий сон.

Она проснулась оттого, что кто-то тряс ее за плечо, повторяя ее имя.

— Уйдите, — простонала Элисон, но трясли ее все более настойчиво, даже, пожалуй, грубо.

— Ну, давай же! Проснешься ты или нет? Ты хоть понимаешь, кто перед тобой?

— Невыносимый Коул Гамильтон, — процедила Элисон сквозь стиснутые зубы.

Смех Коула был таким неожиданным, что она даже открыла от удивления глаза.

— Ну вот и хорошо, — сказал он. — Теперь вы снова стали собой. Можете спать дальше. Желаю хороших снов.

Элисон поспешила поймать его на слове. Ей показалось, что она спала не больше пяти минут, когда Коул снова начал трясти ее за плечо. На этот раз, прежде чем он успел задать ей хоть один вопрос, Элисон четко и внятно произнесла:

— Меня зовут Элисон Вард. Вас — Коул Гамильтон. И если вы не уберете руки, я врежу по вашей самодовольной физиономии.

— А почему это моя физиономия кажется вам такой уж самодовольной?

— Потому что вы явно слишком высокого о себе мнения. Знаете, что я вам скажу… — Но Элисон не смогла закончить. Ей казалось, что чей-то голос произносит где-то вдалеке те слова, что она собиралась сказать Коулу с того самого обеда, но Элисон не могла бы сказать с уверенностью, что это не было очередным сном.

В следующий раз она проснулась сама при ярком свете дня. Элисон сонно свернулась калачиком под теплым одеялом, радуясь про себя тому, что сегодня воскресенье и можно поспать подольше. Минут через двадцать она встанет и приготовит завтрак, но сейчас так приятно было нежиться в собственной… — и тут память вернулась к Элисон. Да нет же, она вовсе не в собственной постели. Она в доме Коула, возможно даже в его кровати. Она ударилась головой о край кормушки. Насколько сильно?

Элисон покрутила головой. Голова немного побаливала, но никаких серьезных повреждений явно не было. Тогда почему же она упала в обморок и так долго оставалась без сознания? Кто-то вызвал врача — это она помнила. Это врач говорил что-то о переутомлении и недоедании?

Она села и хотела откинуть одеяло, но застыла неподвижно, с удивлением обнаружив сидящего рядом с кроватью Коула. Глаза его были закрыты, голова откинута назад, открывая взгляду сильную мускулистую шею. Коул крепко спал.

Утренний свет падал ему на лицо, позволяя разглядеть красиво очерченный рот, скулы и твердую линию подбородка. Элисон хотела отвести глаза, но любопытство ее оказалось слишком сильным. Спящий Коул казался словно другим человеком, не тем, которого она знала. Вечно настороженные глаза были прикрыты веками, упрямые губы расслаблены. Коул выглядел моложе и даже казался… уязвимым. Так кто же из этих двух мужчин настоящий Коул Гамильтон? Этот, спящий, или тот, агрессивный нахал, который позволил себе откровенно приставать к почти незнакомой женщине, не дававшей для этого никакого повода?

— Доброе утро, мисс ветеринар. — Пока Элисон сидела, погруженная в свои мысли, Коул проснулся и теперь с усмешкой смотрел на нее. — Как вы себя чувствуете? Достаточно хорошо для одного из неподражаемых завтраков миссис Бреннер?

— Миссис Бреннер?

— Это моя экономка. А также блюстительница моей морали, моего рассудка и многого другого. — Ирония в голосе Коула вызвала у Элисон улыбку, но он тут же испортил все, добавив: — Как это глупо — голодать. И с чего вы взяли, что у вас лишний вес? На ваших обтянутых кожей ребрах нет ни унции лишнего жира.

Когда до Элисон дошел смысл его слов, она едва подавила возмущенный возглас. Дрожащей рукой она залезла под одеяло и обнаружила, что спала в одной тоненькой хлопчатобумажной футболке. Кто-то раздел ее, пока она была без сознания, и по лукавой усмешке Коула Гамильтона нетрудно было догадаться, кто именно справился с этой задачей.

Элисон раскрыла было рот, чтобы высказать все, что думает по этому поводу, но в последний момент сдержалась. Нечего ему думать, что он способен вывести ее из себя. И она не собирается объяснять, почему не успела вчера пообедать и поужинать. Если Коул думает, что у женщины, которая работает по четырнадцать часов в сутки, хватает глупости сесть на диету, — что ж, пускай. Он не дождется от нее объяснений. И приступов девичьей скромности тоже.

Элисон оглянулась в поисках одежды и увидела ее, аккуратно сложенную на стуле рядом с кроватью. Полностью игнорируя заинтересованный взгляд Коула, Элисон встала и взяла одежду. Пятен на ее костюме не было — очевидно, за ночь кто-то успел его выстирать.

— Ванная вон там, — Коул указал на дверь. — Когда закончите туалет, спускайтесь вниз. Я попрошу миссис Бреннер приготовить сытный завтрак. Может быть, от еды у вас улучшится настроение.

На этот раз Элисон не удостоила его даже взглядом. С выражением горделивого достоинства — и плевать, что на ней надета мужская футболка, доходящая до колен, — она проследовала в ванную и захлопнула за собой дверь. И была почти уверена, что расслышала смех Коула, прежде чем включить воду.

Через пятнадцать минут, приняв душ и вымыв голову, Элисон спустилась вниз.

Как и спальня, комнаты внизу были обставлены видавшей виды мебелью из черного дерева, которая выглядела так, словно простояла здесь десятки лет и простоит еще столько же. Элисон одобрительно взглянула на широкие, должно быть, очень удобные диваны и кресла, пушистые восточные ковры, от одного взгляда на которые у Марго наверняка загорелись бы глаза. В одной из комнат стены были уставлены книжными полками. Элисон остановилась на пороге, разглядывая раскрытую книгу, лежащую вверх обложкой на столе. Она ожидала увидеть какой-нибудь эротический роман или книгу по коневодству, но вместо этого обнаружила томик ранних стихов Вордсворта.

Удивившись про себя тому, что Коул увлекается поэзией, Элисон двинулась дальше. Она дошла до большой комнаты, которую в прежние времена назвали бы гостиной, и остановилась, пораженная уютом помещения, которое должно было бы казаться слишком холодным и огромным из-за высоких потолков.

Внимание ее привлекли несколько семейных фотографий, стоящих на пианино. Элисон даже подошла, чтобы рассмотреть их поближе. В основном это были самые обыкновенные фотографии — свадьбы, матери с новорожденными младенцами, семейные портреты. Коул присутствовал только на одной из фотографий — молодой, очень красивый, он стоял рядом с седеющим мужчиной, на которого был поразительно похож. В отличие от остальных это был явно любительский снимок. Судя по потертым краям, эту фотографию кто-то долго носил в бумажнике. Поставив снимок на место, Элисон вышла из комнаты, гадая про себя, кто из молодых женщин на других фотографиях — бывшая жена Коула и почему распался их брак.

Идя на запах кофе и жарящегося бекона, Элисон оказалась наконец в небольшой кухне в задней части дома. Хотя кухня была оснащена самой современной техникой, дубовые шкафчики и рабочий столик явно были старыми, как и большой круглый стол, за которым пил кофе Коул.

Он представил Элисон миссис Бреннер, величавой женщине с живыми карими глазами, считавшей себя лучшей кухаркой на свете. Миссис Бреннер остановилась на пути от стола к раковине ровно настолько, чтобы кивнуть Элисон и окинуть ее долгим оценивающим взглядом, а затем продолжила готовить.

Элисон спросила о кобыле, и Коул заверил ее, что мать и жеребенок чувствуют себя отлично.

— Доктор Вильсон считает, что с вами тоже все в порядке, — добавил Коул. — Но если будут мучить головные боли, советовал обратиться к нему.

Хотя Элисон решила про себя оставаться неприступной и высокомерной, сейчас она с благодарностью вспомнила, как заботливо ухаживал за ней Коул вчера вечером. Он был так добр к ней, но почему же его улыбка вызывала сейчас у Элисон такое раздражение?

— Я хочу поблагодарить вас за то, что вы просидели всю ночь у моей постели, — довольно холодно произнесла она.

— Нет проблем. Когда миссис Бреннер вернулась из города, она подменила меня на несколько часов. — Коул улыбнулся Элисон, и в глазах его мелькнуло теплое выражение. — Очень благодарен вам за свою кобылу. Я по-прежнему испытываю некоторое предубеждение против женщин-ветеринаров, но должен признать, что вы отлично знаете свое дело.

Элисон почувствовала, как краснеет. Слава Богу, в этот момент миссис Бреннер поставила перед ней тарелку яичницы с беконом.

Как и обещал Коул, это был настоящий деревенский завтрак с картофельными чипсами и домашним печеньем. Миссис Бреннер с удовольствием смотрела, как исчезает пища с тарелки Элисон. Она поставила перед девушкой еще одну тарелку с печеньем и баночку меда, бормоча что-то себе под нос об этих глупых диетах. Поскольку Коул был рядом, Элисон не стала разубеждать пожилую женщину.

Почувствовав, что не способна больше проглотить ни куска, Элисон со стоном отодвинула тарелку. Запив еду кофе, она поблагодарила миссис Бреннер за самый шикарный завтрак в своей жизни и отправилась вместе с Коулом в сарай.

Осмотр показал, что с кобылой и ее длинноногим жеребенком действительно все в порядке.

— У тебя такой красивый малыш, — нежно сказала Элисон, погладив лошадь между глаз. — Ты простила меня за то, что я сделала тебе вчера больно?

Словно понимая сказанное, кобыла потерлась носом о плечо Элисон.

— Вижу, это ваша любимица, — заметила Элисон.

Коул поморщился.

— У меня тут ранчо, а не питомник избалованного богача. В бизнесе нет места сантиментам. Я не делаю любимцев из своих животных.

Элисон хотела было обвинить его во лжи, но вместо этого только потрепала кобылу по холке и взяла свои инструменты. Коул помог ей нести чемоданчик, Элисон не стала отказываться, потому что все еще чувствовала слабость в ногах.

— Мне кажется, вы все еще не оправились, — сказал Коул. — Я собираюсь отвезти вас домой. А один из моих людей пригонит попозже вашу машину.

Элисон собралась возразить, но решила, что не стоит спорить по этому поводу, и спокойно забралась в машину Коула.

Всю дорогу Коул рассказывал о ранчо и своих проблемах с необузданным жеребцом. Вспомнив завтрак миссис Бреннер и заботу Коула, Элисон решила про себя, что он был, в общем, весьма любезен. Просидеть полночи у ее кровати — это признак… признак чего? «Джентльмен» звучало слишком старомодно, и все же поведение Коула вызывало в памяти именно это слово. Все это доказывало, что Коул, несмотря на свои недостатки, человек серьезный и ответственный.

Когда они подъехали к жилищу Элисон, туда тут же ворвались Лори и Лерлин, как всегда, тараторя без умолку.

— Доктор Элисон, мы приходили помочь вам покормить животных, но…

— …вы не отвечали на звонки, и вашей машины…

— …не было на месте, и мы волновались за вас.

— Прошлой ночью, — сказала Элисон, — одна из кобыл мистера Гамильтона родила своего первого жеребенка. Ей требовалась моя помощь. А потом я так устала, что осталась ночевать на ранчо.

Притихшие девочки внимательно изучали Коула.

— А какой он, этот жеребеночек? — спросила Лерлин. — Вы уже угадали его имя?

— Угадал его имя? — переспросил Коул с дружелюбной улыбкой.

Близняшки стали наперебой рассказывать Коулу, как правильно угадать имя животного, а Элисон оставила их и пошла проведать своих питомцев.

Обе собаки ждали ее у двери. Петр Великий смотрел на хозяйку с упреком, а Шэмрок описывал вокруг нее круги, повизгивая от восторга. Только Том-Том остался неприступным и высокомерным. Явно обиженный отсутствием Элисон, он поглядывал на нее со своей любимой перекладины на окне, укоризненно выгнув хвост.

В кухне Элисон с сожалением посмотрела на заветрившийся салат на столе, затем вынула из печки бифштекс и поморщилась — он выглядел как деформированная резиновая подметка.

— Так, значит, дело было не в диете, — произнес за ее спиной Коул. — Вы готовили ужин, когда я позвонил. Но почему вы не сказали мне об этом, когда я подкалывал вас насчет диеты?

— Потому что у вас есть отвратительная привычка торопиться с выводами.

Коул провел ладонью по волосам, как всегда, взъерошив их.

— Я все время говорю вам что-нибудь не то. Ну и отделали же вы меня прошлой ночью! Давно мне не приходилось слышать ничего подобного!

Элисон с отчаянием посмотрела на Коула, вспоминая голос, который слышала, как ей казалось, во сне.

— Что… что я говорила?

— Так вы ничего не соображали в этот момент? Я так и подумал. Что же касается ваших слов… возможно, я этого заслуживал, так что оставим все, как есть.

— Извините, если обидела вас, но я действительно не отвечала за то, что говорила, — сухо заметила Элисон.

— Не стоит извиняться, — в глазах Коула мелькнуло странное выражение, от которого Элисон стало почему-то не по себе. — И поскольку я должен вам обед, почему бы вам не приехать ко мне на ранчо сегодня вечером?

Элисон приготовилась покачать головой, но Коул предупредил ее отказ.

— Я не предлагаю вам оргию, моя подозрительная леди. Просто сегодня соседи и друзья соберутся у меня на барбекю. Все очень респектабельно. И я обещаю даже не пытаться приставать к вам.

— Мне очень жаль, но…

— Но вы по-прежнему не доверяете мне? После всего, что мы пережили вместе? Вы провели со мной ночь в моей спальне, в моей постели и даже в моей футболке, а я ведь вел себя как настоящий джентльмен, не так ли?

Элисон не смогла сдержать улыбки, и Коул принял эту улыбку за знак согласия.

— Вот и хорошо. Я заеду за вами в шесть. И прослежу, чтобы вы рано вернулись домой и могли как следует выспаться.

Элисон хотела было возразить, что не давала согласия, но поймала себя на мысли, что слишком много суетится из-за простого приглашения на барбекю.

— Хотите кофе? — вежливо спросила она.

— Звучит заманчиво.

Пока Элисон ставила на огонь кофейник, Коул с сожалением изучал заветрившийся салат и загубленный бифштекс.

— А я и не знал, что женщины-ветеринары умеют готовить.

За его спиной послышалось хихиканье. Близняшки, последовавшие за Коулом в дом, обнимали теперь Петра Великого.

— Доктор Элисон ужасно готовит, — Лерлин, как всегда, была сама честность и непосредственность.

— Но здесь так весело, — добавила Лори.

— Понимаю, — Коул оглядел двух собак и кота, ходившего теперь с независимым видом по перилам лестницы, ведущей на чердак. — Похоже, вы любите подбирать несчастных животных, Элисон.

— О, доктор Элисон не подбирает их, — важно пояснила Лерлин. — Это животные подбирают ее. Чаще всего она приводит их к себе, чтобы найти им хороших хозяев, но иногда люди не хотят их брать, потому что они слишком старые или слепые или у них только три ноги. И тогда доктор Элисон понимает, что эти животные должны жить в ее доме.

— Баттонз — это наш щенок — принадлежит нашему дому, — вмешалась Лори. — Сначала наша мама так не считала. Она говорила папе, что доктор Элисон поквиталась с ней. Но теперь она так любит Баттонза, особенно когда он не роется в ее вещах и не жует плед.

Коулу стоило все большего труда сохранять серьезное выражение лица, и Элисон поняла, что пора вмешаться.

— Почему бы вам не проверить миски с водой во дворе, — попросила она девчушек. — А потом поможете мне кормить животных.

Лори и Лерлин убежали, сопровождаемые Петром Великим. Хотя кофе не закипел, вода была кипяченой, так что Элисон налила чашку и поставила перед Коулом.

— Очень интересно, — сказал он. — Так вы подбираете покалеченных животных, а потом сводите счеты с соседями, заставляя их принимать ваших дармоедов.

— Они не дармоеды, — возразила Элисон. — Так или иначе они оправдывают свое содержание.

— Как этот старый… кстати, что это за порода?

— Борзая. Некоторые называют их русскими волкодавами.

— А этот слепой сеттер — как оправдывает свое содержание он? И что толку в кошке на трех лапах?

Циничный тон Коула не обманул Элисон. По задиристому блеску его глаз она понимала, что ее просто дразнят. Только потому, что сам он другого мнения о предназначении животных? Или Коул ожидал, что она начнет читать ему лекцию, как приятно иметь в доме столько питомцев? Черт ее побери, если она станет играть в эти игры!

— Я чувствую себя усталой, — произнесла Элисон. — Наверное, мне стоит прилечь.

— Хорошо. Выспитесь как следует, а в шесть я заберу вас. Не беспокойтесь об одежде — это ведь барбекю. Все самое повседневное.

Элисон чуть не сказала ему, что почти никогда не думает об одежде и что не надо заезжать за ней — она вполне способна добраться сама. Но тут Коул понимающе улыбнулся, словно прочитав ее мысли. Элисон про себя решила, что этот мужчина слишком часто додумывает за нее, и стала быстро убирать со стола — включая чашку Коула.

Но Коул уехал не сразу. Сначала он внимательно изучил жилище Элисон, обставленное старой мебелью, явно купленной в секонд-хэнде, макраме и вышивки, висящие по стенам, а также горшки с разнообразными растениями. Потом он долго наблюдал за сеттером, вернувшимся на свою циновку.

Коул ушел, а Элисон еще долго гадала, что же заставило ее согласиться приехать на барбекю. Ведь так просто было сказать, что у нее другие планы на вечер.

 

Глава 6

Несколько раз за день Элисон начинала выдумывать предлоги, чтобы отказаться от приглашения. Она редко меняла принятые решения и сейчас относила свои сомнения за счет непонятных чувств, которые вызывал у нее Коул Гамильтон, а также недосыпания и ломоты в висках, заставившей ее в конце концов принять две таблетки аспирина и прилечь поспать.

Она проснулась через три часа. Головная боль прошла, и Элисон сразу приняла решение. Она пойдет на барбекю, но сошлется на нездоровье и приедет домой пораньше. И в дальнейшем будет отказываться от всех приглашений Коула Гамильтона.

Однако, когда настало время переодеваться, Элисон вновь овладели сомнения. Давно уже ей не приходилось думать об одежде, кроме как об удобном облачении для работы. Она неудовлетворенно оглядела содержимое своего гардероба. Множество джинсовых костюмов, удобных для работы, и костюмов в деловом стиле, которые она надевала, отправляясь на редкие семинары и конференции, — все это казалось каким-то чересчур обыденным.

После недолгой битвы с собственной гордостью Элисон залезла в заднюю часть гардероба, где лежал муслиновый чехол с одеждой. Несмотря на протесты дочери, Марго время от времени продолжала дарить ей наряды. Поскольку они никак не соответствовали нуждам Элисон, то оказывались обычно в этом самом мешке, ни разу не надетые и почти забытые. Но там вроде бы лежал комбинезон изумрудно-зеленого цвета, который был попроще остальных подарков Марго. Порывшись в мешке, Элисон извлекла комбинезон на свет Божий. На нем был ярлык известной фирмы, но выглядел он вполне сносно — простые, четкие линии, именно то, что стоит надеть на барбекю.

Элисон приняла душ, расчесала волосы, нанесла чуть больше косметики, чем обычно, затем надела комбинезон и застегнула на талии пояс. Но, поглядев в зеркало, она тут же поняла, что недооценила искусство дизайнера. На вешалке комбинезон действительно выглядел простым. И Элисон никак не ожидала, что тонкая шерсть будет так плотно облегать ее тело, подчеркивая его мягкие линии, а цвет — составлять такой контраст с рыжими волосами и заставлять ее глаза казаться совсем зелеными, как у Том-Тома, который, лежа в изножье кровати, наблюдал за каждым ее движением.

Элисон чуть было не переоделась в один из своих любимых джинсовых костюмов, но в последний момент упрямство и какая-то доля женского самолюбия остановили ее. В конце концов Коул ведь видел ее только в джинсах, в «безопасном» костюме, который она надела на их печально знаменитый обед, и, совсем недавно, в его собственной футболке. Она испытает удовольствие от того, что он увидит ее в комбинезоне от Адольфо, в котором она выглядит такой женственной и… да, сексуальной.

И пусть потом говорит сколько хочет о ее костлявых ребрах, мстительно подумала Элисон.

Услышав, как подъехала машина, Элисон поспешила вниз. Когда она открыла дверь, Коул улыбнулся ей. Глаза его лениво скользнули по Элисон, но она могла бы поклясться, что заметила мелькнувшее в них удивление. Однако он произнес совершенно спокойным голосом:

— Я Коул Гамильтон. Мисс Вард готова?

Элисон всегда была неравнодушна к детским шуткам и тупым каламбурам.

Она захихикала, а Коул выгнул брови в притворном изумлении:

— О, это вы, Элисон! Простите! Здесь, должно быть, плохое освещение.

— Ну ладно, пошутили, и хватит, — сухо произнесла Элисон. — Сейчас я возьму плащ.

В машине, по дороге к ранчо, Элисон слушала объяснения Коула по поводу барбекю.

— Я устраиваю такие вечеринки раза два в год, — говорил Коул. — Для холостяка это лучший способ вести светский образ жизни, тем более что миссис Бреннер предпочитает барбекю званым обедам. Большинство людей, которых вы там встретите, знают меня всю мою жизнь.

Элисон попыталась представить себе, что испытываешь, прожив всю жизнь на одном месте, а не переезжая так быстро, что иногда забываешь название города, в котором живешь, номер школы, в которую ходишь.

— О чем вы думаете, Элисон? — полюбопытствовал Коул. — У вас даже появилась складочка между бровей.

— Я думала о том, как, должно быть, удобно прожить всю жизнь на одном месте.

— Удобно? Странное слово. Ты, конечно, узнаешь все о своих соседях, но и они знают абсолютно все о тебе. — В голосе Коула звучали странные нотки, позволявшие предположить, что он говорит о самом себе. Что же такого было в жизни Коула — или его прошлом, — что он хотел бы скрыть от соседей. — С другой стороны, друзья, которых заводишь в детстве, остаются твоими друзьями навеки, — продолжал Коул. — И когда ты в беде, ты всегда получишь помощь и поддержку, которую могут оказать только старые друзья. Так что, да, я думаю, это действительно удобно. — Он оценивающе оглядел Элисон. — А как насчет вас. Ведь у вас тоже есть где-то родной город?

— Нет. Мы так много переезжали. Марго быстро уставала от одного места, и я редко ходила в одну и ту же школу больше двух семестров подряд. Ни одно из мест, где мы жили, я никогда не считала своим домом. Хотя Марго говорила мне, что я родилась в небольшом городке в Индиане.

— Почему вы называете свою мать Марго?

Поколебавшись секунду, Элисон ответила:

— Я всегда звала ее так. Она сама предпочитает, чтобы ее не называли мамой.

— Понимаю, — сказал Коул.

Они уже свернули с шоссе на тенистую, обсаженную эвкалиптами частную дорогу, ведущую к его ранчо. За массивными стволами деревьев Элисон видела очертания серого каменного дома. Ее снова поразил его массивный вид, наводивший на мысли о постоянстве.

— У вас очень милый дом, — заметила Элисон.

— Спасибо, — отозвался Коул, останавливая машину рядом с другими, уже припаркованными перед домом. Элисон поразило разнообразие марок — от серебристо-серого «Роллс-Ройса» до потрепанного фермерского грузовичка. Интересно, гости тоже будут такими же разными?

Словно почувствовав ее любопытство, Коул улыбнулся и сказал:

— Ну что ж, Элисон, сегодня вам предстоит встретиться с моими друзьями и соседями. Вот и решите сами, удобно или нет прожить всю жизнь на одном месте.

После этого загадочного заявления он повел Элисон по выложенной кирпичом дорожке, ведущей вокруг дома. Они еще не успели завернуть за угол, а Элисон уже услышала гомон голосов, звук отодвигаемых стульев и музыку кантри. Было ясно, что, несмотря на отсутствие хозяина, вечеринка в самом разгаре.

Они вошли в просторный двор, украшенный флажками и гирляндами мигающих фонариков. Элисон с неподдельным интересом огляделась вокруг. На небольшой приподнятой платформе играл оркестр из пяти человек в ковбойских костюмах. Длинные деревянные столы, покрытые скатертями в красно-белую клетку, располагались по периметру дворика, оставляя свободной середину, где танцевали несколько пар. Гости были самые разные — от бородатого юнца, явно не старше восемнадцати лет, до почтенных пар среднего возраста и даже одной очень пожилой дамы с подсиненными седыми кудряшками.

На некоторых мужчинах были ковбойские костюмы, хотя большинство, как и Коул, предпочли спортивные куртки и рубашки с открытым воротом. Среди женщин Элисон углядела одну в ярком гавайском наряде, другую — в брючном костюме, который можно было купить только в одном из лучших магазинов Палм-Спрингз или Кармеля, и, конечно же, несколько дорогих, сидящих по фигуре джинсов. Она отметила про себя, что Коул не солгал ей — что бы она ни решила надеть, все смотрелось бы здесь вполне уместно.

Гости хором приветствовали Коула, как только заметили их появление. Элисон быстро поняла, что напрасно боялась почувствовать себя здесь чужой. Судя по всему, покровительство Коула автоматически обеспечивало ей галантное обращение его друзей. Она чувствовала их любопытство, но все были приветливы и дружелюбны, пока не появилась еще одна женщина.

Женщину, высокую и красивую, звали Трайсия Джастин. На ней был вызывающий полупрозрачный наряд из красного шифона, и вела она себя как человек, привыкший, чтобы его замечали и восхищались. И неудивительно, подумала Элисон, оценив по достоинству нежную белую кожу Трайсии и чувственные, ярко накрашенные губы. Коул представил Элисон Трайсии, и она заметила раздражение, мелькнувшее в карих глазах красавицы, которая, едва кивнув ей, обернулась к Коулу.

Элисон невольно почувствовала себя брошенной, тем более что Коул явно не возражал против собственнического отношения к нему этой женщины. Он рассмеялся в ответ на ее колкую реплику по поводу кого-то из их общих знакомых, а Элисон между тем пыталась оценить возраст потенциальной соперницы и ее семейное положение. Наконец она решила, что Трайсия примерно ее возраста, а поскольку на руке ее не было кольца, она не обручена или, по крайней мере, не замужем.

Что же касается интереса Коула к этой женщине, сказала себе Элисон, тут нет ничего удивительного. В конце концов она ведь давно поняла, что Коул Гамильтон — бабник. Было бы удивительно, если бы он не обхаживал нескольких женщин одновременно.

Коул, извинившись, отошел за выпивкой, и Трайсия с неохотой переключила внимание на Элисон.

— Вы — что-то вроде ветеринара? — спросила она.

Элисон напряглась, расслышав в голосе Трайсии насмешку, почти издевку.

— Да, я врач-ветеринар.

— Что заставило вас выбрать такую странную профессию?

— Эта профессия очень нравится мне. А чем занимаетесь вы, мисс Джастин?

Вопрос, видимо, застал Трайсию врасплох.

— Чем занимаюсь? Вы о работе? Ну, я не работаю.

— Понимаю, — кивнула головой Элисон. — Что ж, это не так уж ужасно.

Глаза женщины сузились, но она проворковала наигранно нежным голоском:

— И давно вы живете в Санта-Терезе, мисс Вард?

— Около трех лет.

— Как странно. Я что-то не припомню, чтобы видела вас раньше. А я знаю здесь почти всех. Надеюсь, вам понравится наше общество. Мы, знаете ли, держимся довольно замкнуто. Этаким кланом. И чужакам иногда бывает здесь не по себе. И поскольку вы здесь чужая, я должна предупредить вас о нашем сегодняшнем хозяине. Коул может воспылать бешеным интересом, начать обхаживать свой объект, а потом бросить его так же неожиданно. Старые подружки знают об этой его особенности и относятся к нему легко, а вот чужая женщина может получить душевную травму — вы меня понимаете?

Элисон прекрасно понимала: ее предупреждают, чтобы она держалась подальше от Коула. Она заставила себя холодно улыбнуться.

— Спасибо за предупреждение. Но, уверяю вас, в нем нет необходимости…

— Эй, попробуйте-ка вот это, — появившийся в этот момент Коул протянул обеим женщинам по бокалу белого вина. — «Ченин» из местных виноделен. Они производят его пока слишком мало, чтобы запустить в продажу, но это лучшее вино в штате.

Благодарная за то, что Коул прервал неприятный разговор с Трайсией, Элисон пригубила вино. После глотка во рту остался приятный абрикосовый привкус. Она задумалась, не пора ли сослаться на головную боль и попросить Коула отвезти ее домой.

— Я слышал что-то о травме, когда подходил к вам, — сказал Коул. — Вы рассказывали Трайсии, как ударились головой о кормушку в моем сарае?

Безукоризненно выщипанные брови Трайсии поползли вверх.

— Какой ужас! Но мы говорили всего лишь о климате долины Санта-Терезы. Я как раз сообщила мисс Вард, что, хотя наш климат кажется безобидным, иногда здесь проносятся чудовищные бури.

Бородатый мужчина в клетчатой рубашке и облегающих джинсах подошел пригласить Трайсию на танец. Бросив убийственный взгляд на Элисон и улыбнувшись Коулу, красотка покинула их в сопровождении своего бородатого воздыхателя.

— Я не расслышала — мисс или миссис Джастин? — соврала Элисон, вопросительно глядя на Коула.

— В данный момент «мисс». Трайсия из клана Хейвенов. Ее семья до сих пор владеет здесь очень многим. Поэтому не надо удивляться ее собственническому тону. Трайсия считает себя кем-то вроде принцессы этой долины.

— Ее вы тоже знаете всю жизнь? — ехидно спросила Элисон.

— Да, — быстро произнес Коул, и в глазах его мелькнуло странное выражение.

— Но она носит фамилию Джастин, значит…

— Трайсия разведена. Ее муж тоже где-то здесь. У них был цивилизованный развод — знаете, когда люди говорят друг другу колкости, не повышая при этом голоса. В общем, считается, что они остались в хороших отношениях. Знаете, так бывает.

По счастью, группа вновь прибывших отвлекла Коула, прежде чем Элисон успела спросить, относится ли то же самое к его разводу. Она с любопытством наблюдала, как Коул общается со своими гостями — расслабленный, дружелюбный и даже симпатичный. Элисон представляла его совсем другим. Однако, наблюдая за Коулом, она вдруг почему-то подумала, что этот мужчина так же одинок, как и она сама.

Оркестр начал играть новую вещь — на сей раз лирическую балладу. Один из гитаристов запел глубоким баритоном, гости начали подпевать, и стало так шумно, что невозможно было ни с кем разговаривать. Несколько минут спустя клаксон возвестил, что говядина, готовившаяся рядом в огромном гриле, готова к употреблению. Гости, шутя и смеясь, двинулись к накрытым столам.

Коул наткнулся на Элисон, с удовольствием вдыхавшую аромат печеной говядины. Казалось, он читал ее мысли.

— Я принесу вам мясо? — предложил Коул. — Вы ведь наверняка любите прожаренное?

— Как вы догадались? — удивилась Элисон.

— Интуиция. Вы не похожи на девушку, которая любит рисковать.

Прежде чем Элисон переварила его последнюю реплику, Коул усадил ее за ближайший стол и пошел принести еды. За столом уже сидела молодая пара, с которой Элисон успела познакомиться. Но сердце ее упало, когда два свободных места заняли Трайсия и ее партнер.

— Ну что, Элисон, как вам вкус нашей жизни? Нравится? — Глаза Трайсии зловеще поблескивали.

— Да, очень.

— Рада это слышать. Я боялась, что вы неправильно поймете мое недавнее предупреждение. Иногда говоришь что-то людям для их же пользы, а они почему-то возмущаются…

За столом повисла неловкая тишина.

— Может быть, их возмущают непрошеные советы, — парировала Элисон, с удовольствием отмечая про себя, как сжались в ответ тонкие губы Трайсии. — Особенно когда в них нет необходимости.

Прежде чем Трайсия успела ответить, вернулся Коул с двумя тарелками и разрядил напряжение какой-то шуткой. Вздохнув с облегчением, Элисон принялась за мясо, прекрасно понимая, что, несмотря на кажущийся беззаботным смех Трайсии и ее умные, хотя и пошловатые шутки, та вовсе не забыла об их перепалке.

Чуть позже, когда оркестр снова заиграл, Коул почти силком вытянул Элисон на танцплощадку. Поглядев через его плечо, Элисон прочла в глазах Трайсии нескрываемую ярость. Эта женщина не нравилась ей, но Элисон даже посочувствовала на секунду ее беспричинной ревности. Какими бы ни были отношения между Трайсией и Коулом, не слишком дипломатично с его стороны так явно уделять внимание другой женщине в присутствии их общих знакомых. Неужели он один из тех людей, которым нравится делать другим больно? Но Элисон почему-то трудно было в это поверить. Скорее всего Коул просто не думал о чувствах окружающих.

Сама Элисон была так погружена в собственные мысли, что не сразу заметила, как тих и спокоен Коул. Чуть отстранившись, она вопросительно взглянула ему в лицо.

— Вы прекрасно танцуете, — сказал он. — Это удивляет меня.

Элисон решила не реагировать на двусмысленность его слов и постаралась принять их за комплимент.

— Моя мать была бы рада это слышать. Она потратила немало денег на уроки танцев, чтобы я имела успех в светском обществе.

— А вы, конечно же, всячески сопротивлялись ее усилиям.

— Каждую минуту своего существования. Но танцевать я все же научилась. И еще неплохо играю в теннис, гольф, катаюсь на лошади и каноэ.

— А также отличаетесь завидной скромностью, — поддразнил девушку Коул.

— И это тоже, — рассмеялась Элисон.

— Мне кажется, любовь к танцу у вас в крови и вы отлично танцевали бы даже без этих самых уроков.

Элисон улыбнулась, на этот раз действительно благодарная Коулу за комплимент. Она чувствовала сквозь тонкую ткань комбинезона тепло его руки и неожиданно подумала о том, как ловко он ведет ее по танцплощадке, какие у него сильные руки, как бьется на шее Коула почти на уровне ее глаз маленькая голубая жилка.

У Элисон вдруг пересохло во рту, и она испытала унизительную необходимость унять участившееся дыхание. Она всегда испытывала легкую дурноту, выпив лишнего или испугавшись чего-то. К счастью, музыка закончилась, и Элисон отстранилась, холодно улыбнувшись Коулу, так что он не успел заметить ее слабость.

Взяв свою партнершу под локоть, Коул проводил ее к столу, где все еще восседала Трайсия.

— Вас, кажется, немного знобит, Элисон, — сказал он. — Наверное, хватит с вас на сегодня. Я помню, что обещал отвезти вас пораньше домой. Почему бы нам не улизнуть потихоньку? Никто не заметит краткого отсутствия хозяина.

— Кроме Трайсии, — пробормотала Элисон и, увидев, как нахмурился Коул, поспешила добавить. — У меня такое впечатление, что она хотела бы поговорить с вами наедине.

— Наверное, Трайсии необходимо поплакаться кому-то в жилетку, — объяснил Коул. — Она только что поругалась со своим «бывшим».

Элисон понимающе кивнула, но подумала про себя, что вряд ли ее неприязнь и ревность вызваны ссорой с бывшим мужем. Скорее всего Трайсия просто выбрала Коула Гамильтона в качестве следующего супруга.

Под звуки гитары и аккордеона они с Коулом направились к машине. Баритон снова пел балладу в стиле кантри, напомнившую Элисон о песнях, которые ей приходилось слышать в детстве в лагерях скаутов. Она напевала мелодию себе под нос, думая о том, как сильно отличался сегодняшний вечер от претенциозных обедов, которые устраивала ее мать.

Рука Коула сжала вдруг ее локоть.

— Вечер не обманул ваших ожиданий? Мы в расчете за бифштекс, который я помешал вам съесть вчера?

— Это было просто замечательно, — от души ответила Элисон. — Кухню миссис Бреннер не стоит даже сравнивать с моими скромными усилиями.

— И все же я по-прежнему должен вам бифштекс. Как насчет завтрашнего вечера? В Сономе как раз открылся новый ресторан. Говорят, у них там замечательные бифштексы.

— Я дежурю по вечерам всю следующую неделю. — Но сердце Элисон учащенно забилось при мысли о том, как было бы приятно принять приглашение Коула. — Если не боитесь, что меня могут вызвать в любой момент, можете приехать на ужин ко мне. Я готовлю неплохие спагетти — когда мне удается не переварить их.

— Звучит так соблазнительно, что я не в силах отказаться, — довольно сухо произнес Коул. — Но готовить лучше буду я. Я потрясающе готовлю мясо, а моя салатная заправка — одна из лучших в мире.

— И кто же из нас первый помрет от скромности?

— Когда хвастаются другие, они делают это из честолюбия, а я просто называю вещи своими именами, — важно произнес Коул. — Итак, договорились. Вы предоставляете в мое распоряжение кухню, а я привожу продукты и делаю все остальное.

Когда они доехали до дома, Элисон не стала приглашать Коула внутрь, а он сдержал слово и даже не попытался поцеловать ее на прощание. Помахав ей рукой, Коул уехал. Элисон смотрела вслед его удаляющейся машине, думая про себя, не совершила ли она ошибку, согласившись увидеться с ним вновь.

Позже, когда Элисон расчесывала волосы, ей вдруг пришла в голову одна мысль. И как это она раньше не поняла, что Коул Гамильтон — идеальная кандидатура на роль отца ее будущего ребенка? Он умен, честолюбив, наверняка отличается отменным здоровьем и происходит из хорошей, здоровой семьи.

Больше того, за Коула говорили многие другие вещи. У него было чувство юмора. И он был убежденным холостяком, который никогда не захочет снова жениться, поэтому не стоит опасаться, что ему причинит боль недолгое любовное приключение. Он сам предупредил ее обо всем этом во время их первого обеда.

И, конечно же, Коул красив. Из всех мужчин, встреченных Элисон за последние годы, он единственный пробудил в ней что-то, как-то ее взволновал. Может быть, он слишком красив? Не таится ли опасность в том, как забилось сегодня на танцплощадке ее сердце, когда она ощутила близость Коула?

Ничего, она справится со всем этим. Она ведь не девочка-подросток с романтическими мечтами. Надо все время быть настороже, держать свои чувства под контролем, и тогда Коул останется для нее лишь средством… добиться своего.

 

Глава 7

Несколько раз Элисон поднимала трубку, чтобы позвонить Коулу и отменить ужин. При свете дня мысль о том, чтобы завести с ним роман не в порыве страсти, а просто чтобы забеременеть, показалась Элисон слишком расчетливой и хладнокровной.

Поедая прямо за письменным столом сандвич и запивая его остывшим кофе, она вдруг задумалась, с чего это ей пришло в голову снова размышлять по этому поводу, после того как она все уже решила.

Страх влюбиться в мужчину, для которого она может быть лишь временным развлечением? Тогда лучше отказаться от своих намерений, поискать кого-нибудь менее привлекательного и, следовательно, менее опасного.

Элисон трезво оценила эту идею и нашла ее глупой. Может быть, мысли ее были холодными и расчетливыми, но она ведь не автомат. Она женщина из плоти и крови и никогда не сможет, даже зная, что это временно, разделить постель с мужчиной, к которому ее не тянет. А если отказаться от отношений с Коулом, она опять окажется в начале пути, и тогда у нее, возможно, не хватит решимости попробовать снова. К тому же подходящий кандидат может и не подвернуться.

За последние несколько недель Элисон пришлось убедиться, что ее работа — не самое важное в жизни, как ей казалось раньше. Придя к этому заключению, было просто невозможно обречь себя на то, чтобы всю жизнь возвращаться по вечерам в пустой дом. Всегда быть одной, не поделиться ни с кем той любовью, которую она готова была отдать дорогому ей человеку.

Конечно, можно наполнить свой дом живыми существами — растениями, животными и даже любовниками, связи с которыми ни к чему не обязывают. Но теперь, когда у Элисон открылись глаза, она ясно понимала, что жизнь ее никогда не будет полной без того, чего ей хотелось больше всего на свете. Смотреть, как растет ее ребенок, окружить его любовью и вниманием, которых никогда не видела от своей матери она сама, — вот что было необходимо Элисон, и она получит это, должна получить.

Что же касается Коула — он ведь ясно дал понять, что Элисон интересует его только как сексуальный объект, так что он ничего не теряет. А если в процессе пострадают немного ее чувства, ну что ж, за все в этой жизни надо платить. Коулу не грозит подобная опасность. Да, Элисон нравится ему, но она прекрасно понимает, что является лишь одной из многих женщин, которых он обхаживал.

Безусловно, Коул очень умен и по-своему даже честен. Он заранее предупредил ее, что их отношения не могут быть длительными. Та красотка на барбекю, Трайсия Джастин, отнеслась к Элисон злобно и враждебно, но и в ее предупреждениях была доля истины. Коул современный донжуан, а донжуаны никогда не страдают. Если их романы заканчиваются раньше, чем они рассчитывают, донжуаны лишь пожимают плечами и переходят к следующему объекту.

Что ж, придется пережить сегодняшний вечер. Покончив с последним пациентом, Элисон поймала себя на том, что не хочет отправляться домой. Одно дело решить, что ты позволишь кому-то себя соблазнить. Другое дело — действительно позволить.

Элисон как раз заканчивала кормить своих питомцев, когда приехал Коул. На нем был твидовый спортивный пиджак и синяя рубашка с открытым воротом. Трудно было не заметить, как оттеняет одежда его красивый загар и голубые глаза. Сейчас в этих глазах светилось приветливое дружелюбие. Прежде всего Коул протянул Элисон бутылку бренди, потом букет дикой горчицы, явно собранный на ближайшем поле. Элисон рассмеялась, и Коул одобрительно кивнул.

— Вам надо смеяться почаще. У вас хорошее чувство юмора. Вас выдает рот. Уголки губ загибаются кверху, даже когда вы делаете вид, что сердитесь.

— У дельфинов уголки рта тоже загибаются вверх, — сказала на это Элисон. — А если я и выгляжу иногда угрюмой, то это для того, чтобы казаться старше. Многие отказываются считать профессионалом девицу с волосами морковного цвета.

— Вовсе не морковного. Ваши волосы цвета пламени с проблесками янтаря. Любой мужчина, состоящий из плоти и крови, не устоит перед желанием сгореть в этом пламени. Так зачем же закалывать волосы в пучок?

— Вы прекрасно нашли бы общий язык с моей матерью. Вы уверены, что не обсуждали меня с Марго?

— Ну, я помню, как она сказала, что жаль, что вы чего-то там не делаете… со своими волосами. Кажется, она назвала это укладкой. И еще что-то о неприятном запахе в ветлечебницах…

— …обшарпанных сараях и покалеченных животных, — подхватила Элисон.

— …и старом фургоне, который гремит как кастаньеты, — закончил Коул.

Они обменялись улыбками.

— Ваша мать — странная женщина. С одной стороны, типичная светская дама, а с другой — в ней есть что-то еще. И она искренне заботится о вас.

Элисон постаралась скрыть раздражение. Еще один мужчина попался в сети Марго. Ее мать умела казаться тем, чем надо, сразу для всех мужчин. Неудивительно, что Марго тоже нравится Коул. Почему нет? Она всегда испытывала слабость к светским донжуанам.

— Надеюсь, вы голодны, — сказал Коул. — Я принес два бифштекса и внушительных размеров сырный пирог, который нашел в кладовке миссис Бреннер. Вот подождите, скоро вы попробуете мою знаменитую салатную заправку! — Он поцеловал кончики пальцев с видом французского повара, и Элисон рассмеялась, потому что выглядел он скорее как боксер на ринге.

Элисон показала Коулу, где лежат кухонные принадлежности, объяснила особенности старой газовой горелки и пошла наверх переодеться.

Выбирая наряд для свидания в собственном доме с потенциальным любовником, она слышала звон кастрюлек и жизнерадостный свист Коула. И вдруг поймала себя на том, что улыбается.

— Как хорошо, что у меня иммунитет к донжуанам, а то это могло бы плохо кончиться, — слукавила она, обращаясь к вертящемуся рядом Том-Тому.

Словно понимая слова хозяйки, кот зашипел и прижал к голове уши, ясно давая понять, что лично он против вторжения чужих в их мирный уклад.

Элисон отказалась от трикотажных шортов и футболки, которые она обычно носила дома. Ей пришлось снова залезть в муслиновый мешок с подарками Марго. На сей раз она достала и разложила на кровати индийский кафтан красно-коричневого цвета. Когда, накинув халат, она спускалась в ванную, Коул был так поглощен резкой овощей, что даже не заметил ее. Элисон быстро приняла душ, поднялась наверх, подкрасила немного губы и расчесала волосы так, что они чуть не встали дыбом от статического электричества. Затем она облачилась в шелковый кафтан, стараясь не признаваться даже самой себе, что у нее дрожат руки.

Сгорая от стыда, она медленно спустилась вниз. Одобрительный свист Коула подтвердил то, что она сама только что видела в зеркале. Чтобы не было заметно, как она покраснела, Элисон поспешила переключить внимание на кулинарные манипуляции Коула.

Работы у него было навалом. Помидоры, шпинат, салат с артишоками, щедро посыпанный рубленой петрушкой, два толстенных бифштекса, ожидающих отправки в гриль. А из кастрюльки на плите доносился просто божественный запах. Коул как раз нарезал хлеб из муки грубого помола. Он намазал куски хлеба маслом, смешанным с петрушкой, и завернул их в фольгу.

— Помочь чем-нибудь? — поинтересовалась Элисон, слегка робея перед кулинарным мастерством Коула. Какие еще сюрпризы готовит для нее этот мужчина?

— Поскольку я не знаю, где вы держите столовое серебро, накройте на стол, — рассеянно произнес Коул. — А потом можете расслабиться с чашкой кофе в одном из этих плетеных кресел. Сегодня здесь работаю я. Мне не нужны поварята-любители.

Элисон расставила тарелки, разложила приборы и, вздохнув с облегчением, устроилась поудобнее в покрытом сарапе кресле.

— Тяжелый день? — улыбнувшись, спросил Коул.

— Довольно тяжелый, — кивнула Элисон. — Сейчас в клинике не хватает персонала.

— Но вам ведь нравится эта работа. Вы наслаждаетесь каждой минутой, проведенной в клинике. Вы — трудоголик, правда?

— Я даже не расстраиваюсь, когда приходится задержаться, — призналась Элисон. — А как насчет вас? Вы тоже трудоголик? Или нанимаете кого-то вести дела на ранчо?

— Вы поймали меня. И вы абсолютно правы. Когда любишь свое дело, оно перестает быть просто работой. Я занимаюсь кое-какими другими делами, но действительно я никогда не оставлю личное руководство делами Буэна-Висты. — Коул снова улыбнулся. — Так что мы с вами — парочка трудоголиков, Элисон.

Коул вернулся к работе, а Элисон задумалась. Как странно, что они оба, такие разные во всем остальном, сошлись хотя бы в этом. Но все было бы по-другому, если бы они были мужем и женой. Тогда Коул потребовал бы, чтобы на первом месте были его нужды, его желания, его работа, а жене пришлось бы приспосабливаться к его образу жизни.

Шэмрок, привлеченный царившими в кухне ароматами, поднялся со своей циновки и подошел к Элисон. С глубоким вздохом собака положила голову на колени хозяйки. Снаружи доносились крики игравших на лужайке девочек, и сердце Элисон учащенно забилось, когда она подумала, что в один прекрасный день ее собственный ребенок будет бегать на этом же самом поле.

Коул поставил бифштексы в гриль и принес Элисон чашку кофе. Она с удовольствием пригубила ароматный напиток. Кофе совершенно не напоминал ее обычное горькое пойло, поэтому Элисон ничуть не удивилась, услышав от Коула, что это какой-то особый сорт, который миссис Бреннер покупает в Сан-Франциско. Вспомнив, какой бурдой она поила его накануне, Элисон не удивилась, что Коул привез кофе с собой, и все же ее гордость как хозяйки дома была уязвлена.

Минут через пять Коул объявил, что обед готов. Взяв Элисон за руку, он церемонно подвел ее к столу. Едва попробовав овощное рагу в изысканном соусе, Элисон тут же поняла, насколько отличается все, приготовленное Коулом, от ее обычной повседневной пищи.

— Где вы научились так готовить? — с любопытством спросила она.

— Я работал помощником повара. А поваром был очень странный человек по имени Чарли. Он был настоящим дикарем, но дело свое знал. Когда я делал ошибку, а в тринадцать лет я делал их постоянно, — Чарли лупил меня по рукам деревянной ложкой. Так что учился я быстро, можете не сомневаться.

— Вам было всего тринадцать?

— Едва сравнялось. Вообще я был маленьким для своего возраста, и каждый норовил меня вздуть. Но у Чарли я получил еще один урок. Он был небольшого роста, но никогда не спускал обид даже мужчинам в два раза больше его. Я перенял у него некоторые методы. Потом я вытянулся и возмужал, но задолго до этого уже умел за себя постоять. Когда я победил в драке здоровенного парня, который делал мою жизнь несносной, Чарли перестал бить меня ложкой по пальцам. Мы стали большими друзьями.

— И что же за метод вы переняли у Чарли?

— Никогда не извиняться и никогда не отступать перед задирой.

Элисон подумала про себя, что это вполне соответствует ее собственной философии, которую пришлось выработать, переезжая из города в город и постоянно оказываясь новенькой в очередной школе. Но почему от слов Коула ей вдруг захотелось протянуть руку и сжать его пальцы? Опустив глаза, Элисон занялась салатом и тут же обнаружила, что заправка из смеси уксуса, масла и каких-то трав, названий которых она не могла вспомнить, действительно выше всяких похвал.

— Вкусно? — спросил Коул.

— Потрясающе!

— Естественно, — сказал он с таким самодовольным видом, что Элисон рассмеялась и кинула в него хлебной коркой.

— И как же вам удалось закончить школу, работая на кухне? — поинтересовалась она.

— Я работал полдня. Здесь ведь страна ранчо, и школьные расписания приспособлены к такому режиму. Мистер Кантати был другом… другом семьи. Когда умерла моя мать, он сам пришел ко мне с выгодным предложением: он даст мне работу, будет платить как взрослому и договорится со школьным советом, чтобы я ходил в школу на полдня. А я должен усердно работать, получать хорошие оценки, откладывать половину денег и выглядеть чистым и опрятным. А если мои оценки будут достаточно высоки, он обещал помочь мне с колледжем.

— Должно быть, тяжело вам приходилось.

— Работа никогда не идет во вред, если делаешь то, что тебе нравится. Это лучший способ уберечь подростка от беды, особенно такого необузданного подростка, каким был я.

— Вы учились в университете Саномы?

— Нет, в Стэнфорде.

Глаза Элисон расширились.

— Так этот человек оплатил ваше обучение в Стэнфорде? Это очень дорогое место.

— Мистер Кантати хотел, чтобы я управлял его ранчо. Экономический факультет Стэнфорда — один из лучших в стране. Летом я работал у него на ранчо. Это была хорошая сделка для нас обоих.

— Вы до сих пор дружите с мистером Кантати?

Лицо Коула вдруг стало серьезным.

— Он умер. — Поколебавшись, Коул добавил: — Окончив Стэнфорд, я женился на его приемной дочери. Джуди училась водить самолет. Однажды она решила покатать своих родителей в нелетную погоду. У побережья они попали под шквал. Не выжил никто. Я унаследовал половину ранчо, принадлежавшую Джуди, а потом выкупил и половину ее брата.

— Так вы вдовец? А я думала… — Элисон осеклась, понимая, что бестактно говорить сейчас о том, что она представляла Коула разведенным, но никак не вдовцом. Неужели он женился на приемной дочери мистера Кантати, чтобы отблагодарить своего благодетеля? Или Коул действительно любил Джуди?

— Не надо делать трагическое лицо, — довольно сухо произнес Коул. — Смерть Джуди была для меня шоком, но мы не жили как муж и жена задолго до катастрофы.

Элисон попыталась разгадать эмоции Коула, скрывающиеся за обыденным тоном, но поняла, что ей вряд ли это удастся. Она надеялась, что он побольше расскажет ей о своем браке, но Коул сменил тему.

— А вы, Элисон? Почему вы учились именно в Дэвисе?

— Потому что там был ветеринарный факультет. Я закончила школу для девочек в Санта-Барбаре и смогла поступить туда как жительница Калифорнии. Почти невозможно было стать студентом ветеринарного факультета, если ты не из этого штата.

— Ваша мать не слишком довольна вашим образом жизни, не так ли? Как вам удалось уговорить ее разрешить вам отправиться в Дэвис?

— Я даже не пыталась. Справилась без ее помощи. Летом я работала на коневодческих ранчо, а во время учебного года — как все: обслуживала столики…

— …выгуливала собачек, разносила почту, — подхватил Коул.

— Продавала косметику, ходя из дома в дом.

— О, вот этого я, пожалуй, не делал. Наверное, это поручают только женщинам. Но на последнем курсе я расставлял товар по полкам в супермаркете «Пало Альто».

— И ваши усилия окупились, когда вы стали управляющим ранчо и женились на дочери босса.

— А вы попали в клинику Эрла Глассера. И все же не понимаю, почему вы выбрали такую неженскую профессию.

Элисон почувствовала, что начинает сердиться.

— Неженскую? А вы случайно ничего не слышали о равных правах в этой стране?

— Ох-ох, какая сердитая. Вы случайно не феминистка?

— Я верю в то, что надо платить одинаково за одинаковую работу. И в то, что женщина может выбирать любую работу, какую захочет. Я верю…

— Хорошо, хорошо, по этим пунктам я с вами согласен. Потому что я тоже не считаю, что место женщины исключительно дома. Но некоторые профессии слишком тяжелы для женщины чисто физически, если только она не обладает всеми качествами Брунгильды. А вы выглядите маленькой и хрупкой. Признайтесь же, Элисон, иногда вам наверняка бывает тяжело?

— Вовсе нет. Конечно, всем ветеринарам приходится иногда просить о помощи, когда речь идет о тяжелых или опасных животных. Но вы как владелец ранчо должны знать, что есть способы управляться с животными, не полагаясь на физическую силу. Даже очень маленькая женщина может научиться справляться с очень большими пациентами. А если надо, она попросит о помощи. Нас учат связывать и применять разные рычаги, так что можно перемещать даже огромных цирковых животных. Или вы думаете, что в университете два отдельных курса ветеринарии — один для мужчин, один для женщин? Вовсе нет. Чтобы получить диплом, мне пришлось пройти через все то же, что и студентам-мужчинам. Я прошла курсы хирургии крупных животных и скотоводства, а не только научилась лечить мелких домашних питомцев. Так получилось, что я работала три лета подряд на коневодческих ранчо, потом на ферме, и если вы думаете, что это было легко, то ошибаетесь. Больше всего мне докучали мужчины со своими сальностями.

— О нет! — застонал вдруг Коул. — Я снова провинился, и ваши глаза пылают зеленым огнем. Из них даже сыплются искры. Пощады! Пощады!

Элисон холодно посмотрела на Коула, явно недовольная его готовностью сдаться, тем более она подозревала, что Коул просто смеется над ней про себя. Если бы Элисон не вспомнила вовремя, что под угрозой находится ее спокойствие и хорошее настроение на весь вечер, она добавила бы пару слов. Но ей пришлось подавить свои эмоции и даже выдавить из себя улыбку.

— Мир? — Коул протянул ей руку.

Поколебавшись несколько мгновений, Элисон вложила ладонь в его сильные пальцы, принимая предложение о прекращении огня.

Верный слову, Коул больше не обсуждал профессию Элисон. Теперь, когда ей не надо было постоянно обороняться от его нападок, Элисон поймала себя на том, что получает от общения с Коулом неподдельное удовольствие.

Коул настоял на том, чтобы помочь ей вымыть посуду, а потом Элисон поставила кассету Паваротти, и они сидели, потягивая принесенный Коулом бренди и болтая о всяких пустяках. Коул внимательно разглядывал экстравагантный музыкальный центр, так не вязавшийся с потрепанной мебелью Элисон. Хотя она не считала, что обязана объяснять ему что-либо, Элисон все же сообщила, что это подарок ее матери.

— Так вы все же в хороших отношениях на сегодняшний день?

— Мы пришли к взаимопониманию. Марго обязалась дарить мне подарки только на день рождения и на Рождество, а я не отпускаю колкостей по поводу ее одежды, ее друзей и ее мужа.

Чтобы сменить тему, Элисон поднялась долить себе бренди. Потом она поставила другую пленку, из коллекции Манчини, и они с Коулом стали танцевать. И снова Элисон отметила про себя, как легко им двигаться вместе, словно они танцевали друг с другом всю жизнь.

Во время танца Коул первый раз поцеловал ее. Элисон ожидала этого и ответила на его поцелуй, потому что просчитала заранее все, что должно произойти сегодня между ними. Она знала, что нравится Коулу, и не удивилась реакции его тела, когда он прижал ее к себе. Но для Элисон было неожиданностью, что колени ее стали вдруг такими слабыми. Пришлось ближе прильнуть к Коулу, чтобы удержаться на ногах.

— Милая, сердитая Элисон, — шептал Коул, целуя ее шею. — Ты хоть представляешь, что ты делаешь со мной? С тех пор, как Эрл познакомил нас, я мечтал об этом, жаждал узнать, есть ли настоящий огонь в этих холодных зеленых глазах.

— И как — есть? — чуть охрипшим голосом спросила Элисон.

Ответом был еще один поцелуй — куда более страстный и требовательный, чем первый. Внутри нее словно задели какую-то молчавшую до этого струну, Элисон почувствовала возбуждение собственного тела — это было новое и немного пугающее ощущение. Она снова прильнула к Коулу, отвечая на его поцелуй, и ей стало вдруг все равно, замечает ли он, как бешено колотится ее сердце, как хрипло звучит ее дыхание, когда сильные, нежные руки Коула гладят ее по волосам, по плечам, приближаясь постепенно к вороту шелкового кафтана.

Он медленно развязал тесемки на шее и стал целовать ее ключицы. Кафтан соскользнул вниз, обнажив упругую белую грудь, и Коул застонал, словно от боли.

Элисон не стала хвататься за одежду. Она позволила кафтану упасть на пол и стояла, улыбаясь Коулу, в глазах которого ясно читалось, что он вот-вот дойдет до предела возбуждения. Какая-то часть ее существа по-прежнему твердила об осторожности, предупреждала об опасности, советовала не отдаваться полностью во власть собственных чувств, отказаться от продолжения, не заниматься с ним любовью, но было уже слишком поздно. По телу Элисон пробегала сладкая дрожь, а Коул целовал ее шею, грудь, спускаясь все ниже и ниже.

Затем он стал двигаться вверх и через несколько секунд снова впился в губы Элисон. Она расстегнула его рубашку, чтобы почувствовать тело. Коул снова крепко прижал ее к себе. Элисон наслаждалась объятиями, сгорала от каждого прикосновения к его сильному телу, возбужденному ее близостью. Снова застонав, Коул подхватил ее на руки и понес наверх. Опустив Элисон на кровать, он склонился над ней, пожирая взглядом ее тело.

Затем он медленно провел по ее телу пальцем сверху вниз, и каждый миллиметр ее тела отвечал на его прикосновение нарастающим возбуждением. Элисон закрыла глаза, понимая, что уже не в силах ничего изменить, что не хочет ничего менять.

Она услышала шорох снимаемой одежды, и Коул оказался рядом с ней на постели. Руки его скользили по телу Элисон, губы наслаждались вкусом ее кожи, разумная часть ее мозга, не уснувшая до конца, отмечала про себя, что Коул — опытный любовник, он точно знает, как заставить ее забыть обо всем от нахлынувшего возбуждения.

Но думать об этом было слишком поздно. Первобытные инстинкты, разбуженные Коулом, владели теперь ее телом, весь мир сосредоточился на них двоих и охватившем их желании. Элисон почувствовала, как тонет в волнах страсти и в то же время горит в ее огне.

Затем Коул лег сверху, вошел в нее, и безрассудная радость охватила Элисон, заставив замолкнуть циничный голос разума. Ничто больше не имело значения — ни их постоянные стычки, ни расчет Элисон, ничто, кроме проснувшихся желаний ее возбужденного тела.

Потом они лежали, уставшие, в объятиях друг друга, все еще не в силах перевести дыхание и унять отчаянное биение сердец. Ощущение удовлетворения было для Элисон таким новым, что она тихо застонала от удовольствия.

Рассмеявшись, Коул откинул упавшие ей на лоб волосы и поцеловал голубую жилку, бьющуюся на шее.

«Я должна запомнить это», — подумала Элисон. Неожиданно чудовищная боль пронзила ее сердце, и она испытала непонятное чувство потери.

Наверное, она вздрогнула, потому что Коул приподнялся на локте и внимательно посмотрел на нее.

— Ты не слишком часто занимаешься этим, правда? — спросил он.

Сладкая истома и покой тут же покинули Элисон. Так он выражает недовольство ее неопытностью? И почему в вопросе его прозвучало такое удивление? Перекатившись к краю кровати, Элисон встала, чтобы надеть халат.

— Не волнуйся, — спокойно произнесла она, стоя спиной к Коулу. — Я не возражала, чтобы меня соблазнили. У тебя нет передо мной никаких обязательств. Совсем наоборот. Я ведь говорила тебе, что не хочу серьезных, длительных отношений.

Не глядя на Коула, она собрала его одежду и положила в ногах кровати. Зазвонил стоявший у кровати телефон, и Элисон схватила его, радуясь возможности отвлечься.

— Доктор Элисон? — это был Билл Крамер, ночной санитар. — Я насчет дога, которому вы вчера сделали операцию. Кажется, седативные перестают действовать. Думаю, вам лучше взглянуть на него, прежде чем он начнет метаться.

— Буду через пятнадцать минут, — пообещала Элисон.

Повесив трубку, она подошла к гардеробу, чтобы достать джинсы и футболку.

— В клинике срочное дело, — сказала она Коулу. — Мне надо съездить туда.

Коул тут же вскочил и стал одеваться.

— Я поеду с тобой.

Поколебавшись, Элисон согласно кивнула. Ей не хотелось провести остаток ночи в обществе Коула, и сейчас предоставлялась возможность избавиться от него без лишней неловкости, просто сославшись на усталость по пути домой.

Чувствуя себя на удивление довольной, если учесть, что только что она отдалась целиком и полностью Коулу Гамильтону, Элисон взяла одежду вниз, чтобы одеться в ванной.

Когда пять минут спустя она вышла оттуда, Коул стоял в кухне, попивая кофе. Он был полностью одет, даже в куртке.

Элисон настояла на том, чтобы они ехали в ее фургоне, и сама села за руль. Ей необходимо было занять трясущиеся руки.

Сначала они ехали молча. Первым заговорил Коул.

— И часто это случается? Часто тебя вызывают среди ночи?

— Довольно часто, — неохотно ответила Элисон. — Обычно доктор Хэбершэм и я дежурим по очереди, потому что доктор Эрл должен быть свободен на случай вызова к крупным животным. Но когда Хэбершэм в отпуске, все ночные вызовы мои. Правда, в пятницу Хэбершэм возвращается, и Эрл настаивает, чтобы я отдохнула на уикэнд. Вот тогда и отосплюсь.

— Так у тебя свободен уик-энд?

— С пятницы по понедельник. Хочу поехать на побережье позагорать немного.

— Ты, наверное, часто делала это в Северной Калифорнии. И здесь наверняка уже осмотрела все достопримечательности.

— Однажды я ездила на экскурсию по виноградникам, пару раз была на Стинсон-бич, но, в общем, нет — у меня нет времени. И я не очень доверяю своей развалюхе, чтобы отправляться в долгие путешествия.

— Поскольку это моя родина, как насчет того, чтобы я стал твоим гидом? Мы можем проехаться по побережью и остановиться в отеле «Мендосино». Это отличное местечко прямо на берегу. Можно устроить пикник на аллее Великанов. Вот подожди, ты увидишь эти гигантские секвойи! Может быть, у нас даже останется время нанять лодку и порыбачить в заливе Бодега.

Элисон задумалась. Провести уик-энд с Коулом вполне соответствовало ее планам. Для него это наверняка было самое обычное предложение, какое он делает всем женщинам, — так зачем же сомневаться, ведь главная часть программы — дать себя соблазнить — уже выполнена.

— Так как же? — настаивал Коул.

— Звучит заманчиво, — Элисон наконец решилась. — Я очень хочу, чтобы ты показал мне свой край.

Они обговорили детали и решили начать в пятницу утром и ехать, куда захочется.

Когда они подъехали к клинике, Билл Крамер ждал их в дверях. Это был невысокий коренастый мужчина с вечной улыбкой на лице, которая сейчас почему-то вдруг заставила Элисон забеспокоиться.

Оглядев Коула с ног до головы, Билл обернулся к ней.

— Извините, что вытащил вас из дома, доктор Вард, но у дога кончает действовать успокаивающее. А он такой огромный, что сам я с ним не справлюсь.

— Вы правильно сделали, что позвонили, — поспешно произнесла Элисон и прошла внутрь, не сомневаясь, что Билл последует за ней. Она быстро направилась в операционную. Датский дог, пожилой пес стареющего полицейского, перенес операцию на бедренной кости — утомительную и зачастую опасную. Он был таким огромным, что его решили оставить под действием успокаивающего привязанным к операционному столу. Едва взглянув на отчаянно вращающиеся глаза собаки, Элисон поняла, что действие седативного препарата закончилось раньше, чем они ожидали, и сейчас животное в панике.

Элисон крепко взялась за складки кожи у морды дога и несколько раз громко произнесла его имя. Собака заскулила и вывалила язык, но глазами вращать перестала. Дождавшись момента, когда дог успокоился настолько, что его можно ненадолго оставить одного, Элисон приготовила раствор и ввела его в складку на шее собаки, продолжая разговаривать с беднягой успокаивающим тоном. Через несколько секунд собака снова заснула, и Элисон внимательно изучила швы. Слава Богу, с ними все было в порядке. Вместе с Биллом они подняли пса и положили его на пол. Дог смотрел вокруг затуманенными глазами. Потом Билл перенес его в бокс, где дог будет спокойно спать до утра.

Сидя на корточках возле собаки, Элисон потерла кулаком поясницу и со стоном выпрямилась. Впервые с тех пор, как она занялась работой, Элисон подумала о Коуле. Обернувшись, она увидела его в дверях и поняла, что Коул с интересом наблюдал за ней последние несколько минут.

На губах его играла загадочная улыбка, но Элисон не могла угадать его мысли. Впрочем, в этот момент они не особенно ее волновали. Пусть видит ее такой, какая она есть, не в комбинезоне от Адольфо или в шелковом кафтане с расчесанными волосами и помадой на губах. А вот так, за работой, когда ее футболка пропитана потом, лицо раскраснелось, а волосы растрепаны.

— Ты очень красива, — вдруг тихо произнес Коул.

Элисон с удивлением почувствовала, что на глаза ее наворачиваются слезы. К счастью, вернулся из бокса Билл, и она смогла отвлечься от Коула. Элисон дала Биллу инструкции по дальнейшему уходу за собакой и велела звонить ей в случае каких-либо осложнений, хотя их вроде бы не должно было быть.

Когда они вернулись к ее грузовичку, Коул настоял на том, чтобы сесть за руль. Элисон предупредила его о трудном заднем ходе и о том, что машина иногда отказывается трогаться на светофоре. Затем она устроилась поудобнее на сиденье рядом с ним и закрыла глаза.

Проснувшись, Элисон обнаружила, что машина стоит возле дома, а голова ее покоится на сильном плече Коула.

— Приехали, — сказал Коул. — Пока будешь принимать душ, я приготовлю тебе грог. А потом сделаю массаж Гамильтона для усталых женщин-ветеринаров и уложу тебя в кровать, где, надеюсь, ты пробудешь до утра.

Хотя Элисон улыбнулась, услышав в его словах искреннюю заботу, в голове тут же мелькнула неприятная мысль: «Сколько раз Коул говорил точно такие же слова другим женщинам, и не была ли одной из них Трайсия Джастин?»

 

Глава 8

С самого начала их уик-энд обещал быть просто восхитительным. Элисон проснулась, прежде чем успел прозвонить будильник, — в чердачное окошко проникали солнечные лучи. Она подумала о том, что сегодня будет хорошая погода, а затем в ее сонной голове мелькнула бесконтрольная мысль: «Через несколько часов я снова буду заниматься любовью с Коулом».

В этот момент наконец зазвенел будильник, и Элисон начала поспешно одеваться. Повязывая на волосы прозрачный красный шарфик и крася губы ему под цвет, Элисон напомнила себе, что ее связь с Коулом существует ради определенной цели, и она не должна ни на секунду позволять себе надеяться, что сможет остаться с ним надолго.

Коул прибыл точно вовремя — Элисон уже заметила, что пунктуальность являлась его отличительной чертой. Они ехали по утренней дороге, и Элисон смеялась от души его не слишком удачным шуткам: обнаружив, что Элисон неравнодушна к каламбурам, Коул выдавал их один за другим, словно фокусник, вытаскивающий из шляпы кроликов.

Они позавтракали в «Цветущем Апельсине», маленьком уютном ресторанчике, притаившемся в тени цитрусовых деревьев. Съев яйца по-бенедиктински и запив их фирменным напитком ресторана — джином с апельсиновым соком, Элисон решила для себя, что будет жить сегодняшним днем, оставив хотя бы на время уик-энда все свои сомнения.

К полудню они доехали до побережья. Коул припарковал машину на смотровой площадке над скалистым берегом, они погуляли немного между скал и нашли солнечное местечко, на котором решили присесть отдохнуть.

Восхитительный зеленый холм, на котором они сидели, заливал солнечный свет. Внизу прозрачные волны ударялись о скалистые берега. Элисон показалось вдруг, что весь мир сосредоточился сейчас здесь, вокруг них. Что это, капризы солнечного света или она погружается в опасный сон, которого так старалась избежать? Элисон тщательно проанализировала свои чувства и решила, что, поскольку она знает об опасности, можно спокойно отдаться во власть овладевшего ею безрассудного удовольствия. Да, у нее перехватывало дыхание от каждого прикосновения Коула. Но для ее планов так даже лучше. Не стоит отказывать себе в маленьких радостях только потому, что удовольствие недолговечно. Так же недолговечно, как зелень прибрежных холмов, которая скоро пожухнет и опадет. Для Коула все это было лишь приятным времяпрепровождением. Элисон знала это, и это вполне ее устраивало, тогда почему же ей захотелось вдруг плакать?

— Проголодалась? — улыбнувшись, спросил Коул.

— Немного. Но здесь так красиво, что не хочется уходить.

— А уходить и не надо. Я уломал миссис Бреннер приготовить нам ленч для пикника.

Несколько минут спустя они уже жевали сандвичи с беконом и авокадо, делились взглядами на этот мир и на все, кроме будущих их отношений. «И это правильно», — вдруг с грустью подумала Элисон. Потому что кто сказал, что у них вообще есть будущее, что их отношения не ограничатся этим совместным уик-эндом?

Потом, когда на холмы опустился легкий туман, они поехали к отелю «Мендосино» — месту, которое, как утверждал Коул, было одним из самых приятных секретов местных старожилов.

— Когда-нибудь сюда доберутся туристы, и этот уголок потеряет свое очарование, — сказал Коул. — Но пока — это любимое прибежище тех, кто желает отдохнуть от суеты. И кухня там потрясающая.

Элисон застонала в ответ.

— Я и так набрала за сегодня несколько фунтов!

— Будь моя воля, я заставил бы тебя набрать за этот уик-энд еще фунтов пять. Ты слишком худая — когда я раздевал тебя после падения, ты показалась мне похожей на заморенного цыпленка.

Элисон внимательно посмотрела на его улыбающееся лицо.

— Ты ведь не укладывал меня в постель в ту ночь, — неожиданно с уверенностью произнесла она. — Это сделала миссис Бреннер, не так ли?

— Конечно. Не думаешь же ты, что почтенная пожилая дама позволит холостяку любоваться неземной красотой обнаженной девушки. Но ты была так уверена, что я завзятый бабник. Я просто не смог удержаться.

Элисон рассмеялась, но ей стало немного не по себе. Не только оттого, что она недооценила Коула, но и потому, что он прекрасно понимал это. А ведь Элисон считала его бесчувственным. Сколько еще ошибок она совершила в своих отношениях с этим мужчиной?

С первого взгляда Элисон пришла в восторг от «Мендосино» — серого здания в викторианском стиле с резными украшениями над многочисленными крылечками. Гостиница находилась на берегу залива, изогнутого в форме месяца и окруженного с трех сторон высокими деревьями. Хотя можно было остановиться в главном здании, Коул заказал для них отдельный коттедж, спрятанный в лесу.

— У нас лучший домик в этом месте. Тебе понравится, — заверил он Элисон, припарковывая машину.

Пока Коул занимался их оформлением, Элисон разглядывала в фойе антикварную мебель и коллекцию мейсенского фарфора — наверняка здесь была когда-то гостиная жилого дома.

Управляющий, величавый седовласый старик, радушно поприветствовал Элисон. Когда их представляли друг другу, он внимательно разглядел девушку. Сам собой напрашивался вопрос, каких еще женщин привозил сюда Коул на уикэнд.

Когда Элисон увидела коттедж, снятый Коулом, то поняла, почему он это сделал. Спрятанный среди деревьев, домик был полностью изолирован от остальных зданий и располагался на берегу крошечной бухты. Внутри все было отделано в теплых, спокойных тонах, стояла мебель в деревенском стиле, а огромный, сложенный из камней камин придавал домику домашний уют, который Элисон всегда предпочитала холодной элегантности современных отелей.

Коул оставил ее распаковывать вещи, а сам отправился в душ. Выложив его вещи и свою одежду, Элисон разложила на диване сапфирово-синее платье, которое собиралась надеть к обеду. Наряд был сшит словно специально по ее миниатюрной фигуре, и Элисон мысленно поблагодарила Марго за ее щедрость и безукоризненный вкус. Улыбнувшись, она попыталась представить себе, какой была бы реакция Коула, если бы она надела сегодня черный деловой костюм, в котором была, когда они обедали в первый раз.

Коул вышел из душа с полотенцем вокруг пояса и увидел улыбающуюся Элисон. Подхватив девушку на руки, он стал кружить ее по комнате. Все плыло у нее перед глазами, Элисон с удивлением слышала будто где-то вдалеке собственное хихиканье. Все это было легкомысленно, но так восхитительно, зыбко, непостоянно, не в ее характере — но как приятно было чувствовать сильные руки Коула, кружиться вместе с ним, пока все не слилось у нее перед глазами.

— Вот так-то, моя маленькая мисс Серьезность, — сказал Коул, ставя ее на ноги. — Я научу тебя радоваться жизни. Учти, много работы делает тебя скучной девочкой.

— Не всем же быть плейбоями, — Элисон ехидно улыбнулась, игнорируя тот факт, что, кружа ее, Коул в какой-то момент потерял свое полотенце. — Хотя мне очень жаль, что ты находишь меня скучной.

Улыбка Коула вдруг погасла, в глубине синих глаз мелькнуло непонятное Элисон выражение.

— Я нахожу тебя умопомрачительной, загадочной, непредсказуемой и очень сексуальной. Честно говоря, я думаю, ты — ведьма. — Подняв руку Элисон, Коул поцеловал ее ладонь. — Даже мозоли у тебя на руке возбуждают меня. Я наверняка околдован!

— А мне нравится, как щекочутся волосы у тебя на груди, — Элисон покрутила пальцем жесткий завиток, — когда ты меня целуешь. — Она потянула за волоски и тут же отскочила, когда Коул застонал, прикрыв глаза. Но он успел схватить ее и привлечь к себе. Но едва Коул приготовился поцеловать ее, как Элисон вывернулась из его объятий и, указав на гардероб, куда она повесила одежду, строго приказала:

— Одеваться!

— Хорошо, хорошо, — с притворной покорностью произнес Коул. — Сначала будет ужин, а потом… десерт, — он многозначительно изогнул брови.

Когда Элисон рассмеялась, Коул, довольный собой, отправился одеваться.

Они пообедали в просторной столовой отеля, отделанной в старинном стиле. В фаршированном цыпленке, которого они заказали, не было ничего особенного, но он, как и предсказывал Коул, был отменно вкусным. Коул заказал французское «Коломбар» из местной винодельни, заверив Элисон, что оно даст фору любому вину, привезенному из Франции. Пригубив янтарный напиток с легким яблочным привкусом, Элисон тут же поняла, что он прав.

— Вот так-то лучше, — одобрительно произнес Коул, глядя, как Элисон с удовольствием поглощает пищу. — Пора тебе задуматься о пользе правильного питания.

— Да, обычно я обедаю гамбургерами и фасолью из банки, — призналась Элисон. — А иногда готовлю бифштекс, потому что его практически невозможно испортить.

Коул с негодованием поморщился.

— Многим это удается. Есть извращенцы, которые обваливают бифштексы в муке и жарят их на сковородке. Или режут на маленькие кусочки, которые насаживают на шампуры. Или погружают в жирный соус. Хотя каждому уважающему себя фермеру известно: все, что нужно для отличного бифштекса, — это открытый огонь и решетка, желательно железная.

— Ну, не все же росли на ранчо. Некоторым приходилось переносить трудности питания в закрытых школах, а хуже этого не может быть ничего.

— Бедная богатая девочка, — покачал головой Коул.

— В общем, Марго была не так уж богата, пока не вышла за своего третьего мужа. Но она всегда находила деньги, чтобы держать меня в закрытых школах — то в одной, то в другой. — Элисон почувствовала, что в словах ее слишком много жалости к себе, и поспешила добавить: — Несомненно, я получила в этих школах прекрасное образование. И, именно глядя на то, как Марго пытается вести светский образ жизни, я решила выбрать для себя нечто совсем иное.

— Ну, ты, похоже, забрела слишком далеко в противоположном направлении. Даже женщине-ветеринару не стоит, знаешь ли, жить только работой.

Слова Коула неожиданно обидели Элисон.

— Мне не нравится направление, которое принимает время от времени наша беседа, — сухо произнесла она. — Что, если на этот уик-энд мы попробуем объявить мораторий на тему «недостатки бедняжки Элисон»?

— Договорились, — Коул беззаботно улыбнулся. — Давай лучше поговорим о сексе. Это единственная тема, на которую мы смотрим одинаково.

— Не уверена в этом, — парировала Элисон. — Я — всего лишь новичок-любитель, у вас же, молодой человек, репутация профессионального бабника.

Коул на секунду замолчал.

— Я вижу, кто-то уже рассказал тебе о моем бурном прошлом. Наверное, Трайсия, я угадал? Ей нравится меня злить. Но я не люблю обсуждать эту тему. Мои недостатки нам тоже лучше оставить в покое. Идет?

— Идет, — согласилась Элисон.

Они чокнулись, закрепляя перемирие.

— Итак, ближайшие три дня не будем говорить ни о чем серьезном, — продолжал Коул. — Никаких темных тайн, признаний, личных вопросов, копаний в прошлом друг друга. Только ты и я, только здесь и сейчас.

Они выпили еще вина, разговор был непринужденным и легкомысленным. Элисон отметила про себя, что Коул владеет всеми секретами настоящего донжуана. Он не сводил с нее глаз, даже в тот момент, когда в зале появилась знакомая фигура в сопровождении еще трех человек. Женщина окинула их долгим вопросительным взглядом.

Элисон узнала Трайсию Джастин, и ею овладели неприятные предчувствия. Она ожидала, что Трайсия накинется на них со своими колкими замечаниями и едва завуалированными оскорблениями, но, к ее величайшему удивлению, мисс Джастин сделала вид, что не замечает их.

Элисон надеялась, что им удастся выскользнуть из столовой, не столкнувшись с Трайсией, но эту женщину не стоило так рано списывать со счетов. Когда они закончили есть, прежде чем выйти на веранду для танцев, Элисон решила освежить макияж. Она стояла перед зеркалом в уютной комнате отдыха, когда открылась дверь и вошла Трайсия.

Она беспардонно оглядела соперницу, отметая про себя шикарный наряд от Холстона и легкую дрожь руки Элисон, сжимавшей щетку для волос.

— Я вижу, вы не последовали моему совету, Элисон, — нараспев произнесла Трайсия. — И напрасно, я ведь хотела как лучше.

— Боюсь, я не понимаю…

— О, не стоит играть в слова. Вы отлично понимаете, о чем я говорю. Я предупреждала вас держаться подальше от Коула — и я не шутила, когда говорила это. Поверьте мне, я желаю вам добра. Многие женщины пытались окрутить его, но все всегда кончалось одинаково. Получив то, чего хотел, Коул бросал их. И с вами будет так же.

Сердце Элисон учащенно забилось, ее вдруг замутило. Элисон умела сдерживаться, но терпение ее было не безгранично, а сейчас его испытывали самым беспардонным образом.

— Коул наверняка снял на сегодняшнюю ночь свой любимый коттедж? — ехидно спросила Трайсия. — Мне всегда нравился тот, на скале. Полное уединение, можно купаться и загорать обнаженными…

Элисон положила щетку в сумочку и отвернулась от зеркала. Она ни за что на свете не покажет Трайсии, как больно ранят ее слова. Элисон молча вышла, закрыв за собой дверь. И только в коридоре позволила себе привалиться к стене. Ей хотелось кричать от боли. Дверь приоткрылась, и Элисон поспешила обратно в столовую, не желая больше сталкиваться с Трайсией.

Ей удалось скрыть свое состояние от Коула. Они выпили послеобеденный коктейль, потанцевали немного под медленную музыку на застекленной веранде, Элисон смеялась над ужасными шутками Коула, и постепенно магия вечера снова захватила ее.

Когда Коул предложил вернуться в коттедж, Элисон успела уже почти забыть о Трайсии. Но, проходя через столовую, она с удовольствием отметила, что столик, где сидели Трайсия и ее друзья, пуст.

В коттедже их ждала бутылка холодного шампанского. Коул улыбнулся, прочтя приложенную к ней карточку.

— Кажется, хозяину отеля нравится моя дама.

— А разве так бывает не всегда? — спросила Элисон.

Коул удивленно поднял брови — то ли его удивил вопрос, то ли неожиданно резкий тон Элисон.

— Конечно, — сказал он, — у меня безукоризненный вкус, когда дело касается еды, вина и женщин.

Открыв бутылку, он наполнил до краев два бокала. Они молча выпили, а затем прошли с бокалами в освещенный луной каменный дворик.

Элисон встала у перил, окружавших дворик, и посмотрела на берег. Далеко внизу набегали на берег волны и разбивались о скалы, поднимая белые брызги, переливавшиеся в лунном свете. Засмеявшись, Элисон сказала об этом Коулу.

— Я заказал луну на весь уик-энд, — заявил он, — и просил, чтобы она была огромной, полной и романтичной.

Коул обнял Элисон за талию, и она с удовольствием прижалась к его сильному горячему телу. В глазах ее отражалась луна, на губах застыл вкус шампанского, а злые слова Трайсии показались вдруг неважными.

Коул уткнулся в шею Элисон и глубоко вздохнул.

— Даже если бы я оказался в темной комнате с дюжиной других женщин, я все равно узнал бы тебя по запаху, — прошептал он.

— Но я ведь не пользуюсь духами и даже душистым мылом, — возразила Элисон. — Это раздражает некоторых животных.

— Тебе не нужны духи. Твоя кожа, волосы, дыхание — у всего этого свой особый запах.

— Как у сиамской кошки, — Элисон не сомневалась, что Коул снова дразнит ее. — У сиамских кошек мех пахнет розами.

— Не знал об этом. Не очень люблю кошек. Но ты пахнешь не розами. Скорее яблоками. Сочными спелыми яблоками.

— Ну вот, похоже на фруктовый салат, — улыбаясь, поддразнила его Элисон.

Они допили шампанское, а когда стало прохладно, зашли внутрь.

— Хочешь спать? — спросил Коул.

— Нет, но с удовольствием заберусь в постель, — в словах Элисон слышалось приглашение.

Закинув голову назад, Коул весело рассмеялся, а затем губы его нашли губы Элисон. Руки, прикосновения которых казались давно знакомыми, ласкали ее тело, разжигая желание.

Коул медленно раздел Элисон, а потом она раздела его, с удивлением открывая для себя, какое удовольствие это может ей доставлять. Коул подвел ее к огромной постели, и они легли. Положив голову Коулу на грудь, Элисон вдыхала запах его кожи, аромат мыла, лосьона и еще чего-то — чистой и здоровой мужской плоти.

— Нам так хорошо вместе, Элисон, — хрипловато произнес Коул. — Тебе нравится быть моей девушкой?

Элисон хотела ответить «да», но слова вдруг замерли у нее в горле, а лицо исказила гримаса боли. Она все же кивнула, уткнувшись лицом ему в плечо, и Коул радостно рассмеялся.

Затем он поцеловал ее долгим, нежным поцелуем, снова разбудив чувства Элисон, снова заставив ее почувствовать, как приятно кружится голова, когда тело твое ласкают сильные мужские руки, а за стенами уединенного коттеджа разбиваются о скалы залитые лунным светом волны.

Ласки Коула доставляли ей такое острое удовольствие, что Элисон даже стало на минуту страшно. Все ее короткие романы заканчивались ничем, и Элисон мучили иногда сомнения: ей казалось, что она если не фригидна, то по меньшей мере не слишком сексуальна. И сейчас она испугалась, обнаружив внутри себя безграничную способность испытывать чувственное удовольствие. Поцелуи Коула становились все требовательней, и Элисон отвечала на них, не сдерживаясь, не испытывая стыда, отбросив все свои сомнения. Забыв об осторожности, она подчинялась Коулу Гамильтону душой и телом.

 

Глава 9

На следующий день они проспали почти до полудня. Затем Коул заказал завтрак, который они съели во дворике, наслаждаясь видом бухты.

Они хотели отправиться на экскурсию в Мендосино, но в этот день им так и не удалось выбраться туда. Вместо этого они бродили по каменистым пляжам, собирали ракушки и другие сокровища, выброшенные на берег волнами. В том числе им попался кусок стекла в форме волчка, и Коул почти убедил Элисон, что это — поплавок с русской рыбачьей сети.

Пока они бродили так, то занятые беседой, то погруженные в молчание, солнце плыло над их головами, отражаясь в море, чуть слепя глаза и золотя загаром кожу. Устав, Коул и Элисон нашли маленькую пещерку, защищенную от ветра гранитной скалой. Они долго лежали там на мелком сероватом песке, и Коул прижимался к Элисон то рукой, то ногой, то плечом. Он просто не мог прожить даже несколько секунд, не коснувшись ее.

Только один раз реальность прокралась в их райский уголок, словно маленькая змейка. И виновата была Элисон. Приподнявшись на локте, Коул покрывал поцелуями ее шею. Затем он приподнял топик, который она надела сегодня, и, обнажив одну грудь, стал нежно дразнить ее губами, улыбаясь оттого, как напрягался сосок от каждого его прикосновения.

— У тебя такое шикарное тело, — лениво произнес Коул.

— Шикарное тело? Кажется, был такой фильм.

— Я имел в виду не только прекрасные длинные ноги, которые переливаются на солнце как слоновая кость. Но и глаза цвета лесной травы. Волосы, которые словно льнут к моему пальцу, когда я их касаюсь. — Коул поцеловал впадинку между грудей Элисон. — И соски, — продолжал он. — Такие нежные и розовые. Интересно, это потому, что ты рыжая?

— Я не знаю, — Элисон было тяжело дышать, и она поспешила добавить: — Это ведь ты у нас эксперт по женским соскам, не так ли?

Коул вдруг оставил ее и перевернулся на спину. Элисон тут же захотелось взять свои слова обратно. Но было слишком поздно. К тому же она не привыкла извиняться. Она закрыла глаза и, видимо, заснула, потому что, когда открыла их снова, обнаружила, что солнце на небе переместилось, а Коул дразнит ее, щекоча ей щеки засохшей водорослью. Он поцеловал Элисон, и все ее тело будто запело в ответ. Они вернулись в коттедж и занимались любовью почти до вечера.

А когда Коул и Элисон не занимались любовью, они разговаривали. Не то чтобы о чем-то важном. Благодаря их соглашению это было исключено. Разговор был легким, шутливым, легкомысленным. Только однажды они заговорили на личную тему. Коул спросил Элисон — на этот раз серьезно, — почему же она все-таки решила стать ветеринаром.

И, к собственному удивлению, Элисон вместо того чтобы отделаться дежурной фразой вроде «я люблю животных», начала рассказывать Коулу правду.

Это было сразу после второго неудачного замужества Марго, которое закончилось чудовищными ссорами и взаимными обвинениями. В то лето она сняла коттедж в Кармеле, и, казалось, впервые в жизни ей было достаточно просто провести время с дочерью.

В припадке материнского великодушия Марго разрешила Элисон оставить себе больного щенка, увязавшегося за ней на пляже. Конечно, после первого же раза, когда щенок наделал лужу на ковре, Марго пожалела о своем решении и пригрозила утопить мерзавца. Но Элисон рыдала и отказывалась от пищи, и Марго смягчилась. Только предупредила, что в конце лета собаку придется отпустить.

Собака — инстинкт словно подсказал Элисон не давать псу настоящую кличку, потому что так легче будет с нею расстаться — скрасила одинокое лето Элисон. Дело в том, что очень скоро Марго встретила Арта Джакаранда, то ли антрепренера, то ли кинопродюсера. Элисон, прекрасно понимая, что довольно большая дочь не способствует образу женщины, которая выглядит на двадцать семь, старалась держаться подальше от матери и ее поклонника. Она проводила целые дни на берегу, загорела как негритянка, и только благодаря собаке это лето вполне удалось. Пес был любознательным и дружелюбным. К тому же с его помощью Элисон легко было подружиться с другими ребятами, что не всегда получалось у нее без собаки.

Однажды, когда они с собакой гуляли по берегу, бедное животное укусил какой-то жук, прятавшийся в дюнах.

С обмякшим телом собаки на руках Элисон металась по пляжу в поисках помощи. Какая-то женщина сжалилась над ней и указала на коттедж, где отдыхал в это время ветеринар с женой. Даже не вспомнив о хороших манерах, Элисон ворвалась в дом и молча опустила собаку на руки мужчине, который оказался внутри.

Мужчина и не думал ругаться. Он не стал спрашивать, кто оплатит его услуги. Просто осмотрел собаку и сказал, что хромает она в результате шока, а не из-за самой травмы. Зашив несколько порезов, врач вколол собаке антибиотик и велел Элисон принести ее на осмотр на следующий день. Он разговаривал с ней так, словно она была его самой важной клиенткой.

Неделю спустя Марго объявила, что они с Артом Джакарандой собираются пожениться и, поскольку будут много путешествовать, она нашла для Элисон место в отличном пансионе в Мэне. Девочка снова обратилась к ветеринару, с которым успела подружиться, и он нашел для собаки хороших хозяев.

— Тогда-то ты и решила, что тоже станешь ветеринаром? — предположил Коул. Глаза его были печальны, и Элисон стало вдруг немного стыдно за то, что она не доверяет ему.

— Я не просто решила — я поняла, что стану ветеринаром, что бы ни случилось.

— Сколько тебе было?

— Двенадцать.

— Ты была маленькой упрямицей, да?

— Упорства мне было не занимать. И эгоизма, если верить Марго.

— И все последующие годы ты была так занята, что в жизни твоей не было места пустякам — вроде мужчин, например.

— Вообще-то в моей жизни мелькали мужчины, но все это было так, ничего серьезного. — И секс с ними не возбуждал меня, не будил моих чувств. Они спали, пока я не встретила тебя. — Я всегда была слишком занята, чтобы вести светский образ жизни.

— Ты и сейчас очень занята. Может быть, даже больше, чем когда-либо. Тогда почему же сейчас? И почему именно со мной, Элисон? — Приподнявшись на локте, Коул взглянул ей в лицо. — Видит Бог, мы начали неправильно. В тот вечер, когда мы впервые обедали вместе, ты так легко сменила дружеское расположение на леденящий душу холод, и я решил, что ты играешь со мной.

— А я посчитала тебя просто невыносимым! Сначала ты говоришь мне, прямо и открыто, что не позволишь заманить себя в ловушку длительных серьезных отношений, а потом пытаешься затащить меня в постель Слишком неоригинально для донжуана. Техника хромает.

Коул помолчал несколько секунд, потом на губах его заиграла довольная улыбка.

— Но ведь сработало! Ты же здесь, со мной. И мы ведь, кажется, в постели, не так ли?

Слова Коула были такими самодовольными, что Элисон, не удержавшись, ткнула его в живот. Они стали бороться, и кончилось все тем, что Коул свалил ее с кровати, прижал руки к полу и целовал Элисон до тех пор, пока тело ее не обмякло. Они снова занимались любовью, при солнечном свете, прямо на полу, и Элисон было так хорошо, что она опять почувствовала страх — ласки Коула становились ей необходимы. Что он там говорил раньше? Только здесь и только сейчас? Это ведь было предупреждением, что в один прекрасный день их восхитительный роман кончится и Коул оставит ее. Конечно, она хотела именно этого, но сейчас так приятно было находиться рядом с этим человеком, заниматься с ним любовью, сгорая от страсти, для которой не существует ни будущего, ни разлуки, ни одиночества.

На следующее утро после завтрака они все же доехали до Мендосино и принялись бродить по галереям и антикварным магазинчикам. Когда они вышли из сувенирной лавочки, где Элисон купила для Лори и Лерлин ожерелья из ракушек, Коул вдруг захотел, чтобы сидящий на тротуаре художник написал ее портрет.

Элисон слегка озадачила его настойчивость.

— Но зачем тебе мой портрет? — спросила она.

Поколебавшись, Коул произнес с наигранной легкостью:

— Конечно же, как сувенир на память о тебе, дорогая.

Элисон стало больно. Она ясно представила себе одну из комнат в доме Коула, полную подобных трофеев. Там наверняка висят портреты женщин, с которыми Коул спал. Все же Элисон удалось выдавить из себя улыбку.

— Хорошо. Но тогда пусть он нарисует и твой портрет — я тоже хочу иметь сувенир на память.

— Почему бы и нет? Но сначала ты.

У художника не было других клиентов, и он не торопился. Сначала Элисон было не по себе, но потом она расслабилась, и ей даже показалось приятным сидеть в лучах солнечного света, прислушиваясь к беседе двух мужчин. Хотя Коул был доволен результатом, Элисон немного разочаровал портрет. Технически он был исполнен безукоризненно, но девушка на портрете выглядела слабой и уязвимой. Элисон была уверена, что у нее вовсе не такое выражение лица.

С другой стороны, портрет Коула получился удивительно хорошо. Художник, рисовавший пастелью, точно уловил ярко-синий цвет его глаз, слегка ироничную улыбку и четко прорисовал завитки волос над висками.

Потом, когда они вернулись в свой коттедж переодеться к обеду, Элисон аккуратно завернула портрет в газету. Коул никак не комментировал ее действия, но в глазах его появилось загадочное выражение, когда он смотрел, как Элисон прячет его портрет в чемодан.

В воскресенье они купили холодных сандвичей и упаковку пива в магазинчике деликатесов в Мендосино и поехали к северу по аллее Великанов, чтобы устроить пикник.

Позавтракали они в тенистой долине, укрытой от дороги холмами. Над ними возвышались величественные деревья, ветерок нежно касался их лиц. Здесь пахло мхом, папоротниками и другими растениями, которые любят расти в сырых темных местах. Они даже старались говорить потише, словно в церкви, чтобы не нарушать очарования уединенного уголка природы.

Потом они легли на подстилку из сухих листьев, и Элисон вздремнула немного, положив голову на плечо Коулу. Открыв глаза, она увидела, что он склонился над ней и в глазах его было такое мечтательное выражение, что колкие слова, которые Элисон собиралась произнести, застыли у нее на губах.

Коул резко привлек ее к себе, и на этот раз они занимались любовью почти грубо, словно злились друг на друга. Это пугало Элисон, и в то же время она испытывала острое наслаждение, чувство глубочайшего удовлетворения.

В ту ночь она неожиданно проснулась в темноте, не понимая, что именно ее разбудило. Перед тем, как заснуть, они немного полежали в полудреме, планируя, что будут делать дальше. Решили опять посидеть в лесу, потом доехать по побережью до Ферндейла и пообедать в знаменитом ресторане морских деликатесов, о котором говорил ей Коул, а потом вернуться в коттедж, где им предстояло провести последнюю ночь.

Во вторник утром они вернутся в Санта-Терезу и пойдут каждый своим путем. Захочет ли Коул встретиться с ней еще хоть раз? Сколько обычно длятся его романы, прежде чем он сбегает, испугавшись «длительных серьезных отношений»? За последние два дня и две ночи Коул ни разу не заговорил об их будущем. Вернувшись в Санта-Терезу, каждый из них вернется к своей обычной будничной жизни. И потом — постепенно или резко — их роман так или иначе прекратится.

Элисон неожиданно поежилась. Ей было холодно. Она потянулась к Коулу, чтобы согреться. Но пальцы нащупали лишь смятые простыни и подушку со следом его головы.

Элисон вдруг охватила паника. Не понимая, что делает, она села и стала шарить в ногах кровати в поисках халата. Но прежде чем Элисон успела его надеть, она увидела силуэт стройной фигуры Коула на фоне окна.

Холодный ветер трепал шторы вокруг него, и Элисон поняла, что Коул стоит довольно близко к окну. Но почему он стоит вот так и смотрит в ночь? О чем он думает? О каких-нибудь проблемах на ранчо? Неужели он уже забыл о ней и готовится погрузиться в будничные заботы?

Элисон вдруг ощутила чудовищное чувство потери. Закусив нижнюю губу, она едва сдерживала рыдания, глаза ее были полны слез.

Когда слезы отступили, она села на край кровати, согнувшись, словно от приступа боли. Настало время сказать себе ужасную правду. Она влюбилась в Коула. Она сделала чудовищную ошибку, приехав с ним сюда и открыв свое сердце для боли и несчастья.

Затем ее настроение вдруг резко переменилось. Теперь Элисон злилась уже на себя. Дура, дура — и как тебя угораздило, Элисон, влюбиться в мужчину, который ясно дал понять, что ты интересуешь его лишь на время и не должна воспринимать все это серьезно.

Только сейчас она поняла, что ее бьет крупная дрожь. Снова забравшись в постель, она свернулась калачиком. Щеки ее все еще были мокрыми от слез, руки и ноги заледенели, но еще холодней становилось от ужасных мыслей о будущем. Как можно было быть такой самоуверенной? Она ведь не сомневалась, что сможет до конца контролировать свои чувства к Коулу. Ведь еще тогда, во время первого свидания, она почувствовала, что ее тянет к нему, несмотря ни на что. Вот и надо было держаться от Коула подальше. Видит Бог, она прекрасно знала, к чему ведет подобное влечение, знала не понаслышке, что происходит с женщиной, открывшей свое сердце для мужчины. Даже если случится чудо и Коул захочет продолжить их роман, как она перенесет потом неизбежный разрыв? Ведь, когда она успеет привыкнуть к Коулу, будет еще больнее.

Нет, лучше закончить все сразу, сегодня же вечером. Потому что, если он еще хоть раз займется с нею любовью, у Элисон уже не хватит сил порвать с ним. А потом будет мучительная агония — она постепенно будет терять Коула. Несостоявшиеся свидания, пропущенные телефонные звонки — нет, она не способна пройти через все это. Надо покончить с их романом, пока она еще в состоянии это сделать. Иначе она будет всю жизнь вспоминать хриплый голос Коула, произносящего ее имя в порыве страсти.

Коул закрыл окно. Через несколько секунд он уже лежал рядом с ней под одеялом. Казалось, он прислушивался, словно почувствовав, что Элисон проснулась. Но когда он тихо прошептал ее имя, Элисон не ответила. Через несколько минут послышалось ровное дыхание. Коул снова спал.

Элисон не сразу нашла в себе мужество выбраться из постели. В лунном свете, падавшем из окна, она оделась и собрала вещи, просто покидав их в чемодан.

В ванной Элисон зажгла свет ровно настолько, чтобы нацарапать пару слов на бланке рецептов, который нашла у себя в сумке. Сообщив, что оставит машину Коула на стоянке в Санта-Терезе, Элисон вдруг поняла, что должна хоть как-то объяснить свое поведение. Поэтому она приписала в конце: «Ничего у нас не получится. Я не готова к таким тяжелым отношениям. Поэтому давай расстанемся без слов, хорошо?»

Она положила записку на полочку рядом с аптечкой, выключила свет и подождала, пока глаза привыкнут к полумраку. Конечно, Коул будет в ярости — что ж, тем лучше. Потому что Элисон вовсе не была уверена, что сможет придерживаться своего решения, если он попытается удержать ее.

Элисон тихо выскользнула на улицу. Ветер взъерошил ей волосы. Накинув капюшон, она съежилась от пронизывающего холода и охватившего ее отчаяния. Выглянувшая из-за облаков луна освещала дорогу. Элисон быстро шла к стоянке. Звуки музыки, доносившиеся из отеля, заставили ее поморщиться. Это показалось ей неприличным, словно кто-то засмеялся на похоронах. Люди продолжали танцевать и веселиться, в то время как она чувствовала себя почти мертвой.

Она нашла запасной ключ от машины — Коул говорил ей, где держит его. Руки ее тряслись, и Элисон не сразу смогла завести мотор. Через несколько минут она уже ехала по шоссе на предписанной правилами скорости, и если глаза ее плохо видели от застилавших их слез, не страшно — ведь шоссе было практически пустым.

 

Глава 10

На следующий день Элисон разбудил настойчивый звонок в дверь. Она с трудам заснула накануне ночью и сейчас, взглянув на часы, с удивлением обнаружила, что еще очень рано.

Застонав, она села на постели, не сомневаясь, что это Лори и Лерлин пришли доложить ей о том, как приглядывали в выходные за животными. Черт побери, надо было оставить на двери записку, что она спит и просит ее не беспокоить.

Когда Элисон спускалась по лестнице, снова раздался звонок, на сей раз сопровождавшийся громким стуком в дверь.

— Сейчас, — сердито крикнула Элисон, направляясь сначала в ванную.

В зеркале над раковиной она изучила свое изможденное лицо, припухшие веки и всклокоченные волосы. Не стоило показываться детям в таком виде. Элисон плеснула в лицо водой, потерла щеки, чтобы они не выглядели такими бледными, и провела ладонью по волосам.

Выйдя из ванной, она снова услышала стук. Петр Великий зловеще зарычал, и тут до Элисон дошло вдруг, что это никак не могут быть близнецы. Во-первых, они не ждали ее раньше следующего утра. А во-вторых, она дала девочкам ключ.

Заперев Петра Великого, Элисон подошла к двери.

— Кто там? — спросила она.

— Коул. Впусти меня.

Тон его был почти зловещим. Элисон инстинктивно отшатнулась от двери.

— Уходи, — отчетливо произнесла она. — Нам нечего сказать друг другу.

— Мне многое надо сказать тебе. Или ты открываешь дверь, или я ее вышибу. Выбирай сама.

Элисон привалилась к двери, охваченная неожиданной слабостью. Как он добрался сюда так быстро и почему непременно хочет устроить сцену? Только потому, что на этот раз не он положил конец своему очередному роману?

Решившись, она распахнула дверь. Не ожидая приглашения, Коул ворвался внутрь и только потом повернулся к ней лицом.

— Так, значит, ты все время играла со мной? — голос его был каким-то безжизненным, а глаза холодными, словно каменными. — Или этот сценарий разработан, чтобы услышать от меня предложение руки и сердца?

Элисон была вне себя от гнева.

— Я не обязана отвечать на твои дурацкие вопросы. И лучше тебе убраться, пока я не сказала всю…

— Правду? Это будет что-то новенькое — услышать от тебя правду. Да, мне очень хотелось бы услышать твою версию правды.

— Мне стало скучно — это понятно? — Элисон знала, что поступает жестоко.

— То есть, ты хочешь сказать… нет, я не верю в это!

— Лучше поверь. О, не сомневаюсь, большинство твоих женщин считают тебя неотразимым любовником, но именно это отвратило меня от тебя. Ты был хорош слишком для многих. Я не хочу быть одной из толпы. Поэтому — прощайте, мистер Гамильтон. Приятно было с вами познакомиться.

Элисон указала Коулу на дверь. Глаза его сверкнули гневом и яростью, губы сжались в тонкую линию. В один прыжок он оказался у двери и резко захлопнул ее. В задней части дома заливался лаем Петр Великий, и когда Коул сжал запястье Элисон, она пожалела, что заперла собаку.

— Пусти меня, Коул, — процедила она сквозь плотно сжатые зубы.

— Я сделал ошибку, — он резко встряхнул ее. — Я был к тебе слишком внимателен. А на самом деле тебе хотелось вот этого!

Прежде чем Элисон успела понять, что происходит, сильные руки Коула уже прижимали ее к груди. Она попыталась уклониться от поцелуя, отвернув голову, но Коул погрузил пальцы в ее волосы. В поцелуе его не было ни капли нежности. Он впился в губы Элисон властно и жестоко, держа ее при этом за волосы, чтобы она не могла увернуться.

Когда Коул наконец отпустил Элисон, она провела тыльной стороной ладони по припухшим губам.

— Ну хорошо, ты проявил свой мужской шовинизм. А теперь убирайся отсюда, пока я не закричала.

— А кто услышит тебя? У этого сарая толстые стены. А дом твоих хозяев в двухстах ярдах, не меньше. К тому же ты ведь не хочешь, чтобы я ушел. Ты хочешь, чтобы с тобой обращались грубо и решительно.

Коул легко оторвал Элисон от пола и понес по лестнице наверх. Она слишком поздно осознала истинные масштабы его гнева. Элисон пыталась вырваться, царапалась и кусалась, но державший ее мужчина был слишком силен, и она не могла с ним справиться. Коул швырнул Элисон на постель, и, когда она попыталась подняться, придавил ее, не переставая при этом срывать с себя одежду и распахивая ее халат. Затем он оказался сверху, придавив ее всей своей тяжестью к матрацу, и на этот раз его губы и руки не ласкали, а подчиняли себе тело Элисон.

Она не могла потом вспомнить, в какой момент перестала сопротивляться, но тело ее сначала сделалось покорным, а потом зажглось ответной страстью. Но даже отвечая поцелуем на поцелуй, отдаваясь ему всем телом, Элисон чувствовала болезненный стыд за свою слабость, за то, что не могла перестать любить этого мужчину.

Утолив страсть, Коул встал и начал одеваться. Элисон была вне себя от унижения. Она накинула одеяло на свое обнаженное тело, словно желая спрятать его от презрительного взгляда Коула.

— Уходи, — прошептала Элисон. — Если ты еще раз приблизишься ко мне, помоги мне, Господи, я убью тебя!

— Не беспокойся. С этого момента ты перестала для меня существовать. Я не играю в игры с непрофессионалами. Только если сам устанавливаю правила.

Коул не стал дожидаться ответа Элисон. Даже не посмотрев на нее, словно она действительно перестала существовать, он застегнулся и легко сбежал по ступенькам. Минуту спустя за ним захлопнулась дверь. Элисон осталась одна. Все тело ее было в синяках, но гораздо больше страдало самолюбие.

 

Глава 11

Элисон сама не понимала, как прожила следующие два дня, следующие две недели. Ей надо было отвлечься, и она согласилась взять на себя все ночные дежурства, чтобы доктор Хэбершэм мог закончить статью для научного журнала. Этим она впервые заслужила одобрение Хэбершэма с тех пор, как стала работать в клинике.

Но, разумеется, никакое количество работы не могло заставить ее перестать думать, перестать вспоминать.

Она была занята целыми днями, но потом наступали вечера, а за ними — долгие ночи, которые так трудно было пережить. И, когда накатывали воспоминания, она не могла решить для себя, когда ей было больнее — когда она оживляла в памяти подробности их чудесного уик-энда или когда вспоминала его ужасное, грубое завершение. Ведь она подтвердила мнение Коула о себе, ответив страстью на его беспардонное нападение.

Единственным утешением служило то, что насилие Коула разрушило раз и навсегда ту нежность, которая возникла между ними. Она излечилась наконец от своего… а что же это, собственно, было? Наваждение? Детский приступ щенячьей любви? К сожалению, ярость ее не утихала, поскольку не находила выхода. Элисон не видела Коула и ничего не слышала о нем с тех пор, как он оставил ее, униженную, на собственной постели.

Через пару дней по почте прислали вещи, которые она оставила в гостинице, — зубная щетка, расческа, пара тапочек, лифчик. К вещам не было приложено ни записки, ни обратного адреса.

А потом, окольными путями, до нее стали доходить новости о Коуле.

Как-то она выходила из клиники, чтобы прогуляться вместо ленча — это уже вошло в привычку, когда ее остановила миссис Чэмберс.

— Только что звонил Джесс Йегер. Он хочет, чтобы вы взглянули на пони его сынишки. Лошадка хромает.

— Вы уверены, что Джесс спрашивал именно меня? — засомневалась Элисон. Джесс Йегер, один из старейших клиентов доктора Эрла, был владельцем крупной молочной фермы. Когда доктор Эрл брал Элисон с собой к Йегеру на прививки, тот несколько раз назвал ее «маленькой леди», даже не пытаясь скрыть своего презрения к женщинам-ветеринарам.

— У меня все в порядке со слухом, — поджала губы миссис Чэмберс. — Он хочет, чтобы вы приехали как можно скорее.

Элисон молча стала переодеваться в спецодежду и сапоги. Она набила машину всевозможным снаряжением — трудно было угадать, от чего именно хромает пони.

Когда она подъехала к дому Йегера, тот сидел на пороге, ожидая ее. Задумчиво оглядев девушку, фермер сплюнул себе под ноги и направился к машине Элисон.

— Пони в старом сарае, — сказал Джесс. — Дети жалуются, что он хромает, уже около недели. Я обещал их матери, что вызову ветеринара. Мне не хочется отвлекать Эрла подобными мелочами, и я позвал вас.

Стараясь изо всех сил скрыть раздражение, Элисон последовала за мистером Йегером в сарай. Не успев открыть дверь, она уже почувствовала запах гниющей соломы. Пони был упитанным и ухоженным, но хромал довольно сильно. Элисон вывела его на свет и подняла переднее копыто.

— Что это? Травма? — поинтересовался мистер Йегер.

— Там язва.

— Что-то слышал об этом. А чем вызвана язва? Это может распространиться на остальной скот?

Опустив копыто пони, Элисон посмотрела мистеру Йегеру прямо в глаза.

— И вы держите свои конюшни в таком же состоянии, как этот сарай? Грязь, гнилая солома?

Мистер Йегер вспыхнул.

— Да… да в моих конюшнях можно есть прямо с пола.

— Тогда лошади в безопасности. Но если вашим детям дорог этот пони, советую вам вычистить сарай. Потому что язва вызвана грязью и плесневелой соломой.

Элисон вернулась к машине, чтобы взять нужные инструменты. Ей было наплевать, обиделся мистер Йегер или нет. Она знала, как относятся к домашним зверюшкам местные фермеры. И ее всегда возмущало, что эти люди, безукоризненно ухаживающие за скотом, оставляют на произвол судьбы кошек, собак и пони.

Все то время, пока Элисон занималась копытами пони, мистер Йегер не сводил с нее глаз. Убедившись, что сделала все необходимое, она выписала рецепт и дала инструкции, как обрабатывать язву, а затем стала собираться уезжать.

Мистер Йегер ковырял в носу, продолжая наблюдать за Элисон. Элисон даже показалось, что он смущен.

— По поводу сарая, — пробормотал фермер. — Его полагается убирать детям. Признаю, я упустил из виду его состояние. Можете мне поверить, такое не повторится. — Помолчав, Йегер добавил. — Вы отлично поработали, маленькая леди.

Элисон улыбнулась, Йегер усмехнулся в ответ, и она поняла, что имеет полное право принять это за извинения.

— Коул Гамильтон сказал мне, что вы отлично управляетесь со скотом, — продолжал Йегер. — Когда пони захромал, я подумал, что надо вас испытать. Что-то вроде пробного шара. Конечно, я всегда обращаюсь к доктору Эрлу, но иногда он бывает занят, а я, по правде говоря, не очень высокого мнения о старике Хэбершэме. В следующий раз, когда доктор Эрл не сможет приехать, я вызову к своим животным вас.

Элисон растерянно поблагодарила мистера Йегера. Почему Коул решил рекомендовать ее? Неужели продолжает играть с ней в свою игру?

— Мистер Йегер, — спросила она. — Не могли бы вы сказать мне, когда Коул… когда мистер Гамильтон порекомендовал меня вам?

Фермер с любопытством оглядел Элисон.

— Пару дней назад. Он сказал, что вы отлично приняли роды у его любимой кобылы. Практически спасли жизнь и ей, и жеребенку.

Всю обратную дорогу Элисон не переставала размышлять над странным поведением Коула. Но потом решила выкинуть все это из головы. Ее и так уже подташнивало от усталости.

«Надо в самом деле последить за своим питанием», — подумала Элисон, вспомнив, что снова пообедала шоколадным батончиком.

В тот вечер, когда она въезжала через ворота во двор, Джинни Колетт помахала ей из окна, приглашая зайти на чашку кофе.

За последние несколько месяцев молодые женщины стали весьма откровенны друг с другом. Так что Элисон с удовольствием приняла приглашение подруги. Вскоре она уже сидела за столом напротив Джинни и потягивала горячий напиток.

— Я не видела тебя больше недели, — Джинни пододвинула Элисон сахарницу. — Как насчет песочного печенья? Ничего выдающегося, но оно только что из духовки.

Элисон вспомнила о своем недомогании и покачала головой.

— Не сегодня. Меня опять немного мутит.

— Опять? И сколько это продолжается?

— Ну примерно недели две. Но не постоянно. Хотя я почти все время чувствую себя как выжатый лимон.

— Хм-м, — Джинни понимающе улыбнулась. — А грудь у тебя не болит?

Когда до Элисон дошел скрытый смысл вопроса, она обескураженно посмотрела на подругу.

— Ты ведь не думаешь…

— Почему бы и нет. Это возможно?

Элисон замолчала, подсчитывая что-то в уме.

— Да, вполне возможно, — произнесла она, наконец осознав, что Джинни внимательно смотрит на нее, ожидая ответа. — О Господи, и что же мне теперь делать?

Джинни удивленно распахнула глаза.

— Что тебе теперь делать? Давай уточним. Разве ты не планировала это? Разве не ради этого отправилась на уик-энд со своим таинственным поклонником? Или ты передумала насчет ребенка?

— Нет, но… только не от Коула! О, я все так запутала, Джинни. Что, если он узнает и устроит скандал. Он так разозлился, когда я сбежала от него после уик-энда.

— Так вот почему ты вернулась на день раньше. Ну, не беспокойся. Что он может сделать? И как он вообще может быть уверен, что ребенок от него, если только ты не скажешь ему об этом? Ведь у тебя могло быть сколько угодно любовников, прежде чем ты отправилась с ним на этот уик-энд. — Джинни осеклась, внимательно глядя на Элисон. — Вижу по твоим глазам: он знает, что ты не из тех, кто заводит легкие романы. Но тогда он просто дурак. Как можно было позволить ускользнуть такой женщине?

— Не знаю, что он думает, и меня это не волнует. Но я не перенесу еще одной сцены вроде той, что он мне устроил. Черт побери!

— Ну, если ты хочешь знать мое мнение, все складывается прекрасно. Может, твой уик-энд прошел не слишком удачно, но ты ведь хочешь ребенка, а этот мужчина наверняка обладает всеми качествами достойного отца — иначе ты не связалась бы с ним.

Элисон опустила гудящую голову на руки.

Действительно ли она по-прежнему хочет ребенка? После того, что сделал Коул, цель их связи как-то ускользнула от Элисон. Так хочет ли она ребенка от Коула? Элисон не могла ясно ответить на этот вопрос.

— Конечно, ты всегда можешь сделать аборт, — тихо произнесла Джинни.

Волна отвращения накатила на Элисон. Резко вскинув голову, она посмотрела в упор на подругу и увидела, что та улыбается.

— Ну и хитрюга же ты, — упрекнула ее Элисон. — Да, я действительно очень хочу ребенка. Тут ничего не изменилось. Так что буду надеяться, что я действительно беременна, и стану исходить из этого.

— Правильно. Но если это так, у тебя возникнет целый ряд проблем. Надо придумать, как сообщить о ребенке твоей матери. Это может оказаться для нее не слишком приятным известием. — Джинни, которая уже успела познакомиться с Марго, сочувственно покачала головой. — И доктор Эрл тоже должен узнать обо всем, прежде чем… до того, как твое положение станет заметно этой старой ведьме миссис Чэмберс. И…

— Дай мне время привыкнуть к этой мысли, — почти простонала Элисон. — Я ведь даже не уверена, беременна я или нет.

— Так уж случилось, что я знаю отличного акушера, — лукаво улыбнулась Джинни. — Цена подходящая: бесплатное ветеринарное обслуживание этого бандита в образе пса, которого ты нам навязала, — и я уверена, что Джон тоже предложит тебе свои услуги бесплатно. По рукам?

Вместо ответа Элисон встала и, обойдя вокруг стола, обняла Джинни. И тут же удивилась, почему ей оказалось так просто проявить нежность к женщине, которую она знает не так уж давно, и так трудно заставить себя испытывать хоть какие-то теплые чувства к собственной матери.

Через несколько дней, когда анализы, сделанные в лаборатории Джона Колетта, дали положительный результат, она испытала к Джинни еще большую благодарность. Ведь в последующие месяцы ей, как никогда, потребуется дружеское участие.

 

Глава 12

К концу сентября беременность Элисон начала становиться заметной. Она купила для работы несколько свободных туник, но миссис Чэмберс уже начинала поглядывать на нее с подозрением. Что же она сделает, когда не останется никаких сомнений? Побежит сплетничать доктору Эрлу об интересном положении его сотрудницы? Или будет действовать более тонко, бросая намеки вроде того, что услышала Элисон сегодня утром?

— Вы уверены, что чувствуете себя хорошо, доктор Вард? — в голосе миссис Чэмберс звучало фальшивое участие. — Вы неважно выглядите в последнее время. И прибавили в весе, не так ли?

Она сказала это в присутствии доктора Хэбершэма, который вслед за регистраторшей взглянул на пополневшую талию Элисон, заметную даже под широким халатом. На лице его не отразилось никаких эмоций, но позже Элисон снова поймала на себе его взгляд. А ведь доктор Хэбершэм был рассеянным человеком, который как минимум два раза в неделю забывал принести из дома ленч.

Значит, скоро ее секрет станет известен всем. А когда это случится, как скоро узнает о ее состоянии Коул? Элисон ничего не слышала о нем с тех пор, как шесть месяцев назад он вылетел из ее дома — и из ее жизни. Но Санта-Тереза была маленьким городком во многих отношениях. Все знали о делах соседей, и сплетни о беременности незамужней женщины-ветеринара (к тому же дочери известной в городе пары) наверняка достигнут в результате ушей Коула.

Что ж, тут она ничего не может поделать. А впрочем, почему она думает, что Коул так уж разволнуется по этому поводу? Разве что испугается, что она попытается возложить на него заботу о своем ребенке. И будет держаться от нее подальше. Тем лучше. Сейчас, когда нервы ее натянуты как канаты, ей меньше всего нужна еще одна сцена гнева. Вряд ли у Элисон хватит сил выслушать обвинения, которые будет бросать ей Коул, в то время как она будет отчаянно бороться с собственными чувствами, стараясь не вспоминать о том, что связывало их, пусть и недолго.

На следующее утро Элисон решила поговорить с доктором Эрлом, понимая, что этот шаг больше откладывать нельзя. Он работал в лаборатории со слайдами. Элисон вошла и встала рядом.

— У вас найдется для меня минутка, доктор Эрл? — спросила она, испытывая странную неловкость.

— У меня всегда есть для вас время, Элисон, — произнес доктор Эрл, не отрываясь от работы. — Что же у вас на уме на этот раз?

Элисон устроилась поудобнее на табуретке, выигрывая время, чтобы собраться с мыслями. Ведь этот человек поддержал ее, дав ей место в своей клинике. И не так просто было сообщить ему, что она подвела его. Как сказать, что скоро она станет причиной скандала, который вполне может повлиять на репутацию клиники, поставить под угрозу дело всей его жизни?

— Решили наконец сообщить мне, что вы беременны, Элисон? — как ни в чем не бывало спросил доктор Эрл.

В глазах его светилась такая доброта и участие, что Элисон неожиданно разрыдалась. Доктор Эрл не стал делать того, что обычно делают мужчины при виде женских слез, — он спокойно смотрел на Элисон, а когда слезы наконец прекратились, просто протянул ей пачку бумажных платков. И неожиданно для самой себя Элисон вдруг улыбнулась.

— Как давно вы догадались?

— Примерно через минуту после того, как миссис Чэмберс поняла наконец, почему вы прибавляете в весе. — Теперь голос доктора Эрла звучал сухо и неприязненно. — Давно бы уволил эту старую зануду, но никто, кроме нее, не разберется в нашей бухгалтерии. К тому же она единственная понимает мой ужасный почерк.

— И она работала на вас так долго, что вы чувствуете себя ответственным за нее, — улыбнулась Элисон.

В глазах доктора Эрла появился озорной блеск.

— Возможно, вы правы. Кто еще в здравом уме и твердой памяти даст работу этой фурии. Конечно, миссис Чэмберс весьма профессиональна и лояльна, но так хочется иногда вышвырнуть ее отсюда. И я обещал ей, что сделаю это, если узнаю, что она распространяет по городу сплетни о вашей беременности.

— Ну, все и так скоро узнают, — Элисон с хмурым видом похлопала себя по округлившемуся животу.

— Какой у вас срок?

— Шесть месяцев.

— Ваш гинеколог — Джон Колетт?

— Да. А Джинни, его жена, моя хорошая подруга.

— Ну что ж, вы нуждаетесь сейчас в друзьях. Не только работа ставит вас на видное место. Ваша мать успела стать известной фигурой в местном обществе. Одной этой причины достаточно, чтобы кое-кто рад был потрепать языком.

— Знаю. Я уже думала об этом. Может быть, мне лучше уехать ненадолго.

Доктор Эрл покачал головой.

— Побег не поможет. Стоит только начать, и это войдет в привычку. Лучше пережить все здесь. О клинике можете не беспокоиться. Честно говоря, я давно подумывал об увеличении штата. А то мы все тут перерабатываем.

— Это из-за меня?

— Вовсе нет. Из-за себя. Я действительно давно думал на эту тему. Для нас троих здесь слишком много работы. Нет смысла работать по десять-двенадцать часов в день. К тому же я ведь не молодею.

— Вы всегда будете молодым, доктор Эрл.

— Лесть не доведет вас… да ладно, я действительно люблю комплименты. Особенно от хорошеньких женщин. В любом случае, о клинике не беспокойтесь. Не думаю, что мы потеряем хоть одного клиента.

Элисон нечего было сказать. Ей хотелось поблагодарить доктора Эрла, но она чувствовала, что ему будет от этого неловко. Они и без слов понимали друг друга. Доктор Эрл первым нарушил тишину.

— А он знает? Я имею в виду молодого человека.

Элисон покачала головой.

— К нему это не имеет никакого отношения. Я сама приняла решение родить ребенка. И выращу его сама.

— Вы уже сказали матери?

— Пока нет. Но на днях Филипп обедает в Сан-Франциско с какими-то партнерами, а я поеду к Марго и попытаюсь с ней объясниться. — Элисон не стала добавлять, что ей хотелось бы отложить объяснение, но это уже становилось опасным. При всей сосредоточенности на собственной персоне Марго бывала иногда удивительно наблюдательна. — Не думаю, что разговор будет приятным, — добавила она. — Но пора пройти через это.

Доктор Эрл, у которого с Марго были свои счеты, сочувственно кивнул.

Марго очень удивилась, когда Элисон позвонила ей в обеденный перерыв.

— Что-нибудь произошло? — спросила она.

— Ничего особенного. Просто у меня к тебе очень личный разговор. Ты свободна сегодня вечером?

— Конечно, свободна. Почему бы нам не пообедать вместе? Филипп вернется только поздно вечером, так что у нас будет куча времени на разговоры. Я скажу кухарке приготовить паштет с устричным соусом. Это ведь твое любимое блюдо, не так ли?

— Удивительно, что ты это помнишь.

— О, с памятью у меня все в порядке, — жизнерадостно сообщила Марго и повесила трубку.

Итак, сегодня бомба взорвется. Элисон надела один из подарков Марго — длинную коричневую бархатную юбку, и топ из тайского шелка, скрывавший потерявшую форму фигуру.

Обед прошел замечательно. Марго почти не сетовала на невнимание дочери. Элисон похвалила ярко-красную пижаму матери, замечательную еду и стулья в столовой, только что обитые бежевым атласом. Увидев, как льстят Марго ее комплименты, она почувствовала себя немного виноватой. Ведь через несколько минут она сообщит ей новость, которая нарушит спокойствие этого вечера.

Подождав, пока они перейдут в бежевую с золотым гостиную, Элисон завела разговор издалека.

— У меня есть для тебя новость, мама. Ты и сама скоро бы узнала, так уж лучше услышать ее от меня.

— Что случилось, Элисон? Ты… больна?

— Нет, не больна. Со мной все в порядке. Но я… беременна. Около шести месяцев. Доктор Колетт уверен, что ребенок родится в конце февраля.

Элисон ожидала взрыва негодования. И никак не думала, что губы Марго задрожат, а глаза наполнятся слезами. Совершенно обескураженная, она взяла мать за руку.

— Прости, мама. Я не должна была сообщать тебе это вот так, но не знаю, как сделать это по-другому. Надеюсь, что не слишком разочаровала тебя.

Марго убрала руку, чтобы смахнуть слезы.

— Дело не в этом. Просто очень неожиданно. Ты ведь всегда говорила, что не свяжешься с мужчиной всерьез.

— Ты по-прежнему не понимаешь. Я не собираюсь выходить замуж.

— Это-то я понимаю. Господи, Элисон, хоть я никогда не училась в колледже, как ты, я все же не полная дура. Хотя я считаю твои идеи по поводу мужчин сумасшедшими. Тебе было бы гораздо лучше с приличным мужем. Что скажут люди? Но это я вполне способна пережить.

Элисон не знала, радоваться или злиться, когда Марго полезла в карман за маленьким зеркальцем. Убедившись, что с ее макияжем все в порядке, она продолжала каким-то скрипучим голосом:

— Конечно же, тебе надо как можно скорее переехать сюда. Как только люди увидят, что мы с Филиппом на твоей стороне, им придется попридержать языки. А может быть, нам пустить слух, что ты была замужем, но решила развестись? Да, наверное, так лучше всего. Люди все равно будут сплетничать, но не смогут ничего доказать.

— Нет, мама! — решительно вставила Элисон. — Я не собираюсь лгать. И не собираюсь переезжать сюда. Мы не сможем прожить вместе даже нескольких дней. Людям придется принимать меня такой, какая я есть. А если не захотят — это их проблемы. Мне, в общем, наплевать, что они скажут.

— Но это же глупо! Конечно же, тебе не наплевать, что будут о тебе говорить! — Марго внимательно посмотрела на дочь, и лицо ее снова исказила гримаса. — О, Элисон, ты не знаешь, какими жестокими могут быть люди. Они не будут здороваться с тобой на улице, станут шептаться за твоей спиной. Все это так ужасно!

Боль, звучавшая в обычно спокойном голосе матери, удивила и насторожила Элисон.

— Ты говоришь о себе, — медленно произнесла она. — Так ты вышла замуж за моего отца из-за меня?

Марго отвела глаза, вертя кольцо на пальце.

— Я не хотела рассказывать тебе об этом. Нам было всего по шестнадцать, и родители заставили нас пожениться. Ты, конечно, не помнишь своих дедушку и бабушку и понятия не имеешь, какими строгими они были. Мы жили в маленьком городке — из тех, где люди никогда не забывают твоих ошибок. Мы с Джеком выпили пунша на одной вечеринке. Я не должна была забеременеть с первого раза, но забеременела. И я не хотела выходить замуж за. Джека. Я пошла с ним в тот вечер только потому, что поссорилась с парнем, по которому действительно сходила с ума. Но отец Джека был местным проповедником, а люди в городе были такими правильными, что нас заставили пожениться.

— И ты никогда не любила его? — Элисон вдруг показалось очень важным узнать это.

— Ну, может быть, чуть-чуть, но наш брак был обречен на неудачу. Как могло быть иначе? Ведь Джек обвинял меня в том, что ему пришлось пойти работать и он не смог поступить в колледж. Мы держались от всех подальше, пока тебе не исполнилось пять лет, но и это не остановило сплетников. Люди все равно тыкали в нас пальцем. Поэтому, когда Джек нас покинул, я отправилась с тобой в Чикаго. Получила там работу, а два года спустя встретила Херба.

— Но зачем ты взяла меня с собой? Неужели дедушка и бабушка не хотели оставить меня у себя?

— Конечно, они бы вырастили тебя, — губы Марго болезненно скривились. — Ты была их единственной внучкой. Но они следили бы за тобой каждую минуту, чтобы ты не стала такой же развратницей, как твоя мать. Может быть, если бы ты была мальчиком… но я не могла обречь тебя на все это. К тому же я хотела взять тебя с собой. Мне не нравилось жить одной.

— Но ведь потом ты все время отправляла меня в пансионы. Зачем ты делала это, если хотела, чтобы я была с тобой, Марго?

— Ты всегда была со мной, пока я не вышла замуж за Херба. Но он водился с такими людьми, среди которых тебе нечего было делать, — букмекеры, картежники. Вот я и отправила тебя в школу с пансионом. Это была хорошая школа.

Ты никогда не ценила этого, но я отправляла тебя в лучшие заведения, какие могла себе позволить. Потом я порвала с Хербом, а через год встретила Арти. Мы с ним столько переезжали. Не было смысла таскать тебя из школы в школу. Арти все жаловался, что твое обучение обходится слишком дорого. А я говорила, что брошу его, если он не станет платить.

— А тебе не приходило в голову, что я предпочла бы просто быть рядом с тобой?

Марго поджала губы.

— Я никогда не изображала из себя идеальную мать. Я делала все, что могла. Ну да, я люблю красивые вещи и красивую жизнь. У меня дорогие вкусы, я не смогла бы жить в трехкомнатной квартирке и ходить каждый день на работу. Но в результате все ведь сложилось хорошо, не так ли? Ты получила то, что хотела, и я тоже. Знаю, ты считаешь Филиппа напыщенным, но он действительно хорошо ко мне относится, и я наконец-то чувствую себя в безопасности. Ты ведь не помнишь, как ужасно мы жили тогда в Чикаго. Я работала официанткой. Как я ненавидела все это! Ненавидела работу, дешевые шмотки. Я люблю красивые вещи.

— Вещи не делают человека счастливым, Марго.

— А меня, представь себе, делают. Я не такая сильная, как ты. Ненавижу экономить. Признаюсь, жить с Филиппом не так-то просто. Он… очень своеобразен. Мне ведь тоже хочется иногда переодеться в джинсы и футболку, но я не могу себе этого позволить. Филипп демонстрирует меня своим друзьям. И это нелегкая работа — всегда быть в форме.

— Ты прекрасно выглядишь в любой одежде, мама.

Марго растерянно пожала плечами.

— Это моя профессия. Мой единственный талант. И, Элисон, я очень рада, когда ты называешь меня «мама» наедине. Но не стоит делать этого при Филиппе. А то он чувствует себя старым. — Марго вдруг нахмурилась. — О Боже, что скажет Филипп, когда узнает, что я скоро стану бабушкой?

Элисон встала, чтобы уйти. Она снова не знала, смеяться ей или плакать. Как тогда сказал о Марго Коул? Что-то про странную смесь. Что ж, Элисон никогда не понимала свою мать, и, похоже, в этом не было необходимости. Разве нельзя любить кого-то, не ожидая от него многого взамен?

Элисон обняла и поцеловала Марго. Та тоже сжала ее в объятиях, но тут же отстранилась. Изучив лицо в маленьком зеркальце, она поморщилась.

— Выгляжу ужасно. А ведь скоро вернется Филипп.

Элисон поняла, что с доверительными разговорами на сегодня покончено. Улыбнувшись, она сказала, что ей пора домой. Марго кивнула, затем встала и расправила на пышных бедрах шелковую ткань пижамы.

— Это ведь Коул Гамильтон, да? — быстро спросила она.

Элисон смотрела на мать почти с отчаянием.

— Как ты… почему ты так думаешь?

— Слышала кое-что. В тот уик-энд, когда ты исчезла… тебя видели с ним в «Мендосино». В конце концов до меня дошли слухи. А его невозможно… заставить на тебе жениться? Он ведь отличная партия.

— Я не хочу выходить замуж за Коула. Не хочу даже, чтобы он знал о ребенке. Пожалуйста, оставим эту тему.

— Ну что ж, тебе виднее, — вздохнула Марго. — Пожалуйста, заботься о себе и постарайся прилично питаться. И не забывай о зубах. Знаешь ведь пословицу, что каждый ребенок стоит одного зуба. — Чмокнув Элисон в щеку, Марго отправилась поправлять макияж.

Элисон забралась в машину и посидела еще минут пять, глядя на окна дома своей матери. Странный это был вечер, совсем не такой, как она ожидала. Позже надо будет подумать о том, что сообщила ей Марго об отце. Но сейчас гораздо важнее другое. Элисон поняла сегодня, что всю жизнь ошибалась в собственной матери. Ведь Марго действительно хотела для нее лучшего. Сможет ли она сделать то же для собственного ребенка?!.

 

Глава 13

Если бы Элисон знала, что в дверь звонит Коул, она просто не стала бы открывать. Но она ждала Джинни, которая помогала ей готовить приданое для ребенка, и поэтому подошла к двери. Ходить ей было уже тяжело, тяжелее даже, чем неделю назад. Открыв, она увидела перед собой холодные глаза Коула Гамильтона.

Элисон тут же попыталась захлопнуть дверь, но у Коула была хорошая реакция. Он вошел, не дожидаясь приглашения. Петр Великий, почувствовав враждебность непрошеного гостя, пригнулся и зарычал.

— Если не хочешь, чтобы твоя собака пострадала, лучше убери ее отсюда, — посоветовал Коул.

— Пожалуй, не стану, — Элисон начинала злиться. Но все же она спокойно приказала Петру Великому лечь, и, бросив еще один неуверенный взгляд на Коула, пес вернулся на свою подстилку.

— Что ты хочешь? — спросила Элисон Коула. — Если пришел устраивать сцены…

— А чего хочешь ты, Элисон? — грубый голос Коула словно бил по ее натянутым нервам. — В какую игру ты играешь сейчас? Надеешься, что я предложу тебе то, что должен предложить честный человек? Тогда ты плохо меня знаешь!

Элисон овладело вдруг примитивное желание выцарапать ему глаза, избить его, спустить на него собаку. Словно пораженная громом, она удивленно смотрела на Коула. Но в следующее мгновение к ней вернулся дар речи.

— Вон из моего дома! — закричала она. Коул двигался на нее, но Элисон успела спрятаться за обеденный стол. — Вон из моего дома! Если не уберешься немедленно, я позвоню в полицию.

Я не приглашала тебя сюда. Ты не имеешь права врываться ко мне с оскорблениями и…

— Ты дала мне такое право, когда… — он указал на живот Элисон, презрительно скривив губы, — когда позволила этому случиться. Если это хитрый план получить богатого мужа, имей в виду — он не сработал. Нужно быть полным идиотом, чтобы жениться на такой обманщице.

Элисон почувствовала приступ дурноты. Схватившись за спинку стула, она заставила себя произнести как можно спокойнее:

— Убирайся или я действительно позвоню в полицию.

— Я уйду, как только ты ответишь на мой вопрос. Чего ты хочешь от меня на самом деле? Брак исключается. Если тебе нужна финансовая помощь, что ж, это, возможно, удастся организовать. — Замолчав, он разглядывал Элисон все теми же полными презрения глазами. — Для аборта явно поздновато. Ты просто дурочка, что позволила этому зайти так далеко.

Элисон почувствовала, как ее бросает сначала в жар, потом в холод. Руки ее, действуя словно сами по себе, схватили со стола чашку и швырнули ее в Коула. Только быстрая реакция избавила его от попадания осколков в лицо. Окончательно утратив контроль над собой, Элисон бросила вслед за чашкой блюдце, сахарницу, молочник. Коул успешно уворачивался от летящих в него предметов. Только когда одна из чашек наконец все-таки попала в него, Элисон немного успокоилась. Уж очень ей хотелось сделать Коулу больно, как он сделал больно ей.

Элисон неожиданно замерла, пораженная собственной вспышкой ярости. Она прижала ладони к губам и стояла так, пока Коул не рассмеялся.

Тут гнев вернулся к ней, приумноженный сознанием того, что она только что вела себя как идиотка.

— Да я лучше выйду замуж за гориллу, чем за тебя. Как ты думаешь, почему я от тебя сбежала? Да если бы я знала, что ты настоящий монстр, никогда бы не выбрала тебя…

Она резко замолчала, но было уже поздно. С лица Коула мгновенно испарилась улыбка, а глаза стали холодными и прозрачными, как голубые агаты.

— Так ты использовала меня, — тихо произнес он. — Ты использовала меня, чтобы забеременеть. Это все, чего ты от меня хотела. Просто хладнокровный расчет. На моем месте мог оказаться любой мужчина.

— Не любой, — Элисон снова захотелось сделать ему как можно больнее. — А только здоровый, неглупый, без физических недостатков. Иными словами, хороший производитель.

Слова ее прервал почти зловещий хохот Коула.

— Так ты хотела хорошего производителя, чтобы он покрыл тебя, как жеребец кобылу?! Ты немного просчиталась. Надо было выбирать повнимательнее. Я ведь не знаю, кто был моим отцом. Этого не знала наверняка даже моя мать. Им мог оказаться любой, кто захаживал к ней время от времени — работник, шофер грузовика или даже респектабельный фермер, — кто знает? А мать мою убили в баре во время пьяной драки, когда мне было тринадцать. Она была так пьяна, что наверняка не понимала, что происходит. Так что ты выбрала в отцы своему ребенку сына алкоголички и Бог знает кого Ты ведь хотела меня только для продолжения рода?

— А ты хотел меня только для секса. И говорил об этом прямо. Ты тоже получил то, что хотел. А теперь уходи и оставь меня в покое.

— Нет, тебе не удастся так просто от меня отделаться. Ты играла со мной, притворялась, что испытываешь… да нет же, ты не притворялась. Между нами действительно происходило нечто особенное. Я не мог ошибиться. Но даже это не остановило тебя, не так ли? Что ж, ты победила. Я не позволю собственному ребенку появиться на свет с клеймом незаконнорожденного. Я сам жил в этом аду всю свою жизнь. Конечно, сейчас люди не так суровы в этом отношении, но пересудов все равно не избежать. Поэтому я женюсь на тебе, но сначала ты подпишешь обязательство дать мне развод, как только родишь. И не рассчитывай получать от меня огромное содержание — только деньги на ребенка…

— А почему ты решил, что я выйду за тебя? Если бы я хотела иметь мужа, то давно была бы замужем, и не за таким, как ты. Мне было просто удобно использовать тебя, вот и все.

Элисон осеклась, понимая, что зашла слишком далеко. Коул быстро обошел вокруг стола. Он сжал ее плечи так сильно, что Элисон не могла отстраниться, и затряс так, что у нее залязгали зубы. Она почувствовала страх за ребенка и сдавленно вскрикнула. Коул тут же остановился и отпустил ее. Дрожащими руками Элисон схватилась за спинку стула. Посмотрев на нее долгим взглядом, Коул повернулся и выбежал из ее дома.

Только когда за ним захлопнулась дверь, Эли сон присела на стул и опустила голову на руки.

Все тело ее сотрясали рыдания, но продолжалось это недолго.

«Я в последний раз плакала из-за Коула Гамильтона, — пообещала себе Элисон, вытирая глаза. — И вообще из-за мужчины». Поднявшись со стула, она стала собирать с пола осколки посуды.

 

Глава 14

В начале следующего года, на восьмом месяце, Элисон перестала ходить на работу.

Новый ветеринар, выпускник Дэвиса Боб Вингейт успел преуспеть в налаживании отношений с миссис Чэмберс, которая при каждом удобном случае сообщала Элисон, каким милым, талантливым и преданным работе является «доктор Боб».

Элисон не слишком завидовала успеху нового ветеринара у регистраторши, но испытывала уколы ревности, думая о том, как сразу и безоговорочно приняли Боба местные фермеры и владельцы домашних любимцев.

В последние два месяца работы трудно было не заметить, как сократилось число клиентов, записывавшихся на прием именно к Элисон. Конечно, большинство пациентов остались при ней, и Элисон приятно было сознавать, что даже в таком консервативном городке, как Санта-Тереза, были люди, которых не волновала ее личная жизнь, которые ценили в ней специалиста, отлично справлявшегося со своей работой.

Не было ничего удивительного в том, что в эти последние месяцы беременности она испытывала особое удовольствие от общения с Джинни Колетт. Они часами шили приданое для малыша, обсуждая проблемы воспитания и кормления младенцев. Иногда Элисон поражали проснувшиеся в ней хозяйственные наклонности, а иногда казалось, что она просто играет роль будущей мамаши.

В дружеском участии Джинни не было ничего удивительного, а вот изменившиеся отношения с матерью стали для Элисон приятным сюрпризом. Конечно, Марго по-прежнему наведывалась к ней без предупреждения, иногда в самое неудобное время. Она продолжала засыпать дочь непрошеными советами, но теперь очень редко критиковала ее. И в их отношениях появилась какая-то легкость, пропала настороженность, с которой Элисон всегда реагировала на мать.

Филипп, напротив, казалось, в присутствии Элисон постоянно испытывал неловкость. Она почти перестала приезжать в их дом. В отношении Элисон Филипп всегда изображал дружеское участие, но она прекрасно понимала, что за этим не было настоящей заботы о ее судьбе. «Если он устраивает Марго, какое мне дело», — думала Элисон, восхищаясь непонятно откуда взявшейся терпимостью к людям. Ей даже стали приятны визиты Марго.

Чтобы доставить удовольствие матери, она сменила прическу на более легкомысленную. И иногда, глядя на себя в зеркало, признавала, что, если не считать раздувшегося живота, она никогда еще не была такой привлекательной.

Несмотря на все, что пришлось пережить, Элисон словно расцвела — и Марго часто напоминала ей об этом.

— Ты выглядишь просто потрясающе, — говорила она дочери. В устах Марго это была наивысшая оценка. Она завалила Элисон дорогими подарками для малыша, среди которых был огромный жираф, при виде которого, по мнению Элисон, любой младенец сразу сошел бы с ума. Но она приняла подарок, поблагодарив мать и не поделившись с ней своими опасениями. Если Марго хочется загладить собственную вину перед дочерью, которой она так долго пренебрегала, с помощью дорогих подарков, зачем лишать ее такого удовольствия?

Джон Колетт тоже стал для Элисон не просто хозяином квартиры и не просто ее врачом. Когда в конце января Элисон пришла к нему на прием, Джон, осмотрев ее, одобрительно похлопал молодую женщину по животу.

— У тебя хорошее сильное тело. И довольно гибкие кости для твоего возраста. Родишь ты так же легко, как одна из твоих кобыл рожает жеребенка.

— Спасибо, — сухо ответила Элисон. — Ничто не может так поднять настроение женщине, как удачный комплимент.

Джон посмотрел на нее поверх очков. Он был высоким стройным мужчиной с начинающими редеть волосами и удивительно теплой улыбкой.

— Я действительно хотел сделать тебе комплимент. В твоих жилах наверняка течет здоровая крестьянская кровь. Да-да, в этой нервной, вспыльчивой, чересчур воспитанной даме, которая представляет собой настоящий кошмар всех гинекологов. — Он кивнул медсестре, чтобы она помогла Элисон слезть со стола. — Пора приходить ко мне раз в неделю. Первые дети любят рождаться попозже, но этот, я думаю, порадует нас вовремя.

Но Джон ошибся. Первые боли начались у Элисон за две недели до срока. Она была одна, а боли шли частые и сильные, совсем не такие, как ей говорили. Первым порывом Элисон, немного удивившим ее, было желание позвонить матери. Но, слава Богу, не Марго, а Джинни она попросила отвезти ее в больницу.

Не прошло и получаса, как Элисон уже ввезли на каталке в родильное отделение.

— Позвони Марго, — попросила она Джинни и тут же забыла об обеих женщинах, забыла обо всем, кроме чуда, происходившего с ее телом.

Роды были болезненными, но быстрыми и без осложнений. Как и предсказывал Джон, родила она легко.

Когда все было кончено, когда акушерка положила ей на живот маленький белый сверток и Элисон впервые взглянула в лицо собственному сыну, она поняла, что, несмотря на все совершенные ею ошибки, на всю боль, которую ей пришлось перенести, все это стоило пережить ради такого вот мгновения.

— У тебя сын, — произнес зачем-то Джон. — Я же говорил — ты создана для родов.

Элисон засмеялась, расслышав в его голосе нотки самодовольства. Впрочем, в этот момент она посмеялась бы и над самим дьяволом. Ослабленная родами, возбужденная сознанием того, что мучения ее закончились и она родила наконец ребенка, Элисон буквально пожирала его глазами.

— Почему он плачет? — спросила она. — С ним все в порядке?

— Он само совершенство, — заверила ее акушерка. — Настоящий красавчик, мисс Вард.

— Просто разозлился, что пришлось покинуть твое теплое уютное чрево, — жизнерадостно пошутил Джон.

Элисон была очень слаба. Она заснула еще до того, как унесли ребенка, а когда снова очнулась, увидела склонившиеся над ней улыбающиеся лица Марго и Джинни.

— С ребенком все в порядке? — тут же спросила она.

— Он красавчик, такой красавчик, — затараторила Марго. — Эта старая ведьма в комнате для малышей не разрешила мне взять его на руки, даже когда я сказала, что это мой внук. Но она подняла его столбиком, чтобы нам было видно, — он просто чудо. У него уже есть волосики, и наверняка будут зеленые глаза, как у тебя, Элисон.

— Как ты себя чувствуешь? — в глазах Джинни светилось беспокойство. — Все случилось так быстро…

— О, это у нас семейное, — сказала Марго. — Меня едва успели довезти до больницы. Воды отошли, когда вся семья садилась есть. Отец до конца жизни не простил мне, что пропустил воскресный обед.

Женщина в белом халате заглянула в дверь и неодобрительно посмотрела на двух женщин.

— Не стоит утомлять молодую мамочку, — сказала она. — Вы увидите ее снова в часы посещений. Доктору Джону не понравится, что вы не даете ей отдохнуть.

Жена доктора Джона скорчила вслед медсестре гримасу. Поцеловав Элисон в щеку, Джинни вышла. Марго похлопала дочь по руке, лежащей поверх одеяла. Элисон заметила, что мать не смотрит ей в глаза.

— Ну же, Марго, говори, что ты от меня скрываешь, — потребовала она. Ею овладели вдруг подозрения, и она резко села на постели. — С ребенком действительно все в порядке?

— Конечно, в порядке — лучше бы подумала об имени для моего внука. Дело не в этом. Тебе, конечно, не понравится, но я позвонила Коулу и сказала ему о ребенке.

— Мама! Как ты могла? Зачем ты это сделала?

— Потому что… я подумала, что когда он увидит нашего красивого мальчика, он, может быть… помирится с тобой.

Элисон с трудом удержалась от упреков. Марго знала только один способ решить все проблемы — обратиться к ближайшему мужчине. И никакие упреки не изменят ее. Так зачем же расстраивать мать и сообщать ей, что ничто на свете не помирит ее с Коулом, тем более рождение ребенка.

— Все в порядке, Марго, — Элисон не без иронии наблюдала, как, чмокнув ее в щеку, мать достала маленькое зеркальце, чтобы посмотреть, не размазалась ли косметика.

После ухода Марго Элисон поспала еще немного. Ее разбудила медсестра, которая принесла кормить ребенка. Элисон, внимательно рассмотрев малыша с головы до ног, убедилась, что у него по десять пальцев на руках и ногах. Волосики ребенка были рыжеватого цвета, наверное, пойдет в нее, а вот рот и глаза напоминали Коула. Элисон стало вдруг очень обидно, что этот ребенок, как и его родители, будет расти без отца.

Медсестра объяснила ей азы кормления грудью и встала рядом, с удовольствием наблюдая, как ребенок жадно сосет.

— Хороший, сильный мальчик, — сказала она. — Удивительно, но мальчиков сразу отличишь от девочек. Счастливый малыш — никогда еще не видела, чтобы отец так восхищался ребенком.

Сердце подпрыгнуло в груди у Элисон.

— Так вы хотите сказать… Коул здесь?

— Ну конечно. Он стоял перед дверью палаты для малышей почти… в общем, очень долго. В конце концов мое сердце не выдержало. Я нарушила правила и дала ему подержать малыша. Я не должна была этого делать, но ведь некоторые правила и существуют для того, чтобы их иногда нарушали, не правда ли?

Элисон попыталась ответить, но от неожиданно охватившей ее паники не смогла произнести ни звука.

— Но я говорю слишком много, — спохватилась медсестра. — Вы хорошо себя чувствуете, миссис Вард? Нет болей? Кровотечения?

Элисон молча покачала головой. Маленькая больничная палата неожиданно показалась ей слишком ненадежным убежищем. Она прижала к себе ребенка, словно желая защитить.

— Ну что ж, оставлю вас вдвоем, чтобы вы познакомились поближе, — сказала медсестра и вышла из палаты.

Элисон была довольна тем, что вторая койка пустовала. Ей действительно хотелось побыть с младенцем наедине, пошептать спокойно слова, которые показались бы глупыми в присутствии постороннего.

— Ты и я, мой мальчик, — прошептала она в маленькое теплое ушко. — Только ты и я, и пусть катится к чертовой матери весь остальной мир. Я буду любить тебя, заботиться о тебе, но сначала надо дать тебе имя. — Элисон вдруг с удивлением открыла для себя, что за все время беременности ни разу не подумала, как назовет ребенка. Может быть, она подсознательно боялась опережать события. — Ну не дурочка ли твоя мама? Имя надо было придумать еще несколько месяцев назад! Что ж, лучше поздно, чем никогда, правда? — . Она поцеловала один за другим крошечные пальчики на ручках. — Хочешь что-нибудь простое и надежное вроде Джон или Уильям? Или нечто пооригинальнее. Джейсон? Дамьен? Что-нибудь этническое? Хотя, честно говоря, не знаю, чьей крови в тебе больше. Может, ты немец или ирландец? Нет, надо выбрать что-то нейтральное, вроде Джейми.

И тут мальчик открыл глазки. Элисон знала, что это лишь игра света, но ей показалось, что малыш смотрит прямо ей в глаза, узнает ее, понимает, что перед ним его мать. Она потерлась щекой о щеку сына, и одиночество ее отступило, а на его место пришло удовлетворение и тихое счастье.

— Так тебе нравится имя Джейми? Это и есть твое настоящее имя? Придется назвать тебя Джейми, раз тебе нравится.

Младенец зевнул и тут же заснул снова. А Элисон тихо засмеялась от счастья.

— Спи спокойно, Джейми, а когда проснешься, снова попьешь молочка. Я всегда буду рядом. Джейми и Элисон против целого света.

Какой-то звук привлек ее внимание. Посмотрев в сторону двери, она увидела серьезное лицо стоявшего там Коула. Они долго смотрели друг на друга, затем Коул сделал шаг в комнату и закрыл за собой дверь.

— Я рада, что ты пришел, — словно само собой вырвалось у Элисон. — Он… он похож на тебя.

Коул ничего не ответил. Он настороженно смотрел в лицо спящего Джейми.

— Что ж, это действительно мой сын, — произнес он наконец. — Впрочем, я никогда и не сомневался.

Элисон поразил его холодный тон. Она снова инстинктивно прижала ребенка к себе.

— Зачем ты пришел?

— Посмотреть на своего сына. — Голос его звучал так решительно, что у Элисон вдруг пересохло во рту. — Я понимаю, что первые месяцы он должен провести с матерью, но предупреждаю тебя, что потом я буду через суд добиваться опекунства.

 

Глава 15

Следующие два месяца Элисон пыталась забыть неприятный разговор с Коулом. Когда он не появился, чтобы снова увидеть ребенка, и не подал о себе никаких вестей, ей почти удалось убедить себя, что не стоит придавать значения его угрозам. Наверняка Коул все обдумал и понял, какое жестокое и бессмысленное дело собирается затеять.

Пора было возвращаться на работу. Элисон попыталась упорядочить свою жизнь. Она перевела Джейми на кормление из бутылочки, переделала всю работу по дому. Потом она наняла женщину, рекомендованную Джоном Колеттом, которая согласилась сидеть с Джейми в течение дня. Миссис Ноулз, женщина среднего возраста, оказалась милой и добродушной. К тому же она с первого взгляда влюбилась в Джейми. И все же, когда настал день выйти на работу, Элисон поймала себя на том, что медлит у шкафа, выбирая одежду, потому что ей не хочется расставаться с сыном.

В клинике у нее возникли новые проблемы. Она не могла сосредоточиться на достаточно долгое время. Раньше, когда Элисон работала, для нее не существовало ничего вокруг. Теперь же она постоянно думала о Джейми. Скучает ли он по ней? Хорошо ли заботится о нем няня?

Тот факт, что доктор Эрл не стал включать ее в график ночных дежурств, не способствовал хорошим отношениям с остальным персоналом. Никто ничего не говорил прямо, но трудно было не заметить неожиданной сдержанности в общении со стороны нового врача, сердитого молчания доктора Хэбершэма и косых взглядов миссис Чэмберс. Это, конечно, было несправедливо. Доктор Эрл часто дежурил сам, чтобы дать остальным возможность отдохнуть в выходные, но Элисон понимала, что так не может продолжаться долго. Надо найти какое-то решение.

Проблем день ото дня становилось все больше. Элисон и раньше была сильно загружена, а сейчас жизнь ее превратилась в настоящий ад. Обычные домашние обязанности — стирка, глажка, походы по магазинам, с которыми она так легко справлялась раньше, теперь легли на нее непосильным бременем. Миссис Ноулз была в восторге от Джейми — Элисон не продержала бы ее на работе ни дня, если бы няня плохо относилась к ребенку, но отказалась заниматься работой по дому.

— Я не домработница, а няня, мисс Вард, — твердо сказала миссис Ноулз. — Стирки и готовки для моего старика мне хватает дома по вечерам. Я буду готовить обед для Джейми и убирать за ним, но это все.

Кроме всего прочего, у Элисон возникло много расходов, о которых она не подумала заранее. Жалованье миссис Ноулз, одноразовые подгузники для Джейми, питание, дополнительное количество стирального порошка — все это грозило в любой момент пробить брешь в ее бюджете. Иногда ей даже хотелось, чтобы Марго предложила ей денег. Она возьмет их — в долг, но возьмет.

Но Марго не предлагала ничего подобного, хотя продолжала заваливать внука дорогими подарками. Когда она купила дочери шелковый пеньюар, подходящий скорее для медового месяца, чем для скромного существования одинокой матери, Элисон заподозрила, что Марго все еще надеется на ее примирение с Коулом. К сожалению, матери не приходило в голову, что лучше помочь дочери деньгами, а гордость мешала Элисон попросить ее об этом. Та же самая гордость не позволяла ей предъявить к оплате чеки, которые присылал каждый месяц Коул.

Бывали дни, когда Элисон казалось, что она не выдержит всего этого. Но когда Джейми хлопал ее по щекам своими пухленькими ручонками, улыбался ей своей неотразимой улыбкой, она, забыв об усталости, начинала кружить его по комнате, радуясь счастливому гуканью.

Элисон втайне надеялась, что Марго хоть раз придет в голову предложить посидеть с ребенком, чтобы дочь могла сходить по магазинам без него. Но этого не происходило. Марго осыпала внука комплиментами, покупала ему одежду, которая больше подошла бы какому-нибудь маленькому лорду, но никогда не проводила в доме дочери достаточно времени, чтобы от нее можно было добиться хоть какой-то помощи.

Неудивительно, что единственной опорой Элисон в эти трудные дни стала Джинни Колетт. В субботу утром она часто врывалась в жилище подруги, забирала с собой Джейми и дневную норму подгузников и питания, заявляла, что ей хочется снова иметь в доме маленького, и приносила мальчика обратно только вечером.

Элисон радовалась этим моментам, когда можно было спокойно заняться хозяйством, но в душе укоряла себя за то, что злоупотребляет дружбой Джинни.

Проблемы ее не исчерпывались усталостью, нехваткой денег и времени. По-прежнему существовала угроза, что Коул подаст на нее в суд, добиваясь опекунства над сыном. Элисон часто думала об этом, постоянно боялась этого. Она не могла обсудить это ни с Джинни, ни с матерью, потому что заговорить об этом означало поверить в реальность того, что у нее могут отнять Джейми.

Однажды она даже набрала номер известного в городе адвоката, у которого была бирманская кошка, но положила трубку до того, как ее успели поднять на другом конце провода. Вдруг адвокат скажет ей, что она беспокоится не напрасно? Что Джейми действительно могут передать Коулу? Нет, уж лучше не знать ответа на этот вопрос. Лучше справляться день ото дня с мелкими неприятностями и стараться не думать о крупных.

Но страшная угроза превратилась вдруг в реальность. Несмотря на предупреждение Коула, Элисон никак не ожидала того, что произошло в одно субботнее утро, когда они с Джинни пили кофе. Раздался звонок в дверь, и стоявший на пороге мужчина вручил ей повестку, предписывавшую явиться в канцелярию судьи Мэттью Ландау по делу об опекунстве над несовершеннолетним Джейми Бардом.

Держа бумагу дрожащими руками, Элисон перечитывала написанное. Обеспокоенная выражением лица подруги, Джинни забрала у нее повестку. От лица ее отхлынула кровь, когда до Джинни дошел смысл написанного, но совет ее, как всегда, был спокойным и практичным.

— Тебе понадобится хороший адвокат, — сказала она.

Элисон смотрела на нее с выражением отчаяния.

— У меня нет денег платить адвокатам, а вот Коул может позволить себя нанять самых лучших. О, Джинни, что мне делать?

— Ну, для начала взять себя в руки. А потом ты наверняка придумаешь, где взять денег на адвоката. Начни с матери и отчима. Сейчас не время для гордости. Пойди к ним и попроси о помощи. Ты знаешь, я бы дала тебе деньги, если бы они у меня были, но… — Джинни пожала плечами, в глазах ее застыло беспокойство.

Элисон молча кивнула. Оставалось только обратиться к матери. После стольких лет независимости было обидно просить Марго о деньгах.

Джейми проснулся в своей колыбельке, Элисон взяла его на руки. Мальчик улыбнулся и радостно заворковал, и Элисон тут же поняла, что перед лицом нависшей над ними угрозы не может быть и речи ни о какой гордости.

— Я поговорю с Марго, — твердо сказала она.

Когда экономка провела Элисон в спальню матери, Марго лежала на огромной кровати, похожая на сонного котенка. Судя по подносу, стоявшему у ее локтя, она только что закончила завтракать, но даже в этот ранний час макияж ее выглядел безукоризненно и она была одета в один из своих шикарных «домашних» пеньюаров.

Элисон наклонилась, чтобы поцеловать мать, борясь со жгучим желанием развернуться и убежать. Опасаясь, что ей не хватит мужества исполнить задуманное, она сразу перешла к делу. Ночью она в деталях продумала предстоящий разговор.

Когда до Марго дошел смысл сказанного, губы ее вдруг задрожали, а глаза наполнились слезами.

— Элисон, дорогая, ты же знаешь — я готова сделать для тебя все. Но у меня нет денег. Филипп никогда не дает мне наличных. Он выделяет мне определенную сумму на расходы и никогда не ворчит, сколько бы я ни тратила, но все счета подписывает и оплачивает сам. Он… не очень доверяет мне, когда дело касается денег. Я попрошу его одолжить тебе денег, но не уверена, что он согласится. Филипп не верит в займы для родственников и друзей. Он часто говорил об этом. К тому же — не хотела тебе говорить, — но Филипп ревнует меня к тебе и Джейми. Поэтому я ни разу не предложила тебе посидеть с мальчиком и всегда прихожу ненадолго. Я не хотела, чтобы ты узнала об этом, но теперь ты все понимаешь…

— Почему же ты ничего не говорила мне, Марго? А я думала…

— Я знаю, что ты думала. О, Филипп очень щедр, но он настаивает на том, чтобы самому платить по счетам. Я ничего не говорила тебе, потому что мне просто было стыдно. Ты такая независимая. Мне казалось, я услышу от тебя лекцию о том, что надо быть хозяйкой собственной жизни. Я ведь не такая, как ты, Элисон. Мне всегда нужен кто-то, кто позаботился бы обо мне. Когда Филипп согласился поселиться в Санта-Терезе, я обещала, что он будет для меня на первом месте. Мне так хотелось быть поближе к тебе, но Филипп ведь мой муж.

В конце концов Элисон пришлось утешать мать, говорить ей, что ее финансовое положение не так уж безнадежно, что она постарается справиться. У нее созрела твердая решимость никогда больше не попадать в зависимость ни от одного мужчины. Она найдет способ победить Коула, даже если для этого придется сделать что-то куда более неприятное, чем просто попросить Марго о деньгах.

Она вышла из дома матери и забралась в машину. Элисон запретила себе плакать, но глаза ее горели от подступивших слез.

Она нашла доктора Эрла в клинике, перед стопкой бумаг, которые он мрачно разглядывал. Когда Элисон извинилась, что прерывает его работу, доктор Эрл презрительно фыркнул.

— Миссис Чэмберс требует, чтобы я подписал все это сегодня, так что к черту воскресный гольф. — Открыв ящик, он засунул туда бумаги и с шумом захлопнул его. — К черту всю эту дребедень и саму миссис Чэмберс. — Он встал и подвинул Элисон стул. — Так в чем же дело? Когда у вас такое выражение лица, я знаю: что-то случилось. Чем могу помочь?

Элисон рассказала ему об угрозах Коула, о вызове в суд, о том, что ей нужна помощь адвоката. Увидев, как потемнели глаза доктора Эрла и выступил вперед подбородок, она поняла, что можно не сомневаться, на чью сторону встанет ее шеф.

— Так, значит, Коул отец ребенка. Не могу сказать, что я удивлен. Видно было, что между вами вспыхнула искра, когда я представил вас друг другу. Но этот иск об опекунстве — какая чушь. Может быть, мои взгляды старомодны, но я считаю, что ребенку прежде всего нужна мать. Даже не верится, что это сделал Коул, который всегда с таким пониманием относился к собственной матери. Никогда не сказал о ней дурного снова, хотя знал, что она всего-навсего несчастная потаскушка.

— Так вы знали Коула еще мальчиком?

— Конечно. Он часто помогал мне с собаками, чистил клетки и боксы. Хотел стать ветеринаром — разве он не говорил вам об этом? Просто сходил с ума по животным. Я подарил ему щенка, но его мать, дождавшись, пока Коул уйдет в школу, утопила беднягу. С тех пор Коул больше не приходил. Наверное, это и отвратило его от домашних любимцев.

Неимоверным усилием воли Элисон запретила себе жалеть Коула. Она показала доктору Эрлу вызов в суд.

— Плохо, что дело попало к этому ослу Мэту Ландау, — сказал доктор. — Он настоящий женоненавистник. Умный адвокат может запросто сыграть на его предубеждении. Такое уже бывало. Вам тоже нужен хороший защитник. Я бы рекомендовал Конрада Биллингза. Вы знакомы с ним, и он очень приятный человек.

— Я уже думала о нем, но…

— Но вы беспокоитесь о деньгах. Вы правильно сделали, Элисон, что обратились ко мне. Я дам вам в долг на хороших условиях. Без процентов. Вернете, когда сможете.

У Элисон в горле стоял ком. Прошло несколько минут, прежде чем она смогла говорить нормально.

— Я верну вам все как можно скорее.

Элисон задумалась, не стоит ли объяснить, почему она не могла взять взаймы у матери. Но не стоило выдавать секреты Марго.

— Большое вам спасибо, — добавила Элисон.

— Не стоит благодарности. Я сделал бы то же самое для любого из моих друзей, — он откинулся на спинку стула, задумчиво барабаня пальцами по столу. До Элисон дошло вдруг, что в последнее время возраст доктора Эрла становился все заметнее. Появились новые морщины на лице, мешки под глазами. Элисон виновато подумала о том, что на нем наверняка сказывается дополнительная нагрузка, которую он взял на себя ради нее. В своем эгоистичном порыве завести ребенка она совершенно не подумала, как отразится это на жизни других людей. Но разве можно было жалеть обо всем этом, вспоминая о Джейми. Чем была бы ее жизнь без этого малыша?

Размышления ее прервал голос доктора Эрла.

— Элисон, а вы не рассматривали альтернативы долгому и изнурительному судебному процессу? Ведь существует очень простое решение этой проблемы.

— О каком решении вы говорите?

— О браке.

— О браке? С кем?

— С Коулом. Вы же говорили, что он предлагал жениться на вас, когда узнал о вашей беременности. Почему не принять его предложение? Это гарантирует ваше опекунство над мальчиком.

— Я никогда не выйду за него замуж. После всего, что он мне наговорил… к тому же сомневаюсь, что его предложение по-прежнему в силе.

— Тогда как насчет того, чтобы выйти замуж за кого-нибудь другого? Если у вас будет муж, отец для вашего ребенка, это выбьет почву из-под иска Коула.

— Но я не хочу никакого мужа!

— Существуют ведь, знаете ли, браки по расчету, для удобства обеих сторон. Какой-нибудь не совсем здоровый мужчина, скажем, вдовец, слишком старый и усталый, чтобы гоняться за вами по дому, и который, если подтвердится диагноз врачей, перейдет в скором времени в мир иной.

Элисон изумленно смотрела на доктора Эрла. Неужели он говорит о себе?

— Вы не можете… вы просто шутите?

— Нет, я не шучу. Я делаю вам предложение.

— Но как давно вы… — она не могла договорить свой вопрос.

— Как давно я знаю о своем диагнозе? Или сколько мне осталось? Ну что ж, знаю я обо всем год или около того. А протяну года два-три. У меня болезнь Брайта, так что состариться и стать совсем дряхлым я не успею.

Жгучая печаль волной захлестнула Элисон, но она подавила ее усилием воли. Доктор Эрл не хотел от нее жалости.

— Спасибо за ваше предложение, доктор Эрл, — сказала она. — Но я не могу поступить с вами подобным образом. Это повредит вашей репутации и будет неправильно по ряду других причин. Хотя брак не для меня, я свято верю в дружбу и доверие между мужчиной и женщиной. Я с радостью приму от вас деньги в долг, потому что знаю, что смогу вернуть их однажды, но выходить за вас замуж ради собственного удобства — нет, я не могу так поступить.

— Может быть, вы передумаете, если я скажу, что буду счастлив, когда вы с малышом осветите собой мавзолей, который я называю своим домом?

Элисон с улыбкой покачала головой, а доктор Эрл тяжело вздохнул.

— Что ж, уважаю ваше решение. Я позвоню Биллингзу и договорюсь о встрече. Чем скорее он вникнет в курс дела, тем лучше.

Доктор Эрл добавил, что Конрад Биллингз — один из лучших юристов страны, и Элисон смогла оценить это во время встречи, которая состоялась два дня спустя. Она безо всякого стеснения рассказывала ему о весьма личных вещах, о которых неловко было рассказывать даже Джинни.

Единственное, о чем она не стала упоминать, — это о собственных противоречивых чувствах, о постыдном физическом влечении к Коулу, которое продолжало преследовать ее даже теперь. О том, как часто приходилось напоминать себе, как она его ненавидит.

Когда Элисон закончила свой рассказ, наступила пауза. Мистер Биллингз был худощавым мужчиной с испещренным морщинами лицом и носом, немного напоминавшим птичий клюв. Поджав губы, он откинулся на спинку стула, сложив руки на груди. Теперь он напоминал Элисон сонного воробья. Наконец адвокат тяжело вздохнул, и Элисон обняла себя за плечи, сознавая, что вряд ли ей понравится то, что он сейчас скажет.

— Должен прямо заявить вам, мисс Вард, — начал Биллингз, — что практика судопроизводства претерпела сильные изменения. Лет десять назад ребенка почти всегда оставляли матери, кроме тех случаев, когда она вела криминальный образ жизни или преступно пренебрегала материнскими обязанностями. Но сейчас взгляды на подобные вещи изменились. В некоторых случаях суд решает, что ребенку будет лучше с отцом. Коул Гамильтон наверняка будет давить на то, что в силу специфических требований вашей профессии он сможет уделять сыну гораздо больше времени, чем вы. То, что у вас родился мальчик, также будет ему на руку. Судья Ландау, как бы это сказать, немного старомоден и вполне может решить, что отец необходим юному джентльмену куда больше, чем мать.

— Разве можно поручать одному человеку принятие столь важных решений? А как насчет более высоких судов?

— О, конечно, всегда можно подать апелляцию. Но закон обычно на стороне первого решения. Высшие суды предпочитают не вмешиваться, если только не существует серьезная причина изменить решение. И еще есть денежный фактор. Судопроизводство стоит дорого, а этот Гамильтон, как я понимаю, человек не бедный. Хотелось бы обнадежить вас, но не хочу делать этого понапрасну.

Элисон смотрела на адвоката почти с отчаянием. До этого момента мысли ее были сосредоточены на попытках добыть денег, на том, что именно она скажет судье, как будет доказывать, что она хорошая мать. Но до ее сознания как-то не доходило в полной мере, что Коул действительно может отобрать у нее Джейми. Теперь же все у нее внутри похолодело и стало вдруг тяжело дышать.

Мистер Биллингз прочистил горло.

— Вам надо запастись доказательствами, мисс Вард. Например, вы абсолютно уверены, что отец вашего Джейми именно Коул Гамильтон? У вас нет возможности объявить, что ребенок не от него?

— У меня никого больше не было, — покачала головой Элисон.

— Но ведь Гамильтон не может быть уверен в этом. Вы могли вступить в связь позже, после разрыва с ним. Ведь, как я понял, вы провели вместе всего несколько дней.

— То есть, по-вашему, я должна отрицать, что Коул — отец Джейми? Но ведь это будет ложью.

— Нет, если такая возможность действительно существует. А об этом можете знать только вы. В этом случае мистеру Гамильтону придется доказывать, что это неправда. Вы ведь никогда не были за ним замужем. Это очень важно. Вот если бы он был женат на вас, его все равно объявили бы законным отцом ребенка.

Элисон закусила губу, внимательно глядя на Биллингза. Он говорил очень осторожно, но все же подсказал ей выход. Если поклясться, что после Коула Гамильтона у нее был роман с другим мужчиной, — поможет ли это сохранить Джейми?

— Но существуют анализы крови, не так ли? Коул без труда сможет доказать, что отец Джейми именно он.

— Эти анализы могут только доказать, что мужчина не является отцом. Но ребенок может унаследовать тип крови матери, и тогда отцом его теоретически может быть любой.

Элисон молча обдумывала его слова. Трудно было устоять перед искушением. Так легко изобрести себе еще одного любовника — и с этим делом будет покончено.

Но она медленно покачала головой.

— Я не могу этого сделать. И не только потому, что это безнравственно. Джейми имеет право знать, кто его отец.

Она ожидала, что мистер Биллингз нахмурится, но вместо этого лицо его расплылось в добродушной улыбке.

— Ну ладно, я посмотрю, что можно сделать с тем, что мы имеем. На вашей стороне традиция, а это очень сильный довод в решении юридических споров. Однако даже если дело решится в вашу пользу, вы должны быть готовы к тому, что придется предоставить мистеру Гамильтону право общаться с ребенком. Это решается в таких случаях почти автоматически.

— Понимаю. Что ж, это справедливо. И потом, Джейми нужен мужчина, чтобы… стараться стать на него похожим. — Ей пришла вдруг в голову любопытная мысль. — Если Коул отзовет этот иск, я готова предоставить ему неограниченную возможность общаться с сыном.

— Что ж, попробуем. Может быть, Гамильтон добивается именно этого, и все проблемы решатся довольно просто.

Но ничего не получилось. Через несколько дней мистер Биллингз сообщил Элисон, что Коул отказался от ее предложения и намерен отстаивать право на опекунство над сыном.

 

Глава 16

Неделю спустя Элисон пришла навестить Ида Бреннер. Элисон часто думала о ней последнее время. Она понимала, что, если Коул выиграет процесс, именно его экономке придется заботиться о малыше. Когда она увидела стоящую на пороге миссис Бреннер в респектабельной черной шляпе и мешковатом плаще, первой мыслью ее было, что та пришла устроить скандал. Только врожденная вежливость помешала Элисон немедленно захлопнуть дверь.

— Я пришла посмотреть на вашего Джейми, — Ида сразу перешла к делу. — Раз существует возможность, что мне придется заботиться об этом малыше, нам неплохо было бы познакомиться. Должна сказать вам сразу: я надеюсь, что до этого не дойдет. Ребенок должен жить с матерью. Я говорила об этом Коулу, но он уперся, как осел. Трудно считать упорство его недостатком, ведь он добился всего именно благодаря ему, но иногда он заходит слишком далеко. — Ида остановилась, чтобы перевести дыхание, затем окинула Элисон внимательным взглядом. — Ну же, вы пригласите меня войти?

Элисон распахнула дверь и сделала шаг назад. Несколько минут спустя Ида Бреннер уже держала Джейми на коленях. Мальчик, обрадованный тем, что появился новый объект для его чар, готов был одержать очередную победу. Элисон сразу поняла, что может не волноваться хотя бы об одном — если Коул выиграет процесс, Джейми попадет к заботливой любящей женщине. Но, Господи, пожалуйста, не позволяй этому случиться.

Миссис Бреннер подняла глаза и встретилась взглядом с Элисон.

— Коул подал в суд вовсе не для того, чтобы ранить вас, мисс Вард, — сказала она. — Просто он сам вырос без отца и не хочет, чтобы это повторилось с его сыном.

— Но ведь у нас совсем другая ситуация, — возразила Элисон. — Отец Коула неизвестен, а относительно Джейми подобных сомнений не существует. И я не возражаю, чтобы Коул виделся с сыном в любое время.

Ида нахмурилась.

— А с чего это вы взяли, что отец Коула неизвестен? Все знают, что его отцом был Джо Кантата. Конечно, он никогда не признавал этого открыто, но помогал матери Коула, пока один из ее дружков не пристрелил бедняжку, а потом взял к себе сына, дал ему работу и помог получить хорошее образование. Коул был вылитый мистер Кантата. Тут не могло быть никаких сомнений.

Элисон вспомнила вдруг фотографию в гостиной Коула, где он стоял рядом с человеком, на которого был очень похож. Этот человек наверняка и был Джо Кантати. Неужели именно Коул поместил под стекло эту выцветшую, затертую фотографию? Как все это грустно, как невыносимо грустно!

Она заметила, что Ида продолжает наблюдать за ней.

— Должно быть, Коул был очень уязвлен тем, что отец не признавал его открыто, — сказала Элисон, вспомнив собственную боль, когда она ждала день за днем, неделю за неделей звонка от отца, которого так и не последовало. — Почему мистер Кантати не дал Коулу свое имя?

— Потому что он был таким же упрямым, как и его сын. Джо Кантати был идиотом. Таким сыном, как Коул, следовало гордиться. Мать Коула была… ну, легкомысленной — это самое вежливое, что можно про нее сказать. Джо был Кантати, а в нашем штате это кое-что значит. Он не женился на матери Коула и не записал его на свое имя, но, надо отдать ему должное, проследил за тем, чтобы мальчик получил шанс преуспеть в этой жизни.

— И в результате Коул все равно унаследовал его ранчо, — сказала Элисон.

Ида внимательно посмотрела на нее.

— Это не было заслугой Джо. Просто юридические тонкости. Джо сделал приписку к завещанию, что все его имущество переходит к жене, а затем к ее детям. Наверное, этого потребовала миссис Кантати. Джо сходил по ней с ума, она же не особенно нежно к нему относилась. Девочка с Востока — все очень мило снаружи и холодный лед внутри.

— Она была замужем до мистера Кантати?

— Кто знает? Я слышала, что она была вдовой. Но она привезла с собой детей, когда вышла замуж за Джо. Дети были такими же высокомерными, как их мать. Наверное, от нее и научились всем этим штучкам. Но если сама Филис была холодна как лед, то ее дочь, напротив, особенно когда заходила речь о мужчинах. Не могла пропустить ни одного работника на ферме, даже когда была еще совсем девчонкой.

— Вы говорите о Джуди, жене Коула?

— Именно о ней. Девчонка с самого начала положила глаз на Коула. Но у нее ничего не получалось, пока он не окончил Стэнфорд и не переехал сюда жить. Я видела, что происходит, но что можно было сделать? Коул не был мне родственником, хотя я любила его как родного. У меня хватало забот со своими шестью детьми. Мне необходима была эта работа, так что приходилось держать рот на замке. Но больно было смотреть, как Джуди вертит Коулом.

— Почему он женился на ней?

— Она заставила его хитростью. Сказала, что носит под сердцем его ребенка. Это был один из скоропалительных браков. А потом, когда они вернулись из свадебного путешествия и трудно стало скрывать правду, Джуди сказала, что просто пошутила. Ничего себе шуточки! Коул переехал из ее комнаты, перестал спать в ее постели, и тогда Джуди словно с цепи сорвалась. Опозорила его на всю долину. А потом погибла по собственной неосмотрительности, забрав с собой и свою мать, и отца Коула. — Миссис Бреннер покачала головой. — Джуди превратила жизнь Коула в ад. И как он удержался и не избил ее ни разу?

— Неудивительно, что он… — Элисон замолчала, прикусив губу.

— Неудивительно, что Коул так цинично относится к женщинам? Да, он хорошо понимал, что представляла собой его мать. Потом этот ужасный брак. Но мне кажется, что вас, милочка, он так и не сумел понять.

Элисон напряглась.

— Я никогда ничего не значила для Коула. Просто была одной из его женщин.

— Одной из его женщин? Да кто он такой, по-вашему? Женщины действительно всегда бегали за Коулом, особенно с тех пор, как он сумел кем-то стать, но он никогда их не поощрял. Конечно, Коул не святой, но он и не бабник, который прыгает из постели в постель.

— Но Трайсия говорила… — Элисон снова осеклась. Ей стало вдруг неловко. Интересно, насколько ее мнение о Коуле сложилось под впечатлением от предупреждений Трайсии? А также собственного предубеждения против всех мужчин.

— Трайсия! — скривилась Ида. — Да Коул ни за что не связался бы с такой, как она. Трайсия слишком похожа на его мать и Джуди. Она вечно звонит ему, и Коул вежлив с ней, как со всеми остальными женщинами, но у них нет ничего общего. Все местные знают штучки этой самой Трайсии, а вот нового человека, вроде вас, можно провести.

У Элисон вдруг появилось желание оправдаться.

— Может быть, — сказала она, — я и зря прислушивалась к Трайсии, но у меня были и свои причины считать Коула донжуаном. Он пытался предложить мне провести с ним ночь в его доме во время первого же свидания. Сказал, что мы могли бы покататься утром на лошадях, но…

— Но вы не поверили ему. И напрасно. Он часто привозит друзей ночевать на ранчо, чтобы они могли покататься рано утром верхом. Ранчо так красиво при свете восходящего солнца, что Коул любит демонстрировать его именно в это время.

— Но я не была его другом. Это было обычное свидание.

— Зря вы не поверили ему. Он наверняка сразу передал бы вас мне, как всех своих знакомых, чтобы я разместила вас поудобнее.

Ида Бреннер говорила тихо и спокойно, но Элисон не сомневалась, что уловила в ее глазах тень осуждения.

— Тогда почему же Коул не объяснил мне все позже, когда узнал, что я поняла его неправильно?

— Потому что он чудовищно упрям. Коул не из тех, кто способен извиниться или даже просто признать, что был не прав. А может, еще и потому, что он любит дразнить людей. Особенно тех, кто ему нравится. — Ида покачала Джейми, заснувшего у нее на руках. — Я не говорю, что Коул Гамильтон — верх совершенства. Он упрям, скрытен и многое другое. Но Коул — лучший друг, какого только можно пожелать. И никогда не забывает о сделанных ему одолжениях. Люди, которые помогли ему в детстве и тогда, когда он пытался поднять хозяйство, остаются его друзьями несмотря ни на что. Тут был один старик, о котором Коул заботился годами, пока тот не умер.

— Его звали Чарли?

— Так Коул рассказывал вам о нем?

— Только о том, что работал помощником у повара по имени Чарли, а потом тот стал его другом.

— Странно, Коул вообще-то не любит рассказывать о себе, тем более о своем прошлом.

Обе женщины замолчали. Ида сидела, склонив голову, словно прислушиваясь к происходящему за стенкой.

— У Коула в комнате висит ваш портрет, — вдруг сказала она.

— Мой портрет?

— Рисунок, который он привез с собой из Мендосино. Однажды я видела, как Коул смотрел на этот портрет, когда ему казалось, что он один. Затем он обернулся, увидел, что я стою в дверях, и улыбнулся мне, а потом произнес: «Такая боль, такая мука».

Я спросила, что он имеет в виду, и Коул сказал, что это строчка из какого-то стихотворения.

— Из «Королевы фей», — быстро уточнила Элисон и невольно покосилась на гардероб, где лежал спрятанный под зимней одеждой портрет Коула.

— Я ничего не смыслю в поэзии, — продолжала Ида, — но я знаю, что такое боль. Когда Коул вернулся домой после того уик-энда, он сам на себя был не похож и так и не оправился по сей день, если хотите знать мое мнение. Не знаю, сколько так будет продолжаться. Он стал угрюмым и раздражительным. Может быть, когда мальчик будет с ним, это поможет. Но на самом деле Коулу необходимо, чтобы вы помирились.

— Слишком поздно, Ида, — сказала Элисон. — Теперь Коул ненавидит меня.

— Вовсе нет. Возможно, ему самому так кажется, но сейчас он стремительно идет ко дну, и единственное, что способно помочь ему подняться, — если он получит опекунство над малышом.

Элисон посмотрела на Иду долгим взглядом. Затем она медленно покачала головой.

— Я понимаю теперь, что с самого начала неправильно думала о Коуле, и мне очень жаль, но я все равно не могу отдать ему Джейми. Видите ли, этот мальчик — все, что у меня есть. Я знаю, придя сюда, вы хотели как лучше, но уже невозможно ничего исправить.

Ида тяжело вздохнула и встала. Прежде чем передать Элисон спящего младенца, она обняла его на прощание.

— Если судья решит передать Джейми Коулу, я хочу, чтобы вы знали: я буду заботиться об этом малыше как о своем собственном. И вы можете приходить в любое время, хоть каждый день. Но если все будет по-другому, не знаю, как Коулу жить дальше. Вот у него действительно ничего нет в этой жизни, несмотря на все его усилия.

— У него есть Буэна-Виста. Он весьма преуспевающий бизнесмен.

— А вот сейчас вы говорите ерунду. Конечно, Коул очень любит это ранчо. Всегда любил, с тех пор как Джо впервые привез его туда. Потому-то он так старался отстроить старый дом. Но дом, ранчо, другие предприятия, которыми он владеет, — все это ничто. Коулу нужна семья, чтобы он мог забыть о своем прошлом.

— Ну, тут я ничем не могу ему помочь. Я явно не женщина его мечты. Он однозначно дал мне это понять.

— Вы могли стать лучшим, что есть у него в этой жизни. Я помню, каким счастливым был Коул после того вечера, когда вы упали, ударились и остались у нас ночевать. Он так хлопотал вокруг вас в ту ночь. Я почти не сомневалась, что вы — та женщина, с которой он решил связать свою жизнь. Может быть, еще не поздно. Чтобы выяснить это, достаточно снять трубку и позвонить ему.

Ида ждала, в упор глядя на Элисон, словно надеялась, что она тут же кинется к телефону. Но Элисон стояла неподвижно. Тогда Ида снова вздохнула, надела пальто и взяла сумку. Она посмотрела долгим взглядом на малыша, спящего на руках Элисон, молча кивнула и вышла, не дожидаясь, пока ее проводят.

Элисон отнесла Джейми наверх и положила в кроватку.

Затем она уткнулась лицом в подушку. Но Элисон не плакала. Боль и сожаление были слишком глубоки, чтобы дать волю слезам. Пока Ида рассказывала о Коуле, в душе Элисон мелькнула на какую-то долю секунды… да, пожалуй, надежда. Но теперь, когда миссис Бреннер ушла, Элисон понимала, что все это были лишь иллюзии. Как бы ни хотелось этого Иде, нельзя исправить то, что уже сделано, невозможно вернуть то чувство, которое существовало, пусть недолго, между ней и Коулом и которое Элисон разрушила так необдуманно и своенравно.

Завтра она встретится с Коулом в кабинете судьи Ландау, и не стоит забывать ни на секунду, что теперь этот человек ее враг, что он может отнять у нее Джейми — отнять самое дорогое, что есть у Элисон в этой жизни.

 

Глава 17

— Коул Гамильтон вряд ли может с уверенностью утверждать, что он способен дать сыну нормальную семью, поскольку, как я понял, у него нет родственников, — сказал мистер Биллингз при их последней встрече перед слушанием дела. — У вас же есть мать и отчим, которые являются бабушкой и дедушкой ребенка. Это может быть нам на руку, особенно если они появятся, чтобы заявить о своей поддержке. Что вы вообще знаете о прошлом Гамильтона? Насколько я понимаю, он потерял мать в возрасте тринадцати лет, а больше у него никого не было. В его прошлом нет ничего такого, что могло бы укрепить наши позиции?

Элисон колебалась. Ей не хотелось обсуждать прошлое Коула, особенно то, что сообщила ей Ида Бреннер. В конце концов их жизни во многих отношениях были похожи. Оба переживали, не имея отца, и тяжело работали, чтобы воплотить в жизнь свои мечты. Но жизнь Коула была куда более трудной. Он жил в маленьком консервативном мирке и всю жизнь нес на себе клеймо незаконнорожденного сына пьющей матери.

Марго, по крайней мере, не бросила дочь на бабушку и дедушку и не испарилась из ее жизни, оставив среди сплетников маленького городка, которые всю жизнь ждали бы, пока дочь превратится в подобие своей матери.

В конце концов Элисон сказала мистеру Биллингзу, что не видит смысла копаться в прошлом. Но она все-таки попросила Марго пойти с ней в суд и была приятно удивлена быстрым согласием матери. Но настоящее потрясение ждало ее, когда, открыв входную дверь в день слушания дела, она увидела за спиной матери, как всегда, безукоризненно одетого Филиппа.

Должно быть, на лице Элисон отразилось удивление, потому что Филипп поспешил объясниться.

— Я не могу допустить подобного. Должно быть, у этого Гамильтона нет ни чести, ни совести, если он пытается отнять у тебя твоего малыша.

Марго в голубом костюме от Диора и пуховой шляпке выглядела слишком молодо для бабушки. Она сочувственно сжала руку дочери.

— Я согласна с Филиппом. Коул ведет себя ужасно. Но не беспокойся. Скоро все это закончится. Коулу не на что опереться. Он наверняка затеял этот процесс, только чтобы позлить тебя.

Элисон, которая прекрасно знала, что это не так, изо всех сил старалась скрыть неприятные предчувствия, когда целовала на прощание сынишку. По дороге она даже нашла в себе силы поболтать с матерью о показе купальников в Сан-Франциско, который посетила накануне Марго. Но когда они зашли в приемную судьи Ландау, человека, которому предстояло решить судьбу Джейми, присутствие духа оставило Элисон.

Судья Ландау, маленький хрупкий человечек с поджатыми губами и глазами, полными разочарования в своих ближних, оглядел Элисон с головы до ног, когда бейлиф ввел их семью в зал.

Затем вошел Коул в сопровождении коренастого мужчины средних лет, и Элисон забыла обо всем, сосредоточившись на необходимости скрыть свои чувства. На Коуле была замшевая куртка, подчеркивающая линии его стройного тела, а темные волосы выглядели, как всегда, такими растрепанными, что Элисон захотелось их пригладить. Коул наверняка увидел ее, но старался не замечать ее присутствия. Он обменялся приветствиями с судьей Ландау, глаза которого, казалось, вдруг потеплели.

— Они знают друг друга, — шепнула Элисон Биллингзу. — Разве это справедливо?

— Я не собираюсь укорять этим судью, — сухо ответил адвокат. — В этом районе трудно было бы найти юриста, не знакомого с Коулом Гамильтоном. — Он сделал паузу, разглядывая спутника Коула. — Наш оппонент решил прибегнуть к тяжелой артиллерии. Это Гарольд Валдес — один из самых жестких юристов в штате.

Элисон заставила себя улыбнуться.

— Вы справитесь с ним, — но в голосе ее не было уверенности.

Она оглянулась на мать, сидевшую за ее спиной рядом с Филиппом. Марго улыбнулась ей так испуганно, что Элисон сразу поняла, как та нервничает.

Усилием воли Элисон заставила себя расслабиться. Хорошо еще, что слушание проходило в кабинете судьи с участием только истца, ответчика и их ближайших родственников. Иначе пришлось бы ловить на себе любопытные взгляды посторонних. И без того было трудно находиться в одной комнате с Коулом. Хотя Элисон старалась не смотреть в его сторону, она вспоминала, как напрягся Коул, когда заметил ее. Избегая встречаться с ним взглядом, Элисон смотрела на собственные руки, на судью, на адвоката.

Но вот Коул сел на стул рядом со столом судьи, и Элисон поняла, что пора наконец взглянуть ему в лицо. Она испытала боль, увидев, что Ида была права, — вокруг губ Коула появились морщинки, которых не было там год назад.

— Мистер Гамильтон, не могли бы вы рассказать нам о вашем финансовом положении. — Усилием воли Элисон заставила себя слушать, понимая, как важно каждое сказанное сейчас слово.

Коул начал перечислять причины, позволявшие ему обеспечить достойную заботу о малыше. Элисон впервые поняла до конца, насколько он богат. Судья Ландау с видимым интересом слушал, как Коул описывает свое ранчо, говорит о долевом участии в виноградниках Напы и, к удивлению Элисон, в доходах от отеля «Мендосино». Неудивительно, что управляющий так внимательно к ним отнесся. И как это Коул не сказал, что владеет половиной гостиницы?

— Моя экономка миссис Бреннер вырастила шестерых собственных детей. Она — старый друг дома. Я уже нанял служанку, чтобы она готовила и убиралась, а миссис Бреннер могла всецело посвятить себя Джейми, — продолжал Коул. — Поскольку я лично управляю Буэна-Вистой, я тоже смогу проводить с мальчиком много времени.

Элисон слушала спокойный голос Коула, и сердце ее наполнялось негодованием. Она пыталась прочитать что-нибудь на лице судьи Ландау. Что значит в глазах этого прагматичного человека материнская любовь по сравнению с финансовым благополучием?

Потом мистер Валдес стал расспрашивать Коула о деталях их короткого романа. Коул рассказал, как Элисон сбежала от него среди ночи, оставив лишь короткую записку. Звучало это просто чудовищно. Если Валдес решил изобразить ее безнравственной, легкомысленной особой, ему это вполне удалось. И ведь Коул ни на йоту не исказил правды. Его слова, произносимые невозмутимо спокойным тоном, были настолько убедительны, что Элисон не удивилась, когда судья поднял глаза, чтобы разглядеть ее получше. Он словно выражал удивление по поводу того, что такая ненадежная во всех отношениях особа посмела противостоять Коулу в зале суда.

— А что вы сделали, когда поняли, что мисс Вард ожидает от вас ребенка? — спросил Валдес.

— Я отправился повидать ее.

— Как вы узнали о беременности мисс Вард?

— От ее матери. Миссис Вестфолл позвонила мне и сообщила, что Элисон носит под сердцем моего ребенка. Она, видимо, думала…

Мистер Биллингз быстро поднялся со своего места.

— Протестую. То, что думала миссис Вестфолл, — лишь предположение свидетеля.

— Я перефразирую вопрос, — согласился Валдес. — Что именно сказала вам миссис Вестфолл во время этого телефонного разговора?

— Она сказала, что Элисон ждет от меня ребенка и рассчитывает на мою поддержку.

— И какие выводы вы из этого сделали?

— Что Элисон рассчитывает на финансовое обеспечение ребенка.

— Как скоро после этого вы отправились поговорить с мисс Вард?

— Немедленно, — на подбородке Коула пульсировала синяя жилка. — И она призналась, что использовала меня, чтобы забеременеть.

— Но, несмотря на это, вы предложили ей выйти за вас замуж?

— Предложил.

— И что же она ответила?

— Она гневно отвергла мое предложение. Сказала, что этот ребенок — только ее дело.

— Между вами произошла ссора?

— Да. Она швырнула в меня чашкой и велела убираться из ее дома.

— Несмотря на ее враждебность, вы по-прежнему желали позаботиться о ребенке?

— Мои намерения не изменились. С тех пор, как родился Джейми, я каждый месяц посылаю Элисон чек.

Элисон открыла было рот, чтобы возразить, но заставила себя сдержаться. Позже ей дадут возможность изложить свою версию. Она слушала, как Коул продолжает отвечать на вопросы судьи о своем хозяйстве, глядя на него полными гнева глазами.

— Мистер Гамильтон, — спросил наконец адвокат. — Почему вы возбудили иск о предоставлении вам опекунства над ребенком?

Коул ответил не сразу.

— Потому что, — произнес он наконец, — я считаю, что мальчик — любой ребенок, но в особенности мальчик — имеет право расти рядом с человеком, который будет любить и понимать его, учить жизни, воспитывать настоящим мужчиной. Я не преследую цели оторвать Джейми от матери. Напротив. Но я не хочу, чтобы он рос в мире женщин, чтобы ему внушали ложные ценности. Мое ранчо — самое подходящее место для воспитания мальчика. Я думаю, Джейми надо дать шанс расти рядом с человеком одного с ним пола, который может посвятить ему все свое время. Когда-нибудь мой сын унаследует Буэна-Виста. Я хочу, чтобы он умел управлять ранчо, умел вести себя как мужчина в этом трудном мире.

Мистер Валдес с улыбкой поблагодарил своего клиента. Сердце Элисон учащенно забилось, когда мистер Биллингз приготовился задавать вопросы Коулу.

— Мистер Гамильтон, правда ли, что, узнав о беременности мисс Вард, вы выразили сожаление, что уже поздно делать аборт?

Коул резко помрачнел. Он старался не смотреть на Элисон.

— Нет, это не так. Во мне говорил гнев. И только после того, как она спровоцировала меня, я спросил, почему мисс Вард не сделала аборт, пока было еще не поздно. Но это совсем не то, на что вы намекаете.

— Могли ваши слова создать у мисс Вард впечатление, что вы предпочли бы, чтобы она сделала аборт?

Коул замялся.

— Да, возможно, — произнес он наконец.

— И не был ли ее гнев вызван именно этим предположением?

— Вероятно.

— В таком случае, ее гнев и агрессивное поведение становятся вполне понятными, не так ли?

— В таком случае, да, можно сказать и так.

— Вы ведь набросились на мисс Вард с обвинениями. Не было ли вашим первым обвинением подозрение в том, что мисс Вард забеременела, желая склонить вас к браку?

— Да, я действительно думал так, пока…

— Пока что?

— Пока она не отвергла мое предложение и я не понял, что у нее были совсем другие намерения.

— Значит, она вовсе не жадная, расчетливая особа, охотящаяся за вашими деньгами?

Коул быстро скользнул взглядом по Элисон.

— Нет, конечно, нет.

— Она также не принимала от вас никаких денег. Мисс Вард возвращала вам все чеки, которые вы отправляли ей после рождения ребенка. Похоже ли это на поведение той безответственной особы, которую вы пытались нам описать?

Прежде чем Коул успел ответить, его адвокат вскочил на ноги.

— Я протестую против вопросов подобного рода, — воскликнул он.

— У вас еще будет возможность возразить, — сказал судья, причем голос его звучал довольно сухо. — Это ведь не уголовный процесс. Наша задача — установить истину. Продолжайте.

— Нет, я не считаю, что Элисон… мисс Вард — безответственная особа, — монотонно произнес Коул, когда Биллингз повторил свой вопрос.

— Правда ли, мистер Гамильтон, что во время вашего первого свидания вы сообщили мисс Вард, что не собираетесь жениться во второй раз? Что вас интересуют только ни к чему не обязывающие отношения с женщинами?

— Да, я сказал это. И я действительно думал так в то время.

— Значит, она имела все основания считать, что ваши отношения никого ни к чему не обязывают, что вы не хотите ничего постоянного?

— Думаю, она могла предположить такое.

— Она ведь не лгала вам относительно своих намерений, не так ли?

— Я не понимаю вопроса.

— Она говорила, что хочет выйти за вас замуж или давала понять, что испытывает к вам нечто серьезное?

— Нет, но она…

— Так что же она?

— Во время уик-энда, который мы провели вместе, у меня появились причины считать, что мисс Вард испытывает ко мне нечто большее, чем просто интерес к мужчине. Поэтому ее записка явилась для меня шоком.

Мистер Биллингз удивленно поднял брови.

— То есть вы хотите сказать, что в то время как вы сами ясно дали понять, что не хотите длительных серьезных отношений, такое же признание со стороны женщины вызывало в вас негодование?

— Я не имел в виду ничего подобного. Я действительно говорил Элисон… мисс Вард, что не хочу больше связываться всерьез ни с одной женщиной, но, познакомившись с ней поближе… ну, я передумал. Я надеялся, что она испытывает ко мне то же, что и я к ней, и собирался сделать ей предложение в конце того самого уик-энда, но, прежде чем это произошло, она сбежала.

Элисон облизала пересохшие губы. Только почувствовав резкую боль, она поняла, что крепко сжимает кулаки и ногти впились в ладони. Неужели Коул говорит правду? Но если даже и так, какое это имеет теперь значение? Слишком поздно сожалеть о том, чего никогда уже не произойдет.

— Во время этого уик-энда вы говорили мисс Вард что-нибудь, хоть как-то намекающее на серьезность ваших намерений?

— В общем-то нет.

— Тогда мне трудно понять ваш гнев. Если вы представились с самого начала как человек, заинтересованный только в сексе, вполне естественно, что позже мисс Вард настороженно отнеслась к вашему предложению вступить в брак.

— Думаю, это так. Мы оба были очень сердиты.

— А что, если я скажу вам, что мисс Вард покинула гостиничный номер в ту ночь именно потому, что почувствовала: она хочет от вас чего-то большего, чем просто сексуальные отношения? Но она была уверена, что вы не испытываете к ней ничего подобного.

Последовала долгая пауза.

— Мы плохо понимали друг друга, — тихо произнес наконец Коул. — Я жалею теперь о том, что предложил ей заключить этот дурацкий пакт: не говорить во время уик-энда ни о чем серьезном. Если бы… — голос Коула сорвался, и на этот раз мистер Биллингз не стал настаивать, чтобы он закончил свою мысль.

— Мистер Гамильтон, — спросил он вместо этого. — У вас были когда-нибудь сомнения в том, что Джейми — ваш сын?

— Нет.

— Почему же?

— Мисс Вард говорит, что Джейми — мой ребенок. У нее нет причин лгать.

— Понимаю, — мистер Биллингз сделал паузу, словно пытаясь подобрать верные слова. — Мистер Гамильтон, я задам вам всего один вопрос, но хочу, чтобы вы подумали, прежде чем ответить. Неужели вы действительно думаете, что ваше благосостояние сможет компенсировать ребенку отсутствие материнской заботы?

Лицо Коула застыло, превратившись в холодную маску.

— Я могу дать Джейми не только материальное благополучие, но также постоянную заботу и внимание. Как вы знаете, я не возражаю против визитов его матери, поэтому он не будет лишен ее ласки — если только она не предпочтет частым визитам к сыну свою работу.

Мистер Биллингз немедленно выразил протест, но от Элисон не укрылось, что судья Ландау едва заметно кивнул, прежде чем велел Коулу придерживаться темы заседания. Элисон понимала, что, когда настанет ее очередь говорить, трудно будет бороться с впечатлением, которое произвел на судью спокойный и уверенный тон Коула.

Мистер Биллингз отпустил Коула и попросил Элисон занять его место. Она старалась казаться спокойной, но чувствовала себя как человек, на которого неожиданно направили луч прожектора. Мистер Биллингз задал несколько вопросов о ее прошлом. Потом он сделал паузу и задумчиво посмотрел на Элисон. Она тут же поняла, что сейчас начнется главное испытание.

— Когда вы впервые поняли, что беременны, еще не поздно было сделать аборт, мисс Вард?

— Я узнала о беременности на раннем сроке, но для меня никогда и речи не могло быть об аборте.

— Почему нет? Аборты в Калифорнии легальны.

— Потому что я очень хотела ребенка.

— Но зачем? Мне казалось, что материнство идет вразрез с вашей карьерой.

Удивленная столь откровенным вопросом, Элисон забыла об осторожности и выпалила:

— Я хотела этого ребенка! Мне не хотелось состариться, не познав радости материнства. И я хорошая мать. Конечно, у одиноких женщин с детьми бывают проблемы, но я справляюсь и с работой, и с Джейми.

— А как вам удается решить финансовые вопросы?

— Ну, конечно, я еще новичок в своей профессии, но со временем мой доход превысит средний уровень.

— Мисс Вард, помните ли вы разговор в моем офисе, когда я спросил, не мог ли быть отцом ребенка другой мужчина, не мистер Гамильтон?

Элисон с сомнением посмотрела на адвоката, не понимая, чего он от нее хочет.

— Я же сказала вам, что такого не может быть.

— И все же это был такой легкий способ уладить дело. Если бы мистер Гамильтон не был отцом, он не мог бы по закону претендовать на опекунство, так как вы с ним никогда не были женаты. А ведь только вы могли знать наверняка, от кого у вас ребенок. Неужели вас не соблазняла мысль солгать?

Элисон покачала головой.

— Я не могу врать о таких вещах. Джейми имеет право знать, кто он и кто его отец. Я не спорю с этим. Но жить он должен со мной.

Мистер Биллингз подождал немного, прежде чем объявить, что он закончил. Наверное, хотел, чтобы до судьи Ландау лучше дошел смысл сказанного Элисон. Она попыталась прочитать что-нибудь в глазах судьи, но он возился с бумагами, и лицо его казалось абсолютно непроницаемым.

Мистер Валдес тоже выждал, прежде чем встать со своего места. Он смотрел на Элисон так, словно она была странным экзотическим насекомым, которое он только что нашел под собственным стулом. Элисон выдержала его взгляд, почти не выдав мучившей ее боли. Краем глаза она заметила, как побледнело вдруг лицо Марго.

— Мисс Вард! О, простите, насколько я знаю, вы предпочитаете, чтобы вас называли «доктор Вард».

Элисон глубоко вздохнула, подавляя гнев, — нетрудно было догадаться, что и здесь приложила руку миссис Чэмберс.

— «Мисс Вард» вполне подойдет, — отрезала она.

— Очень хорошо, мисс Вард. Ваш адвокат расписал вас во вполне благородных тонах, но давайте проанализируем факты. Вы утверждаете, что можете уделять ребенку столько же времени, сколько готов уделять его отец. Но разве профессия практикующего ветеринара не предполагает долгий рабочий день?

— Да, но…

— И разве не правда, что ваш работодатель, доктор Эрл Глассер исключил вас пока из графика ночных дежурств, создав тем самым неудобства для остальных сотрудников клиники? Но так ведь не может продолжаться вечно?

У Элисон все сжалось внутри, но она произнесла абсолютно твердым голосом:

— Это действительно временно. Я скоро вернусь к ночным дежурствам.

— И что же тогда? Вы собираетесь брать ребенка с собой, отправляясь на ночные вызовы?

— Я собираюсь нанять прислугу с проживанием.

— Ах вот как! Но в вашем теперешнем жилище, если не ошибаюсь, всего одна спальня.

— Я перееду в дом побольше, — быстро ответила Элисон. Пожалуй, слишком быстро.

— Но это будет стоить дороже, а ведь вы и так в долгах, не правда ли?

— Я продолжаю выплачивать займы за обучение, но…

— То есть ваш доход недостаточен для удовлетворения ваших текущих потребностей. Тогда почему вы не позволяете отцу Джейми позаботиться о нем?

— Я возвращала эти чеки, потому что… потому что не испытывала в них необходимости.

— Или же потому, что вы питаете глубокую неприязнь к мистеру Гамильтону?

— Конечно, нет! Я вовсе не… не питаю к нему неприязни.

— Но вы отказались от его предложения вступить в брак?

— Предложение было слишком циничным. Я не собираюсь выходить замуж ради удобства.

— И все же вы вступили с ним в связь только для того, чтобы завести ребенка. Вам не кажется противоречивой ваша аргументация?

Прежде чем Элисон успела ответить, мистер Биллингз выразил протест.

— Мистер Валдес обращается с мисс Вард так, словно она — враждебно настроенный свидетель на уголовном процессе, ваша честь. Он даже не дает ей ответить до конца на заданные вопросы.

— Действительно, мистер Валдес, — вмешался судья, — какое отношение имеет все это к делу об опекунстве?

— Я пытаюсь доказать, что, несмотря на утверждения мисс Вард, будто бы она не испытывает личной неприязни к мистеру Гамильтону, она настроена по отношению к нему враждебно. Возможно, она испытывает то же в отношении всех мужчин, и это может отразиться на воспитании мальчика.

— Возражаю, — решительно заявил мистер Биллингз. — Ваши инсинуации…

— Это вовсе не инсинуации, коллега, — Валдес собирался сказать что-то еще, но Коул жестом остановил его. Обменявшись парой фраз с клиентом, мистер Валдес снова повернулся к Элисон.

— Вы говорите, что можете обеспечить для мальчика надлежащие жилищные условия. Но разве не правда, что сейчас вы живете в сарае?

— Этот сарай переделан в отличное жилое помещение.

— Правда ли, что ваша мать, миссис Вестфолл, — жена Филиппа Вестфолла, преуспевающего биржевого маклера?

— Да. Но какое это имеет…

— И что у вас очень плохие отношения с матерью?

— Это ложь! Я люблю свою мать, и она очень поддерживает меня.

— Тогда почему она не предложила вам помощь в финансовых проблемах?

Элисон нервно сглотнула слюну. Обернувшись, она увидела залитое краской лицо Марго. Нет, она не может выдать ее, рассказав, что Филипп не доверяет ей деньги.

— Я предпочитаю быть независимой, — сказала Элисон, и тут же поняла по лицу мистера Биллингза, что он разочарован ответом.

Мистер Валдес с довольным видом отвернулся от нее, бросив презрительно:

— Не думаю, что нам будет интересно слушать вас дальше.

Судья посмотрел на него укоризненно.

Элисон вернулась на место, удивляясь про себя тому, что зал суда вдруг показался ей слишком темным. Она слышала, как судья сказал, что, поскольку уже полдень, они должны прерваться на ленч и вернуться сюда в два часа, чтобы выслушать его решение. Теперь Элисон поняла, что с ней происходит, — она отчаянно боролась с тошнотой. Лишь несколько минут спустя до нее дошло, что в зале осталась только она, ее адвокат, мать и отчим.

Марго обняла дочь с излишней горячностью, которая только усилила неприятные предчувствия Элисон.

— Пойдем, дорогая. Нет смысла сидеть здесь. Надо пообедать, и тебе станет лучше.

Элисон не стала протестовать, хотя ее тошнило при одной только мысли о еде. Двигаясь как автомат, она позволила Марго вывести себя наружу.

Они пообедали в небольшом ресторанчике возле здания суда. По настоянию матери, Элисон заказала сандвич и кофе. Когда принесли еду, она заставила себя откусить немного от сандвича, но в конце концов отложила его и ограничилась кофе. Она слышала и не слышала встревоженный голос Марго, густой бас своего отчима, монотонное бормотание мистера Биллингза. В какой-то момент Элисон заметила, что Коул и его адвокат обедают тут же, в другом конце зала. Судя по довольной улыбке мистера Валдеса, он не сомневался, что победа будет за Коулом. Элисон рассматривала равнодушное лицо Коула, с негодованием отмечая, что у него с аппетитом все в порядке. Вдруг Коул повернул голову, и несколько секунд они смотрели прямо в глаза друг другу. Элисон первая отвела взгляд, боясь выдать свое смятение и боль. Когда она собралась с силами, чтобы взглянуть на него холодно и спокойно, Коул уже вернулся к разговору с мистером Валдесом.

Элисон смотрела на глубокую складку между бровей Коула, на его четко очерченные губы, и неожиданно в ней проснулась другая боль, уже не связанная с возможностью потерять Джейми. Она вспомнила уик-энд в Мендосино.

Часто заморгав, Элисон закусила нижнюю губу, пытаясь прогнать воспоминания. Марго спросила что-то о Джейми, и Элисон поспешно начала пересказывать смешную историю о первом сражении малыша с баночкой йогурта.

Когда она снова посмотрела в другой конец зала, Коула и Валдеса уже не было, и Элисон с замиранием сердца поняла, что пора возвращаться в суд.

В два часа все они собрались в холле перед кабинетом судьи Ландау, ожидая, когда бейлиф разрешит им войти. Элисон вдруг заметила, что Марго нет рядом, и, поискав ее глазами, обнаружила, что мать о чем-то серьезно беседует с Коулом. Гнев накатил на нее горячей волной. Марго опять взялась за свое! И когда она поймет, что нельзя вмешиваться в чужие жизни?

Бейлиф открыл дверь. Не чувствуя под собой ног, Элисон подошла к стулу, на котором сидела раньше. Воздух в зале стал вдруг странно тяжелым, Элисон было трудно дышать. Она заставила себя сконцентрировать внимание на мелочах — на сухом кашле судьи, запахе духов Марго, тихом скрипе стула под Филиппом, полосках на занавеске за креслом судьи.

Ощущение кошмара усилилось, когда судья Ландау отложил бумаги, которые внимательно изучал, поправил очки и почти угрожающе прочистил горло.

— Родители несовершеннолетнего Джейми Варда представлены в суде достаточно серьезно, — объявил он. — Поэтому я собираюсь выступать в интересах самого ребенка. С обеих сторон последовали обвинения и доказательства весьма сомнительного поведения. Но все это не имеет значения, кроме тех случаев, когда может отразиться на ребенке. Неженатые отцы очень редко обращаются с исками об опекунстве над детьми, и обычно в этих случаях принято оставлять ребенка с матерью. Однако…

У Элисон вырвался тихий вскрик, Марго крепко сжала плечо дочери, а судья сделал паузу и неодобрительно посмотрел на них поверх очков.

— Однако, — продолжал он, — рассмотрев все факты, я должен решить это дело в пользу Коула Гамильтона. Мать ребенка, Элисон Вард, будет иметь право посещать его в любое время. Думаю, надо обговорить детали передачи несовершеннолетнего Джейми Варда отцу.

Судья продолжал говорить, поясняя свое решение, но Элисон уже не слышала его: внутри нее все словно онемело, весь мир обрушился вокруг. Она забыла о гордости, о гневе, вообще обо всем, кроме чудовищного ощущения потери. Потом голос судьи оборвался, и она услышала тихий вздох Марго, увидела, как мистер Биллингз с раскрасневшимся от гнева лицом говорит ей что-то об апелляции, о чудовищно непрофессиональном предубеждении, но все это, казалось, не имело к ней никакого отношения.

Наконец Элисон прервала монолог адвоката.

— Это значит, что они передадут Джейми Коулу? — тихо спросила она.

— На время. Но это не конец, ни в коем случае не конец. Мы немедленно подадим апелляцию, а пока я попытаюсь добиться…

Мистер Биллингз продолжал говорить, но Элисон больше не слушала его. Она медленно повернула голову и посмотрела на Коула. Он был погружен в разговор с мистером Валдесом, но, казалось, почувствовал на себе ее взгляд и тоже посмотрел в сторону Элисон. У него было очень странное выражение лица. Не похоже было, чтобы Коул радовался ее поражению.

Затем Элисон услышала слова мистера Валдеса, которому явно трудно было говорить спокойно.

— Судья Ландау, мой клиент попросил меня сделать заявление. Его… хм, его намерения изменились. Он хочет забрать свое заявление в обмен на выполнение некоторых условий.

— Условий? — голос судьи был холоден. — Каких еще условий?

— Элисон Вард должна предоставить моему клиенту право взять на себя финансовые заботы о ребенке. Еще он должен получить право неограниченного посещения мальчика. Если мисс Вард согласится на это, он немедленно отзовет иск об опекунстве.

 

Глава 18

И снова наступил июнь.

Элисон сидела на пристроенном к сараю деревянном крыльце и смотрела, как Лори и Лерлин играют со своей собакой. Как и девочки, Баттонз подрос, превратившись в огромного пса, голова которого доходила почти до плеч близняшек.

«Я недооценила его перспективы, — подумала Элисон, вспоминая отчаяние Джинни, когда щенок стал превращаться в огромного пса. — Что ж, и на старуху бывает проруха».

Джейми, которого Элисон держала на руках, загукал во сне. Элисон смахнула с его лба сухую травинку и поцеловала складочки на шее мальчика. Скоро малыш проснется, они вернутся в дом и будут обедать. Но пока так приятно было сидеть на июньском солнышке и думать о своей жизни — какой она была раньше и какой стала сейчас.

Но только не о будущем. Нет, о будущем не надо. Элисон старалась никогда не думать о будущем, не возлагать на него слишком больших надежд. А если они не оправдаются, что тогда — снова боль? Нет, она будет жить настоящим, радуясь тому, что имеет — Джейми, таким замечательным друзьям, как Джинни и Джон Колетт, близняшки и доктор Эрл, а в последнее время, когда она перестала жить в прежнем бешеном темпе, у нее появились и новые приятели.

Еще у нее была работа, которая приносит и всегда будет приносить ей удовлетворение. Когда пройдет ее молодость, Джейми вырастет и заживет своей жизнью, а Элисон все равно останется целительницей, избавляющей живые существа от боли и мук.

У нее наладились отношения с матерью. После стольких лет отчуждения она стала если не понимать Марго, то по крайней мере ценить ее положительные качества. Хотя Элисон по-прежнему раздражало обилие советов, которые рассыпала вокруг себя Марго. Она не изменилась ни на йоту, но зато изменилось отношение к ней ее дочери. Элисон научилась терпению, научилась прощать людям их недостатки. Ведь только такой подход к жизни позволяет надеяться, что люди, в свою очередь, простят тебе твои.

И если в жизни ее существовала пустота, которую не могло заполнить общение с друзьями и матерью, так что с того? Она выживет. Она справится. Что-то находишь, что-то теряешь. Трудно с этим спорить.

Старый ирландский сеттер, дремлющий у ее ног, поднял вдруг голову. Петр Великий, принимавший неподалеку солнечные ванны, поднялся, глухо зарычал и стал принюхиваться к ветру.

Элисон услышала, как к дому Колеттов подъезжает машина. Она сидела неподвижно, почти не дыша, и смотрела, как приближается знакомый «Мерседес».

Но не встала, даже когда Коул остановил машину и вышел. Он не спеша подошел к Элисон, и она испытала мимолетное раздражение по поводу его спокойствия. Как долго он не приезжал!

Коул склонился над Элисон, вглядываясь в личико спящего Джейми.

— Растет, — сказал он. Элисон знала, хотя не могла бы объяснить, откуда, что за словами его стоит нечто большее, чем банальная констатация факта. Они означали: «Мой мальчик растет, а я пропускаю драгоценные минуты его детства». Они означали: «Я теряю время вдали от сына, который один связывает меня с будущим». И еще они означали: «Мне так холодно и пусто, пустите меня к себе, согрейте теплом своей жизни».

— Почему ты отозвал иск об опекунстве? — спросила Элисон, словно они расстались вчера, а не месяц назад.

— Потому что мне пришлось наконец признать правду. Джейми будет лучше с тобой. Я могу быть самым замечательным отцом на свете, но не могу стать матерью, Элисон.

— Тогда зачем ты провел меня через этот ад, Коул?

— Потому что мне было больно. Потому что я считал, что Джейми должен принадлежать мне. Но когда я понял, что ты могла свести на нет весь процесс, просто заявив, что я — не отец Джейми, у меня появились сомнения. Потом твоя мать рассказала, что доктор Эрл предлагал тебе выйти за него замуж, но ты тоже отказалась, хотя и это был замечательный выход. И тут я понял, что этот иск — всего лишь один из пунктов в длинном списке совершенных мною ошибок.

— Так вот о чем вы говорили с Марго тогда, в холле суда?

— Да, — Коул улыбнулся. — Она вправила мне мозги. И объяснила, почему не может помочь тебе материально. Это требовало настоящей смелости. Марго — истинная леди, как и ее дочь. Если бы ты сказала судье Ландау, почему не смогла получить от нее поддержки, это обеспечило бы тебе перевес. Но ты не могла выставить мать на посмешище.

— И поэтому ты отозвал иск.

— Поэтому и потому, что понял, что был не прав с самого начала. Единственной причиной этого иска была моя боль и обида. Я никак не хотел признать собственной вины. Мой брак с Джуди был настоящим кошмаром. Я так боялся снова связать себя какими-то узами, что сам отпугивал от себя приличных женщин, делал все для того, чтобы им не пришло в голову взглянуть на меня дважды. Потом я встретил тебя, сделал тебе весьма легкомысленное предложение и получил серьезный отпор. Но я все равно думал, что ты играешь в свою игру, до того вечера, когда ты спасла мою лошадь. Тогда я понял, что ты именно такая, какой кажешься, — забавная, преданная своему делу, упрямая женщина. Но прежде чем я успел привыкнуть к этой мысли, ты перевернула все с ног на голову, дав понять, что ты… доступна. Черт побери, это сбило меня с толку, я не знал, что делать. Но одно я знал точно — что влюбился в тебя по уши.

— Почему мы тогда не поговорили друг с другом, не объяснились? — сокрушенно сказала Элисон.

— Потому что я — чертов идиот, — в голосе Коула слышалась горечь. — Я мог сказать тебе все в тот уик-энд, так нет же, мне понадобилось заключить этот глупый договор — не говорить ни о чем серьезном. Я твердил себе, что все произошло слишком быстро, что ты полна решимости не связываться с мужчинами и наверняка не чувствуешь того, что чувствую я. Мне хотелось выбрать подходящий момент, и, если честно, хотелось все-таки проверить свои чувства, узнать тебя сначала поближе. А потом ты сбежала от меня, оставив эту дурацкую записку.

— Я могла остаться и выяснить с тобой отношения, но не хотела, чтобы мне сделали больно.

Теперь они молча смотрели друг на друга.

— Хорошо бы все и дальше было как сейчас, — задумчиво произнесла Элисон. — Чтобы мы могли говорить, слушать, быть честными друг с другом.

Коул покачал головой.

— Нет, так не будет всегда. Мы оба пережили боль и страдания, и иногда это будет нас отвлекать. Но, может быть, это неважно. Надо только не забывать о самом главном.

— О чем именно?

— О том, что мы любим друг друга. О том, что наши общие интересы должны быть превыше всего остального. О верности друг другу.

— И что же мы будем делать дальше, Коул?

— Мы будем жить вместе, будем рядом, что бы ни случилось. Я готов к этому. А как ты, Элисон?

Она отвела глаза, боясь того, что может прочесть Коул на ее лице. Но он не позволил Элисон отвернуться. Коул сжал в ладонях ее лицо и заставил посмотреть ему в глаза.

— Ты думаешь о том, получится ли у нас?

В этой жизни не бывает стопроцентных гарантий. И я не могу пообещать тебе, что мы будем вместе навсегда.

Коул отпустил ее, и как раз в этот момент Джейми вытащил из конверта ручку. Элисон засунула ее обратно, но двигалась она чисто автоматически. Мысли ее блуждали, она отчаянно боролась в поисках верного ответа. И тут Элисон вдруг вспомнила кое-что, чему научили ее отношения с матерью.

— Может быть, неважно, чтобы мы на все в этой жизни смотрели одинаково и даже ставили перед собой одни и те же цели, — казалось, перед ней забрезжил выход. — Может быть, главное в том, что у нас есть наша любовь и что мы не дадим посторонним и даже близким слишком часто вмешиваться в наши дела. А когда возникнут проблемы, возможно, достаточно будет вспомнить, как тяжело нам было друг без друга. — Она вопросительно посмотрела на Коула. — Как ты думаешь, этого достаточно? Сможем мы построить свою жизнь на том, что научились понимать за это время?

— Я очень хочу попробовать. А ты?

Она улыбнулась, почувствовав неожиданно уверенность в себе, затем подняла сынишку и переложила его на руки отцу.

— Я думаю, пора тебе познакомиться с сыном. Вам придется проводить много времени вместе, пока его мама будет лечить в сарае овец.

Она любила своего мужа, но с каждым днем отношения с ним становились все прохладнее. И когда она поняла, что разрыв неизбежен, ей неожиданно представился шанс начать жизнь сначала. Самолет, на котором она должна была лететь, разбился. Все сочли ее погибшей…

 

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.