Утром, когда Элисон разбудили крики близняшек и веселый визг щенка, ночные мысли показались ей всего лишь сном. Или скорее кошмаром, решила Элисон, отправляясь ставить воду для кофе.

Девочки, возбужденные тем, что ночевали в мансарде, а не дома, поглощали огромное количество пищи, постоянно пытаясь болтать с полными ртами. После полудня благодарная Джинни наконец-то забрала дочурок. Элисон чувствовала себя усталой. Но когда все ушли, она вдруг взглянула на свой притихший дом другими глазами.

Несмотря на теплые цвета отделки и удобную мебель, несмотря на греющуюся в солнечных лучах на подоконнике кошку, на старого ирландского сеттера, прикорнувшего на коврике у двери, дом казался удивительно пустым. Или скорее каким-то безжизненным, бесплодным.

Элисон вдруг почувствовала беспричинное раздражение. Казалось несправедливым, что девочки, наполнившие этот дом шумом и смехом, исчезли вдруг, словно их и не было.

Внимание Элисон привлекло какое-то розовое пятно у двери. Она подняла с пола тапочку одной из близняшек. А через несколько секунд вдруг поймала себя на том, что поглаживает ее, словно она живая. Снова разозлившись на собственное поведение, Элисон бросила тапочку в кресло.

Надо прекратить это безобразие, причем немедленно, пока ситуация не вышла из-под контроля. Она слишком долго и тяжело трудилась, чтобы добиться своего теперешнего положения, и поздно думать об альтернативах. Жизнь практикующего ветеринара сопряжена с физической нагрузкой, работать приходится много, профессия требует полной самоотдачи. Неожиданно охватившее ее желание родить ребенка не имело под собой никакой реальной почвы. Кто она такая, чтобы в тридцать лет вдруг решиться завести малыша? Если боязнь неудачного замужества заставила ее вообще отказаться от идеи выйти замуж, то каковы ее шансы стать хорошей матерью — с мужем или без? Нет, она должна выкинуть из головы эту идею, забыть раз и навсегда.

Но Элисон не могла этого сделать. Зародившаяся в ее голове идея уже жила собственной жизнью, неуязвимая для холодных доводов рассудка.

Элисон продолжала вести привычный образ жизни — прививки в пятницу, запланированные хирургические операции в понедельник, среду и четверг, неотложные пациенты в любое время дня и ночи. Но дети словно сговорились преследовать ее. Они сидели в приемной с родителями и со своими больными животными. Они доверчиво наблюдали, как она делает прививки их собакам и кошкам. Отправляясь утром на работу, она видела их, играющих на лужайках или идущих в школу. В супермаркетах дети застенчиво улыбались ей, выглядывая из-за материнских юбок или свешиваясь со специальных сидений на тележках для продуктов. А коляски — Элисон никак не могла вспомнить, всегда ли на улицах было так много колясок, или это потому, что наступила весна?

Но хуже всего было то, что теперь, когда она взглянула на собственное существование новыми глазами, ее жизнь показалась вдруг ей пустой и бессмысленной. Раз уж в ней возникла жажда материнства, Элисон, всегда считавшая себя особой здравомыслящей и сдержанной, невольно продолжала рассматривать возможности и строить планы, словно полностью лишившись собственной воли. Когда в один прекрасный день Элисон остановилась перед магазинчиком с детской мебелью и, засмотревшись на кроватку, стала гадать, поместится ли та в углу ее мансарды, она поняла, что необходимо с кем-то поговорить.

И пришла со своими проблемами к Джинни Колетт. С того вечера, когда Элисон оставалась с близняшками, они с Джинни сблизились еще сильней, и Элисон все больше уважала свою черноволосую подругу, которая, несмотря на кажущуюся легкость, оказалась очень умной и проницательной.

— Страсть к материнству — инстинкт, старый, как мир, — вздохнула в ответ Джинни. — Рано или поздно она приходит к каждой женщине — так говорит Джон. А он ведь акушер и знает такие вещи. Я, наверное, не говорила тебе, но, когда мы поженились, я хотела несколько лет поработать, прежде чем заводить детей. А что получилось на самом деле, ты видишь сама. Древние инстинкты победили, я перестала пить таблетки, и появились близняшки. Так пришел конец моей карьере.

— Ты думаешь, дело всего-навсего в этом? В биологической потребности?

— Ничего себе «всего-навсего»! Инстинкт размножения движет миром со дня его сотворения. Именно благодаря ему преуспевающие деловые женщины с хорошими перспективами заводят романы со всякими проходимцами, а старые девы сбегают из дома с женатыми хормейстерами. — Джинни затихла, и лицо ее стало серьезным. — Честно говоря, Элисон, учитывая твои взгляды на брак, тебе было бы лучше просто забыть об этом.

— Я пыталась забыть, но ничего не могла с собой поделать. С тех пор как… — Элисон осеклась, понимая, как невежливо указывать Джинни на то, что именно благодаря ее дочуркам началось все это безумие.

— Что ж, — вздохнула Джинни, — значит, инстинкт сильнее логики. Конечно, из тебя получилась бы замечательная мать. Мои девочки обычно неохотно общаются с чужими, но тебе удалось прорваться через их замкнутость друг на друга. Они раскрылись перед тобой, потому что ты — добрый, отзывчивый человек. К тому же какой ребенок устоит перед таким количеством домашних животных? Но ты думала обо всем этом серьезно? Брак только для того, чтобы завести детей, — весьма сомнительное мероприятие.

Элисон поставила кофейную чашку на стол.

— А я и не собираюсь выходить замуж.

Джинни удивленно присвистнула.

— То есть ты хочешь… просто родить ребенка и вырастить его одна? А ты уже обсуждала это с выбранным тобой мужчиной? Он согласится?

— У меня нет никакого мужчины. Если я действительно решу это сделать, то постараюсь, чтобы в это было вовлечено как можно меньше народу.

— Ты говоришь об искусственном осеменении?

Элисон поморщилась.

— Нет, вовсе нет. Это должно произойти естественным путем, с мужчиной, которого я знаю и уважаю. Вот в этом-то и заключается главная проблема. В моей жизни нет такого мужчины.

— И даже никого, кого ты выделяла бы среди остальных?

— Боюсь, что нет.

— Но разве мы с Джоном не видели тебя пару месяцев назад в ресторане «Мисьон» с весьма привлекательным брюнетом? Вы выглядели так, словно вам хорошо вместе. Джон даже не дал мне подойти к вам поздороваться, потому что вы были слишком заняты друг другом.

— Это было обычное, ни к чему не ведущее свидание, — поспешила заверить ее Элисон.

— Ну не думаю, что тебе трудно будет найти подходящего кандидата, — заметила Джинни. — Иногда я замечаю даже, как мой нежно любимый муж заглядывается на твои рыжие волосы, как старый пес на кусок говяжьего филе.

Элисон рассмеялась, прекрасно зная, что Джинни не стоит беспокоиться относительно соперниц. У них с Джоном был один из тех браков, которые, если и не заключаются на небесах, то, по крайней мере, совершаются под счастливой звездой. Неожиданно Элисон почувствовала уколы… нет, только не зависти. В конце концов по закону о средних величинах, некоторые браки должны быть удачными. Она никогда не сомневалась в этом. Просто Элисон знала, что лично она не годится для тех предельно близких взаимоотношений с мужчиной, которые подразумевает брак.

— Ты очень счастливая женщина, Джинни, — порывисто сказала Элисон. — У тебя есть то, за что многие отдали бы правую руку.

— Но только не ты?

— Не я, — честно призналась Элисон. — У меня нет того терпения, которое требуется в браке, и, наверное… той смелости. Хотя мне очень хотелось бы иметь ребенка, связывать свою жизнь с мужчиной я не стану.

— А как насчет усыновления? В наши дни суды более благосклонны к одиноким усыновителям.

Элисон задумалась на секунду, затем покачала головой.

— Нет. Это должен быть мой собственный ребенок.

— Что я и говорила. Инстинкт продолжения рода. Знаешь, я не должна даже разговаривать с тобой на эту тему, тем более давать советы. Ты ведь так подставила меня с этим щенком. Теперь я слышу Баттонз на завтрак, Баттонз на обед, Баттонз вместо «спокойной ночи». Никто не умеет так рассказывать сказки, как мисс Элисон, ни у кого нет таких умных домашних животных, ни у кого не бывает так весело. Ну как мне тягаться с таким божеством, как доктор Элисон? Только для того, чтобы доказать, что я из той же породы, пришлось пообещать им, что они смогут оставить щенка у себя.

— Так ты в конце концов откажешь мне в квартире, — пошутила в ответ Элисон.

— Вот чудный будет денек! А ты уверена, что этот пес наполовину терьер? Уж слишком огромные у него лапы.

— Уверена. И считаю, что милый щенок — как раз то, чего не хватает вам для полного счастья.

— Ты подстроила все это специально, — обвинила ее Джинни. — Ты знала, что дети не смогут устоять перед щенком. Но я ведь совершенно не знаю, как ухаживать за собаками, как кормить их…

— А что ты знала о близнецах до того, как они появились на свет?

Джинни весело рассмеялась.

— Ничего. Ни единой вещи. Ты победила. Но не жалуйся, если я подниму тебя в один прекрасный день с постели, потому что твой щенок воет на луну.

— А ты не жалуйся, когда я позвоню среди ночи твоему мужу, потому что у моего малыша начались колики. — Элисон осеклась, но по телу ее пробежала волна теплоты и нежности. «У моего малыша». Как хорошо, как правильно это звучит. И Элисон, всегда считавшую себя адептом логики, охватило вдруг совершенно нелогичное желание заплакать.

— Вижу, ты уже все решила, — голос Джинни был спокойным, но в глазах застыла тревога. — А что, если я напомню тебе, что Санта-Тереза — весьма консервативный город. Как только выяснится, что ты беременна, про тебя поползут сплетни. Ты ведь помногу работаешь, а найти для ребенка приличную няню может оказаться не просто. Это остановит тебя?

— Нет. Наверное, я действительно все решила, хотя и не отдавала себе в этом отчета.

— Ну что ж, если кто-то и способен справиться со сплетнями и проблемами одинокой матери, то это именно ты. В тебе есть нечто такое, что заставляет людей замолкнуть и отступить назад. И, возможно, я преувеличиваю значение сплетен. Я ведь из огромной итальянской семьи. И моя мать умерла бы на месте, если бы узнала, что я зачала ребенка вне брака. Но у тебя ведь нет семьи — так что же тебя остановит? Раз тебе этого хочется, остается только пожелать удачи.

Элисон встала, чтобы снова наполнить чашки кофе. Может быть, наступило время сообщить Джинни о том, что у нее не только есть мать, но и что она ведет активную светскую жизнь здесь же, в Санта-Терезе.

— Могу я спросить, как ты собираешься решить вопрос с отцом для своего отпрыска? — сказала Джинни. — Не так-то легко будет найти мужчину, готового спокойно уйти из жизни собственного ребенка.

Элисон прикусила губу. Что ж, Джинни была права. Ей предстоит решить множество проблем на пути к намеченной цели. И главная из них — выбрать для ребенка отца.

— А что, если этот человек влюбится в тебя по-настоящему? — не унималась Джинни. — Тогда он не захочет уйти в сторону. И, возможно, ты причинишь ему боль.

— Возможно. Хотя, насколько я знаю, от неудавшихся отношений страдают обычно женщины. Но в одном ты права. Я должна позаботиться о том, чтобы в результате моей затеи никому не было больно.

— И какого мужчину ты хотела бы на эту роль?

— Ну какого-нибудь умного, здорового, симпатичного, хорошей сильной породы. Ничто не вечно в этом мире, но у ребенка должна быть, по крайней мере, хорошая наследственность. — Элисон печально улыбнулась. — Конечно, я сама — не лучший образец в этом смысле. Совершенно не помню своего отца, а моя мать… — Элисон замолчала, поняв, что и так сказала слишком много. — Самое меньшее, что я могу сделать для своего ребенка, это дать ему шанс, внимательно выбрав отца.

— Ты говоришь так, будто собираешься вывести новую породу лошадей, — покачала головой Джинни.

— Что ж, будучи ветеринаром, я, возможно, преувеличиваю значение хорошей наследственности, но я слишком часто вижу результаты плохой селекции, чтобы относиться к этому равнодушно.

— Думаю, ты идешь на большой риск, Элисон. Большинство женщин не способны вступить в близкие отношения с мужчиной и остаться равнодушными. Что, если ты влюбишься в этого тщательно отобранного папашу? Тогда ты подумаешь о браке?

— Нет, — твердо сказала Элисон. — Я насмотрелась на неудачные браки с детства. Моя мать то и дело влюблялась в кого-нибудь, старалась приспособиться целиком и полностью к его вкусам, а потом впадала в депрессию, когда мужчина покидал ее. Я почти не видела ее, только между браками и… романами. И даже в этих случаях только потому, что она не могла быть одна. Я давно решила, что не позволю ни одному мужчине так много значить в моей жизни. И собираюсь сдержать данное себе слово.

Прежде чем Джинни успела ответить, в комнату ворвались близняшки, тут же потребовавшие внимания, и разговор прекратился.

Но Элисон часто думала об этом разговоре в течение следующей недели. Впервые в жизни она смотрела на встречавшихся ей мужчин как на потенциальных любовников. И отцов. Выбирать было особенно не из кого. Элисон сразу же исключила женатых знакомых, тех, кто был слишком стар или слишком молод, и осталось всего несколько кандидатов. На какой-то момент Элисон задумалась даже, не принять ли ей предложение матери познакомиться с тем «восхитительным молодым человеком из одной старой, уважаемой на Востоке семьи». Но она тут же отказалась от этой затеи: если этот молодой человек казался Марго верхом совершенства, можно было не сомневаться, что ее дочери он не понравится с первого взгляда.

К счастью, у Элисон было не слишком много времени на размышления. Ее ассистентка по-прежнему болела гриппом, а доктор Хэбершэм решил продлить отпуск еще на неделю, поэтому Элисон и доктор Эрл были так загружены, что приходилось даже отправлять некоторых клиентов к другим ветеринарам.

Элисон от всей души обрадовалась, когда наступила наконец суббота — короткий день. В этот день в клинике не оказалось стационарных больных, что бывало довольно редко, и, уходя домой, Элисон позволила себе помечтать о том, что у нее будет свободный вечер, а может быть, и свободное воскресенье.

Решив, что надо эффективно использовать затишье в работе, Элисон тут же принялась драить квартиру, потом вымыла и уложила волосы, постирала и даже почистила духовку. Чувствуя себя почти героиней и испытывая чудовищную усталость, она поставила размораживаться бифштекс, сделала салат из свежих овощей, засунула в сияющую чистотой духовку завернутый в фольгу картофель и отправилась принимать душ.

Когда она вылезала из ванны, зазвонил телефон, но Элисон не спешила взять трубку. Пусть звонок перехватит телефонная служба, а если там что-нибудь срочное, вызов переадресуют доктору Эрлу. Он сам вызвался принять все вызовы, которые могут последовать сегодня, сказав, что Элисон провела достаточно бессонных ночей на кушетке в клинике, ожидая, когда потребуется дать новую дозу снотворного одному из четвероногих пациентов.

Она как раз готовилась положить бифштекс на противень, когда телефон зазвонил снова. Выругавшись сквозь зубы, Элисон все-таки подняла трубку и довольно злобно произнесла:

— Алло!

На том конце провода несколько секунд помолчали, затем знакомый голос произнес:

— Это Коул Гамильтон. Я просил доктора Эрла.

Сердце Элисон вдруг подпрыгнуло в груди, но она сказала абсолютно спокойно:

— Наверное, он уехал по срочному вызову, иначе ваш звонок не перевели бы ко мне.

— И как же мне связаться с ним?

— Надо было спросить об этом телефонную службу. Но если он на вызове, я сомневаюсь, что с ним можно связаться.

— А как насчет доктора Хэбершэма?

— Его нет в городе. Если вы скажете, в чем проблема, может быть, я смогу помочь?

— У меня проблема с одной из кобыл. Она никак не разродится. Черт, наверное, мне лучше поискать другого ветеринара…

Элисон вдруг почувствовала прилив гнева.

— Между прочим, вы говорите с ветеринаром, мистер Гамильтон. Доктора Эрла и доктора Хэбершэма вызвать нельзя, но я-то здесь. И я вполне способна справиться с родами, какими бы трудными они ни были. Если бы мне не хотелось заниматься активной практикой, я занималась бы наукой или работала в инспекции. В течение последних трех лет я постоянно ассистировала доктору Эрлу и доктору Хэбершэму в операциях на крупных животных, и если бы не предубеждение местных фермеров по поводу женщины-ветеринара, я сделала бы гораздо больше. Доктор Эрл считает меня высоко-, я подчеркиваю, высококвалифицированным специалистом. Этого для вас недостаточно?

На этот раз тишина была настолько долгой, что Элисон могла бы сосчитать про себя до десяти. Поскольку Коул так и не заговорил, она добавила.

— Вижу, что недостаточно. Что ж, обратитесь к одному из ветеринаров округа. Конечно, все они лечат в основном кошек и собак, но они отличные специалисты, а главное, мужчины.

И Элисон повесила трубку, не дожидаясь ответа. В зеркале, висящем над полкой с телефоном, она увидела свои горящие глаза и перекошенное от гнева лицо. Элисон нервно рассмеялась, мысленно обругав себя за отсутствие выдержки.

Сердито отвернувшись от телефона, она сосредоточилась на приготовлении пищи. Когда Элисон засовывала бифштекс в гриль, телефон зазвонил снова. На этот раз она пропустила звонков десять, прежде чем поднять трубку.

Элисон не успела произнести ни слова — голос Коула оглушил ее.

— Как скоро вы сможете сюда добраться? Мое ранчо в трех милях от поворота на шоссе номер двенадцать…

— Я знаю, где ваше ранчо. Буду через двадцать минут.

Элисон получила удовольствие, снова повесив трубку, прежде чем Коул успел что-либо ей ответить.

Она с сожалением выключила гриль. Ей пришлось работать без обеда, а потом она была так поглощена уборкой дома, что не успела поесть. Кофе и тост на завтрак — все, что она ела сегодня. Что ж, она попытается спасти бифштекс, когда вернется. Если повезет, это будет часа через полтора.

Элисон доехала до ранчо Коула ровно за двадцать минут, хотя ей и пришлось заехать в клинику, чтобы захватить инструменты и спецодежду. Остановившись на подъездной дорожке, она бросила беглый взгляд на внушительный дом из серого камня, но тут Коул открыл дверцу ее автомобиля. Элисон привыкла видеть его уверенным в себе и даже надменным, но когда Коул процедил сквозь зубы:

— Что вы так долго, черт возьми! — она вдруг с удивлением поняла, что ему не по себе.

— Вы звонили всего двадцать минут назад, — сказала Элисон.

Коул провел ладонью по волосам, взъерошив их. И лицо его тут же приобрело мальчишеское выражение. Но Элисон знала, что это впечатление обманчиво.

— Черт побери, извиняюсь. Я забыл, что не вызывал вас заранее. Эта кобыла — результат почти десятилетней работы по селекции. Я не собирался случать ее еще несколько сезонов, но один из моих работников — идиот — зазевался, и жеребец покрыл ее, прежде чем мы успели что-нибудь предпринять. Надо было мне попросить Эрла сделать лошади аборт, но она была… ну, она была так довольна собой… Черт побери, сейчас уже поздно сожалеть. Надеюсь, вы сможете что-нибудь для нее сделать. Ей так тяжело, бедняге.

Элисон была несказанно удивлена. Она вспомнила, как во время все того же самого обеда Коул возмущался теми, кто пестует своих домашних любимцев, забывая о том, что вокруг голодают дети. Она никак не ожидала от него такой сентиментальности, даже в отношении дорогой кобылы.

Достав из машины чемоданчик с инструментами, Элисон последовала за Коулом в самый большой сарай из всех, что ей когда-либо доводилось видеть. Огромное деревянное строение заливал естественный свет из прорубленных в крыше отверстий. За приоткрытой дверью в кладовку она увидела множество уздечек, седел и другого снаряжения, аккуратными рядами развешанного на деревянных крюках. С профессиональным одобрением она отметила про себя чистые полы, запах свежего сена и особый аромат хорошо ухоженных лошадей.

Коул остановился перед стойлом и отступил, пропуская вперед Элисон. Кобыла стояла, опустив голову, на свеженастеленной соломе. Вокруг нее молча сгрудилось несколько мужчин. Даже с выпученными глазами и покрытой каплями пота холкой кобыла была очень красива. Элисон сразу поняла, почему Коул сказал, что это особенное животное.

Она провела рукой по вздымающимся бокам, чтобы определить положение плода. Ноздри лошади задрожали, она словно просила Элисон о помощи.

— Все хорошо, мамочка, — ласково произнесла Элисон, зная по опыту: ничто не способно успокоить измученное болью животное лучше, чем ласковый человеческий голос. — Не бойся, Элисон с тобой.

Один из мужчин ухмыльнулся. Элисон сурово и оценивающе посмотрела в его сторону.

— Мне потребуется теплая мыльная вода, — резко произнесла она. — И выйдите все отсюда — мне нужно больше места.

Элисон заметила, что мужчины покинули стойло лишь после согласного кивка Коула.

Лошадь была измучена шоком и болью, поэтому Элисон вколола бедняге успокоительное. Принесли воды, Элисон обмыла кобылу и разделась, оставшись в рубашке без рукавов, которая была у нее под пиджаком.

Она заканчивала мыть руки, когда кобыла тяжело застонала и приняла положение для родов. Она напряглась до предела, но ничего не произошло.

— Что не так? — требовательно спросил Коул.

— Причин может быть множество. Сейчас осмотрю ее и выясню.

Элисон надела пластиковые перчатки, доходившие ей почти до плеч. Глаза кобылы закатились, когда она почувствовала внутри себя руку Элисон, но брыкаться животное не стало. У Элисон нервно забилось сердце, когда она нащупала тазовые кости плода. Жеребенок шел одной ногой вперед, головой между ногами. Если ей не удастся развернуть плод в правильное положение, роды будут очень тяжелыми.

— Твой жеребенок идет не тем боком, мамочка, — сказала она кобыле. — Держись, я посмотрю, что можно сделать.

Элисон примерно полчаса билась с жеребенком, никак не желавшим принимать нужное положение. Это была тяжелая, изнурительная работа, так как было особенно важно не дать острым копытцам малыша порвать внутренние ткани матери. Элисон прекрасно понимала, что стоит ей сделать только одну ошибку — и ни кобыла, ни жеребенок не выживут. Наконец убедившись, что она добилась того, чего хотела, Элисон отступила назад, устало потирая затекшую руку. Она так сосредоточилась на работе, что уже забыла о присутствии Коула, и, когда он откашлялся, напоминая о себе, Элисон испуганно вздрогнула.

— Все идет как надо? — спросил Коул.

— Плод жив и находится в правильном положении — теперь роды пойдут естественным путем. Я, разумеется, останусь здесь до конца.

Она сняла перчатки и вымылась остатками мыльной воды, все время ощущая напряженное молчание Коула. Интересно, о чем он думает? О том, что доктор Эрл справился бы с этой работой лучше?

— Вам нет необходимости здесь оставаться, — сказала Элисон. — Это может продлиться долго. — Но Коул не пошевелился, и девушка добавила: — Мне нужно еще воды. И я, кажется, заметила в кладовке кофейник. Не откажусь от глотка кофе.

Коул с неохотой кивнул.

— Хорошо. Но я буду рядом. Если начнутся роды, позовете. Я хочу быть здесь на случай… — не договорив, он повернулся и ушел.

«На случай, если вы не справитесь», — договорила за него Элисон. Как доказать ему, что она знает, что делает? И почему ее так волнует мнение этого человека, когда… Мысли ее прервал легкий стон. Обернувшись к кобыле, Элисон увидела, что плод выходит, причем выходит быстро.

Несколько минут спустя мокрый жеребенок, гнедой, как и его мать, уже стоял на подгибающихся ножках, тыкаясь в мягкий живот кобылы.

Элисон испытывала ни с чем не сравнимое удовольствие. Она погладила влажные ноздри лошади.

— Ты родила красивого малыша, мамочка. И ведь в конце концов ты сделала это сама!

Причесав жеребенка, Элисон вколола антибиотик и успокоительное его матери и стала собирать инструменты. Но, когда она склонилась над гинекологическим набором, то почувствовала вдруг слабость в коленях и даже присела, привалившись спиной к кормушке.

Дурнота не проходила, и Элисон прикрыла глаза. Но ей тут же пришлось открыть их, услышав грубый окрик.

— Какого черта? Почему вы не позвали меня?

К величайшему своему смущению, Элисон вскочила на ноги так быстро, что на этот раз колени ее подогнулись. Она выкинула вперед руки, но уже не успела предотвратить падение и ударилась головой о кормушку. Вспышка боли — и Элисон погрузилась во тьму.